Аннотация: Сборник рассказов о людских пороках, кои отравляют душу. Смерть, насилие, грехи и затуманенный желанием разум. Смерть поразит вас своими длинными паутинами историй с безликими, давно позабытыми всеми, персонажами.
Греховный Цикл
"Безликим днем ее наполнил,
Смотря ей вслед, томя себя,
И где-то ангел преисподней,
Давно рассматривал меня"
Одиночество. Едва осязаемое на коже, пропитывающие с ног до головы и обратно. Минута тянется, часы бегут, доставая кончиками пяток до головы, отстукивая немые ритмы и слепые поэзии. Тик-так. Строчатся мысли, слово за словом, убаюкивая всех неспящих и пробуждая инда тех, кому уже не проснутся. Липкое и перемазанное, словно густой мед, который вышел из уст пчел, неверных своей матери. Потеря. Витязь, падший в кровавой битве, когда голова слетала со статных плеч и алый цвет был единственным другом, коль другие уже бежали по шаткому мосту в беспросветной тьме. Али знал он судьбу свою, али нет, но неминуемо грянул в пустоту, утопая со всеми кто лишился своей нити жизни. Пустота. Девиантная дама, что революции затевала, оголяя бюст и смеясь громче прежнего, хохоча и хохоча. Ночи ее были наполнены страстью, а гложило лишь свое собственное "Я", кое она скрывала под туманными речами. Никогда не говорила прямо, а свои идеи рисовала ночью, красной краской на витринах французских магазинов, тихо напевая: "Ula-la, je suis l'anarchie". И коль краса восхитительная поглотила ее, разрезая нежную плоть заостренным ножом, никто дале и не вспоминал о девушке. Лишь никому неизвестные музыканты воспевали ее в своих песнях, уныло перебирая струны. А она все так же лежала под землей, давно закопанная, так и не найденная, но навеки верная зову сердца, ведь лишь оголенный вояка смог однажды заполнить пустоту сердца ее, кое вновь остановилось со смертью страстно желаемого, от ножа того, кто никогда не был желаем. Тоска. Сигарета тлела в его шатких руках, сгорая и сгорая ради своего смысла жизни. Муза не приходила, потому он убил её, оставаясь совершенно один в давящей тишине. Писатель делал лишь то, что умеет - писал. Однако, на жизнь его малых знаний не хватало и умел он лишь тягостно умирать, сгнивая изнутри. Его нашли спустя три месяца. Исписанные безумными словами листы все до одного в крови, а на них лишь одно слово "тоска".
***
Камеллия
"В пустоте тленных дней,
Без чувств и затей,
Словно красной луной,
Я качусь в нижний слой"
Девушка лежала на больничной койке, связанная двумя руками и ногами. Ее глаза выражали томную пустоту и былую скуку, которая вновь заняла прежнее место в жизни её, когда смиренная суть отношений с неким Грантом вошла в развращенно-жестокую будничность.
Словно паутинка из ее рта тянулась желчь с жидкой массой белой субстанции его организма, она слизывала сперму вместе с собственной рвотой, пока мужчина бил ее длинной деревянной тростью с чудным львом наверху. Каждый удар отдавался немой болью, а на гниющих ранах прошлых сеансов ненавистной
любви прорастали красные камелии из которых вылезали сколопендры, быстро шевелящие своими оранжевыми лапками прямиком к ее сердцу.
Шлепки по синякам отдавались ноющими спазмами внутри и она прогибала спину сильнее, закатывая глаза до бурых галлюциногенных пятен на потолке. Страсть лишь окрыляла мужчину больше и он с особой пылкостью хлестал вновь по тем же местам, вожделея от чувственных реакций, ставшей давно от влияния Гранта скверного пустее ракушки, возлюбленной.
- И ты словно цитата Достоевского: "Она - воплощение страсти, вечный цветок мелодрамы", моя юная Камеллия, - мужчина усмехнулся, проходясь языком по клыкам, ударя вновь, добавляя еще одну грозовую тучу к россыпи остальных на ее теле.
