Аннотация: Всегда хочется поделится радостью с друзьями. Только вот друзья не всегда готовы искренне разделить твою радость. Время у нас такое нынче, завистливое.
Ожидая гостей, Глеб курил у окна, и задумчиво смотрел, как за окном по ночной улице протекает поток светящихся автомобильных фар. Ночная темнота и расстояние делали зрелище обманчиво красивым. Где-то там, на шоссе, марево выхлопных газов, рычание машин, коричневая каша подтаявшего снега под колесами. А поднимешься выше, и остаются только огни, яркие и бестелесные светлячки московской ночи. Рассеянно наблюдая за движением светящейся реки, Глеб попробовал было философствовать на эту тему, но мысли упорно возвращали его к предстоящему торжеству. Сегодня был вечер его триумфа. Новоселье в новой пятикомнатной квартире - событие, о которой многие коренные обитатели столицы нынче и мечтать не могут! И это не наследство от родителей, не выстраданная многолетним стоянием в очередях подачка от государства. Эти квадратные метры сотворил он сам, смелостью, энергией, деловой хваткой!
"Вот так, ребята, знай наших!"
Неожиданно он поймал себя на том, что до сих пор думает о москвичах, как о конкурентах, которым не грех утереть нос. Казалось бы, здесь уже прожита целая вечность, но все-таки сидит где-то в глубине души честолюбивый паренек из таежной глубинки.
Наморщив лоб, Глеб попытался подсчитать, сколько времени прошло с тех пор, как он приехал в этот город. Но точной цифры так и не получилось: "Лет двадцать с небольшим, точнее не вспомнишь. Семидесятые - теперь это как в другом измерении".
И воспоминания плавно перенеслись в родной поселок. Деревянные бараки, тракторные колеи вместо улиц, полудикие псы на развалах помоек. А вокруг зеленое комариное море тайги, с редкими островками леспромхозов и приисков. Приезжали сюда, как правило, на время, хотя и оставались порой на всю жизнь. И, наверное, эта временность мешала думать о создании чего-то устойчивого, долговечного, и даже о простом обустройстве домашнего очага и быта. Потому и жили, как в походе, по-простому, с "душой на распашку". Сейчас Глеб уже понимал, что это всего лишь стиль поведения, за которым может прятаться все, что угодно. Но по молодости, резко противопоставлял нравы столицы знакомому с детства менталитету.
"Ведь даже уехать обратно собирался", - вспомнил он и попытался представить, как могла бы сложиться судьба в этом случае. Впрочем, тут не нужна была особая фантазия. Жизнь земляков двигалась по хорошо накатанной колее. Отслужил армию, женился на бывшей однокласснице, а дальше в леспромхоз, или, если повезет, в старатели. Тяжелый труд среди туч ненасытного комарья. По ночам сверлящий нервы храп с соседних нар, догорающий во тьме чинарик, огромная луна над лесной вырубкой. Утром опостылевший вкус перловки на губах и взгляд воровато скользящий вслед прелестям поварихи - единственной женщины на сто верст вокруг. И снова комарье, соленый пот, скрежет вгрызающейся в землю драги. Зато по возвращению широкий размах российского разгула. Единственный в поселке ресторан не случайно носил прозвище "улей". Когда, завершив вахту, объявлялась очередная бригада, старенькое здание начинало гудеть в прямом и переносном смысле. Но, в отличие от обители трудолюбивых насекомых, здесь шло не кропотливое собирание меда, а процесс скорее обратный. Заработанное трудом и потом спускалось в считанные часы. И порой под действием убойных доз алкоголя из "открытых душ" выплескивались вдруг раздражение, зависть и жгучая ненависть к своему же товарищу. Так что редкая гулянка обходилась без кровавого мордобоя.
"Спился бы, а может быть, и прибили", - думал Глеб, представляя, как могла сложиться карьера на малой родине. Но видно на роду было написано другое. Смутное ощущение перспективы толкнуло на поиски удачи в столицу. Экзамен в институт он сдал на удивление успешно,и эта маленькая победа тоже легла в фундамент характера будущего бизнесмена. Потом были обычные студенческие годы: скука лекционных аудиторий, бессонные ночи перед сессиями, коммунальный быт общежития. Романы Глеб заводил там же в общаге, в основном со старшекурсницами. Почему-то именно приезжие "девушки с опытом" находили в нем что-то привлекательное. Впрочем, Глеб их устраивал только как любовник, на замужество строились совершенно другие планы. К концу третьего курса он и сам осознал, что если хочет остаться в этом городе, то должен направить свое мужское обаяние в более правильное русло...
