Аннотация: Первые 10 глав рассказа, остальные в процессе...
1
Это была суровая зима. Жители селения Ашты потеряли более половины скота, поэтому Старшие решили откочевать ко второму зимовью, что близ устья реки Шаран. Боги забыли эти места, говорили селяне, а Старшие ни коим образом их не разубеждали.
Охотники также пришли с плохими вестями. Лесная живность и птицы стали попадаться в силки и ловушки лишь изредка, а сам лес часто встречал охотников непривычной тишиной и молчанием. Заброшенность леса также наводила умы жителей на проклятие богов.
Собирались молча. Хмурые лица селян ясно говорили о том, что никто не хотел уходить, но с мнением Старших не поспоришь. Старшие, в свою очередь, сидя на могучих стенаваррских конях помыкали бесправными кулами, выкрикивая оскорбления и приказывая поторапливаться. Порою тому или другому кулу крепко доставалось кнутом одного из Старших, но кул тут же старался подняться и продолжить работу, потому что Старшим не нужен бесполезный кул-дармоед, он для них лишь обуза. Кулы понимали это, поэтому, стиснув зубы, продолжали изо дня в день собирать большое и богатое имущество Старших, тщательно сворачивая его в войлочные циновки и столь редкие в этой части Великих Степей шахнаманские ковры.
На третий день сборы были завершены и Старшие решили трогаться в путь, благо ветер немного спал, да из-за горной гряды Айганар выглянуло наконец улыбчивое и не по-зимнему теплое солнце.
Старейший из Старших многобородый Айхим послал впереди селян троих воинов, они должны были разведывать дальнейший путь и связываться со Старшими два раза в течение дня.
Шестидесятилетний Айхим верхом на вороном жеребце в собольей шубе ехал во главе колонны переселенцев. Верные слову чести личные нукеры ехали в двух локтях от него, внимательно и зорко осматриваясь по сторонам. Остальные Старшие растянулись по всей колонне, чтобы на местах решать те или иные затруднения, с которыми могли бы столкнуться переселенцы по пути к зимовью. Позади колонны в некотором отдалении под усиленной вооруженной охраной пастухи гнали оставшийся скот, животные жались друг к другу и старались идти побыстрее, чтобы не попасть под рогатины пастухов.
Молодой Старший Крайат осторожно подъехал к Одноглазому, главарю нукеров Айхима, чтобы испросить разрешения на разговор со Старейшим. Одноглазый, нахмурившись, все же утвердительно кивнул головой, позволяя Крайату проехать.
Подъехав поближе, Крайат не спешил завести разговор со Старейшим, поскольку это было бы не учтиво. Со стороны казалось, что Айхим спит, убаюканный мерной поступью своего обученного иноходца, однако молодой Крайат знал, что это вовсе не так. В свои шестьдесят лет Айхим все еще был очень подвижным и сильным мужчиной, других в Старейшие и не брали, так как испокон веков немощные Старшие и Старейшие уходили высоко в горы, чтобы обрести единение с богами-покровителями. Впрочем, молчание продолжалось недолго, Айхим резко открыл глаза и спросил:
- Что тебе нужно молодой Крайат? По какому поводу возжелал разговора со мной?
- Прости меня, мудрейший, за беспокойство, - пролепетал, не поднимая глаз, молодой Старший, даже гнедой Ур под ним прижал уши, сторонясь гордого Пала - коня Старейшего.
- Своими пустыми извинениями ты то и делаешь, что беспокоишь, - холодно бросил Айхим, погладив верного Пала по могучей шее. - Говори, что нужно и ступай.
- Мудрейший, - начал вновь Крайат, - я знаю, что не достоин держать стремя вашего коня в час утренней скачки, да и из всех моих достоинств я в силах предложить только мою верность и сталь клинка, но..., - замялся было юноша.
- Я прошу у Вас платка светлолицой Айнар, мудрейший, - выпалил разом Крайат и теперь сам, смутившись собственной смелости, не знал куда смотреть, поэтому уставился на пышную гриву Ура.
Айхим очень спокойно воспринял слова молодого Старшего о сватовстве, и теперь ехал вперед по промерзшей насквозь дороге, не сбавив, но и не прибавив шагу. Он совершенно ничем не показывал своего беспокойства, однако внутри у него бушевало всепоглощающее пламя негодования.
Но на то Айхим и считался мудрейшим, что был весьма рассудителен, отходчив и не показывал на людях собственных чувств. Когда первые чувства нахлынули, словно Западное море, и, разбившись о скалы неуступчивого характера Старейшего, ушли обратно, Айхим решил повременить с ответом, но оставить юнцу надежду.
Именно так задарма нанимаются самые верные и преданные нукеры, считал Айхим, мысленно улыбаясь своей прозорливости. Ведь если бы не он - Айхим Чернобров - Крайат бы не вырос в статного красавца Старшего, заставляющего самых лучших из дочерей как Старших, так и поселян, падать в обморок от одного только взгляда колдовских бледно-зеленых глаз. Сгубила бы Крайата горячность его отца - поселянина-кузнеца Кархата - неучтиво вылившего под ноги проезжавшему Старшему Кухаберу ведро помоев. Тогда пятнадцать лет назад грозный в своей власти и силе Кухабер ограничился благодаря увещеваниям и просьбам его - Айхима - лишь убийством незадачливого поселянина и его жены, сопливого же шестилетнего Крайата Айхим забрал себе в личные кулы, а после дал право стать Старшим, доказав свою честь и силу в праздник весеннего Новолуния. Крайат смог показать свою доблесть, добыв перья горного орла и победив в смертном поединке пещерного медведя, поэтому теперь Крайат один из Старших.
Наконец, обдумав свой замысел на несколько ходов вперед, Айхим сам себя похвалил за недюжинный ум и прервал столь тягостное для молодого сердца Крайата молчание.
- Так и быть, Крайат, - начал Айхим, для виду нервно теребя себя за бороду, - платок моей дочери будет твоим, но после исполнения моего личного приказа. Я не вижу никаких причин для того, чтобы отказывать тебе в праве сватовства, однако поскольку тебе нечего мне предложить, я так и быть воспользуюсь твоим любезным предложением верности...
- Благодарю вас, мудрейший, - перебил Айхима Крайат, что противоречило всему заведенному порядку, но на лице юноши, словно на глади чистого горного озера, отражалась гамма таких чувств радости, восторга и преклонения, что Айхим даже не стал его одергивать. - Моя жизнь - Ваша, повелитель, - вымолвил далее, взяв себя в руки, ритуальную фразу Крайат и спросил. - Что нужно сделать, мудрейший?
