Annotation

     Спин-офф — это красивое английское слово No.

     Нижеследующий текст является продуктом авторского произвола, а всякое сходство персонажей с реальными людьми, живущими или умершими, является случайным и непреднамеренным.

     «There is a technical term for someone who confuses the opinions of a character in a book with those of the author. That term is 'idiot'.» (приписывается Ларри Нивену).

     «…Совершенно обнаженная Гвендолин Ингольфссон стояла у подножия скалы, с вершины которой падал стремительный поток.

     

     Было раннее весеннее утро в Скалистых горах, свежее и холодное. Ветер, шептавший среди верхушек вековых елей, заполонивших всю долину от снежных вершин до западной равнины, играл листьями могучих эвкалиптов и сбивал тяжелые шишки. Он принес запах травы и древесной смолы, далекого костра, лося, бредущего на водопой и уставшей медведицы-гризли, загонявшей своих медвежат в берлогу в двух километрах к северу.

     

     На одно короткое мгновение Гвен отдала себя ветру и тишине, обратив лицо к утреннему солнцу и следя за тенью могучего кондора, брошенной на луга, усеянные звездами цветов».

     

      С.М.Стирлинг, «ДРАКОН».

     Совесть лейтенанта Рублева была чиста — он был взят в плен в бессознательном состоянии и будучи тяжелораненым. По крайней мере, ему хотелось в это верить.

     

     Немцы атаковали в сумерках — обычно они так не поступали, поэтому батальон был застигнут врасплох. Больше того, на сей раз фашисты были поголовно облачены в масхалаты, поэтому им удалось подобраться к советским позициям почти вплотную.

     

     Первым погиб политрук — неопытный новичок, прибывший с пополнением всего за сутки до этого несчастливого боя. Выпрыгнув на бруствер, он успел взмахнуть пистолетом, крикнуть «За Родину! За Ста…» — и тут же свалился обратно. В его горле торчала оперенная черная стрела — Рублев как-то раз видел точно такую же на картинке, в книжке про индейцев. Или это была книжка про английских рыцарей? Неважно. Навстречу фрицам устремились сразу три «тридцатьчетверки», до поры до времени скрывавшиеся в лесу. Советские машины едва успели дать один залп — и тут же были уничтожены огнем невидимых в ночи вражеских танков. Как немцам удалось добиться такой точности в окончательно наступившей темноте — уму непостижимо. После этого немецкие пехотинцы совершили еще один рывок — и оказались в советских окопах. В ход пошли приклады, штыки и каменные топоры. Именно так, каменные. В свое время лейтенант Рублев провел немало часов в школьной библиотеке — а одна из прочитанных книжек про людей каменного века была прекрасно иллюстрирована. Одним из топоров его и ударили, прямо по макушке. Ушанка лишь слегка смягчила удар. Или это был банальный винтовочный приклад? А какая теперь разница?!

     

     «Теперь» — Рублев сидел за партой и тупо смотрел на доску. Именно так — за партой — на доску. Фашистский штаб разместился в здании местной школы. К счастью, детишек давно успели эвакуировать, немцы до них не доберутся…

     

     Немцы ли? В помещении находилось несколько вражеских солдат и офицеров. Один из них, вооруженный автоматом, охранял Рублева. Другие стояли у доски, что-то рисовали на ней и негромко переговаривались. Голова страшно гудела, но лейтенант невероятным усилием воли заставил себя превратиться в слух. Нет, этот язык совсем не походил на тот немецкий, уроки которого Рублев прогуливал в школе. Впрочем, кое-что он помнил. Марта Францевна как-то рассказывала про диалекты. Баварский, австрийский, еще какие-то. Быть может, эти фрицы на редком диалекте лопочут?

     

     А может все-таки не фрицы? Союзники, то бишь сателлиты какие-нибудь? В классной комнате было тепло (успели натопить), почти все враги скинули свои масхалаты и полушубки, и остались в уже хорошо знакомой Рублеву серой форме фашистского вермахта. Форма вермахта, вот только у каждого на рукаве — веселая разноцветная нашивка. Лейтенант прищурился. Флажок трехцветный. Три горизонтальные полоски — синяя, белая и желтая… нет — оранжевая. Что-то знакомое, почти наверняка видел в той же школьной библиотеке… Финны? Венгры? Неужели итальянцы?! Да нет, откуда им тут взяться… хотя… от фашистов всего можно ожидать.

     

     Но стрелы? Каменные топоры?! Что это значит, черт возьми?!

     

     Один из офицеров неожиданно покинул дружную компанию, толпившуюся у доски, и направился к Рублеву. Встретился с ним взглядом — лейтенант выдержал и глаза не отвел. Снова прищурился и окинул незваного гостя оценивающим взглядом. На вид около тридцати, блондин, голубоглазый, метр восемьдесят пять минимум, тонкие бледные губы — образцовая белокурая бестия, и это все о нем. Загадочный фашист тем временем уселся прямо на парту перед Рублевым, ноги поставил на стул. Лейтенанта аж передернуло от такой невоспитанности, но враг понял его по-своему:

     

     — Вы себя хорошо чувствуете? — спросил офицер на вполне приличном русском языке.

     

     — Я вам ничего не расскажу, лучше сразу расстреляйте, — машинально ответил лейтенант. Миллион раз, сидя в той самой библиотеке над книжками про героев-партизан и подпольщиков, он представлял, как бросит эту фразу в лицо какому-нибудь врагу… и вот мечта сбылась.

     

     Фашист ответил не сразу. Сложилось впечатление, что он подбирал слова.

     

     — Даже личное самочувствие является у вас военной тайной? — наконец-то произнес офицер в серой униформе.

     

     — Дурацкий вопрос, — пробурчал Рублев и опустил глаза.

     

     — Дурацкий разговор, — в голосе фашиста прозвучали какие-то странные нотки. — Ладно, зайдем с другой стороны. Разрешите представиться. Лейтенант Джейсон ван Хеллб… — собеседник на какое-то мгновение запнулся, но тут же продолжил: — Джейсон ван Хеллсинг, военная разведка, добровольческая дивизия СС «Южный Крест».

     

     — Вспомнил! — Рублев чуть было не подпрыгнул на месте. — Вспомнил!

     

     — Вспомнили что? — заинтересовался новый знакомый.

     

     Лейтенант не ответил. Ах, это ведь была одна из его любимых книг! Сколько раз перечитывал! Обложка была сильно потрепана, но цвета флага, водружаемого бойцами на скалистом берегу, можно было легко различить — синий, белый и оранжевый! А называлась книга — «Капитан Сорви-Голова», и написал ее замечательный французский прогрессивный писатель товарищ Луи Буссенар!

     

     Ах, сколько раз он плакал над этой книгой! Как он сочувствовал героическим борцам с британским империализмом! Сколько раз он мечтал оказаться рядом с любимыми героями, а они… а они…

     

     Лейтенант Рублев чувствовал себя жестоко обманутым и преданным.

     

     Лейтенант ван Хеллсинг испытывал совсем другие чувства.

     Он десантировался ночью — это была полярная ночь, разумеется — десантировался и осмотрелся.

     

     Специальный агент Системного Патруля Аналогичных Реальностей, Таймлайнов и Альтернативностей[1] Джеймс Хеллборн прибыл в Антарктиду здешнего мира в самом конце августа 1941 года. Конец антарктической зимы — и в этом году она выдалась теплая, слишком теплая. Если бы не черное небо над головой и мерзкий грибной дождик, можно было подумать, что на дворе лето.

     

     Его окружал город — нет, не родной Фрэнсисберг, но удивительно похожий на него. По улицам сновали люди. Ну что ж, с одеждой он угадал — этот город населяли обычные белые европейцы середины ХХ века. Джеймс Хеллборн поднял воротник плаща, надвинул шляпу и растворился в толпе.

     

     Аборигены говорили по-голландски, понял он всего через несколько минут. Нет, это был не старый добрый австраланс, и не имперский амстердамский диалект — но Хеллборн быстро убедился, что легко сможет имитировать это наречие. Пришло время переходить ко второму этапу. Следовало выяснить, где в этом мире произошла развилка.

     

     Библиотеку он не нашел, но отыскал кое-что получше — лавочку букиниста. Хеллборн проторчал в ней целых три часа, но так ничего и не купил. Старый букинист изрыгал вслед страшные ругательства. Джеймс даже притормозил и постарался их запомнить — столь цветистые слова могли изрядно пригодиться при контактах с аборигенами.

     

     Итак, в этой вселенной вулканические оазисы Антарктиды тоже заселили пришельцы из Южной Америки, так называемые «египтянцы», создавшие великолепную цивилизацию. В XVII веке пришли — нет, не англичане — голландцы и уничтожили египтянскую империю. Но сами египтянцы в этом мире ухитрились уцелеть — загнанные на плантации и в резервации, они в конце концов стали послушными рабами европейских захватчиков. Только в XIX веке явились солдаты в красных мундирах и попытались присоединить Антарктику к владениям королевы Виктории — и крепко получили по зубам. Но англичане особо не расстроились — ведь Южная Африка этого мира досталась им практически без боя. Ибо непокорные буры изначально засели в Антарктиде.

     

     Страна их называлась Юголландия, Suidolland; по-английски — Southolland, по-немецки — Sudeniederlande. У нее были и другие имена, но сейчас они не имели значения. Хеллборн перешел к третьему этапу внедрения.

     

     В темном переулке он обчистил карманы какого-то заплутавшего пьянчужки. Труп выбросил в ближайший канал. В документах осторожно исправил несколько букв, на всякий случай. Денег хватило на достойный обед в скромном кафе в рабочем квартале и покупку свежей газеты. Но больше и не потребовалось. В газете он нашел ответы на первую серию самых важных вопросов.

     

     Что ж, он не случайно оказался в этом месте и в этом времени.

     

     Вторая мировая война на этой планете была в самом разгаре. В роли главного возмутителя спокойствия выступала объединенная Германия, в одиночку завоевавшая практически всю Европу и сейчас атаковавшая Советский Союз — так в этом мире называлась Россия. Судя по всему, во главе Германии стоял гениальный правитель, великий полководец, заслуженный ветеран и превосходный оратор. Во главе СССР — его полная противоположность. Похоже, более мерзкого, бездарного и ничтожного тирана свет еще не видел. Решительно непонятно, почему Британская Империя решила стать его союзником. От великого отчаяния, не иначе.

     

     Кроме того, на стороне России выступали Монголия и загадочный «Урианхай» (это еще где?!), а на стороне Германии — Италия и Финляндия.

     

     Прочие великие державы этой планеты — Япония и англоязычная Северная Америка — пока хранили нейтралитет. Япония, впрочем, была занята мелкой колониальной войной в раздробленном Китае.

     

     О своем нейтралитете объявила и Юголландия. Но при этом юголландское правительство нисколько не возражало против вербовки своих граждан в добровольческие легионы германской армии. Старые долги и старые счеты. Коммунистическую революцию в Антарктиде, подготовленную московскими агентами лет 20 назад, помогли подавить моряки с интернированных кайзеровских кораблей.

     

     Старые долги и старые счеты.

     

     Еще через час Джеймс Хеллборн, он же Джейсон ван Хеллсинг явился на призывной пункт.

     

     Офицер-вербовщик старался не задавать лишних вопросов. Он даже документами особо не интересовался. Ничего удивительного. Все иностранные легионы одинаковы.

     

     Уже в России Хеллборн признался, что говорит по-русски. Его немедленно повысили и назначили старшим переводчиком юголландского легиона. Не прошло и месяца, как начальник контрразведки и его заместитель угодили под шальную русскую бомбу — так Хеллборн стал главным контрразведчиком дивизии «Южный Крест».

     

     Карьера удалась. Мир обещал быть. Война тоже обещала быть.

     — Где вы научились так хорошо говорить по-русски? — неожиданно спросил лейтенант Рублев. — У белогвардейцев, небось?

     

     — Вы удивительно близки к истине! — оживился «ван Хеллсинг». — После мировой войны я жил с родителями в Европе. Германия, Франция, Швейцария. У меня была русская гувернантка. Прекрасная женщина, тонкая, чуткая, интеллигентная, образованная, настоящая аристократка. Она привила мне любовь ко всему русскому. «Я помню чудное мгновенье…», ну и так далее. Но увы, от любви до ненависти один шаг, они часто идут рядом. Красные отняли у нее все, поэтому я также впитал от нее ненависть к большевикам…

     

     — Впитал? — машинально переспросил Рублев. Похоже, не врет фашист, одни сплошные старорежимные словечки.

     

     — У нее была такая пышная грудь, что я не устоял, — продолжал Хеллборн. — Отец застукал нас вместе, и тут же ее уволил. Мой отец был очень старомоден. С тех пор я стал женоненавистником.

     

     («Какая прекрасная легенда, я скоро сам в нее поверю!»)

     

     — Но довольно обо мне, — спохватился «юголландец». — Вы так и не представились. Не торопитесь возражать! Я уважаю ваше стремление сохранить военные тайны, но ваше имя вряд ли таковой является. Напротив, вы просто обязаны представиться. Понимаете, вы находитесь в плену у цивилизованной армии, которая соблюдает Женевские и Гаагские конвенции…

     

     — Лейтенант Рублев, Николай Павлович, — неохотно ответил советский офицер и тут же замолчал.

     

     — Николай? Николас? — снова оживился собеседник. — У меня был друг, которого звали Николас. Прекрасный человек и настоящий коммунист.

     

     — И где он теперь? — стараясь казаться равнодушным, пробурчал Рублев.

     

     — Его убили на моих глазах, — признался Хеллборн. — Фашисты.

     

     — То есть ваши соратники? — криво усмехнулся русский.

     

     — Нет, это были другие фашисты. Но это было давно и неправда, — Хеллборн вздохнул и посмотрел на часы. — Достаточно на сегодня. Вас покажут врачу и накормят ужином. Продолжим наш разговор завтра.

     

     — Зря стараетесь, я вам все равно ничего не расскажу, — повторил пленник.

     

     Но Хеллборн только загадочно улыбнулся в ответ.

     У крыльца стоял танк «Сабельтанд Тигер III», переделанный из антарктического вездехода. Это машина была рождена, чтобы пересекать ледяные пустыни Юголландии — поэтому русские снега и морозы были для нее детским развлечением. Последнее слово техники — орудие с инфракрасным прицелом. Даже у немцев таких нет. И у нас таких не было, печально вздохнул Джеймс Хеллборн и закурил.

     

     А вот и они. Hablando del Rey de Roma, por la ventana se asoma. Или, как говорят русские, помяни черта.

     

     У крыльца остановилась машина, «опель-командор». Водительская дверца приоткрылась, оттуда выскочил солдат с погонами ефрейтора, поспешивший открыть дверцу пассажира. В машине работало радио, включенное на полную мощность — до Хеллборна донеслись слова:

     

     — Moskau, Moskau, wirf die Gläser an die Wand,

     Russland ist ein schönes Land, ho-ho-ho-ho-ho, hey!

     Moskau, Moskau, deine Seele ist so groß,

     nachts, da ist der Teufel los, ha-ha-ha-ha-ha, hey!

     

     Пассажир Хеллборну сразу не понравился. Надменный пруссак. Белая кость. «Fashistskaya svoloch», короче говоря. Впрочем, он был вежлив и добродушен — а что ему оставалось?

     

     — Добрый вечер, — сказал немец. — Я ищу лейтенанта ван Хеллсинга. Мне сказали, что я могу найти его здесь.

     

     — Вы нашли его, — не стал скрывать Джеймс.

     

     — Рад вас видеть, герр лейтенант! — просиял пруссак. — Позвольте представиться, обер-лейтенант Пауль Зиберт. Я офицер связи из известного вам подразделения Люфтваффе, мне приказано сопроводить вас на аэродром для…

     

     — Не надо говорить об этом вслух, — поспешно прервал его Хеллборн («Только не переиграть!»). — Но я ждал вас только завтра утром.

     

     — Так уж получилось, — развел руками немец, — я и сам не рассчитывал…

     

     — Ну что ж, — Джеймс машинально посмотрел на черное небо, — ночью мы все равно не отправимся в путь. Переночуете у нас, с утра и двинемся.

     

     — Не возражаю, — кивнул Зиберт и повернулся к шоферу: — Вайс, позаботьтесь о машине!

     

     — Будет исполнено, герр обер-лейтенант!

     

     — Пойдемте, герр Зиберт, — Хеллборн развернулся на 180 градусов и толкнул входную дверь.

     

     — Можно просто Пауль, — немедленно отозвался немец.

     

     («В друзья набивается, скотина!»)

     

     — А я — Джейсон, — ответил Джеймс.

     

     («Большего приближения было трудно добиться. К новым именам всегда трудно привыкать — не то что к фамилиям!»)

     

     — Очень приятно!

     

     В коридоре новые друзья неожиданно столкнулись с капитаном ван дер Буменом, одним из офицеров юголландской дивизии.

     

     — Господа! — немедленно завопил тот. — Прекрасная новость, господа! Юголландия вступила в войну!!! Наши доблестные флот и авиация атаковали Себальдийские острова!!! Британская империя не знала такого позора сорок лет!!!

     

     — Аминь, — охотно согласился Джеймс Хеллборн.

     

     Война действительно обещала быть.

     [1] — Системный Патруль Аналогичных Реальностей, Таймлайнов и Альтернативностей — это СПАРТА!!!!!!!!!

     Порт-Стэнли пылал, как… как рождественская елка — к чему изобретать лишние сущности? Это было как охотиться на глупых и жирных пингвинов, только лучше. Избиение младенцев. Лимонники не успели поднять в воздух ни одного самолета, поэтому в течение всей атаки бортстрелок Фамке ван дер Бумен не сделала ни одного выстрела.

     

     Впрочем, один из английских стрелков в этот день ухитрился сорвать банк. Длинная очередь зенитного автомата разрезала юголландский бомбардировщик по диагонали. В пробоинах засвистел ветер — тут и слепой бы понял, что машина далеко не улетит.

     

     — Я всегда говорил: женщина на борту — к несчастью, — первый пилот закашлялся кровью. Один из английских снарядов оторвал ему ногу. Второй пилот и вовсе ничего не успел сказать, как и другие члены экипажа. Фамке только хладнокровно пожала плечами. Она единственная не получила ни единой царапины. Командир корабля всегда был слишком суеверен — это его и погубило. Невовремя помахал крыльями или что-то в этом роде. Глупости, подумала Фамке. Мы творцы собственной судьбы. Здесь делать больше нечего, пора идти дальше. Или?..

     

     Подбитый самолет сильно накренился на правый борт, и в прицеле показался ярко освещенный Порт-Стэнли. Фамке поспешила нажать на гашетку. «Браунинг» заплевался огнем, к земле потянулись трассеры. Все равно через минуту-другую бомбардировщик грохнется, и все патроны пропадут вместе с ним — а так, глядишь, кого-то и достанет. Не одним же англичанам должно сегодня повезти!

     

     Лента закончилась быстро. Капрал ван дер Бумен не стала заправлять новую. Дважды обрушила ботинок на плексиглас пулеметного гнезда, после чего «солдатиком» нырнула вниз.

     

     Парашют раскрылся вовремя — достаточно далеко от самолета и земли. Хм, земли? Вот же повезло — покинула границу как раз на стыке двух стихий. Или трех, если считать воздух. Нет, воздух считать не будем. Слева — скалы, справа — океан. Скалы или океан? Океан или скалы? Фамке задумчиво потянула стропы сначала в одну, потом в другую сторону. Потом решила — пусть будет океан. Вода мягче камня, больше шансов — пусть даже рядом с берегом, где понятие «глубина» не имеет смысла.

     

     Так и есть, совсем неглубоко, но ей хватило. Относительно мягко коснулась ботинками дна. Выплюнула воду, отстегнула парашют. Едва она успела выбраться на берег, как к ней метнулись два лимонника. Ошибиться было невозможно — юголландские солдаты не носят юбки. Фамке успела выстрелить три раза, после чего дрянной парабеллум заклинило. Неважно. Один британец был убит наповал, да и второму недолго осталось.

     

     — Как тебе нравятся эти острова, Томми? — спросила она, подходя поближе и подбирая винтовку, выпавшую из рук тяжело раненого противника. — Непохоже на Дартмур, правда? И климат в два раза хуже. — Фамке передернула затвор. — Я вам покажу левостороннее движение!

     

     БАНГ!

     

     За спиной послышались шаги и голоса новых людей. Фамке резко обернулась. Слава Богу, на этот раз свои. Korps Mariniers, юголландская морская пехота.

     

     — Добро пожаловать на Себальдийские острова, — ухмыльнулась она. — Запомните, Воздушный Флот высадился первым!

     

     — Как бы не так… — начал было командир отряда, но тут же запнулся, потому что Фамке вдруг отбросила винтовку и принялась сдирать с себя мокрую одежду.

     

     — Что уставились, идиоты?! — заорала она на морпехов. — Разведите костер, прежде чем я здесь окочурюсь!

     

     Легко сказать — в пределах видимости ни одного кустика. Но солдаты не растерялись. Двое из них побежали вдоль берега и очень скоро вернулись с чем-то, напоминающим половинку рыбацкой лодки. Ротный огнеметчик не поскупился и вылил на плавник добрую четверть баллона. После этого тщательно завернул клапан, отошел подальше, прицелился и нажал на спуск. Хорошо занялось! Почти как Порт-Стэнли. В рюкзаках морпехов нашлось великое множество сухих вещей, и таким образом капрал ван дер Бумен была в очередной раз спасена от неминуемой и дурацкой смерти.

     

     Некоторое время спустя к берегу пристал гидроплан, который подобрал Фамке и несколько раненых. Только теперь морпехи смогли продолжить наступление вглубь острова. Женщина на корабле — к несчастью. А на берегу? Черт его знает. Быть может, она спасла некоторым из них жизнь — например, когда застрелила скрывавшихся в засаде шотландцев.

     

     А вот этому кораблю женщина вряд ли может повредить, подумала Фамке, уткнувшись носом в иллюминатор. Даже такая могущественная, как я.

     

     Авианосец был велик и прекрасен. Два миллиона тонн чистого пайкерита. Всего несколько дней назад он прикидывался обычным антарктическим айсбергом. Стоит ли удивляться, что враги и союзники до самого последнего часа даже не подозревали о его существовании. Некоторые не подозревают и теперь. Некоторые — как англичане в Порт-Стэнли — уже никогда не узнают, что их убило.

     

     Самолеты один за другим возвращались из рейда и садились на просторную палубу. Места хватило бы и для втрое большего числа боевых машин, поэтому пилот гидроплана без труда посадил свой аппарат чуть ли не рядом с адмиральским «островом». У титанического ледяного авианосца было сразу три «острова» — адмиральский, капитанский и генеральский. Последний — для старшего офицера бортовой авиации.

     

     — Дурацкая затея, — проворчал адмирал ван дер Бумен, когда она поднялась на мостик. — Глупая девчонка, ты могла погибнуть!

     

     — Не бывает войны без потерь, — спокойно заметила Фамке.

     

     — Я знал, что ты это скажешь, — буркнул флотоводец. — Слава Богу, потерь и в самом деле немного. Морпехи докладывают, что работы почти не осталось. Мы можем продолжать.

     

     — Куда? — поинтересовалась Фамке.

     

     — Что вы себе позволяете, капрал?! — возмутился старший офицер. — Я теперь тебе обо всем докладывать должен?! Вся в мать…

     

     — Папа, хватит дурака валять! Все равно нас никто не слышит.

     

     — Черт бы тебя побрал! — адмирал быстро остыл. — Идем на запад. На соединение с японцами.

     

     — Желтоглазые макаки, — пробормотала девушка.

     

     — Не суди их слишком строго! — хохотнул ван дер Бумен-старший. — Не так уж они и плохи. Я бы сказал, ничуть не хуже наших египтянцев.

     

     — Верю тебе на слово, — пожала плечами Фамке. — Что ж, в таком случае из них должны получиться отличные янычары для великой Юголландской Республики!

     

     — Аминь, дочь моя! — величаво кивнул адмирал.

     

     Война по-прежнему обещала быть.

     — Скажите, Джейсон, этот ваш капитан ван дер Бумен — случайно не родственник адмирала? — спросил Пауль Зиберт утром следующего дня.

     

     — Простите? — не расслышал Хеллборн.

     

     Новые друзья восседали на заднем сиденье полугусеничного «опель-командора», довольно резво рассекавшего по заснеженной проселочной дороге. Дорога была пуста, погода — прекрасна. Примерно 10 градусов ниже нуля. Почти как в Антарктиде ранней весной.

     

     В кабине снова работало радио, и вопрос Зиберта, скорей всего, относился к только что прозвучавшим берлинским новостям. Но Хеллборн, погруженный в свои мысли, не прислушивался к вопящему из динамиков диктору.

     

     — Адмирал ван дер Бумен, освободитель Фолклен… простите, Себальдийских островов, — повторил немецкий офицер. — Ваш товарищ, капитан Симон ван дер Бумен — его родственник?

     

     — Совершенно верно, — кивнул Хеллборн. — Племянник. У них вся семья служит. Даже дочь адмирала, кузина Симона.

     

     — В самом деле? — Зиберт сложил брови домиком.

     

     — Помнится, кто-то из ваших вождей говорил про «киндер, кюхе и кирхе», — ухмыльнулся «юголландец». — Наши вожди считают иначе! Насколько я помню, она бортстрелок ночного бомбардировщика.

