Заснеженная улица горела оранжевым светом высокого и отчетливо одинокого фонаря, установленного на деревянный, черный от гудрона, и подпертый другим не менее пропитанным гудроном бревном, столб электропередач. Увешанный алюминиевыми многожильными проводами, накрученными на керамические, чешского производства, изоляторы, темно коричневого цвета, многие из которых полопались от погоды или были разбиты деревенской детворой и зиявшие белыми сколами, столб казался хрупким, готовым вот-вот, с треском и вонючей пылью, распасться на куски. И провода, слишком плотные чтобы рваться (а иногда бывает, когда обломки коммуникационного столба, сильно провиснув к земле, висели на черных, натянутых как струны, проводах телефонной сети, и жалобно покачивались, под порывами разгулявшегося на просторных степях ветра) будут держать их в воздухе.
Местный важный человек, Аркадий Валентинович, бывший председатель колхоза, еще в советской власти, и прибывающий уже далеко на пенсии, брел, тяжело волоча ноги, через высокие заносы снега.
Ну и намело! Давно такого не было. Снегопад шел дня три полным ходом. Сначала медленно, потом играючи, и под конец яростно, звеня вьюгой и рыча пургой. Хорошо хоть блага цивилизации позволили людям переждать ненастье у себя в теплых домах, имея купленные, или заготовленные собственноручно запасами.
Только сегодня Аркадий Валентинович сумел выбраться из своего домика и отправиться в дом N35 по Вишнёвой улице.
Он проплывал мимо похороненных улиц, из домов, на которой, в окнах, через снег, пробивались оранжевые огни бытовых лампочек. Вот Винтажная, вот Прибрежная, улицы, все как одна, белые и искрящиеся в свете одинокого фонаря и, совсем далеко, в лучах далекой и маленькой луны.
"Ну за чем же ты пошел именно сейчас?" - Размышлял Аркадий, - "Валя - вот дома, готовит холодец, печет хлеб в печи, мной, Аркашей, построенной вместе с соседом Шурой Огневым, царство ему небесное. Сидел бы под светом настольной лампы и под телевизионный галдеж разгадывал кроссворды. Но нет. Надо ж было пойти." Он все еще чувствовал себя ответственным за его маленькую, в улицы 15, деревушку, в которой почти не осталось молодежи.
Аркадий Валентинович с грустью оглядел выбеленные снегом просторы, остановившись у какой-то изгороди палисадника, и нервно переводил дух. "Мало того, что мороз трескучий, пришлось как капуста одеться, так еще и сугробы почти по бедра. Надо было на лыжах..."
Отдышавшись, Аркадий, высоко поднимая ноги, шагал, глубоко бороздя ровную поверхность снежных полей. Свернув на очередной переулок, почти в середине деревушки, прямо на магистральной трассе, ведущей куда-то на границу с другим государством, Аркадий Валентинович распознал дом N35 по Вишнёвой улице.
Аркадий Валентинович оглядел дом оценивающим взглядом, посмотрел на покосившийся от тяжести забор, на истлевшие доски кривого сарая. "Этим летом надо будет привести все в порядок" - подумал Аркадий Валентинович.
С тяжелым усилием он отворил калитку, сгребая снег в сторону и направился в сторону старого сарая, так же тяжко его отпер, треща замёрзшими дверными петлями, толкая дверь от себя, и, рассыпав ногами снежную стену внутрь, на черный утоптанный земляной пол, вошел.
Найдя в полумраке деревянную лопату для уборки снега, Аркадий Валентинович взял ее и пошел, очищая дорожку от сарая к веранде, а после к калитке. Расчистил снег, Аркадий Валентинович, до самой дороги за оградой. Тяжело вздохнув, и приятно потягиваясь от умеренной усталости, он вернулся по чищенной тропинке в сарай. Поставил лопату обратно, и вошел в темные сени.
В санях пахло летней пылью, травами, чем-то сладким. Мехами и дубленками, и чем-то еще, отдаленно напоминавшее гуталин.
Аркадий постоял на пороге, дав возможность глазам привыкнуть к плотному сумраку, и после огляделся.
Насколько мог судить Аркадий Валентинович, сени сильно изменились с последнего осеннего дня. Запасы сушеных трав, грибов и ягод, уложенные в одинаковые хлопчатобумажные мешочки, переместились с одного места в другое, подальше от входа из заполнили собой старые полки. Палас, ранее покрывавший вздувшийся и местами полопавшийся линолеум, был свернут и уложен вдоль стены. Вскрытые письма и старые номера газет и журналов, копившиеся десятилетиями, образовали собой огромную стопку на старом, еще его, Аркадия Валентиновича, дедушки журнальном столике, стоявший в дальнем углу из качественной, дефицитной тогда, фанеры. Это все что он смог рассмотреть в свете луны, пробивающегося из маленького оконца, разрисованного морозной краской, завешенного пыльным тюлем.
Аркадий Валентинович шагнул ко входной двери, на ходу расстегивая пуговицы многочисленных одежд.
- Деда! - послышался радостный визг, откуда-то из глубин дома.
- Да, Анна, это я, - Аркадий не мог сдержать теплой улыбки при виде своей внучки.
Вот маленький человечек вбежал в прихожую, смеясь и что-то лепеча, дергал Аркадия за подолы одежд, а он, стараясь подолы сильно не задирать, снимал и вешал одежду на крючки.
- А где Танца?
- Я здесь Аркадий Валентинович.
- Няня, Няня, а к нам дедушка пришел, Илья, выходи поздоровайся! - все лепетала внучка.
Аркадий Валентинович наклонился, чтобы снять валенки, и в этот момент Анна бросилась на дедушку и повисла на его морщинистой шее.
- Ха-ха, Анна, ты что же, так сильно соскучились?
