Аннотация: Он карабкался с самого дна через боль и страх, через трупы друзей и врагов.Он не мог остановиться, ибо только там на самой вершине ждала его свобода.
Закат в этот вечер был великолепен. Огромный багровый шар, опускаясь за верхушки крепостных башен, проливал на город потоки фантастических красок. Яркие тревожные блики играли на стенах дворца и куполе городской мечети. Факелами полыхали устремленные в небо пики минаретов. Казалось, солнце прощается навсегда и хочет, чтобы этот мир запомнил его во всей красоте и величии.
Наблюдая за торжественной игрой умирающего света, Хамид чувствовал, как душу переполняет восторг. Его убежище, укрытая между выступами скалы лощина, находилась почти под самыми стенами цитадели и отсюда город был виден, как на ладони. Юноша часто посещал это место, чтобы побыть наедине со своими мечтами. Именно здесь рождались его лучшие стихи. И сегодня молодой поэт снова чувствовал, как вокруг витают пока еще плохо различимые образы. Но он знал, что достаточно легкого толчка, какого-то неуловимого движения мысли, и образы начнут приобретать осязаемые черты.
Случайно взгляд упал на лежащий внизу дворец эмира. Тень от цитадели уже коснулась стен и наползала на дворцовые сады, где сейчас скучали наложницы властителя. Воображение живо нарисовало стройные молодые тела красавиц, прекрасные глаза, с тоской взирающие за пределы своей золоченой клетки.
"- Какой извращенный мирок прячется за этими стенами! Изуродованные по злому расчету хозяина евнухи охраняют пленниц. Сотни рабов, не разгибаясь, трудятся в дворцовых мастерских. Тысячи людей, живя впроголодь, тянут ярмо податей, для то-го, чтобы один мог купаться в роскоши."
Никогда раньше Хамид не задумывался над этим, но теперь вдруг ощутил всю чудовищную несправедливость земного мироустройства. И в тот же миг стихи обрушились на его сознание. Казалось, слова рождаются помимо его воли, и молодой поэт еле успевал облекать их в строгую канву строк. Но стихотворные каноны были сейчас тесны для бушующего потока, который уносил его туда, где нет ни рабов, ни властителей, где свободная мысль человека сливается воедино с волей Всевышнего. В эти восторженные мгновения он больше не был застенчивым юношей, чей скромный удел нудный труд в лавке богача дяди. На уступе скалы стоял бунтарь бросавший вызов тому, кто, презирая заветы пророка, окружил себя безумной роскошью, по своей прихоти распоряжается судьбами людей, крадет дарованную им по праву рождения свободу.
Хамид долго не мог прийти в себя. Спустившись в город он, словно безумный, странствовал по улицам, шепча строчки только что рожденных стихов. Добравшись, наконец, до дома дяди, он поспешил проскользнуть в свою комнату и взялся за перо. Когда слова легли на бумагу Хамид с ужасом обнаружил, что все написанное лишь бледное отражение божественного огня, что снизошел на него несколько часов назад. В отчаянии он хотел порвать свиток, но еще раз перечитав, подумал:
"- А ведь не так уж и плохо, но надо прочитать это у Керима. Хоть людской суд часто несправедлив, в этом мире приходится придавать себя его власти."
Дом Керима был маленьким оазисом среди пропитанных скукой и пылью улиц Алькиры. Словно заговорщики, под покровом ночи гости сходились сюда, чтобы насладится запретным напитком. Но в отличие от прочих питейных притонов у Керима собиралось только изысканное общество. Отпрыски богатых семей, чьи отцы давно отчаялись приобщить сыновей к чему-нибудь путному, проводили здесь ночи за чашей вина и приятной беседой. Знание арабской поэзии, греческих философов, умение поддержать разговор ценились в этом доме даже больше чем туго набитый кошелек. Именно образованность Хамида послужила ему пропуском в этот круг избранных, а его любовные вирши неизменно встречали здесь благожелательный прием. Но сейчас юноша рассчитывал на большее. Он мечтал о настоящем признании.
В доме дяди рано ложились спать, но в этот вечер, как назло, старик допоздна расхаживал по коридорам, распекал слуг, ругался со своей супругой. Тем временем Хамид, изнывая от нетерпения, делал круги по комнате и молил Аллаха быстрее утихомирить старого зануду. Наконец дребезжащий фальцет старика и густой бас почтенной Зухры-ханум сместились куда-то в сторону женской половины, и юноша смог незаметно покинуть дом. В этот час уже не было прохожих. Жизнь горожан укрылась за глиняными стенами домов и внутренних двориков. Только луна освещала опустевшую улицу. Хамид шел, слушая звук собственных шагов и тявканье шакалов, долетавшее из заброшенной части старого города. Добравшись до дома Керима он трижды простучал условный сигнал и стал ждать. Через некоторое время за дверью послышались приглушенные шаги.
- Хвала Аллаху! Он послал нам еще одного гостя - воскликнул хозяин, узнав Хамида. Казалось, Керим сердечно рад гостю, но после ритуальных объятий он быстро перепоручил его чернокожему Ибрагиму. Вложив в ладонь раба входную плату, Хамид последовал за ним во внутренние покои дома.
