Медвежий след 00
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Медвежий след 00 30.07.2012
СБОРЫ И ВСТРЕЧИ
Собираюсь провести отпуск на Псковщине с приятелем, с которым уже ходила в подобные походы. Приятель - водник-турист, шесть категорийных сплавов по рекам Средней Азии, ходит на лыжах до 100км в день, высокий, красивый и умный. Он конструктор, а я - программистка обыкновенной внешности, но тоже бывшая лыжница.
Он уже бродит по лесам под Великими Луками, а я только теперь могу к нему присоединиться на ст. Алексеево. В плацкартном купе напротив меня сидит болтливая блондинка со следами былой красоты, которая купила дом под Великими Луками. Её муж - авиационный механик.
Рассказывает, как добиралась однажды до своей дачи через ст. Дно, где была пересадка. Там пересаживалась толпа народу, один слегка подвыпивший мужчина с ведром клубничного варенья упал и весь вывозился в нём. Благодаря этому жуткому зрелищу место вокруг него расчистилось, и он благополучно вышел.
Посмеялись. Она задремала, а я стала вспоминать, как собиралась в этот поход. Маме, конечно, не сказала, что иду в поход вдвоём - она бы волновалась. Она бы ещё больше волновалась, если бы потом узнала, с какими приключениями мы там столкнёмся.
Игнат - так зовут приятеля, - вычитал в библиотеке турклуба про село Борок. Там жили древние славяне и даже современники мамонтов. Там должны быть орехи и клюква.
Игнат купил новый групповой тент. Приехал к моей станции метро проверять. Почему он не мог расстелить этот тент на газоне около своей станции метро - не знаю. Был жаркий августовский день. На свидание я надела белые брюки и белую футболку. По дороге к месту встречи у метро ко мне пристал какой-то юноша с предложением, правда, не руки и сердца. Но всё-таки приятно, что тебя ещё воспринимают как женщину.
Сначала мы пошли в парикмахерскую - там было, где сесть и разложить карты. Он показал мне карту похода и рассказал о нём. Я сидела в белом на фоне белого фойе с зеркалами. Не верилось, как всегда, что такой поход возможен. Чувствовала себя сумасшедшей самоубийцей. На нас с опаской посматривали парикмахерши - мы немало времени провели над картами.
Потом пошли в сквер у часовни. Он расстелил тент. Что-то в тенте не понравилось, и он собрался ехать на рынок его менять. К этому процессу он подключил и меня, и я тоже ездила на Черкизовский рынок по поводу этого тента, но и у меня что-то вышло не так, как надо. Игнат поехал снова и, наконец, приобрёл что нужно. Он зануда в хорошем смысле этого слова. Правда, иногда бывает и в плохом смысле.
Наконец, с тентом всё уладилось, с билетами на поезд тоже. Игнат уезжал и бормотал, что никогда не встречался с участниками походов на таком дальнем меридиане.
Мне надо было выходить из поезда в пять утра.
Кондуктор Виталий Иванович Сергеев, молодой и старательный, совсем не спал ночью - было много остановок. На ст. Ст. Торопа, вероятно, наш поезд покинули все привлекательные женщины - в кромешной тьме у станции скопилось сотни две легковушек, ожидающих драгоценный груз. В слове Торопа была скрытая нежность, в нем проявлялась русская душа, таинственная для себя самой.
Я не спала, хотя купе было чистым, и простыни тоже, и ничем не пахло. Третья женщина в нашем купе пыталась заигрывать с женатым Сергеевым, так как тоже была молода.
Из расписания на дверях я впервые узнала, что в Алексеево - станции, на которой мне выходить, поезд будет стоять одну минуту. Никакие самые лучшие простыни в мире не могли усыпить меня после этого. Тем более что однажды при подобной утренней высадке кондукторша проспала, и я ее будила. Сергеев про меня помнил. Мой вагон, номером 16-ый, шел прямо за тепловозом.
Сергеев вышел провожать. Я спросила, не поздно ли собралась записать благодарность ему, и он согласился с этим. Он обещал подать мне мою сумку, а я обещала заехать на Рижский вокзал и написать благодарность. Платформы не было, и я прыгала в кромешную тьму с нижней ступеньки.
Сергеев успокоил - пока я не выйду, машинист не тронет состав. Он подал мне сумку и переглянулся с улыбкой с машинистом. Я предупредила, что не пойду, пока поезд не уедет. Сергеев сообщил, что вокзал справа. Это было не лишним, так как когда поезд ушел, я не увидела ничего, кроме рельсов, темного леса вокруг и мокрой травы выше сапог. Хорошо, что я перед выходом одела сапоги.
Небо было в тучах, воздух сырой и холодный, дул ветерок, но дождя не было - он кончился, наверно, недавно.
