У самой кромки мира, где последний пласт снегов бесконечным шлейфом сползает в бездну, где нет ничего, кроме рождающихся из дыхания и застывающих бессистемно структур, что издали походят на деревья, вблизи на альвеолы, там ты найдёшь искомое.  Великие и малые лужёные неисчислимые глотки - не пытайся подобрать к ним определений - каждая на свой лад, выводят, возводят к совершенству крики умерщвлённых ангелов, оскверняют до чистоты тексты забытых молитв.  Ни один исследователь не расскажет, с какой целью была собрана эта машина, а если бы рассказал, то изнутри и в составе хора. Запомни: внимая мелодии машины, ты уже тянешься из её жестяной утробы новой трубкой, струной, клавишей, ты становишься её частью, другой судьбы нет. Но поразмысли, разве плохо звучать вместе, единым целым? Поразмысли, лёгкие машины настолько сильны, что даже край мира отступает под яростной атакой звука. Таким образом, сдвигая границу небытия, шаг за шагом машина близится к центру обитаемых пространств. Хорошо понимаешь, о чём я?  А двери, полюбуйся, какие двери. Металл с астероида 2700##, ради прихоти создателя обработан под дерево, держит взрывы любой мощности. В отблесках на нём при особом желании можно прочесть истории битв, хроники угасающих кварталов, списки жертв эпидемий, перепланировок, переселений, перестроек. Вот ещё компас, по нему легко ориентироваться: впереди перед, позади зад, слева лево, справа право - идеальная честность.  Панель, с которой производится запуск, ты опознаешь благодаря фигурам на пыльном поле. Это щит, с ним сражался мой пращур. Да, сражался со щитом, пока не понял, что сражаться следует всё-таки с врагами. Данная истина пошатнула разум пращура, раны, нанесённые ему безжалостным щитом, оказались слишком тяжёлыми, чтобы оправиться, а сестра милосердия, приставленная для ухода, большую часть усилий тратила на помощь щиту. Скоро они обвенчались в капелле и, обуреваемые похотью, бежали, бросив товарища на произвол судьбы. Сломленный предательством, пращур проклял щит. Я нашёл его покорёженным, справедливо забытым историками и реставраторами. В итоге получилась достойная приборка; треугольники, борозды, круги (вдруг тебе интересно) я выбивал по живому. Подойди ближе - стенания презренного беглеца изольются прямо на сердце.  Время шло, слухи о машине бодро метались по свету. Сначала её питали пляски у подножия, затем - окровавленный лёд у подножия: следующие культом взбирались на высоту, дабы постичь мощь устройства, и, разбросав в стороны руки, летали вниз счастливыми гирями плоти, иные бились между собой за право взбираться, постигать, падать.  Тогда обезумели ангелы в механических недрах, осушили переполненный святотатством кубок, выпростали из-под шестерней обезображенные руки. Тогда понял я, что более не хозяин здесь.  Свидетель власти, только лишь.  Свидетель, у которого, не будучи в состоянии забрать остальное, машина забрала волю. Обглодав до костей, установила табу на право выбора, поэтому, бродя оглушённым среди забракованных мотивов, воспроизводя руководство к действию снова и снова, я жду тебя.  Ибо если ты придёшь, я смогу уйти.  И уйду, чёрт возьми, без оглядки.