Некрасова Наталия, Кинн Екатерина : другие произведения.

Часть 2. Башня

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Часть вторая. Башня.

  
   Ночью тебя коснётся
   прозрачный огонь луны -
   там в глубине колодца
   время съедает сны,
   гул машин торопливый,
   окон весёлый лёд...
   Но - спи.  Покуда мы живы,
   башня растёт.
  

Е. Михайлик "Вавилонская башня"

  

1. Время ожидания (Конец зимы 2005)

  
   Первым тревожным звонком был сон.
   Игорь почти ничего не помнил - только лицо Анастасии, словно за толстым стеклом, безмолвно шевелящиеся губы и тяжелое, тревожное ощущение. И еще странные слова: "Башня растет".
   Снам он верил. Это входило в его понимание нормальной ненормальности. Хотя бывали и просто сны. Но вряд ли этот сон был просто сон, потому как об Анастасии он уже давно бросил думать, так с чего бы ей сниться? По первому времени он еще надеялся на звонок, что-то там себе воображал, затем вздохнул и постарался забыть. Тем более, что в соседнем офисе работала симпатичная и умненькая рыжая секретарша Танечка, а в ветеринарной клинике Вильку осматривала очень приятная блондинка Эля.
   А теперь этот сон, и все Танечки и Элечки сразу отошли на задний план.
   Правда, этот самый сон он был склонен отнести к просто снам, но почему-то не отпускало...
  
   Второй тревожный звонок прозвучал буквально на другой день, и Игорь занервничал. Никогда ненормальное не было так настойчиво, хотя проявилось почти ненавязчиво. Игорь шел к метро, задумавшись, так что чуть не забыл про то, что Вильке надо купить рыбы. Спохватился уже у самого "Сокола". Поскольку искать где подешевле, было лень, сразу сунулся в супермаркет. И застыл, моргая как идиот, на пороге. Потому, что внутри был какой-то шмоточный распродажный.
   - Да проходите вы! - недовольно подтолкнули его сзади две полные тетки. Игорь извинился и вошел, чтобы не мешать.
   "Господи, когда успели? С утра еда тут была..."
   В голове словно щелкнуло что-то - такое уже было один раз, в детстве...
   Как-то раз, еще мальчишкой, когда вся их "мушкетерская" компания свершала очередные подвиги, он случайно завернул в знакомую подворотню на Воровского. Двор как двор, кошки, чахлые деревца да белье на веревке. Что в нем было не так - он так и не понял, просто ощущение было такое. Игорь выскочил назад - но остальных "мушкетеров" не обнаружил. Даже минуты не подождали, не окликнули! Обиделся, пошел домой один. По дороге завернул в знакомую булочную. Там тоже все было вроде бы нормально, но все равно ощущение неправильности не проходило. С огорчения купил булку, которая почему-то называлась не "калорийной" а "сдобной", хотя стоила столько же. Булка была самая обыкновенная. Огорчение немного поутихло, и пошел Игорек домой. Завернул за угол знакомого дома - стоп. Дом был незнакомый. То есть, он был тот же самый, что и всегда, только не желтый, а розовый. И тут Игорь почему-то страшно испугался и бросился бегом к своему дому - а вдруг он тоже изменился? А вдруг там уже живет другой какой-нибудь Игорь Кременников, а не он? Но родной дом был на месте, и тот дом, который он в страхе пробежал, был теперь прежний, желтый, и ощущение неправильности исчезло. Он стоял с недоеденной булкой перед домом, и сердце от страха трепыхалось где-то в горле. Игорь помотал головой, отгоняя воспоминания.
   Постояв еще несколько секунд, он спросил охранника:
   - Извините, это что за магазин?
   Тот посмотрел на Игоря как на чокнутого и снисходительно процедил:
   - Глобал ЮЭсЭй. Читать не умеешь, что ли?
   У Игоря закружилась голова. Глобал действительно был тут несколько лет назад. Но, черт...!
   - Какое сегодня число?
   Охранник еще подозрительнее воззрился на Игоря и сунул ему под нос часы. Дата была сегодняшняя.
   Игорь как ошпаренный выскочил из магазина, на мгновение ощутив спиной противный холодок. Выдохнул. Посмотрел на вывеску. Вывеска продуктовая... Он выдохнул и, решившись, снова вошел. Нет, все нормально. Еда. Холодок по спине на сей раз не полз. Зато Игоря потряхивало внутри.
   День еще не кончился, отнюдь не кончился. Может, Игорь стал со страху повнимательнее, но сегодня глаз четко выхватывал в стеклах вагона метро лишние отражения. А когда шел под фонарями домой от Маяковской, за ним тянулись несколько теней. Понятно, что штуки две были собственные, они соответственным образом удлинялись и укорачивались под фонарями, но еще две не менялись никак. И очертания у них были не игоревы. И двигались они как-то самостоятельно. И тащить их домой Игорь вовсе не хотелось, но как от них отвязаться, он понятия не имел. Наверное, он еще долго мучился бы сомнениями, если бы из дворов вдруг не вылез здоровенный черный ньюф и не облаял тени. Одна резко скукожилась, стеклась в точку и исчезла. Вторая сократилась, как пиявка, но не исчезла. Откуда-то послышался свист и хриплый зов:
   - Армагеддошаааа!
   Пес исчез. Тень поколебалась немного, и снова выросла. Игорь разозлился.
   - Тттвою мать, отвяжись нахрен!
   Тень беззвучно ахнула, отцепилась и уползла. А Игорь, оглядываясь, побежал домой. Вилька у порога аккуратно обошел ноги хозяина, словно замыкая магический круг, потерся и заурчал. Игорь выдохнул.
  
   Теперь его постоянно преследовало ощущение чужого взгляда. В каких-то местах города оно исчезало, где-то слабело почти до нуля. Может, так было всегда, просто Игорь не замечал, или вдруг он начал почему-то привлекать внимание этих теней и отражений. Это было не привычно ненормально, а ненормально ненормально. Он не мог к этому привыкнуть. Он не знал, что делать.
   Он боялся, что сойдет с ума.
   И тогда появилась эта женщина.
   Игорь в тот день был по делам своей конторы на "Красном Октябре". День был ветреный, серый и слякотный. Она вышла откуда-то из проулка между Домом на Набережной и стеной подворья дьяка Кириллова, где по легенде была могила Малюты Скуратова. Игорь никогда не любил это место. Инстинктивно не любил. В свое время даже специально пришел сюда, чтобы прогнать это ощущение - почему-то это было важно. Постоял в пустом дворе, негостеприимном, продуваемом всеми ветрами. У Игоря воображение всегда было хорошим, и он никак не мог отделаться от впечатления, что где-то на грани видимости - лужа крови. Мать рассказывала о какой-то знакомой своих родителей, у которой мужа забрали в 37 году как раз из этого дома, и что эта женщина после бросилась в колодец этого двора и разбилась насмерть. И лежала в луже крови, которую потом засыпали песком...
   Игорю всегда казалось, что эта лужа крови до сих пор там.
   И когда он увидел эту женщину, он не сразу понял, что это не кровь.
   В красном пальто она казалась ярким мазком цвета на уныло-слякотном полотне промозглого дня. Игорь вздрогнул от жутковатого сочетания цвета и места - она явилась кровавым пятном из проулка между страшным Домом и могилой Малюты.
   Она не прикрывалась обвислым и мокрым грибом зонта, как все прочие. Она шла ровным упругим шагом, не чувствуя ни сырости, ни холода, словно отделенная от этого серого зябкого мира незримой сферой. Игорь узнал ее, хотя увидел со спины. Он обогнал ее и остановился, а она шла прямо на него, словно не видела.
   Она была зловеще красива.
   Волосы ее сейчас были черны и пострижены под каре. Или это был парик? От черноты волос лицо казалось неестественно бледным, тоже ярким среди серости, но неприятно ярким, как и красная помада на губах.
   "А где Катя"? Почему-то Игорь было трудно представить ее без дочки. Но девочки с ней сегодня не было... Он шагнул навстречу.
   - Эвтаназия? - Игорь не понимал, почему назвал ее так. Но это имя само сорвалось с языка. Ну, не была она сейчас АнастАсия.
   Женщина на мгновение сбилась с размеренного торжественного шага, остановилась и обратила взгляд на Игоря. Она словно и не узнавала его. В общем, понятно - всего раз виделись.
   - Эвтаназия, - повторила она и неуверенно улыбнулась. Темный непонятный взгляд вонзился в Игоря. Он даже вздрогнул от его силы. Казалось, что что-то пытается выбраться наружу из черной, затянутой прозрачным льдом полыньи.
   - Вы не узнаете меня? Я Игорь, вы ко мне зимой кота приносили!
   - Игорь.
   - Ну да, Игорь!
   - Игорь! - послушно просияла она.
   - Конечно! А где ваша девочка?
   - Девочка?
   - Катя, она, наверное, дома, с бабушкой?
   - Катя дома.
   Эвтаназия по-прежнему смотрела на Игоря. Лицо ее стало знакомее.
   - Я так рад! Слушайте, давайте пойдем куда-нибудь? Холодно же!
   Эвтаназия, похоже, холода вовсе не ощущала, но кивнула. Знакомо кивнула.
   Игорь стал лихорадочно соображать - куда бы сейчас пойти, что есть тут, поблизости от "Ударника", когда она вдруг сказала:
   - Идем домой?
   - Домой? - на мгновение опешил Игорь, а затем вдруг обрадовался. Ведь она уже была она у него в гостях.
   Игорь раскрыл над ней зонтик и повел к метро, по дороге все говоря и говоря. Эвтаназия отвечала односложно, словно отгораживалась от него, и разговорить ее никак не получалось. Это было неприятно, Игорь чувствовал себя суетливым идиотом.
   - Вам плохо? - негромко осведомился он.
   - Мне не плохо, - ответила женщина, снова оживая. - Я задумалась.
   - Проблемы?
   - Проблемы, - кивнула она, неопределенно пожимая плечами. Но ее лицо казалось уже более живым, хотя все таким же бледным.
  
   Они с Эвтаназией вошли в дом. В подъезде было довольно тепло, а уж по сравнению с быстрыми сумерками на улице - так совсем светло. И тут Эвтаназия вдруг схватила Игоря за руку. Рука у нее была очень гладкая и холодная, как у мраморной статуи. А ногти тоже были ярко-красными, как и помада на губах. Злой цвет. Она смотрела на стену, где кто-то постоянно рисовал граффити, сколько бы их ни стирала уборщица Аля.
   - Мне плохо, - прошептала она, не сводя взгляда с рисунка. - Не отпускайте меня.
   Игорь испугался. Он поволок ее за собой, на свой четвертый этаж. Прислонил к стене, как куклу, зашебуршил ключом в замке. Дверь отворилась в теплую домашнюю темноту. С кухни замяучил Вилька, помчался в коридор встречать.
   Мимо прошел дядя Костя. Поздоровался с Игорем. Когда тот представил ему свою гостью, тот как-то странно посмотрел на него, и ничего не сказал.
   Дверь открылась.
   Эвтаназия остановилась на пороге.
   - Что же вы? Входите.
   - Вы разрешаете?
   - Конечно, что за чушь?
   Вилька сверлил гостью единственным глазом.
   - Ну, узнал? - сел на корточки Игорь. - Помнишь?
   Вилька вдруг попятился, выгнул спину, зашипел и исчез в темноте.
   Эвтаназия улыбнулась - одними губами.
   - С ним бывает, - успокоил, скорее, себя, чем ее, Игорь. - Идемте на кухню. Холодина мерзкая на улице, я чаю согрею.
  
   Вилька молча сверкал из темноты гостиной зеленым глазом. Эвтаназия прошла мимо, чуть замедлив шаг и скосив глаза в сторону кота. Тот демонстративно лег на пороге гостиной. Эвтаназия не пошла туда.
   Разговор за чаем был на редкость бессодержательным. Говорил, в основном, Игорь, а она молча слушала, порой односложно отвечая и кивая. От нее исходил странный сладкий запах. Непонятные духи - одновременно и манящие, и чем-то отталкивающие.
   Она отогрелась, она смеялась, и Игорь тоже смеялся, но убей Бог, о чем они говорили - он потом не мог вспомнить. Ему очень хотелось узнать, где она живет, взять телефон, выяснить, кто она, спросить, как поживает Катя, пригласить куда-нибудь обеих, но почему-то он так и не сказал ничего. Все время что-то словно нарочно уводило его мысли прочь. Оставалась только сладко пахнущая женщина в красном платье...
   Что было потом - он не помнил. Он проснулся на диване, с больной головой, измученный. Вилька укоризненно смотрел на него. Эвтаназии не было. Дверь была заперта, но в квартире стоял неуловимый, тяжелый сладкий запах непонятных духов.
   Он сел. Все тело болело, как в преддверии гриппа, когда ломает от переходной температуры.
   - Плохо мне, Вилька, - прохрипел он. - А она где?
   Вилька вспрыгнул на диван, щекотно потерся меховой щекой о плечо Игоря.
   - Ушла? Ушла...
   Он машинально погладил кота.
   Он ничего не мог вспомнить. Ничего. Что-то неприятное было в этом, забытом. Он нахмурился. Как будто из него хотели вытянуть что-то запретное, чего он не имел права открыть?
   Что?
   - Нет у меня никаких тайн, котяка. Нету.
   Кот поднял голову, внимательно уставился единственным глазом ему в лицо.
   - Или есть? Ты знаешь, а я не знаю? Так что, кот? А?
   Вилька заурчал и усердно стал тереться головой о его руку.
  
   И с этого дня началось наваждение.
   Она снова и снова появлялась красным пятном где-то на пределе видимости, он оглядывался - но встречал лишь злорадный взгляд фар или обрывок рекламного баннера. Он бежал за ней - но она ускользала.
   Это был голод. Жуткий, невыносимый голод. И насытить его нельзя было ничем.
   И снова он забывал о музыке и книгах, как тогда, с Ларисой. Забывал обо всем. С трудом волокся на работу, не видя ничего, кроме красного мазка на грани зрения.
   Он просыпался среди ночи в холодном липком поту - и снова был этот запах. И шипящий, испуганный Вилька. И тоска, невыносимая тоска и желание встречи. Перед закрытыми глазами или на грани зрения маячило бледное лицо с кровавым мазком губ, непереносимо, до слез пронзающая улыбка, и мраморная, голубовато-бледная рука с алыми ногтями. Он сходил с ума. Он плакал.
   Он бесился от того, что ее нет наяву.
   Но она приходила во сне, и он просыпался, выпитый досуха.

***

   Настроение у Кэт было противным, как день за окном. Точнее, уже поздний вечер.
   Не шла работа. Не шла. Фразы получались какие-то идиотские, а, может, и нормальные, только сегодня Кэт все раздражало. Диссертация вдруг показалась чем-то никчемным, глупым и пустым. Она плюнула на работу и открыла файл со сканами свитка и снимками экспонатов из музея Востока. С некоторого времени он стал ее любимым музеем.
   Индракумара, белокурый и синеглазый сын Индры. Она долго смотрела на портрет, и вдруг снова, как тогда в библиотеке, ощутила спиной взгляд Принца. Обернулась.
   Сиамец лежал, свернувшись в кресле, которое ему уступила Просто-Машка, и не сводил с экрана голубых глаз. Взгляд был тоскливый-тоскливый.
   - Что ты? - подошла к нему Кэт. - Грустишь опять?
   Она протянула руку погладить зверя, но тот отстранился.
   Голова у нее вдруг мягко закружилась. Она посмотрела на часы. Уже половина второго ночи. То-то так хочется спать...
   Она побрела в ванную, затем заползла под одеяло.
   И сразу же стала медленно погружаться в теплый сон, успев еще подумать, что это кошачьи сонные чары, знакомые с детства, и улыбнулась, засыпая - хитрец же ты, мой голубоглазый! Однако сопротивляться она не стала, а сдалась и уснула.
   И снился ей печальный принц Индракумара.
  
   На другой день Кэт прибежала в библиотеку чуть ли не к открытию. Она сама не понимала, что заставило ее проснуться так рано, почему теснило в груди и хотелось плакать.
   Это было предчувствие, точно - предчувствие. Пришел тот номер "Ревю дез этюд ориенталь", которого она ждала с сентября. И никто, никто не успел его заказать... Схватив заветную белую книжку журнала, Кэт засела на любимом месте и нетерпеливо открыла нужную страницу. Итак, что же сказал Индра своему заколдованному сыну?
   Но конец прошлой публикации и был концом свитка. Дальше шел отчет об экспедиции, нашедшей рукопись. История была достойна стать основой приключенческого романа. Заброшенный храм в джунглях, легенда о проклятии, три неудачных экспедиции в начале прошлого века, восемь трупов, и так далее. Собственно, французских исследователей интересовала не сама Амаравати, а легендарный храм местной династии, вымершей еще веке в десятом, когда здешние цари стали вассалами тайских королей и постепенно исчезли с исторической арены. С храмом было связано одно смутное предание, о том, как свирепые крысы, посланные злой ракшаской Рактакшей, хотели осквернить храм Индры, но священный кот Нилакарна отважно оборонял храм во главе армии котов. У крысоголовой демоницы были какие-то счеты к местной династии. И еще говорилось, что пока храм Индры охраняет кот Нилакарна, династия будет править. Исторически-то местная династия захирела с приходом буддизма, хотя на самом деле-то упадок начался еще раньше, лет за двести, когда странным образом пропал - или, скорее, был убит - молодой царь Индракумара. Тезка принца со свитка.
   - Вернемся к нашим котам, - пробормотала Кэт.
   Ага. Кот покинул храм, и династия, естественно, погибла. Ну, если скрестить ежа с ужом, то есть, легенду с историческими фактами, то получается, что кот Нилакарна ушел в начале десятого века, и династии пришел конец. А храм чудесным образом скрылся в джунглях, которые за одну ночь выросли вокруг него, и с тех пор туда попадали только одиночные грабители, да и то случайно. Кэт открыла свои заметки - вот оно, из того плохонького английского перевода тайской поэмы. Храм является какому-нибудь одинокому путнику, заблудившемуся в кишащих змеями джунглях раз в шестьдесят лет. Путник внезапно выходит в чистую прекрасную долину, и посередине ее стоит храм, который охраняет статуя кота Нилакарны. Всего день может там пробыть путник, а потом в долину стекаются крысы, и если он не уйдет, ему конец. И снова храм скрывается на шестьдесят лет.
   - Ну, прямо как град Китеж, - зябко поежилась Кэт. Тутошний, конечно, дома-то он настоящий... Ах, Китеж, город родной, столица Тридевятого царства... Может, если поехать от Китежа да прямо на восход, то долго или коротко - да приедешь в далекую страну Амаравати... Она помотала головой.
   В поэме путь к храму указывали семь священных кхуманов - определенных меток. Как ни странно, описанный в поэме путь оказался точным. Угробив джип, оставив в ближайшей деревушке (в пятидесяти километрах от долины) четырех членов экспедиции, подцепивших какую-то местную разновидность малярии, франко-итальянская группа дошла-таки до храма. О крысах в отчете не говорилось, но судя по тому, что двоих ученых доставили домой в цинковых гробах, там водились как минимум змеи, и кое-кому не повезло.
   В храме не обнаружилось ни золота, ни драгоценных камней, ничего. Он был разграблен и осквернен давным-давно. Зато сам храм был настоящим чудом. Памятник местной изящной архитектуры, с чудесными скульптурами, барельефами и фресками. Наверное, когда-то он был светлым и радостным. А легенда о волшебном коте-воине, наверное, была отражением действительных событий - борьбы с наступающей новой религией. Ну, да, если еще учесть "кошачье" происхождение династии, то тут просвечивает явная аллегория. И храм был, видимо, последним оплотом индуизма. Кэт посмотрела на снимок изумительной по красоте и живости статуи кошки. Или кота. Она повернула снимок, склонила голову набок и улыбнулась. Красавец. Вот это пойдет в диссертацию. Как и легенда о коте-воителе Нилакарне.
   Наверное, не одряхлей храм, никогда не просела бы плита, и не открылся бы тайник, и не нашлась бы рукопись. Или если бы исследователи опоздали, она сгнила бы...
   Итак, Индракумара становится котом, а через некоторое время появляется в храме кот Нилакарна. Индракумара? Зачарованный принц? Интересно, чем кончилась легенда? Наверняка принц был избавлен прекрасной девушкой и женился на ней, и... А вот не "и". Династия погибла. Точка. Значит, скорее всего, "воспоследовали они на небо в царство Индры".
   Ну, вот и все... Это пойдет в раздел о священных кошках Сиама.
   Вот и все...
   "Господи, ну ведь просто очередной кусочек материала к диссертации, почему же так страшно-то? Что-то упустила?"
   Портрет со свитка не выходил из головы. Что-то очень знакомое, только вот никак не вспоминается...
   Да, точно! Кэт улыбнулась. В свое время, когда она думала о выборе темы для диссертации, был вариант писать об истоках образов эльфов в художественной литературе. Правда, тема была такой, что тянула на монографию, и Кэт решила повременить. Тем более, что кошки были роднее и ближе. Эльфами, сидами, альвами интересовались многие, круг общения был обширный. У нее в компьютере была целая папка рисунков. Она пощелкала клавишами, быстро пролистала картинки. Вот, оно, точно! Невероятные, непривычные, притягивающие и пугающие подчеркнутой своей нечеловечностью эльфы Эспелеты. В них было кошачье. Раскосые глаза и горбоносые профили, высокие резкие скулы, узкие длинные лица и буйные кудри... Котоэльфы.
   Принц Индракумара со свитка явно приходился им родней.
   Бедный Индракумара...
   Кэт решительно взяла себя в руки. Нельзя так. Наверное, просто надо отдохнуть. И поехать домой, к маме...
   Ах, как же узнать, где найти - что стало с зачарованным принцем, одолел ли он злую ракшаску?
  
   Домой она приехала уже совсем затемно. Было очень холодно. Свернув с Мосфильмовской, Кэт сразу же погрузилась в знакомую темноту и пустоту боковых улочек, сбегавших к Сетуни. Магазины уже были закрыты, у игрового зала толклись неприятные типы с застывшими лицами и немигающими глазами. Так похожи на настоящих людей, подумала Кэт.
   Такие в последнее время стали попадаться все чаще. Они были неагрессивны, но порой устремляли на нее свои неподвижные взгляды, и Кэт становилось очень неприятно, и она старалась обходить их стороной как можно дальше. Кто они такие, откуда берутся - она не знала. Но иногда ей казалось, что у них не все в порядке с тенями.
   Кэт обогнула дом по кривой с тыла, где возле желтой бойлерной стояли только мусорные контейнеры да торчал забор, окружавший пятиэтажки под снос. Кэт вздохнула. Конечно, дома были дрянные, и люди с радостью отсюда уезжали в новые квартиры, но смотреть на пустые остовы с выбитыми окнами и дверьми было невыносимо печально. Обреченные на смерть дома покорно ждали своей участи, а от их тоски и ожидания в них может завестись всякое. Нехорошее. Как в тех домах в центре, которые потрошат и загоняют внутрь старого фасада современные бетонные коробки. И окна их мертвы.
   До дома оставалось минут пять ходу, а если напрямик, то и еще быстрее, хотя придется идти мимо этих умирающих, преданных людьми домов, закрытого на ночь детского сада, и все время - под старыми огромными деревьями, сквозь голые ветки которых даже сейчас, в конце зимы, фонарь просвечивал слабо.
   Где-то в пойме Сетуни опять гулко, с подвывом, залаяли собаки. У Кэт от воспоминания о бегстве от адской стаи в животе стало холодно и сердце забилось быстро-быстро. Стаю было слышно - но не видно. И каким же голодным, тоскливым был у них этот лай-вой... Кого они сегодня выслеживают? Кого гонят?
   Кэт невольно прибавила ходу. Скорее бы добраться до дома, до тепла, света и родного кошачьего прайда. Она уже обогнула детский садик, когда прямо из-под ее ног порскнула крыса. Кэт ойкнула, затем нервно рассмеялась и покачала головой. Ну, крыса. Ну, бегают они тут, как-никак рядом шашлычная, помойка богатая. Однако, было очень неприятно. Крыса - Кэт видела ее своими кошачьими глазами - спряталась под водосточной трубой и смотрела на нее оттуда красными горящими глазками.
   - Этта... еще что...? - прошептала Кэт. Крыс с горящими глазами она еще не встречала. Страх пополз по спине, ноги вдруг ослабли. Кэт стиснула зубы, заставила себя успокоиться.
   - Пусть пугают, - одними губами прошептала она. - А нам не страшно.
   Заклинание не очень помогло. Опасливо поглядывая на крысу, она ускорила шаги, почти побежала. Дом был уже виден, до подъезда оставалось всего метров тридцать - между деревьями, припаркованными у садика машинами, и мусорным контейнером.
   Крыса смотрела на нее из тени. Кэт моргнула. Нет, не из тени. Крыса сама была тенью, сгустком мрака, слишком большим для крысы. С хорошую собаку, если не больше.
   "У страха глаза велики", - подумала Кэт и решительно двинулась к подъезду, однако, то и дело оглядываясь на крысу. А крыса почему-то не казалась меньше по мере того, как Кэт отходила от нее. И красные глаза не отдалялись. И тут Кэт поняла, что крыса беззвучно идет за ней. Здоровенная тварь величиной с овчарку.
   Кэт побежала. Медленно, словно во сне. И закричать никак не получалось - тоже как во сне. Она в ужасе поняла, что здесь происходит что-то не то, какое-то завихрение пространства и времени, прокол, провал, воронка - что там может быть? А подъезд был совсем рядом, но недосягаем, словно на другой планете.
   Как ни странно, в эти секунды Кэт думала не о себе, а о своих кошках, которые останутся без кормежки и ухода, и будут такие несчастные и заброшенные, и эта жалость на мгновение дала ей сил глотнуть воздуха и крикнуть во всю мочь:
   - Мааааама!
   И словно расклинило - она побежала к подъезду, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветки. Сумка прыгала на боку, а сзади слышались неумолимые, настигающие мягкие прыжки, цокот когтей и зловонное ледяное дыхание. Сейчас. Сейчас... Только не дать ей забежать спереди, а то в глотку... на спину не дать запрыгнуть, падать придется вперед...
   Послышался злобный кошачий вопль, которому ответили еще несколько таких же свирепых голосов, и навстречу Кэт вылетел сначала рыжий бандит Джедай, который, увидев тварь, затормозил всеми четырьмя лапами. А потом - а, пропадай моя голова, все нахрен! - утробно взвыв что-то типа "бляаааа!", бросился вперед. Кэт обернулась, едва сумела остановиться - ведь погибнет, дурак! - но мимо промчались еще штук пять кошачьих силуэтов, впереди которых огромными скачками летел светлый сиамский кот, и его голубые глаза драгоценными сапфирами полыхали в темноте. Крысища задумалась и малость сбавила ход. Кэт заозиралась по сторонам, увидела на земле обломанный недавним ветром сук и схватила его, грозно занеся над головой. Сиамец с ходу налетел на крысу, которая вдруг заметно уменьшилась в размерах - или кот вырос? По земле покатился рычащий и визжащий черно-белый клубок. "Инь-ян," - тупо отметила Кэт. Остальной сбежавшийся прайд яростно подпрыгивал вокруг, воя и исходя желанием броситься в бой - но что-то не давало. Даже огромные мохнатые сыновья и внуки Марфы Ивановны только низко и страшно рычали, но в драку не лезли. Может, просто это был не их поединок?
   Клубок укатился, кошки разделились - одни последовали за ними, другие остались вокруг Кэт. Та села на убогую скамеечку у асфальтовой дорожки прямо возле мусорки, ноги не держали.
   Переваливаясь, из-за мусорки появилась Марфа Ивановна. За ней неторопливо вышагивал Принц с окровавленным плечом. Он был уже совсем нормального кошачьего роста, только глаза все еще светились. Затем появился Джедай с драным ухом и довольной мордой.
   - Ох, - только и сказала Кэт, сгребая сиамца в охапку. Тот от неожиданности даже не запротестовал, и Кэт так и несла его на руках до квартиры. Следом важно выступала Марфа Ивановна, неся свой гордо распушенный хвост, как победный стяг, а замыкал шествие, словно прикрывал тылы, Джедай. На руки он не дался.
   Кошачий принц не протестовал, когда Кэт усадила его на кухонный стол и принялась обрабатывать рану на плече. Марфа Ивановна пока сосредоточенно зализывала ухо Джедаю, а тот благосклонно урчал.
   - Ты у нас смелый, храбрый... отважный воин, - приговаривала Кэт. - Вот от таких чудищ твои предки и охраняли храмы... И ты бы мог...
   Она осеклась на полуслове и замерла с пузырьком йода в руке. Храмы. Коты. Крыса. Злобная ракшасиха Рактакша с крысиной головой. И кот, охраняющий зачарованный сокрытый храм. Кот и крыса. Сиамский кот и крыса из тайских легенд...
   - О, родич царей, - почти пропела Кэт, - славную ты одержал победу! Ты ведь храмовый кот, верно? Да будет твое имя отныне Нилакарна! Хочешь, я расскажу тебе одну легенду?
  
