Натафей :
другие произведения.
Цветы Фантоса. Романс для княгини.Часть 2
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Комментарии: 148, последний от 28/03/2015.
© Copyright
Натафей
(
natafey@yandex.ru
)
Размещен: 24/01/2013, изменен: 21/03/2015. 174k.
Статистика.
Повесть
:
Проза
,
Приключения
,
Фэнтези
Цветы Фантоса
Иллюстрации/приложения: 1 шт.
Скачать
FB2
Аннотация:
Бравые корнеты и очаровательные барышни... Россия XIX века? Да и нет. События в Версаново глазами главной героини.
Начало:
Часть 1
Часть II Сердцевинки
Оглавление
 
Сердцевина 1
 
Сердцевина 2
 
Сердцевина 3
 
Сердцевина 4
 
Сердцевина 5
 
Сердцевина 6
 
Сердцевина 7
 
Сердцевина 8
 
Сердцевина 9
 
Сердцевина 10
 
Сердцевина 11
 
Сердцевина 12
 
Сердцевина 13
 
Сердцевина 14
 
Сердцевина 15
 
Сердцевина 16
 
Сердцевина 17
 
Сердцевина 18
Сердцевина 1
Подолы пёстрых юбок взлетали, на миг приоткрывая стройные ножки, вводя в искушение господ офицеров и штатских завсегдатаев трактира "У томалэ". Я с любопытством смотрела на это зрелище, недоступное обычной "приличной женщине", и пыталась понять, отчего же почитается оно непристойным. По сравнению с костюмами императорского балета длинные юбки томальских девушек выглядели почти скромно. Зато реакция зрителей была куда более откровенной.
Пожалуй, ревнители нравственности правы. К чему благородным дамам, а тем более девушкам, смотреть на разгорячённых вином и похотью мужчин? Зрелище и в самом деле малоприятное. Потому я переключила внимание на сцену, наслаждаясь свободой, которую предоставляла мне мужская роль. Узнай кто-нибудь, что здесь сидит Натали Улитина... Нет, нет, не "та самая княгиня Улитина". "Та самая" - кавалерственная дама [1] Марья Алексеевна, почтеннейшая матушка моего покойного супруга, женщина во всех смыслах этого слова замечательная и полностью заслуживающая свою репутацию, чьего острого язычка страшится высший свет, к чьим советам прислушивается сама государыня. Свекровушка вряд ли одобрила бы моё появление в трактире... Но княгиня Наталья Сергеевна Улитина тихо вдовеет в своём поместье, а за столиком в трактире сидит её воспитанник Виталион Задольский.
Именно он смотрит сейчас с любопытством на танцующих девушек. Именно ему бросает со сцены пылкие взгляды черноволосая красавица, которую безоговорочно одобрила бы тётушка Серафина. В каждом безукоризненном движении девушки, будь то почти незаметное движение ножки, взвихривающее юбку, или взмах ресниц, чувствуется работа мастера. Да, именно работа. А вот молоденькую девчушку, неистово кружащуюся у самых кулис, переполняет радость. Чистая радость от того, что она живёт, от того, что танцует. Вот из таких и вырастают истинные такуты - магини, ткущие танцем ткань реальности, способные повелевать и людьми, и стихиями.
От наблюдений за девушками меня отвлёк сосед по столику, Павел Алексеевич Игнатьин, опекун моего малолетнего родственника Вотнова. Я приехала в Версаново не для того, чтобы под иллюзией прогуляться по злачным местам, а затем, чтобы выкупить имение Вотнова, а заодно разобраться с тем, как он в одночасье стал круглым сиротой.
Павел Алексеевич поднял руку, подзывая полового. Смуглый детина в красной рубахе тотчас подлетел к нему:
- Что будет угодно, Павел Алексеевич? Красного раденского?
Я мысленно усмехнулась. Называть кислятину, подаваемую в трактирах, раденским, было оскорблением для вина, в аромате которого гармонично слились терпкие ноты черноплодной рябины, фиалки и сафьяна. Счастье, что я наложила на себя двойной слой иллюзий.
Внешний слой, видимый всеми непосвящёнными, был скопирован с моего кузена Анатоля. Образцом для внутреннего слоя, для той иллюзии, которую увидят владельцы амулетов истинного зрения или слабые Одарённые, послужил мой пасынок Андрюша, ныне кадет Пажеского корпуса. Разглядеть меня настоящую сквозь иллюзии сможет только равный по силе мастер иллюзий. А таких на всю страну единицы.
