Фило с каждой минутой сильнее ощущает, как его задница начинает болеть. Он чувствует такой мягкой частью своего тела совершенно жёсткое, уставшее от долгой и незавидной жизни сидение рейсового автобуса. Он мысленно отмечает, что его спина наверняка намертво приклеилась к спинке из кожзаменителя, а редкие порывы разогретого на солнце воздуха из распахнутых настежь форточек дарят лишь предвкушение свежести, но не её саму.
Его путешествие длится уже полчаса, и он давно выучил лица всех своих немногочисленных невольных попутчиков. Более того, от нечего делать он сумел познакомиться с их аурами, или что он там видит, когда не зацикливается на внешней реальной картинке. Цвета их тусклые и уставшие. А сама субстанция даже на расстоянии кажется такой же плоской, как сидение под задницей.
Скучно.
Последнее время у него всё проще получается видеть, а не только смотреть. Артур был прав, нужно просто расслабиться и не дёргаться в предвкушении. И с каждым разом реальность быстрее и легче замутняется, становится тоньше и, не выдерживая давления с изнанки, трескается по швам, выпуская наружу невидимое обычному глазу. Парень совершенно точно верит, что практика в этом деле - лучший учитель. И практикуется так часто, как только может. И теперь порой ему начинает казаться, что подобным неявным свечением окружены не только люди. И это наводит его на определённые мысли.
Автобус едва выезжает за пределы города, и - о чудо! - жара перестаёт давить сверху, точно молот на наковальню. Становится мягче и уступчивее, как чуть выпившая женщина слегка за сорок.
А может, это не жара. Может, это размыкаются объятия города, который Фило всегда, сколь мало ни живёт в нём, чувствует живым и мнительным существом. Порой Окленд кажется ему конченым мизантропом, пытающимся утопить свои философские мысли в море алкоголя. Это чаще бывает по поздней осени и ранней зиме, когда от туманов и сырости спасает только человеческое тепло, чашка кофе и хороший разнузданный секс. Порой - предстаёт неунывающим альтруистом, в те моменты, когда вдруг ни с того ни с сего дарит ничего не подозревающему человеку очередную свою жемчужину. Как тот вид на Сан-Франциско в ночь рождения Артура. Но одно Фило чувствует точно, и это неизменно. Этот город собственник. И он чертовски жаден до людей, которые ему дороги. И именно поэтому, так думает парень, ему всегда до боли не хочется покидать его. И чувство это кажется таким искренним, что Фило по-настоящему уверен, что проживёт тут всю свою жизнь.
Витая в своих мыслях и домыслах, парень не замечает, как автобус, дёргано замедляя ход, останавливается.
- Парк "Дубы и липы", - вяло объявляет темнокожий водитель в светлой форменной рубашке и тёмно-синей кепке. Под его подмышками красуются влажные полукружия, а по вискам ловко струятся ручейки пота. Фило слышит его только благодаря тому, что сидит во втором ряду почти напротив. Сморгнув его тоскливую ауру цвета хаки, он подрывается с места и успевает выскочить из провонявшего дикой смесью пота, разогретого железа и несвежих носков автобуса, кивнув водителю в знак "спасибо".
Автобус отъезжает, обдавая парня россыпью мелких камушков с обочины и едкими выхлопными газами, а он остаётся стоять, словно идиот. Потому что за его спиной дорога, а перед ним, впрочем, как и за ним, раскинулся огромный и густой парк.
"Это издевательство", - думает Фило, тяжело вздыхая и в который раз за утро поминая Артура нехорошими эпитетами. Тот не рассказал ему ничего. Ноль. Пустота. Просто назначил день и время, когда нужно подъехать по этому жутко таинственному адресу. И то, что, возможно, Фило займут на целый день. И вот парень оказывается посреди совершенно, просто до безобразия пустой дороги перед тропинкой, ведущей в столь же безлюдный парк. И всё это благодаря Артуру, чтоб его. Даже несмотря на свой выходной, он отказался ехать с ним или хотя бы проводить до места, сославшись на то, что у него запланированный визит в автомастерскую со своим харлеем.
Ещё раз окрестив мужчину непечатностью, Фило разворачивается на пятках, чтобы получше оглядеться. На противоположной стороне дороги стоит небольшой серый столб. На нём - вывеска. Но с положения Фило не разобрать ни буквы. И как он вообще не разглядел его сразу?