   Дом давно затих, Просто-Машка спала в гнезде у батареи, свернувшись вокруг двух черно-белых котят, Марфа Ивановна улеглась рядом, отгораживая непутевую внучку от возможного сквозняка, и иногда вздыхала во сне.
   Нилакарна сидел под лампой и внимал.
   - ...Представляешь, если бы легенда была правдой, то на престол Сиама мог бы претендовать кот. Так получается. Ха-ха. Но наверняка нашлась какая-нибудь чистая и непорочная прекрасная дева, которая полюбила его в виде зверином и так сняла с него чары. Так обычно бывает в сказках... А ты, значит, остаешься у меня. Это хорошо, а то все мои кошки приходят, когда хотят и гуляют сами по себе, а чтобы рядом всегда - такого друга у меня нет... Надо бы тогда мне вымыть тебя, дружок, когда рана заживет. Ушки почистить, и вообще в порядок тебя привести, вот тогда будешь настоящий принц сиамский...
   "Нет!!!"
   Кэт настолько опешила, что даже не удивилась.
   - По... чему...?
   "Мне будет неловко. Ты девушка, а я мужчина".
   Кровь вдруг собралась в одну точку, где-то возле сердца, а потом резко ударила в руки и ноги. Кэт проняло жаром, и она упала на стул, ощущая, как полыхают щеки и уши. Дышать стало тяжело, перед глазами поплыли круги, уши заложило.
   - Значит, это правда?
   "Да".
   - Но... как же ты жил прежде? Ведь у тебя наверняка были хозяева, а уж они не могли тебя не мыть, - Кэт несла какую-то чушь, но надо было хоть что-то говорить.
   "Они не знали, что я не кот. И потому мне не было стыдно. Им, кстати, тоже... А ты знаешь, что я не кот".
   Господи, а она-то в халатике ходила... Кэт покраснела от стыда. Теперь придется считаться с наличием в доме мужчины. Придется переодеваться с оглядкой, и вообще поддерживать в доме порядок. А о том, чтобы вольно походить в одной ночной рубашке, даже и помыслить теперь невозможно.
   Что за чушь в голову лезет... Он же настоящий! И это главное! Он настоящий! А она про какие-то халатики...
   "Теперь я должен уйти".
   - Почему?!
   "Рактакша придет за мной. Она поклялась убивать всех, кто мне хоть немного дорог. А я тебе благодарен, госпожа. Ты приютила меня. Но и ты мне не поможешь - я так и не узнал, как мне снова стать человеком".
   - Но разве Индра не сказал тебе?
   "Он лишь сказал, что спасение придет. Но я устал ждать. Устал смотреть, как Рактакша убивает".
   - Расскажи, - пришла в себя Кэт.
   "Что рассказывать. Я сражался".
   - С крысами?
   "Рактакша преследует меня. Всегда. Везде. Теперь она придет и к тебе".
   - Я не боюсь, - обиделась Кэт. - Ты пил мою воду, ел у меня дома - ты под моей защитой. Кроме того, отец мой - кот Баюн Заморский, так что ты мне родич.
   "Я должен сражаться. - Кот неподвижно сидел на краю обшарпанного дубового стола, старинного, тяжелого, и тревожно смотрел на Кэт ледяными голубыми глазами. - Я должен убить Рактакшу. И возродить Амаравати".
   - Тогда я помогу тебе. Все же мне легче искать в библиотеках, рыться в архивах. Может, и найдем что-то? Я помогу тебе, не уходи, Нилакарна!
   "Госпожа, - послышался в голове почти умоляющий голос принца. - Рактакша придет за тобой! А у меня нет войска, а у нее - полчища крыс!"
   - У меня есть! Я царевна, я сама кошачьего рода. Я Катерина Премудрая, и я найду способ вернуть тебе человеческий облик!
   Ах, легче это сказать, чем исполнить! Но если не исполнить, то и жить незачем...
  
   На следующий день после ежевечерней кормежки прайда Кэт сообщила кошкам великое известие и попросила передать все это и по другим прайдам. Марфа Ивановна против обыкновения рассиживаться не стала, а погнала своих на улицу - видать, вести разносить. И Кэт с Нилакарной остались одни, если не считать занятой котятами Простомарии. В доме воцарилась неловкая тишина. Наконец, Кэт заговорила:
   - Скажи, принц, а вот тот портрет со свитка, который был в журнале... Он похож?
   "Похож. Это Кертараджаса нарисовал меня".
   - Керта... как? Он кто?
   "Он был мой молочный брат и друг. Когда со мной случилась беда, он единственный последовал за мной. Он служил в храме Индры, пока не умер. Он был стар, а Рактакша пришла к нему во всей мерзости своей. И у него сердце не выдержало... Да пребудет он близ престола Индры, отца моего!"
   - Расскажи, как ты жил? - попросила Кэт.
   "Первые годы я всех ненавидел. Моя ненависть превратилась в огромную змею и убила мою бывшую жену. Потом она разорила гробницу моего земного отца-раджи, и я убил свою ненависть".
   - Да, я видела рисунок, где кот загрызает змею... это ты был?
   "Это был я. Я видел, как отец мой Индра покинул храм, и он запустел. Я видел, как захирело мое царство, как государи Сиама наложили на него свою тяжелую руку. Я видел, как пришли белые, и как мой народ шел на пушки с обнаженными крисами. Я жил в столице и пользовался почетом, я бродил по джунглям, я сражался с крысами, которых посылала злобная Рактакша. Она поклялась уничтожить меня и всех, кого я люблю. Потому я никого не люблю".
   Принц замолчал, глядя на черные носочки на изящных, но мощных лапах. Чуть наклонил вперед темные уши.
   "Меня увезла в Европу белая дама, жена полковника. Он приехал в Сиам весь в долгах, а уехал с сундуками, набитыми крадеными сокровищами моего народа. А хозяйка увезла меня. Она называла меня Раджа, что, собственно, было недалеко от истины... Я думал, Рактакша оставит меня в покое, но и в Англии меня настигла ее месть. Моя хозяйка любила меня, как любят кошек, и я отвечал ей кошачьей благодарностью. И Рактакша убила ее. Ее укусила крыса, и она умерла от заражения крови. Потом вдовец-полковник подарил меня итальянской оперной певице. Она назвала меня Отелло. Потом я попадал в разные руки. Хозяева не знали, что я бессмертен, просто каждый раз, как меня находили или дарили, все думали, что я совсем молодой кот... Так я и странствовал по Европе. И все время за мной шла Рактакша... Мы снова схватились с ней на развалинах Дрездена. Потом меня забрал с собой советский генерал-майор. Он называл меня Чанкайши. Он умер от чумы, когда после войны служил в Средней Азии. Локальная вспышка давно уничтоженной болезни... Это снова была Рактакша. Я долго потом скрывался в горах. Меня нашли геологи и забрали с собой. С ними мне было лучше всего. Они были хорошие люди. Смелые и добрые. И Рактакша почему-то боялась их. Особенно одного, его звали Роберт. Он словно бы чувствовал, что я не совсем кот. Он говорил со мной, как с человеком, показывал мне рисунки, читал свои стихи... Рактакша убила его, в конце концов. Я любил его как друга, как моего молочного брата Кертараджасу. Он умер от редкой лихорадки. И тогда я решил, что хватит мне бегать. Я сам вышел на охоту на Рактакшу, и пусть она знает!".
   - А в Иностранку ты случайно попал?
   "Не случайно. И в музее Востока я не раз был. Я видел тебя там раньше".
   Кэт почувствовала, как горят, прямо-таки полыхают уши. И быстро заговорила, пряча смущение.
   - Я тебе помогу, царевич! Мы будем искать... Мы обязательно что-нибудь найдем! Наверняка что-то есть, какие-то легенды. Хотя бы про эту самую Амаравати я что-то слышала, еще дома... Может, и про тебя что-то есть?
   "Может быть. Но Рактакша... ".
   - Если она уже знает, что ты здесь, это меня не спасет, - отрезала Кэт. - Это раз. Во-вторых, она же сказала, что будет убивать всех, кто тебя любит, и кого ты любишь. А мы же просто друзья, не так ли? И, кроме того, она еще не знает, на кого нарвалась.
   Хотя это не помешало крысихе убить кучу народа просто чтобы напакостить Индракумаре... Кэт отогнала эту мысль.
   Кот немного помолчал, склонив голову набок.
   "Почему ты помогаешь мне, госпожа?"
   - Ты человекокот. Мой отец - Баюн-Кот Заморский. Матушка моя - царица Марья Моревна, так что я тебе ровня. Мой старший брат, царевич Иван, умеет разговаривать с кошками, как и я. Но мы не умеем оборачиваться. В матушку пошли. А младший мой брат, Василий, - он оборотень, как и наш отец, кот Баюн. Мы, стало быть, почти родичи. А как не помочь родичу? Хотя бы этого тебе хватит, чтобы не мучаться совестью?
   Кот молча улегся на тумбочке среди книжек, заколок и прочих женских мелочей. Серебряный дракон, обычно прикидывавшийся браслетом с хризопразами, подвинулся, давая Нилакарне место. Как и все коты, тот мог умещаться на крошечном пятачке пространства, причем чувствовать себя при этом вполне комфортно.
   "Принимаю и благодарю, госпожа. Я сумею воздать тебе за доброту. Расскажи, как же так случилось, что твоя мать вышла замуж за кота-оборотня? Наверное, это необыкновенная история!"
   Кэт улыбнулась, села в кресло, подперла голову рукой и заговорила нараспев:
   - Матушку мою, Марью Моревну, заколдовал однажды Кощей Бессмертный, так и сидела она в светлице, головы не поднимая, горькие слезы проливая. Собрал царь мудрецов, а они и говорят - мол, кто царевну развеселит, тот с нее и порчу-то снимет. Повелел тогда царь объявить, что кто царевну развеселит и от порчи исцелит, тот на ней и женится, и полцарства в приданое получит. А Иван-царевич о те поры невесту себе искал. Пришел он к бабе-яге, а та ему и говорит: "За морем-окияном, на острове Буяне живет Кот Баюн, палаты у него хрустальныя, кровли золоченыя, и коли уж тот кот царевну не развеселит, то и никто не поможет". Собрался Иван-царевич, да поплыл за море. А за морем жила колдунья Айфе...
   "И что?"
   - Не перебивай, а то не буду сказывать! - рассердилась Кэт. И снова полилась напевная речь: - Айфе всем гостям задавала задание, а кто его не выполнял, тот оставался ей навсегда служить. Была у Айфе дочка, белолицая да чернобровая, увидела она Ивана-царевича, да и полюбила его. Она ему и помогла загадку материну разгадать и до острова Буяна добраться. Пришел Иван-царевич в хрустальны палаты да давай Кота-Баюна просить-уговаривать, чтобы поплыл с ним в Тридевято Царство, Марью Моревну веселить. А Кот-Баюн ему и говорит: "Добро тебе, царевич, что стал ты миром да лаской меня упрашивать, а то быть бы тебе мертву сей же час". Вернулись они в Тридевято Царство, да и развеселил Кот-Баюн Марью Моревну. Тут и свадьба, а Иван-царевич, закручинившись, сидит. Говорит ему Марья Моревна: "Что ты голову повесил, добрый молодец, аль не рад?" А Иван-царевич и отвечает: "Всем ты хороша, царевна, и красива, и мудра, и рати славно водишь, а только обещался я той, что мне помогла, дочке Айфе-колдуньи." Рассмеялась тогда Марья Моревна и говорит: "Легко твоему горю помочь. Не ты ж меня развеселил, а Кот-Баюн, вот за него замуж и пойду". Удивились тут гости, а Кот-Баюн грянулся оземь, да и обернулся молодцем... Вот так они и поженились.
   "А почему ты не живешь с родными, царевна?"
   - Учиться уехала... Дай слово, принц, что ты не уйдешь, когда я усну! Ты же будешь охранять мой сон, да?
   "Даю слово".
   Кошачьим чарам она и на сей раз не стала противиться.
   Снился ей снова принц Индракумара, а проснулась она в слезах потому, что выдуманный принц оказался настоящим, а настоящие принцы не такие, какими ты их себе придумываешь. И если уж попал в сказку, то никак заранее не узнаешь, чем сказка кончится.
  

2. Время пробуждения (Весна 2005)

   Когда тугой и влажный ветер гудит над Моим Городом, и облака тяжелеют и темнеют, а лед на реках становится прозрачным, мое сердце каждый раз стучит все быстрей и быстрей, ибо я чувствую приближение весны. Она придет с птицами и дождями, и снег растает так быстро и неожиданно, будто и не было его. Как писал один мой знакомый поэт:
  
   Весна разразилась как революция!
   Небо - еще не оскверненное знамя.
   Шагаю по битым солнцеблюдцам,
   Мирскую грязь попирая ногами!
  
   Вороны митингуют в воодушевлении.
   На солнце греются коты и собаки
   Из грязных снеговых отложений.
   Стыдливо выглядывают собакины каки.
  
   А что? Им же тоже погреться хоцца!
   Всю зиму легко ль быть в снегу захороненным?
   Даешь равноправие перед солнцем
   Зверью и продукту жизнедеятельности оного!
  
   С юга тянутся эшелонами
   Птицы на летнее место жительства,
   А за ними - дожди тяжкомноготонные
   И нудные, как после разрухи строительство.
  
   Пусть же взгляд пока от земли отрывается,
   И ботинок титаники текут неудержимо!
   ...А грипп-террорист из-за угла подбирается
   Сторонником свергнутого зимнего режима.
  
   Придет весна, и время снова двинется. И уйдут зимние наваждения. И будут разгаданы загадки. Такое уж время - весна.
  
  
   Небо набухло серыми влажными тучами. Снег расползался, из-под снега вылезал весь зимний хлам, по улицам невозможно было пройти, не наступив в отмороженное собачье дерьмо. Было погано. Наступала весна пополам с депресняком и гриппом.
   Игорь не мог дать этому времени другого определения, кроме как "над городом нависла жопа". Он был вынужден признать, что не только над городом.
   Ему снились тяжелые, темные сны. В этих снах небо было скрыто тяжелыми грозовыми тучами, иссиня-черными, но вместо молний их вспарывали сполохи багрового огня. Звуков не было, стояла ватная тишина. Он видел во сне темный город, излучину реки и колышущийся столб воздуха в том месте, где - он точно знал это - должен стоять трон из черного базальта, а на троне восседал кто-то, кому нельзя было смотреть в лицо, так ужасно оно было... И еще он видел Анастасию, она что-то говорила ему, но беззвучный ветер уносил слова, стоило им слететь с губ.
   Наяву же тени и призраки стали не просто настойчивы.
   Они следили за ним, он слышал их беззвучный шепот, слышал их бесплотные шажки. Он инстинктивно чувствовал опасность одних и опасливость других. И каждую ночь приходила Красная Женщина... И Игорь однажды понял, что уже не может без нее. До тех пор он все говорил себе - он сумеет с ней расстаться. Когда-нибудь. Он понимал, что она - не настоящая, но она была прекрасна, она затопляла его, и он никак не мог решиться сказать ей - уходи. А когда осознал, что не может без нее, он испугался по-настоящему.
   В тот вечер он выпил снотворное, чтобы сразу провалиться в сон без сновидений - тогда она не придет.
   Она не пришла. Но когда тяжелый таблеточный сон начал отступать, он услышал - или показалось, что услышал голос Анастасии.
   - Пожалуйста, ну пожалуйста! - в отчаянии звала она, и он почти очнулся и даже почти увидел ее... Но сон кончился. Он лежал между сном и явью, еще не проснувшись окончательно и осознавая это, когда появилось ОНО. Нечто босховское, небольшого росточка, в плаще с капюшоном, белом таком. Руки и ноги - как птичьи лапки, а голова - костлявая, как череп, с зубастым клювом... Откуда-то он знал, что это хищная и подлая тварь, что она нападет на спящего, потому, что слаба. Игорь потянулся за ножом - тварь исчезла...
   А ножа наяву и не было никакого...
   "Господи, а если бы она убила меня во сне? Что было бы со мной тогда?"
   Но кто ответит?
   А вечером, когда он почти вошел в арку дома, в Патриарший переулок медленно втянулся, изгибаясь на повороте, как резиновый, черный лимузин с тонированными стеклами, и эти стекла смотрели на Игоря очень недобро...
   И тогда он разозлился.
   "Черт побери, - думал он, сидя на кухне и гладя Вильку. - Какого хрена? Надо что-то делать с этим, а не прятать голову в песок. Что же такое творится? Варианта два. Первый - я просто схожу с ума. Второй - "зеленые человечки" по какой-то причине занялись мной. За мной охотятся? Стало быть, я опасен? Но кому, почему? Как узнать?"
   Он долго прикидывал и так, и этак, но ничего толком не вытанцовывалось. Но хотя бы задача была поставлена - стало быть, найдется и решение.
   На сей раз уснул он сам, без снотворного, от усталости.
   И не видел, как настороженно вскочил Вилька и обошел дозором квартиру. Затем, словно сторожевой пес, лег на подушку, охранять хозяйские сны.
   Красная Женщина Эвтаназия не пришла.
  
   Утро выдалось ясное, классически весеннее, с капелью, лужами и наглыми воробьями, обсевшими невысокое дерево у подъезда. Такое радостное было утро, что Игорь был почти уверен, что все уже позади, что "зашкал" ненормального был случайным всплеском, последствием суицидальных дней грязной весны.
   Игорь открыл почтовый ящик. Вместе с кучей рекламы вытащил из почтового ящика красивый буклет. На первой странице красовалась ярко-оранжевая надпись: "Центр паранормальных исследований "Откровение". Адрес, телефон. А под надписью виднелся странный символ, похожий на замысловатый узел кельтской плетенки... Блин! Игорь сел прямо на ступеньки. Эти рекламки... Господи, да их же раздавали красивые улыбчивые девушки у метро уже не первую неделю, даже месяц! Он вспомнил! Как с этим самым объявлением! Девушек никто не замечал, как и он сам!
   ВИДЕЛ - но не ЗАМЕЧАЛ!
   Ему стало страшно. Снова почудился приторно-сладковатый запах, и на грани видимости вроде бы мелькнуло на миг в тени красное пятно... Он выскочил из подъезда.
   Но как только он вышел, в глаза ему бросилась ярко-зеленая рекламка прямо перед порогом. "Служба паранормальной психологической помощи". С адресом, телефоном, такая компактная и заметная. И Игорь вдруг с ужасом понял, что видит ее не впервые. Что она тут Бог весть сколько уже висит. Он помотал головой. Реклама не исчезала. Игорь немного постоял, наблюдая за обстановкой. Висела она очень удобно - но никто ее не видел. В упор не видел. Игорь же ее видел - но прежде не воспринимал! Но почему? И почему именно сейчас?
   Судьба?
   А почему бы и не положиться на судьбу? Ведь надо с чего-то начать. И лучше всего проверить самый тривиальный вариант - пойти к психиатру. Вот после работы он и пойдет туда.
  
   Тащить себя за шиворот ужасно неприятно. Но хуже, когда обстоятельства будут тебя пинать под зад. Паранормальная психушка, как назвал заведение Игорь, находилось аж в Ново-Косино, у самого леса. Зеленая вывеска висела прямо на виду над солидной дверью на первом этаже нового красивого дома, ярко светились окна. Но на вопрос Игоря - а где вот такая-то служба? - прохожие только недоуменно качали головами, в упор не видя вывески прямо у себя перед глазами.
   Игорь развеселился и вошел.
   Девушка за белой стойкой была хрупкой, голубоглазой и чертовски привлекательной. Она окинула Игоря неприкрыто-оценивающим взглядом, а затем встала, одергивая на изумительной фигурке коротенький халатик.
   - Я вас провожу-у, - кокетливо протянула она, и пошла впереди, красуясь длинными стройными ножками. Игорь шел за ней, как баран, не в силах отвести взгляд от соблазнительной фигурки, обтянутой халатиком.
   - Прошуу, - так же промурлыкала она, открывая дверь кабинета. Игорь, чувствуя, как полыхают уши, вошел.
   Кабинет как кабинет. Психолог - мужчина средних лет, бородатый и в очках - выглядел весьма располагающе. На стене висела картина. Небольшая. Но затягивало в нее, как в омут. Весенние сумерки. Жуткие и притягательные. Луна над лесом. И уходящая в никуда серебряная дорога. Он вспомнил фамилию художника. Когда-то он выставлялся в Универе. Недбайло.
   - Нравится? - спросил психиатр. - Меня зовут Константин Евграфович.
   - Игорь. Кременников Игорь. Я был на его выставке. Еще студентом.
   - Это авторская копия. Мне один друг подарил. Ну, займемся делом. Какие жалобы?
   - Зеленые чертики, Красная Женщина, и ненормальное зашкаливает.
   Игорь всегда подозревал, что все психиатры отчасти психи. Теперь он уверился в этом окончательно. Потому, что Константин Евграфович кивнул и поинтересовался:
   - А какие конкретно чертики?
   - Да понимаете, обычно они ко мне не приставали. Например, такие, похожие на мохнатые шары или тени. Сидят себе по углам, иногда перекатываются с места на место по своим делам, не мешают. Обычно так было. А теперь они словно следят за мной - катаются следом, кучкуются...
   - Они только дома бывают?
   - Да... Нет, скорее, в помещениях. Один у нас на работе живет.
   - Вы один их видите, или кто еще?
   - Вроде я один, в том-то и дело. Я к ним уже привык, а тут у них перемена в поведении. Я... испугался.
   - Угу, - отметил что-то в журнале Константин Евграфович. - А вы не помните, ничего такого не случалось до того, как произошла такая перемена?
   - Что случилось? Да вроде ничего. Ну, сон мне приснился про какой-то трон сатаны... И Анастасия еще что-то хотела сказать во сне...
   - Кто такая Анастасия?
   И Игорь начал рассказывать. Как на духу. Он говорил, и смотрел в окно, совершенно не придавая значения тому, что оттуда виден не обычный двор с посеревшими кучами снега под тусклыми фонарями, а огромная белая луна над серебряными травами... Просто не замечал.
   Когда он закончил рассказ, Константин Евграфович хмуро покачал головой. Он некоторое время молчал, затем сказал:
   - Игорь Михайлович, я не стану вас пугать, потому как толком и не знаю, опасно все это или нет. Но могу успокоить - вы не псих. Просто вы один из немногих пока людей, - он нарочно подчеркнул это "пока", - которые не просто видят то, что мы называем "зоной", и ее созданий, но и осознают, что видят. Вы не избранный. Просто у вас мировосприятие такое. Я вполне согласен с вашей теорией ненормального, и если бы вы согласились сотрудничать с нами...
   - Быть подопытным кроликом? - криво усмехнулся Игорь.
   - Скорее, объектом для наблюдений. Хотя я был бы рад, если бы вы стали нашим сотрудником. Кстати, как вы нас нашли?
   Игорь пожал плечами.
   - Увидел вывеску.
   - Давно?
   - Давно, - прямым взглядом посмотрел Игорь в карие глаза доктора. - А вот осознал, что увидел - недавно. - Он помолчал, затем достал из кармана оранжевую брошюрку со странной плетенкой. - И вот это тоже недавно осознал. Почему? И что это? - кивнул он на символ.
   Константин Евграфович чуть прикусил губу, пряча улыбку, затем нацарапал что-то на визитке.
   - Вот адрес. Идите, не удивляйтесь и ничего не бойтесь. Ну, до встречи! Думаю, мы с вами теперь будем довольно часто встречаться, Игорь Михайлович.
   На том и расстались. За окном уже совсем стемнело. Игорь встал под фонарем на остановке и достал карточку. Стенина Елена Георгиевна. Областной центр акушерства и гинекологии!!! Игорь чуть было не выбросил карточку. Подлянка какая! А впрочем... впрочем выбирать иногда не приходится.
   - Идите, не удивляйтесь и ничего не бойтесь... Дорогу осилит идущий.
   Игорь вдруг рассмеялся, вдохнул морозный воздух ранней весны и зашагал по хрустящему ледку подмерзших лужиц к остановке. Дело пахло приключением. А что еще нужно бывалому мушкетеру?
  

***

   Стоит на Покровке "дом-комод", в тылах которого прячется областной институт акушерства и гинекологии. Место тихое, приятное. Туда-то и пришел, внутренне обмирая от робости и стыда, Игорь.
   В длинном коридоре было темновато, хотя на улице резвилось солнце. Вдоль стены на стульях сидели несколько замкнутых и явно отягощенных невеселыми мыслями женщин. Как по команде пять пар глаз повернулось в сторону Игоря. Недоумение, смешанное с неприязнью. "Не" в квадрате. Игорь понадеялся было, что ему не в тот кабинет, но, сверившись с бумажкой, затосковал. Тот. Хуже того, на двери красовалась табличка - "врач-сексопатолог".
   В течение следующего часа Игорь вертелся, как на сковородке, чуть ли не всем телом ощущая испепеляющие взгляды женщин, в которых читалось только одно - все мужики сволочи. Наконец, он уже и сам начал чувствовать себя сволочью. Постепенно он стал слышать их мысленный шепоток - даже не удивился, что слышит.
   "Паскуда..."
   "И чего ему тут надо? Это не для этих гадов место, это наше, женское!"
   "Вот и моей такой недоделок попался..."
   "А вот отрезать бы ему это самое..."
   - Следующий!
   Игорь вздрогнул, огляделся - и понял, что это, собственно, его зовут. Внутренне перекрестившись, вошел.
   Психологиня оказалась высокой молодой женщиной, статной и в теле. Белый халат, застегнутый на все пуговицы, соблазнительно натягивался на груди и бедрах. Была она смуглая, румяная, с широкими черными бровями, роскошными южными очами в густых угольных ресницах, с чувственными губами и круглым твердым подбородком. Волосы были крашены в соломенный цвет, и ей это шло, как ни странно. При виде такой женщины каждый мужчина невольно делал стойку - стойку "смирно", поскольку у дамы был решительный и суровый взгляд и командирские манеры.
   Она сидела за столом у окна, спиной к свету, потому Игорь не сразу узнал ее.
   - Какие проблемы? - осведомилась психологиня густым низким голосом.
   - Проблемы... - проблеял Игорь. - В смысле...
   - Та-ак. Вот что, молодой человек, - тон ее действительно превращал Игоря в зеленого юнца, хотя сама-то она была лет на пять его моложе. - Сейчас вы мне будете рассказывать все как на духу. Константин мне позвонил. Итак, - она встала, - какие у вас... проблемы? Излагайте.
   И Игорь вздохнул и начал излагать.
  