Судя по тому, как смотрит на меня Павел Алексеевич, ему видно и Анатоля, и Андрюшу. Что ж, пусть смотрит.
- Нет, голубчик. Раденское в другой раз, - ответил Павел Алексеевич половому. - Принеси-ка ты лучше нам синего версановского.
- Синего? - Спросила я, не скрывая любопытства. Красное, белое, розовое...
- Да, дорогой мой, - ответил Павел Алексеевич. - Не слышали? Сейчас попробуете, - и улыбнулся мне чуть покровительственной улыбкой.
Я давно уже вышла из того возраста, когда меня можно было задеть улыбкой или словом. А вот мои мальчики - ещё нет. И потому я сочла нужным изобразить обиду иллюзией Андрюши, позволив Анатолю-Виталиону безмятежно улыбнуться.
Павел Алексеевич тотчас перестал улыбаться, но, прежде чем он успел сгладить неловкость, зазвучали аплодисменты и крики "браво", которыми зрители благодарили танцовщиц.
Я мельком взглянула на сцену, любопытствуя, что будет дальше. На смену девушкам вышел томалэ в красной шёлковой рубахе с чёрной вязью вышивки, словно стекавшей с плеч на грудь и струившейся по рукавам. Парня, нежно обнимающего гитару, нельзя было назвать красавцем, хотя черты лица были вполне правильными. Но едва зазвучал его голос, чуть хрипловатый, я замерла, словно заворожённая.
- Перебор гитарных струн,
Голоса былого.
Снова я душою юн,
Песней очарован...
Я давно зареклась прислушиваться к голосам былого. Сладкие голоса вошедших в моду при императорском дворе фрежских теноров, соловьями разливавшихся о смерти и разлуке, оставляли меня равнодушной. Но томалэ не выводил рулад, а пел просто и искренне.
- Где ж гнедой, что мчал меня,
Обгоняя ветер?
Я б его не променял
Ни на что на свете.
Да, ни на что на свете не променяю я свою Луночку, не променяю ощущение единства с нежной пугливой красавицей, по доброй воле признавшей меня своей всадницей. Жаль, что пришлось въехать в Версаново в карете, но лунная кобылица не показывается при свете дня. Ничего, мы наверстаем с ней упущенное сегодня же, благо до полнолуния осталось всего две ночи и луна будет яркой.
- Где же та, чей нежный взгляд
Мне сулил блаженство?
Позабыть я был бы рад
О коварстве женском.
Ну вот, и тут женское коварство! Да у этого "страдальца" большими буквами на лбу написано "сердцеед" и "женогуб"! А мужчины - невинные агнцы? Дверь в чулан памяти со стуком распахнулась, выпуская, казалось бы, надёжно запертые воспоминания о Вадиме. Да так, что я на мгновение утратила контроль над личиной, позволив эмоциям прорваться наружу.
Вспомнилась девушка, наивная шестнадцатилетняя девушка, мечтающая о счастье звёздной ночью у распахнутого окна. А о чём ещё можно мечтать, услышав от усатого красавца-гусара, кумира всех дам, пылкое: "Звезда моего сердца, я сгораю от страсти! Сделайте меня счастливым, скажите мне "да"!"
Сказать "да" непонятно чему помешали закончившийся танец и своевременно появившаяся двоюродная кузина Софья Александровна, к которой девушку отослали после неприятной истории с тётушкой Серафиной. И вот теперь Натали думала, стоит ли на следующем балу сказать "да" или помучить Вадима ещё немного...
И тут до неё из окна спальни кузины, находившейся этажом выше, донёсся знакомый голос:
- Звезда моего сердца! Я сгораю от страсти! Сделайте меня счастливым, скажите мне "да"!
- Ах, Вадим, - раздался кокетливый голос кузины. - А как же Натали? Разве не за ней вы ухаживали сегодня вечером?
- На что мне этот костлявый цыплёнок, когда рядом со мной такая женщина? - с чувством ответил Вадим.
В ту ночь я захлопнула окно и сердце, мысленно поклявшись себе никогда больше не впускать в него мужчин.
- Но, увы, гнедой мой стар,
Да и я не молод.
И в груди былой пожар
Заменил мне холод.
Интересно, насколько этот "старик" старше меня? На год? На два?
- Но, когда поёт струна,
Вместе с ней тоскую.
Не могу не вспоминать
Юность гулевую.
Песня закончилась, и на сцену снова выбежали гибкие смуглянки.
- Ну-с, Виталион, извольте попробовать синенького, - предложил Павел Сергеевич.
