Недозор Игорь Владимирович : другие произведения.

Выброс

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Избранные главы из 1-й книги цикла "Архипелаг".


   Игорь НЕДОЗОР
  
  
   ВЫБРОС
  
  
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
   ИНОЕ ВРЕМЯ
  
  
  
   Никогда не было времен, в кои не существовало бы ни меня,
   ни тебя, ни кого-то из этих царей. И не будет такого будущего,
   в котором мы прекратили бы существовать...
   "Бхагавадгита"
  
   Такие вещи редки в нашей жизни,
   Хотя они встречаются в веках...
   Джордж Байрон, "Каин"
  
  
   Самолет постепенно снижался, полет подходил к концу.
   Пассажиры кто дремал, кто позевывал, а иные глядели в иллюминаторы, где под крыльями раскинулись бесконечные серые с прозеленью волны Белого моря.
   Народу на борту вместе с Алексеем было без малого два десятка.
   В хвостовой части самолёта сидела семья бизнесменов средней руки. Крепко сбитый, хотя и погрузневший "папик" лет этак сорока пяти, его молодящаяся тощая супруга и дочка, одетая в роскошно-драные джинсы со стразами, с растрепанными наподобие вороньего гнезда волосами цвета ржаной соломы и пирсингом в голом пупке и оттопыренных ушах. Полуприкрыв густо окрашенные вампирско-синюшными тенями глаза, она подергивала всем телом, слушая какую-то музыку на дорогущем айфоне.
   Слева от них кресло занимала девушка на вид не сильно старше вампирообразной меломанши, но одетая, пожалуй, еще страннее - в новенький камуфляж с опереточными аксельбантами и погончиками, украшенными стилизованной под старославянский алфавит буквой "К", высокие почти до колен ботинки со шнуровкой и при этом - в аккуратно обвивавшем голову цветастых платочке.
   Не болтайся у девицы на шее на фоне синей десантной тельняшки крестик самоварного золота, Веснин, чего доброго, принял бы платочек за хиджаб. Надо думать, юное создание обучалось в каком-то из расплодившихся по России, подобно многочисленным частным "университетам" и "академиям", "кадетских корпусов" (их создатель, граф Аракчеев, небось, в гробу извертелся от подобного кощунства).
   А платочек - дань пресловутому "православному дресс-коду", о пользе которого заявил очередной мимолетный министр культуры.
   Возле самой кабины пилотов расположился хорошо упакованный парень, по виду явно бизнесмен. Он держал на коленях включенный нетбук, и выражение лица выдавало глубокую сосредоточенность - не иначе и в полете к святому месту не мог отвлечься от мирской суеты в виде курсов и биржевых котировок.
   Еще в салоне присутствовало с десяток классических туристов - люди от двадцати до сорока в штормовках и свитерах, с гитарами в чехлах - это их рюкзаки забивали багажное отделение. Три дамы, довольно молодые и сексапильные, и семь или восемь мужчин. (На Мезенском в эти дни вроде был какой-то слет любителей авторской православной песни). Взгляд его выделил одну - на лицо ниспадали многочисленные косички, джинсы в обтяжку и майка-топик цвета апельсина. У ног ее, как верный пес, лежала набитая сумка.
   Ну и он, Веснин А. Г., специальный корреспондент "Всероссийского вестника" (пятое место по тиражу и третье в рейтинге авторитетности по Федерации).
   Вообще-то Алексей не планировал лететь этим рейсом, изначально собираясь добраться через Архангельский аэропорт Талаги, откуда на острова летали самолеты местной компании "Нордавиа". Но полет отменили из-за технической неисправности борта - у Ан-24-го начал сбоить движок. Так что пришлось оперативно менять планы и улетать из провинциального угасающего Васьково на старичке Л-410-м.
   Сперва, конечно, детище давно почившей Чехословакии не внушило ему доверия, он даже думал избрать водный маршрут. Но время таки поджимало, материал был нужен главреду в начале следующей недели. Да и, в конце концов, угробиться можно на самом современном "Боинге". Их то, между прочим, и бьется больше всего.
   - Подлетаем! - сообщил высунувшийся из кабины пилот, немолодой, под стать машине, и краснолицый.
   Машина легла на крыло, заставив желудок Веснина тошнотворно ухнуть куда-то вниз, а за иллюминатором была уже не серая гладь моря, а хвойная зелень и бледно-желтый песок. Позади ойкнула какая-то из пассажирок, кажется, "кадетка". Через пару минут самолет уже катился, слегка подпрыгивая по травяной полосе, покрытой стальными листами с дырками - такое Веснин уже видел на старых аэродромах в Заполярье.
   "Посадка мягкая! Спасибо пилотам!" - мысленно произнес он.
  