- Приют "Тихая гавань", - бубнит себе под нос парень, перейдя дорогу и скользнув глазами по вывеске. Адреса совпадают, он всё же на месте. Но... на секундочку, что? Приют?! Об этом красноволосым придурком не было сказано ни слова. Вздохнув в бессчётное число раз, он поправляет прилипший к спине рюкзак и пускается по гравийной дорожке, на которую указывает стрелка-вывеска.
****
Когда солнце уже садится, погружая ветвистые деревья в приятные розовато-жёлтые краски, Фило, измождённый донельзя, практически мёртвый, выползает из парка к обочине и стекает на разогретый, твёрдый асфальт своей нежной задницей. И ему совершенно плевать на всё вокруг. Единственное, о чём он мечтает, это не сдохнуть прямо сейчас (а он, судя по ощущению совершенной внутренней опустошённости и бессилия, близок к этому), добраться до Кейна, убить его, а потом рухнуть на месте и спать неделю. Потому что, чёрт (в голове парня проносятся десятки и десятки ёмких и очень обидных матов, отчего татуировку на внутренней стороне губы немного жжёт), это было слишком жестоко.
Парень не замечает, как от обочины чуть дальше трогается небольшая серебристая развалюха и, развернувшись через двойную сплошную, оказывается перед ним. Фило измучен настолько, что его глаза закрыты, и хотя уши слышат работу старенького двигателя с характерным чихом и урчанием, веки не могут подняться. Нет, не сейчас. Ещё минутку. Столбик с вывеской служит опорой для его ослабшей спины.
- Нефигово тебя разморило, Фил, - доносится откуда-то сверху. Голос очень знакомый, но мозг отказывается идентифицировать. Он отказывается вообще делать хоть что-либо, и "управлять телом" где-то в начале этого списка. - Охренеть...
Его подхватывают под руку, и он оказывается буквально взвален на кого-то, кто повыше и довольно костлявый. И только благодаря запаху одеколона, - о да, у Майки он до жути резкий и терпкий даже в летнюю жару, - Фило опознаёт в добром маньяке-незнакомце Кейн-младшего.
Парень не может ответить ни на приветствие, ни на глупые встревоженные шутки, ни на серьёзные вопросы. Поэтому Майкл дотягивается, чтобы пристегнуть его (этого он тоже не в состоянии сделать сам), и трогается с места, осторожно набирая обороты и переключая щёлкающую коробку передач.
- Я отвезу тебя к Арти, - говорит он после пяти минут молчания. - Не понимаю, что с тобой случилось. И какого хрена Артур не поехал со мной, раз знал.
Фило нервно хмыкает, не открывая глаз. Он не поехал с Майки лишь потому, что, вот именно, знал. Что даже в подобном состоянии полнейшего опустошения у Фило найдётся небольшой потайной резерв для сладкой мести. Что он напряжётся и на последнем издыхании задушит его за подобную шутку.
- Отвези меня в кампус, - разлепив губы, хрипло говорит он другу.
- Артур сказал привезти тебя к нему, - спокойно-упрямым тоном отвечает Майкл.
- Если ты не прочь остаться без брата, - пожимает Фило плечами и прижимается лбом к прохладному стеклу. - Потому что я убью его. Запомни это.
- Да что случилось-то?! - вскипает Кейн-младший, отчего машинка нервно виляет, а затем выравнивается в полосе. - Ты себя самого поднять не можешь, а грозишься расправой...
- Поверь, у меня остался небольшой лимит. Я просто берегу его, ну, ты понимаешь, для чего, - шепчет Фило, чувствуя, как тяжело становится в затылке. Наверное, погода сменится к ночи.
- Вы самые большие придурки из всех, кого я знаю, - качает головой Майкл, косясь во все зеркала одновременно. Он пока что довольно неопытный и невезучий водитель, машина - та вообще принадлежит его беременной жене. Артур оторвал его от важного опыта, буквально приказывая ехать в непонятном направлении встречать Фило на пустой дороге меж раскинувшегося паркового массива. Что Хэдлей вообще забыл там?
- Я так понимаю, подробностей я от тебя не дождусь? - спрашивает Майки, поглядывая на расслабленного Фило и замечая лёгкое покачивание головы из стороны в сторону. - Может, тогда ты хочешь послушать, как дела у нас с Элис? Всё же не виделись почти неделю.