   У психологини Елены Прекрасной тоже, как оказалось, была своя теория.
   - Понимаете ли, Игорь, - чуть нахмурившись и качая рукой, говорила она. - Да, там больше пациентов нет? Вроде по записи больше никого. Нет? Отлично. - Она потерла руки. - Представьте себе, что, положим, существует такое место, пространство, где наши, так скажем, идеи, мечты становятся материальными? Просто предположите, что такое быть может.
   - Ну?
   - Ну, - передразнила она. - "Солярис" читали? Как он, этот самый Солярис, воплощал самые заветные мечты людей? Хари помните? Предположим, что вы, мечтая... о ком-то создали вашу Хари. И она явилась к вам на маячок вашего жгучего желания встретиться с этим... кем-то. И ваша Хари желает существовать. Быть. Жить. И поддерживаете ее существование только вы, она держится за вас.
   - Но почему она... такая?
   - Какая?
   Игорь задумался, поджав губы.
   - Та Хари была... как бы это... хорошей, что ли. Не высасывала. А меня высасывают, - он поднял взгляд, нахмурился. - Она не такая, как я представлял себе... ту... женщину. Она совсем наоборот.
   Психологиня хмуро посмотрела на него. Пожевала губами.
   - Я не знаю, - сказала она, помолчав.
   - И что мне теперь делать с ней и прочими тварями?
   Елена Прекрасная задумалась. Дернула плечом.
   - Будем следить. И охранять вас.
   - Что?
   - Вы ценный подопытный кролик, - усмехнулась Елена. - А уж как и кто вас будет охранять - вам знать пока не надо.
   - А потом?
   - Потом будет потом.
   Игорь понял, что на этом обсуждение закончено и обжалованию не подлежит.
   Они еще некоторое время пообсуждали нормальность ненормальности и поспорили о той степени, когда ненормальность из нормальной становится паранормальной, и Игорь, глянув на часы, стал прощаться. Он достал визитку.
   - Будем отслеживать ваше состояние, - сказала психологиня. - Звоните ежедневно, а лучше заведите дневничок-глюковничок, и в пятницу через неделю я вас жду. Успокойтесь, не здесь, а у Константина. Как что-то экстренное - звонить немедленно! - она протянула ему свою визитку.
   Только на улице Игорь осознал, что с него ни Константин Евграфович, ни Елена Стенина, она же Елена Прекрасная, не взяли ни копейки.
   Когда дверь за Игорем затворилась, психологиня глубоко вздохнула и рванула с места в боковой кабинетик - подразумевалось, что это смотровая-операционная. Но там, под высоким потолком была подвешена огромная каратэшная груша. Психологиня замерла на мгновение, затем с диким воплем вмазала с разворота левой ногой по груше. Еще раз. Еще. Руками, ногами. Наконец, спустив накипевшее и издав финальный дикий вопль, она снова вздохнула, одернула халатик и решительно вышла в приемный кабинет. Села за стол. Затем достала мобильник.
  
   Выбравшись из последнего автобуса на улице Ивана Сусанина, психологиня поднялась к себе в однокомнатную квартиру на третьем этаже. С чувством облегчения заперла за собой дверь и рухнула на табурет в прихожей.
   - Ой, денек, - выдохнула она.
   На уютной кухне психологиня включила музыку, погурманствовала, чем Бог послал - а ведь неплохо послал, да и готовить она любила и умела. Потом, мурлыкая себе под нос и соблазнительно покачивая бедрами в такт музыке, Елена Прекрасная отправилась в ванну, откуда выбралась этак через час, и пошла сушить волосы. Еще через некоторое время, окутанная облаком розового махрового халата, дама пошла в прихожую и, деловито закурив, подтащила за гофрированную шею к зеркалу покорный старый пылесос "Ракета". А затем, уперев руки в боки, уставилась на свое отражение и стала ждать. Через некоторое время отражение стало неуловимо меняться. В зеркале стояла та же дама, но уже в черных обтягивающих кожаных брюках и туго зашнурованной на груди черной кожаной безрукавке с глубоким вырезом. Полную шею обвила серебряная змейка, хвостик ее спрятался в ложбинке между грудей. На руках тускло заблестели стальные вороненые наручи, кисти обтянули черные перчатки, выше локтя зазмеились серебряные браслеты. Лоб перехватил черный ремешок с пронзительно горящим зеленым камнем. Тяжелые пряди на голове пошли волной, словно змеи зашевелились. Психологиня удовлетворенно хмыкнула, залихватски затушила сигарету о высокий ботфорт, покачала крутыми кожаными бедрами и, схватив за шкирку пылесос, шагнула в зеркало.
   По Ту Сторону стояла осенняя ночь. Иссиня-белая полная лунища неподвижно пялилась с небес, окутанная размытым серебристым ореолом. Тишина была невероятная. Серо-стальной пылесос безмолвно летел над темными лесами, задумчиво блестящими озерами и медленными молчаливыми реками, над струящимися туманами, медленно вытягивающими по ложбинам прозрачные щупальца. Уже пала роса. Пахло прелыми листьями и увядающей травой. И кругом только темные волны леса и холмов. Ни огонька. Ни звука - только крик ночной птицы да шепот ветра в ушах.
   - Никогда не угадаешь, - пробормотала психологиня. Она каждый раз проходила на Ту Сторону через осень, хотя время суток не всегда совпадало со здешним. Место же было всегда одно и то же.
   Пылесос завис в воздухе. Психологиня огляделась. Через секунду сверху послышалось веселое хихиканье.
   - Сестрица Стено! - прозвенел с небес тоненький голосок. - Сестрица Стено!
   - Явилась, - буркнула психологиня Стено и помахала рукой летящей к ней очаровательной блондиночке. На блондинке был голубой шелковый хитон, чересчур короткий и с чрезвычайно глубоким вырезом, ремни крылатых сандалий плотно охватывали изящные точеные ножки. Прелестница кувыркалась в воздухе, умудряясь каким-то образом не открывать своих красот окончательно. На лбу свивались две серебристых змейки. Кувыркнувшись еще раз, блондинка изящно опустилась на спину пылесоса, скрестив ноги.
   - Привет, сестрица Эвриала, - усмехнулась психологиня. - Хорошо выглядишь.
   Не сговариваясь, горгоны откуда-то синхронно извлекли две трубки на длиннейших чубуках и закурили. Змейки на лбу Эвриалы захлопали глазами и зашевелились, но затем, приняв удобную позу, снова заснули. Стено вытащила из-за голенища девятихвостую плетку - при ближайшем рассмотрении эти хвосты оказались живыми змеями - и хлестнула пылесос по полированному боку. Тот хрюкнул и послушно полетел по знакомому маршруту.
   К далекой белой горе, по подножию охваченной рекой, вокруг которой горстью жемчуга по зелени рассыпался город.
   К огромному белому замку на горе, замку в вечном сиянии.
  

***

  
   Этой ночью, после многих глухих ночей без сновидений, Игорь увидел сон.
   Он сидел у себя на кухне, а на окне сидел Вилька. Они ждали. На столе стояло вино, в вазе поблескивали золотой, серебряной и лиловой фольгой конфеты, по-новогоднему пахло мандаринами.
   Он слышал шаги. Все ближе и ближе. Вот улица. Вот дом. Вот порог. Сейчас прозвенит звонок...
  

***

   Ах, как же славно гулять под весенним теплым дождем! Погоды стоят предсказанные, то есть, теплые и мокрые. А первые майские обещают жаркими и солнечными. И потянутся мои москвичи к своим фазендам и грядкам, воздавать должное Международному дню трудящихся. А я останусь смотреть, как покрываются прозрачной дымкой едва тронутые зеленью парки, дождусь желтых пушистых ершиков ольхи и пенья соловьев... Есть в году несколько дней, когда над Моим Городом высшая власть, и я могу покинуть свой пост и стать просто одним из духов. Тогда я волен идти куда угодно - только по большей части я остаюсь здесь. Когда еще удастся побродить по Городу так вольно, как в эти дни?
   Я пойду туда, где пишет свои картины и ничего не подозревает о близящихся событиях, художник. Тот, кто, может, станет Художником Моего Города. Я постою у него за плечом, посмотрю на его картины. А он, возможно, опять заметит меня, и снова его было успокоившаяся душа придет в смятение. Может, так и лучше будет - художнику нельзя быть спокойным...
  
   За окном шел дождь. В переулке не было видно ни единого прохожего, во дворе даже кошки попрятались. Впрочем, было еще рано для спешащих с работы горожан. В обычный присутственный день и Андрей еще сидел бы в офисе, вырисовывая очередные интерьеры, но сегодня он уже побывал у заказчика и решил в контору не возвращаться.
   Он заварил чай покрепче и сидел на кухне, глядя на серый дождевой сумрак и голые еще ветви деревьев, когда раздался звонок.
   "Наверное, соседи", - подумал Андрей. Может, опять у Марьи Николаевны кошка пошла гулять по балконам.
   Но каков сюрприз - в дверях стояла Вика!
   Мокрая-мокрая - вода ручейками бежала с ее челки, с беретика, с рукавов промокшего на плечах плаща. Мокрая... словно живая. Она вошла, сняла беретик, стряхнула его и обратила на Андрея взгляд, полный просто невыразимой радости.
   - Вика, вы? Как... как вы меня нашли? - сказал он, когда к нему вернулся дар речи.
   - Да Господи, разве это трудно? - улыбнулась она. - Вы как маяк. Только кое-где пришлось обходить - новые улицы. Мешают...
   Андрей, не сводя с нее глаз, повесил ее плащ на вешалку, торопливо вытащил из тумбочки еще тетины меховые тапочки.
   - Вот, переобуйтесь. У вас же ноги совсем промокли!
   Вика с сомнением посмотрела на свои боты - может быть, даже фабрики "Скороход", вышедшие из моды в далекие довоенные года.
   - Я не... Спасибо!
   Мгновение поколебавшись, Андрей распахнул дверь в большую комнату, в мастерскую.
   Вика радостно заявила:
   - Как у вас красиво. Как у настоящего художника.
   - То есть я не настоящий? - засмеялся Андрей.
   - Настоящий, - шепнула Вика.
   - Проходите, - он повел рукой, приглашая ее в комнату. Пододвинул ей тяжелое кожаное кресло. - Вы не замерзли? Дать вам плед? - В прошлый раз Вика была словно прозрачная, а сегодня - совсем другая. Живая. Что-то изменилось... Вика поерзала в кресле, кресло скрипнуло.
   - Не замерзла. Но плед можете мне дать, так мне будет уютнее, - чуть капризно протянула она, забираясь в кресло с ногами. Андрей набросил на нее свой клетчатый плед, и она укуталась в него по самые глаза.
   - Между прочим, я пью вино, - заявила она. - Почему-то именно вино я пить могу где угодно - хоть у вас, хоть у себя дома. Я проверяла.
   Андрей с готовностью вытащил бутылку молдавского кагора.
   - Такое пьете?
   - Конечно, то, что надо! Давайте скорее бокал, - она выпростала руку из-под пледа.
   Андрей хотел включить свет, но не стал. Зажег три свечи в черном кованом подсвечнике. Вика смотрела сквозь бокал на свечу, и вино в бокале светилось темно-красным. Лицо ее стало пугающе серьезным.
   - Андрей, - осторожно заговорила она, пригубив, словно бы для храбрости, - я ведь к вам не просто так пришла. Меня папа прислал и просил вас прийти к нам снова. Он хочет познакомиться с вами и поговорить.
   - А... мама ваша ведь сказала, чтобы я...
   - Это вовсе не важно, - перебила Вика. - Просто мама боится, что нас... найдут.
   Андрей замер с незажженной свечкой в руке.
   - Погодите, не зажигайте. Я сама, - она осторожно и изумленно, словно это было для нее редким праздничным священнодействием, зажгла свечу. Она стояла и смотрела на нее с восторгом ребенка, увидевшего новогоднее нехитрое чудо.
   Андрей тихонько забрал у нее свечу и вставил в чашечку подсвечника:
   - Я думал, вы огня боитесь.
   - Наоборот, я его очень люблю. Люблю греться у печки и внутрь смотреть, как дрова горят. Послушайте, - ее лицо стало очень серьезным, - я должна вам все рассказать.
   - Что рассказать, Вика?
   - Ну... как мы стали такими.
   - Может, потом?
   - Нет, сейчас. Я хочу рассказать вам обо всем сама, - строго ответила она. Немного помолчала и все так же строго начала:
   - Я умерла в тридцать восьмом, двенадцатого ноября. Странно звучит, правда?
   - Я уже привык, - отозвался Андрей. - Вы говорите, говорите.
   - В общем, мы сначала жили... в Лефортово, на Краснокурсантском.
   - А почему сейчас живете на Маршала Вершинина?
   - Не знаю. Но квартира точь-в-точь такая, как у нас была, пока мы... были живы. Я училась в школе, и у нас там было много девочек и мальчиков из интеллигентных семей. Почти весь класс такой был. Я со всеми дружила. Мы собирались, стихи читали, чай пили, провожали друг друга до дому. Светка все время где-то пропадала, мама беспокоилась. А папа у меня архитектор. Я не знала точно, чем он занимается. Знала только, что он работает над каким-то секретным проектом, очень-очень важным. Вот. Мне было семнадцать лет, и я заканчивала школу, а Светке - одиннадцать. Это началось еще летом, после того, как мы вернулись из Коктебеля. Папа вечером работал у себя, как обычно, и вдруг звонок. Я подошла. Спрашиваю: "Вам кого?" Мне мужским голосом отвечают: "Академика Фомина". Я говорю: "Простите, он сейчас очень занят, он работает, перезвоните завтра, пожалуйста". А там как-то странно засмеялись и говорят: "Ах, работает, значит? Ну-ну, пусть старается..." И гудки. Я очень испугалась, но папе сразу не сказала, потому что у нас так было заведено - если папа сел работать, то нельзя ни шуметь, ни входить к нему. Сказала утром, а он меня потрепал по щеке и говорит: "Ничего страшного, малыш. Ничего не бойся". И правда ничего не было. Начался сентябрь, школа у меня и у Светки. Все, как обычно. Сентябрь прошел, октябрь, а шестого ноября, перед праздником, снова позвонили и попросили папу. Папа взял трубку, поговорил, потом в кабинете заперся. Я не знала, кто ему звонил и зачем, поняла только, что разговор был какой-то неприятный. Праздники прошли, мы три дня отучились - все как обычно. Двенадцатого я после школы зашла к подруге. Сижу у подруги - мама звонит: "Немедленно приходи домой. У нас большое несчастье. Только никому ничего не говори". Я пошла домой, подруга, слава Богу, ничего не спрашивала - раз мама сама позвонила, значит, что-то важное. Прихожу, а мама говорит: "Папе пришла повестка с Лубянки. Он только что звонил, просил, чтобы мы собирали вещи. Сегодня вечером мы поедем в Абинск, к папиной бабушке. Поняла?" Я только спросила: "Мам, а где Светка?" - "Гуляет. Пойди к ней и скажи, чтобы она гуляла, пока я ее не позову". Я пошла, нашла Светку, а потом вернулась домой и стала помогать маме собираться. Мы брали только самое необходимое и старались, чтобы в доме был порядок. Мама сказала - это чтобы не было так заметно, что мы сбежали. Я спросила: "Мам, а от кого и зачем мы бежим? Может, все не так уж плохо? Это, наверное, ошибка, ведь папа - самый лучший из всех, кого я знаю". Мама сказала: "Не говори глупостей. Делай, что я говорю - и молчи."[Author ID1: at Mon Dec 24 22:47:00 2007 ]"[Author ID2: at Mon Dec 24 22:47:00 2007 ].[Author ID2: at Mon Dec 24 22:47:00 2007 ]
   Вечером пришла Светка и приехал папа. Мы, как обычно, поужинали, папа спросил, собраны ли чемоданы, мама ответила, что все готово. Папа сказал, что у нас билеты на поезд час сорок до Краснодара, а потом в Краснодаре нас встретит машина его друга, он уже обо всем договорился. "Как договорился?" - удивилась мама. "Договорился - и все" - ответил папа. Мы промолчали весь вечер. В половине первого взяли свои вещи и пошли. Я помню, что дверь запирала мама, и когда она нечаянно уронила на пол ключи, папа очень рассердился и сказал, что теперь весь город будет знать, куда и зачем мы собрались.
   Мы вышли на улицу и сразу свернули налево, по Краснокурсантскому. Прошли пару кварталов и слышим: вроде мотор урчит где-то сзади. Идем, а звук все ближе, ближе - словно машина прямо за нами едет. Оглядываемся - и правда едет. Черный автомобиль. Папа тихо говорил, но мы его услыхали: "Бросайте чемоданы и разбегайтесь в разные стороны, подальше от машины". Мы так и сделали. Мама Светку схватила за руку, меня в плечо толкнула и говорит: "Беги". Я как побежала - не вижу, куда, но бегу, бегу. Сзади выстрелы и крик. Папин голос. Ох, Андрей, меня так пробрало от этого голоса! Страшно очень, а папу до чего жалко! Убили его первого, а он успел еще крикнуть: "Бегите, спасайтесь!" Господи, как я бежала! А они все стреляют и стреляют. Мотор урчит - машина за нами по пятам, а из нее прямо и палят, и палят. Светку убили, потом маму. Я оглянулась - они обе лежат, не шевелятся, и свернула в первый попавшийся переулок. Они машину остановили, выскочили - и за мной. Догнали, повалили на землю, прижали, но тут подошел кто-то и таким голосом жутким говорит: "Отставить!" И сам выстрелил в меня. Прямо в лицо. Очень мне было больно, так больно - мне показалось, что у меня голова взорвалась. Потом стало темно, а потом я очнулась и пошла. Иду и чувствую себя так, словно что-то потеряла. Оглядываюсь - лежит девушка в светлом пальтишке, вся в крови, глаза одного нет... в общем, увидела себя. Мертвую. Испугалась очень. И побежала скорее. Потом подумала - ведь я мертвая, значит. Они меня не увидят. Подумала - вдруг мама с папой и Светка тоже вот так, как я? И меня ищут, плачут? Я тогда пошла домой, хотя и страшно мне было... так страшно... Пришла домой, открываю дверь - а там мама стоит. "Викушка, - говорит, - нашлась, детуся наша!" И обе как заплачем! Вот и все. Потом наш дом снесли, - Вика застенчиво улыбнулась. - А наша квартира сама собой "переехала" сначала на Остоженку, потом в Медведково, а потом туда, на Маршала Вершинина. Мы и сами не знаем, как это получается. Просто просыпаешься однажды на новом месте.
   - Понятно.
   - Папа говорит, - помрачнела Вика, - что наш дом не просто так каждый раз сносят. И еще говорит, что скоро мы уже никуда не сможем "переехать". Словно в ловушку загоняют...
   - Кто?
   - Они, - прошептала Вика, но больше ничего не сказала. Андрей не стал допытываться.
   Они молчали, за окном шуршал дождь, серые сумерки густели вокруг язычков живого огня.
   - Вы мне снились, Вика, - вдруг сказал Андрей. - Я искал вас во сне. Наяву в том подъезде все совсем по-другому, а во сне я не мог войти.
   О том, что он каждый раз просыпался одновременно с выстрелами из темного проема, он говорить не стал.
   - А я вас видела. В начале зимы. Вы шли мимо нашего дома, без шапки. Разве можно так? Вы же простудитесь!
   - Я там тренируюсь, у нас зал в школе, в пристройке.
   Вика отставила свой бокал на низкий столик, заваленный картонами для эскизов, карандашами и всем тем хламом, который сам собой заводится в мастерских.
   - Андрей, у вас так спокойно. Можно, я у вас посижу? - спросила она, устраиваясь в кресле и подложив ладошку под щеку.
   - Конечно. А ваши не будут беспокоиться?
   - Нет, они же знают, что я у вас, - зевнув, ответила она.
   - Тогда оставайтесь.
   - Только... только вы еще свечи зажгите, ладно?
   Андрей улыбнулся. Добыл из ящика коробку с длинными спичками и стал зажигать свечи - в подсвечниках, в стеклянных подставках, обычные длинные, толстые цветные, маленькие "таблетки" в жестяных поддончиках...
   - Так пойдет? - спросил он.
   Ответа не последовало. Вика спала, свернувшись в огромном старом кресле.
   Андрей попятился к рабочему стулу, хватая со стола карандаш. Р-раз - и вот вам готовый эскиз: спящая Вика. И еще, и еще - он набрасывал с разных ракурсов, ловил уголок скулы, изогнутую бровь, разметавшуюся косу. А тень от ресниц на щеке? А веки? "Были дивны веки - царственные, гипсовые. Милый мертвый фартук и висок пульсирующий - спи, царица Спарты, рано еще, сыро еще..." Что там Пастернак писал о женщинах ("О женщина, твой вид и взгляд ничуть в тупик меня не ставит...")? Стоп - словно дернули за руку, грифель прорвал лист и сломался. Ты что же, браток, в привидение влюбился? Мертвая невеста - или как там? Андрей оглядел стопку свежих набросков, потом глянул на часы - да ведь ночь почти на исходе. Половина свечек уже погасла, оплыла кучками цветного парафина...
   А утром Андрея разбудило солнце. Он прикрылся рукой от нестерпимого сиянья, позвал тихонько:
   - Вика!
   Никто не отозвался. Вики не было. О ее приходе напоминал только плед, казалось, сохранивший очертания живого теплого тела. Несомненно, живого и теплого.

***

   Анастасия шла по городу. Она даже знала, что это за город. С ней часто так бывало - во сне она знала название города, но не узнавала его. Зато потом наяву порой вдруг вспоминала, забредя в какой-нибудь незнакомый переулок, что уже когда-то бывала здесь. Во сне.
   Но сейчас она знала, куда идти. Вот улица. Вот дом. Вот горит окно. А на подоконнике сидит одноглазый черный котишка. А в доме тот человек, Игорь. Она сжала в кармане бумажку с телефоном. Зачем телефон - она же помнит и этаж, и квартиру, она сейчас войдет...
   Перед ней стояла Красная Женщина.
  
   Игорь вздрогнул и проснулся.
   Сердце глухо колотилось в груди. Стояла такая тишина, что громче крика. От такой тишины должна проснуться вся округа, заорать сигнализация у всех машин.
   Но было тихо.
   Сон. Только сон.
   Он больше не смог заснуть.
   Он поднял трубку и набрал номер.

***

   На сей раз разговор шел у психологини дома. На далекой улице Ивана Сусанина в спальном районе Коровино-Фуниково (правда, "Фуниково" уже несколько лет как стыдливо отпало). В гинекологию Игорь ехать наотрез отказался, а в психпомощь к Константину обоим было далековато, хотя Игорь и был сегодня за рулем. Он вообще все чаще и чаще выводил старую "волгу" из гаража.
   - Я видел их во сне. Обеих. Видел Анастасию. И видел Красную Женщину Эвтаназию. Анастасия шла ко мне, а эта, Красная, заступила ей дорогу... Вот...
   Елена Прекрасная задумчиво держала в руке стопарик и, поджав губы, смотрела куда-то на стол, блуждая взглядом между закусками и еле заметно кивая головой - словно, что-то прикидывала в уме.
   - И, кроме того, я ведь вижу Красную Женщину наяву, а другие ее не видят. И не видят, кстати, объявлений вашей психпомощи - а я вижу. А еще я вижу на каждом углу объявления "Откровения" и девушек с листовками. Такие девушки, все с одинаковой улыбкой и застывшими глазами... и без теней... Я их вижу, а другие не видят!
   Елена досадливо крякнула.
   - Эххх... Не люблю, когда много неизвестных. Кто-то очень не хочет, чтобы вы встретились с Анастасией. Возможно, этот кто-то стоит за появлением Красной Женщины, возможно, нет. Возможно, он просто воспользовался ей... Если бы знать, кто эта самая Анастасия, тогда можно было бы что-то понять. И что такое вы, - она посмотрела ему прямо в глаза, и ему показалось, что у нее зрачок узкий, вертикальный, змеиный.
   - Кто же я? - хрипло спросил Игорь. - Вы же наблюдали меня.
   Елена Прекрасная шумно вздохнула.
   - Закусывайте, - она показала на столик с нарезками и салатом. - Закусывайте... Вы, - сказала она, еще раз вздохнув, - человек, который видит "зеленых человечков". Не потому, что вы такой особенный, а потому, что готовы их видеть. Вы такой отнюдь не один. Еще вы, как я поняла, "ныряете" в разные слои Москвы, мало того, чувствуете точки, где это возможно.
   - Что-что? - переспросил Игорь.
   - Ну, - психологиня насадила на вилку огурчик и, откусив с хрустом, начала вещать, чуть помавая вилкой. - Москва есть структура многомерная. Существует одновременно множество Москв, некоторые совпадают почти полностью - ну, в одной, к примеру, ваш дом желтый, в другой - зеленый. Но существует и Москва, в которой-таки осуществилась реконструкция 1935 года, и та, которой никогда не было, кроме как в литературе... в общем, много всяких Москв есть. В самые близкие попадают, даже не замечая этого, и точно так же выныривают назад. Но вот в достаточно сильно различающиеся слои так запросто не попадешь. Только в конкретных местах. И вы их чуете и, главное, туда ходите. Есть люди, которые могут попадать в разные слои в любых местах. Эдакие сталкеры, понимаете ли. Но таких как раз мало. - Она показала знаком на хрустальную салатницу. Игорь понял. - Спасибо. А еще вы человек, прошедший фильтр.
   - В смысле?
   - Вы ведь видите нашу рекламу? И откровенскую тоже. Видят не все.
   - А вы-то кто? - наконец, спросил Игорь.
   - Лично я горгона Стено, - фыркнула Елена Прекрасная. Игорь понял, что сегодня ему на этот вопрос ответа не дадут.
   - А кто они?
   Елена мгновенно пронзила его каким-то змеиным взглядом.
   - Идите и у них самих спросите.
   Игорь выдержал взгляд и покачал головой.
   - Пока что-то не тянет, - медленно проговорил он. И правда, не тянуло. Не нравились ему эти девочки с листовками...
   Некоторое время слышалось только звяканье вилок.
   - И все же - что мне делать?
   Елена выпрямилась, нахмурилась, прикусила губу.
   - Я бы, - сказала она, - искала Анастасию. Если она просит помощи, то с ней беда. Красная Женщина между вами. Так что ищите еще и Красную Женщину.
   Игорь вздрогнул. Затем медленно кивнул.
   - Я больше не буду прятаться. Вы правы. Если все время бегать, то и с ума сойти можно.
   - Герои-одиночки быстро кончаются. - Она явно что-то хотела еще сказать, но промолчала. Игорь понял, что кто-то, наверное, будет ему незаметно помогать. Интересно, кто? И заметит ли он их? И какова будет цена помощи?
   Давно ему не бывало так хорошо и уютно, как в этой квартире, за разговором, перешедшим к вещам, уж и вовсе далеким от психики. И домой он рулил по ночной Москве, совершенно ничего не боясь - сегодня он был сильнее всех. И тени не преследовали его, и отражения в стекле подмигивали дружелюбно, и никакие черные резиновые лимузины из-за углов не выползали. Зато то и дело он замечал собак и котов, мимо которых обычно скользил взглядом...
  
