Аннотация: Продолжение "Встречи". Автор лично вмешивается, чтобы исправить непоправимое.
Люба ещё застала те времена, когда 22 апреля было Днём рождения дедушки Ленина и отмечалось коммунистическим субботником. Весь Талнах вооружался лопатами, ломами и носилками и под репродукторную музыку освобождал город от снега, а если весна выдавалась дружная - то от снежной каши. Теперь у города в достатке снегоуборочной техники и желающих на ней работать, а 22 апреля всё отмечается. Это самый значительный праздник в году после Нового года. Шутка ли - День оленевода!
Единственный оленевод, которого Люба знала, был её дядя, муж маминой сестры, талабаец. Русские не разбираются, кто ненец, кто долганец, кто нганасан - всех кличут талабайцами и талабайками, а те не против. Дядя был знатный оленевод, знатный охотник, и вообще, не мог считаться типичным представителем своего народа. "Я - новый долганец", - говорил он и требовал звать его просто - Женя. Снегоход у дяди Жени - не демократичный Буран и не новомодная Тайга или Рысь, а Yamaha. Вот эта Ямаха и стояла сейчас в кузове дядина пикапа, пока он вёз Любу из Талнаха в Дудинку.
- ... А когда закончат палку перетягивать и через нарты прыгать, оленьи гонки идут. Это самое интересное. Семьдесят нарт сразу едет или больше семьдесят. После старт сразу большая куча, кто выбрался, дальше едет. К реке, потом вокруг остров, дальше на аэродром. Восемь километров. Победитель Буран получает, второй победитель бочка бензина, третий победитель нарты для Буран. Раньше было наоборот: второй победитель нарты, а третий бочка бензина. А теперь бензин дороже.
- А почему все сразу едут? Можно ведь, как на лыжных гонках, запускать по очереди и время засекать.
- А тогда первый пройдёт, снег вскопытит, у первый и время лучший будет, остальные по плохому снегу поедут.
В Дудинке машину поставили на стоянку. Дядя всё сокрушался и говорил, что надо гараж купить, да некогда. Дальше поехали на Ямахе. Вдвоём на гоночном снегоходе тесновато, но цеплять к нему нарты - кощунство, а до Носка ехать по реке всего триста километров. За пять часов долетели бы, но у Кочина полчасика передохнули, попили чая с брусникой из термоса.
- Тоже себе снегоход куплю, - говорила Люба, разминая затёкшие ноги. - А то сзади ничего не видно, и тесно.
- Дело хорошее, - соглашался дядя Женя. - Я тебе Буран дам, новый, позапрошлый год выиграл. А следующую зиму снегоход купишь.
- А можно, я пока на Ямахе попробую?
И минут десять каталась туда-сюда по реке, пока не застряла, угодив в мягкий сугроб под берегом на повороте.
- Вот келебримборина уродская, - ругалась Люба, - такая гламурная, а на ровном месте села!
Желание купить снегоход стало не столь навязчивым.
Так много талабайцев сразу Люба никогда не видела. Все одинаковые, с красно-коричневыми лицами, в тёмных очках, в одинаковых мягких торбазах, отличаются только цветом сукна на балахонах. Название балахонов, в отличие от названия оленьих чулок, Люба забыла. И как зовут длинный шест, которым вооружился каждый талабаец, тоже запамятовала. Только хлопала глазами и щёлкала цифровиком, тут же пряча его обратно в муфту, чтобы руки и камера не мёрзли на ветру. Зрелище было грандиозное. Не меньше сотни лёгких нарт выстраивались ровной шеренгой. В каждые нарты запряжена тройка оленей, здоровые быки, ростом, наверное, по грудь. Некоторые о двух рогах, много однорогих, но большинство уже комолые - весна. Дядя был где-то в центре, и его теперь никак не узнаешь.
Место Любе досталось козырное - на гусенице бульдозера, всё видно. Перед началом гонок бульдозер расчистил спуск к реке и всю трассу, а теперь стоял рядом со стартом. Дядя Женя пристроил её сюда, познакомив с хозяином бульдозера, начальником работающей неподалёку геофизической партии. Звали начальника партии Анатолий Григорьевич, он был крупен, весел, очень популярен в Носке и в свои пятьдесят смотрелся на сорок. Рядом пристроился бульдозерист Яша, ещё крупнее и толще, но потише. Между ними проглядывался Лёша, не имеющий столь внушительных габаритов, примерно ровесник Любы, с какой-то иностранной должностью. Он тоже щёлкал камерой.
