Аннотация: Хотя это совсем, конечно, и не сказка, а абсолютно правдивая история...
Она его ненавидела. Ненавидела так, как только один человек может ненавидеть другого. Она сидела на покрытой соломой холодном каменном полу своей... темницы? комнаты? кельи? И даже звук его приближающихся к двери шагов заставлял крепко-зажмуриться, и она шептала сквозь сжатые зубы: "уходи, уходи, уходи!"
Так же сильно, как ненавидела она герцога, она обожала графа. Она уже не помнила, когда видела его в последний раз - лишь знала, что он тоже должен быть где-то здесь, в одной из многочисленных башен замка... Как она хотела увидеть его лишь на мгновенье! Коснуться его руки, услышать его голос... Герцог порой позволял себе насмешки в его адрес, и за это она готова была разорвать его.
Красивые платья, вкусная еда... Графиня упрямо отказывалась от всего, сидя на соломе в своем балахоне, - таком бесформенном, что нельзя было угадать ни пола ее, ни возраста. Ела что-то, чтобы не умереть с голоду, и продолжала мечтать - о том, что когда-нибудь, наконец, чертов герцог погибнет в очередном из множественных сражений, которые тому приходилось вести, или.... или еще что-нибудь с ним случиться, и они смогут, наконец, стать свободными и покинуть эти мрачные стены! Любовь герцога душила и пугала. Несколько раз она, было, соглашалась выйти с ним в огромный зал, к великолепному, богато накрытому столу... Но ей было страшно, неуютно, - ее все пугало, казалось, что все вокруг смеются над ней...
А однажды, там же, - она увидела графа. Она сидела рядом в герцогом, на почетном месте, а графа ввели в комнату со связанными руками, и она... Бросилась к нему, стала обнимать его, плакала и, кажется, в пылу эмоций даже закатила хозяину совершенно неприличную истерику со слезами и пощечинами...
Обнимая руками колени, она сидела на соломе, глядя на маленькое окошко под самым потолком, от куда пробивался неверный предвечерний свет. Единственное ее наслаждение, единственная отрада - мысли о графе...
Шаги за дверью остановились. Некоторое время было тихо. Глубокий вздох... Шаги медленно удалялись, а графиня негромко заплакала, вспоминая взгляд графа...
***
Они так и не притронулись к ужину.
- Я не могу без нее. Я не могу передать, как сильно я ее люблю! Я готов ради нее... Знаете, мне кажется, я готов даже...
- Отпустить ее?
- Вы хотите сказать - выгнать?
- Она этого не знает. Скажите ей.
- Не верит. Я пытался. За все эти годы чего только я не пытался!
- Вы все делаете правильно, Ваша Светлость. Ведете войны, реформируете школы, растите хлеб... Вы можете только поддерживать королевство - до тех пор, пока она не поймет...
- Это не просто. И все тяжелее и тяжелее дается мне в одиночку. Я устал, святой отец, я так устал... И кроме нее мне негде взять сил. Сил, вдохновения! Боже, я жизнь готов отдать за ее любящий взгляд, за ее смех! Как мне не хватает урагана ее эмоций, ее ребячества, ее интуиции! Я...
- Вы ничего не сможете сделать, Ваша Светлость. Как мне ни жаль этого говорить - но пока она не расстанется с графом... Пока она не увидит его сущность, пока сама не поймет...
- Отпустить их? - герцог начал ходить по комнате, рассуждая вслух. - Отпустить их. И что? Они погибнут! Черт бы с этим графом, он и так погибнет рано или поздно, и признаться мне плевать на него... Но она с ним - куда они пойдут? Где они будут жить, что есть? Она считает, что этот теленок сможет раздобыть кусок хлеба? Какая наивность! Он будет смотреть на нее преданными глазами и слагать песни! Ожидая, что она, она будет искать еду и кров! Он не понимает, что жив до сих пор и занимает тут вполне приличное место только благодаря ее привязанности! - он мрачно посмотрел на священника и выдавил сквозь зубы, - о, с каким удовольствием я швырнул бы его со стен замка, если бы не она!
