Строки древнего гимна "Te Deum" звучат с величественной простотой, но за каждым словом скрываются пласты богословских и мистических смыслов. "Ты, ко избавлению приемля человека, не возгнушался лоном (uterum) Девы. Ты, одолев жало смерти (mortis aculeo), отверз верующим Царство небесное."
Расположение этих фраз рядом - не случайность поэтической рифмы или ритма. Оно намекает на глубинную, возможно, даже шокирующую для поверхностного взгляда, связь. Virginis uterum - чрево Девы, место, где Слово стало плотью, где Божественное вошло в человеческую историю самым интимным, самым земным образом. Это символ абсолютного смирения Божества, Его готовности принять на Себя всю полноту человеческого существования, начиная с самого его биологического истока. Это место зарождения Жизни в её новой, преображенной ипостаси.
А что же mortis aculeo - жало смерти? Где оно локализовано? Традиционно его связывают с грехом, с тем, что отравляет человеческую природу и ведет к разделению с Богом, к духовной и физической гибели. Но если мы вглядимся в символическую логику, предложенную сопоставлением, не окажется ли, что это "жало" также имеет свою "локализацию", свою точку приложения в самом центре человеческого бытия?
Не сокрыто ли Virginis uterum? Да, сокрыто. Это тайна зачатия, тайна сокровенной жизни, развивающейся во тьме и тишине материнского лона. Это символ уязвимости, зависимости, но и невероятной силы творения.
А "жало смерти"? Не является ли оно своего рода антиподом или изнанкой этого животворящего лона? Если uterus - это врата жизни, то не может ли "жало смерти" символизировать нечто, что поражает саму способность к жизни, к плодоношению, к продолжению? В более широком, метафизическом смысле, это может быть то, что опустошает, лишает смысла, приводит к бесплодию духа.
Сопоставление этих двух образов - Virginis uterum и mortis aculeo - как символов, указующих на великую тайну христианства, становится особенно острым. Тайна эта заключается не просто в победе над абстрактной смертью, а в преображении самой природы человека, начиная с его истоков.
Христос "не возгнушался" лоном Девы - Он освятил само человеческое рождение, саму плоть. Он вошел в мир через те же врата, через которые входит каждый человек. И именно оттуда, из этой точки максимального самоумаления и отождествления с творением, начинается Его путь к победе над "жалом смерти".
Где это "жало"? Оно в разделенности, в отчуждении, в страхе, в той самой "перстности", которая без Божественного присутствия обречена на распад. Но если uterus, чрево, принявшее Бога, становится источником нетленной Жизни, то "жало смерти" теряет свою абсолютную власть именно там, где оно, казалось бы, должно было торжествовать - в уязвимости плоти.
Победа над "жалом смерти" - это не просто аннулирование физической смерти. Это исцеление самой способности человека быть живым, быть плодоносящим духом. Это возвращение ему утраченной целостности, где рождение перестает быть лишь прелюдией к смерти, а становится началом пути к вечной жизни.
Таким образом, Virginis uterum и mortis aculeo становятся двумя полюсами великой драмы спасения. Вхождение Бога в сокровенное место человеческого зарождения нейтрализует яд, исходящий из "жала смерти". Тайна христианства - это тайна жизни, победившей смерть не внешним насилием, а внутренним преображением, начавшимся в тишине и сокровенности девственного лона. Это тайна того, как самое уязвимое и земное становится местом явления Божественной силы, способной преодолеть самое страшное - жало, несущее смерть. И Царство Небесное отверзается именно через это двойное таинство: воплощения в "перстном" и победы над тем, что это "перстное" разрушает.