- Пока ничего, - устало бросил Айхим, небрежно махнув рукой, и продолжил. - Может позже, а пока ступай.
Тут же, как услужливый пес, подскочил Одноглазый и кивком головы велел молодому Старшему более не беспокоить Старейшего. Крайат вновь сияющий от свалившейся на него радости только улыбнулся озадаченному поведением юноши Одноглазому и, развернув коня, направил Ура к ближайшим повозкам. И лишь когда, отъехав, занял своей место нукер, Айхим, ухмыльнувшись, поздравил себя с очередным успехом.
2
Темный человеческий силуэт, устало бредущий через зимнюю смертельную пустыню степей, сливался с таинством ночи. Лишь только острое зрение степного орла помогло бы разглядеть эту небольшую жирную черную точку, но опустившаяся на землю ночь не позволяла этим гордым и независимым птицам взлететь.
Силуэт шел медленно, но ни на минуту не сбавляя шага. Путник шел, надеясь на лучшее, однако с каждым новым шагом надежда крошилась и распадалась на куски, она таяла словно мертвенно-бледный снег под взглядом домашнего очага. Путник шел несмотря ни на что, шаг за шагом приближаясь к лишь ему одному ведомой цели посреди бескрайней мрачной пустоши убийственно-жестокого снега.
Остроконечный месяц на темном небе, окончательно разогнав остатки дневных туч, словно в издевку, освещал снежное убранство зимней степи. Тени путника удлинились и, опережая его на несколько локтей, шли впереди, словно показывая дорогу.
Где-то вдалеке ночную тишь огласил вой степных псов, вышедших на охоту, а путник все также равномерно шел вперед, сминая снег ногами, заставляя его скрипеть от негодования и расходиться в стороны от плотно и добротно сшитых кусков кожи саннайских сапог.
Вновь поднявшийся ветер сдул с верхушки белых барханов колючие капли снежной пыли и бросил в лицо путнику, но он лишь отмахнулся, вытер покрасневшее от холода лицо и продолжил шагать.
Много ли прошло времени, мало ли, но ночь с ленцой приближалась к концу: улыбка злодея-месяца все больше и больше получалась вымученной и донельзя жалкой, вой степных псов постепенно шел на убыль, мороз ближе к утру уже не дергал за нос словно мальчишка-забияка. Странник все также шел, но поступь его потеряла былую четкость и размеренность, стала более шаткой и неуверенной, зимняя ночь в степи не прошла даром для измученного тела.
Показалась небольшая рощица жиденьких елей и облезлых сосен. Путник свернул влево и направился прямиком к роще, однако, не дойдя буквально десяти локтей до вырванного с корнем ствола серой ели, упал.
Степной орел, взлетевший в поисках добычи пораньше, медленно кружил над степью, но ничего до сих пор не обнаружил, кроме непонятного черного пятна на белой простыне снега близ Медвежьей Лапы.
3
Поселяне споро ехали и на следующий день. Их уже ничего не держало в этой части долины, поэтому люди старались побыстрее добраться до второго зимовья. Прошедшая ночь прошла на удивление спокойно, оголодавшие стаи степных псов ни разу не побеспокоили стоянку поселян, хотя и случись что, Старшие были наготове.
Однако ночь и зимний холод все-таки собрали свою жатву, лишив жизни двух поселян - старого горшечника Хайима и пятилетнего Нагыма. По всему было видно, что старик просто-напросто не перенес поспешных сборов и первого дневного перехода, а за мальчиком не доглядели родители: во время переезда малыш, простыв, сильно заболел, ночью же "белая лихорадка" забрала юную душу измученного ребенка. Родственники и родители умерших шли позади всех в сопровождении пятерых Старших, то и дело слышался плач, всхлипывания и громкие причитания.
Крайат как и вчера ехал в голове обоза переселенцев, настроение у юноши было приподнятым, конь отдохнувшим, а клинок как никогда блестел и переливался под лучами яркого, но холодного зимнего солнца. Крайат невольно обернулся влево, чтобы посмотреть, как идут поселяне, и замер, с улыбкой на устах и в глазах на него смотрела его Айнар. Должно быть, скучно стало девушке в крытой повозке, вот и выглянула, подумалось юноше.
Ур тряхнул головой, будто напоминая своему хозяину следить за дорогой, но Крайат не мог смотреть вперед, когда перед ним было лицо светлоликой.
- Привет, Крайат, - неожиданно пропел для окрыленного юноши голос возлюбленной.
От этого молодой Старший чуть было не вывалился из седла, однако выучка не позволила случиться такому конфузу, да и Ур замедлил шаг, словно понимая всю важность момента.
- Привет, - еле слышно пробормотал Крайат, но тут же спохватился и громко, как некогда учили, ответил. - Приветствую, госпожа моя, что будет угодно дочери мудрейшего.
- Да ну тебя, Крайат, - нахмурилось личико Айнар и вновь скрылось в неизвестности повозки, что крайне огорчило юношу.
- Молодому господину что-нибудь нужно? - пробасил голос Одноглазого, где-то справа от юноши.
- Ничего, - не оборачиваясь, коротко бросил Крайат и потрусил на недовольном Уре к хвосту обоза.
В одночасье мир для юноши стал серым и тусклым. Мерно покачиваясь и переваливаясь с колеса на колесо, словно в тумане проплывали мимо повозки поселян, а Крайат, уставившись в луку седла, пребывал в смятении захвативших его чувств. Рядом послышался голос Йохима - главного над Старшими. Он что-то долго и упорно объяснял одному поселянину, затем, махнув в отчаянье рукой, развернул своего серого жеребца и подъехал к Крайату.
- Что стряслось, Старший? - участливо спросил Йохим, придержав не в меру прыткого в утренние часы Хану.
- Что? - переспросил озадаченный и взволнованный Крайат.
- Да на тебе лица нет...
- Ничего страшного... Не выспался, - улыбнувшись, хотел было отшутиться Крайат, но улыбка вышла вымученной и совершенно неестественной.
- Ну, так иди, выспись, - по-отечески похлопав по плечу, посоветовал Йохим. - Моя повозка идет в конце, скажешь Саймуру...
- Спасибо, - только и смог выдавить из себя Крайат, уже удаляющемуся Йохиму.
Но доехать и выспаться Крайату так и не удалось, когда мимо промчались несколько Старших, в том числе и такой же молодой Старший по имени Сайхиб. Именно последний резко осадил коня и крикнул Крайату:
- Крайат, поскакали к Медвежьей Лапе?!
