Везет человеку, которому удается уйти из этого мира живым.
Уильям Филдс
Багрово-красный круг заходящего майского солнца упал в лес, осветив на прощанье разномастные кладбищенские кресты и свежий холмик под одним из тополей.
Кладбище было самым обычным деревенским кладбищем: пять сотен известных и столько же приткнувшихся рядом неизвестных могил, столетняя ограда из красного кирпича, да небольшая, потемневшая от времени деревянная часовенка, примостившаяся у входных (чугунных, кстати) ворот. По всей его территории росли самые разнообразные деревья: сосны, ели, дубы, березы, одинокая осина (видимо, кто-то решил шутить до конца), и (в большинстве своем) высокие раскидистые тополя; повсюду виднелись ещё нежно зеленые листья.
Как раз под одним таким (правда, только что посаженным) молодым топольком, под которым и расположилась свежевырытая могила, стояла немногочисленная уже толпа: большая часть участвующих в церемонии, видя заход солнца и несколько побаиваясь кладбища, уже ушла.
Спустя ещё пару минут у могилы осталось только три фигуры: одна, хоть и сгорбленная годами, но высокая, низенькая вторая, и стройная, среднего роста, третья. Судя по звукам, у всех них по щекам градом катились слезы.
- Ну что, Глафира, пошли? - спросила высокая фигура.
- Пошли... - прошелестела низенькая фигура. - Завтра мы так и так вернемся.
- Нет! - упрямо, со слезами в голосе, возразила Глафира. - Я... я ещё немного постою. А вы... вы идите - я чуть позже подойду.
- Ну хорошо, - сказала высокая фигура. - Только вот что, Глафира: если, не дай бог, ты с собою что-то сотворишь, то... то нам незачем уже будет жить!
- Дед! - воскликнула Глафира. - Да как ты вообще такое смог подумать!
- Ладно, ладно, - примиряюще сказал дед. - Постой немного, а потом иди домой - не заставляй нас тревожиться, ладно?
- Ладно... - почти что прошептала Глафира, и повернулась обратно к белеющему в ещё теплых майских сумерках кресту.
- Ну... мы пошли, - прошелестел дед и, взяв старуху под руку, пошел прочь, едва сдерживая рыдания.
Спустя десять секунд на кладбище осталась одна Глафира. Она стояла и молча смотрела на простой дубовый крест, стоявший в изголовье холмика; по щекам её градом катились слезы...
* * *
...Выпускной удался на славу: смех, слезы, танцы, напутственные речи родителей и учителей - всё слилось в какое-то одно сплошное радостное многоцветное пятно....
Закончилось всё около семи часов утра, когда уже совсем рассвело, и когда все уже заметно устали от многого всего, пережитого в эту единственную в жизни ночь.
- Ну как, тебе понравилось, пап? - весело спросила Глафира, когда улыбающийся чему-то своему отец сводил её за руку с забетонированного возвышения, на котором стояла школа. - По-моему, это самый прекрасный день в моей жизни!
- Прям так уж и "самый"! - со смехом воскликнул отец. - Что же тогда ты скажешь в день своей свадьбы?
- Да ладно тебе, пап! - рассмеялась Глафира. - Быть может, я и не женюсь вовсе!
- Посмотрим, посмотрим, - протянул отец. - Мнится мне, что в один прекрасный день мы вместе с тобой посмеёмся над твоими словами, а?!
- Не знаю... - лукаво прикрыла глаза Глафира. - Слушай, па, а как тебе моё платье?
- О-о-о! - протянул отец. - Ты была королево...
Тут вдруг он, пошатнувшись к ужасу Глафиры, упал сначала на колени, а затем повалился на бок.
- Отец! - закричала, не помня себя, Глафира.
На её крик прибежали одноклассники; подбежала медсестра, также присутствующая на выпускном. Спустя минуту все столпились около недвижимого отца Глафиры, но было уже поздно: медсестра, делала ему искусственное дыхание и какие-то уколы почти полчаса, после чего со вздохом поднялась с земли и, посмотрев на часы, произнесла: "Остановка сердца. Смерть наступила в семь ноль пять".
- Нет!!! - закричала Глафира, пытаясь вырваться из крепко держащих её рук одноклассников; даже услышав слова медсестры, она всё равно не могла до конца поверить в произошедшее.
