canis@dvn.scn.ru

Урод и рыцарь

(кансона о неразделенной любви со счастливым концом)

- А ты что сделал из любви к девушке?

- Я отказался от нее.

Евгений Шварц. Обыкновенное чудо.

- И все-таки я не понимаю, почему ты отказываешься от принадлежащего тебе по праву?

Благородный лесс [1] Авам Ижульский отхлебнул из бокала и вопросительно уставился на собеседника.

Тот последовал примеру, дернув кривым плечом:

- Праву? - Бровь, рассеченная грубым шрамом, попыталась не менее вопросительно взметнуться. Единственный глаз холодно и неприятно прищурился.

Авам вздохнул:

- Молчу, молчу. И все-таки, пусть почти тридцать лет назад он совершил ошибку. Но нашел силы в ней признаться и исправить. Насколько возможно. А ты...

- Ави, это не обсуждается.

Голос был тих и тверд. Ижуль скорчил недовольную физиономию.

- Хорошо, поговорим о другом. Ты не хочешь признавать его своим отцом, - дело твое, - он закинул руки за склоненную голову [2], будто сдаваясь, - Но я не понимаю и того, почему мой лесс...

- Твой лесс погиб у брода на реке... с таким смешным названием...

- Кочечум.

- Вот именно, Кочечум. И сейчас вы, лесс Ижуль, наняты эстом Тегульдетом для охраны состояния и персоны упомянутого эста. Поскольку очевидно, что самостоятельно защищаться оный эст не в силах.

- Ага, как же, - фыркнул Авам, - а кто меня уделал на мечах не далее как утром?

Тегульдет вновь дернул плечом:

- Только не кричи об этом на перекрестках. Впрочем, можешь кричать, - все равно никто не поверит. Урод не может победить прекрасного рыцаря.

- Кэли...

Но тот будто не замечал:

- Вот еще растолстею, и буду вполне соответствовать своему положению: хромой, кривой, горбатый, на один бок скрюченный толстый ростовщик.

- Кэл!

- Ладно, оставим. Давай о делах. Ты выяснил, кому принадлежит побережье?

- Выяснил. Но толку с этого тебе никакого. Разве что...

- Что?

- Возжелаешь жениться.

- ???

- Приглянувшийся тебе участок принадлежит барону Шагонару. Но он не продается.

- Кто? Барон или участок? Впрочем, барон как раз продается, его долговыми расписками можно ползимы камин топить. И на нем надо жениться? Боюсь, неправильно поймут.

- Жениться надо на его дочери. Побережье - ее наследство, доставшееся от матери. Причем условия наследования те еще. Тесть Шагонара сыновей не имел, браком дочери был, мягко говоря, не очень доволен. Но поскольку готовился отойти в мир иной и помешать сему союзу не мог, составил довольно любопытное завещание. Наследовать должен был его внук, а если такового не случиться, а случится внучка, - муж оной. При условии заключения брака до достижения возраста в двадцать два года [3]. В противном случае имущество поступает в распоряжение одной из монашеских общин [4] без права продажи.

- Да уж. И сколько сейчас этой внучке?

- Будешь смеяться, - двадцать один. Ее земли, - единственное кроме родового замка, что барон еще не продал. Потому как не может. Кстати, к землям полагается титул.

- К-к-хм. И какой?

- Маркиз. Как говорится, от судьбы не уйдешь.

- А почему сия девица до сих пор сидит в девицах? Неужели такая страшная? Навроде меня?

- Кэли, не заводись снова, - Авам поморщился, - Насколько я знаю, руки-ноги-глаза у нее на месте. А причина проста, - бесприданница. Побережье особенного дохода не приносит. Вешать же на шею ее папашу, - сам понимаешь, охотников мало.

- Дочь моя! Дочь моя! До-о-оченька!

- Да, папа?

- Радуйся, доченька, я нашел тебе жениха!

- И кто он?

- Скоро увидишь, - барон подмигнул дочери с видом доброго папеньки, приготовившего любимому чаду восхитительный сюрприз.

- Благородный лесс Авам Ижульский просит у барона Шагонара руки его дочери Эконды...

Конди затаила дыхание, спрятавшись за резным столбиком деревянной галереи. На такую удачу она и не рассчитывала. Перед отцом, как предписано традициями, склонил голову молодой рыцарь. Светлые кудри, веселые голубые глаза, бархатный плащ, золотая гривна. Молод, красив и... не беден, судя по всему. Она согласна!

Но что это?

- ... для достопочтенного эста Алдакэла Тегульдета.

- Нет!

Крик ударился о закопченные стены ветхого замка и упал к поднявшим головы барону и его гостю.

Свадьба была грандиозная. Невеста поражала красотой. Столы ломились от яств. Только жених смотрелся на общем блестящем фоне неуместно. Как старый потрепанный ворон среди лебедей. Единственный глаз равнодушно взирал на суету гостей и слуг и ни разу не посмотрел в сторону красавицы-невесты. Нет, уже жены, - достопочтенной эстойи Эконды Тегульдет. Да и она не дарила нареченного особым вниманием. По правде говоря, все силы Конди уходили на то, чтобы не завизжать подобно горбатому поросенку с баронской свинарни и не начать метаться по залу в поисках выхода. Все одно, - выхода не было. Невеста сидела прямо, закусив губу, и против воли вспоминала ненароком услышанный кусочек разговора накануне свадьбы. Говорил ее жених, а отец... отец слушал и только согласно помыкивал:

- Ваша дочь становиться моей женой и получает содержание, приличествующее ее положению. Участок побережья переходит в мою собственность в соответствии с волей завещателя. Ваш замок будет приведен в пригодное для жилья состояние, его содержание я так же беру на себя. Там Вы и останетесь, получая ежемесячную сумму на карманные расходы. И учтите, если умудритесь промотать деньги раньше срока, или наделать новых долгов, - оплачивать их я не намерен. Вы хотите о чем-то спросить?

- Расписки... э-э-э... когда...

- На следующее утро после свадьбы.

Неудивительно, что поздравительные речи гостей звучали для нее как молоток аукционера: "Продано. Продано. Продано"

- Сударыня?

Голос новоиспеченного мужа гулко раскатился в просторной опочивальне. Эконда ждала его, стоя в самом центре роскошного ковра, застилающего мраморный пол. Судорожно сжатые кулаки скомкали нежную ткань ночной рубашки, но спина гордо выпрямлена, в глазах лед.

- Вы пришли исполнить свой долг, сударь? - чудом удалось удержать истерику.

Неожиданно лицо Алдакэла перекосилось. Изуродованная губа дернулась, закрытое веко чуть приподнялось. Девушка не сдержалась и попятилась.

- Успокойтесь, я не насилую девственниц. - В голосе явная насмешка.

"Это была улыбка?! Бр-р..."

- Успокойтесь, сударыня, - повторил он, - если вы не расположены делить со мной постель, будем спать в разных.

- Но...

- Вы настаиваете?

- Нет!

- Ценю искренность.

- Тогда зачем вы на мне женились?

- Не ради ваших прелестей, хотя они, должен признаться, весьма... производят впечатление.

- Вам нужен титул?

Еще одна усмешка, от которой Конди передернуло:

- Нет.

- Тогда что вам нужно?

- Земля. Небольшой участок побережья, владение которым значительно облегчает воплощение некоторых моих коммерческих планов.

- А я?

- Вы? - казалось, Тегульдет искренне удивлен, - вы получаете дом, необходимый штат слуг, туалеты, экипажи... И, разумеется титул маркизы, если он вас так волнует.

Конди онемела.

- Что-то не так?

- А чего вы желаете от меня?

- Странный вопрос. Чего мужчина может желать от собственной жены?

Полувздох-полувсхлип, разжавшиеся было ладони вновь впились в тонкую ткань.

- Еще раз говорю, - успокойтесь. Я не претендую на ваше тело, если только, конечно, вы не соблазнитесь моим.

Яростный взгляд в ответ и жаркая волна, заливающая бледное дотоле лицо.

- Я так и думал. Что ж, меня вполне устроит, если вы возьмете на себя обязанности хозяйки. Мужчины, знаете ли, невнимательны к мелочам, создающим уют. А этот дом стоит без женской руки уже более десяти лет.

- Это была ваша жена?

На сей раз гримаса перекосила лицо так, что Конди даже испугалась, - не разойдутся ли швы.

- Нет. Моя мать. Так вы беретесь?

-Постараюсь.

Он кивнул:

- Пока идут свадебные торжества, а это продлится еще несколько дней, осмотритесь, подумайте, что вам надо. А там поглядим.

Алдакэл помолчал.

- За сим был бы рад пожелать вам спокойной ночи, сударыня. Но существует еще одна немаловажная деталь.

С этими словами он вынул небольшой кинжал и направился к постели, продолжая на ходу:

- Не хочу, чтобы пошли слухи, сплетни. Слуги, знаете ли, обязательно поделятся с приятелями из других домов. А там доверенная камеристка шепнет на ушко госпоже, и не отмоешься. Так что придется вам пострадать на не вполне чистом белье.

Быстрое движение руки, и на белоснежной простыне расплылось алое пятно.

- Вот и все. Разрешите откланяться.

-Ну, разумеется, где еще можно найти новобрачного на утро после свадьбы? В рабочем кабинете. Если его зовут Алдакэл.

Авам с хитрой усмешкой плюхнулся в одно из кресел.

- И как тебе?

- Какая мразь!

- Кто?

- Мой дражайший свекор. Только что имел с ним беседу. - Тегульдет заскрипел зубами. - Носит же земля!

- Да, тот еще родственничек, согласен. Тем выше достоинства твоей молодой жены, - Ави со значением воздел руку.

- Ты о чем?

- Да так, собрал сведения, поинтересовался у слуг, у соседей, - он сделал интригующую паузу. Алдакэл молчал. Ижуль вздохнул и продолжал:

- Ее мать умерла шесть лет назад. С тех пор все хозяйство, - если его можно так назвать, - на Эконде. То, что удалось сохранить хоть какие-то крохи, целиком ее заслуга. Кроме того, она ухитрялась оторвать от и без того невеликих доходов кое-что на знахарей, травников, ведунов [5] для излечения отца от пьянства. Без толку, разумеется. Отказалась от трех предложений. Два барона, один виконт. Чуть было не согласилась на четвертое, - вдовца с двумя детьми, но того хватил удар за день до подписания брачного контракта. Между прочим, из всех это был наиболее достойный человек, хотя и материально, и по знатности, - простой лесс, - проигрывал остальным.

Молодой человек помолчал. Его собеседник не выказывал ни малейших признаков заинтересованности.

- Кэли, она - настоящее сокровище. Тебе несказанно повезло.

- Может быть. - Наконец уронил Тегульдет.

- Тебя что-то тревожит?

- Одно из условий завещания. Этот... хитрый дедушка сделал ма-а-аленькое дополнение к основному тексту. На титул можно рассчитывать не ранее, чем через год после свадьбы. Брак должен реально осуществиться, свидетельством чему послужит рождение ребенка не позже, чем в течение означенного года. В противном случае все расторгается, титул отменяется, земли уходят по прежде указанному адресу. Эту милую деталь я обнаружил сегодня утром.