- Отчего же не попробовать, - кивнула я. Сделав небольшой глоток с видом знатока, я прикрыла глаза, пытаясь справиться с накатившими воспоминаниями.
Вино и в самом деле оказалось неплохим, с лёгким фруктовым ароматом и тонким послевкусием. Открыв глаза, я сделала ещё глоток и, любуясь непривычной голубизной, спросила:
- Неплохое вино. Отчего же о нём не слышали в столице?
- Слышать-то, может, и слышали, - ответил Павел Алексеевич, - а пробовать навряд ли приходилось. Секрет лазуритовки знают только томалэ. Их девушки собирают ягоды, а мужчины делают вино. Делают для себя, и только здесь, в ресторане "У томалэ" можно угоститься этим удивительным напитком.
Да, подумала я, сделав ещё глоток. Похоже, напиток и в самом деле удивительный, коварный, из тех, что пьются легко, а опьяняют незаметно.
- А что же вы его не пьёте, Павел Алексеевич? - спросила я, заметив, бокал, наполненный до краёв красным вином. Мысль о том, что "добрый дядюшка" хочет напоить "мальчишку", скорее позабавила, чем рассердила меня. Я давно уже не была наивной девушкой и твёрдо знала, что в жизни всегда есть место подлости.
- Это для вас, Виталион, синенькое в новинку, - ответил тот, не моргнув и глазом. - А мне, старику, больше рдеющее рденское по душе. Вот где терпкость, да букет, да крепость.
- Какой же вы старик, - улыбнулась я. - Вон господин Великий Инуктор куда старше будет, а за ним молодые с трудом поспевают.
При упоминании Великого Инуктора Павел Алексеевич смутился.
- А вы, Виталион, знакомы с Великим Инуктором? - спросил он почти непринуждённо. Инукторов побаиваются все, но особенно те, у кого "рыльце в пушку". Сдаётся мне, что господин Игнатьин относится к последней категории. Надо будет приглядеться повнимательнее. Но не стоит его слишком запугивать.
- Издалека видел. Он иногда бывает у княгини, - ответила я небрежно после некоторой заминки, не покривив при том душой. Он и вправду бывает в гостях у свекровушки. А о том, что я бываю в кабинете сиятельного дядюшки Андрея, господину Игнатьину знать пока незачем.
- А я уж подумал, - сказал, расслабившись, Павел Алексеевич, - что вы, Виталион, с ним близко знакомы.
- Вы меня переоцениваете, Павел Алексеевич, - усмехнулась я, - хотя иногда лучше переоценить человека, чем недооценить.
Вот, например, мысленно продолжила я, сейчас меня вы явно недооцениваете. А я себя, пожалуй, переоценила. Мой самоконтроль стремительно сдавал позиции под действием вина, воспоминаний и весёлой музыки томалэ.
Павел Алексеевич вымученно улыбнулся, но, прежде чем он успел что-то сказать, я встала из-за стола.
- Прошу прощения, Павел Алексеевич, но я должен вас покинуть. Мне пора.
- Помилуйте, Виталион, - возопил тот, - время ещё совершенно детское.
- Дети не могут оценивать последствия своих поступков, - глубокомысленно ответила я. - Потому им нужны наставники и опекуны, - на последнем слове я сделала ударение, напоминая Павлу Алексеевичу о его собственных опекунских обязанностях. - Взрослые же люди в состоянии сами сопоставлять свои действия и их последствия, и я, как человек взрослый, полагаю, что сейчас мне самое время ехать домой. Честь имею.
Я поклонилась, и уверенной походкой направилась к выходу. Последствия моих действий, начни я сейчас танцевать, могут оказаться весьма чреватыми для всех присутствующих.
Я прошла уже почти через весь зал, когда внимание моё привлёк пьяный возглас:
- Роза, цветочек мой! Нет, куда без поцелуя...
Я обернулась и увидела корнета, заступившего путь черноволосой красотке. Медведистостью фигуры он напомнил мне Степана Ветрова, бывшего адъютанта моего мужа.