Мимо меня громыхал бесконечный товарняк. Я была уверена, что Игнат меня не встречает. Даже не пыталась звать его. Когда товарняк прошел, я отправилась в указанном направлении. Рассветало. Слева появился небольшой домик станции со ступеньками и ухоженными клумбами слева и справа от лестницы. У клумб были мокрые скамейки. Пели петухи.
Я поднялась в домик, прошла сени и оказалась в натопленной удивительно чистой для станции комнате с черной круглой печкой в стене и мощными батареями, рассчитанными на продрогших пассажиров в любое время года. Три лавки были чисты. Но очень хотелось чистого воздуха и, громыхая сапогами, я пошла на улицу. Там сверкала трава, сияло чистое небо, и была тишина такая, что слышно было, как птицы шагают по веткам.
Подумалось, что если я не встречу Игната, то сниму койку в избе в соседней деревне и буду ходить за грибами. Не хотелось ничего делать, думать и предпринимать.
Может быть, сейчас из-за невероятно, по театральному живописных елок появится проспавший Игнат с обычным своим приветствием "Татья - на!", который имел ту же мелодику, что и призыв "Лопатин!" (это его лучший друг и спутник во многих походах).
Но время шло, и опасения мои подтверждались. Я проверила, так ли хороши живописные елки вблизи и чуть не опьянела от полузабытого смолистого духа. А еще чуть не провалилась в ручей - хорошо, что была в сапогах. Хотя вряд ли бы спасли сапоги - ручей, как выяснилось, был очень глубокий, хотя и узкий. Подумала, что мама сейчас на воскресной литургии молится обо мне.
Я слышала, как дежурная кокетничала по телефону. После этого очень важного в её судьбе разговора она высунулась и смущённо спросила, не проходил ли товарняк и когда. Я очень удивилась и ответила, что минут десять назад проходил. Еще я там прочла много газет.
Казалось, что за елками леса простираются на десятки километров. Повезло мне, что топот моих сапог был услышан дежурной по станции, и что я вернулась от елок к тому моменту, когда она вышла искать меня на улицу.
"Это вы Татьяна Новикова..."
"Некрасова"
"Вас запрашивают из Куньи. Ждите, к вам подъедут местным поездом".
Радости моей не было предела, и предложила написать дежурной благодарность за то, что она искала меня не только в домике, но и на крыльце. "Ну что вы! Любой бы это сделал!", - и сладко потянулась.
Солнце набирало силу, пели петухи и другие птицы, и дорога все-таки манила. Наконец показался пригородный поезд. Он состоял из трех вагонов, все пассажиры - почти родственники.
Игнат вышел сияющий, удивленный, заросший седой бородой, с ярко-синими глазами. Я помахала рукой и пожала руку. Он в Кунье хотел вчера вымыться и побриться, но в бане был женский день. Выяснилось, что мы оба были уверены, что не встретимся. Вот такие сложные у нас отношения, вот такая дистанция.
Приведу его рассказ о первой части отпуска. Сошел на станции перед Дебрино и пошел в Харин Бор. Оттуда - на оз. Верято. Там познакомился с автомобилистом, который всю жизнь отдыхает на этом озере. Загорали несколько дней. Ели грибы. Однажды ночью была буря и пришлось переставлять палатку, чтобы не снесло... Доехал до Алексеево, узнал, что от Куньи ходит автобус по тем местам, которые ему хотелось посмотреть.
Списал расписание. В Алексеево, оказывается, не так-то легко найти место для палатки. Ельник слишком густой, а за ним - мелкие кусты. Игнат приехал поздно ночью и ковырялся в темноте, ставя палатку. Утром доехал на автобусе до деревни Петухи. Расспросил дорогу у местных и поставил палатку в укромном месте.
Оттуда ходил в радиалки, не снимая лагеря. Разведал две дороги к селу Борок - на карте оно стояло на берегу оз. Двинское и по расчетам Игната там можно было бы побалдеть - там на карте просматривались гривы. Одна дорога была плохая, другая получше, но по обеим он до Борка не дошел. Приехал встречать меня и ночевал на станции с машинистами, которые собирались на тепловозе на рыбалку.
Утром Игнат не проспал, а как потом и не сразу выяснилось перегорел в ожидании. Поезд шел мимо него, стоящего у домика, так долго, что он думал, что тот вовсе не затормозит. Было темно. Игнат кричал и всматривался в темноту, но меня не увидел. А я не кричала и почти не двигалась, пока поезд не ушел, так как была уверена, что он меня не встретит. Да и расстояние между нами было в 16 вагонов! И что же он сделал... Вскочил сгоряча в поезд, который меня привёз, - "Я думал - хана", - признался он, опустив голову, - и уехал на нём в Кунью - там утром шёл автобус до Петухов.
Когда же он прибыл в Кунью, его вдруг осенило, что я все же могу оказаться в Алексеево, и он упросил дежурную позвонить. Звонил дважды. Узнал, что ожидаю, и приехал.