Дворик, где собрались гости, освещало несколько масленых ламп. Их дрожащие огоньки выхватывали из полумрака лица людей, подносы с яствами, ветки цветущей сливы. Пир уже был в самом разгаре, и опоздавшего встретили шутливыми возгласами:
- А вот и наш Хамид! Наверное, он сегодня заблудился. Мечтал о своей черноокой гурии и забрел в старый город.
- Да нет, друзья, это дядя запер беднягу в лавке и заставил пересчитывать выручку.
- Не слушай этих пьяниц, Хамид! Садись лучше к нам, будешь судьей в споре - весело крикнул Азиз, показывая на пустую подушку рядом с собой. Когда Хамид воспользовался приглашением, толстяк дружески обнял его за плечи:
- Представляешь, наш праведник Мустафа утверждает, что я должен бороться с желаниями собственного брюха! А я говорю, если уж Аллах создал меня обжорой то надо покорится его воле.
- Лучше рассуди спор в пользу Азиза, а то если победит Мустафа нам придется воздержаться от десерта!- усмехаясь, проговорил Ильдар, тридцатилетний холеный красавец, самый старший из завсегдатаев этого дома.
- Споры надо решать в пользу истины - лукаво возразил Хамид.
- А истина в том, что я пьяница и обжора!- захохотал Азиз, хлопая себя по брюху. Хамид улыбнулся. Он любил весельчака Азиза, любил этот дом, царившие здесь нравы, чуждые запретам и условностям внешнего мира. Тут же в руках, словно по воле джина, оказалась наполненная вином чаша. Хамид пригубил запретный напиток, и в который раз подивился искусству чернокожего слуги. Обслуживая гостей, Ибрагим умудрялся не попадаться никому на глаза.
Вино быстро оказало свое действие. Вскоре Хамид, откинувшись на подушки, чувствовал, как все его существо растворяется в волшебной атмосфере вечера. Он слушал шутки друзей, смотрел, как в воде бассейна отражаются звезды, и думал, что не надо ни славы поэта, ни почестей, ни богатства.
"- Разве не прекрасно просто жить! Теплым весенним вечером с чашей вина сидеть в кругу друзей и наслаждаться каждым счастливым мгновением, которое посылает тебе Всевышний."
Стихи так бы и не были прочитаны, но судьба распорядилась иначе, выбрав своим исполнителем Ильдара.
- Хамид, а ты не хочешь осчастливить нас новым творением? Клянусь любимым скакуном моего родителя, твои последние стихи взяли меня за сердце - сказал он, иронично улыбаясь краешками тонких губ. Не знавший Ильдара принял бы эти слова за похвалу, но Хамид сразу уловил издевку и принял вызов. Поднявшись, он попросил внимания и начал читать.
С первых же строк Хамид почувствовал, что терпит неудачу. Его бунтарские стихи не вязались ни с чарующим звездным небом, ни со сборищем любителей беззаботной жизни. Слова о свободе казались сейчас и здесь неуместными и глупыми. Дочитав все-таки до конца, Хамид стыдливо опустил глаза. Он ожидал либо молчания, либо насмешек, но то, что произошло, было похоже на удар плети.
- Ты, безродный подкидыш, смеешь читать нам эту мерзость!- закричал, брызгая слюной Мустафа. Этот истеричный аскет ходил к Кериму, казалось, только для того, чтобы отвратить здешних завсегдатаев от беспутства. Проповеди его всегда воспринимались со смехом, но сейчас Мустафа явно находил поддержку.
- Послушай, Хамид, мы позволяли забавлять нас лепетом, который ты почему-то выдавал за стихи. Но это не значит, что мы готовы слушать как ты оскорбляешь нашего эмира - заявил Ильдар.
- Если будем это слушать, нас тоже сочтут бунтовщиками!
- Выкинуть его!- послышалось из разных концов зала. Отступая к двери, Хамид затравленно оглядывался по сторонам, надеясь хоть у кого-нибудь найти поддержку. Но на лицах собравшихся читалось дружное осуждение. Оказавшись на улице, он сжал кулаки и почувствовал, что из глаз катятся слезы.
"- Жалкие трусы! Они как псы готовы любить хозяйскую плетку. Рабы даже в своих мыслях... А если кто-нибудь донесет?"
Осознав вдруг, чем может кончиться для него это мальчишеское бунтарство, Хамид почувствовал, как затряслись колени. Даже наедине с собой унизительно было ощущать, что страх лишает тебя возможности управлять телом. Но ничего поделать Хамид не мог. Спина взмокла от холодного пота, а колени продолжали предательски трястись.
"- Ты погубил себя! Завтра кто-нибудь обязательно донесет, и за десяток напыщенных глупых строчек ты попадешь в руки палача!"
Только перед домом он сумел привести мысли в относительный порядок и понял, что единственное спасение для него это бегство.
- Завтра же попрошу дядю, чтобы отправил меня из Алькиры. Куда, неважно:- Самарканд, Багдад, Бухара, пусть даже страны неверных. Лишь бы подальше от этого проклятого города.