     

     — У нас в люфтваффе тоже есть женщины-летчицы… — начал было обер-лейтенант.

     

     — Оставьте, Пауль! — отмахнулся от него Хеллборн. — Признайте — это жалкие единицы, и все ради красивых плакатов и журнальных обложек. В наших вооруженных силах женщины служат по-настоящему. Откройте глаза, дружище! Это новая эпоха, Время Большого Народа!

     

     — Не знаю, кого вы сейчас цитируете… — задумчиво пробормотал Зиберт.

     

     Хеллборн и сам толком не знал, поэтому ничего не ответил, только изобразил загадочную улыбку. В который раз.

     

     — Кстати, я все время забываю спросить, — оживился немец, — почему «Себальдийские»?

     

     — О, это печальная история! — «погрустнел» Хеллборн. — Проклятые англичане потратили целые века, чтобы стереть это имя с карты мира. Но теперь справедливость снова восторжествует!

     

     — Это не ответ на мой вопрос, — ехидно заметил Зиберт.

     

     — Это в честь адмирала Себальда де Веердта — первооткрывателя островов и одного из наших отцов-основателей, — охотно пояснил «юголландец». — Как видите, все очень просто.

     

     — Понятно, спасибо, — кивнул собеседник, и некоторое время они продолжали путь в полном молчании.

     

     Хеллборн уставился в окно. Нет, все-таки не Антарктида. В Антарктиде нет таких заснеженных дорог, пролегающих через бесконечные леса — у нас все по-другому…

     

     Первый выстрел и отчаянный крик Зиберта «Пригнись!» прозвучали почти одновременно. Затем последовал еще один крик — «Вайс, полный газ!!!» — и новые выстрелы. Насколько мог судить Хеллборн, в машину даже несколько раз попали. Удачно попали — потому что «опель-командор» не только остановился, но и перевернулся.

     

     «Дежавю», — примерно так выглядели мысли, прыгавшие в этот момент в голове Хеллборна. — «Интересно — ай! — когда же наконец — черт! — изобретут машину, которая не переворачивается?!»

     

     — Все целы? — не дождавшись ответа, «ван Хеллсинг» выбил стекло и протиснулся наружу. Машина — слишком хорошая мишень. Надо закопаться в ближайший сугроб, а потом…

     

     «Между прочим, а кто в нас стреляет?!»

     

     — Проклятые партизаны! — прочитал его мысли Пауль Зиберт, совершая посадку в соседнем сугробе. — Мы были уверены, что этот район безопасен! Надо было взять конвой!

     

     Хеллборн тем временем достал револьвер и попробовал поискать цели. Впрочем, лежа в сугробе много не увидишь. Он осторожно приподнялся и прислушался. Выстрелы гремели совсем рядом. Больше того, к выстрелам прибавились голоса. Один отдавал команды, другие отвечали «яволь»… Кто на нас напал? Немцы? Почему?!

     

     Зиберт тоже их услышал и поспешил выбраться из сугроба.

     

     — Это наши! Они пришли к нам на помощь!

     

     «Наши?»

     

     Пауль не ошибся — несколько минут спустя машину окружили вооруженные до зубов эсэсовцы. Их командир представился как унтерштурмфюрер Алоис Хаген. Еще один идеальный образец нордического типа арийца. Атлетического сложения, с длинным лицом, светлыми, холодными глазами. Держал он себя вызывающе нагло. Стоит ли говорить, что Хеллборну он совершенно не понравился!

     

     Ефрейтор Вайс, как оказалось, так и не покинул машину.

     

     — Я должен был ее охранять, — так объяснил он свое поведение обер-лейтенанту.

     

     — Вы идиот, Вайс, — заявил Зиберт.

     

     — Виноват!

     

     — Но вы полезный, храбрый идиот, — продолжал офицер. — Рейху нужны такие солдаты!

     

     «Он издевается, вольнодумствует или в самом деле так думает?» — не понял Хеллборн, но тут же задумался о вечном. — «Надо же, как быстро и хорошо все на этот раз закончилось! Всегда бы так. Увы! Война началась не так давно — что день грядущий мне готовит?».

     

     Бойцы Хагена помогли перевернуть машину. Как оказалось, она почти не пострадала. Сменить колесо и закрепить гусеницу — работы на несколько минут. Солдаты, получившие приказ, немедленно принялись помогать Вайсу. Офицеры отошли в сторону покурить.

     

     — Вам крупно повезло, господа, — небрежно заметил Хаген. — Мы преследовали другую партизанскую банду и совершенно случайно оказались в этом районе.

     

     — Что ж, поблагодарим провидение и египтянских демонов войны! — охотно согласился «ван Хеллсинг». Хаген бросил на него другой взгляд, полный самого искреннего интереса.

     

     — Вы ведь юголландец, герр лейтенант? Не просто голландец, а юголландец?! Я правильно понял?

     

     — Совершенно верно.

     

     — Рад познакомиться! — голос унтерштумфюрера переполнился самыми искренними и дружелюбными нотками. — Ваши ребята отлично показали себя в последней битве!

     

     — Это далеко не все, на что они способны! — скромно заметил Хеллборн. — Теперь, когда Юголландия открыто вступила в войну, к нам на помощь будут присланы не только добровольцы, но и регулярные части.

     

     — Не понимаю, чем регуляры лучше добровольцев! — пожал плечами Хаген. — Например, части СС комплектуются исключительно из добровольцев!

     

     — А разве после этого они не превращаются в регулярные части? — развел руками «юголландец».

     

     Наступило неловкое молчание — некоторое время господа офицеры пытались осознать, кто из них сморозил бОльшую глупость. Пауль Зиберт поспешил к ним на помощь.

     

     — Проклятые партизаны! — воскликнул он, продолжая разговор, начатый в давешнем сугробе. — Мы были уверены, что этот район безопасен! Надо было взять конвой! Черт бы их побрал! Простите мою несдержанность, господа, нервы совсем ни к черту…

     

     — Привыкайте, Пауль! — ухмыльнулся Хеллборн. — Вы в покоренной стране, где за каждым кустом затаился злобный враг! Уж поверьте — мы, юголландцы, кое-что в этом понимаем!

     

     — Вы имеете в виду свою войну с англичанами? — живо уточнил Хаген. — Я слышал, это была блестящая кампания!

     

     — О, да, — скромно согласился «ван Хеллсинг». — Мы заставили их страдать! Вот, взгляните! — Хеллборн снова вытащил револьвер. Это был старый кольт модели 78 года. — Видите надпись на рамке? «Canadian Mounted Rifles». Англичане согнали против нас отребье со всей британской империи. И что? У нас до сих пор все склады трофеями забиты!

     

     Револьвер немедленно пошел по рукам. Господа немецкие офицеры со знанием дела обсудили его достоинства и недостатки; потом принялись хвастаться своими пистолетами. Самый большой и длинный оказался у Хагена. За этим занятием их и застал ефрейтор Вайс.

     

     — Машина готова, можно ехать дальше!

     

     — А как же разбитое стекло? — уточнил обер-лейтенант. — Мы же замерзнем!

     

     — Я заткнул его запасной шинелью, — доложил Вайс. — До места доберемся, а там и стекло вставим!

     

     — Второго такого шофера нет во всем Рейхе! — не без гордости в голосе заявил Зиберт. — Ну что ж, отправляемся! Мы и так порядком подзадержались.

     

     — Если не возражаете, мы с ребятами вас проводим до места назначения, — предложил Хаген. — Этих бандитов мы спугнули, но могут появиться другие!

     

     — Будем очень признательны! — воскликнул Зиберт. — Но ваши солдаты… В машине нет места!

     

     — Мы сюда не пешком притопали, — рассмеялся унтерштурмфюрер. — Наш вездеход остался за поворотом дороги.

     

     — Очень хорошо. Тогда садитесь с нами, Алоис!

     

     И они поехали дальше.

     

     — На чем мы остановились? Ах, да, на англичанах! — продолжал «ван Хеллсинг». — Старый пень Киплинг даже написал про нас поэму. «Марш Заполярных Стрелков». Наши детишки учат ее в школе — с особым удовольствием и цинизмом.

     

     — Интересно. Киплинг про Юголландию? Надо же, никогда не слышал, — признался Зиберт.

     

     — «Queen's Own Polar Rifles of New Albion». Не знаю, право, существует ли немецкий перевод… — развел руками Хеллборн. — Вы понимаете по-английски, Пауль?

     

     — Вполне, — кивнул обер-лейтенант.

     

     — А вы, унтерштурмфюрер?

     

     — Этого еще не хватало! — возмутился Хаген. — И не трудитесь для меня переводить. Если вы считаете, будто мне интересны рифмованные страдания британских декадентов…

     

     — Как хотите, — пожал плечами Хеллборн. — Итак…

     

     Правой-левой, правой-левой,

     Под ногами — Альбион,

     Мы — солдаты Королевы,

     Заполярный Легион.

     

     Мы шагаем по болотам,

     Через речку, через лес,

     С револьвером Веблей-Скотта,

     И винтовкой Браун Бесс.

     

     Через снежные равнины,

     Миллионнолетний лед,

     Где брачуются пингвины,

     И поморник в глаз клюет.

     

     Чьи усы и бакенбарды

     Промелькнули под водой?

     То морские леопарды,

     Хищник страшный, но смешной.

     

     Тут солдаты не зевают,

     Уходящие в пикет,

     Бродят в джунглях попугаи —

     Их страшней на свете нет!

     

     И стоят, прекрасны видом,

     Выше зданий прочих всех,

     Здесь такие пирамиды,

     Что Египет — просто смех!

     

     Покорили четверть мира —

     Здесь ли повернем назад?!

     Наши красные мундиры

     Ярким пламенем горят!

     

     Тут живут не иудеи,

     Но как Божеский наказ

     Чтут законы Моисея —

     Зуб за зуб, и глаз — за глаз!

     

     Что китайцы, что афганцы,

     Что Хайберский перевал,

     Кто не видел юголландцев —

     Тот в бою не побывал!

     

     Попугаи когти точат,

     Будут кровь в три глотки пить,

     Там длины подобной ночи,

     Что длинней не может быть!

     

     Мир сковал ледовый панцирь,

     И чудовищный зюйд-вест,

     Только небо юголландцам

     Украшает Южный Крест.

     

     Только ночи не мешают

     И холодная земля,

     Метко снайперы стреляют

     По гвардейцам короля!

     

     Вот боец — стремился к славе,

     Но влетела пуля в лоб,

     Южный Крест над ним поставят,

     Над опущенным в сугроб.

     

     Не считай удары сердца,

     Тяжек наш солдатский труд,

     Разве к югу от Суэца

     Десять Заповедей чтут?..

     

     Правой-левой, правой-левой,

     Под ногами — Альбион,

     Мы — солдаты Королевы,

     Заполярный Легион!

     

     — Почему «Альбион»? — живо заинтересовался Зиберт.

     

     — Так назывался британский форпост на севере Длинного полуострова, — объяснил Хеллборн. — «Новый Южный Альбион».

     

     «И он в самом деле так назывался, — с легкой грустью подумал потерянный альбионец. — Странно думать, как много общего между нашими мирами!»

     

     — Я бы предложил завершить разговор о скучной поэзии и вернуться к тактике партизанской войны, — скорчил недовольную гримасу Хаген. — Вы обещали нам кое-что об этом рассказать, герр ван Хеллсинг.

     

     «В самом деле?» — удивился Хеллборн, но виду не подал.

     

     — Да, у нас богатый опыт — по обе стороны баррикад, — сказал «юголландец». — Прежде чем разбить англичан, мы разгромили аборигенов-египтянцев. Мы сражались в бесконечных полярных джунглях, среди вечных снегов и кипящих гейзеров, при фантастических отрицательных температурах, месяцами не видели солнца — и мы победили. Вы можете только представить, как подобный опыт пригодится нам в России!

     

     — Здесь нет кипящих гейзеров, — ухмыльнулся Хаген.

     

     — Ошибаетесь, Алоис! — торжествующе воскликнул «Ван Хеллсинг». — В России есть гейзеры. На Камчатке.

     

     — Это где-то в Сибири? — уточнил эсэсовец. — Что ж, рано или поздно мы доберемся и туда!

     

     — Между прочим, эти египтянцы… теперь они служат вам? — спросил Зиберт.

     

     — Совершенно верно, — самодовольно кивнул «юголландец». — Эти дикари оказали нам немало услуг, после того как мы сумели их приручить. Именно так, приручить. Ведь они почти что животные, существа из каменного века. Я встречал собак, которые были умнее египтянцев. Когда наши голландские предки пришли в Антарктику, они даже не умели добывать огонь! Лук и каменный топор — вот и все их оружие. По сей день. Но надо признать, они ловко ими пользуются!

     

     — Неужели они и в самом деле настолько примитивны? — задумчиво проговорил Зиберт. — Разве это не египтянцы построили знаменитые юголландские пирамиды?

     

     — Этого еще не хватало! — возмутился Хеллборн. — Нелепая теория, которую распространяют британские ученые и еврейская закулиса! Наши историки давно доказали — эти пирамиды построила древняя нордическая раса, которая потом переселилась в Западную Европу. Древним грекам они были известны как «атланты». Это были наши предки — я имею в виду голландцев. Мы не просто завоевали Антарктику. Мы вернулись на родину наших пращуров! Впрочем, обо всем этом вы можете прочитать в «Ура-Линда» — это наша священная книга. Я слишком косноязычен, чтобы пересказывать ее.

     

     — Давно собирался познакомиться, — согласно кивнул Зиберт. — Теперь я просто обязан это сделать — чтобы лучше понять наших новых союзников!

     

     — А я вас окончательно перестал понимать, — демонстративно зевнул Хаген. — Эй, ефрейтор, как тебя там, Вайс? Поставь музыку, пока мы тут окончательно не заснули! Впрочем, веди машину, не отвлекайся! Я сам все сделаю. — Унтерштурмфюрер принялся вращать верньеры. Из динамиков зазвучало что-то знакомое. Хаген прибавил звук.

     

     …Moskau, Moskau, wirf die Gläser an die Wand!

     

     — Между прочим, а при чем здесь Олимпиада? — внезапно спросил Хеллборн.

     

     — Олимпиада 1936 года, — пояснил Зиберт. — Красные добивались проведения в Москве — но выиграл Берлин. Тогда они попробовали выторговать себе 1940-й или хотя бы 1944-й год… Но вряд ли Москва 1944 года будет подходящим городом для проведения Олимпиады!

     

     — Вряд ли Москва в 1944-м вообще будет городом! — подхватил Алоис Хаген и принялся подпевать.

     

     Москау-Москау, забросаем бомбами,

     На развалинах Кремля будем танцевать!

     Москау, Москау, на развалинах Кремля

     Мы построим лагеря — йо-хо-хо-хо-хо!

     Москау, Москау, забросаем бомбами,

     Будет вам Олимпиада, ха-ха-ха-ха-ха!

     — Постарайся вести себя прилично, — прошептал адмирал ван дер Бумен. — Все-таки они наши союзники.

     

     — Как низко мы пали, — пробормотала Фамке.

     

     — Я тебя предупредил, мерзкая девчонка, — прошипел флотоводец, после чего натянул на лицо дежурную улыбку.

     

     Гости спустились по трапу гидроплана. Заиграл оркестр, юголландские морские пехотинцы исполнили команду «на караул!», штыки засверкали на солнце.

     

     — Добро пожаловать, адмирал Ямамото! — ван дер Бумен-старший выступил вперед и поприветствовал своего японского гостя.

     

     — Благодарю вас, адмирал ван дер Бумен, — азиатский варвар поклонился в ответ.

     

     — Позвольте мне представить своих коллег, — юголландский флотоводец принялся перечислять стоявших за его спиной офицеров и нон-комов. — Вице-адмирал ван Рибек, контр-адмирал Брауэр, шаутбенахт ван Гоенс, генерал Спекс, сержант авиации ван дер Бумен.

     

     — Мадемуазель, — Ямамото поспешил приложиться к ручке. — Наслышан о ваших подвигах. Ваша страна и ваша семья могут по праву гордиться вами!

     

     — Спасибо, господин адмирал, — без особых усилий выдавила из себя Фамке.

     

     — Разрешите и мне представить своих спутников, — продолжил японец. — Адмирал Нагумо. Адмирал Кобаяши. Генерал Хакамада. И полковник авиации Маргарет Хан — она представляет дружественную нам Маньчжурскую империю.

     

     — Друзья наших друзей — наши друзья! — настала очередь юголландского адмирала прикладываться к ручке. — Добро пожаловать на борт «Джаггернаута», дамы и господа!

     

     «Тоже мне дама, — подумала Фамке. — Эта китайская самка выше меня по званию. Какая досада!»

     

     И не только по званию — на две головы выше. Скорей всего, в своей Евразии «китайская самка» считается красавицей. Оливковые глаза, длинные ресницы, лимонная кожа, короткие черные волосы…

     

     «Интересно, через сколько постелей она прошла, чтобы получить эти погоны?» — как искра между полушариями промелькнула невнятная мысль.

     

     Японские и юголландские полководцы обменялись рукопожатиями. После небольшой заминки прекрасные дамы последовали их примеру. Длинные тонкие пальцы маньчжурской посланницы обхватили маленькую ладошку Фамке со всех сторон. Так питон глотает свою жертву. И хотя обе ладони были затянуты в парадные белые перчатки, юголландке показалось, что ее рука опустилась в пылающий костер. На короткое мгновение их взгляды встретились — а потом наваждение пропало.

     

     — Прошу вас, дамы и господа! — тем временем объявил адмирал ван дер Бумен. — Я покажу вам наш прекрасный корабль!

     

     Экскурсия затянулась на добрых полтора часа. Гостям продемонстрировали посадочные палубы, самолетные ангары, ремонтные мастерские, склады боеприпасов и многое другое; многое — но далеко не все. Видеть все секреты гордости Юголландского Флота им было совсем необязательно. Ведь в один прекрасный день может оказаться так, что «Джаггернауту» придется сражаться с японскими кораблями.

     

     — У вас замечательный корабль, — в голосе адмирала Ямамото прозвучала хорошо скрываемая зависть. — Я уверен, что его имя очень скоро станет нарицательным. В самом деле, чем «Джаггернаут» хуже «Дредноута»?

     

     — «Джаггернаут» лучше, — самодовольно произнес ван дер Бумен-старший. — Два миллиона тонн чистого пайкерита!

     

     — Великолепное изобретение, — кивнул японец. — Воистину, боги ослепили англичан и лишили их разума, если они не смогли оценить весь его могучий потенциал!

     

     — Совершенно с вами согласен, герр адмирал! — в свою очередь кивнул хозяин корабля. — Но Юголландия умеет достойно вознаграждать блестящие умы, поэтому изобретатель охотно перешел к нам на службу…

     

     (На самом деле доктора Джеффри Пайка похитили и пытали, вспомнила Фамке).

     

     — …и вот результат! — ван дер Бумен-старший вскинул руки, словно собираясь обнять свой авианосец. Хозяева и гости в этот момент стояли на вершине адмиральского мостика. Солнце висело над головой — в этой части Тихого океана в настоящее время царил полдень — и могучий ледяной корабль отражал его лучи словно гигантский бриллиант…

     

     — Прошу в мою каюту, там накрыт стол, — спокойный голос адмирала вернул гостей с небес на землю. — Надеюсь, вы ничего не имеете против жареных пингвинов?

     

     За банкетным столом дружеская беседа была успешно продолжена.

     

     — Ваша атака на Перл-Харбор была великолепна, — ван дер Бумен не поскупился на комплимент.

     

     «Раззявы, вы упустили целую кучу линкоров и авианосцев!»

     

     — Как и ваша на Порт-Стэнли, — отозвался японец.

     

     «Несколько древних английских лоханок и бочек с рыбой — просто смех!»

     

     — Вы готовы продолжать наступление согласно утвержденным планам? — осторожно уточнил юголландец.

     

     — Безусловно, — кивнул Ямамото. — Смею надеяться, что и вы тоже…

     

     — Разумеется, герр адмирал. Мы продолжим давление на англо-американцев, пока они окончательно не сломаются…

     

     Сержант Фамке ван дер Бумен внезапно пережила острейший приступ скуки, поэтому она незаметно сбежала из адмиральской каюты куда глаза глядят.

     

     Глаза привели ее на «балкон» сигнальщика, в настоящее время пустовавший. Оттуда открывался прекрасный вид на уже знакомый пейзаж, но Фамке не стала в очередной раз рассматривать безразмерную палубу «Джаггернаута». Она смотрела на небо — куда собиралась вернуться, и в самое ближайшее время.

     

     — Вам тоже надоело это чисто мужское общество? — неожиданно услышала Фамке у себя за спиной. Ну, конечно, это была она, «китайская самка».

     

     «Какой у нее все-таки забавный голосок, как у экзотической северной птички».

     

     — Вы удивительно проницательны, dame Маргарет, — не стала лицемерить сержант авиации.

     

     — Прошу вас, просто «Мэгги».

     

     «В подруги мне набивается?! Вот это наглость! Да у нас на юге ей бы полы скрести не доверили!»

     

     — Я тоже люблю смотреть на небо, — продолжала китаянка. — Только там мы становимся по-настоящему свободными.

     

     «Что это было? Китайская, как ее, философия? — недоуменно подумала юголландка. — Что-то из серии «мне приснилась бабочка — и кто я после этого?!»

     

     — Вы красивая девушка, Фамке, — без всякого перехода добавила Мэгги Хан. — Вам очень идет военная форма.

     

     «Красивая? — искренне удивилась сержант авиации. — По вашим азиатским стандартам, что ли?!»

     

     Низкорослая, рыжая, по сей день украшенная веснушками — она никогда не считала себя красавицей. Поэтому и пошла служить в Воздушный Флот, где ценилась не внешность, а совсем другие таланты.

     

     — Вы мне льстите… — начала было Фамке, но Мэгги не позволила ей договорить — крепко прижала к себе и заткнула рот поцелуем.

     У этой американской эскадры не было ни единого шанса. Янки собирались догнать один из японских флотов и отомстить за Перл-Харбор. Но они слишком торопились и забыли, что месть — это блюдо, которое подают холодным.

     

     Тогда как юголландцы знали толк в холодных блюдах.

     

     Они встретились в полночь — отряд американских кораблей и флот бомбардировщиков, поднятых с «Джаггернаута». Флагман Трансполярной Республики был единственным кораблем на планете, способных доставить такие самолеты в самое сердце океана. Каждый «летучий юголландец» весил пятьдесят с лишним тонн, из которых десять приходилось на боеприпасы. Каждый член экипажа был обучен для ведения ночного боя — иначе и быть не могло. Потому что на Южном полюсе шесть месяцев в году царит ночь.

     

     Американцы слишком поздно заметили опасность, слишком поздно расчехлили зенитные орудия, а поднять немногочисленные ночные перехватчики и вовсе не успели.

     

     Трех- и пятитонные бомбы полярных хищников легко пробивали броневые палубы и рвали стальные корабли на куски также как легко и просто как… как бумажные кораблики — к чему изобретать лишние сущности?

     

     Два линкора, два авианосца, несколько кораблей рангов поменьше и восемь тысяч человек отправились в бездну — и уже никогда не вернулись обратно.

     

     «Это моя ночь, — думала Фамке, уткнувшись в окуляр инфракрасного прицела и в очередной раз нажимая на рычаг бомбомета. — Это моя ночь. Она принадлежит мне».

     

     И завтрашний день тоже будет моим.

     — Это превосходная тактика, господин генерал. Она принесет нам победу, — сказал Хеллборн и самодовольно улыбнулся. Он любил и умел это делать — самодовольно улыбаться.

     

     Распрощавшись со своими новыми немецкими друзьями, лейтенант «ван Хеллсинг» поднялся на борт специального рейса «Люфтганзы» и теперь летел нах Берлин. На борту самолета ниже его по званию были только бортстрелки и стюарды. Даже среди адъютантов и секретарей не было никого чином ниже гауптмана. А что говорить о прочих пассажирах!

     

     «В кои-то веки мне не придется принимать командование над этим курятником! Даже если мы разобьемся где-нибудь над Балтийским морем.» — Хеллборн был невероятно доволен.

     

     Зато он оставался самым высокопоставленным юголландцем на борту, и поэтому мог рассчитывать на заслуженное внимание союзников. Чем неоднократно и воспользовался.

     

     По правую руку от альбионца в настоящий момент сидел важный генерал-фельдмаршал — один из величайших полководцев Рейха, как утверждала «Фелькишер беобахтер». На самом деле, он был просто напыщенным прусским болваном, который никак не мог уследить за полетом передовой юголландской военной мысли.

     

     — Все гениальное просто, — продолжал Хеллборн. — Мы будем атаковать красных в две волны. Днем на русские укрепления пойдут немецкие солдаты. Они должны будут измотать и обескровить большевиков, и, якобы обессиленные (хотя почему «якобы»?) отступить на прежние позиции. А ночью придут наши юголландцы, свежие и хорошо отдохнувшие. Обученные сражаться в полной темноте, при температуре минус сорок градусов, подкрепленные антарктанками с инфракрасными прицелами. Красные не смогут устоять перед этим мощным двойным ударом. Москва падет еще до наступления весны, я гарантирую это.

     

     — Она должна была пасть до наступления холодов, — проворчал немец.

