И по-прежнему кто-то кричит о беде И о том, как все плохо, как грязен он сам Как доселе на хлебе сидит и воде И стучит нам словами по красным глазам И по-прежнему булькает душная злость Распирает его и нет-нет, да прорвет А на деле давно уже все утряслось И обут, и одет, подрастает живот Но он помнит, каким мы любили его Босоногого, злого, голодного пса Мы храним его образ - живого, того Кто за всех отболел и про все написал Мы все ждем его слов, мы глядим ему в рот Всеми порами, фибрами, жабрами душ Мы внимаем - но то, что он нынче поет Просто старая, глупая, тухлая чушь Проржавела струна, и не те голоса Сколько можно звонить в эту желтую медь И стонать в небеса, закативши глаза Расковыривать боль и публично скорбеть Лезть из кожи, оправдывать слово "пророк" Препарировать дух, проповедовать вслух Так и тянет послать это все поперек И рукой отмахнуться от мук, как от мух.