Но события развивались намного быстрее, чем Хамид мог предположить. Тихонько проскользнув во двор дома, он вдруг обнаружил в своем окне свет. Переступив порог своей комнаты, Хамид увидел дядю. В руках старика был свиток со злополучными стихами.
- Что это, я тебя спрашиваю?!- завопил почтенный купец, увидев племянника. Размахивая перед собой свитком, он угрожающе двинулся на юношу.
- Шелудивый щенок! Ты сейчас же на моих глазах сожрешь эту мерзость или прочь из моего дома!
Хамид молчал, потупив глаза в пол, а дядя, расхаживая по комнате, обрушивал на голову нерадивого племянника целые потоки угроз и проклятий. Наконец, выговорившись, он уже более спокойно объявил свое решение:
- Я вижу, Хамид, здешний воздух плохо влияет на твою голову. Завтра вместе с Юсупом отправишься в Багдад. В дороге у тебя будет время подумать. И благодари Аллаха, что я, ради памяти о брате, вынужден заботиться о таком недоумке как ты.
Упав на колени, Хамид начал благодарить дядю, но его искренняя радость по поводу отъезда насторожила старика:
- Постой, постой, ты и сам хочешь уехать? Решил взяться за ум, стать настоящим мужчиной? Что-то не верится...
Подозрительно посмотрев на племянника, старик вдруг спросил:
- Надеюсь, у тебя хватило ума не показывать это своим беспутным дружкам?
- Я сегодня прочитал эти стихи у Керима - чуть слышно выдавил из себя Хамид.
- У Керима!- Казалось, выпученные от природы глаза старика вот-вот совсем выскочат из орбит.- Худшего ты не смог придумать?! Да знаешь ли ты, что кади не разогнал этот вертеп только потому, что хозяин доносит о всех разговорах гостей?!
Хамид только сейчас до конца понял что натворил. Старик понимал грозившую опасность не хуже племянника, но на этот раз, неожиданно быстро смог взять себя в руки.
-Слушай меня, недоумок! Как только откроют ворота, возьмешь моего лучшего коня и покинешь город. Юсупа будешь ждать у Расколотой Чаши...И поклянись именем Всевышнего, если попадешься, под пыткой заявишь, что коня украл!
Снова упав на колени, юноша со слезами на глазах стал благодарить дядю. И в этот момент чьи-то кулаки грубо застучали в наружную дверь. Мгновение спустя двор наполнился топотом ног, незнакомыми голосами и Хамид понял, что погиб.
Кто мог предположить, что несколько минут вдохновения обернутся дорогой в преисподнюю! Избитого и чуть живого, стражники кинули Хамида в яму для преступников. Остаток ночи показался ему самым длинным отрезком жизни. Обитатели этой, пропахшей испражнениями дыры, каким-то образом уже знали историю своего нового соседа и встретили его появление злобным хохотом. Почти до самого утра эти отбросы человечества издевались над новичком. Словно затравленный волчонок, Хамид сидел прижавшись к сырой стене ямы и слушал о том, что его в ожидает. Вор, лишившийся за свои похождения правой руки, в красках описывал, как с зачинщиков смуты палачи эмира снимали кожу. Оскопленный прелюбодей, под взрывы хохота уверял, что и бунтовщика сначала ждет та же участь. Но особенно изощрялся фальшивомонетчик, которому по странной прихоти эмира, заменили купание в котле с кипящим салом на вечное сидение в яме.
Перед рассветом обитатели ямы заснули, а утром на новичка уже никто не обращал внимания. Ближе к полудню стражники опустили узникам кувшин с водой и две краюхи хлеба. Чуть позже вниз скинули веревку и назвав имя Хамида приказали ему подниматься. Даже зная, о том что его ожидает, Хамид все же испытал радость, покидая вонючую дыру и ее обитателей. Подхватив его под локти стражники помогли вылезти из ямы и повели куда-то по длинным извилистым коридорам. Не выходя на улицу, они переходили из одного здания в другое. Шли мимо каких-то мастерских, кухонь, складов, о чем Хамид мог догадываться по меняющимся вокруг звукам и запахам. Наконец из полу-мрака вынырнули узорчатые створки дверей и стражники втащили Хамида в просторный светлый зал.
На украшенном мозаичными узорами полу Хамид показался самому себе куском грязи. Отвратительно было видеть, засохшие плевки на рукавах халата, ощущать исходивший от тела запах, но в то же время он был счастлив и тем, что пока попал в дворцовый зал, а не в подвал палача.
В дальнем конце зала послышались шаги и негромкие голоса. Хамид увидел приближавшихся к нему людей. Судя по одежде, все они были очень важными вельможами.
Впереди шли двое. В одном Хамид узнал великого визиря. Этот ближайший советник эмира время от времени оказывал милость подданным, посещая городские кварталы и обходя лавки торговцев. Хамид хорошо помнил высокую дородную фигуру и обрамленное густой черной бородой холеное лицо вельможи. Второй человек был почти на голову ниже визиря. Сухощавый, резкий в движениях, он больше походил на воина или разбойника, а обветренное загорелое лицо выдавало человека,большая часть жизни которого прошла на открытом воздухе. Остальные вельможи следовали на некотором расстоянии. Они показались Хамиду совершенно одинаковыми безликими существами.