Святой отец лишь вздохнул:
- Увы, друг мой! Ни я не смогу объяснить ей, ни вы. И... не осуждайте ее. Знакомство с вами и ваше покровительство принесло ей в свое время немало бед. Ей нужно было выжить... И она возненавидела вас, и эта ненависть позволяет ей не видеть, не знать вас, - позволяет ей оставаться в безопасности... Позволяло. Теперь рядом с вами ее ждет лишь счастье, успех, благополучие, достаток. Но пойдите теперь, объясните ей!
***
Годы шли, но мало что менялось в стенах замка... Герцог любил ее. Так же сильно любил, как и нуждался в ее поддержке. Хотя... И усталость, и разочарование его можно было понять - графиня категорически отказывалась пошевелить даже пальцем, чтобы помочь, - а ведь ему и самого малого было бы достаточно!
И тогда он, наконец,уговорил мудрого старца навещать ее. Пусть тот утверждал, что пока еще графиня не готова его слушать, - но он сам мог слушать ее. Время шло, шли годы, и герцог все отчетливее понимал, что не только из счастье, но и их жизни зависели теперь от того, как скоро сможет она очнуться от этого чертова графского наваждения! О, сколько раз хотел он вышвырнуть этого...
Герцог обернулся на звук открывающейся двери.
- Ей очень больно? - негромко произнес он.
- Да. Простите, Ваша Светлость, я не стану ни утешать, ни успокаивать вас... Ей очень больно. Представьте, что вы пытаетесь вплавь преодолеть ледяное черное озеро... И идете ко дну. И все, все, что есть в этом мире кажется вам бессмысленным и неважным!
- Боже, святой отец, вы уверены, что она ничего не сделает с собой?
- Это бесполезно, ваша светлость, потому что даже это ничего не изменит - и она это понимает. Я не хочу расстраивать вас, но скоро ей станет еще больнее... И еще. Но она справится. Ее жизненные силы - те, которых так не хватает вам, - их хватит. Только я очень прошу вас, Ваша Светлость - держите себя в руках. Что бы ни происходило - просто продолжайте любить ее, ждать ее и... кормить, поить, одевать, выигрывать войны, строить монастыри и выращивать хлеб.
А графине, действительно, было так плохо, что не помогали ни еда, ни вино, ни лекарства, ни даже мечты о прекрасном графе не несли теперь былого облегчения! Как-то незаметно ее монологи с мудрым священником превратились в диалоги, и она смогла посмотреть на свою жизнь его глазами. Ну, если то можно было назвать жизнью!
И вот однажды, когда боль стала совершенно невыносимой!.. Как так оказалось, что дверь была незакрыта? Вверх, вниз, по темным запутанным коридорам замка, словно по коридорам чужой, как ей казалось, души... Распахнув настежь дверь, она ворвалась в комнату графа, не видя ничего от слез, бросилась в его объятья...
Герцог наблюдал из башни за тем, как они медленно спускались по стене.
- Не делайте глупостей, Ваша Светлость! Пусть, она вернется!
Герцог молча, резко развернулся на каблуках и вышел из комнаты.
Верхом ему ничего не стоило нагнать их, бегущих по полю, держась за руки и казавшихся такой легкой мишенью! Несколько раз поднимая и опуская руку, он, тем не менее, выстрелил.
Она почувствовала его за спиной, оглянулась, и пуля, предназначенная графу, прошла рядом с сердцем. Медленно сползая в высокую траву, она чувствовала его поддерживающие руки, видела голубые глаза, полные слез!.. А потом опустилась ночь.
***
Она выплывала из ледяного озера. Казалось, что ему нет ни края, ни дна, но это не правда - всему приходит конец. Сколько раз, Боже, сколько раз она видела эту сцену в своих мечтах - они с графом бежали в закат, и теплое небо над их головами, и запах вечереющих трав, и смолкающее пение птиц!