     

     — Раз на раз не приходится, герр генерал, — развел руками Хеллборн. — Но согласитесь, дела пошли в гору после того, как на фронте появились наши парни! Вы знали, что свыше пятнадцати процентов уроженцев Юголландии страдают от никталопии?! Но на войне этот недуг превращается в преимущество! Особенно на той войне, которую мы ведем сейчас.

     

     — Молодой человек, почему вы до сих пор лейтенант? — перебил его собеседник. — Ваша родина не оценила ваши таланты?

     

     — Моя родина давно не вела победоносных войн, и поэтому у меня не было возможности сделать карьеру, — скромно опустил глаза Хеллборн. — Но в начале войны я был всего лишь рядовым!

     

     — Ну что ж, у вас есть шанс дослужиться как минимум до майора. Вряд ли выше — война настолько не затянется. Конечно, если вас не прикончат раньше, — усмехнулся «великий полководец».

     

     — Конечно, — охотно согласился «ван Хеллсинг».

     

     — Обязательно разыщите меня в Берлине, нам будет о чем поговорить, — продолжил пруссак. — А теперь извините. Я хочу немного выспаться перед посадкой.

     

     — Разумеется, герр генерал, — альбионец пулей вылетел из кресла. — Желаю приятно отдохнуть.

     

     «Впрочем, и мне не мешает отоспаться», — зевнул Джеймс, отыскал свободное кресло в дальнем углу салона и задремал, настолько крепко, что пропустил посадку. Никто из высокопоставленных спутников не решился потревожить его, Хеллборна растолкали пилоты — никакого уважения к союзникам!

     

     К великому возмущению Хеллборна, такси в Берлине отсутствовали как класс. И они еще называют себя цивилизованной европейской страной!!!

     

     — Вы должны извинить нас, герр ван Хеллсинг, — сказал комендант аэропорта, — идет война, бензин нормирован, шоферы мобилизованы. Простые граждане пользуются трамваями…

     

     — Strassenbahn? — не понял Хеллборн. — А это еще что такое?!

     

     Когда ему объяснили, он на какое-то время потерял дар речи.

     

     «Какая варварская планета!!!»

     

     — Разумеется, мы приложим все усилия, — спохватился комендант, — для наших героических союзников!..

     

     Машина с шофером отыскалась в считанные минуты, и лейтенант «ван Хеллсинг» с комфортом направился в сторону юголландского посольства.

     

     Берлин Хеллборну решительно не понравился. На его вкус город был слишком готичен и старомоден. На его родной планете Берлин выглядел совсем иначе — после окончательно разгрома Спартаковской Германии в 1920 году в немецкой столице не осталось ни одного целого здания. Пришлось строить заново, с участием лучших швейцарских архитекторов. Берлинцам это только пошло на пользу — они стали добрее не только друг к другу, но и к своим соседям.

     

     Но хорошо там, где нас нет.

     

     В юголландском посольстве «лейтенанту ван Хеллсингу» оказали не самый теплый прием. Хеллборн в долгу не остался.

     

     — Да. Именно так. Этот список необходимо срочно отправить в метрополию, а груз должен быть здесь вчера, — говорил альбионец, развалившись в кресле, и разве что не положив ноги на стол.

     

     — Что вы себе позволяете, лейтенант?! — теперь уже полковник ван Асбек, военный атташе, был возмущен до глубины души. Конечно, если у него была душа.

     

     Хеллборн прекрасно знал, что именно он себе позволяет. Даже в патриархальной юголландской армии заслуженный ветеран, только что вернувшийся с передовой, мог позволить себе надменный тон по отношению к тыловой крысе. Пусть даже тыловая крыса была на четыре звания выше.

     

     — Вы не со мной должны спорить, а с генералом Деклерком, я хотел сказать — бригадефюрером Деклерком, командиром 6-й дивизии СС «Южный Крест», — снисходительно объяснил альбионец. — Это его подпись и печать стоят на документах.

     

     Ван Асбек коротко вздохнул и еще раз пробежался глазами по списку.

     

     — Но ведь это… но ведь это же форменное безумие!

     

     — Война — это безумие, герр полковник! — Хеллборн сделал страшные глаза. — И если мы хотим победить, то должны погрузиться в это безумие с головой!

     

     — Хорошо, я перешлю этот список в Дракенсберг. Дальнейшее от меня не зависит…

     

     — Я не смел рассчитывать на меньшее, герр полковник! — Хеллборн выпрыгнул из кресла и вытянулся по стойке «смирно».

     

     — Вы свободны, лейтенант.

     

     — Увы, — вздохнул Хеллборн. — Поэтому мне потребуется машина с шофером и конспиративная квартира.

     

     — Вы редкий наглец, — покачал головой ван Асбек.

     

     — Все ради вадерланда! — рявкнул «ван Хеллсинг».

     

     — Это не ко мне. Зайдите к советнику ван дер Эссену, 4-й кабинет на втором этаже.

     

     — Большое спасибо, герр полковник!

     

     «Дежа вю». Давно ли он блуждал по коридорам и кабинетам другого посольства в далекой стране?..

     

     Да, это было давно и неправда.

     Шофер оказался вольнонаемным подданным Рейха; согласно документам — инвалидом Польской компании, освобожденным от службы. Хеллборн и не думал верить в эту легенду — тут бы и последний пингвин понял, что шофер является агентом гестапо или шупо-зипо-крипо. С легкой печалью альбионец сделал пометку в памяти «ликвидировать в час Х минус 1», после чего велел отвезти себя в клинику доктора Бегенвальда. Адресом в свое время поделился сослуживец из «Южного Креста», погибший на Восточном фронте при крайне загадочных обстоятельствах.

     

     Старенький профессор внимательно выслушал Хеллборна и твердо заявил:

     

     — Литр. Литр и ни каплей больше. Хорошего понемножку, молодой человек.

     

     — Идет война, герр доктор, — «юголландец» призвал на помощь все резервы пафоса, — и каждый из нас должен чем-то пожертвовать для родины!

     

     — Разрешаю вам пожертвовать литром, — нахмурился Бегенвальд. — Это мое последнее слово. И не возвращайтесь ко мне раньше, чем через два месяца!

     

     — За это время я могу обратиться к другим специалистам, — ухмыльнулся Джеймс.

     

     — Это уже будет на вашей совести, не моей. Я вас предупредил, — отрезал доктор.

     

     Литр так литр, не стал спорить Хеллборн, на первое время должно хватить. Там видно будет.

     

     Через час с небольшим он покинул гостеприимную клинику, осторожно прижимая к груди запаянный эмалированный бидон. Устроился на заднем сиденье и велел ехать на «конспиративную» (какая там конспиративная, если даже подставному шоферу был прекрасно известен адрес?) квартиру в Бабельсберге.

     

     Квартира была так себе. Блуждая по этажам и коридорам, Хеллборн пережил еще один приступ «дежа вю». Примерно в таком домике, только в пригороде другой столицы, он провел несколько дней примерно полтора года назад. По старой привычке посидел в библиотеке и узнал об этом мире еще немного. В соседней комнате должна была сидеть Патриция, а по улице гулять Келли Робинсон со своим котенком…

     

     Ближе к полуночи прибыл курьер из посольства с толстым конвертом. Джеймс расписался и разорвал упаковку. Из конверта выпал пластмассовый прямоугольник, украшенный следующим текстом:

     

     «Предъявитель, 184 см роста, 80 кг веса, голубые глаза.

     

     Имеет право ездить по всем дорогам рейха, генерал-губернаторства, Франции, Бельгии, Голландии, Дании, Норвегии, въезжать в запретные зоны, концлагеря, гарнизоны войск СС и вермахта на любой машине в гражданской или военной одежде и с любым пассажиром (или пассажирами).

     

     Удостоверение действительно лишь при наличии фотографии.

     

     Подпись: рейхсфюрер СС, начальник гестапо, начальник ОКВ, начальник СД».

     

     «Силой вечного неба имя Императора да будет свято; кто не поверит — должен быть убит», — вспомнил Хеллборн.

     

     На этом повторение истории не закончилось. Когда еще через пару часов упала первая бомба, Хеллборну показалось, что он играет собственную роль в биографической пьесе.

     

     Джеймс вышел на крыльцо. Так и есть, неведомые бомбардировщики разгружались где-то над центром Берлина — как когда-то ракетопланы Дельфинского Альянса над Солдатским Карфагеном. А пригород, как и прежде, находится в «мертвой зоне». Это не просто «дежа вю», это уже детерминизм какой-то.

     

     Хеллборн сам не заметил, как произнес последние слова вслух.

     

     — Добрый вечер! Не спится, дружище? — окликнули его с соседнего крыльца.

     

     «Нет, это не Келли, и даже не котенок».

     

     — Заснешь тут, — зевнул Хеллборн (то есть соврал — на фронтах ухитрялся засыпать при стодецибельной канонаде) и кивнул в сторону зарева. — Кто это? Русские?

     

     — Вряд ли, они давно к нам не прилетали, — отозвался сосед. — «Ланкастеры», должно быть. Англичане.

     

     — Уверены?

     

     — Я выгляжу как человек, способный обмануть ближнего своего?! — возмутился сосед.

     

     Собеседник никак не выглядел — светомаскировка. Увы, Хеллборн не страдал никталопией, и потому мог видеть в ночи только неясный силуэт.

     

     — Простите, не хотел вас обидеть, — пробормотал альбионец. — Если вы говорите, что это британцы, я вам вполне верю.

     

     — И правильно делаете, дружище! В наше время никому нельзя верить. Даже себе. А мне — можно. Хе-хе.

     

     «Кто он вообще такой? — лениво задумался Хеллборн. — Это элитный пригород. Либо генерал, либо еще один гребаный шпик СД».

     

     — Простите, я не представился! — продолжал невидимый собеседник. — Меня зовут Генрих. Просто Генрих, старина Генрих.

     

     — Джейсон, просто Джейсон, — в тон ему ответил «ван Хеллсинг».

     

     — Очень приятно, Джейсон! Однако, дружище, должен заметить, у вас такой необычный акцент, хе-хе…

     

     — Я пингвин, — не стал скрывать Хеллборн.

     

     — Юголландец, вы хотели сказать?

     

     «Как быстро он сообразил! Или с самого начала знал? Точно, чертов шпион».

     

     — Совершенно верно.

     

     — Ну что ж, добро пожаловать в Берлин! Надеюсь, вам у нас понравится.

     

     «Не надейся. Я здесь надолго не задержусь».

     

     — Ну что ж, англичане возвращаются домой — пора и мне на боковую. Спокойной ночи, Джейсон.

     

     — Спокойной ночи, Генрих.

     

     Судя по всему, британские бомбардировщики действительно повернули на запад.

     

     «Это летят они, — снова вспомнил альбионец. — Yster mense in staal skepe!»

     

     Понять бы еще, вздохнул он, за что они сражаются.

     На следующее утро лейтенант Джейсон ван Хеллсинг покинул Берлин и вылетел в Париж.

     На сей раз все было гораздо сложнее, потому что дело происходило солнечным днем и в двух шагах от американских берегов. Адмирал ван дер Бумен отправил воздушную эскадру на бомбардировку Сан-Франциско. Но теперь янки набрались смелости и попытались нанести ответный удар. Их президент-паралитик вот уже несколько дней подряд верещал по радио, что-то про «ночь позора» и «возмездие левиафану оранжистов». Две эскадры стратегических разрушителей встретились на полпути. Истребители прикрытия отсутствовали — юголландцы были слишком уверены в себе, американцы слишком торопились. Никто не захотел отступать. Похоже, это была первая в истории «собачья свалка» тяжелых бомбардировщиков. Оригинальные цели были мгновенно забыты, бомбы сброшены в океан, дабы облегчить самолеты и позволить им совершать самые фантастические маневры. Некоторые бомбы по дороге вниз ухитрились задеть чужие — или свои — бомбардировщики. Первый этап мясорубки удался. Второй этап тоже не обманул ожидания.

     

     Фамке активно излучала невозмутимость, но на самом деле ее переполнял бурный восторг. Сколько больших и прекрасных целей! Только успевай менять ленту. Вот еще одна американская «летающая крепость» попала в прицел. БРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРАНГ! В яблочко! Пилотская кабина в клочья, накренился — и медленно заскользил вниз, навстречу океану.

     

     Еще одна! Нет, отставить! Это свой.

     

     А вот еще… Черт! Фамке едва удержалась на ногах, короткая очередь ушла в «молоко», а цель покинула поле зрения. Ее самолет резко вильнул влево, уклоняясь от столкновения. Пилотам сейчас приходится нелегко, они выжимают из машин все возможное и даже больше.

     

     Экипажам тоже достается. Стрелок верхней башни был убит почти сразу. Сменивший его бортмеханик пережил товарища на каких-то пять минут. Интересно, этот командир тоже будет говорить про женщину на борту?..

     

     Нет, он сказал другое:

     

     — Фамке, хвостовые стрелки не отвечают! Проверь, что с ними! Вилбренник, замени ее!

     

     — Принял! — отозвался капрал Вилбренник.

     

     — Сделаю! — пробормотала Фамке, покинула свое уютное пулеметное гнездышко и поползла вдоль корпуса, цепляясь за поручни, приборы и даже свисавшие провода. Путешествие затянулось — несколько раз самолет резко разворачивался или срывался в штопор — но в конце концов она достигла своей цели. Так и есть. В пробоинах свистит ветер. Капрал Сиберг, стрелок верхней полусферы, висит головой вниз; сержант Фоккер из нижнего гнезда и вовсе без головы остался. Она стянула свой шлемофон, сняла наушники с головы Сиберга и доложила о результатах.

     

     — Замени их! — коротко приказал командир корабля и отключился.

     

     Легко сказать… Она не может разорваться, поэтому надо выбрать один из двух постов. Сиберг надежно застрял в своей подвеске, а пулемет Фоккера раскурочен прямым попаданием, как невеста после брачной ночи. «И придет же на ум такое сравнение, — мысленно покраснела Фамке, — откуда мне знать, я ведь не замужем». Пусть будет Сиберг, надо только достать нож и осторожно разрезать подвеску…

     

     И тут она увидела новую цель.

     

     Американская «крепость» зашла в хвост из нижней полусферы. Вражеский пилот практически уравнял скорости самолетов, а потом машины принялись медленно, но неотвратимо сближаться. Еще немного — и американский башенный стрелок сможет безнаказанно поливать хвост «летучего юголландца».

     

     До американского самолета оставалось меньше десяти метров. Сквозь разорванный плексиглас нижнего гнезда Фамке могла прекрасно разглядеть лицо пилота за лобовым стеклом «крепости». Это был совсем молодой парень, похоже, ее ровесник. Рядом с ним сидел штурман, но его лицо скрывалось за поперечным ребром жесткости. Сержант ван дер Бумен снова перевела свой взгляд на пилота. Тот неожиданно поднял глаза и их взгляды встретились.

     

     Какое-то мгновение лицо американца не выражало никаких эмоций, но внезапно он широко улыбнулся и поднял вверх большой палец. Она осталась без шлемофона, волосы развевались на ветру, подумала Фамке — проклятый янки понял, что ему противостоит девушка. Юголландка пожала плечами и показала в ответ средний палец. Этому жесту ее научили американские моряки, когда она была совсем девочкой, игравшей с другими детьми на причалах Дракенсберга. Американец улыбнулся еще шире, и как будто «притормозил» свой бомбардировщик. Самолеты больше не сближались, теперь дистанция оставалась неизменной — примерно восемь метров по диагонали, плюс-минус. Фамке осталась в «мертвой зоне», башенный стрелок «крепости» не мог ее видеть и достать.

     

     Но от этого не становилось легче. Сержант авиации бросила еще один короткий взгляд на пулемет Фоккера. В разные стороны торчали лохматые пружины и детали затвора. Дохлый номер. Как в том, набившем оскомину бородатом анекдоте:

     

     «Но вы же настоящий юголландец!.. — И пулемет застрочил снова…»

     

     Фамке снова оглянулась на «крепость». Пилот по-прежнему пожирал ее глазами и скалился в тридцать два белоснежных зуба. Долго ли еще американец собирается играть с ней? Что делать? Выход есть — доложить командиру, пусть уводит самолет с линии огня… Черт! Как она могла забыть! У нее есть еще один пулемет! Точнее, пистолет-пулемет — не суть важно.

     

     Фамке торопливо потянула вниз «молнию» летного комбинезона. Глаза американца принялись округляться от изумления — но настоящее изумление ему еще только предстояло испытать, когда Фамке расстегнула подмышечную кобуру и извлекла на свет автоматический «руби», украшенный веселыми золотыми дракончиками Цинской династии. Прощальный подарок Мэгги, любимое оружие японских авиаторов и китайских коммандос. Ухватившись левой рукой за раму пулеметной турели, Фамке крепко уперлась ногами в пол, сдвинула переводчик огня и вытянула правую руку вперед. Семь с половиной метров, прикинула она, трудно будет промахнуться — и она не промахнулась. Пущенная из пистолета длинная очередь впечаталась прямо в лобовое стекло американского бомбардировщика.

     

     Черта с два! Армированное стекло выдержало, только покрылось мелкой сеткой трещин.

     

     На этот раз вражеский пилот торопливо натянул кислородную маску и покрутил пальцем у виска. Юголландка показала в ответ раскрытую ладонь — мол, «спокойно, не волнуйся», отбросила опустевший пистолет и в тысячный раз осмотрелась вокруг. Вот с чего надо было начинать — из наплечной кобуры капрала Сиберга выглядывал безгильзовый кольт 44-го калибра. Это уже не пулемет, это осадное орудие!

     

     Первая же пуля завершила разрушение лобового стекла и убила пилота наповал — в лоб и без выходного пособия. Кажется, в этот раз он даже удивиться не успел. Американец упал на штурвал, его бомбардировщик слегка — совсем слегка клюнул носом. На миг возникло безумное желание — прыгнуть вниз, прямо на голову мертвому пилоту и взять «крепость» на абордаж. Это будет подвиг, о котором еще целые века станут слагать баллады! Желание пропало, когда прежде невидимый штурман, вдохновленный примером Фамке, открыл ответный огонь из своего пистолета. Мазила, выпустил полный магазин и даже близко не попал. Мерзавец прятался за пультом управления, и Фамке не могла его достать, зато пульт раскурочила на совесть. Все, машина далеко не улетит. Уцелевший американец тоже понял это. Должно быть, он считал выстрелы, и когда Фамке выпустила шестую, последнюю пулю, перестал прятаться. Впрочем, штурманский пистолет тоже был пуст, поэтому он только бросил на Фамке прощальный — как ей показалось, укоризненный взгляд — и скрылся в глубине своего самолета. Десяток-другой секунд спустя — она не могла сказать точно, сколько времени прошло (а сколько времени занял поединок? и того меньше) — где-то за кормой американского бомбардировщика раскрылся первый парашютный купол, потом еще один, и еще.

     

     Сержант авиации ван дер Бумен поправила кислородную маску и перевела дыхание. «Крепость» все еще тащилась вслед за «летучим юголландцем» — но недолго, совсем недолго. Американский аппарат еще раз клюнул носом, и принялся заваливаться на правое крыло. И только тогда Фамке разглядела красочный рисунок на левой скуле бомбардировщика, чуть ниже пилотской кабины — там, где обычно рисуют крестики или звездочки по числу воздушных побед или успешных миссий. Неизвестный художник был талантлив — по крайней мере, на ее окончательно испорченный и непритязательный вкус.

     

     На картинке была изображена рыжеволосая валькирия, облаченная в древние рыцарские доспехи. Она восседала на крылатом коне, и ее волосы развевались на ветру.

     

     _________

     В Париже (еще один город, который ему совершенно не понравился) Хеллборна ждал не самый приятный сюрприз.

     

     Как и в прошлый раз он устроил разнос коменданту аэропорта, прокатился с ветерком по очередной европейской столице, после чего постучался в калитку юголландского посольства.

     

     По ту сторону калитки стоял высокий, плечистый сероглазый блондин с роскошной рыжей шевелюрой. Красивый, мерзавец, машинально отметил про себя Джеймс. И форма ему идет. Классический светский лев. Ему бы в имперских столицах и больших городах работать. За что его отправили…

     

     «Но ведь он и работает в большой имперской столице!» — спохватился Хеллборн. — «Ведь это же…»

     

     — Добро пожаловать, герр ван Хеллсинг, — сказал юголландец и улыбнулся в тридцать три зуба.

     

     — С кем имею честь? — вежливо осведомился Хеллборн.

     

     — Капитан Стандер. Франц Стандер. Можно просто Франц, — представился собеседник. — Помощник военного атташе.

     

     Нет, это совсем не тот Франц Стандер, которого я знал, окончательно убедился альбионец. Тот, прежний Стандер, погиб много месяцев назад на борту БЕЛголландского цеппелина. Его убили по приказу генерала Гисли Торкильсона. А это другой Стандер. Зеркальный двойник из этого мира. Вместо Австралии его далекие предки перебрались в Антарктиду, грядущую Юголландию, где Стандер и появился на свет — не прошло и трех веков!

     

     «Это не просто «дежа вю», это уже детерминизм какой-то».

     

     Интересно, он и в этой галактике такой же хитрозадый мерзавец?

     

     — Прошу вас, проходите. Позвольте, я возьму ваш чемодан.

     

     — Тихо тут у вас, — заметил Хеллборн, рассматривая внутреннее убранство посольства — довольно скромное. Нет, это наверняка не стиль одного из Людовиков.

     

     — Посол, атташе и добрая половина персонала временно перебрались на курорт, — поведал Стандер.

     

     — На курорт?! — изумился альбионец. — Сейчас? В самый разгар войны?! Нашли время…

     

     — Я имел в виду Виши, — пояснил юголландец. — Раз уж мы признали новое французское правительство, посол решил, что это будет уместно и прилично. На хозяйстве в Париже остались младшие офицеры и чиновники. Работы немного, даже сейчас. Юголландских граждан в городе почти нет.

     

     — Да и я тут надолго не задержусь, — между прочим заметил Хеллборн.

     

     — Да, я знаю, — неожиданно быстро закивал юголландец, — я получил депешу от генерала Деклерка. Весь к вашим услугам, герр штабс-капитан.

     

     (Именно так. Хеллборн пристегнул новые погоны, добытые в берлинском посольстве, еще будучи на борту самолета. Это было старое, привычное звание, Stafкapitein. Он носил его в те счастливые дни на Порт-Султане, а потом на халистанской половине Острова Черепов…)

     

     — Услугам? — позволил себе съязвить альбионец. — Если вы прочитали депешу, то уже знаете, кто мне нужен.

     

     — Вы сможете поговорить с этим человек сегодня вечером, — Стандер посмотрел на свое левое запястье. — Через каких-нибудь пять часов. Мы приглашены на ужин, он там будет. А до тех пор… Желаете отдохнуть? Перекусить? Посмотреть город?

     

     — Плюнуть с Эйфелевой башни, — зевнул Хеллборн.

     

     Стандер вежливо рассмеялся.

     

     — Сразу видно культурного человека! Обычно наша бурская деревенщина, оказавшись в Париже, мечтает помочиться с башни!

     

     «Разведчики прокалываются на мелочах», — вспомнил альбионец. От кого он слышал эту фразу? Неужели от полковника Горлинского?

     

     — Нет, пожалуй я откажусь от этого сомнительного удовольствия, — покачал головой Хеллборн. — Лучше раздобудьте для меня свежую прессу. Что нового слышно в этом мире?

     

     — Наши парни одержали очередную победу над американцами! — расцвел старина Франц. — Осталось повторить их успехи на Восточном фронте…

     

     «Что это было? — удивился альбионец. — Камень в мой огород?»

     

     — Да, кстати, — спохватился Стандер, — это будет очень-очень званый ужин. В вашем багаже найдется парадный мундир?

     

     «Нет, только не это!» — мысленно простонал Хеллборн.

     

     — Нет, но я на вас рассчитываю, — сказал он вслух.

     

     — Приложу все усилия, — кивнул юголландец. — Прошу вас! Эта комната в вашем распоряжении. Газеты и журналы вам принесут. Вот кнопка вызова — на всякий случай…

     

     — Спасибо, Франц, я разберусь. Не смею вас задерживать, — позволил себе очередную грубость Хеллборн.

     

     Но Стандер на него не обиделся. По крайней мере, так показалось Хеллборну.

     В этот раз пышный банкет проходил не в чьем-то посольстве, а в банальном парижском ресторане. Или не банальном. Стандер произнес его название с торжественным придыханием. Хеллборн же забыл его ровно через минуту. «Максимилиан» какой-то.

     

     — За чей счет торжество? — мимоходом уточнил Хеллборн.

     

     — За счет вишистского правительства, — доложил Стандер. — Хотят показать, что они все еще здесь хозяева…

     

     Тем не менее, на входе в ресторан дежурили автоматчики в германской форме. К документам Хеллборна (»…по всем дорогам рейха, генерал-губернаторства, Франции, Бельгии…») охранники отнеслись со всем должным уважением.

     

     В этот раз Джеймс не кружился по залу в полном одиночестве — Стандер неотступно следовал за ним. Ну что ж, это не грузинское посольство в Лондоне, и не Дворец Высоких Собраний в Карфагене. И Хеллборн не пришел сюда, чтобы гулять и веселиться. У него была Цель и Хитрый План.