Взволнованные, мы сделали первые шаги нашего с ним нового отпускного похода по Старой Смоленской дороге, по которой отступал Наполеон. Вернее, сначала за железной дорогой это была насыпь старой ветки, а она привела нас к какой-то деревне, где мы переоделись на лавочке и преломили первую шоколадку "Осенний вальс", большой запас которых я привезла.
Солнце припекало - только бы загорать. Дошли до села Груздово. Там надо было ловить попутку или ждать автобуса до 17 час. Легковушки дачников были забиты. Телеги - наполнены сеном. Да и путь был неблизкий.
Напротив нашей остановки, через дорогу, было нечто вроде исторических развалин - величественные ступеньки, тронутые временем, вели никуда. Над ними росла столетняя сосна - мощная, с розовато-золотистым стволом. За ступеньками был давно стихийно возникший туалет и малинник. Игнат просил меня быть осторожнее - можно провалиться в колодец или порезаться.
Слева от этих многозначительных живописностей стоял сгоревший дом с полуобгоревшей елью. Мы валялись рядом с остановкой на штормовках, разглядывая маршрут будущего похода, обсуждая статью одного ихтиолога об озерах Псковщины и уничтожая овсяное печенье.
Наконец пришел автобус, и Игнат помог мне втащить мой рюкзак. В автобусе ехали тщательно одетые и причесанные старушки и немного старичков. Наверно, дачники. На стене у кабины водителя был черно- белый плакат, извещавший о том, что автобусная фирма не может обеспечивать бесплатный проезд льготников.
Ниже висел разноцветный плакат с круглой розовой физиономией какого-то дельца, призывавшего возродить Псковщину. На другой стене красовалась на плакате радуга, и призывалось проверить и укрепить свое здоровье в частной фирме, а также проверить здоровье подчиненных при формировании штата.
Пейзажи за окном сначала были обыкновенные, а потом промелькнули очень неплохие сосняки. Миновали несколько развалин молочных ферм, пересекли по мосту реку Жижицу и въехали в село Нежильское. Там вышли и пошли вдоль оз. Жижицкого до села Байково. Игнат пошел искать место для стоянки, а я осталась сидеть у полуразвалившейся фермы, любоваться серебряными дорожками на воде и солнцем, садящимся в тучи.
Иногда накрапывал дождь. На озере сидели рыбаки в лодках. Игнат вернулся, и мы прошли по деревне. Слив и яблок было полно, но они кому-то принадлежали. Игнат сдвинул какую-то оглоблю, мешающую выходу из деревни, миновали несколько картофельных делянок и снова подошли к воде. Место нашей стоянки он решил перенести еще подальше к устью ручья, и был прав - на следующее утро там, где мы должны были ночевать, какой-то старик косил траву.
Поля были все в люпине - и цветущем, и созревшем. Мы встали на круглой поляне, украшенной огромными елями и ярко-красной рябиной, у воды, со всех сторон закрытой - с воды камышом, с земли - деревьями. Игнат жаловался, что его замучили дожди - только несколько солнечных дней было на Верято.
Легли вовремя. Спала хорошо, но переживала за утку с утятами - стреляли охотники в устье ручья, пищали утята и время от времени возвращалась утка и успокаивала их. А ведь охота ещё не была объявлена.
ДОЯРКА И ПОДЛОДКА
Проснулись поздно. Погода облачная, но теплая. Дождя нет. Сверили компасы. Сходила в деревню за картошкой и сливами. На том берегу озера - турбаза. Построил один "буржуй" - как говорит Игнат. Это подняло цены. Купила картошку - чуть дешевле московской - и сливы, хозяйка дачи из Великих Лук предлагала коноплю и подарила редьку. И эта старушка, и её внук употребляли коноплю, и это уже сказалось на их внешности. Конопля открыто росла в каждом дворе. А рыбы у них не было - прошлась по многим дворам и не нашла.
Устроили дневку - санитарный день. Стирали и мылись. Выплеснула теплую воду на муравейник - не заметила, думала, это Игнат вырыл землю для ямки, куда он кладет полиэтилен и наливает из котла горячую воду. Было жалко муравьев.
Когда мылась, выглянуло солнце. Халву в красивой упаковке, которую я привезла, уговорили за два дня. Коробку повесила на куст. Ночью высыпали звезды, выпала роса.
Я жутко натерла ноги в кедах без стелек, и Игнат лечил меня мазью из чистотела, которую сделал сам. У сосновой опушки, где кончались поля вокруг села, сели отдохнуть. Нас прибежал обнюхивать дружелюбный пес, хозяин которого был неподалеку. Шли полями, любуясь справа озером Жижицким и фотографировали его.
