I

Мшэй
Антон
Дахма

II

Мшэй
Антон
Кемури

III

Мшэй
Хиджи
Антон

IV

Кемури
Кристина
Бесы

V

Мшэй
Хиджи
Кемури

В точке пересечения

Титры

Отойди, о посланец всякого бога!
Ты пришёл, чтобы исторгнуть моё сердце, которое живёт?
Моё сердце, которое живёт, не будет тебе отдано.
ДКМ^*

I

Мшэй

  

  Луна достигла середины пути.

  Жаль, но в этих широтах луна не становилась лодкой. Ни разу не становилась.

  Декабрь, сухой и ветреный, близился к завершению. Снег до сих пор не удосужился лечь, только неуверенно линовал землю и снова таял - мороз в пределах минус восьми чувствовался как нечто назойливое, неприятное. Похожее на собаку в приступе бешенства.

  Внимательно осмотрелся: не хватало нарваться на свору. Владельцы частных домов выпускали охранников на прогулку именно по ночам. Наверное, в дневное время за это наказывали. Впрочем, не берусь судить. Кроме цепных псов, мог наткнуться и на бездомных. Питомников здесь не было. По крайней мере, в радиусе пятидесяти километров их не чувствовал. От местных слышал, будто в определённые сезоны животных отстреливают или травят. Пока не проверял, насколько достоверны сведения, однако за жизнь навидался всякого. Отстреливают. Прекрасно. Травят. Замечательно. Бьют палками, морят голодом, вышвыривают за порог. Варварство - вневидовой признак, гидра-мутант; голов у неё изначально больше, нежели прописано в сценарии античности.

  Перемахнув через забор, оказался во дворе, в царстве гнилья, хлама и сырости. Единственная из уцелевших дверей простуженно скрипела, хлопая от сквозняка, грозившего сорвать беднягу с петель, утянуть в недра постройки. Постройка, к слову, пребывала в аварийном состоянии. Судя по всему, муниципальные службы не спешили очищать территорию.

  Дождавшись очередного двереоткрытия, проскочил внутрь, едва не получив пинка под зад. Вздохнул, поднялся на последний этаж. Да, не тысяча ступеней к монастырю - но чем богаты. Ритуалы местная публика соблюдала, хотя с каждым годом делать это становилось всё труднее.

  Комнату наискось пересекали полосы черноты, полосы белизны. На контрасте они выглядели клавишами - хоть сейчас играй. Или особым типом каллиграфии: густая тушь мадани^* на поле свитка. В разбитое окно свободно вливалось сияние ночи. Фигура Дахмы, перетекающей вместе с ним из одного движения в другое, казалась джинном. На моё появление Дахма не отреагировала - тщательно изображала дитя полнолуния. Быть может, действительно увлеклась - существам её вида свойственно заигрывать с отблесками.

  В углу, оседлав стул, медитативно раскачиваясь, мурлыкал себе под нос Кемури. Его братец Хиджи, подпирая стенку, аккуратно снимал ленты обоев, скатывал в пальцах, бросал под ноги.

  - Якудза в полном составе, - приветствовал компанию.

  Кемури маньячно ухмыльнулся. Хиджи метнул в мою сторону взгляд, коим запросто можно было поджечь заброшку. Целиком. Вместе со свалкой. Отвечать не стали, даже если сильно хотелось. Правильно, мытарствами по чужбинам дисциплину не вытравишь.

  - Да укроют тебя тени, Великолепная. - Остановился посередине зала.

  Хотя ещё подумать надо, кому первому здороваться. Манеры нынешней молодёжи, доложу вам, оставляют желать.

  Дахма застыла со вскинутыми руками. Плавно опустила их, плавно развернулась. Ветер, влетающий в помещение, подхватил полы пальто, приподнял платье. Да, ноги, что называется, от ушей. Из примитивного материала умудрилась вылепить эффектную женщину - стоило отдать должное.

  - Укроют, не беспокойся.

  Будь её воля, упёрлась бы остроносым сапожком недругу в подбородок, каблуком пробила бы кадык. Однако осторожность взяла верх над ненавистью, она просто раскатала рычание. Угрожающе, на её взгляд. Вульгарно - на мой.

  - А вот под какими тенями спрячешься ты, если натравим здешних доберманов, м?

  Позиции не покидала. С природой (породой) бороться трудно. Возвышение над собеседником выгодно во многих смыслах. Помним, проходили.

  - Старенький я, шея болит, - пожаловался. - Свет по глазам. Слезай давай, потолкуем как люди.

  - Как люди, - расхохоталась Дахма, обнажив дёсны. - Как люди? - переспросила уже спокойнее.

  Наклонила голову. В следующую секунду, совершив мягкий, бесшумный прыжок, стояла рядом, водила когтями по моей куртке.

  - Хочет пообщаться как люди, - заметила для своих. - Будто действительно похож на человека.

  - За версту несёт инаковостью. - Очередной комок вылетел из пальцев Хиджи, ударился мне в коленку.

  - Всматриваешься пристально. - Пожал плечами.

  - Уравновешен, - пояснил он. - Люди же нестабильны. Поэтому подозрительно. Поэтому видно: не просто приезжий - из другого теста. Создаёшь нервную обстановку. Неудобно работать.

  - Прогоняете. - Улыбнулся.

  Хиджи бросил измываться над стеной, сложил руки на груди. Дахма прошлась по комнате, заставляя осколки стекла летать вокруг в хаотичном порядке.

  - Зачем упираешься? - поинтересовалась. - Принцип какой-то?

  - Одичали вы, ребята. С такими идеями прямой путь, - выразительно присвистнул, глядя на исцарапанный линолеум, - сами знаете.

  - Одичали. Скорее наоборот, Мшэй. Давно играем по правилам цивилизации. Подстраиваемся, перестраиваемся. Стратегии гаже не придумать. Тащимся вслед за людскими легионами. Подобно жалким оборванцам, подобно проклятому народу, подобно... - Начальница с досадой щёлкнула пальцами.

  - Бомжам, - иронично подсказал Кемури, жестом фокусника выуживая пачку сигарет.

  Из сопла зажигалки рвануло сказочное, багрово-фиолетовое пламя. Дахма издала неопределённое "п-фф" и договорила, ничуть не сбавив трагических оборотов:

  - Мы только остаточные воспоминания. Очнись, Мшэй. Наша материя истает, словно след на песке.

  - Голова закружилась от выспренных речей, госпожа. Ну, коль не прогоняете, тогда остаюсь. Словно линия в следах. И словно след в линии других следов.

  - Кабуки-шоу, - прокомментировал Кемури. Я невольно залюбовался сложными витками-узорами, окутавшими его с ног до головы.

  - Хочешь оставаться в стае, будь добр - участвуй в делах, не вороти нос.

  Поддев шпилькой осколок, Дахма отправила его мне в висок. Хиджи подорвался с места. В дыму мелькнул силуэт брата. Умеют действовать согласованно, не отнять.

  Эх, снова бегать, прыгать, уворачиваться. Не в моём возрасте, в конце концов.

  Игнорируя парочку, метнулся навстречу стеклянному жалу, на ходу растворяясь до состояния взвеси.

  - Полегче, ребята. Не обидите ведь девушку-то. - Вылившись в указанную форму, застыл у Дахмы за спиной. - Вооружённую тем более, - добавил издевательски томно.

  Помощники остановились. Тени горбили спины, обрастали рогами, шипами, соответствующим рангу количеством хвостов, прочими бесовскими штуками. Только куда им было до сценичного полиморфизма.

  - Деревня, - уведомил.

  - У нас преимущество, - зашипела начальница, извиваясь в "объятиях", пытаясь укусить меня за руку. - Мы свободные!

  - Угу, свободные паразиты. - Надавил на стекло, Дахма завыла.

  - Придорожный, - выдохнула облако яда. - Придорожный божок ты. Сувенир, всего лишь. Обречённый дежурить на перекрёстках, пока кто-нибудь не купит и не перепродаст. Чтобы снова затем выбросить на перекрёсток. Грязь и пыль - твоя судьба. Тепло и кров навсегда останутся лишь словами. Мы же выстроим дом, мы будем жить под крышей, греться у очага. Завидуешь, правда? Тебе ведь этого не светит. Не светит!

  Мир выцвел, затем полыхнул погребальным костром.

  Старуха. Глина. Печь. Наждачка. Неумело расставленные пятна. "Зазывай удачу. Зазывай гостей".

  Почувствовал: ступни отрываются от пола. Почувствовал: тяну за собой тёплое, живое тело. Каким собственное никогда не будет. Хотя очень убедительно притворяется. Взрезать, распороть, сломать. Почему смеётся. Выпускаю кровь, оголяю внутренности - почему смеётся. Выдернуть язык? Но ведь слышу её вопли, даже когда не вслух. Ярость. Постепенно заполняет каждый микрон пространства, начиная с той точки, где нахожусь, которой являюсь. Ярость - вот чего они добивались от меня.

  - Кукла, - прохрипел.

  - Идол, - отозвалась троица хором.

  Швырнув прочь пока ещё тёплое, пока ещё живое, пронёсся потолком, вылетел в окно, чтобы бежать из гнилого дома во весь опор.

Антон

  

  В клубе, где работал, девиц было достаточно. Разных, на выбор. Танцовщицы гоу-гоу, например. Но одно дело - проводить время, совсем другое - дружить. Как Антон дружил с Кристиной.

  В школе находилась под его надзором, и, хотя в открытую не признавался, оно льстило. Не сказать, будто таскал портфель, преданно заглядывал в глаза, напрашивался в гости - ничего подобного. Охранника, правда, отыгрывал на ура. В классе, во дворе. Если задерживались вместе на факультативах, ждал на крыльце. Жаль, беседы получались кривобокие: предки таскали девчонку по выставкам, музеям, она могла отличить Моне от Мане; познания Антона в искусстве исчерпывались "Чёрным квадратом", полотном без автора, без смысла. Иногда обсуждали фильмы или музыку, дальше начиналась частная территория. Верно,, расстались бы после одиннадцатого класса спокойно и тихо, но фейерверки выпускного вечера, помноженные на алкоголь, с непривычки ударили в голову. Антон помнил, как, пошатываясь на скрипучем паркете, забрался в учительскую. "Какой кабинет выбираешь?" "Физики". - Крис, полыхая щеками, оправила платье-корабль. Намучился же он с этим платьем, распутывая, расстёгивая всякие прибамбасы. Впрочем, за труды был вознаграждён с лихвой.

  Немного протрезвев, посмотрели друг на друга удивлённо. И стол, на котором ставили опыт, утратил вдруг романтическую функцию. "Не подумай только, что теперь встречаться будем", - нахмурилась Криста, зябко поводя плечами. "Сначала в институт поступи, потом планируй", - буркнул в ответ Антон.

   Чувства улеглись, привязанность осталась. Антон воспринимал Кристину как сестру. По отношению к ней не работали принципы "в долг", "ты мне - я тебе". Нужны деньги - снабжал, чем мог. Нужно переночевать, а то и пожить с недельку, - пожалуйста. Звонки среди ночи - нормально, выслушивал. "Женился бы тогда", - советовали приятели. Отмахивался: ещё студенческие годы в молотилку быта швырять.

  А затем с неба рухнула реальная жизнь. Диплом можно было повесить куда-нибудь в качестве картинки - и вливаться в трудовой рынок. В общем, фриланс плюс ночная подработка, плюс чугунная голова по утрам - удобная комбинация. Подруга устроилась оператором в колл-центр."На окраине Валахии", - шутила.

  Вечерами, вымотанные, пустые, они бродили набережной, прятались в скверах. Догорал сентябрь.

  - Как знакомая? - поинтересовался Антон (подозрительное молчание спутницы угнетало).

  - Выписали.

  - Получше?

  - Более-менее. Родовое. По отцовской линии куча суицидников. Как будто, знаешь, программа особая заложена.

  - Страдания без причины?

  - Причина-то есть. Скоро жить будет негде. Дом зарегистрирован на отца и дядьку, не на неё. Отец умер. Теперь родственники понаехали. Ольга их выставила, родственники грозят судом.

  - Странно, что выставила. С виду тихоня.

  - Вот именно, тихоня. Не только с виду. Скромная, замкнутая. Ребёнка потеряла. Муж свалил. Года четыре на "Флуоксетине" сидит.

  - А я знаю, о чём речь, конечно.

  - Антидепрессант долгоиграющий.

  - М-да.

  - Единственная радость - кошка.

  - Лучше б собаку завела, - хмыкнул Антон. - Хоть причина из дома выходить.

  - Тоже заикнулась. У-у, видел бы, во что превратилась тихоня. Думала, прибьёт на месте скалкой или шваброй. Теперь практически не общаемся. Приветы - и те сквозь зубы. То есть я пытаюсь нормально, Ольга шипит. Кошка, кстати, красивая. Угольная, зеркальная. С лап до хвоста. Довольно большая. Тяжёлая. О, про котов. Зайдём на обратном в антикварный? Чудесная вещица появилась.

  - Опять.

  - Будешь ныть - перееду к тебе. Вместе со всем своим добром, - пригрозила Крис.

  Антон, в свою очередь, задумался. Всерьёз задумался, куда "добро" определить.

  Вывеска с тошнотворно готическими буквами скрипела, покачиваясь на ветру. Антон знал: Кристинке нравится, потому комментировать не стал. Но про себя повторил, словно заклинание, раз пять: "Унылая хрень". Полегчало.

  Владелец лавки, оторвавшись от расстановки картин ("Унылая хрень", - продолжал частить Антон), приветствовал клиентессу радостно. Подскочил, поцеловал руку. Захотелось дать ему по шее.

  - Аутентичный японский фарфор, - разместив фигуру на подставке, принялся вещать. - Обратите внимание, в левой лапе колокольчик, а нагрудник, пусть и деформированный, представляет собой не что иное, как монету эпохи Эдо. Сначала подумал, имею дело с имитацией позолоты, однако приглашённый ювелир уведомил: золото. Да-да, золотой кобан весом чуть меньше пятнадцати граммов. Полагаю, наш пятнистый приятель способен воскресить в памяти портреты сёгунов Токугава.

  Антон понятия не имел, где здесь восхищаться. Фарфоровая харя категорически отталкивала.

  - Очень выразительны глаза, не правда ли? - Продавец тем временем продолжал лить воду. - Мастер смог передать даже тонкие блики, видите?

  - Сколько будет стоить? - Кристина полезла за кошельком.

  - Учитывая вес монеты, время изготовления... - Полистав блокнот, продемонстрировал сумму, от которой Антону стало дурно.

  Судя по лицу подруги, ей - тоже.

  - Статуэтка ждала кого-то другого. - Ободряюще хлопнул Кристу по лопатке. - Ладно, и на нашей улице.

  - Можно по частям. - Продавец скроил странную физию: сложилось ощущение, будто язык у него иногда переходит в автономный режим, озвучивая нежелательные конструкции.

  - Далась тебе игрулька, - поморщился Антон. - Ну котег, эка невидаль.

  - Действительно. - Крис вздохнула. - Коммуналки после Нового года обязательно повысят, тут ещё за япошку выплачивай. Спасибо, - натянуто улыбнулась. - Наверное, в ближайшее время заглядывать не буду. Продайте побыстрее.

  - Мало ценителей. - Пожав плечами, продавец спрятал антиквариат в коробку, а коробку отправил на верхнюю полку.

  Развернулся на пятках и голосом робота сообщил:

  - Отдам за четверть стоимости.

  У владельца магазина ходили желваки. Выглядело как наитипичнейший облом. Несмотря на это, он заворачивал покупку аккуратно, не жалея синтепона, лент, бумаги.

  "Талисман на удачу" Антона злил. Злил по-настоящему. Всякий раз, когда он приходил в гости, кошак таращился из темноты "искусно выписанными" гляделками. И, Антон мог поклясться, следил за каждым его перемещением. Даже закрывая дверь в комнату, продолжал чувствовать взгляд.

  Когда поделился наблюдением с подругой, та беззаботно рассмеялась. Однако переставила статуэтку. Из гостиной в спальную. Теперь керамический гад, вероятно, без стыда и совести мог созерцать ежевечерний и ежеутренний стриптиз. За подобную вольность Антон ненавидел его до скрежета зубовного.

Дахма

  

  До того, как проснуться, дух Дахмы витал бог знает где: в Аравийских пустынях, в ледяных гротах Антарктики, во влажных лесах Перу. До того, как проснуться, дух Дахмы набирался могущества, жадно лакал ненависть из кровавых озёр прошлого. До того, как проснуться, дух Дахмы кружил в вихре безвременья.

  И вот однажды в дом, где по углам ютились лишь тени, где на одной из кроватей лежал отпечаток смерти, а пустая колыбель изредка поскрипывала рассохшимися суставами, хозяйка принесла нового жильца. Половозрелую особь возрастом около четырёх человеческих лет. Шерсть кошки была гладкой настолько, что лунный свет перетекал по ней серебром, солнечный - медью. Шерсть кошки была чёрной настолько, что волосы хозяйки, по сравнению с ней, казались пыльными, волосы прочих - вовсе соломой. В глазах кошки отражались оазисы и ледники; природа смешала в них молочный песок и талую воду. Дух Дахмы гордился новым воплощением. Считал его достойным себя.

  Густая скорбь, в которой дом плавал, погружённый по самый чердак, стала отличной базой для роста. Дух вовсе не собирался убивать женщину, которая следила за порядком. В его распоряжении находился целый город. Однако прежде чем устраивать разгул, следовало отъесться.

  Хозяйка же клевала, как птица, истончаясь с поразительной скоростью. Выходила из дома непричёсанной, оставляла утюг, плиту, засыпала в коридоре, складывала обувь в холодильник, часами смотрела в потолок.

  В гости совсем никто не приходил, кроме какой-то девчонки. А недавно явившиеся родственники грозили отнять у хозяйки последнее: место, опору, укрытие. Когда хозяйка получила повестку в суд, она долго ходила вокруг дома, словно пытаясь запомнить. Потом приготовила ужин, накормила кошку. Высыпав из флакона горсть мелких дисков, стала отправлять их в рот. Один за другим, один за другим. Запила коньяком, бессильно опустила руки.

  - Если нужно, забирай.

  Дух Дахмы мог побороться, дух хозяйки был сломлен. Линии шрамов корчились, каркас трещал, кренился. В итоге рухнул.

  Кошка, празднуя свободу, взвизгнула, вдоволь покачалась на люстре, обежала дом и на финише перепрыгнула через мёртвую хозяйку.

  

  - До чего грязная конура, - женщина отклеилась от пола. - До чего запущенная мигрень.

  Дахма не имела доступа к памяти, мыслям, эмоциям носителя - всё кануло в Лету вместе с сознанием. Поэтому предстояло изучить документы, письма, прочие бумаги.

  Очистив хозяйкины внутренности, отмыв тело, детально рассмотрела его в зеркало. Выругалась на восьми языках. Подумала немного, добавила россыпь цветистых оборотов. Существа её вида могли забирать тела мертвецов, но преображать так и не научились. От духа марионетка получила только глаза.

  - Ты у меня оживёшь, дрянь, - пообещала Дахма отражению. - Итак, что в арсенале? - Заглянула в шкаф над ванной. - Негусто. Мышцы одрябли, кожа - пергамент. Завтра же - в бассейн. Хм, а ноги неплохие. Глупо прятать. Шайтан забери, для чего убивалась.

  Побродив по улицам, выловила братьев. Оба маскировались под сироток. Кемури даже блох нацеплял и теперь артистично почёсывался.

  - Давно в городе? - спросила Дахма.

  - Год, - ответил Хиджи, восседая на лавке с идеально прямой спиной.

  - Чёрт его знает, - лениво потянулся Кемури. - Первые несколько месяцев куролесил в образе пьяницы. Пока не истратил его деньги, не залез в долги, не продал чужую бричку и не получил нож в горло.

  - Когда встретились, Кемури работал ойран, - добавил Хиджи, не шелохнувшись.

  - Здесь профессия называется иначе. Жаль, с клиентами не повезло: дважды пасть жертвой ревности - довольно мрачное развлечение. Даже для меняу.

  - Нашла дом, в котором поселимся. - Дахма приподняла воротник пальто. - На него претендуют другие люди.

  - Сколько? - уточнил Хиджи.

  - Трое.

  - Третий может споткнуться, упасть в реку, - зевнул Кемури.

  - Вот адрес гостиницы. Выбирайте сами, кому - какого.

  - Ну а лишний?

  - Уймись. Делай с человеком всё, что придёт в голову. Можешь отдать нуждающимся. Только избавь меня от клацанья зубами.

  - Ханжа. - Кот взлетел по стволу дерева, улёгся в развилке ветвей. - Ужель так сложно понять, антисанитария в любую эпоху высокохудожественна. Не могла бы расстегнуть ещё пару пуговиц на пальто?.. Оу, кружева. Занятно.

  - Он родился в марте, - напомнил Хиджи, словно извиняясь.

