В великой трагедии Книги Иова, среди лавины слов - обвинений, оправданий, ропота и богословских трактатов, - есть один момент оглушительной, действенной тишины. Это прибытие его друзей. Их первая реакция на масштаб катастрофы - не слова, а жест, описанный в стихе, который сам по себе является бездонным колодцем смысла: "и бросали прах над головами своими в небеса" (וַיִּזְרְק֥וּ עָפָ֛ר עַל־רָאשֵׁיהֶ֖ם הַשָּׁמָֽיְמָה).
Традиционное толкование видит в этом знакомый ритуал скорби. Посыпать голову пеплом или прахом (עָפָר, афар) - значит выразить крайнюю степень горя, смирения и признания своей смертной природы. Это жест солидарности с Иовом, сидящим в пепле, попытка разделить его унижение, погрузиться в его реальность. Но дьявол, как всегда, в деталях. Библейский текст тоньше и парадоксальнее, чем его привычные переводы.
Во-первых, глагол וַיִּזְרְק֥וּ (вайизреку) от корня זרק (з-р-к) - это не кроткое "посыпали". Это активное, почти яростное "бросали", "метали", "швыряли". В этом слове есть энергия, направленность, даже вызов. Во-вторых, и это самое главное, - направление жеста. Они бросают прах не просто на свои головы, а над головами (עַל־רָאשֵׁיהֶ֖ם) и, что критически важно, - в небеса (הַשָּׁמָֽיְמָה).
Жест перестает быть простым актом самоотождествления с прахом земным. Он становится невербальным богословским актом, диалогом, обращенным вверх. Друзья Иова не просто говорят: "Мы - прах". Они берут этот прах, символ всего земного, тщетного и непонятного, и швыряют его в лицо Небесам. Это физическое воплощение немого вопроса, который разрывает их изнутри: "Что это значит? За что? Вот Твое творение, вот его судьба - горсть пыли. Мы возвращаем ее Тебе!" Это акт отчаяния, смешанного с глубочайшим смирением. Они не могут найти слов и потому говорят на языке самого мироздания - на языке праха.
И здесь озарение Григория Сковороды о пепле как о "мысли" падает на эту сцену подобно лучу света, высвечивая ее подлинную глубину. Что есть мысль перед лицом абсолютной, невыразимой трагедии? Что есть все наши теологические системы, концепции справедливости, наши попытки объяснить страдание? Они обращаются в пепел. Все стройные доктрины, которые друзья принесли с собой, чтобы утешить Иова, сгорают в пламени его реальности. Остается лишь афар - интеллектуальный прах, пепел сгоревших ответов.
И тогда вопрос "как можно посыпать голову мыслью?" переворачивается с ног на голову. Мысль-прах не посыпается на голову. Она исторгается из головы.
Друзья Иова совершают акт великого интеллектуального кенозиса - самоумаления и опустошения. Их головы, полные мудрости и готовых формул, оказались бесполезны. И они делают единственное, что возможно в этот момент истины: они символически выгребают содержимое своих черепов - этот бесполезный пепел мысли - и бросают его к Небу.
Их жест говорит: "Вот всё, на что способен наш разум. Вот предел нашего понимания. Мы отказываемся от попыток объяснить Тебя, Господи. Мы опустошаем себя от собственной мудрости, которая оказалась прахом. Мы возвращаем Тебе этот прах. Забери его и дай нам что-то иное - молчание, присутствие, откровение. Но наши слова и мысли мертвы".
Это самая честная молитва. Молитва без слов. Это признание полного банкротства человеческого разума перед тайной бытия. И только после этого акта тотального интеллектуального разоружения они смогли сделать самое важное: "и сидели с ним на земле семь дней и семь ночей, и никто не говорил ему ни слова, ибо видели, что страдание его весьма велико".
Их молчание - не неловкая пауза. Это наполненная, оглушительная тишина, ставшая возможной лишь после того, как они выбросили прах своих мыслей в Небо. Они смогли просто быть с Иовом, потому что отказались от попыток его объяснить. В этом жесте и в последующем молчании содержится больше сострадания и мудрости, чем во всех речах, которые они произнесут позже, когда вновь попытаются собрать пепел своих доктрин и посыпать им раны друга.
Так, в одном движении рук, бросающих горсть пыли к небесам, заключена вся драма человеческого познания: его тщетность, его бунт, его смирение и, в конечном счете, его единственная надежда - замолчать и вслушаться в ответ, который приходит не из головы, а из самого сердца тишины.