Аннотация: ...Кому придёт в голову так назвать мир? "Земля" значит "не-вода". Север, давай останемся в Аталане!
Иван Наумов
Безрыбье
I
Флая к празднику всегда красит соски и губы толчёным мелом, а в пупок вставляет драгоценную белую коралловую розу. Четыре белых пятна - вершины ромба - издалека видны на её иссиня-чёрной коже. Белки глаз и губы образуют треугольник. Можно соединить все точки линиями, и получится рыба - ромб тела с треугольником хвоста, так рисовали древние. Флая ограничивается намёком.
Мы ровесницы, но она относится ко мне как к старшей. Её рыба Дифлая - ещё совсем мелкая, не больше локтя длиной, и может легко спрятаться под плавником у моей Дилейны.
- Полная площадь набралась! - жарко шепчет Флая, сверкая глазищами в полутьме. - Островодержцы, главы гильдий, купцов видимо-невидимо! Лейна, я вся дрожу!
Из душного зала, где томятся перед выходом на площадь все девушки нашего острова, мы выбрались на внутреннюю галерею дворца, затенённую густыми ветвями сердолиста. Ровный ветерок тянет с моря. Пряно пахнет водорослями и раскалённым песком.
- Там даже один северянин! - выдаёт Флая главную новость.
Пытаюсь сделать вид, что мне не интересно, но тут же спрашиваю, каков он собой.
Флая задумчиво вытягивает трубочкой губы.
- Каков... Как все северяне - волосы чёрные, а сам белокожий, в два раза светлее тебя будет. Даже в три! - Подносит свой локоть к моему. - Вот насколько я тебя темнее - он светлее... И глаза синие! - прыскает она. - Хочешь посмотреть?
Я испуганно трясу головой - нарушать церемонию из-за пустопорожнего любопытства - нет уж!
- Трусиха! - беспечно заявляет Флая.
А её рыба, незаметно выбравшись из сердолиста, в шутку хватает меня холодными губами за ухо. Я вскрикиваю.
На шум из коридора величаво выплывает Дилейна. Она - самая большая рыба на нашем острове. Ещё несколько месяцев, от силы - год, и придёт пора выпускать её в море.
Когда Дилейна плывёт вдоль пола, её верхний плавник оказывается на уровне моей груди. Дифлая юркает в спасительный кустарник.
А внизу слышен топот десятков ног.
- Начинаем! Начинаем!
Мы с Флаей пробегаем через душный зал и спускаемся по лестнице вслед за остальными девушками. Дилейна и Дифлая бок о бок плывут следом, но в дверь одновременно пройти не могут, и маленькая рыбка Флаи протискивается вперёд.
С площади доносится нарастающий бой барабанов.
После сумрака галереи солнце хлёстко бьёт по глазам.
Горожане расположились по левую сторону от ворот, гости - по правую. Дальний конец залитой светом площади обрывается в морской лагуне. По цветным лентам, украсившим лодочные мачты, можно понять, что Мать-Рыба где-то близко.
Девушки, сопровождаемые рыбами, одна за другой выходят на площадь. Настаёт черёд Флаи, а затем и мой.
Северянина видно, даже если не смотреть на толпу гостей. Среди позолоты и разноцветья высокородной публики он - как чёрное пятно. Все северяне сумасшедшие, если не готовы отступить от собственных представлений об этикете даже в такую жару.
Короткий порыв ветра чуть-чуть остужает мне спину, проводит прохладной кистью по животу и груди. Яркая жёлто-зелёная юбка, сотканная из тончайших водорослей, свободно скользит по ногам, не стесняя шаг.
Я выскальзываю из тени портика в центр площади. Плавно и выверенно, ни одного лишнего движения - как рыба.
Млейте, юные наследники, присматривайтесь, достопочтенные отцы семейств, это я, Лейна, главное достояние нашего славного острова!
Я танцую, и кружусь, и вплетаюсь в такт гулких праздничных барабанов, растворяюсь в нарастающем чеканном ритме.
Мои родители здесь же, я чувствую ласковое внимание матери и гордый взгляд отца. Пусть мы не островодержцы, но история нашей семьи уходит в глубину веков. Пусть мы не слишком богаты, но твёрдо стоим на ногах. И, когда я выпущу рыбу, семье не придётся ради ракушек отдавать меня в жёны недостойному человеку.
Словно услышав мои мысли, из окон дворца выплывает Дилейна. Крупные красные и золотые чешуйки завиваются в сложные слепящие узоры, большие янтарные глаза с теплом и лёгкой грустью оглядывают задравших головы зрителей. Полупрозрачный точёный хвост расправляется величественным парусом.