  - Как порядочная куртизанка, я отлично разбираюсь в корсажах, - усмехнулся младший, - и прочих аксессуарах подобного толка.

  - Контакты, - потребовала Дахма.

  - У тебя кое-что в кармане.

  Женщина извлекла телефон.

  - Дурацкая штука. Ей невозможно пользоваться. - Покачала девайс в ладони, замахнулась.

  - Осторожнее, - предупредил Кемури. - Люди без них получаса прожить не в состоянии.

  - Правда, - согласился Хиджи.

  Дахма презрительно фыркнула.

  - Сюда сможешь внести номера тех, кого знаю, - продолжал полосатый, выставив лапы, чтобы ухватить ещё немного солнца. - Диктовать?

  - Будь добр.

  - Остальных проинформирую я. - Кемури перепрыгнул с ветки на фонарь, в полёте успев схватить зазевавшуюся галку.

  - Ест чего попало, - невыразительно вздохнул вслед Хиджи.

   "Обновлённые" родственники отозвали заявление. Недвижимость переписали на Ольгу. Двоюродные братья переехали к ней, семья воссоединилась.

  Дом превратился в аномалию. Именно так его воспринимали соседи. Может, достопримечательностью стал бы, однако приближаться к строению было боязно, хотя друг другу в этом наблюдатели не признавались.

  Никто не проводил ремонтов, однако дом будто вырос, расправил плечи, стряхнул вековую пыль. Облицованный керамогранитом, со свежевыкрашенными рамами, восстановленным крыльцом и балюстрадой, выглядел едва ли не замком. Кусты у порога зацвели, игнорируя дождливый фронт. Почти каждую ночь стены вибрировали от музыки, в беседке галдели гости, в окнах горел свет.

  С наступлением утра всё погружалось в дрёму. Когда уходили, когда возвращались с работы хозяева, соседи зафиксировать не могли. Строили версии, сутками напролёт перемывали кости.

  Качаясь в шезлонге, Дахма мечтала. О собственном городе. О городе не для людей.

  Город уже проявлялся на горизонте. А потом судьба вспомнила о наличии Подорожника - грёза покатилась псу под хвост.

II

Мшэй

  

  После встречи с троицей возвращаться к очагу совсем не хотелось. Я бесцельно носился в бору за чертой города, разбрасывая ветки, шишки, бурелом. Где-то далеко, на моей исторической родине, открывался рекех-вер^* - месяц, когда и боги, и люди, и всякие живые существа стремились укрыться от холода.

  Замер. С высоты лесной массив казался распластанным чудовищем. Или огромной амёбой. Или волнами мокрой пряжи. Деревья качались из стороны в сторону, протяжно скрипели. Горький запах, соединявший в себе смолу, прелую хвою, испарения, мускус, сочился в каждую клетку, постепенно успокаивая.

  Прогулялся по облакам. Перьевые, тонкие, они напоминали то крокодилов, то журавлей. Последний образ снова толкнул к отчаянию, но я не позволил ему завладеть разумом. Опустившись в оставленное воронами гнездо, задремал.

  Снились гулкие коридоры некрополя. Затем - грязные пальцы, которые торопливо заворачивали мумию в столь же грязную тряпку. "Оставьте!" - вопил сквозь бинты, но забальзамированные связки оставались деревянными, забальзамированные лапы давно лишились когтей, забальзамированные лёгкие не трепетали, сжатые стенками канопы. Грабители сорвали практически все ритуальные украшения, даже уаджет^* и скарабея ("Как теперь отправлюсь в Дуат"^*). Оставили только браслеты, ведь чтобы снять их, пришлось бы отпилить мне ноги, а кому продашь безногую мумию.

  "Верните, - молча шипел в трюме корабля. - Верните меня обратно, изверги". Никто не услышал ни просьб, ни проклятий.

  Морем шли долго. Высадились на острове.

  Меня передавали из рук в руки. Со скоростью пыльной бури мелькали пальмы, кипарисы, клёны, лиственницы, криптомерии.

  Дальше хуже. Галерею коллекционера, где задыхался под шёлковым балдахином и корчился от чужих благовоний, подожгли завистники. Объятый пламенем, отчаянно молил мать-Бастет простить. Но богиня оставила грешного потомка.

  Галерея рухнула. Серебристая лодка поплыла к звёздам без меня.

  Измученный, блуждал в горах, пугая путников, ломая бамбук. Потерял счёт времени, равнодушно наблюдал за чередой чужих рождений, чужих смертей. Привязался к дорогам: бесконечно разматываясь, измельчаясь до троп и тропинок, они уводили к новым впечатлениям, к новым открытиям. Изредка отдыхал на перекрёстках, застывал между грёзами и бодрствованием. Проникал в рисунок ледяной корки на лужах, рассыпался гранулами и сколами.

  В одну из безлунных ночей на перекрёстке появилась старуха. Она едва ковыляла, согнувшись, постукивая палкой. "Странно, - подумал, всматриваясь в силуэт, - на развилках нет жертвенных камней. Зачем карга идёт сюда?" Старуха тем временем поклонилась указателю, отдышалась. Извлекла из свёртка глиняного кота. "Вот какой получился ладный, какой красивый, - заворковала. - Уж теперь от постояльцев, верно, отбоя не будет. Прости, что самую мелкую монету вложила в лапу, - нет у меня других. Ну, до свидания, дружок. Постарайся принести удачу, хорошо? А я тебе - плошку риса да рыбки хвостик". Старуха несколько раз хлопнула в ладоши, пробубнила молитву. Скрипя суставами, поднялась и скоро исчезла в тумане.

  Кот "мастерицы" являл собой монструозного вида создание. С пропорциями у него явно были проблемы, а уж нелепый фартук в ирисах! Будь у меня хвост, он подёргивался бы от обиды. Тем не менее, принюхавшись, понял: фигурка пустотелая. Кроме того, сделана действительно с любовью, в основе акта - мощное побуждение.

  Эх, говорил ведь храмовый ур-сену^*, когда устраивался у него на коленях: "Нельзя всюду совать свой нос, господин Мшэй. Любопытство когда-нибудь сыграет с вами дурную шутку". В который раз поразился мудрости этого человека. Но позже. Сейчас, оказавшись внутри скульптуры, почувствовал себя в безопасности. Темнота обволакивала, убаюкивала. "Выбраться наружу всегда успею", - пришёл к выводу. Свернулся бесплотным клубком.

  Расскажи заранее Шаи^*, что в осколках Манящего кота прячется моя смерть. Понимание пришло в секунду, когда идол, упав, покрылся трещинами. Тогда же осознал: заполнив собой полое пространство, подписал тем самым договор с хранителем перекрёстков. Имя его звучало в здешних краях как Сарутохико-но-Оками.

  Он обрёк меня путешествовать в керамике. Дабы познать всю хрупкость мира, видимого и невидимого. Единственную поблажку (или наказание, смотря откуда смотреть) получил от чужого божества: возможность переместиться в другой сосуд похожей формы, если таковой объявится на расстоянии в три канны^*. Чем активно пользовался, вечно продаваемый и покупаемый. "Сувенир". Горько слышать, однако определение Дахмы довольно точное.

  Никто не запрещал мне покидать утробу скульптуры, отправляться по делам. Никто не запрещал, да в первые лета паниковал: вдруг фигуру столкнули бы с полки, вдруг уронили бы.

  Издавна повелось: дети Бастет погибают без движения. Преодолев страх, однажды выполз наружу. И пристрастился. Накопленной энергии хватило на визуализацию физической формы. Сначала хотел сделать мужчину совсем молодым, потом подумал: тридцать один год - самое оно. Столько, если память не изменяла, было сену, когда мы познакомились. Тогда он ещё не получил высшего сана, много времени проводил в наблюдениях за нашим братом.

  Изучив человеческую анатомию, собрав привлекательные, на мой взгляд, черты, с энтузиазмом взялся конструировать. Примерил готовую шкуру - остался доволен. Научился телом управлять - получил удовольствие. Чуть позже сотворил женщину, нескольких зверей, птиц. Выбираясь из кокона, мог цеплять любую из оболочек. Мягкие ткани, упругие мышцы, тёплая кровь позволяли перетекать из одного молда в другой без энергопотерь.

  А вот представители семейства кошачьих. Когда смотрел на них, сердце сжималось. Понимая речь, умея взаимодействовать, желая поддержать, - опасался растревожить горе. Ведь горе - тарантул: жалит и отравляет. Выслушав мою историю, тощий кот без определённого места жительства усмехнулся в усы: "Знаешь, как говорят люди? Клин клином вышибают. Если с таким могуществом будешь постоянно бегать от собственных кошмаров, любой полудохлый демон уложит тебя на обе лопатки". Я понуро кивнул. "Как раньше-то выглядел?" "Обаа-сан изобразила кого-то другого. Родился типичным котом солнца. Вроде современных абиссинцев, понимаешь?" "А то. - Собеседник повалялся в песке, всем видом демонстрируя, насколько смешна терминология. - Есть тут похожих парочка, ушастых. Чего бы не побегать трёхмастным, например. Поверь, удача считает до трёх". "Не до восьми?" "До восьми считает вечность".

  Я остановил выбор на белой шерсти с пятнами ночи и ржавчины, взяв за основу глиняный прототип.

  Странствия - мой крест. Где только Мшэй ни побывал, кого только ни хоронил. Собирал подношения в кумирнях, украшал интерьеры, катался бочонком по обожжённым улицам, падал в воду, лежал на дне, зазывал посетителей в таверны. И вот теперь волей судьбы закинут к чёрту на рога, в провинцию на берегу грязной, холодной, медлительной реки.

  Встрепенулся, глянул в небо. Утро вступало в силу. Девочка, купившая меня в местной сувенирной лавке, проснётся с минуты на минуту. Пора возвращаться.

  Зачем, спросите, девочка. Неужто солиднее никого не нашлось. Вопрос из ряда философских. Во-первых, нити связи. На одежде она внесла запах опасности, я моментально узнал его. Во-вторых, в улыбке, в разлёте бровей, в упрямом подбородке разглядел нечто, скажем, близкое к гармонии. Лицами подобного типа хотелось любоваться, а господин Мшэй, доложу вам, стреляный эстет. Охранник девочки, в свою очередь, господина Мшэя развеселил: воинственный вид, грубые повадки, пустая голова. Словом, пёс. Удивительно, что не лаял.

  Сидел я сейчас внутри Манящего кота, смотрел из глаз его, размышлял. Замашки братии мне совсем не нравились. Вырезать добрый квартал - будто кто им жить мешает.

  "Кристина, Криста, Крис, - перебирал варианты имени. - Просыпайся, Криста. Собирайся на службу, Криста. Обитаю здесь без малого три месяца, ты не догадываешься. Потчуешь ложью своего телохранителя, прогоняешь за дверь. Разговаривая с близкими, смеёшься. Но снова и снова с языка слетает ложь. Остаёшься в изоляции, тоскуешь по неизведанному. Падает ночь - тебе страшно. О, интуиция не подводит: существо, которое считала близким, мертво. Одиночество - катализатор, учти на будущее. Чувства обострились (слышу-слышу), сердце колотится в запястьях, в животе, в лодыжках. Кто-то бесформенный, безликий смотрит из темноты. И этот "кто-то" - отнюдь не... Матерь-Бастет, каждое утро передо мной распускается нимфея альба. Принцессы и донны, княжны и гейко - видел много ухоженных лиц, много ухоженных тел. Но столь прозрачной кожи, столь нежного румянца, столь тонко выточенных запястий не видел никогда, клянусь утраченным Сах^*. Если Дахма решит избавиться от тебя, полгорода разнесу в щепу. Надо что-то предпринимать. Ты ведь источник моей внутренней тишины. Осознаёшь ли, Криста".

Антон

  

  Встречи с "суицидницей" делали Кристину нервной, вспыльчивой. Антон убеждал: чужая душа - потёмки, не лезь. Да только безрезультатно. Вот и сейчас, торопливо поведав про недвигу, внезапное выздоровление товарки, Крис залпом выпила остывший кофе и заключила:

  - Она не просто больна.

  - В смысле?

  - Другой взгляд. Другая походка. Другое выражение лица.

  - Ещё по чашке?

  Подруга резко отодвинула стул, поднялась.

  - Выслушать трудно.

  Смяв салфетку, щелчком отправила Антону в переносицу.

  - Да ладно, чего носишься. Мать Тереза. У Ольги, походу, дела в гору идут, а ты переживаешь.

  - Ольга находилась за чертой, откуда не возвращаются. Важно понять.

  - Значит, пойди и поговори. - Антон вцепился в меню. - Потом приезжай - жилетка всегда в твоём распоряжении.

  - Именно, жилетка, - бросила Криста укоризненно. - Действий по-любому не дождаться. Эгоист. Сам клеил её - не помнишь? - в прошлом году на оупен-эйр. "Нечистью" называл. Бледная да загадочная, повелительница тьмы. Нравились на тот момент готёлки-то, а? Правда, узнав о пристрастии нечисти к алкоголю и услышав край истории, герой сделал лицо чайником, бодро сменил объект интереса.

  Антон швырнул меню обратно на стол. Настолько ядовитого монолога в исполнении Кристины не ожидал. Она была во многом права. Но признать собственное малодушие, пусть и постфактум, не решился. Пока готовил ответную речь, подруга схватила сумку, убежала.

  Всю неделю ходил мрачнее тучи. Работоспособность снизилась, нервы грозили лопнуть. В пятницу сломался, позвонил. Одноклассница трубку не снимала, смс-ки улетали в пустоту. В баре Антон грубил клиентам. Вернувшись домой, сломал штатив.

  Соорудив план, целью которого являлась поимка Кристины в любимых заведениях, принялся посещать галереи, книжные развалы. Город масштабами не блистал - Антон верил: рано или поздно столкнутся. Она ведь неделю отпуска взяла, сама рассказывала. На юг не собиралась вроде - расследование горит.

  Злой и невыспавшийся, застал себя на барахолке. Бродил вдоль рядов сомнамбулой, пока слуха не коснулся знакомый голос. Перепрыгнув через пару ящиков, увидел Кристину. Сияя счастьем, она любовалась аляпистой тарелкой. Водила по ней ладонью, объясняла что-то спутнику. Тот заинтересованно слушал, кивал. После каждого кивка подруга, воодушевлённая пониманием, взрывалась фонтаном искусствоведческих терминов. Давненько Антон их не слышал. Считал, позабыты да в сундуки сложены. "В тихом омуте". - Стараясь держаться подальше, обошёл пару, остановился у прилавка с подносами. Сделал вид, будто разглядывает. "Что ещё за тип. Почему не знаю. Всегда про ухажёров рассказывала. Форма обиды особая?"

  Ухажёр явно был нездешним, да и вообще, вряд ли русским. Определиться с национальной принадлежностью Антон не мог. Европейцы, викинги разнокалиберные, азиаты ближние, дальние отпадали сразу. Тем не менее черты лица мгновенно активировали в сознании кнопку "чужой". Не наш. А какой тогда. Чей. Антон терялся в догадках. Среднего роста, одет скромно. Морда аж бронзовая от загара (с Кипров транзитом?). Перед девчонкой, понятно, выделывался: без шапки. Горячим парням, мол, пофиг снега и морозы. Хаер в хвост - самурай, ёлы-палы, только катаны не хватает.

  Антон оставил жестянку в покое. "Быть зрителем? Перебьётесь".

  - Хэллоу, - поздоровался издевательски. - Или как там у вас принято, в Поднебесной. Нихао!

  - Зао шанг хао, - ответил тип, изобразив нечто вроде восьмой части поклона.

  Причём так ответил, словно действительно родился где-нибудь под Пекином: практически в одно слово, артикулируя естественно и свободно. "Засранец," - восхитился Антон.

  - Антон, друг детства, - влезла Кристина. - Откуда ты здесь, заблудился? - Выдав скороговорку досадливым шёпотом, представила спутника: - Матвей.

  - Тоже друг?

  - Смущает количество знакомств на квадратный метр? - поинтересовался самурай, впервые посмотрев прямо на собеседника.

  "Встречаются, конечно, люди с глазами цвета чая, не знаю, - но так..." - Антон, собиравшийся вылить на него ведро сарказма, прикусил язык. В неестественной, инфернальной желтизне проглядывались элементы смутно знакомого. "Насмешка, - вспомнил. - Сто процентов, пересекались. Только где".

  - Столкнулись на выставке кошек, - пояснила Крис, явно для предотвращения ссоры. - Матвей отговорил приобретать бурманскую. Представляешь, он работал ветеринаром, о четвероногих знает очень много. - Улыбнулась; сначала одному, потом второму. - Ещё он автор чудесной теории. Кот, мол, сам выходит к человеку, когда и если захочет. Здорово, правда?

  Одноклассник неопределённо хмыкнул; участвовать в конференции на тему: "Мой славный питомец" желанием не горел. А вот тип, похоже, знал толк в завиральных беседах.

  - Пользуйся советом, - процедил. - Зоотехники в наших краях - птицы редкие.

  - Фелинологи, вы хотели сказать, - поправил желтоглазый.

  - Да хоть Куклачёвы.

  - На пустом месте не начинай. - Кристина пошла пятнами. - У него аллергия на животных, - обернулась к самураю.

  - Тарелку берёте? - каркнул продавец. - Если нет, чего стоим, другим мешаем?

  - Конечно.

  Расплачиваясь, Матвей выудил из бумажника пятитысячную купюру, хотя Антон заметил: косарей у него там предостаточно.

  - Бог ты мой, отхватили винтажное блюдо в технике "Имари"! - воскликнула Крис. - А сдача?

  - Пару минут. - Даже не взглянув на деньги, желтоглазый сорвался с места.

  Именно сорвался: как ветром сдуло.

  Антон с трудом отслеживал его перемещения в толпе, потом потерял из вида.

  - Тёмные делишки, - заметил, когда подруга, пожав плечами, оторвалась наконец от прилавка и зашагала дальше, предварительно задрав нос к облакам. - Грязные мыслишки, - добавил, догоняя. - Хy из этот мужик, рассказать не хочешь?

  - Обойдёшься. - Кристина покрутила головой: увы, рыцарь испарился, в качестве памяти оставив лишь посудину, в которую леди, похоже, планировала лить слёзы опосля разлуки. - С чего вдруг интерес к моей жизни. Сегодня град обещали?

  - Встречайся с кем хочешь. Но не с ним.

  - Чушь, - прозвучало отнюдь не обиженно. - Только вчера познакомились, даже номера его не знаю. И фамилии не знаю. А ты, как обычно, навыдумывал, нахамил. Крыша едет от злости? Или от другого чего?

  - Ага, совсем не вижу, куда дело идёт. - Антон цыкнул. - Уже сейчас на него вешаешься.

  - Клевета-а, - протянула Крис задумчиво.

  - Слушай, ну не нравится мне его харя.

  - А мне нравится.

  - Насколько сильно?

  Подруга возвела глаза к небу.

  Схватив её за руку, развернул к себе.

  - Не ведись на болтовню и подарки. Опять обожжёшься. Потом - слёзы-сопли на тему козлов. Пора завязывать. Не маленькая.

  - Отвали, - дёрнула плечом та. - Вцепился. Прямо маменьки моей копия. На фабрике зануд вас выпускают? Надоели. С предостережениями, с чуйкой своей хвалёной, со здравомыслием. "Подумай о будущем", "подумай о будущем". Заездили пластинку, хрипит! Оставь меня в покое, - повторила. - С тобой дряхлею, становлюсь похожей на абажур доисторический.

  - Китаёзец способен омолодить.

  - Время покажет, кто на что способен.

  - Пока вижу только пафос.

  - С кем разговаривает? - Кристина привстала на цыпочки. - С Ольгиным братом. Мир тесен.

  - Семейка идиотов. Если фелинолог их приятель, тоже, значит, стукнутый. Хотя по нему сразу видно.

  - По тебе сразу видно. Собственника.

  Матвей и названный "Ольгиным братом", кажется, вовсе не разговаривали. Просто смотрели друг на друга, остановившись на расстоянии вытянутой руки. Но даже отсюда Антон чувствовал: конфликт. Без шуток, что-то вроде ментального поединка. Коты, например, о коих разглагольствовала недавно Кристинка, способны вот так гипнотизировать взглядом часами, совершая по крохотному движению, вновь замирая. И если ни один из противников не отступает на этапе сближения, бросаются в атаку, рвут глотки.

  Матвей и Ольгин брат, однако, разошлись спокойно. Последний демонстративно закурил, свернул в проулок. Желтоглазый вернулся.

  - Надеюсь, не слишком задержал.

  - Вы знакомы с... - начала подруга заинтересованно.

  - Не рекомендую общаться с этим человеком.

  Антон хотел возмутиться, но понял внезапно: речь не о нём. Да ещё нос зачесался, будто в предчувствии загула. Невыносимо зачесался, хоть в снег ныряй, - какие уж тут возмущения.

  - Почему? - удивилась девушка.