   Веснин сошел с трапа самолета и задумчиво принял из рук пожилого работника аэропорта сумки, изучая здание местного аэропорта. Вместо привычных стекла и бетона его взору предстала довольно милая дощатая конструкция с бревенчатой башенкой, в которой сидел диспетчер.
   "Надо бы на такси..." - машинально подумал он, и тут же усмехнулся. Ну какое такси, это ж Мезенский! Откуда в столице маленького архипелага в северном море какие-то такси?
   Зашагал вверх по улице Монастырской, даже не спрашивая дороги. Гостиница "Беломорье", в которой его ожидал забронированный номер, располагалась именно в конце этой улицы.
   Гостиница как гостиница. Двухэтажный кирпичный дом со стеклянными дверьми.
   В холле его встретил плакат-объявление, сообщающий, что гости и участники чемпионата по рыбной ловле "Фестиваль селедки" должны зарегистрироваться у кого-то там по адресу...
   "Фестиваль селедки"? Хм... Надо будет разузнать, может для репортажа пригодиться.
   Получив у портье, натуральной блондинки лет за двадцать пять с дежурной улыбкой, ключ с большой медной биркой, по полутемной винтовой лестнице поднялся на второй этаж и занял причитающийся ему номер под номером двадцать два.
   Небольшая комнатка с душем, туалетом и телевизором. Из окна номера открывался прекрасный вид на озеро и стены Мезенской крепости. По дизайну вполне нормально, как на его взгляд, без особых претензий, но хочется надеяться, что и без клопов, хотя и дороговато как для провинции.
   Воспользовавшись удобствами и переодевшись в старые джинсы и штормовку, он спустился вниз, рассчитывая перекусить.
   Увы, тесный гостиничный ресторан его разочаровал. Кухня тут была в основном почему-то с "мексиканским оттенком": буррито трех сортов, фасоль со жгучим перцем и текила по триста рублей порция. Решил отложить кормежку до лучших времен. И уже возвращаясь в номер, почти столкнулся с соседом, как раз отпиравшим дверь.
   Вот так-так! Мир воистину тесен! Это был Борис Разуваев, доцент Архангельского университета с кафедры истории, с ним Алексей познакомился этой зимой на Международном съезде молодых ученых в Питере.
   Глядишь, будет кого и о чем расспросить.
   Предчувствия его не обманули. Доцент Разуваев охотно согласился просветить старого знакомого под московский коньячок "за встречу". Тем более что чувствовалось, у него, что называется, наболело. Ибо прибыл Борис сюда не отдыхать и не в паломническую поездку.
   - Все дело в том, - доверительно рассказывал он за чашкой чая Алексею в своем скромном двухместном номере, - что как раз в эти дни в прошлом году мы обнаружили в районе мыса Китового на Мезенском остатки древнейших культовых сооружений, примерно четвертого или даже как бы не пятого тысячелетия. Сейд (как припомнил Алексей, так называли невесть когда и кем выложенные на здешних берегах каменные лабиринты), да не простой, раза в три больше обычного, дольмены, и, внимание, каменные плиты с выбитыми надписями на неизвестном языке - знаками подобными письменности Винча! Ах, простите, вы ж, наверное, не знаете, что это такое... Но поверьте на слово, потянет на сенсацию!
   - Пресловутая Гиперборея? - осторожно осведомился Веснин.
   - Да при чем тут вся эта оккультная чепуха? - не на шутку обиделся служитель науки. - Север - это не археологическая и культурная пустыня, как думает обыватель... Да если б только обыватель! Кто, например, знает про Усть-Полуйскую культуру? Это ранний железный век. Железный век в нашей тайге и тундре, когда ненцы и чукчи еще в прошлом веке пользовались каменными и костяными орудиями! Или культура "рогожной керамики"? Это второе тысячелетие до нашей эры! Второе! Вы это понимаете? Многие ли за пределами узкого круга вымирающих академических динозавров слыхали про цивилизацию бронзового века на Таймыре? А их бронзу выкапывали, между прочим, из хорезмийских и тохарских погребений! Сколько лет ученые занимаются проблемами лабиринтов-сейдов? И что они об этом скажут? Ни-че-го! - огорченно и зло бросил Разуваев. - Так что остается работать на энтузиазме и в надежде на чудо... Вот мы и работаем - трое преподавателей, студенты-практиканты и один лаборант...
   - Любопытные вещи вы рассказываете, Борис, - покачал головой Веснин. - И что, неужели такое открытие никого не интересует?
   Доцент лишь развел руками.
   - Да что там говорить! - воскликнул Разуваев. - Тут на первом этаже сидит в номере доктор наук Иван Максимович Граков, ваш земляк из Москвы. Это, между прочим, восходящее светило геологии! Вы, возможно, о нем слышали...
   Алексей не слышал, и, признаться, удивился, что в отечественной геологии, об упадке и кризисе которой не раз писал его родной "Всероссийский вестник", есть еще восходящие светила.
   - Господин Граков, - продолжил Разуваев, - возглавляет экспедицию Академии Наук. Не так давно в Белом море произошли небольшие сейсмические толчки.
   На этот раз Веснин припомнил, что информация об этом мелькала в прессе, но его внимания не привлекла.
   - Так вот, в составе этой экспедиции аж пять человек! Это все, на что удалось выбить средства Институту геоморфологических проблем! - Разуваев был искренне возмущен. - А оборудования кот наплакал, потому как перевозка бешеных денег стоит! Да и то наполовину китайское наполовину старое советское. А ведь этого феномена, землетрясений, тут прежде не фиксировалось! Даже канадцы и норвежцы выражали интерес, но их не пустили, а нашим вот кинули кость! Что могут пять человек узнать за месяц? Живут они в одном номере с четырьмя другими членами свей экспедиции - из экономии. Вот оно, финансирование нашей науки...
   Веснин оставил опечаленного доцента в номере, выпросив у него разрешения посетить раскопки, и отправился на прогулку по поселению.
   Было светло и солнечно, но не жарко, с моря дул теплый и мягкий ветер, неся запахи соли и морских трав. Несмотря на удаленность от цивилизации и отсутствие асфальта, поселок выглядел вполне живым и даже симпатичным. Во всяком случае, той печати обреченности и явного умирания, какие Веснин не раз и не десять видел в российской глубинке, тут не наблюдалось. В "Мезенском" имелись почтамт, отделение "Сбербанка", детский сад, школа, а в старых магазинчиках-лабазах позапрошлого века яркими тумбами выделялись терминалы оплаты мобильной связи. Редкие машины у домов поражали разнообразием - от какой-то самоделки, где вместо водительского сиденья был приспособлен табурет до японских внедорожников, а пару раз встречались малосерийные болотоходы на базе "Lada-Надежда". То и дело проезжали экскурсионные ПАЗики или такси-"бигфут", и тут же мирно разгуливало коровье стадо. И над всем этим - бездонное небо с грандиозными облаками. На глаза то и дело попадались указатели для туристов вроде: "Мезенский океанариум - 2 км" или "Ставить палатки и разводить костры разрешается только после получения разрешения в лесхозе и только в специально обозначенных местах".
   Увидев медную чеканную вывеску "Кафе "Северная харчевня" над почерневшей от времени приземистой избой, он вошел и устроился за столиком из некрашеных струганных досок толщиной в руку и сбитом толстыми гвоздями под старину. Заказал кофе у симпатичной официантки-поморочки старшего школьного возраста, своим свеженьким личиком и формами навевавшей мысли на тему сексуального домогательства. И с неудовольствием обнаружил, что цены тут тоже выше московских. Правда, к кофе был подан вкусный мармелад местной выделки "из свежего агар-агара", как гласило меню, но Веснин сладкоежкой не был.
   В окно он высмотрел стайку туристов в компании девушки-экскурсовода. Та что-то говорила им, указывая на заведение, возможно, какую-нибудь любимую экскурсоводами чушь на тему, что в этой обжорке останавливался в старину заморить червячка сам Петр Первый или, бери выше, Иван Грозный. Туристы, восхищённо переговариваясь, вовсю фотографировали. Затем, не переставая щёлкать камерами и мобильниками, потянулись в резные двери местной харчевни.
   Они устроились за заранее накрыты столом и принялись трапезничать. Судя по запаху, чем-то рыбным. Не иначе экскурсовод была в доле с хозяевами. Ну и пусть их. В конце концов, как было сказано в нарытых справочным отделом материалах, на Мезенском нет семей, которые, так или иначе, не были бы связаны с музеем.
   Он скользнул взглядом по трём типам "братковской" наружности, кучковавшимся за дальним столиком. Странные туристы скромненько ели пельмени и солянку с грибами. Грехи что ль замаливать приехали? Впрочем, внешность обманчива. Но тут Алексей рассмотрел получше человека в форме у стойки, покупавшего сигареты, и замер от удивления. Неужели... Воистину мир тесен!
   Он встал, бросив на стол сто рублей, и вышел следом за курильщиком.
   Через минуту его ладонь уже сдавливало крепкое рукопожатие Петра Михайловича Волоцкого - подполковника морской пехоты Северного флота.
   С Волоцким, тогда еще капитаном, Алексей познакомился в далеком уже (как летит время!) 2002 году. Было это в Чечне, и обоим тогда пришлось сперва преодолеть предубеждения. Одному к "тупой военщине", другому - к "щелкоперам".
   Однако расстались они почти друзьями, и время от времени Веснин созванивался с офицером, когда были нужны советы для статей касательно армии.
   - Ты тут какими судьбами, Петр Михайлович?
   - По службе? Неужто школу юнг возрождать собираются, был вроде такой разговор в вашем министерстве?
   - Угу, от наших воевод дождешься! - буркнул подполковник. - Провести рекогносцировку и предварительную подготовку к учениям - "Север-Антитеррор", - выговорил он по слогам. - Конную атаку морских душманов отбивать учиться будем, не иначе! А вообще-то у меня дядька тут живет. Я ж, почитай, что из этих мест родом. Мамка моя с Мезенского, это отец с Кубани...
   Историю знакомства поморской рыбачки с молодым офицером-подводником, в результате которого и появились на свет Волоцкий и два его брата, Веснин услышал еще при первом знакомстве, но что корни приятеля именно на этих островах не знал.
   - Не женился?
   - Увы... - покачал головой Волоцкий. - А ты?
   Многозначительное молчание было ответом.
   - Ладно, не будем о грустном. Ты вот лучше скажи-ка мне, Петр Михайлович, не посоветуешь ли, как почти местный житель, какую-нибудь достопримечательность, про которую на Большой Земле бы не знали...
   Веснин вдруг запнулся, ощутив на себе чей-то неприязненный взор. Подняв голову, он увидел стоявшего шагах в десяти странного типа в белом балахоне вроде монашеской рясы, разве что коротком, до колен. Тот сразу отвернулся и заспешил куда-то, но Алексей успел разглядеть напряженное выражение неприятного лисьего лица. Волоцкий зло сплюнул.
   - Вот тебе, господин журналист, и местная достопримечательность нарисовалась! - глядя в пространство, сообщил он.
   - Это кто ж такой? - Веснин приготовился выслушать рассказ о каком-нибудь здешнем юродивом.
   - Сектант, мать его в душу! Да нет, какой сектант, бери выше, член, блин, Истинной и Боговдохновенной Церкви Гнева Господня!
   - Интересненько... - проворчал журналист. - Что-то я про таких не слышал!
   Пару лет назад он делал цикл статей по российским тоталитарным сектам, на память о чем остались золотая медаль "Европейской Федерации независимой прессы" и челюсть, сломанная кастетом ошалелого культиста вуду.
   - Да они недавно у нас, и полугода нет, - пояснил собеседник. - Приперлись прошлой осенью, сперва десяток, а вот теперь еще с пару дюжин понаехали. Членов бл... церкви. Члены! Членами там вот такие, в белых простынях. А мозгом у них бл... пресвитер Варнава! - было видно, что бравый морпех зол не на шутку. - Его почитай никто и не видел!
   - Не слыхал, - повторил Алексей. - И чем они тут занимаются?
   Веснин почуял запах жареного. "Зловещая секта на святых островах" - недурной был бы заголовок.
   - Да в том-то и дело, - обреченно махнул рукой Волоцкий. - Никто толком не знает. Живут на своем подворье, да, там даже на воротах табличка есть: "Мезенское подворье Истинной и Боговдохновенной Церкви Гнева Господня!" Выходят разве только за продуктами или еще по каким делам, молятся себе, бывает снаружи слышно, да поют гимны, иногда вроде не по-русски и не по-английски - я то других языков не понимаю. Одна радость - почти не вербуют никого из наших. Все готовятся к какому-то "Славному Завершению", ибо их Господь Разгневанный, мол, избрал.
   - Это к Армагеддону, что ли?
   - Да откуда ж мне знать?! - возмущенно воскликнул Волоцкий. - С ними вон сам архимандрит Дмитрий хотел поговорить, так они даже не впустили его. Их и наша местная администрация выселить пыталась, да хрен их выселишь. Участок, где они обретаются, Костьке Корытову принадлежит, козлу нашему местному, который с ними снюхался. А он может что угодно у себя творить и каких хошь гостей принимать. Демократия, блин!
   - Вон, кстати, видишь, Лёш, - он указал на странное башнеобразное сооружение, торчавшее над тесовыми и шиферными крышами, - вон там их гнездо. Башню, вишь, соорудили...
   Алексей лишь покачал головой.
   Обычно, как он знал, сектанты кучковались в мегаполисах, или охмуряя замотанных безумной сутолокой простаков, или доставая психиатров и полицейских рассказами про то, как марсиане стремятся добраться до них, облучая Х-лучами через стену, или как демоны нашептывают им на ухо нечестивые мысли на тему продажи бессмертной души или убийства тещи.
   - Вот такие вот дела, - пожал подполковник плечами, - сектантское капище у нас есть, того и гляди, мечеть построят...
   - Это вряд ли, Петр Михалыч, для мечети прихожан завозить придется, - успокоил его Веснин.
   - Ну, за этим дело-то точно не станет, - лицо Волоцкого стало жестким. - Я как в Москву приезжаю, мама моя, это ж типа Каир какой-нибудь или Стамбул.
   Алексей неопределенно пожал плечами. Он считал себя человеком современным и без предрассудков. Но, тем не менее, тоже, когда доводилось пользоваться метро, не без раздражения отмечал, что толпа пассажиров выглядит, политкорректно выражаясь, с каждым годом всё более интернациональной. А если в какой-нибудь супермаркет заглянуть, то за кассовыми аппаратами лиц славянской наружности почти и не встретишь.
   - Это ты, товарищ подполковник, еще в Париже не бывал... - попытался успокоить он собеседника.
   - Так ведь догоним, - вздохнул морпех. - И перегоним! И будет у нас на Мезенском не то, что мечеть, а и пагода, а то и до синагоги дело дойдет.
   - "Сина Гоги? Вай, а щито ви имеете протыв сина Гоги?" - процитировал Веснин и почувствовал тут же укол стыда.
   Человек ведь за родной край переживает, как ни крути. Но Волоцкий лишь рассмеялся. Этот старый тбилисский анекдот был ему не знаком.
   - Ну ладно, господин журналист, бывай! Меня дядька уж заждался, небось! Что ж до достопримечательностей, то обрати внимание на то капище доисторическое, которое археологи недавно обнаружили...
   И вновь одарив Веснина крепким рукопожатием, скрылся в переулке.
  