- К вечеру тридцать градусов будет, масло застынет, заебусь трактор заводить, - сокрушался Яша.
- Оленей запряжём, подумаешь, шестнадцать тонн, - отмахивался Анатолий Григорьевич.
Тут с противоположного конца шеренги выкрикнули в мегафон что-то неразборчивое по-талабайски, потом ещё, затем раздался громкий хлопок, и поднялся дикий гвалт. Талабайцы заорали, задёргали шестами, и вся цепочка нарт нестройно рванула с места. Нарты и постромки цеплялись друг за друга, шесты летели в стороны, кто-то въехал в ряды зрителей. Люба порадовалась, что стоит на безопасной широкой гусенице в метре над землёй. Пара десятков упряжек вырвалась из свалки и нырнула под горку, чтобы через пару секунд показаться уже на реке. Дядя был в синем, таких в числе лидеров оказалось трое. Люба включила цифровой зум, выставила максимальное приближение и выцеливала лидера в кадр.
- Не повезло на старте, - голос дяди Жени раздался совсем рядом и снизу. Кадр смазался. Дядя вскарабкался на гусеницу и встал рядом, потирая здоровенный кровоподтёк на скуле. - Лучше я следующий год в Дудинке гонки на снегоходах буду участвовать.
Разлили по первой. Едва дёрнули за встречу, Яша ухватил у хозяина паяльную лампу и убежал к реке - заводить бульдозер, пока он совсем не замёрз. Анатолий Григорьевич исправно балагурил, сидя между Любой и тётей Аней. Дядя Женя уточнял некоторые детали льющихся мемуаров, а Лёша бросал по паре фраз в редких паузах, делая из кусков выступлений начальника партии полноценные тосты. Дамы хихикали. Все были при деле.
Через полтора литра за окном раздалось тарахтение, и в комнату ввалился Яша. Ему налили в стакан, чтобы навёрстывал.
- И вот так у них в партии вся техника молотит круглосуточно, чтобы не заводить - прокомментировал Лёша в адрес Любы.
- А почему "у них"?
- Так я не в партии, я за ними надзиратель, от заказчика. Слово неприятное, поэтому используется английский термин "супервайзер".
- Они вас, наверное, ненавидят.
- Как можно? Пылинки сдувают. На праздник, вот, вывезли - лишь бы не торчал на профиле и не делал замечаний. И споить норовят. Ну и накурили, блин, аж глаза ест. Я выйду в соседнюю комнату, глотну воздуху.
- Тоже выйду, что-то захмелела уже.
- Как вам гонки? - Лёша затворил стеклянную дверь, и разговоры за столом превратились в неразборчивый плеск.
- Интересно.
- Очень вежливый ответ.
- Я до этого на гонки не ездила. Дядя Женя купил квартиру в Норильске зимой, я с ним на новоселье только и познакомилась. Он очень удивлялся: столько лет живешь, говорит, на Таймыре, а оленя в глаза не видела...
Из неразборчивого бормотания за дверью проявился разудалый голос Анатолия Григорьевича:
- Так, я не понял, почему начальнику не налили? Супервайзера обижать нельзя, где там у нас Алексей? Его очередь тост говорить.
Голос приблизился к двери.
- Черкасов, отец долганского народа, не ходи туда, - это уже голос дяди Жени. Он, как и всякий талабаец, много выпить не в состоянии, и сейчас, похоже, на грани. Почему-то он в такие моменты начинает совершенно правильно говорить по-русски, - Пусть женщина общается, у неё большое горе личное. Лучше расскажи Ане анекдот про дона Педро.
- О, Анечка, это один из трёх моих любимых анекдотов. Значит, так...
И голоса снова стали потише.
- Большое горе у женщины? - хмыкнул Лёша, - А по виду не скажешь.
- Большой облом у неё, давно уже, с полгода. Один молодой человек, я с ним в сети познакомилась, выдавал себя не за того, кем являлся. При встрече всё открылось, было очень неприятно. Я уже забыла об этом почти.
- Да, наверное, большое было горе, если все родственники в курсе.
- Не все. Я только маме рассказала, а дядя уже от её сестры узнал. Дурацкая история.
- Ну, дурацкая и дурацкая. Пойдём про дона Педро слушать, анекдот длинный.
- Не. Не хочу. Ты "Властелина Колец" смотрел?
- И читал. В девяносто первом году.