  Самурай коротко вздохнул.

  - Он дурно воспитан.

  Странно: обычно Крис ввязывалась в спор, стоило кому-нибудь выдать фразу в духе "я знаю лучше". Но теперь предпочла держать прыткий язычок за зубами.

  - Ах да, деньги.

  - Зайдите в кофейню, согрейтесь.

  Антон едва челюсть не уронил. "Чего за подачки? Студент я тебе или немощный?" - слова застряли на полпути.

  - Вынужден откланяться. Был рад знакомству. - Матвей протянул "оппоненту" руку, тот по инерции сдёрнул перчатку.

  - Взаимно.

  - Хорошего дня.

  - Ещё увидимся? - крикнула вслед очарованная подружка.

  - Найду вас, - прилетело в ответ.

  - То есть соврала: номерком поделиться успела, - заключил Антон мрачно.

  - Не-а.

  - Соцсети в помощь тогда.

  - Вряд ли. Он тоже ничего обо мне не знает, кроме имени.

  - Есть на свете справедливость.

  - Разумеется. Город на его стороне.

  Из высказывания одноклассницы Антон сделал неутешительный вывод.

Кемури

  

  От местного климата у Кемури ныла спина, ныли зубы. Хандра тянула соки, становилось скучно. Постоянно влезать в драки за территорию, уводить жён, сбивать мужей с пути надоедало. Хотелось масштабной игры, хотелось крови. Желательно горячей, с добавлением кайенского перца. Теперь, когда в городе объявилась Дахма, можно было надеяться на развлечения. Когда они в последний раз виделись? Виделись ли вообще. Судьба швыряла его и крутила, как соломину в вихре. Оставались ощущения, воспоминания меркли. Но собственному чутью Кемури доверял. Чутьё говорило: Дахма - родная. По крайней мере, близкая по духу. А ещё Дахма - лидер. Брату уже доводилось пересекаться с ней. То ли в третьей, то ли в четвёртой жизни. Брат уверял: для каждого найдётся дело. "Его просто вдохновляют сущности, распыляющие энергию в ничто, - думал Кемури. - Пусть признания не вытянуть, братец нуждается в авантюризме, который чужд его характеру. Ладно, все мы - в вечном в поиске элементов, подводящих чуть ближе к гармонии. Я вот ищу повод для мурашек по коже. И кажется, нашёл". Мурашки их шайке обеспечил Придорожный. Баловень удачи, слепок древности, коварная подножка от вечности.

  "Как теперь отчёт формулировать. - Кемури поёжился - снег падал стеной. - Задачу: познакомиться, запудрить мозги, навсегда отвадив от дома, - не выполнил. Бездна поглоти идола. Обломал кайф, с-собака. В процессе от души бы с девчонкой поиграл. Есть, правда, запретили. Жаль, выглядит вкусной. Наивные люди, они как мяукоть питахайи. У меня особая ложка для таких заготовлена. А да, купить продукты. Сегодня братец обещал приготовить гёдза^* и студень. Как здесь его называют, "холодец". - Свернул к торговому центру. - Нет, но что делать с отчётом. Дахма с меня шкуру сдерёт. Прирастит заново и опять сдерёт. - Едва не словил перелом от двери-убийцы, выскочил в холл магазина пулей, поскрёб когтями заиндевевшую щетину. - Срочно нужен план".

  

  - Как дела? Как Великолепная поживает?

  Кемури, лузгая семечки, заседал на спинке лавки, мечтая ввязаться в приключения, - с движением приходило множество идей. Смотритель пруда, выползший из-подо льда, его ни на полсекунды не смутил.

  - Нормально. Привет передавала.

  - Слыхал, будто нездоровится ей.

  - Уже лучше.

  - Помехи?

  - Подорожник в городе. - Кемури скомкал опустевший кулёк, вытер руки о штаны, полез в карман за сигаретами. - Битый час тебя жду. Хочу потолковать о персоне нон грата.

  - Не почувствовал. Знаешь ведь: зимой глохну.

  - Оглохнешь, пожалуй, в такой-то помойке.

  - Кто ж не в помойке. - Смотритель методично поковырялся в пакете, вытянул оттуда батон, специально Кемури прикупленный. - Почему чаек снабжают пищей регулярно, а меня только ты подкармливаешь. Из меркантильных соображений причём. Не люблю людей. Как хорошо было в затопленном карьере. Зачем осушили.

  - Не стенай. - Кемури переставил пакет на другую сторону. - Когда квартал будет наш, выкопаем для тебя новенький пруд. Лично прослежу, чтобы камыш никто не срезал по осени. Уток, лебедей заманим. Кого ещё надо?

  - Русалок. - Смотритель мечтательно шевельнул плавником.

  - Ну, парочку девственниц утопить можно.

  - Парочку - мало. Полноценный хоровод не составить.

  - Ишь, танцульки ему подавай. Песок сыпется.

  - Где гарантии, что не оставите старика на произвол судьбы?

  - Когда мы обманывали. - Кемури выпустил дым кольцами.

  - Сколько живёте, столько обманываете. - Водяной, дожевав кусок, спрятал остатки багета в раковину, принесённую с собой. - На квартале Дахма не остановится.

  - Конечно, - осклабился Кемури. - Аппетит приходит во времяу еды.

  - Интересный проект. - Собеседник забрался на лавку. - Правда, внимание привлекает.

  - Не привлекает. В этот раз никаких походов, никакой охоты. Мирно. Компашка ниндзя на курорте. Ведь пока человеки не прознали об убийствах себе подобных. Газетчики изредка что-то вякают, да кто сейчас газеты читает, кроме пенсионеров. С сетью интереснее - там куча желтушного мусора, среди которого изредка мелькают всякие "над городом зависла дьявольская длань".

  На слове "сеть" смотритель суеверно поплевал через перепонки.

  - У человеков имеются друзья, родственники, знакомые. Не собираете же вы исключительно одиночек, сирот.

  - Было бы подозрительно. Касаемо связей ты прав, амфибия. Не хочешь к нам стратегом? Дахма как раз одного подвесила за болтливый язык - вакансия свободна.

  - Чешуя в грязи - так быстро ползу.

  - Ладно, доставай зеркало. Я замёрз.

  Водяной сложил ласты. Постепенно сочащаяся из кожи влага заполнила горсть, как чашу. Сначала в ней отражались лишь морозные звёзды, синюшная физиономия смотрителя и сиамская - Кемури (зеркало всегда показывало реальную картину, мистификациям не верило). Водяной забулькал, по глади начали расходиться ровные, будто циркулем вычерченные круги. Кемури оцепенел - сил не хватало, дабы сопротивляться древней магии. Зеркало вбирало чужое тепло, наполнялось искрами - за бесплатно штуковина не работала.

  А потом широко, грандиозно разлился песок, зёрна которого стремительно багровели от крови братьев и сестёр. Тела их были изувечены до неузнаваемости. Души их трепыхались бурьяном на ветру, вереницей уносились прочь, в Ёми^*. И над этим безумием - летела, пылала шафрановая пыль... Мотнул головой, стряхивая видение: уже чувствовал, куда перемещается камера. Узреть себя разорванным на куски абсолютно не горел желанием.

  - Надо выпить.

  Полез в мешок, схватил первую попавшуюся бутыль, взмахом когтей снёс верхнюю часть горла, приложился.

  - Чёрт, водка, - выдохнул.

  Слетел с лавки, походил туда-сюда, утопая в снегу по колено. Тень тащилась следом, нервно крутила хвостами.

  - Зеркало показывает вариант, - напомнил водяной. - Версию развития событий, помнишь? Само событие пока не сформировалось. Сотни существ будут влиять на него, сотни факторов. Кастрюля побулькивает, Кемури-сан.

  - Либо сниму с огня, либо сварюсь, - ощетинился тот.

  - Есть третий вариант. - Смотритель прянул в сторону от разъярённой тени. - Добавить специй. На твой вкус.

  Зрачки Кемури расширились.

  - Точнее.

  - Ещё есть время перейти на сторону сильного.

  - У Подорожника кишка тонка, чтобы всех нас положить.

  - В какой-то из версий не тонка, видимо, раз Зеркало выбрало для демонстрации. Успокойся. Успокойся, прошу. Возьми себя в руки. Представители вашего вида невыносимы в гневе. Я, к слову, разделяю (отчасти) твоё мнение. Должно быть, Мшэй давным-давно устал, грезит Полем Тростника. Да и не враг ведь - сам по себе. Пересечения случайны, рассуди.

  - Не смей равнять меня с дохляком!

  - Поплыл-ка я домой. - Смотритель, не дожидаясь ответа, плюхнулся в воду.

  

  Часы в гостиной старомодно пробили два ночи. Брат оторвался от раскладывания ножей.

  - Мог бы с утра явиться.

  - Нашёл "Кирин Ичибан"^*, прикинь.

  Улыбкой, разумеется, Хиджи не одарил. Хотя бы кивнул - и то хлеб.

  - Госпоже звонили так называемые "родители", вдобавок - бывший супруг. Судя по всему, информацией их снабдила смертная дева, которой полагалось забыть про дом к полудню. Поздновато для полудня, не находишь? Вывод: ты провалил задание. Результат: Дахма в бешенстве. Вынуждена была поехать на встречу с мужем для обсуждения вопросов по недвижимости. Вернётся с минуты на минуту. Учти, наказание в её исполнении - это действительно больно.

  Кемури шлёпнулся на табурет, не подумав изображать виноватого.

  - Безнадёжен, - подвёл итог Хиджи.

  - Мумия с девчонкой.

  Брат внимательно осмотрел принесённые овощи, убрал подгнивший лист с капусты, повертел в пальцах склянку кунжутного масла.

  - Где чука?^* - спросил.

  - В Караганде. Говорю: мумия с девчонкой.

  Кемури принялся раскачиваться на стуле - словил оплеуху.

  - Проворонили.

  - Заметь, не я вовсе отвечал...

  - Рот закрой! - рявкнул брат. - Идол сделал ход - мы не уследили.

  - Офицер шагает по диагонали, - шепнул Кемури.

  Хиджи прищурился.

  - У девчонки есть друг.

  - Продолжай.

  - Друг молод, ревнив, не слишком умён.

  - Возможно, Дахма оставит на тебе пару полосок кожи.

  - Разузнал, смотри. Работает барменом. Скажу по секрету, как шалманщик, в данный момент заведение ещё открыто.

  - Бегом! - Хиджи от души хлопнул младшего по хребтине (ладно бы, если лапой, - полотенцем).

  - Прикроешь меняу? - Выхватив из вскрытой банки пару сардин, Кемури закинул их в рот, слопал вместе с костями.

  И выпрыгнул в окно, дабы не сталкиваться с начальством в дверях.

III

Мшэй

  

  Сознание человека, которого вынудил отдать мне кошелёк и снять добрую треть суммы с карты, было перегружено финансовыми операциями, а я не любил считать. И экономить не любил. Наскоро поставив на ткань его мыслей "заплатку", выскочил из кабины банкомата, свернул за угол. Воспользовавшись пожарной лестницей, взлетел на крышу. Чтобы посидеть там среди антенн, подумать.

  С высоты город виделся скоплением картонных кубов. Пейзаж разбивали пятна заснеженных парков, аквариумы торговых центров. В сумраке потихоньку загорались гирлянды. Сонные после праздников, люди ползали по улицам лениво, как мухи. Прищурившись, мог различить паутину линий, каждая из которых имела собственный цвет сияния. Коты вертелись вокруг южного квартала, будто спутники - вокруг звезды. "Какое мне, собственно, дело, - думал, рассеянно перебирая банкноты в стремлении запомнить их внешний вид и стоимость. - Квартал падальщиков. Чудесно. Ведь до безумия доводят лишь тех, кто изначально склонен к безумию. Забирают тела тех, кто одной ногой в могиле. Впрочем, котолаки давно бросили играть честно. Вот Кемури и Хиджи, например, отобрали жизни у здоровых, психически уравновешенных людей. Постепенно, под влиянием Дахмы, потеряют нюх, то есть начнут поедать без разбора. Усадят своих ребят в кресла чиновников - и дело в шляпе: никто не будет интересоваться положением в городе; комиссии, если прибудут разок-другой, пообломают зубы. Понятно: ностальгия о временах поклонения не даёт покоя. Легенды утратили всякий смысл. На их основе разве что фильмы да анимацию конструируют. Ну, ещё книги пишут. Вроде тех, что приобрёл вчера, поблуждав среди коробок с макулатурой. Мне вряд ли следует влезать в историю. Пусть Дахму и Ко ударят по лбу допотопные грабли. Умываю лапы. Главное - обезопасить Кристу, хранительницу спокойствия, хранительницу пристанища. Нельзя допускать сближений с сиамским паршивцем, испорченным до мозга костей. Где ты, девочка? В застеклённой высотке, так. В душном, ярко освещённом помещении с сотней перегородок внутри. Перед тобой экран, на голове обруч. Гарнитура, верно? Устало морщишься, говоришь что-то в... Сейчас, дайте-ка вспомнить. В микрофон. Как всегда, озвучиваешь одно, думаешь о другом. Мы с тобой во многом похожи".

  - Привет! - радостно воскликнула она, когда выступил из темноты. - Откуда знаешь, что здесь работаю?

  Пожал плечами. Криста рассмеялась. Через час праздных блужданий, в течение которого восхвалял её уникальность, красоту, остроумие, прочие качества, заманивал отведать экзотической кухни, растекался мыслью по древу на предмет искусства Передней Азии, девочка сломалась, пригласила на ужин. Скромно, но не слишком убедительно поотнекивавшись, согласился. Ведь того только и ждал. Получается, "внесёт" за порог вторично. Очень важное, очень полезное действо, восполняет силы. Теперь, если соратники Дахмы не подкараулят в подворотне и не перегрызут горло, смогу в третий раз пройти. Предположим, за руку. Обязательно за руку - или я не Мшэй, старый хитрый котяра.

  В вынужденном посмертии не чувствовал вкуса еды, особо в ней не нуждался, однако стряпню расхваливал на все лады. Хозяйка заметно смущалась. Позже показывала альбомы с портретами каких-то людей, приобретённые в разных странах поделки. То есть для неё - поделки, для меня - подделки. Не переубеждал. Потом дошла очередь и до фарфорового кокона. Наблюдая, как Криста усаживает Манящего на колени, гладит, будто живого, чешет за ухом, называет "приятелем", почувствовал тревогу. Не просто тревогу. Дело в том, что воспринимал прикосновения на физическом уровне. Да, трёхмастным часто любовались как вещью. Сейчас же - по-другому, ново. Девушка отождествлял статуэтку с питомцем. Опять неверно. С сожителем.

  - Вовремя встретились, - объяснила, устраивая кота на отдельную подушку ("Шёлк, - ощутил. - Стежки канителью"). - Не поверишь, в его глазах была просьба. Просьба о помощи.

  Вот уж не помнил за собой подобного взгляда. Просить о помощи, я? Бред. И зачем ставить между нами статуэтку. Это намёк? Вроде меча в постели?

  - Мне самой, честности ради, требовалась поддержка, - добавила Криста вполголоса, проводя пальцем по хребтине кота. - Ты чего?

  - Вспомнил.

  Вернулся в прихожую, но даже на расстоянии магия продолжала действовать: вдоль позвоночника - дрожь, про остальное и думать стыдно. Нет, так не пойдёт. Срочно уводи себя в сторону, Мшэй.

  Порылся в карманах куртки.

  

  - Погремушка? - Хлопнула ресницами Кристина.

  - Технически - да. - Переставив кота-страдальца подальше (от греха или для греха, сам не понял), ответил. - Сехем. Наверняка, тебе встречалось другое название: систрум^*.

  Крис изучила предмет под светом лампы, пару раз встряхнула.

  - Мелодично.

  - Да, очень красиво звучит. Особенно в сопровождении других инструментов. Впрочем, и соло. Позволь?

  Сехем удобно лёг в ладонь - и комната в чужой квартире, в чужом городе, в чужом краю опрокинулась в знойный полдень, где смешались просторное, изжелта-синее небо, вытертое у горизонта, долгие золотые блики в воде, сухой шелест гречихи. Высокий остров, обтянутый змеями каналов. Мирный плеск воды. Мирный шелест тамарисковых рощ. Святилище, дом мой. Родное солнце. Родной говор. Знакомые до каждой царапины иероглифы. Широкостопные статуи-охранники. Их миндалевидные очи, устремлённые вдаль, их яркие одеяния, что вот-вот начнут волниться под огнедышащим ветром. Шероховатые на ощупь камни, россыпь сине-зелёных солнечных монет, за которыми жрецы, благодушно улыбаясь, позволяют нам бегать.

  Никогда. Никогда не вернуться к тебе, о свет души моей, о жемчужина Итеру^*, о великолепный, изувеченный, обглоданный временем до костей Пер-Бастет^*.

  Лишь когда открыл глаза, понял: увлёкся. У Кристины подёргивалась бровь, с губ слетал безмолвный гимн, что разливался внутри меня широко, космически, невыносимо. Она увидела, она услышала. Поражённый, оставил сехем на столе, отошёл к окну. "Иллюзия, - внушал себе. - Медиумы - и те не способны наблюдать картину, воссоздаваемую нематериальным существом. Показалось. Совсем выжил из ума".

  - У тебя есть семья, Матвей?

  - На Камчатке.

  - Обманываешь ведь. Родители где, родом ты откуда?

  - Разве не сказал.

  - А здесь по работе? Надолго?

  - По работе. Надолго.

  - С кем встречал Новый год?

  - Не праздную.

  - Позвонил бы. Всегда рада тебе, серьёзно. Знаешь, как отжигали! На ёлку выбрались потом. В этот раз столько украшений в центре: площадь светилась. А салюты. Видел салюты? Антоха приходил, коллеги. Хотела Ольгу пригласить, она послала куда подальше.

  Обернулся. Так, добрались до нэкоматы.

  - Выше по улице живёт. Подруга моя. Правда, с некоторых пор перестали ладить.

  Не стал отводить взгляд: нужно было услышать историю полностью. Смертная, подчиняясь мысленному приказу, рассказала. Как изменилась Ольга, о чудом возвращённом доме, о кузенах, о "тусовках".

  - В ней появилось что-то, - откинулась на спинку дивана, - пугающее, злобное. После транквилизаторов, после апатии - вдруг сразу деятельность, беготня, общение. Так ведь не бывает. - Посмотрела на меня, словно в поисках поддержки; пришлось кивнуть. - На звонки не отвечала, постоянно сбрасывала. Где нормально поговорить, чуть дверью по лбу не врезала. "Ещё раз увижу - ходить разучишься". Представь. Что с ней? Разве женщинам свойственны подобные обороты. Тем более без повода. Антон говорит, я дура, лезу не в своё дело.

  - Почему?

  - Позвонила Ольгиной матери.

  - Кому ещё?

  - Мужу. Официально они в разводе, но ведь когда-то под одной крышей жили. Муж оказался типичной сволочью: с какого, мол, дом переоформили на Ольгу, он ведь тоже вкладывался в строительство. Короче, вместо информации - крики-вопли. В комплекте с обещанием: "Ничего, встретимся - я из неё, неблагодарной твари, всё вытрясу". Не знаю, чем закончилось, мужа больше не видела. Телефон "вне зоны доступа". Триллер.

  - А мать?

  - Удивилась крайне. Якобы с приезжими родичами в контрах. Как парни помирились с двоюродной сестрой, зачем поселились вместе, понять не могла. Обещала навестить, разузнать. Не отзванивалась.

  - Должна?

  - Вполне. У Ольги, кроме меня, подруг-то не осталось после, - Кристина безнадёжно махнула рукой.

  - Без двадцати девять. Возможно, информатор ещё не спит.

  Девушка охотно потянулась за аппаратом, долго прислушивалась к гудкам. Набрала другой номер.

  - Попробую на городской.

  Но я уже знал: охотник до чужой собственности, равно как мать, покинули мир людей. Переместились в коллекцию кукол.

  Кристина, отчаявшись услышать голос на линии, созналась:

  - Жутко. По углам чёрт знает что иногда мерещится. Далеко до отеля? Мог бы на пару часов задержаться? Клёвую пластинку откопала. Давай послушаем. Не против?

  Пока она возилась среди стопок цветных конвертов, бродил по гостиной, расставляя защитные знаки. Значит, когда Мшэй из дому, оборотни в окна таращатся, у двери подкарауливают. Пугают, стращают. О, мастера, не отнять. В могилу сведут за пару суток, если постараются. Обожжёте хвосты, ребята. Теперь это место получит статус крепости. Моей крепости. Пусть шаткой, пусть невечной. В мире нет ничего вечного, ребята.

  Криста запустила патефон. Игла скрипнула.

  - Предлагаю зажечь бенгальские огни. - Вручив мне соломину с запахом серы, поднесла к ней спичку.