- Зачем?
- Хунну видел там несколько лисьих нор... Поохотимся!
Крайат недолго думал над своими дальнейшими действиями и уже через несколько минут шестеро Старших во весь опор мчались к небольшой рощице называемой среди поселян Медвежьей Лапой из-за небольшого родника, напоминавшего своей формой именно след медведя.
4
"Какой же он глупый, этот Крайат... Весь день будто неприкаянный бродит вокруг повозки, заглядывается на меня, но... стоит с ним разговор завести, тут же теряется. Дурак, ей богу! Даже слова ласкового от него не дождешься, все время бубнит "моя госпожа то", "моя госпожа сё"... Тьфу ты! Даже злости не хватает... А еще говорят, что они - мужчины - умнее нас... Ха!".
Юная Айнар некрасиво надула губы и нахмурила лоб, страшно негодуя на Крайата. Он ей нравился, нравился должно быть еще с детства, когда в пригожий осенний день отец привез его с собой. Тогда он был еще мальчишкой, всячески избегал Айнар и при встрече напускал на себя до смешного грозный вид.
Но годы шли, Айнар и Крайат - личный кул ее отца - взрослели, их тела наливались силой, ум впитывал знания и приобретал мало-мальский житейский опыт. Крайат все также избегал озорных глаз дочери хозяина, но уже по другой причине, в его сердце зарождалось какое-то странное чувство к Айнар. Он чуждался ее, но все же тайком наблюдал за ее девичьими беседами с подругами, за уроками рукоделия, за летними походами к Скале Отцов дабы заранее узнать о своем суженном...
Айнар мысленно улыбнулась, вспомнив об этом, и левой рукой тронула висящий на тонкой веревочке медальон, полученный от Крайата. Вырезанный им из кости пещерного медведя, убитого на празднике весеннего Новолуния, чтобы иметь право стать Старшим... Так все думали... Все окружающие считали, что Крайат решил испытать свою судьбу и она была к нему благосклонна, наградив свободой и властью. Но на самом деле Айнар знала, что все это он сделал ради нее... Ради их обоих... Их будущего!
...
В тот день Айнар сидела вблизи юрты и вышивала платок для своей близкой подруги Елим, которая через неделю-другую собиралась замуж за Старшего Утмуна, известного своей вспыльчивостью и буйным нравом, но как отмечали другие Старшие и поселяне, которые нет-нет да и страдали от несносного характера Утмуна, рядом с Елим Старший становился нежнее восточного шелка и податливее гончарной глины. Именно за этой работой застал ее юный Крайат, вернувшийся с пастбища, чтобы на скорую руку перекусить.
Крайат очень спешил уйти обратно, поэтому прибежал к юрте хозяина чрезвычайно запыхавшийся и усталый. Пот, градом стекая по лицу, терял четкие очертания, попадая на разгоряченное бегом молодое тело юноши. Айнар, оторвавшись от платка, даже засмотрелась на него, но тут же одернула себя и, злясь прежде всего на себя, громко окрикнула молодого кула:
- Одень рубаху, кул. Непристойно и недостойно гулять в присутствии женщины полуголым.
Айнар вовсе не хотела обидеть или оскорбить Крайата, да и неосмысленные слова вырвались у нее против воли, поэтому девушка была благодарна провидению за то, что вместо того, чтобы как всегда убежать, куда глаза глядят, юноша, немного глуповато улыбнувшись, принялся жадно пить воду, набранную Айнар в бурдюки еще ранним утром. Утолив мучившую жажду, Крайат потянулся, разминая мышцы рук и спины, при этом улыбка не покидала его лица.
- Чему ты смеешься, кул? - не на шутку возмутилась Айнар, стараясь сохранить на лице спокойствие и безмятежность. - Что тебя так развеселило?
- Вы, госпожа! - уверенно повторил Крайат и продолжил. - Вот увидите, что не далече, как через два года я получу платок из рук вашего отца, уважаемого Айхима.
- Да, как ты смеешь, кул, - воскликнула потрясенная наглостью и дерзостью юноши Айнар. - Я расскажу отцу, и он прикажет высечь тебя за твои грязные речи.
- Ради вас, госпожа, я готов понести любые наказания, лишения и испытания, - гордо произнес Крайат, в его молодом голосе зазвенела столь свойственная мудрым и опытным мужам сталь. - Возможно я и беден, госпожа, но сон мой столь же крепок и чист, как горная вода, сводящая десны и скулы от холода... Возможно я молод и за моими плечами еще нету великих битв и убитых в честном сражении врагов, но за свои молодые годы я пережил не одну смерть... Возможно я не столь красив как вы, госпожа, но что может сравниться с красотой души и верностью сердца, а в том, что я буду верен вам, госпожа, и вашему отцу, мудрейшему Айхиму, вы можете не сомневаться... Возможно вы презираете меня, видя во мне только жалкого слугу, которого можно по делу и без оскорблять, но знайте, что ваши обидные слова ничто по сравнению с бесконечностью моей любви к вам, госпожа... Вы можете смеяться над моей наивностью и глупостью, но я смогу доказать свою любовь и завоевать ваше сердце...
С этими словами молодой Крайат развернулся и направился обратно к пастбищу, захватив с собою бурдюк с водой и чистую рубаху. Айнар же не нашлась, что ей ответить и в который уже раз взглянула на уходящего юношу иными глазами... Глазами влюбленной...
5
Крайат уже жалел, что позволил Сайхибу уговорить себя поехать на охоту, перед его взором то и дело вставало грозное лицо Йохима, вначале удивленного, а затем рассерженного поведением молодежи Старших. Единственное, что не давало окончательно пасть духом, осознание того, что если пропадать, то не ему одному.
Сейчас Крайат на своем гнедом жеребце скакал в середине небольшой группы Старших. Впереди него на вороном Хакане, словно на ночном демоне предгорий - обыре, летел Манас, известный среди Старших своей "болезненной" склонностью к азартным играм. Справа от Крайата плечо к плечу ехали братья Алаканы - сыновья именитого и славного своими подвигами Старшего Олана, хотя многие считали рассказы о "житие Олана" обычными небылицами и нелепицами. Слева от Крайата скакал вздорный Сайхиб на молочного цвета Ветерке, а чуть позади - тучный и угрюмый Палах. Крайат вначале было недоумевал, с чего он увязался за самыми горячими и отчаянными из молодых Старших, но после не стал забивать себе голову всякой ерундой. В голову лезли совершенно другие мысли...