   <...>
  
   Побережье Белого моря.
  
  
   По обточенной волнами гальке берега острова Большой Мезенский шли три девушки. Все они были бойцами спешно сформированной Добровольной Дружины острова Мезенский.
   Новоявленная власть прислушалась к мнению Волоцкого, что, дескать, худшее, что разлагает любой коллектив, это безделье на фоне навалившихся проблем. Посему для тех туристов, да и части островитян, для которых не нашлось работы, "дело" пришлось выдумать.
   Вот и девушки вместе с еще полусотней представителей молодняка были назначены тройками обходить вверенную им часть побережья, чтобы "в случае чего" (чего именно, не уточнялось) успеть поднять тревогу.
   Впереди мерно вышагивала, солидно переставляя ноги в резиновых сапогах, Ника Лебедева, коренная жительница острова, старшая по патрулю.
   За ней двигалась облаченная в камуфляж долговязая тощая Лариса Гончарова - курсантка Пятого Петербургского кадетского корпуса.
   Сейчас офицерская дочка откровенно грустила. По идее старшей в патруле должны были назначить ее, но подполковник Волоцкий при ее виде не удержался от брезгливой гримасы и мало того, что приказал снять погоны "и прочую фурнитуру", как он выразился, так еще и поставил под начало этой провинциальной северной клуши. Впрочем, это она зря. Ника не такая уж дура, вопреки анекдотам про блондинок. Правда, вот черты лица и полные цыганские губы к ее платиновой шевелюре и синим глазам не идут...
   Лариса неловко ступила и поморщилась. Красивые парадные берцы не очень подходили для длительных переходов и уже натерли ноги. С завистью она посмотрела на кроссовки последней из патрульных, Мариелены Романец, десятиклассницы из Московского лицея искусств. Та, похоже, по молодости и глупости (она на целых два года младше Ларисы) еще толком не понимает, что случилось.
   У нее на Мезенском было назначено "романтическое свидание" (а проще говоря, перепихон) с однокашником. Тот должен был прибыть в день, когда случился перенос. Как успела пожаловаться Мариша, у нее бы хватило денег и на Анталию, но вот до восемнадцати лет приходилось довольствоваться Россией.
   Теперь юное эмо-создание было отдано под опеку семье Ники, и, само собой, попало в ее патруль.
   Вообще-то сперва патрули делали смешанными, но после того, как буквально в первый же день две девчонки пожаловались на настойчивые приставания ребят, а затем еще один патруль был накрыт в лесочке за, по старому выражаясь, "свальным грехом", сопровождаемым "распитием", это дело прекратили. И вообще, нечего во время дозорной службы, пусть и формальной, отвлекаться на противоположный пол.
   - Вот тишина, - пробормотала Романец, думая о своем. - И море... И остров. Только пиратов с Джеком Воробьем не хватает.
   - Это смотря кому не хватает, Маришка, - сквозь зубы бросила Гончарова. - Мне и так хорошо, тем более, что оружие нам не выдали, придется, если что, пиратов в рукопашной побеждать.
   Старшая по дозору хитро прищурилась.
   - Ну, выдать не выдали, но кое-что есть...
   Вообще-то и в самом деле единственное штатное оружие, которым снабжали патрульных - это охотничий дымовой фальшфейер у старшего. На тот случай, если мобильник откажет или они покинут зону устойчивого приема. Но не таково было семейство Лебедевых, чтоб не предусмотреть возможных неожиданностей.
   Ника приподняла полу выгоревшей штормовки и показала висевший на поясе нож. И даже вытащила его наполовину из кустарной работы деревянных ножен - клинок с рукоятью из светло-жёлтой резной кости и шероховатым слегка матово-серым лезвием.
   - Солидный найф! - похвалила Лариса. - Почем брали, товарищ командир?
   - Балда! Это поморский нож, настоящий, старинный, - сообщила Лебедева. - От предков достался. Кузнец делал, мастер, не штамповка какая. Для себя ковали, под медвежью грудину рассчитанный. Рукоятка - моржовый клык, не что-нибудь!
   Они в молчании прошли еще метров сто, а потом Гончарова возобновила разговор, но уже на другую тему. Должно быть, старинные поморские ножи не были предметом ее интереса.
   - Слушай, - начала Лариса - извини, конечно, Ник, но я просто смотрю на тебя и удивляюсь. Ты вся прямо такая натуральная блондинка и глаза синие, ну и вообще прям русская красавица, все при тебе! Хоть сейчас в модельное агентство! А вот губы у тебя южные, да и в лице чего-то такое...
   - Ну, насчет всяких бордельных агентств не знаю, - улыбнулась Лебедева. - Это не по моей части. Но ты правильно подметила с южными чертами.
   И, огорошив спутниц, сообщила:
   - Прабабушка моя по матери, баба Лена, мулатка была.
   - Иди ты?! - недоверчиво вытаращилась Мариелена.
   - Правда-правда. Ну, пусть не совсем мулатка, просто с африканской кровью. В Великую Отечественную дело было, - принялась рассказывать девушка. - Прадед мой, материн дед, на "охотнике" ходил. Охотник, в смысле корабль такой, на подлодки немецкие охотились. Но не нормальный, а из рыбачьего сейнера переделан. Глубинные бомбы - с дюжину, пара пулемётов да пушечка "сорокопятка"... С пушкой еще повезло, на других и того не было, конструкция не позволяла. А тут подходящая обнаружилась в арсенале, прадедушка вспоминал, короткоствольная английская пушка "Маклин". С интервенции тут осталась.
   - С... чего? - не поняла эмо-девочка.
   - С интервенции. Это когда у нас на севере в революцию англичане с американцами высаживались, как теперь в Ираке. Ладно, не о том разговор... Экипажи на охотниках тех были - старики, мальчишки да моряки, каких из госпиталя выпустили не совсем годными к строевой. А вот на "Скором", так корабль назывался, где прадед ходил, вся команда из одного поселка... Болтались они однажды у берега на Кольском, смотрят - шлюпка... Пятеро мертвых уже -сильно обгорелые, а один - живой и почти целый... Потом выяснилось, американский танкер с ацетоном самолеты немецкие подпалили.
   Как раздевать начали, мать честная, девчонка. Оказалось из Алабамы батрачка, потом коком на коробочке служила. Только их шлюпка и успела отойти...
   Я там не знаю точно, как дальше у них было, сама прабабку не застала в живых, только она в Союзе осталась... Замуж за прадеда вышла, детей шестерых народили. Вот такие дела...
   - Но как же так? - глаза у Мариелены стали круглые, как в японских мультиках. - Ведь тогда же это... При Сталине... За такое бы сразу в "Смерш". То есть, в это, в НКВД...
   - Ынкывыдэ-э! - передразнила ее Ника. - У вас-то в Москве или там где, может, и хватали всех зазря, а тут у нас все свои всегда были: и "Смерш" тоже был свой, и милиция - из наших. Все родня друг другу. Так что оформили документы, мол, эвакуированная с Молдавии: потому смугленькая и по-русски плохо говорит. Так вот и прожила всю жизнь. Была Элен, а стала Елена Даниловна. До девяностого второго года дожила, даже в газетах про нее писали. Дядька мой краеведам рассказал, ну и пошло... Даже из посольства штатовского к ней прикатили в самом конце... Мамка еще и вспоминала, негритос приезжал как раз... черт, как же его называли, как там этот ... во, атторней! Черный, как моя жизнь! Спрашивал, не хочет ли она паспорт американский опять получить, как гражданка Штатов. Сейчас, дескать, мир-дружба и вообще вэри гуд. А она так ему и сказала: хорошо говорит, конечно, что черные люди на моей родине начальниками теперь быть могут, только я уже совсем русская стала. Русской жизнь прожила, русской и помирать...
   - Жаль, до Барака Обамы не дожила твоя бабаня!- поддакнула Лариса и обе девушки рассмеялись, сломав некий ледок недопонимания.
   - Тише вы! - выкрикнула Мариелена. - Смотрите, там человек!
   - Где? - пару секунд рука Ники неуверенно гладила рукоять антикварного ножа.
   А потом все трое быстро направились туда, где в полосе прибоя распростерлась странная серая фигура. Могло даже показаться, что человек одет в скафандр или нечто подобное.
   На свою беду первой к незнакомцу подбежала эмо-девочка. И каменистый берег огласил истошный девичий визг, какой в дурацких комедиях актрисы издают при виде мыши. Но то была не мышь, совсем не мышь...
   С минуту подоспевшие Ника и Лариса смотрели на выброшенное морем тело.
   Молча, как зачарованные, стояли девочки перед жутким человекоподобным существом, от которого инстинктивно хотелось бежать. Словно бы один его вид пробуждал древние страхи тех времен, когда их далекий пещерный предок сражался с подобными тварями за место под солнцем.
   Оно было заметно крупнее обычного человека и все покрыто длинной свалявшейся грязно-серой шерстью. Руки, именно руки, а не лапы были длиной чуть ли не до колен. Пальцы заканчивались длинными черными когтями. Зловоние, какая-то дикая смесь мускуса с тухлятиной и нечищеным хлевом, перебивало даже свежий морской дух.
   И не произнося вслух или про себя таких слов, именно в этот миг три такие разные девушки из России XXI века осознали по-настоящему, что они уже не у себя дома, а в ином, чужом мире, чем бы тот ни был. В мире с другими законами и другими богами и демонами. И возврата назад не будет!
   - Оху.... ть! - только и произнесла Лариса.
   И в этот момент существо чуть приподняло длинную жилистую лапу... нет, руку, зашевелилось...
   - Аааа-иии!!! - Мариелена ринулась прочь и, споткнувшись, полетела наземь...
   Лариса отступала, что-то беззвучно шевеля губами - то ли проклятья, то ли молитвы. Лишь Ника осталась на месте, как-то неуверенно вытягивая нож из ножен. Может быть потому, что неким инстинктом осознавала, бегством от такого не спастись.
   Эта немая сцена продлилась несколько десятков секунд, а потом Лебедева резко вбила клинок обратно в ножны.
   - Эй вы, трусихи, отставить! - заорала она товаркам, поднимая с гальки хнычущую эмо-девочку. - Он дохлый, просто волна его треплет! - пояснила она, расхохотавшись.
   И в самом деле, тушу всего лишь сдвинуло с места прибой. И теперь стало возможно разглядеть лицо, именно лицо, а не морду. Улыбающееся в последней посмертной улыбке недоброе лицо. Из-под чёрной губы выступали мощные клыки.
   Смех оборвался. Забыв про мобильник, Ника выдернула шнур фальшфейера и высоко вздела над головой плюющийся оранжевым химическим дымом факел...
  