  
  

***

   Обжитое место в большом городе обладает памятью. А память места подобна маяку для призраков. И не только. Когда я вижу выпотрошенные дома, от которых остался в лучшем случае один фасад, а то и фасад-то выстроен заново, я вижу в окнах этих домов пустоту. Там нет памяти места. Там нет маяка. И пустоту занимает что-то другое. То, что не имело бы дороги в Мой Город никогда, не возникни здесь пустота.
   Что это? Безумие людей? Или за всем этим стоит некто? Ах, да что ты задумываешься - за всеми гадостями в этом мире стоит только один. Но действует он руками людей...
   Башня растет...
   Две Башни есть в мире. Две Башни прорастают многогранными кристаллами сквозь все бытие, проступая гранями во всех башнях мира.
  
   Над стеклом и бетоном,
где облака прошли,
кремний поёт карбону
на языках земли.
Звон двоичного кода,
мёд восьмигранных сот -
и - кольцами световодов
башня растёт.
   Башня, чья основа верность и память, а вера и надежда скрепляют любовь... Как она незаметна, как медленно она поднимается, медленнее миллионнолетних сталактитов...
   И вторая. Башня, что не раз поднималась и падала, увлекая за собой народы.
   Башня, что встает там, где срыта память. Лишь на земле без памяти можно возвести ту, вторую Башню. И потому они лишают памяти Мой Город....
   Мой Город погружается в иное пространство, а на месте домов растут Башни. Башни пронзают пространство города, башни подобны выгрызенным в Моем Городе норам, вражеским подкопам...
   Башни домов, башни офисов, могучие, уверенные, надменно возвышающиеся над старыми домами. И кажется мне, что призрачно встает над моим городом силуэт иной Башни. Такой же, что рухнула много тысяч лет назад...
  
   Время погибель множит,
но, возвратясь, найдёшь -
гнев Твой, Господи Боже,
снова включён в чертёж.
Ангел с трубой и чашей
на перекрёстке ждёт.
Но - кратной памятью нашей
башня растёт.
   (Е.Михайлик. "Вавилонская башня")
  
   Да, это так горько - когда радость, труд, объединение в едином возвышенном порыве оказывается подчинено той силе, что вечно хочет зла. Она не совершает блага, она заимствует его у людей. Все доброе, светлое она способна вывернуть наизнанку... и я испытывал бы отчаяние, читая этот гимн вавилонской башне, если бы не знал, что все можно обратить ко благу. Повинуясь гордыне, люди строят башню - но ради нее, ради своей мечты отрекаются от себялюбия, становятся со-работниками, горят созиданием. Все обратится к вящей славе Творца, и освященные лучшим, что есть в людях, эти проросшие через Город иглы станут его частью. Зеркальное стекло и сияющая сталь сменят кирпич и штукатурку, как некогда кирпич и штукатурка сменили дерево, и Город мой переменится снова, станут зрячими окна пока безликих зданий - когда из них станут смотреть наружу горожане...
   А мне нравятся башни. Нравится поющий в растяжках останкинской телевышки ветер. Нравится ажурный силуэт шуховской вышки - она похожа на растянутую к облакам рыбачью вершу для ловли эфирных волн...
   Но земля, лишенная памяти - плохая основа.
   Время возведения башен - время падения башен. Одна устоит, другой суждено пасть.
   Всему свой срок.
  
   Когда ее привезли сюда, к "Юго-Западной", башня показалась Анастасии небольшой и какой-то скрытной. Возможно, из-за ее зеркально-голубой облицовки, из-за которой она не то чтобы сливалась с небом, но как-то терялась на ее фоне. Голубой кристалл рос вверх, устремляясь в небо. Это было красиво. Стоял вечер, и тени были глубоки. Машина въехала в тень, странно густую и непроглядную.
   Снаружи башня казалась пустой и даже недостроенной. Но когда они прошли через эту тень - Анастасия ощущала ее почти физически - и сквозь нее вошли внутрь, тут оказалось много что...
   Сейчас, глядя в анизотропные окна, она видела Москву с такой невероятной вышины, что начинали возникать сомнения в том, что башня такова, какой кажется. И что Москва, которую она видит с высоты, та, в которой она жила прежде, но Анастасия гнала прочь эти мысли. Платили чудовищно много. Ради таких денег можно и не задумываться.
   Иногда ей казалось, что некоторые грани кристалла выходят совсем и не в Москву...
   Уже почти полгода она была здесь. И до сих пор так и не поняла, что она здесь делает.
   Какие-то тесты, какие-то разговоры с непонятными людьми на непонятные темы. Это сначала увлекало. Потом начало раздражать. Хотелось какого-то смысла, Анастасия не привыкла получать деньги ни за что. Она пыталась анализировать происходящее, но смысла никакого в этом не было и не предвиделось. Значит, какой-то подвох. Теперь она ждала, когда кончится срок контракта. Ей не терпелось вернуться домой. Хрен с ними, с деньгами. Тут что-то неладно. Домой. К Кате.
   За все эти месяцы она ни разу не вышла из башни, как и полагалось контрактом. Впрочем, как она поняла потом, ей и не удалось бы выйти. Она ни разу не поднялась выше двадцатого этажа и не спустилась ниже пятнадцатого. Это тоже было условием контракта. Но вот то, что она так и не познакомилась ни с кем из живущих в дозволенном пространстве... дело в том, что никто вроде и не стремился. Это были какие-то люди в себе.
   Обстановка уже начинала Анастасию угнетать настолько, что она даже подумывала о разрыве контракта. Пусть без денег, но тут... погано. Необъяснимо погано. И Анастасия решилась.
   Вечером, после очередной порции доставшей ее до кишок ерунды, она не пошла на ужин. Она решила подняться выше Дозволенного Предела. В принципе, никто не закрывал боковых лестниц. Просто туда нельзя было. И никто и не ходил - еще бы, когда столько платят! Но ей уже было наплевать. Даже если тут есть камеры - плевать. Пошли они нафиг...
   Анастасия решительно шла по коридору к лестнице, когда увидела идущую ей навстречу изумительной красоты брюнетку. Анастасия даже остановилась, любуясь на молодую женщину. И тут незнакомка сказала, почти не шевеля губами и ничуть не меняясь в лице:
   - Не надо ходить туда.
   Анастасия ошеломленно подняла брови.
   "Почему"?
   - Не надо. Пожалуйста. Дождитесь ночи. Засните обязательно.
   И пошла себе дальше.
   Анастасия проводила ее взглядом, и повернула назад. Почему-то она поверила этой женщине.
  
   Сон пришел не сразу - слишком много мыслей клубилось в голове. И самая главная - как бы отсюда сбежать. Хотя пока ничто не говорило о том, что после истечения срока контракта могут не выпустить...
   - Здравствуйте, - красавица сидела в кресле у окна, в котором постоянно висели две луны.
   - Здравствуйте... а вы как сюда попали?
   - Я вам снюсь. Я умею попадать в чужие сны. Хотите, научу?
   Анастасия села в постели.
   - А если я вас ущипну?
   - Во сне ущипнете. Но все равно больно будет.
   Анастасия задумалась.
   - Научите. Может, я к Кате приду. И еще к одному человеку... А почему?
   - Что - почему?
   - Почему я вам должна верить?
   - Но я еще ничего не сказала.
   - Вы сказали, чтобы я не ходила наверх.
   - Там следят. Там камеры. Я уже влипла. А вы сможете выйти, сможете мне помочь.
   - В чем?
   - Вы меня слушать будете?
   - Буду.
   - Меня зовут Светлана. Можно просто Лана. Я неудачница. Вернее, я приношу неудачу. Со всеми моими мужчинами всегда случалась беда. Даже если их отбивали подружки - все равно. В конце концов, пошел слух, что у меня дурной глаз. И все подружки мигом разбежались, а соседки по дому стали сторониться и как-то нехорошо смотреть. А мужчины просто стали бегать от меня. Я переехала к матери на другой конец Москвы, сменила работу, оборвала все контакты. Но, знаете, одна беда не ходит. Заболела мама. Тяжело, почти безнадежно. И вот тогда я сломалась. Я ненавидела себя, презирала, но я пошла к гадалке. На себе я уже поставила крест, но кроме мамы у меня никого на свете нет, я просто не смогла бы жить без нее.
   - Мадам Амелия, ясновидящая в седьмом поколении, решим все ваши проблемы за ваши деньги, укокошим соперницу без греха.
   - Почти. Я попалась на это "без греха". Я не то чтобы верующая, но все же... В общем, до гадалки я не дошла. Так тошно мне было, так муторно... От жизни ждать уже нечего, потому как замуж поздно, мне ведь за тридцать уже, а сдохнуть рано, и осталась только мама, а мама умирает... И тут меня кто-то дергает за руку, и я как сяду на бортик тротуара, да как зареву... Смотрю - цыганка стоит. Я ей все и выложила, реву и рассказываю... Мама всегда говорила - не верь цыганке, обманет, обдурит, только деньги все выманит! А она мне вдруг и говорит: "Пойди в церковь, золотая моя, поставь свечечку Богородице, и все ей расскажи, а потом иди домой и ложись спать. И будет тебе ответ, яхонтовая. А к гадалке не ходи, наврет она все, гадалка. Дай руку, да не бойся, не возьму я с тебя денег!" Я ей руку протянула, а сама все плачу, и так вдруг устала, что только бы до дома дойти да спать лечь. А та посмотрела мне на ладонь и говорит: "Ты, красавица, только через тень не ходи. Поняла?" Я, конечно, ничего не поняла, сижу, как полная дура. "Поймешь. А то угроза там будет тебе большая, и линии вот раздваиваются. В яму упадешь и там сгинешь, либо через большой труд выберешься". Я хотела спросить, что за яма - а она уже ушла. Я еще немного посидела бортике и пошла домой. Иду и думаю - собиралась к Амелии, а чем цыганка хуже? Хоть денег не взяла. И пошла я в церковь. Знаешь, мне неудобно было - я же неверующая, даже не знаю, как себя надо вести. Ну, собралась с духом, вхожу. Надела берет поглубже, как дура, - хихикнула она. - Чтобы лица было поменьше видно. Идиотка, да?
   Анастасия кивнула.
   - Образ Богородицы я нашла быстро. Правда, их там было несколько, но я подошла к первому попавшемуся, поставила свечку и шепотом стала рассказывать про свои беды. Дурацкое положение. Словно воровка, оглядываюсь - не смотрит ли кто, не видит ли, что я тут чужая? Вдруг я и крещусь не так? В общем, рассказала я все иконе, и ничего не случилось. Не вспыхнул свет, не зазвенели колокола, не воспели ангелы. И пошла я домой. - Лана нахмурилась, вспоминая. Прикусила нижнюю губу. - Дома позвонила маме в больницу... Выпила снотворное и легла. И приснился мне сон. Приснилась мне женщина со злым красивым лицом, в красном платье, с красными губами и ногтями, и эта женщина сидела и быстро-быстро распускала красное вязаное полотно, сматывая его в клубок. Смеется, смотрит на меня, говорит: "Вот, еще один рядок. Скоро я совсем твою судьбу распущу, и ты исчезнешь, совсем исчезнешь"! Я кричу: "Кто ты такая? Что я тебе сделала"? А она отвечает: "Я твоя злая судьба. Твоя мать когда-то увела парня у своей сестры, вот та ее и прокляла! А от этого проклятья и я родилась! И ничего ты мне не сделаешь, потому, что ты здесь, а я - там. Не достанешь"! И тут мне так захотелось ее убить! Вот так взять за горло - и придушить, шею сломать, загрызть - что угодно! Я смотрю вниз - и вижу под ногами у себя черную-черную тень. Пытаюсь обойти - она передо мной. И куда ни шагну - она мне не дает к этой тетке подойти, а она все хихикает - не достанешь! Тут я как заору - достану! - и бросаюсь к ней. А она вдруг говорит: "Не делай так! Если ты меня тронешь, твоя тетка умрет! Она себя со мной связала"! А я кричу: "Если она это сделала, то лучше ей не жить"!
   Лана замолчала.
   - А дальше? - тихо спросила Анастасия. - Дальше что?
   - Дальше, - спрятала глаза Лана - не помню. Дрались мы, наверное. Помню только что эта баба растворилась в луже тени, лужа расползлась во все стороны до самого горизонта, а я стою на островке среди нее. В общем, проснулась. А на другой день позвонили соседи тети Риммы и сказали, что она умерла. А мама пошла на поправку.
   Лана снова замолчала.
   - И что?
   - Ничего. Ко мне пришла удача. Мне стало удаваться все, - каким-то серым голосом говорила Лана. - Стоит мне пожелать человеку плохого - и исполняется. Например, пихнул меня в метро здоровенный потный бугай, и мне страшно захотелось, чтобы он упал и разбил себе что-нибудь. Тот вышел из вагона, споткнулся, упал и ногу сломал. Я стала бояться себя. Я боялась вообще встречаться с людьми, чтобы только не пожелать им плохого, потому, что все люди, в сущности дрянь, и не подумать о них по-дрянному просто невозможно. Вот на такой мысли я поймала себя и запаниковала. Тут и подвернулась брошюрка "Откровения". Девушки у метро раздавали, такие вежливые, интеллигентные. Все шли мимо, словно не видели, а я, понимаешь, всегда беру рекламку, им же за это платят, а мне что, трудно листочек взять? Ну, вот так и попала... А ты? - резко спросила Лана. - Ты-то сама почему здесь?
   - Из-за денег. Муж погиб, хорошей работы найти долго не могла. Я не думала, что я необычная, хотя муж говорил мне - ты, Эвтаназия, ведьма. Ну, да, предугадываю я, что сейчас по телевизору скажут или по радио передадут. Да, когда смотрю на часы, это почти всегда число вроде 23.23 или 23.32, или что-то в этом роде. И заблудиться не могу, всегда нутром чую, куда надо идти и всякое такое. Мало ли что? Вот... Словом, я прошла тестирование. Но я до сих пор не знаю, что я тут делаю. И, Лана, почему-то мне кажется, что нас отсюда уже никогда не отпустят. Ни за что. Я чую. А если они говорят, что я действительно чую, то так оно и есть!
   - Ни за что не подписывай договора, - сказала Лана. - Ни за что! Сколько бы денег не сулили. Иначе будешь как я.
   - А что ты?
   - Я не могу отсюда уйти. Я приношу неудачу. И хожу по чужим снам. И я подписала договор...
   - С кем?
   Лана дернула плечом.
   - Они не люди. Вернее, не все они - люди. Те, что наверху, - она показала головой, - что-то вроде призраков. Но хотят стать живыми. А главный вроде как человек даже. Он называет себя Эйдолон. Я не знаю, что им надо. Пока не знаю. Трудно - у них нет снов, я не могу узнать. Иногда во сне поднимаюсь наверх и пытаюсь подслушивать. Это опасно... Те, что внизу - люди. Призраки не могут ничего сделать здесь, они бесплотны. Для их дел нужны люди. Они там, внизу. Секта. "Откровение".
   - А мы...? - шепотом проговорила Анастасия.
   - А мы - рычаги, наверное... Но ты еще не подписала договора. Я - уже. Мне нет выхода. Ты еще можешь. Не подписывай!
   Лана начала дрожать и расплываться, и Анастасия проснулась.
  
  

***

   Очередной тревожный звонок прозвучал громче всех остальных. Это случилось в субботу, 13 марта. Игорь шел от дома пешком к Большому Каменному Мосту, через арбатские переулки. К тому месту, где встретил Эвтаназию. Даже не знал, зачем ему. Но шел.
   Синоптики обещали в субботу аж шестнадцать градусов тепла, потому Игорь оделся не по погоде. Но эти шестнадцать продержались от силы часа два, а затем небо начало плаксиво затягиваться угрюмо-сизыми облаками, грозящими вылить на голову хорошую дозу холодной воды, словно добирая план по осадкам. Игорь заозирался по сторонам, в поисках укрытия, и вдруг спиной почувствовал взгляд. Это был не знакомый холодок, это был именно взгляд. Он резко обернулся. Дворик. А во дворе скульптуры. Не то выставка, не то склад, что ли...
   В какие-то секунды вылезло солнце, снова стало тепло. Где-то орал приемник. Весело тенькали падающие с крыши капли. Но взгляд был, он висел в воздухе почти ощутимо, как лазерный луч... Большая бронзовая статуя стояла на лесах у кирпичной стены, как на полке, рядом с двумя другими. Капюшон, монашеская ряса развевается на ветру, фигура словно вот-вот поплывет по воздуху. А под рясой - ничего. Пустота... Игорь попятился, не сводя взгляда со статуи. Ощущение было такое, словно он посмотрел в глаза бездне. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Он едва сумел отвести взгляд и быстро вышел из дворика.
   Погода тут же снова резко испортилась - словно поджидала его на выходе. Игорь к такой подлянке уже был готов, потому нырнул в первую же забегаловку. Забегаловка называлась "Бутербродная". Игорь и не думал, что такие еще сохранились - с липкими столами, с бачковым кофе. Но "кофе" хотя бы был горячим. Получив свой одноразовый стаканчик, Игорь встал за круглый пластиковый столик и принялся закусывать бутербродом с колбасой, глядя на унылую картину за грязным окном.
   - Эй, друг, - перегарно просипело рядом. - Игорь, нахмурившись, поднял взгляд. Рядом стоял подозрительно знакомый небритый мужик с тряпичной сумкой. Игоря даже жар прохватил. Он же тогда, когда Анастасия приходила, как раз предупреждал - упустишь! Он знал! Откуда знал? Он знает, где она сейчас?
   - Где она? - набросился он на мужика.
   - Ты, понимаешь, - ответил тот, - понимаешь, ходит, и все! Вот ходит и ходит.
   - Кто ходит? - растерялся Игорь.
   - Да вон, - показал мужик в окно. Игорь невольно поднял взгляд. По улице плыл бесплотный монах. Прямо к бутербродной...
   Затем послышался басовитый злой лай, монах вздрогнул и как грязная тряпка метнулся куда-то в сторону, а в забегаловку вошел мокрый ньюф.
   - Армагеддонушка, друг ты мой! - заныл мужик. - Что ж бегаешь-то, а? А ты не бегай. Вот он пусть бегает. За ним ходят-то. За ним охотятся! А он себя самого, вишь ли, охотничком вообразил!
   - Что? - обалдело обернулся к мужику Игорь, но тот уже бочком-бочком пробирался к выходу.
   - Кто ходит?! Зачем?! - он выскочил на улицу. Мужик был уже где-то в конце, сворачивал в переулок. - Подождите! Кто вы?
   - А ты у голов, у голов спроси! - хихикнул мужик и исчез за поворотом. Игорь рванул следом, снова ощутив характерный холодок. На бегу оглянулся - совковая бутербродная исчезла, на ее месте стояло вполне приличное кафе.
   Игорь давно не тренировался, но уж бомжеватого этого мужика сделать сможет, в этом он был уверен. А похмелеон бежал впереди, сворачивая в какие-то переулочки и дворы, иногда вприпрыжку, иногда раскинув руки в стороны и помахивая сумкой, словно играл в самолетик. Пес, блестя золотым витым ошейником, тоже весело мчался рядом, временами оглядываясь на Игоря и словно подзадоривая его хулиганской песьей ухмылкой. Игорь бежал, и бежал, пока вдруг, свернув в какую-то подворотню, не очутился в замкнутом дворике. Мужик подпрыгивал среди двора, словно ему не терпелось снова сорваться с места.
   - Ну, давай, давай! - сипло крикнул он, - Давай, дурак, прыгай!
   Игорь обалдело уставился на него. Ситуация была нелепее некуда. Солнце весело подмигивало из свежих луж - плюс шестнадцать решили вернуться.
   - Слушайте, - заговорил было Игорь, дико злясь на себя из-за того, что выглядел нелепо, - послушайте...
   - Да нет, Армагеддоша, ты посмотри! Этот придурок говорит - слушайте! Да это тебе, слушать надо! Это за тобой, дурак, ходят! Это тебя ищут, тебя, а ты ни хрена не видишь и не слышишь! - приговаривал мужик, подскакивая на месте. - Ну, давай, давай! ПРЫГАЙ!
   Игорь стоял, разинув рот, совершенно растерявшись, когда мужик вдруг наклонился и пребольно стукнул Игоря по лбу костлявым кулаком. И неопределенность тут же пропала - Игорь мгновенно вскипел. Вот за это уже морду бьют. А мужик уже бежал прочь. И Игорь рванул за ним, сквозь мгновенное ощущение холодных, пробежавших по спине тонких пальчиков и короткую слабость и головокружение. И не сразу Игорь заметил, что знакомые улочки и переулки уже какие-то не совсем такие, хотя до жути знакомые, и что некоторые прохожие изумленно пялятся на них, а других он просто пролетает насквозь, а когда он это понял, то мужик вдруг оказался прямо перед носом, вот-вот можно схватить, и Игорь снова забыл о неладном. Они очутились у Консерватории, мужик нырнул в продуктовый магазин и, исчез внутри вместе с ньюфом. Разлетевшийся было за ним Игорь со всего размаху въехал головой в дверь и сполз на крыльцо. Перед глазами, тихонько зудя, плавали искры. По спине бежали мурашки. Игорь приложил ладонь к виску. Отдернул руку. И висок, и скула были изрядно ободраны. Игорь поднял голову - перед ним ухмылялась вывеска книжного. Игорь потрогал дверь. Нет, все верно, глаза не врут. Потрогал голову - шишка будет. Он поднялся, матерясь в душе, злой и на себя, и на мужика, и мрачно огляделся. Помотал головой - ой, больно! - и побрел домой, на всякий случай запомнив место своего фиаско. Сейчас, когда погоня была уже позади, ему вновь почудился знакомый холодок.
  
   Из зеркала на него мрачно смотрел мужик с ободранной щекой и нехорошим взглядом. Он сам, любимый. А в понедельник на работу...
   Игорь был очень зол.
   Глотая на кухне горячий чай с бутербродами, Игорь пытался анализировать все, что произошло сегодня. Вилька бродил рядом и мяукал, но хозяину было не до него. Мысли просто кипели в голове.
   Он снова, как в детстве, попал в "дырку". Даже в две. В одну он нырнуть не успел, остановленный самым брутальным образом - дверью по башке.
   Мужик знает про Анастасию!
   Мужик знает, что он вышел на охоту, и знает, что за ним, Игорем, охотятся!
   Откуда он все знает?
   Ну, явно не от Игоря. Тогда от кого? От Елены? От Константина?
   Почему? Что они скрывают от него? Кто они, в конце концов, черт побери? Они знают, где Анастасия?
   Все связано. И тогда, на Рождественке, он наткнулся на этого бомжоида с его Армагеддоном, и потом, уже у себя в районе, когда к нему пришли Катя и Анастасия, и сейчас.
   Нет, надо, надо немедленно идти к Константину Евграфычу. К Елене Прекрасной. И допросить с пристрастием, какого рожна и кому от него надо...
   - А ты у голов, у голов спроси! - послышалось откуда-то знакомое хихиканье. Игорь вздрогнул и обернулся. Из зеркала ему подмигивал хозяин черного пса. А потом исчез. Игорь невольно - и неожиданно для себя - перекрестился.
   Да что же это такое?
   Что делать? Куды бечь?
   А куда послали. К головам.
   И пошел Игорь к головам.
   Первое, что пришло ему на ум, была Голова на Ноге. То есть голова в переходе станции Китай-город, бывшей "Площади Ногина". Известное место встреч. Вечером, после работы, он сделал в метро лишний переход и навестил это место. У головы, как всегда, толпилась куча забившего стрелку народу, и Игорь походил туда-сюда, чувствуя себя полнейшим идиотом. Черт побери, не станешь же разговаривать с памятником у всех на глазах? Другие головы как-то в голову не приходили. Да и с этой лучше, наверное, поговорить все-таки ночью, чтоб никто не видел и в психушку не позвонил. Может, придется даже заночевать в метро...
  
   На другой день работа не клеилась, и менеджерша мадам Сомоса смотрела на него подозрительно, а в обеденный перерыв предложила коньячку. Сие было удивительно. Видать, выглядел он и правда неважно.
   После работы Игорь выбрался из метро на "Смоленской", решив прогуляться. Головы чудились повсюду. Кариатиды, львы, маскароны, пьяные рожи - опять же, как он прежде их не замечал? Они вообще есть или их нет? Они нормальные ненормальные или сверхненормальные?
   Игорь поймал себя на том, что стоит перед очередной головой.
   - Что делать? - спросил он.
   - Вечный вопрос русской интеллигенции, да? - ответила голова. Игорь ойкнул и пошел прочь бочком-бочком.
   - Вы куда? - воскликнула голова. - Других-то всех подряд спрашивали, а меня, милостивый государь, что испугались? Постойте, поговорите со мной, сделайте милость, а то сколько уж лет....
   - Молчи, пустая голова! - возопил Игорь и бросился опрометью в переулки, не разбирая пути. Влетел в какой-то подъезд, приветливо распахнувший двери. Пахло кошками, было тихо.
   - Если это ненормальное - нормально, то я, наверное, все же не готов, - пробормотал о себе под нос, пытаясь вскрыть бутылку пива о чугунные перила. - Не готов я. Откуда ж столько поналезло, нового-то, где ж мои милые стандартные привычные чертики? А?
   - Ах, ну и молодежь нынче пошла, - раздался сверху недовольный жеманный голос. Игорь вздрогнул. Пролил пиво. Поднял голову. Две колонны по обе стороны лестницы, крашеные масляной краской в синий цвет, венчались двумя сфинксами в стиле модерн. Две ярко раскрашенные головки смотрели друг на друга - точнее, теперь они взирали на Игоря.
   - Здрассссти..., - прошелестел он.
   Головки многозначительно переглянулись. Одна просто скривилась, другая фыркнула.
   - А вот кто за мной ходит? - сказал Игорь потому, что надо было что-то сказать.
   - Спросил бы еще, кто виноват, - фыркнула правая головка.
   - А потом - что делать! - засмеялась левая.
   - Извечный вопрос русского интеллигента, - прошептал Игорь.
   - Так вам на какой вопрос ответ надобен?
   - Кто... ходит...
   - Ах, Боже! - томно вздохнула правая. - Чудище. Обло, огромно, стозевно и лаяй. Вот оно и ходит.
   - Идолище.
   - Чучелище.
   - Что?
   - Ах, молодой человек, утомили!
   - Но все же - кто? Что мне делать?
   - Ждите, - загадочно протянула одна, - первой майской луны!
   - И будет вам откровение!
   Игорь вздрогнул от этого слова.
   - И идите уже! - хором протянули головы и занялись каким-то своим, совершенно непонятным Игорю разговором.
   И пошел Игорь. Домой.
   А дома Вилька запрыгнул хозяину на колени и стал урчать и тереться. Игорь почувствовал, как тяжелеет голова, и пошел спать. Приснится Красная Женщина, подумал он, я ее возьму за глотку и заставлю говорить.
  