  Невольно дёрнулся - соломина заискрила, затрещала. Та, что осталась в руках у Кристины, - тоже. Некоторое время просто стояли и смотрели друг на друга сквозь оранжевые пульсации, россыпь мелких звёзд.

  - С Новым годом, Матвей, - сказала она. - Не оставайся один, пожалуйста.

  "Ради всего святого, как долго. Дни проходят, и я в отчаянии", - пел какой-то кубинец.

Хиджи

  

  - ... и предоставить отчёт к пяти. - Хиджи отошёл от доски совещаний, захлопнул папку с документами.

  - К пяти? - Котолаки не любили ответственности, а Хиджи терпеть не мог нарушителей дисциплины, потому поджал губы. - До пяти никак не управиться, шеф. Опасно вербовать столько строителей сразу.

  - Кто работает по СМИ? - Хиджи снова открыл папку, вытянул карандаш из футляра, который всегда носил с собой.

  Подчинённые опасливо переглянулись.

  - Был задан вопрос. - Проверил грифель на остроту.

  - Группа Дана.

  - Квартал укрепить к следующей субботе. Без обсуждений. Что касается Дана, пусть лично найдёт пару-тройку толковых журналистов. Как можно быстрее. Работы по созданию стены следует показать в рамках городского благоустройства. Госпожа хочет видеть радость на лицах жителей.

  - Нас мало, - заартачился котолак помоложе. - Контролировать такое количество тел нереально!

  Завыл, закрутился юлой - карандаш влетел ему в глазное яблоко.

  - Бухгалтерия должна волновать демона в последнюю очередь, - объяснил Хиджи. - Верни.

  Раненый, продолжая стонать, извлёк предмет. Пошатываясь, приблизился, протянул карандаш на окровавленной ладони.

  - "Фабер-Кастэль". - Руководитель аккуратно очистил его с помощью платка. - Досадно оставлять хороший карандаш в хрусталике тунеядца. Ещё вопросы? Прекрасно. У меня много дел.

  Хиджи сам не слишком-то понимал, как они уложатся в сроки, обозначенные Дахмой. Но спорить с ней означало сомневаться. Сомнения рождали хаос. Хаос, в свою очередь, разрушал изнутри любую систему, даже тонко настроенную. "Зачем нам стена?" - спрашивал порой изнутри некий голос. "Важно провести чёткую границу: люди там, мы здесь, - терпеливо объяснял себе же. - Стена защитит квартал, когда Дахма вызовет огонь на город. Сейчас ей мешает только Подорожник, блокирующий выходы. Линии электропередач - трассы над землёй, ветра - течения над землёй. И то, и другое - разновидность дорог. Дороги работают на мумию. Ни по одной из них госпожа не в состоянии пока пройти незамеченной. Как бы мы ни трепали Мшэя, рано или поздно он зализывает раны. Смерть идола - в разбитой статуэтке. Разбить статуэтку способен лишь человек. Брат упустил шанс воздействовать на хозяйку вещи, теперь Подорожник подстелил соломки. Какой ты разгильдяй, Кемури. Какой разгильдяй".

  Хиджи припарковался у шарообразного здания из стекла, просверлил взглядом лестницы, подозрительного не обнаружил. Предъявил пропуск, поднялся лифтом на пятнадцатый этаж.

  Помощник мэра затравленно оглянулся, потушил окурок. На холёном лице выступил пот.

  - Это не дело. Нет-нет, это не дело, Хиджи, - вместо приветствия зачастил. - Можешь распилить пополам, можешь выдёргивать когти по одному, можешь отправить на дыбу...

  - Могу съесть, - добавил тот спокойно, усаживаясь в кресло.

  У помощника посинели губы, он закачался из стороны в сторону, как дерево на ветру.

  - Каждый божий день проверки. Сторонники мэра подозревают меня в желании занять его место. Папарацци пасут круглыми сутками. Теперь ещё стена. Завуалировать под благоустройство? Ландшафт-дизайн? Каким образом? Ума не приложу. Если бы квартал находился на этапе возведения, если бы мог рассматриваться как экспериментальный проект, тогда...

  - Для чего тебя сюда посадили, напомни.

  - Да знай, на что подписываюсь! Интриги, взятки, пьянки. Сауны, поездки, разборки. К чертям престиж. К чертям собачьим. Я был вольным бродягой.

  - Жрал из помойки, спал на картонке. Тела выбирал похожие - с голодухи влиять полноценно не мог. Зарывал талант в землю. Не тереби галстук. Причешись. Не котом выглядишь, но свиньёй.

  - За мной следят, меня хотят убить, Сато-сан, - опускаясь перед гостем на колени, застенал помощник. - Боюсь. Дахмы, людей. Позволь...

  Гость отшвырнул просителя; на лбу последнего красовался теперь оттиск подошвы.

  - Известно ли тебе слово "благодарность". - Не поленился встать, от души пнуть лентяя; поднял за лацканы пиджака, посмотрел в глаза.

  - А тебе известно слово "сочувствие"? Я всего лишь бес, я привык побираться.

  - В лексиконе бакэнэко нет "сочувствия". Есть "служба", "подчинение", "ответственность".

  - Братишка твой особенно ответственный, - болезненно оскалился помощник. - Пьёт да гуляет, ничем не загружен.

  - Длинный язык отрастил. А подрежу. - Хиджи не повысил голоса, не изменил интонации, но бес задёргался марионеткой. - Госпожа распределяет задания, исходя из возможностей и наклонностей исполнителя. В числе твоих возможностей - манипулирование. Бедной овечкой не прикидывайся. Боится он. Разве живёшь в девятый раз, после которого мир исчезнет вместе с желаниями.

  Хиджи не хотел, чтобы вопрос прозвучал горько. Он прозвучал риторически. Мелким сошкам знать подробностей не следовало. "Последняя жизнь, - снова включился голос изнутри. - Осознанно ли подхожу к ней, правильно ли поступаю".

  - Тело останется невредимым до конца операции, гарантирую.

  - Спасибо. - Помощник метнулся к окну, прижался виском к пластику, всхлипнул. - Слухи о распространении пламени на город имеют под собой почву? - поинтересовался затем, приводя костюм в порядок.

  - Имеют.

  - Зачем? Массовое убийство - самое идиотское решение, какое только может прийти в голову. Спасателей пришлют, репортёров, следаков из столицы. Оно нам надо? Чем госпожа думает? Задница у неё классная, но мозг находится отнюдь не в заднице.

  - Морок.

  - Что - морок? Объясни добром.

  - Тотальный морок. Наведём все вместе. Пока госпожа будет заниматься чисткой.

  - Психи. Кромешные! Выкосить столько людей, завернуть полис в плёнку. Дальше чего - консервация, музей под открытым небом? Ополоумели, сукины дети! Плохо нам жилось? Нет, ты не смотри в сторону, Хиджи. Таились в тенях, по обочинам, тихие, почти забытые, да. Вселялись в тела латентных самоубийц, изредка подталкивали кого-нибудь к пропасти. Но мы не устраивали кровавых оргий, Хиджи.

  - Устраивали. Правда, очень давно.

   Помолчали.

  - Со стеной вопрос улажу, - сдался помощник. - Прошу, поговори с Дахмой. В городе-склепе. Как существовать. Вариться в собственном соку. Рафинированные демоны - сон параноика. Ты ведь не она, ты понимаешь.

  - Я её продолжение, - откликнулся Хиджи, покидая кабинет.

  "Её правая рука, - продолжил мысленно. - Слуга. Машина".

  С неба падали хлопья мокрого снега. Дворники едва справлялись, лобовое стало линзой с эффектом рыбьего глаза. Включил радио. Неофолковая певичка беспечно напевала что-то на тему рассвета, прибоя. Голос переливался через частокол, сооружённый вокруг души, акварельными ветками глицинии. И цвёл, цвёл. Опьянённый цветением, Хиджи вспоминал единственную жизнь, в которой был по-настоящему счастлив.

  Сломана лапа, сломаны рёбра. Битый-побитый, в глазах катаракта. Лампы, перчатки и белизна. "Точно вам нужен?" "Да". "Вылечим - станет хромать, учтите". "Ну, боевое раненье". "Он ведь бродячий - сбежит". "Пока что как мёртвый лежит". "Это пока".

  - Где тот посёлок, - спросил у реки. - Покажи, где. Вдруг по течению, вдруг совсем рядом. Хоть на краю земли, хоть за краем. Прямо сейчас готов сорваться. Куда. Стёрто направление. Безумно хочется уткнуться в твои ладони. Вечно в порезах и ожогах, пахнущие опарой и яблоками. Почему век людей короток до абсурда. У могилы постоять не могу, имени твоего не помню. Справедливо? Вряд ли. Бился за справедливость каждую жизнь - до сих пор не вижу её. Слеп, глуп? Ладно, осталось всего ничего. Давай договоримся: в последние секунды нахождения здесь спой для меня. Спой для меня.

  Река не отвечала. Снег продолжал падать. Пространство рябило. Вороны летели тяжело, медленно. Крошево льда царапало берег.

Антон

  

  - Вопрос такого плана, - от парня, приземлившего за стойку, уже несло спиртярой. - "Егермейстер" и мятный шнапс. В пропорции один к одному. Что получится?

  - "Мёртвый нацист".

  - Дас штиммт.

  Антон прищурился: разноцветные вспышки стробоскопа искажали лица, но эту физиономию он узнал бы и не в таком оформлении. Один из Ольгиных братьев. Который едва не подрался с самураем. Вот ведь спасибо провинции: объединяет, ёшкин кот. Поставив перед клиентом рокс, хотел было выдать одну из фраз, что заставляют не особо трезвого человека вступить в беседу. Парень упредил:

  - Друган Матвейкин, значит. Твоё здоровье, друган.

  Антон нахмурился.

  - Не друган ни разу.

  - А чего тусовались вместе?

  Захотелось отправить клиента куда-нибудь далеко - да багровый свет, прилетавший с танцпола, на миг заполнил его глазницы, и словно кто Антона за язык потянул:

  - Случайно пересеклись. Девчонка моя бывшая. С ним теперь.

  Замолчал потрясённо: никогда за собой подобной откровенности не замечал. Даже приятелям не рассказывал, а с каким-то алканавтом поделился.

  - Хреново, - резюмировал парень.

  - Ну да, хорошего мало.

  Отвлёкся на клиента, который просил повторить, потом - на тэпэшку в блескучем платье, тянувшую третий "Бейлиз" за чей-то счёт, потом - на мужика в очках. Всё это время не выпускал Ольгиного брата из поля зрения.

  Вернулся, вопросительно глянул на пустую склянку. Парень кивнул.

  - Слушай, бармалей, - произнёс задумчиво. - Я ведь не слепой, слава богу.

  - В смысле? - насторожился Антон.

  - В смысле: колбасит тебя от злости. Если по чесноку, меня тоже. Предлагаю тост. Например, - затянулся. - Например, чтоб сдох он в подворотне. Наливай, за славное дело грех не выпить. Себе.

  - На работе не пью.

  - Кто видит, - отмахнулся клиент с интонацией профессионального гуляки.

  Антон бросил пару взглядов по сторонам, в последний момент передумал.

  - От силы час остался.

  - Хозяин - барин. Мне же лучше.

  - Да ты и так никакой.

  Парень рассмеялся, протянул через стойку лапу.

  - Кемури.

  - Не понял.

  - Погонялово.

  - А по-человечески?

  - Пусть будет Кеша.

  - Антон.

  - Знаю. Сестрёнка давно рассказала.

  - Ольга? Она меня помнит?

  - У баб с памятью гораздо лучше, чем можно подумать. Хочет поближе познакомиться. Давно уже. Только гордячка. В муттер.

  От новости Антон едва бутыль с абсентом не уронил.

  - Познакомиться? - переспросил удивлённо.

  - Ну. Айда к нам сегодня на ужин. Брательник - кулинар: хоть утку пекинскую, хоть Бефстроганов, хоть заливное с хурмой-под-ногой, или как там. Чего скажешь? Чисто в семейном кругу. Посидим вчетвером, культурно.

  - К вам.

  - К нам, ага. Мы общительные.

  - То есть оно нормально: под утро заявляться?

  - Да брось, ещё трёх нету. В это время почти никогда не спим. Совы. - Кемури пыхнул, будто подавился смешком, посмотрел на Антона сквозь сизые орнаменты.

  Хорошо, спокойно стало Антону от их созерцания.

  - Ладно. Но...

  - "Но" не принимаются. Про тост забыл. Будь тебе пусто, М-матвейка.

  "Словно другое хотел озвучить", - мелькнуло.

  - Короче, у выхода. - Изобразив странный, не поддающийся интерпретации жест, клиент поднялся, исчез в огнях.

  Метель бушевала. Антон досадливо ругался вполголоса; не хотелось возвращаться по такой погоде. "Может, ну его? Пойду машину греть. Не стану ждать". Накинул капюшон, шагнул было в ненастье.

  - Все тропинки в горах Бесследно исчезли под снегом, И к жилью моему Уж никто не сыщет дороги - Угасает в душе надежда.^*

  Ольгин брат выскочил, как чёрт из табакерки. Вид имел подозрительно довольный.

  - Ещё стишков не хватало для полной радости. - Антон вздохнул, направился к парковке.

  - Нравится мне твоя работа, - сказал Кемури, закидывая руки за голову, будто не на месте пассажира находился - на диване валялся.

  - Чем, - фыркнул Антон.

  - Людей много. Историй. Люблю истории. И людей люблю. Особенно свежеприготовленных.

  - Правильно адрес вбил?

  - Сорок семь, не сорок два, - зевнул Кеша, не открывая глаз.

  Антон проехал носом по воротнику - опять начал чесаться. "Да что за ерунда привязалась, не пойму. Когда он успел на дисплей навика посмотреть".

  - Сам-то куда устроился?

  - На вольных хлебах.

  - По шабашкам?

  - По шарашкам. - Кемури приоткрыл один глаз, взглянул на Антона абсолютно трезво.

  - С Матвеем чего за тёрки?

  - Матвей, видишь ли, - мошенник со стажем. По стариканам одиноким да разведёнкам специалист. Чуешь, куда ниточка тянется? Правильная мысль: к сестрице подкатывал. Потому и прибыли. Сообщили люди надёжные. Матвей, конечно, не дурак, но и мы не вчера родились.

  - С домом зачем сцену разыграли? - Антон переварил информацию не без труда.

  - С домом?

  - Вы же судиться собирались.

  - Это кто тебе сказал? - Округлил глаза пассажир.

   Антон растерялся (подводить под монастырь подругу не хотелось).

  - Соседи ваши.

  - Комьюнити мещан. Они расскажут. Видал ролик про соседей в Ютубе?..

  Метель расступалась, некто бесплотный сдвигал в сторону от автомобиля снежный занавес. Кеша трепался о том, о сём, рассыпая шутки, побасёнки. Антон не заметил, как добрались до места.

  Разуваясь в прихожей, спутник громко, отчётливо произнёс: "Я дома".

  Из столовой плыли изумительные запахи.

  - Говорил ведь, братишка - спец, - подмигнул.

  Дом претерпел реставрацию: между кухней и столовой появилась перегородка из непрозрачного стекла, само пространство визуально расширилось, натяжной потолок хозяева убрали. Впрочем, как и двери. Вместо них выходы в комнаты прикрывали сёдзи. "Заказали откуда?" - недоумевал Антон, продолжая шмыгать носом.

  - Приземляйся. - Новоиспечённый приятель похлопал рукой по стёганой подушке.

  Подушки в количестве четырёх штук лежали вокруг низкого стола.

  - А стульев нет? - В попытках куда-нибудь пристроить ноги, гость вынужден был усесться по-турецки.

  - Стулья портят осанку, Тохи-кун, - засмеялся Кемури, причём столь заразительно, что Антон сразу успокоился: ну экзотика, ну приятно людям сидеть на подушках, экая беда. - Дзабутон же - вещь, проверенная веками, - добавил. - Здорово, Хи... игрек.

  Сохраняя почти неуловимое внешнее сходство, братья отличались как небо и земля. В старшем не было ни грамма артистичности. Каменное лицо, поджатые губы, неподвижные глаза. Каждый жест Кеши являл собой перфоманс. Немногочисленные жесты Игоря напоминали движения заводской установки: точные, выверенные, исключительно по делу. Он коротко кивнул, расставил тарелки.

  - Друг нашего брата - наш друг. Добрый вечер.

  Не иронии, ни сарказма, ни торжественности - набор звуков.

  - Здрасте, - выдавил Антон.

  - Располагайтесь. Принесу горячее.

  - Эй мэн, - когда старший скрылся за перегородкой, Кеша постучал палочками по столешнице, моментально развеяв мрачную атмосферу, - не обращай внимания. Да, он зануда. Но и зануду, - прошептал доверительно, - при желании можно довести до белого каления. Не парься, будь счастлив. Знаешь мелодию? - Вернулся к избиению стола.

  Получалось у него неплохо. Увлёкшись, задействовал деревянные подставки, кромки тарелок, соусницу, собственные колени.

  - Быстро оклемался, раззява. - Фраза, растянутая на выдохе, прозвучала заклинанием.

  Антон никогда не слышал, чтобы Ольга артикулировала на низких, вместе с тем глубоких, чувственных частотах. Она появилась из-за сёдзи неожиданно. В халате, судя по всему, на обнажённое тело. Данное обстоятельство Ольгу абсолютно не смущало. Наличию в доме гостя она, впрочем, удивилась. Изогнув соболиную бровь, пересекла столовую, глядя на Антона, но обращаясь исключительно к Кемури. На языке, которого Антон не знал. Парень виновато развёл руками, Ольга расцвела в улыбке. Опустилась на подушку рядом. Сиреневые лотосы перетекли вместе с отблесками, очерчивая грудь, плечи, бёдра.

  - Рада, что согласился провести вечер в нашей компании, - пропела.

  - Отлично выглядишь.

  - На женщин благоприятно действует растущая луна. В этот период мы влюбчивы, открыты и щедры.

  "Странно ребята разговаривают", - отметил Антон.

  Развить мысль не успел. Игорь внёс глиняные миски.

  - Что же там, что же там? - то ли придуриваясь, то ли в самом деле бурно выражая нетерпение, взвился Кемури.

  - Удон с креветками, гребешками, осьминогами, тофу.

  - М-мм. - Хозяйка немало смутила гостя. - Люблю осьминогов. С тофу. Позволь угостить, - обратилась, окончательно добивая, - традиционным "Авамори"^*.

  - Несерьёзно, - скривил физию Кемури. - Давайте с сётю^* начнём, чего вы.

  Потупившись под взглядом сестры, однако, пересмотрел взгляды на аперитив.

  - Кам... - начал Игорь в своей флегматичной манере.

  - За встречу, - перебила Ольга.

  Антон сразу понял, кто в доме хозяин. "Она их строит, сразу видно, - поставил галку на полях. - Но чёрт, обалденная. До неприличия. Интересно, как далеко простирается лидерство. Я бы согласился побыть в подчинении".

  Было съедено много всячины, выпито того больше. Антон почувствовал себя в компании старых друзей. Кемури болтал без умолку, Ольга мелодично смеялась, даже Игорь порой выдавал комментарии. Его странно завязанный под мышками фартук больше не вызывал у Антона тревоги. Воодушевившись, парень приволок кисти, принялся объяснять, как вычертить иероглиф, изобразить цаплю в полёте. Атмосфера, в которой Антон не находился уже лет сто, заставила устыдиться. Ведь поверил, дурак, досужим сплетням. Да хоть Кристинке. Нормальные люди оказались. Более чем. Ольга же. Скверно поступил тогда по отношению к ней, скверно. А она простила - на ужин позвала, знаки внимания проявляет: то рукавом заденет, то локотком.

  - Сыграем в маджонг, - предложил внезапно Кемури.

  - Слова такого не знаю.

  - Правила простые, не боись.

  В процессе Антон решил задать пару вопросов о самурае. При упоминании персонажа у сестры посерело лицо, старший дёрнул ртом.

  - Я тебе объяснял уже, - почесался Кеша устало. - Гад, каких поискать. В былые времена таким руки отрубали на площадях. А сейчас пойди докажи, что он мошенник и вор.

  - Давайте сменим тему, - попросила хозяйка. - Включите музыку. Нуждаюсь в танце.

  Братья изобразили увлечённость беседой. Антону пришлось подниматься - отказ могли истолковать неправильно.

  С каждым движением Ольга сама сокращала дистанцию.

  - Поздно, - с трудом ворочая языком, сказал, пытаясь отлепить руки от её поясницы.

  Гостиная неуклонно съезжала в туман.

  Женщина мягко развернула к часам.

  - Смотри, седьмой час утра. Но зима неизменно превращает раннее утро в позднюю ночь, не находишь? Зачем бродить потемну, когда можно переночевать у друзей. Пойдём, покажу свою коллекцию гравюр.

  - Я как бы не очень в искусстве.

  - Уверен?