  
   Поселок Мезенский, биостанция.
  
  
   В подсобке, внезапно ставшей прозекторской, светила только одна лампа над письменным столом, за которым сидел заведующий биостанцией. Он уже снял клеенчатый фартук и перчатки - те валялись в мойке, и сорвал респираторную маску. Еще недавно под потолком светила вся полудюжина люминесцентных светильников, но сейчас генератор биостанции был остановлен, экономию никто не отменял.
   Прежде примыкавший к главному корпусу биостанции сарайчик был чем-то средним между рабочим кабинетом и складом. У одной стены стоял письменный стол с лампой и телефоном. Другую было не видно за стеллажами и громоздящимися на них коробками, третью занимали ящики с какой-то картотекой.
   Мощнейший дух хлорки не мог перебить вони, исходившей от импровизированного хирургического стола - дощатых козел, застланных пленкой в центре комнаты. Сейчас то, что на них лежало, было накрыто оберточной бумагой.
   - Ну и как вы объясняете вот это с научной точки зрения, Семен Семенович? - осведомился начальник полиции.
   - Разрешите докурить! - попросил жадно затягивающийся Бакланов, откинувшись на стуле.
   - Да-да, конечно, - поддержал коллегу-интеллигента Алексей.
   Протасов лишь пожал плечами в ответ на реплику журналиста. Сам он уже третий день, с того самого момента, когда поверил, от курения отвыкал, и это ему стоило немалых сил и нервов.
   Докурив, Бакланов поднял несколько скрепленных степлером исписанных листов и начал зачитывать, как в аудитории.
   - "Протокол исследования неопознанного биологического объекта от..."
   - Вы, гражданин ученый, давайте самую суть, - буркнул Протасов.
   Покосившись на нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу полицейского, "гражданин ученый" пожал плечами:
   - Самая суть... хм... Имеет место мертвый человекообразный организм мужского пола, явно не принадлежащий к биологическому виду "хомо сапиенс", или иным известным видам. Рост - примерно два метра тридцать сантиметров что примерно соответствует наивысшим показателям отмеченным у горилл - самых крупных приматов. Тело в начальной стадии разложения, причина смерти, видимо, утопление - в легких вода, а внешних повреждений нет. Ну, что еще? Судя по состоянию зубов и, так сказать, организма вообще, объект еще не старый. В волосяном покрове, а это именно волосы, а не шерсть, имеется большое количество погибших насекомых-паразитов. В желудке обнаружены переваренные остатки рыбы и растительной пищи, что в сочетании со строением зубов говорит о всеядности. Внутреннее строение в целом соответствует отряду приматов.
   Отобраны биопробы и законсервированы в специальном составе КС-13, чтоб было понятно, в формалине, а также произведена видеосъемка вскрытия на случай возвращения в... исходное время, - последняя фраза сопровождалась печально-саркастическим выражением лица.
   - Общий вывод. Предположительно исследуемый экземпляр фауны является представителем вида неизвестных науке гоминидов, называемых также в разговорной речи "снежными людьми".
   Подпись - заведующий Мезенской биостанцией НИИ Морской флоры и фауны РАН эс-эн-эс Бакланов Эс Эс."
   - Вот, собственно, и все, - Бакланов закончил импровизированный доклад.
   - Да уж, негусто наука насоображала, - резюмировал Протасов. - Прямо хоть в уголовное дело подшивай: "Дохлый труп мертвого человека...". Ну а ты что скажешь, Никита Спиридонович? - спросил майор у молчавшего дотоле охотника.
   Час назад майор вспомнил, что в поселке живет старый охотник Никита Спиридонович Борецкий. В свое время получивший за свои успехи по заготовке пушнины орден "Знак Почета", бывший депутат облсовета, но главное человек, исходивший почти всю архангельскую тайгу да еще леса Северного Урала. Может, он что-то слышал про подобное зверье?
   Когда спешно вызванный крепкий еще седобородый старик с темным от загара лицом явился, он, лишь глянув на труп, долго молча крестился...
   - Дык... чего и сказать-то... - тот нервно дернулся, покосился в сторону зловонного "экземпляра", а потом продолжил негромко и обстоятельно.
   - Самих их своими глазами я никогда не видал, не довелось, слава те Господи-Сусе! Хоть в тайгу хожу сорок годков с гаком. Следы вот - видал. Редко, раз в год и то много, но было дело. Еще знаки всяки там. Ну, там, как бы это сказать, говно, извините, канешно, за выраженье, не от обычного зверья. Метки на деревьях когтями, но не медвежьи, избушки разоренные охотничьи - тож не косолапым. Олешков да косулей, что заломали, а потом зубами и руками рвали, пару раз находил. А вот самих не встречал.
   Эвот правда знавал деда, который, вроде как, встречал. Но то когда было! Еще, помню, году в семидесятом в Нарьян-Маре мужики рассказывали, мол, какой-то ненец в тайге в берлогу провалился, а там баба лесная жила мохнатая да здоровущая. Ну и... - он сально осклабился, - снасиловала та баба охотничка. Так что тот хоть и сбежал, но и вернулся вовсе дурачком, и с х... тоже все не слава Богу, ну, короче, больше ничего не стояло. Но мало ли чего болтают. Все вроде!
   - А, нет, не все! - спохватился он. - Тут уж не поручусь, но иногда запах оставался от ентих, ежели, к примеру, избу погромит. Так вот, вроде бы те не так воняли...
   Дед пожал плечами, подбирая слова.
   - Ну, как от собаки и волка дух разный. Но твердо не скажу!
   Налив старику разбавленного спирту, его отпустили.
   Напоследок Борецкий снял затрепанную кепку, еще раз перекрестился, и чуть поклонился в сторону разделочного стола.
   - Ну, это, прощевай, что ль, Лешак-Хозяин! Извиняй, ежели чего...
  