И все оказалось совсем не так. Где был теперь граф? Куда он исчез при первых намеках испытаний? Это герцог, а вовсе не он, не отходит теперь от ее постели. Как больно. Как темно... Но она выплывет. Старый священник приходил теперь часто, говорил много, - и графиня его понимала. Речи его исцеляли, рассудок прояснялся, - дни, недели, месяцы... И вот, наконец, ледяная вода черного озера осталась позади.
- Я хочу посмотреть на свою комнату... На ту комнату, в которой вы держали меня взаперти, - первое, о чем она попросила, когда смогла, наконец, подняться на ноги.
- Я не держал вас, - грустно ответил ей герцог. - Но это ваш дом настолько же, насколько и мой. Идемте, я покажу вам.
- Не держали? Но дверь была заперта, и я, и...
Она распахнула дверь. Маленькое окошко под самым потолком. Солома на каменном полу... Но замки почему-то были только с внутренней стороны...
Графиня долго молчала. Она понимала теперь, все лучше и больше понимала, но отказывалась верить.
- Покажите мне камеру графа.
Герцог усмехнулся и предложил ей руку. Опираясь на него, графиня представляла, как увидит сейчас сырую мрачную камеры подземелья, где герцог издевался над ее возлюбленным, который...
- Что это? Где мы?
- Это покои вашего графа. Как видите, он жил вполне комфортно и ни в чем себе не отказывал.
- Но... я не понимаю!
- Он жил здесь только потому, что вы любили его. И ровно до тех пор, пока вы его любили. Он использовал вас, - вернее, питался вашей жизненной энергией, вашей радостью, вашими мечтами и слезами... Он ничто без вас, и понимал это. Когда-то давно, очень давно, - когда вы отправили меня в изгнание и война пришла в этот мир, - тогда он поддержал вас. Он находил верные слова утешения и голос его был сладок, руки нежны, а планы вселяли надежду. Но шло время. Вы не могли выиграть битву, граф и не собирался в ней участвовать - он занят был лишь вашей поддержкой. И в какой-то момент мне пришлось вернуться. Вы не хотели меня видеть. Вы считали, что я держу вас в плену - но это не правда. Это вы избегали меня, вы отрицали сам факт моего существования! Вы сами придумали своих монстров, графиня. И находили утешения в мыслях о графе. Который больше не поддерживал вас, но, напротив, теперь сам жил за ваш счет.
- А вы? Что делали все это время вы?
- Их Светлость растили хлеб, сдерживали осады, обучали врачей. И ждали вас, моя дорогая, надеясь, что когда-нибудь вы очнетесь. Вы увидите, как бесполезен предавший вас граф. И я рискую вызвать ваше недоумение, но и когда вы поймете, наконец, что вы такая же хозяйка этого замка, как и он. И что вы нужны друг другу. Вы созданы друг для друга и вместе вы сможете сдвинуть горы!
Некоторое время не в силах вымолвить слова, графиня выдавила, наконец:
- Где граф?
- Вы сами как думаете?
- Сбежал от трудностей?
- Понял, что его вольготная жизнь закончится. Он не готов был помогать вам, заботиться о вас. Все, что он мог, - петь песни утешения. Но из этого не приготовить еды. Вы мечтали о его объятьях - но скажите, хоть раз он обнял вас?
- Я сама его придумала? - она молчала некоторое время, потом повернулась к священнику, - а был ли он вообще, на самом деле? И замки... почему замки изнутри? И...
Она впервые открыто посмотрела в лицо герцогу. Удивительно, невероятно, - но там было все то, чего она так тщетно искала в лице графа! О чем она мечтала, видела во снах, искала во взглядах слуг и гостей... Там была та твердость и уверенность, которой ей всегда недоставало. Там была спокойная сила, мудрость... Герцог способен был принимать решения и совершать поступки. Даже если один, в страдании неприятия и отрицания, смог он так хорошо заботиться о ней, укрепить замок, выиграть столько войн! На что способны они вдвоем? Когда каждый сможет разделить то, чем обладал другой!