Фило утвердительно кивает. Майклу легче следить за дорогой, когда он озвучивает всё, что у него на уме. Так он чувствует себя намного спокойнее. И хотя скорость до смешного небольшая, Фило никогда не шутит над водительской неуверенностью друга. Глупо шутить над тем, в чьих руках руль, а нога на педали.
- Ей осталось носить недели три, по меркам врачей. Но ей так тяжело последние дни, - начинает Майкл с самого важного, что занимает его голову полностью. - Ох, я не знаю. Иногда хочется, чтобы она поскорее уже родила. Чтобы перейти из режима ожидания в режим действия. Но с другой стороны, с каждым днём я всё больше паникую. Как это будет? Справимся ли мы?
Фило даже находит в себе силы повернуть голову к другу, открыть глаза и неловко улыбнуться. Более того, он открывает рот и говорит:
- Справитесь. Всё будет хорошо.
Майкл кидает на него удивлённо-благодарный взгляд, чтобы после, вздрогнув, снова вернуться к напряжённому разглядыванию дороги. Откуда-то слева по небу медленно клубится бесконечно-огромная тёмно-синяя туча. Она тащит своё тело в сторону Окленда, а это означает только одно.
- А ещё я раздумывал над предложением одной частной фармацевтической исследовательской лаборатории. Они занимаются некоммерческими обще-социальными разработками, существуют на гранты и взносы. Не знаю, соглашаться ли идти к ним лаборантом. Новейшее оборудование и интереснейшая работа. Вот только оклад пообещали смешной для начала. Даже не знаю, - вздыхает парень. Фило улыбается в ответ.
- Всё ты знаешь, и давно, - говорит он. - Так что не тупи.
На этот раз очередь улыбаться Майклу. Он не отводит взгляда от полотна асфальта, подсвеченного ближним желтоватым светом фар. Ему очень не хватает этого дружеского общения всю последнюю неделю. Но он вряд ли скажет об этом Фило в открытую.
- Надо как-то собраться, выпить вместе. Только ты и я. Никаких девушек и мастеров татуировки. Перемоем всем кости, поговорим по душам. Давно мы не общались, - предлагает Майкл.
- В ближайшее время, - мямлит засыпающий Фило, - после того, как убью твоего брата.
Майкл хмыкает. Эти двое, даже глядя со стороны, невероятно подходят друг другу. И эта разница в пятнадцать лет совсем не бросается в глаза. Первое время он был шокирован фактом, что Фило на самом деле заинтересован в Артуре. Друг казался ему совершенным гетеро и никогда не увлекался своим полом. И вот надо же... Наверное, правы мудрецы, говорящие, что у каждой, даже самой заблудшей души, подобно душе Кейна-старшего, есть своя половинка. И если она ещё не рядом, возможно, она ещё просто не родилась или не приблизилась на должное расстояние.
Когда машина въезжает в нежно-душные объятия загорающегося вечерними огнями города, Фило уже по-детски посапывает, уткнувшись в боковое стекло лбом.
Майкл размышляет о том, что не поднимет невысокого, но довольно плотного парня на второй этаж к квартире своего брата. Но это и не нужно - Артур поджидает на улице у двери в подъезд, куря сигарету. Судя по тому, как неторопливо он это делает, сигарета далеко не первая.
- Как он? - спрашивает мужчина нервно, едва его брат выходит из машины.
Только то, что вместо братского приветствия звучит "как он?", говорит о многом. Младший ловит себя на мысли, что в подобные минуты начинает ревновать. Друга к брату, брата к другу, и всех ко всем вместе взятых. Но он довольно быстро берёт себя в руки, вспоминая, насколько убийственно-тоскливо смотрели глаза Артура всего год назад. Он уничтожал этим взглядом, и в грудине Майка что-то с противным визгом скручивалось в трубочку.
Сейчас же глаза с прозеленью горят. И это чёртова метафора, а не из-за того, что в них отражается огонёк почти докуренной в темноте сигареты.
- Неутомимый Филли, - ухмыляется мужчина. - Значит, всё не так плохо. Поможешь мне? - он тушит окурок о боковину урны, чтобы затем выбросить.
"Будто у меня есть выбор", - вздыхает про себя Майкл и идёт открывать заедающую дверцу со стороны Фило.
- Передавай Элис привет и огромную благодарность, что помогла с приютом, - говорит Артур, когда Фило уже уложен на кровать в спальне, Софи устроилась у него под боком, а Майки собирается тихо исчезнуть в ночи.