Однажды майской ночью мне не спалось. Я потихоньку выбралась из спальни и спустилась вниз. Сад был залит лунным светом, и во мне зазвучала, сливаясь с соловьиными трелями, лунная музыка. Позволив мелодии подхватить меня, я выбежала на лужайку и закружилась в танце. Со стороны танец мог показаться странным, как могут показаться странными движения пальцев гитариста, играющего на невидимых струнах, тому, кто никогда не видел гитары. Но я танцевала не для зрителей, а для себя. Я плыла и парила, я была вихрем в пустыне и волной в океане, я смеялась от переполнявшего меня восторга и любила эту ночь до последней росинки на лепестке цветущей вишни, до самой крошечной звёздочки в небе... И почти налетела на Степана, возникшего передо мной совершенно неожиданно. Подсматривал ли адъютант за мной специально или стал невольным зрителем, но танец заворожил его.
- Натали, - охрипшим голосом произнёс он. - Чаровница! Не спится со старым мужем?
Степан протянул ко мне руки и на мгновение меня захлестнул страх. Лишь на мгновение, потому что я змеёй ускользнула от его объятий.
- Хочешь поиграть со мной? - сказал Степан, и раздосадованный, и разгорячённый моей неуловимостью.
Он сделал ещё шаг ко мне, и я увидела, как лихорадочно блестят его глаза.
- Будь ты моей, - бормотал Степан, - тебе не пришлось бы бродить в саду одной. Я любил бы тебя все ночи напролёт.
Ветров сделал шаг, ещё и ещё... Я каждый раз уворачивалась, благо для выпускницы Аспидника это не составляло большого труда. Это было похоже на танец, и я превратила это в танец, окутывая Степана ночной дремотой, остужая его пыл ночной прохладой... И вдруг молодой человек замер. Замер, уставившись на Луночку, мою несравненную красавицу, неожиданно появившуюся на лужайке. Обычно мне приходилось звать, иногда лунная кобылица откликалась не сразу. А в ту ночь она явилась сама.
Ошеломлённый Степан мгновение стоял неподвижно, а потом сделал к Луночке шаг, другой... Воспользовавшись тем, что он отвлёкся, я покинула лужайку и вернулась домой так же тихо, как и выходила. Мне совершенно не хотелось, чтобы кто-нибудь знал о моих ночных прогулках. Достаточно было одного Степана, попавшегося в тенёта танца.
Неожиданно всплывшие воспоминания заставили меня обернуться к корнету, преградившему путь танцовщице.
- Пропустите меня, Фин, - капризно потребовала девушка.
- Сперва поцелуй, - пьяно ответил тот.
Мне не следовало вмешиваться, и что мне за дело до какой-то плясуньи? Мужчины не всегда ведут себя достойно и с благородными девицами, а уж тут... Но мне вспомнилось пьяное дыхание Степана, и я шагнула вперёд.
- Пропустите девушку, сударь, - приказала я.
Корнет обернулся и присвистнул, с удивлением глядя на меня. Он был куда выше меня и значительно шире в плечах. Должно быть, я показалась несерьёзным противником, потому что он насмешливо заметил:
- У вас, сударь, ещё молоко на губах не обсохло, но я готов вам преподать урок вежливости.
В скорости он уступал мне больше, чем я ему в силе, так что это я могла преподать ему урок.
- Вы пьяны, господин грубиян, - холодно ответила я, - и пятнаете честь мундира так же, как уже испачкали сам мундир.
Я указала на свежее пятно, расползавшееся по оранжевому обшлагу его рукава. Мой укол возымел немедленное действие.
- Кто будет вашим секундантом? - Прорычал побагровевший корнет.
Я усмехнулась. Он недостаточно твёрдо стоял на ногах, чтобы браться за оружие. А я не хотела, чтобы потом кто-то обвинял меня в расправе над пьяным воякой.
- Я не принимаю пьяных вызовов, - твёрдо ответила я. - Вот если завтра не передумаете, присылайте своего секунданта в дом княгини Улитиной.
С этими словами я развернулась и пошла, уводя за собой "спасённую" томалэ. У выхода мы остановились.
- Благодарю вас, - прошептала танцовщица. - Вы спасли меня.
Девушка мило покраснела и опустила глаза, зная, что на мужчин её смущение действует безотказно.
- Право, красавица, не стоит благодарности, - улыбнулась я, мысленно браня себя. Мало того, что в первый же вечер я оказалась втянута в ссору, так мне ещё предстояло отделаться от назойливой девицы.
- Позвольте мне хотя бы станцевать для вас, - прошептала Роза.
- В другой раз, милая, - сказала я. - Я тороплюсь.
- Вам у нас не понравилось? - огорчение девушки было абсолютно искренним. Она привыкла к восхищённым взглядам и рукоплесканиям, и сама мысль, что кто-то может остаться равнодушным к её танцам, казалась ей до сегодняшнего дня невероятной.