- Здравствуйте Аркадий Валентинович, - поздоровалась Танца. Держа за плечи своего сына, ровесника Анны, Илью. - поздоровайся, Илюша, с дедушкой.
- Привет, Деда, - в такт смеясь с Анной, поздоровался Илья.
- Все хорошо? - интересовался Аркадий Валентинович, приобняв Танцу и поцеловав ее в щеку.
- Конечно, дядя. Пока всего хватает, а как там на улице? Когда уже ребятня пойдет в школу?
- Скорее всего завтра. Хотя, нашим это пока не грозит, маленькие еще. - и помолчав еще на пороге, спросил, - А как... мм... с Анной?
- Все прошло лучше некуда. Я даже не ожидала такого результата, но хорошо, что Вы подсказали нам это решение. Но вы точно решили?
- Да, Яков приедет скоро, и вы уедете из нашей деревни, поедете, так сказать, осваивать город. Суд уже утвердил постановление...
- Деда в что такое "пос-тано-вление"? - запинаясь вклинилась Анна.
- Это еще одно заумное словечко, дитя, которое ты будешь в будущем изучать в школе. - и взрослые рассмеялись.
- Деда, а ты кушать будешь?
- Конечно.
Они прошли в комнату, куда выходила задняя часть печи, с обустроенной на подобии полки - постелью для детишек. Рядом с ней, примыкая к стене печи изголовьем, стояла железная выкрашенная в салатовый цвет, достаточно широкая кровать, краска на которой сильно выцвела и облупилась. На против печи стоял лакированный стол, накрытый белоснежной скатертью с кружевами.
"Как же ты давно здесь не был. Не был по-настоящему, без ссор и выяснений, без ругани и злобы в словах - печально подумал Аркадий Валентинович, - И как же сильно время поменяло здесь все вокруг. Изменило окончательно."
- Мы уже готовились к ужину. Не думали, что кто-то к нам присоединится, - начала Танца, выдвигая лавочку из-под стола, - поэтому приготовили немного, да, Анюта? - Танца подхватили детей по очереди под грудки и усадила на широкую, в три места, лавочку. - присаживайтесь, дядя, сейчас я все принесу, суп, наверное, уже простыл.
Аркадий Валентинович сел на стул с высокой спинкой, с сидением, застеленным круглым, вязанным из лоскутков, разноцветным ковриком. Стол был в плотную придвинут к стене с окном, аккурат под подоконник, на котором стоял какой-то цветок в белом горшке.
Аркадий Валентинович бросил мимолетный взгляд в окно, и ничего в нем не увидел, даже искр снежинок в серебряном свете луны. В стекле окна отражались лишь его осевшие острые черты лица, многочисленные морщины, и густая седина в уже редкой шевелюре. Слегка нахмурившись своему отражению, Аркадий Валентинович повернулся к детям.
- Детишки, а вы-руки-то мыли? - спросил он, посмотрев на маленькие ручки Анны.
- Конечно, дедушка, - быстро ответила Анна.
- Что-то не верится, Илья, вы мыли руки?
Илюша плохо врал, вернее не умел врать вовсе, его мать, Танца, умело воспитали в нем страх перед ложью - правда всегда всплывет. Илья сжался в комок, понуро повесив голову, мельком взглянул на заговорщицки прищуренную Анну и быстро выпалил: - Нет.
- А-та-та Анна! Врать не хорошо, девочка!
- Но я правда мыла их деда! - с обидой в голосе, восклицала Анна.
- Ничего-ничего, помоем их еще раз, - добро сказал Аркадий Валентинович, поднимаясь со своего стула.
Он ловко вытянул детишек из-за стола, и подталкивая ребятишек легонько в спины, направил их неутомимый гомон в сторону кухни.
Кухня была маленькой, с одним единственным окном, и находилась справа от прихожей. Стены были обшиты деревянными панелями, окрашенными как подъезды хрущевских многоквартирников, которые Аркадию Валентиновичу довелось видеть в Ишиме - сверху, как и потолок, выбелен, а низ, начиная от первого выключателя, выкрашен в яркий зеленый цвет. Аркадию Валентинович эта "боевая" окраска, как он ее частенько называл, давила и вгоняла в уныние. Кухонька к тому же была запущенной. На многочисленных неровностях, косяках, деталей "декора", которые уже лет двадцать никто не сдвигал с места, утвари, что была уложена еще его матерью на шкафы, лежал толстый слой пыли.
И ничего удивительного в этом не было, домом уже давно не пользовались.
Вот только-только Якоб разобрался с делами и уладил все со своей тещей - женой Аркадия Валентиновича - Валентиной Петровной. Теперь осталось дождаться письма с решением суда и все, Анна останется с отцом и уедет. И Аркадий Валентинович никак не мог этого дождаться. Дождаться свободы для своей единственной внучки.
На время, до возвращения отца Анны, Аркадий Валентинович уговорил Валю пустить внучку погостить к Танце с Илюшей. И для того, чтобы ее уговорить, Аркадий Валентинович был вынужден много врать, сказав, к примеру, что после снегопада Анна вернется к ним, и встретит с ними новый год и вообще, скорее всего, останется у них до совершеннолетия. Сказал ей, что ни за что не отдаст дочь отцу.
Эта мысль губкой болью выразилась на его лице, и он отвернулся от пыльных полок, словно был виноват перед ними. Повернулся и увидел три больших таза стоявший на печи.
Танца, смущённая смятением дедушки, ошибочно решив, что это смятение вызвано из-за нее, быстро-быстро затрещала:
- Это вода для детишек, - начала Танца, ища взгляд Аркадия Валентиновича, - сегодня ведь суббота, а суббота - банный день.
- О, не волнуйся ты так, просто вспомнил прошлые деньки, проведенные в этом доме.
Танца осунулась, и печаль отразилась в ее глазах, как свет луны, одиноко висевшей в окне залы.