   Настало время для разговора с глазу на глаз.
   Сейчас в здании Мезенской биостанции собрались три человека, в руках которых, официально выражаясь, сосредоточилась большая часть нитей управления островом. Не было лишь Белякова да обоих начпродов - по морепродуктам и сельскому хозяйству.
   Назначенный сходом врио главы администрации директор музея сейчас объезжал хутора на восточном берегу на предмет попыток оживить стоящие там древние траулеры. А ответственным за еду для почти трех тысяч человек было не до какой-то там дохлой гориллы, о чем и сказала Протасову бойкая пожилая крестьянка Василиса Лебедева, шеф аграрной части местного "минсельхоза". Им, само собой, доложат результаты, потом.
   Да уж, и в самом деле, сколько суеты из-за одной мертвой макаки, тьфу!
   Сперва поднятые по тревоге стражи порядка, примчавшиеся на "уазике" на побережье, ошалело изучали находку, приводили в чувство хнычущую патрульную, как ее, Мариелену, и матерились в рации. Потом явившийся на место происшествия майор думал, что делать в такой ситуации. После связались с биостанцией и руководством. Затем вызывали телегу с лошадью оставив девиц присматривать за дохлятиной, ибо грузить массу зловонной плоти в полтораста, как позже выяснилось, кило весом в машину не было никакой возможности.
   Потом грузчики из числа туристов, с руганью, затаскивали "облезьяну" на брезент и взгромождали на телегу, да еще успокаивали старого мерина, что все косился на жуткий груз и прядал ушами, испуганно всхрапывая. Далее пришлось еще урезонивать подоспевшую публику, среди которой распространились слухи, что нашли то ли инопланетянина, то ли вообще нечистую силу, в общем, гомонида, как преобразовал ученое слово местный острый на язык народ. И даже что именно эти, неприличное слово, всю фигню с островом и учинили...
   Но вот теперь можно подвести итоги.
   - Так всё ж таки, как оно с научной точки зрения? - повторил вопрос Протасов. - Что называется, в итоге чего имеем?
   - С научной точки зрения? - переспросил заведующий биостанцией, пожимая плечами. - С научной точки зрения все объясняется довольно просто. В лице этого мертвого тела мы имеем обычное ответвление на древе эволюции. Нет, наверное, наш уважаемый архимандрит и не согласился бы... - усмешка тронула губы ученого. - Хотя вряд ли даже батюшка Дмитрий счел бы это создание чёртом или дьяволом.
   - Ответвление, говорите? - переспросил Веснин.
   - Да, если угодно. Или, точнее сказать, тупиковая ветвь. К сожалению, в имеющемся у нас палеонтологическом атласе именно этого вида нет, но родство явно прослеживается. Я бы заподозрил, что это представитель той же линии, что и "гомо эректус" или, может, даже его неизвестный подвид, но, прошу прощения, не хватает познаний. Тут нужен эволюционный биолог, а я, так сказать, все больше практик, и диплом вообще по голотуриям защищал. Вкратце - когда-то, лет этак миллиона два-три тому назад, ну или скорее даже пять, у нас и этого красавца был общий предок.
   - То есть, что-то типа шимпанзе? - вступил в разговор Волоцкий.
   - Вот это вряд ли. Я, сами понимаете, больше по части биологии моря специализируюсь, как и было сказано, но это, несомненно, родич человека, а не обезьяны, - Семен Семенович показал на стол, где были сложены стопкой раскрытые зоологические атласы. - Академически выражаясь, не понгиды, а все же гоминиды.
   - Все-таки... человек? - настойчиво справился морпех.
   - Нет, пожалуй, все же не совсем человек, - успокоил его старший научный сотрудник. - По крайней мере, не думаю, чтобы существо было разумно в нашем понимании, и, тем более, чтобы у него с нами могло быть, извините, общее потомство. Но опять таки никакой мистики... Целый ряд антропологов считают, что прежде на Земле разумных или около-разумных существ было несколько видов. Просто человек оказался самым приспособленным и гибким, потому и выиграл гонку. Ну а по разным дремучим углам остались какие-то представители других приматов, всяких йети и прочих сасквачей. Тут в прошлом они несколько более распространены, вот и всё!
   - Но какой вывод из этого всего? - Волоцкий недоверчиво покачал головой.
   - Я так понимаю, вы имеете в виду, исходит ли с их стороны угроза для нас? проницательно прищурился Бакланов. - Думаю, что никакой опасности нет. Даже не считая того, что они вряд ли многочисленны. Я, признаться, не особо силен в криптозоологии и прочих псевдонауках, - улыбка опять тронула его губы. - Но насколько помню всю эту писанину, во время всех встреч человека с так называемыми "снежными людьми" не отмечено ни единого случая явной агрессии с их стороны. Даже в случае нападения со стороны людей ответная реакция гоминида состоит лишь в том, чтобы защититься и убежать. Да и вообще, против человека разумного, даже с примитивными рогатиной и копьем, у бедных реликтов нет никаких шансов!
   - Вы уверены? - пытливо посмотрел на ученого подполковник.
   - Лучшее доказательство тому - их жалкая участь в известной нам истории...
   Бакланов вновь закурил и самодовольно ухмыльнулся.
   - Жаль, конечно, что тушку нельзя законсервировать. Да и людей, способных оценить открытие в данном времени, увы, крайне немного. А как бы звучало - "Homo marealbos" - "человек беломорский", он же "Гоминид Бакланова"! Ну, а теперь остается только оттащить это уважаемой Василисе Борисовне, авось, её хрюшки сожрут, пока не совсем протухло, - вздохнул ученый, давая понять, что разговор окончен. - Чего добру пропадать?
   - Нет, - бросил вдруг Протасов. - Как бы там ни было, ваше предложение сильно смахивает на кормление свиней человечиной. Я прикажу ребятам, чтобы они отволокли тело на катер и захоронили в море.
  
   <...>
  
   Интерлюдия
   ТРЕВОЖНЫЕ ЗНАКИ
  
  
   Черная Земля, столица Нижнего Царства, город Меннефер, 9-й год царя Небхепрура, время половодья.
  
  
   Чати с тревогой вглядывался в воды Реки, вяло несущей свои воды к морю. Второй по значимости человек в царстве после повелителя Обеих Земель, фактический владыка Та-Кемета недоумевал.
   Что-то северный ветер, первый признак наступления времени половодья, в этом году запозднился.
   И отчего Хапи не меняет цвет? Ведь обычно в канун разлива речная вода сначала становится зеленой, липкой и вонючей, так что ее невозможно пить и следует загодя запасаться водой дня на три-четыре, пока волны более-менее не очистятся. Потом воды реки-кормилицы краснеют, походя на кровь. Временами вода становится более прозрачной, не теряя, впрочем, своего красного цвета, временами, наоборот, она бывает темнее. Эта вода не вредна для употребления, не то, что зеленая. Напротив, никогда она так не вкусна, здорова и освежительна, как в это время.
   Из-за количества ила, которое Хапи несет в своих волнах, их бег замедляется. Вот как сейчас...
   По подсчетам жрецов из столичного храма Птаха, половодье должно было наступить еще десять дней назад. Но что-то не задалось, что-то не сложилось в небесной канцелярии. Вести, полученные вчера из Шедита, города бога-крокодила Себека, подтвердили это.
   Служители Лабиринта извещали, что нынче отчего-то не взошла звезда Септ, что всегда происходило накануне разлива Хапи. Да и с созвездием Саху, родиной всеблагих богов Черной Земли, не все в порядке. Его звезды расположились не в привычной конфигурации.
   И что теперь? Чего ожидать народу Та-Кемета? Какие еще беды свалятся на великую страну?
   Как будто ей мало было того ужаса, который пережила во время бурного, но, к счастью, недолгого правления царя-еретика? Когда закрывались храмы всех богов, кроме объявленного единственным истинным божеством Атона. Когда жрецы, некогда создавшие само это государство, денно и нощно молящиеся и заботящиеся о нем, подвергались гонениям и даже физическому устранению.
   Смилуйся, Амон неназываемый, и помилуй!
   Чати склонился перед золотым домашним алтарем своего покровителя, шепча охранительные заклинания, отгоняющие злых демонов.
   Однако ж и во времена лихолетья боги не подавали столь чудовищных знамений. Ни разу Река не опаздывала с разливом, да и Септ с Саху находились на испокон веков определенных им на небе местах.
   Что-то здесь не то.
   Вон, и из оазиса Амона, что в сердце пустыни, докладывают о небывалых вещах. Будто бы жаркий климат, царящий в Красной Земле, меняется, а сами пески, кажется... отступают. Немыслимо! Со времен строительства Великих пирамид они только то и делали, что отбирали у Черной Земли локоть за локтем плодородную землю, тесня людей на самые берега Хапи. Если так дальше пойдет, то, кто знает, может и сбудется пророчество древнего мудреца Джедефхора, сына строителя Большой пирамиды, царя Хуфу, мир им обоим, что в конце времен зазеленеет Красная Земля.
   Правда, там еще сказано о том, что должен заговорить жуткий страж пирамид, каменный лев с головой человека Хоремахет. Надо бы послать надежного человечка на плато Ра-Сетау, где расположились пирамиды со сфинксом, послушать, не слышно ль в народе чего-то этакого. Хотя, как известно, у страха глаза велики. Народ, особенно в такую суровую пору, что угодно сочинит.
   Но в любом случае необходимо провести пышное празднество с обильными жертвоприношениями. Причем в обеих столицах, и здесь, в Меннефере, и в Уасете, что в Верхнем царстве.
   Давненько он не бывал в тех местах. Не служил молебна в великих храмах Амона, не участвовал в церемонии выноса золотой ладьи бога...
   А вдруг господь именно из-за этого и гневается? Из-за того, что оставили в небрежении его прекрасную резиденцию. Дескать, отчего после восстановления всех прежних культов царь со двором, покинувшие богомерзкий Ахетатон, выстроенный еретиком в пустыне, не вернулись в гостеприимные стены города предков, а сбежали в Дельту, в древнюю столицу?
   Кто их, этих богов, поймет? Вот он им служит верой и правдой более четырех десятков лет, дослужившись до высшего сана "божественного отца", а ведь, по сути, так и остался ничего не ведающим неофитом, приведенным некогда за ручку отцом, великим жрецом Юйем, на подворье столичного храма Амона.
   Боги редко говорили с ним. Вот и сейчас молчат, не желая подсказать своему верному слуге, что и как делать.
   Тяжелый вздох вырвался из мощной груди царского наместника и верховного жреца Амона, Эйе. Расслышав его, молоденький жрец, появившийся в дверях покоев чати, так и застыл, не решаясь переступить порог. Знал, что в таком состоянии тревожить "божественного отца" опасно.
   Но владыка и сам почуял присутствие постороннего, резко повернулся и впился в лицо пришедшего тяжелым взглядом своих по-кошачьи зеленых глаз. Узнал пришедшего и чуть расслабился. На аскетически худом и чуть вытянутом лице появилось некое подобие улыбки. Махнул сухой. В старческих пигментных пятнах рукой, подзывая юношу к себе.
   Тот, постоянно кланяясь, приблизился.
   - Что тебе, Хори? - ласково поинтересовался первый министр.
   Паренек стушевался. Видно было, что он страшно взволнован.
   - Бо-бо-бо, - заикаясь, залопотал молодой человек.
   - Да что стряслось?! - вскричал Эйе, хватая парня за плечи. - Говори же!
   - Бо-бо... бог от-отправился н-на Зап-пад... - стуча зубами, выдавил из себя Хори.
   Чати застыл, словно громом пораженный.
   Что это такое говорит молокосос? Как это может быть, чтобы бог умер?!
   Разве что...
   - Что случилось с царем?! - схватив юношу уже за горло, стал добиваться правды "божественный отец". - Отвечай!
   Хори, выпучив глаза, только хрипел и тряс головой.
   - Что ты делаешь, дедушка? - раздался нежный девичий голосок, похожий на звон серебряного колокольчика.
   Эйе резко повернулся, едва не сломав несчастному парню шею, и тут же разжал пальцы.
   На пороге его покоев, с любопытством уставившись на творящееся здесь безобразие, стояла юная чета. Высокая темноволосая девушка с печальными прекрасными глазами, обведенными сурьмой, высокой грудью, прикрытой драгоценным ожерельем, и тонким, как стебель папируса, станом, обвитым юбкой из тонкой полупрозрачной ткани. Рядом с нею худенький полуобнаженный парнишка с таким же, как у Эйе, удлиненным, но по-юношески мягким лицом с большими пухлыми губами и горящими озорными глазами. На голове парик, покрытый полосатым, по особому закрученным платком, на цыплячьей груди тоже золотое ожерелье, усыпанное драгоценными каменьями, чресла прикрыты богато расшитым передником. Рука опирается на трость - у молодого человека слабые ноги.
   - Ваше величество, жизнь, здоровье, сила! - склонился перед своими божественными внуками жрец. - Но как?.. Этот негодный сейчас сообщил мне, что вы...
   Он не решился повторить то, что сказал ему только что Хори.
   Тутанхамон, осторожно поддерживаемый под руку Анхесенамон, просеменил к уткнувшемуся носом в пол парню и потыкал его тростью в бок.
   - Поднимись, - велел он тихим слабым голосом.
   У Эйе сжалось сердце. Владыка Обеих Земель Небхепрура в последнее время сильно болел. Вот почему известие о его мнимой кончине не столько удивило, сколько огорчило чати.
   Хори встал на четвереньки, не решаясь стоять иначе перед лицом живого бога.
   - Что ты сказал нашему божественному отцу?
   - О, повелитель, жизнь, здоровье, сила! Беда! Тяжелое известие пришло в вашу столицу!
   - В чем дело? - садясь на золоченное кресло, продолжил допрос фараон.
   - Я не решаюсь...
   - Говори! - чуть повысил голос Небхепрура и, схватившись за грудь, закашлялся.
   Анхесенамон заботливо утерла юному супругу уста шелковым платком и стала рядом, положив ему руки на плечи. Эйе невольно залюбовался внучкой и внуком. Какая красивая все-таки пара. Жаль, что боги так до сих пор и не послали им деток. Две беременности царицы закончились выкидышами. Последний случился совсем недавно. Государыня еще даже не отошла от горя. Вон, в глазах какая глубокая печаль.
   - Священный бык Апис умер, - убитым голосом сообщил молодой жрец.
   Царица вскрикнула, Тутанхамон, закусив губу, печально склонил голову.
   Эйе перевел дух. Вон оно что. Оказывается, дурень имел в виду еще одно живое божество, земное воплощение бога-быка Аписа.
   Дурной знак, однако. Надо же, одно к другому.
   Половодье запоздало, непонятные перемены в расположении звезд, изменения в климате, болезнь царя, смерть наследника и кончина бога...
   Если разлив так и не наступит, быть большой беде. История сохранила сведения о неурядицах, постигавших страну после неурожайных лет. Разруха, запустение, неустройство.
   Боги, боги всемилостивые, что делать? Как быть?
   Чем, какой жертвой вас умилостивить?!
   Тут чем попало не обойдешься. Нужен поистине божественный дар, способный показать, насколько люди Черной Земли ценят расположение великих богов.
   Тутанхамон снова закашлялся. Долго и натужно.
   Чати, прищурившись, принялся разглядывать повелителя. Не жилец владыка Обеих Земель, ой, не жилец...
   Хм, хм...
   В голову Эйе пришла безумная, но показавшаяся ему достойной того, чтобы над ней хорошенько подумать (причем, не мешкая!), мысль.
   Он перевел взгляд на всхлипывающую на плече супруга внучку.
   Хм, хм...
  