- Отчего же, понравилось, - всё так же равнодушно ответила я, - но мне пора.
- Но погодите же, - огорчённо воскликнула девица. Казалось, она была готова на всё, чтобы задержать холодного красавца, которого я изображала.
- Ну, хотите, я вам погадаю! - воскликнула она, хватая меня за руку.
При этом браслеты, унизывавшие её руку, скатились к локтю, открывая взгляду многочисленные следы неглубоких порезов на запястье. Я перехватила её руку.
Случайно порезаться или поцарапаться может любой, но здесь о случайности речь не шла. Нет, кто-то здесь игрался с магией крови.
Девушка удивлённо посмотрела на меня.
- Я и сам тебе погадаю, - сказала я. - Впереди тебя ждут неприятности. Большие неприятности.
Сердцевина 2
Это только в романах герой всегда знает, что делать, и сразу хватается за шпагу или за пистолет. Героини тоже знают, что делать, и тотчас же падают в обморок, чтобы осложнить задачу герою.
А я, наткнувшись на следы магии крови, растерялась. Растерялась, не зная, что делать с этой девицей. Тащить её к инуктору и рассказывать, что у него под носом проводили ритуалы магии крови? Да он первый начнёт доказывать, что я ошиблась.
И тут над ухом у меня раздался вкрадчивый голос:
- Послушайте, господин хороший, у нас не принято так обращаться с девушками.
Я обернулась к говорившему и увидела томалэ, недавно печалившегося со сцены об ушедшей юности. Он опять сумел вывести меня из себя всего несколькими словами. Не принято у них держать девиц за руку! А требовать поцелуи принято? Но ладно поцелуи...
Не выпуская руки танцовщицы, я холодно посмотрела на него и спросила:
- А магией крови баловаться у вас принято?
- Какой такой магией, мой яхонтовый? - проворковала красавица, но, судя по брошенному на меня взгляду, о чёрной магии она знала не понаслышке.
Певец помрачнел.
- Это слишком серьёзное обвинение, господин хороший, - сказал он после короткой паузы.
С этим я не могла не согласиться. Магия крови была единственной магией, объявленной вне закона. За участие в её ритуалах, оДарённых, практиковавших её, преследовали беспощадно и наказывали вплоть до принудительного изъятия Дара, а их бездарных сообщников ждали каторга и смертная казнь. Я как-то слышала, что бездарные роптали на несправедливость подобного разделения. На самом же деле нет муки сильнее, чем в одно мгновение лишиться Дара. Это всё равно, что ослепнуть и оглохнуть одновременно.
В танцовщице не чувствовалось и тени Дара. Судя по многочисленным порезам, она была жертвой, чьим страхом и болью оДарённый приманивал души, выбравшиеся на Грань с Того света.
- Думаю, - сказала я певцу, - нам стоит поговорить об этом в другом месте. Здесь слишком много глаз и ушей.
Он кивнул, соглашаясь. Но в глазах девицы я увидела страх и смятение.
Придётся, как они говорят, позолотить ей ручку. Я мысленно перебрала амулеты, унизывавшие мои пальцы. Взгляд мой остановился на молочном-белом опале в тонкой золотой оправе. Его дала мне Варвара Степановна, моя бывшая наставница, к которой я заехала по дороге в Версаново.
- Что скажете? - спросила она, протягивая мне кольцо.
От вопроса веяло подвохом.
- Этому лунному камню, - сказала я, вглядываясь в нежный перламутровый туман опала, - подошло бы серебро.
Наставница кивнула.
- Не думаю, что это упущение ювелира, - продолжала я.
Я покрутила кольцо, провела пальцем по холодной гладкой поверхности камня, и, закрыв глаза, попыталась прочувствовать его ауру. Ощущение было такое, словно я пытаюсь ловить чёрную кошку в тёмной комнате: знаешь, что она тут, а настичь никак не можешь.
- Странное кольцо, - признала я, вспоминая всё, что знала об опалах. Из них часто делали обереги от чёрного колдовства, от ночных кошмаров и разного рода страхов. Для того же использовали солнечный металл - золото. - Похоже, что это - хранитель снов, но таких я ещё не видела.