     

     Зал постепенно заполнялся важными людьми в нарядных костюмах и парадных мундирах. Некоторых из них Хеллборн узнавал — внимательный просмотр газетных фотографий не прошел даром. С другими его знакомил Стандер. Вот, например, с этим. Ну и рожа, как у бульдога. И сам на бульдога похож, низенький и толстый. Мясник-Винни-Пух и то красивее будет.

     

     — Познакомься, Джейсон — герр Антон Мюссерт.

     

     — Тот самый?! — Хеллборн изобразил бурный восторг и принялся трясти протянутую руку. — Какая честь, какая честь!

     

     — Как и для меня, герр ван Хеллсинг, — отвечал вождь нидерландских нацистов. — Рад приветствовать своих заморских братьев на европейской земле! Здесь все гордятся вашими победами — вы делаете честь всей нордической расе!

     

     — Зюйдической, если уж на то пошло, — ухмыльнулся Стандер.

     

     «Старина Франц, он совсем не изменился!»

     

     — Простите? — не понял Мюссерт.

     

     — Люди нордической расы обитают где-то на севере. Мы живем на Южном полюсе, — охотно пояснил Стандер и широко улыбнулся.

     

     «Издевается, — подумал Хеллборн. — Настоящий юголландец».

     

     Настоящие юголландцы всегда посматривали на своих кузенов, оставленных в Европе, как на деревенских дурачков, и никогда не испытывали к ним особой любви и привязанности. Голландцев и юголландцев часто сравнивали с парой англичане-американцы, но это было большой ошибкой. Немцы всего лишь погрозили Туманному (Оригинальному) Альбиону пальчиком — и вся Америка встала на дыбы. Немцы атаковали и оккупировали Нидерланды, а Генеральные штаты в Дракенсберге даже ухом не повели. Напротив. Когда штатгальтеры и сенаторы Юголландии решали вопрос о подписании Арийского Пакта, судьба европейских кузенов занимала в длинном списке плюсов и минусов первое место — с конца.

     

     — Но это не помешает нам высоко нести знамя, опаленное кровью арийских героев! — продолжал Стандер.

     

     «Точно, издевается, — убедился Хеллборн. — Неудивительно. Кто такой Мюссерт? Жалкая германская марионетка. Свободные люди должны его презирать. Мы, юголландцы…»

     

     «Мы, юголландцы… — с ужасом повторил Хеллборн. — Неужели я становлюсь одним из них?!»

     

     Но он не успел как следует рассмотреть эту мысль — Стандер уже знакомил его с другими гостями.

     

     — Штабс-капитан ван Хеллсинг — вице-адмирал Дениц из Кригсмарине и флот-адмирал Дарлан из Marine francaise.

     

     Оба флотоводца лысели прямо на глазах — очевидно, последствия многочисленных тревог и забот. Более в их внешности ничего примечательного не было.

     

     — Мне сказали, что вы моряк, — первым заговорил немец.

     

     — Так точно, герр адмирал, — кивнул «ван Хеллсинг». — Бывший. Но, с другой стороны, один раз моряк — навсегда моряк! Это как езда на велосипеде.

     

     Такова была легенда. Более того, согласно легенде он служил всего лишь на китобойном крейсере. Но колбаснику об этом знать необязательно.

     

     — Примите наши поздравления! — вклинился второй адмирал, француз. — Блестящая победа! Великолепная операция! Чертовы англосаксы надолго запомнят этот день! О, они надолго его запомнят! И обещаю вам, что…

     

     «Какую из побед он имеет в виду?» — не понял Хеллборн. — «Порт-Стэнли? Но ведь это было так давно!»

     

     — …мы еще не раз заставим их пожалеть о содеянном! — продолжал тараторить лягушатник.

     

     — …вытащить старую климактеричку Вильгельмину из ее логова! — вторил Антон Мюссерт, все еще стоявший рядом.

     

     — Прекрасный корабль, — ухитрился вставить Дениц. — Фюрер был настолько восхищен, что подписал приказ о создании аналогичного авианосца. Мы приступим к строительству как только оккупируем Гренландию.

     

     — Маршал принял аналогичное решение! — воскликнул Дарлан. — Мы тоже планируем построить такой корабль! И тогда англичане пожалеют! О, как они пожалеют!

     

     — Не знал, что во французских владениях можно отыскать подходящий айсберг, — немецкий адмирал недовольно покосился на коллегу.

     

     — Можно, разумеется можно! — немедленно отозвался француз. — Например, в окрестностях Кергелена…

     

     «Это наш, альбионский Кергелен! — мысленно возмутился Хеллборн. — Пепел «Матильды» стучит в наши сердца!!!»

     

     — …кроме того, когда мы освободим Квебек, то сможем воспользоваться ресурсами Ледовитого океана!!!

     

     — Прежде мы должны утопить Британию, — поморщился Дениц. — Жаль, что юголландское командование решило сосредоточиться на операциях против США…

     

     — Это было необходимо! — против своей воли Хеллборн заговорил таким восторженным голосом, что немедленно составил конкуренцию Дарлану и удостоился удивленного взгляда Стандера. — Мы должны обезопасить свой правый фланг! Но обещаю вам, как только с американской угрозой будет покончено, наши адмиралы немедленно перебросят «Джаггернаут» в Атлантику и обрушат всю его мощь на Британские острова! «Плачь, плачь, Британия — твоя угасла слава!!!» — неожиданно запел «ван Хеллсинг», привлекая к себя новые взгляды.

     

     — О, да! — оживился немецкий адмирал. — Мы могли бы соединить мощь наших лучших кораблей — «Джаггернаут», «Бисмарк», «Граф Цеппелин», «Тирпиц»…

     

     — И «Бертран Франсуа Маэ де Лабурдонне»! — поспешно добавил французский флотоводец. — Наш новейший линкор! Он почти готов, осталось только модернизировать кормовые башенные надстройки!!!

     

     — Кстати, этот ваш «Насморк» мог бы здорово пригодиться нам на Восточном фронте, — заметил Хеллборн. — И «Граф Пластилин» тоже. И даже «Штирпиц».

     

     («Не слишком ли я переборщил с юголландским акцентом?»)

     

     — Но каким образом? — удивился Дениц.

     

     — Мы могли бы провести его по рекам и каналам до самой Москвы и использовать при штурме русской столицы! — воскликнул альбионец. — Это будет лучше любых осадных орудий — против его главного калибра не устоят даже толстые кремлевские стены!!!

     

     На какое-то мгновение воцарилась пугающая тишина — тут же нарушенная горячим французом.

     

     — О-ля-ля! — воскликнул Дарлан. — Где флот — там победа! Я всегда говорил — флот! Флот — вот чего недоставало Наполеону, чтобы одержать окончательную победу и загнать бородатых русских мужиков обратно в Сибирь! Мы должны непременно подумать над этим предложением!

     

     — Хм, в этом что-то есть… — пробормотал его германский коллега.

     

     — Конечно, не сейчас, — поспешно добавил Хеллборн. — Весной. Как только растает лед на русских реках.

     

     — Весной, непременно весной! — это был Стандер. — Прошу простить нас, господа адмиралы… Смотрите туда, — шепнул юголландец на ухо «ван Хеллсингу», — вот человек, с которым вы хотели встретиться…

     

     К ним приближался симпатичный молодой офицер в эсэсовском мундире. Оберштурмбаннфюрер, если Хеллборн правильно рассмотрел его погоны и нашивки. Тридцать с небольшим, фактически его ровесник. К левому локтю немца приклеилась какая-то странная дама неопределенного возраста. Судя по всему, она знавала лучшие годы — которые остались где-то в ХIХ веке.

     

     — Джейсон ван Хеллсинг. Вальтер Шелленберг. Мадемуазель Коко Шанель. — Франц Стандер продолжал исправно играть роль мажордома.

     

     — Очень приятно, — почти одновременно сказали офицер и дама. Хеллборн едва не подавился воздухом и потому пробормотал в ответ что-то невнятное. Ну и псевдоним она себе подобрала. «Коко» — так называли сутенеров в альбионских портах его юности. Впрочем, ей-то откуда об этом знать?

     

     — Наслышан о ваших успехах, — сказал Шелленберг. — Если я правильно понял, вы принимали самое непосредственное участие в разработке плана той операции…

     

     — Вальтер — наш коллега, — шепнул Стандер.

     

     Еще один гребаный шпион. Меня окружаю гребаные шпионы, мысленно вздохнул Хеллборн.

     

     — Как вам нравится Париж, Джейсон? — спросила мадемуазель Шанель. — Вам приходилось раньше бывать у нас?

     

     — Только проездом, — ответил альбионец на второй вопрос. — Он прекрасен, — солгал он в ответ на первый. — Вальтер, если не возражаете, я украду у вас даму.

     

     — Я должен ревновать? — вежливо улыбнулся немец, но излученный им взгляд Хеллборну не почему-то не понравился.

     

     — Ни в коем случае! — демонстративно возмутился альбионец. — У меня к ней исключительно деловой разговор, связанный с ее бизнесом.

     

     «Ревновать?! Да она ему в матери годится!»

     

     И мне тоже, надо об этом помнить.

     

     «Он что, геронтофил-извращенец?!»

     

     — Не волнуйтесь, Вальтер, вам не придется скучать, — ухмыльнулся Франц Стандер. — Я развлеку вас, обещаю. Помните, я рассказывал вам про…

     

     И немец с юголландцем, взявшись за руки, удалились в неизвестном направлении.

     

     — Деловой разговор? — француженка изобразила улыбку. Да, она действительно знавала лучшие годы. Эти лягушатники полные извращенцы, если продолжают сходить с ума по этой женщине. — В самом деле?

     

     — В самом деле, — кивнул Хеллборн. — И он настолько деловой, что я бы предпочел продолжить его в более рабочей обстановке. Скажем, у вас в кабинете, где-нибудь на фабрике или в лаборатории. И даже при участии ваших лучших специалистов. Когда вам будет удобно это сделать?

     

     Она бросила на него взгляд, должный изображать неподдельный интерес.

     

     — Вы куда-нибудь торопитесь, Джейсон? Я имею в виду — сегодня вечером?

     

     — Ни в коем случае, — признался Хеллборн.

     

     — Сможете раздобыть для нас машину?

     

     — Прямо сейчас? — удивился альбионец. — То есть машина у меня есть — вы хотите поехать прямо сейчас?

     

     — Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? — улыбнулась она.

     

     «Напоминает дословный перевод с русского», — мысленно нахмурился Хеллборн, вспоминая уроки полковника Горлинского.

     

     — Я научилась этой поговорке у моего лучшего сотрудника, — Коко Шанель будто прочитала его мысли. — Его зовут Эрнест. Он русский.

     

     — Коммунист? — теперь уже открыто нахмурился альбионец.

     

     — Ни в коем случае! — рассмеялась она. — Он из тех русских, что боролись с большевиками и покинули Россию после разгрома белого движения. Поверьте мне, он ненавидит коммунистов сильнее чем кто-либо из нас!

     

     «Какая прекрасная легенда», — на всякий случай не поверил ей Хеллборн. Ему уже приходилось сталкиваться с такими «непримиримыми белогвардейцами» — верными псами СМЕРШа и Кровавой Мэри Спиридоновой. Едва ноги унес — через две планеты!

     

     — Ну что ж, я только заберу ключи у своего товарища.

     Мадемуазель Шанель и ее ведущий специалист, месье Эрнест Бо, долго водили важного гостя из далекой страны по этажам и коридорам, и при этом что-то говорили, говорили, и говорили. Хеллборн слушал их одним ухом, потому что мало что понимал. Впрочем, на каком-то этапе они замолчали и уставились на «юголландца» с вопросительным выражением на лицах. Хеллборн не заставил их долго ждать.

     

     — Вы уверены, что справитесь с работой? — спросил он.

     

     — Вы пытаетесь оскорбить нас, месье ван Хеллсинг? — спросил господин Эрнест, который и в самом деле выглядел оскорбленным. — Принесите мне любой запах — и я сделаю так, его услышат на Луне!

     

     — Ловлю вас на слове, — Хеллборн немедленно извлек из кармана толстый пузырек. — Вот, попробуйте.

     

     Парфюмер осторожно открутил пробку, поднес пузырек поближе к носу, помахал над ним ладонью и прикрыл глаза.

     

     — Итак? — спросил Хеллборн примерно через три минуты.

     

     — Это то, о чем я подумал? — осторожно спросил месье Эрнест.

     

     — Не совсем, — соврал альбионец.

     

     — Но почему?!

     

     — Военная тайна, полная секретность, — отрезал Хеллборн. — Так вы беретесь за работу? Вы сможете это сделать? Понимаете, мне сказали, что вы лучшие в своем деле…

     

     — И вам сказали правду, — поспешно ответила Коко. — Мы сможем это сделать. Правда, Эрнест?

     

     — Да. Вне всякого сомнения, — решительно кивнул ее сотрудник. — И не извольте беспокоиться насчет секретности. Нам и прежде приходилось сотрудничать с германскими властями.

     

     — Когда? — спросил Хеллборн. — Мы должны получить это быстро и в больших количествах.

     

     — О скольких флаконах идет речь? — уточнил господин Бо.

     

     — Флаконах?! — натужно расхохотался альбионец. — Я говорю о литрах! Сотни литров! Тонна — это минимальная первая партия.

     

     Его собеседники закашлялись одновременно.

     

     — Боюсь, нам придется отложить все прочие заказы, — неуверенно пробормотала госпожа Шанель.

     

     — Я жду вас завтра в полдень в юголландском посольстве, — понимающе кивнул Хеллборн. — Мы подпишем все необходимые бумаги и прямо на месте выплатим аванс. Какую валюту предпочитаете? Марки? Доллары? Фунты? Швейцарские франки? Юголландские гульдены? Золотые слитки?!

     

     — Я думаю, мы договоримся, — тороплива закивала Коко. — Вне всякого сомнения. Да. Решено. Завтра в полдень. В вашем посольстве.

     

     — Мадемуазель, — Хеллборн приложился к ручке. — С вами приятно вести дела. Теперь я вижу, что мне действительно сказали правду. Вы лучше всех!

     

     — Спасибо, месье Джейсон, — она смущенно захлопала ресницами.

     

     «Старая кокетка!»

     

     — Вы не проводите меня домой? — продолжала госпожа Шанель. — Комендантский час, и у меня могут быть неприятности…

     

     ???!!!

     

     «Вот старая распутная дрянь! — тоскливо подумал Хеллборн. — Ее страну растоптали и разрезали, а она развлекается с оккупантами и их союзниками, выполняет немецкие заказы… Можно ли пасть ниже? Сколько ей все-таки лет? 50? 55?!»

     

     Но вслух он ничего такого не сказал.

     

     — Разумеется, мадемуазель. Месье Эрнест? Вас тоже подбросить до квартиры?

     

     «Один из тех редких случаев, когда третий — не лишний!»

     

     — Нет-нет, спасибо, ни в коем случае, — поспешил отозваться белогвардеец. — Я заночую прямо здесь, в своей лаборатории. У меня есть несколько идей, и я хочу опробовать их прямо с утра. Нельзя терять ни минуты!

     

     — Ну что ж, спокойной вам ночи!

     

     «И даже не пытайтесь желать мне того же!» — мысленно содрогнулся альбионец.

     

     Господин Эрнест и не пытался.

     

     — Спасибо, месье ван Хеллсинг! Был рад с вами познакомиться. Счастливого пути!

     Она скинула туфли, устроилась на кушетке и щелкнула крышкой портсигара. Хеллборн с печалью обыскал свои карманы и отыскал зажигалку. Сам он закуривать не стал. Пытался избавиться от дурной привычки — благо приобрел ее совсем недавно, на предпоследней планете.

     

     К потолку отправилось уже четвертое или пятое кольцо дыма, внезапно наступившее молчание затянулось, поэтому Хеллборн постарался срочно найти тему для разговора.

     

     — Что вы читаете? — альбионец кивнул на тумбочку рядом с кушеткой, где лежала книга в невзрачной обложке. Между страниц торчала потрепанная закладка.

     

     Она недоуменно покосилась на тумбочку.

     

     — Ах, это… Джастин Джеффри, «Из древней страны».

     

     — Джеффри?! — оживился «юголландец». — Как же, помню этого американского декадента!

     

     — В самом деле? — удивилась Коко. — Не думала, что он настолько известен. Про него даже в родной Америке мало кто слышал.

     

     — Так уж получилось, — довольный Хеллборн оседлал любимого конька. — На него случайно наткнулся один из наших ведущих библиофилов. Прочитал — и счел своим долгом перевести и опубликовать. И теперь в Юголландии про него каждый школьник знает. — «Ван Хеллсинг» зажмурился и продекламировал:

     

     Звучит в ночи раскатом грома

     Их тяжкий шаг.

     Объятый страхом незнакомым,

     Я слаб и наг.

     На ложе корчусь. А на гребнях

     Высоких крыш

     Удар могучих крыльев древних

     Колеблет тишь.

     И высекают их копыта

     Набатный звон —

     Из глыб гранитных мегалитов,

     Покрытых мхом…

     

     — Это Юголландия, — Хеллборн снова открыл глаза, — древняя Антарктика, настоящая и неподдельная. Там вы найдете все — и гребни высоких крыш, и гранитные мегалиты, и могучие крылья… Он писал про нашу страну.

     

     — Как интересно, — прошептала она. — Расскажите мне что-нибудь еще, Джейсон. Про вашу страну, про вас. Юголландцы — очень редкие гости в наших краях. Мне кажется, вы второй, с которым мне довелось познакомиться за последние десять или даже пятнадцать лет.

     

     «Первым был Стандер, к аэндорской чародейке не ходи».

     

     — Даже не знаю, с чего начать… Я скучнейший из людей, — нагло соврал Хеллборн. — Родился, вырос, жив, когда-нибудь умру. Хотя нет, я собираюсь жить вечно.

     

     Госпожа Шанель рассмеялась.

     

     — За это стоит выпить! За вечную жизнь! Открывайте шампанское, Джейсон, бутылка вот на том столике.

     

     — Выпить? — переспросил альбионец.

     

     «Это лишнее, я и без алкоголя как-нибудь обойдусь. Зачем откладывать неизбежное? Всего лишь еще одна жертва на алтарь священного дела…»

     

     Джеймс выбрался из своего кресла, шагнул к кушетке, отобрал сигарету. Она не сопротивлялась. Даже тогда, когда Хеллборн принялся с треском разрывать на ней платье. Когда от платья ничего не осталось, он закрыл глаза и попытался думать про Англию.

     «Полковник Горлинский рассказывал, а я не верил, — подумал Хеллборн, спускаясь по ступенькам несколько часов спустя. — В этом возрасте они думают, что каждый раз — последний, и выкладываются по полной программе».

     

     Черт побери, куда делась машина? Джеймс недоуменно осмотрелся по сторонам. Я же оставил ее здесь, под фонарем. Тяжелый «паккард» с посольскими номерами. Вместо него что-то другое — он еще не научился узнавать все местные модели автомобилей. «Мерседес»? Чей это «мерседес»? А где мой «паккард»?! Смотри-ка, а в «мерседесе» кто-то сидит…

     

     Но альбионец не успел рассмотреть пассажиров «мерседеса», потому что в этот самый момент за его спиной послышался странный шорох, а потом что-то острое и массивное уперлось Хеллборну в поясницу.

     

     — Садитесь в машину, — произнес незнакомый голос, по-немецки.

     

     Это пистолет, понял Джеймс — не указательный палец и не свернутая газета — это пистолет. У него был печальный и богатый опыт, и он понял, что его не пытаются обмануть.

     

     — Какого черта?! — альбионец решил немного потянуть время, а тем временем что-нибудь лихорадочно придумать и… — Вы же не станете стрелять, выстрел услышат, в городе полно военных патрулей…

     

     — Это оружие с глушителем, — охотно поведал голос. — Я сделаю вам дырку в позвоночнике и брошу умирать, прямо здесь, на тротуаре. Садитесь в машину.

     

     Хеллборн подчинился.

     

     «Сегодня я побывал на дипломатическом приеме, заключил миллионный контракт, переспал с королевой здешнего полусвета и снова попал в плен! День удался? Или не совсем?»

     

     Он не успел найти ответ на этот вопрос, потому что почувствовал сладкий запах хлороформа и поспешил отрубиться.

     — Ну, хватит уже, просыпайся!

     

     Кто-то плеснул ему в лицо водой, и Хеллборн открыл глаза. Первым делом сфокусировал зрение и обнаружил перед собой смутно знакомое лицо. Отложив окончательное опознание на потом, альбионец оценил окружающую обстановку. Сам он сидит на стуле. Руки в наручниках, скованы за спиной. Там же, за спиной, стоит кто-то, положил руку на плечо Хеллборна и дышит в затылок. Еще один стоит в дверном проеме — ага, мы в маленькой и совершенно неуютной комнате. Хеллборн вернулся к самому первому. Вспомнил.

     

     — Вальтер, мы даже не успели как следует познакомиться, а вы!..

     

     — Ну вот и продолжим знакомство, — усмехнулся оберштурмбаннфюрер Шелленберг. — Будем считать, что для этого я вас и пригласил!

     

     — Вы выбрали очень странный способ… а куда вы меня пригласили? — поинтересовался Хеллборн. — Где это мы сейчас?

     

     — В Фонтенбло, — сообщил немец. — Тут по соседству дворец, где Наполеон подписал капитуляцию. Слыхали?

     

     — А как же! — кивнул Хеллборн.

     

     «А потом его сослали к нам, в Новый Альбион. Там он и умер».

     

     «Дьявол, я не о том думаю!!! Какого черта они мня похитили?!»

     

     — Я вас внимательно слушаю, Вальтер, — спокойно произнес Хеллборн.

     

     — Простите? — непонимающе моргнул Шелленберг, но тут же рассмеялся. — Конечно. Извините меня. Вы правы, перейдем сразу к делу. Не будем тянуть резину. Сейчас, Джейсон, я задам вам несколько вопросов. Вы честно на них ответите. Повторяю, честно. Если я получу от ас честные ответы — мы сможем расстаться, как добрые друзья. Если же нет… — немец красноречиво и совсем неоригинально замолчал.

     

     — Какого черта?! — возмутился «ван Хеллсинг». — Какие еще вопросы?! Что вы себе позволяете?! Я офицер союзной армии, у меня самые широкие полномочия, утвержденные вашим командованием. Я работаю здесь над важным военным проектом…

     

     — Я видел, как вы над ним работаете, — Шелленберг укоризненно покачал головой. — «Звучит в ночи раскатом грома…»

     

     — Что?.. Вы подслушивали?! Ах, вот в чем дело?! — сперва возмутился, а потом от души расхохотался Хеллборн. — Вальтер, вы все-таки ревнуете! Да она просто старая климактеричка… Как вам не стыдно!

     

     — Это вам должно быть стыдно, — парировал гестаповец — или как его там. Хеллборн до сих пор не разобрался в сложной и запутанной системе имперской службы безопасности.

     

     — Ладно, пошутили и хватит, — нахмурился альбионец. — Немедленно освободите меня и тогда я постараюсь избавить вас от кучи неприятностей. Меня будут искать и…

     

     — А зачем вас искать? — удивился похититель. — Никто вас искать не будет, потому что мы предъявим ваше тело. Вот он, штабс-капитан ван Хеллсинг, друг и союзник, геройски погиб от рук французских партизан. Хотя нет, в партизан могут и не поверить. Неважно, пусть будут английские диверсанты. Что-нибудь придумаем, и это будет прекрасный рассказ, никто не усомнится в его правдивости.

     

     — Вы не имеете права!!! — снова возмутился Хеллборн. При этом он почти не притворялся.

     

     — Зачем вы так громко кричите? — поморщился Шелленберг. — Вы ведь должны понимать, что это бесполезно. Ваши крики никто не услышит, никто не придет к вам на помощь. Вы уже готовы отвечать на мои вопросы?

     

     — Валяйте, — угрюмо пробурчал альбионец.

     

     — О чем вы говорили с Мюллером?

     

     — С кем? — не понял Хеллборн.

     

     Гестаповец вздохнул и сделал знак своему клеврету, стоявшему за спиной у Хеллборна. На голову альбионца немедленно обрушился удар. Обычный первый удар — не особенно больно, но очень неприятно.

     

     — За что?! Ни с каким Мюллером я не разговаривал! Впервые слышу это имя!

     

     — Джейсон, боюсь, вы так и не поняли всю серьезность вашего положения, — снова вздохнул Шелленберг. — От этого удара у вас даже шишки не останется, и мы все еще сможем разойтись по-хорошему. Но если Дитрих начнет избивать вас по-настоящему — вы должны понимать, тогда я просто не смогу отпустить вас. Мне бы очень этого не хотелось…

     

     «По-моему, самое время по-настоящему испугаться», — подумал Хеллборн.

     

     Снова в плену, причем у людей, которые не соблюдают конвенции и не верят ни одному его слову. Напоминает первые минуты в кабинете чиф-командора Ла Бенева. Нет, все гораздо хуже. Недоброй памяти индо-океанский контрразведчик никуда не торопился. А эти не просто торопятся — они даже сам факт пленения афишировать не собираются. Превратят в отбивную, а потом закопают в безымянной могиле. Без выходного пособия.

     

     Надо срочно что-то придумать. Срочно.