***
Цефей
"Твоя душа меня томит,
Твоя душа как сталь,
Мой крик услышит этот мир,
Отдав мне лишь печаль"
Безликий томный вечер. Блеклая луна слабо отсвечивала в окнах квартиры. Звезды считались на пальцах, и лишь яркий цефей гордо красовался на небе. Холодный пустой взгляд отобразился на лице мужчины, такого же томного и безликого. Никогда не став кем-то, никогда не познав радости, прелести мира сего или истинного удовлетворения, он мог верить своему лишь разуму, который никогда не был затуманен или горяч. Чувства были ему ни по чем, а эмоции являлись лишь ненужным. Его мир был узок, как проход той самой девственницы из бара прошлой ночью. Мысли о ней отдавались неприятным насаждением. Ему нравился лишь ее детский, наивный взгляд, который еще не познал тяготы жизни, который еще не осознал отвратительности мира сего. Девочка была совсем юной, на вид лет тринадцати, сколь очаровательна была ее маленькая грудь и живот из под которого выглядывали ребра. Синие, как темное небо, и звездопад родинок. Худая, словно палка, милые тонкие ножки и хрупкая, уже голубая, шея. Её труп лежал под мостом. Невыносимо приятно было наблюдать за ее последними вздохами и трахать мертвое окоченевшее тело. Душа его была как камень, ни разу не дрогнув. Сегодня он вновь отправлялся в бар. Звезда альдемарин ярко светила на небе, однако так и не осветила его путь.
***
Суицид, Горы и Пепел
"Я б убила себя если б только,
Твои руки в опасливой мгле,
Не сжимали меня до осколков,
Растворяя в весеннем дожде"
Меня спрашивали: "Когда?", "Где?", "Зачем?", а я лишь молчал. Дул холодный ветер, я стоял, словно живой труп, словно самая длинная дорожка из одной таблетки, словно тонкий ручей, который обрывался и никогда впредь не начинался. Эта история уже давно подошла к концу и никто не сможет ее вновь записать. Горы мнимо стояли, в отличии от меня они не упадут, н и к о г д а. Я повторял это слово слишком часто, делая упор и стараясь запомнить, стараясь запечатать его в своих мыслях. Однако так и не смог. Мои горы рухнули, а "никогда" все же произошло. Не чувствовал я больше запахов, не радовали мой глаз цветы и беззаботное лето. Чувствовал я пустоту, и видел себя лишь в ней. Пред глазами появлялись образы картин, столь уродливых, сколь моя жизнь. Расплывались виды, а портреты обращали свой взор на меня. Их лица уродовались, краска медленно растекалась, меняясь на сгустки масла, из холста сыпались наружности, плавно вытекали зрачки и куски плоти, сыпались гнилые зубы и сердце, уже не стуча, вываливалось прямо мне в руки, я молча смотрел и разрывал его на сотни частей, пожирая каждую из них. А портрет был мой, уже неважно где и когда его нарисовали, он весел в гостиной и заглядывал мне в душу. Я сжег его, однако он не сжег меня. Я докурил и глянул вниз. История подошла к концу, но вы должны знать - я ненавижу горы и пепел.
***
Записки Несчастного
"Пойду повешусь наконец-то,
Меня тут вовсе и не ждут,
Но я мечтал о беладонне,
О страстных стонах без всех мук"
(I)
На самом деле, я никогда не хотел быть спасенным. Я мечтал стать до конца раздавленным и сломленным, дабы наконец умереть, не жалея об этом в секунде падения. Я нуждался и нуждаюсь до сих пор в разбитии всех мечт и в уничтожении сущности моей. ведь только тогда никто не будет оплакивать тело моё и сам я, зная, что жизнь не принесет больше наслаждения и не возрадуюсь я вновь, как того мечтаю сейчас, унывая в очередную холодную ночь. И с этим знанием я хочу почувствовать хруст своих костей и треск надежд. Я молю судьба подарить мне того, кто убьет мою душу, дабы я смог наконец провести ножом по вене без слез на глазах.
(II)
Я хочу умереть настолько сильно, что молюсь об этом каждую ночь перед сном, надеясь, что придет ко мне видящий бог и перережет нить судьбы моей, словно в прозах о геркулесе, и, тогда, возможно, в надеждах моих тайных, я наконец обрету счастье и столь желанное спокойствие, потому что в мире реальных дней я чувствую себя настолько пустым и глупым, настолько обреченным на скитания от одного к другому, не преуспевая ни в чем и не получая удовольствие даже от тех вещей, которые обязаны стимулировать гормон моего счастья и это убивает меня потому что столько лет я мечтал хотя бы на миг ощутить себя счастливым, но, видимо, это просто невозможно.
(III)
Иногда, лишь иногда, в такие бездонно пустые ночи, отдающие лишь холодом и каким-то немым, казалось, что даже безликим молчанием, я думал, что впредь никогда не встану. Никогда не встану, оставляя свое тело гнить на кровати, моля Бога, а затем и Сатану о смерти. О болезненной, смердящей на весь мир, смерти. Но когда я просыпался, я видел красные камелии и всегда вставал, обещая выкинуть их завтра.