Дилейна по замысловатой спирали спускается ко мне, и с последними ударами барабанов невесомо замирает прямо у меня над головой. Я упираюсь поднятыми ладонями в её мягкое брюхо и застываю, закрыв глаза.
Дилейна - самая старшая рыба на острове, и мой выход - последний в этой части церемонии.
Чуть в стороне замерли три семилетние девочки. Самая маленькая от волнения сминает в кулаке нежную ткань первой в своей жизни праздничной юбки.
Я прошу Дилейну подплыть к девочкам. Те сначала с опаской, а потом смелее, тянут к ней ладошки. Моя рыба несколько мгновений терпеливо сносит детские ласки, но потом взлетает в воздух и, перелетев торговцев сувенирами, ножом входит в воду между бортами рыбоводских лодок. Девочки восторженно пищат.
Мне очень хочется последовать за Дилейной, солнце печёт немилосердно, но церемония ещё не закончена. У трёх девчушек сегодня главный день в жизни, это их праздник, и надо постараться, чтобы он запомнился им надолго.
Я занимаю место среди подруг. Флая глазами показывает на толпу гостей.
Чёрный воротник до подбородка. Чёрный тяжёлый камзол. Уложенные по северной моде чёрные волосы. И пристальный, прицельный взгляд, хотя издалека может показаться всякое.
От берега моря, выставив сложенные горстью ладони, медленно идут матери девочек.
Глава гильдии рыбоводов проходит мимо нас и оборачивается к гостям.
- Спокойное море и доброе небо, - открывает он последнюю часть церемонии, - всегда сопутствуют нам, когда Мать-Рыба одаривает наших дочерей верными спутницами и подругами. Рыба и человек со дня сотворения мира шли и плыли вместе, рука к плавнику и плавник к руке.
Флая от избытка чувств хлюпает носом. Дифлая всплывает из-за её спины и прижимается полосатым боком к щеке хозяйки.
Девочки, неумело сложив ладошки, принимают из рук матерей еле заметных полупрозрачных мальков. Вода, как водится, вся проливается мимо.
Глава гильдии поворачивается к виновницам торжества:
- Мать-Рыба доверила вам самое дорогое - своих дочерей! Заботьтесь о них, кормите их, дарите им своё тепло! Помните, что вместе с этими крошечными мальками будете расти и вы. Придёт время, рыбы вернутся в море, а вы станете взрослыми женщинами. На радость и счастье!
- На радость и счастье! - эхом катится по толпе.
- На радость и счастье! - хором восклицают девочки и одновременно подбрасывают мальков в воздух.
Три искринки, три крошечных золотистых рыбки, затрепыхав плавничками, вдруг ловят ветер и взмывают над головами своих юных хозяек.
II
Обычно мы пережидаем жару под широким пологом школьного навеса. Забираемся в плетёные гамаки, отпускаем рыб кормиться в лагуну, и слушаем истории просветлённого Тао. Старик худ и немощен, но его дух, сила мысли и умение делиться знанием вселяют в нас суеверную робость. Тело Тао покрыто густой сеткой рисунков, многие из которых не смогли бы прочесть ни многомудрый островодержец, ни даже странствующие купцы. Говорят, старик долго жил за пределами Аталаны, на островах, не входящих в наш архипелаг. В этом году Тао разъясняет нам принципы песнесложения, толкование снов, небесную механику, суть веществ, основы живого.
Школа стоит на высоком берегу, угловые шесты - всего в шаге от обрыва. Здесь всегда струится морское дыхание, делая жару терпимой. Остальные горожане коротают дневные часы в дрёме, попрятавшись по домам. На площади перед дворцом, где ещё недавно было так людно, только мелкие рыбёшки кружатся над базарными рядами.
Сегодня просветлённый Тао говорит нам о телесной и мысленной связи между рыбой и девушкой.
Флая слушает, замерев и приоткрыв рот - её Дифлая растёт очень медленно, и это может оказаться признаком болезни у кого-то из них двоих, а может - какими-то сложностями в их взаимоотношениях.
- Каждой рыбе - свой срок уходить. Каждой девушке - свой срок превратиться в женщину, - старик повторяет общеизвестные истины. - Но вряд ли кто-то сможет объяснить, где проходит граница между возможностью и желанием их обеих разорвать дорогую сердцу связь.