- Хочешь сказать, что Фило согласился быть волонтёром в "Тихой гавани"?! - ахает Майкл, и в его голове складывается полная картина произошедшего. Его жена, Элис, курирует это заведение, подыскивая для детишек временных, а лучше постоянных, волонтёров.
- Он не соглашался, - пожимает плечами Артур. - Может, кофе?
- Нет, спасибо, дома ждут, - отказывается Майки, не желая быть свидетелем выяснения отношений, если Фило вдруг проснётся. Да и дома, правда, ждут. - И как тогда это вышло?
- Хм-м, - Артур мнётся, разглядывая потолок и стены. - Наверное, это было невысказанное предложение, от которого он не мог отказаться.
Очаровательно-ненормальная улыбка является завершающим штрихом, и Майкл, хмыкнув на прощание, хлопает брата по плечу и исчезает в темноте коридора с перегоревшей лампочкой. Он знает, что ему всё расскажут в своё время. В конце концов, Фило - не тот, кто держит язык за зубами, когда его переполняют эмоции.
На улице его накрывает самый настоящий, невероятной ярости, летний ночной ливень.
****
Утро для Фило наступает ломотой во всём теле, отчётливо-гудящим шумом в голове и режущим прямо по закрытым векам светом. С удивлением он чувствует свою наготу, и как к ней с одного бока прижимается что-то меховое, а с другой - горячее со сна человеческое тело. Воспоминания накатывают лениво, словно океанический прибой в штиль. Но после того, как он оказался в машине вместе с Майки, парень точно не помнит ничего. Повернув голову, Фило встречается с алым затылком Артура. Тот преспокойно спит, точно так же, как и обнаглевшая Софи, забравшаяся под их простынь.
Парень несколько минут смотрит на выжженые краской волосы и молочный изгиб плеч, позволяя вчерашним эмоциям раскалить себя добела. Он сжимает зубы крепче и по-настоящему кипит, пока его тело, автоматически ловко выворачиваясь из-под простыни, спугивает кошку и уверенно осёдлывает повернутого на спину мужчину. Тот начинает просыпаться и что-то бормотать, но пальцы Фило уже ложатся на мягкую шею и ощутимо сдавливают. И в этот миг триумфа весь дискомфорт, что беспокоил Фило, отступает в тёмный угол подсознания.
Глаза Артура резко и удивлённо распахиваются, а руки судорожно вцепляются в запястья парня.
- Чёртов грёбаный придурок, - возмущённо цедит Фило, ощущая явное жжение за нижней губой. Сдуру согласившись набить тогда "волшебную" татуировку, отзывающуюся на грязные слова, он и представить не мог, что она будет работать. - Как ты вообще додумался до этой идиотской несмешной шутки?
Его голос звучит зло и с вызовом, пальцы с усилием сжимаются на шее. Но руки Артура вдруг расслабляются и соскальзывают с его запястий, а глаза смотрят прямо, и взгляд их столь чист, что буквально вызывает прилив желания. Кейн смотрит на него без страха, но с таким странным выражением доверия, что Фило тут же теряет весь свой карательный пыл. Уголки тонких губ чуть приподнимаются, и мужчина, вдруг разлепив рот, сдавленно шепчет:
- Доброе утро, малыш.
Рыкнув, Фило делает заключительное нажатие пальцами и вдруг молниеносно слетает с тела под ним, чтобы улечься подальше, на самом краю, и обиженно уставиться в потолок. Даже если он и не собирался никого убивать на самом деле, Артур должен быть наказан.
- Это было подло. Нечестно, - говорит он наконец. - Я не был готов. Они просто улыбнулись и сказали, что очень рады меня видеть, повели по коридорам, а потом... я увидел этих детей. И я просто не понял ничего. А когда понял, произошло уже столько всего... Я уже не мог уйти!
- Было очень тяжело? - спокойно интересуется Артур, лежа совершенно неподвижно в той же позе, что оставил ему Фило.
- Тяжело?! - вскидывается парень. - Да ты понятия не имеешь об этом ебучем - ауч! - тяжело. Чем мы только не занимались! Мне пришлось помогать с одеждой, с прогулкой, с едой и умыванием! Мне пришлось читать им книгу и рисовать всяких монстров, а я рисую так херово! Ай, да чтоб тебя! Мне пришлось разнимать ссору и уговаривать Нэнси отдать Кэтти её куклу, и это при том, что Нэнси глухонемая, а я не знаю языка глухонемых! Ты просто представить не можешь, как это, блять, - да мать же твою, больно! - было тяжело!