- Ну и что? Не понимаю в чем проблема. Или... проблема есть? - Авам враз стал серьезным

- Есть. - Кивнул Алдакэл.

- Ранение повлияло...

- Нет, - Тегульдет усмехнулся, - по странной прихоти судьбы именно там меня не задело.

- Тогда... Нет, решительно не понимаю, что тебя смущает.

- Я урод, Ави. Не морщись и не маши руками. Для тебя это, может, и не столь важно. А вот ее бьет озноб при моем приближении. И неудивительно.

- Так сделай что-нибудь. Сбрей эту ужасную пегую бороду.

- Она закрывает шрамы.

- И делает тебя лет на двадцать старше. Я уж не говорю, что бороды не в моде. Надари милых безделушек, беседуй на куртуазные темы... Северные ветры, вот уж не думал, что я буду говорить это тебе.

- А еще ты посоветуешь обратиться к сапожнику за обувью с разными каблуками, к портному, - пусть придумает особый покрой одежды, к цирюльнику, - пусть помается с прической, дабы скрывала большую часть лица... Ты это хотел предложить?

- Ну... а чем плохо?

- Всем.

Ави возвел очи горе:

- Менестрель, разумеется, тоже не годится. Впрочем, зачем тебе менестрель.

- Незачем. Песен не будет. И обольщать ее я не собираюсь. Не с моей внешностью. Безнадежное это дело.

- Тогда на что ты рассчитываешь?

- Пока не знаю. Что-нибудь придумаю.

Конди проснулась поздним утром. Надо же, а казалось, и не уснуть. После ухода мужа она не знала, - смеяться ли от облегчения, плакать от обиды или разнести вдребезги что-нибудь бьющееся. Впрочем, от последнего удержала воспитанная нищетой бережливость.

Тяжело ощущать себя товаром, но довеском - еще хуже. Больно и обидно узнать, что не интересуешь даже собственного мужа (особенно такого мужа) иначе, как способ получения коммерческой выгоды. Ветры бы сдули дедушку! Интересно, а знает ли Тегульдет о дополнении к завещанию. Если знает, - что будет дальше? Если нет, - что делать? Сказать? Не в ее интересах, так как в этом случае от выполнения супружеских обязанностей не отвертеться. Не говорить? Нечестно получается.

Празднества шли своим чередом. К концу недели Конди обнаружила, что в состоянии сносить общество мужа без явного отвращения. Главное, смотреть куда-нибудь в другую сторону. Старательно отворачиваясь, Конди не могла не вслушиваться в его голос и с удивлением нашла, что выразительный баритон весьма неплох. Муж был неизменно вежлив и предупредителен, однако не навязывался сверх необходимого. Девушка гадала: не сведется ли их семейная жизнь к встречам за совместной трапезой. Это было бы вполне... терпимо. Алдакэл не разыгрывал галантного кавалера, но был вполне в состоянии поддержать светский разговор хоть с дамами, хоть с мужчинами. Не чурался он и принятых в обществе развлечений. Единственный раз прорвалось недовольство. Менестрель исполнял одну из баллад о рыцаре Дакэ. В ней герой завоевывал сердце прекрасной дамы своей красотой, доблестью и верностью.

Пусть годы пройдут, лессайа,

Пусть горы падут, лессайа,

А реки вспять повернут.

Но к вам мой путь, лессайа

Им не закрыть, лессайа,

Если меня здесь ждут.

Тегульдет сморщился, будто на язык попало что-то невыразимо кислое.

- Вам не нравиться? - спросила девушка.

- А вам?

- Я всегда любила баллады. А Дакэ - живая легенда.

- Уже нет. Он погиб. Два года назад. - Алдакэл бросал слова, почти не разжимая губ.

- Вы уверены?

- Абсолютно.

Но вот разъехались последние гости. Слуги засуетились, убирая лишние столы и снимая ненужные теперь украшения. Конди наблюдала за ними с открытой террасы и еще раз перебирала в уме, - не забыла ли она чего в новом качестве хозяйки.

- Эстойа Эконда, позвольте мне выразить свое глубочайшее почтение.

Конди обернулась. Перед ней склонился тот самый молодой рыцарь, что сватал ее. Кажется, во время свадьбы, он держался рядом с мужем. Девушка не могла точно вспомнить, так как избегала смотреть в ту сторону.

- Лесс?

- Авам. Авам, лесс Ижульский. Состою на службе у вашего мужа.

- В чем же заключается ваша служба?

- Я, скажем так, выполняю поручения.

- И сватовство входит в их число?

- И сватовство тоже.

- Скажите, лесс, вы - благородный человек?

- Как всякий дворянин стараюсь им быть, эстойа.

- Тогда как вы могли принимать участие в этом ... фарсе?

Авам опустил взгляд. А когда поднял, - не было в голубых глазах и тени веселой усмешки. Неожиданно серьезно он сказал:

- Когда вы поближе узнаете своего мужа, эстойа, то убедитесь, что нет более достойного человека. По моему глубокому убеждению. А теперь позвольте проводить вас к супругу. Он ждет.

- Сударыня, позвольте вас приветствовать. Я побеспокоил вас своим приглашением, поскольку нам надо договориться о некоторых условиях дальнейшей совместной жизни.

- Слушаю вас.

- Я не буду мешать вам, а вы не мешайте мне. Этот дом достаточно велик, чтобы не путаться друг у друга под ногами. Но на людях прошу вести себя, как подобает супруге достопочтенного эста.

- Разумеется.

- Вот, собственно и все. Можете идти.

Конди уже взялась за ручку двери, но остановилась и, набравшись храбрости, произнесла:

- Я, видимо, должна поставить вас в известность о дополнении к завещанию...

- Касательно наследника?

- Да,- девушка густо покраснела.

- Я знаю о нем. Не тревожьтесь, время еще есть, что-нибудь придумаем.

- И о чем мы будем разговаривать?

- О вас, - выпалила Конди, замирая от собственной смелости.

- Ну, это скучно. Давайте-ка, поступим совсем наоборот. То есть поговорим о вас. Почему вы отвергли три предложения? Все-таки два барона и виконт.

- Точнее, мот, игрок и развратник. Спасибо, но мне хватало отца-пьяницы.

- Вы не любите отца.

- Не люблю. Меня это не украшает, но это так. Вы разочарованы?

- Нет. Как говорится, чья бы собака тявкала. К своему родителю я тоже испытываю чувства, далекие от трепетного сыновнего почтения. А почему приняли четвертое? Сколько лет было вашему нареченному?

- Как и вам, между сорока и пятидесятью, я думаю.

-Кхм...

- А приняла, потому что лесс Довурак не скрывал, что ему нужна не столько жена и ее приданное, сколько женщина, способная заменить мать его детям. Он честно признал, что его состояние невелико. Зато оно не зависело от карточного стола и не грозило утонуть на дне бутылки или разойтись по борделям.

- Благовоспитанной юной лейссе не полагается знать о таких вещах.

- Когда в дом вваливается компания пьяных вдрызг благородных лессов, еще и не то узнаешь. Тут уж не до благовоспитанности.

- Я вижу, вы завели подруг. Это хорошо.

- Подруги... Скорее, давние знакомые по монастырской школе. Теперь вот, - обмениваемся визитами.

- Вы чем-то недовольны.

Конди отвела взгляд.

- Понимаете, ни одна из них не пыталась поддерживать со мной хоть какие-то отношения, пока я жила с отцом. Неподходящая компания. Даже, скорее, неудобная и компрометирующая. О такой знакомой лучше забыть. Зато стоило мне обрести нынешнее положение, как все они удивительным образом вспомнили о моем существовании. - Девушка невесело усмехнулась, - Не дочь разорившегося барона, а вполне респектабельная замужняя дама, в перспективе маркиза. Ну и любопытство, конечно.

- Что же является объектом этого любопытства?

- Вы, - просто ответила Конди. - Их очень интересует подоплека нашего брака и его... э-э... реальное осуществление. Беседы в дамской компании в отсутствие мужчин бывают весьма нескромными.

- И как же вы выходите из положения?

- Как правило, многозначительно молчу.

- Сударыня, я хотел бы попросить вас об одном одолжении.

- Да?

- Не сочтите мою просьбу критикой ваших вкусов или, хуже того, - вмешательством в вашу личную жизнь, но я попросил бы вас избегать исполнения некоторых баллад в моем доме. В иных местах, - пожалуйста.

- Каких именно?

- Тех, где героем выступает небезызвестный Дакэ. Мне они... неприятны.

- Могу я узнать почему?

Тегульдет молчал так долго, что Конди уже отчаялась получить ответ. Наконец, он заговорил, тщательно подбирая слова:

- Видите ли, для меня это один из примеров того, насколько велика разница между реальностью и ее, скажем так, поэтическим отражением. Менестрели представляют Дакэ этаким рыцарем без страха и упрека, для которого верность его лессу и честь превыше всего.

- А это не так?

- Не совсем. У Дакэ были ... весьма своеобразные представления о славе, чести и верности. Он полагал, что на поле боя нет запрещенных приемов, и без малейших колебаний использовал любые способы, только бы они вели к победе. Врага он предпочитал убить, а не пленить, если только последнее не соответствовало в большей степени его интересам. Полагал более правильным отступить и сберечь своих людей, нежели добывать пустопорожнюю, как он выражался, славу. Поединки он не любил, хотя умело использовал для упрочения своей известности. Что же касается верности лессу... Вы знаете, что герцог - его отец?

- Да, что-то такое пели. - Конди была ошарашена и не скрывала этого.

- А, конечно,- "Отец, стремясь быть достойным тебя, прошел я горнило битв",- так, кажется? На самом деле он вовсе не стремился к этому. Скорее, желал продемонстрировать... Северный ветер, даже не знаю, как сказать. Да, я вот такой, весь из себя герой, но вы, ваша светлость, отношения к этому не имеете. Его отказ от прав наследования [6] вызван не скромностью, а гордыней. Мол, махал мой конь хвостом на все ваше герцогство, ничего мне не надо, кроме того, что сам достиг. Я разочаровал вас?

- Пожалуй. А как же...- девушка запнулась,- он ведь славен был не только боевыми подвигами.

- Да, стихи писал, пожалуй что и неплохие. И голос имел вполне приятный. А касательно того, о чем вы хотите, но не решаетесь спросить... Дакэ при желании мог быть куртуазнейшим кавалером. Но женщины для него никогда не играли значительной роли. Их место было где-то среди лошадей, вина и чатуранга [7].

- Получается, вы знали его?

- Да.

- И хорошо знали?

- Насколько это вообще возможно.

- Но не любили?

- Пожалуй, нет. Так что, на мою оценку нельзя полагаться, так же как и на баллады менестрелей. Я пристрастен. Если вас заинтересовала эта тема, попробуйте поговорить с Авамом. Не знаю как сейчас, но когда-то он был страстным обожателем Дакэ.

- Что я думаю о Дакэ? Это был настоящий рыцарь, чтобы ни говорил ваш муж. Правда, у него есть причины, для подобной оценки.

- Какие?