- Ну, чего мы ждем? - воодушевленно обратился дедушка детям, не обращая внимания на сомневающуюся Танцу, - а ну марш мыть руки! А я пока помогу тут, на кухне.
- О, мне не нужна помощь, Дядя А, - отмахнулась Танца, - лучше проследить за детьми и усадите их за стол.
"Ну следить, так следить." - усмехнувшись подумал дядя А.
Анна и Илья мыли руки лишь для виду, особо не смачивая руки теплой, разбавленной Танцей, водой в большом красном пластмассовом тазе, стараясь не брать в руки мыла.
- Так не пойдёт! - со мехом объявил Аркадий Валентинович, и нагнулся над детьми, взяв в свои широкие грубые руки сначала ручки Ильи, а потом Анны, щедро намылил их, не пропустив ни одного клочка кожи и не обращая внимания на капризы детишек, извивающихся и вырывающихся в странной, только им понятной игре, тщательно выполоскал руки в глубоком металлическом банном ковше.
- А теперь марш к полотенцу, уж надеюсь вытереть их сможете и сами? - щекоча детишек по спине и бокам, Аркадий Валентинович наслаждался их смехом, искренне и по-простому радуясь моменту.
- Да-а, де-е-еда, с-а-а-ми, - визгливо смеясь выдавливали из себя дети, - только прекрати-и!
Танца тихо посмеиваясь и не скрывая улыбки ходила из кухни в залу перенося тарелки с супом, пиалы с маринованным огурчиками, помидорами и грибами, корзинку с хлебом и кувшин с компотом из сухофруктов.
- Вот это ты "немного" приготовила Танца! - удивленно присвистнул Аркадий Валентинович, усаживая детишек во второй раз, - нам этого всего и не съесть за один раз.
- Ничего, папа, - добродушно ответила Танца, сразу густо покраснев и сильно смутившись, усаживаясь на против Аркадия Валентиновича.
Сердце Аркадия Валентиновича сжалось. Он пристально посмотрел в лицо Танцы. Уже более года никто его так не назвал. Воспоминания нахлынули в его памяти, но он отмахнулся от них.
- Ну что ж давайте пробовать!
Ужин прошел в тишине. Ели размеренно, с теплыми улыбками на лице, наблюдая за детишками, подавая им все что они просили. Аркадий Валентинович посмотрел на Танцу, и на мгновенье, совершенно забывшись, представил, что перед ним сидит его погибшая дочь. И на этот раз ему удалось загнать воспоминания глубоко в душу.
- О, вы, я погляжу, натопали нехилый такой аппетит! А вроде это я сегодня работал, - не удержавшись заметил дедушка, трепля светлую макушку Анны.
- Не правда деда! - вскричала Анна, - Мы сегодня весь день помогали по дому!
- О, действительно? - спросил Аркадий Валентинович, тем же добрым насмешливым тоном. - А я вот, по вашей непоседливости, этого ну никак не вижу, весь день, наверное, промяли бока на печи, маленькие сорванцы!
- Нет, деда! - уже с обидой объявила Анна. Так и глядишь топнула бы своей ножкой о пол.
- Правда-правда, папа, - с легкой строгостью потвердела Танца, - они мне помогали, и будут помогать, так ведь дети мои?
- Да, мам!
- Да, Няня!
У Аркадия Валентиновича на душе стало спокойно как никогда. Внешне Анна не проявляла всех тех переживаний, что он замечал за ней ранее, а раз так, значит, он все верно решил.
- Ну все, - Танца поднялась из-за стула и стала собирать грязную пустую посуду в одну стопку, - раз все поели, то пора и честь знать. Анна приготовь с Ильей все для мытья посуды, - повелительным голосом попросила Танца, - а, Вы, Аркадий Валентинович, смените, пожалуйста спальное белье перед сном. А мы пока пойдем купаться. - и уже обращаясь к детишкам, - Будем купаться, да?
- Да! - хором ответили детишки, убегая вперед на кухню.
Аркадий Валентинович, не сказав ни слова, отправился во вторую спальню, в которой он будет сегодня ночевать, и открыв плотинной шкаф, старше его самого, достал приготовленные комплекты разноцветного постельного белья, отглаженные и аккуратно сложенные. "Вот это порядок!" - присвистнул Аркадий Валентинович и отнес их в залу.
- Танца, а матрас у детишек тоже менять? - крикнул из залы Аркадий Валентинович.
- Нет!
"Нет так нет." - Аркадий Валентинович, найдя свои руки липкими от чего-то, помыл их в кухне, под смех и разговоры своих детей с азартом мывших посуду. Вот такая идиллия. Которой никогда не было в их с Валей доме.
Сбросив грязное постельное белье к порогу, Аркадий Валентинович расправил белье как умел: взял за углы и выхлопал несколько раз. Застелил сначала постель детишек, потом койку Танцы, а когда пошел в свою спальню, дети с Танцей вернулись в залу.
- Деда, ты такой молодец! - обрадовалась Анна, решив взобраться на печь.
- А куда ты это собралась грязной, лисица? - остановил ее, не поведшийся на похвалу, Аркадий Валентинович.
- Бери себе чистое белье и сорочку-ночнушку и пошли купаться, я сейчас воду подготовлю, - обращаясь к расстроенной Анне, сказала Танца.
- А как же Илья? Он не будет мыться? - удивилась Анна, уставившись своими большими глазами на Аркадия Валентиновича.
- Как не будет? Конечно будет, дорогая, просто после тебя пойдет мыться, вы уже большие чтоб мыться вместе, к тому же, вы не влезете в один таз. - ответил Аркадий Валентинович, прислушиваясь к плеску переливаемой воды в кухне - пока ты моешься, Илья поможет расстелить мне постель.
- А-а, - потянула Анна, все еще сбитая с толку, "как же так не вместе?", - хорошо, деда.