***
Сердце меж зубов Сатаны
"Улетая в далекие страны,
Вороной, орлон и путаной,
Как бабочка ночной дале,
Стремяст услужить Сатане"
Сквозь черные оттенки я наблюдала за тем как медленно теряется жизнь. сатана, одетый в величественные царские наряды, с длинными рогами, уже пожелтевшими и блестящими кровью. Он смотрел на мое тело, держа в руках сердце и обнажая уродливые клыки. сатана обхватывает мое тело, впиваясь зубами в шею, вырывая кадык. видимо, сердце будет на сладкое. Я смотрю. Пустая и забытая. Прозрачная. Невидимая. Никакая. Кто я? Кого ест дьявол? Чье это тело? Я смотрю как выпадают органы, а сатана проводит языком по кишечнику, заглатывая. Уродливый труп. Чей? Где я? Он переходит к сердцу. Все исчезает.
***
И Коль Знала Бы Я
"Но жизнь наша кровью залита,
И взгляд твой туманный как ложь,
Что вливала мне в уши богиня,
Давно позабытых мной грез"
И коль знала бы я, что это все закончится так я не села бы тогда на ту скамейку, захлебываясь в слезах, слушая мурлыканье бездомного рыжего кота с вытекающими глазами. Я бы не бежала вниз по холму, слыша тягучую песнь сверчков и мечтая увидеть одного лишь светлячка. Я бы не слушала шум моря и бьющиеся в агонии ветра волны. Я прожила бы век свой мимолетный в вечном одиночестве, окружая себя скудной иллюзией счастья. Возможно тогда, лес прогнулся бы подо мной, раскрывая все свои ловушки, разрешая закрыться в них, ощущая пронзительную боль для столь желанного спокойствия. И если бы я не кружилась ночью в оргии хаотичных движений. Если бы я не любила и не была любима. Если бы... Возможно тогда, я бы слилась в вечном акте любви с поездом, пребывая нижней и отдавая ему себя.
***
Расщепление
"С моим приходом вода стала красной,
Туманность мозга становится краше,
Где чудо уже не видали давно,
Я в шприц заливаю все большее зло"
Когда сознание расщепляет остается лишь слабое послевкусие крови. Это все что от него осталось. Доза, доза, доза. Юноша обнимает черный портфель, он будет его спасением на сегодня, а если повезет и на завтра. Только если. ведь доза так приятна в своей вредоносной сути, уж слишком приятна. Она захватывает все глубже в пучину ложного рая, словно змей искуситель, проходя мерзкой слизью по всем его органам. И вот смерть кажется слишком легкой платой за такое наслаждение. Он знает, что плата будет выше. когда наркота закончится вместе с деньгами, а это непременно произойдет, он будет разрывать свои руки когтями, впиваясь все глубже, прорывая кожу до мяса. Юноша будет биться головой об перила и изнывать от жажды и, возможно, наконец убьет себя. Но пока его голова лишь слабо закидывается назад в удовольствии, а глаза становятся черными. Расщепление.
***
С Тобой Навеки
"Наших дней осталось мало,
Наше время сочтено,
Как в пророчестве бывалом,
Умереть нам суждено"
Её холодные пальцы обволакивали его шею, и смутным холодом отдавались в позвоночнике. Разум туманился, оставляя пучины непонятной тоски позади. Дым не оставлял комнату, вперемешку с запахом гнетущей тишины, растворяясь в алых глазах, которые смотрели на оводов, откладывающих свои личинки глубоко под кожу. Красные камелии прорастут через его уста, проламывая череп, и после его смерти расцветут в полной красе. Реки, полные алой крови, заполнятся его черной, гниющей кровью и кусками разлагающийся плоти. Холодный зимний ветер бил по щеке, мстительно улыбаясь, насмехаясь битьем деревьев. Ветки ломались, и с ними каждая кость слабо хрустела под ее локтями. Ненависть, которая так долго звалась любовь, перевернулась показав свою полупустую смердячую улыбку. Красная луна восходила, и горели за ними дома. Каждый звон колокола, прибавлял ей силы, и руки сжимались чуть крепче. Они закончат сегодня, начав завтра, и никто ее не остановит. Его взгляд был мертвым, но он все еще живым. Слезы капали на его лицо, прожигая кожу, а он улыбался. И едва дотянувшись дабы смахнуть одну из них, отпустил руку, его сердце остановилось, и глаза стали живыми.