- Очень личные, - Ижуль усмехнулся, как будто эти слова были шуткой, понятной лишь ему. - У меня же почти все поступки Дакэ вызывали если не восхищение, то, по крайней мере, одобрение. Хотя вряд ли он в нем нуждался. Единственное, чего я не могу понять, так это его отношение к отцу. Но мне, конечно, было легче. Я всегда знал, что родился бастардом, а мой отец,- вот он, его светлость.

- Вы брат Дакэ?

- Младший и единокровный. На меня теперь падет отблеск славы великого героя? - шутливо осведомился Ави.

- И вы были там?

- Да, я был у брода на Кочечуме.

- А как ... это было?

- Страшно.

Как рассказать этой девочке, что такое многодневная гонка. Как передать тающую надежду на то, что все же удастся оторваться, уйти, догнать отступающего герцога. Нет, в степи с кочевниками не тягаться. Каматы наседали. Но если рыцарский отряд еще способен был изворачиваться и огрызаться, то уходящая тяжелая пехота такой возможности почти не имела. Стрела из каматского лука пробивает доспехи не хуже арбалетного болта. Прошли единственный брод на пару дней вверх и вниз по течению. Кочечум - речка небольшая, но быстрая, лошадей сбивало с ног. Кое-кто оказался спешенным. И тогда Дакэ, командир, принял решение - остановиться и остановить. Он не скрывал, что шансов выжить нет. Но кто бы ушел? Нет, это был не порыв, не "святое вдохновение битвы", которое так любят придворные менестрели, не знающие как пахнет кровь, чужая и своя. Знали, самый первый раз садясь в седло боевого коня, знали, что такой день может прийти. И когда он пришел, встретили без излишней суеты и высокой патетики. Переправляющихся каматов встретили арбалетами. Думал ли кто о славе? Вряд ли. Не до того,- первый ряд стреляет, второй и третий - заряжают. Быстрее, еще быстрее. Последний залп - в упор, в лошадиные морды. Добравшихся до берега встретили копья и мечи. Отбросили. И снова арбалеты. И снова мечи. Дикое ржание боевых коней. В коротком перерыве утыкали отмель чем могли - ломаные копья, расщепленные древки, сбитые оковки щитов, отвалившиеся части доспехов - все пошло в дело.

Все-таки степняки переправились. Отряд оттеснили от брода. Каматы построились и пошли на столь ими любимый таранный удар. Последнее, что помнил Ижуль - холодный блеск стремительно надвигающихся стальных жал и боль. Боль, заливающая все тошнотворной чернотой.

- Говорят, что ту атаку мы все же выдержали. Но она была всего лишь первой. Как только бой распадался на одиночные стычки, каматы отступали, перестраивались и начинали все сначала. После третьей, или пятой, кто как считал, устоявших с нашей стороны не было. По телам прошла панцирная конница. С тех пор ваш муж, эстойа, такой, каким вы его видите.

- Он был там? Тоже?

- Разумеется. А дальше - просто сюжет для баллады. Степняки показались бы вам странным народом. Они живут войной и превыше всего ценят в мужчинах доблесть. Дакэ потряс каматов настолько, что они остановились, дабы отдать поверженным врагам высшие воинские почести. - Авам задумчиво покачал головой, - кто-то говорил, что Дакэ всегда добивается своего. Он собственную смерть заставил служить своим планам. Ну, и к герцогу, конечно, кочевники относятся теперь иначе. Отец такого сына не может быть неуважаем. Так что граница на северо-западе стала относительно спокойной.

- Так хладнокровно использовать смерть своего сына...

-Дакэ бы это пришлось больше по вкусу, чем бесполезные горькие рыдания.

- Почему вы не сказали мне, что были при Кочечуме?

- Это что-то меняет? И разве вы спрашивали?

- Да. Нет. Вы - рыцарь?

- Был им.

- Гривну [8] нельзя снять!

- Отнюдь. Не сложнее, чем любое другое ювелирное изделие. Мне, как видите, вполне удалось.

- Но почему?

- Сударыня, я был молод, недурен собой, имел вполне честолюбивые планы. И все это рухнуло. Вызывать жалость своим увечным видом - увольте, не для меня.

- Вы сильно пострадали, - Конди то ли спрашивала, то ли утверждала. Алдакэл дернул кривым плечом:

- Я, по крайней мере, жив. Другим не так повезло.

- Да, выжить с такими ранами - настоящее чудо,- девушка досадовала на себя за такие банальные и плоские слова, но не знала, как выразить свое сочувствие.

- Чудо! - фыркнул он,- Этим чудом была дохлая лошадь. Она прикрыла ту мою половину, что сохранилась лучше. Вот то, что выжил Ави, - да, чудо. И даже не одно. Его тяжело ранило в самом начале. Копье задело печень. Как только не скончался от удара болью! [9] Он упал и его завалило телами. Но не задохнулся. А от кованых копыт каматских коней его это явно спасло лучше, чем единственная животина, доставшаяся мне. Он не умер от потери крови, от заражения, что при ранах в живот скорее правило, чем исключение. Его нашли прежде чем падальщики начали свою работу. И последним чудом был совершенно удивительный знахарь, умудрившийся так ровненько его заштопать.

- А кто лечил вас?

- Не знаю. Но герцог не поскупился. Что можно было сделать для уцелевших бастардов,- сделали.

- Бастардов?

- А вы не знали? Одна из причуд Дакэ, охотнее бравшего к себе под крыло незаконнорожденных. Нас так и звали, - отряд бастардов. Впрочем, некоторые предпочитали именовать шайкой ублюдков.

- И вы...

- Да, я тоже рожден вне брака. Вас это задевает?

- Не то, чтобы очень. Просто... как-то не ожидала от столь достопочтенного эста, - Конди попыталась пошутить. Получилось плохо,- неужели ничего нельзя сделать?- она кивнула на скрюченные пальцы левой руки.

- Увы. Знахари и ведуны в один голос твердили, чтобы я и не пытался, и не верил всяческим шарлатанам, обещающим исцеление. Как образно выразилась одна из них, меня сшили заново, пусть и не очень ладно, но крепко. А распусти хоть один узелок - и неизвестно, чем все кончится.

- И никакой надежды, что когда-нибудь станет лучше?

- Ну почему, меня уверили, что со временем я приспособлюсь, и хромота станет не столь заметна. Шрамы тоже имеют обыкновение рассасываться. Хотя бы немного. Борода станет гуще и прикроет их получше. Так что годам к семидесяти я буду выглядеть куда более респектабельно, чем сейчас. Глядишь, и детишек моим именем пугать перестанут.

- Не надо...так... шутить.

- Ну, не плакать же. Кроме того, мне рекомендовали надеяться на чудо.

- Да, Кэл - сильный человек. Не знаю, хватило ли бы мне мужества жить после такого. Из панциря его буквально вырезали по кусочкам. Жизнь едва теплилась, поэтому торопились сложить все вместе и залатать как можно скорее. Результат вы видите.

- Это... несправедливо.

- Ваш любимый герой, Дакэ, любил повторять, что в жизни вообще мало справедливости. Но следует не пенять на судьбу, а пинать ее. Глядишь, испугается и отстанет.

- Но неужели герцог не мог позаботиться о тех, кто был там? Какую-нибудь должность при дворе, пенсию наконец...

- Герцог сделал все возможное. Но ваш муж горд, как... как не знаю кто. Он отказался и вернулся сюда, в дом своей матери и деда.

- А вы?

- А я был нужен ему,- просто ответил Ави.

- Авам, что ты ей наговорил? Теперь она относится ко мне как к раненому герою.

- Разве это не так?

- Дакэ? Его тело так и не нашли. Впрочем, не только его. Скорее всего, просто не опознали.

- Не опознали первого рыцаря? - брови Эконды удивленно взлетели.

Тегульдет пожал плечами:

- Обезображенных и покореженных тел было много. Порой о том кто камат, а кто - бастард, догадывались по скудным деталям уцелевшего снаряжения. Возможно, один из них был Дакэ. Но я, как вы догадываетесь, в поисках участия не принимал.

- Может быть, он все же жив?

- Вряд ли. Слишком много времени прошло. Где-нибудь да объявился бы.

- Что было потом? Потом я вспомнил о наследстве деда по матери и вернулся сюда. Старик умер четыре года назад, я тогда гонялся за славой и как-то не нашел времени и желания поинтересоваться состоянием дел. По возвращению нашел их не то, чтобы в упадке, но и не в процветании. Конкуренты, знаете ли. Пришлось приложить некоторые усилия. Это тоже своего рода сражение - с атаками и отступлениями.

- А какую роль играет мое наследство?

- Ваша земля разрывала мои владения. Кружной путь обходился достаточно дорого, равно как и пошлины за проезд.

- Да, это был существенный источник дохода.

- Вот видите. Естественно, я постарался устранить это неудобство. Но главное, - очень удобная небольшая бухточка. Думаю, гавань там будет весьма уместна.

- Зачем она вам?

Алдакэл выглядел несколько смущенным.

- Мальчишкой я мечтал отправиться на восток, за море, и посмотреть что там, за последними из известных нам островов. Увы, теперь это невозможно. Но отправить корабли я в состоянии. Такая вот дорогая игрушка.

- Вот значит, что за странные гости вас посещают. Это путешественники?

- В основном, купцы. Много ездят, много видят, много слышат. Я просил каждого из них рассказать под запись все, что сочтет нужным.

- Как интересно! А можно мне почитать?

- Вы грамотны?

- Конечно.

- Ави, это что-то потрясающее! Даже если его затея с отправкой кораблей окончится ничем, Тегульдета будут помнить за это землеописание. Правда, там все в таком беспорядке. Как ты думаешь, он не будет против, если я...

- Ижуль сказал, что вы желали бы взять на себя труд по разбору записей путешественников.

- Вы против?

- Нет. Давно собирался сам этим заняться, но руки не доходят. Вы считаете, что справитесь?

- Иначе не бралась бы.

- Учтите, часть записей составлена самими авторами на родных языках.

- Я читаю на четырех. Помимо родного, разумеется.

- Позвольте полюбопытствовать, - где вы получили такое образование?

- Вряд ли это можно назвать образованием. Так, увлечение.

- Нетипичное. Женщины вашего круга редко склонны к чтению, а уж иностранные языки...

- С нами некоторое время жила бабушка. То есть, - Конди поправилась, - это маме она приходилась какой-то двоюродной прабабкой. Из всей маминой родни только она навещала маму, а потом и переехала к нам. Считала, что дед был неправ, - или совсем расстроить этот брак надо было или смириться. Вот она любила читать, и книг у нее было много. Очень много. Она меня и приохотила. И языкам научила. Говорила, что переводы - это совсем не то, да и не всегда они есть.

- А потом?

- А потом она умерла. Книги остались. Пожалуй, единственное развлечение. Так вы не возражаете?

- Нет, конечно. Занимайте любое помещение, наймите столько людей, сколько найдете нужным.

- Людей?

- Переписчики, секретари - кто потребуется.

- Ты был прав, Ави, она - настоящее сокровище. Умна, добра, красива... Достойна самого лучшего на свете. А я не могу дать ей ничего.

- Ты вытащил ее из нищеты и избавил от папочки. Мало? Менее чем через год она станет маркизой. Что еще требуется?