     

     Черт побери, кто такой этот Мюллер?! На Восточном фронте вроде никаких Мюллеров не встречал. На родной планете Хеллборна проживал мелкий немецкий политик по фамилии Мюллер, но вряд ли гестаповец имеет в виду его.

     

     — Вальтер, вы должны мне поверить, — медленно произнес альбионец. — Я готов ответить на ваши вопросы, но я действительно не понимаю, о каком Мюллере идет речь. Возможно, я знаю этого человека под другим именем. Где и когда я с ним разговаривал? Подскажите, и я охотно вам помогу.

     

     Немец бросил на Хеллборна пристальный, очень пристальный взгляд. В который раз вздохнул и сообщил:

     

     — Группенфюрер Мюллер, шеф гестапо Генрих Мюллер. Вы разговаривали с ним в Бабельсберге, примерно тридцать часов назад. О чем вы с ним разговаривали?

     

     — Старина Генрих?! — к Хеллборну моментально вернулось хорошее настроение. — Так это он был?! Вы его имели в виду?! Ха-ха-ха! Но мы всего лишь…

     

     «Ван Хеллсинг» оборвал себя на полуслове.

     

     Ведь не поверит, с тоской подумал он, глядя в спокойные и чуть-чуть ленивые глаза Шелленберга, ни единому слову не поверит. Не поверит, что мы всего лишь обменялись парой ничего не значащих слов, что-то про бессонницу и английские «ланкастеры». Индюшатники тоже не верили — не хотели верить в фантастический рассказ про Халистан, Белголландию, Данорвегию и другие волшебные королевства, затерянные в параллельных мирах.

     

     И эти не поверят. Не пожелают поверить, что начальник гестапо и эмиссар из далекой Юголландии болтали о всякой бесполезной ерунде.

     

     И тогда Хеллборн получит по полной программе, из него сделают отбивную по рецептам Ла Бенева, а потом бросят в яму — и закопают. Вот почему эта комната такая скучная и пустая, с голыми бетонными стенами. Интересно, скольких людей здесь уже забили насмерть? Он бросил полный отчаяния взгляд на дверной проем — а вдруг сейчас появится надпоручик Тай Кван До с отрядом морпехов, или кадет Келли Робинсон, и спасут его.

     

     Нет, Келли не придет, а корейский морпех — тем более.

     

     — Дайте мне бумагу и авторучку, я все подробно напишу, — совсем другим голосом сказал Джеймс, голосом капитулянта, потерявшего всякую надежду обмануть своего врага. Да, бумагу и авторучку, собственноручные показания, немцы это любят, надо на этом сыграть. — А если у вас найдется печатная машинка — будет совсем прекрасно, — добавил Хеллборн.

     

     «Только не переиграть!»

     

     — Хорошо, — неожиданно легко согласился Шелленберг и снова кивнул своему сообщнику, стоявшему за спиной Хеллборна. — Только без фокусов, Джейсон.

     

     — Какие фокусы, о чем вы… — пробормотал альбионец.

     

     Первый клеврет принялся расстегивать его наручники, а второй, стоявший у двери, в этот момент как будто напрягся и положил ладонь на пистолетную кобуру. Зря старался, Хеллборн был покорен и апатичен. Наручники защелкнулись снова — на этот раз спереди. Очень хорошо, теперь пусть они расслабятся, пусть убедятся в собственной безопасности. В комнате неожиданно появился третий гестаповец, он принес стопку бумаги и авторучку. Положил все это богатство на стол перед Хеллборном и тут же удалился. Интересно, сколько их всего в доме? Неважно. Другого выхода все равно нет, придется погрузиться в неизвестность.

     

     — Можете приступать, Джейсон, — сказал Шелленберг. — Давайте, все подробно и обстоятельно. И мы останемся хорошими друзьями.

     

     Как бы не так, гестаповская сволочь, ты бы меня все равно не отпустил, даже если бы я на самом деле являлся юголландским капитаном ван Хеллсингом. А если бы ты знал, кто я такой на самом деле!

     

     За спиной послышались шаги. Вернее, один шаг. Все правильно. Дрессированный сотрудник отошел назад, потому что ему не положено раньше времени читать показания пленника. И руку с плеча убрал. Очень хорошо. Хеллборн придвинул к себе верхний лист и принялся старательно выводить: «Довольно! Это уже не шутки. Скоро весь город заговорит о моей дочери и о бароне. Моему дому грозит бесчестье. Дойдет до президента и… Одним словом, больше я этого дворянчика сюда не пускаю[1]». Отлично, теперь еще чуть-чуть. «Я не заманивал его к себе в дом, не навязывал ему девчонки, но кто станет в это вникать?.. Я у себя в доме хозяин. Мне надо было как следует пробрать дочку. Мне надо было хорошенько намылить шею майору…» Хватит, пожалуй.

     

     И Хеллборн резко опрокинулся назад — вместе со стулом.

     

     Где-то на полдороге он зацепил «захребетного» гестаповца, и на пол они приземлились уже вдвоем. Немец при этом приложился головой о бетон, но Хеллборн доверял себе больше, чем бетону. Авторучка — он все еще сжимал ее в правой руке — взлетела и вонзилась фашисту в горло. Короткий вопль — хрип — фонтан крови — готов, кажется. Так, отлично, дальше, дальше! На поясе — кобура, расстегнуть ее и вытащить пистолет. Оставаться на полу, перекатиться на спину и поискать цель. Так, Шелленберг все еще сидит за столом. Как будто не понимает, что происходит. Обе ладони держит на крышке стола. Хорошо, пусть пока поживет. А второй номер, у двери, как раз извлекает свое оружие. Медленно извлекает, слишком медленно по сравнению с Джеймсом Хеллборном! Взять его на прицел и нажать на спуск. ЩЕЛК! Дьявол, этот болван носил пистолет с пустым патронником!!! Да кто же так поступает в наше время?! Передернуть затвор — в наручниках это было сделать нелегко, но альбионец справился — и снова нажать на спуск. ЧПОК! Хе-хе, так это и есть тот самый бесшумный пистолет! Вот почему у него ствол такой толстый. Медлительный гестаповец получил пулю прямо в лоб, сползает по стене — БАНГ! — пистолет в его руке все-таки выстрелил, на этот раз не бесшумный — маленькая комната — звон в ушах — пуля прошла где-то над головой. На пороге появляется третий — тот, который приносил письменные принадлежности — пистолет в его руке, он ищет цель, но не успевает — и вторая пуля Хеллборна — ЧПОК! — прилетает ему точно в левый глаз. А руки-то помнят! Это как на велосипеде — один раз научился, уже не забудешь. Тем более на такой ничтожной дистанции.

     

     Вроде бы все. Бурные аплодисменты, дамы и господа! Три-ноль в пользу команды Нового Южного Альбиона!!!

     

     Хеллборн поднялся на ноги и осмотрелся. Надо же, этот, с авторучкой в горле, все еще дергается! Бедняга, ему должно быть больно. ЧПОК! — в правый глаз. Все, больше ему не больно. Второй наверняка готов, третий тоже. А их начальник все еще сидит за столом и даже не двигается с места! Что это, батальный шок?! Тыловая крыса, небось в бою ни разу не бывал, только и делал, что любовался пытками беззащитных пленников, презрительно подумал Хеллборн.

     

     — Доброе утро, Вальтер! — Хеллборн помахал глушителем перед носом гестаповца. — Ты еще здесь? Тук-тук! — Ткнул глушителем в нос. — Ты меня слышишь?!

     

     — Да, — пробормотал Шелленберг.

     

     — В доме есть еще кто-нибудь? — уточнил альбионец.

     

     — Нет, — переживший батальный шок, немец вдруг стал удивительно лаконичен и совсем не красноречив.

     

     — Я тебе почему-то не верю, — в ушах все еще звенело, но Хеллборн заставил себя прислушаться. Вроде тихо. Топота десятков ног, по крайней мере, не слышно. Джеймс обыскал охранников, нашел ключи от наручников и наконец-то расковал себя. Потом схватил Шелленберга за шиворот и поставил на ноги. — Пошел, вперед, марш! Будешь моим живым щитом.

     

     Они обошли всю виллу — два этажа, гараж, подвал — и в самом деле ни одной живой души. Хеллборн выглянул в окно — давным-давно рассвело — незнакомый лесной пейзаж. Черт его знает, может и в самом деле Фонтенбло.

     

     — Ладно, вернемся в нашу маленькую уютную комнату, — зевнул альбионец. — Я почему-то по ней соскучился.

     

     Шелленберг чуть было не споткнулся, но Хеллборн осторожно подхватил его под локоток.

     

     — Смелее, Вальтер! Нас ждут великие дела!

     

     — Nautro tam nashli tri trupa, — добавил альбионец, когда они переступили порог. Это была любимая присказка полковника Горлинского. К сожалению, Хеллборн каждый раз забывал спросить, что полковник имеет в виду.

     

     — Полная смена караула, — в свою очередь пробормотал Шелленберг. — Надо же, оказывается, у Дитриха были веснушки. А я и не замечал.

     

     — И вот так всегда, — патетически воскликнул Хеллборн, — мы часто не ценим того, что у нас есть, и начинаем ценить его только после того, как уже потеряли! Пусть даже это всего лишь милые веснушки подручного головореза! Вальтер, а что мне с вами делать? — Альбионец задумчиво покрутил в руках пистолет, машинально прочитал надпись на затворе — «WALTHER». — Убью вас из одноименного пистолета. Знаю, знаю, не смешно и не совсем остроумно. Но как романтично!!!

     

     — Вы не можете, не имеете права, меня будут искать, — внезапно заговорил Шелленберг.

     

     — Ай-ай-ай, какие знакомые аргументы, — нахмурился альбионец. — Но в вашем исполнении они звучат совсем уже убого. Ладно, чего уж там. Можете помолиться.

     

     — Но вы в самом деле не можете так поступить! — завопил изрядно побледневший немец. — Вас будут искать! Мое начальство знает, где я нахожусь…

     

     — Ваше начальство — это случайно не группенфюрер Мюллер, которого вы собирались подсидеть? — ухмыльнулся Хеллборн. — Пожалуй, я передам старине Генриху привет, когда буду пролетать через Берлин на обратном пути.

     

     — Но я… я…

     

     — Боюсь, ваш запас аргументов на исходе, — заметил Джеймс. — Ну же, попробуйте придумать что-то оригинальное! Только без фокусов. Вы видели, что я сделал с вашими парнями? А с вами и подавно справлюсь.

     

     — Я… я вам пригожусь, — совершенно упавшим голосом пробормотал Шелленберг.

     

     — В самом деле? — задумался Хеллборн. И чего я с ним разговариваю? Пулю в голову — и в Париж. Я должен подписать контракт, передать баллон с образцами и успеть на очередной самолет. А если…

     

     — Госпожа Шанель специально заманила меня в свою квартиру?! Отвечайте! Немедленно! ПРАВДУ!!!

     

     — Нет, ни в коем случае, она здесь ни при чем, — торопливо заговорил гестаповец. — Мои парни просто следили за вами, потом позвонили мне, я приказал ждать вас у подъезда. Она ничего не знает, нам не нужны были лишние свидетели.

     

     — Допустим, — кивнул Хеллборн. — Хм. Допустим. Ладно, так и быть. Кажется, я придумал. Садитесь за стол и пишите.

     

     — У меня ручки нет, — жалобно сказал Вальтер.

     

     — Возьмите эту, — Хеллборн спокойно нагнулся и вытащил авторучку из горла Дитриха. — Только не надо снова бледнеть! И не вздумайте падать в обморок! Это будет договор, написанный кровью! — расхохотался альбионец. — Итак, начинайте писать. «Я, Вальтер Шелленберг, обер-штурман-фюрер…» и так далее.

     

     — Оберштурмбаннфюрер, — машинально поправил Шелленберг.

     

     — Вам виднее, — равнодушно отмахнулся Хеллборн, — перечислите все свои титулы и должности. Дальше. «Находясь в здравом и твердой памяти…» Или это формула из завещания? Вальтер, вы опять побледнели! «…добровольно вызвался сотрудничать с Юголландской секретной службой», именно так, герр Шелленберг, а вы не знали? Есть дружественные государства, но не бывает дружественных разведок! «В качестве оплаты моих услуг я получил от офицера ЮСС суперинтенданта Джейсона ван Хеллсинга» — что, вам не нравится мое звание?! — «десять тысяч гульденов». Нет, не десять тысяч. Никто в это не поверит, потому что никто не платит агентам такие круглые суммы. Пусть будет двенадцать, нет, восемнадцать тысяч! Вы ведь дешево не продаетесь, Вальтер? Да, восемнадцать тысяч. Дальше. «Все. что я совершил, было сделано во имя рейха…» Нет, к чертовой матери рейх, лучше напишите: «Во имя великой белой расы!» Отлично. Теперь перепишите все начисто и распишитесь. Что такое? Вы не поставили в конце точку? Что это значит? «Тревога! Письмо написано под давлением!» Ха-ха-ха! Да какая разница, Вальтер? Пусть даже под давлением — если оно попадет к вашим шефам, вам в любом случае не поздоровится. Вам больше никогда не будут доверять. Вашей карьере придет конец. Вам повезет, если вам позволят перебирать бумажки в архиве. Вы уж простите, что объясняю вам такие банальные и очевидные вещи. А если вы будете хорошо себя вести, мы даже заплатим вам восемнадцать тысяч гульденов. И это станет началом прекрасной дружбы! Вы расписались? Прекрасно. А теперь вернемся в Париж. Я должен успеть на очередной самолет. Меня ждут великие дела!

     [1] — Фридрих Шиллер, «Коварство и любовь», перевод Н. Любимова. Акт 1, сцена первая.

     Сумерки — лучшее время для охоты. Это знает каждый юголландец. Особенно полярные сумерки.

     

     Складывалось впечатление, что на этой планете вообще не осталось красивых городов — и уж конечно, Анкоридж не стал исключением. Заснеженные горы на заднем плане — вот они действительно были красивы, и напоминали о родной Антарктике. А город — что город, серое и скучное убожество.

     

     — Но мы зальем его яркими, веселыми красками, — сказал перед вылетом капитан Дайделюк, и Фамке охотно согласилась с командиром.

     

     Наземная ПВО плюс тройка ржавых эсминцев, болтавшихся на внешнем рейде, были уничтожены еще штурмовиками первой волны, но в этот раз — в кои-то веки — американцы успели поднять истребители. И теперь многочисленные «Хеллкэты» и «Хеллдайверы» плясали в лучах прожекторов как бабочки, летящие на огонь. И пусть в них было сложнее попасть — но их было проще убить. Нет, это не «летающая крепость», подумала Фамке, разрезав очередного противника пополам. Для «крепости» такая короткая очередь — слону дробина.

     

     Они снова увлеклись — слишком быстро избавились от груза, и теперь играли с американцами в «кошки-мышки», совершенно позабыв, что тяжелый бомбардировщик для этого не предназначен. Что ж, честь и слава республиканским авиаконструкторам — они прыгнули выше головы, и «летучие юголландцы» — вместе с ними.

     

     Сумерки — лучшее время для охоты, подумала Фамке, превращая четвертый по счету «хеллдайвер» в облако бесформенных обломков. На, получи! За Кинг-Конга! Фамке ненавидела этот фильм. Кинг-Конг умер за ваши грехи. А теперь настал судный день,

     

     Но хорошего понемножку. Мы торчим здесь слишком много времени, даже я понимаю, что топливо на исходе, а командиру достаточно посмотреть на стрелку. Больше того, сержант ван дер Бумен вдруг поняла, что вот уже много минут не видела в небе ни одного дружественного самолета. Вот почему ей так легко стрелялось! Все наши ушли, почему мы до сих пор здесь?

     

     — Стрелка почти на нуле! — судя по голосу, второй пилот был готов заплакать. Салага, свежее мясо, поморщилась Фамке. Но это не значит, что он говорит неправду…

     

     — Отставить панику! — ответил капитан Дайделюк.

     

     — Но мы не можем вернуться на «Джаггернаут»! Нам не хватит бензина!

     

     — Заткнись, я сказал! — рявкнул командир. — Я знаю, что делаю! Всем стрелкам — прекратить огонь! Не стрелять! Это приказ! Глушить пулеметы! Подтвердить!!!

     

     — Верхний хвост — принял… Задний хвост — принял… Левый спонсон — принял… — прозвучали в наушниках немного растерянные и неуверенные голоса, совсем несвойственные юголландским авиаторам.

     

     — Правый центр — принял, — столь же растерянно доложила сержант ван дер Бумен. Она была готова выполнить любой приказ, но это было что-то новое и необычное. Когда это Флот отступал?!

     

     А самолет тем временем неожиданно накренился на левый борт — потом на правый — затем снова на левый… «Да он же покачивает крыльями!» — наконец-то сообразила Фамке. Международный сигнал капитуляции в воздушном бою! Что?.. Мы сдаемся? Какого дьявола? Из всех кораблей Воздушного флота именно на борту этого оказался трусливый изменник?! Нет в мире совершенства. Фамке потянулась к кобуре — наученная горьким опытом, она положила туда самый бронебойный пистолет, найденный в арсенале «Джаггернаута» — немецкий штурмовой «вальтер» калибра 26,5. Она даже зажмурилась от наслаждения, когда представила, как мозги предателя разлетятся по всей кабине. Но сержант Вилбренник вовремя перехватил ее руку.

     

     — Дурочка! — заорал старый товарищ. — Ты что, не понимаешь? У командира великолепный план!

     

     Она бросила на коллегу недоуменный взгляд. Глаза Вилбренника влажно блестели в тусклом освещении. Фамке шумно втянула воздух — и все поняла. Он чувствовал запах крови. Теперь и она чувствовала это. Большой крови. Все юголландцы чувствуют это. Все настоящие юголландцы.

     

     Сумерки — лучшее время для охоты.

     

     Фамке отвернулась от Вилбренника и вернулась на свой пост. По ту сторону плексиглаза виднелся одинокий американский истребитель. Должно быть, по левому борту и над хвостом висят другие. Они поняли и готовы проводить пленников на свой аэродром.

     

     Курочки звали в гости кота, его ухватили за кончик хвоста…

     

     ??? Откуда это? Дурацкая детская считалка. Что-то слишком часто в последние дни ее посещают воспоминания из далекого детства. И недалекого тоже.

     

     Вот он. Мы снижаемся. Надо же, а мы не и не заметили этот аэродром. За городской чертой, на границе леса. Как удачно они его спрятали и замаскировали. Это не снежные холмики, это бараки, ангары и цистерны. Молодцы, сумели обмануть даже юголландцев, первых на этой планете мастеров прятаться в снегу.

     

     — Проклятье! — снова второй пилот. — Переднее шасси заклинило!!!

     

     — Садимся на брюхо, — хладнокровно ответил капитан Дайделюк.

     

     Фамке снова покинула свое гнездо и крепко ухватилась за поручни страховочного каркаса, на миг опередив следующий приказ командира:

     

     — Всем держаться!

     

     — Ма-ми-ла-пи-на-та-пай!!! — завопил Вилбренник. Он ведь раньше служил в Воздушной пехоте, вспомнила Фамке. Это их боевой клич, заимствованный у древних егип…

     

     Самолет коснулся земли — снежного покрова — поверхности. Зубы выбили барабанную дробь, сердце едва не ударилось о внутреннюю поверхность черепной коробки — а потом ушло в пятки. Не от страха, конечно, во всем была виновата гравитация.

     

     — Держитесь! — снова прокричал капитан.

     

     Командир повторяется, дела плохи. Самолет затрясло не на шутку. Плохая полоса — они что, камни специально разбросали? Искры — скрежет — грохот — удар — еще один удар. Фамке против своей воли оторвалась от поручней — ее подбросило к потолку — и ей показалось, что она — игральный кубик в стаканчике, а стаканчик — это самолет — последняя ставка --- сейчас выпадут шестерки!!! ----- и еще один удар.

     

     Американцы — аэродромная обслуга, охрана, ранее приземлившиеся пилоты «Хеллдайверов» — уже бежали к упавшему «юголландцу» со всех сторон. И не только бежали — сопровождаемые гудками и сиренами неслись пожарные и санитарные машины.

     

     Офицер, прибежавший первым, на какой-то миг замер в недоумении. Самолет сплющился, как галетная банка. Мало толку от такого трофея — ни добычи, ни славы… Как попасть внутрь? Вот трещина в корпусе — надо ее расширить! Американец ухватился двумя руками за рваный край согнутого металлического листа, и в этот момент прозвучало первое —

     

     ФРАГ!

     

     — Фамке выстрелила прямо через корпус. Результат получился несколько неожиданный — пуля сорвала висевшую «на соплях» бронепластинку, и уже эта пластинка оторвала американцу голову. Впрочем, ничего этого сержант ван дер Бумен не увидела — она просто пыталась выбраться наружу. У нее складывалось впечатление, что план командира был совсем не так хорош, как показалось на второй взгляд. На первый взгляд это было обычное предательство — неужели она изначально была права? Неважно, нет времени, потом разберемся.

     

     Расстреливать корпус бесполезно, надо поискать другой выход. Фамке осмотрелась и решила выбраться через отверстие в потолке, на которое когда-то крепился плексигласовый купол верхней стрелковой башни. Кстати, куда пропал верхний стрелок? Черт его знает. Впрочем, не только он — все куда-то пропали. Фамке стянула шлем, отстегнула парашютный ранец и не без труда протиснулась наружу — после посадки отверстие перестало быть идеально круглым. Ухватилась за приклад пулемета, дабы перевести дыхание. Надо же, на этот раз пулемет цел и невредим. Даже цуфлинги не пострадали. Эта модель Браунинга носила гордое прозвище «Митгриндер» (к югу от Суэца- «Флисмолен») — но не только потому, что превращала людей в котлеты. Фамке задумчиво открыла бункерный магазин — он был набит до отказа. И снарядный ящик тоже. Оглянулась по сторонам. Пропаханная полоса за кормой, а кроме нее — прекрасный пейзаж. Прекрасный, потому что горы видны, а скучный Анкоридж — нет. А вот и пожарная машина наконец-то подъехала. Только ствол не опускается… Фамке перегнулась через турель и выдернула предохранительный стержень. Вот теперь все в порядке. И она положила большой палец на гашетку.

     

     Сумерки — лучшее время для охоты.

     

     — БРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРР-сhuck-a-chuck-chuck! — заговорил пулемет.

     

     — Summertime, — добавила Фамке, насыпая в бункер новую горсть патронов. Она любила этот мюзикл, а Бонни и Клайд, герои арийской расы, павшие в борьбе с вашингтонской тиранией, были ее кумирами. Пришло время отомстить и за них.

     

     — БРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРР!

     

     Что было в пожарной цистерне? Неважно, оно так красиво расплескалось! И два человека в кабине — тоже. И этот джип, превращенный в отбивную из мяса и железа. И этот снегоход — как его подбросило! Fish are jumpin, don't you know my darling, I said a-right now!

     

     — БРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРР!

     

     Продолжавшие прибывать американцы быстро сообразили, чем пахнет юголландский трофей — одни торопились залечь, другие даже попытались отстреливаться. Но пистолетный свинец даже самых метких стрелков не мог пронзить пулеметный щиток. Тогда как сугроб — плохая защита против пуль 50-го калибра. Медноголовые снаряды навылет пробивали тела, ломали кости, отрывали конечности и заливали девственно-белый снег яркими, веселыми красками.

     

     — Кинг-Конг умер за ваши грехи!!! — вопила Фамке, правым кулачком давила на гашетку, всем кулачком — большой палец быстро устал, а левой рукой зачерпывала новые патроны из снарядного ящика и бросала их в открытый бункер. — You're gonna rise, you're gonna rise up singin!!!

     

     — БРРРРРРРРРРРРРРРРРРРР! — послушно подпевал пулемет.

     

     Рядом с самолетом живых противников уже не оставалось. Сержант ван дер Бумен перевела огонь на цели, украшавшие задний план — те самые бараки, цистерны, ангары, стоявшие на земле самолеты. «Браунинг», как изголодавшийся дракон, с одинаковой охотой пожирал любую добычу. «Добычи и славы хватит на нас обоих, — думала Фамке, вцепившись в пулемет, — на меня — и на тебя, мой надежный товарищ. Моя третья рука. Мой верный убийца».

     

     Когда новая очередь пронзила пытавшийся удрать бензовоз, и вспышка зацепила пробегавших мимо человечков, Фамке вдруг почувствовала, как по всему ее телу, от затылка до кончиков пальцев ног дважды прокатилась горячая волна — туда и обратно. У нее потемнело в глазах, и ей показалось, что она сейчас лопнет от восторга — или потеряет сознание — или у нее остановится сердце. Нет, остановка сердца — это лишнее, вот как раз сейчас стоит пожить!

     

     БРРРРРРРРРРРРРРРРРРАНГ!

     

     А это уже не моя «мясорубка», удивилась Фамке. Пулеметная очередь ударила по корпусу бомбардировщика у нее за спиной. Фамке не сразу поняла, откуда стреляют, потом догадалась поднять голову. Один из «хеллдайверов», не успевший приземлиться, атаковал ее с воздуха. Зря старался. Она успела поймать в прицел его хвост и порвала истребитель на американский флаг — один большой обломок и не менее сорока восьми маленьких. И это все о нём. Как раз вовремя, потому что патроны наконец-то закончились. Как и враги.

     

     Курочки звали в гости кота, его ухватили за кончик хвоста,

     А кот замурлыкал, потом зашипел — и шумный курятник навек опустел.