3. Апрель в зеленой дымке

  
   Когда над Моим Городом поднимется весенняя луна, он станет прозрачен. И проступит вся его многомирность и многомерность. И это будет ночью. И увидят это только кошки, собаки, да прочее зверье - они видят многое, что не дано людям. Они даже меня всегда видят. Если бы Человек не пал, ему осталось бы это волшебное зрение, а так лишь немногие им обладают благодаря воле Судьбы. Да и то не они видят, и мало им от этого радости.
  
   Работа не ладилась. Наполовину прорисованный концепт фирменного стиля казался до скрежета зубовного убогим, хотя еще накануне выглядел строго и элегантно. На мольберте тосковал загрунтованный холст, чуть тронутый кистью.
   За окном висела мутная дождевая пелена, даже дымка нежной зелени потускнела. Бывают и весной муторные дни, когда над городом висят серые тучи, все мокро и уныло.
   Андрей маялся, тоскливо глядя за окно. Мысли тоже были унылые, противные, какие-то раскисшие, как грязь под ногами.
   "...Если скажут, что я чокнутый, я и спорить не стану. Пусть лучше считают чокнутым, чем трусом. А я трус. И чокнутый тоже. А чокнутый - потому что боюсь не того, чего надо. То ли пугаться не успеваю, то ли просто не представляю всех последствий, чтобы бояться заранее. Потому и вляпываюсь.
   А снов я боюсь. Боюсь невероятных совпадений, кровавых закатов, солнечных затмений и осени. Еще я боюсь сойти с ума. И по-настоящему страшных романов ужасов. Не какого-нибудь Стокера или Кинга - а к примеру "Голема" Майринка. Или Эдгара По. Или Акутагаву. Брэдбери. Вот там ужас, настоящий, не выдуманный. Вроде того, как с тем лимузином... Или пустым Викиным домом..."
   Не самые приятные мысли, но другие Андрею в голову не шли. Он вытащил из шкафа книжку в потускневшем коричневом переплете и завалился в кресло. Булгаков - самое подходящее чтение для сумрачного и тревожного настроения.
   Когда полураздетый Иванушка Бездомный ввалился в ресторан у Грибоедова, раздался трезвон в дверь. Андрей заложил страницу пальцем и пошел открывать.
   - Кто там?
   Остроумные приятели обычно отвечали, что почтальон Печкин, медведь к сове в гости или еще что-нибудь в стиле старшей группы детского сада. Однако сей клиент был неподражаем - он рявкнул во всю глотку:
   - Дурак!
   - Очень приятно, - сказал Андрей и посмотрел в глазок.
   На площадке стоял мужик, прилично одетый и неприлично злой.
   - Ты, мля, своей тарахтелкой меня запер! А ну давай уводи свою инвалидку, пока я ее не расхерачил к чертовой матери.
   Андрей мысленно перевел на русский эту странную тираду и открыл дверь.
   - У меня нет тачки, братан, - ответил он на понятном вторженцу языке.
   - Да не гони! Давай уводи нахрен, освободи дорогу. Мне в аэропорт надо!
   Понятно. Андрей вздохнул, понимая, что с кармой бороться бесполезно. Значит, суждено пройтись под занудным дождем к неведомой "оке" с непонятливым гостем на пару. Андрей обулся, накинул куртку.
   - Ну, пойдем.
   В торце дома, за недавно поставленной решетчатой оградой, стоял "опель". Выезд к воротам перекрывала заляпанная грязью и уже раздолбанная "ока".
   - Н-да. Давайте-ка ее откатим, что ли.
   Владелец "опеля" удивленно воззрился на Андрея:
   - Так что, не твоя?
   - Я же говорил - нет у меня тачки. Да и вообще она не из этого дома, - сказал Андрей. - Вы ведь тоже из нового, не из нашего?
   - Ну да, - мужик поскреб намечающуюся лысину. - И что делать-то а?
   - Откатывать, что ж еще.
   Совместными усилиями "оку" оттолкнули в сторону. Мужик пожал Андрею руку, извинился - "Понимаешь, жена с сыном прилетают, встречать еду... Ты уж не обижайся, а?" - бросил мокрый плащ на заднее сиденье и вырулил со двора. Андрей посмотрел ему вслед и подошел к "оке". У той на переднем номере значилось непонятное "УК БП", заднего вообще не было. Под передним стеклом на панели лежала картонная табличка с цифрами "78". Видимо, из-за нее-то и ломился к квартиру осатаневший автовладелец.
  
   Не успел он вернуться в комнату и устроиться в кресле, как в дверь затрезвонили по новой, на этот раз как-то деликатно - мол, с визитом. Андрей чертыхнулся, отложил Булгакова и пошел открывать. На сей раз предварительно посмотрев в глазок. За дверью стоял приятный такой мужичок лет сорока, весьма цивильно одетый и даже в шляпе.
   - Кто там? - гнусавым старческим голосом спросил Андрей. - Ходют тут всякие, а потом ложки серебряные пропадают...
   - Откройте, пожалуйста, Андрей Дмитриевич, - невозмутимо сказал визитер.
   - А зачем? Говорите так.
   Визитер вздохнул, порылся во внутреннем кармане и приложил к глазку так, чтобы видно было, удостоверение. ФСБ, значит? Андрей разозлился.
   - Без официальной повестки никуда не пойду. Гуд бай.
   Замков в двери было штуки четыре - наследство тети Поли, которая страшно боялась воров, и дверь монументальная, без гранаты не своротишь. Так что Андрей стал демонстративно все эти замки закрывать, а под конец еще и заложил дверную цепочку, которая вполне могла удержать здоровенного кобеля.
   Выглянул в глазок. На площадке никого не было.
   Андрей вернулся в кресло, но за окном стало совсем темно от сливовеющих туч, пришлось вставать и включать свет. В желтоватом теплом свете тепло замерцал кубок в зеркальной горке. Андрею нравилось смотреть на него. Натюрморт с кубком и розой висел на стене, прямо напротив, как сказочное отражение.
   Заварив чай, Андрей снова уселся в кресло и положил книгу на колени. Но чтение не шло, голова была занята другим. Странные были сегодня визиты. Непонятные. И еще противное ощущение какой-то слежки. Да кому и зачем за ним следить? А Вика боится преследования... Может, это не его преследуют, а ее ищут? Проследили досюда? Гость вроде, был не призрачный. На звонок жал. Но ведь Вика тоже позвонила! Или нет? Андрей не помнил.
   Он смотрел в пространство, размышляя о странных людях и странных событиях. Под пальцами шелестели страницы книги.
   - Начну-ка я с начала, - сказал он, обращаясь к неувядающей темной розе, что стояла на подзеркальнике в узкой бутылке густо-синего стекла. Оделся и вышел из дому.
   Когда Андрей справился со всеми замками и открыл дверь, под ноги ему спланировал сложенный вчетверо листок. Видимо, "ФСБшник" оставил. Андрей развернул бумажку и достал визитку. На простой белой глянцевой карточке значились имя-фамилия и два телефона. Та-ак, подумал он и выкинул визитку в урну у подъезда.
   Было довольно холодно, небо облегли по-осеннему плотные тучи, в воздухе стояла промозглая сырость. Андрей сунул руки в карманы и пошел по Остоженке к мосту. Вот ведь черт знает что такое этот храм Христа Спасителя. Символ национального духа, уж точно. Приземистый, тяжеловесный, раззолоченный. Эх, вот имел бы он пропорции киевской Софии! Так нет, он кубический. Раньше Андрея всегда раздражала дырка в панораме, которая здесь зияла. И дурацкий бассейн. И теперь ему было не очень понятно - с одной стороны, дырка закрыта, пустота заполнена, а с другой - не нравился этот самовар. Ну, да Бог с ним.
   Андрей свернул к памятнику. Это был обманный памятник. Андрей много раз видел его и так, и в изображениях - бородатый мужик в сюртуке стоит на низком гранитном постаменте, но в памяти почему-то виделся высокий красный гранитный валун, над которым, как над кафедрой, нависает некто мощный, с бородищей по пояс. Кропоткин, наверное - ну кому еще может быть памятник на Кропоткинской площади, возле метро "Кропоткинская"? Ан нет, на самом деле стоит там Фридрих Энгельс. И логика этого непостижима простому уму. Андрей привычно удостоверился, что Фридрих со своего места никуда не делся, и перешел через улицу. Именно этим путем он шел тогда за Черным Принцем. Вот и та церковь. Запустение и одичание. Дверь на запоре. И никого. А кого он думал тут найти?
   Андрей походил вокруг и заглянул из любопытства в запущенный дворик, заваленный всяким мусором, в который выходил полуобрушившийся угол дома. Совершенно постмодернистское зрелище, как в "Сталкере". Здесь бы снимать фильмы о мире посткатастрофы.
   И только он об этом подумал, как послышался нехороший шум. Что-то ворочалось за слепыми окнами, нечто ждавшее до поры там во тьме. Андрей метнулся обратно к калитке, через которую вошел, но она оказалась туго затянута толстенной паутиной. Двор должен быть проходным, рассудил он, и бросился в другую сторону. Точно - там была арка в обветшалом кирпичном заборе, но арку затягивала какая-то мерцающая пленка. Она густела, наливалась фактурой, затем вздулась пузырем, и из пузыря вышел персонаж фантастического фильма. Здоровенный мужик, запакованный в матово-черные латы, гибрид тех, в которых разгуливали персонажи "Звездных войн" и "Экскалибура". Из-под шлема виделась физиономия, достойная Терминатора. Руки у этого чудища были толщины невообразимой - явно под пластинами лат прятались какие-нибудь многозарядные многоствольные гранатометы или, того хуже, бластеры. Точно такая же пленка вздулась на проемах дверей и в провале стены, и в заброшенный дворик шагнуло штук шесть таких же терминаторов, различающихся в деталях. По какой-то дикой и несуразной непонятно чьей прихоти все были при мечах.
   Андрей затравленно огляделся и отскочил к стене. Главный терминатор - на нем доспехи были украшены золотыми змеями - остановился шагах в пяти от Андрея и проговорил металлическим голосом:
   - Следуйте за нами.
   Забрала на их шлемах - с какой-то сложной оптической системой - напомнили Андрею роботов из старого детского фильма "Отроки во Вселенной", и ему вдруг стало смешно.
   - Можно задать вопрос? - спросил он. Ответа дожидаться не стал - фактор внезапности вещь мощная. - А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало. Кто остался на трубе? - выпалил он.
   "Уж не убью, так поразвлекаюсь напоследок".
   Однако терминаторы замерли, как вкопанные. Черт его знает - думали они, или ждали приказа, но, как оказалось, Андрей выиграл жизненно важные секунды. Потому что раздался громкий рык и посреди двора материализовался Армагеддон собственной персоной, больше, правда, похожий на собаку Баскервилей - глаза у него были что плошки и горели белым огнем, в пасти сверкали жуткие клыки, а тело покрывала кольчужная сетка, как у боевых псов древности. Андрей оцепенел, а это чудище рявкнуло на грани инфразвука, так что терминаторов снесло. Тут же раздался пронзительный свист, от которого в глазах запрыгали зеленые искры, а уши заложило. С минуту примерно он ничего не видел и не слышал, кроме зеленых искр и ватной тишины.
   Когда же это прошло, он обнаружил, что терминаторов нет и в помине, а рядом стоит похмелевидный мужик с лохматым ньюфом. На пузе у похмелеона болтался блестящий свисток странной формы, который он быстренько спрятал под обтерханный свитер.
   - Как я их, а? - самодовольно спросил он и залихватски подмигнул.
   - А... кто это был? - выдавил Андрей. - Что это было?
   - То были пузыри земли! - патетически процитировал похмелеон. - Ну-с, и что вы тут изволили делать, молодой человек, а?
   - Вас искал. Послушайте, мне нужно с вами поговорить...
   - Поговорить? - задумался он. - Ну, так чего ж мы медлим? Идемте!
   И пошел. Андрей, как привязанный, двинулся за ним. Шествие замыкал пес. Шли вроде совсем недолго и через пару-тройку поворотов очутились на углу какого-то скверика. Или не скверика - дождь удивительным образом скрадывал очертания города.
   - Так в чем дело? - поправив очки на носу, вопросил мужичонка, в этот момент удивительно похожий на чеховского интеллигента. Правда, малость поддатого.
   - Помните, мы с вами встречались уже? Здесь, осенью. Вот после этого все и началось. Странности всякие. Например, черный лимузин...
   - С этого места подробнее, пожалуйста, - мужик уселся прямо на мокрую скамейку, раскрыл над собой зонтик и закинул ногу за ногу. Пригласил жестом Андрея подсесть. Зонтик оказался невероятно вместителен и укрыл от тонкой мороси обоих.
   Андрей начал рассказывать, сначала осторожно и только про сам пластичный ЗИМ, протискивающийся в дыру в заборе, потом пришлось объяснить про витькин женский Шаолинь, а заодно про Лану, от которой так и не было ни звонка, ни письма, про неувядающую розу, натюрморт, Черного Принца в зеркале и, наконец, про сегодняшнего визитера. Только о Вике не было сказано ни слова.
   Рассказывая, Андрей искоса посматривал на похмелеона и удивлялся. Это был не похмелеон, а какой-то городской хамелеон. Лицедей. Перед ним восседал не похмельный люмпен, а вполне пристойного вида невысокий крепкий мужик лет сорока с небольшим, с самым обыкновенным лицом. Обычный средний неприметный горожанин. Выгуливает собаку. Когда и как он успел так незаметно измениться - Андрей понятия не имел, да и задумываться не стал.
   Одни очки остались прежние - видавшие виды и какие-то... наглые.
   Армагеддон ошивался поблизости
   Хамелеон-похмелеон слушал внимательно, не перебивая, только иногда задавал наводящие вопросы.
   - И что теперь? - агрессивно спросил Андрей, когда рассказ подошел к концу.
   - Ну, например, не ходить к той церкви. Заброшенные церкви - приманка для нечисти, знаете такое народное поверье?
   - Знаю. Но надо же мне было как-то вас найти.
   Похмелеон усмехнулся и сунул руки в карманы.
   "Еще бы кепку - и такой типаж будет", - невольно подумал Андрей.
   - А вы ищите меня вот по этому телефончику, - заговорщически подмигнул Похмелеон-хамелеон. - 456-894-814. Помните, были раньше телефоны с буквами?
   - У тети Поли остался старый аппарат, там буквы вокруг циферблата... - припомнил Андрей.
   - "Где зигзаг". Запомнили?
   - Д-да...
   - А пароль у нас будет... - похмелеон прищурил один глаз и забормотал: - Луна во втором доме... Овен на исходе... Марс в Скорпионе... Вы же в ноябре родились?
   - Да...
   - Значит, в Скорпионе... ага. Пароль у нас будет... - Похмелеон набрал в легкие воздуху, и выдал единым зарядом: - Елдыбраккаунт!
   Строго посмотрел на оторопевшего Андрея и добавил:
   - А отзыв - байгапосудаогдылма. - Не дожидаясь ответа, закрыл зонтик, и стало понятно, что сквозь щель в тучах пробивается красное закатное солнце. Дождь прекратился.
   - Эй, Армагеддоша, мон ами, пошли!
   Свистнул и пошел прочь - невзрачный обтерханный работяга с бутылкой под полой облезлой куртки, а за ним потрусил, помахивая хвостом, лохматый ньюф.
   "Метаморфозы!" - подумал Андрей и огляделся. И чуть не ахнул.
   Он стоял в скверике рядом с бывшей партшколой, что на Миуссах, возле метро "Новослободская". Где "Кропоткинская" и "Боровицкая" - и где "Новослободская"?
   "Стоп, - подумал Андрей. А если с Чистопрудного на Китай-город можно точно также?" Как на рисунках из серии "Сквозные дыры". Он сделал шаг назад. Точно, ощущение такое же, как на том самом месте Чистопрудного - как будто открывается невидимая перспектива.
   Андрей еще потоптался там, потом пошел к метро. Миновал сумрачный комплекс бывшей партшколы, а ныне Российского Гуманитарного Государственного Университета - то еще зданьице. Поговаривают, что под ним, как под Большим Универом, полно подземных ходов.
   И поехал домой...
  
  
   ***
  
   - А ты была наверху или внизу? - спрашивала Анастасия. Лана снова снилась ей.
   - Да, конечно. Я же подписала договор, - со злой горечью сказала она. - Дура я. Дура. Какого черта я пошла в это самое "Откровение"?
   - Да, вот почему?
   - Могла и в церковь. Да, понимаешь, там эти бабки... они как бесы. Все придираются, то не так, это не эдак, и туда не ступи, и кланяешься не так... Я же с Богом пришла говорить, а не с ними. А девушки из "Откровения" такие добрые, все понимают. Нет, тут поздно.
   - Так что наверху?
   Лана помолчала.
   - Там. Там-там-там. Кровавые Гэбисты там. И командует ими Лаврентий. А иногда приходит Железный. И не спрашивай, я не знаю, откуда они взялись и чего им надо. Я не знаю! Но так есть.
   Анастасия тупо воззрилась на Лану.
   - Но этого же не может быть! Они не могут быть настоящими! Они же умерли, давно умерли! И их время ушло!
   - Ну, да. Пока ты с ними не подписала договора, они для тебя не настоящие. А вот подпишешь - попадешь в их власть. И вот тогда они тобой воспользуются на всю катушку. Мы-то живые. Настоящие. Нашими руками можно делать то, чего они хотят.
   - И... ты?
   - Да, и я. Я не могу не подчиняться. Наверное, это было бы даже приятно, если бы я уговорила себя считать все, что со мной происходит, прекрасным и правильным. Не выходит. Не выходит... - Она посмотрела на Анастасию огромными черными глазами. - Возможно, я сумею помочь тебе сбежать. Возможно, ты сумеешь помочь мне.
   Анастасия не могла поверить.
   - Господи, но почему тогда они не взялись за меня давно? Чего я тут делаю?
   - Может, скоро возьмутся. У тебя дочка? Вот крючочек номер раз. За него будут дергать...
   Анастасия обхватила себя руками. Жар ударил в голову, в глазах заплясали искры. Дурищща, как не додумалась...
   - Меня вот держат здоровьем мамы, - добавила Лана.
   - Что делать... а? - Анастасия схватила Лану за руку.
   - Попробуй присниться дочке. Если сможешь. Ты ведь уже снилась тому человеку?
   Анастасия покачала головой.
   - Мне мешает какая-то тетка в красном...
   Лана тревожно посмотрела на нее.
   - Тогда даже не пытайся. Бежать надо. Скорее. Если ты пообещаешь, что поможешь моей маме...
   - Да, да! Как отсюда выбраться?
   - Я буду думать. Башня странное место. Когда я сюда приехала, мне показалось, что она пуста. Что тут никого никогда не было. И в то же время в башне полно народу... Потом я была и внизу, и вверху. Мне все время кажется, что здесь что-то не так с пространством. И этажей куда больше, и коридоры куда длиннее...
   - Лана, ты можешь провести меня туда во сне?
   Лана молча кивнула.
   - Только не забывай - по снам хожу не я одна.
   - Ты ведь разбудишь меня, если что?
   Лана улыбнулась. Впервые.
   - Попробую.
  
   Лану наяву она увидела мельком, когда возвращалась в свои комнаты после утомительнейшего, непонятного и потому очень раздражавшего ее эксперимента. Одна польза - она увидела людей "снизу". Это были двое мужчин и девушка, на груди - значки с зеленой на оранжевом змеиной "плетенкой" "Откровения". Одеты по-разному, но все странно погружены в себя, словно прислушиваются к чему-то и смотрят насквозь. Девушка была очень бледна, красива, удивительно похожа на анимэшных вампирских дам. Темные очки дополняли образ. Мужчины ничем особым не отличались. Разве что были как-то совсем незаметны. Встретишь раз - потом и не узнаешь. Девушка читала какие-то стихи, полные черной ночи, крови, красоты, страданий, полета, серебра и желанной боли. Голос ее тихо звенел, как колокольчики Аида.
   От Анастасии требовалось опять нечто непонятное. Нужно было постараться "настроиться" на стихи. Анастасия мало какие стихи любила, да и в подкорке сидел только страх за Катю и желание выбраться отсюда. Думать она больше ни о чем не могла, потому в конце концов вскочила, наорала и на девушку, и на безликих мужиков, и на психолога, выскочила и побежала к себе. Конечно же, кончилось тем, что ей после доставленного в комнаты ужина, сделали укол. Ну, тем лучше, думала она, засыпая.
   - Дура ты. Тебя могут вообще на иглу посадить. Ты должна сейчас наоборот быть тише воды, ниже травы!
   - Не могу я! Тошно мне здесь! Все неправильно!
   - Пошли. Я обещала. Но что мы увидим наверху, я не знаю. Если нас никто не будет пытаться увидеть во сне - считай, пронесло. Мы будем видеть, нас - нет. Если же нас целенаправленно будут "снить", то... всякое может быть.
   - Всегда можно умереть.
   - Не всегда это спасает, - спокойно и страшно ответила Лана. Потом коротко улыбнулась. - Сны пока мое единственное убежище. Но, боюсь, ненадолго.
  
   Они поднимались наверх легко, как часто бывает во сне. Почти летели вверх. Коридоры были спиральны, как в раковине. Как на старинных изображениях Вавилонской башни.
   - Сколько раз здесь бываю, - обернулась Лана, - столько раз мне кажется, что она все выше и выше...
   Они остановились перед широкой лестницей, торжественно-мраморной, покрытой алым ковром, как в старых советских учреждениях. Они поднялись по лестнице, мимо огромного зеркала, в котором не увидели ни единого отражения - своего в том числе.
   Коридоры были обшиты темным деревом, двери с бронзовыми тяжелыми ручками и латунными табличками с номерами и именами. И здесь было полно людей. Или не совсем. Потому, что некоторые были со значками "Откровения", и шаги их были слышны, и за ними тянулись тени. А другие были без теней, и шагов их не было слышно. А иногда были просто тени.
   А потом Анастасия задрожала и вцепилась в Лану так, что та едва не заорала.
   Потому что мимо прошел муж. Покойник.
   И от него тянулась тень, и шаги его были слышны, и в зеркале было его отражение.
   Он шел, и перед ним расступались все, вплоть до теней. Он вошел в дверь в торце коридора и затворил ее за собой. Вскоре туда втянулись и остальные.
   - Ты с ума сошла? - прошипела Лана.
   - Это мой муж... Это сон... Он же умер...
   Лана странно посмотрела на Анастасию.
   - Он живой, - негромко ответила она. - Он здесь главный. Его зовут Эйдолон. И он не человек.
   - Он мой муж! Он же погиб, я же... Надо поговорить, я ... зачем? Почему он...
   - Уходим, - Лана рванула Анастасию за собой. - Кончай истерику.
  

3. Майская ночь, или Лунное колдовство (Первые майские праздники 2005 года)

  
   Вот она, Госпожа Ночи, восходит на майское небо. Я люблю ее. Я вижу Ее настоящий лик. Не планету, вращающуюся вокруг Земли, а ту, мистическую Луну, которая сквозит сквозь реальную. Ту, которую зовут Селеной. Или Дианой, Артемидой. У нее множество имен, но для меня она - Селена. В этом имени есть серебро и шелест ночной листвы. Я влюблен в нее с самого Начала, и потому глаза у меня полны расплавленного лунного света. В майские лунные ночи и в последние лунные ночи лета она, Госпожа моя, ближе всего к нам. И потому я просил у Господина Моего, чтобы несколько ночей в году принадлежали только мне. И тогда Он берет над Моим Городом власть, а я схожу с ума от любви... Нельзя хранить Город влюбленному безумцу.
  
   Четверг. Утро. Телефонный звонок. Отставить кружку с кофе и взять трубку.
   - Алло?
   - И тебе доброго утра! - произнес на том конце утренне-бодрый женский голос. - Какие у тебя планы на выходные?
   - Елена? А в чем дело? - начал просыпаться Игорь.
   - Ну, наконец-то проснулся! Так едем?
   - Куда?
   - Мы приглашаем тебя на выходные.
   - На дачу?
   - Неет, - рассмеялись на том конце. - Ты группу "Гнездовье ветров" знаешь?
   С утра Игорь соображал туго, однако, группу вспомнил легко. Она появилась недавно и очень быстро взлетела, в основном благодаря солистке, Елизавете, которую на афишах и клубных флаерах именовали Элис. Девушка писала необычные песни в стиле фолк-рок и пела их красивым и сильным голосом.
   - Ну, да, знаю. Приятная группа.
   - У Элис день рождения, - сказала Елена. - И "Гнездовье" отмечает, на природе, в лесу. Будут еще "Мерлин" и "Дикая охота". Вроде мини-фестиваля для своих. Песни, пиво, пляски в исторических костюмах. Поехали. Тебе будет полезно посмотреть на увлекающийся народ.
   - Понял. А где это будет?
   - За Протвино, там дальше, на речке. В лесу.
   - Так это рюкзак надо, палатку...
   - Если есть - бери. Но вообще-то мы машину заказываем...
   Игорь проснулся окончательно и начал соображать.
   - Зачем заказывать? У меня есть!
   - Отлично! - Елена явно обрадовалась. - Только там грунтовка.
   - Пройдем. Ты одна будешь?
   - Четверых пассажиров увезешь?
   - Да не вопрос! Когда едем?
   - Завтра часиков в семь вечера, после работы.
   - Тогда сбор у меня, повезу вас.
   - А еще мы везем грилькур. Много, - очень многозначительно сообщила Елена.
   Игорь сразу же почувствовал аромат жареной курочки. Сглотнул слюну. Поездка становилась все более привлекательной.
   - Сколько - много?
   - Кого?
   - Курочек.
   - Двадцать.
   Игорь фыркнул.
   Игорь засмеялся, окончательно уже проснувшись.
   - Хорошо. В пятницу после работы жду.
   - Ура! - послышалось на том конце, а потом - короткие гудки.
   Игорь зевнул, встал и потянулся. Он был бодр и даже весел. Об остывшем кофе он забыл.
  