Они были уже совсем недалеко от Медвежьей Лапы, когда неожиданно, дико заржав, Ветерок Сайхиба встал на дыбы и повалился на спину, сминая под себя тело наездника. Крайат, насколько смог, быстро осадил Ура, буквально выпрыгнул из седла и кинулся к Сайхибу, боковым зрением он увидел, как к месту падения скачут и другие Старшие.
Подбежав, Крайат услышал тихий стон Сайхиба и предсмертные всхрапывания Ветерка, юноша тут же попытался вытащить приятеля из-под туши умирающего животного, но сил явно не хватало. Спрыгнув с коней, подскочили могучие Алаканы - Измир и Нурад, слез с взмыленного вороного Манас, только вот не было среди них мрачного Палаха.
Общими усилиями братьев Алаканов удалось, немного приподняв, оттащить агонизирующего Ветерка, при этом Измир получил копытом в бедро. Манас же, знавший азы врачевания от своего деда, пытался, как мог, помочь окровавленному Сайхибу.
- Плохо дело, - пробормотал Манас, осторожно осматривая тело юноши, - несколько ребер перебито, правую ногу раздробило. Его нужно срочно к лекарям... Да не успеем...
Сайхиб, неловко дернувшись, захрипел. Слезы градом катились из глаз юноши, но ни плача, ни натужных всхлипываний его товарищи не услышали. Сайхиб, молча, боролся с приливами боли, его же друзья ничего не могли поделать и молча смотрели, как жизнь покидает его тело.
Близлежащий снег медленно таял от крови, слез, пота и отчаяния, смешиваясь с промерзшей коркой взрытой падением лошади и ногами Старших земли. Жеребцы недовольно всхрапывали и прядали ушами, чувствуя запах смерти, раскинувшей свои сети над Медвежьей Лапой. Через несколько минут Сайхиб скончался на руках своих товарищей, серые как осенние тучи глаза юноши смотрели в океан бескрайнего неба... Странные глаза для степняков, непохожие, неродные...
Но в этот момент они стали еще более чужими для товарищей Сайхиба, потому что пропал озорной блеск, неповторимая живость, бесшабашная уверенность и дружеская верность...
- Старики говорят, - неожиданно заговорил Нурад, - что глаза даны человеку не только для того, чтобы видеть красоту и подлость мира, но и затем, чтобы попрощаться с ним и со всеми кого знал человек. Они словно врата в иной мир... Зеркало богов и вместилище души, - закончил Нурад и замолк.
Слово взял его младший брат Измир:
- Прощай, друг, надеюсь, что в ином мире боги даруют тебе быстрого как стрела коня, волоокую красавицу-жену и бескрайние степи, чтобы смогла найти успокоение твоя мятежная душа.
- Не скрою, Сайхиб, - зазвучал ясный голос Манаса, - что ты был мне как младший брат, которого у меня не было и не будет более. Сколько себя помню, мы повсюду ходили вместе, но сегодня злодейка-судьба развела нас окольными путями...
Крайат долго молчал, не находя слов, достойных памяти друга, слезы так и наворачивались на глаза, но юноша силой воли загонял их обратно. Наконец, поднявшись с сырой земли, Крайат как во сне пробормотал:
- Ты ушел слишком рано, не познав и части того, что уготовано мирской юдолью... Как звезда упав на грешную землю, оборвалась твоя жизнь, но я не прощаюсь с тобою, как не прощается отец с сыном уходя на войну. Мы встретимся, Сайхиб, в ином мире и ... выпьем крепкого вина за нашу встречу.
6
Вечерело. Солнечный диск по-летнему окрасил чистое небо кровавыми полосами, словно бы небесный свод горевал.
Хмурые лица Старших были напряжены. Даже весельчак Измир молчал, будто набрав в рот воды. Тишину изредка нарушал всхрап коней Старших, привязанных к дереву, да вскрики мелких пичуг и белок, обустроивших свои дома в рощице у Медвежьей Лапы. Наконец, Измир напоил последнего коня и, взяв опустевшие меха, ушел к роднику.
Через некоторое время из рощицы показались Манас и Крайат, тащившие ветки различных деревьев, здесь были как свежие ветви, так и остатки вырванных с корнем и иссохших "сторожей леса". Нурад, сидевший близ огня, встал и пошел навстречу товарищам, чтобы помочь. Вместе они дотащили ветки до костра.
- Надо дать веткам немного оттаять, - проговорил, утирая выступивший пот, Манас, - иначе костру не разгореться.
- Сейчас сделаю, - пробасил Нурад, раскладывая принесенные ветки на безопасном расстоянии от огня. Крайат решил помочь Нураду, а Манас пошел успокоить неуверенно топчущегося на месте Хакана, чем тревожил других скакунов.
Когда Старшие закончили с ветками, из рощи появился Измир с мехами воды. Крайат сел у огня, протянув руки поближе к приятному теплу, и невольно бросил взгляд на тело Сайхиба. В свете весело трещащего костра казалось, что он всего-навсего уснул, даже чудилось, что немного шевелятся веки. Крайату стало вдруг не по себе... Страшно...
- Вот возьми, - вырвал Крайата из полудремного состояния голос Нурада, причем юноша не сразу сообразил, что Нурад протягивает ему кусок вяленого мяса.
- Спасибо, - ответил Крайат и уже хотел было откусить, но только взглянул на мертвенно-бледное лицо Сайхиба, и есть расхотелось. Вернувшийся Манас и вовсе вежливо отказался от угощения Нурада. Последний долго рассматривал свой кусок мяса, затем крепко выругался и положил мясо обратно в дорожную суму, туда же перекочевал и кусок Крайата.
Подошел Измир, приторочив меха с водой к седлам коней, и присел у костра, грея руки.
- Тут такое дело, - начал он, - недалеко от ствола серой ели весь снег в крови и следах степных псов...
- Ну и что, - процедил сквозь зубы Манас, вглядываясь во всполохи огня, - мало ли кого задрали псы.
- Может и немало, - ответил Измир и продолжил. - Я там нашел вот это...
С этими словами Измир извлек из-за спины грязную тряпицу серо-бурого цвета и развернул ее, внутри оказался искусно сделанный кинжал аль-аманских мастеров, о чем свидетельствовала двойная литера "АА", выгравированная на рукояти оружия. В том, что это именно оружие ни у кого не осталось сомнений, когда Манас извлек кинжал из ножен.
- Ну, ничего себе, - присвистнул Нурад, выхватив кинжал из рук Манаса и пробуя остроту лезвия. - Это самый что ни на есть боевой и ... дорогой кинжал. Просто так его найти нельзя...