- Да, осталось менее десяти месяцев. - Алдакэл явно колебался, но, наконец, решился, - Ави, пообещай, что выполнишь мою просьбу.

- Все, что угодно.

- В конце концов, ты мне ее сосватал. Времени почти не остается.

- Ты о чем?

- Об условиях завещания. О ребенке.

- Вы до сих пор не...

- Нет. Кажется, я уже не столь ей противен. Может быть, когда-нибудь... Глупое чувство,- надежда. Но, может, она...

- Она очень уважает тебя.

- Не настолько, чтоб разделить постель. Да и на что это будет похоже? Из благодарности и уважения дети не получаются.

- Так чего ты хочешь?

- Чтобы ты меня заменил.

- ???

- Она женщина, и ей нужен ребенок. Я... не могу. Северные ветры, это хуже изнасилования. Но ты... вы ведь стали довольно близки?

- Выражаясь твоими словами, - не настолько.

- Ави, я прошу тебя. Умоляю. Хочешь, встану на колени?

- Лучше постучись своей дурной головой об угол камина! За кого ты меня принимаешь!

- Но ведь это лучший вариант. И твой ребенок не будет для меня чужим, брат.

Авам хмуро молчал.

- Ты всегда знал, на что надавить. Только здесь не все от меня зависит. Она знает, что такое честь и долг. И, боюсь, ничего из этой затеи не выйдет.

- Я уеду. А ты попытайся.

- Вы завтра уезжаете?

- Да, есть кое-какие дела.

- Надолго?

- На пару месяцев.

Девушка прикусила губу. Откладывать больше нельзя. Поздно вечером она тихо скрипнула дверью его спальни.

- Вы? Что вы здесь делаете?

- Вы мой супруг, и я...

- Для вас так много значит титул?

- Нет, но для вас важно побережье. Если мы.. Если ребенка не будет, вы его потеряете.

Зелень единственного глаза потемнела. Он подошел, осторожно взял за руки:

- Конди...- так ласково он еще никогда ее не называл, - не надо жертвоприношений. Я найду выход. В крайнем случае, арендую эту землю у монахов. - И без всякого перехода резко, почти грубо:

- Уходите, пока я не передумал.

За спиной еле слышно звякнуло. "Горничная", - решила Конди и, не отрываясь от свитка, велела:

- Поставьте у кровати и можете быть свободны.

Осторожные, почти крадущиеся шаги приблизились, и перед девушкой на стол опустилась большая кружка с ароматным взваром. Она удивленно подняла глаза, приготовившись отчитать надоеду, влезшую с неуместными хлопотами, и наткнулась на хитро улыбающегося Авама.

- Ави!

- Выпей это и поешь. Ты с утра сидишь не разгибаясь.

- Какой ты внимательный! - фыркнула Конди.

- Ну, знаешь, пока Кэл в отъезде забота о тебе возложена на меня. В каком-то смысле, я его замещаю. - Он многозначительно уставился на Эконду, но та не обратила внимания, вонзив зубы в сладкий коржик:

- М-м-м, как вкусно! Спасибо тебе.

- Пора мне уволить кого-нибудь из лакеев.

-А?

- Все равно работаю за одного из них, таская тебе еду с кухни.

Эконда улыбнулась, не перестав жевать.

- Это так интересно? - Ижуль кивнул на громоздившиеся на столе свитки.

- Угу.

- И до трапезной не дойти?

Конди отмахнулась.

- Знаешь, давно хотела тебя спросить. Алдакэл как-то сказал, что тело Дакэ так и не нашли.

- Понимаю. Тебе очень хочется верить в его возможное воскрешение?

- Ну... это, конечно, чересчур похоже на балладу... Да.

Авам отрицательно покачал головой:

- Нет. Дакэ больше нет. Это очень... больно. Мой брат, мой лесс. Но его больше нет. - печально повторил молодой рыцарь.

- А кто для тебя Алдакэл?

- Друг.

- Конди, так не годится!

- А?

- Не три свои покрасневшие, но все равно очень симпатичные глазки. Впрочем, если дело так пойдет и дальше, за симпатичность я не ручаюсь. Что ты с собой делаешь?

- А что?

- С тех пор как он уехал, ты почти не выходишь из своего кабинета. Питаешься, похоже, только тем, что я приношу. Уморить себя решила? Да Кэл при виде твоего иссохшего призрака с меня шкуру спустит и на барабан натянет!

Эконда отвела глаза и еле слышно пробормотала:

- Это вряд ли. Скорее, вздохнет с облегчением.

- Что?

Девушка в задумчивости принялась накручивать выбившуюся прядку на палец.

- Зачем я ему? Так, приложение к земельному приобретению. Еще и отягощенное дурацкими условиями, выполнять которые он не может или, что еще хуже, - не хочет. - взгляд Конди был полон какой-то печальной усталостью. - Ави, я прожила с ним под одной крышей почти три месяца, и ни разу он не посмотрел на меня с интересом.

- Ну почему же, вы довольно много и оживленно беседовали, и я не сказал бы, что Кэл умирал от скуки или тяготился твоим обществом.

- Я о другом. Понимаешь... неприлично говорить такие вещи мужчине, но мне просто больше некому. - Она вымученно усмехнулась, - Я знаю, как смотрит мужчина на женщину, когда... Если...

- Я понял. Можешь не краснеть, подбирая слова.

- Спасибо, - облегченный вздох, и Конди заговорила столь стремительно, будто плотину прорвало:

- Он ни разу, - понимаешь, Ави, - ни разу! - не посмотрел на меня не то что как на свою жену, а даже просто... просто как на женщину. Я ему совершенно не интересна.

Авам прятал глаза и кусал губы. Он не знал, смеяться или ругаться.

- Это оскорбленная женская гордость?

Конди будто на бегу споткнулась:

- Не знаю. - Она провела рукой по волосам и досадливо дернула ту же непослушную прядь. - Наверно. Может быть. - Она тряхнула головой. - Не совсем. Не только. - Прическа совсем растрепалась.- Понимаешь, никак не могу пожаловаться на невнимательность со стороны моего, - она скривила саркастическую усмешку, - мужа. Каждый день какие-то подарки - от цветов и сладостей до драгоценностей. Стоит мне выразить желание, и оно немедленно исполняется. Как-то сказала, что ни разу не видела канатоходцев. Так на следующий день меня разбудил цирк под окнами!

- Да, я помню. - Еще бы не помнить, как он сопровождал Алдакэла сначала в поисках этого цирка, а затем помогал уламывать его хозяина в несколько часов бросить немалыми трудами завоеванное место на главной рыночной площади ради одного представления. Правда, услышав о сумме, которую сумасшедшие посетители готовы выложить за свой каприз, циркач поперхнулся возражениями и бегом побежал будить труппу. Кстати, место на рынке за ними сохранилось. Разумеется, за деньги Тегульдета.

-... или что не приходилось слушать менестрелей под собственным окном. В туже ночь - пожалуйста! До утра спать не давал.

А вот этого Авам не знал. Значит ли, что Кэл... Надо спросить:

- Он только пел?

- Кто?

-Менестрель. Или играл тоже?

- Только пел. Но пел замечательно. - Конди недоуменно передернула плечами. - Да какая разница! Скажи мне кто-нибудь полгода назад, что буду так жить - рассмеялась бы в лицо. Еще и недовольной себя чувствовать! У, дура капризная! Только, - от резкого поворота головы шпильки посыпались на пол, - зачем мне холодные бриллианты без единого теплого слова?

Ави сел, едва не промахнувшись мимо кресла. Эконда продолжала:

- Ты тогда сказал, что не знаешь никого более достойного, чем он. И что я со временем смогу убедиться в этом сама. Ты был прав. Алдакэл - замечательный человек. Пусть снял гривну, но он - настоящий рыцарь. И я была бы счастлива, если бы могла быть ему настоящей женой.

Молодой человек изумленно смотрел на девушку.

- Конди... Ты понимаешь, что говоришь?

- Вполне.

- Насколько ты ...э-э-э... просвещена о... интимном содержании брака?

- Ави, не считай меня идиоткой, которая думает, что дети появляются на свет с помощью аиста!

- И ты хочешь этого? С Кэлом?

- А что тебя так удивляет?

- Ну, хотя бы то, что он далеко не красавец. Ты же сама шарахалась от него!

- Вот чего не ожидала от тебя! Друг называется! - она презрительно встряхнула рассыпавшимися по плечам волосами. Авам, защищаясь, вскинул руки:

- Я же к нему в постель не собираюсь... Извини, - спохватился он, увидев как вздрогнула Конди.

На следующее утро Авам был отстраненно-официален:

- Достопочтенная эстойа, позвольте принести извинения за мое неподобающее поведение вчера. Больше этого не повториться.

- Не надо, Ави. Или мне следует обращаться к тебе не иначе как "благородный лесс Ижульский"?

- Ну что ты! - Ави разулыбался. - Я прощен?

- Только если взаимно.

- Тебя-то за что?

- За дело. Ты со всей душой и заботой, а я, похоже, превращусь скоро в истеричную дуру.

- Конди, что не так?

- Я мало вчера наговорила?

- Нет. - Авам отвел взгляд, собираясь с силами. Ох, непросто говорить о таких вещах с женой друга, которую любишь и уважаешь как сестру. И которую обещал соблазнить.

- Ответь мне на один вопрос: ты желаешь этого, или желаешь быть с Кэлом?

Теперь настала очередь Эконды отводить глаза. Она оперлась на перила и принялась внимательно изучать цветы на клумбе.

- Ави, я не могу желать того, о чем не имею ни малейшего представления. Послушать моих замужних знакомых, так для одних - это нечто несравненное, для других - просто докучная обязанность. А я ... - девушка опустила голову еще ниже, - даже не целовалась по-настоящему ни разу. Как я могу желать? - Она перевела дух, - Хочу ли я быть с ним? Да. Всегда и во всем. Но, похоже, самое большее, на что могу рассчитывать, - разговоры. Он с первой ночи весьма недвусмысленно дал понять, что в качестве жены я его не интересую. Я даже не прикоснулась к нему ни разу. И из своих комнат стараюсь не выходить, потому что здесь он почти не бывал. Он мерещится мне везде, за каждым поворотом. Я за стол в трапезной сесть не могу, кажется, подниму голову и увижу его. А там только пустое место. Просто... просто наваждение какое-то.

Авама будто оглушило. Вот и попробуй выполнить обещанное! К предкам [10] их обоих!

- А подойти поближе ты не пробовала?

- Подойти? Поближе? - Конди нервно рассмеялась, - перед отъездом я пришла к нему в спальню.

- И?

- И ушла. Меня очень деликатно выставили вон. Уехать бы отсюда, - неожиданно тоскливо сказала она.

Ави обрадовался подвернувшейся смене темы:

- Так за чем дело стало?

- Но куда?

Молодой человек улыбнулся:

- Эстойа, вы, кажется, еще не поняли, насколько неприлично богат ваш муж. Да куда угодно! У него в любом уголке найдется собственная крыша над головой.

- Ты поедешь со мной?

- А куда я денусь?