Затушив сигарету, Глеб посмотрел на часы. Гости задерживались, но это было даже к лучшему. Жена и теща до сих пор суетились у огромной разделочной доски, нарезая осетрину и салаты. Скользнув взглядом по раздавшимся вширь бедрам супруги, он невольно поморщился: "В тридцать лет уже вон как располнела, а что потом то будет! Оделась опять, черт знает как. Вроде и деньги даешь, а все без толку".
И ведь по иронии судьбы на Татьяне он женился уже без всякого расчета. Впрочем, в некотором смысле, расчет и здесь был. После скользкой палубы и штормов первого брака хотелось тихой семейной гавани, уюта, детей. Всего чего так не доставало в жизни с Кристиной. Но все на свете имеет и свою обратную сторону. Первая супруга была ЖЕНЩИНОЙ без каких-либо оговорок и примесей инородного начала. Появиться на людях безвкусно одетой Кристина не согласилась бы даже под страхом смертной казни. Свою внешность, так же как и свои прихоти она обожествляла и служила им с фанатичностью древней жрицы. Она легко могла сделать мужчину счастливым, но так же легко могла и предать. В этом Глеб, к сожалению, скоро смог убедиться. Но двадцать лет назад, казалось, что судьба посылает ему подарок. Свадьба давала возможность закрепиться в столице, но главное, что он женился на красивой, умной и эффектной женщине.
Совместную жизнь они начали в однокомнатной квартире. Кристинины родители пробили ее путем каких-то сложных многоходовых комбинаций. После общежития, малогабаритная каморка показалось тогда настоящей роскошью. Однако в хозяева он записал себя слишком рано. Во время ссор, которые стали возникать уже вскоре после свадьбы, ему без всякого стеснения напоминали, на чьей площади проживает. Сжимая зубы, Глеб терпел, и мысленно давал себе клятву, что когда-нибудь и у него будет в этом городе собственное жилье. Правда, в то время жизнь в своей будущей квартире виделась ему только вместе с Кристиной...
Еще раз, посмотрев на часы, Глеб подумал, что опоздание становиться уже неприличным. Он не любил ждать. Кроме этого уже давно хотелось выпить. Резким движением свернул пробку на бутылке "Абсолюта", и налил себе полную рюмку.
- Дождешься их, с голоду быстрей подохнешь! - проворчал Глеб.
Татьяна тут же подхватила тему:
- Да, могли бы уж и прийти вовремя. Пригласили выпить пожрать на дармовщину, еще и жди их тут. Чего только из себя строят!
Чувствуя нарастающее раздражение, Глеб чуть было не крикнул, чтобы она замолчала, однако заставил себя сдержаться. В последнее время, утвердившись в роли хозяйки, Татьяна тоже начала проявлять характер, а скандала перед самым приходом гостей совсем не хотелось. Опрокинув залпом рюмку, он поймал ложкой маринованный боровик. Проглотив закуску, почему-то подумал о том, каковы должны быть на вкус устрицы. Решил, что на следующее торжество раздобудет и это заморское угощение, но потом мысли вдруг унеслись совершенно далеко от накрытого стола. И ему вдруг до боли захотелось, чтобы гостей вместе с ним встречала сейчас другая женщина...
Получив после свадьбы столичную прописку, Глеб больше не чувствовал раздражение против этого города. За суетой уже просматривались глубина и перспектива огромного мегаполиса. Но Москва все еще продолжала быть для него чужой. Женитьба избавила от необходимости возвращаться в родной Хабаровский край, но с устройством на работу в Москве у приезжего парня были большие проблемы. Только после долгих мытарств удалось попасть на завод сменным мастером. Глеб хорошо помнил, как оказался тогда между двух полюсов. С одной стороны контингент рабочих-лимитчиков. Они не любили его уже как москвича и человека с образованием. С другой стороны круг общения супруги: - молодые интеллектуалы из ее института, представители богемной тусовки. Эти люди тоже не считали его своим. Взгляд свысока раздражал еще сильнее, чем неприязнь пролетария. Но природная сибирская хватка помогала и среди рафинированных умников. Глеб уже знал, что даже в словесных баталиях побеждает не самый образованный и умный, а более наглый. Поэтому говорил много, уверенно, игнорируя словесные шпильки и ироничные взгляды. Подобный стиль давал положительные результаты, но Кристину это страшно раздражало.