- Ты что-то говорил о крови, - перебил его Манас, кивая головой Измиру. - Можешь показать место? Если псы утащили добычу, то должен был остаться след.
- След есть, - ответил Измир, отбирая кинжал у Нурада и вновь сворачивая в тряпицу, - но я не стал идти за псами в одиночку.
- Правильно, - снова кивнул Манас. - Этим делом нужно будет заняться утром, а сейчас нашего участия ждет тело Сайхиба...
- Погоди, а что будем делать с этим, - вставил, наконец, слово Крайат, протягивая Манасу обломок стрелы, попавшей в скакуна Сайхиба и послужившей смерти последнего.
Все это время, как Нурад, осмотрев мертвого Ветерка, кое-как смог извлечь обломок стрелы с истерзанным местами - после падения животного - оперением, Крайат носил причину гибели товарища с собой в потайном кармашке штанов. Оперение хоть и отсутствовало местами, но все еще могло о многом рассказать.
Манас осторожно взял обломок из рук Крайата и поднес поближе к огню, чтобы внимательней рассмотреть. Измир и Нурад также не остались в стороне и подсели еще ближе. Повертев и так, и сяк, Манас сказал следующее:
- Сдается мне, что это стрела кхандцев...
Крайат тут же припомнил некоторые истории, услышанные в детском возрасте. В них кхандцы всегда представали настоящими животными только и занимавшимися тем, что грабили и сжигали поселения мойыров, угоняли их детей и женщин в рабство, а гордых и храбрых Старших захваченных после ожесточенных схваток (об иных Крайат и не слыхивал, хотя еще не разу не был на боевом сборе и не участвовал в битвах) истязали с особой жестокостью, причем, как правило, им это действо доставляло несравнимое наслаждение. Правы ли были старики или это были всего лишь истории, чтобы напугать непослушных детей, Крайат не знал.
Тем временем разговор продолжался...
- Откуда такая уверенность? - изумился весельчак Измир, внимательно рассматривая оперение.
- Мне Йохим говорил, - ответил Манас и показал на оставшееся оперение. - Смотрите... Кхандцы ценят в мире только три вещи: кровь, золото и ночь, именно в таком порядке, поэтому и на знаменах кхандских войск изображен черный волк с окровавленной пастью на золотом полотнище. Йохим говорил, что одеваются кхандцы также преимущественно в эти три цвета и оружие носят под стать...
- Поэтому и оперение выкрашено в эти цвета, - не выдержав, ляпнул Крайат и тут же потупил взор, устыдившись своей горячности.
- Да, - закончил за него Манас, - именно поэтому.
Наступила небольшая пауза, а потом вопрос задал Нурад, лицо которого выражало крайнюю степень тревоги:
- Хмм... Но мы ведь не могли проехать мимо кхандцев?! Если не я, то, по крайней мере, Измир заметил бы того, кто послал стрелу, глаза у него, не в пример моим, зоркие.
- А может быть кхандцев и не было, - ответил озадаченный Манас. - Зато куда-то подевался Палах... Кстати, Крайат, что ты о нем знаешь?
- Да не знаю я его толком, - отвечал юноша, - по крайней мере, не больше, чем Измир с Нурадом.
- В смысле? - спросил заинтересованно Манас.
- Да, появился он за одну зиму до тебя с Сайхибом, тоже заезжий, - ответил уже Нурад. - Объяснил свой приезд тем, что путешествует и ищет приключений. Говорил, что поедет дальше через две новые луны, Айхим же предложил ему службу, он согласился и остался. Вот уж две зимы живет в селении. Правда, крепкой дружбы ни с кем из Старших не завел, словно сторонится и чего-то опасается, поэтому острые на язык девушки из поселения прозвали его "хунну" - дикарь.
- Так это он сказал, что нашел лисьи норы близ Медвежьей Лапы? - снова спросил Манас, и на этот раз тишина длилась еще дольше прежнего, но не было ничего красноречивее сдержанных взглядов, коими обменялись Старшие.
Ночью решено было посменно стеречь коней и сон остальных Старших, поддерживая огонь в костре. Первым заступал Нурад, затем Измир, Крайат и Манас. Мертвого жеребца Сайхиба было решено не предавать огню или земле, Манас с Нурадом лишь оттащили тушу вглубь рощи, разумно решив, что с оставшимся телом быстрее разберутся степные псы и птицы.
Измир с Крайатом прогулялись в рощу и вскоре, изрядно продрогнув, но набрав столь необходимые ночью для костра щепки и ветки, легли спать. Старшие - Нурад и Манас - что-то еще вполголоса обсуждали, когда Крайат заснул. На удивление сон был спокойным, несмотря на все переживания, перенесенные в течение беспокойного дня.
Вся ночь прошла спокойно, и на рассвете с первыми лучами зимнего солнца вспыхнул погребальный костер Сайхиба. Огонь накинулся на свежую добычу, со смаком слизывая "кости" старых высохших ветвей сосен, елей, кедров и с треском разжевывая молодые ветки, еще вчера питавшиеся силой дерева.
Четверо товарищей стояли вблизи огня, скорбно склонив головы, не произнеся ни слова и не плача, потому что душа умершего должна была непременно найти дорогу к Горным Вершинам. Старики учили, что, когда огонь начинает пожирать грешное тело, душа человека освобождается от оков и воспаряет над землей к Горным Вершинам, путь к которым указывает мелодия, переливчато льющаяся из волшебной дудочки Цетны - проводника всех умерших в иной мир, подвластный лишь воле Богов. И, дабы душа вняла этой слишком тихой для человеческого слуха музыке, не надобно плакать, причитать, а уж тем более звать умершего по имени, иначе душа станет потерянной и будет нести зовущему человеку только горести и беды, поскольку рано или поздно начнет мстить ему, из-за того, что тот лишил ее покоя и благоденствия в мире Богов.
Друзья простояли вблизи костра вплоть до того момента, когда последний язычок пламени окончательно не потух. На расчищенном заранее месте остался лишь пепел, зола да останки того, кто некогда был их товарищем и другом. Старшие аккуратно сложили прах Сайхиба в прихваченную Нурадом на всякий случай запасную рубаху, закопали у корней одинокой сосенки и пошли, не оглядываясь, к стоявшим на привязи скакунам.
7
...
Айнар медленно шла, все глубже и глубже увязая в "разгоряченный" от нещадно палившего небесного светила песок. Дорогие парсийские туфельки, расшитые полудрагоценными камнями и обычными самоцветами, явно не подходили для путешествия через пустыню, поэтому дочь Старейшего остановилась и сняла их, правда так и не выбросила, как хотела сначала, жалко было отцовского подарка.
