Аннотация: Родителям посвящается. ФИНАЛИСТ конкурса "Мистерия тайн-22".
Смеркалось...
Смеркалось... Вечером в глухом лесу жутко. Озираешься по сторонам и кажется, что тяжелые еловые лапы сейчас обхватят и не выпустят из плена, а там, в косматых дебрях прячется... Вдруг неподалеку сверкает зарница, на миг осветив едва различимые очертания фигуры. И опять ничего не видно, но слышно: то ли шелест листвы, то ли шорох травы, то ли... Не похоже ни на что... но странные звуки указывают на присутствие кого-то или чего-то рядом. Значит, это не сон и не видение, а нечто явное. Сердце начинает учащенно биться, паника охватывает жаром, переходящим в озноб, и страх сковывает тело. А "непонятное" подкрадывается все ближе... Ведьма или упырь? Нет, нет, пусть там будет женщина в белом!
Но с отцом мне нечего бояться. Последние годы он работал начальником изыскательской экспедиции. Каждое лето до наступления холодов уезжал в командировки на геодезические съемки в тайгу. Она для него - дом родной. Я поздний ребенок в семье - мой папа уже не молод, недавно вышел на пенсию. Казалось бы, лежи себе "на печи", да радуйся жизни. Нет, это не для него и не для меня, как получается. Лесные походы - не только романтика с палаткой и рюкзаком - это школа жизни, которая учит дисциплине, трудолюбию, смелости и многим другим качествам, необходимым мне, когда я останусь без его поддержки. Так считает мой отец. Сейчас мы разжигаем костер и смотрим, как языки пламени начинают пожирать сухие щепки, добавляем хворост, потом чурочек потолще. Огонь разгорается - дым от него, окутывая нас тонкой пеленой, спасает от гнуса. В котелке заваривается смородиновый лист. Год назад мы сидели на этом самом месте втроем и также пили душистый чай, и смеялись... Теперь грустим вдвоем, мамы больше нет - она умерла. Тут послышался хруст сломанной ветки и где-то впереди, в туманной дымке, показалось что-то белое, мелькнуло и вмиг исчезло за деревьями. Вздрогнув, я прижалась к отцу и спросила:
- Ты видел? А правду говорят, что в сибирской тайге колдуньи живут? Будто бродит по лесу женщина в белом одеянии и судьбу предсказывает?
- Насчет предсказаний не знаю, а вот добрым путникам в беде помогает. Не бойся, дочка.
- Шутишь, чтобы не страшно было? - усмехнулась я.
Папа достал из рюкзака табак, забил в трубку. Это значило: отбой откладывается, сейчас он расскажет историю, но не сказку. Сказки остались в детстве, мне исполнилось семнадцать лет. Подбросив в костер дровишек побольше, отец приступил к рассказу:
- Странный случай произошел со мной в 43 году. Когда началась война, на фронт меня не взяли. Сказали, что нужен, как специалист, в тылу. Направили в один из отрядов, входящих в состав экспедиции, которая намечала трассу для стратегически важной железнодорожной ветки. Работали сутками, впрочем, как и все тогда. Экономили на всем: доставлять в тайгу необходимое оборудование, одежду, продовольствие и в мирное время было нелегко, а уж в военное - тем более. Вместо транспорта - лошади, навьюченные теодолитами, нивелирами, прочим скарбом и провиантом. Бывало, что нам предстояло преодолеть труднопроходимые участки, тогда приходилось обходиться без лошадей, а груз тащить на себе. Так было и в этот раз. Вопреки прогнозу, погода резко испортилась - зима застала нас в пути. Нам оставалось ещё несколько километров, чтобы добраться до места назначения. Изможденные, валясь с ног, мы решили сделать привал. Начальник отряда объявил получасовую паузу на легкий перекус и кратковременный отдых - до наступления ночи нужно было вернуться на базу. Меня, как самого молодого, а значит, самого крепкого, он назначил часовым и вручил мне свой карабин. По истечении получаса я должен был всех разбудить. Мои товарищи, сняв с себя снаряжение, рухнули на землю. Некоторые из них даже не нашли в себе силы поесть и, укутавшись в плащ-палатки, сразу провалились в сон. Я остался стоять, прислонившись к дереву, не выпуская из рук оружия. Не знаю, сколько прошло времени, когда рядом раздался выстрел. Вскочив, не понял, кто стрелял. Но точно - не я, потому что карабина в моих руках не было. Обнаружил его приставленным к стволу сосны, у которой заснул на посту. А еще увидел женщину. Одежда незнакомки была белого цвета, то ли от снега, то ли от света, исходящего от нее. Удаляясь, женщина растворялась среди деревьев. Я, было, бросился за ней, но неведомая сила заставила оглянуться, и оцепенел - мои товарищи лежали, запорошенные снегом. Никто не проснулся от выстрела. Температура упала, ветер погнал поземку, еще бы немного и... Страшно подумать! До сих пор не понимаю, что или кто помог нам тогда выжить, ведь
не верю ни в черта, ни в бога..., - отец, задумавшись, замолчал.
- А что было потом? - не выдержала я.
- Слава богу, никто не умер и даже не заболел от переохлаждения! Изыскатели - народ выносливый и находчивый. После того, как я всех растормошил, разожгли костер - обогрелись снаружи и изнутри. У начальника отряда всегда при себе спирт имелся. Отсутствие одного патрона объяснил ему тем, что выстрелил в воздух в надежде их разбудить, а когда это не помогло - здорово испугался. И давай трясти каждого!.. В конце концов, добрались до лагеря. Признаться в том, что случилось, и кто нас спас, духу у меня не хватило, струсил. Да и засмеяли бы... Хочешь - верь, хочешь - нет.