Мы не очень понимаем просветлённого, и он приводит пример:
- На далёких полярных островах каждая вторая девушка сознательно оставляет рыбу рядом с собой, не отпускает её на волю. Она отказывается от возможности продолжения рода, но взамен получает сильного и надёжного помощника. Мы не вправе осуждать их - жизнь на севере полна опасностей и требует ежедневного тяжкого труда. Девушка телом уже превращается в женщину, и уподобляется спящему цветку - пока не разорвана её связь с рыбой. То же самое происходит и с рыбой - но та несвободна от воли хозяйки...
Мне хочется расспросить учителя, что случается с девушками, теряющими своих рыб - почему и они никогда не рожают детей? И как получается, что рыба всегда взрослеет одновременно с тобой, являемся ли мы отдельными сущностями или двумя половинками одной?
У меня всегда много вопросов, я не уходила бы из-под школьного навеса - здесь куда интереснее, чем в прядильнях, где изо дня в день приходится расчёсывать водоросли и выбирать из них мусор. Наша семья вполне обеспечена, но на поездку в Академию, где преподают высокие науки, я должна собрать ракушек собственным трудом.
Ко мне подлетает крошечная званка, наша домашняя рыбка, и тянет зубами за юбку. Кому бы я могла понадобиться дома в такой час?
Я мысленно зову Дилейну и тихонько встаю из гамака. Машу рукой Флае, кивком прощаюсь с просветлённым Тао.
Красно-золотой плавник всплывает из-за края обрыва. Я задираю юбку, перекидываю ногу через спину Дилейны, и мы проваливаемся вниз, к торчащим из пенной воды осколкам скал.
Мама говорит, чтобы я не смела кататься без упряжи, но это же здорово! Рыба летит так, как я люблю - стремительно, цепляя нижними плавниками верхушки волн. По воде мы наискосок пересекаем лагуну и выбираемся на берег, где уже нет набережной, в жилые кварталы.
Здесь Дилейна летит чуть медленнее, чтобы не сбить случайного прохожего, хотя в этот знойный час улицы абсолютно пусты.
В нашем дворе царит необычная суета - дедушка тащит из чулана узкогорлый кувшин цветочного вина, мама бегает между жаровней и разделочным столом.
Я взбегаю на второй этаж, на открытую террасу.
- Лейна! - отец слегка взбудоражен, но явно в хорошем настроении. - Познакомься, дочь...
Рядом с ним стоит северянин.
Я как во сне делаю шаг вперёд, протягиваю ладонью вперёд правую руку. Горячие шершавые пальцы гостя касаются моих.
Он безус и безбород, как многие северяне. У него острый и тонкий нос, точёные ноздри, густые брови, чуть раскосые и действительно синие глаза. Чёрный воротник стягивает горло, пряча сильную шею. Верхняя губа чуть выступает над нижней и изгибается как лук.
- Север, - представляется он. - Я рад знакомству, прелестная Лейна.
Если даже при отце он так смел в эпитетах, значит, ему многое позволено в нашем доме. Я с трудом удерживаюсь от смеха: обращаться к гостю по имени - это как называть рыбу рыбой.
Я вежливо киваю и отстраняю пальцы. На какое-то мгновение между нашими ладонями повисает тёплая подушечка воздуха.
Отец кладёт руку гостю на плечо:
- Север - наш дальний родственник по линии брата моего прадеда, Лейна. Он здесь по торговым делам, и остановится у нас. Я подумал, что в ближайшие дни ты могла бы не ходить в прядильню, а занять Севера, чтобы он не скучал вечерами. Покажи ему город и остров, сплавайте к рифам... У нас на острове не слишком много интересного, Север. Надеюсь, общество пятиюродной сестры станет помехой скуке.
И дни сливаются в пёструю ленту. По утрам Север обходит с визитами поставщиков тканей и моллюсков, знакомится с городской знатью, пропадает во дворце, но уже к полудню он всегда свободен, и я придумываю для нас всё новые и новые развлечения.
Он прост в общении - если бы не цвет волос и кожи, то и не примешь за чопорного северянина. Ему всё интересно, он соглашается, не задумываясь, на любое предложение, и мне так легко с ним, будто мы с детства росли вместе.
Север рассказывает о путешествиях, о далёких островах, бескрайних водных просторах и диковинных заморских народах. Объясняя, как находить путь по звёздам, он становится серьёзным, как просветлённый Тао. У Севера есть любимое дело, и мне это очень нравится.
Однажды выдаётся свободное утро, и я тащу его купаться в открытое море - обычно рыбы-бродяги не появляются в окрестностях острова до середины дня.
Мы уходим прочь от города, на самый дальний мыс. Дилейна с радостным всплеском первой скрывается под водой. Одним движением бёдер я выскальзываю из юбки и прыгаю вслед за рыбой.