   Пятница. На грунтовку съехали уже в сумерках. Старая отцовская "Волга" с серебряным оленем и "мерседесовским" мотором шла настолько гладко, что у Игоря душа радостно пела вместе с мотором. Дождей неделю не было, и дорога была накатанной и хорошо видной. Лес был еще прозрачен, листья только-только пробились. Было тепло, прогноз обещал хорошую погоду.
   Река Протва уверенно, упорно и полноводно урчала под старым железным мостом у заброшенной мельницы. На высоком берегу светились окошки дачных домиков. Народу тут было много, но лесок, лежавший в треугольнике дачных поселков, сейчас вряд ли кто посетит - садово-огородные работы были в разгаре, предвещая осеннюю борьбу с урожаем.
   С дороги просматривалась большая утоптанная поляна с табунком машин, но Елена велела проехать дальше.
   Километра полтора они ехали по полю, потом по мосту через Протву, потом по лесной дороге от реки и под конец неожиданно вынырнули в синюю звездную ночь, на поляну, спускавшуюся куда-то влево, к журчащему в темноте, в неглубоком овражке, ручью. На ветвях березы качалась луна. Поднимался туман. Было холодно - ночи стояли еще отнюдь не летние. Горел небольшой костерок, поодаль виднелись две палатки.
   Устроители ожидали сотни две человек, группами и россыпью. Всех надо было развести по стоянкам, чтобы в темноте не заблудились и мимо поворота не проехали. Но вся деятельность организаторов кипела где-то там, а здесь было спокойнее всего. Сейчас тут было вообще пусто, если не считать одинокого, смертельно усталого дежурного - разве что кто-то дрых в палатке. Остальные - кто встречал последние ночные автобусы, кто разводил по лагерям новоприбывших, кто уже спал прямо у костра на пеночке, воздевая к небесам бормочущую рацию, как Роланд - Дюрандаль.
   На смежной полянке как раз хватало места для машины, двух палаток и кострища. Пока два спутника Елены - рыжий коренастый парень, отзывавшийся на имя Джек, и другой, не-пойми-кто стиля унисекс, назвавшийся при знакомстве Ли, - ставили палатки и вытаскивали из багажника медхозяйство, Игорь и Елена растягивали тент с красным крестом, под которым два дня будет жить медпункт. Третьим номером под командой Елены была тощая девица по имени Кэт, даже в сумерках не снимавшая очки-хамелеоны. К Кэт прилагался крупный сиамский кот без шлейки и ошейника, который, впрочем, никуда не убегал, а бродил по поляне, то и дело принюхиваясь.
   К полуночи лагерь был разбит, и спать уже никому не хотелось. А хотелось чаю, глинтвейна, сладких пряников и разговоров.
   Над тонким туманом всплывала, оттолкнувшись от березовой ветки, Госпожа Луна. Назавтра предстояло первое мая.
   - Ах, медовая луна! - потянувшись, промурлыкала Кэт. Они с Еленой Прекрасной закипятили котелочек, потому как пить и есть хотелось уже смертельно. - Сейчас бы согреться, отключиться и завалиться.
   - Посмотрим, - покачал головой Игорь, подбрасывая в костерок дров. - Надо бы устать, а вот как-то ни в одном глазу.
   - Ага, - кивнула Кэт, высыпая в кипяток заварку и доставая из сумки бутерброды в фольге. - Вот.
   Джек молча, как голодный пес, вгрызся в бутерброд. Притулившийся рядом с ним Ли хихикнул.
   Игорь всю дорогу, от самого знакомства, пытался их совместить. Коренастый Джек, в штормовке, видавших виды вибрамах, коротко стриженый, с подогнанной неновой амуницией, частично армейской, подходил к месту и времени, к старой "Волге", грунтовке, лесу, палаткам. Ли категорически был не отсюда. Черные джинсы и куртка, конечно, вполне годились для выезда за город, и рюкзак-анатомик из черного и фиолетового авизента был почти таким же, как у самого Игоря, но... но все равно Ли был в лесу чужим, длинноволосым горожанином, выбравшимся на пикник, и не более того. А еще Игорю страшно мешало то, что он никак не мог определить наверняка - то ли перед ним смазливый смуглый парень, то ли крепкая девица с мужскими ухватками. Даже по голосу не получалось, мало ли у кого может быть такой резковатый альт. Правда, вся компания обращалась к Ли в мужском роде.
   Ли поймал игорев пристальный взгляд и улыбнулся. Улыбка у него была приятная, располагающая. В одной руке Ли держал многослойный бутерброд, другой чесал за ухом сиамского кота, которого Кэт называла труднозапоминающимся именем Нилакарна, а остальные - просто Принцем.
   Некоторое время молча ели и пили. Потом рация у снулого Роланда взвыла дурным воем, и тот мгновенно проснулся. Игорь уважительно посмотрел на парня - тот не только сразу проснулся, но и сумел ответить что-то связное и разумное. А после этого, пошатываясь, встал, потом сел и протянул руку. Игорь хотел было сунуть туда стакан с чаем. Но парень просто здоровался.
   - Я Кот. Аморфный. И дайте, пожалуйста, что-нибудь в себя закинуть. С утра не жрамши, все времени нет.
   - Я Кэт, - ответила Кэт, протягивая парню чай и бутерброд. - Мы медпункт.
   Кот Аморфный был похож на викинга. Высокий, крепкий, с пузцом, но не дряблый. Длинные светлые волосы, на ярко-розовом от загара лице - светлые усы и борода. Как есть викинг, нордическая этакая фигура.
   Луна поднялась еще выше, стало еще холоднее, изо рта пошел парок. В холодный спальник в холодной палатке лезть не хотелось категорически. Но все же надо было бы соснуть хоть четыре часа. Игорь уговаривал себя - ну, вот еще чайку, а потом смирновки, согреюсь, и спатеньки, спатеньки...
   Вместо спатеньки через некоторое время Игорь вдруг обнаружил себя на лесной тропе, расчерченной тенями полуголых ветвей на лунные мозаичные осколки. Впереди неспешно шли парочкой Джек и Кэт, слева задумчиво подняв лицо к небу, шагал Ли. Было тихо, жутковато и волшебно. Где-то пролетел козодой, где-то треснула ветка, где-то пели. Тень шевельнулась под ночным ветром, словно переползла через дорогу. А впереди виднелся выход на поле, по которому они сюда и приехали. Только шли они не по той дороге - колей не было.
   - Ну, по голосам найдем, - пробормотал он себе под нос, чувствуя себя в зюзю пьяным. Только вот голосов слышно не было. Никаких. Совсем.
   - Это как это? - тупо осведомился Игорь, ужасающе быстро трезвея. - Ребята, мы где?
   И все вдруг остановились, изумленно оглядываясь по сторонам. Они стояли у выхода на совершенно нетронутое поле. Края видно не было. Невысокие перекаты холмов и серебро высокой травы. Высокой травы! Весной! Какая, нахрен, трава!
   - Таак, - протянул Джек. - Давайте-ка назад.
   Все разом повернули назад по дороге. Шли теперь быстро, молча, глядя по сторонам и прислушиваясь к ночным шумам. С неба, не мигая, смотрела луна. Прошло минут двадцать, и снова замаячил выход. Быстро, молча все четверо подбежали к выходу. А за выходом клубился протканный Луной туман. И ничего в нем не было видно - только рассеянное сияние да какие-то крохотные искры плавали вокруг, как пылинки в луче света.
   - Нет, ребята, туда нам тоже не надо, - попятился Джек, чуть дрожа, как встревоженный пес.
   Снова дорога, уже почти бегом, и уже не холодно, а жарко от страха. И снова - выход, но уже к огромной темной реке, быстрой и холодной, а на другом ее берегу пламенела инеистой белизной черемуха.
   - Назад, - четко приказала Кэт. Принц спрыгнул с ее плеча, упруго приземлился на все лапы и, присмотревшись, прижал уши. - Назад.
   - Водит, - спокойно проговорил Ли откуда-то сзади. Игорь был уже совершенно трезв.
   - Кто водит-то? - спросила Кэт. - Здесь чисто!
   - Где-то мы перешагнули круг, - тихо проговорил Ли. - Крикнул козодой - а мы не услышали. Тень переползла дорогу - а мы переступили. Нас предупреждали, а мы отмахнулись. Сами виноваты.
   - Делать-то что? - раздраженно мявкнула Кэт. Очки она все-таки сняла.
   - А вот это что? - спросил Ли, указывая рукой в сторону, где курчавившийся невидимой в темноте зеленью березнячок укрывал светлым облаком невысокий холм.
   - Подъем, - буркнул Джек.
   - Балда. Это холм. С плоской вершиной. А за нашей стоянкой еще один, я теперь вспомнил.
   - Ёпрст, - Джек тяжко вздохнул. - А я, дурак...
   Ли неторопливо вышел вперед. Он встал на границе леса и не-леса, его невысокая стройная фигура сейчас, на резком белолунном фоне казалась черной и четкой. Он склонил голову набок, сунул руки в карманы, чуть ссутулился, посмотрел на землю, пару раз задумчиво пнул ее ботинком.
   - Ага, - пробормотал он. - Понятно. Нож.
   Игорь хлопнул глазами - кажется, он один тут ничего не понимал, в том числе зачем тут нож, но Джек вынул откуда-то из своего камуфляжа охотничий нож и подал Ли. Тот выпрямился, несколько раз чуть притопнул ногой, затем что-то сердито забормотал себе под нос. Что-то совершенно несообразное, вроде считалочки:
  
   О, Ночная Госпожа-пожа-пожа,
   Нас, пожалуйста, пожа-пожа-пожа!..
   Помоги нам, и тогда-тогда-тогда
   Мы тебя поблагода-года-года!..
   Покажи нам, где тропа-тропа-тропа,
   Чтоб в пути мы не пропа-пропа-пропа,
   Госпожа на небеси-беси-беси,
   И за то тебе спаси-спаси-спаси-
   Бо!
   (В.Ингвалл Барановский)
  
   И резко взмахнул ножом.
   Луна подмигнула. Весь речной пейзаж дрогнул, словно рассеченный этим ножом, и прямо под ногами протянулась дорога, рассекая и реку, и дальний берег, и ночь. Дорога с двумя колеями, выбитыми протекторами. Пейзаж двумя рулонами тумана быстро откатился в обе стороны, сияющий березнячок приугас, в распадок хлынули знакомые звуки - далекий шум ночной автострады, собачий лай, смех. И над всем этим висела насмешливая Луна.
   Ли церемонно, в пояс, поклонился, глядя прямо в желтое око.
   - Ну, пошли, - показал он головой. - Пока Госпожа Луна не передумала.
   - Хладное железо властвует над всем, - пробормотал Джек, пряча нож обратно.
   И тут уж все быстренько, дисциплинированно, не говоря ни слова, побежали знакомым путем прямо к стоянке - а она ведь оказалась ну совсем рядом.
   У костра на них, странно притихших и малость перепуганных, воззрились занятые тихим разговором Аморфный Кот и Елена Прекрасная. Чай, на удивление, еще даже не остыл, словно ушли они минут пять назад в лучшем случае. Все молча пили под изумленными взглядами Кота Аморфного и подозрительными - Елены Прекрасной. Елена немного помолчала, затем решительно налила в "сиротку" водки и пустила ее по кругу. Когда "сиротка" опустела, психологиня решительно приказала:
   - А теперь всем спать.
   И все пошли спать. Луна била ярким светом сквозь палаточные стены, и какая-то тень словно бы спустилась с неба, но Игорь уже засыпал и подумал, что это первые кадры сна. У костра послышался голос Елены Прекрасной, прозвучало имя Эвриалы, а потом Игорь уснул, и ничего ему не снилось.
  
   Поутру, выползши из палатки, Игорь посмотрел на сверкающее утро, вдохнул быстро нагревающийся на солнце воздух и пошел сунуть голову в ручей и почистить зубы. Затем подошел развести костерок и увидел там тихого и задумчивого Ли. Несмотря на гладкую смуглую кожу, слегка раскосые серые глаза и общую смазливость физиономии, все-таки принять его за девицу было возможно только в сумерках.
   - Слушай, - озираясь, заговорил он. - Как это ты вчера, а?
   - Что? - поднял непонимающие глаза Ли. - Что было вчера?
   - Ну, когда лес нас водил...?
   - Водил?
   - Ну, да! Ты еще какие-то стихи читал.
   - Я?!
   - Да! - начал злиться Игорь. - Когда мы попадали в какие-то странные места...
   - Ну, пить меньше надо, тогда и не будем попадать в разные места, - поморщившись, Ли потер виски. - Я вот помню, что вчера в какую-то канаву упал, коленку разбил вот, - он показал на перепачканные глиной на колене черные джинсы. - Слушай, давай кофейку сварим. Перебрал я вчера не по-детски, - он поднял страдальческий взгляд на Игоря, и тот сразу же забыл о вопросах - уж очень бедняга страдал. - Мне всю ночь кошмары снились. То баба-яга на метле летала, то Джек в собаку оборачивался, то ты с осиновым колом за мной бегал. А ты правда бегал? А то у меня так все болит, словно меня сотня ванхельсингов гоняла. А?
   Он почти поверил, что все вчерашнее было просто похмельным кошмаром. Пить надо меньше, что правда то правда. Утро было прекрасно. На ветках еще висели капли ночного тумана. В короткой зеленой траве на прошлогодних кротовинах торчали микроклумбочки синих и желтых цветов, в тени под елками томно светились полупрозрачные фиалки, а рядом из земли торчали мозги. Коричневые, с кулак величиной. Четыре штуки. Игорь помотал головой. Мозги не исчезли.
   - Это не глюк. Это сморчок, - хихикнул сзади незаметно подобравшийся Ли.
  
   Сменивший на дежурстве Аморфного Кота высокий и жилистый парень по имени Виктор и по прозвищу Мастер помог наколоть дров прежде, чем завалился спать. Все было прекрасно, день разогрелся, и после трудов праведных и плотного перекуса настало время пойти и познакомиться с другими обитателями фестивального леска.
   Кэт подхватила своего котяру - Игорь мимолетно удивился, как это она постоянно таскает на себе эти пять килограмм сиамца и даже не морщится - поманила Игоря за собой, и, пройдя от лагеря минут пятнадцать, они оказались на главной поляне. Здесь хватило места на небольшой помост, над которым растянули серебристый тент, сделав что-то вроде эстрады-ракушки, и на пару костерков, и на кучу посадочных мест - вечером слушатели придут со своими пенками и сидушками.
   Главная виновница сборища уже приехала, успела осмотреть площадку, отдать распоряжения и переговорить с прорвой народу. От нее оставалось ощущение непрерывно бьющего из щели в камнях родника. С ее появлением строй-команда, до того двигавшаяся вразвалочку и с ленцой выходного дня, забегала, как в муравейнике, и к тому времени, как Элис убежала в лагерь организаторов обедать, почти все было уже готово, щепки выметены, а хворост у будущих костерков сложен аккуратными кучками. Народ был разнообразный. Многие расхаживали в килтах, каких-то исторических и не очень костюмах. До вечера Игорь успел познакомиться с двумя настоящими славянскими шаманами, одним истинным гипербореем, немеряным количеством кельтов, скандинавов и русичей, одним эльфом и одним совершенно настоящим, природным калмыком, который приехал специально на фест аж из самой Элисты.
   К родной стоянке при медпункте Игорь вернулся уже ближе к вечеру, чуть пьяный и даже не голодный - кормили везде. Такая царила атмосфера всеобщей благостности. И вот в таком настроении любви ко всему сущему Игорь и пребывал до самого вечера, когда, оставив дежурить в лагере Кота и Елену Прекрасную, вся компания отправилась на большую поляну.
   Солнце клонилось к закату. На поляне среди длинных скамей, чурбачков и бревен для сидения лежали пенки и еще какие-то сидушки, между ними торчали факела - в основном из "Икеи", бамбуковые, но были и более внушительные самодельные, факела торчали и возле сцены, а под самой "ракушкой" висели жестяные фонарики со свечками внутри.
   Народ рассаживался, над поляной стоял ровный гомон, кое-где прерываемый взрывами хохота или невнятными воплями. Вынырнувший из-за очередного викинга Ли схватил Игоря за рукав и повлек в уголок поближе к сцене, справа. Там на низкой лавке из горбылины сидели Елена с Кэт. Тут же на пенке расположился Джек, с кружками, пивом и куриным шашлыком.
   Пророкотал ударник, стихли разговоры. На сцену откуда-то из длинных вечерних теней шагнула Элис. Днем, в джинсах и тонком свитерке, она была миловидной девушкой Елизаветой, теперь же, в вышитом зеленом платье (сама вышивала) она казалась Девой Холмов.
   У ирландской арфы совсем не такой звук, как у классической, концертной. Арфист обнимает ее, трогает струны - и резной короб у самой его груди вибрирует, звук арфы рождается рядом с голосом певца. Это и есть волшебство древних бардов, чары Ойсина.
   Вживую голос Элис звучал совсем по-иному. Она мгновенно овладела всеобщим вниманием, захватила до конца. Игорь даже удивился - по радио и в записи все звучало совсем не так. Красиво - но не волшебно. А сейчас вокруг заклубилось настоящее волшебство... Может, это было из-за того, что кругом чернел вешний лес, а в небе влажно мерцали звезды. Игорю стало казаться, что пространство непонятным образом дрожит и меняется, а по спине непрерывно, волнами идет щекотный холодок...
  
   А над лесом встала Госпожа Луна, и Игорь вдруг мгновенно устал и замерз. И увидел, что вокруг уже мало осталось народу, и музыка кончилась. Игорь поежился. Луна светила ярко, и дорога была хорошо видна. Вопросительно посмотрев на Госпожу и вежливо поклонившись, он двинулся домой. В крови еще вспыхивали искорки веселья, и он улыбался. Луна светила в левую щеку, словно гладила висок, и волосы чуть шевелились от ее белого прикосновения.
   - Бойся левой стороны, - прошептал кто-то бесцветным, плоским, без эха голосом.
   Игорь резко обернулся. Никого. Непонятный страх прополз по спине. Игорь стиснул зубы, поднял плечи и, сунув руки в карман, быстро зашагал к лагерю, твердя: "Не боюсь. Никого не боюсь. И не побегу". А ноги сами рвались бежать. Но Игорь упорно, нарочито медленно шагал к лагерю, злясь на себя и не позволяя этому непонятному внезапному страху овладеть собой.
   - Бойся левой стороны, - снова.
   Он вздрогнул. Замер. Тихо. Так невероятно, неестественно тихо... Медленно повернул голову. Слева, там, где из распадка, по которому бежал ручей, выходила на дорогу тропинка, у колеи лежала какая-то слишком черная тень. Игорь остановился. Тут ничего такого темного быть не могло. Он видел эту тропу днем - ни пня, ни камня, ничего подобного тут не было. В голову мгновенно ударил адреналин. Кто-то затаился и ждет...
   Это темное, бесформенное вдруг слабо пошевелилось и тихо застонало. Человек. Игорь осторожно сделал пару шагов. Человек приподнялся на руках и с трудом поднял голову. Блестящие глаза уставились на Игоря. В свете луны было заметно, как мгновенный страх сменился облегчением.
   - Пожалуйста... помоги...
   Игорь попытался поднять его. От человека пахло кровью. Он был весь в грязи. Идти он не мог.
   - Скорее... пес по... следу...
   У Игоря горячая волна прошла по телу. Если бы он не остановился, не посмотрел, он давно уже был бы в лагере, с девочками, которые сейчас там одни, если дежурные опять ушли по делам...
   - Сейчас, потерпи, тут близко.
   Раненый только помотал головой, что-то хотел сказать, но Игорь, крякнув, поднял его на спину, как баранов таскают, и поволок. Раненый вдруг засопротивлялся.
   - Нет... мой меч... нельзя...
   - Да плюнь ты! - выругался Игорь. - Надо скорее к медикам!
   - Нет! Нельзя! Ты не понимаешь! - раненый бешено задергался и, в конце концов сполз у Игоря со спины и попытался доползти до валявшегося в грязи чуть изогнутого меча.
   - Черт с тобой! Валяйся здесь, идиот! - рявкнул Игорь, поднимая, однако, оружие с земли. К удивлению ощутил знакомую любому серьезному фехтовальщику тяжесть настоящего оружия. Клинок меча был в крови. Это была не игрушка, которых он навидался сегодня...
   - Я его задел... но он идет ..., - раненый стоял на коленях, цепляясь за пояс игоревых джинсов и протягивая руку к мечу. Но Игорь не отдал. Взвалил парня на спину и молча поволок его в медпункт.
   В лагере никто еще не спал. Кэт и Елена были не одни - кроме Ли там сидели двое, давешний Кот Аморфный и Мастер. Невелика помощь, но все же. Вся компания молча уставилась на Игоря, затем Кэт вскочила и зашипела как кошка:
   - Где тебя носило? Это кто еще?
   - Не меня носило, а я кое-кого носил, - мрачно ответил Игорь и сгрузил раненого на землю. - Вакцина против бешенства есть?
   - Тебе, что ли? - усмехнулся Кот.
   - Нашел время! - рявкнул Игорь. - Видишь - человека собака порвала, причем близко от лагеря?
   Елена с Кэт уже занимались пострадавшим.
   - Фонарь дай, - коротко приказала Елена. - Воду сними с огня. И пенку дай.
   Раненый оказался темноволосым парнем лет двадцати пяти, судя по одежде, похоже, из реконструкторской братии. Рваные раны на руках и груди сильно кровоточили, на боку была одна явно резаная, весь он был грязный, мокрый.
   - У нас ЧП, ребята, - негромко проговорила Елена.
   Раненый дрожал, как бывает после резкого физического или нервного напряжения, быстро, коротко дышал и покорно ждал, что будет делать с ним Елена. Казалось, у него просто уже нет сил ни на что.
   - Парни, следите, мне тут не надо ни того, кто это сделал, - она показала на рваные раны, - а тем более это, - она показала на резаную рану.
   - Он придет, - вдруг совершенно отчетливо сказал молчавший до того раненый. - Он идет по моему следу.
   - Помолчи, - приказала Елена.
   Принц, вынырнув из темноты, зашипел, глядя куда-то в лес круглыми светящимися глазами.
   - Он идет за мной, - повторил раненый.
   От этих слов, точнее, от того, как они были сказаны, у Игоря по спине пополз холодный липкий страх. Раненый смотрел на него широко поставленными, какими-то туманными серыми глазами.
   - Возьми мой меч, - сказал он. - Только им можно убить...
   - Кого?
   - Тех, кто придет за мной.
   Игорь, не сводя взгляда с раненого, взял клинок.
   Ночь сгустилась вокруг лагерного костерка, став ощутимой, почти живой. Как угольно-черная, бархатная, живая плесень. Слова звучали глухо, как будто звуки тяжело падали, не держась в воздухе, тонули в мягкой черноте.
   - Кто ты? - после затянувшегося молчания спросила Елена.
   - Я Страж Холма.
   - Где на тебя собака напала? - спросил Витька-Мастер.
   - Возле Врат.
   Елена с Кэт переглянулись, как будто эта чепуха имела смысл.
   Игорь встал.
   - Похоже, - с нервным смешком сказал он, - твари приходят не ко мне одному? И не только призрачные? И не только во сне, как понимаю? - он посмотрел на Елену.
   - Где Джек? - вдруг спросила Кэт, резко и тревожно.
   - Пойду проверю, - сказал Игорь и вышел из круга огня. Кот молча достал из наплечной кобуры газовый пистолет. Мастер вынул нож.
  
   Пес мчался по лунной дороге. Кровавый след густо пах, а боль лишь подгоняла. Добыча была совсем рядом - и ушла. Но недалеко. Убить. Убить. Приказ свербил в мозгу. Больше не было ничего и никого - только добыча, которую надо убить.
   Луна пляшет в красных глазах. Белая тень, с горящими алым светом глазами и кончиками ушей несется по лесной тропе. Тень - и потому не отбрасывает тени.
   Поворот. Другой пес, крупный, очень мохнатый и решительный преграждает путь. В лунном свете его мех отливает легкой рыжиной. Он похож на меховую игрушку, но от него исходят уверенность и сила.
   "Уйди с дороги".
   "Не уйду. Убирайся, откуда пришел".
   "Это моя добыча".
   "Нет тебе здесь добычи". Рыжий глухо рычит.
   Псы сцепились.
  
   Игорь еще не успел и десяти шагов сделать, когда из леса донесся шум собачьей драки. Рычание, визг, затем от костра метнулся в лес сиамец Нилакарна, за ним рванулась было Кэт, но ее перехватила Елена. Кот с Мастером никуда не побежали, просто переместились так, чтобы держать в зоне контроля костровище. Ли чуть отошел назад и начал что-то тихо говорить. Из леса донесся боевой кошачий вопль, собачий визг, а затем распластавшись в воздухе в каком-то затяжном прыжке из тумана возник гигантский белый красноухий пес с горящими угольями глаз.
   Время странно замедлилось.
   Шаг. Еще шаг, присесть, режущий по брюху и обратный в развороте...
   Кот выстрелил. Одновременно мелькнул в воздухе брошенный Мастером нож, и что-то выкрикнул Ли...
   Пес упал уже мертвым. Без звука. Даже удара о землю не было слышно. Он начал исчезать уже в падении, растворяться в беспощадно-белых лучах Луны. Он исчез, и на траву упал нож. Ржавый и уже никуда не годный. Меч в руке Игоря на мгновение сверкнул молнией.
   Раненый закрыл глаза и потерял сознание.
   Из леса послышался громкий и довольно немелодичный вопль, лишь отдаленно похожий на кошачий мяв. Кэт побежала туда, Кот с Ли тоже, и через минуту из тумана вынырнул Нилакарна, а за ним Кот и Ли под руки вывели Джека. Елена только посмотрела на парня, покачала головой и снова принялась за работу. Джеку досталось, видно, меньше, чем странному гостю, он ругался и шипел от боли.
   - Шкура у тебя крепкая, - бормотала по ходу дела Елена. - А вот ребра...
   - Тебя тоже покусала эта... тварь? - присел рядом с ним на корточки Игорь.
   - Да вот таково мое корейское счастье... ой! Не покусал. Массой задавил. Тяжелый слишком, гад.
   Когда Елена закончила возиться с пострадавшими, уже начало светать. Игорь не спал. Просто не мог. Даже когда Ли сказал, что никто больше не придет, он не поверил. Потому как к нему-то слишком много кто в последние месяцы приходил, и нервы Игоря были уже на пределе. Как и способность выдерживать проявления ненормального. Он просидел до рассвета с мечом в руках, застыв в каком-то странном нереальном состоянии, когда в голове нет совсем никаких мыслей и все существо твое настроено только на восприятие. Слух обостряется до чрезвычайности, ощущаешь окружающее всем телом. Да и видишь как будто не только глазами.
   Никто не решился тронуть его или что-то сказать. Елена тихо, опасливо разогнала всех спать, но Игоря обошла по большой дуге и не сказала ему ни слова.
   А Игорь ощущал дрожание росинок на кончиках травы, тихий ход весенних, еще не проснувшихся до конца муравьев, слышал, как сочится сквозь землю вода, чтобы потом соединиться с ручьем в овраге. Он слышал этот ручей, ощущал его сонный холод. Он чувствовал затаенную напряженность клинка у себя на коленях, и усыпавшая его под утро роса казалась живой испариной.
   - Он прекрасен?
   Игорь мгновенно очнулся. Привычный мир ворвался в его уединение резко и неприятно, и Игорь ощутил страшную усталость. Его начала бить дрожь. Он поднял раздраженный взгляд. Над ним стоял вчерашний раненый. Выглядел он на удивление хорошо. Сейчас, на свету, Игорь сумел как следует рассмотреть его. Он был высок, но узок в кости, жилист, как Мастер. Длинные темные волосы взлохматились после ночного сна, серые глаза ярко блестят. Все в нем было какое-то длинное - и сам он казался длинным, и глаза длинные, и ресницы, и нос. Только рот, поскольку располагался по другой оси координат, был не длинным, а широким и улыбчивым.
   Игорь хотел ответить, но сил не было.
   - Это доброе оружие. Я бы отдал его тебе, но не могу - Страж расстается с мечом лишь когда умирает. А я благодаря тебе жив.
   Он забрал у Игоря клинок. У него были удивительно изящные и в то же время угрожающе крепкие руки.
   - А ты спи.
   Игорь упал на пенку и уснул мгновенно.
  