- Это и есть тот дерзкий смельчак!?- иронично поинтересовался незнакомец, останавливаясь возле упавшего на колени Хамида.
- Да, мой повелитель, это и есть тот самый бунтарь - почтительно ответил визирь.
При слове "повелитель" Хамид невольно вздрогнул.
"- Неужели этот человек с лицом и походкой разбойника и есть эмир Алькиры?!"
- Не кажется ли тебе, что бунтарь выглядит слишком жалким? Может наши доблестные стражи перепутали и привели сюда рыночного воришку?- смеясь проговорил эмир.
- Скажи, это ты подстрекал народ к бунту?- поинтересовался он, обращаясь напрямую к Хамиду.
Юноша пытался ответить, но от страха вместо слов получалось какое-то нечленораздельное клокотание.
- Да он немой! А может тюремщики переусердствовали и бедняге уже отрезали язык?!
Свита встретила эти слова угодливым хихиканьем, а Хамид, наконец, смог выдавить из себя:
- Я не бунтовшик, а стихи это глупая выходка. Прошу, пощади меня могущественный, великодушный ...
- К чему титулы! - смеясь перебил эмир - Ты же считаешь, что все люди равны по праву рождения, так что называй меня просто Бабур.
Когда он говорил, губы улыбались, но взгляд оставался холодным и жестоким.
- Пощади меня!- опуская глаза, прошептал Хамид.
- Пощадить?!- словно удивляясь, переспросил эмир,- А ведь я даже не знаю, за что тебя нужно осудить. Доносчики утверждают, что твои стихи хула и мерзость, но в доказательство приводят только выдержки, а я бы хотел услышать все от начала до конца. Будь великодушен, порадуй наш слух своим творением!
- Я не смею, властитель! - испуганно вскинув голову, пробормотал юноша.
- Не смеешь?!
На лице эмира появилось выражение брезгливости, словно он собирался раздавить мокрицу. Хамид почувствовал, что именно сейчас в его судьбе будет подведена последняя черта и неожиданно начал читать. Сначала голос срывался, но с каждой строчкой звучал все уверенней и громче. Случилось, что-то необъяснимое - он больше не чувствовал страха и волна вдохновения, сметая преграды, уносила его прочь от палачей, тюрем, эмира. Когда он кончил читать, под сводами зала нависла угрожающая тишина.
- Негодяй достоин того, чтоб с него живого сняли кожу- проговорил наконец визирь. Следом за ним возмущенно зашипела свита, но когда начал говорить эмир все сразу замолчали. Голос властителя, как ни странно, звучал дружелюбно:
- Ты правда считаешь, что не будь таких как я, на земле давно бы утвердилось царство добра и справедливости?- поинтересовался он.
- Нет, повелитель,- тихо ответил Хамид. Он говорил сейчас совершенно искренне. Прошедшая ночь заставила посмотреть на мир по-другому:
"-Те, кого жизнь забросила на самое дно, ничуть не лучше тех, кого она вознесла на самый верх."
Хамид понял эту истину, проведя несколько часов в яме для преступников. Только вот пригодится ли теперь ему приобретенный опыт?
- Наверное, ты поумнел за эту ночь,- словно читая его мысли, проговорил эмир,- Жалко, что люди часто умнеют слишком поздно, но тебе повезло. Твои стихи мне понравились.Будем считать, что ты гостил во дворце для того, чтоб прочитать их нам.
Хамид почувствовал как бешено заколотилось сердце:
"- Неужели он помилован?! Или с ним играют, как кошка с мышью?"
По знаку эмира стражники подняли юношу, и повели к выходу из зала. В дверях эмир приказал остановиться.
- Мой гость не может покинуть дворец в таком жалком виде. Дайте ему новый халат, десять золотых и какую-нибудь смирную клячу, чтоб он смог сегодня же покинул Алькиру,- усмехаясь, произнес он.
Один из стражников исчез, отправившись выполнять приказание, а второй повел юношу по полутемным коридорам. Потом в глаза внезапно ударил яркий свет. Они оказались на залитом жарким солнцем мощеном дворе. На плечи Хамида кто-то накинул халат с привязанным к поясу кошельком, кто-то помог взобраться на пегую лошаденку. Медленно, словно во сне,открылись тяжелые ворота. Один из стражников хлестнул лошадь по крупу и она, проявив неожиданную прыть, вынесла Хамида за пределы дворца. И только сейчас, среди шума и суеты раскинувшейся за дворцовыми стенами рыночной площади, он смог поверить что жив и свободен.
- Прошу извинить мою дерзость, повелитель, но стихи это не безобидная выходка. Толпа быстро подхватывает глупые и дерзкие фразы. Прощая такое, мы позволяем прорастать семенам смуты. Всходы могут быть обильны...
Визирь говорил, используя почтительные обороты, но в голосе его можно было уловить нотки недовольства.
- Благодарю тебя, мой мудрый советник, ты хорошо учишь меня, как управлять страной,- произнес эмир, смерив презрительным взглядом нависшую над ним фигуру визиря.
- Я только хотел ...- начал визирь, но эмир резко оборвал его:
- Я понял все, что ты хотел сказать, когда понадобится еще какой-нибудь совет, дам тебе знать.