Мимо прошла старая дачница из подмосковного Раменского, сообщила, что грибы далеко, и мы не дойдем. В ушах и на пальцах у неё горел янтарь, на морщинистой шее сверкала золотая цепочка. Спросила, не боится ли гулять по лесам в таких украшениях. Она ответила, что здесь разбойников нет.
В каком-то из сел - Спичино, Ворошиловка (прежняя Вшивка), Сосновка - нас облаяла дурочка - сеттер в ответ на мою улыбку и повилял хвостом умный пес - лайка. Игнат там сходил в сельпо и купил пирожные. Ещё предложил орехов, которые собирал до моего приезда. В Подозерье новые русские строили особняки. Вдоль дороги встречались грибы, земляника и цветы земляники, немного черники. Был конец августа.
Одно место напоминало Рижское взморье. Игнат назвал его дюнами. Живописные сосны, чистый песок, синее небо и синяя вода. Нам надо было спешить, чтобы не опоздать на автобус. Прошли Подозерье и Узмень. В одном месте видели заброшенный дачный участок. Мне всегда жалко хозяев таких участков.
Нам обещали, что через протоку перевезет Алексей. Мы сели среди перегруженных сливами и яблоками деревьев и перекусывали крекерами, когда нам сказали, что надо бежать к Алексею, а то он сейчас уйдет. Мы и побежали. Он перевез нас бесплатно. Это не заняло и пяти минут.
Игнат успокоил, что теперь можно не торопиться, искупаться и позагорать. Вода была холодная, но Игнат плавал. Я окунулась. Солнце грело хорошо, позагорали. Рядом какая-то компания оставила полностью накрытый стол, и к нему никто не прикасался. Прошел мужчина в ослепительно белой отутюженной рубашке. Уточнил расписание автобуса. Было ощущение всенародного праздника, а всего-то была хорошая погода.
Отправились потихоньку по довольно оживленной дороге среди сосен одна другой великолепнее. Пришли на остановку заранее. Ехали до Петухов. Игнат показал поворот на Шелепы, где он с другом отдыхал в прошлом году. Проезжали красивыми местами. Вечерело. За развалинами фермы начиналась деревня Петухи.
Игнат ушел в разведку, а я кормила печеньем собачку Умку, и ее хозяйка обсуждала со мной гибель подводной лодки "Курск" и одиночество и скуку зимней деревни. Ей было лет сорок, но бури девяностых оставили на ней глубокие следы. Она выглядела так, словно её любимых коровушек - она раньше работала дояркой, - зарезали только вчера и прямо у неё на глазах. Речь её была грамотной и яркой - наверно, у неё в школе были пятёрки по русскому языку и литературе. Мне показалось или я клевещу, что она была слегка под мухой?
Доярка рассказала про однорукого бобыля из деревни Зубари, которого определили в дом престарелых, где хорошо кормят. Говорили о нищете пенсионеров и сокращении жизни населения. Путин поздравил ее отца с Днём Победы.
Женщина продолжала: "Я прожила здесь всю жизнь. У меня уже внуки". Она не была похожа на бабушку. Подарила кабачок. Игнат был против, но разрешил нести мне. Я сообщила доярке: "У нас ещё утюга нет". Она оценила юмор.
Первый привал был в специально оборудованном для отдыха месте, на лавочке в беседке. Ели комары. Кабачок была размером с арбуз, а бросить жалко. Шли долго.
Наконец Игнат сказал: "Осторожно сделай с дороги широкий шаг влево. Сейчас повернем к стоянке". Открылась заросшая по краям папоротником просека. По краям - березы и ели. Здесь у него был лагерь, который он оставлял, когда ходил в радиалки. А в его отсутствие тут побывали лесорубы - валили лес. Но место для палатки осталось не тронутым, а прямо рядом с палаткой, которую поставил Игнат, вырос белый гриб.
Игнат категорически отказался от кабачка, не хотел его варить и я ела его и сырым - голодная была. Ужин был традиционен. Игнат далеко ходил за водой в луже. Легли затемно. В продолжении просеки была поляна - далеко от реки, интересно? Ведь мы шли к Западной Двине.
Встали поздно. Сварила часть кабачка, подаренного дояркой. Пили кофе. Утром пришлось остатки кабачка забросить подальше в малинник, чтобы никто не нашел.
По дороге встретился улыбчивый худой мужчина. Он купил тут где-то избу. Советовал и нам. Он нес целый рюкзак орехов и подарил мне две полные пригоршни. Удивился, что мы не собираем. Игнат потом объяснил, что большая морока, надо сушить на печке и для сушки освобождать от плодоножки, а для созревания не освобождать, а выжидать. Он предпочитает покупать очищенные грецкие.