- Хранитель, и не только снов, - подтвердила наставница. - И очень сильный. Я вчера наткнулась на него в лавке старьёвщика. Думаю, что он неслучайно пришёл ко мне как раз перед вашим приездом. Возьмите его.
- Помилуйте, Варвара Степановна! - рассмеялась я. - Неужели вы думаете, что я не справлюсь со своими кошмарами без оберега?
- Вы, сударыня, справитесь, - непреклонно ответила наставница. - Но это не значит, что это кольцо не пригодится. Возьмите!
Варвара Степановна оказалась права. Я сняла кольцо с опалом с пальца и протянула певцу.
- Если я ошибся, - сказала я, - перстень останется у вас в качестве компенсации. А если нет... Если нет, он ещё пригодится.
В домике томалэ, куда привёл меня певец, пряно пахло травами и тревогой. Тревога пряталась в хрупкой фигуре, согнувшейся над столом, в ярких амулетах из пёстрых перьев и разноцветных камешков, развешанных по стенам, в сучковатой клюке, прислонённой к широкой скамье. Тревогой чернел трефово-пиковый расклад карт, который изучала хозяйка. И одиноко краснел в нём бубновый король, обещавший кому-то помощь благородного человека.
Томалэ славились своим искусством гадания, но по-настоящему предвидеть будущее могли немногие. Остальные же ловко обманывали простофиль, щедро плативших за обещания непременной удачи и счастья в понимании клиента - богатого жениха или благополучного исхода опасного дела.
Но от склонившейся над картами старухи на меня повеяло настоящим Даром, пусть и несильным.
Когда мы вошли, она подняла голову и что-то сказала по-томальски. Мой спутник ответил на том же языке, указывая на танцовщицу, которую ему пришлось тащить сюда почти силой. Его ответ встревожил старуху ещё больше. Она с трудом встала, подошла ко мне и пристально посмотрела мне в глаза.
О способностях томалэ завораживать взглядом ходило много баек. Особенно охотно рассказывали их те, кто по собственному ротозейству расстался с деньгами. Настоящих знающих, способных заморочить, заворожить бездарного, было не больше, чем хороших гадалок. Судя по всему, хозяйка домика была не только гадалкой, но и знающей. И она не просто смотрела, а испытывала, пытаясь понять, стоит ли всерьёз воспринимать моё обвинение. Я встретила её взгляд спокойно и уверенно, заставив старуху отвести глаза.
- С недобрыми вестями пришёл ты, изумрудный мой, - пробормотала она.
- Посмотри, знающая, и скажи, что я ошибся, - сказала я, показывая старухе следы порезов на руке танцовщицы.
Девица попыталась изобразить себя жертвой оговора, но лгать знающей было бесполезно. Не помогли красавице и слёзы, которыми она попыталась разжалобить нас с певцом. Но со зрителями ей не повезло. Певец застыл в растерянности, не зная, что предпринять, а старуха лишь презрительно фыркнула.
- Даже плакать как следует не умеешь, - сказала она с усмешкой.
И я была с ней полностью согласна. Вся эта сцена попахивала фарсом, и не витай в этом домике предчувствие беды, можно было бы позабавиться. Но сейчас было не до забав.
Мне предстояло разобраться кто, когда и зачем проводил магические ритуалы в Версаново.
На первый вопрос точного ответа я так и не получила, поскольку танцовщица не знала своего соучастника, и не могла даже с точностью сказать, мужчина это был или женщина.
- Ты что, и в самом деле не смогла отличить мужчину от женщины? - ехидно спросила старуха.
Танцовщица вспыхнула.
- С ног до головы в плаще, да капюшон, да маска, - оскорблено сказала она. - Поди, разбери.
- Какая маска?
- Птичья... Клюв крючком, перья торчком.
Это уже что-то.
- А голос? - требовательно спросила старуха.
- Для мужчины - высокий, для женщины - низкий.
Похоже было, что неизвестный злоумышленник прибегал к помощи амулета, скорее всего, а исказителя звуков, причём слабенького. Но это всё мелочи. Куда интереснее оказалось упоминание о свечах. Среди ритуалов магии крови, как учили в Аспиднике, большинство проводились в темноте, разбавляемой только светом свечей, высота и цвет которых менялись от ритуала к ритуалу.
- А какие свечи он зажигал? - спросила я у танцовщицы.