Визирь замолчал, а эмир окинул взглядом застывшую свиту и вдруг почувствовал страх:
"- Только Аллах знает, что прячется за их рабскими личинами! А ты всего лишь жалкий смертный и твою власть может оборвать один удар кинжала. Ты вообразил, что можешь карать и миловать по своему усмотрению, но властитель позволяющий хулить свое имя - слабый властитель. И тебе ли не знать, что ожидает слабых!"
- Осмелюсь узнать, как поступить с теми, кто донес на этого ...поэта. Они ожидают положенной награды,- бесстрастно поинтересовался визирь.
- На этот раз доносчики получат по тридцать плетей!
Услышав ответ, визирь почтительно склонил голову, но эмир успел заметить проскользнувшую по лицу советника гримасу.
"- Он становится опасен,"- отметил про себя эмир и, повернувшись к свите, объяснил необычное решение:
- Все доносчики посещали притон Керима, где предавались пьянству и беспутству. Мы слишком долго были снисходительны, но пора положить этому конец. Дом и имущество Керима отойдет в казну, а все вино, которое найдут, я прикажу влить в глотку хозяину.
Среди свиты послышался шепот одобрения:
- Наш эмир справедлив! Он истинный защитник правоверных.
- Развратный притон пора разрушить!
Эмир чувствовал, как уходит страх.
"- Нет, тебе уже нечего бояться. Грань, до которой твои поступки еще могли осуждаться, ты давно уже перешагнул. Теперь, все что ты сделаешь или скажешь, воспринимают как бесспорную истину."
Он приказал свите удалиться и, наблюдая, как советники пятятся к выходу, остановил взгляд на лице визиря. Тот снова не мог скрыть недовольства:
"-Надеялся, что мы будем сегодня обсуждать расходы казны. Хотел изобличить Мирзу..." - подумал эмир и, пряча усмешку, поманил к себе казначея. Не переставая кланяться, толстяк Мирза поспешил на зов властителя. Казна была доверена ему несколько лет назад. Женившись на дочери Мирзы, эмир сделал своего тестя третьим человеком в государстве. Не раз доносили, что за хранителем казны водятся грешки, но пока эмир сознательно закрывал на это глаза.
- Любезный Мирза, не утруждай так свою почтенную спину!- улыбаясь, произнес эмир.- Мы не сомневаемся в твоем рвении честно служить Алькире.Завтра доложишь мне, как собираются подати, а пока иди и знай, что я тобой доволен.
Рассыпаясь в благодарностях, толстяк поспешил удалиться, а эмир подумал о том, как должен сейчас злиться великий визирь. Он и казначей были непримиримыми врагами.
"- Пусть побесится, выйдет из себя, тогда можно будет узнать насколько далеко зашло его честолюбие," - думал эмир, провожая взглядом свиту. Когда последний из сановников покинул зал, он с облегчением вздохнул:
"- Наконец можно остаться наедине с самим собой. Сегодня ты совершил нелепый поступок. Как ты объяснишь, даже самому себе, подобную блажь? А что должны думать про это они!?"
Эмир усмехнулся, представляя, как многоопытные льстецы и интриганы ломают сейчас голову, пытаясь разгадать истинный мотив его поступка.
"- Знали бы они, кем был их эмир пол века назад!"
Забытые образы ворвались в полумрак зала. Снова, как наяву, он увидел пыльные переулки бедняцких кварталов Бухары и молодого оборванца, который не мог купить себе новый халат, но мечтал о царстве добра и справедливости.
"- Бабур Сорви Голова, был ли ты похож на этого молодого поэта?! Наверное нет, у этого юнца весь пыл уходит на стихи, а ты хотел и мог действовать и даже увлек за собой других."
Эмир попытался вспомнить лица своих первых соратников.
"- Сколько их было? Кажется двадцать или тридцать юнцов, мечтавших изменить мир. Какие жаркие слова звучали на их тайных сборищах! Казалось, вместе они свернут горы. И вот настало время осуществить планы..."
Перед мысленным взором эмира встала заполненная людьми площадь и хмурые лики толпы, о которые разбивались все его страстные призывы к свободе. Когда полетели камни, он успел закрыть голову и крикнуть товарищам, что надо пробиваться в переулок. Но вокруг уже были только чужие злобные лица...
В этот день жизнь преподала ему первый серьезный урок. Он мог оказаться и последним, но Аллах, взамен отнятого благоразумия, наградил Бабура живучестью бродячей кошки. Он выдержал многочасовую пытку и смог еще найти в себе силы для побега. Не зная об этом, палач и его подручный сели отдохнуть, не обращая внимания на свою жертву. Пока они лакомились лепешками с медом, Бабур пришел в сознание. Первым, что он увидел, была приоткрытая дверь подвала и, скользивший по ступеням, луч света. И тот же миг он понял, что это знак Всевышнего. Солнечный луч показывает ему путь к спасению!