  
  
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   ВЫЖИВАНИЕ СО МНОГИМИ НЕИЗВЕСТНЫМИ
  
  
   ...Ночь постучится в окно
   Звенящей своей тишиной.
   Холодно там и темно
   За нашей последней чертой.
   ...Но Тень исчезает в лучах,
   И жизнь продолжает свой ход...
   Сергей Паради
  
  
   Беломорское побережье. Август 1324 года до нашей эры.
  
  
   - Все, братва, пошабашили, завтра отсыпной день! - рявкнул Семен Рощин, бывший старшина сезонников, как самый адекватный из всей публики назначенный главой "Чертовой Дюжины".
   Заросшие мужики в грязных драных спецовках покидали топоры и рычаги, наблюдавший за перегонным кубом самогонщик Ерофеич, гогоча, залил огонь под своим агрегатом "пионерским способом".
   Спустя минут десять народ потянулся к центру импровизированного поселка, где уже ждали миски с тушеной картошкой и треской.
   Правда, запивать было нечем, кроме чистой родниковой воды. Последние литры "горючего" были допиты позавчера, даже на опохмел не осталось.
   Поев, население "Чертовой Дюжины" развело на площадке перед домами костер - не столько для "сугрева", сколько по привычке. Пришла пора нехитрого досуга - рассказывания историй и анекдотов, игры в "города" и пения песен. Но на сухую чего-то не пелось.
   - Значит так, мужики...- первым начал молодой лесоруб. - Было раз дело...
   Его тут же наперебой поддержали другие.
   Потекли лживые истории про охоту, картежные выигрыши и победы над женщинами. Однако позорно быстро запас историй и неприличных анекдотов был исчерпан. И люди погрузились в угрюмое молчание.
   Как говорят умные люди, у каждого общества есть свои отбросы. И крошечный клочок мира ХХI века исключением не стал.
   Отбросы его сконцентрировались в "13-й заготовительной команде", она же "Чертова Дюжина", обосновавшейся на материке аккурат напротив островков, там, где в прежние, вернее, в будущие времена располагалась умиравшая деревенька Шпонково с дощатой пристанью и десятком жилых домов. Новые мезенские власти не без колебаний решили организовать эти выселки на материке, по крайней мере, пока вопрос с туземцами не был прояснен до конца.
   Как ни крути, Мезенскому нужны были дрова, причем не только прямо сейчас, но и на зиму. Ему требовалось и жидкое топливо, и сырье для самопального химпрома, и смола для починки лодок, а рубить и без того негустой островной лес подчистую не хотелось.
   Но главное - надобна была соль, запасы которой ураганно быстро таяли.
   Поэтому и возникла эта самая заготовительная команда, куда собрали тех, кто не смог ужиться с людьми в новых условиях. Имелись тут и аборигены - к примеру, легенда Большого Мезенского, самогонщик Ерофей Ерофеевич Ерофеев. Родители его, видать, были большие юмористы, выбрав сыну именно такое имечко, а вот Совет не оценил юмора этого деятеля, пытавшегося украсть у соседки полмешка сахара для нужд своего промысла. Был и один турист, Сергей Шохин, он же Серый, отличившийся тем, что в первую же ночь полез "под бочок" к разменявшей полвека вдовой хозяйке дома, куда его определили на постой и не понявший отказа с первого раза. Но в основном тут собрались сезонники с промыслов - само собой, те, кто не осознал, что времена изменились: почти три десятка бичей и прочего деклассированного и просто подозрительного элемента.
   Их привезли на низкий песчаный берег, вместе с инструментом, полудохлым бензиновым генератором и тесными вагончиками, которые пришлось стаскивать с баржи почти вручную. И началась их жизнь, которую они вели уже скоро как три месяца.
   За это время одного, беспаспортного, известного под кличкой Миха Короед, придавило деревом и он успокоился в могиле, вырытой в песке, а еще троим разрешили вернуться - работа на свежем воздухе прочищает мозги, если они, конечно, есть.
   Остальные понемногу втянулись в такую жизнь и даже находили в ней известный вкус. Плохо, что не было женщин, а так - ничего особенного. Разве что тяжелая тоска от осознания оторванности от мира.
   Расстилается от моря на юг зеленым живым морем тайга, раскинувшись от горизонта до горизонта. До самой синей дали встают увалы и холмы, и нет им конца. При взгляде на их мощь, становилось ясно, как Божий день, насколько, в сущности, жалок человек, поскольку не дано преодолеть эти просторы иначе, как с помощью техники. Предки, правда, как-то преодолевали, но то предки!
   Что до туземцев, то тут толком ничего сказать нельзя. Про них ходят слухи, что они хоть на людей и похожи, но не совсем люди, а та самая "чудь белоглазая" и "народ подземельный". Тот, про который раньше лишь ветхие поморские старушки внукам сказки рассказывали, а теперь все чаще рассуждают темными вечерами вчерашние рафинированные горожане.
   Если угодно, "Чертова Дюжина" была окраиной цивилизации. Впереди до ближайшего людского жилья были сотни километров непроходимой и опасной тайги, в которой могло быть что угодно - от каких-нибудь пещерных медведей до враждебных бродячих дикарей, а то и вообще нечистой силы. (Разные разговоры ходили в народе. Ибо одно дело хихикать над древними легендами в век компьютеров и полетов на Марс и совсем по-другому звучат они в диком и темном мире, где людей на всю планету может быть меньше, чем в ином крупном мегаполисе родного времени).
   При этом Мезенский о своих блудных детях не забывал. Провианта, пусть все больше в виде рыбы и картошки, было вдоволь, к тому же лесорубам выделили махорки и сигарет из небогатых островных запасов. Ну а ловкий Ерофеич ухитрился протащить на "Выселки" две канистры самогона и большую бутыль с техническим спиртом. То есть, ни голод, ни жажда (во всех смыслах) лесорубам никоим образом не грозили. Нормы выработки тоже были не такие чтобы тяжелые. Однако люди оказались лицом к лицу с диким миром, да еще характеры у людей, прямо сказать, непростые и неуживчивые. По большей части то были суровые мужчины, не отягощенные чрезмерным интеллектом, крученные-верченные неустроенной жизнью российской провинции, да и в ней толком места не нашли.
   Одни валили деревья несколькими отличными немецкими пилами "Стил", переделанными под скипидар, и ручной лебедкой в несколько приемов оттаскивали стволы к угольным ямам, где другие пережигали сосняк и лиственницу в древесный уголь, который потом заберет баржа. Третьи собирали живицу и стаскивали к перегонному кубу, четвертые отвозили на ручных тележках сучья, шишки и прочие отходы к берегу, где под котлом из нержавеющей стали, выломанным из гостиничной плиты, день-деньской горел огонь, выпаривая морскую соль.
   Досуг разнообразием не отличался и был под стать здешнему народу. В вагончике было несколько книг и шахматы, а также выделенная от щедрот Совета старая видеодвойка.
   Но до книг лесорубы и чернорабочие особо охотниками не были, а шахматы были не по силам надежно проспиртованному мозгу. Видеоплейер же они почти сразу ухитрились сломать, после чего раздосадованный Стерлядев, забирая оказавшуюся столь хрупкой технику, заявил, что пока эту не починят, сидеть им без "кина". Даже связи не имелось по причине отсутствия рации, а мобильники до островов не добивали.
   Некоторое время всех развлекали издевательства и подшучивания над худым и щуплым Серёгой-Серым, который быстро занял место неприкасаемого. Сидевшие даже шушукались на тему, мол, лоха молодого невредно бы "опустить", но до дела пока не доходило. Все ж неясно, как посмотрят на такое власти. Теперь-то адвокатов нет, да и мораторий отменен. Так что пока ограничивались жестокими тюремными шутками, в результате которых у парня прибавлялось синяков вдобавок к не сошедшим еще следам ударов вдовушкиного ухвата на спине.
   После работы они пили Ерофеичеву сивуху или им же разбодяженный спирт, заедая селедкой с картошкой и лесными ягодами. В нечастые свободные часы забивали "козла" или играли в карты, а когда несколько засаленных донельзя колод полностью истрепались, в ход пошла старая тюремная наука, и в мозолистых руках запорхали "стиры", нарезанные из книжных страниц. Играли на щелчки, на папиросы, на хмельное. (Серёге уже пару раз даже предлагали сыграть в картишки на "очко").
   Ну а когда игра надоедала, зло собачились из-за пустяков, хотя до мордобоя доходило редко. Но если уж дрались, то всерьез, без поблажек, до крови и разбитых физиономий, а потом весело мирились за стаканом самогона.
   Так, однако, развлекались не все. Кое-кто обсуждал планы на будущее.
   - Нет, сглупили мы! - наморщив прыщавый лоб, Зяма (Сашка Зимин - мелкий картежный шулер-неудачник) зло бухнул кулаком по столу. - Нужно было не чухаться, а нах... бомбить конкретно этот сраный остров! Под себя нагибать! Ну, сам посуди, Сидор, сколько тех ментов? Пятеро? Мы бы их порезали да со стволами ихними лохов местных прижали, те б и не пикнули! Ружбайки бы пособирали, правильных ребят из сезонных бы нашли. Ну, Сидор, скажи ж?
   Зяма заглянул в лицо пахану. Тот, Николай Сидорович Ремезов - три ходки за грабеж, условно-досрочное освобождение, единственный из трех напоминал бандита: мужик крепкого сложения, со сломанным носом и охотничьим ножом у пояса.