Издали услышали звук пилы. На дороге стоял джип с начальством. Игнат предложил мне попросить подбросить нас. Там сидело трое интеллигентного вида мужчин - мои ровесники. "Кстати, там тоже надо посмотреть лес". Игнат рассказал им о том, что разведал. Они удивились, как он, москвич, так хорошо знает их лес. Ругали Ельцина. Я советовала им поучиться у властей Шатуры в реализации древесины. Доехали до какого-то ветхого сооружения через Двинку - его вряд ли можно было бы назвать мостом.
Игнат вошел в Двинку первым под нашими взглядами, у начальства, наверно, завистливыми, и наступил на плавучий пень. Пень плавал только одним концом, а другим был закреплён. Этот пень сделали плавучим бобры - Игнат потом объяснил как, но я не вдавалась в подробности. Он провалился в воду. Выбрался, помог перейти мне.
ТРАВМА И СТРЕССЫ
Мы прощально махнули людям в машине. Я удивилась, что Игнат не подходит ко мне помочь поднять рюкзак. Он сидел на бревне бледно - желтый. Сказал, что когда провалился, ударился о бревно желчным пузырем и низом живота. Я присела перед ним на корточки и чуть не плакала от сочувствия. Предложила ему отойти и проверить, как действует мочевой пузырь. Он сказал, что в моче кровь. Я испугалась и предложила вернуться в Москву. Он возразил, что все врачи - коновалы, и на природе он поправится быстрее.
Тут я совсем испугалась и предложила бежать на делянку с лесорубами за помощью, ехать в больницу. Он вспомнил, что у них во время одного сплава парень вот так ушибся и просто отлежался несколько дней. Объяснил, что по этому мосту ходил два раза, а тут была эйфория - я приехала, машина подбросила, и он расслабился. У него даже заболела голова.
Я изъявила готовность потихоньку делать лагерь, чтобы он мог лечь. Перетащила рюкзаки - его - в два захода, - в красивое место на горке в ельнике, но Игнат, отсидевшись немного, пошел посмотреть и сказал, что сожрут комары. Я за предыдущие ночи еще не ощутила их мощи и хвасталась неуязвимостью. Так что он прошел чуть дальше по великолепной песчаной дороге, по которой раньше в д. Дубровка ездили на грузовиках, и показал мне место для лагеря, действительно уютное, пронизанное светом, где ветер сдувал комаров - в том году их был двойной урожай.
Это были хвойные посадки среди разноцветных мхов - от серого и фисташкового до бирюзового и голубого, и на этих мхах и на дороге - между колеями - росли грибы.
Сначала я ходила за ними - вернее, собирали по пути, а потом просто протягивала руку от стола и срывала грибы, чтобы почистить и бросить в котелок. Я достала палатку и тент и как могла их установила, чувствуя себя обезьяной за пультом управления космической ракетой - так тонко были продуманы все мелочи, чтобы в палатке было хорошо.
И действительно, в ней всегда, в любую погоду было уютно. Я не все поняла в этих узелочках и Игнат, обнимаемый моими трепетными руками, стиснув зубы от боли, дотащился до палатки и велел ее немного переставить, а кое-что сделал сам.
Какое-то время он отлеживался в палатке. Место это было выбрано идеально - здесь уже ставили палатки несколько раз - прямо на нашем месте и чуть поодаль прямо на дороге, и на дороге были какие-то не совсем понятные борозды - они были выкопаны не для воды, как я предположила, так как не замыкались. Перед палаткой Игнат выдрал куст мха - он мешал при входе. Сначала он миндальничал, зная, что я против уничтожения любого растения, но потом оценив свое страдающее положение, все-таки вырвал.
За нашим лагерем уходила вправо от дороги дорога поменьше, но тоже для машин. Игнат не соблазнился ее раньше разведать, а мне казалось, что она может вывести напрямую к "плохой большой дороге", которую наполовину прошел Игнат до моего приезда. Он сказал, что это тупиковая дорога, на вырубку, скорее всего.
День был жаркий, солнечный, но загорать было невозможно - комары и слепни. Они гудели у нас под потолком тента и при входе в палатку - приходилось влетать пулей. Он лежал, а я сидела в палатке и мы рассматривали карту похода. Потом перекусили крекерами, и он заснул, а я читала.
За водой можно было дойти до ручейка метрах в 30 от стоянки и параллельного речонке. И через речонку, и через ручей мосты предназначались для машин и были разрушены. И речонка, и ручей текли в Западную Двину. В ручье было много пены. Думала, что после моей стирки, сняла мыло с травы на берегах, а пена опять набежала из глубины леса. Перед ужином сходила за водой, а Игнат - за дровами. Я набрала ветвей на растопку.
Решили сидеть на этом месте, пока Игнату не станет лучше. У меня была натерта пятка. Но я сходила в заброшенную деревню Дубровка на берегу Западной Двины, так как мне показалось, что Игнат хочет побыть один.