Подручный палача, наверное, так и не узнал, что произошло. Обрушившийся на его затылок удар, навсегда лишил эту человекоподобную тварь возможности терзать живую плоть. Сам палач попытался спастись, но пыточные клеши, стали в руках ожившей жертвы страшным оружием. С проломленной головой он упал на ступени подвала, а Бабур, перешагнув через тело своего мучителя, ринулся наверх, куда звал его, скользивший по ступеням луч света.
В тот день ему удалось совершить невозможное. Пробравшись мимо играющих в кости стражников, он исчез в городских переулках и вскоре вместе с толпой странствующих дервишей вышел за пределы Бухары. А когда беглеца покинули силы, Всевышний снова не оставил его своей милостью. Среди дервишей нашелся искусный лекарь, который за несколько недель поставил его на ноги. Когда раны поджили, Бабур покинул святых странников. Прощаясь, он клялся отблагодарить своего спасителя, на что старик с улыбкой ответил:
- На все воля Аллаха, сынок! Но пока ты сам еще нуждаешься в помощи, а потом меня уже не будет в живых. Награждать ты будешь других. Только помни, что дающую руку тоже кусают...
"- Ты был прав старик,- горько усмехнулся эмир,- Только забыл сказать, что дающую руку кусают больнее!"
Слова старого дервиша во многом оказались пророческими. Достигнув вершин власти, Бабур так и не смог найти и отблагодарить своего спасителя, а те, кому он давал власть и богатство, слишком часто платили изменой. Он уже привык к этому и научился предупреждать действия предателей.
"- И ты, мой друг Ахмед, не был обойден милостью- думал эмир вспоминая гримасу визиря,- Но тебе, похоже, надоело быть вторым. Ты хочешь подняться выше!... Ну что ж, это желание исполнится, скоро твоя голова окажется над самой высокой крепостной башней."
Закрыв глаза, эмир увидел, как отсеченная голова визиря, бешено вращая глазами, катится по полу, как палач хватает ее за окровавленную бороду и кидает на раскаленный песок. Подобные сцены, даже наяву, давно уже не вызывали у него содрогание, но сейчас эмир вдруг почувствовал, что ему тяжело дышать.
"- Что с тобой?! Может пора вздохнуть степного воздуха?"
Он три раза хлопнул в ладоши. Через несколько мгновений на пороге возникла фигура слуги - евнуха.
- Я отправляюсь к Черному оазису. Вели оседлать Ирбиса. Охрану пускай возглавит Али.
В дальнейших разъяснениях не было необходимости. Одутловатое безволосое лицо слуги исчезло. Пока эмир дойдет до внутреннего двора, там уже будет ждать оседланный конь и несколько десятков телохранителей.
"- Все-таки власть это не только тяжкое бремя! - усмехаясь, подумал Бабур,- Кто бы в царстве справедливости стал бы так возиться с твоими прихотями."
Казалось, Ирбис летит, почти не касаясь земли. Охранники отстали. Увидев, как далеко позади висит поднятое копытами их коней пылевое облако, Бабур подумал:
"- Нужны ли тебе сейчас телохранители? Степь не дворец. Здесь враг виден на расстоянии полета стрелы и все зависит от быстроты твоего коня, от твоей силы и ловкости. Были годы, когда ты в этом превосходил многих. Но где бы ты сейчас был, если б не научился хорошо усваивать уроки, которые преподавала жизнь. А учителей она тебе посылала отменных!..."
Почти сорок лет минуло с тех пор, как Бабур был принят в шайку Коршуна. Разбойничье гнездо обосновалось в неприступных скалах вблизи караванных путей. Недобрая слава о его обитателях разошлась далеко по миру, и по слухам достигла даже Багдада. Жизнь этих людей внешне подчинялась законам вольного братства. Пища и кров были общие. Добыча делилась поровну, за исключением "священной", опять же общей доли. Но вскоре Бабура постигло новое разочарование. Братство оказалось химерой. Атаман так же, как и любой другой владыка, был полновластным господином. На общих собраниях все решал только его голос." Священная доля" находилась в его фактическом распоряжении. Он мог выбрать себе самого лучшего коня, лучшее оружие, мог оставлять себе, захваченных шайкой наложниц. Меньшими привилегиями обладали ближайшие соратники Коршуна, но и они заметно возвышались над остальными.
Именно в те годы, увидев изнутри мир "вольных людей", Бабур окончательно убедился, что справедливость в этом мире невозможна.
"- Аллах создал людей такими. Но тебе оставлен выбор - стать рабом или господином. Хотя, по настоящему свободным можно стать, только если вскарабкаться на самый верх".
Осознав это, он, наверное, сделал первый шаг к трону...
Эмир придержал коня. Через некоторое время телохранителям удалось нагнать его.
"- Интересно, что сейчас происходит в душе Али,- неожиданно подумал эмир,- Он отстал, подвергнув своего господина опасности. И не имеет значения то, что Ирбис превосходит всех скакунов Алькиры, а я дал ему полную волю...".