"Опять чушь гнал! Тебя, кажется, предупреждали, чтобы рот меньше при гостях раскрывал" - часто заявляла она после очередной вечеринки. В такие минуты хотелось залепить пощечину, но Глеб сдерживался. Утешая себя, думал, что замуж она вышла именно за него, потому что женским чутьем угадала в сибирском парне, то чего недостает молодым людям ее круга. Однако излишняя самоуверенность сослужила плохую службу. Когда на пятом году супружеской жизни у Кристины появился другой, для Глеба это стало ушатом холодной воды. Он растерялся и струсил, даже не сделав попытки отвоевать любимую женщину. Снова началась полоса коммунального существования, теперь уже в заводском общежитии. И тогда собственная квартира стала уже главной целью жизни.
Вспоминая, Глеб непроизвольно сжал кулаки. До сих пор где-то в глубине души жила застарелая обида. В который раз подумал, что случись увлечение Кристины двумя тремя годами позже, все бы наверняка сложилось по-другому. Когда на страну обрушились перемены, вряд бы она рискнула вот так сходу, менять настоящего мужика на "умницу и обаяншку"...
Долгий звонок отвлек его от нехороших воспоминаний. Жена, суетливо срывая фартук, кинулись к двери. Вскоре из прихожей послышались ненатурально радостные возгласы, чмокание поцелуев, громкий бас Виктора. Изобразив радушную улыбку, Глеб отправился приветствовать гостей.
В прихожей, не смотря на внушительные размеры, сейчас было тесно. Виктор, держа руку Татьяны, сыпал дежурными комплиментами. Брошенная супругом Элла, самостоятельно пыталась освободиться от непомерно обуженной дубленки. Подскочив, Глеб помог гостье раздеться, и тут же его чмокнули в щеку.
"Спасибо тебе, Глебчик! Только ты один настоящий мужчина".
Глеб невольно улыбнулся комплименту. Женская лесть, даже в самой примитивной форме всегда согревала сердце. Хотел сказать в ответ что-то игриво остроумное, но тут прозвучал еще один звонок, и снова пришлось идти открывать дверь.
Сашка Гребцов явился без жены, и Глеба это задело. Собирая гостей, он хотел произвести эффект. Зная, что институтский приятель равнодушен к роскоши, рассчитывал на реакцию его супруги.
"Пускай позавидует!" - не без злорадства думал он, приглашая чету Гребцовых на новоселье. Но видимо Сашка под каким-нибудь предлогом избавился от общества своей второй половины. А, может быть, она сама не пожелала лишний раз расстраиваться, глядя на чужое благополучие.
"Вау, да у тебя шикарно!" - послышалось уже из комнаты. Выражалась Элла под стать своей одноименной литературной героине. Но женщина она была не глупая, и Глебу ее стиль поведения даже нравился. Да и выглядела Элла в свои сорок, очень даже не плохо. Откровенно оголенные плечи, яркая копна рыжих волос, дерзко вздернутый носик. Оказавшись холостяком, Глеб в свое время, пытался приударить за женой школьного товарища. Отворот ему дали тогда весьма решительный. Скорее всего, Элла рассказала мужу, и несколько лет Виктор избегал даже телефонного общения. Но сейчас ситуация изменилась. Пытаясь наладить свой бизнес в столице, он нуждался в покровительстве давно закрепившегося здесь земляка.
- К столу, к столу гости дорогие! - провозгласил Глеб. И теперь уже вся компания переместилась в комнату, где у накрытого стола застыла навытяжку теща.
Первый тост произнес сам Глеб. Поблагодарил гостей за то, что пришли отпраздновать вместе с ним новоселье. Сказал, что к торжеству этому шел через годы упорного труда, и в конце пожелал успехов всем собравшимся. Прозвучало довольно глупо и напыщенно, правда, и гости не блистали красноречием. Виктор отделался дежурным поздравлением. Сашкино выступление претендовало на остроумие, но получилось не особо изящно. Видно его институтский приятель в последние годы редко бывал на застольях. С самого начала эпохи перемен дела у Сашки шли не лучшим образом. Правда, к Глебу он за помощью не обращался. Может из гордости, а может потому, что быстро понял - преуспевающий однокурсник к благотворительности совсем не расположен.
