Где сей мальчик, пускающий из трубочки мыльные пузыри,
которые приказано считать вселенными?
В безмолвном пространстве нашего сознания, уставшего от строгих догм и рациональных построений, порой рождаются образы такой ошеломляющей простоты и глубины, что они способны всколыхнуть самые основы нашего мироощущения. Один из таких образов - мальчик, беззаботно выдувающий из тонкой трубочки мыльные пузыри, которым невидимым указом "приказано считать вселенными". Кто этот мальчик? Где его обитель? И кто, в конечном счете, дергает за ниточки этого грандиозного, переливающегося всеми цветами радуги спектакля, что мы зовем бытием?
Этот образ немедленно низвергает нас с пьедестала мнимых хозяев мироздания. Наше научное знание, наши философские системы, наши самые сокровенные верования - все это вдруг предстает сложным, но хрупким узором на поверхности мыльного пузыря, готового лопнуть от случайного дуновения или просто от иссякания той влаги, что дала ему жизнь. Где же обитает этот Юный Творец? Несомненно, не внутри одного из своих мимолетных творений. Он запределен, его масштаб несоизмерим с логикой и метриками любой отдельно взятой "вселенной". Попытки обитателей такого пузыря описать его будут подобны стараниям муравья постичь океан - они могут изучить каплю, но не объять целое. Это мир божественной игры, Лилы, где акт творения есть радость, спонтанное излияние творческой энергии, а не тяжкий труд по составлению сложных чертежей.
"Приказано считать вселенными" - эта фраза указывает на природу Майи, иллюзорной завесы, что заставляет нас воспринимать относительное как абсолютное. Кем приказано? Быть может, это самоналоженное ограничение нашего восприятия, влюбленного в свое отражение на радужной пленке, как Нарцисс, зачарованный водной гладью. Или же это внутренние законы пузыря, имманентные "мыльному раствору", из которого он выдут, - законы физики, логики, причинности, что формируют нашу реальность, но являются лишь правилами игры внутри данной конкретной эфемерной сферы. Мы становимся узниками собственной интерпретации, серьезно и обстоятельно изучающими внутреннее устройство своего пузыря, забывая о его зыбкой природе и о Том, кто его выдул.
Мотив зеркала здесь обретает новое звучание. Душа, привлеченная своим отражением в материи, нисходит в мир. Так и мы, существа внутри вселенной-пузыря, очарованы отражениями на его внутренней поверхности, принимая их за окончательную реальность. Зеркало Диониса, показавшее божественному младенцу его множественные образы и приведшее к его разрыванию Титанами, становится метафорой первичной фрагментации Единого, воплощающегося в мириадах миров-пузырей. Каждый такой пузырь - осколок божественного света, но и потенциальная ловушка нарциссического самолюбования, забвения Источника.
Кто же кукловодит этими "вселенными"? Если это игра, то Мальчик - не кукловод в традиционном смысле, тиранически управляющий каждой марионеткой. Скорее, он задает первоначальный импульс, выдыхает жизнь в пену бытия, а дальше пузыри летят, подчиняясь тончайшим веяниям Его дыхания и законам созданного им "мыльного раствора". Внимание Юного Творца может быть мимолетным, но именно оно, возможно, и удерживает пузырь от немедленного исчезновения. Это не грубое вмешательство, а тончайшая, едва уловимая связь. Чрезмерный нарциссизм, замыкание на себе, делает пузырь более плотным, менее проницаемым для света Извне, и, возможно, ускоряет его коллапс.
И что происходит, когда пузырь лопается? Для его обитателей - это конец, аннигиляция. Для Мальчика - лишь миг, когда одна радужная сфера исчезла, освободив место для новой. Остается ли что-то? Быть может, тот "воздух", что наполнял пузырь - наше сознание, наша душа - не исчезает бесследно, а вновь смешивается с атмосферой Игры, чтобы стать частью нового выдоха, нового творения. Или, быть может, самые осознанные частицы этого "воздуха" улавливают след Мальчика и устремляются к Нему, вырываясь из цикла рождений и исчезновений мыльных сфер.
Этот образ освобождает. Он снимает с нас бремя чрезмерной серьезности и трагизма. Он предлагает смирение перед непостижимым и здоровую долю иронии по отношению к нашей собственной вселенской важности. Он зовет не к отчаянию перед лицом эфемерности, а к иному качеству бытия - к легкости, к способности видеть красоту в преходящем, к умению танцевать на переливающейся пленке своего мгновения. Искать "кукловода" - значит стремиться выглянуть за пределы своего пузыря, уловить отблеск света Мальчика, ощутить Его дыхание. Это путь мистика, поэта, философа - тех, кто не довольствуется приказом "считать вселенной" лишь то, что доступно непосредственному восприятию внутри своей хрупкой сферы.
Возможно, высшая мудрость не в том, чтобы разгадать все тайны Игрока или предотвратить лопание своего пузыря, а в том, чтобы осознанно и радостно участвовать в этой божественной игре, зная, что каждый блик, каждая радужная переливающаяся грань нашего существования - это отражение Его безграничного воображения. И в этой игре, возможно, самый ценный трофей - не знание всех правил, а сама способность изумляться красоте мыльного пузыря, выдуваемого Вечно Юным, Непостижимым, но бесконечно Творящим Мальчиком.