Представив, как боится сейчас его старший телохранитель, Бабур вспомнил, какие страхи пережил сам, когда оказался среди приближенных Коршуна. И было чего бояться! Иногда нукерам поручалось возглавлять отдельные группы разбойников и в случае неудачного набега они могли лишиться пальца или какой-нибудь другой части тела. Но страшнее всего было снова оказаться внизу. Разжалованных любимчиков атамана ожидала незавидная участь. Издевались над ними с каким-то особым злорадством. Чтоб из-бежать этого, Бабур не щадя своего тела и самой жизни старался выполнять приказы. Ему сопутствовала удача, но и в этом таилась опасность. Коршун ревниво следил за своими помощниками. Если кто-то начинал завоевывать уважение, участь его была предрешена. Чтобы избавиться от постоянного страха, нужно было вскарабкаться еще выше. Самому стать атаманом....
Но стало ли легче, когда он добился желаемого? Власть оказалась тоньше лезвия сабли, на которой запеклась кровь Коршуна. И он должен был научиться ходить по этому острию, чтоб не повторить судьбу предшественника. Постепенно он все-таки научился держать в повиновении разношерстную орду разбойников. И помог ему в этом, как ни странно, сам Коршун. Вспоминая его слова, поступки, Бабур учился у убитого им атамана. Временами ему казалось, что он начинает мыслить как Коршун и даже становится похожим на него внешне. Глядя на отражение в воде, Бабур иногда с изумлением замечал, что на его лице проступают хищные черты старого разбойника. Но как ни преуспел он в искусстве управлять людьми, власть его была очень зыбкой. И тогда Бабур решил подняться еще на одну ступеньку, вместе со своими людьми поступить на службу к Тимуру. За несколько лет бывшему разбойнику удалось совершить головокружительный подъем, пройдя путь от командира отряда гулямов до одного из первых соратников величайшего из властителей.
"- И что он получил ?! Лезвие под ногами стало еще тоньше!"
Путь дальше наверх был закрыт.Только безумец мог пытаться отнять власть у Хромого. Оставалось одно - жить сверяя каждый свой шаг, каждое свое слово с настроением повелителя. Много раз , когда завистливые царедворцы умело доводили до властительных ушей клевету, Бабур был на волосок от смерти. Как хотелось тогда вернуть все назад: - стать начальником небольшого гарнизона где-нибудь на границе империи, или снова превратиться в вольного бродягу. Но пути назад не было и он научился искусству плести интриги, превзойдя даже тех, кто вырос, дыша пылью дворцовых коридоров. Голова его осталась на плечах, когда черепа врагов клевали вороны на городских стенах, а кожей бывших друзей обивали двери дворцовых покоев.
И, наконец, свершилось то, чего втайне ждали многие. Оказалось, что Великий Тимур так же смертен, как и последний из его подданных. С его кончиной империя начала расползаться, словно сшитый гнилыми нитками халат и Бабур успел оторвать свой кусок. Алькирский эмират формально подчинялся наследникам Тимура, но зависимость ограничивалась обязанностью выставлять в случае войны отряд всадников. Фактически эмир обладал в своих владениях полной властью и теперь Бабур стоял уже на самой вершине...
Впереди показалась черная гранитная скала давшая названию оазису. У ее подножья несколько ручейков, сливаясь, давали начало небольшой речушке. Пробежав расстояние не больше одного дневного перехода, она исчезала, теряясь в каменистой почве пустыни, но у своих истоков успевала дать жизнь маленькому зеленому царству. Эти места издревле считались заповедным местом охоты Алькирских властителей. Но сегодня Бабур просто хотел побыть в одиночестве вдали от дворца. У границы оазиса Ирбис сам перешел на шаг и осторожно внес своего хозяина под зеленый полог. На берегу реки конь остановился. Через несколько мгновений из леса показались телохранители. Проворно спрыгнув с седла, Али кинулся помочь слезть господину. Потом, упав на колени, запинаясь стал просить эмира не гневаться за то, что охрана отстала. Бабур раздраженно прервал его и велел удалиться.
"- Али предан и глуп. Хорошее качество для телохранителя, но неподходящее для собеседника" - думал эмир, устало опускаясь на ковер, который уже успели расстелить на берегу. После нескольких часов в седле страшно ныла спина. Годы давали о себе знать. Если раньше тело было послушным исполнителем воли, то сейчас оно само все больше требовало к себе внимания. Старость о которой он раньше не хотел и думать, настойчиво стучалась в золоченые двери его дворцовых покоев. Мысли все чаще обращались к тому, что ожидает его Там, за чертой где кончается власть всех земных повелителей.
"" Легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богачу попасть в рай"- почему-то об этом вспоминаешь, только когда голову покрывает седина. Может и его сегодняшний поступок был попыткой выслужить прошение? Но разве можно купить его такой дешевой ценой?! Если свернул с пути, на который тебя направил Всевышний, кара будет заслуженной и неизбежной."
Эмир еще раз попытался представить лица своих первых соратников. Вспомнил, как солнечный луч показал ему выход из пыточного подвала. Всю жизнь он карабкался за ним по склизким ступеням, добрался до самого верха лестницы, распахнул дверь и увидел, что за ней пустота...