После "торжественной части" гости сосредоточено заработали вилками, и вскоре пили и закусывали уже без всяких тостов. Компания распалась на два лагеря. В одном конце стола Глеб и Виктор вспоминали школьные годы и говорили о бизнесе, в другом Сашка развлекал дам. Это у него получалось все еще не плохо. Элла заметно оживилась и часто смеялась, задорно вскидывая свой пикантный носик. Наблюдая за ними краем глаза, Глеб помимо своей воли чувствовал нечто похожее на ревность. А уступать он не любил ни в бизнесе, ни в жизни, ни даже на дружеском застолье.
- Слушай, старик, расскажи лучше, как у тебя на работе. Хоть что-то, платить стали? - прервав приятеля, вклинился в разговор Глеб. Выпад пришелся точно в цель. Сашка смутился, начал рассказывать как у него дела на работе, и поневоле скатился на занудное сетование.
"Все ясно, старик!" - бесцеремонно перебил его Глеб, и снова повернулся к Виктору. В это время, требуя тишины, прозвучал голос Эллы:
"Господа, а услышим ли мы, наконец, счастливую хозяйку этой великолепной квартиры?"
Но супруга видимо решила, что от нее ждут длинного умного тоста, и начала лепетать, то и дело сбиваясь и повторяясь. Взирая на ее потуги, Элла довольно улыбалась краешками тонких красивых губ.
"Стерва!" - в который раз мысленно констатировал Глеб.
За столом на некоторое время наступило неловкое молчание. Все опять заработали вилками, превращая приготовленные женой и тещей угощения в объедки. После еще нескольких рюмок снова оживилась беседа. Наконец по общему согласию в застолье был объявлен перерыв. Татьяна повела гостью на экскурсию по квартире, мужчины отправились курить в кабинет Глеба. Хозяин занял место в центре дивана, с правой стороны тяжело опустился Виктор, Сашка устроился на самом краю слева. На него никто не обращал внимания. Но он не обижался и с удовольствием смаковал предложенную хозяином сигару. Глеб с Виктором продолжали разговаривать о бизнесе и, наконец, гость произнес фразу, которую хозяин с затаенной иронией ждал:
- Знаешь, Глеб, я рассчитываю на твою помощь. Ты в Москве уже давно и прочно сидишь...
Откинувшись на спинку дивана, Глеб выдержал паузу. Потом уверенно, но очень обтекаемо обещал поддержку. Обещать, вселять уверенность он умел. С некоторых пор это умение даже стало частью его работы. Порой забавно было смотреть, как люди, однажды поверив обещаниям, становятся рабами собственных надежд и доверчивости. Правда, не всегда и не со всеми получалось легко и гладко...
Примерно год назад, услышав в телефонной трубке голос Кристины, Глеб даже вздрогнул от неожиданности. После дежурных фраз бывшая супруга попросила помочь ее Алексею. По капризной уверенности в голосе чувствовалось, что она не ожидает отказа. А Глеб и не отказал! На следующий день Алексей ровно в назначенное время сидел у него в офисе. Приятно было видеть, как годы и неудачи изменили облик, некогда счастливого соперника.
"Быстро же с тебя перья облетели! Интересно, долго Кристинка с тобой нянчиться будет?" - думал Глеб наблюдая за суетливыми движениями просителя. С подкупающей искренностью он пообещал тогда устроить его в своем бизнесе. Через неделю, когда тот позвонил, и, запинаясь, поинтересовался, как продвинулось дело, Глеб еще уверенней пообещал снова. Так длилось почти месяц. Алексей, не расставаясь с надеждой, звонил, и слышал в ответ очередное заверение.
"Интересно, сколько это продолжится?" - смеясь, гадал Глеб, и даже заключил сам с собой пари, что продержит этого недотепу на поводке еще пару месяцев. Но вот однажды, отвечая на звонок со знакомого номера, он вместо приветствия услышал короткое: "Сволочь!". Бывшая супруга все поняла, и ее ярость готова была вырваться из телефонной трубки. И в тот момент не имело значения, что он преуспевающий бизнесмен, а она погрязшая в бытовых проблемах жена неудачника. Таких оскорблений ему не говорили даже во время их совместной жизни...