- Ну, и что будем делать? - Авам задумчиво-рассеяно покусывал травинку. Его собеседник тихо фыркнул и даже не обернулся.

- Ты-то понятно, вернешься на конюшню и захрупаешь овсом. А я... - Ави перекатился на спину и, забросив руки за голову, продолжал:

- Привез я ее сюда. Море плещет, зелень трепещет, птички поют. И, что самое главное, - никаких следов мужа. Идеальные условия для соблазнения. Только вот у нее Кэл с языка не сходит. Кэл то, Кэл се... Недавно спросила, не подвел ли в чем Дакэ супруга. А то уж больно нехорошо ее благоверный о герцогском бастарде отзывался. Что прикажешь отвечать? Сам не знаю, как выкрутился. Мол, два сильных человека, им ужиться вместе, не наступая на мозоли, сложно. И ведь самое смешное, если еще не влюбилась в Кэла, то увлечена, - это точно. Эх! - Молодой человек внимательно изучал тающие облака в высоком небе. - То, что его нет, дела не облегчает. Наоборот, в отсутствие наделит наша Конди мужа всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами, и только руку протяни. Да что там, - улыбнется потеплее, - и все, пожалуйста, - счастливая семейная жизнь. Только будет ли он улыбаться? Не уверен.

Ави встал, поймал повод, провел по блестящей шее:

- Совсем я тебя сегодня загонял. А мне что делать? Радоваться? Радуюсь. Не промахнулся. Хоть в свахи подавайся. Однако и обещанное надо выполнять. Умеет Кэли втравить во что-нибудь невообразимое, ох, умеет.

Он вспрыгнул в седло.

- Давай хоть цветов ей нарвем, что ли.

Эконда читала, лежа на траве у пруда. Книга была знакомая и любимая. Такую же, только куда более потрепанную она нашла среди бабушкиных вещей. Жаль, та не сохранилась. Собутыльники отца случайно забросили ее в камин.

И вдруг раскрытые страницы засыпало дождем васильков.

- Ави!

- Это тебе. Нарвал в поле.

- Представляю как это выглядело! - она собрала цветы и спрятала смеющиеся глаза в их лазури.

- Можно сказать героически! На полном скаку, - ап! И еще один для вас, эстойа!

- Ты же расшибиться мог!

- Ерунда какая! Да и жирок подрастрясти надо, а то совсем обленился.

- Жирок? У тебя? - Конди окинула взглядом его ладную, крепкую фигуру и расхохоталась. - Где?

- Где-нибудь. - Он взял ее ладонь в свои и прижал к обнаженной груди,- здесь, например... - голос стал ниже и ниже опускались руки - ... или здесь... и вот здесь...

Девушка не успела понять, что происходит, а уже оказалась в крепких объятиях молодого и сильного мужчины. Интригующий шепот нежно щекотал ушко:

- Ты говорила, что ни разу не целовалась. Научить? - Губы потянулись к губам...

БАЦ!

Оглушительная пощечина отбросила его едва не к самой воде. Эконда вскочила на ноги:

- Ты что?!

-Лесс Ижуль, не пора ли вам объясниться?

-М-мм? - Ави порадовался, что в этот раз удалось удержаться на ногах. Мраморный пол пожестче зеленой лужайки. Но разговаривать с разбитым носом довольно сложно. Однако Эконду это не интересовало. Сжав кулаки, она наступала на молодого рыцаря:

- Что происходит?

- Ты только что отвесила мне очередную оплеуху. Ветры, больно-то как, - пожаловался он, запрокидывая голову.

- На жалость не надейся. Заслужил. И зубы мне не заговаривай. Я хочу знать - почему?

- Что почему? - Ави безуспешно пытался увильнуть, - ты мне очень нравишься, и я...

- Добавить? - маленькая крепкая рука уже взлетела вверх. Авам шарахнулся в сторону:

- Не надо! Хоть уши пощади!

- А ты не делай из меня идиотку! Ни на грош не поверю, что ты воспылал столь неудержимой страстью!

- Ну почему же, ты очень красивая жен... Не надо! Я же просил!

- Ави, - Эконда постаралась взять себя в руки. - Хватит кормить меня патокой. Не тот ты человек, чтобы ради чьих угодно прелестей забыть дружбу, честь, долг. И бросаться как лось во время гона на жену лучшего друга. Да ведь и не вызываю я у тебя никаких плотских желаний, верно?

- А-а-а... Э-э-э... С чего ты взяла?

- С того, - девушка двинулась в обход тяжелого дубового стола, пытаясь приблизиться к Ижулю, - что за исключением некоторых безобразных сцен, вроде нынешней, ты ведешь себя абсолютно нормально. Очень, - она постаралась подобрать точные слова, - по-братски. Ни когда подсаживаешь меня в седло, ни даже когда мы купаемся вместе... И вдруг, ни с того, ни с сего, будто вспоминаешь о назначенной роли и разыгрываешь пылкого соблазнителя.

- Так плохо получилось? - он тоже начал обходить стол, отступая.

- Нет, - признала Конди,- порой ты был очень убедителен. Но это как-то не вязалось с твоим поведением вообще. И с теми теплыми чувствами, которые ты испытываешь к Алдакэлу. Да будь твоя, хм, страсть настоящей, ты бы прыгнул в седло и умчался куда глаза глядят. Я не права?

- Права, - Ави развел руками. Что тут еще скажешь, надо же так опростоволоситься!

- А это значит, - она остановилась, светлые глаза метали молнии, - Проверка?

- Что? - он налетел спиной на стул и тупо переспросил:

- Какая проверка?

- Ты, по собственному ли желанию, или сговорившись с ним, - что еще гаже, - решил выяснить, устою ли я перед молодым и красивым рыцарем. - Последнее слово Эконда просто выплюнула. - Это так? Отвечай!

- Конди, да ты что! Как ты могла сочинить такую... такую низость! И приписать ее, ладно, мне, - действительно, - заслужил. Но Кэлу!

- Тогда в чем дело?

Авам отвернулся.

- Извини, я не могу. - Глухо сказал он.

- Нет уж. - Девушка схватила его за плечи и развернула к себе,- Изволь объясниться. А то, - она криво усмехнулась, - сама что-нибудь придумаю. Похлестче.

- Да куда уж хлестче, - пробормотал молодой человек.

- Запросто. Например, Тегульдету нужно чем-то меня зацепить, чтобы я признала его побочного ребенка. Или он желает со мной развестись, и необходим удобный повод. Чем плоха измена жены?

- Что за дикие фантазии?

- А я могу продолжить. Мне, знаешь ли, много чего в голову приходило по ночам после твоих эскапад. Ты будешь говорить! - Она неожиданно сорвалась на крик.

- Конди, - слова ворочались как тяжелые валуны, - Поверь, что мы с Кэлом не затевали ничего, порочащего или унижающего тебя. Ему проще последнего глаза лишиться, чем нанести тебе обиду.

- Значит, все-таки сговор, - задумчиво произнесла она. - И на какой предмет?

"Провалиться бы к предкам" - тоскливо подумал Ави,- "Надо же было так влипнуть. Кэлу что, - он далеко. А мне отдуваться за двоих"

- Просто поверь, что ничего дурного мы не затевали.

- Да, всего лишь усомнились во мне. Даже если бы я не изменила своего прежнего мнения об Алдакэле... Ави, я же давала обет верности! Как объяснить, что для меня это не пустые слова?

- Конди, клянусь, ничего плохого...

- Рассказывай, - прошипела она, - Или... или я не знаю что сделаю!

Благородный лесс сдался:

- Только пойми, пожалуйста, что никто, - ни я, ни, тем более, он, - не хотели тебя обидеть или сделать больно. Нас заставила так поступить поправка к завещанию твоего деда.

- Значит, ребенок?

- Да.

- Побережье и титул. - Голос был тих и бесцветен, - Что ж, пойдем.

- Куда?

- В спальню. Твою или мою, - без разницы. Выбирай сам.

- Конди!!!

Боль, какая боль в ее глазах...

- Это так много значит для вас. Для него. Такие усилия. Не пропадать же даром. - Слова падали, падали, падали...

- Только скажи, почему ты?

- Я...

- Почему он выбрал тебя? Почему ты согласился?

Кричи она, визжи, дерись, - все было бы легче. Но монотонный, спокойный, лишенный всяких интонаций голос разил Ижуля наповал.

- Он действительно не может? Или дело во мне?

- Что ты несешь? - Последние слова добили окончательно,- Да он весь мир к твоим ногам положит и еще сомневаться будет, - не мало ли!

- Не понимаю.

- Что тут понимать! Боится он, просто боится.

- Чего?

- Тебя. Того, что оттолкнешь, или, хуже того, пожертвуешь собой. Вот как сейчас. - Авам тряхнул головой, - Прав был Кэл, это хуже изнасилования. А для него - стократ.

- Оттолкну? Я? Его? - Молодой человек перевел дух. Неподдельное удивление, растерянность - все лучше той страшной безучастности.

- Конди, он горд. Он отказался от титула, предложенного герцогом. Он не пожелал быть мишенью всеобщей жалости. Он просто похоронил себя прежнего. Но был готов на коленях умолять меня... об этом.

- Но почему? - Девушка была совершенно сбита с толку.

- Потому что считает, что для тебя важно быть маркизой. Потому что женщине нужен ребенок.

- Маркизой... Чушь какая... А побережье?

- Чтобы эст Тегульдет, одно имя которого конкурентов до колик доводит, не измыслил какого-нибудь хитрого трюка? Это даже не смешно. - Ави фыркнул, но тут же вновь стал серьезен:

- Конди, затевая всю эту глупость, он думал о тебе. Только о тебе. А меня выбрал, потому что доверял. Но я не справился.

- Не справился...- эхом повторила она. И вдруг неудержимо разрыдалась.

- Ну что ты... - Авам подхватил девушку на руки,- Конди, сестренка, не плачь, не надо. Хочешь, я сам ему нос расквашу?

- Не справился... - она всхлипнула, - Да будь ты хоть самим Дакэ из баллад, - все равно... Никто мне не нужен, кроме него!

- Конди! - Ави счастливо засмеялся и закружил ее по комнате. - Ты сама-то понимаешь, что только что призналась в любви.

-... его изуродованное лицо, хромота,- тебя не смущают?

- Уже нет. - Конди покачала головой. - Это же его беда, а не вина. Мне очень хотелось бы как-то помочь. Провести по каждому из шрамов, как будто я могу их стереть. Чтобы он понял, не все так плохо. Чтобы не боялся.- Девушка изучающее глянула на собеседника:

- А ты, часом, не передергиваешь?

- ?

- Как-то "боятся" с ним плохо вяжется.

- Ошибаешься. У Кэла страхов очень много. Правда, все они... ненастоящие, что ли. Придуманные. А вот реальных опасностей он, как ни странно, совсем не боится. По крайней мере, я ни разу не видел, чтобы он испугался.

- А при Кочечуме?

- При Кочечуме пугаться было некогда. А вот потом... - Он поморщился. - Знаешь, это не самая приятная тема.

- Тебе было так плохо?