Тяжело вздохнув, он поднял глаза. Крохотная тучка закрыла солнце. На землю легла прохладная тень. Туча, меняя очертания, плыла по небу, и вдруг солнечный луч широким клинком разрезал ее волнистые завитки. В тот же миг на него снизошло озарение:
"- Ты не прошел еще свой путь! Алькира всего лишь маленький клочок земли, а твое призвание, намного выше! Хромому было больше лет, но он, не уставая, вел своих воинов к самым границам мира. Все считали его ненасытным, но может именно так он побеждал наступавшую старость. Смерть все-таки сорвала его планы, но ты можешь их завершить. Наследник лишь жалкая тень отца. Со многими из его полководцев ты делил трудности дальних походов. Тебе же уже доносили, что они сейчас недовольны новым правителем. Прояви хитрость и волю, и ты можешь занять трон Тимура!"
Бабур почувствовал, что у него даже перехватило дыхание. Планы один грандиознее другого рождались в его сознании. Он заново соберет расползающуюся империю. Независимые и полузависимые эмираты опять станут единым целым, и этот грозный кулак обрушится на соседние земли. Османы, Золотая орда, Индийские княжества содрогнутся, снова увидев на своих границах воскресшие тимуровы полчища. Потом настанет черед императора Поднебесной. Покорятся и далекие страны неверных и, наконец, уставший от войн и раздоров мир успокоится под единой властью. Не ради этой ли задачи Всевышний помог когда-то тебе вырваться из бухарского "двора пыток"?!"
Бабур перевел дух. Надо было успокоиться и уже детально обдумывать первые шаги. И в этот момент он услышал приближающийся топот копыт. Послышались голоса, потом все внезапно стихло. Бабур сразу же насторожился:
"- Странно, если прибыл гонец, Али должен был сейчас же доложить об этом."
Совсем близко раздался шепот. Один голос явно принадлежал Али, другой тоже показался знакомым. Стараясь не делать резких движений, Бабур переменил положение тела и незаметно положил ладонь на рукоятку кинжала. Сзади послышались осторожные шаги. Теперь уже не было сомнений в том, что происходит. Не поворачивая головы, Бабур ждал. Когда тот, кто подкрадывался сзади, оказался на расстоянии в несколько шагов, Бабур вскочил на ноги. Тело распрямилось подобно пружине, но годы взяли свое и на долю мгновения он все-таки опоздал. Последним, что он увидел было искаженное яростью и страхом лицо Али. Укрывшего за спиной телохранителя казначея он уже не успел разглядеть. Обрушившийся на голову удар расколол мир пополам и, разорвав время, снова бросил его на лестницу пыточного подвала. Скользя по мокрым от крови ступеням Бабур скатывался вниз в душную страшную темноту. И вдруг впереди снова заблестел тоненький луч. Собрав последние силы, он кинулся ему, навстречу, распахнул дверь и в тот же миг растворился в потоке света...
Оазис "Расколотая Чаша" находился на самой границе эмирата и новость дошла туда только на вторые сутки. Хамид услышал ее в чайхане. Вместе с купцами, дожидавшимися каравана на Бухару, он сидел под увитым плющом навесом. Медленно смакуя ароматный напиток юноша не испытывал ни малейшего желания куда-либо двигаться и даже о чем-то думать. Когда хозяин привел еще одного посетителя, Хамид равнодушно посмотрел на него и снова перевел взгляд на ковер, где на потертом потерявшем первоначальный цвет ворсе белел расписанный узорами чайник. Незнакомец же сразу и громко заявил о себе:
- Слышали о великой радости, правоверные?!
Все лениво повернулись в его сторону. В прохладной тени навеса сама мысль о том, что там, в раскалившемся под солнцем мире что-то может происходить, вызывала недоумение.
- В Алькире теперь новая власть! Нечестивец Бабур погиб во время охоты. Великий визирь найден мертвым на пороге своего гарема. Эмиром теперь стал хранитель казны Мирза ( да продлит Аллах его годы!).
Как только незнакомец умолк, посетители чайханы, стряхнув ленивое оцепенение, заговорили, перебивая друг друга.
- Хвала Аллаху, Мирза мудр и великодушен!
- Он не будет душить нас податями. Наконец торговля начнет приносить прибыль, а не только покрывать убытки.
- При прежнем эмире люди слово боялись сказать! Теперь истинным правоверным не будет притеснения!
Хамид хотел под благовидным предлогом покинуть чайхану, но только вечером смог отделаться от товарищей. Эфедровая роща, где ему удалось уединиться, находилась на самой границе оазиса и словно специально была сотворена для философов и поэтов. Наблюдая, как над пустыней зажигаются звезды, Хамид думал о человеке, с которым судьба свела его столь неожиданным образом.
"- Где теперь все твое величие, всемогущий повелитель!? Где теперь ты сам? Может твой дух переселился на вон ту далекую звездочку. А может ты просто стал прахом и превратишься потом в глину. Гончар вылепит из глины кувшин и какой-нибудь бедный пастух будет пить из него воду, не подозревая, что держит в руках того кто повеливал тысячами людей... А где буду я, когда окончу свой земной путь?"
Хамид почувствовал, как внезапно нахлынувшая грусть сжимает сердце. И вдруг снова случилось нечто необъяснимое. Звездная ночь обняла его и понесла на своих мягких черных крыльях. Душа, задыхаясь от страха и восторга, полетела среди сверкающих звездных огней, а в сознании помимо воли поэта рождались стихи.