- Значит, поймёшь.
И, сопровождая рассказ циничными комментариями, Люба поведала случайному знакомому историю своей романтичной заочной влюблённости в светлого эльфа, как влюблённость из заочной стала очной, и как она рассыпалась в мгновение ока. Как через девять дней снова увидела этого козла в онлайне, и ей стало до того тошно, что пришлось заводить новую аську.
По ходу повествования Лёшу явно распирало от комментариев, но он сдерживался до самого окончания рассказа.
- Сюжет замечательный, только незаконченный. Но неважно. Я ведь верно понял, что в основе вашей дружбы лежала обоюдная ложь? Ну, скажем, насчёт отсутствия мужа. Ладно, тоже неважно, вопрос риторический. Вот смотри: когда кавалер протягивает даме стакан с прозрачной жидкостью, а та спрашивает, не водка ли это, что велит ему ответить его образованность, его такт и чувство юмора? "Никак нет, сударыня, это чистый спирт". Вот и здесь, юношу с ником Келебримбор подначивают вопросом, не толкинист ли он. И он находит гениальный ответ: "Никак нет, барышня, я чистый эльф". Дальше можно было принять его игру или не принять. Игру приняли. С каждым новым сеансом ставки в игре росли. Назначив встречу, человек пошёл ва банк. И, фактически, выиграл, последняя карта подвела.
Так, эта аналогия завела меня немного не туда. Дело в чём: ролевая игра отличается от карточной тем, что там нет противника, есть только партнёры. Нет веры в происходящее - проиграли оба. Цыть, женщина, я ещё не закончил. Твой проигрыш - депрессия, о которой знает полтундры. Ему тоже несладко, я думаю, впрочем, проверить это ты не удосужилась. Так, о проигрыше не будем. О чём я? Ага. Что делает актёр, когда его партнёр лажается? Подыгрывает и помогает исправить ситуацию. А здесь вышло, что один забывает текст, а второй плюётся и обращается к залу: мол, извиняйте, пьесу мы запортили. И уходит. Ну, в общем, где-то так.
- Знаешь, я, конечно, понимала, что я вела себя, как дура. Но вот только сейчас узнала, где именно. Раньше думала, что просто не надо было, ну, как ты говоришь, начинать игру. А толку-то мне с этого теперь? - Люба всхлипнула, - Не надо было даже начинать об этом, ведь почти забыла уже.
- Ну, прямо забыла. Так подробно рассказала, будто вчера всё было. Пойдём, нас за столом заждались. Вот ты сейчас думаешь: толку-то, что знаешь, как исправить ситуацию, если уже нельзя. На это у народной мудрости есть хороший ответ: если нельзя, но очень хочется... в общем, понятно.
В половине первого ночи, когда заходящее солнце уже задело краешком горизонт, гости засобирались к себе на базу. Анатолий Григорьевич резко двумя руками рвал тросик стартера, пытаясь завести Буран. Лёша поддавал в нужный момент газку. Яша заворачивал в ветошь полученного в качестве гонорара за работу метрового енисейского осетра. Буран, наконец, зафырчал. Черкасов отобрал гашетку и стал газовать, прогревая движок.
- Слышь, Лёш, - Яша пихнулся свободным локтем, - а ты ведь её трахнул?
Супервайзер сделал профессиональное выражение лица:
- У дамы было большое горе. Ей муж изменял. Теперь больше не горюет.
И уселся позади начальника партии.
Люба уложила вырубившегося дядю Женю рядом с давно заснувшей тётей Аней и пошла в гостевую комнату. С трудом разделась и нырнула под одеяло. Обрывки разговора мешались в голове с событиями полугодовой давности.
- Если очень хочется, то можно, - пробормотала Люба, проваливаясь в прошлое.
Люба млела. Она даже не поняла, с какого именно момента она и впрямь поверила в происходящее. Перед дверью подъезда Келебримбор пропустил её на шаг вперёд.
Приблудная дворняга, злобное орудие судьбы, ни с того ни с сего выскочила из-за кучи мусора и вцепилась эльфу в лодыжку.
- Ёб твою мать, - громко и грозно разнёсся голос эльфийского владыки, и его нога в мягком замшевом мокасине ударила шавку в ухо, заставив её отлететь в сторону и с визгом умчаться.
Люба стремительно обернулась и поймала его растерянный взгляд. Её глаза сияли:
- Так значит, ты мой отец! И ты пришёл, чтобы забрать меня в Средиземье!