- Я-то даже понять толком ничего не успел. Атака, копье под ребро и все. - Рука непроизвольно легла на бок. - Больно было, это да. Но потом пришел в себя уже зашитым и слабеньким как новорожденный котенок. А вот Кэл оставался на ногах до последнего. Его чуть на костер не оттащили.

- На какой костер?

- Павших героев. Последние почести от каматов. Как Эмбэнчимне угораздило разглядеть, что он еще жив!

- А кто это Эм.. бэм..

- Эмбэнчимне? Их знахарка. Она и предсказательница, и гадает на судьбу. Удивительная женщина.

- Молодая?

- Нет. - Ижуль усмехнулся. - У них знахаркой можно стать только после того, как первый из внуков женится. Или замуж выйдет, если внучка. И чем больше у женщины потомства, - тем выше почет. У Эмбэнчимне тринадцать детей.

- Сколько?

- Семейных. - Уточнил Авам. - И внуки уже взрослые.

- И эта бабушка гналась за вами вместе со всеми?

- Поглядела бы ты на эту бабушку... - Молодой рыцарь будто наяву увидел сильные сухие руки в сетке вздувшихся вен, спокойные мудрые глаза, темнее омутов в лесном пруду... - Состязаться с ней в верховой езде я бы тебе не советовал. Но знахарка она... - Ави попытался подобрать нужные слова и не смог. - В общем, наши ведуны да травники ей в подметки не годятся. Кэла от предков вытащила именно она. Что уж там делала, какие силы заклинала, какими травами поила да окуривала...

Ижуль замолчал. Нет, он не станет рассказывать, как на каматской повозке Эмбэнчимне доставила в лагерь герцога изломанное, искореженное тело. Как его, первый раз вставшего с постели, прошиб холодный пот, когда он увидел, что этот человек еще жив. Как земля поплыла и поменялась местами с небом, когда он понял, что это - Кэл.

- Ты знаешь, он ведь первое, что увидел - свое лицо. И понял, что лишился глаза. Посмеялся еще, можно не щурится, когда из лука стреляешь. А потом рука, нога...

- Да уж! - Конди зябко поежилась. Ави скинул с себя куртку и укрыл ее плечи.

- Замерзла?

- Нет.

Они сидели на берегу пруда на расстеленном плаще Авама.

- Странно. - Ави усмехнулся.

- Что?

- Сидим, обнявшись, в свете луны... Какие напрашиваются выводы?

- Соответствующие. - Она попыталась чуть отстраниться, но молодой человек не дал.

- Вот-вот, делать соответствующие выводы вы с Кэлом мастера. А шишки на меня валятся.

- Что-то не похож ты на неудачливого соблазнителя.

- Зато похож на удачливого сводника. - Белозубая ухмылка сверкнула в темноте. - Только как же заставить вас поговорить по душам, а?

Она встревожилась:

- Ты не говори ему ничего. Хорошо?

- Конечно, не буду. Вот вернется Кэл, - сама ему все скажешь.

Вот и прошли эти два месяца. Длинные, тягучие. Время плелось нога за ногу. Все! Ведут к дому знакомые улицы. Раскрываются ворота.

- Вы вернулись, хозяин?

- Да, прими. - Летят слуге поводья.

Через сад, быстрее. К ней.

Светлое платье на верхних ступенях парадной лестницы.

"Любимая, я вернулся к тебе!" Взбежать, подхватить на руки, закружить...

"Эконда, свет очей моих"

Но зацепилась за ступеньку изуродованная нога. Алдакэл будто протрезвел. И неспешно, как и подобает почтенному эсту, поднялся туда, где ожидала его супруга.

- Вы вернулись, сударь?

"Я так ждала тебя"

- Да.

"Сердце мое..."

- Поездка была успешной?

"Мне так тебя не хватало"

- Вполне.

"Как она бледна..."

- Вы устали с дороги? Распорядиться насчет обеда и ванны?

"Где ты был так долго?"

- Если вас не затруднит.

"Не уходи..."

- Нисколько

"Ты не остановишь меня?"

- В таком случае, будьте добры.

"Я тебе так противен. Торопишься уйти"

- Да. - Конди помедлила. - Конечно.

"Я не нужна тебе? Совсем?"

- А с вами, Ижуль, я хотел бы кое-что обсудить.

"Любимая..."

- Не смею вас задерживать.

Девушка легко склонила голову и исчезла во внутренних покоях. Бежать, скрыть слезы.

Авам стоял как громом пораженный. Разве так приветствуют возлюбленного? Разве так встречают ту, что дороже всего на свете? Пустой холодный разговор, безликие фразы. Предки, неужели он не заметил, как она дрожит? Неужели она не видит закаменевших в последнем усилии удержать себя скул?

- Пойдем, Ави.

- Что? А, конечно.

- Тебе удалось?

Этот вопрос Тегульдет задал, едва закрыв двери кабинета. Ижуль покачал головой:

- Извини, Кэл, ничего не вышло. Только схлопотал по физиономии, когда был слишком настойчив. Зряшная затея, я тебе сразу говорил.

- Жаль.

Показалось, или в правду в усталом голосе больше облегчения, чем сожаления?

- Значит, надо придумать что-то еще.

Ави вскинул руки, защищаясь:

- Только без меня. Сам получай колотушки.

Бровь над здоровым глазом удивленно взлетела вверх:

- Так сильно досталось?

- Угу. - Молодой человек потер скулу. - И какой удар по уязвленному самолюбию. - Он хмыкнул.

Алдакэл потянулся к кувшину с вином, разлил по бокалам.

- А как ... она?

- В смысле?

- Ну... - неопределенный жест, - Вообще.

- Вообще? Вообще замечательно. Армия переписчиков скоро изведет все запасы пергамента. Слуги ходят по струнке. Обменивается визитами с приятельницами... Слушай, Кэл, может хватит ходить вокруг да около? - Авам вдруг резко сменил тон, заговорил убеждающее-напористо. - Может хватит валять дурака и пора вспомнить о том, кто ты есть на самом деле? Не надо меня останавливать, - предупредил он попытку Тегульдета. - Чего ты боишься? С визгом не убежит, и даже не оттолкнет. Ведь вышла она все же за тебя замуж.

- Вышла. - Алдакэл сцепил зубы. - А ты знаешь почему? Нет? Так я расскажу. Сведенья из первых рук, от дорогого тестя. Как ты помнишь, вся их семейная недвижимость заключалась в старом родовом замке и наследстве деда Эконды по матери. Ни то, ни другое барон реализовать не мог. С наследством понятно, почему. А вот с замком дело похитрее. Это патримон. [11] Теперь понимаешь?

- Не совсем. Ну нельзя продать без согласия наследника мужского пола. Так ведь и наследника нет

- Ага. Нет наследника, значит нет и согласия. По букве закона любая сделка невозможна до тех пор пока... - Алдакэл сделал многозначительную паузу

- Пока? - недоуменно повторил Ави

- Пока этот наследник не появится и не будет в состоянии свое согласие выразить. Каковы способы появления наследников?

- Дурацкий вопрос! И какое он имеет отношение к твоему браку?

- Не такой уж дурацкий. И отношение - самое прямое. Наследники, дорогой мой лесс, появляются либо путем естественным, рождаясь таковыми. Либо, - он саркастически усмехнулся, - юридическим, через завещание. Таким образом, достаточно объявить наследником любое совершеннолетнее лицо мужского пола и получить его согласие. И все в порядке.

- Так. - Ави взъерошил волосы, - но что-то мне не вериться, чтобы твой тестюшка сам такую хитрую загогулину измыслил.

- Не сам. Помогли. Нашелся, понимаешь любитель красот природы и романтических развалин. И пристал к Шагонару: продай. Тот только руками разводил, рад бы да не могу. Покупатель возьми и предложи этот план. В аккурат перед твоим сватовством. Так что папаша любимой доченьке объяснил: либо выходишь замуж, за кого ветры принесут, либо остаешься ни с чем. Дедово-то наследство должно было монахам отойти в двадцать второй день ее рождения. Тут за кого угодно пойдешь.

- Погоди, а сам барон как жить думал?

- А он вообще умеет думать? - Неожиданно Кэл со всего размаху хватил бокалом об пол. - Так поступить с собственной дочерью, - зарычал он. - Чуть не удушил мерзавца. - Тегульдет жадно отпил прямо из кувшина. - Все эти годы все, что он ел, носил, на чем спал, чем печь топил, - все ее стараниями.

- Я же говорил, тебе повезло.

- А ей? Отец - пьяница, муж - урод.

- Кэли, не надо опять вертеть колесо.

Алдакэл будто не слышал:

- А кто достоин самого лучшего, если не она? Из того, о чем мечтает каждая женщина, я не могу ей дать ничего. Ни любви, ни семьи, ни детей.

Авам уже было раскрыл рот ... и закрыл его. Обещание молчать, данное Эконде, связывало по рукам и ногам.

- Богатство, положение в обществе - жалкая замена. Но за неимением лучшего, - Кэл перевел дух, - хоть это. Она будет маркизой.

- Дался тебе этот титул, - пробормотал Ави, - Постой, ты придумал, как обойти условия завещания?

- Нет. - Он закусил рассеченную губу, - Я, видишь ли, сам, без твоей подсказки вспомнил, кто я такой.

- Кэли! - Ижуль не верил своим ушам.

- Да, я был и у герцога. Он нас ждет.

- Ты... возвращаешься?

- Мы возвращаемся.

- Конди!

- Что? А, это ты. - Девушка безучастно отвернулась.

- Я. Ты... не меня ждала?

- Я вообще никого не ждала.

Авам подошел, взял за подбородок, развернул к свету.

- Уже не плачешь.

- Нет. - Никакой реакции на нарочитую фамильярность.

- Это хорошо, у меня для тебя радостная новость. Не хотелось бы топить ее в слезах.

"Ветры, что я несу!"

- Слушаю.

- Он был у герцога и договорился о представлении ко двору.

- Да? Передай достопочтенному эсту мою благодарность. - Она говорила совершенно незаинтересованно.

- Конди...

- Что?

- Перестань. Он же хотел как лучше.

- Да кто дал ему право решать как лучше! - Эконда неожиданно взорвалась. - Я, как последняя дура ждала его, нафантазировала невесть что - вот вернется, упадем друг другу в объятия и ждет нас впереди сплошной мед с сахаром. А он...

- А ты?

Девушка осеклась.

- Вы, два упрямых гордеца никак не можете сделать по полшага навстречу друг другу. Сколько я могу бегать от одного к другому? Сколько еще придется выслушивать ваши излияния? Запереть бы вас в одной комнате и не выпускать, пока не договоритесь. Нет, вы ж с голоду ноги протянете. Оба! - Ави сорвался. - Словом, собирайся, выезжаем завтра утром.

Он хлопнул дверью, оставив девушку совершенно сбитой с толку.

Вечер перед дорогой Ижуль коротал один. Устал. Устал играть роль не то дуэньи, не то исповедника. Ничего, скоро все кончится. Конди умна, над его последними словами, произнесенными будто в запале, не может не задуматься. И, надо надеяться, придет к правильным выводам. Он усмехнулся.

