Поздней осенью в шесть утра темным-темно, тихо и почти безлюдно. Это и хорошо. Женщина без имени любит темноту, тишину и одиночество. Редкие прохожие стараются обходить ее стороной, и часто за спиной она слышит тихое шипение молоденьких мамаш: 'Тетя злая колдунья, никогда к ней не подходи, сыночек'. Ее не очень волнуют такие глупые мелочи; тем не менее это еще одна причина, по которой она старается выйти из дома пораньше.
То, что она называет домом - крошечная однокомнатная хрущевка на первом этаже. Там всегда темно, потому что окна занавешены плотными портьерами, когда-то роскошью глубокого синего оттенка, а сейчас просто грязными черно-серыми тяжелыми тряпками. Больше всего на свете она боится увидеть свое отражение, поэтому в доме нет ни одного зеркала. Почему ей так страшно, женщина без имени не знает; она просто принимает это как факт.
Фигура в оранжевой телогрейке и уродливых зеленых перчатках начинает свой утренний танец. Сначала надо острой пикой наколоть весь мусор, накопившийся с прошлого вечера, и отправить его в огромный черный пакет. Привычные останки скудных людских удовольствий - обертки от мороженого, смятые салфетки, недоеденные гамбургеры, пластиковые бутылки, презервативы, яблочные огрызки. Женщина работает тщательно, истово, ее участок заслуженно считается самым чистым; впрочем, ей все равно.
Потом наступает очередь метлы. Опавшие разноцветные листья, окурки, часто измазанные помадой, засохшие экскременты кошек и собак - тлен весело шуршит под ее руками, сметается в аккуратные кучки, отправляется в тот же пакет. Зимой придется еще и разбивать лед. Тяжелая, изматывающая работа, но сейчас она об этом не думает. Женщина вообще не загадывает наперед, жизнь ее протекает в своем угрюмом, одной ей слышном ритме. Когда-то все было по-другому, но память о прошлом с каждой упавшей минутой становится все дальше и дальше, исчезает, размывается в серой дымке, покрывается сухим тусклым пеплом.
В это время в квартире на пятом этаже происходит семейная разборка. Слышатся крики, ругань, звон разбитого стекла. Из распахнутого окна на только что выметенный газон сыплются осколки, обломки, черепки. Все это надо убрать; женщина без имени снова вооружается пикой и мешком и движется к изуродованному мусором пространству.
Она автоматически подбирает осколки и случайно задевает взглядом свои руки, в которых прячутся кусочки разбитого зеркала. В глазах темнеет, по спине течет струйка мерзкого холодного пота, ноги и руки становятся чужими и непослушными, воздуха не хватает. В ушах - тоненький свист, постепенно переходящий в крик; звук становится объемным, как будто многократно отраженным от стенок неизвестного колодца; уже можно различить слова.
Далекий мужской голос стонет, умоляет, рыдает: 'Гааааляааа-гааляаа-ляаа, не нааадооо-наадоо-наадо, остааавь-стаавь-стаавь егоооо-гоо-гоо! Пустииии-стиии-стии!'
Через несколько секунд ее накроет теплое спасительное беспамятство, но она успеет вспомнить все. Салатовое платье, кокетливая шляпка; туфельки на каблучках; две чудесные дочурки; муж улыбается, всей семьей они едут за город, к друзьям. Странный человек смотрит на нее пристально, говорит быстро, непонятно, но отойти от него, вернуться к своим уже невозможно; мир изменился. Я спасу тебя, дочь моя, говорит незнакомец, и его слово перевешивает яркость зеленого платьица и смех девочек. Галя, Галочка, Галюнчик - муж пытается увести ее, вернуть к бесам. Она отталкивает его, вырывает руку.
Потом воспоминания спрессовываются в пыльный войлочный ком, мир постепенно теряет краски, бесов все больше, они все страшнее. Она, уже почти женщина без имени и только иногда Галя, бежит в храм, к свету. Она не знает еще, что на этой дороге живут самые жуткие порождения мрака. Мерзость выпрыгивает на нее веселым коричневым щенком, скачет вокруг, хватает за руки, лижет ноги. Решение только одно, сильные тонкие пальцы плотно смыкаются на шее дьявольского отродья, оно хрипит, царапается, сзади бежит худенькая девочка, рыдает в голос, по розовым щекам льются слезы. Крик мужа, как сквозь вату: 'Галя, не надо! Оставь его! Пусти!'
Следующий кусок жизни спрятан, от него остались только запахи и ощущения - острая вонь нашатыря, кислый вкус рвоты, боль под лопаткой, тело сведено судорогой, шевельнуться невозможно. Кто-то подводит ее к зеркалу: 'Посмотри, какая ты стала!' Она в ужасе отшатывается. Тихий вкрадчивый голос: 'Не бойся, мы тебя не оставим. Все он, враг рода человеческого.'
В последнюю секунду перед забытьем в памяти всплывает ее настоящее: темная угрюмая квартира, каморка для дворничьих инструментов, серые улицы, обильно покрытые плодами грехов и разврата. Женщина без имени наконец-то теряет сознание; передышка короткая, через минуту она очнется и снова примется исступленно уничтожать мусор. Она до сих пор думает, что сражается с бесами; возможно, так оно и есть.