Север смешно мнётся и жмётся, избавляясь от своего дурацкого наряда. Постеснялся бы лучше незакрытых щиколоток и растопыренных пальцев, дикарь северный! Впрочем, я знаю, что нравы северян очень отличны от наших.
Наконец, Север замирает у кромки воды, и я открыто хохочу, увидев, что он разделся не полностью, оставив на бёдрах нелепую тряпицу, подвязанную затейливыми постромками.
Стоит ему зайти в воду достаточно глубоко, я заплываю к нему со спины и дёргаю за смешные завязки:
- Ты не на приёме у островодержца! Одевайся проще!
Я снова ныряю, на этот раз глубоко, и с наслаждением вдыхаю воду. Целое море заполняет меня, а я становлюсь его частью.
В груди рождается восторженный гулкий крик:
- Свобода!
Север оказывается рядом - щёки надуты, глаза выпучены, волосы пляшут в такт каждому движению.
Мимо нас проплывает Дилейна, и я показываю, как удобнее ухватиться за её плавник.
Из глубины мы мчимся к поверхности, а потом Дилейна поднимается ещё выше, наши руки соскальзывают, и мы плюхаемся вниз.
Я опускаю рот и нос под воду и спрашиваю:
- Тебе нравится?
Север не отвечает, в его глазах пляшет азартный огонёк.
Он подныривает под меня, и даже сквозь прохладную воду я чувствую, как тёплый взгляд нежно движется по моему телу. Становится щекотно, я ускальзываю на глубину, в холод, и несколько секунд плыву прочь изо всех сил.
Север совсем не дышит водой, и вскоре возвращается на поверхность. Он старается не отстать, барахтается, поднимает целые радуги брызг. Смешно смотреть, как он мельтешит. Северянин!
Запыхавшийся, подплывает, улыбается, и я понимаю, что мой рот тоже растянулся до ушей.
В диковинных синих глазах что-то бродит, накатывает, как прибой - не оторваться! Север под водой протягивает открытую ладонь и тихонечко касается моей груди.
- Только попробуй, - улыбаюсь я. - Моя Дилейна тебя пополам перекусит.
Его пальцы медленно-медленно уходят в сторону. Воинственно приподнятый плавник моей рыбы рисует узкие круги вокруг нас.
Потом, усталые, мы лежим на раскалённом песке.
- Прокатишь меня на Дилейне? - спрашивает Север.
Искристый песок как чешуя облепил его сильное тело. Я стараюсь не смотреть на Севера, потому что не знаю, как он это воспримет. На островах юга нагота привычна и естественна, но он-то совсем не отсюда.
- Она - не грузовая и не торговая рыба! - заступаюсь я за Дилейну.
- Но могла бы стать ей ненадолго!
В отличие от южан, соплеменницы Севера растят рыб всегда с какой-то целью, с точным холодным расчётом. За семь-восемь лет несложно развить в рыбе те или иные навыки, научить её переносить тяжести, или охранять определенное здание, или ловить дикую живность.
Но мы - не из тех. Южане гордятся дружбой со своими рыбами и не превращают их в слуг.
III
Понятно, что уже к обеду я вытаскиваю из чулана рыбью упряжь из широких крепких лент и расставляю их, чтобы в подвеску поместились двое.
Дилейна покорно подставляет голову, я набрасываю упряжь ей на спину, аккуратно высвобождаю плавники, подтягиваю подпругу и звонко шлёпаю рыбу по круглому боку. Она, кося жёлтым глазом, всплывает чуть выше, и мы с Севером, как на качели, забираемся в тряпичную подвеску.
Я опасаюсь, что Дилейна не сможет поднять нас двоих, но напрасно - ленты натягиваются, нас прижимает друг к другу, и мы поднимаемся в воздух.
Плывут под ногами крыши из листьев и крыши из черепицы, мраморные и деревянные балконы, пёстрым ковром чуть в стороне расстилается базар, в сизом море за песчаной косой волны строятся сложным узором. Над нашими головами - зеркальное брюхо и развевающиеся плавники Дилейны.
По набережной бегут мальчишки и показывают на нас пальцами.
Дилейна поворачивает к лагуне, и город остаётся за спиной.
Север сидит близко-близко, перебросив руку мне за спину. Сквозь тонкую ткань юбки я чувствую тепло его ноги. В подвеске тесно, но так сладко тесно, что моё сердце начинает колотиться как рыбий хвост.
- А ты хотела бы полететь по-настоящему? - вдруг спрашивает Север.
- Как это? - удивляюсь я. - А что же мы делаем сейчас?