И еще я надеялась на белые грибы, ежевику, малину, землянику, бруснику, сливы и яблоки. Белые грибы были, но с некоторой червивостью - с тех пор, как я приехала, практически не было дождей. Было много подосиновиков, подберезовиков и маслят. Брусники и черники не было, хотя по дороге в Дубровку справа открывался волшебной красоты хвойный бор. Слева шли вырубки и мелколесье. На этом фоне бор был особенно хорош, а под ним был сплошной черничник. Дальше дорога заболачивалась, спускалась в низину, лужи становились все больше, так что о кедах можно было остаток похода только вспоминать.
НА ЛОДКЕ ПО ЗАПАДНОЙ ДВИНЕ
Дубков молодых по обеим сторонам было много, но они мешали друг другу, были мелкими и слабенькими. За одной из самых крупных луж дорога раздваивалась и левая должна была вывести меня к деревне. Она утопала в крапиве, пересекаемой тропинками, на которых под ногами ничего не было видно. Дубровка была на поле, и я боялась потерять место, на котором я сошла с тропы.
Вообще я пришла в заброшенную деревню одна в первый раз в жизни, и все время казалось, что кто-нибудь выйдет из оставшихся домов или сарая. На домах были антенны, раньше было электричество. Большинство окон было заколочено. В саду на хилом деревце висело пять слив, рядом на другом - яблоко. Еще одна слива была облюбована осами. За яблоней был остов колодца.
Солнце приготовилось к закату, и я побоялась дойти до края поля, с которого должен быть, судя по карте, красивый вид на Западную Двину. Там были крупные старые сосны, эффектно освещенные косыми лучами. Дорогу я нашла. На дороге увидела то, чего не заметила раньше, а может, его и не было, когда я шла к Дубровке - медвежьего следа.
Он был чётким... Что я испытала при виде его? Медвежий след увидела в первый раз в жизни. Конечно, испугалась. Но почему-то и обрадовалась.
"Не то что я чертям был рад,
Но так, хотелось видеть их"
Н.А. Некрасов
Вспомнила, что дочь моей сотрудницы, работая геологом в Архангельской области, ходила одна по лесной дороге с жестянкой, куда были насыпаны гвозди, и гремела ими, чтобы медведь не выходил на дорогу. Они так все ходили на работу и обратно в лагерь.
Жестянки не было, и я стала громко петь песни. Померещилось, или правда в какой-то момент кусты слева от дороги слегка шевельнулись и что-то промелькнуло за ними? Не могу утверждать наверняка.
Вернулась в лагерь засветло. В ручье умылась и услышала крики Игната - он уже начал волноваться, не свалилась ли я в колодец. Рассказала про медвежий след.
"Вполне возможно", - спокойно ответил Игнат.
Ужинали белыми грибами.
Наутро Игнат настоятельно советовал мне прогуляться за сливами в деревню Зубари недалеко от нашего лагеря. После того, как он рассказал про разрушенные колодцы в крапиве, я побоялась туда идти. Медведь почему-то пугал меня меньше. И Дубровка, и Зубари - на границе с Тверской областью, на берегу реки Западная Двина. Игнат сообщил, что живописные сосны в Дубровке - на нашем берегу. Я могла к ним подойти. Там должен быть красивый вид. Там Западная Двина уже приняла в себя после деревни Устье Жижицу, Торопу и Медведицу.
Среди дня пошёл дождь. Сначала с перерывами, с грозой, а потом непрерывно. В грозу Игнат сходил в Зубари за сливой и топинамбуром, который оказался золотым шаром. Нашёл много белых. Принёс
целую сумку слив.
Спали днем и ночью - дождь продолжался и ночью. Ноги еще потерты, а в кедах идти нельзя. Игнат снова помазал мне водяной мозоль мазью, которую дома сделал из чистотела. Мы смеялись, что он разглядывает мои пятки как крестьянин копыта лошади перед дорогой.
Наступило первое сентября. Большой день для нас с мамой - она учительница в школе и я всегда поздравляю её с этим праздником букетом цветов. Стараюсь быть дома в этот день. Но всё-таки мне нравится поход и уют лагеря. Жаль, что я сама не разжигаю костров и не заготавливаю дрова. За водой хожу.
Было так здорово на стоянке среди грибов и ягод, что никуда идти не хотелось. Дождь кончился, и в палатке было жарко. Слив у нас было сколько угодно, и идти за ними в неизвестный Борок было ненужно, по-моему. Плыли высоченные кучевые облака по ярко-синему небу, ослепительно белые поверху, и погромыхивало.
Ночью показалось, что кто-то быстро едет на машине по дороге. Потом поняла, что это моторка, и осознала, как близко дорога подходит к реке. Ночью проснулись как от артиллерийской канонады. Сначала в одном месте были сплошные сполохи, потом они расползлись по всему окоему, потом ушли на юг. Громыхало и сияло всю ночь.