Фило кричит всё это в потолок, не отрывая от головы запущенных в волосы пальцев, и его слюна брызжет мелкими капельками вокруг яростно движущегося рта. Он прокручивает в памяти вчерашний день и в который раз окрещивает его адом.
- А под занавес меня не отпускали до тех пор, пока я клятвенно не заверил, что приду ещё раз, - устало заканчивает Фило.
- Ты не обязан, - тихо говорит Артур. - У тебя уже получилось. Ты усвоил принцип.
- Принцип?! - снова вскидывается едва успокоившийся Фило. - О каком, мать твою, принципе ты говоришь, идиот? Они чуть не сожрали меня с потрохами вчера, и это я в прямом смысле! Они тянули и тянули из меня всё, что только могли, пока я физическим усилием воли не перекрыл любые поползновения! Они чуть не убили меня!
- Дети - самые честные и жадные существа. Они всегда берут, когда им надо, и не делают вида, что не нуждаются. Тем более, дети с болезнями и отклонениями. Тем более, когда это "нужное" дают так просто и беззаботно, как обычно делаешь ты. Если бы ты не оказался в этой ситуации, ты бы не понял, как закрываться и выныривать вовремя.
- Но это было опасно, чёрт! - шипит Фило от боли в губе и от двойственного чувства: понимания, что Артур прав, и обиды на то, что он всё же позволил всему этому случиться.
- Переходить дорогу тоже всегда потенциально опасно, - как можно спокойнее отвечает мужчина. - И вспомни, пожалуйста. Это ты хотел учиться "на любых условиях". А то, что мы делаем, опасно априори. Потому что тянет силы, тянет саму нашу жизнь. Тянет года, которые мы могли бы прожить в сытости и довольстве, если бы не делали того, что делаем. Лично я бегаю от смерти уже больше пяти лет, - грустно ухмыляется Артур. - Поверь, я знаю, о чём говорю.
Фило отвечает молчанием. В его голове усиленно крутятся шестерёнки, он пытается оставить только логические рассуждения и прогнать глупые эмоции. От слов мастера тупой болью щемит под рёбрами. Ведь он читал об этом, но уже и забыл, когда и где. Возраст Христа, краеугольный камень для многих мастеров древности. Но Артуру тридцать шесть, а это значит, что он и правда понял что-то особенное. И он будет жить.
Наконец, приняв решение, Фило угловато перестраивается в сидячее положение и, чуть погодя, встаёт.
- Я в душ, - скупо кидает он, стараясь не смотреть в сторону распластанного на простыне мужчины.
- Ты не должен ходить туда больше, если не хочешь, - невпопад отвечает ему Артур. - Ты уже всё уяснил.
- Не ходить? - с удивлением на лице, Фило всё-таки оборачивается, чтобы встретиться со взглядом светлых болотных глаз под алой рваной чёлкой. - Ты видел их, Арт? Они, точно голодные щенки, кидаются на любого посетителя, готовые дарить своё внимание и любовь! И им всё равно, что ты "просто мимо проходил"! Им плевать на твои эксперименты! Ты видел Дона с косоглазием и каким-то нервным отклонением? Кристал с ДЦП? Заику-забияку Тома? Я ещё не до конца выучил их особенности и болячки. Их всего семь в той группе, но, чёрт, знал бы ты, как они светятся, когда я вижу их! Круче, чем радуга, ярче, чем новогодняя ёлка на главной площади! Они буквально исходят светом, я никогда не видел подобного! И многим из них я в состоянии помочь, просто "причёсывая" их, латая дыры, вырывая чуждые чёрные вкрапления! Да, я не всё до конца понимаю, мне тяжело распределять себя, но я научусь, и ты прав: они - лучшие учителя, что помогут мне в этом.
Отдышавшись и не дождавшись никакого ответа, Фило повторяет ещё раз:
- Я в душ, - и почти выходит из комнаты, но на мгновение останавливается, становясь грубым: - И не смей ходить за мной. Ты прав, но я до сих пор зол. Я очень зол на тебя.
Артур лежит, осмысливая услышанное. Кажется, Фило нашёл себе ещё одно занятие помимо учёбы и салона. Но разве он не предполагал этого? Наверное, в итоге всё к лучшему.