Схватив туфли левой ладошкой, Айнар зашагала вперед, хоть и мало себе представляла в какой стороне известные ей части света. Солнце стояло в зените, поэтому было весьма затруднительно определиться, как учил ее отец, да и как ориентироваться в пустыне она не знала.
Добравшись до вершины очередного песчаного бархана, девушка увидела внизу с десяток странных растений, чем-то они были похожи на сосны, но такие листья Айнар видела впервые. Со стороны этой рощицы раздалось конское ржание, это уже было намного ближе дочери Старейшего, поэтому, ни о чем не думая, она кинулась бегом вниз, однако неожиданно ноги молодой девушки сами собою заплелись и она бухнулась лицом в песок.
Айнар встала, отплевываясь от мелких и раздражающих камешков и утирая лицо рукавом, негоже девушке ходить с неумытым ликом. Отряхнувшись и приведя себя в некое подобие порядка, Айнар, уже не спеша, направилась к деревьям, в этом она уже не сомневалась, поскольку такие толстые и длинные стволы с почерневшей - видимо от жаркого климата - корой могли быть только у деревьев.
За деревьями вновь послышалось лошадиное ржание, девушка втайне надеялась, что встретит здесь кого-нибудь из своего поселения, сейчас она готова была расцеловать от счастья даже столь неприятного ей главу нукеров отца - Одноглазого, хотя с другой стороны глупо было на это надеяться.
С замиранием сердца она вошла в рощицу, здесь было уже не так жарко, как и в пустыне, душа ее радовалась зелени после "золотой" серости пустыни. В нескольких шагах от весело и задорно журчащего родника стоял, прядая ушами, гнедой жеребец Крайат. Сердце девушки йокнуло от осознания того, что ее возлюбленный где-то поблизости.
- Ур, - позвала девушка жеребца. - Ур, где твой хозяин?
Скакун, словно понимая ее слова, встряхнул головой и громко заржал, он явно был чем-то обеспокоен.
- Ну-ну, успокойся, хороший, - продолжила девушка, подойдя к животному и поглаживая его гладкий лоб, только тут Айнар заметила, что скакун взмылен, словно скакал целую ночь и целый день.
Айнар наклонилась к озорному роднику и зачерпнула сложенными лодочкой ладошками рук холодной воды, но тут же в ужасе отпрянула назад и громко-громко закричала...
...
Айнар закричала и проснулась, утирая руками проступивший на лбу пот. Руки не слушались ее и тряслись, ноги лежали под теплыми одеялами словно налитые свинцом.
- Крайат, - прошептала Айнар, закрыв лицо руками. - Крайат...
Девушку всю трясло от увиденного во сне, когда за полотном повозки послышался глухой голос Одноглазого:
- Что-нибудь случилось, госпожа?
- Уйди прочь! - крикнула Айнар, слезы помимо воли наворачивались на глаза.
- Ваш отец желает знать, почему вы кричали, - все также без эмоций продолжил, как ни в чем небывало Одноглазый.
- Я не расслышал, госпожа, - ответил нукер. - Вы что-то сказали?
Утерев подвернувшимся под руку платком взмокшие от слез глаза, Айнар взяла себя в руки, поскольку разумно решила, что плачем ничего не решить. Откинув душащие и в то же время согревающие одеяла, она стал быстро одеваться.
- Госпожа? - вновь послышался голос Одноглазого.
- Скажи отцу, что все в порядке, - бросила Айнар, одевая одновременно сапожки. - Мне просто жуткий сон привиделся.
"Нужно найти, Йохима, и срочно, - подумала Айнар, накидывая на плечи шубку. - Только он сейчас может хоть как-то помочь в поисках Крайата".
8
Ур невольно топтался на месте и постоянно всхрапывал, выражая тем самым крайнюю степень недовольства своему хозяину, но Крайат ничего не предпринимал, лишь изредка похлопывал верного друга по мощной шее и натягивал поводья. Манас с Нурадом внимательно осматривали место, где Измиром был обнаружен кинжал, и что-то оживленно обсуждали. Сам Измир, спешившись, стоял чуть в стороне и придерживал за поводья более спокойных в отличие от Ура скакунов.
Позади Крайата уже давно умершим исполином лежал ствол серой ели, слегка занесенный снегом. Безжизненная серая кора в некоторых местах облезла, а в некоторых была изъедена мелкими грызунами. Небо над Медвежьей Лапой было затянуто белесыми, словно туман, облаками, и солнечные лучи никак не могли пробиться сквозь эту естественную преграду. Присутствие же светила подтверждало еле различимое размытое круглое серое пятно.
Наконец, Манас и Нурад, после продолжительного совещания, направились к своим коням.
- Что решили? - спросил Измир, опередив тем самым Крайата.
- Проедемся по следу, - отвечал, взбираясь на коня, Нурад. - Посмотрим, кого загрызли дахгаллы...
Ехали Старшие недолго. След степных псов или "дахгаллов", как их называли мойыры, вел четверых товарищей, огибая северную оконечность Медвежьей Лапы. По первому же взгляду Крайату было трудно оценить количество псов, но Измир, с детства слывший следопытом и обладавший наметанными на такое глазами, сказал, что дахгаллов не более тридцати. Крайату приходилось верить товарищу и ехать вслед за остальными Старшими по извивающемуся, видимо стая никак не могла поделить добычу, и окровавленному местами следу.
Вскоре след окончательно оборвался, выведя всадников на место кровавого пиршества степных псов. Тут и там все еще лежали примерзшие после ночного мороза ошметки частей тела и одежды незнакомца, помимо этого Старшие обнаружили несколько тел дахгаллов, вероятно разорванных на куски своими же собственными собратьями в пылу дележки.
- Совсем как у нас... Людей, - мрачно произнес Манас, спрыгивая на землю.
Измир, Нурад и Крайат слезли следом, ведя под уздцы жеребцов. Скакуны в отличие от невозмутимых Старших нет-нет да и всхрапывали, но все же следовали за своими хозяевами.
Тем временем Манас нашел себе какой-то замерзший сук и по-хозяйски осматривал место позднего ужина дахгаллов. Крайат тоже пытался что-либо найти, ковыряясь носком сапога в истоптанном и забрызганном кровью снегу, но так ничего и не обнаружил.
Вдруг послышалось испуганное ржание Хакана, Крайат резко обернулся назад для того, чтобы увидеть медленный, словно во сне, прыжок затаившегося в кустах хайынжи степного пса на все еще стоявшего спиной Манаса.