     

     Или невовремя. В ушах звенело, поэтому Фамке скорее почувствовала, чем услышала — и только потом увидела людей, как будто выросших из-под земли рядом с хвостом «летучего юголландца». Она отпустила затыльник пулемета и выхватила пистолет. Стрелять не стала, остановилась в последний момент. Это были свои — пока Фамке сеяла смерть и разрушение, другие уцелевшие члены экипажа смогли выбраться из самолета через аварийный люк в задней части корпуса. Вилбренник помахал ей рукой. Фамке даже не потрудилась ответить. А вот и капитан Дайделюк. Дал ей знак — «оставайся на месте», а сам повел людей в сторону аэродромных развалин.

     

     «Оставайся на месте»? Как бы не так. Сержант ван дер Бумен отодвинула пулемет и спустилась вниз. Нагнулась, зачерпнула добрую порцию снега, слепила снежок, понюхала его, а потом откусила кусочек. Египтянцы различали не менее восьмидесяти сортов и разновидностей снега. Юголландцы за несколько веков тоже кое-чему научились у своих рабов. Нет, совершенно незнакомый и непривычный вкус, но сойдет. Эта страна созрела для завоевания. Фамке решительно зашагала вслед за своими товарищами.

     

     Через полсотни метров она наткнулась на чудом выжившего американца, уползавшего в кусты с оторванной выше колена ногой — и добила его. С минуту постояла над телом, массируя ушибленную отдачей руку и зачарованно рассматривая огромную дыру там, куда угодила двадцатишестимиллиметровая болванка.

     

     Еще через несколько шагов на снегу валялся обезглавленный янки, крепко сжимавший в руках «аннигилятор». Фамке умела пользоваться этим оружием, поэтому принялась разжимать стремительно коченеющие пальцы трупа. Задача оказалось непростой, пришлось прибегнуть к помощи стропореза. Некоторое время спустя «аннигилятор» был в ее распоряжении — изрядно окровавленный, но исправный и заряженный.

     

     К сожалению, он ей совершенно не пригодился. Пока Фамке шагала на звуки выстрелов, все было более-менее кончено. Ее товарищи сгоняли в кучу уцелевших янкис — совершенно деморализованные, те и не думали сопротивляться. Впрочем, двое или трое брыкнулись — и были тут же застрелены.

     

     Тем временем в сумеречном небе опять загудели тяжелые юголландские самолеты — но вниз посыпались уже не бомбы, а парашютисты. «Опоздали, — ухмыльнулась она, — Воздушный Флот снова был первым!»

     

     Черт побери, зачем она возилась с этим «аннигилятором»? Ну, хоть кто-нибудь! Фамке водила ствол из стороны в сторону, но достойные цели не наблюдались. Совершенно заскучавшая, она принялась обходить немногие уцелевшие здания. Обычная военная база. Возможно, секретная служба найдет что-то интересное в этом сейфе, а инженеры — в этом ангаре. А что на этом складе? Фамке остановилась, изрядно удивленная.

     

     Среди скучных ящиков и контейнеров с запчастями и механизмами стояла клетка — обычная клетка, какую можно увидеть в любом зоопарке. Слишком большая для ее единственного обитателя. Обитатель забился в угол, настороженно наблюдал за незваной гостьей и издавал странные звуки, нечто среднее между жалобным скулежом и злобным рычанием. Это был медведь — нет, медвежонок. Белый полярный медвежонок. Какого черта? Что он здесь делает? Самый простой и логичный ответ нашелся через секунду — это талисман подразделения. Именно так. Всеобщий любимец, призванный поднимать настроение и пробуждать в черствых солдатских душах что-то человеческое. Очень популярный обычай в армиях стран, лежащих к северу от Южного Полярного Круга. Разумеется, в юголландских легионах ничего подобного не было и быть не могло.

     

     Кроме того, это же медведь, паршивая северная тварь. Нет, только пингвины имеют право бродить среди снегов. Посоле войны мы заселим всю Аляску пингвинами.

     

     А медведь… «Интересно, какой он на вкус?» — подумала Фамке, поднимая автомат и нажимая на спуск.

     

     Brrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrr…uck

     Chuck a-chuck-chuck (huh! yeah!)

     

     A-summertime

     And the livin' is easy

     Fish are jumpin, don't you know my darling, I said a-right now

     And the cotton is high

     Like-a like-a like-a you're daddy's rich

     And your mommy's good-lookin', yeah

     So hush, pretty little baby, don't you cry

     

     One of these, one of these, one of these mornings, darlin'

     You're gonna rise, you're gonna rise up singin'

     Then you'll spread your little wings, your little wings

     And-a take to the ska-da-da-da-dy

     Brrrrrrrrrrrrrrrrr… until-a that mornin'

     There's nothin' gonna harm you, girl

     With Mommy and Daddy standing by, yeah

     

     Pretty little darlin', I said, a-right now

     Don't let a tear, don't let a tear, don't let a tear

     Little darlin', I said, fall a-from your eyes

     

     So hush, pretty baby

     Do-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-on't

     You-ooo

     Brrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrrr…uck

     Chuck a-chuck-chuck

     

     Little darlin' do not let a tear fall-a from your ey-ey-ey-ey-eye

     Whoa!

     — Пингвины и только пингвины! — сказал Джеймс Хеллборн. — Понимаете, господа, все дело в том, что медведи и русские связаны между собой на некоем мистическом, экзистенциальном уровне. Уничтожив медведей, мы подорвем эту связь и значительно ослабим русское сопротивление. Заселив страну пингвинами, мы окончательно подчиним Россию своей власти!

     

     Собеседники внимали, раскрыв от удивления рты.

     

     Джеймс Хеллборн сидел за самым лучшим столиком и наслаждался всеобщим вниманием.

     

     Все, что он планировал сделать в Касабланке — это пересесть на следующий самолет. Но время терпело, и поэтому коварный альбионец решил устроить себе небольшой отпуск. Касабланка подходила для этого просто идеально. Маленький островок спокойствия в мире всеобщего безумия и тотальной bellum omnium contra omnes.

     

     На первый взгляд, конечно.

     

     — А где здесь у вас развлекаются? — спросил Джеймс у французского чиновника в аэропорту. — Я имею в виду цивилизованные развлечения.

     

     — Осмелюсь порекомендовать вам «Rick's Cafe Americain», — не задумываясь ответил француз. — Все приходят к Рику!

     

     «Перебор», — подумал Хеллборн.

     

     Да, они все были здесь — и Рик Блейн, и чернокожий Сэм-пианист, и даже бармен Саша-белогвардеец. В этой вселенной они решили открыть свое кафе на другом конце Старого Света — не в Маньчжурии, а в Марокко; не в Харбине, а в Касабланке.

     

     «Так или иначе, у нас всегда будет Харбин», — печально вздохнул Джеймс.

     

     Что же касается Парижа, то Хеллборн покинул его без дополнительных приключений. Добравшись до города, он выбросил Шелленберга в бедном рабочем квартале. Копию расписки отдал Францу Стандеру. Юголландский капитан был невероятно доволен:

     

     — Вы даже не представляете, кого завербовали! О, мы сможем его использовать с большой выгодой для расы и нации!

     

     «На здоровье», — подумал альбионец.

     

     Некоторое время после этого его терзали сомнения — быть может, стоило просто-напросто пристрелить нациста и забыть об этом странном приключении? Так или иначе, сомнения улетучились — как только самолет пересек границу оккупированной Франции.

     

     Здесь была Франция неоккупированная, и большинство сидящих за столом носили французские мундиры. Немцев за стол не пустили — их тут ненавидели; итальянцев тоже — их презирали, но на прочих союзников Рейха ненависть или презрение загадочным образом не распространялись, совсем наоборот. Кроме «юголландца ван Хеллсинга» в число почетных и уважаемых гостей угодили болгарский капитан Иванов, венгерский майор Алмаши и финский полковник, известный под прозвищем «Ньет, Молотов!» Настоящее имя финна никто даже не пытался запомнить.

     

     Что все эти люди делали в Африке, так далеко от родных берегов? — дьявол их разберет, и египтянские демоны войны.

     

     Война в далекой России здесь считалась чем-то вроде экзотического приключения, поэтому Хеллборн немедленно окружил себя ореолом бесстрашного покорителя снежных равнин и продолжателя дела великого Бонапарта, и в считанные дни заделался одним из королей здешнего полусвета. Калифом на час, если быть совсем точным.

     

     — Именно так, пингвины… — задумчиво пробормотал «ван Хеллсинг», ввергая слушателей в еще большую задумчивость. — Простите за беспокойство, месье! Вы не откажетесь к нам присоединиться? У нас как раз найдется свободное место!

     

     Вопрос был обращен к проходившему мимо господину лет сорока с небольшим, высокому, худощавому, смотревшему на мир печальными серыми глазами и, разнообразия для, облаченному в гражданский костюм. Он приходил в кафе каждый вечер, но вечера проводил в одиночестве, где-нибудь за маленьким столиком в дальнем углу, не пытаясь ни с кем заговорить или завязать знакомство. «Мизантроп», — решил Хеллборн, но, тем не менее, заинтересовался таинственным незнакомцем. Тем более что обычные собеседники и поклонники успели ему наскучить.

     

     Незнакомец окинул внимательным взглядом собранную за столом компанию; казалось, заколебался, но потом решительно кивнул и опустился на стул рядом с Хеллборном.

     

     — Простите, — жизнерадостно продолжал Джеймс, — мы не были представлены, месье…

     

     — Бонд. Джеймс Бонд, — отозвался его новый знакомый. Голос у него был такой же печальный, как и глаза.

     

     «Надо же, тезка! Жаль, признаваться в этом нельзя».

     

     — А я ван Хеллсинг. Джейсон ван Хеллсинг. Вы американец, не так ли? — уточнил альбионец.

     

     «Если я правильно опознал его акцент».

     

     — Совершенно верно, — медленно кивнул Джеймс Бонд. — А вы, я так вижу, юголландец?

     

     — Виновен, — улыбнулся Хеллборн. — Да, наши страны сейчас сражаются между собой, но это не значит, что мы должны быть врагами! Особенно в этом прекрасном месте…

     

     Американец не ответил, только смерил его совсем уже грустным взглядом.

     

     — Что привело вас в Африку? Вы позволите вас угостить? Эй, гарсон!

     

     — Я орнитолог, — ответил Бонд на первый вопрос. — Изучал местную фауну и пытался проверить одну старую теорию. Теперь вот застрял в Касабланке. Французские власти никак не могут решить, что со мной делать. То ли депортировать, то ли интернировать, то ли арестовать.

     

     — Я мог бы вам помочь и посодействовать, — немедленно откликнулся Хеллборн. — Начальник полиции — мой хороший друг. Он в два счета организует выездные документы. Через несколько часов будете в нейтральном Лиссабоне, а оттуда все дороги открыты!

     

     — Я подумаю над вашим предложением, — американец поджал губы.

     

     — Вы ведь не откажетесь принять маленькую помощь от врага? — поинтересовался Хеллборн. — В знак грядущей дружбы? Война когда-нибудь закончится, и тогда мы сможем стать настоящими друзьями!

     

     — Обязательно, — согласно кивнул Бонд. — Как только наши парни возьмут Дракенсберг…

     

     «Ван Хеллсинг» вежливо рассмеялся.

     

     — У меня складывается впечатление, что Вашингтон падет гораздо раньше! Собственно, он уже пал! Разве вы не слышали последние новости?!

     

     — Что? Где? Как?! — посыпалось со всех сторон.

     

     — Как бы не так, — нахмурился Джеймс Бонд. — Наши войска отбили это нападение и сбросили оранжистов обратно в океан.

     

     — Но юголландцы действительно атаковали Вашингтон? — больше других был потрясен болгарский капитан.

     

     — Наш юголландский друг имеет в виду совсем другой Вашингтон, — пояснил американец. — Штат Вашингтон. Он находится на противоположном берегу. Пингвины… юголландцы всего лишь заглянули туда по дороге на Аляску.

     

     — «Всего лишь»! — «Джейсон ван Хеллсинг» не мог удержаться от иронической ухмылки. — Аляска в наших руках — и этот факт вы не можете отрицать!

     

     — Это ненадолго, — убежденно ответил Бонд. — Скоро мы соберемся с силами, освободим Аляску и, как я уже сказал, нанесем вам ответный визит — в Юголландию.

     

     — Ах, Юголландия… — Хеллборн решил сменить тему. — Вам действительно стоит там побывать, мистер Бонд. Ведь это настоящий рай для орнитолога! Пингвины, поморники, альбатросы…

     

     — Титанисы, — охотно поддакнул американец.

     

     — Титанисы, — повторил Хеллборн. — Что вы знаете о титанисах, мистер Бонд?

     

     — Что знаете о них вы, герр ван Хеллсинг?

     

     — Я знаю, что у них внутри, — скромно признался альбионец. — Как-то раз я подстрелил одного… а потом еще одного.

     

     — О, да вы великий охотник! — воскликнул один из сидевших за столом французов. — Как вам это удалось?!

     

     — Первого я застрелил из револьвера, — честно сообщил Хеллборн. — 577-й калибр.

     

     — С одного выстрела?! — не поверил француз.

     

     — Я этого не говорил, — развел руками альбионец. — Полный барабан… и еще один в голову.

     

     — А второго? — уточнил немного разочарованный собеседник.

     

     — Из автомата, — сказал Хеллборн. — Из американского автомата Томпсона. Полный магазин. Его просто разорвало в клочья.

     

     — Да, вы не охотник, — согласно кивнул Джеймс Бонд. — Вы гангстер. Убийца.

     

     — Я солдат! — гордо выпрямился «ван Хеллсинг».

     

     «Господи, какой дурацкий разговор! Что я несу?!»

     

     — Вы убийца, — спокойно повторил американец. — Вы все убийцы, вся ваша юголландская банда. Встретимся в Дракенсберге, герр ван Хеллсинг. Обещаю вам, я там буду. Хочу посмотреть, как вас будут вешать. Всего хорошего. Приятно оставаться.

     

     И мистер Бонд покинул столик, так и не прикоснувшись к предложенному угощению.

     

     — Вы можете бежать, но не сможете спрятаться! — крикнул ему вслед Хеллборн. — Я знаю, где вас найти! В Северной Америке! Это такой материк, к северу от экватора…

     

     «Какой фантастический бред!»

     

     — Ну и черт с ним, — подвел Хеллборн итог неудачного знакомства. — У него будет время признать свои ошибки, когда мы аннексируем США и установим просвещенную оранжистскую диктатуру. Американцам это пойдет только на пользу. В конце концов, самым лучшим президентом США был юголландец!

     

     — Кто? Когда?! — еще одна серия удивленных возгласов.

     

     — Мартин ван Бурен, — охотно пояснил Хеллборн. — С 1837 по 1841 год. О, это был воистину золотой век американской истории! Но скоро эти времена вернутся, обязательно вернутся. Я обещаю вам! Простите, господа, я вынужден покинуть вас, но скоро вернусь, обязательно вернусь…

     

     Какое-то полузабытое воспоминание посетило его голову — и Хеллборн машинально завернул в дамский туалет. Задумчиво простучал все зеркала. Нет, это не здесь. Да и Касабланка эта отличается от сеутаританской или карфагенской…

     

     Подталкиваемый в спину и провожаемый женским визгом, Джеймс вернулся в главный зал. За время его отсутствия здесь заметно прибавилось шума. Хеллборн прислушался. Ага, вот в чем дело. Две группы исполнителей пытались — без особого успеха — перекричать друг друга. В одном углу кучка людей в черных немецких мундирах сотрясала пространство звуками «Die Wacht am Rhein». Другая группа, окружившая пианиста Сэма, извергала «Марсельезу». В воздухе пахло грозой.

     

     — Господа! — заорал Хеллборн, поспешно забираясь на ближайший столик и привлекая к себе удивленные взгляды. — Дамы и господа! Вы только посмотрите, какой прекрасный вечер! Какие прекрасные дамы окружают нас! Шампанского — всем! За счет доблестной юголландской армии, которая стоит у ворот Москвы! — Джеймс отобрал и проходившего мимо француза офицерский стек, взмахнул им, как дирижерской палочкой и запел:

     

     Юголландец, успокойся,

     Ты всегда непобедим!

     Ты ведь видел Южный полюс

     И сияние над ним!

     Джунгли девственного леса

     С пирамидой золотой,

     Юголландия-принцесса

     За Оранжевой рекой!..

     

     Тут он с удивлением понял, что ему никто не подпевает. Но если подумать — ничего удивительного. Не самый известный на этой планете гимн. К тому же на редкость дурацкий. И тогда Хеллборн попытался подобрать другую песню, должную временно примирить франков и тевтонов:

     

     Линии начерчены

     На карте для полков,

     «Хамберы» и «Черчилли»

     Горят среди песков!

     От полюса до полюса

     Раскинулся Дракон,

     По Африке шагает легион!

     

     — Мне кажется, вы уже достаточно выпили на сегодня, герр ван Хеллсинг, — сказал кто-то. Хеллборн удивленно посмотрел вниз — рядом стоял Рик Блейн, владелец кафе. Еще один тихий американец.

     

     — Кто выпил? Я?.. — растерянно пробормотал Джеймс. — Но ведь я… Я ведь даже…

     

     Он так и не сумел правильно построить фразу, потому что в этот момент в кафе вошла она.

      Двери шатра были открыты, чтобы пропустить

      свежий вечерний воздух. Неподалеку негромко

      пели норманны. Армия стояла на отдыхе: впервые

      за весь поход по Малой Азии крестоносцы оказались

      среди единоверцев-армян. Пищи и вина здесь было вдоволь.

     

      Кир Булычев, «Четыре бога и Антиох».

     Фамке сидела под крылом самолета и игралась с новым пистолетиком.

     

     «Я меняю личное оружие, signature weapon, как перчатки, — думала она. — Но разве это не естественно — регулярно менять перчатки? С другой стороны, можно ли сравнивать перчатки и оружие? Оружие должно быть продолжением руки, как остро отточенные когти. Или ногти. Но разве ногти не требует регулярного обновления?!»

     

     В завоеванном Анкоридже фендрик ван дер Бумен случайно заглянула в местный офис ФБР, где и нашла новую игрушку. Прежний «вальтер» четвертого калибра был всем хорош, кроме одного — он был однозарядным. В барабан нового «смит-вессона-357» помещались шесть патронов с бронебойными пулями СВАР. Согласно рекламному плакату, висевшему на стене в кабинете старшего агента, такая пуля на семи метрах пробивает стальной щит толщиной до четырех миллиметров. Или головку блока цилиндров автомобиля. Или… Или лобовое стекло американского бомбардировщика!

     

     Кроме того, еще один пистолет ей подарила Мэгги, но этот подарок на сей раз украсил стену в каюте Фамке.

     

     Мэгги была здесь же — сидела на крыле, грелась на солнышке и сладко зевала. Неудивительно, прошлой ночью она делала что угодно, но только не спала.

     

     К.Ю.Р. «Джаггернаут» крейсировал в Восточно-Китайском море, то есть в самом сердце Японской Империи. Кажется, сами японцы называли ее как-то иначе, какая-то «Сфера», но практичные юголландцы не забивали себе голову подобной ерундой. Куда более важные дела занимали их умы и души.

     

     Из юголландской метрополии прибыла целая эскадра новых машин. Экипажи для них были заново сформированы из лучших пилотов и стрелков, успевших отличиться в боях с англосаксами. И не только — к некоторым машинам были приписаны японские, корейские и маньчжурские курсанты. Братский союз арийских наций Южного Полюса и Дальнего Востока, noblesse oblige.

     

     Одним из таких пилотов была Мэгги Хан. Разумеется, фендрик ван дер Бумен, кавалер Южного Креста второй степени, без труда добилась своего зачисления в тот же экипаж.

     

     В новом самолете оставалось только одно свободное место. Фамке просмотрела список старых товарищей и выбрала сержант-майора Пауля Вилбренника.

     

     Помяни дьявола…

     

     — Смирно! — заорал Вилбренник. — Командир на палубе! — и занял место на левом фланге. Фамке и Мэгги неохотно присоединились к нему. Они уже не были новобранцами и знали себе цену.

     

     — Вольно, — объявил новый командир, он же инструктор, и пробежался взглядом по своей команде. Команда ответила встречными взглядами. «Надо же, как на братца моего похож», — заметила Фамке. Такой же сопливый юнец. И такой же рыжий. Все ван дер Бумены рыжие. Не родственник случайно? Какой-нибудь кузен бабушки троюродного соседа по комнате?

     

     — Вольно, — повторил офицер. — Я ваш новый командир, премьер-лейтенант Маркус ван Борман.

     

     «Нет, не родственник».

     

     Премьер-лейтенант полез за блокнотом.

     

     — Проведем перекличку.

     

     «Издевается?! Ему же должны были сказать, кого включили в экипаж. Или просто играет роль педанта?»

     

     — Сержант-майор Вилбренник?

     

     — Здесь.

     

     — Фендрик ван дер Бумен?

     

     — Здесь.

     

     — Полковник Хан?.. — в этот момент голос ван Бормана почему-то потерял напускную уверенность.

     

     Его можно было понять. Юголландские ученые совсем недавно совершили блестящее открытие, перевернувшее все наши представления о расологии. Оказывается, некоторые из узкоглазых и желтомордых азиатов тоже принадлежат к арийской ветви человечества! И если прогрессивные мозги юголландцев без особого труда восприняли эту идею, то сердца и души — не всегда. Этот сопливый лейтенантик, судя по фамилии и физиономии, из плебеев, бурская деревенщина. Ему и так должно быть нелегко. Весь мир для него перевернулся. Китайская обезьянка не только носит военную форму, не только пилотирует современный боевой самолет, но и может отдавать ему приказы!

     

     «Моя китайская обезьянка», — с нежностью подумала Фамке.

     

     — Я переведена в Юголландский Флот с временным понижением в чине, — совсем не по уставу ответила Мэгги. — Во избежание проблем с субординацией. Так что просто «лейтенант Хан». Здесь.

     

     — Понятно, — кивнул командир. Уверенность к нему тут же вернулась. Он захлопнул блокнот и убрал его в карман комбинезона. — Отлично, все на месте. Итак, прежде чем мы продолжим — вернее, прежде чем мы начнем — каждый из вас получит свой позывной. Не мне вам объяснять, что значит позывной для авиатора. Это его второе имя, которое в воздушном бою становится первым.

     

     — Разрешите, мин херц? — встрепенулся Вилбренник.

     

     — Что такое, сержант-майор?

     

     — Но у нас уже есть…

     

     — Отставить, — отрезал премьер-лейтенант. — Забудьте. Вы начинаете службу на совершенно новой машине, поэтому получите новые позывные. Поверьте, самолет этого заслуживает. — Офицер снова вытащил блокнот и заглянул внутрь. — Итак, Вилбренник… Ваш новый позывной — «Пауль».

     

     «Как оригинально!» — не могла не признать Фамке.

     

     — Вас понял, мин херц, — ответил явно удивленный Вилбренник.

     

     — Фендрик ван дер Бумен. Ваш новый позывной — «Фамке».

     

     — Так точно, мин херц, — пробормотала Девушка-и-Смерть.

     

     «Он все-таки издевается. Или шутит?»

     

     Но командир даже не улыбнулся.

     

     — Лейтенант Хан, ваш позывной — «Мэгги».

     

     — Так точно, мин херц, — маньчжурская красавица была сама невозмутимость.

     

     Командир снова захлопнул блокнот.

     

     — А мой позывной — «Маркус». Все запомнили?

     

     — Так точно, мин херц! — дружно отозвался экипаж.

     

     — Прекрасно. А теперь — кру-гом!

     

     Бойцы послушно выполнили команду.

     

     — Теперь замрите и просто полюбуйтесь на него, — добавил Маркус.

     

     «Так он не только шутник, но еще и романтик!»

     

     Впрочем, самолет действительно этого заслуживал.

     

     — Итак, перед вами тяжелый штурмовик-истребитель «Jager» — «Поморник».

     

     В кои-то веки имя действительно подходило самолету. Клюв, крылья, даже хвостовое оперение — действительно, настоящий антарктический поморник. Только железный.

     

     — Его обязанность — уничтожать все живое и неживое в трех средах. Или даже в пяти, — задумчиво добавил командир. — В воздухе, на воде, под водой, на земле и под землей.

     

     — Он может передвигаться под водой?! — не поняла Мэгги. — Простите, мин херц, я не хотела вас перебить…

     

     «Ах ты моя глупышка!»

     

     — Ничего страшного, — снисходительно отозвался ван Борман. Очевидно, его посетили аналогичные мысли. — Можете свободно задавать вопросы. Нет, «Джагер» под водой летать не может. Но может уничтожать подводные лодки. Или глубоко зарытые бункеры — «под землей». Быть может, в один прекрасный день он научится стрелять по космическим целям. Когда мы покончим с врагами на Земле и займемся марсианами.

     

     «Все-таки шутник! Ах, какой забавник! Ну, ничего, мы еще посмотрим, каков ты в бою…»

     

     — Машиной управляют два пилота, они сидят друг рядом с другом в передней кабине. Один оператор тяжелого оружия находится в верхней башенке над пилотами, хвостовой бортстрелок — в задней части корпуса.

     

     «А где ему еще быть?!»

