Пыталась уйти от скуки, но нашла лишь еще одну. Я снова убедилась, что умерла давно. Предметы ускользают от понимания, я не могу осмыслить.
Задернули шторы и заткнули все щели, теперь никто не зайдет. Но нас уже подменили, печень - соседа по лестничной клетке (ему недавно вырезали аппендикс), глаза - колючие осколки грязного стекла. А кожу вывернули обратной стороной. Теперь мы можем осязать, как не под силу самому слепому. Но даже от прикосновений ветра больно.
В шкафу - кладбище мертвых цветов, гербарий. Печатная машинка пьяна, печатает вразнобой, невнятно, наутро мы прочтем чудовищные вещи, которые любого заставят содрогнуться. Снег вылетает брызгами из под колес. А светофоры сломаны. По всему городу светофоры сломаны, кроме тех, что сошли с ума. Мы выдумаем собственные правила движенья улиц.
Мозг корчится в судорогах, пытаясь противостоять стремлению к убийству. Мне нравится взрыв пистолетной обоймы, но все же холод стали, подвергающий плоть истечению крови - мой давний и мучительный соблазн. Кровоточащее горло, убитое сердце, - и изумленье в зрачках... Если бы мысли могли убивать? Ах, нет! Оправдать недомоганием разума нельзя тот похоронный колокольный звон. И я не ищу оправдания. Я полюбила свое отсутствие. Мое отражение живет за меня, я привыкла, хотя порой скучаю по себе. Уходит хмель, приходит снова скука. Желания умирают, растворяются при крике петухов. Мозг перемалывают жернова уныния.
Когда живешь чужой жизнью, единственное истинное наслаждение - сон.