   Спал он, судя по солнцу, совсем недолго, но выспался полностью.
   Народ в лагере был какой-то опасливый и пришибленный. Вчерашний гость все так же неподвижно сидел рядом с Игорем. Охранял.
   - Ты проснулся, - сказал он. - Теперь я могу идти. Только не знаю, куда.
   Игорь сел.
   - А откуда ты пришел?
   Тот качнул головой.
   - Как я тебе скажу? Я же не знаю, где я, как я скажу - откуда? - Он потупился и некоторое время молчал. - Как тебя зовут?
   - Игорь.
   - Я Инглор. Инглор из дома Скрещенных Стрел. Мой отец был хранитель Холма, теперь и я тоже.
   - Что за Холм?
   - Я только воин, - пожал плечами Инглор. - Знающие говорят, что наши Холмы - двери на Ту Сторону, и не надо, чтобы через них ходили запросто. Ни от нас, ни оттуда. Последнее время неспокойно. - Он помолчал, взял кусок бородинского хлеба, откусил, восторженно ахнул. - Какой дивный вкус у этого хлеба! Воистину, добрая хозяйка пекла его!.. Я был в степи, на дальних заставах. Серый Туман расползается, надо следить... Там они и налетели на меня. Никогда я не видел столько тварей, которых и не знаю даже... Ими предводительствовал какой-то человек со светлыми волосами. Псы почуяли меня, началась погоня. Меня ранили. Я думал, что мне конец и бросился в Холм, не раздумывая, псы за мной... Видно, один из псов успел. Или не один? И не только псы? - он посмотрел на мрачные лица слушателей. Именно слушателей, потому, что к ним незаметно присоединились Кэт с Еленой. Инглор перестал говорить и поклонился обеим.
   - Может, и не один, - пробормотала Кэт.
   Елена молча покачала головой.
   - Уже утро. Они исчезают с рассветом.
   - Псы - может быть. Но охотники могут оказаться не "пузырями".
   Игорь молча смотрел на них. Он впал в какой-то непонятный ступор. Мозг отказывался воспринимать происходящее.
   - Я требую объяснений, - тихо сказал он. - Прямо сейчас. Отговорок не потерплю. По-моему, - он впился взглядом в непроглядные глаза Елены, - я уже успел подраться на твоей стороне? И на сей раз наяву, не так ли?
   - Я тоже хотел бы знать, - негромко проговорил Инглор.
   Елена посмотрела на Кэт. Кэт чуть заметно кивнула.
   - Только посмотрю, как Джек, хорошо?
   И тут ожила и захрипела рация в руках у спящего Мастера. Тот мгновенно вскочил, проснувшись по ходу дела.
   - Да. Что? Да. Сейчас.
   - Что там? - окликнула Елена. Откуда-то возник Ли.
   - Да передают, что тут из органов пришли, ищут сбежавшего преступника. Возможно, покусан сторожевой овчаркой, которую он убил ножом при побеге. - Он посмотрел на Инглора.
   Инглор побледнел.
   - Мне надо уходить.
   - Сейчас некуда, - досадливо заозиралась по сторонам Елена. - Ли, а ты не мог бы...
   - Нет, - мрачно покачал головой Ли. - Здесь не Москва, и сейчас не ночь.
   И он снова куда-то исчез.
   - Инглор, прячься, - быстро приказал Игорь, увидев на тропинке двух здоровенных типов. В черной форме, как братья-близнецы, чем-то похожие на робокопов или терминаторов. Третий - человек в штатском, среднего роста и с незапоминающейся внешностью. Но именно он и оказался главным. - В палатку. Меч оставь.
   Инглор молча повиновался. Игорь быстро сунул клинок под дрова.
   - Капитан ФСБ Вересаев, - любезно представился штатский. Говорил интеллигентно, убедительно и задушевно. - Не отпирайтесь, он у вас. Собака шла по следу до этого места. Понимаю, вы защищали раненого человека, оказали ему помощь. Ваши чувства достойны похвалы. Но, понимаете ли, это преступник. Мы вынуждены забрать его и его оружие.
   "Откуда ему знать, куда дошла собака, и по какому следу? Тварь же была одна... И про оружие... Стукач? Но как? Или что-то совсем-совсем-другое"?
   В груди начало болезненно ныть. Майор сверлил Игоря любезным взглядом.
   - Прошу прощения, вы о чем? - невинно захлопала глазами Кэт. - Мы тут находимся законно, у нас договор с местной администрацией...
   - Девушка, не врите, - перебил капитан. - Где он?
   Терминаторы бесцеремонно отодвинули в сторону Кэт и безошибочно, словно по запаху, полезли в палатку и выволокли оттуда Инглора, заломив ему руки за спину. Игорь не знал, что делать. Но через пару секунд в груди пружиной распрямилась злость. На себя, на свою вечную нерешительность. И, как в тот вечер, когда он сделал выбор между Вилькой и Лариской, лавина стронулась. Все стало просто. Он знал, что сейчас сделает.
   - Та-ак, - протянул капитан. - Значит, ваш парень?
   - Да, наш, - с вызовом ответил Игорь. - Наш.
   - Портос, - с насмешкой посмотрел в глаза Игорю капитан. - Врать не умеете.
   Игорь оцепенел. Голова пошла кругом. Портос. Откуда он знает? Откуда?!
   - А вы не покажете ваше удостоверение? - вдруг вмешалась Елена.
   Капитан мгновение непонимающе смотрел на нее, видимо, ошеломленный ее наглостью, затем расплылся в прелюбезнейшей улыбке.
   "Врешь, зараза, - Игорь оправился от шока. - Ты, браток, что-то совсем другое... Портос? Ну, сейчас убедишься. Хотя на гвардейца кардинала не тянешь, те были честные ребята".
   - Пожалуйста, девушка, - охотно протянул красную книжечку капитан.
   - Ну, такую ксиву кто угодно сделать может, - пробасила она, вертя в пальцах книжечку. - Вот телефончик бы. У вас ведь сотовый, да? Может, позволите позвонить вашему начальству?
   Игорь уже оказался возле дров и медленно, не сводя взгляда с терминаторов, потянулся к рукояти. Мастер потихоньку начал перемещаться влево, намереваясь зайти за спину терминаторам.
   - Сколько угодно, девушка, - нагло ухмыльнулся ей в лицо капитан и набрал номер.
   Елена ответила ему столь же милой улыбкой и взяла телефон. Игорь не слышал, что именно ей ответили, но зато прекрасно слышал, что именно сказала Елена. Она отступила на пару шагов от хозяина мобильника и заговорила писклявым, встревоженно-сбивчивым голосом:
   - Это общество "Откровение"? Господин Вересаев у вас работает? Он тут с разбитой головой, просил срочно позвонить... его машина сбила... да...да...
   Улыбка мгновенно стекла с лица "капитана".
   - Стерва, - выдохнул он, выхватывая пистолет. Кэт, завопив, вцепилась ему в руку, тот жестоко ударил ее рукоятью в лицо. Кэт с коротким криком упала, зажимая разбитую скулу. И тут в воздухе мелькнула коричневато-белая молния, раздался вопль, и Нилакарна одним прыжком оказался на лысоватой голове капитана. Тот заорал, пытаясь оторвать от себя зверя. Кот рычал и методично драл врага.
   - Да убейте же его! - взвизгнул Вересаев, роняя пистолет. Терминаторы синхронно отпустили Инглора, тот метнулся в сторону.
   Игорь вырвал клинок из-под дров. В груди вспыхнула одуряющая боль, в глазах - белая мгла, клинок вдруг низко загудел в руке. Кровь дико гремела в ушах, во рту возник солоновато-железистый горячий привкус...
   Все слилось в одно тягучее, как застывающая кровь, мгновение - шаг вперед - выстрел терминатора - кот падает - чей-то крик - тишина...
   Когда зрение вернулось, на земле лежали два трупа, медленно... испаряясь, как ночная красноухая бледная тварь. Лжекапитан, зажимая окровавленное лицо, бежал прочь. За ним неслась Елена - огромными прыжками, чуть зависая в воздухе. Волосы на ее голове шевелились, как змеи, и шипели. Игорь стоял, медленно обводя взглядом поляну, готовый убивать дальше.
   Время снова двинулось.
   - Нилакарна! - рыдала Кэт, прижимая к груди кота и даже не пытаясь стереть заливавшую глаза кровь. - Аааай, Нилакарна!
   Инглор мгновенно возник рядом, отобрал у нее сиамца, начал гладить, что-то напевно нашептывая себе под нос. Кровь остановилась. Плоть под руками обретала прежний вид, словно кота заново лепили из пластилина. Инглор положил руку на оформленную, четкую рану. Зажмурился, дернулся, словно что-то вытягивая. Глубоко вздохнул и встал, пошатываясь.
   - Теперь сами лечите.
   Он отошел в сторону, сел, посмотрел на Игоря.
   - Я очень хочу есть и замерз, - старательно проговорил он, лег на землю, свернулся клубком и закрыл глаза.
   Сбоку незаметно подошел Мастер.
   - Быстро ты их, - сказал он Игорю. - Я даже ничего сделать не успел.
   - Надо Кэт голову...
   - Сиди, я все сделаю.
   Кэт хлопотала над котом, рыдая и хлюпая распухшим красным носом. Мастер деловито оттащил ее в сторону и занялся ее лицом. Кожа над левой бровью и скула были рассечены почти до кости, бровь уже начала опухать и наливаться багровым.
   - Шрам будет, - пробормотал он. - Перекись есть?
   - Таааам, в суууумке, - проскулила Кэт. По счастью, это была не просто трехпроцентная водичка, а спертая из химической лаборатории тридцатипроцентная.
   - Ну, терпи. Будет не просто больно, а очень больно. - Кэт, хлюпнув носом, кивнула.
   Сначала зашипела перекись, затем Кэт. Края раны мгновенно побелели, словно покрылись снежным налетом, кровь тут же остановилась. Мастер убрал ватку. Подушечки его пальцев были такими же белесыми. Теперь осталось только перебинтовать голову.
   - Придет Елена, пусть отвезет тебя в нормальную больницу. Тут перевязкой не обойдешься. - Он глянул на спящего Инглора. - Вот еще его попросим, как оклемается. Девушек шрамы не украшают.
   Кэт коротко всхлипнула и утерла распухший нос.
   Вскоре вернулась Елена. Следом за ней возник Ли.
   - Ушел, - коротко процедила она сквозь зубы. - У него мотоцикл был... А мы крупно засветились, братцы и сестрицы. Инглору надо уходить.
   - А как? - тихо заговорил Игорь. - Что вообще творится? Мой предел нормальности ненормального превышен, и давно уже. Ладно, когда за мной гонялись тени, сны и призраки. А теперь чуть не прикончили.
   - Вообще-то, не на тебя охотились, - сказала Елена. - Но не удивлюсь, если примутся и за тебя. Уже по-серьезному.
   Игорь промолчал насчет Портоса. Это прозвище мог знать только человек из его прошлого. Близкий человек. Но это уж он выяснит сам...
   - Ребят, давайте потом, - вмешался Мастер. - Лен, ты посмотри у Катерины лицо. Там очень неприятная рана...
  
   Когда Игорь проснулся, солнце уже клонилось к закату.
   У Кэт лицо было уже в порядке. Только белая тонкая линия на скуле показывала, куда пришелся удар. Игорь почти не удивился.
   - Инглор? - спросил он.
   - Да, - коротко кивнула Кэт. Она была тихая-тихая и какая-то подавленная. Ее сиамец сверкал из тени палатки рубиновыми глазами. - Поешь, - она протянула Игорю половинку курицы и хлеб. - И вот, чай горячий.
   На полянке было тихо. Ли куда-то делся. Инглор молча сидел под березой, почти незаметный в своей неподвижности. Мастер и Кот Аморфный маячили где-то на периферии, наблюдая за окрестностями и ведя разговор по рации. Сегодня вечером предстоял еще один концерт, так что охране хватит дел.
   Потом появилась Елена.
   - Инглор, подойди, пожалуйста. Надо поговорить.
   Елена некоторое время собиралась с мыслями, хмурясь и выдавая какие-то глубокомысленно-нечленораздельные звуки, думая, с чего начать.
   - Ннну... э... м-да... в общем... вам как, лучше издалека или сразу?
   - Сразу, - в два голоса сказали Инглор и Игорь.
   - Сразу... да, наверное. - Она потыкала в угли веточкой. - Ну, ладно, сразу. В общем, Игорь, я думаю, ты не упадешь в обморок, если я скажу, что вторичная реальность существует на самом деле?
   Игорь быстро прожевал и заглотил кусок, чтобы спросить:
   - А что такое вторичная реальность?
   Елена чуть поморщилась - как человек, которому приходится объяснять какие-то очевидные азы, вместо того, чтобы сразу перейти к делу.
   - Вторичная реальность - мир, созданный вами, здешними людьми, грубо говоря.
   - О как! - только и сказал Игорь. А потом добавил: - И как это мы умудрились? И почему "вами"?
   Кэт даже тихонько засмеялась. Елена сердито оглянулась, потом снова уставилась на Игоря.
   - Ну, да, я не отсюда.
   - А откуда?
   - Оттуда, - буркнула Елена. - С Той Стороны. Из вторичного мира, черт побери.
   Она помолчала, а потом заговорила тихо и даже как-то смиренно:
   - Я не знаю, когда наш мир возник. Но когда люди стали придумывать Иной Мир, он однажды взял и стал быть. Возможно, кто-то там, - она неопределенно махнула рукой, - сказал "да будет". Мы не знаем, как и когда это случилось. Судя по вашему фольклору и истории, а также по нашим преданиям, довольно давно. Если на конкретном примере, то, положим, придумал человек сказку про тридесятое царство, молочные реки - кисельные берега. Хорошая сказка. Рассказал он ее одному-другому, те еще десятку, и уже немалое количество народу думает, что взаправду есть где-то этакое тридесятое царство. Конечно, каждый представляет его себе по-своему, но в целом известно, что там кисельные реки, молочные берега, булки на деревьях растут, коты по цепям ходят, и вообще, у Лукоморья дуб зеленый. И в один прекрасный момент этих представлений становится достаточно много, чтобы где-то что-то щелкнуло, и это самое тридесятое царство взяло и возникло. То есть, возникло не в точности то или другое тридесятое царство, а этакая суперпозиция представлений о нем...
   Где-то на дачных участках за лесом жужжала бензопила, где-то пели, смеялись. На полянке стояла ощутимая, неподвижная тишина, разогретая солнцем.
   - Есть места, в которых существует проход отсюда на Ту Сторону. Вот, к примеру, вчера вас занесло, потому, что вы как раз неосторожно в такое место попали. Инглор на Той Стороне страж Холма, в котором и есть такие врата. Изредка здешние люди попадали к нам. Изредка наши - к вам. Случайно попадали - но по большей части это не совсем случайность.
   - Фильтр? - подал голос Игорь.
   - Вроде того. И еще. Бывают такие мгновения, когда человеку не нужны никакие врата, чтобы увидеть Ту Сторону или попасть туда. Когда человек сам открывает путь.
   - И где он оказывается? - осипшим голосом проговорил Игорь.
   - Этого не могу сказать. У каждого человека, что с той, что с другой стороны, есть свой маяк. Своя мечта или свой долг. Рыцарь идет туда, где обида и несправедливость. Властолюбец туда, где он может захапать власть. Исследователь... - Она помолчала, поджав губы. Помотала головой. - Ладно. Короче, вот так устроено. Наш мир существует.
   Инглор уважительно кивнул головой. Игорь думал.
   - Получается, - сказал он после долгого молчания, - ваш мир - место, где материализуются наши идеи. Так?
   - Так.
   - Хорошо же... Тогда, значит, этот процесс идет и сейчас?
   - Да.
   - Погоди-погоди. Так вы что, полностью зависите от нас?
   Кэт улыбнулась.
   - Не больше, чем вы от нас.
   - Извини, не понял. Это же мы создаем идеи?
   - Верно. Но посмотри путь идеи - пока она, так сказать, не укоренится в мозгах, не получит базы, не станет архетипом, она эфемерна. Но когда она обретает базу, она материализуется в какой-то области пространства у нас. А что есть наш мир? Один большой-большой архетип, на котором, собственно, строится ваше мировоззрение, ваше понимание миропорядка, понимание "можно" и "нельзя", "хорошо" и "плохо". Сотри его - и ваше сознание станет чистым листом. Измени его - и у вас будет иное мировоззрение. Убей наш мир - и вас, таких как вы, не станет тоже.
   Игорь смотрел в огонь.
   - Но этого же не может быть!
   - Это и у вас бывало без нашей, так сказать, помощи, так почему нет?
   - Архетип стирали? Еще чего!
   - Да нет, просто меняли содержание. Бога меняли на Вождя, Фюрера, ну, и так далее, к примеру. А вот теперь если снести сам архетип? У нас-то он не абстрактен, это наши леса-поля, законы существования. А методы изничтожения миров у вас не просто хорошо продуманы и не раз, да и опробованы на деле. Так что это все и у нас известно и весьма осуществимо.
   - Блин, вот ведь напридумывали на свою голову...
   - Ну, давно ведь уже кто-то сказал, что творец должен отвечать за каждое свое слово.
   Игорь снова замолчал.
   - Стало быть, все мои зеленые человечки, и эта Красная Женщина, и та босховская тварь... Но они бесплотны. А она настоящая! И вы живые! Кто эти призраки тогда?
   Елена досадливо кивала - ей не терпелось ответить.
   - Да-да, конечно. Ты слушай меня, слушай. Наш мир постоянно находится в процессе создания. Есть его стабильные области, где творение закончено. Есть еще не сформированные или постоянно меняющиеся. Я иногда представляю себе это как большой такой блин, по краям которого клубится туман, и из этого тумана блин разрастается дальше... Это я так, для наглядности, - засмеялась Елена. - Вот тот самый туман, из которого можно сделать силой творчества что угодно, зовется Зона. Она весьма подвержена влияниям извне. Из нее можно создать, например... Эвтаназию.
   Игорь вздрогнул.
   - Но, понимаешь ли, такие существа редко обретают самостоятельное бытие. Тут нужна постоянная поддержка. "Пузыри" недолговечны и не успевают начать самостоятельно мыслить. Чтобы начать на Нашей стороне жить по-настоящему, нужно, чтобы тебя создал либо действительно гениальный творец, либо чтобы шла постоянная, долговременная подпитка. То есть, когда в вымысел верят очень многие, и не одно поколение. Когда он становится привычным и самим собой разумеющимся. Вроде Дуба Зеленого у Лукоморья. Раз Лукоморье - то должен быть и Дуб Зеленый, и златая цепь, и кот ученый... Вот тогда уже сам вымысел начинает влиять... Ладно, я ушла в сторону. Если "пузыри" начинают осознавать себя, то они хотят жить. Если у них есть сильная подпитка, они в конце концов становятся по-настоящему живыми. Но так бывает редко. И если такое существо попадает под чье-то... нехорошее... влияние, становится, так сказать... злобным. Оно может высосать своего создателя досуха, чтобы жить. Оно подчиняет его себе. И примеров тому несть числа.
   - Сам знаю, - буркнул Игорь. - Уже испытал на своей шкуре. Но зелененьких-то я не создавал...
   - Они всегда были. Тени Зоны.
   - Да, но почему они на меня полезли?
   - Значит, ты кому-то мешаешь. Или кто-то имеет на тебя виды.
   - Но какого черта?..
   - Игорь, - Елена пристально посмотрела ему в глаза своим черным блестящим взглядом. - Ты видишь то, что видят не все. Ты чувствуешь точки переходов между разными измерениями Москвы. Ты проходишь в эти переходы. Кстати, постарайся ты, мог бы и через Москву пройти на Ту сторону. В Город. Ценное свойство. Таких немного.
   - Кому ценное? Вашим конкурентам? "Откровению" этому?
   - Ты сам начал! - выдохнула Елена. - "Откровение" только предбанник. Фильтр для отлова таких, как ты. А выше... выше те, кто хочет стать живыми. Хотя есть, друг мой, такой закон - кто умер, тот умер. И здесь, и там.
   - Они мертвы?
   - Мертвы, так скажем, реальные люди. Но о них думают. Их, можно сказать, переигрывают, пересматривают... Возрождают.
   - Кого?
   - Игорь, отстань, а? Довольно того, что мертвецов пытаются оживить. Ладно. Я мало что могу сказать. Над всеми ними стоит некто Эйдолон. Он появился относительно недавно, еще поколение не сменилось, но пророс, видимо, уже давно. Он может ходить по измерениям Москвы. Он мотается на Ту Сторону. Он вроде бы человек - и не человек. Я не могу понять, кто он. Он старается изменить обе Стороны. И сила за ним - чудовищная. И мне не хочется предполагать, откуда, от кого идет эта сила.
   - И Красная Женщина - от него?
   - Не знаю, - отрезала Елена. - Попробуй сам, а? Я не знаю, чего ему надо от тебя - если надо. Я знаю только то, что он ищет академика Фомина.
   Игорь нахмурился. Что-то зашевелилось на задворках памяти. Фомин. Академик Фомин... Нет. Не вспоминается.
   - А он что?
   Заговорила Кэт.
   - Есть легенда, что он был единственным человеком, которому удалось построить прямой проход на Ту Сторону. Стабильный. Говорят, что он теоретически обосновал существования Той Стороны - то есть, нашей. И математически описал связи между нашими мирами... Он погиб со всей семьей в 37 году.
   Игорь задумался.
   - А почему "говорят"?
   Кэт неопределенно дернула плечом.
   - Потому, что неизвестно, где его рукопись.
   - Но хоть кто-то ее видел?
   - Ли говорит, что да. Что она точно была.
   - Но, может, ее уничтожили? Потеряли?
   - Все когда-нибудь где-нибудь да находится - если потеряно. Если уничтожено - хотя бы следы остаются. Я работала в архивах. Наши исследователи проникали даже в самые закрытые архивы - и ничего. Есть упоминания об этой рукописи. Прослеживается явное желание ее добыть. Причем со стороны совершенно разных организаций и людей. И не только с Этой Стороны. Но самой рукописи нет...
   - А откуда знает Ли?
   - А он все знает. Только не все говорит.
   Игорь покачал головой. Все же первое впечатление не обманывает. Ли не так прост, как желает казаться.
   - Кто он?
   - Не знаю. Хочешь - спроси сам, он даже ответит, честно и откровенно. И все равно ты ничего не будешь о нем знать.
   - Не понял.
   - Ну, так спроси.
   Игорь нахмурился.
   - А вдруг он из тех? Ну, из плохих парней?
   Кэт покачала головой.
   - Нет. Я ему верю.
   - Не аргумент.
   - Понятно, что не аргумент. Но, понимаешь... трудно определить, но к Ли не применим рациональный подход. Ему либо веришь, либо не веришь. А если веришь - то до конца. И он не обманывает.
   Они немного помолчали.
   - Вот и к Фомину, похоже, не применишь рационального подхода. По крайней мере, пока. И к тебе тоже, - заговорила Елена. - Тебе просто дано чувствовать переходы. А ему дано было такой переход, Мост такой построить. Но вот как? Мы не знаем.
   Игорь молча кивнул. Узнать очень хотелось и очень многое. И еще очень не хотелось чувствовать себя особенным. Или, хуже того, избранным. Он был доволен своей прежней жизнью - только еще бы Анастасию отыскать. Он не просил тайн и приключений. Он не искал избранности, славы, великих дел. Он просто хотел спокойно сосуществовать со своими зелеными человечками и нормальным ненормальным. Но теперь пути назад не было. Он слишком много дел наделал, а каждое действие требует принятия решения. И получалось так, что он хочет остаться во всем этом непонятном предприятии. Потому, что ему нравились люди, с которыми он сидел сейчас у костра. Нелогично - но вот так уж вышло. А если Игорь что-то обещал или во что-то ввязывался, то шел до конца. Родители так воспитали.
   - А вы откуда, собственно?
   Кэт тихо рассмеялась.
   - Да ты уж и сам понял. Мы с Еленой с Той Стороны. А вот Джек здешний. И Ли тоже.
   Игорь покачал головой.
   - Но Джек оборотень. А Ли...
   Возникший непонятно откуда Ли тихо засмеялся.
   - Я даритель имен и низатель мгновений. Шучу. Я с вами - и этого довольно.
   Он откланялся и снова ушел.
   - Видел? - сказала Елена. - Он всегда так. А Джек - это, так сказать, как раз из той категории нормального ненормального, что не всем видно, - улыбнулась Елена.
   - Я свой собственный, - подал голос Джек. - У меня и документ есть.
   - Ну, да, - криво усмехнулся Игорь. - Как же без документа.
   - Между прочим, у меня даже выставочный паспорт есть! - гордо сообщил Джек. - И две медали.
   - Я схожу с ума, - прошептал Игорь. У него кружилась голова. - Кэт, Лен, а на самом-то деле вы кто? Кто вас придумал? Как вы сюда попали-то?
   - Никто меня не придумал, - ответила Кэт. - Моих давних предков и мою страну - наверное, но я-то родилась, как все рождаются. У меня вон и родители есть, и братья.
   - А кто у нас родители? - спросил Игорь с интонацией мироновского Министра-Администратора.
   Кэт немного помялась.
   - Марья Моревна и Кот-Баюн Заморский. И отстань, пожалуйста, - очень вежливо попросила она.
   Игорь расхохотался.
   - А как вы попали сюда? По переходам?
   Елена неопределенно покачала головой.
   - Есть такая штука... Маячок. Например, почти все девушки мечтают о Прекрасном Рыцаре. И эта мечта как маячок. Она ведет через Зону, по Проходам. И не только Прекрасного Рыцаря. Может и что мерзопакостное вылезти. Все в воле Автора... Бывают и такие, кто на две стороны живет. Например, некто написал книгу о жизни домового в чертановской пятиэтажке. Книжку прочли многие, поверили в домового. Вот этот домовой в чертановской пятиэтажке и живет теперь... Правда, в немножко другом слое Москвы. Но слои-то постоянно соприкасаются, сливаются, расходятся, взаимодействуют с Той стороной... Или взять для примера реалистическую прозу...
   - Кстати, ты-то кто?
   Елена надулась.
   - Горгона я. Понятно? Горгона. Медузу убил Персей, а Стено и Эвриала, по некоторым преданиям, остались живы. И однажды один человек, Роберт Стенин, написал великолепную поэму "Сестры Медузы". Написал он ее в застойные годы, ее, конечно, не напечатали, и он, как булгаковский Мастер, умер в безвестности. Умер от давно истребленной заразы... Но поэму прочли - и мы появились. Вот так. Но нас все равно не было бы, не будь мифа о Медузе, не будь мощнейшего архетипа Той Стороны.
   - Ой, блин, - у Игоря начинала кружиться голова. Пока был в напряжении - ничто не брало, а как кусочки ненормального стали занимать свои места в новой картине мира, так успокоился, и начал уставать. - Как же у вас, наверное, хорошо... Мы же всегда мечтали о лучшем мире.
   - Прям мы там все прекрасные и романтичные? - не по-человечески осклабилась Елена. - Дряни вы тоже насочиняли. Тысячелетнего Рейха не хочешь? А он есть. Потому, как идея жива и имеет мощную подпитку. Слава Богу, расползаться ему не особо получается...
   - Будем драться, - негромко сказал Инглор. - Я мало понял, но об Эйдолоне я слышал. И я знаю, что Серый Туман, который затягивает многие земли моего мира - это его дело. Я буду драться.
   Инглор до сих пор молчал, и все как-то даже забыли о нем.
   - Прости, - сказала Елена. - Главное сейчас - отправить тебя домой. Ты знаешь, кому и что там сказать.
   - Да, госпожа, - хмуро кивнул Инглор.
   - Через два часа будь готов.
   - Да, госпожа.
   Игорь и Елена остались у костра одни. Темнело.
   - Кто же направляет всех этих тварей на меня, бедного? - спросил Игорь, не обращаясь и кому.
   - Я бы сказала, тот, кто знает о твоих способностях.
   - Но кто?
   Елена пожала плечами и ответила - на сей раз неожиданно мягко.
   - Этого я не знаю, Игорь. Подумай сам, кто бы мог знать о тебе такие подробности.
   - Господи, - прошептал Игорь, - как давно... Он назвал меня Портосом. Это мы же играли, еще в школе... Но ведь только свой, наш, "мушкетер" мог знать...
   Елена молчала.
   - У них, этих откровенцев, есть тоже люди с Той Стороны?
   Елена кивнула.
   - Наверняка. Только кто именно, с кем они на нашей стороне связаны - я не знаю.
   Игорь склонил голову набок.
   - А ты уверена, что я буду работать на вас?
   - Это подход "Откровения", - усмехнулась Елена. - Мы говорим - не на нас, а с нами. Но выбор всегда за тобой - ты можешь отойти в сторону.
   - Нет, я уж с вами с вами, - усмехнулся Игорь. - Вы как-то симпатичнее капитана Вересаева. И терминаторы при вас не ходят.
   Елена облегченно рассмеялась.
   Разговор сам собой перешел к каким-то частностям и подробностям. Игорь пытался переварить все, что свалилось на его голову, и информации ему на сегодня было больше, чем достаточно. Пришел Кот, принес коньяк. Сделали чаю.
   Инглор наклонился к Игорю:
   - Она прекрасна, - прошептал он.
   - Она горгона.
   - Все равно она прекрасна. Но ты не видишь - у тебя в глазах другая женщина. Пусть тебе посчастливится найти ее.
   Игорь остался сидеть у костра, разинув рот.
  