И Анна утопала в комнату с плотинным шкафом, скрипнула дверкой, прошуршала чем-то, и убежала в кухню.
- Ну что пошли, Илья?
Они вошли в комнату, достали матрас из-под такой же железной кровати, что стояла на против плотинного шкафа, и развернули его поверх металлической ржавой панцирной сетки. Натянули простынь на матрас, вдели одеяло и подушки, в постельное белье, под смех и всплески воды, доносившиеся из кухни.
Вернувшись в залу Аркадий Валентинович задвинул скамейку и стулья, задернул окно плотным тюлем.
- Деда, а правда, что папа злой, как говорит баба Валя? - неожиданно спросил Илья, откуда-то сзади - почему Анна его так не любит?
- Нет, папа не злой, - тихо дивясь тому, как легко Илья стал называть Якова папой, и повернувшись к нему лицом, - баба Валя ошиблась, - не сразу, тщательно подбирая слова ответил Аркадий Валентинович, присаживаясь перед ребенком на колени, - а не любит его Анна потому, что баба Валя ей это вбила в голову. Баба Валя поздно поняла, что ошиблась.
- Значит я не зря все это сделал? - с надеждой пополам с какой-то неясной виной в голосе спроси маленький Илья.
- А ты сделал все как тебе было велено? - мягко ответил Аркадий.
- Да.
- А что именно ты сделал?
- Много чего, - потянул Илья, вопрос явно застал его врасплох, - сначала Анна и не слушала меня, назвала дураком, но потом, после того как мама рассказала нам о том, что он сейчас делает, она стала сама меня расспрашивать.
- Значит, она просто хочет в город?
- Не знаю. - подал плечиками Илья, и немного помолчав продолжил, - мама сказала, что Анна очень скучает по папе, но она же и обижена на него, за то, что он так долго не приезжает, и я стал ее подбадривать.
- И помогает?
- Всегда перед сном, она обнимает меня и плачет. Ей тут одиноко, она скучает по папе и маме... по той, что ушла от нее.
- Не вини себя Илья, ты сделал все верно, вот увидишь, - приободрил его Аркадий Валентинович погладив по голове, - ты сделал все то, что было необходимо Анне.
От услышанного ребенок оживился, тени сомнений, хоть и не сразу, развеялись, печальные мысли растворились в широкой, полной молочных зубов улыбке.
- Правда?
- Конечно.
Вот и прибежала веселая Анна, с накрученном на волосы полотенцем, которой теперь все нипочем, шутила невинно по-детски, не желая оскорбить Илью тем, что не будет его трогать пока он не помоется, но он не обратил на нее никакого внимания, занятый своими радостными мыслями, ведь все, что он сделал, по словам дедушки, было не напрасно.
Слава богу, что в тот роковой день Анна была у нас, - поймал себя на мысли Аркадий Валентинович, а еще, он понял, что ему совершенно не жаль его погибшую дочь, безрассудно отдавшую свою жизнь и поставив этого ребёнка в такое сложное положение. К тому же, забрав ее, она могла безрассудно обречь на Анну беду.
От этих мыслей Аркадию Валентиновичу стало не по себе, он грузно, иссякнув, рухнул на койку Танцы. Как он мог так подумать о своей единственной дочери.
- Деда, с тобой все в порядке? - испуганно, тонко взвизгнула Анна, - Няня! Дедушке плохо!
- Все со мной хорошо, Анна, просто усталость навалилась, - поспешил утешить испугавшегося ребенка Аркадий Валентинович, - сейчас вот, вас, непосед уложу в постель и сам отдыхать отправлюсь, вы же не будете шуметь ради дедушки?
- Конечно!
- Все хорошо? - с тревогой вошла Танца, и как же иначе? Она так же неожиданно потеряла своего еще совсем молодого отца. И увидев побледневшего Аркадия Валентиновича, уже явно испуганно спросила: - может воды?
- Было бы здорово, как раз пока Илья вещи себе соберет.
Аркадию Валентинович неподвижно сидел на кровати, прислушиваясь к своему тяжелому сердцебиению, гулко стучавшее в его седые виски, но духота спала, когда он осушил стакан ледяной воды, принесенной Танцей, и ему значительно полегчало.
"Надо прекращать так думать" - сокрушался Аркадий Валентинович в своих мыслях, в слух благодаря обеспокоенную Танцу за воду.
Тем временем Илья уже ушел на кухню, а Анна шуршала чем-то на печке, наверное, играла с бумагой. Аркадий Валентинович поднялся с кровати, борясь с легким головокружением и подошел к печке, облокотился на полог локтями, положив голову на ладони и принялся за Анной наблюдать.
Анна, занятая своими мыслями, срисовывала котенка из детской сказки в свой альбом для рисования. Котенок этот хоть и был чем-то похож на себя, уже приобретал черты зайца, получив от Анны длинные уши, а вот подобранными Анной цветами, котенок походил на попугая, пестря разными цветами и их сочетаниями, вот, например, хвост начинался с синего, продолжался сливовым, переходил в бирюзовый и заканчивался зеленым, а полосатые тело вообще напомнило Аркадию Валентиновичу радугу, лишь цвета шли не по порядку.
- Кто это у тебя, Анна? - осторожно поинтересовался Аркадий Валентинович.
- Это Жора. - так звали котенка в сказке.
- А почему он у тебя такой цветной?
- Потому, что в книге он серый и из-за этого грустный, и чтоб ему было лучше, я решила его разукрасить, но потом подумала, что не знаю какие лучше взять цвета, и решила попробовать отдельно, а потом выбрать какой лучше, - затараторила Анна.
- Это твой первый листок? - Аркадий Валентинович указал пальцем на радужную Жору.
- Нет.
- А ты покажет дедушке?
- Нет, деда, не покажу, пока не нарисую.
- А долго ты еще будешь рисовать?
- Наверное.