Кэл... Сегодня из под личины достопочтенного эста Тегульдета проглянул прежний Кэл. Даже изысканная, похожая на книжную, речь сменилась простонародным говором, которым он так любил изводить когда-то придворных герцога. Пусть это первый шаг к возвращению. Спасибо за него Эконде.

И Эконда долго не могла уснуть. Последние, неосторожно вырвавшиеся слова молодого рыцаря привели ее в смятение. Неужели есть надежда? Неужели Алдакэл, так же как и она, прячет свои чувства под маской отстраненной учтивости? Девушка покачала головой. Один раз ты уже почти убедила себя в том, что небезразлична ему. А если Ави ошибается? Или просто пытается поддержать, чтоб не теряла надежды? Хоть бы какой знак... Хоть один взгляд...

Она вздохнула и принялась укладывать платья, мимоходом подумав, что так и не привыкла к услугам камеристки.

Алдакэл смотрел на негаснущий свет в окне Конди. Сколько раз он так сидел до отъезда. И с чего взял, что что-то должно измениться? Сладкие пустые грезы. А когда она решит, что ее обманывали... Кэл невесело усмехнулся. Но решение принято, и отступать он не намерен. Может быть, при дворе найдется кто-нибудь удачливее Ижуля. Сердце сжало острыми когтями. Не смей ревновать! - приструнил он себя. Будь счастлив тем, что она живет под одной крышей с тобой, и ты можешь видеть ее. Каждый день. Рука потянулась к виолону [12]. Зачем он держит инструмент в своих комнатах? Все равно, изуродованным пальцам никогда не сжать тонкий гриф.

Вас, Лейсса, встретил я - и вмиг

Огонь любви мне в грудь проник.

С тех пор не проходило дня,

Чтоб тот огонь не жег меня.

Ему угаснуть не дано -

Хоть воду лей, хоть пей вино!

Все ярче, жарче пышет он,

Все яростней во мне взметен.

Меня разлука не спасет,

В разлуке чувство лишь растет.

Когда же встречу, Лейсса, вас

Уже не отвести мне глаз,

Стою без памяти, без сил.

Какой мудрец провозгласил,

Что с глаз долой - из сердца вон?

Он, значит, не бывал влюблен!

Мне ж не преодолеть тоски,

Когда от глаз вы далеки. [13]

Эти строки он написал в добровольном изгнании последних месяцев. А дальше сложилось только что, само собой:

Мое же сердце мне о Вас

Напомнить поспешит тот час

И примется изображать

Мне светло-золотую прядь,

И стан во всей красе своей,

И переливный блеск очей...

Конди замерла у открытого сундука. Может это и есть знак? Вряд ли. Этот наемный менестрель уже пел для нее. Девушка узнала голос.

Очарование речей,

Веселых, чистых как ручей,

Ответов ваших прямоту

И легких шуток остроту...

Авам отсалютовал себе полным бокалом. Наконец-то! Вряд ли после этого романтического признания Эконда сможет утверждать, что муж-де не обращает на нее внимания.

Конди уже заняла место в карете, когда из дому вышли Алдакэл и Ижуль. Они то ускоряли шаг, то останавливались, жарко споря о чем-то. До девушки долетали только обрывки разговора:

- Сейчас... - это Ави

Неразборчивый ответ мужа. Возмущенное фыркание.

- ... перед всеми?

Снова глухое бормотание и горячая речь молодого человека, из которой удалось разобрать совсем немного:

- ...не прав... удержать лицо... мой лесс... Чтоб тебя ветры сдули! - Последние слова Авам почти выкрикнул, резко развернулся к карете. Увидел внимательные глаза Эконды и смешался. Он явно хотел подойти, что-то сказать, возможно, объяснить. Но рука Алдакэла, легшая на плечо, удержала рыцаря. Негромким (и совершенно неразборчивым! - к досаде девушки) голосом он принялся что-то втолковывать Ави. Тот слушал мрачно, нехотя. Но, в конце концов, мотнул головой:

- Это твое дело. Поступай, как знаешь. - И, почему-то изучающее посмотрев на Конди, добавил - Но я бы не советовал.

Она ожидала, что муж займет место в карете, напротив нее. Это... беспокоило. Девушка отдавала себе отчет, что не сможет как раньше вести разговор о чем бы то ни было. Какие уж тут беседы, когда так сжимается сердце! Но Алдакэл в очередной раз удивил ее, направившись к оседланному жеребцу. Вдев здоровую ногу в стремя и опершись на плечо подоспевшего Авама, он неожиданно легко вбросил себя в седло.

- Вы готовы, сударыня?

-Д-да.

- В таком случае, - в путь.

Дорога до столицы заняла целый день. Конди прихватила с собой некоторые части землеописания, но работа не ладилась. Карету покачивало, хоть и не сильно, однако достаточно для того, чтоб чужой почерк оказался нечитаемым. Со вздохом, она убрала пергаменты в ларец и уставилась в окно. Непрошенные мысли никак не хотели оставить ее в покое. Где был Тегульдет эти два месяца? Безразлична ли она ему? Или все-таки нет? Ведь Ави говорил... И ночной менестрель? О чем, северные ветры, они спорили перед отъездом? Девушка прикусила губу. Ижуль сказал: "Мой лесс". Но при чем тут Дакэ?

После одной из остановок Ави решил составить Эконде компанию:

- Не прогонишь? - спросил он, ныряя в карету.

- Нет. - улыбнулась она

- Вот и славно. Фу-у! Хорошо-то как. - Молодой человек блаженно откинулся на мягкие подушки.

- Благородный лесс...

- Благородный лесс не прочь дать немного отдохнуть... э-э-э ... своему седалищу.

- Устал?

- Угу. Отвык я. Раз-ле-нил-ся. - По слогам, ухмыляясь, произнес Ави. - Из бастардов бы меня точно выгнали.

- Постой, а как же Алдакэл?

- Кэл у нас железный. - Авам не выказывал ни малейшего беспокойства, - он как-то провел в седле больше двух суток кряду. И ничего. Говорят, даже не шатался, когда с лошади слез.

- Говорят?

- Мы еще не знакомы были, так что я с чужих слов передаю.

Он помолчал немного и требовательно спросил:

- Ну?

- Что "ну"? - не поняла Конди.

- Ты и сейчас будешь утверждать, что Кэл на тебя внимания не обращает?

- А разве да?

- А разве нет?

Молодые люди непонимающе уставились друг на друга.

- Ты о ночной серенаде?

- И о ней тоже. - Авам пристально смотрел на девушку. Та с деланным равнодушием пожала плечами:

- Велика ли забота, при его деньгах заплатить менестрелю.

- Заплатить? - Он покрутил головой, - Да, милая, умеешь ты ошарашить.

- Что-то не так?

- Не так? Можно сказать. Если жена после пяти месяцев брака не признает голоса собственного мужа, то, вестимо, что-то не так.

Конди ударилась макушкой о верх кареты:

- А?

Ави наблюдал за ней, иронически усмехаясь:

- У Кэли, помимо явных достоинств еще и множество скрытых талантов. Скрытых, потому что щеголять ими он не торопится. Стихи, музыка, голос... - если бы захотел, - только на этом мог бы состояние сделать.

Девушка потрясенно молчала. Не внезапно открывшийся дар мужа поразил ее. И даже не то, что она не распознала ночного певца. Это как раз было объяснимо: Алдакэл говорил негромко, нарочито глуховато и размеренно, а пел чисто и ясно, не скрывая владевших им чувств... Но он пел для нее? Или... Кто эта лейсса, ветры ее сдуй!

- Какая лейсса?

Конди не заметила, что последние слова произнесла вслух и очень удивила ими Авама.

- Которой посвящена кансона.

Молодой человек издал неопределенный звук, попытался удержаться, но не смог и расхохотался. Отсмеявшись и утерев выступившие слезы, он восхищенно протянул:

- Да-а-а... Такого я, признаться не ожидал. Ох, Конди, только привыкну к тебе, - снова удивляешь.

Девушка, насупившись, молчала. А Ижуль не умолкал:

- Ревность... Как это прекрасно! Но, скажи, пожалуйста, откуда бы ей взяться? С чего ты взяла, что пел он не тебе?

- Я - не лейсса, я - эстойа. - Буркнула она.

- Для него, - лейсса. Впрочем, - молодой человек хитро прищурился, - скоро будешь зваться лессайей.

-?

- Как ты думаешь, зачем мы едем к герцогу?

Конди пожала плечами:

- Ты же сам сказал, на аудиенцию. Только не могу понять, для чего Алдакэл это затеял. Ну подойдем к его светлости, поклонимся. Представят нас: достопочтенный эст Тегульдет с супругой. Ну скажет герцог пару слов, если, конечно, захочет. И все. Или не все? Это как-то с завещанием связано? Он хочет оспорить условия?

- Нет. Просто Кэл наконец перестал воротить нос от собственного титула.

- И... кто он?

- Хочешь посмеяться? Маркиз.

Но Эконда даже не улыбнулась.

- Да. Теперь понимаю. - Задумчиво протянула она.

- Что?

- Ему действительно нужно было только побережье.

Ави сморщился, будто ежа проглотил:

- Нет, с вами обоими разговаривать, никаких сил не хватает. Умница моя, ну сложи ты, наконец, две единички. Первая: два года ему было абсолютно наплевать на свое положение, все приглашения ко двору он даже не распечатывал. Вторая: изменил свое... э-э, поведение, когда стало ясно, что о наследстве твоего деда можно забыть. Ради чего? Или, точнее, ради кого?

- Ави, - девушка отвела взгляд, - ты снова будешь убеждать меня в том, что я ему небезразлична.

- Буду. Хотя убеждать в очевидном... Не думал, что это такая тяжелая задача.

Она отмахнулась.

- Не надо. Я и без того решила: чтобы не случилось, постараюсь быть рядом. Стать ему другом, если большее невозможно. Но так хотелось бы надеяться, что когда-нибудь он посмотрит на меня с интересом.

Ижуль пребывал в полной растерянности. Конди не слепа и не глупа. Как она может так упорно не видеть... И тут смутная догадка забрезжила перед ним:

- Конди, - он осторожно подбирал слова, - ты, помнится, говорила, что знаешь, какими глазами мужчины смотрят на желанную женщину. Скажи, пожалуйста, откуда ты это знаешь?

- Ну... На меня смотрели... так.

- Как? - чуть не взвыл Ави, - И кто? Не в монастырской же школе!

- Нет. - Щеки девушки залились краской. - Иногда, когда отец заявлялся с гостями, я не успевала исчезнуть. Вот они...

- Северные ветры! - Догадка оказалась неверной, - Я-то полагал, что услышу о томно-восхищенных взглядах, которыми герои баллад одаривали своих возлюбленных. И ты хочешь, чтобы Кэл смотрел на тебя так?

Она потеряно молчала.

- Он может и ублюдок, но не пьяное похотливое ничтожество. И никогда, - слышишь, - никогда не позволял себе оскорбить женщину. Даже взглядом. Даже если она того заслуживала.

Он выскочил из кареты, не дожидаясь остановки. Эконда в изнеможении прижалась лбом к окну. Как все перепуталось.

- Вот мы и приехали. Вашу руку, сударыня.

- Это дворец герцога?