   - Гладко говоришь, - процедил третий член команды Сидора - сорокалетний грузный Костыль, в миру Роберт Костыленко (хулиганство и легкие телесные). - Только это тебе не Москва, здешний народ с налету не обломаешь. Да и с ментами не так просто - это языком легко болтать. Так еще ж и морпехи эти со своим полканом, волчара еще тот. Придавит, не успеешь пикнуть!
   - Че-ево? - взвился Зяма. - Ты чё несешь, Костыль? Да е...л я этих морпехов знаешь куда?!
   - Ша! - каркнул Сидор. - Кого ты там е...л? Петухов на зоне да шмар вокзальных? Фуфло гнать всякий может. Костыль правильно говорит, тут с налету много не сшибешь. С умом подойти надо.
   Мысленно Сидор в тысячный раз проклял себя за эту поездку. "Капнул" верный человек, что есть в местном монастыре иконы древнего письма в окладах золотых с камешками - возвращенное из Гохрана добро, какое по непонятной причине не пустили за семь десятков лет в переплав. А ризницу, дескать, гвоздем открыть можно. И ездили только на разведку. Что ж было Зёму того же не послать?..
   - Опять же, чего за прошлые дела тереть? - вслух продолжил он. - Кто ж знал, что все так обернется с этим... ёкалэмэнэ... провалом во времени?! Тут теперь хорошенько подумать надо!
   - Да чего думать, шеф, когти рвать надо. Корабль захватить и...
   - Мудак! - брякнул Костыленко. - Куда бежать задумал? К дикарям на сковородку? А кораблем хорошо управлять умеешь? Я бы вот не взялся. Слыхал вот, что островные, вроде, яхту собираются в Англию послать. Матросик со "Степана Разина" в последний рейс сболтнул. Напроситься бы к ним... Так ведь не возьмут!
   - Ладно, - вдруг напрягся Сидор. - Ну-ка, выйди, проверь, что там за хипеж.
   На улице и впрямь творилось что-то непонятное. Шум, громкая ругань.
   - Слышь, что говорю? Сходи, проверь, Зяма.
   - Да ладно, Сидор, чего там? - поежился тот.
   - Иди! - бандит подкинул в красный зев "буржуйки" еще одно полено.
   И пожалел о верном "Макарове", который остался в тайнике в том мире - его он с собой не взял на острова. А огнестрельного оружия, как Рощин не просил, им не выдали - на случай появления волков у них имелись самодельные копья и топоры. Чутьем матерого хищника Ремезов ощутил недоброе и подумал, что многое бы отдал за паршивенькую одностволку.
   - Ну, лады... - прихватив с накрытого изрезанной клеенкой стола топорик, парень направился к выходу.
   А через несколько секунд послышался яростный вопль, подхваченный множеством голосов...
   Ночное небо нависало над землёй непроницаемым чёрно-антрацитовым пологом в игольчатых крапинках звёзд и туманной рекой Млечного Пути, чей бледный свет был единственным привычным и неизменным. Тонкий серпик Луны не позволял человеку рассмотреть что-то дальше собственной вытянутой руки. И ничто не могло развеять эту тьму.
   Ночь - не время человека, а у тьмы были свои хозяева. И не одни лишь простые хищники, которым издревле принадлежало время после захода солнца. Во мраке обитало кое-что похуже.
   В тусклом свете ущербного месяца двигалась зловещая мохнатая тень странного существа.
   До времен, откуда принесло Мезенский, такие не дожили, оставив лишь смутные предания, сложенные теми, кто встречал этот полуразумный первоначальный ужас, олицетворение темной стороны мироздания.
   Огромный и заросший длинной шерстью, он, тяжело переваливаясь, двигался сквозь ночной вязкий туман, безошибочно хлюпая по глубоким топям даже там, где тонули лоси, и перескакивая вековые буреломы.
   Время от времени когтистые лапы его стремительно хватали опрометчиво уснувшую в ночном логове жертву - зайца, сову, лисицу - и жадно рвали на куски еще живое, трепещущее тело, ибо в еще не умершем мясе было нечто важное и ценное, без чего жизнь существа была неполной, а сила - недостаточной. Каббалисты и мудрецы позднейших времен назвали бы его гаввахом, твари же не называли никак, но отлично умели его усваивать.
   Он уже семь перемен ночи и дня бежал по незнакомому лесу, уловив странный и необычный зов одного из своего рода, увидевшего нечто непонятное, но опасное.
   Перемахнув через очередной овраг, существо вдруг замерло и остановилось в недоумении.
   Где-то неподалеку оно почувствовала присутствие их...
   Врагов.
   Настоящих, куда там медведю или еще изредка встречающимся в лесах и степях мелким северным львам.
   Он был стар. Но еще старше был его род.
   Невесть какие мириады лет такие, как он, жили в мире, ничего не зная о появлении рода человеческого. Долгие века и тысячелетия бродили они по земле, каждую ночь охотясь, спариваясь и умирая. И мало было хищников, что могли с ними потягаться.
   Но потом появились люди. Существ не интересовали другие живые, разве что как добыча. Но эти "голокожие" не были добычей, скорее уж добычей становились существа. Если сформулировать отношение существ к людям в человеческих понятиях, то оно укладывалось в несколько слов. Голокожие мешали жить, и потому их надлежало убивать.
   Люди были не просто врагами, они категорически не совпадали с миром существ, который состоял из лесного полумрака и блаженного тепла горячей крови добычи. Голокожие несли непонятную угрозу и оттого вызывали особую злобу. И то, что они верно, хотя и медленно теснили существ, эту злобу лишь удесятеряло.
   Собственно потому ему подобные и не дожили до времен, исторгнувших Мезенский архипелаг, исчезнув еще в эпоху первых крестовых походов. Впрочем, последних вырождающихся существ добили уже пермские князьки, когда еще Москва мало чем отличалась от окруженной частоколом деревеньки.
   Он некоторое время постоял, изучая местность.
   Существа, не называвшие себя никак, хотя и осознававшие временами и даже иногда думавшие, видели мир настолько "не так", как люди, что даже обрети они каким-то чудом человеческую речь, то не смогли бы объяснить, в чем разница.
   А попади такое создание в руки ученым, те бы, помучавшись, узнали что троглодиты видят окружающее в широком спектре восприятия, чувствуя и намерения иных живых существ, и химические связи, и энергию, и даже предугадывая будущее. Ненадолго и неосознанно, но предугадывая.
   А то бы еще и разобрались, что эта тварь обладает чем-то наподобие разума. Пусть и возникающим от случая к случаю, пусть и не похожим на человеческий, а основанном на совсем иных принципах, потому как могло оперировать не только своими воспоминаниями, но и сполна имела доступ к памяти наследственной, к опыту, пережитому прежними поколениями тварей. Той самой, что лишь в редчайших случаях пробуждается у людей, плодя все басни насчет реинкарнации и переселения душ. Может быть, они бы разобрались и восхитились этим совершенным живым компьютером. Хотя вернее, что существо выждало бы удобный момент и само разобралось со слишком любопытными голокожими...
   Кстати, именно это оно и собиралось сделать здесь и сейчас. Но что-то останавливало его. И дело даже не в том, что старых врагов было много. В них было что-то странное.
   Нет, на первый взгляд и нюх вроде бы обычные двуногие. Их гнезда, воняющие дымом и иногда металлом (оно не ведало слова "металл", но знало, что это такое). Правда, сейчас пахнет еще чем-то - и металла там много.
   И еще имелось что-то жуткое и невыразимо чужое. Даже воздух стал другим на вкус, что уж говорить о лесных запахах.
   Но главное, они думали по-другому, не так, как охотники или копатели земли и вообще все встречавшиеся ему прежде люди.
   Он даже подумал, что, может быть, лучше уйти до времени. Но старая злоба к неправильным существам не дала это сделать.
   Красноватые отсветы костра и керосиновых ламп, заправленных все тем же скипидаром, лежали на земле, на стволах деревьев и хвое.
   Существо медленно пересекло вырубку, протопало через заросли и остановилось, сотрясаясь от нарастающей ярости.
   Могучие когтистые лапы, или вернее, руки странного создания поднялись и напряглись, словно бы примеряясь раздирать добычу. Грохочущий рык медленно заурчал в глубине мохнатой бочкообразной груди. Тварь вертела головой из стороны в сторону, её ноздри, почуявшие запах тёплых человеческих тел, жадно раздувались.
   Но память неведомых тысячелетий или, может быть, даже миллионнолетий не прошла даром. Много металла - много опасности. А пока не утолен голод, пока нет крови и живого мяса, он мало что может против голокожих. Его сила не всегда помогает против посылаемой ими смерти. Неправильной, не от когтей, рогов и клыков...
   Может, всё-таки лучше уйти?
   Инстинкт безошибочно говорил: если не можешь справиться с противником сейчас,
   отступи, чтобы вернуться когда можно будет драться, имея преимущество. Или напади со спины или из засады...
   Он внимательно вслушивался в поток информации, исходивший от голокожих. И довольно засипел, кажется, найдя выход. Среди этих "лысых" полно слабых духом и злых, и одновременно испуганных. А тот, кто боится, уже наполовину мертв. Вернее, он наполовину знает, что будет мертв, и нужно лишь подтолкнуть его и помочь это сполна понять.
  