Больше не приставная к увлеченной девочке, Аркадий Валентинович, которого одолевали различные противоречивые чувства, отошел от печки и уперся на стол у окна и принялся ждать.
Анна рисовала увлеченно, высунув язычок в уголке своего маленького рта и качая ногами, согнутыми в коленках.
Раскрашивала усердно, тщательно подбирая каждый цвет, и закончив, начинала заново на новом листе своего альбома. Если что-то шло не так, Анна хмурила свой лобик и светлая голова качалась в отрицании, Ноги на мгновенье замирали, маленькая ручка перелистывала неудачные результат и все начиналось по новой.
- Деда, а Илья говорит правду про папу? - вопрос был неожиданным для Аркадия Валентиновича, и он потупившись быстро размышлял как ответить маленькой девочке, которая и не думала отвлекаться от своего занятия.
По началу Аркадий Валентинович хотел было ответить, что все сказанное Ильей правда, но что-то его насторожило, и он ответил:
- А что он рассказывает?
Лобик Анны вновь нахмурился, глаза уперлись куда-то в пол, ноги так и висели неподвижные в воздухе.
- Что баба Валя говорит неправду.
Аркадий Валентинович сжался в комок. В его планах не было этого. Он не хотел выставлять Валю вруньей, несмотря на то, что так оно, в сущности, и было.
- А сама ты как думаешь, внучка? - заговорщицким тоном спросил Аркадий Валентинович. Глаза Анны еще сильнее погрустнели, ноги вовсе упали на чистую пастель, а лицо преобразились какой-то по-детски печальной краской, - баба Валя не врала, но и говорила неправду. Все что сказал тебе Илья - правда, ты и сама в этом в скором времени убедишься, но баба Валя пока так не считает, она считает, что мама твоя уехала от нас из-за папы, потому что ее горе этого требует, ведь некого обвинить кроме твоего папы. - и добавил после некоторой паузы, - твой папа ни в чем не виноват. И он тебя очень сильно любит.
- А почему мама так сделала? - еще в сомнениях спросила девочка, - разве не из-за папы?
Аркадий Валентинович искренне удивлялся тому, что он пропустил всю эту "промывку мозгов", как вещают в говорящем ящике, бабы Вали. И на душе у Аркадия Валентиновича сразу потемнело и потяжелело. Ему было обидно за Анну и Якова, в нем проснулась злость на свою жену, так глупо поступившей.
"Но, с нее станется," - в гневе думал Аркадий Валентинович, думая над ответом.
- Я не знаю, девочка, мы все не знаем. - соврал Аркадий Валентинович, - но мы надеемся, что она вернется, я уверен у нее была веская на то причина.
Сомнения у Анны никуда не делись. Но во взгляде что-то изменилось, Аркадий Валентинович видел это и догадывался что происходит с его внучкой, прямо так же в детстве вела себя его погибшая дочь.
- Значит папа хороший? - лед треснул и Аркадий Валентинович улыбнулся в ликовании.
- Хороший, внуча.
- А почему он так редко с нами бывает?
- Он пытается найти маму, - снова соврал Аркадий Валентинович.
И ребенок, раскрасневшись и уронив ноги и голову на матрац разрыдался.
Аркадий Валентинович, в полу-стоявшей полусидевшей упершийся о стол позе, встал и подошел к Анне, вытянул ее к себе на руки и принялся ее утешать и успокаивать, поглядывая шелковистые световые волосы.
Аркадий Валентинович почувствовал на себе взгляд, повернул голову и увидел Танцу с Ильей стоявших у печки.
Танца держала Илью за плечи, который, после купания, был одет в светло-синий махровый халат с перевязанным на талии пояском. Он выглядел очень смешно, как мужичок в мешочке. Но на их лицах были испуганные лица.
- Анна, посмотри кто пришел. - сказал Аркадий Валентинович, привлекая внимание рыдающего ребенка.
Ребенок, отвлекся от своего плача, сразу успокоившись поднял свою головку с груди Аркадия Валентиновича и посмотрел на "гостей". Рассмотрев Илью Анна звонко рассмеялась, быстро-быстро стирая слезы с покрасневшего лица, от чего Илья сконфузился и отвернулся в смущении.
Илья одел свой халат впервые. Его ему подарила бабушка по материнской линии, старшая сестра Танцы, приходившаяся ей единственным живым родственником, Леонида Вениаминовна, на насущный Новый Год.
Анна смеялась в руках Аркадия Валентиновича позабыв на время все свои горести, а Илья держался молодцом и молча терпел, из жалости, насмешки Анны.
***
В печи, через дверку с маленькими щелями, ярко тлели черные березовые угли, сияя оранжевой силой пламени, пробиваясь через отгоревший панцирь.
Аркадий Валентинович поднял задвижку и отпер дверку, недолго полюбовавшись светом. Ему нравилось смотреть на угли, с каким-то медленным, тягучим, ровным светом, нравилась сила, запечатанная в этих почерневших, но еще живых кочерыжках.
Вот, подложенные на угли березовые дрова, начали чернеть, обожжённые силой почти истлевших кочерыжек и занялись сначала робким, и постепенно, уверенным огнем, который пожирал новое топливо.
Аркадий Валентинович наблюдал за тем как лопалась и искрила зеленым огнем древесная кора, как, в местах отслоившись от палена, заворачивалась словно по волшебству в трубочку, чернела и разгораясь быстро тухла, тлея густым сизым дымом.
- Что, уже отгорели полешки? - спросила вышедшая в кухню Танца.
- Одни угли остались, - не поворачиваясь к Танце, ответил Аркадий Валентинович, - ребятишки уже спят?