- Нет. Это мой столичный дом.

- Ой!

- Что-то не так?

- Но... он совсем непохож... - Конди смешалась. Строгая чистота линий действительно имела мало общего с бьющей в глаза роскошью прежнего обиталища.

- Неудивительно. - Алдакэл двинулся к парадной лестнице, увлекая за собой девушку. - То здание выстроил мой дед. А это - я.

- Вы?

- М-м... Пожалуй, сильно сказано. Когда на меня свалилось наследство, я какое-то время думал, на что его потратить. Идея с плаванием к островам и дальше пришла мне в голову значительно позднее. А тогда приходилось довольно часто бывать в столице, нужно было где-то останавливаться. Герцогский дворец не всегда был... удобен. Вот и нашел деньгам применение.

- А кто все это спланировал?

- Не я. - Тегульдет улыбнулся. - Талантами в области архитектуры, увы, обделен. Я даже не знал толком, чего хочу. И крови мастерам попортил изрядно.

- Да уж, - фыркнул Ави, - они расставались, скрипя зубами друг на друга. А роль мешка с песком, как обычно, доставалась мне.

- Не прибедняйся. Без тебя я либо получил бы вычурного урода, либо до сей поры не заложил бы и камня в фундамент. Эконда, - он сменил тему разговора, - в ваших комнатах вас ждет платье для завтрашнего представления герцогу. Я взял на себя смелость нанять для вас камеристку. Думаю, она вам понадобиться.

Алдакэл оказался прав. Камеристка понадобилась. И еще как! Сама Конди в жизни бы не разобралась что, куда и зачем пристегивается, пришнуровывается, привязывается... Северные ветры! А прическа? Столько времени убить на то, чтобы особенно хитрым образом уложить волосы. Ужас! Теперь она понимала своего мужа: все эти глупости способны и здорового человека довести до могилы.

"Кто же он все-таки такой" - гадала Эконда, безропотно поворачиваясь к суетящейся прислуге то одним, то другим боком. "Отряд бастардов составляли несколько сотен рыцарей. Не так много, чтобы человек, подобный ему, мог незаметно затеряться. Тем более что после Кочечума баллады сложили чуть ли не о каждом из них. А он, - маркиз, поэт и музыкант не из последних, не раз отправлялся в столицу с поручениями... Значит, Дакэ ему доверял, несмотря на неприязнь... Была ли эта неприязнь взаимной? Да и по возрасту он должен был выделяться".

- Вы готовы, сударыня?

Голос мужа за спиной слегка напряжен. Девушка обернулась.

- Ой!

- Так ужасно?

- Вы сбрили бороду...

Сетка шрамов покрывала лицо, но жесткие очертания подбородка, твердые скулы... Когда-то он был очень хорош собой.

- Сколько вам лет?

Угрюмая усмешка:

- Двадцать семь.

- Алдакэл, скажи ей сейчас!

- Ави...

- Не делай из нее дуру перед нашим отцом и его двором.

- Вашим отцом?

Вот все и встало на свои места. Словно во сне она стянула чехол со щита. Воспетый менестрелями герб: на черном фоне весы, на одной чашке которых меч, на другой - золотые монеты. И девиз "Расплачиваюсь сполна". АлДАКЭл. Дакэ. Рыцарь без страха и упрека. Бастард герцога, признанный им наследником. В пятнадцать лет после смерти матери ушедший из дома деда-ростовщика, в семнадцать заслуживший гривну и шпоры на поле боя. Погибший при Кочечуме.

- Я выжил, Конди.

- Зачем?

И был пышный прием. И герцог был несказанно рад возвращению сына и наследника. Войско грохотало приветственным кличем: "Дакэ! Дакэ! Дакэ!". И оглушающий лязг мечей о щиты. И он на вороном жеребце, принимающий парад. И старые друзья: "Наконец-то бросил дурить". И улыбки, и реверансы дам: "Нам так не хватало вас и ваших песен". И радостный шепот Ави из-за плеча: "Ну вот, а ты боялся!"

И отрешенное лицо Эконды.

- Герцог объявил турнир в честь твоего возвращения.

- Да. Прекрасная возможность.

- Вновь показать себя?

- Нет. Со славой сложить голову.

- Кэли, ты...

- Эконда, братишка. Она слишком многое для меня значит. А ее слова ты слышал сам. Боюсь, контраст с героем баллад слишком велик.

Ижуль потряс головой:

- Это дурной сон. Бред. Не ты ли смеялся над теми, кто пытался свести счеты с жизнью из-за того, что "она не так посмотрела"? Дакэ, опомнись!

Алдакэл остановил брата взмахом руки:

- Не в этом дело. Ее нелюбовь я вполне мог бы пережить. Но... дело не в этом. - Повторил он.

- А в чем же?

- Я хочу... Я хочу, чтобы она была счастлива. Теперь Эконда не только богата, но и знатна. И покалеченный урод - ей не пара. Все, что я могу сделать - освободить от своего присутствия. Аннулирование брака дурно пахнет, развод не приемлю я, а вот положение вдовы весьма достойно и почетно. Хотя, во вдовах она, как мне кажется, не задержится.

- Идиот! - Ави стремительно выбежал в коридор.

Конди спешила так, будто от этого зависела ее жизнь. Она ворвалась к мужу:

- Что вы надумали, как могли...

- Сударыня, чем обязан?

- Оставьте свою холодную вежливость! Мне она не нужна! Как вы могли подумать, что я желаю вам смерти?

- Но вы же сами сказали...

- Ох! - Девушку словно окатили водой, - Я вовсе не...Простите, я... я... я не то имела ввиду. Я просто...

- Да?

- Я как-то в раз поняла, что вы имели и что потеряли. И как это было для вас больно и мучительно. Умереть, наверное, проще.

- Я исправлю эту ошибку.

- Нет! - Она закрыла глаза и, собравшись с духом, продолжала, - Не надо. Вы должны жить. Ради отца. Ради брата. Ради всех, кто вас любит и радуется вашему возвращению.

- Но не ради вас.

- Ради меня не надо. Вы и так сделали для меня больше, чем следует. И, - Конди судорожно сглотнула,- я понимаю, что наследнику герцога такая жена, как я, не пристала. Прошу вашего разрешения уйти в монастырь.

- Что ты говоришь?!

- Я люблю вас. Не рыцаря Дакэ, а вас,- моего мужа. Мне все равно, кем вы были. Я знаю, что вы добры, великодушны, благородны...

- Но я урод.

- Нет. Они не столь уж безобразны, как вы себе внушили. Не важно, - она сбилась.- Почему я не сказала всего этого вчера. Теперь вы подумаете, что...

- Пусть только попробует. Кэл, идиот, дубина, что ты стоишь столбом! Она любит тебя. Понимаешь, - любит. И это не сегодня случилось, и даже не вчера. И все твои рассуждения...

- Ави, ты здесь лишний. - Алдакэл просто вышвырнул брата вон и повернулся к жене.

- Не плачь, любимая.

- Я не плачу. Я хочу...

- Я тоже,- Дакэ предпочел понять по-своему. Конди тихо ахнула.

- Дай мне утереть твои слезы.

- Кэл, твои глаза... твои руки...

Сильные руки обняли девушку, яркие зеленые глаза были нежны.

- Это то самое чудо, которым меня обнадежили.

Обыкновенное чудо.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Лесс - дворянин. "Мой лесс" - обращение принесшего присягу рыцаря к своему сюзерену. Замужняя женщина благородного происхождения - лессайа, незамужняя - лейсса. Эст - вежливое обращение к человеку "простого", неблагородного происхождения. Соответственно, замужняя женщина зовется эстойей, незамужняя - эйстой. Рыцарская присяга может быть дана в двух вариантах: поземельном и личном. Более распространена поземельная: за службу рыцарь получает земельное владение, которое, в случае его гибели, остается в пользовании его семьи до достижения старшим из сыновей возраста совершеннолетия или до замужества последней из дочерей. Так как сыновья, за редким исключением, приносили такую же поземельную присягу, дворянские роды оказывались связаны отношениями вассалов-сюзеренов из поколения в поколение. Личная присяга не приносила земельного надела, но полностью переводила рыцаря на содержание сюзерена. Поэтому ее давали, как правило, младшие сыновья, а также люди, получившие дворянское звание за свои заслуги. Если поземельная присяга связывала давшего ее и принявшего до смерти одного из них, то личная могла включать ограничения. Например: до определенного возраста (вассала или сюзерена); до заключения одним из них брака; на оговоренный срок - десять, пятнадцать, двадцать лет и т.д.

[2] Руки, скрещенные на затылке - жест, аналогичный рукам, поднятым вверх

[3] Двадцать два года считаются возрастом достижения совершеннолетия. Совершеннолетними так же считаются (независимо от возраста) заключившие брак или заслужившие рыцарское звание.

[4] Монашеские общины (монастыри) - исключительно женские. Как правило, туда уходили овдовевшие лессайи, чьи дети благополучно, или не совсем, но устроились в жизни. Кроме того, в монастырь могли уйти по обету; могли отдать одну из дочерей в обмен на политическую и/или материальную поддержку семьи. Это организации скорее благотворительные, нежели религиозные. Каждая из общин в обязательном порядке содержит бесплатную больницу, ночлежку и... школу благородных девиц, в которой учат ведению домашнего хозяйства (включая управление поместьем), правилам хорошего тона и знакомят с изящными искусствами. Общины обладают некоторой автономией от светской власти, которая не вмешивается ни во внутренние дела монастырей, ни в их отношения между собой, если только это не задевает третьих лиц и не связано с уголовными преступлениями.

[5] Знахари, травники и ведуны - лекари. Представители каждой из конгрегаций яростно открещиваются от принадлежности к конкурентам и громко возмущаются, если случится путаница. Однако, провести четкие разграничительные линии не смог никто. Все они используют природную магию, обращаются за помощью к предкам, практикуют траволечение и ревностно хранят свои тайны.

[6] Правами наследования обладают только лица мужского пола. Хотя передать эти прав можно и через женщину. Наследниками в таком случае становятся ее муж или сыновья. Признанные бастарды обладают не меньшими правами, чем законные дети, но в очередь наследования становятся вслед за рожденными в браке к моменту признания. Например, Дакэ было семнадцать лет, когда герцог признал его своим сыном. Будь у его светлости сын хоть нескольких минут от роду, и Дакэ оказался бы вторым.

[7] Чатуранг - игра, близкая шахматам.

[8] Гривна и шпоры - знаки рыцарского достоинства. Не всякий лесс - рыцарь, но любой человек, получивший гривну, становится лессом.

[9] Удар болью - выражение, аналогичное "болевому шоку"

[10] Монотеистическая религия не сформировалась в этом мире. Ее заменяют культ предков, вера в судьбу и предопределение.

[11] Патримон - вид феодального землевладения, один из вариантов майората. Отчуждение возможно лишь при наличии письменного согласия ближайшего наследника.

[12] Виолон - шестиструнный музыкальный инструмент, нечто среднее между гитарой и лютней.

[13] Стихи Арнаута де Марейля в переводе В. Дынник. Автор взяла на себя смелость заменить "Донну" на "Лейссу"