- Я тебе верю, папа. А на кого была похожа эта женщина в белом?
- Лица не видел, только нечеткий силуэт со спины...
- Может, мама? - предположила я.
- В то время мы еще не были с ней знакомы, не могла она мне померещиться. Все-таки, сомневаешься... - грустно улыбнулся отец.
- Нет, наоборот, уверена - мама приходила к тебе из будущего, почувствовав, что ты нуждаешься в ее помощи. Иначе, как бы вы встретились?
- Понимаю, тяжело терять самого близкого человека и хочется верить в вечное неземное существование. На самом деле, остается только сожалеть, что она не осталась с нами в настоящем. Послезавтра люди, которые любят и помнят нашу маму, придут на годовщину ее смерти.
Утром возвращаемся в город, по пути заедем на кладбище, а сейчас уже поздно. Давай спать, дочка.
Отец долго ворочался, наконец, затих, а мне не спалось - настораживал любой шорох рядом с палаткой. Но пьянящий лесной воздух и усталость взяли свое... падающий снег, не тающий на человеческих лицах, словно маски смерти...припорошенные тела, тишина и лес. Кругом мрачный лес. Хотелось кричать, чтобы разбудить этот мертвый маскарад, но губы не разжимались; тянула руки, чтобы дотронуться до спящих, но слишком велико было расстояние до них. "Надо идти!" - заставляла себя, но ноги не двигались. А снег все шёл и шёл, покрывая белым саваном замерзающих людей. Ужас все сильнее поглощал сознание, сердце бешено колотилось... Вдруг кто-то тронул меня за плечо - тепло от легкого прикосновения проникло во все клеточки тела - тревога моментально исчезла. Я открыла глаза и совсем не испугалась, хотя полы палатки были открыты, а надо мной склонилась женщина, черты лица которой были до боли родными.
- Мама, ты вернулась? - прошептала я.
- Мне нельзя назад, дочка.
- А как же мы? Летом походы выручают, а зимой, боюсь, как бы отец с тоски не запил. Плохо без тебя.
- Он сильный, справится. Ну если что, зажигай свечу...
- Разве это поможет?
- Нам с папой помогало в трудные минуты. А сейчас спи спокойно, ничего не бойся. Ты уже взрослая, а меня маленькие детки ждут. Мне пора уходить, но я всегда буду рядом.
Мама вышла, шурша складками белого платья, и моментально скрылась из виду, как будто испарилась.
Отец никогда не изменял своим привычкам. В шесть утра мы были уже на ногах. Путь предстоял не близкий: сначала пешком до трассы, а там, на попутках до электрички и от станции прямиком к кладбищу, где на самой его окраине у березовой рощи, была похоронена мама. По дороге мы собрали огромный букет полевых цветов и положили на могилу ее любимые незабудки. С маминого портрета на памятнике на меня ласково смотрела молодая женщина в белом халате. Раньше я видела только ее лицо, а сегодня обратила внимание и на одежду.
- Папа, почему ты выбрал именно эту фотографию? - удивилась я.
- Как тебе объяснить? Ты же знаешь, она работала медсестрой в доме малютки, куда после роддома определяли новорожденных брошенных детей. Сколько она жизней спасла, сколько выходила малышей и за каждого переживала, как за родного! Вот сердце и не выдержало, поэтому и ушла от нас раньше времени.
Слезы душили меня. Отец крепился, не хотел при мне показывать свою слабость. В такой ситуации было тактичней оставить его. Отойдя немного и, оглядевшись по сторонам, не поверила своим глазам: в прошлом году хоронили маму почти в пустынном месте, а теперь вокруг нее появились свежие могилки младенцев.
Городская суета, в которую мы попали к вечеру, сразу отбила охоту возвращаться домой, куда в отличие от нас, в свои душные квартиры стремились люди, уставшие после напряженного рабочего дня, толкаясь в переполненном транспорте в час пик. А тут еще я с рюкзаком, да отец с палаткой за плечами - кое-как втиснулись в автобус, раздражая своим багажом и без того нервных пассажиров. По пути следования толпа постепенно рассосалась, и нам повезло - рядом освободилось переднее сиденье за водителем, куда мы поспешили сесть, а рюкзак и палатку пристроили между нами и водительской кабиной. Не успела я с облегчением вздохнуть, как на следующей остановке в салон вошла благообразная старушка. Пришлось мне уступить ей свое место с краю у прохода. Бабулька посмотрела на меня с благодарностью, а когда я хотела забрать свой рюкзак, чтобы она поудобнее расположила ноги, замахала рукой:
- Ты поклажу-то оставь, милая. Спасибо, мне не мешает. Дай вам бог здоровья и душевного равновесия!
На следующий день, разбирая с утра содержимое рюкзака, обнаружила в одном из его карманов необычный носовой платок - абсолютно белый, который, без сомнения, видела первый раз в жизни и который, казалось бы, мне не принадлежал, но на нем были вышиты красной ниткой мои инициалы. Такую метку на моих вещах, чтобы не перепутать их с чужими в детском саду, делала моя мама.
К обеду накрыли стол. Когда все собрались за ним, отец встал и тихо произнес: "Светлая память..." Люди, не чокаясь, выпили. Обычно папа позволял себе по праздникам три рюмки, сегодня он опрокинул и четвертую, и пятую... затянул семейную, печальную: "По диким степям Забайкалья..."
Как только народ разошелся, я обняла его, сжимая в руке мокрый от слез белый платок, и сказала:
- Мама всегда рядом с нами.
Отец отставил в сторону рюмку и, таинственно улыбаясь, спросил:
- Пора зажигать свечу, дочка?
За окном, не спеша, пытаясь задержаться в отблесках вечернего заката, уходил летний день... Серые тона постепенно сгущались... Смеркалось...