Воспоминания прервали громкие голоса женщин. Татьяна водила Эллу по квартире.
- Мужики, пойдем выпьем, пока девчонки на экскурсии! - заговорщически предложил Глеб. Все трое вернулись столовую где, словно статуя пожилой крестьянки, подпирая голову руками, сидела теща. После очередной рюмки Глеб почувствовал, что его повело. Тем временем вернулась Элла, и, оттащив Виктора, зашептала что быстро и возмущенно.
- Ребята, больше двух говорят в слух! - пьяно улыбаясь, протянул Глеб, потом встал и, пошатываясь, отправился на кухню. По красным пятнам на лице супруги сразу стало ясно, что произошло то, чего он опасался.
- Слушай, делай что хочешь, но я этой сучке все сказала! - сходу начала Татьяна. - Представляешь, вожу ее, показываю ванную, люстру из антикварного, а она рожу корчит. Мол, у нас все это вчерашний день... Подумаешь, из Хабаровска они!...
Забыв, что она уже несколько лет москвичка, Татьяна кипела возмущением поселковой жительницы, против заносчивой дамочки из краевого центра. Обречено уставившись в потолок, Глеб с минуту слушал, потом вернулся в столовую. Виктора и Эллы там не было. Сашка, дожевывая на ходу кусок осетрины, тоже вылезал из-за стола.
- Санек, давай выпьем! - предложил Глеб, чувствуя накативший вдруг приступ ностальгии. Захотелось посидеть по-старому, вспомнить, как передавали друг другу "шпоры" на экзамене, как пили портвейн перед институтской дискотекой, как угодили "на губу" во время армейских сборов.
- Глеб извини, домой пора. Анька приболела. На рынок еще надо забежать...
Провожая его взглядом, Глеб чувствовал себя преданным. Неожиданно накатила какая-то детская обида на мир:
"Сколько ждал он этого новоселья! Так хотелось, чтоб кто-то разделил твою радость, и вот на тебе..."
-Не по-людски как-то все у вас, не по-людски... - неожиданно произнесла теща. Глеб удивлено вскинул от стола голову. Словно не замечая его, женщина смотрела куда-то в пустоту. Может быть, вспоминала родной поселок, где большая часть жизни прошла в деревянном бараке.
"Ничего, теща! Будет все еще по-людски. Ой, как будет!"
Обида уже уступила место злости. Сжимая кулаки, он думал, что все вышло так паршиво только потому, что он не достаточно еще раскрутился.
"Ну, заработал на квартиру, кого сейчас этим удивишь. Нужно больше, в десятки, в сотни раз больше! Вот тогда у тебя будет сила, и все прибегут сами..."
Перед глазами замелькали кадры светских приемов. Элегантные мужчины с бокалами в руках, дамы в вечерних платьях.
- Лягут, все под меня лягут! - прохрипел Глеб, обводя комнату тяжелым пьяным взглядом.
Глеб отмахнулся и, не закусывая, опрокинул в себя очередную рюмку. Чувствуя непреодолимую тяжесть, опустил голову на стол и вдруг расплакался горючими пьяными слезами.
Глеб смутно помнил, как жена и теща тащили его в спальню. Как, не стесняясь в выражениях, стаскивали с бесчувственного тела одежду. Упав на перину, он увидел, как ь закрутились потолок и люстра. Потом вращение прекратилось, и он провалился в пьяный тяжелый сон. Снилось, что он снова работает сменным мастером на заводе и живет в однокомнатной квартире вместе с Татьяной, Кристиной, Алексеем и почему-то Сашкой Гребцовым. Откуда-то из далеких уголков памяти полезли, казалось бы, давно забытые, ощущения стесненности, неустроенности, застарелые коммунальные обиды. Проснувшись, он даже с облегчением вздохнул, обнаружив над собой высокие потолки нового жилища. Но потом сразу навалилась жуткая головная боль. Со стоном поднявшись с кровати, Глеб поплелся на кухню. В холодильнике среди блюд с недоеденной салатами с трудом отыскал бутылку минералки. Рывком свернув пробку, долго и жадно пил, потом тяжело опустился на стул. Прямо перед глазами развернулся натюрморт из переполненных мусорных ведер и забитой грязными тарелками раковины. Праздник, который он так долго ждал, завершился...
