Аннотация: Гуляет по городу мужчина с белым медведем. - Мужик! Откуда у тебя белый медведь? - Видите ли, два года назад на птичьем рынке я купил белого хомячка...
Он лежит на полу, уткнувшись в мои колени.
Его гладкое тело, свёрнутое полукольцами, занимает всю мою - или нашу? - небольшую кухню.
Он грустит. Не просто грустит, а пребывает в тяжелейшей депрессии.
Я пью чай, в котором слишком много лимона, и не тороплюсь начинать разговор. Кажется, обо всём было говорено десятки раз, и ни к чему мы так и не пришли.
- Я никому не нужен, - слышу я. - Я тебе только мешаю.
Ну, пока ничего нового. Я свободной рукой глажу его по затылку. Как-то же надо назвать то место, где кончается голова и должна начинаться шея... плавно переходящая...
- Пойду повешусь.
Я чуть не проливаю чай. Ну почему серьёзность момента от меня ускользает? Почему меня тянет на хохот? Как говорится, ржу.
- На балконных перилах?
Наконец-то он смотрит мне в лицо. Немного непонимающе.
- Почему - если повешусь, то на балконных перилах?
- Методом исключения, - охотно объясняю я. - Не на люстре же и не на дверце шкафа.
Он делает движение подбородком, от которого я представляю себе задумчивого пса. Пёс... чешет ухо... нормальное домашнее животное.
- Да... - бормочет он. - Я это, просто очень длинный...
Он начинает мне рассказывать о своих наполеоновских планах. Он не хочет быть бездельником, объедать меня и занимать мою жилплощадь. "И пугать моих гостей", - мысленно добавляю я. Обычно он вспоминал об этом сам, но сейчас что-то его удерживало.
Он пойдёт работать в пожарную часть, тоже станет пожарным и будет помогать им - спасать из огня всех, кто там окажется.
Я слушаю вполуха. Чашка с остатками чая гораздо интереснее.
Ещё он пойдёт работать в цирк.
Зоопарк мы уже обсуждали раньше, но это из серии "крокодил работал в зоопарке крокодилом". Конец цитаты.
Хребет Горыныча со светлой полоской напоминает что-то вроде стрелки на колготках. Да, не удивляйтесь, я знаю, как выглядят колготки со стрелкой.
На Горыныча мой змей как будто не тянет. Но он сам выбрал это имя.
Горыныч появился ниоткуда. В ту субботу мы окончательно поссорились с Иркой. Я услышал, как хлопнула входная дверь, рассеянно подошёл к окну. Оценил скорость, с которой пробежала мимо Ира в распахнутой куртке. Гололёд же. Балда, так бегать на этих дурных каблуках.
Трубку она не брала, в конце концов мне это надоело, и я решил поваляться. Лёг и заметил под креслом забытые Иркой колготки. Так и не поднял их, уснул. А когда включил свет, увидел на кресле серебристо-золотистого ужика. Длиной с мою руку.
Я протёр глаза, твёрдо решил взять себя в руки и сочинил версию: змей сбежал от кого-то из соседей. И надо выяснить, кто хозяин.
Версия продержалась около трёх секунд.
- На полу было холодно, - сказал ужик заискивающим голосом. - Ты не обидишься, если я полежу тут в кресле?
- ...А если бы она забыла не колготки, а чулки?
- Тогда нас было бы двое.
Весёленькая альтернатива.
Он оказался прекрасным собеседником, немного капризным, но всегда вежливым. Ему не нравилось сидеть в шкафу, когда у меня были гости... гостьи... но ни одного слова возмущения я от него не услышал.
Понемногу я понял, что воспринимаю девушек по принципу "колготки или чулки". Нельзя сказать, что это открытие меня обрадовало.
Потом Горыныч вырос и перестал помещаться в шкаф.
Было уже тепло, и для его прогулок я приспособил сумку на колёсиках.
Мы, конечно, намучились.
Мы были и у пожарных, и в зоопарке, и в двух научно-исследовательских институтах. Везде мы оказались не нужны. Я улыбался скрипя зубами каждый раз, когда кто-нибудь вспоминал анекдот про белого хомячка.
Только в цирке нам повезло.
Я смотрел не на Горыныча, а на девушку. Я с детства не интересовался цирком, но тут вспомнил танец Сальмы Хайек со змеем. Что-то в ней было - верилось, что она заклинательница змей. Дрессировщица и танцовщица. В одном флаконе. В чертовски красивом флаконе.
С одной стороны, мне жалко отпускать змея - а с другой стороны, здесь он будет счастливее, чем у меня дома. Ещё он мне надоел слегка своим нытьём и депрессиями, но! наконец-то! для него нашлось дело.
Я был на выступлении через месяц.
Горыныч смотрел на дрессировщицу влюблёнными глазами и махал букетиком то ли цветов, то ли перьев, укреплённым на макушке.