Мужчина разглядывает потолок до тех пор, пока его глаза не закрываются, а губы не растягиваются в предвкушающей томной улыбке. Тело покрывается мурашками, и по мышцам прокатывается лёгкий озноб. Так бывает всегда, когда он предчувствует - буквально - задницей хороший горячий секс.
Пять минут прошли, а значит, сейчас его выход.
Лениво потягиваясь, он встаёт с кровати и направляется в сторону шипящей водой ванной.
____________________________
Un album per bambini (ит.) - Детский альбом
Часть третья. Глава 38. Attaca
- Ты теряеш-шь его...
- Теряеш-шь, - то тише, то громче шипит в его голове, пока он, словно вернувшись на пару десятков витков назад, сидит в кожаном кресле в своей квартирке на втором этаже и пытается заглушить голоса играющим на максимуме громкости "Реквиемом" Моцарта. Он смутно припоминает, что где-то это уже было. В другой, прежней жизни. Но мысль пьяно ускользает, а, залив в себя очередной глоток из найденной последней (оставшейся) бутылки коньяка, мужчина вообще теряет нить размышлений. Жутко хочется курить, просто до одури. Но за сигаретами нужно подняться, а он в совершенном несостоянии шевелиться.
Противное шипение не замолкает, оно раздваивается и растраивается, затем вдруг снова сливаясь в монодийный голосовой поток, который пытается говорить с ним из его же головы. Он не чувствует подобного уже очень давно и немного теряется под напором вопросов и предположений невидимого собеседника. Последние месяцы было так хорошо, что он смог совершенно не обращать внимания на еле слышные шепотки на самой границе сознания, заглушить, прикинуться, что их нет. Когда Фило постоянно рядом, это происходит слишком естественно, без какого-либо усилия с его стороны.
Но сейчас Фило отдаляется с каждым днём всё больше. Три раза в неделю он с утра до вечера пропадает в приюте, и Артур усердно молчит каждый раз, когда полуживой парень приползает к ночи почти на четвереньках и, беспрерывно нашёптывая, что всё в порядке, падает в кровать нераздетым. Наутро (о, прекрасная сила молодости!) Фило выглядит так, словно заново родился, и это походит на то, что детская любовь и благодарность, что помогает ему восстанавливаться, настигает его с небольшим запозданием.
Но сколько бы Артур ни молчал, голоса в его голове становятся громче и настойчивее с каждым днём отсутствия парня. А страх потерять становится настолько невыносимым, что в какой-то из дней он судорожно ищет по шкафам спиртное, к которому не прикасался столько времени своей слепой эйфории, и махом опустошает почти треть бутылки. После, его пьяного контроля над телом хватает только, чтобы включить так кстати подвернувшегося под пальцы Моцарта и упасть в кресло с закрытыми глазами, из которых порой вытекает что-то жалкое и влажное.
- Он уйдёт и оставит тебя... - интимно нашёптывает Некто в его голове, словно дыша в самое ухо, так, что Артур брезгливо морщится. Его больное воображение порой играет с ним злую шутку. - Покинет, оставит! - повторяет и повторяет он, и никакое надрывное "Dies illa!.." не может заглушить этот шипящий въедливый голос.
- И ты снова будешь один, как и должно быть. Как и правильно, да... - подхватывает кто-то другой, и его интонации выше и визгливее. - И тогда-то Она найдёт тебя - о да! Найдёт! - ведь тебе не за кем будет прятаться. И ты знаешь это. Ты боишься? Не бойся...
- ... не бойся! - по отечески-сочувственно подхватывает первый. - Это совсем не страш-ш-шно...
Сердце Артура колотится так быстро, словно идёт на взлёт. Пальцы выпускают горлышко ополовиненной бутылки, и она со стуком падает на деревянный пол, заваливается набок и откатывается в сторону. В него просто не лезет больше. Он сжимает ладонями уши с такой силой, словно мечтает раздавить, расплющить свою голову. Тыква. Пустая, никчёмная старая тыква, в которой завелись паразиты. Черви и слизняки выедают мякоть, и он должен, должен избавиться от этого...
"Dies Illa!.." - снова вырывается из колонок громогласный вопль хора, а затем хлопает входная дверь, но Артур, покачивающийся на кресле с закрытыми глазами и мечтающий раздавить свою голову, просто не слышит этого.