     

     — Полюбовались? — спросил Маркус. — Ну что ж, еще несколько слов. Как вам должно быть известно, на тренировки нам предоставлена всего одна неделя. Всего через неделю мы должны вступить в бой. Потому что наши полководцы совершенно справедливо считают: лучшая тренировка — это битва! Мы начнем с самого слабого противника, какого найдем на этом фронте — и постепенно перейдем к более сильным. — Премьер-лейтенант сделал небольшую паузу. — Мэгги, расскажите нам об этом противнике.

     

     «Надо же, парнишка готов учиться у китайской обезьянки!»

     

     — Наш самый слабый противник в этих краях — «Тайпин тяньго кун-цзюнь», — выпалила Мэгги. — Воздушный флот Тайпинского Небесного Царства. Это враг, которого не стоит переоценивать — но и недооценивать тоже нельзя. Как правило, они сражаются на устаревших самолетах, но новые машины у них тоже есть. В тайпинских ВВС служат самые разные люди — и потомственные аристократы, и вчерашние крестьяне. В основном это плохо обученные пилоты, продукты тотальной войны и поспешной мобилизации, но встречаются и опытные асы, которые поднялись в небо еще до 37 года. Среди них много надменных карьеристов, но и немало фанатичных добровольцев. И они совершенно непредсказуемы. К примеру, пилоты Императора прекрасно обучены и не отступают никогда. Американцы обучены гораздо хуже, но отступают крайне редко. Китайцы — они могут в одиночку атаковать целую эскадру, но могут и целой дюжиной сбежать от одиночного разведчика. Ты никогда не знаешь, чего от них ждать. Абсолютно непредсказуемы, — повторила Мэгги. — И потому опасны.

     

     — Вы выбрали плохое слово, — надменно усмехнулся Маркус ван Борман. — Запомните, Мэгги, самые опасные люди в небесах — это мы. Мы — железные люди в стальных кораблях! Даже не сомневайтесь. Тайпины очень скоро узнают об этом. И не только они. Экипаж — по местам! Мы начинаем!

     — Зачем ты меня сюда притащил? — спросила она, осторожно присаживаясь на каменную тумбу у подножия центральной лестницы. — Подожди, не отвечай. Позволь мне угадать. Старый добрый Джеймс Хеллборн в своем обычном репертуаре! Опять будешь морочить девушке голову сказками про древних обитателей этих развалин, а когда она будет вскрикивать от ужаса, нежно обнимать за талию, ну и так далее… — Она хихикнула.

     

     Джеймс Хеллборн покраснел до корней волос. К счастью, она не могла этого видеть. До рассвета оставалось еще несколько часов. Когда они добрались до внутреннего портала, альбионец погасил фонарь.

     

     — Ты не боишься темноты? — ехидно поинтересовалась спутница.

     

     — О чем ты? — не понял Хеллборн.

     

     — Разве ты не знаешь? Когда опускается ночь, и ты останешься один, приходят демоны…

     

     «Из шкафа вылезают скелеты…»

     

     — Все мои демоны мертвы, — сказал альбионец. — Ну, почти все.

     

     «Потому что ты — один из моих демонов».

     

     — И мне помнится, в прошлый раз это ты меня притащила в древние развалины, и дальше по списку, — заметил Хеллборн. — «Там обитают темные духи, там люди умирают…»

     

     Намибия Санта-Круз звонко рассмеялась. Какое жуткое зрелище, подумал Хеллборн, никогда не привыкну — черный негр в черной ночи, сверкают только белки глаз и белоснежные зубы. А если это еще и негритянка?!

     

     — Между прочим, а в этой крепости злые духи не обитают? — уточнила она.

     

     — Нами, дорогая, — прожурчал Хеллборн, — ты же образованная девушка, член партии и офицер Республики. Какие еще злые духи, во имя Спартака, Жанны Д’Арк и Никеля?!

     

     Намибия запрокинула голову назад и снова расхохоталась.

     

     — Постой, кого ты сейчас цитируешь? Не отвечай. Вспомнила! Старый добрый комиссар Кун! Сто лет его не видела. Ты случайно не знаешь, что с ним сталось?

     

     — Когда я видел Аттилу в последний раз, его уводили на расстрел, — пожал плечами Джеймс. — Что было потом — не знаю. Комиссар Кун — парень ушлый, мог и вывернуться…

     

     — Да, он такой… — согласилась Намибия. — Но ты не ответил на мой вопрос. Как насчет злых духов? Можно их встретить в этой крепости?

     

     — Аборигены в этом не сомневаются, — поведал Хеллборн. — Поэтому не приближаются сюда — ни днем, ни тем более ночью. Суеверные варвары… В мирное время здесь можно было наткнуться на европейских туристов или палатки археологов, но не теперь. Мы здесь совершенно одни и в полной безопасности.

     

     — В безопасности? Рядом с тобой?! — и еще одна порция веселого смеха. Положительно, этой ночью она прямо-таки излучала избыток хорошего настроения.

     

     — Что ты здесь делаешь? — внезапно спросил Хеллборн.

     Тогда, несколько часов назад, в «Американском кафе Рика», он причалил к стойке бара и непринужденно спросил у Луи Рено, начальника местной полиции:

     

     — Кто эти люди?

     

     — О ком ты? — капитан Рено повернулся в указанном направлении. — Ах, эти… Португальцы. Транзитом из Анголы в Лиссабон. Сегодня заходили ко мне в кабинет. Нейтралы, черт бы их побрал. Хотя мулаточка очень даже ничего, верно? Я всегда питал особую слабость к женщинам в униформе!

     

     — Аналогично, — не стал скрывать Хеллборн. Мулаточка, как же. Верно, сегодня она нацепила полноценный мундир с погонами и аксельбантами — а видел бы ты ее в прежней униформе! Травяная юбочка, брезентовый ремень и боевые татуировки!

     

     — Джейсон, старый развратник, ты тоже положил на нее глаз? — ухмыльнулся француз. Оглянулся по сторонам и продолжил заговорщицким тоном: — А разве у вас в Юголландии это не считается уголовным преступлением?

     

     — Да, считается. Нет, не положил, — отрезал альбионец. — Можешь не беспокоиться за мою расовую чистоту, это чисто профессиональный интерес. В конце концов, я покинул свою очень провинциальную родину, чтобы посмотреть мир, познакомиться с новыми, интересными людьми…

     

     «И убить их».

     

     — Впрочем, не уверен, можно ли называть негров людьми… — задумчиво добавил «Джейсон ван Хеллсинг».

     

     Капитан Луи Рено нахмурился и отвел взгляд. Понятно, ему было неприятно такое слышать. Пусть он был всего лишь дряным вишистским приспособленцем, но в душе оставался очень прогрессивным и либеральным европейцем. Не то что всякая юголландская деревенщина.

     

     — Луи, одолжи мне свою машину, — Хеллборн решительно отодвинул от себя только что наполненный фужер. — Не беспокойся, я верну ее тебе через несколько часов, в целости и сохранности. Могу расписку оставить, если что случится — юголландское консульство компенсирует в двойном размере…

     

     — Как же, компенсирует, — хмыкнул француз, но все-таки полез в карман за ключами.

     

     «Что она делает в этом мире?» — подумал Хеллборн. Помнит ли его? Узнает? Согласится заговорить — или сразу пристрелит?

     

     Стоит ли игра свеч? Крупье — жулик, это очевидно, но есть ли другая игра в городе?!

     

     Вряд ли. Придется доигрывать эту партию. Поэтому Джеймс решил рискнуть.

     

     Спрятав ключи в карман, он сделал несколько кругов по залу. Старая добрая тактика, в очередной раз приведшая его к победе. На очередном круге они встретились взглядами. Она не стала отводить глаза или делать вид, будто не узнала его. Она его сраза узнала.

     

     Еще через несколько минут они покинули гостеприимное кафе Рика, а заодно и Касабланку. Древняя крепость, где Хеллборн собирался задать несколько важных вопросов, подальше от чужих глаз и ушей, находилась за городом, на берегу океана.

     — Что ты здесь делаешь? — повторил Джеймс.

     

     — Где «здесь»? — самым невинным тоном уточнила она. — В этой крепости? Так это тебя надо спросить, это ты меня сюда привел…

     

     Хеллборн вздохнул. Порой он и сам любил задавать такие «остроумные» встречные вопросы, но иногда это так раздражало…

     

     — Здесь. В этом мире. На этой планете.

     

     — Наблюдаю, — немедленно отозвалась Намибия. — Наблюдаю, только и всего.

     

     — Только и всего? — усмехнулся Джеймс. — Ты знаешь, я готов тебе поверить, но не могу понять, какую пользу собирается извлечь драконская разведка из простого наблюдения…

     

     — Не драконская, — поправила его собеседница. — Кардасианская.

     

     — Ах, да, — кивнул альбионец, — черт бы вас побрал, любители пышных аббревиатур… КАРДАС, Сonfederate Аfrican Republics of Drасonia and Spahi — так вы теперь называетесь, верно?

     

     — Абсолютно верно, — кивнула в ответ африканская принцесса. — Мы прошли на север до самого Карфагена и взяли его штурмом. Теперь мы — единая нация. Вся Африка, от мыса Доброй Надежды до Большого Сирта, от Зеленого мыса до Сомалийского Рога.

     

     — А я еще спрашивал себя, зачем хорошие люди убивали друг друга… — пробормотал Хеллборн.

     

     — Вот за это и убивали, — спокойно ответила Намибия. — Мы должны были через многое пройти, прежде чем научились понимать, что у нас — одна цель…

     

     — Нами, ты же не на митинге, — простонал Джеймс.

     

     — Ты помнишь полковника Ганнибала? — продолжала она. — Ты знаешь, что он говорил про бесконечную войну?

     

     — Тебя ведь не было на том ужине, — удивился Хеллборн. — Ты не пришла, а полковник смеялся над нами, называл «красными расистами»…

     

     — Не знаю, о каком ужине идет речь, — отмахнулась кардасианская шпионка, — но мы говорили с ним в тамбуре «Пуссикэта». Полковник рассказывал про древнего охотника, который вышел из своей пещеры и прикончил мамонта, сорвал с него шкуру и сделал себе доспехи; сломал бивни — и сделал себе новое смертоносное копье…

     

     — Можешь не продолжать, я все это помню, — перебил ее Хеллборн. — Что было потом? Единомышленники Ганнибала обратили вас в истинную веру? Вы на самом деле сокрушили Карфаген? Убили дракона и заняли его место… черт, как-то двусмысленно получилось… кто кого убил? Дракония — Солдатскую Республику, или Республика — Драконию? И после всего ты хочешь сказать, что вы всего лишь наблюдаете за этим миром?

     

     — Наблюдаем, потому что время не пришло, — Намибия была сама кроткость. — Другой вопрос — что ты делаешь на этой планете? Но можешь не отвечать. Это и так понятно. Спартанцы ничего не делают просто так. Тебя не прислали наблюдать. Ты прибыл, чтобы уничтожить этот мир. Потому что ты — Джеймс Хеллборн, Смерть, Разрушитель Миров.

     

     — Моя слава бежит впереди меня, — альбионец скромно потупил взор. — Летит. На крыльях ужаса…

     

     — Ложная скромность не порок, а смертный грех, — напомнила африканская принцесса. — Но я тебя не осуждаю. После того, что я здесь увидела, мне самой захотелось стереть этот мир с лица вселенной. Знаешь, там, в Драконии, мы иногда делали страшные вещи, которыми не гордимся, и которые хотели бы забыть. Ты там был, ты и сам это видел. Но здесь… Порой мне кажется, что эта планета воплотила в себе всю мерзость Галактики.

     

     — Вряд ли, — хмыкнул Хеллборн, — лично я не сомневаюсь, что где-то там, за другим зеркалом, должен, просто обязан находиться мир, еще хуже этого.

     

     — Хотелось бы верить, но не получается, — Намибия развела руками. — Скажи, тебе не противно носить юголландскую шкуру? Я ведь только что вернулась оттуда. Я провела в Юголландии целых два месяца…

     

     «Больше, чем я».

     

     — …мой напарник изображал скучающего португальского аристократа, приехавшего на сафари, поохотиться на саблезубов и титанисов, а я — его служанку. Я узнала много нового и интересного. Антарктиду населяют на удивление мерзкие твари, гнусные существа с пингвиньей кровью.

     

     — Кто? — не понял альбионец.

     

     — Юголландцы, кто же еще! Вселенная еще не видела подобных ублюдков… — прошипела кардасианская разведчица.

     

     — Сдается мне, — неуверенно заметил Хеллборн, — ты испытываешь легкий недостаток объективности. Не могу тебя осуждать, они ведь не считают чернокожих за полноценных представителей рода человеческого, но…

     

     — Нет, не поэтому, — перебила его Намибия. — Они мне за все время слова дурного не сказали. Даже косых взглядов с ходу не припоминаю. Не поэтому. Аристократы, этого у них не отнимешь. Но аристократы известны традицией часто забывать о присутствии своих рабов. Кто обращает внимание на мебель…

     

     — Да-да, я понял, не надо банальностей, — нетерпеливо перебил ее Хеллборн.

     

     — …и тогда он становится сами собой, и показывает свое нутро… и…

     

     — Можешь не продолжать. Я не первый день ношу юголландскую форму… шкуру… форму. Но справедливости ради, они не единственные в этой банде, — заметил Джеймс. — Есть еще японцы, итальянцы, немцы…

     

     — Немцы, конечно, — согласилась Намибия. — В нашей Африке я с ними почти не сталкивалась. Что ты можешь сказать о немцах? Мне действительно интересно твое мнение. Ты ведь не только специальный агент, но и историк. Чем немцы этого мира отличаются от других?

     

     — Конечно, историк, так я и получил эту работу, — пробормотал Хеллборн. — Но этот вопрос следует задавать не историку, а психиатру. Психиатр лучше объяснит, в чем тут дело. Немцы… Немцы везде одинаковы, во всех мирах. Немцы считают себя невинной жертвой ненавистного мира, жертвой всеобщего заговора низших рас и неполноценных народов. Немцы не способны признавать свои ошибки. Мы могли игнорировать то, что происходило в Испании или Эфиопии, но в конце концов поняли из длинного списка собственных потерь — что значит смотреть в другую сторону. Люди доброй воли давно поняли, по ком звонит колокол, но только не германцы! Нет! Они по-прежнему следуют за своими богами войны, маршируют под звуки Вагнера, их глаза с восторгом устремлены на волшебный меч Зигфрида, и они знают подземные места тайных собраний, в существование которых ты можешь и не поверить. Германская мечта пробудилась к жизни, и немец в сверкающей броне спешит занять свое место под знаменами тевтонских рыцарей. Человечество ждет своего Мессию, но для немцев Мессия — это не Принц Мира. Нет. Это еще один кайзер… еще один фюрер… Немец от головы до ног — это бронированная пехота, производитель машин, у них и нервы, я думаю, другого состава. Шах! Шах и мат! Они были разбиты, оккупированы, поставлены на колени, репарации были растянуты на шестьдесят шесть лет. Они ничего не поняли и ничему не научились.

     

     — Оккупированы, поставлены на колени, репарации… — протянула собеседница. — Здесь заключалась ошибка. Нельзя было унижать великую нацию.

     

     — Конечно, — охотно согласился альбионец. — Поэтому на сей раз никто ошибку повторять не будет. Их не будут унижать. Их просто уничтожат. До последнего грудного младенца. Вот увидишь, так и будет. My object all sublime — I shall achieve in time — to let the punishment fit the crime. Цель высшая моя — чтоб наказанье преступленью стало равным.

     

     — Геноцид? Но это не наш метод. Это… какое-то карфагенское решение… — неуверенно заметила Намибия.

     

     — Вот именно! Прекрасное решение, смею тебя заверить, потому Карфаген не досаждает остальному человечеству вот уже две тысячи лет! Кстати, о Карфагене. Знаешь, где мы сейчас находимся?

     

     — Я была уверена, что это пиратское гнездо какого-то берберийского султана, — усмехнулась принцесса. — Но теперь догадываюсь, что это не так…

     

     — И ты на верном пути. Две тысячи лет назад на этом берегу возвышался самый западный форпост Карфагена — не вашего, солдатского, а того, настоящего, древнего. Отсюда уходили корабли на дальний запад — к Оловянным островам, и дальше, в страну Лионесс и Хай Бразил… Уже достаточно рассвело. Можешь встать и обернуться. Как тебе этот красавец?

     

     Пораженная кардасианка отступила на шаг, рассматривая массивное бронзовое чудовище, охранявшее древние ступени.

     

     — Господи, я где-то уже его видела, совсем недавно… Это же… это египтянский сфинкс!

     

     — Не совсем, — поправил Хеллборн. — Египтянский сфинкс — это тело пингвина с головой саблезубого тигра. А этот — египтянский грифон. Тело саблезубого тигра с головой титаниса. Аватара альбионского бога войны.

     

     — Как он сюда попал? Неужели карфагеняне заплывали так далеко на юг?!

     

     — Никак нет, — покачал головой Джеймс. — И, предупреждаю следующий вопрос — древние египтянцы не забирались так далеко на север. Они встречались на середине пути. Торговая фактория находилась где-то в Гвинейском заливе, возможно, на острове Аннобон. Только вряд ли финикийцы смогли заполучить статую египтянского бога в результате торгового обмена. Скорей всего, этот грифон когда-то украшал нос египтянской септиремы. Военный трофей. Это была одна из последних побед Карфагена. Потому что пришли римляне. Мавританский форпост сопротивлялся захвачику также долго, как и материнский город, но у этой крепости не нашлось своего Полибия или Иосифа Флавия, чтобы описать славную битву. Все, что осталось — это несколько строчек в средневековой мавританской хронике.

     

     — Героев нет, о них забыли, кто их в сражениях заменит… — прошептала погрустневшая Намибия.

     

     — Когда грифон расправит крылья — не будет мира в Карфагене, — подхватил Хеллборн. — Так оно и случилось. Давай поднимемся на следующий ярус. Вот еще один трофей с далекого юга — альбионская химера. Тело броненосца, голова верблюдонта, крылья поморника.

     

     — Мерзкая тварь, — содрогнулась девушка. — В типично юголландском стиле.

     

     — Ее придумали античные египтянцы… — начал было альбионец.

     

     — Неважно, — отмахнулась она. — Здесь вообще что-то от карфагенян осталось? Или римляне все унесли?

     

     — Они были бы рады, но не сумели. Слишком торопились к следующей цели, — пояснил Хеллборн. — Собирались вернуться, но не смогли. Вот, пожалуйста. Осторожно, здесь обрыв. Это алтарь Дагона. А вот и сам Дагон — то, что от него осталось. В материнском Карфагене стояла медная статуя Ваала — в его чреве пылал огонь, и жертв бросали прямо в пасть жадного пунического бога. Дагон — бог моря, и жертвы, принесенные ему, улетали прямиком в океан… Его называли не только морским царем, но и предателем моряков.

     

     — Я знаю, кто такой Дагон, — кивнула африканская принцесса. — В солдатском Карфагене существовал его полуофициальный культ, особо популярный среди подводников. Уж не знаю, какие жертвы ему приносили, но в новой Кардасии культ был запрещен.

     

     — Мало им было митраизма, — удивился Джеймс. — И как я только мог это пропустить?

     

     — Что ни делается — все к лучшему, — пробормотала Намибия. — Я устала, Хеллборн. Вернемся в город. Отвези меня в аэропорт, я опаздываю на самолет.

     

     Вот и поговорили.

     

     Перед тем, как направиться к машине, Хеллборн тщательно проверил свои карманы. Ничего не забыл, ничего не потерял. Ему совсем не хотелось возвращаться в карфагенскую крепость в одиночку. В прошлый раз, когда он отвез девушку в город и вернулся, его поджидал одичавший титанис. Кто встретит Хеллборна на этот раз? Альбионец не горел желанием узнать.

     

     Обратный путь прошел в полном молчании. Намибия свернулась калачиком на заднем сиденье и задремала. Хеллборн тем временем размышлял о чем-то своем.

     

     На въезде в аэропорт их ненадолго задержал полицейский кордон. Подчиненные капитана Рено явно не выспались, но пребывали в благодушном настроении. Увидев, кто сидит в машине, они тут же подняли шлагбаум.

     

     — Что-то случилось? — поинтересовался Джеймс.

     

     — Какие-то бандиты убили майора Штрассера, — зевнул полицейский. — Немецкого атташе.

     

     — Какая трагедия! — зевнул в ответ альбионец. — Доброго утра!

     

     — И вам того же, месье ван Хеллсинг!

     

     — Мы приехали, ваше высочество, — Хеллборн издали увидел транспортный самолет с эмиблемами португальских ВВС и подъехал прямо к трапу. Выскочивший навстречу офицер разглядел Намибию и облегченно вздохнул.

     

     — Onde você esteve?! — воскликнул он. — Rápida, levantar-se na placa!

     

     Спящая красавица распахнула глаза и в свою очередь зевнула. Обменялась с португальцем парой фраз, тот снова скрылся в самолете. Выбралась наружу, некоторое время постояла рядом с машиной. Потом достала из нагрудного кармана химический карандаш.

     

     — Вот мой лиссабонский адрес, — Намибия вырвала страничку из блокнота. — На всякий случай. Я пробуду там как минимум месяц. Прощай, Джеймс. If we do meet again, why, we shall smile. Если встретимся — то улыбнемся.

     

     — If not, why then, this parting was well made, — кивнул Хеллборн. — Если нет — то мы расстались хорошо.

     

     Он потянулся к ключу зажигания.

     

     — Подожди, я чуть не забыла, — остановила его Намибия.

     

     Хеллборн поднял глаза — она как раз успела расстегнуть кобуру и уже поднимала револьвер.

     

     Черт побери, вот и поговорили. Что делать? Резко нырнуть под руль, нажать на педаль газа… можно успеть… потом достать свое оружие…

     

     — Вот, держи на память, — драконская шпионка протягивала револьвер рукояткой вперед. — Насколько я помню, ты любишь такие игрушки. С таким калибром можно и на титаниса ходить.

     

     — Можно и на титаниса, — согласно кивнул альбионец. — Спасибо…

     

     «Я им обязательно воспользуюсь».

     

     Прощальный взмах руки — и Хеллборн покатил в обратном направлении.

     

     Один из самолетов, стоявших на полосе, привлек его внимание. «Южный почтовый», только что из Парижа. Хеллборн притормозил.

     

     — Для юголландского консульства что-нибудь есть?

     

     — Одну минуту, месье… Вот, держите! — пачку газет, две бандероли и огромный конверт из плотной бумаги бросили ему прямо на заднее сиденье. — Распишитесь здесь… Доброго дня!

     

     — Спасибо!

     

     В конверте не оказалось ничего интересного, сплошная текущая бюрократия. Газеты были свежие, «Drakensberg Dagblad» трехдневной давности. Первую полосу украшал традиционный, если не сказать банальный аршинный заголовок:

     

     НАШИ ГЕРОИ

     

     чуть ниже:

     

     АРИЙСКОЕ ВОЗДУШНОЕ БРАТСТВО

     

     Им надо сменить редактора, и срочно, подумал Джеймс. С такими заголовками недолго и войну проиграть. Так, кого мы видим на фотографии? «Экипаж новейшего бомбардировщика «Джагер» после успешного возвращения…» Это не «Джагер», дурят нашего брата. «Слева направо: сержант П.Вилбренник». Впервые вижу этого хмыря. «Фендрик Ф.ван дер Бумен». Рыжая гномиха. Кто такая? Случайно не кузина Симона? «Премьер-лейтенант М.ван Борман». Старина Маркус, черт бы тебя побрал. Так и хочется сказать — «совсем не изменился», хотя до Антихтона остается добрый десяток лет и триста миллионов километров. А кто рядом с тобой?..

     

     — Покажите мне расписание, — потребовал Хеллборн, добравшись до диспетчера. — Я желаю отправиться первым же рейсом.

     «…Название книжки австралийского писателя подозрительно не англосаксонского происхождения Генри Зу не имеет никакого отношения к ее содержанию. Подозреваю, что сам он тут ни при чем — как автор, могу авторитетно отметить, что редактор, нередко, переиначивает авторский вариант во что-нибудь типа «Сиськи и танки», «Кровавый военный содом» или «Сперма Восточного Фронта». Ну, чтобы привлечь читателя. Наверняка у самого Зу книжка называлась как-то нейтрально, например: «Смертельные джунгли геноцида»…»

     

      И.Кошкин, «Субстанция и Утюг».

     Мэгги не обманула — они были абсолютно непредсказуемы. Полосатый «старфайтер», красно-белый, под цвет тайпинского флага, атаковал их, когда «Джагер» возвращался с патруля. Зашел с хвоста, выпустил короткую очередь, обогнал и ударился в бегство. Маркус даже не пытался его преследовать — скорость «старфайтера» в полтора раз больше. Но через каких-нибудь пять минут воин Единого Бога вернулся — выпустил еще одну очередь, промахнулся и снова сбежал. Прошло еще десять минут, и тайпин прилетел опять. Фамке уже было решила засомневаться в его непредсказуемости, но вскоре поняла свою ошибку. За первым тайпином летели еще четверо. У такого положения вещей были свои преимущества — теперь, когда целей стало много, их было проще находить. Фамке немедленно сбила одного китайца, второго достал Вилбренник. Но хватило и трех уцелевших. «Джагер» получил столько попаданий, что Маркус поторопился объявить:

     

     — Экипаж, приготовиться покинуть машину!!! — и тут же: — Отставить!!! Я попробую его посадить!!!