- По-моему, плывём. Медленно и степенно плывём по воздуху. А я говорю про полёт, чтобы ветер свистел в ушах, чтобы замирало сердце, чтобы парить на крыльях, а не бултыхать плавниками. Хотела бы?
Глаза у него синие-синие, опасные и неверные, как глубокое море.
- Почему ты спрашиваешь? - у меня слабеет голос, а ладони становятся влажными. - Хотела бы, но мы же не рыбы-птицы из сказок!
- Тогда пообещай, что не испугаешься! - непонятно говорит Север.
Его лицо близко-близко, так не должно быть, так нельзя, но Дилейна спокойна, и безучастно несёт нас над водой всё дальше от берега, а раз рыба не видит опасности, то никакой опасности и нет, и я готова пообещать ему что угодно, лишь бы задержать этот миг, и вместо ответа я мелко и быстро киваю, а он улыбается, и просовывает пальцы между пуговицами чёрного камзола, что-то нащупывает на груди, и чуть прикрывает глаза:
- Тогда полетели!
И крепко обнимает меня за плечи.
А в следующее мгновение горизонт перед нами расползается в стороны кривыми лоскутами, и сквозь возникшую дыру мы падаем в бездну.
Я кричу, но Север остаётся рядом, и держит меня, и закрывает рот поцелуем.
А когда он отпускает меня, то мы летим. Мы летим над серым холодным морем с белыми крапинами льдин, рваный колючий ветер кусает меня за лицо, но мне тепло - моё тело и руки скрыты под белой одеждой из диковинного пуха, ноги обтянуты тёплыми мужскими штанами, ступни спрятаны в бесформенных мягких ботинках.
Одежда Севера тоже изменилась. Его пушистый серый воротник щекочет мне щёку.
А главное, что над нами раскинуты серебристо-синие ковры огромных крыльев. Брюхо Дилейны больше не выглядит рыбьим, оно покрыто нежными белыми перьями, и из него торчат обтянутые желтоватой кожей когтистые лапы. Огромные крючковатые пальцы сжимают переплетенные ветки двухместной корзины, в которой сидим мы. Голова Дилейны вытянулась, отодвинулась от туловища, и теперь у неё есть шея, как у людей, только гораздо длиннее.
- Что это всё?.. - спрашиваю я.
Север гордо улыбается, в его глазах пляшут искры, и он произносит невероятные, сказочные слова:
- Эя Мистеза!
Я смотрю в зеленоватое небо, на острые пики гор у горизонта, на незнакомое море.
- Ты ведь обещала не бояться, правда?
Я сбита с толку, мне даже нечего спросить. Эя Мистеза - волшебная страна из северных легенд, раскинулась подо мной во всей суровой красе.
- Мой талисман принёс нас сюда, - мягко объясняет Север. - Мой талисман и твоя рыба. Это другой мир, но здесь хорошо, у меня здесь есть друзья, и нам ничего не угрожает. Ты же хотела полетать как птица?
Я оказываюсь совсем, полностью в его власти - в чужом, несуществующем мире.
Север гладит моё плечо:
- Ты обещала не бояться, Лейна!
Он пытается поцеловать меня, но Дилейна, изогнув гибкую шею, поворачивается к нам огромным костяным клювом и угрожающе клекочет.
Внизу приближается остров. Три острых горных пика опоясаны крепостной стеной, опутаны подвесными дорожками, мостами, утыканы многоэтажными башенками.
Север показывает на широкую террасу, каменной пластиной нависающую над змеящимися улицами. Я не успеваю подумать, как Дилейна сама начинает снижаться туда. Это странно, но об этом мне совсем некогда думать.
Последний раз взмахнув гигантскими крыльями, Дилейна осторожно опускает подвеску на землю и сама опускается рядом. Когда я встаю на плохо слушающиеся ноги, она тянет ко мне покрытую перьями голову и ласково смотрит немигающим жёлтым глазом.
- Рыба моя... - я погружаю пальцы в тёплый невесомый пух над её клювом. - Какой ты можешь быть, Дилейна!
От высоких резных дверей дворца, по сравнению с которым дом нашего островодержца кажется тростниковой хибарой, к нам идёт человек.
Север бежит ему навстречу. Мы с Дилейной остаёмся у корзины.
Мужчины обнимаются как братья, и Север представляет нас друг другу.
Аглос, владетель города, похож на сказочного принца. Он выше Севера почти на голову, волнистые волосы стелятся по плечам, длиннополая мантия почти касается земли, а на груди сверкает бриллиантами круглый серебристый талисман.
- Мы ненадолго, - говорит ему Север. - Так неожиданно оказались рядом, что не успели никого предупредить!