Между тем метрах в пятидесяти от места происшествия уже были видны её дед и бабка, спешащие к уже умершему сыну и неожиданно осиротевшей внучке.
Увидев их, Глафира слегка покачнулась, мягко освободившись от держащих её рук, а затем ничком повалилась к основанию гранитной лестницы.
"Останься на кладбище, когда всё уйдут!" - внезапно пошелестел у неё в голове родной и в то же время уже какой-то неземной голос, а затем наступила темнота...
* * *
И вот теперь Глафира стояла одна на кладбище. Она так и до конца не поверила в то, что случилось с ней три дня назад, но именно эта мысль поддерживала её все эти три дня. Глафира стояла и смотрела на крест, по-прежнему содрогаясь всем телом, и глотая горько-соленые слезы.
Уже немного похолодало, в воздухе стала ощущаться легкая свежесть уже слабого, но, тем не менее, грядущего заморозка. Было просто до ужаса тихо - лишь изредка, когда налетал порыв ветра, слышался невнятный шелест листьев.
С момента ухода последнего "участника" прошло уже полчаса, но Глафира всё ещё стояла. Затем прошло ещё пять минут. Наконец, Глафира с криком "Сон! Всего лишь сон!" ничком упала к подножию могильного холмика и вовсю зарыдала, орошая слезами венки.
* * *
Ещё через пять минут спина девушки перестала трястись, однако она всё ещё лежала на земле, водя рукой по земле холма. Внезапно её ладонь наткнулась на что-то острое. Глафира, ойкнув, сначала испуганно отдернула руку, но потом аккуратно положила острый предмет на ладонь и рассмотрела его. Это оказался небольшой зеленый осколок стекла.
Глафира несколько секунд бессмысленно смотрела на осколок; затем её глаза внезапно стали жесткими. Решившись, девушка медленно поднесла стекло к левой руке.
- А вот этого не надо! - раздался неожиданно высокий холодный голос.
Глафира резко перекатилась на спину и обмерла.
- Отец?! - недоверчиво спросила она.
- Да вроде бы... - вздохнул серебристо-синий призрак.
- Я так надеялась, так надеялась... - прошептала Глафира. - Но... Но как такое возможно? Ведь человек не может...
- Может, - оборвал её отец. - Послушай, Глафира, забудь весь свой атеистический бред и просто прими случившееся как осознанную и обыденную действительность, а пока... пока просто послушай.
Знаешь, я давно хотел рассказать тебе всю правду; хотел рассказать сразу же после того, как ты закончила школу, но так уж получилось... в общем, именно из-за этого мне и пришлось немного задержаться. Такой, как я, не может уйти, не передав знание преемнику.
- Отец, о чем ты? - удивленно спросила Глафира.
- Подумай, Глафира, - как ни в чем ни бывало, продолжил отец. - Неужели тебе никогда не хотелось куда-нибудь уйти? Неужели вся эта толпа, все эти люди никогда не казалась тебе мишурой, заслоняющей настоящее бытие, настоящую жизнь. Не хотелось ли тебе в буквальном смысле воспарить в небо, нет?
- Ну да, - несколько смущенно пробормотала Глафира. - но при чем тут это?
- Знаешь, когда-то - когда я был таким же, как и ты, - я испытывал точно такие же чувства. К окончанию школы всё это достигло предела. Пару раз я даже чуть не покончил с собой. Я был на грани. Однако тогда я встретил точно такого же, не такого, как все, почти сломленного, - это была твоя мать. Тогда ей удалось зажечь меня, открыв мне, кто я есть на самом деле. Оказалось, что я, как и она, - потомок великих волхвов древности (ну, правда, с некоторыми различиями: она была пророком, а я - боевым магом). Да, да, - добавил отец, видя удивление на лице Глафиры. - Хоть в это и сложно поверить, но это так. Я тоже не сразу, - но поверил!
А потом... сразу после твоего рождения твоя мать покончила с собой: слишком много жизненных и магических сил она отдала тебе - и осталась пустой. Особенно её убил тот факт, что ты родилась не боевым магом, как она надеялась, а магом-универсалом - она унаследовала не только мой дар мага, но и её дар пророка.
- Но почему?
- Почему? Неужели с тобой не было такого: тебе снится короткий сон, который спустя какое-то время воплощается в реальность?
- Ну да, было, - неуверенно протянула Глафира.