- Никакие, - буркнула она.
- Как? Неужто не было ни одной свечки? - удивилась я.
- Нет, - ответила девица, но старуха тут же стукнула палкой по полу.
Через пару минут и три стука палкой мы выяснили, что для ритуала неизвестный использовал семь больших чёрных свечей. Потом танцовщица подтвердила, что у злоумышленника было два ножа - тонкий острый нож с белой костяной рукояткой и другой, с широким длинным лезвием, с деревянной рукояткой, выкрашенной в чёрный цвет. Другими словами, он использовал всё то, что следовало использовать для вызова мятежной души из-за Грани.
Чёрным ножом он что-то нарисовал на земле, потом белым порезал руку девицы и собрал её кровь в серебряный кубок, который осторожно поместил в центр рисунка.
- И что было дальше? Он зажёг свечи?
- Да, - ответила танцовщица.
- Он пробормотал что-то, и свечи, вспыхнув, погасли? - спросила я.
Угасшие свечи были признаком присутствия вызванного духа, и чем сильнее был дух, тем больше гасло свечей.
- Да, - упавшим голосом ответила девица.
- Сколько свечей погасло? Две? Три? - продолжала расспрашивать я.
- Все, - ответила танцовщица.
- Все? - ошеломлённо переспросила я. Погасить семь больших свечей обычному духу не под силу. Это мог сделать только тёмный Страж, вырванный с Грани, отделяющей Этот свет от Того.
Кто же из стражей попал в ловушку призыва? Зверь? Палач? Надо срочно слать вестника в Канцелярию. Готового у меня нет, но за час сделаю, к утру он доберётся до столицы. Пусть присылают Золотых Аспидов. И через два дня те будут здесь вместе с ревизорами из Канцелярии. Вот пусть и разбираются. А я - не Аспид, я - Уж, хоть и Золотой....
Через два слоя иллюзий несложно казаться спокойной, но сердце моё бешено стучало, когда я равнодушно произнесла:
- Потом свечи вспыхнули снова. Какого цвета были огни? Синего? Жёлтого?
Девица на мгновение заколебалась, раздумывая, солгать или нет, а потом неуверенно ответила:
- Кажись, зелёного.
- Не лги, - прервал её стук старухиной палки.
Танцовщица с ненавистью посмотрела на соплеменницу.
- Белого они были, белого!
Значит, Охотник. Значит, судьба была милостива, приведя сюда единственного из стражей, которого привлекает азарт погони, а не мучения добычи.
- Ты видела их не единожды? - я могла и не спрашивать. На запястье танцовщицы я различила два заживших Знака Боли и один свежий, обеспокоивший меня куда больше.
- А что худого в том, что я смотрела на огоньки? - нагло улыбаясь, ответила девица.
- Действительно, что худого в призыве тёмного Стража? - Спросила я, позволив улыбке скользнуть по лицу иллюзии.
- Какого такого тёмного стража, господин хороший? - попыталась удивиться танцовщица.
Но старуха сердито оборвала её:
- Хватит кривляться, Роза!
И добавила что-то по-томальски, отчего лицо красавицы исказила злобная гримаса.
Злится и боится. Но недостаточно, чтобы заговорить. Попробуем надавить посильнее.
- А ты знаешь, что полагается за пособничество чёрной магии?
Девица молчала, опустив голову.
- А ведь тебе было страшно. Больно и страшно, - продолжала я. - Но ты терпела. Ради чего?
Что тебе пообещали за участие?
Роза продолжала молчать.
- Деньги? Цацки? - начала перечислять я, внимательно следя за выражением лица танцовщицы. - Красоту, что не увянет до самой смерти?
- А что худого, если я до смерти останусь красивой? - с вызовом спросила танцовщица, поняв, что дальнейшее запирательство бессмысленно.
Как аккуратно неизвестный сформулировал своё обязательство! Мог и на крови поклясться, мысленно посмеиваясь над дурёхой. Усмехнулась и я самой обидной из усмешек Анатоля.
- А ты знаешь, когда умрёшь? - спросила я. - А то обидно, знаешь ли, приложить столько усилий ради того, чтобы умереть молодой.