Дилейна неуверенно шагает вслед за нами на тонких птичьих ногах и громко воркует. Если в воздухе она была настоящей хозяйкой, то здесь я предпочла бы, чтобы вернулся её прежний облик.
- Не бойся, - говорю я. - Мы у друзей, всё хорошо!
К нам присоединяется юная жена Аглоса Стреза, за ней важно вышагивает её птица.
Нас ждёт обед из удивительных блюд, слуги в одинаковых одеждах спешат упредить каждое наше движение. Аглос радушен и остроумен. Они с Севером вполголоса обсуждают малопонятные для меня вещи. Дилейна учится пользоваться клювом, гоняя по каменной мозаике пола красный шарик незнакомого фрукта.
- У вас ещё нет детей? - я не могу совладать с собой, и всё-таки задаю Стрезе волнующий меня вопрос.
Владетельница ласково улыбается:
- Всему своё время! Дети слишком привяжут нас к замку, а мы с Аглосом - неугомонные путешественники...
Пока слуги меняют блюда, Север разворачивает перед Аглосом небольшую тряпицу, и я с удивлением узнаю её содержимое - белые блестящие шарики с ноготь размером, икринки рыбы-попрыгушки.
Аглос воодушевлён.
- Наконец-то и я удивлю Артура! - восклицает он, осторожно перекладывая икру в немедленно поднесённый слугой серебряный ларец.
После трапезы Аглос показывает нам свои владения. На двух птицах, хотя я по-прежнему ощущаю Дилейну рыбой, мы вчетвером облетаем башни города и устремляемся в горы.
Мы летим над изумрудными ледниками и спящим огнём кратеров, над снежным сиянием горных шапок и чернотой бездонных пропастей.
- Нам покажут соляной сад, - говорит мне на ухо Север. - Это гордость семьи Аглоса, он выращивался восемьсот лет!
Мы опускаемся на поляне диковинного леса. Витые, перекрученные деревья серого цвета стоят стеной. Даже дотронувшись до корявой ветки, я не могу понять, дерево это или камень. Стволы все в жилках, белёсых и золотистых потёках, и мне это не кажется красивым.
В глубине странного неподвижного леса виднеется огромное дерево, вдвое выше всех остальных. Его кора потрескалась, и в каждом разломе блестят белые бусинки. Только подойдя вплотную, я понимаю, что передо мной десятки, сотни, тысячи коралловых роз, драгоценных каменных цветочков, по цене превосходящих розовый жемчуг.
- Я думала, они растут в море... - тихо говорю я.
Аглос и Север улыбаются - как-то очень одинаково, хотя они совершенно не похожи друг на друга.
- Возьми, сколько хочешь, - говорит Стреза. - Тебе же захочется сделать подарки дома?
Я дотрагиваюсь до идеально ровной семилучевой розы, и она с тихим треском падает мне в руку. Её я подарю маме.
Я отламываю ещё одну для Флаи, и, поколебавшись, ещё одну для просветлённого Тао, хотя и не уверена, что он одобрит такой подарок.
- Бери ещё, не смущайся, - советует Аглос.
- Ты наверняка забыла про себя, - предполагает Север.
Четвёртая роза прячется у меня в ладони.
Когда мы отправляемся в обратный путь, я замечаю увесистый мешочек из плотной ткани, лежащий на коленях у Севера. Когда он шевелит ногами, то из мешочка раздаётся каменный скрежет - коралловые розы цепляют друг друга лепестками.
- Зачем тебе столько? - поражённо спрашиваю я.
- Лейна, я купец, - говорит Север. - Всего лишь купец. Я привожу товар из одного места в другое и так зарабатываю себе на жизнь. Разве это предосудительно?
У меня нет готового ответа. Ткань мира рвётся, и моё голое плечо прижимается к чёрному камзолу северянина, чешуйчатое брюхо Дилейны шаром висит у нас над головой, а острова Аталанского архипелага горят разноцветными пятнами на поверхности синего-синего моря.
IV
- Рыбка моя, девочка моя...
Я впервые замечаю, что отец становится старым. Он подслеповато щурится, заглядывая мне в глаза, пытаясь рассмотреть в них мою судьбу:
- Ты уверена, что готова к этому?
Я киваю, в сотый раз киваю. Да, хочу крикнуть я на всю Аталану, да! Я буду невестой Севера, а когда Дилейне придёт срок уплывать в море, мы сразу сыграем свадьбу! Я стану женой самого красивого, самого доброго, самого умного человека!
Мечты об Академии блекнут и тают, я могу думать только о Севере.
Мама тоже плачет - лёгкими, радостными слезами.