- Вот! Всё это чертовски изводит, знаешь ли. А она была к тому же ещё и самоучка (она была сиротой, и лишь пару раз встречалась с подобными себе), - в результате она не смогла победить всё это.
- Почему ты так холодно говоришь об этом? - закричала Глафира. - Не смей так говорить о ней! Я тебе не верю!
- Я не могу иначе! - отчеканил отец. - У меня почти не осталось эмоций. А что касается твоего дара... Сейчас я всё тебе докажу - вернее, ты сама всё себе докажешь!
С этими словами отец взмахнул рукой - и в сторону Глафиры полетела завеса синего пламени, от которого веяло... прямо-таки адским холодом; по мере того, как пламя летело к Глафире, земля и окружающие деревья покрывались льдом, стекленели листья...
Но тут Глафира неожиданно (в том числе и для себя) взмахнула рукой, - и пламя, зависнув на мгновение в воздухе, упало на покрытую инеем и промерзшую на метр в глубину землю осколками льда.
- Что и требовалось доказать! - воскликнул отец. - это называется "интуитивная защита". Она проявляется, когда людям, непосвященным ещё в тайны магии, грозит опасность. Что, трудно поверить? - усмехнулся он, видя некоторое замешательство Глафиры. - Если честно, то ты точь-в-точь повторяешь моё состояние в такой же момент.
- Так это правда? - спросила Глафира. - Ты не пошутил?
- Я что, по-твоему, явился сюда только для того, чтобы шутить? - оскорбился отец. - Уже полночь, а мне ещё нужно передать тебе знания.
- Что?!!
- Ты маг, Глафира, и теперь у тебя есть два пути: либо ты останешься... почти человеком (но вряд ли надолго!), либо станешь тем, кем должна стать. Итак, ты согласна принять всё моё умение и стать моей преемницей? - взволнованно спросил отец.
В воздухе повисло молчание, но спустя минуту Глафира, подумав, сказала:
- Я согласна.
- Вот и хорошо! - воскликнул отец. - только учти одно: вместе с умением я передам тебе большую часть своих мыслей и воспоминаний. Когда увидишь их, попытайся меня понять, ладно?
- Ладно... - неуверенно протянула Глафира.
- Тогда начнем!
С этими словами отец Глафиры, пробормотав: "Да будут моими свидетелями все стихии!", развел руки в стороны и завис в полутора метрах от земли. Затем от груди призрака отделился серебристая сфера, поплывшая к Глафире.
Подплыв к самому лицу Глафиры, сфера немного помедлила, а затем вытянулась и, став световым столбом, пронзила груд Глафиры. Ещё секунду было видно побелевшее лицо Глафиры с широко раскрытыми глазами, а затем свет полностью скрыл её фигуру, укрыв её в почти материальный световой шар...
Спустя несколько минут сияние померкло. Сфера распалась.
- Такое надо просто пережить... Как ощущения?
- О...оригинальные, - прохрипела Глафира.
- Да... Ты приняла это слишком рано... - вздохнул отец, косясь почему-то на голову Глафиры а затем, подлетев к Глафире и коснувшись её щеки призрачной ладонью, сказал: - Ну всё, дочка, мне пора!
Тут он взмахнул руками и медленно и неторопливо вознесся в небо, пробив своей светящейся призрачной фигурой темные облака.
- Прощай! - донесся его тихий, с каждой секундой слабеющий голос.
Глафира молча стояла и смотрела, глотая слезы, вверх...
* * *
Спустя час после того, как дед и бабка Глафиры вернулись, пытаясь сдержать рыдания, их ждал неожиданный сюрприз: в открывшуюся дверь квартиры шатающимся шагом вошла и, не говоря ни слова, с рыданиями упала на кровать поседевшая Глафира...
А спустя десять дней их ждал новый сюрприз - за ужином Глафира, вздохнув, сообщила старикам, что решила на месяц уехать в деревню, находившуюся в нескольких сотнях километров от Городца, где у её отца был небольшой домик. На вопросы стариков о выборе профессии она ответила, что её уже приняли в одно издательство фотографом.
Утром следующего дня Глафира села, обняв деда и бабку, в автобус и уехала, пообещав писать каждую неделю.
* * *
"Надеюсь, что всё получится, - думала Глафира, трясясь в душном автобусе, явно торопившемся успеть к вечерней перекличке в Аду. - В конце концов, всё не так уж и плохо!"