  Взяла за руку, потянула за собой. Вскоре они оказались в зловеще багряной комнате с огромной кроватью по центру. Тоже зловеще багряной. Разумеется, никаких коллекций здесь не наблюдалось. Наблюдалась только Ольга. Развязывая поясок на халате, бросила насмешливо:

  - Так и будешь просто смотреть?

  

  Изучение гравюр отпустило, когда солнце вовсю плескалось на паркете. Портьеры в его лучах казались водопадами крови, простыня - озером крови. Ассоциации ничуть не вредили блаженной лени, которая пришла вслед за действом.

  Ольга изучала Антона из-под спутанных волос.

  - Что? - спросил он.

  - Получится как тогда.

  - Как тогда?

  - Оставишь, как тогда.

  "О-о, поехали. В них программа универсальная установлена?"

  - Брось.

  Не успел глазом моргнуть, как Ольга переместилась в позицию сверху, будто мало на нём поездила. Заломив руки, не позволяя себя обнять, прошипела:

  - Его здесь быть не должно.

  - Кого?

  Вода и песок смешались. Вода и песок. Антон почувствовал головокружение, точно после катаний на чёртовом колесе.

  - Слушай внимательно. Разбей фигуру кота. Выброси в самый грязный, самый вонючий, самый заляпанный ящик с помоями, который только найдётся в городе.

  - Какого кота?

  Ольга со всего маху отвесила ему пощёчину, оголила зубы.

  - Выполняй.

  - Хорошо, - проблеял Антон.

  И отключился.

*Систрум-сехем (егип. sḫm, sekhem; также Систр-сехем) - древнеегипетский ударный инструмент, трещотка. Представляет собой медную пластину в виде буквы U, к которой крепится ручка. Внутри петли находятся металлические прутья с нанизанными на них кольцами, дисками, пластинами. При встряхивании приходят в движение, издают звон. Упрощённая версия - сесешет, или систум-наос (егип. ssst, sesheshet). Иероглиф "сехем" обозначал царственность, власть. Систрум являлся атрибутом Бастет, Сехмет, Хатхор и др.
*Итеру (также Итеру-аа, Иум) - одно из наименований Нила в Древнем Египте.
*Пер-Бастет (егип. bAst, bAstt, pr-bAstt; также Пер-Баст, Баст, Бубастис, Бубастос, Бубасти) - город Нижнего Египта на юге-востоке дельты Нила. Центр почитания Бастет. Самая большая скульптура богини была установлена в храме этого города. Некоторое время являлся столицей Древнего Египта.
*Сложено при виде снегопада / Свиток VI: Зимние песни / Кокинвакасю (古今和歌集). Осикоти-но Мицунэ. Перевод: А. А. Долин. Естественная запись - в пять строк.
*"Авамори"(Awamori) - японский алкогольный напиток (20-40%), изготовляемый из длиннозёрного тайского риса с применением дрожжей "Кодзи".
* Сётю (яп. 焼酎) - японский алкогольный напиток, сырьём для изготовления которого служат рис, ячмень, гречка, тростниковый сахар. Продистиллированный один раз напиток - это оцури (45%); его разбавляют водой. Продистиллированный несколько раз - коруи (ок.36%); его смешавают с соком, сиропом, газированной водой или чаем.

   А ЭТО БОНУС ЗА АВТОРСТВОМ УТАГАВА КУНИЁСИ:

IV

Кемури

  

  Кемури открыл окно. В комнату ворвался ветер, обдав с ног до головы ледяной крупой.

  - Связался, бедняга. Подъём! - крикнул. - Уж полдень близится. Алё, мэн, ты как?

  - А где?..

  - Угу, размечтался.

  - На фига окно-то открыл.

  Видок у парнишки был - хоть в массовке к зомби-апокалипсису снимайся; Кемури вздохнул: нэкомата никогда никого не жалела, выпивала до дна.

  - Ну-ка. - Пользуясь беспомощностью приятеля, приподнял его подбородок. - Не рыпайся, - предупредил, изучая больные, красные глаза. - Просто смотри.

  - Дым, - промямлил Антон.

  - Дым, дым.

  - Зачем вокруг дым.

  - Занадом. Сейчас полегчает. Должно, то есть. Куда мне до сестрёнки, - выдохнул в сторону. - Как ты? - повторил. - Соображаешь хоть маленько? Вставай, пацан, некогда рассиживаться. Нас ждут дела и подвиги. "Алка-Зельтцеру" тяпнешь - и вперёд. Вот тя развезло, конечно.

  Антон выразил ощущения одним коротким, но ёмким словом. Кемури рассмеялся, поволок его прочь из комнаты, вниз по лестнице.

  - Стрёмно, - признался парень потом, таращась в кружку с заваркой.

  - Бывает.

  - Сегодня ведь суббота.

  - Она, родимая.

  - Домой мне надо.

  - Успеешь. Одного перца навестим.

  - Я здесь при чём. Иди, навещай.

  - В компании веселее. Ресторан монгольской кухни держит. И сам - натуральный монгол, прикинь. Клёвый ресторан, отвечаю.

  - Ты только что полсковородки рагу сожрал.

  - Во мне ли дело. - Кемури швырнул из прихожей куртку. - Го обедать, Тохи-кун.

  Видно было, как удивился спутник, когда обошли здание. Котолак постучал даже не в дверь чёрного хода - в складскую.

  - Проводишь ли зиму в изобилии, Данзан-гуай? - протянув обе руки для пожатия, цепляя одну из дежурных улыбок, спросил отворившего.

  - Зиму в изобилии провожу, Кемури-гуай, - степенно ответил тот. - А хорошо ли ты кочуешь?

  - Отлично кочую!

  - Пусть вьюки твои будут уравновешены.

  - Уравновешены, как же.

  Приятель - заметил Кемури - созерцал обмен репликами, будто в театре находился: знай себе глазами хлопал.

  - Со мной.

  - Ладно, - не слишком охотно согласился хозяин.

  - Не обращай внимания, что сине-зелёный. Похмелье.

  - Клыками Дахмы-хатун задет. - Монгол покачал головой, поцокал языком.

  - Примерно "гутен таг", - подсказал Кемури Антону.

  - Добрый день, - вяло выдал последний.

  - Добрый, - буркнул монгол.

  Ширма, сплетённая из соломы и речного жемчуга, с шорохом скользнула по плечам. Гости оказались в узком коридоре, пронизанном непонятно откуда поступающим светом. Полосы его выглядели не пылью - бронзовой мукой. Антон тронул Кемури за рукав, но тот приложил палец к губам. Где-то впереди полосы сливались в пятно. Вскоре оно разрослось, затем расслоилось до войлочных покрывал.

  - Милости прошу, - нараспев произнёс хозяин.

  Кемури, волоча за собой Антона, коснулся правой рукой притолоки. "Спокойно. Я рядом". Антон позеленел ещё больше: правильно, как нормальный человек мог объяснить себе появление юрты. Просторной, расписной юрты на месте склада.

  - Территория для гостей, - примостившись у очага, среди крапчатых валиков, объяснил Кемури. - Усаживайся. Молодец. Когда подадут напитки, не вздумай отнекиваться.

  Теперь парень мог не только зомби - призрака сыграть.

  - Дивную "Вирджинию" отыскал намедни. Пришлось слетать за город.

  Из воздуха соткался контур банки. Потом она обрела форму, объём и массу. Потом - материал и этикетку.

  - Видят боги, как никто другой, знаешь толк в зельях, - прогудел хозяин довольно.

  - Отрицать не стану.

  - Благодарю. Славный аромат. - Данзан вскрыл жестянку мгновенно удлинившимися, острыми ногтями. - Вижу, некоторым дурно, - взглянув на Антона, добавил. - Теперь ты наш, малой. Привыкай. Не бойся. Ужас забирает силу.

  Почтительно приняв из его рук пиалу, Кемури обмакнул пальцы в жидкость, выбросил щепоть в сторону шанырака^*, в сторону очага. Сделал глоток, передал хозяину. Тот повторил манёвр, пиала перешла к Антону.

  - Что за?.. - пригубив, тихо возмутился тот.

  - Лекарство, - хлопнул по плечу Кемури.

  После четвёртой гость принялся расспрашивать о способах размещения юрты внутри склада. Язык у него заплетался, движения были верёвочными.

  - Готов, - подытожил котолак, укладывая приятеля на шкуру и закрывая одеялом.

  - Градусов десять вправо, - посоветовал хозяин, кивнув на вырезанный из дерева тотем. - Ближе к ирвэсу^*. Глядишь, восстановит немного. - Приступил к раскуриванию трубки. - Но зачем человек?

  - Госпожа приглашает на охоту. - Кемури соорудил самокрутку, заклеил, полюбовался. - Тебя.

  - Уже не знаю, чего ещё ожидать, - вздохнул коллега. - Котята работают без выходных. Намедни сам, лично, поехал на телебашню, да простят духи. Мы знакомы тысячу лет. Прекрасно знаешь: не люблю отрываться от любимых занятий. Готовить, угощать - вот призвание Данзана.

  - Тогда угости чем поинтереснее архи^*. - Кемури кинул выразительный взгляд на сундук.

  - Ай овгон, - насмешливо погрозил пальцем хозяин. - По кошме бегать начнём.

  - Ай овгон, - передразнил Кемури. - Кто станет свидетелем нашего позора.

  Из сундука был торжественно извлечён светник. Латунь. Изогнутая ручка. Сложная вязь на боку. Лампа Аладдина, не меньше.

  Данзан аккуратно наполнил блюдца. Кемури подозрительно принюхался.

  - Вазелину натопил, что ли, подлюка?

  - Обижаешь. Ворвань пополам с оливковым.

  - Бур-равчик!

  - Лучше: ёрш. Но только по одной. По одной, Кемури. Не вздумай подбивать.

  - Ты как старая дева, Дан: "Только не сейчас, только не туда". Ладно, уговорил, по одной.

  - Эй, погоди. Парень точно очухается к ночи-то?

  - Надеюсь.

  - Госпожа редко думает наперёд.

  - Госпожа вообще редко думает.

  - Никто не слышал.

  - Никто не видел.

  - Никто не выдаст.

  Котолаки обменялись ухмылками.

  - Да будут когти наши острыми, ноги наши - быстрыми, глаза - зоркими, слух - чутким, а добыча - украденной!

  - Ай хорошо сказал, дружище.

  

  День слепил нещадно. Снег летел наискось, ничуть не охлаждая. Внутри у Кемури полыхали тысячи костров, мир выворачивался наизнанку. Пласты воздуха взмывали вверх вместе с колясками и мамашами. Асфальты вспучивало вместе с зебрами и пешеходами. Автобусы в невероятных направлениях колесили по небу. Ухали в рытвины, утопали в облаках, отчаянно сигналили. Люки на дороге сдвигались под замогильный скрежет. Оттуда выбегали крысы. Выливались. Крысы. Реки. Реки грызунов. Грызунов скелетированных. Без кожи, без мышц. Собираясь вокруг памятника императору, они орали, словно гребцы на галере: "Всякому зве-ерю Нету доверья! Всякой же тва-ари Съездим по харе!"

  - Всякой же твари - плюмаж на забрале, - вступил в дискуссию Кемури. Снова ощутил, как некто трясёт его за плечи. - Плюмаж на кобыле, - исправил собственную ошибку. - Флюгар на кальяне. Флюид! На кеф... фаре? Саппффир на рептили. И.

  - Чего несёшь? - спросил некто туманный (возмущённо, истерично; похоже, не в первый раз). - Чего несёшь, спрашиваю? Куда на красный?

  Кемури досадливо помахал рукой в сторону назойливой тени.

  - От... винта, - козырнул.

  Винт действительно закрутился; котолак закрутился вместе с ним, вокруг своей - или ещё вокруг чьей-то (значения не имело) - оси.

  - Труба-а, - простонала тень, облепив щупальцами, силой потащив через дворы.

  Сначала Кемури хотел подраться с тенью. Но передумал.

  - Обмяунываешь, м-м? Опять за своё, негодница. Мизуки-тян, ты ли. Встреча на Альбе. На Мальве. На Мальте. Помнишь Мяульту? До сих пор снится твоя серебряная... Иди сюда, Мизуки. Заворачиваться н-не надо. И что, пускай осень сгинула, пускай поздновато для Цукими^*, но я набрал каштанов в парке. Погоди, не перебивай. Послушай. Травы ночные В росах под белой луной Станут нам ложем. А? Ковыль, ты права. Нужно добавить ковыль.

  - Да приди же в себя! - Без всякого такта тень похлопала его по щекам, вылила на голову бутылку холодной воды из автомата. - Ты, - зашипела, оттаскивая в подворотню, - придурок обдолбанный, объясни, куда меня втянул? - В гневе приложила о стену, аж в позвоночнике хрустнуло. - Куда втянул, сволота? Где мы были? Кто этот мужик узкоглазый? Чего вы с ним пили? Я тя щас брошу здесь, понял?

  Кемури расхохотался, съехал вниз, обнял спутницу за ноги.

  - Обалдел?! - завопила та, отпрянув. Котолак шлёпнулся носом в покрытый трещинами асфальт, полетел в бездну, дна не достиг, снова очутился под аркой, исчерченной граффити. - Тебе кажется, слышишь? Тебя плющит. - Тень, пожалев, вернулась; смочив остатками воды бумажку, приложила к переносице. - Откуда взялась юрта. Коты, сиамский и рыжий, лакали из блюдец масло. Когда глядел на них из-под одеяла... Кеш, откуда коты. Разве коты пьют масло. Впервые вижу. Почему когда коты были, вас с мужиком не было. Потом, они ведь разговаривали. Во что-то жуткое перетекали, одновременно оставались котами.

  Кемури поманил пальцем собеседника. Когда тот доверчиво придвинул ухо, забыл, о чём собирался поведать.

  - Бегали по стенам, висели вниз головами, вопили.

  - Над родиной реют знамёна свободы! Огней не жалея, проносятся годы!

  - Дальше дурдом, мешанина. Вы - без задних ног. Тормошил - ноль реакции. Не двигались. Ни ты, ни монгол. Как мёртвые. Я испугался. Не знал: то ли скорую вызывать, то ли тикать. Уже собрался звонить - женщина заходит. Лицо жёлтое, скуластое. Сковорода, не лицо. Глаза-прорези, косы мелкие, бус целая связка. Кто она? Знаешь, о ком речь? Да Кеша, блин! Ну хоть что-нибудь. Объясняю: так и так - молчит. Глухая, видать. Бубен из сундука вытащила. Сантиметров сорок в диаметре. Воет, лупит в него половником (ну или чего оно, колотушка) - а меня трясёт, волны по телу электрические, ни звука выдать не могу. Постучала, значит, стянула шарф, помахала над вами. Ты кое-как поднялся. Монгол слегка пошевелился. "Сковородка" на выход указала, я тебя потащил. Кеш, что в склянках? Скажи честно.

  - Вкуснее крови. Ничего. Кроме мяусла.

  - Совсем плохо дело, - подытожила тень, сграбастав Кемури за воротник.

  Только когда течение подхватило волосы, когда вода забралась под веки, в нос, в лёгкие, понял: река. Река, в которой его собираются утопить. Прямо сейчас. Взвился, перехватил предплечье врага, завернул локоть, швырнул лицом в мёрзлый песок.

  - Кто такой? - выплюнул.

  - Нормально! - возмутился враг. - Антон я. Антон!

  Кемури чертыхнулся, прыгнул в сторону. Память пока не собрала картинку полностью, но кое-что уже прорисовывалось. Горло горело, будто на концерте голос проорал. Или похуже чего сделал.

  Парень тем временем ошалело помотал головой, дополз до валуна, повис на нём, уставился на пластины льда, дрейфующие вниз по течению.

  - Азиатчина, странные выходки, - прошептал. - Люди совсем по-другому вашу семью описывали. Ты должен быть представительным мужиком лет за тридцать. Столичным позёром. На крутой тачке, при пальто кашемировом. А тебе от силы двадцать пять. В брови железка, в ухе серьга. Раздолбай клинический. По городу пешком перемещаешься, вряд ли где работаешь.

  - Сам по себе. - Кемури устало опустился на соседний камень. - Гуляю.

  Впервые за долгие годы захотелось вдруг высказаться. Едва успел язык прикусить.

  - Кот, - выронил приятель, будто прозрев.

  - Метафорически. Недисциплинированный я. Трудно существовать по сценарию. От планов тошнит, от расписаний - хоть в петлю. Когда переставляют с клетки на клетку, с ума схожу.

  - Тоже метафорически?

  - Буквально.

  - Поэтому надо себя разрушать.

  - Много знаешь про разрушение. Э-эх, Тохи-кун. - Подумал, понаблюдал за снегопадом. - В скверную историю вляпался ты по моей вине. Теперь на душе погано.

  - Но...

  - Послушай совета. Избегай сестры. Какими угодно способами. Какими угодно средствами. Выдумывай, уезжай к однокурсникам, старайся чаще находиться среди людей. Не снимай трубку, когда позвонит. Отправь номер в чёрный список. И никогда, запомни хорошенько, не оставляй окна ночью открытыми.

  - Погоди, ты же сам нас свёл.

  Котолак разобрал непригодную сигарету (пачка отсырела насквозь), растёр в ладонях её содержимое.

  - Не покупайся, смотри, на всякие залёты, "думаю о смерти", "ты меня бросил". Нытьё, трагизм, давление, угрозы игнорируй. Представь, есть правило из учебника. Звучит оно следующим образом: "Ольга лжёт".

  Брови Антона сложились в странный зигзаг. Кемури натянуто усмехнулся, огляделся по сторонам.

  - Разучим-ка жест. Приличный, не дрейфь. Двойной хлопок, двойной поклон, ещё раз хлопок. Теперь пальцы сомкнуты на уровне солнечного сплетения. Да не ломайся, кто нас видит.

  - Зачем это?

  - Один монах научил. Упражнение, чтобы вспомнить. Давно пользуюсь, работает. Сначала - механика. Давай, повторяй.

  - Зачем вспоминать, что вспоминать?

  - Собственную жизнь.

  - Не въехал.

  - Въедешь.

  "Очень скоро. Уцелеет ли сознание твоё - бог весть".

  - Кемури.

  - Ась?

  - Если башкой в воду не окунул бы?

  Котолак покрутил ладонью у виска.

  - Лет эдак на пять.

  - Хотел?

  Бакэнэко промолчал.

  - А Данзан?

  - Жена Данзана умеет возвращать.

  - Договаривай.

  - Вектора мало. Нужен якорь, побуждение.

  - Хочешь сказать, я действительно тебя спас?

  - Гордыня - грех, о юный падаван.

  - Жестикуляция, - уточнил Антон. - Она для похожих случаев?

  - В том числе.

  - В следующий раз, когда накроет, ко мне в баревич приходи, не по юртам шляйся.

  Кемури приподнял бровь, парень будто не заметил.

  - Из дома попрут - звони. Не напрягает абсолютно, места хватит. Ну, поспишь на раскладушке пару недель.

  - Человеческое сердце - тростник на ветру.

  - Чего?

  - Можно срезать тростник для флейты, сыграть. А можно просто стоять и слушать, как ветер шуршит листьями, склоняет к земле, даже ломает порой, создавая тем самым горькую музыку настоящего.

  - Мудрёно, - хмыкнул Антон.

  - Не будь бродяги мудрецами.

  - Проще, Кеша, проще. Из тростника ром гонят.

  - Вот именно, - кивнул котолак. - Каждого куда-то гонят. Родичи, нищета, обстоятельства. В редких случаях - идеи. Пойдём, ладно. Знаю, где классную строганину готовят.

  - В иглу?

Кристина

  

  Ночь была тёмной, хоть глаз выколи. Ни звёзд, ни луны.

  Который месяц Кристина засыпала с трудом. Стоило погасить свет, сразу лезла на ум дикость. Шторы вздувались, медленно, сами по себе. Столь же медленно опадали. Криста стучала зубами, пряталась под покрывало с головой, и тогда начинали скрипеть половицы, шуршала, осыпаясь, штукатурка позвякивали ложки в буфете. "Давно пора сделать ремонт, - пыталась уцепиться за адекватную мысль. - Дом старый. Но ведь раньше... Что со мной? Схожу с ума?" Единственным утешением становился фарфоровый питомец. Когда смотрела на него, ужас если не отступал, то хотя бы мерк. А сегодня, едва живая от угрожающей черноты, вовсе решила взять кота в постель. Обнимая его, баюкая, будто младенца или куклу, повторяла: "Ты ведь защитишь. Ты ведь не дашь меня в обиду".

  Из нарисованных глаз, однако, исчезло выражение. Раньше кот улыбался, тихо, лукаво.Теперь - нет. Кристина ещё плотнее прижала статуэтку к груди, зажмурилась.

  - Не бросай, не уходи в свои космические дали, - прошептала. - Эй, Кисуля, милый, чего-то совсем плохо. Чего-то стены как паруса. - Выглянув из-под покрывала, оценила обстановку. - Тени, вокруг бродят тени. Видишь, один на крыльце. Котик, а котик, надо бы в полицию позвонить.