Он искренне вздрагивает, когда его плеча касаются. Мужчина слышит голоса уже очень давно, с тех пор, как случилась трагедия с его родителями. Но никогда прежде он не испытывал тактильных галлюцинаций. Он рывком распрямляется и распахивает глаза. Перед ним Фило: усталый, но твёрдо стоящий на ногах. Такой живой и тёплый, что хочется проникнуть руками, всем телом внутрь него и остаться там, возможно, навсегда. Музыка уже не играет - видимо, парень выключил вертушку по приходу. Он смотрит взволнованно и ещё как-то. Осуждающе?!
- Уже двенадцатый час, а музыка ревела так громко, что слышалась даже на улице. Тебе не кажется, что это не слишком уважительно по отношению к другим жильцам? - чуть хмурясь, спрашивает он. Затем его взгляд падает куда-то вниз и вбок, и он хмурится ещё сильнее: - Ты пил? По какому поводу?
- Почему ты так поздно? - после долгой паузы хрипло интересуется Артур. В его рту пустыня и дрянной привкус от алкоголя, но единственное, что его пьяный мозг волнует сейчас, - какого чёрта его Фило вернулся так поздно. - Тебе не кажется, что ты перебираешь с этим чёртовым приютом? - его голос звучит намного резче, чем должен бы, но он пьян и плохо себя контролирует.
Глаза Фило слегка округляются, а меж бровей залегает горькая складка.
- Я спрашивал, не против ли ты трёх дней в неделю. И ты ответил, что не против. А теперь ты чем-то недоволен? - удивлённо спрашивает парень. Его зубы начинают крепко сжиматься, когда он видит бешеный пьяный блеск в глазах Артура. И он почти на грани, чтобы не съездить тому по лицу.
- Ты видел себя, каким ты приходишь оттуда? Как труп! Ты никак не можешь научиться контролировать своё желание отдаваться, и, чёрт, мне это не нравится! - мужчина заводится всё больше, кидая слова, точно перчатки с вызовом на дуэль.
- А ты думал, что я научусь всему за неделю, или что? Ты заметил, что сегодня я в намного лучшем состоянии? Ох, конечно, о чём это я. Ты же вылакал полбутылки коньяка, как ты можешь заметить хоть что-либо?
- Перестань говорить со мной так, - шипит Артур, и костяшки на его напряжённых кистях на подлокотниках белее мела. - Я всё ещё твой начальник, если ты не забыл.
Фило буквально подкидывает это этого заявления.
- Что?! - неверяще лепечет он. - И что, может быть, ты уволишь меня? Ведь на самом деле тебе не нужен никакой помощник, так ведь? Я спрашивал у Майки - до меня у тебя никогда не было никаких грёбаных помощников! А это значит что? Что тебе был нужен именно я? Может, потому что ты увидел во мне лучшую для себя сиделку и няньку? Удачное приобретение? Что я для тебя, мать твою?! - Фило буквально кричит на ошарашенного Артура, нависая над ним всё ниже, разбрызгивая мелкие капельки слюны и гнева вокруг себя. - Может, ты просто хочешь единолично владеть мной, чёртов придурок, потому что это охуеть как удобно? Всегда под рукой, как бутылка коньяка в минуту печали?! Так вот, я - не вещь! И лучше бы тебе не заблуждаться на этот счёт, мистер начальник!
Фило ещё некоторое время смотрит в ошарашенные глаза мужчины, и их носы так близко, что парень чётко ощущает запах крепкого алкоголя. Он морщится и, отходя назад, скрывается в спальне, чтобы вернуться с чистым бельём. Затем он направляется в ванную и громко хлопает дверью, так, что Артур вздрагивает, до сих пор глядя в одну точку перед собой. Он всё испортил, испортил - об этом хохочет хор голосов в голове, то усиливаясь, то ненадолго стихая. Теперь он точно останется один. Теперь он точно останется без своего Фило...
Он потерян на всё то время, что парень проводит в душе. Он почти не дышит и совершенно не двигается. Это совершенная заморозка, не иначе. Перед его глазами мир становится монохромным, затем покрывается мелкой-мелкой сеточкой трещин и, под нестерпимое хихиканье голосов, начинает медленно, точно постаревшая храмовая фреска, осыпаться к его ногам.
Что же он натворил? Зачем снова напился?..
- Заткнитесь, заткнитесь! - орёт он, сгибаясь пополам. Его жутко мутит, но он усилием воли подавляет рвотный порыв.
Дверь в ванную открывается, и одетый в чистое Фило с ещё влажными волосами проходит мимо, чтобы вернуться с постельным бельём. Парень смахивает прямо на пол всё, что навалено на диване напротив, и устраивает себе кровать. Артур наблюдает за этим почти со священным ужасом.