Аркадий Валентинович долго сидел на кухне, дети, в его присутствии, разгорались какой-то неукротимой непоседливостью, и поэтому, Танца попросила Аркадия Валентиновича уйти. Ждал он нетерпеливо; его уже разбирала дремота, и он уже медленно засыпал, однако, не мог себе позволить лечь сейчас. Он совершенно не знал, что происходило в этом доме во время сильного снегопада. Не изменились ли планы Якова. И занятый этими мыслями, он решил, дожидаясь, проверить очаг.
- Никак не хотели ложиться спать, пришлось идти на хитрость, - посмеялась Танца, - но как только улеглись, тут же и соснули, нет вот чтоб сразу так.
Аркадий Валентинович лишь улыбался в ответ. Танца сняла с печи железный эмалированный чайник, томившийся прямо на чугунной, донельзя горячей, и уже светившейся оранжевым накалом, плите, обхватив ручку кухонным полотенцем, разлила кипятка в высокие крашенные керамические кружки, и подала в них черной, как смоль, заварки.
Танца залезли в гарнитур, перед которым стояла, и достала оттуда полуторалитровую банку мёда, к слову на четверть уже пустую.
"Наверняка балует детишек, - улыбнулся приметивший банку Аркадий Валентинович, - хотя, наверняка, по другому-то родители и не поступают."
- Как вы провели эти снежные выходные? - спросил Аркадий Валентинович, отметив про себя, что чай был очень вкусным, и кажется, в него добавили сушенную мелису и смородину. - Очень по-летнему, - добавил он, чуть приподняв кружку.
- Да хорошо прошли, дети прекрасно друг другом ладят. И с Анной все стало лучше, - не обратив внимания на чай, отвечала Танца, спокойным и размеренным тоном, словно отчитываясь.
- Яков не звонил?
- Звонил, он почти закончил в городе, сказал, что осталось лишь одна встреча, по поводу нашего с ним трудоустройства, и все. Должен уже скоро приехать.
- Как с квартирой?
- Наверняка все уже устроено, иначе, он скорее всего мне сказал, вещи я уже собрала, слава богу пока их у нас не так уж много.
- Хорошо, что все наконец сдвинулось с мертвой точки.
- Если бы не ваша помощь, скорее всего это бы затянулось. - Танца не стала говорить, что, если бы не связи Аркадия Валентиновича, и не них с бабой Валей (как он утверждал, хотя Танца не верила, что баба Валя самолично согласились помочь деньгами) финансовой поддержки, они бы остались тут на очень долго. А это бы, по мнению Танцы, погубило бы все будущее детей.
- Я ничего не сделал. Как говаривал мой папа, "дай просящему рыбы, и он будет сыт один день, дай просящему удочку и, продав ее, он тоже будет сыт один день, но если ты дал ему удочку и научил его удить, то не жди, что он последует твоему примеру, потому, что он станет эту самую рыбу продавать, если конечно, не продаст удочку."
- Мм... я немного не поняла к чему это.
- Проще говоря, - смутился Аркадий Валентинович, который ни разу в жизни так и не сказал какую-то умную вещь в нужный момент, - я дал вам возможность, показал тропинку и дал вам той же самой рыбы, но тропинку вы проходите сами. А раз так, то и не за что меня благодарить. Я не мог поступить иначе.
- Могли. Вы могли поступить, как и баба Валя. Ведь вы тоже утратили что-то бесценное.
Аркадий Валентинович смутился еще сильнее.
- Нет. Не мог. В том, что мы дочь угорела с любовником в своем доме, нет вины Якова. И на против, я считаю, что то, как Яков себя повел - это верх мужества. Стоять и смотреть как горит собственный дом без права на попытку помочь... - Аркадий Валентинович чувствовал, как его заносит, но эта боль и все эти слова уже долго были заперты, и теперь они нашли выход, - Думаешь не знал он о ее похождениях? Знал! Вся деревня знала! Я сам к ней раза четыре ходил, думал вразумлю, но не тут-то было. Знал Яша об этом, да прощал. А когда беда случилось о детях подумал. Может не сразу. Может и желал он ей смерти... но это и не важно. Может и радовался он, когда все случилось, а может и нет. Душу-то она его не хило так потоптала. И винить мне его не за что. Я бы ее убил на его месте.
А он просто не стал помогать. Да и невозможно уже было что-то сделать, а если б рванул на помощь, тогда что? Как же дети? Вернее, только Анна? Что б с ней было? И на худой конец, Танца, чтобы было с тобой и Ильей? Пусть и называют тебя в деревне прошмандовкой и так далее, сам же я так не считаю и думаю, если бы не он, ты бы погибла от рук своего мужика, если бы не ты, пусть и позже, Яша бы спится бы к чертям.
Вот теперь сиди и думай, а что же лучше. Как более нравственно. А никак. Как есть пусть, так и будет, и хорошо, что Яша за тебя тогда заступился, в больницу Толю отправил. Теперь хоть не лезет. - немного успокоившись и немного переведя дух, Аркадий Валентинович продолжил, - и как мне было ему не помочь? Он же ради Анны так разрывается, а Анна мне внучка, моя плоть и кровь, и как, спрашивается, я мог поступить иначе? Баба Валя дура набитая, как была всю жизнь эгоисткой, так и эгоисткой помрет. Обида ее гложет, не думает она о Анне, по крайней мере сейчас.
- Не горячитесь так Аркадий Валентинович, никто и не обвинил вас ни в чем, не осуждал, Вам не перед кем объясняться, папа...
- Почему ты назовешь меня отцом Танца? При чем еще так колеблешься? - с долей злобы и раздражения, и с толикой чистого интереса, неожиданно, перебив Танцу, поинтересовался Аркадий Валентинович.
- У меня не было родителей, вы же знаете, и никто никогда так о нас с Ильей не заботился и тот разговор на день рождения Ильи ... Вы сказали тогда что были бы рады, если я буду вас считать своим отцом.