  Не расставаясь с защитником, покинула "ложе". По-пластунски - подниматься в рост было страшно - выползла из спальни.

  Долгий, громкий звонок разорвал пустоту. Крис шарахнулась к стене.

  - Кто там. Кто это может быть.

   Потянула со стола смарт. В ту же секунду некая неведомая сила вырвала его из рук, подняла до самой люстры, швырнула об пол. Неоновые зигзаги расчертили комнату от угла до угла. В зеркалах и стёклах запрыгали бесы. Гротескные, угловатые фигуры, постоянно меняющие форму. Они облепили дом, теперь лезли на крышу. Кристина бросилась к лестнице, чтобы заблокировать ход с чердака. Засов не поддавался - действовать приходилось одной рукой. Налегла всем телом, протолкнула, наконец, тяжёлую железку в пазы. Вовремя: последовал удар. Второй, третий, четвёртый.

  Сбежала вниз по ступеням.

  - Эдак нас тут укокошат.

   Ноги сами несли на кухню. Вооружилась ножом для разделки мяса. Пальцы дрожали.

  - Какой с меня вояка. - Слёзы копились у переносицы.

  В дверь позвонили вторично.

  Демоны изгалялись у окон. Те, что засели на крыше, царапали, стучали. От души. Вероятно, с намерением разобрать.

  - Открой, - раздался за дверью знакомый голос.

  - Антон, - пролепетала. - Антон? - переспросила громче.

  - Впусти. Поговорить. Надо.

  Слова падали камнями с высоты.

  - С ним что-то случилось, - торопливо объяснила коту.

  Мелкими шажками пересекла прихожую, остановилась.

  - Впусти, - глухо повторил друг.

  Кристину передёрнуло.

  - Да, сейчас, - прошелестела, до ключа не дотрагиваясь. - Ты один?

  - Один. Открой.

  - А ничего вокруг странного не происходит? Ну, на улице? - поинтересовалась, наблюдая, как бесы сливаются в бугристое, бельмоглазое нечто, снова распадаются на чернильные острова.

  - Нет, - ответил Антон. - Ничего. Не происходит. Впусти. - Сделал паузу. - Замёрз. Очень.

  Кристина повернула-таки ключ: выводок демонов, наверняка, устроил шабаш только в её воспалённом сознании. "Шизофрения", - подвела итог, стараясь улыбнуться гостю.

  Но какое улыбаться - Антон мало походил на себя прежнего. Антон мало походил на здорового человека. Трясло его не по-детски. Глаза - пуговицы, под ними - мешки. Куртка нараспашку, на губах пена.

  От зрелища Криста попятилась. Приятель, механически, тяжело дублировал её шаги.

  В прямоугольник распахнутой двери влетал снег. За ним лезли отвратительные пятна, жвала, ростки. Болтались у порога - в само помещение, видимо, проникнуть не могли.

  Антон протянул руки, снова механически, снова тяжело.

  - Отдай.

  - Уходи. Ты не в себе. Уходи, ради бога.

  Юркнула за диван. Антон догнал, обхватил, повалил на пол. Ещё чуть-чуть - и статуэтка разбилась бы. Мысль мгновенно взрезала пелену на сердце, Кристина поняла: фарфор должен уцелеть, любой ценой.

  Антон всегда был крепким парнем - двинуться добром не могла, когда припечатал. Слюна размазывалась по лицу, по шее, по волосам. Отталкивая психа свободной рукой (впрочем, безрезультатно), думала лишь о коте, только о нём. Потом вторую конечность задействовала. Хоть примись Антон избивать её, не отдала бы. Блеснул на ламинате выпавший нож. Покосилась. Далеко, слишком далеко.

  - Тоша. Смотри, шестой класс. Летний лагерь. Экскурсия за город. Убежали мы с тобой, помнишь?

  Антон на миг ослабил хватку, будто прислушиваясь.

  - Шершень напал на нас, помнишь? Солнце яркое. В речке плавали, по гальке бегали. Пока физрук и Марь Степановна посадку прочёсывали, нас, дурачков, искали.

  Парень тряхнул головой, вывернул ей запястье. Кристина вскрикнула. Статуэтка покатилась в сторону. Девушка пыталась дотянуться, но Антон подмял её под себя. Из кармана парки вытащил обломок кирпича, замахнулся. Не на подругу - на кота.

  - Вспомни. Вспомни же! Из камыша рыбку собрал. Ты. Рыбку. Мне. С плавниками, с хвостом. Золотую! Обиделся, когда золотой назвала. Потому что на самом деле, на самом-то деле была...

  - Скалярией, - выдохнул Антон.

  Ткнулся носом ей в плечо.

  - Скалярией. - Судорожно гладя одноклассника по голове, Кристина старалась не упустить из виду дорогой предмет, валявшийся у коврика, на границе дома и вьюги.

  Почти в пределах досягаемости лап-челюстей, что явились, несомненно, по его душу.

  - Тош, всё нормально. Всё хорошо. Давай возвращайся. Давай возвращайся, да? Я тебе чаю заварю.

  Антон отлип от неё. Кое-как поднялся. Девушка, вскочив, преградила ему дорогу. Осторожно, самыми кончиками пальцев босой ноги, подтолкнула кота подальше от компании, подальше от врагов, от ветра. Антон не обратил на действие внимания. Вылетел за дверь, хлопнул ей - и был таков.

  Криста подобрала "питомца", тщательно осмотрела. Трещин не обнаружила, только скол на ухе. Вернулась в спальню, игнорируя демонические танцы (сил не осталось), замазала "рану" лаком для ногтей.

  Газовые нити настойчиво пронзали каждый предмет в квартире. Когда Кристина увидела, что они тянутся к музыкальному инструменту, подарку Матвея, чаша терпения переполнилась.

  Рванула к полке, врезала по волокнам ладонью. Обожглась. Разозлилась.

  - Ах вы подлецы.

  Обернув кисть футболкой, схватилась за ручку сехема, почувствовала прилив сил.

  - Пошли вон отсюда! - взмахнула погремушкой, словно клинком. - Прочь из моего дома.

  Смело зашагала вдоль окон, и каждое движение её сопровождал сухой, жаркий, перечный звон, древняя, странная музыка пустынь. И гасла, съёживалась паутина, утекая в щели. И таяли острова жути, и бежали кто куда бесы, и стихал грохот на крыше.

  Ночь теряла густоту. Слабо мерцая, загорались фонари. Под ними вполне прозаично искрил снег.

  Кристина свалилась на ковёр, закрыв кота собой, как щитом, да тут же уснула.

  У горизонта облака расслаивались. Мятое утро неуверенно проступало сквозь них.

Бесы

  

  Синтетический огонь, вырабатываемый городом. О, Дахма чувствовала его. Дахма желала его столь неистово, что разум её туманился. Часть сознания вела переулкам человеческого мальчишку, манила его.

  - Забери. Разбей, - повторяла Дахма вслух, снова и снова. - Забери. Разбей.

  Наплывали тучи. Данзан, покачиваясь у ограждения, монотонно бубнил, перебирая на весу амулеты. Его жена стучала в бубен; гисунь^* улетала к духам, мелкие косы змеились, презирая безветрие. Рядом замер обвешенный клинками Хиджи. Четвёрка подчинённых под руководством Кемури рассредоточилась внизу, на улице. Ещё трое засели в подвале.

  - Разбей! - Дахма почти кричала: проклятая девка умудрилась перехватить Антона, потянув за нитку воспоминаний. - Разбей!.. Шайтановы происки. - Привалилась к трубе, с трудом сосредоточив взгляд на собственных руках. - Скалярия. Скалярия. - Согнулась пополам от истерического хохота. - Скалярия, чтоб мне провалиться!

  - Дахма-сама, - встрепенулся Хиджи. - До появления Подорожника - минута. Отозвать остальных от дома?

  Нэкомата расстегнула пальто.

   - Нет. Пускай заберут погремушку.

  - Отправить Кемури?

  - Кемури нужен здесь. Снег, - распорядилась. - Живо.

  Данзан свесился с парапета головой вниз. Мгла затянула звёзды, породив яростный, дикий буран. Дахма качнулась на грани безумия.

  Подорожник бежал со стороны заводского комплекса. Преследователи вряд ли могли причинить ему серьёзный ущерб, их задача состояла в другом: доставить Мшэя сюда. Конечно, он сразу раскусил замысел врагов, но выхода не было: вступать в драку посреди людной площади или, не приведи бог, поблизости к жилищу ни за что не стал бы. Днём котолаки изрядно его помотали. Даже раздразнили, отобрав у смертных пару тел прямо при свете солнца.

  - Мумия в гневе, - заметил Данзан. - Будет жарко.

  - Будет жарко, - плотоядно облизнулась Дахма.

  - Идол на мес...

  Ответственный за гон не договорил - его подбросило над домами.

  В следующую минуту Подорожник, не таясь, вступил в коридор между ангарами.

  - Уместен ли торг? - раздался откуда-то ироничный голос Кемури.

  Буран, сдобренный дымом, закручивался в спирали. Из-под марева глаза абиссинца горели злостью и золотом.

  Внизу воцарился хаос.

  - Танцует, - довольно покивала Дахма. - Не жалей, - добавила вполголоса. - Никого не жалей. Покажи своё истинное лицо. Покажи, кто ты такой.

  Словно подслушав её, враг растёкся по снегу. Теням котолаков пришлось несладко: изорванные, разбросанные, они не могли склеиться. Обрубки ползли наобум, постепенно истончаясь. Без теней демоны становились хрупкими сосудами; с ними Мшэй не церемонился: вновь принимая человеческий облик, заталкивал в сугробы, с хрустом ломал конечности. Дахма откровенно любовалась им. Как она нуждалась в таком напарнике. А лучше - в слуге. Но служить абиссинец отказался, давно. Перевела взгляд на Хиджи.

  Тот спрыгнул с крыши. Братья обменялись приветственными кивками с мумией.

  - Право, довольно обидно, - пожал плечами младший, - находиться по разные стороны баррикад.

  - Не вижу баррикад.

  - Что бы ни видел, мы обязаны уведомить о предложении госпожи, - взял слово старший.

  - Чем на сей раз госпожа собралась меня прельщать?

  - Расторжением договора.

  Мшэй вздрогнул, сделал шаг назад.

  - Не жив и не мёртв, - продолжал Кемури. - Застыл на границе миров, страдалец. Мало того, красномордый гад прочитал твоё сокровенное желание, исполнил его без ведома и согласия, а затем выписал билет в пустоту. Увы, по природе ты не демон, не призрак, даже не совсем дух. Поэтому вступить в беседу с Сарутохико не сможешь. То ли дело госпожа. Она замолвит словечко - и полетишь над землёй. Согласно сценарию. Лёгким пером Маат^*.

  - Взамен она хочет, чтобы оставил вам квартал?

  - Не квартал. Город.

  Кемури досадливо поморщился: Хиджи, как обычно, убивал дипломатию на корню.

  Мшэй зачерпнул снега, приложил к разорванному уху.

  - Весело.

  Кемури метнулся прочь, первый удар принял на себя брат. Бакэнэко его уровня в особом состоянии могли вращивать тень в организм, хотя это было чревато последствиями для оболочки. Но Хиджи вошёл в раж. Бешеным мё-о^*, озарённый молниями лезвий, шестирукий, он носился вокруг Подорожника. Последний с трудом отражал атаки.

  Братишка, конечно, выглядел здорово, да спалился перед остальными - они ведь поняли, наверняка, что парень на финальной стадии перерождений. "Зря, - подумал Кемури. - Ох зря". Покинул укрытие, растянул хоровод туманных близнецов, затерялся среди них. Ярость, источаемая Мшэем, искрила на физическом уровне; разговорами на больную тему только наступили коту на хвост. "Положит, - вспомнил зеркало водяного. - Непременно положит нас тут, сто процентов. Он сильнее, чёрт возьми. Он сильнее, ведь терять-то нечего. Надо подтолкнуть к Дахме, пусть сама разбирается... Наверх! - крикнул брату мысленно. - Наверх. Сбросим".

  "Ладно", - согласился тот, не думая по-настоящему злиться. "Почему? - рассуждал мимоходом Кемури. - Да потому. Не по душе ситуация. Хочет мира. И я хочу мира. И Придорожный. Все мы, желая мира, пляшем под дудку нэкоматы. Зачем. Зачем пляшем под дудку прошлого, которое не вернуть. Хи-кун, ты как?" "Не отвлекайся".

  Мшэй, зажатый в клещи, отступал к стене. Потом побежал прямо по ней. Хиджи устремился вдогонку, Кемури пришлось искать техническую лестницу. Матерясь, проклиная собственную природу. А заодно - чёрную кошку, у которой мозги набекрень съехали от пестуемых сотни лет амбиций.

  Мшэй вылетел на крышу. Грозный фараон, лучистое сияние.

  Данзан, схватив жену за руку, сиганул прочь. Хиджи, припадая на раненые конечности, плёлся за врагом, пока мог.

  - Дахма-сама, - прохрипел.

  - Хороший мальчик. Представлю к награде.

  - Награда - служить тебе.

  Дахма выбросила указательный палец в направлении верного демона.

  - Слышал? Со мной разговаривают только так.

  - Замолвишь слово. Позови краснолицего сейчас - и я поверю. Позови сейчас. Давай. Зови, Сетова тварь^*. Договор, говоришь. Договор подписывают с согласия обеих сторон. А кто спрашивал меня? Кто спрашивал меня?! Зови своего дружка - посмотрим, из чего состоит. Из благодати, наверное. Из молитв, может. Да хоть из ветра - всё одно: выпотрошу. Сначала его. Потом тебя. Зови же!

  Поток застарелого отчаяния накрыл нэкомату, будто шарав^*. Она сладко зажмурилась - если б только могла выпить чужую боль.

  - Ты прекрасен, - призналась.

  В доли секунды абиссинец оказался рядом. Дахма прильнула к нему, стараясь урвать хоть немного далёкого, погасшего солнца.

  - Молчи. - Сурьма, мешаясь с кровью, стекала вниз от век, превращая смуглое лицо в скорбную маску. - Обманула однажды, обманешь ещё тысячу раз. Но не сегодня.

  Пальцы мумии сомкнулись у неё на шее. Кошка мгновенно покинула тело, вырвавшись из груди Ольги снопом пламени.

  Хиджи ринулся на помощь, да куда там - бирюзовый и золотой потоки вступили в реакцию: разобрать, кто где, не представлялось возможным.

  Теряя запал, бакэнэко рассоединился с тенью.

  - В порядке? - Кто-то подхватил его, не дав рухнуть вниз.

  - Спаси её.

  - Конечно, - отволакивая брата подальше от клубка энергий, лицемерно согласился Кемури. - Обязательно.

  "Все дела бросил, - добавил про себя. - Пусть они друг друга наконец-то убьют. Сделав тем самым подарок. Котолакам и людям. А мы валим. Валим отсюда, братишка. Скоро утро".

  До убийства не дошло. Первые проблески рассвета коснулись верхних этажей.

  - Позже договорим, - пообещала нэкомата, победно скалясь: враг походил на мертвеца, зато сама она сохранила подвижность и силы.

  

  - Спасибо, - оставшись в одиночестве, прошептал абиссинец для тусклого, вытертого диска в небе.

  Восходящий Хепри^* молчал, но Мшэй верил: его услышали.

  С трудом переставляя ноги, долго искал выход из лабиринта. Пока не наткнулся на Кемури.

  - Доставить в логово поручили? - спросил, выплёвывая чёрные сгустки; от укусов по органам стремительно расползался яд.

  - Ага.

  Вымученно улыбнулся - бес не думал накидывать ему мешок на голову.

  - Рискуешь.

  - Кто не рискует, тот не пьёт шампанского, - вздохнул Кемури. - Теперь ступай к чёртовой бабушке. А лучше - к красивой девушке.

V

Мшэй

  

  Пасмурное утро. Разбитые часы. Не сориентироваться - облачно. Лишь где-то очень далеко таится солнце. Оно зимнее, не согреет. Все ощущения - в фоне, сквозь пелену. Зубы отстукивают. Вертел боли крутится внутри, подкашиваются ноги, кисти онемели, не в силах застегнуть куртку.

  Я дитя пустынь. Колючие ветра чужбины продувают меня насквозь.

  Видимо, действительно постарел и устал: бой дался тяжело. Но ещё чуть-чуть. Ещё чуть-чуть. Вон уже видна кровля. Обязан дойти. Сын Бастет не имеет права корчиться в канаве или посреди тракта, смертным на радость, бесам на потеху. Первые отправят в лечебницу. Вторые оттащат в угол, разделают на части. Это не станет смертью в полном смысле слова, но, лишённый возможности двигаться, не смогу держать защиту вокруг дома. Тогда нэкомата доберётся до статуэтки - и занавес.

  Ещё чуть-чуть. Последний поворот.

  Дверь. Исцарапанная, со следами ударов.

  Храбрая девочка. Никогда таких не встречал. Выдержала.

  Правая рука висит плетью, не могу заставить себя поднять её. От левой нет толку. Давлю на звонок подбородком.

  Инистый туман разливается во мне, перед мной, вокруг меня.

  - Да что такое. - Голос разорван на звуки, с трудом воспринимаю его. - Ты умираешь. Надо в больницу. - Криста, сжав губы, тащит до ковра в комнате. - Сейчас, звоню. Уже звоню.

  - Нельзя.

  Кристина медленно убирает телефон в карман. Пока часть разума функционирует, я способен донести хоть какое-то подобие приказа.

  - Нельзя?

  - Помоги мне, - прошу вслух.

  Она склоняется, зажимая рот ладонью, отчаянно трясёт головой.

  - Анкх, - шепчу из последних сил; не слышит, внимание приковано к разорванному уху. - Анкх. - Язык - деревяшка, словно не из мышц состоит.

  Кристина, преодолевая ступор, сводит брови: пытается понять, о чём прошу.

  - Анкх. Ключ жизни. Любой.

  - Как у готов?

  О Бастет, понятия не имею, при чём здесь союзы кочевников. Похоже, скоро яд до мозга доберётся.

  - Крест. С петл...

  - С петлёй, - кивает Криста, стаскивая с вешалки пальто. - Я поняла, Матвей. Я скоро.

  Когда вернулась хозяйка, не зафиксировал - плыл в бесконечность по индиговой глади, но странно: пейзаж тоже отдавал синевой. Снега укрывали берег, кусты, раскидистые деревья на нём.

  Снега. Ненавижу снега.

  "Отравлен. Скоро утратишь оболочку. - Ветка над водой мигнула сотней прозрачно-голубых глаз. - Тогда мы придём. Жди".

  Некто вложил в руку металлический предмет, силком сжал пальцы, обмотал кисть бинтом.

  - Вот так, теперь не выпадет, - пообещал некто, снимая с меня промокшую куртку. - Ох, ёлки зелёные! - воскликнул поражённо, промокнув раны. - Тут зашивать надо. Ау, Матвей, погоди умирать. Я ведь на медсестру не училась. Давай, брату позвоню. У него знакомый - доктор... Затягивается. Мамочки, оно рубцуется! Медленно, правда. Жу-уть. Камчатка, значит. Такой лапши мне ещё никто не вешал. Ладно, давай хотя бы обработаю, перевяжу. Ухо - позже. В инете прочитаю. Совсем не в зуб ногой, тоже пойми.

  Голос говорил много. Разного, несущественного. Успокаивал. Приятный голос.

  Выбелило реку, и растворённые в ней отражения, ветви, угрозы, элементы комнаты, что изредка проступали сквозь ландшафт, истаяли всё-таки. Сон, благодатный, долгожданный, пал сверху байковым шатром.

  Разлепив веки, почувствовал боль. Боль пробивала тело насквозь, жужжала в голове, теребила внутренности. Почувствовал запахи. Куриного бульона, только что нарезанной паприки, раскалённой лампы. Почувствовал ворс паласа, бинты, коими был обмотан смешно и старательно. Почувствовал ключ, высеченные на нём символы. Ужасные в своей корявости.

  Кристина. Криста. Крис. Вернула меня на землю. Невероятно. Невероятно.

  - Очухался? - Девочка застыла на пороге; пришлось запрокинуть голову, чтобы разглядеть её. - Из чего состоишь, признавайся, из тёмной материи? В силах на диван переползти? Полы без обогрева, а сейчас уже вечер, прохладно.

  - Вечер. - Дёрнулся.

  Снова потерял счёт времени.

  - Половина пятого. - Хозяйка указала на часы большой варежкой. - Пиццу пеку, - улыбнулась. - Оздоровительную.

  - Окна закрыты? Дверь. Чердак.

  - Разумеется. Теперь ещё лет сто открывать не буду. Сюда, ага. Помогу. Осторожно, тебя качает. Ложись. Удобно, уместился? Ковру - хана. В химчистку не отнести - скажут: труп заворачивали.