Игнат дал выспаться, но костра не разводили. Он вообще не ел, а я - в спешке, под нетерпеливым взглядом Игната. От Дубровки сначала дорога была хорошая. Наезженная почему-то, песчаная. На взгорке стоял дом с поллитровкой в окне. Около него кто-то врыл в песок большой камень и нарисовал на песке загадочные фигуры. Дом стоял отдельно, сени уже пошли на дрова, но в остальном он выглядел уютно, и даже болталась электропроводка и антенна. У дома были кусты сирени и невероятной красоты огромная ель. Игнат назвал это место райским. Там должно было сдувать комаров. Лес далеко отступал от дома, и не было следов других домов.
Мы пошли дальше по следам трактора по дремучему лесу, и дошли до большой ямы от фундамента, нескольких поваленных столбов с прозрачными изоляторами и мощных бронзовых зарослей папоротника по краям поляны. Игнат искал продолжения гусеничного следа и не находил. Зато нашел разворошенное медведем осиное гнездо в земле.
Прошли чуть дальше по дороге и чуть выше на взгорок. Солнечный березняк, хорошая нахоженная дорога, но гусеничных следов нет. Отправились дальше. Одно время - даже липовой аллеей. За ней слева - невероятной мощи крапива подсказывала об еще одном бывшем доме. Уверенный поворот уже не дороги, а тропы к мосточку среди малинника (несколько ягодок) - и тропа почти исчезает, слегка угадывается.
Игнат меня послушал и пошел по угадываемой тропе. Я была в восторге от приключения, но Игнат его поумерил. Иногда, особенно в низинах, на тропе растительности было больше, чем по краям. Приходилось обходить, и тогда она терялась совсем.
К Западной Двине, пересекая тропу, текли многочисленные ручьи. Через один из них был проложен мост из толстенных бревен, который в былые времена точно выдерживал груженую телегу. Теперь на него было опасно встать, зато бревна его были мягки на ощупь от ярко-изумрудного мха. За каждым оврагом поднимался холм, где тоже непросто было разглядеть дорогу. В какие-то моменты казалось, что мы ее больше не найдем. Потом снова - тропа, на бревнышке - подстеленный полиэтиленовый пакетик, яичная скорлупа - недавно завтракал грибник.
Направо открывалось солнечное пространство мелколесья, и мне показалось, что туда должно вести ответвление с тропы. Но Игнат меня уже не слушал и правильно делал. Потому что через десять метров на нашем пути грозным предупреждением прямо между двумя колесными колеями вознеслась столетняя ель. Меня не надо было дальше убеждать, что помочь нам могут только следы трактора. Иногда раздавался звук мотора, но это были не моторки на реке, а рейсовые самолёты вдали от аэропорта - они летели на большой высоте.
Еще пару раз теряя тропу, мы вернулись на березовую поляну. Игнат пошел в разведку, даже отказавшись от крекеров. Погода была прекрасная, высокие березы тихо шумели, сверкая где зелеными, а где и золотыми листьями. Чтобы не испугать медведя внезапной встречей, я пела и время от времени звала Игната. Но он ушел далеко. Я даже не знала, где река. Потом на всякий случай положила под язык валидол. Потом съела пачку крекеров. Писать дневник и читать мешали комары, но помолиться я помолилась. Недалеко от меня росли подосиновики, но не хотелось их собирать. Еще рядом были не то четыре грядки, не то четыре могилы без крестов, старые. Может, клумбы, но вряд ли.
Пришел Игнат, сообщил, что, судя по следам, трактор развернулся и уехал. Куда уехал - непонятно, словно улетел на вертолёте. Добавил, что недооценил сложность маршрута. В такие сложные походы вдвоём не ходят.
Вернулись в Дубровку усталые. На мне был шерстяной тренировочный, в нём было жарко. В Райском месте встретили дачников, купивших избы в деревне Устье в 1956 г. Они здесь видели северное сияние и морошку. Я сидела на рюкзаке и вытирала платком распухшую покусанную физиономию с глазами-щелочками. Один из дачников предложил репеллент.
Дороги, обозначенные на карте, оказывается, ведут теперь на клюквенники. Деревни начали разоряться в 30-ые годы. Собственно дачниками были двое, а третий - довольно молодой алкоголик, единственный житель деревни Устье - несколько лет назад у него кто-то умер в семье и он живет один, но дачники даже зимой приезжают почти каждую неделю из Москвы. Пьяница был улыбчив. Комары - из-за наводнения. Дачники сказали, что набрали много орехов. Они сели в моторку и поплыли в Устье.
Игнат сходил к разведанному роднику и принес бесцветной воды, от которой мы порядком отвыкли - кипятили болотную. "Варились" на берегу реки - готовили ужин. Грибы не надоедали - уж больно хороши! Но всё сваренное съесть не удалось, и часть я оставила на завтрак. А комаров всё-таки и на берегу было много.