Повисла неловкая пауза, Аркадий Валентинович пытался вспомнить что же было на день рождения Ильи, а Танца терпеливо ждала, не решаясь продолжить:
- Поддатенький Вы были тогда, папа, - посмеивалась над озадаченным Аркадием Валентиновичем Танца.
"Эх, - печально подумал Аркадий Валентинович, - жаль, что она не успеет стать мне дочерью."
- Вы тогда сказали, что детей чужих не бывает, и тем более сейчас, не оставите ребятишек, и эти Ваши слова меня тогда довели до слез, я знаю, что другой возможности поблагодарить у меня не будет, и, если честно, мне нечем Вас отблагодарить, но я никогда не смогу забыть Вашей доброты. Спасибо Вам, папа.
Аркадий Валентинович не нашелся чем ответить ей. Все уже было сказано и сделано, и он отчетливо видел, что это последняя их нормальная встреча. И это его тяготило и радовало одновременно. Хотя он всегда знал, что будет доживать свою жизнь в одиночестве со своей Валей. Прям в точности как его отец и отец его отца. Жизни нет места среди стариков. И мысли он этой наконец-то смог улыбнуться.
- Нам пора спать, Танца.
Утро брюзжало лучами, разбиваясь яркими осколками о снежную гладь сугробов. Узоры, нарисованные морозом за ночь, ожили и светились всеми цветами радуги, приятно затеняя комнату.
Аркадий Валентинович лежал с открытыми глазами и прислушивался к звукам дома. Он проснулся недавно, неожиданно вырванный из сна, он сначала не сообразил где находится.
Часы, стоявшие на резной, из латуни, подставке, приколоченной к стене слева от кровати, строго отсчитывали ход времени, звонко и отчетливо, как и всегда по утрам, тикая.
Аркадий Валентинович, вдыхая запахи старого дома, невольно ушел в воспоминания с головой. Это дом его детства, эти часы старше его, как и дом, который, на удивление, все еще окончательно не прохудился. Мысли приходили сбивчиво, лезли одна на другую, погребя за собой Аркадия Валентиновича.
Аркадий Валентинович, не разобравшись в своих мыслях, так же, как и выбравшись из сна, вырвал себя из воспоминаний, совершено не представляя себе, сколько это отняло времени.
В доме никого не было, и Аркадий Валентинович выглянул в окно в надежде кого-то обнаружить, но в пространстве оконного проема он ничего не увидел; один снег и следы на нем.
Заглянув на кухню и перекусив приготовленным Танцей завтраком, Аркадий Валентинович оделся и вышел.
На улице было свежо и сухо. Ветра не было, и поэтому казалось, что на улице очень тепло, прям градусов пять морозу, не больше.
Аркадий Валентинович, щурясь от солнечных бликов, и приложив руку козырьком, посмотрел на солнце. Где-то, судя по доносившимся звукам, работала техника. Наверное, кто-то из знакомых сегодня убирает снег.
"Сколько же времени уже? - Аркадий Валентинович хорошо слушал часы, стоявшие на подставке слева от его кровати, но вот заглянуть в них он забыл, а еще, он забыл и свои часы тоже.
Термометр, приколоченный к раме окна, показывал минус девять. Аркадий Валентинович взглянул на него и усмехнулся: в самый раз для прогулок.
Аркадий Валентинович, выйдя на Вишнёвую улицу, увидел на трассе, которая была высоко отсыпана, работающую технику, местного, из ближайшего районного центра, ДРСУ.
Аркадий Валентинович поплелся по еще слабо протоптанной тропинке, и вышел на очищенный участок трассы.
Снегоуборочная техника, продолговатая и громоздкая, напоминала Аркадию Валентиновичу какое-то жуткое насекомое. Это насекомое, заметив пришлеца на трассе, остановилось, притаилось и мягко заурчала, либо в предвкушении добычи, либо от того, что пришельца оно попросту узнала.
Аркадий Валентинович пошел страшному насекомому на встречу, улыбаясь своим детским фантазиям. Из кабины грейдера выбрался человек в одной тельняшке.
- Привет Петруха! - крикнул Аркадий Валентинович.
Петр не стал кричать в ответ. Он подошел к Аркадию Валентиновичу, на его фоне он казался болезненно худым, и в частности от того, что был практически не одет. Петр был высоким, на голову выше среднего роста Аркадия Валентиновича, носил бороду и, судя по желтизне поседевших усов, много курил.
Петр крепко сжал руку Аркадия Валентиновича в приветствии и Аркадий ответил тем же.
- Давно тебя не было видно. - отметил Аркадий Валентинович, - как там дела в городе? Как у тебя внуки?
- Да, почти шесть месяцев тут не был, - ответил Петр, закурив сигарету, - Дом-то я наконец продал, и перебрался в город окончательно. Ты-то не собираешься в город-а?
- Конечно нет, мне и тут хорошо, а дом то хорошо продал?
- Ну, как тебе сказать, в этой дыре сложно было продать дом, отсюда-то все разъезжаются, но как-то вышло, повезло видно.
Петр курил жадно, вдыхал глубоко, и выдыхая сам развевал клубившийся от сигареты вонючий дым.
- Как-то странно пахнут твои сигареты, это что? Тройка?
- Нет я ее перестал курить. Жены, что моя, сто сына моего, в один голос кричали о их вони, и насильно пересадили меня и сына на другие сигареты, и то ладно, а то хотели вообще запретить.
-А что за запах-то?
- Они с вкусовой капсулой, которая в фильтре, от того дым пахнет вкуснее, привлекательнее, как дочь говорит.
- А-а, совсем я от жизни то отстал. Кстати привлекательный дым - это хорошо? Дети курить-то сами от вкусного дыма не начнут? Детей ведь все вкусное и сладкое как магнит тянет.
- Не знаю даже. Если честно, не думал об этом в таком ключе, надо будет женам закинуть им эту мысль. Хотя, наверное, не стоит, а то заставят вообще курить бросить.