  - Нитка с иголкой есть?

  - Особой формы нужна?

  - Обычная сойдёт, - принюхался. - Горит.

  Криста всплеснула руками, убежала.

  Принесла целых восемь катушек, рюмку со спиртом, набор игл, даже шило.

  Созерцая разбитую физиономию в зеркале, усмехнулся. Хрящ, конечно, распух будь здоров. Поэтому медленно выдохнул, только потом приступил к "операции". Девочка не уходила, наблюдала с интересом. Понимал: откровенный разговор не за горами.

  - У кота вчера откололась часть уха, - выронила она.

  Сделал последний стежок, проверил узел на прочность. Теперь хрящ и мочка полыхали святым костром, но хотя бы с виду выглядели единым целым.

  - Упал? - спросил невинно.

  - Уронила. Когда знакомый неадекват выламывал руки.

  - Здесь находился кто-то ещё?

  - Значит, действительно в курсе, - протянула Кристина, присев на подлокотник. - Антон. Помнишь его. Правда, с чужими установками в мозгах. Получается, я не сумасшедшая.

  - Антон, - повторил. - Стоило учесть.

  - Кто тебя так, бесы? За что?

  - За дело.

  - Не придут больше?

  - Сегодня отлёживаются. Из дома ни ногой.

  - Попросила коллегу подменить, всё нормально. Поешь бульона. Помочь? Н-да, лезу к ветеринару с помощью. Чего ищешь, лёд? Держи.

  Периодически задрёмывая, восстанавливался. Добрые сутки индиговая река пыталась утянуть меня в безвременье. Ничего у неё не получалось.

  Боль почти стихла. Славно. Криста сидела рядом, рассеянно листала книгу.

  - Слушай, - сказала, убирая предмет в сторону. - Ты, конечно, весь из себя загадочный, героический. Только порезан был едва ли не на куски. Кровью истекал. - Лицо у неё серьёзное. - Каким образом раны затянулись без медицинского вмешательства? Не делай вид, будто спишь, - я спасительница, вообще-то. Анкх купила по твоему велению. Самый здоровый, какой нашла.

  Рассмеялся. Самый здоровый анкх, вот бы ур-сену слышал. Теперь "самый здоровый анкх" висел на шее, грел солнечное сплетение.

  - И ещё. - Кристина взлетела, вернулась с котом. - Он - это ты?

  Матерь-Бастет, как тяжела ответственность.

  Приподнялся на локте, вздохнул.

  - В некотором смысле.

  Девчонка вспыхнула до самых корней волос.

  - То есть можешь находиться внутри статуэтки, - уточнила, сжимая кулаки и явно собираясь меня поколотить.

  - Предположим.

  - Не виляй. Конкретный вопрос задала.

  - Да, иногда нахожусь внутри статуэтки.

  - Смотришь её глазами?

  - Смотрю её глазами.

  - Чё-орт...

  - Не сам же отнёс себя в спальню.

  - Я перед тобой раздевалась. - Криста схватила со стола конверт, принялась им обмахиваться. - Спать рядом укладывала. Ревела, рассказывала интимное...

  - Останется между нами, - уверил, кое-как поднимаясь с дивана; не выслушивать ведь обвинения лёжа. - Только наша с тобой тайна. Клянусь.

  Дотронулся до её ладони, ощутил тепло кожи. И мир вдруг осыпался трухой. Планета остановила движение. Остался лишь бурый кусок ковра - и мы на куске ковра, единственные во вселенной.

  - Прости. - Артикуляция далась с трудом.

  Криста высвободила пальцы не сразу. Или я отпустил не сразу.

  - Кто ты такой, Матвей? - прошептала беспомощно.

  - Не Матвей. Мшэй. - Звук собственной речи удивлял; она звучала иначе, нежели обычно. - И нет у меня родственников. Ни на Камчатке, ни на Аляске. Если только в Египте. Впрочем, сомневаюсь. Я умер однажды. - Проглотил ком в горле. - Давно. Был похоронен с почестями. Но не ушёл туда, куда положено уходить после смерти. Не знаю, как долго мумии должны пребывать в некрополях, прежде чем их владельцы отправятся к Хенте-Аменте^*, обогнут четырнадцать холмов, заговорят всех чудовищ и предстанут взору Осириса. Время за гранью замораживается, останавливается. Моё путешествие в Дуат оборвали. Мой труп осквернили. Я застрял на перепутье, Криста.

  Девочка не стала крутить пальцем у виска, не стала рассуждать о собственном безумии, не стала выгонять в ночь. Сняла с полки сехем.

  - Давай вместе отправимся к тебе на родину. Там расскажешь без слов, а я пойму без вопросов.

  Я действительно смог рассказать без слов. А она смогла понять без вопросов.

  Весёлые искры пронзали песчаник. Монотонно гудели камни святилища. Изящные ибисы бродили по мелководью. Аромат смол вплетался в раскалённый воздух. И я целовал её плечи. Обнажённые, полупрозрачные на свету. И обхватив меня стройными, длинными ногами, она дышала сбивчиво и жарко. И солнце покачивало нас в самом чудесном из ритмов.

Хиджи

  

  Самочувствие оставляло желать. Но Хиджи поднялся по будильнику, как положено. Домой они не возвращались; заночевали на базе, коей служила бывшая ткацкая фабрика на отшибе. Полгода назад котолаки снабдили её "внутренности" подобием интерьера, подвели трубу от котельной, хотя операция съела много труда, ещё больше - времени. Огромные лофты, однако, до сих пор толком не протапливались.

  Судя по лицам подчинённых, они мечтали слинять. Но опасались гнева госпожи. Из недр постройки доносилось потрескивание. Хиджи знал: Дахма пытается получить доступ к электрическим магистралям города. Вдохновлённая почти полной победой над старым противником, нэкомата источала силу и ярость. Хиджи понимал, с этих минут процесс не проконтролировать, вектор не изменить. Скоро улицы зальёт беспощадный огонь, из него вырастет новая жизнь.

  От дежурного узнал: Кемури пока не вернулся. "Что-то пошло не так", - соорудив наипростейший омлет, уселся со сковородкой на подоконник, отогнул брезентовую ширму. Скелеты платанов плыли в тумане, с крыши капало, по трассе неслись фуры. А раздолбай где-то шлялся. "Или Подорожник его порешил", - додумал Хиджи, задев вилкой десну.

  Механически отправляя в рот последние жарёнки, разглядел в просвете деревьев знакомую фигуру. Братец шёл себе аллеей, ничуть не скрываясь (наверняка, насвистывая). Простой парень. Один, без сопровождения.

  В приступе досады что есть силы ударил по дереву. Подоконник треснул.

  - Где мумия? - Встретил брата лично.

  Кемури щеголял открытым переломом локтя, на щеке зиял порез.

  - Вполне мог бы угробить, - пояснил.

  - Подорожник едва на ногах держался, - процедил Хиджи, увлекая младшего в сторону, жестом отсылая дежурных прочь. - Чего натворил. - Встряхнул, будто тряпичного. - Сам ведь нанёс повреждения, кровью чужой задекорил сверху, чтобы Дахму со следа сбить. Верно?

  - И что сделаешь, - насмешливо фыркнул Кемури, - сдашь? Ну так иди. О, дыру сверлить не надо. Поздно сверлить - давно дуршлаг. Осталось макароны отбросить.

  - Как ты мог его упустить?

   -Ты же смог растерять остатки независимости. - Кемури оттолкнул брата. Не восполнивший силы, тот грузно рухнул в сугроб.

  Младший демонстративно обошёл его по кругу.

  - Не стращай, ага, - предупредил.

  - Ударяешь изнутри по своим же.

  - Мои - твои, - сплюнул Кемури. - Наши - ваши. Глянь на себя: в тузика превратился. Скоро лапу подавать начнёшь. А я не тузик, я кот. Следую только за природой.

  - Сейчас кот, через полчаса будешь мясом.

  Младший засмеялся:

  - Не фаршем ведь.

  Спустя предсказанные полчаса дерзость Кемури сошла на нет.

  Согнанные на экзекуцию не морщились, почти не моргали, лишь Данзан пытался увести взгляд.

  - Не смей! - заметив это, взвизгнула нэкомата. - Смотри внимательно, Дан! Смотрите внимательно все. Если хоть один потупится или отвернётся, расценю как слабость. Ты поджал хвост. - Шаман побелел. - Оставил госпожу в момент опасности. Ты трус, Дан. Но не предавал, ещё пригодишься. Он же, - Дахма с явным удовольствием всадила каблук в исполосованную спину Кемури, прислушалась к вою, - виноват. Позволил врагу бежать. Труды собственных братьев и сестёр посчитал пустыми телодвижениями. Сочувствие, видите ли, взыграло.

  Насладившись речью, Дахма оглядела плётку, брезгливо сняла с неё куски кожи, снова замахнулась.

  - Плохо слышу, милосердный!

  - Прости.

  Хиджи чувствовал: слова, ноль целых правды; Кемури ничуть не раскаивается.

  - Ещё! - Стылый подвальный воздух разрезало свистом. - Повторяй! Повторяй громко, по уставу!

  - Прости мою дерзость, госпожа.

  "Мысленно он не здесь. Если без тела останется, котом ускользнёт", - понял Хиджи.

  Нэкомата выдохлась. Швырнула в сторону орудие пыток, отвела от лица всклокоченную гриву. Обошла коленопреклонённого, щёлкнула когтями по ремням, призванным удерживать его руки над головой.

  - На самом деле, - произнесла задумчиво, - планов ты не сорвал. Огонь накоплен, послезавтра город очистится. Однако Подорожник улизнул. Значит, успел подлатать себя. Но не разорвётся ведь. Защита города - более благородное занятие, нежели сон в объятиях смертной девы, м? Вот и я так думаю. Стена закончена. Квартал под щитом. В связи с данными обстоятельствами дарую шанс исправиться. Уберите падаль с глаз моих. Отмойте пол.

  - Благодари хозяйку. - Голос Хиджи не подвёл: прозвучал сухо.

  - С...

  Нэкомата нетерпеливо махнула рукой.

  - Стерва, - отчётливо выговорил Кемури, когда она скрылась в темноте коридора.

  

  Устроив брата, Хиджи осмотрелся. В коморку вела, к счастью, только одна дверь. Никто за ней сейчас не подслушивал.

  Отжимая кусок марли, выругался. Грязно, как лет двести не ругался.

  - Балбес. И помрёшь балбесом, - шепнул потом младшему в ухо, Кемури промолчал. - У Дана походная аптечка есть. Принесу.

  Замотанный в ленты водорослей и паутину мхов, Кемури лежал ничком до следующего рассвета. Коллеги не навещали - публичного наказания хватило, чтобы остудить пыл приятельства. Хиджи сам навещал лишь периодически, работу никто не отменял.

  - Знаю, о чём попросишь, - сказал на очередной перевязке. - Поэтому, собственно, притащил сюда.

  Впервые за долгие часы брат пошевелился.

  - Покурить дай.

  - Выбросил.

  - Скотина ты всё-таки.

  - Через подземный лаз уйдёшь. Когда хватятся, скажу, будто сам отправил. К дружку твоему.

  - Антону.

  - Именно.

  Кемури умудрился сесть.

  - Ладно хоть не кастрировала. Или язык отрезала, прикинь.

  - Ожил, смотрю.

  - Чего не мазохист, например. Щас бы наслаждался. М-мяуть моя кошка-а! - взвыл, дотронувшись до спины. - Срочно нужен отпуск. И валерьянка.

  - Может, рыбий жир на блюдце? Кость срослась.

  - Генетика.

  - Рекомендую заменить носителя.

  - Ага, конечно, - возмутился Кемури. - Межу нами говоря, Кеша - самая прикольная тушка из всех, в которых доводилось разгуливать. Я к нему привык, мы сроднились, понимаешь?

  - Бредишь.

  - А идейный, значит, остаётся. - Глаза у младшего заплыли, однако прищур изобразил качественно, артист.

  - Куда деваться. Последний виток. Последний забег.

  - И я о чём. - Кемури подполз ближе, уставился в упор; от него разило сукровицей, гноем, потом, припарками. - Столько лет талдычишь про осознанность, но теперь, когда настало время решить по-настоящему, чужую игру выбираешь. Это ведь не сон, Хиджи. Не репетиция. Это твоя жизнь. Другой не будет. Сорокетника нет, гляди. Молодой, здоровый, лапы откуда надо растут...

  - Угомонись, - пресёк старший, сдвигая с места металлический короб. - Искуситель.

  Кемури опасливо заглянул в шурф. Оттуда вылетал дух плесени.

  Хиджи снял свитер, протянул.

  - Твоя толстовка рваная, - напомнил.

  Брат шмыгнул перебитым носом.

  - Великоват, - заключил. - Ты в любых воплощениях получался шире в кости.

  - А ты в любых воплощениях уводил у меня баб. Застегнулся теперь.

  - М-р-наа, - то ли проворчал, то ли прорычал Кемури. - Кортес в кирасе. Царапает. Число сегодня?

  - Чертвёртое февраля.

  - Точно! - Младший хлопнул себя по лбу. - Празднуем.

  - Собираешься ехать на фестиваль?

  - К чёрту лысому дворец.^*

  - Что тогда праздновать собрался?

  - Помнишь, бегали по колено в фасоли? - Кемури рассмеялся юно, беспечно (Хиджи не успел убрать с лица растерянное выражение). - Фасоль! - продолжал брат. - Моё первое воплощение, твоё - третье. Пошевели извилинами, ну. Совсем детьми были. Тебе восемь, мне четыре. Поэтому ты съел восемь фасолин, я - на четыре меньше.

  - Мамэ-маки^*, - кивнул Хиджи. - У тебя чашка с карпами.

  - У тебя - с цаплями.

  - В моменты игр забывали, что тела украдены. - Покачал головой, отгоняя старинные видения. - Распугивали демонов, хотя сами оставались демонами.

  - Не-а, старина, - детьми. Познавали мир вместе с ними, росли вместе с ними. Кажется, я понял, зачем бакэнэко вселяются в людей. Влечёт жажда впечатлений, событий, привязанностей.

  - Ересь.

  - Бросай нудеть. Со Старым Новым. - Нырнул в подпол. Уже оттуда до Хиджи донеслось гулкое: - Свидимся!

  - Бывай.

  Вернул на место короб, скатал матрац, прибрался.

  Вернувшись в кабинет, долго сидел на краю стола, смотрел в потолок. Извлёк из ящика набор кистей и акварельную бумагу (рисовая закончилась; покупками в интернете заведовал Кемури). Позволил кисти двигаться так, как сама захочет.

  Сиамский кот, расслабленно свесив лапы, лежал на ветке. Полосатый, вида крайне воинственного, заседал внизу, в траве. А ветер, обрывая с вишни листья, неторопливо нёс их наискось. "Когда уйду, - подумал Хиджи, выполняя последний костевидный штрих, - исчезнет всё. Давно принял, давно готов. Но смерть поглотит и твой образ. Следует отречься заранее. Прыгнуть до этой планки я пока не в силах, Ке-кун".

  По примеру брата, закинул ноги на столешницу. Прямо в грязных ботинках. Прислушался к ощущениям.

Кемури

  

  Наскоро умывшись снегом, Кемури досадливо вздохнул: явно ведь воняло от него - хоть на паперть или в переход ступай. В карманах обнаружил только пару сотен и паспорт. Остальное братец успел выгрести.

  Антон долго не открывал, хотя котолак слышал: он там, бродит из угла в угол, периодически что-то бубнит.

  - Крыша протекает, а, Тохи-кун? - врезав по двери с ноги, крикнул. - Живо открывай! Иначе санитаров вызову.

  Не успел придумать новой угрозы - клацнул замок, Антон рывком втащил гостя в квартиру. Выглянул на площадку, повертел головой, с грохотом захлопнул дверь, повесил обратно цепь, придвинул кресло.

  - Да один я. - На грязного и небритого, как сам, приятеля, Кемури посмотрел сочувственно.

  - Видел, - обходя его по дуге, Антон то ли грозил пальцем, то ли указывал на нечто призрачное. - Видел. Сначала вокруг Кристинкиного дома. Потом на крышах. Старые ангары. Не знаю, зачем туда пошёл. Хотел домой - оказался там. Видел.

  - Ну видел - ладно, возьми с полки пирожок. - Кемури прогулялся по комнатам. - Уютная хата. Ванна у тебя где? Ага, отлично. В холодильнике есть чё-нибудь?

  - Пельмени.

  - Не пожалеешь ведь для друга-то.

  

  Антон смотрел не в кастрюлю - гипнотизировал кафель над плитой.

  Кемури взъерошил волосы.

  - Тепличный какой. Но, переваришь. Всплыли брюхом вверх - значит, готовы. Давай сюда.

  - Зачем моё полотенце взял? - оклемался приятель.

  - И этот туда же: мяуё, твоё. В печёнках вы уже. Разделители.

  - Со спиной чего?

  - Не посолил ни хрена. Раскрасила одна садистка.

  - Погоди, - усомнился Антон.

  - Некогда годить. Родители в городе, за?

  - За.

  - Родичи близкие?

  - В посёлке.

  - Километров сколько до него?

  - Семьдесят.

  - Так. - Кемури отодвинул пустую тарелку. - Пакуй ценные вещи, через час выдвигайся.

  - Куда?

  - На вокзал.

  - Но...

  - Скоро здесь начнутся пляски.

  - Бред какой-то.

  Кемури зажмурился - выход из тела всегда был процессом болезненным. А уж из раненого тела. Антон отскочил, матюгнулся, вжался в стенку.

  - Настолько страшно? - спросил сиамский с буфета. - Вроде не Чужой, не вылезаю из-под разодранных рёбер. Кеша. Мяуразм.

  Антон перегнулся через стол, осторожно тронул приятеля за плечо.

  - Отдыхает Кеша, притомился. Шустрее въезжай, иначе остынет, закоченеет. - Дёрнул хвостом. - Придётся в виде кота улепётывать.

  Антон рухнул на табурет, закрыл лицо руками, затрясся. Кемури расценил действо как добрый знак.

  - Фух. - Залил в горло сразу полчашки чая. - Ещё бы пара секунд - и покойник. - Отмахнулся от шерсти, летающей по кухне. - Линяю раньше времени. Стресс, - пояснил.

  - А я думаю, чего нос постоянно чешется.

  - "Кларитин" в помощь. Спасибо за корм. То есть за еду. Хороший ты парень, Тохи-кун.

  - Сбежал, - заявил вдруг Антон. - И мне предлагаешь сбежать.

  Кемури просвистел на мотив дворовой песенки.

  - Седлают - скачешь, молодец. Навязывают бой - принимаешь. Когда из оружия - только палка-копалка.

  - Принципы.

  - Обломитесь, сударь. Сегодня ваши принципы на транспарантах, завтра - на штыках, послезавтра - в глубокой заднице.

  - Я не один! - Антон вскочил как ужаленный.

  - Девка под защитой. - Кемури наспех собрал бутерброды, налил воды в пластиковую бутылку. - Косарик не одолжишь? Или сумку хотя бы.

  - В шкафу посмотри.

  - А денежку? Подайте бедному котику на пропитание. - Гримасничая, протянул ладонь.

  - На. Восемьсот. Остальное на карте. Объясни про Матвея теперь.

  - В другой раз.

  - Кристинку не отдам. - Антон сжал челюсти, котолак с интересом приподнял бровь. - Ни психопатке, ни желтоглазому - никому. Ей просто голову заморочили.

  - Любовь, любовь, гласит преданье. Дело твоё. Но к пяти часам ноги чтоб в городе не было.

  Таяло. У подъезда растеклась огромная лужа.

  - Эй, Вискас!

  Из форточки на третьем этаже выпорхнул блокнот. Переворачиваясь в воздухе, он демонстрировал частично мелованные, девственно чистые страницы. Котолак подпрыгнул, дабы поймать вещицу на лету, не дать ей угодить в грязь.

  - Облога с Хокусаем. - Ухмыльнулся. - В который раз удивляешь.

  - Мне-то чего записывать, - пожал плечами Антон. - А ты, может, хайку сочинишь.

  - Сочинил.

  - Ну-ка.

  - Лучшие строки Там пропоём, где весна Падает с веток.

  - Сойдёт.

  - Пришлю сборник с автографом. Не благодари.

  Весна действительно таилась где-то совсем недалеко. Кемури ускорял шаг.

  Он ступал неслышно, окутанный туманом. Воздух, слишком сырой и тяжёлый для зимы, не предсказанная синоптиками оттепель - Кемури казалось, он знает, кому отправить благодарность: Данзану, старому проходимцу, водяному, старой амфибии. Сложил ладони у груди, молча поклонился на четыре стороны. "По такой погоде мои двойники долго будут водить вас кругами", - с блаженством затянулся. Эффектно выпустить дым, как раньше, через нос, не вышло - перегородки сместились. Кемури пообещал себе заглянуть к хирургу, пока обошёлся обычным выдохом. Из "Честера" химеры всегда получались кривенькими. Простил их, махнул рукой, рассылая багрово-сизых уродцев в ложных направлениях. "Потерялся кот. Четырнадцати лет отроду. Порода: сиамский короткошёрстный. Вес: три килограмма. Плюёт на возраст с высокой колокольни. Кусается, на руки не идёт. Нашедшего просим. Следовать в баню".