Однако добраться до шеи Старшего дахгаллу не удалось, вскинулась рука Измира с наложенной на тетиву лука стрелой, степной пес обиженно взвизгнул и упал на уже окровавленный за ночь снег с пробитой стрелой Старшего шеей. Еще пару мгновений животное боролось за жизнь: непроизвольно дергался куцый хвост степного пса, ставший таковым, скорее всего, в результате столь частых в стаях дахгаллов свар по поводу и без, поэтому-то у мойыров даже бытовало ругательство "дахгалл", коим называли неуравновешенного и весьма вспыльчивого человека; левая лапа степного пса пыталась дотянуться до древка стрелы, но сил никак не хватало; глаза дахгалла безумно вращались, пытаясь найти помощь в лице своих родичей, однако натыкались лишь на безразличные морды лошадей и внимательный взор двуногих. Наконец, последние капли жизни оставили ловкое и сильное тело степного пса.
- Спасибо, Измир, - поблагодарил Манас, оторвав взгляд от бездыханного тела дахгалла, и направился к Старшему. - Обязан тебе жизнью, - продолжил Манас, пожав крепкую и не дрогнувшую в нужное мгновение руку Измира.
- Для чего еще нужны товарищи, - ответил Измир, слегка улыбнувшись.
- Надеюсь тут больше нет никаких неожиданностей, - пробормотал Нурад и угрюмо посмотрел на мертвое тело дахгалла. Затем подошел ближе, нагнулся и, извинившись перед Богами и душой храброго противника, осторожно извлек стрелу. - Мне кажется это твое, братец, - сказал Нурад, протягивая стрелу.
В этот момент сквозь небольшую прореху в плотном тумане облаков мелькнули лучи солнца, но и этого было достаточно, чтобы Крайат совершенно случайно увидел блеск какого-то явно металлического предмета в кустах хайынжи, откуда на Манаса и напал степной пес. Крайат тут же подошел к кустам и после непродолжительной борьбы с гибкими колючими ветками извлек небольшую подорожную суму и бесподобный по своей красоте и качеству клинок в дорогих ножнах.
К Крайату приблизились другие Старшие и вместе они осмотрели содержимое сумы незнакомого странника, однако ничего стоящего, кроме запечатанного конверта, товарищи не обнаружили. Зато клинок и вправду был на загляденье, Нурад даже не мог сказать, кем оно сделано, хоть и слыл среди Старших докой по этому делу.
- Чья печать-то на конверте? - спросил Измир, отвлекшись от Нурада, расхваливавшего найденное оружие. - Кто-нибудь знает этот символ?
- Я знаю, - тихо ответил Манас. - Это печать старейшего Темира - главы поселения Алхор. Моего селения...
9
Старший сын Йохима Саймур, не спеша, ехал по дороге, проложенной переселенцами еще вчера. Следы колес повозок и копыт лошадей путались и складывались в удивительную мозаику на измочаленном снегу.
После того как обозы поселенцев скрылись из виду, Саймур уже не торопился, давая отдохнуть своему жеребцу цвета талого снега Мику от быстрой утренней скачки. Мику благодарно кивал головой, стараясь побыстрее восстановить дыхание. В отличие от своих соплеменников Саймур не жаловал могучих стенаварров, предпочитая им не столь больших, но быстрых и стремительных скакунов из Ханора. Мику ему подарил отец в праздник весеннего Новолуния, когда Саймур прошел испытания старейшин.
Позади Саймура, также сбавив бег коней, ехали вспыльчивый как осенняя гроза Утмун - ближайший друг и правая рука отца - и совсем еще молодой Катзыл. Боязно видать было Йохиму отпускать единственного сына одного. Подумав об этом, Саймур скривился от негодования: "Почему отчец считает меня еще малым дитем? - спросил сам себя юноша. - Разве я не доказал своей право носить меч и звание Старшего три года назад, до сих пор носится за мною словно нянька. Еще удивительно, что отправил меня на поиски этих бестолочей Алаканов и приезжих".
Саймур еще рано утром видел как дочь Старейшего - Айнур - что-то растолковывала отцу, но не придал большого значения, хотя было видно, что она чем-то обеспокоена. Отец же, после разговора с ней, позвал за Утмуном и пригласил сына для разговора.
...
Разговор начался, после того как прискакал Утмун. Йохим не стал приглашать ни его, ни Саймура в повозку, лишь немного придержал своего скакуна и поехал шагом, все решалось буквально на ходу.
- Утмун, кто позволил братьям Алаканам и приезжим уехать? - просил бесстрастным голосом Йохим.
- Ну, - начал Утмун, немного замявшись, - я разрешил...
- Почему же я узнаю об этом только сейчас? Да и то от зеленого юнца, у которого еще конское молоко на губах не обсохло? Отвечай, когда тебя спрашивают!
- Не кричи на меня, Йохим, - рыкнул в ответ Утмун. - Идея принадлежала ведь не мне, это все приезжие захотели развлечься, после того, как кто-то рассказал им про обилие лисьих нор у Медвежьей Лапы...
- Да даже если и так, - все также невозмутимо продолжал Йохим, - почему отпустил с ними молодых Алаканов и Крайата? Что им в обозе заняться нечем было?
- У Измира с Нурадом, сам знаешь, в голове только ветер гуляет, - отвечал, немного сбавив тон, Утмун. - А про Крайата я ничего не знал... Видно не доглядел...
- Да уж, ты везде не доглядел, а порою даже проглядел, - мрачно произнес Йохим. - Тут с утра была у меня дочь Старейшего Айнар и просила... Прямо-таки умоляла меня их вернуть, ей - видите ли - дурное видение было...
- Да мало ли, что может привидеться женщине? - встрял в разговор, молчавший дотоле Саймур. - Дай им волю, так они мужчину своими тряпками спеленают как ребенка и уложат в сундук словно приданое...
- Помолчи, мал еще, чтобы о таких вещах рассуждать, - прикрикнул Утмун. - Тебе еще и двадцати весен нет, а все туда же тянет... Запомни, что в ночь "худой Луны" снится не всякая всячина, а самая что ни на есть "вещая грёза". И снится она, как правило, только дитям самой Луны, то бишь девушкам, чистым как телом, так и душой...
- Утмун, ну хоть ты мне сказки не рассказывай, а... - отмахнулся Саймур.
- Это не сказки, а правда, - ответил, не обратив ни малейшего внимания на жест юноши, Утмун. - Мне еще дед рассказывал...