И старые знакомые рассмеялись.
- И как твоим внучкам там? - как-то серьезно, с замиреньем сердца, спросил Аркадий Валентинович.
- Лучше, чем здесь, это точно, начиная от образования, заканчивая... эм... чем угодно, короче.
- Скоро и мои внуки туда переедут.
- Да-да, я ж сам им с хатой помогал, и с машиной, и со всем короче. Яша пока у меня работает, а потом уйдет куда-то по целевому направлению, будет учиться и работать... а кстати, чуть было не забыл, Шурка Шорохов сегодня приедет в деревню, в часу пятом, наверно, и он тебе, если увижу, просил передать и Инне Вульфовне тоже, о своем приезде, передашь?
- Само собой. Ты давно тут? Моих внуков не видал? Что-то не застал я их.
- Не знаю, катаются поди на снежных горках, которые я сделал на своем Белорусе хе-хе, пока счищал снег, там уже много детворы собралось, может и твои там.
- Много детворы? От куда в нашей деревне-то...
- Ну твои двое, у Миши Трофимова приехали, маленькие ж тоже, в школу не ходят, и у Митяя тоже приехали, вот уже шестеро, и это ещё только те, о которых я знаю, а еще ведь актировка была перед самым снегопадом, может поэтому тоже кого-нибудь привезли. Кто его знает, - чесал затылок Петр.
- Ну, ладно, пойду тогда проверю, и домой потопаю, а потом и к Шорохову зайду, а тебе не хворать, такому раздетому, - и смеясь, пожав друг другу руки, старые знакомые разошлись в разные стороны.
Шум детворы, смех и крики стали доноситься за долго до того, как Аркадий Валентинович разглядел детишек. Да действительно, детей было много, даже очень, для такого захолустья.
Вот близняшки Елфимовы, вот брат с сестрой Митяя, вот братья Миши, и еще много детей которых Аркадий Валентинович не знал. Вот тебе и маленькая деревня, такая маленькая, что среди своры чистого смеха и радостного крика, Аркадий Валентинович, во-первых, почувствовал себя неловко, а во-вторых никак не мог разглядеть своих ребятишек.
Уж подойдя к снежной горе, а она была в два раза выше Аркадия Валентиновича, он смог найти среди ребят своих ребятишек, вернее они сами его нашли, радостными воплями выбежав ему на встречу.
И если бы они не выбежали, он бы и не узнал их, ведь все дети с головы до пят были облеплены снегом, и из-под меховых шапок и широких шарфов горели лишь раскрасневшиеся на морозе щеки и блестели исполненные радостью детские глаза, сплошь все одинаковые.
- А где мама?
- Мама в магазине, - запыхаясь, часто прерываясь что бы отдышаться и поправить надоедливый шарф и шапку, так сильно раздражавшие и мешающие говорить, отвечали дети, - она сказала, что, когда выйдет, мы пойдем домой.
- Вы не замерзли? - из-за большого количества прилипшего снега, Аркадию Валентиновичу казалось, что дети гуляют на морозе уже давно, и ему не хотелось, чтоб они простыли.
- Нет! - с задором в голосе ответили дети.
- Ну тогда бегите играть дальше.
И они убежали, ловко принявшись вбираться на высокую покатую снежную кучу, смешиваясь в смехе и снегу, летевшим из-под ног и рук играющих детей.
Так когда-то развлекал себя и Аркадий Валентинович, не приходя домой до самой темноты, но те времена давно прошли и Аркадий Валентинович с приятной, меланхоличной печалью изредка о них вспоминал. Его молодые годы ушли и нечего о них печалится, некогда.
В его доме никого не оказалось, записки от Вали не было, и вообще она никогда их не оставляла, куда бы и насколько бы долго не отлучалась. Аркадий Валентинович позвал ее пару раз со двора, еще слабо надеясь, но ничего не дождавшись вернулся в дом.
"Нельзя знать человека на все сто процентов, - каждый раз философски размышлял Аркадий Валентинович, - а еще думая об этом в таком ключе, и вспоминая все те годы прожитых бок о бок, невольно понимаешь, что знаешь о нем куда больше, но знания эти прозрачны и неощутимы, и воспринимаются как данность. Ушла? Есть только три места куда она могла уйти, и тут не о чем беспокоится. Вернется. К тому же, в печи догорают паленья, значит ушла она сегодня утром, - Аркадий Валентинович никак не мог привыкнуть к таким выходкам, и, как бы он себя не успокаивал, в его сердце поднимала голову тревога, - Так же, как и ушла твоя дочь.
Не сказать, что этот страх появился после гибели дочери, - предчувствуя нехорошие мысли, Аркадий Валентинович перевел ход мыслей в другое русло, - нет, он лишь обрел почву, как какое-то суеверие приобретает реальную силу, после невероятной, как бы ни казалось, случайности. Случайность и точка. Но вот дело в том, что случается это далеко не первый раз."
Аркадий Валентинович прошел в залу, и сел за большой, укрытой клеенкой стол. Клеенка была новой, с интересным рисунком. Аркадий Валентинович уселся и первом делом проверил все ли документы, лежавшие под клеенкой на уже посеревшей скатерти, на месте, вдруг, эта старая женщина что-то потеряла? Все было на месте. Аркадий Валентинович поудобнее устроился на своем стуле и шумно выдохнул.
Стул Аркадия Валентиновича был высоким и широким из елового дерева, окрашенного в красный цвет, и с обитой настоящей кожей спинкой. Вернее, это была лишь прямоугольная ставка, уже давным-давно утерявшая свою мягкость и комфортность, частыми заменами. Этот стул Аркадий Валентинович сделал сам. Естественно, под чутким руководством своего дедушки еще в далекой молодости, и сделан был именно для деда Аркадия Валентиновича - Григория Поликарповича.