   Все случилось почти мгновенно.
   Вот лесорубы сидели у костра, докуривая последние "бычки", и вдруг словно что-то скверное снизошло на всех сразу. Нехорошо сморщились щетинистые лица, в отблесках жаркого пламени отразив тень нарастающей ненависти друг к другу.
   И вот подобно молнии, на один короткий миг, между мужиками что-то проскочило. Работяги странно переглянулись между собой.
   - Ты чё пялишься-то? - коротко бросил Ерофеич напуганному Шохину. - Чего это, паря, ты на мой хрен зыришь?
   - Да, в самом деле, Серый, - поддержал его двухметровый верзила Петя Кротов. - Ты это, если тебе чего надо, обработаем в лучшем виде, так сказать, в два ствола!
   Народ заржал.
   - Остыли бы вы, парни, - процедил Рощин.
   Но переоценил свой авторитет бригадира. Кротов присел и без разговоров врезал своим большим кулаком Семену по яйцам. Лес огласил рев достойный сгинувших тут уже десятки веков тому мамонтов. Жертва от неожиданности заорала, подпрыгнув на метр с лишним вверх. Но это была первая и последняя победа бывшего портового грузчика из Питера - налетевший архангельский бомж Толька Горный с маху звезданул ему под дых, и сам тут же словил прямой встречный в челюсть. Сезонник по кличке Барсук, обрадованный победой, бросился было к нему, но упал наземь, остановленный разбитой о его голову бутылкой.
   - Наших бьют, мужики! - взвилось в ночное небо.
   Что тут началось!
   Полетели поленья и топоры, и все собравшиеся тут месили друг друга с таким воодушевлением, словно были кровниками в десятом поколении.
   Смолокуры под началом Вани Корявого, старого бича, бродяжничавшего еще в баснословные времена антиалкогольного указа "Минерального секретаря", он же Миша Меченный, месили солеваров - зажали их в угол между вагончиками и крушили кулаками и палками ребра. Слева от них в кругу полудюжины лесорубов скалились и рычали, ну, чисто псы, урки Сидора. К себе близко никого не подпускали, выставив ножи, но и сами выбраться из осады не могли.
   Установившееся равновесие нарушил Серый - неожиданно сам для себя. Он сделал кувырок вперед, вспомнив уроки рукопашного боя, и рухнул наземь, получив по башке до времени спрятанной за спиной Сидора кочергой.
   Ринувшемуся следом пьянице и скандалисту Кротову не повезло куда больше. Рассчитанный удар ножа рассек ему сонную артерию, но и сам Сидор, громко хрюкнув, завалился на траву - острие кола вошло ему в глаз. Он упал рядом с Петей, разбрызгивавшим вокруг себя кажущуюся черной кровь...
   Буйная толпа сломала столы и летнюю кухню; опрокинула бочку со скипидаром по счастью не вылившимся в костер.
   Вопли, удары, треск костей и хрипы агонии...
   Но это было еще не всё.
   Кто первым увидел в бликах догорающего костра, красный бок забытой бензопилы неважно, но схватить ее успел Ерофеич. Миг, и пила в его руках, и уже провернула зубастую цепь...
   - Вон оно как, - быстро сказал он, расхохотавшись, и лицо его страшно исказилось.
   . - Щас на шашлык нах... порежу!
   - Не смогешь, ссыкло гунявое! - презрительно бросил кто-то из мужиков.
   - На слабо берешь, козел?! - процедил сквозь обломанные зубы самогонщик и легко подхватил пилу, как алебарду или двуручный фламберг.
   Не успели лесорубы ахнуть, как, страшно взвыв, пила отхватила, словно ветку дерева, запястье ринувшегося на него Зимина. Ухмыльнувшись, Ерофей перехватил бензопилу поудобнее, размахнулся воющим инструментом в воздухе, может быть, воображая себя голливудским героем, крушащим орду зомби. Мужики сиганули врассыпную, но не все удачно. Самогонщик успел заехать несколько раз пилой выше колена по левой ноге Вани Корявого. Взвизгнул "Стил", полетела костяная крошка. Нога надломилась, и Ваня грузно завалился на бок. С чувством выполненного долга Ерофеев отпихнул отхваченную ногу в сторону...
   - Гаси его!
   Заорав что-то матерное, за спиной винокура появился крепыш, навалился сверху и выхваченной из-за пазухи финкой попытался полоснуть того по шее, но усилие оказалось неудачным.
   Взвыв от боли, Ерофеич откатился прочь, и крепыш отскочил в темноту, иначе бы вертящийся металл пришелся по глазам.
   - А ну живо положь пилу, придурок! - выступил вперед, вытирая с лица кровь Рощин.
   Кажется, его не зря выдвинули в "бугры" этого ссыльного сброда, он первым пришел в себя и даже почуял нечто неладное, исходящее Извне. Но было уже поздно...
   - Нах...! В.... ду! - выкрикнул самогонщик в ответ и тут же приставил инструмент к шее бригадира.
   Натужно взвыла пила, зарычала беспощадно и свирепо, сухо, как орех, треснула плоть...
   Шея у старого лесовика была очень крепкой и жилистой, и отличная финская техника до конца не справилась - голова завалилась назад и, запрокинувшись под немыслимым углом, повисла на спине. Подобно исполинскому инфернальному паяцу, дергаясь обезглавленным телом, Семен пробежал десяток шагов, как недорезанная курица, и лишь потом рухнул...
   Спустя несколько минут взору очнувшегося Сергея предстала леденящая взор картина.
   Ерофеич, сидя на пне, раскачивался из стороны в сторону, явно пребывая в состоянии глубокого болевого шока. Корявый, пульсируя плевками крови из обрубка, упрямо пытался ползти к костру, чтобы прижечь ногу. Потеряв почти всю кровь, он еще отчаянно цеплялся за жизнь. Тело бригадира, лежащее на боку, еще совершало конвульсивные подергивания, но его голова остекленевшим взором уставилась на окружающий мир. Другие были мертвы или умирали.
   Корявому все же удалось задуманное. Он, хрипя, дополз до костра, сунул в него ногу и тут же загорелся - старая промасленная спецовка быстро занялась целиком. Крик Вани, умоляющего о помощи, долго еще потом стоял в ушах московского тусовщика Сережи Шохина. И он-то оказался последней каплей, заставившей его бежать без оглядки от жуткого места.
   Темная тварь потрусила следом, и не для того, чтобы добить несчастного. Ей было просто интересно. Жуткий недоразум вновь утонул в бездне обезьяньей подкорки.
   Серёга шел, на ходу разговаривая с деревьями, ночными птицами, темнотой и Луной. Речь его лилась гладко и непринужденно, он рассказывал своим собеседниками про популярные московские группы новомодного стиля хай-плай, про ночные клубы и места, где можно купить хорошие "курительные смеси", о тонкостях прохождения компьютерных игрушек.
   Полчаса спустя существо от него отстало и вернулось туда, где была еда...
   Когда двое суток спустя с Мезенского пришла очередная баржа, Ерофеев, единственный из всей "Чертовой дюжины", был каким-то чудом еще жив. Он так и сидел на пне, среди погрызенных и порванных, будто стаей волков, товарищей и улыбался.
   Но до острова его не довезли, он умер в море...
  
  
  
   Первый министр.
   Черная земля, как называли свою страну сами египтяне.
   Древнеегипетское название Нила.
   Сириус.
   Орион.
   Ныне плато Гиза возле Каира.
   Мемфис.
   Фивы, ныне Луксор.
   Столица Эхнатона, ныне Эль-Амарна.
   Эвфемизм, означающий то, что человек умер.
   Тронное имя фараона XVIII династии Тутанхамона.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"