  Явился к дому со стороны сада. В стекло стучать не стал - Мшэй всё равно видел его, хоть под куст маскируйся.

  - Извини, что вот так запросто обрываю романтические полеэ-э... посиделки, хотел сказать.

  - Не кривляйся.

  Подорожник выступил из шафрановой пыли, целый и невредимый. Кемури уважительно хмыкнул. С каждым шагом снег под ногами абиссинца превращался в мозаичные плиты. Яблони, декорации для царственного шествия, вытягивались восьмигранными колоннами гипостиля. Вместо серого неба разворачивался многозвёздный купол нездешней ночи. Мшэй, явственно ощущал бакэнэко, вовсе не собирался впечатлять. Пространство уступало ему: переполненное чужой волей, чужим стремлением, вращалось, демонстрировало тёмные, неведомые грани.

  - Мощно, - восхитился.

  - Сам удивлён. - В улыбке мумии преломились века одиночества. - Также тому, что ты до сих пор способен двигаться, мороча собратьям головы, - добавил с интересом.

  - О, собратья отделали будь здоров. - Кемури сорвал с ветки инжир, попробовал на вкус.

  - Возьми в дорогу несколько.

  Бакэнэко охотно воспользовался щедростью "врага".

  - Безусловно, я рад тебе, Сато-сан. - Мшэй сложил руки за спиной, чеканные наручи скрипнули. - Но чем всё-таки обязан визиту?

  - Хиджи не допустит развязки, о которой грезит госпожа. - Впервые Кемури озвучил мысль чётко, ясно, вслух. - Разумеется, кровь прольётся, да не людская. Уходи отсюда и уводи ту, кем дорожишь. Ведь дорожишь, верно?

  Мшэй подобрался.

  - Послушай, - продолжал Кемури горячо, - если несколько серьёзных фигур выбывает из партии, игра гаснет.

  - Хочешь сказать, твой брат выбыл. Где гарантии?

  - Нет гарантий. Подожди, дай объяснить. Я знаю Хиджи с пелёнок. Я знаю, как он поступит. Не воюй с ветряными мельницами.

  Абиссинец отвернулся.

  "Портрет, собранный по кускам. Сын давным-давно измельчавшей, утратившей блеск цивилизации. Не человек, не оборотень, не дух. Ноль зацепок. Цепляйся тогда за смертную, чего тянешь. Вот он, шанс. Тебя не приняла Костлявая - так включись в жизнь и наподдай собственным предрассудкам!"

  - Думаешь громко.

  - Не нарочно, - потупился котолак.

  - Мысль, впрочем, не лишена оригинальности. Я рассмотрю предложение.

  - Нельзя медлить. - Покосился на дом. - Зеркало воды показало: устроишь бойню.

  Мшэй заломил бровь.

  - Смотри, какой расклад, - принялся разжёвывать Кемури. - Первая версия событий: Дахма испепеляет город до состояния поэтических руин. Вторая: ты убиваешь Дахму, а вместе с ней бакэнэко и людей, случайно попавших под раздачу. Третий: слуги ополчаются на хозяйку, город служит декорацией, ты едешь туда, куда душенька пожелает.

  - Я подумаю, - повторил Придорожный, однако менее уверенно и напыщенно.

  Коротко попрощался. Сад погас, зима вернула права.

  Поплутав дворами, Кемури выбрался к магистрали.

  - Приключения начинаются, - напутствовал его ветер.

  Свежий ветер, друг весны, отец перемен.

В точке пересечения

  ***

  

  Кристина ничего не понимала. Но чемоданы собирала с должной ответственностью. Статуэтку определила в переноску, сехем - в рюкзак.

  Предчувствия мучали меня, не давая возможности полноценно общаться с любимой женщиной. А в том, что влюблён, ничуть не сомневался. Перипетии мытарств, петли и зигзаги дорог, всполохи гнева - всё выветрилось разом. Я вернулся домой.

  Странно, передвижной дом не рассматривал ранее даже в качестве фантазии. Теперь же осознал: где Криста - там я. Куда захочет, туда и двинется наше кочевье. Столетиями искали друг друга. Вот, значит, как. Думали, будто ищем кого-то, что-то. Она - кого-то: человека. Я - что-то: смерть. Ошибались. Не летели, падали. "Осколки рано или поздно соединяются, разбитое становится целым". Только сейчас понятно, о чём толковал ур-сену.

  Понимание обволокло пчелиным воском, запечатало люки: отчаяние не имело более возможности проникнуть в трюмы души, фрегат мой бодро шёл фордевинд. Под воздействием катализаторов локальный мир начал преображаться. Прошлое отразилось в сегодня, сегодня соприкоснулось с прошлым. В состоянии, подобном этому, мудрецы, наверняка, слушали откровения космоса. Я не слушал - я был космосом.

  Криста не испугалась, не отказалась. Поверила. И благодарный Пер-Бастет распахнул врата. "Возвращение равно памяти, - прочитали мы на фронтоне святилища. - Память равна жизни". Откуда появились иероглифы, не знал. Зато знал, для чего появились.

  На вокзале царило столпотворение. От агрессии воздух искрил - многие чувствуют угрозу, хотя не в силах установить её источник. Ничего, для нас билеты найдутся.

  Не будь рядом Кристы, возможно, остался бы досмотреть спектакль. К счастью, право на риск утратил. Взамен получил улыбку и два чемодана.

  - Стой, - шепнула вдруг спутница. - Пол гудит. - Голос у неё сел.

  Пол действительно вибрировал. Отовсюду прилетали удивлённые возгласы. Вдобавок мигали лампы, трещали телефоны, останавливались эскалаторы. За стенами творилось такое, чего не ожидали ни Кемури, ни я. Клубы хмари ползли со стороны железной дороги, блокируя выезд, постепенно затягивая привокзальную площадь.

  - Доматерия, - потрясённый, выронил вслух.

  - Что? - вцепилась в ладонь Кристина.

  - Обвела вокруг пальца. Аплодирую стоя. Подчинённым сказала, будто собирает огонь, в последний момент использовала энергию, чтобы вывернуть сюда мир неосуществлённый. То, чего ещё нет. Доматерию.

  - Она не опасна?

  - Пока не примет форму.

  - Может, сквозь стекло и металл не просочится, - Крис замолчала.

  Наползая на стоянку, угольная масса подминала под себя автомобили, фонари, провода, затем вышвыривала их обратно искорёженными до неузнаваемости.

  В полнейшей тишине.

  Группа людей бежала от волны в сторону вокзала. Не хотел смотреть, как их пожрёт вызванная нэкоматой дрянь. Дёрнулся было. Криста вжалась в меня ещё крепче:

  - Не пущу.

  Через пару секунд помещение буквально вскипело от воплей ужаса, припадков, топота, ругани, призывов к оружию. Люди узрели гибель себе подобных, хлопушка с паникой разорвалась.

  В общей свалке выволок Кристину на подземный уровень. Реки пассажиров устремлялись к лестницам и лифтам; в гараже пока сохранялось относительное спокойствие. По крайней мере, никого не затаптывали.

  - Будь тут, - попросил, стараясь раскалить голос до максимального градуса убеждения.

  Девочка замотала головой, не выпуская мой рукав.

  - Будь тут. - Только когда кивнул на переноску, разжала пальцы.

  Убедившись, что Крис не бежит за мной, рванул прямо через вентиляцию.

  От хмарюги до вокзала оставалось всего ничего - выстроить достойный смерч не мог. Разогнаться тоже не мог. Ладно, где наша не пропадала. Пойдём на сближение без импульса.

  Позволь напомнить тебе о величии пустынь, Дахма. Ныне мумию питает родина, солнечно отражённая в солнечной реке.

  Я стал самумом.

  ***

  Хиджи знал: коварству нэкоматы пределов нет. Однако всё это время она столь тщательно изображала подготовку к метанию огня, столь гордо демонстрировала пылающие клубки размером с пятиэтажку, что Хиджи оставил подозрения до "лучших" времён. И вот времена наступили.

  Потрясённые, заворожённые, котолаки смотрели, как в толще грунта образуются бреши, как тянется из них нечто. Без названия, без структуры, без функции. То, из чего каждый из них когда-то состоял. То, что тревожить не следовало.

  Взаимодействие с доматерией лишало Дахму остатков разума; она врастала в стихию, стихия - в неё.

  "Каким-то загадочным образом Мшэй достиг уровня демона, - рассудил Хиджи, наблюдая за широким пыльным фронтом. - Похоже, воззвал к своей тётке, Сехмет, иначе как объяснить мощь явления".

  Медный гнев и антрацитовая ярость столкнулись лоб в лоб. Грохот поработил тишину, река вытянулась к небу вертикальными струнами, песок заструился вдоль улиц. Два марида ^* вступили в схватку на высоте птичьего полёта.

  - Принесите мне головы людей! - закричала нэкомата с моста.

  Отряды бесов выдвинулись на позиции. Хиджи, пользуясь занятостью хозяйки, тихо распорядился:

  - Отставить.

  Шквал вопросов проигнорировал.

  - Занять указанные объекты. Изображать видимость действия.

  Хиджи говорил спокойно, но преобразовывался. Коты, похоже, оценили его решимость, потому рассредоточились по местам без дополнительных уточнений. "Сейчас госпожа уязвима", - думал бакэнэко, извлекая клинки из ножен и вступая на полотно.

  ***

  

  В дикой толкучке, среди плачущих, причитающих, дерущихся Кристины не было. Антон словил тумака, получил в глаз, поцарапал ногу штырём, едва не застрял в перегруженном лифте ("Для чего ехать наверх?"), чудом оказался на подземной парковке.

  Здесь тоже суетились, но без вакханалии. Кто прятался по авто, кто стены подпирал. Криста подпирала тоже.

  - Слава богу, живая. Везде искал. Пойдём. Знаю, как вылезти, - добавил возбуждённым шёпотом. - Подальше от вихрей. Клиент рассказывал. Он здесь охранником работал. Бегом, Крис, бегом!

  Та упёрлась, натурально ослица. На любые реплики лишь механически качала головой.

  - Дура! - разозлился Антон. - Из-за сёгуна своего пеньком засела? Да никто не отбирает. Хоть замуж иди, мне-то. Вот только мертвячки, они уже никуда не ходят. Они лежат, не шевелятся.

  Ни ответа, ни привета. По-видимому, Кристина испытала настолько сильный шок, что даже соображать толком не могла. Без дальнейших уговоров подхватил на руки.

  Подругаа брыкалась, кусалась, колотила его по лопаткам, кричала, звала на помощь. Но людям вокруг было не до участия в чужих ссорах.

  Техническая шахта оказалась открытой. Похоже, кто-то из персонала успел удрать.

  Толстые дреды проводов. Дёрганое перемигивание ламп. На узкой колее - следы подошв.

  - Не мы первые, - подбодрил себя Антон.

  - Отпусти! Отпусти сейчас же. Ты... Воротит от твоих выходок. Эгоист, предатель, тупица! И всегда воротило. Ты мне не нужен, понятно?

  - Понятно, - процедил сквозь зубы.

  - Так не поступают друзья!

  - Конечно, - согласился Антон. - Так поступают уроды.

  Крис неожиданно врезала локтем похитителю в челюсть. Когда ослабил хватку, добавила коленом в пах. Далеко отбежать не успела.

  Предварительно скрутив своевольницу с помощью кабеля, валявшегося на полу, Антон перекинул "свёрток" через плечо, в левую руку взял переноску. Боялся, без неё шага шагнуть не получится - подруга истерила даже в виде креветки.

  - Самурай на публику рисуется, - объяснил почти по слогам. - Не ты ему нужна - восхищение. Публики восхищение.

  Выбрались наружу.

  Чёрно-жёлтое, как логотип "Билайна", небо угрожающе нависало; руку протяни - увязнет. Песок и гравий сыпались с него, оставляя вмятины на капотах, пробивая дыры в остановках. Пацаны лет шестнадцати толпились под карнизом, Антон побежал туда.

  - Чего, апокалипсис?

  Пацаны невнятно замычали. Правильно: перепуганы до смерти, а тут ещё маньяк. Жертву приволок и распаковывает.

  Крис что есть дури пнула одноклассника, скорчилась у забетонированного прохода. Антон не собирался с ней нянькаться. Он лихорадочно искал способы удрать из города.

  ***

  Хиджи видел: чёрная стена постепенно прогибается, рвётся. "Сейчас или никогда", - сказал себе и без предупреждения атаковал Дахму.

  Тело её разлетелось в считанные секунды. Следующий удар нэкомата встретила в природной ипостаси. Чаши весов, почувствовал Хиджи, выровнялись - Подорожник неплохо потрепал демоницу.

  Сколько длился их бой, бог весть. Под веками цвела двойная экспозиция: сцены из детства накладывались на мелькание лезвий, в фоне мерцала-разливалась пустыня. Пустыня была на его, Хиджи, стороне. Когда пустыня клацнула челюстями, смыкая кольцо, клинки вспороли Дахму, как вспарывали ранее других противников.

  Хиджи ничего не говорил, не дышал, не думал. Полуприкрыв глаза, смотрел за горизонт, видел брата. А ещё - просторный, светлый дом, в котором они обязательно поселятся однажды. Не отбирая. Построив с нуля. Дом, оплетённый до самой крыши волокнами глицинии.

  ***

  

  Как же вовремя ты решил стать собой, выпав из ржавого механизма.

  Осыпался грудой кварца, некоторое время просто бездействовал. Потом запаял трещины в земле (без доматерии проблем хватало).

  Город представлял собой ужасающего вида зрелище. В мусоре, осколках, поцарапанный, вызывал сострадание. Ладно, уборка подождёт.

  Метнулся в гараж. Кристы не обнаружил. Сразу понял, кто увёл, каким путём. Проследить дальнейшее перемещение пары не составило труда.

  Занесённые по самые носы, люди жались друг к другу, будто птицы во время дождя. На меня уставились с ужасом, бросились в рассыпную. Да, забыл совсем: когда не контролирую процесс, родина ходит за мной и со мной. Выгляжу, вероятно, древнеегипетским вельможей в рамке аутентичного ландшафта.

  Похититель возлюбленной, однако, не из слабохарактерных, остался на месте. Более того, закрыл Кристу собой, не дав возможности выбежать навстречу.

  - Наконец-то! - замахала она из-под чужой руки-шлагбаума. - Дай пройти. - Нахмурила брови.

  - Иди. - О, с подобными интонациями на эшафот некогда отправляли.

  Криста повисла у меня на шее. Парень потрясённо смотрел из убогого, лишённого сказок мира, - в нашем общем пространстве девочка преображалась на глазах. Тёмный оттенок приобретала кожа, эмалево поблёскивали ряды бусин в ускхе^*, переливался, словно сама река, тонкий калазирис^*. Аромат камфоры источали точёные запястья, браслеты мелодично звенели. Совершенство. Центр и смысл бытия.

  Вот теперь, умиротворённый, мог заняться барханами на площадях, песчаными потоками, в которые превратилась по моей вине большая часть улиц. Процесс отнял много энергии. Минут сорок потратили, чтобы добраться до противоположной части города. Кристина сказала, можно выехать с автостанции, благо там разрушений было меньше, первые рейсы уже пустили.

  Антон сопровождал тенью. Не прогонял его. Обида, огорчение, ненависть - явления вполне закономерны. Внутри у парня бушевала буря. Куда страшнее недавней.

  За диаспору бакэнэко я мог, пожалуй, не беспокоиться: под руководством Хиджи коты станут тише воды, ниже травы.

  

  До отправки - полчаса. Криста уговорила попробовать "горячую собаку".

  - Не пропадай из виду, - предупредил.

  - Вон же киоск, - рассмеялась она.

  Кивнул.

  - Беги. Только переноску оставь.

  - Нет.

  - Оставь. Он разумный человек.

  - Сомневаюсь.

  Спутник демонстративно отошёл в сторонку; только тогда Крис, напряжённо вздохнув, опустила сумку на лавку.

  - Поговорим?

  - Пошёл ты, - огрызнулся мальчишка. - Одного не пойму. На хера призраку баба? Зачем, объясни, с собой забирать? Ведь надоест. Семьи у вас ни черта не получится, по-любому. А надо, природа. В итоге - тоска. Или я не алё в мифологии.

  - Совсем не алё, но продолжай; интересен ход рассуждений.

  - Состарится. Чего тогда, молодильными яблоками накормишь?

  - Обращусь к Гесперидам.

  - Потом умрёт. Живой водой польёшь?

  - Почему не полить.

  - На кладбище иди, там кого хошь поливай. Некрофил разрисованный. Жалко, призраков не лечат. Закрыть бы тя в дурку. А лучше в саркофаг какой запечатать.

  - В саркофаг. Чудесно.

  От диалога отвлёк возглас. К счастью, просто удивлённый: тётка размером с танк, совершая манёвр разворота, едва не опрокинула на Кристину стакан с кофе.

  - Куда прёшь?

  - Сами куда прёте, - не осталась в долгу моя остроумная возлюбленная. - Мшэй! - вдруг закричала на какой-то надрывной, безумной ноте и, бросив "горячих собак", понеслась в нашу сторону.

  Оглянуться не успел: платформа рухнула в тартарары.

  Вместе с ней - оба мироздания.

  Упал на рельсы. Разлетелся на мириады осколков.

  Мимо проплыли рваная мелодия, массив механических сочленений, тёмные своды храма. Перекошенное яростью лицо, фрагменты празднества, одеяло в клетку. Ибисы на мелководье, штрихи бирюзы в волосах Кристы. Шёлк и закат. Ни у одной женщины в септе^* не было таких, знаю.

  Вопль отчаяния погас. Оттолкнулся от невидимой мембраны, которая возникла между мной и жизнью. Прочие звуки погасли тоже. Разом. Схлопнулись.

  Пятна, очертания. Серебро на пёстром.

  Последние молекулы тепла сосредоточены в лапе кота. Она ещё цела. Вокруг много людей. Очень много. Хоть у кого-то должна быть с собой полая статуэтка. Кувшин с крышкой. Керамика. Любая. Сознание, агонизируя, мечется от лавки к лавке. Только пластмасса, только стекло. Магниты.

  Почему, о свет Бастет? Почему?

  Огромное, гудящее надвигается. Может, в одном из вагонов смогу отыскать... Лодка?

  Корма. Уключины. Вёсла.

  Прессованный папирус. Квадратный парус.

  Проклятие, это не поезд. Это действительно лодка.

  Лодка Миллионов Лет.

Титры

  

  Степи Монголии. Наше время.

  - "Семья кочевников открывает для туристов свои юрты! Захватывающие путешествия, магия древности, тонкие духовные практики, исцеление болезней, возможность поучаствовать в камлании потомственных шаманов, богатая национальная кухня - всё это и многое другое ждёт вас!" Ну как?

  - Что значит "тонкие практики"?

  - Тонкие, толстые - велика разница.

  - Кормить и развлекать кучу бездельников. Будто скучали мы без них.

  - Поди проверь казан.

  - Почему кухня "богатая"? Бывает "бедная"? Финал вообще слит.

  - М-м.

  - Запостил? О-о, духи смеются до слёз!

  - Нишкни.

  

  Где-то в России. Наше время.

  - С работы едешь?

  - Угу.

  - Забери Егора из сада. У нас аврал. Мужика привезли с переломом. Господи, ну когда этот лёд собьют уже. Борщ там вчерашний остался. Котлеты разогреешь. А, спроси у воспитателей про утренник, определились, нет, курицы. Погоди, к моим заглянешь на обратном? Папаня разобрал пианино, собрать заново не может, выносит мозг соседям, даже отсюда слышно.

  - На почту сначала.

  - Опять китайское барахло. Если очередь, не жди. Посылка тебе важнее или ребёнок?

  

  Полка с книгами. Страна не определена. Время: весна.

  Сато Кемури. Март, апрель, май. Сборник катаута. Перевод с японского: И. Сиамский. Дизайн обложки, иллюстрации: Сато Хиджи.

  

  Автобусный тур. Европа. Наше время.

  По брусчатке, по шпилям, по витринам - солнце.

  Женщина ставит ладонь козырьком ко лбу.

  На лбу у неё четыре продольных морщины, одна поперечная. Глаза женщины неподвижны.

  Сеть капилляров под кожей напоминает потёки чернил. Платье висит мешком.

  Женщина останавливается.

  Из окна призывно машет лапой круглобокий кот.

  Ветер подхватывает путеводитель. Теперь это не карта - чайка в лазурном небе.

  Женщина долго смотрит на кота.

  Отворачивается.

  Отворачивается и уходит.