Север улетел грузовой рыбой домой, но пройдёт несколько недель, и он снова вернётся к нам, ко мне, за мной.
Дни текут медленно, вяло, на небе ни облачка, водоросли на берегу высыхают за полдня - нелёгкие времена для прядильщиц. Мы работаем, не пережидая высокое солнце, замачиваем пучки выброшенных волнами растений в чанах с размягчителем, а потом до глубокой ночи распрядаем волокнистые листы на тончайшие тягучие нити - чтобы освободить чаны на утро для нового урожая.
Я могла бы сюда больше не приходить - моя жизнь изменилась резко, в один день, и всё, что казалось важным раньше, теперь тает несбыточным дымом. Одна коралловая роза стоит больше, чем два года моей работы в прядильне. Но за работой дни проходят быстрее. Ничего другого мне и не нужно.
Север находит меня на берегу. Первой его видит пасущаяся у берега Дилейна. Она выпрыгивает из воды, кувыркается через голову, и устремляется навстречу идущей по песку чёрной фигурке.
Мои руки саднят от крошечных порезов, ногти обломаны о жёсткие стебли водорослей, грудь перемазана закопчённым котелком, в который я собираю траву. Я не знаю, что мне делать и как себя вести.
Но Север уже со всех ног бежит ко мне, спотыкаясь в песке, размахивая руками, шлёпая неповоротливую Дилейну, выросшую ещё на целый локоть...
Весь берег бухты отведён мне, других прядильщиц поблизости нет, и мы одни, совсем одни - Север, я и Дилейна.
Я обвиваю руками его шею и счастливо замираю. Зажмуриваюсь, подставляю ему улыбающиеся губы. Рыба бьёт хвостом, но не пытается нам помешать.
- Хочу купаться, - говорит он, лихорадочно расстёгивая пуговицы.
На его груди висит ажурная цепочка с талисманом - неровным точёным кругляшом из чёрного коралла. Север осторожно снимает её через голову и убирает в карман.
Я помогаю ему распустить завязки рубахи. Дилейна лупит плавниками на мелководье, баламутит дно.
Его руки скользят по моей спине, сдвигают юбку всё ниже, пока она не падает к моим ногам. Я делаю пару шагов назад, заходя в воду, давая ему смотреть на меня. Север торопится за мной, едва не запутавшись в штанинах.
Дилейна стремительно проплывает между нами на уровне лиц. За её красно-золотым хвостом я вижу моего Севера - он уже рядом, и касается меня, и я не отвожу его руки.
Умей он дышать водой, я утащила бы его на глубину, но мы остаёмся там, где остановились, и опускаемся в прогретую полуденным солнцем рябь, и сплетаемся, сливаемся в одно, и отражаемся друг в друге. А Дилейна мечется то на берегу, то на глубине, уже не в силах помешать происходящему.
Мы лежим в ленивом прибое, и смотрим на набегающие с моря облачка. Некоторые из них лохматыми краешками цепляют солнце, и жара ненадолго отступает, но потом накатывает с новой силой.
Мы не знаем, что сказать друг другу, и прячем неловкость в улыбке, касаниях, осторожных поцелуях.
Из воды почти у наших ног выпрыгивает смешная плоская рыбка, отталкивается плавниками от воды и принимается скакать с волны на волну.
- Смотри, это попрыгушка? - спрашивает Север, приподнимаясь на локте.
- Ага, - в полудрёме отвечаю я. - Их здесь тысячи - у них на рифах гнездовье.
Север нависает надо мной, загораживая головой солнце.
- Покажи, а?
Я зову Дилейну. Рыба уже успокоилась и тоже движется медленно и сонно.
Мы хватаемся за её плавник, и Дилейна терпеливо тащит нас в море, к белым барашкам, кипящим вдалеке у кораллового рифа.
Кладки попрыгушек усеивают все торчащие из воды глыбы. В каждой трещинке, в каждой ложбинке на губчатой поверхности рифа гроздьями висят блестящие белые шарики.
У Севера стекленеет взгляд.
- Это наше будущее, малёк! - говорит он.
Всё моё внимание занимает это новое обращение, и я даже не спрашиваю, в чём же заключается наше будущее.
Сам островодержец благословляет нашу помолвку. За праздничным столом собирается половина города. Флая, сверкая белыми губами и сосками, танцует со своей рыбой. Одна коралловая роза блестит в её пупке, а другая, подаренная мной, - в волосах. Дифлая за последние недели вдруг резко выросла. Они с Дилейной гоняются друг за другом по чёрному двору, роняя лавки и сдёргивая с верёвок простыни.