- Арти, - говорит Фило немного осипшим голосом, - иди спать. Уже поздно, а завтра работать...
Мужчина не двигается, у него просто не хватает воли и сил. Фило не ушёл. Он не ушёл! Но он серьёзно разозлился, и... И что будет дальше? Мысли Артура судорожно мечутся и играют в прятки-салочки. Он настолько профан во всём, что касается межличностных отношений, он настолько неумел, что давно и совершенно уверен - лучше и не пытаться. Но этот год рядом с Фило был таким... сладким? Нужным? Непередаваемым? Он просто не хочет позволять своему внутреннему аутисту снова разрушить всё. Ведь где гарантии, что будет ещё шанс? Что будет время, чтобы этим шансом воспользоваться? Он думает и думает, мысли его кишат, словно лягушачьи мальки в тесной бочке, и от этого, кажется, черепной коробке щекотно и некомфортно.
- Понятно... - говорит Фило. Он проходит в коридор и выключает свет в холле, погружая квартиру в темноту. Софи сегодня не показывается, большое окно нараспашку, и оттуда доносятся ночные шумы засыпающего города - редкое шуршание покрышек об асфальт, приглушённые переговоры возвращающейся с гуляний молодёжи и тихая песня сверчков. Идиллия, если бы не тёмный напряжённый силуэт мужчины в кресле напротив.
Фило быстро раздевается, оставляя только нижнее бельё, и забирается под лёгкую простынь.
- Спокойной ночи, - негромко говорит он мужчине. А затем, словно обдумав это предварительно, добавляет: - И не веди себя, как мудак, Арт. Ты ведь совсем не такой...
Квартира погружается в тишину и темноту. Артур несколько минут силится выдавить из себя "спокойной ночи", но в итоге сдаётся. Он слишком много пережил сегодня внутри себя. Он чертовски устал, но то, что напротив на диване ровно сопит Фило, вселяет в него пусть эфемерную, но уверенность в завтрашнем дне.
А впереди целая ночь, чтобы, возможно, понять что-то.
****
- Я чуть не врезал Артуру несколько дней назад, - признаётся немного осоловевший от второй бутылки пива Фило сидящему напротив Майклу. Тот ухмыляется и делает ещё один глоток прямо из горлышка. Они общаются уже около часа в небольшом баре недалеко от кампуса, и это на самом деле более чем потрясающий отдых для души. У Майкла дома беременная жена, и это, признаться, не так-то уж просто. У Фило в салоне пятый день холодного противостояния с Артуром. Они почти не разговаривают, только по рабочим вопросам, а когда день заканчивается, молча расходятся по разным углам и занимаются каждый своим делом. Словно супружеская пара, прожившая под одной крышей полсотни лет. Это прискорбно, наверное, но Фило бывает чертовски упрямым. Он до сих пор считает, что не заслужил подобных слов от Артура, и не намерен поднимать белого флага.
- Поссорились, голубки? - Майки спрашивает скорее с любопытством, чем с сочувствием, и этот тон заставляет Фило смутиться. Он неожиданно вспоминает, что обычно они с его братом ещё и спят.
- Вряд ли что-то из тех пошлых глупостей, что пришли тебе в голову, - отвечает парень. - Но он и правда перешёл некоторую границу в последнем разговоре. Это было очень стрёмно. А ещё он снова стал пить, - Фило морщится, вспоминая об этом. И хотя последние дни от Артура не пахнет алкоголем, он не уверен, что тот больше не прикасается к спиртному.
- Хреново... - вздыхает Майкл. - Ему нельзя гробить себя, у него язва, Фило.
- И что ты предлагаешь? - парень вскидывается, чуть повышая голос. - Мне за ним следить, словно я нянька? Блять, Майки, в конце концов, кому из нас двадцать один? Чёрт... - он потирает свою нижнюю губу, потому что её жжёт изнутри при каждом вылетевшем изо рта мате.
- Полегче, Филли, успокойся, - Майкл смотрит своими спокойными ореховыми глазами, и в них где-то на треть плещется янтарное пиво. - Я не об этом. Но ты, к примеру, мог бы периодически проверять квартиру и салон на наличие новых бутылок. Знаешь, Артур бывает чертовски ленив. И если в его внезапном порыве он не найдёт заветной бутылки, то до магазина за ней он точно не пойдёт.