У графини было такое чувство, словно она проснулась впервые в жизни. А еще - будто бы она вышла, наконец, из ледяных вод черного озера, и одежду свою, мокрую и всю в тине, готова была теперь сбросить, - вместе со старыми страхами, фантазиями, убеждениями... взять герцога за руку и идти с ним дальше, вместе...
Ее удивило то возбуждение, которое она испытала лишь коснувшись его руки. Однако взор его по-прежнему оставался грустен.
- Какая же я дрянь! Как же я ненавижу себя! Как я могла, как, как я могла быть настолько слепа, столько лет, боже мой, столько лет, я же почти старуха!!! Столько лет зря, выброшено безвозвратно!
Мудрый священник обнял ее за плечи, она прижалась к нему всем телом и разрыдалась. Плакала долго, и слезы вымывали боль, и злость, ненависть и сожаления, и уверенные руки священника придавали ей сил напоминая, что она не одна. И чтобы ни произошло теперь в ее жизни - никогда не останется одна... Да и не оставалась никогда - просто не видела. Боже, как многого она не видела!
***
Пройдет еще не один месяц, пока маятник ее души обретет, наконец, равновесие. Нелегко признать силу и мудрость герцога, которые отрицались так долго. Непросто перестать ненавидеть себя и простите себе слепоту. И еще сложнее понять, что все в жизни было правильно - именно так и тогда, как и тогда и должно было быть...
Но уже теперь, сидя за праздничным столом рука об руку с герцогом, глядя на него глазами, излучающими истинную любовь и заражая всех вокруг своим возбуждением от осознания свободы и силы, - уже теперь она точно знала, что радость и счастье совсем скоро вновь вернуться в ее новую жизнь... В их новую жизнь.
Послесловие.
Для девочек. У мальчиков несколько иначе расставлены акценты, хотя идея та же.
Маленький ребенок, особенно в условиях жесткой ориентации на внешнюю оценку, уходит в глухую защиту. К определенному моменту он понимает, что его собственные требования, поступки и решения зачастую неверны в глазах окружающих и могут причинить ему немалые страдания, и он стремится стать удобным. Собственные проявления, потребности, правила поведения уходят в тень, остается лишь персона, удобная и приемлемая для окружающих. Компенсация - мечта, которая позволяет мириться со своим заключением.
Занятно, но именно теневые характеристики продолжают двигать человека вперед и добиваться больших высот. Мечта, которая в детстве позволяет глядеть в окно и не замечать ни стен, ни давления, со временем превращается в отъедающую энергию лярву - ее детская функция спасения во взрослом возрасте превращается в отвлечение от жизни, и ребенок продолжает свое добровольное заключение в камере, закрывающейся изнутри, потому что привык, выучил, что это - то, какова жизнь; потому что так кажется безопаснее.
Полностью отрицая у себя действенную часть личности, он - а в нашем случае она - ищет кого-то мудрого и сильного, кто компенсирует ей ее же. И характеристики и черты этого мудрого и сильного его на самом деле - очень точный и конкретный портрет ее собственной тени.
Если не происходит никаких серьезных жизненных потрясений, которые смогли бы разрушить эту иллюзию - так можно жить достаточно долго. Шанс все изменить появляется с кризисом среднего возраста - когда человек в состоянии услышать слова мудрого старца, прийти к пониманию мира вокруг и пересмотреть свои давно устаревшие модели поведения. Ну, а дальше - то, что господин Юнг называл индивидуализацией. Возвращение себе своей половой идентификации, силы, уверенности, объединение анимуса и анимы в счастливом союзе - той, что питает жизненной энергией и того, кто может совершать поступки. Что, кстати, позволяет перестать, наконец, искать прекрасного принца, поскольку поиски сии лишь прокционные поиски недостающей части себя.