И тут Роза поняла. Она упала на колени и завыла, вцепившись руками себе в волосы. Но я не нашла в себе и капли сочувствия к обманутой мерзавке, которая ради красоты и молодости готова была обречь на страшную смерть десятки, а то и сотни ни в чём неповинных людей. Ведь явись на призыв неизвестного не Охотник, а Зверь, Версаново обезлюдело бы раньше, чем нерадивый инуктор успел бы послать за подмогой. К тому же меня беспокоили свежие порезы на её запястье. И потому я продолжала, не обращая внимания на её вой:
- Весьма разумная предосторожность. Я бы тоже поторопился избавиться от свидетеля. И когда же с тобой собирались рассчитаться?
Девушка вздрогнула, как от удара, и дрожащими губами прошептала:
- После Яшки.
Эти два слова не сказали мне ничего, но певец побледнел, а старуха вцепилась скрюченными пальцами в волосы Розы, заставляя девушку поднять голову:
- Что ты сделала с моей девочкой, мерзавка?!
Отчаянье в глазах танцовщицы сменилось безумным блеском:
- Спит твоя Яшка на камне вызова. И никто уже ей не поможет, потому что наступает час Волка. И Дикий Охотник вот-вот придёт за ней!
Вот оно! Это то, что я подозревала, чего страшилась с того момента, как увидела свежий Знак Боли. Но Роза трижды ошиблась. Во-первых, она ошиблась со временем. Час Волка наступает после часа Быка, а последний только начался. Во-вторых, зря пугала она безысходностью. Не зря карты обещали Яшке помощь бубнового короля. И уж совсем напрасно танцовщица попыталась сбежать.
Я перехватила беглянку и бесцеремонно кинула её на лавку.
- Торопишься за расчётом? - спросила я. В эту глупую голову стоит вложить простую мысль о том, что только мы сейчас стоим между ней и чёрным магом, который собирается помочь ей умереть молодой. И смерть её быстрой и лёгкой не будет.
Времени на разговоры сейчас нет, но, думается, девице есть о чём рассказать. А в канцелярии Верховного Инуктора служат очень вдумчивые и внимательные слушатели, которым будет интересно узнать о ритуале призыва из первых уст.
Поэтому я склонилась к девице, съёжившейся от страха, и вкрадчиво прошептала:
- На твоём месте я не спешил бы.
Потом я, как учили в Аспиднике, коснулась точки на шее Розы, и та без единого звука провалилась в сон. Мне нечасто после окончания школы приходилось прибегать к навыку "тонких прикосновений", и я с благодарностью вспомнила Пелагею Дмитриевну, которая вбивала его в головы и пальцы будущих змеек. Глядя на неё, невозможно было представить, что эта пухленькая старушка для противника опаснее дюжины дюжих гвардейцев.
Я была не лучшей из учениц Пелагеи Дмитриевны, и будь у девицы хоть капля Дара, мне не удалось бы справиться с ней. Но дело было сделано. Оставалось сделать другое дело, более сложное и рискованное. И неважно, что Яшка - всего лишь томальская девчонка, а я - княгиня Улитина, Мастер иллюзий, Золотой Уж и прочая, и прочая. Важно, что я могла ей помочь.
- До утра хлопот с ней не будет, - сказала я, оборачиваясь к хозяйке, которую Радх бережно усадил на другую лавку. - А мы поедем за девочкой.
Надо отдать должное певцу. Когда я позвала его на смертельно опасную прогулку, он не дрогнул, но посмотрел на меня с надеждой и удивлением. Зато в глазах старой томалэ надежды не было.
- Она сказала правду, - прошептала старуха. - Час Охоты уже близко.
Близко, и всё же ещё не наступил. И Охотник любит сперва погонять добычу, наслаждаясь азартом погони. А сменить одну добычу на другую его заставлю я.
- Мы успеем, - ответила я. - Дай мне только какую-нибудь её вещь.
- Возьми, - сказала старуха, указывая на узкий кожаный браслет, лежавший на столике среди карт. - Он порвался сегодня утром.
Я взяла браслет и покрутила в руках, рассматривая ремешки с нанизанными на них разноцветными бусинами. Не просто браслет, а с любовью сделанный оберег, который девочка носила, не снимая. И не порвался он, его подрезали. Несложно догадаться, кто это сделал. Но сейчас важно другое. Через браслет можно дотянуться до девочки. Я попробовала сделать это, и вдруг почувствовала отклик. Светлые стражи, да девочка одарённая! Нет, такое сокровище я Охотнику не отдам. Мы не отдадим.
И, улыбнувшись старухе, я пообещала:
- Не печалься, мудрая. Яшка вернётся к тебе до рассвета.