     

     «Куда? — удивилась Фамке. — Кругом океан!»

     

     — Всем-всем-всем! Здесь «джагер-три-пять-семь»!!! МАЙДЕР-МАЙДЕР-МАЙДЕР!!! — продолжал кричать капитан.

     

     Впрочем, со своего поста Фамке могла наблюдать только верхнюю полусферу. Несомненно, ван Борман видел нечто, недоступное ей — блудный дружественный авианосец либо другую посадочную площадку. Ей же оставалось теряться в догадках и приходить к выводу, что концепция сверхтяжелого истребителя себя не оправдала. Недаром третьего дня папа-адмирал проговорился: из метрополии должна прибыть партия совсем уже новейших машин. Фамке твердо решила надеяться на лучшее. Это была та самая надежда, которая умирает последней. И это было совсем нетрудно — она давно сбилась со счета, пытаясь вспомнить все потерянные машины, на борту которых находилась. Седьмой или восьмой раз? Всем не уцелеть, хладнокровно отметила она, а кто у нас на борту самый бесполезный?..

     

     — Держитесь!!! — завопил Маркус, и теперь Фамке смогла увидеть что-то еще, а именно верхушки деревьев. Какие-то тропические эвкалипты, черт бы их побрал. К счастью, всего лишь деревья — уцелевшие тайпины решили, что с юголландцами покончено, и степенно удалились.

     

     Деревья? Земля? Ничего странного, это же Нидерландская Индия. 10001-й по счету островок из павшей империи неразумных европейских кузенов.

     

     — ДЕРЖИТЕСЬ!!!

     

     Фамке устроилась в кресле поудобнее — слава египтянским богам, не в пер…

     

     …вый…

     

     …РАЗ!!!!!..

     

     …ДРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРР…

     

     ПШШШШШШШШШШШШШШШ!!!

     

     Самолет срубил крыльями несколько сотен веток, затем крылья потерял, потом плюхнулся брюхом на какую-то странную поверхность. Плюхнулся? Именно так, они сели на воду. Каждая посадка — новое приключение, констатировала Фамке, на воду ей садиться до сих пор не приходилось. Река? озеро? ла-

     

     ...................

     

     -ГУ! —

     

     ................................

     

     …на? Ну, рано или поздно мы это узнаем.

     

     -…жется сели, — прохрипел командир. — Экипаж! Перекличка!!! Первый!

     

     — Второй, — кашлянула Мэгги.

     

     — Третий, — кротко напомнила о себе Фамке.

     

     …

     

     — Четвертый? Четвертый, вы меня слышите?

     

     Вилбренник не отвечал.

     

     — Третий, проверить состояние четвертого!

     

     — Третий понял, — Фамке хрустнула позвонками — при посадке ее кресло перекосилось и чтобы посмотреть назад, ей пришлось изогнуть шею в четырехпространственную спираль. — Четвертый отсутствует. — Она выдержала паузу, но командир не купился и терпеливо дождался продолжения. — У нас оторвался хвост, — добавила Фамке.

     

     — Всем покинуть машину, — отозвался ван Борман. — Подтверждаю, всем покинуть машину.

     

     Пиропатроны сработали безотказно, бронеколпаки разлетелись по хитроумным траекториям, в кабину проник свежий… свежий? это еще предстояло проверить. Поэтому Фамке отстегнула кислородный шланг и стянула шлем — действительно, свежий воздух. Особенно если сранивать с резиновой маской. Только запахи странные. В ушах звенели фантомные выстрелы и скрывающиеся в джунглях райские птички.

     

     Самолет лежал на мелководье, уткнувшись носом в илистый берег, оплетенный корнями пресловутых эвкалиптов. Эвкалипты были повсюду. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь пышную листву. Или это были не эвкалипты? Фамке решила, что это не имеет никакого значения. Просто большие толстые деревья. Если бы не влажность и температура, можно было подумать, что «Джагер» совершил посадку где-то в дельте юголландского Стикса.

     

     Влажность и температура не предвещали ничего хорошего, ведь по местному времени не было и девяти утра.

     

     Экипаж выбрался наружу. Осмотрелись, первый взгляд не показал ничего опасного или подозрительного. Маркус с треском расстегнул планшет, нашел на берегу более-менее сухое место и развернул карту. Не на берегу, разумеется. На берегу он всего лишь присел. Карту развернул на коленях.

     

     — Наш маршрут пролегал здесь, — неуверенно заметил он несколько минут спустя. — Потом мы развернулись тут…

     

     Фамке перехватила снисходительный взгляд Мэгги, направленный на Маркуса. К сожалению, она не могла перехватить ее мыслей — а там было что послушать:

     

     «Нет, этот подвид железных людей не держит азиатские джунгли в кармане, рядом с кормом для голубей и мелкими монетами!»

     

     — Так или иначе, — решительно объявил ван Борман, складывая карту, — мы должны добраться до побережья! Там у нас будет шанс наткнуться на дружественные силы. Патруль японской морской пехоты, например.

     

     — Или австралийской, — добавила Мэгги.

     

     — Я говорил о дружественных силах, — нахмурился Маркус.

     

     — Прошу прощения, герр капитан, — маньчжурка изобразила легкое подобие стойки «смирно». — В таком случае нам стоит поторопиться. Когда мы падали, я заметила два красно-белых парашюта по правому борту.

     

     — Так почему вы сразу!.. — возмутился было юголландец.

     

     — Я не была уверена. Теперь я проанализировала свои воспоминания и окончательно убедилась.

     

     — Это что-то новое, — еще больше нахмурился ван Борман. — Обычно тайпины не покидают свои подбитые самолеты.

     

     — Я предупреждала — они непредсказуемы.

     

     — Хорошо. В таком случае мы выступаем немедленно. Но прежде всего мы должны найти хвост. Хвост Вилбренника. То есть Вилбренника. Это наш долг! — подытожил командир. — Я поведу. Фамке, ты замыкаешь. Вперед, марш!

     

     Хвост обнаружился за вторым поворотом реки. Очень странно, подумала Фамке, разве мы не падали-садились-скользили по прямой? Течение слабое, дошлепали по мелководью, как же его так…

     

     — Мы зацепились во-о-он за то дерево, — сообразила Мэгги, — после чего оторванный хвост отбросило налево, перпендикулярно курсу…

     

     «Какая она все-таки умная! — восхитилась Фамке. — Даже я не смогла бы выговорить такое длинное латинское слово с первого раза!»

     

     Ван Борман был удручен — похоже, и его разочаровала не оправдавшая себя концепция сверхтяжелого истребителя. Мнением Вилбренника на сей счет, увы, никак нельзя было поинтересоваться.

     

     — Нам следует его похоронить, — неуверенно предположил Маркус. — Нельзя его так оставлять. В таком виде. Телом могут заинтересоваться дикие звери…

     

     — …или аборигены! — подхватила Мэгги.

     

     — На этом острове могут быть аборигены? — насторожился капитан.

     

     — На этом острове все может быть, — пожала плечами Мэгги.

     

     После этого наступила небольшая пауза — они как будто предвидели, что что-то должно произойти.

     

     — ВАНЬСУЙ! — с надрывом заорал кто-то далеко на востоке. — ВАНЬСУЙ!

     

     За сим последовали выстрелы.

     

     Потерпевшие кораблекрушение юголландцы и союзники одновременно присели, извлекая оружие.

     

     — ВАНЬСУЙ! ВАНЬ-ВАНЬ-СУЙ! — продолжал вопить кто-то за стеной джунглей. Точное расстояние до источника крика плохо поддавалось определению, одно было несомненно — речь шла о сотнях метрах.

     

     — ВАНЬСУЙ!

     

     БАНГ-БАНГ-БАНГ!

     

     — УЛУЛУЛУЛУЛУЛУ! — а это кричал уже кто-то другой.

     

     — Тайпинские парашютисты наткнулись на аборигенов, — констатировала Мэгги. — И они не поладили друг с другом.

     

     БАНГ-БАНГ-БАНГ!

     

     — Все, уходим отсюда, — Мэгги привстала и взмахнула пистолетом.

     

     — Но постойте… — ван Борман и в свою очередь попытался взмахнуть пистолетом. Мэгги бросила на него взгляд и расхохоталась. Это был типичный пистолет ленивого летчика, более озабоченного взлетной массой, чем вынужденной посадкой. Что-то маленькое, кургузое и калибром не более 6.35. Никакого сравнения с «маузером» Мэгги или «магнумом» Фамке.

     

     — Что вы себе позволяете, лейтенант Хан… — в который раз нахмурился Маркус, но Мэгги не позволила ему договорить:

     

     — Полковник. Полковник Хан. Вашего самолета больше нет, мы на твердой поверхности, это моя зона влияния, я принимаю командование. Вопросы, капитан? — холодно осведомилась она.

     

     — Никак нет, — как-то очень быстро сдался и сдулся ван Борман.

     

     — В таком случае — вперед, марш!

     

     На границу джунглей они вышли примерно через полчаса — и остановились, не как вкопанные, но близкие к этому состоянию. Выстрелы за спиной уже не гремели, но ощущение надвигающейся опасности никуда не исчезло, напротив.

     

     — Что это? — осмелился спросить ван Борман.

     

     Мэгги ответила не сразу. Фамке хладнокровно промолчала. Было бы на что смотреть. Какие-то древние руины. Битый черный камень и зеленая плесень. В родных юголландских джунглях такое можно встретить на каждом шагу — даже сегодня, через триста с лишним лет после Вторжения.

     

     — Теперь я знаю, где мы находимся, — наконец-то заявила Мэгги и сделала паузу. Фамке воспользовалась передышкой и расстегнула верхнюю пуговицу комбинезона. Потом еще одну. Солнце поднималось, становилось жарко. Особенно здесь, на границе джунглей, где эвкалиптовая тень не была такой густой.

     

     — Правильно, правильно, — заметила Мэгги. — Не останавливайся. Раздевайся. Снимай с себя все.

     

     Фамке ухитрилась сохранить невозмутимость, молчание и даже не покраснеть.

     

     — И вы тоже, Маркус.

     

     -?! — на лице ван Бормана отразилась сложнейшая гамма чувств. Мэгги тем временем принялась расстегивать свой собственный комбинезон.

     

     — Это наш единственный шанс. Вот почему аборигены напали на тех китайцев. Нам нужно торопиться, и тогда у нас появится возможность уцелеть.

     

     -???!!! — на ван Бормана было жалко смотреть. Он так покраснел, что мог бы работать аварийным прожектором на боевом корабле.

     

     — Ну же, раздевайтесь! — рявкнула Мэгги. — Обитатели этого острова как правило дружелюбны, но у них есть одно табу, только одно табу, за нарушение которого предусмотрено только одно наказание — смерть! Они верят, что древние боги создали людей без одежды, и потому ношение любой одежды — страшное кощунство и богохульство! И любой святотатец должен быть предан смерти, немедленно, а его одетый труп брошен на съедение диким зверям, ибо человек не может есть мясо, носившее грязную тряпичную оболочку!!!

     

     Фамке пожала плечами и расстегнула еще одну пуговицу, потом потянула вниз внутренню молнию.

     

     — А как называется этот остров? — спросил несчастный ван Борман.

     

     — Порт-Султан.

     — Отставить, — решительно приказала Мэгги. — В самом деле, нельзя быть таким доверчивым.

     

     — Да как вы смеете, полковник! — вспыхнул ван Борман. — Нашли время шутить!

     

     — В прошлую войну мы всегда находили время для шутки, — поучительным тоном заметила Мэгги. — Именно поэтому мы и победили. Продолжайте шагать, мы укроемся в этой крепости.

     

     — Откуда она здесь? — нашел в себе силы спросить Маркус. — Кто ее построил? Какая-то древняя арийская раса?

     

     — Можно сказать и так, — хитро улыбнулась Мэгги. — Это была великая империя. Она простиралась от Новой Гвинеи до Африки, ее самые дальние форпосты возвышались в джунглях Габона и Острова Черепов. Их корабли бороздили… ну, вы поняли. Потом пришли очередные северные варвары и разрушили ее. Последняя крепость пала в 536 году после Христа. Восьмое чудо света, королевский замок на вершине горы Кракатау. Император не захотел сдавать его врагам — и взорвал, вместе с обитателями, осаждающими и окрестными островами.

     

     — Красиво, но глупо, — хмыкнул ван Борман. — Если империя была так велика, всегда можно было отступить в дальнюю колонию и продолжить борьбу. Например… что он тут делает? — невпопад спросил юголландец.

     

     «Он» — черно-каменный египтянский грифон, не в самом лучшем состоянии, но легко узнаваемый, лежал на боку за очередной грудой камней.

     

     — Как он сюда попал? И кто совершил это богохульство?! — Маркус был не на шутку возмущен.

     

     — «Богохульство»? — не поняла Мэгги. — Разве это не египтянский идол? Какое вам до него дело?

     

     — Еретичка! — взорвался капитан. — Это юголландский бог войны! Бог войны наших арийских предков, строителей пирамид! Тот, который потом изгнал нас за грехи, но триста лет назад позволил вернуться обратно в Антарктиду!

     

     — Аминь, — Фамке изобразила пальцами несколько охранительных знаков. — Неужели и эти острова принадлежали античным юголландцам?

     

     — Спросите об этом у дикарей, — сухо заметила Мэгги, — как только они подойдут поближе.

     «Вот она, вершина мира, мама!»

     

     Вот только которая по счету? Джеймс Хеллборн давно с него сбился. Сейчас он стоял на последнем этаже самого высокого небоскреба Тбилиси, откуда открывался прекрасный вид на побежденную грузинскую столицу. Дважды, трижды прекрасный — его так оживляли эти столбы дыма и языки пламени, а также барражирующие в небе цеппелины и самолеты Арийского Пакта. К сожалению, даже таким чудесным зрелищем нельзя было любоваться бесконечно. За спиной затрезвонил полевой телефон. Дела зовут. Хеллборн вздохнул и вернулся к столу. Судя по грустному взгляду, последний грузинский президент, чья голова по-прежнему лежала на подносе в центре стола, вполне разделял его печаль. Джеймс еще раз вздохнул и поднял трубку.

     

     — Первый у аппарата.

     

     — Мин херц, говорит полковник дю Плесси. Ваш приказ успешно выполнен. Немцы сдаются. Грузины продолжают отступать на север.

     

     — Отличная работа, Гарт. Продолжайте в том же духе и держите меня в курсе.

     

     — Вас понял, мин херц.

     

     В коридоре послышались шаги. Хеллборн положил трубку и поднял глаза. В комнату вошла Фамке. Лицо и униформа в копоти, на плече болтался трофейный «шмайсер» с таким же закопченным стволом, но ее тридцать два зуба были по-прежнему на месте. За ней по пятам следовал Макс ван Бергер.

     

     — Мы сделали их, Джейсон, — Фамке попыталась улыбнуться еще шире — и ей это удалось. Кюрасирский капитан, похоже, не разделял ее оптимизма.

     

     — Хочу домой, — буркнул ван Бергер и плюхнулся в ближайшее кресло. — Не нравится мне этот континент.

     

     — Расслабься, Белохвостик! — хихикнула Девушка-и-Смерть. — Ты видел его лучшую часть!

     

     — Тебе-то откуда знать? — проворчал Макс и повернулся к Хеллборну. — Лифты барахлят — я думал, у меня позвоночник отвалится. Высоко забрался, Джейсон.

     

     — Ты еще скажи — «больно будет падать», — в свою очередь осклабился Хеллборн. — Или еще какую-нибудь пошлость, типа «У врат преисподней ветрено».

     

     — Опять своего мадьярского дружка цитируешь? — зевнул кюрасир.

     

     — Плохо ты знаешь этих мадьяр, брат… — пробормотал альбионец.

     

     И тогда в комнату вошли еще четверо — в голубой форме Юголландской государственной безопасности, с автоматами наизготовку. А за ними еще двое — сладкая парочка. Франц Стандер и Вальтер Шелленберг. Черт бы их побрал, подумал Хеллборн, они совсем не изменились. При этом Вальтер так и светился от радости. Как будто это он одержал победу и взял город.

     

     — Полковник ван Хельсинг? — спросил Стандер, одновременно окинув комнату взглядом. Что за невоспитанность, хоть бы в глаза посмотрел.

     

     — Что за дурацкие вопросы, Франц? Ты как будто меня не узнаешь, — пожал плечами Хеллборн.

     

     — Отвечайте на вопрос, полковник, — судя по тону, Стандер находился в каком угодно настроении, но только не в хорошем.

     

     — Что за хрень, Франц? — шагнула вперед Фамке. — Что ты затеял?

     

     — Майор ван дер Бумен, отойдите в сторону. Вас это не касается, — юголландский контрразведчик заговорил совсем уже скучным голосом.

     

     — Чего?! С каких это пор ты обращаешься ко мне по званию и фамилии? — Фамке сделала еще шаг. — Ты что, забыл как меня зовут?

     

     — Фамке, не вмешивайся, — пробормотал Стандер. — Ради своего же блага. По-хорошему прошу.

     

     — В самом деле? — Железная Дева явно не собиралась стоять на месте и продолжала наступать на гостя из прошлого. — Может объяснишь наконец, чего тебе здесь надо?

     

     Франц Стандер на какое-то время прикрыл глаза поднесенной к лицу ладонью. За это время как раз можно было досчитать до десяти. Потом скрестил руки на груди, набрал побольше воздуха и выпалил на едином выдохе:

     

     — Джейсон ван Хельсинг, вы обвиняетесь в шпионаже, предательстве и государственной измене. Сдайте оружие, документы и следуйте за нами.

     

     Хеллборн даже не успел придумать подходящий ответ, потому что снова заговорила Фамке:

     

     — Франц, ты всегда был редким мудаком, но это перебор даже по твоим невысоким стандартам. Какого черта?!

     

     — Заткнись, дура, — прошипел юголландец. — Ты ослепла. Ты просто не понимаешь, кто он такой.

     

     — Ты всегда ему завидовал. Но я представить не могла, что ты докатишься до такой подлости. У тебя просто крышу сорвало от избытка власти и безнаказанности, — словно придавая вес своим словам, Фамке несколько раз кивнула. — Урод.

     

     — Дура.

     

     — Скотина!

     

     — Шлюха!!!

     

     Макс ван Бергер наблюдал за этой дискуссией, слегка приоткрыв рот.

     

     — Они что — муж и жена? — недоуменно пробормотал Белохвостик.

     

     — Всего лишь кузены, — Хеллборн наконец-то смог вставить слово.

     

     — Одно другому не мешает, — глубокомысленно заметил кюрасир. — По крайней мере, в моей стране. Веселая семейка…

     

     — …тупой кусок дерьма… — тем временем продолжала Фамке. Она определенно увлеклась и не собиралась останавливаться.

     

     — Хватит! — рявкнул Стандер. — У меня нет это времени. Герр ван Хельсинг — или как вас там зовут на самом деле — я жду.

     

     — Все, что я могу сделать в настоящий момент, — развел руками Джеймс, — это повторить вслед за майором ван дер Бумен: «Какого черта здесь происходит?!» И что здесь делает этот тевтонский болван?

     

     — Этот тевтонский болван вывел вас на чистую воду, — выступил вперед Шелленберг. — Вы сделали большую ошибку, «герр ван Хельсинг». Вам не следовало отпускать меня, тогда, в Фонтебло.

     

     Немец продолжал светиться от радости.

     

     — Тогда, в Фонтебло, ты не выглядел таким смелым, Вальтер, — заметил Хеллборн. — Что изменилось с тех пор?

     

     — Я прошел по всей цепочке, — заявил гестаповец. — Я опросил всех и каждого. Начиная с майора Дитриха из «Штаба ВАЛИ».

     

     — Когда ты успел? — искренне удивился Хеллборн.

     

     — Всего лишь за день до того, как ты его прикончил. — ухмыльнулся Шелленберг. — Но этого оказалось достаточно. Потом я отправился дальше. Капитан Луи Рено в Касабланке, Людвиг Вернер и другие рыцари «Ордена Вильгельма Телля», лейтенант Беллоди и полковник Сталлоне из ОВРА, Рэй Вестерлинг и Юрий Шайнович, фельдмаршал Роммель и Христиан Дистль — я добрался до всех!

     

     «Кое-кого ты пропустил, — подумал Хеллборн, — но и так неплохо получилось».

     

     Вслух он ничего не сказал, потому что снова заговорил Стандер:

     

     — Джейсон ван Хельсинг, ты никто. Тебя не существует. Ты самозванец. Ты появился из пустоты чуть больше года назад на одной из улиц Дракенсберга. Но больше ты не сможешь обманывать нас. Теперь мы докопаемся до истины. ВСТАТЬ! СДАТЬ ОРУЖИЕ!

     

     — Вот награда за преданную службу, — в голосе Хеллборна прозвучала вся горечь и обида этого мира — и еще двух-трех альтернативных миров. — Вот расплата за все труды на благо Расы, Республики и Религии. Помнишь, Фамке, я говорил тебе, что преданность давно уже не окупается. Все эти разговоры о красивых словах и пустых материях — вот здесь ты можешь видеть, чего стоят красивые слова.

     

     Фамке сняла с плеча «шмайсер» и демонстративно лязгнула затвором. Стоявшие за спиной Стандера офицеры ЮГБ не остались в долгу и последовали ее примеру. Шелленберг в свою очередь шарахнулся назад.

     

     — Опусти оружие, тупая сука! — заорал Франц. — Ты уже совсем рехнулась! Опусти автомат, пока не стало слишком поздно…

     

     — Пошел вон, урод! — рявкнула в ответ Железная Дева. — Убирайся и забери своих голубых подстилок! Считаю до трех!!! РАЗ!

     

     — ДВА! — Стандер положил ладонь на кобуру и страшно завращал глазами.

     

     — Дамы и господа, — неожиданно заговорил ван Бергер, — ведь это явно какое-то недоразумение. Нам всем следует успокоиться и…

     

     — Ну же! — Стандер даже не посмотрел в сторону Белохвостика. — Ты собираешься считать дальше?! Я не слышу!

     

     Фамке ничего не ответила, только прикусила губу и приподняла автомат чуть повыше.

     

     В комнате воцарилась неловкая тишина.

     

     Теперь уже Хеллборн обвел всех присутствующих пристальным взглядом. Стандер с выпученными глазами; Шелленберг с побледневшим как творог лицом; Фамке с прикушенной губой, сдвинутыми бровями и побелевшими пальцами на рукоятке автомата; Макс ван Бергер с выражением лица, напоминающим обиженного ребенка; четверка офицеров ЮГБ с каменными мордами боевых роботов; и его собственная печальная физиономия, отраженная маленьким зеркальцем, стоявшим на столе рядом с головой великого грузинского президента.

     

     — Я все еще жду, — напомнил о себе Франц Стандер.

     

     — Ради всего святого, Монтрезор, — немедленно откликнулся Хеллборн.

     

     Автоматы затрещали одновременно.

     

     В повторно наступившей тишине Хеллборн громко чихнул. Не исключено, что в этом была виновата пыль — как и следовало ожидать, пули изрядно повредили штукатурку.

     

     Один из египтянских телохранителей, скрывавшихся за тяжелыми портьерами — теперь изрешеченными до полного безобразия — осторожно пересек комнату из угла в угол, осматривая лежащие на полу тела. По дороге он наступил на правую руку Шелленберга, но тот никак не отреагировал. Зато внезапно застонал и пошевелился один из юголландцев — короткая очередь в упор заставила его замолчать, теперь уже навсегда. Словно разбуженный этими выстрелами, очнулся и захрипел Франц Стандер. Египтянец повернулся к нему, но тут же замер, остановленный знаком Хеллборна. Преданный убийца немедленно опустил оружие и отступил в сторону. Джеймс повернул голову направо, потом налево. Ван Бергер, похоже, не пострадал — он все еще сидел в кресле и хлопал глазами. По правой щеке Фамке стекала кровь — один из преторианцев Стандера все-таки успел выстрелить. Железная Дева тоже чихнула, потом размазала кровь по лицу. Потом еще и сплюнула на пол.

     

     Из-за портьер появились остальные египтянцы. Они молча выстроились вокруг стола, держа оружие наизготовку. Только самый молодой из них осмелился нарушить молчание и повернулся к Хеллборну:

     

     — Что теперь будет, господин?

     

     Губы Хеллборна в который раз за этот день растянулись в торжествующей улыбке.

     

     — Будет страшно, мой юный друг. Будет страшно.

     

     Франц Стандер приподнялся на локтях. Он тяжело дышал, его мундир и лицо были залиты кровью. Когда Хеллборн встал из-за стола и приблизился к нему, корветтен-капитан направил на победителя мутный и почти лишенный всякой осмысленности взгляд.

     

     — Кто ты? — с трудом прохрипел юголландец. Язык уже не слушался его. — Кто ты такой?..

     

     Хеллборн обернулся и взял со стола приснопамятный трофейный «Р-38». Щелкнул взведенный курок.

     

     — Кто ты такой? — повторил Франц.

     

     — Я — Смерть, Разрушитель Миров, — четко и расстановкой отвечал альбионец. — Меня зовут Джеймс Хеллборн.

     

     И грянул гром.

     _________