Север, наконец, одевается гораздо более уместно для нашей погоды - в свободную белую рубаху и светлые панталоны. В последний момент северянин в нём всё-таки берет верх, и одеяние дополняется чёрным балахоном, хотя и расшитым яркими разноцветными узорами.
Всё во мне поёт, и мир открывается в новом сияющем свете. Север так ласков со мной, и так невозможно красив...
Натыкаясь взглядом на Дилейну, я вдруг спрашиваю себя: неужели уже скоро, не когда-то там "потом", а действительно скоро, нам придётся расстаться. Рыба - часть меня, кусочек моей души, шаловливая искра и рассудительная капля. Часть меня, которая должна навсегда уплыть в море.
В самый разгар праздненства Север увлекает меня наверх, на открытую террасу, где мы впервые соприкоснулись ладонями.
- Я не говорил тебе, малёк, но хочу рассказать сейчас. Понимаешь, - он дотрагивается до кораллового кружка у себя на груди, - каждый талисман не похож на другие. Их очень мало, а такие, что ведут в чужой мир, можно пересчитать по пальцам. До сих пор я бывал только в Эе Мистезе и был уверен, что это единственный мир, куда мне суждено попасть!
Север радостно взволнован, и мне нравится, нравится до слабости в коленках видеть его таким.
- Но сейчас, после того... Ну, после того, как Дилейна решила не перекусывать меня пополам...
Я смеюсь, я кусаю губы. Он так и стоит у окна, вполоборота. За его спиной, над заливом, огромная торговая рыба подплывает к острову. Север смотрит ласково, но как-то ищуще, оценивающе - будто сомневается, стоит ли рассказывать дальше.
Несколько шагов, разделяющие нас - это не просто неправильно, а недопустимо!
Я бросаюсь ему на шею, тыкаюсь носом в ключицу, даю обнять себя и прижимаюсь к нему всем телом. Любопытная Дилейна неспешно проплывает мимо.
- Теперь, когда мы вместе, я могу открыть новый путь, Лейна! Он стал виден благодаря тебе, благодаря тому, что...
Глупый, глупый, барахтается и вязнет в словах! Север излагает мысли не более искусно, чем плавает. Хочется избавить его от ненужных усилий. Я ласково прижимаю пальцы к его губам - не надо ничего говорить!
Но Север целует мне ладонь и пробирается губами к моему виску - он хочет, он должен сказать:
- Я покажу тебе новый мир, Лейна. Мы увидим такие места, куда ещё не ступала нога аталанина. Это мир Артура. Хочешь знать, как он называется?
V
- Что за странное имя? - меня подводит голос, я не могу скрыть беспричинного, накатывающего тёмной волной страха. - Кому придёт в голову так назвать мир? "Земля" значит "не-вода". Север, давай останемся в Аталане!
- Чего ты боишься, малёк?
Север ерошит мои волосы, запускает в них пальцы, гладит затылок - будто успокаивает рыбу - и это действует. Мимолётный страх тонет в предвкушении чего-то нового.
- Свобода, - шепчет Север. - Мы свободны плыть куда хотим, делать всё, что придёт в голову, открытыми глазами смотреть вокруг. Нам не грозит безракушечье, мы можем позволить себе всё, понимаешь? Всё!
Бескрайние просторы манят меня не меньше, чем Севера. От одной мысли снова оказаться на крыльях принявшей птичье обличье Дилейны сердце начинает биться вдвое быстрее, ловит ритм путешествия.
- Только... - одно "но" так и не даёт мне покоя, - только пообещай мне...
- Что, малёк? - Север садится на перила и привлекает меня к себе.
- Уже скоро, уже совсем скоро, я чувствую... Я должна буду отпустить Дилейну.
Он удивлённо приподнимает брови. Я знаю, что северяне совсем по-другому смотрят на рыб, для них они слуги. Бывает, северянки до самой старости держат своих рыб при себе, предпочитая спокойную жизнь семейному счастью. И для меня очень важно сразу дать понять Северу, что я не такая, что Дилейна - часть моей души, а не домашняя прислуга.
- Хочешь секрет? - шепчу я ему прямо в ухо. - Хочешь, открою свою самую-самую главную тайну?
Север смеётся, старается сделать серьёзное лицо, кивает.
- Я думаю... - его ухо вдруг отвлекает моё внимание, я обвожу его кромку кончиком языка и тихонько кусаю за мочку. - Я думаю, Дилейна станет Матерью-Рыбой!
Говорю это, а сама так боюсь, так боюсь, что не увижу в ответ ничего, никакого отклика!
Но Север сжимает меня крепче, молча целует в губы, и это лучше слов, в руках и губах куда больше правды...