- Что-то вы оба отвлеклись, - оборвал Утмуна угрюмый тон Йохима. - Сказки расскажите друг другу в пути.
- В каком это пути? - спросил озадаченный Утмун.
- До Медвежьей Лапы, - ответил Йохим, - и чтобы без молодых не возвращались. Ясно?! По глазам вижу, что ясно... Утмун возьмешь с собою моего сына и Катзыла, уж больно болтливый... Надоел, спасу нет. Саймур, - обратился Йохим к сыну, - не гони своего жеребца, мне будет спокойнее. Обещаешь?
- Обещаю, отец, - кивнул Саймур.
- Ну вот и хорошо, - улыбнулся Йохим. - А теперь отправляйтесь...
...
За воспоминаниями утреннего разговора Саймур и не заметил, как вдоль пути все чаще стали попадаться деревья. Заснеженные невысокие кедры вперемежку с чахлыми кустами самотола, между листьями которой кое-где еще остались сморщенные красно-бурые ягоды терпкие и бодрящие на вкус. Саймур остановил Мику у одного такого куста и, не слезая с седла, ловко отломал промерзшую ветку с десятками ягод. Сняв рукавицу, Саймур сорвал несколько из них и отправил в рот, теплое нутро содрогнулось от холодной и кислой внутренности ягод, лопнувших под зубами юноши. Лицо Саймура также исказилось на мгновение, но тут же стало прежним. Оставшиеся ягоды Саймур, наклонившись вперед, предложил Мику, скакун не отказался от угощения и довольно-таки быстро слопал кислятину.
- Ну, ты и обжора, братец, - засмеялся Саймур, похлопывая коня по шее. - Ты даже Утмуну фору дашь...
- Я все слышал, - произнес голос Старшего справа.
Саймур, повернувшись, посмотрел на уже нахохлившегося Утмуна и расхохотался. Видя такую реакцию, начал невольно усмехаться и сам Утмун, а ехавшего сзади Катзыла не нужно было упрашивать дважды, он смеялся еще громче Саймура.
Вдруг послышался до боли знакомый звук и что-то укололо сердце Саймура. Юноша еще пытался понять, что происходит, когда звук спущенной тетивы - а именно ее услышал вначале Саймур - принес очередную стрелу. На этот раз не укололо, а резануло в левой руке. "Напали!" - подумал Саймур и хотел было предупредить товарищей, но вместо крика из груди вырвался хрип и закапала алая, как летний закат, кровь.
Сам не понимая почему, Саймур начал заваливаться вперед на шею верного Мику, руки предательски разжались, отпуская поводья, и опали, ноги тоже уже не держались в стременах. "Почему?" - пронеслось в голове изумленного и возмущенного Саймура. Это была его последняя мысль...
Нескольких мгновений нападавшим вполне хватило, чтобы расстрелять троих потерявших бдительность Старших. Двенадцать высоких в черных шубах человек вышли из укрытий, чтобы добить все еще живых и забрать ценные вещи. Лишь двое из них встали в сторонке, чтобы обсудить некоторые вопросы, остальные же занялись привычным делом.
- Как думаешь, - прокартавил совершенно безгубый незнакомец, - Урраш готов встретить гостей?
- Думаю, что готов, - ответил ему второй с черными как ночь глазами.
В этот момент раздался ликующий крик и возгласы одобрения, поэтому безгубый и черноглазый тут же посмотрели, что случилось. К ним направлялся еще один из нападавших, сжимая за волосы, голову Утмуна. Горячая кровь все еще капала на снег, когда гордо вскинув руку с трофеем, незнакомец обратился к черноглазому:
- Смотри, Палах, узнаешь старого знакомого?
Но Палах ничего не ответил, только еле уловимая улыбка скользнула в уголке губ...
10
Крайат сотоварищи решили встретить кочующих поселян во главе со Старейшим Айхимом вблизи Громовода, именно там, по словам Нурада, обозу по мосту предстояло преодолеть бушующий Шаран, чтобы добраться до второго зимовья на противоположном берегу.
Сила и ярость, с которой река Шаран спускалась с гор, поражала Крайата буквально с младых лет. Поэтому он свято верил в старые легенды о том, что вода - это кровь Богов. Пока вода летом журчит, переливаясь всеми светами радуги и утоляя жажду усталых путников; пока она осенью готовит мир к суровой зиме, своей студеной свежестью; пока зимой река с неистовством снежной кошки пробивается сквозь оковы льда сурового хозяина зимы - Муз-Атая, и, наконец, пока по весне она не разливается вширь и вдаль со всей возможной щедростью, поя и наливая землю своими соками, накопленными за многие дни зимы, - именно до этих пор будет жить и процветать мир... До последней капли воды, до последней капли крови Богов Горных Вершин...
Быстрые воды Шаран не замерзали даже в самые лютые морозы, оставаясь все такими же озорными и опасными для людей и животных. Холодная вода, невольно выпитая зимой, могла за несколько дней погубить человека, насылая на него гнев Богов в виде озноба и кашля, поэтому мало кто отваживался испить из реки. Именно к ней Крайат и его спутники и направлялись, чтобы по берегу добраться до Громовода.
Громоводом мойыры называли место, в котором воды Шаран преодолевали коварные и серьезные пороги, а затем падали в гладь с первого взгляда безобидного и спокойного озера - Шангыр-Кол - с высоты около девяти локтей, при этом Шаран гремела своими несметными полчищами водяных воинов, кидая их вновь и вновь в атаку, сталкивая лицом с безмолвными каменными воинами земли. В детстве Крайат никак не мог решить, кто же побеждает в этой бесконечной немой битве. С одной стороны, водяные воины быстро и легко, но с честью, погибали, не выдержав стойкой обороны могучих камней, а с другой - вода, как говорится, камень точит...
Друзья не спешили, но и не ехали праздно, будто на прогулке. Вороной Хакан Манаса задавал необходимый темп как лошадям, так и всадникам. Крайату стало не по себе и, несмотря на теплую шубу, он невольно поежился, однако скачка поневоле разогревала кровь.
Морозный ветер начал крепчать, видать вновь приболел Муз-Атай, а солнце, видневшееся мгновения назад на застланном серой грязной периной небе невыразительным мутным пятном разбитого в спешке яйца, совершенно скрылось из виду. Медвежья Лапа уж давно скрылась за спиной товарищей, навсегда похоронив близ себя не только друга молодых людей - Сайхиба, но и неизвестного посланца из поселения Алхор, так и не сумевшего доставить послание Старейшему...