Закат был театрально-рыжим, в косых лучах солнца висели разной степени свинцовости тучи, окаймлённые золотой и пурпурной бахромой. Всё это отражалось в реке как декорация предстоящей драмы. Берег, на котором мы сидели, был высоким, но река была закрыта деревьями, так что для фотографирования пришлось спуститься к воде.
Огромная ель у дома, выбранного нами для ночлега, состояла из пяти отдельных деревьев. Она тоже была ярко подсвечена. И стёкла в окнах горели так, словно там был зажжена люстра с красным абажуром.
Начали перетаскивать все в дом. Я пошла первой - донимали комары. Зажгла свечку, оставленную кем-то до нас. Наверно, Игнату было уютно видеть огонь в окне. И кому-нибудь на противоположном берегу тоже. Я использовала миску как отражатель, направив свет от свечи в окно - миска была новая, из нержавейки.
Всегда думалось - а была ли в избе икона ... Крестились ли люди на нее, когда входили в дом... И если ее здесь нет, лучше или хуже от этого домовому... Если закрыть глаза или просто потушить свечу, домовой представлялся брошенной в одиноком доме собакой с грустными глазами. Не то что запертой - она могла пропитаться и как-то согреться, но оставленной без человеческого тепла. Вот такой винегрет в голове, но это же в шутку.
Разложили на подметенном мною полу в доме полиэтилен Игната. Он плакался, что забыл на предыдущей стоянке колышки. Я брезговала всем - и столом, и лавкой - здесь же ночевали пьяницы! Ну, не совсем пьяницы - рыболовы и охотники.
Задула свечу (до этого с помощью двух мисок как отражателей светила Игнату, пока он укладывался). Игнат предположил, что я вижу в темноте, потому что я двигалась уверенно. На самом деле неожиданно даже для себя я выяснила, что помню, где каждая вещь в избе. Я и сейчас это помню.
Когда улеглись, население дома дало о себе знать. Игнату повезло, что я не боюсь мышей и даже симпатизирую им. Полчищами где-то за обоями устремились они вниз - не знаю зачем - утром ничего погрызено не было. Шум был как от падения небольшого дерева с густой кроной, с лавинообразным нарастанием звука. Одна мышь высунулась в нашем изголовье и убралась обратно в норку.
Мне показалось, что они чавкали недоеденными мною варёными белыми грибами? Подумалось, что не надо утром их доедать, не забыть бы...
Потом домовому вздумалось пожаловаться нам на все свои злоключения, тем более что погода была подходящая, налетел сильный ветер, ливень бил в окна. Домовой громыхал оторвавшимся листом железа на крыше, а Игнату казалось, что кто-то стучится в дверь. Я не сделала попыток открыть ее - страшновато было, да и заперта она не была. Ливень громыхал часа два, потом заснули. Люблю спать в дождь в доме с крышей.
Утром ломала голову, еще лежа - есть ли грибной суп, вдруг его пробовали мыши. В дверь постучали. Я внутренне испугалась - ну все... и веселым голосом предложила войти. Сама залезла с головой в спальник - не причесана была.
Игнат разговаривал. Дачники из Устья посоветовали встречному туристу на лодке захватить нас собой - вдруг дадим на бутылку. Договорились, но тот ждал, когда вылезу - любопытно было посмотреть. Даже ушел, а потом вернулся, и видел меня в ночном одеянии - коричневых леггинсах и белой майке.
Встречный турист - он был знакомым дачников, потому что проплывал тут не один раз, а каждое лето, - был личностью незаурядной. Даже не знаю, на что раньше обратила внимание - что у него нет ног ниже колен или что глаза его искрятся добротой, умом и весёлостью. Он был в замызганном свитере серо-коричневого цвета, джинсах и бейсболке.
Мы не спросили, а он не сказал - он ли стучал к нам ночью в бурю? Вполне может быть. Как отнестись к человеку, который в грозу стучал, но не открыл дверь дома, в котором он до этого неоднократно ночевал и знал, что дверь не закрывается? Он не открыл, потому что ему не отворили.
Пока он рассказывал о себе - попал под поезд, переходя пути, а туристом уже был и хотел остаться. Начал пить. Жена развелась с ним и уехала с дочерью в Ригу. Там их дочь получила прекрасное образование и превратилась из девочки в красивую девушку. Дочь любит его и каждое лето он плывёт по реке Торопе, а потом по Западной Двине в Ригу, чтобы повидать её. Жена тоже рада его видеть. Они познакомились и поженились, когда она была студенткой в Торопце.
Как же он плывёт без ног? Как доставляет лодку к реке? Это тоже целая история. Когда произошло несчастье, он писал чиновникам и просил, чтобы его переселили в дом на берегу реки - он живёт в Торопце. Ему ответили, что надо приехать в приёмную в Москву. Он приехал. Жаловался нам, что инвалиду в Москве трудно найти бесплатный туалет.