   Вечером над лесом, над поляной, полной костров, музыки и веселья, плясала Госпожа Луна. Инглор терялся в толпе пестро одетого народу, никто особенно не обращал на него внимания. Игоря замечали больше, потому как он уже успел кое с кем познакомиться.
   Кончила наяривать волынка, возник какой-то парень с шаманским бубном и сумасшедшим взглядом. Глуховатый ритм завораживал. Потом к бубну присоединился тамбурин, потом вышел азиатского типа солидный мужик с варганом, а потом над толпой полетел низкий, красивый женский голос, который без слов выводил какую-то дикую мелодию. Это было удивительно похоже на струящуюся яркую вышивку с точечными узорами бубна и тамбурина, с пунктирной медной варганной нитью. Три-четыре тени закружились у костра в стихийном, невероятном плясе. Это был какой-то выброс, какое-то наитие - и песенное, и плясовое, и ритмическое, разошедшееся по толпе как круги по воде и постепенно захватившее всех. Эхо низкого женского голоса раздавалось под высокими каменными сводами, волшебно меняя все вокруг.
  
   Налей еще вина, мой венценосный брат,
   Смотри - восходит полная луна;
   В бокале плещет влага хмельного серебра,
   Один глоток - и нам пора
   Умчаться в вихре по Дороге Сна...
  
   По Дороге Сна - пришпорь коня; здесь трава сверкнула сталью,
   Кровью - алый цвет на конце клинка.
   Это для тебя и для меня - два клинка для тех, что стали
   Призраками ветра на века.
  
   Так выпьем же еще - есть время до утра,
   А впереди дорога так длинна;
   Ты мой бессмертный брат, а я тебе сестра,
   И ветер свеж, и ночь темна,
   И нами выбран путь - Дорога Сна...
  
   По Дороге Сна - тихий звон подков, лег плащом туман на плечи,
   Стал короной иней на челе.
   Острием дождя, тенью облаков стали мы с тобою - легче,
   Чем перо у сокола в крыле.
  
   Так выпьем же еще, мой молодой король,
   Лихая доля нам отведена;
   Не счастье, не любовь, не жалость и не боль -
   Одна луна, метель одна,
   И вьется впереди Дорога Сна...
  
   По Дороге Сна - мимо мира людей; что нам до Адама и Евы,
   Что нам до того, как живет земля?
   Только никогда, мой брат-чародей, ты не найдешь себе королеву,
   А я не найду себе короля.
  
   И чтоб забыть, что кровь моя здесь холоднее льда,
   Прошу тебя - налей еще вина;
   Смотри - на дне мерцает прощальная звезда;
   Я осушу бокал до дна...
   И с легким сердцем - по Дороге Сна.
   (Наталья "Хелависа" О'Шэй)
  
   Мрачно поблескивали вонзенные в земляной пол вокруг очага мечи. В арку высокого выхода смотрела, не мигая, желтая луна, и от порога сквозь затканный серебристым туманом лес струилась светящаяся дорожка. Ветер провел влажным крылом по волосам и что-то прошептал.
   Инглор выскользнул из круга в темноту, стараясь не нарушать дикой, жутковатой гармонии пляски. Игорь шагнул за ним. В темноте длинного зала сверкнули зеленым глаза Елены.
   - Дорога, - еле слышно прошептал Инглор. - Надо идти...
   Елена тихо дотронулась до руки стража Холма. Инглор вздрогнул.
   - Она поет, как птица Рианнон с серебряным горлом...
   - Тебе лучше идти. Это долго не продержится.
   Инглор вздохнул. Прокачал головой. Затем отстегнул с ворота рубахи застежку, бронзовый березовый листик с хрустальной капелькой росы, и протянул на раскрытой ладони Игорю.
   - Вот. Это тебе.
   Игорь осторожно взял такую хрупкую с виду, но неожиданно тяжелую и твердую вещь.
   - Спасибо. Только вот отдарить нечем.
   - Будет случай - отдаришь. Сдается мне, мы еще свидимся. - Инглор улыбнулся.
   - Надеюсь.
   Игорь смотрел, как растворяется в лунном сиянии его силуэт, как вспыхивает и гаснет тусклым светом под ногами у него туманная тропа. Вскоре он растворился в ночи, и ветер уже пах обычной листвой и влажной землей. И бронзовый котел на очаге стал обычным закопченным каном, очаг - просто костром, да и круг стал распадаться, потому как певица устала.
   Но листок на ладони остался прежним, и капелька хрусталя влажно дрожала в лунных лучах.
   Вернулись все в лагерь немного печальные, а Игорь еще и придавленный мрачными размышлениями. Заснуть он не мог, потому долго сидел у костра, думая о Той Стороне, о том, как там все может быть. Кэт тоже сидела у костра, закутавшись в спальник. Нилакарна дремал у нее на коленях.
   - А там, у вас, есть три мушкетера?
   Кэт встрепенулась, ответила не сразу, соображая, о чем ее спрашивают.
   - Нет, - покачала она головой. - У них законченная история. Они были. Законченную историю можно расширить, дописать, расцветить, переставить акценты - но не изменить.
   - Легче уничтожить, чем переписать заново... Хотя сейчас переписывают, и вроде даже успешно... - проговорил Игорь.
   - Но ты не переживай, - сказала Кэт. - Мушкетеры всегда находятся новые. В подражание прежним.
   "И если историю мушкетеров уничтожить, то для нас это будет незаметно. Мы просто не будем помнить, что они были. Даже не осознаем потери. А для них это смерть. Полная смерть. Они теряют куда больше..." - он посмотрел на повалившуюся на пенку Кэт. Нилакарна лег ей на ноги, согревая. У нее было такое беззащитное лицо, что Игоря охватил порыв жалости.
   "Их надо защитить", - подумал он.
   "Опять лезу кого-то защищать", - пришла вторая мысль.
   "А мне кажется, что это правильно", - отозвалась третья.
   Он пошел спать, когда ночь повернула к рассвету, и Ли вылез из палатки, сменив его на добровольном посту.
   Заснуть он не мог. Слишком много мыслей кружили в голове, а сердце часто и тяжко колотилось в груди. Одно дело, когда реальность становится шире на каких-то зеленых человечков, даже многомерную Москву можно принять. Но когда твой мир вот так в одночасье расширяется до бесконечных, неизведанных пределов... Это не так легко переварить, даже если подспудно готов.
   Это значит - все, что считал только мечтой, существует. Где-то далеко, на Той Стороне - но существует. И где-то любовь, честь, благородство - не просто слова, и не надо прикидываться циником, чтобы не обсмеяли... Но остаются потаенные мечты с собой наедине.
   Да, только мечты-то бывают отнюдь не всегда благостные. Сразу стало холодно и неуютно, и Игорь затянул клапан спальника так, что оттуда торчал один только нос. Ведь если все так, то можно заставить человека верить в какую-нибудь мразь, и эта мразь вырастет и разжиреет там, а потом нам же даст по мозгам. И получится такой замкнутый круг... А ведь это так и так делается. Иначе зачем попытки, к примеру, пересмотреть историю? Ведь еще немного, и правда все будут считать, что Великую Отечественную выиграли штрафбат да малолетние "сволочи", а командиры были сплошь садисты и гады, да еще Кровавая Гэбня целилась всем в спину. А вот победили бы эти, со свастикой - и все были бы счастливы и пили баварское пиво...
   Игорь сел, выбравшись из мешка. Опять пробрало жаром.
   Нет, не будет так. Не должно быть. Ну не должно, неправильно это. Не выйдет. Не так легко выкорчевать память. Не так легко и перевернуть архетип на Той Стороне. Да и никто не будет стоять, сложив лапки, и ждать. И если кто-то стоит за всем этим, то найти, кто и почему...
   Портос. Это тип, квазикапитан, назвал его Портосом. Это мог знать только кто-то из их школьной компании. И что это значит? Что кого-то туда затащили против воли и все вытрясли? Или кто-то из "мушкетеров" добровольно пошел к ним?
   Проверить. Надо проверить, обзвонить, Боже, столько лет, уже и стыдно как-то будет... А как будет стыдно, если подозрение окажется пустым!
   ...А все-таки здорово, что Та Сторона - есть!
   Есть за что драться. Эх, Портос, "дерусь потому, что дерусь"...
   Долго он ворочался или нет - но уснул, в конце концов.
  
   ...Он стоял на улице города. Он был и знакомой реальной Москвой, и в то же время он не узнавал улиц, и все равно это была Москва. И еще это был город всех городов. Он знал, что может попасть в любой Город по Обе Стороны. Это был Город.
   И еще он знал, что все люди Города чего-то ждут. События, которое неотвратимо, и которое будет концом чего-то и началом. И что страшнее - никто не знал. Все доживали последние моменты, занимаясь обычными делами, чтобы не сойти с ума от ужаса ожидания.
   И над Городом медленно-медленно поднялось что-то - он не понял, что. Может, это молча вставала, закрывая половину горизонта, гигантская волна, может, медленно расцветала вспышка ядерного взрыва, опережая грохот. Может, поднимались башни до небес, до самого солнца...
  

***

  
   - Я так и знал, что в конце концов ты окажешься с нами.
   Анастасия не могла произнести ни слова - так дрожали челюсти. Приходилось их стискивать, чтобы не сорваться и не разреветься от ужаса. Попалась по-дурацки - а ведь говорили, что тут за всем следит некий Глаз. Теперь понятно, конечно, что из башни обычным образом не уйти. Здесь нельзя было полагаться на привычные представления о мире.
   - Да не трясись ты так. Это судьба, так и должно быть, в конце концов... Коньяку? Шоколада?
   Анастасия судорожно помотала головой. Почему-то здесь было страшно что-то пить или есть.
   - Ну, как хочешь. Ты не простая женщина, я уже давно это понял. Да я и не женился бы на какой-то курице. Ты всегда умела предугадывать. Что? А, не помнишь? Да ты просто не замечаешь, тебе это привычно. А я замечал. Сколько раз ты угадывала, что вот сейчас будут передавать по радио, кто сейчас на экране. Ты даже угадывала, что будет сейчас за поворотом дороги, за углом. - Он сел рядом с ней на кожаный диван, обнял за плечи. Анастасия застыла, как мышка. - А главное, ты умеешь находить выходы... Не помнишь? О, я все помню. Теперь, - он особенно подчеркнул это слово, - я помню даже то, что раньше забыл... - он медленно провел пальцем по ее подбородку, зашептал. - Мне иногда казалось, что ты умеешь проходить сквозь стены... Надо будет попробовать, может, это действительно так? Надо попробовать. И препятствий не будет никаких. Никаких! - Он засмеялся. - Ты даже могла бы выйти из этой башни. Но, - он снова засмеялся и погрозил пальцем, - это только после договора. А то вдруг ты сделаешь глупость? Ммм? Ладно, успокойся. Пока ты все равно никуда уйти не сможешь, так что успокойся. Просто успокойся. И у нас все будет очень хорошо. Просто замечательно. Кстати, тогда ты сможешь забрать Катю.
   Анастасия вздрогнула. Мысли лихорадочно неслись в голове. "А почему сам не забрал? Значит, не можешь? Значит, только я?" От этой мысли она вдруг успокоилась совершенно. Собственно, вдруг ничего страшного и нет?
   - А Катя... О, это мое дитя. Она не может не быть особенной... Ты ведь приведешь ее ко мне?
   - Если я твоя жена, - без малейшей дрожи в голосе, даже для себя самой неожиданно сказала Анастасия, - то я имею право узнать побольше, не так ли?
   Он изумленно посмотрел на нее - и рассмеялся. Как прежде, хорошо и заразительно.
   - Мне это нравится! Ты и правда необычная женщина, я не мог ошибиться! Я не ошибаюсь. Спрашивай.
   - Давай... не сейчас. Я, честно говоря, ошарашена. Ты же умер!
   - Нет, - улыбнулся он, но в синих глазах была лютая метель. - Я бессмертен.
   Когда дверь за Анастасией и двумя ее сопровождающими закрылась, в комнате незаметно появилась женщина в ярко-красном платье. Почти копия Анастасии - если не считать смертельной бледности и иссиня-черных волос.
   - Ты обещал.
   Белокурый красавец дернул плечом.
   - Она мне нужна. Потом посмотрим, кто из вас окажется ценнее.
  

***

  
   Игоря собственное спокойствие почти не удивляло, что, наверное, должно было бы само по себе показаться удивительным. Или ненормальным.
   Но ненормальность уже стала нормой, так что удивляться-то?
   Что удивляться тому, что мир стал неизмеримо огромнее, что за тобой охотятся, что где-то сидят какие-то злыдни, и замышляют какую-то пакость для всего мира? Все это уже не раз видано в кино и читано в книжках.
   Он был спокоен. И хорошо, потому, что психу лучше за руль не садиться, тем более, когда ты едешь по центру Москвы поздно вечером в воскресный день. Ли, сидевший на заднем сиденье, молча смотрел в окно. Видать, и он видел... ненормальное.
   Загнав голубую машину с дерзким серебряным оленем в гараж, они с Ли прошлись по Малой Бронной до дома. Над Патриаршими стояла булгаковская майская луна. Пахло молодыми листьями и колдовством. Игорь набрал код и отворил дверь в чугунной ограде решетки, которой недавно обнесли двор, дабы под окнами больше не гнездились "ночные бабочки" и не таились черные "мерсы"-дартвейдеры клиентов.
   Теперь во дворике не было ни дартвейдеров, ни девочек. На стены никто больше не мочился, клумбы не вытаптывал, презервативы под окна не бросал. Ли с Игорем вошли в подъезд, поднялись на третий этаж. На стенках в полумраке виднелись граффити. Ли остановился у одного рисунка, стал внимательно рассматривать, водя по нему пальцем и шевеля губами.
   - Что ты там нашел?
   - Да так, - ответил Ли. - Удивляюсь, кто рисует. Вроде у вас подъезд с кодовым замком.
   - Да вот и я удивляюсь. Но мне эти рисунки даже нравятся. Пусть будут, никому ведь не мешает. Правда?
   Ли молча кивнул.
   Игорь открыл дверь. Квартира встретила непривычной тишиной. Обычно Вилька с мявом бросался к двери, когда Игорь только входил в подъезд. Да, порой лень ему бывало вставать с нагретого кресла. Но когда хозяина не было дома аж два дня... Обиделся?
   - Вилька, малыш, ты где? - позвал Игорь. - Котяка, иди сюда, у нас гости!
   Никто не ответил. В доме царило нехорошее молчание. Игорь быстро зажег свет в прихожей. Ли стоял на коврике, настороженно прислушиваясь.
   - Куда он делся? - недоуменно пробормотал Игорь. Ли покачал головой и приложил палец к губам, а затем неслышным шагом двинулся вглубь квартиры. Игорь осторожно пошел за ним.
   Знакомый тяжелый сладкий запах ударил в ноздри. Игорь замер. Сердце дернулось, сильно ударила в виски кровь. В ушах зашумело, и ослабли колени.
   Ли медленно поднял голову.
   - Вот как, - негромко произнес он. - Ты ее пригласил, когда она стояла на пороге?
   - Да, - еле выговорил Игорь. Голова кружилась. - Откуда... ты... знаешь?
   - Знаю, - почти шепотом ответил Ли. - Почему меня не было с тобой раньше? А теперь ты нарек ей имя. Теперь она стала еще реальнее...
   - И что будет?
   - Не знаю, - покачал головой Ли. - Но почему она приходила сюда, а не в лес?
   - Не знаю, - еле слышно выдохнул Игорь. Ощущение непоправимой беды сдавливало грудь все сильнее и сильнее.
   Вилька отыскался в гостиной, как раз возле шкафа с маминой кукольной коллекцией. Он лежал на полу, нелепо и неудобно запрокинув голову. Коты умеют спать в совершенно невероятных позах, но эта была невозможной даже для кота. Игорь медленно сел на корточки. Коснулся пальцем пушистой щеки. Удивился, как дрожит рука. Удивился, что ничего не ощущает - ни удивления, ни потери. А потом вдруг словно прорвало, закружило, заложило уши.
   Игорь обнаружил, что сидит на полу, трясется мелкой дрожью и зло, сквозь зубы всхлипывает и матерится. А Ли медленно шел по комнате вдоль стен и что-то бормотал себе под нос, и глаза у него были огромные и бездонно-темные.
   Потом перед носом у Игоря оказалась кружка с толикой коньяка на дне. Ли сидел на корточках рядом с ним и мертвым Вилькой.
   - Как же так, - шептал Игорь. - Ну как же так! Зачем его?
   - Коты видят нечисть и нежить.
   Игорь молчал, стиснув зубы.
   - Я не стану тебе лишний раз повторять, кто дал этой женщине силу.
   Игорь застонал.
   - Но зачем?! Зачем было убивать Вильку? Почему просто не запереть в комнате, почему не прогнать, он же всего лишь кот! - Игорь боялся смотреть на тельце.
   - Он дрался, - он немного помолчал. - Не пускал в дом. Надо похоронить его.
   Игорь кивнул. Вдвоем они завернули Вильку в старый плед, на котором он так любил спать, и вышли во двор. Игорь закопал друга под той рябиной, что еще отец посадил, когда женился на маме. Они постояли и пошли домой.
   Хорошо, что Ли сегодня был с ним. Парень умел удивительно хорошо слушать, и Игорь впервые за много дней выговорился досуха, без остатка.
   - ...Нас в компании было семеро. Сакральное число, да... Я, Колька Ясенцов, Даня Меламед, Витя Андриевский, Оля Сергеева, Лешка Климов и Ромка Колупаев. Мы с пятого класса вместе. Компания была вообще-то побольше, но мы были ядром. Мушкетерами, так сказать. Где-то классе в восьмом Ромка, кажется, кинул идейку про многомерную Москву. Вспомнили тогда о моем приключении с булочной, в которое так никто и не поверил... Ну, мы и стали сначала втроем с Ромкой и Олей сочинять что-то вроде приключенческого романа, а потом переросло в игру. Мы лазали по дворам и трущобам, по подвалам, рисовали карты, искали какие-то тайные ходы... В общем, оттягивались. Мы даже верили в свою игру, в выдуманный наш город. Случаи всякие записывали, Ну, сам понимаешь, любой случай можно подогнать под систему, особенно при желании. В общем, так долго тянулось. А потом кто куда, так и разбежались. Связь потеряли, уже лет десять как не общаемся. Знаю только, что Данька в Израиле, Ольга замуж за немца вышла и живет с ним где-то в Бразилии. Об остальных ничего не скажу. Ромка и Витя поступали в МИФИ вместе, Лешка на исторический в Универ хотел... В общем, потерялись мы. - Игорь поднял взгляд на Ли. - Кто-то из них? Кто-то из них в "Откровении"?
   Ли молчал.
   - Ты хочешь спать? - вдруг тихо спросил Ли, глядя в окно.
   - Надо бы - завтра на работу. Но не могу.
   - А что мешает?
   Игорь встал и погасил свет в комнате. Сразу же стало светло не электрически-желто, а лунно-бело, темнота и свет четко разделились. Ли сидел как примерный школьник, руки на колени, в глазах, обращенных к окну, чуть дрожала белая луна. Неподвижный, белоглазый. Страшный.
   Игоря передернуло.
   Ли пошевелился и перестал быть пугающим. Тряхнул белыми в лунном свете волосами. Встал, и тихонько начал продвигаться своим танцующим шагом вокруг комнаты, порой останавливаясь и словно прислушиваясь.
   Вдруг он остановился. Коснулся рукой стены, чуть нахмурившись, словно увидел что-то неожиданное.
   - Подойди-ка. - вдруг сказал он. Игорь неохотно повиновался. - Ничего не ощущаешь?
   Игорь прислушался к себе.
   - Нет.
   - Понятно.
   - Что понятно?
   - Что ты не сталкер.
   - ???
   - Есть такие люди, которые могут передвигаться не только по точкам соприкосновения измерений. Своего рода сталкеры. Обычно это те, кто идет "на маячок". Например, с Той Стороны прекрасный принц может попасть сюда именно потому, что от мечты по нем умирает прекрасная дева. Как в свое время явился Лоэнгрин. Твоя Хари хорошо заякорилась за тебя. Но подойти боится... - Ли недобро засмеялся. Потом снова стал спокойным, почти серьезным и чуточку грустным. - Я все же умею видеть след, да и Госпожа Луна нынче благосклонна ко мне. Твой дом встроен между двумя старыми домами. И вот эта стена, - он постучал по ней, - соприкасается со стеной старого дома, в которой когда-то было окно. Так что тут проход несколько облегчен, понимаешь ли. Сталкер пройдет. "Заякоренный" - пройдет.
   - Откуда ты знаешь про старую стену?
   - Я давно на свете живу, - улыбнулся Ли. - Это все граффити. Есть просто граффити, есть граффити - охранные знаки, а есть маркеры сталкеров. Там написано про 1907 год и окно.
   Игорь помолчал, подумал. Еще кусочек в мозаику ненормального. А, не все ли равно?
   - Я выхожу на охоту. Завтра буду звонить нашим "мушкетерам".
   Ли улыбнулся.
   - Если нужна помощь - ты говори... А сейчас надо бы поспать. Небо уже светлеет.
   Игорь прислушался к себе.
   - Да как-то не тянет.
   - Да? - с искренним удивлением поднял брови Ли. - А мне кажется, что ты носом клюешь.
  
   Колыбельный слышен звон
   И слипаются глаза.
   Крепкий, сладкий, липкий сон
   Веки сонные связал.
   Скрылись солнце и луна,
   Воцарились тьма и тишь.
   Ты уже во власти сна,
   Сладко и спокойно спишь.
   (В. Ингвалл Барановский)
  
   Игорь зевнул. Перед глазами комната плыла и перекашивалась, как кубик с шарнирными соединениями. Добравшись до диванчика, он едва успел упасть на него, как тут же уснул крепко и без сновидений. И не видел, как Ли обошел всю квартиру вдоль стен, внимательно глядя под ноги и что-то бормоча себе под нос. Затем поклонился Госпоже Луне, пошел в ванную умыться, и улегся спать на кушетке на кухне.
   Утро пришло с запахом кофе и песенкой Ли, которую тот весело мурлыкал себе под нос, орудуя на кухне. И песенка была бодренькая, и Игорь чувствовал себя необыкновенно бодро, словно проспал не какие-то четыре часа, а всю ночь. Он сел в кровати, и в горле стало больно - Вилька не спал нынче у него под боком. И никогда уже не будет. Не будет черного одноглазого котишки, верного дружка...
   - Привет! - улыбнулся ему на кухне Ли. - Тебе когда на работу?
   - К десяти, - неохотно ответил Игорь. Настроение было гробовым.
   - Ну, тогда успеем. Да, запомни, Игорь - не отмахивайся от совпадений. Это следы Судьбы. Не упусти.
  

***

   Первомайская ясная погода сменилась холодным дождем, и вылезать никуда не хотелось. Нынешняя рабочая рутина в офисе ничем не отличалась от обычной ежедневной, разве что под конец дня Сомоса - так называли офисного юриста, солидную и решительную даму по имени Клеопатра Эврипидовна - выйдя на крылечко покурить, принесла с улицы мокрого, отчаянно вопящего котенка. Котенок был рыжий.
   - Чубайс, - оторвался от экрана программист Витя.
   - Еще чего, - грудным голосом отозвалась Сомоса, - почто бедная тварь должна страдать? После ваучеризации все рыжие коты - Чубайсы, и по сей причине бедолагам перепадает по два лишних пинка в день, причем незаслуженных.
   - А, может, он вовсе не он, а она, - отозвалась секретарша Алина.
   - И зовут ее Чубакка, - хмыкнул Игорь из угла. - Под хвост посмотрели бы.
   - Да маленький он еще, что тут разберешь? - сердито пробасила Сомоса.
   Котенок жалостно орал. Все кинулись его кормить, от чего котенок стал орать еще громче. Сожрав две сосиски, он уже ничего не хотел, а его продолжали тискать и пичкать.
   - Ща нагадит, - отозвался из угла Игорь.
   Котенок заскреб лапками и нагадил. На мгновение все застыли в немой сцене, не зная - вышвырнуть ли маленького нахала или умилиться и простить.
   - Ну, Чубайс! - возопил, наконец, Виктор. - Чистый Чубайс!
   - Неси совок из сортира! - прикрикнула на него Сомоса.
   - Он еще маленький. Перекормили его, да и места он тут не знает, а лотка у нас нет, - вмешалась секретарша Алина. - Так что сами чубайсы.
   Котенок забрался под кресло Сомосы и стал вылизываться, как ни в чем не бывало.
   Алина взяла рыженького за шкирку и стала гладить, а котенок затарахтел как мотоцикл и начал тыкаться носом Алине под мышку.
   - Молока хочет, - откомментировал из своего угла Игорь.
   Алина снова схватила котенка за шкирку и плюхнула на колени Игорю.
   - Вот ты и корми, - отрезала она. - Я вам не кошка молочной породы!
   - Хорошо, - покладисто отозвался Игорь. - Я его к себе заберу.
   - А как назовешь? - снова стала благодушной Алина.
   - Пока не знаю. Там увидим.
   Малыша пристроили в коробку с надписью "гигабайт" до конца рабочего дня. Вечером его уже называли Чубайс Гигабайт. Или Чубакка Гигабакка, потому как половая принадлежность найденыша оставалась неясной.
  
  

4. Мушкетеры пятнадцать лет спустя

  
   Записная книжка была лохматой и засаленной, некоторые листочки выпадали. И как родители ее не выбросили?
   Вот и телефоны мушкетеров... Игорь застыл в нерешительности. Он уже почти год жил в старой квартире, а так и не удосужился ни к кому заглянуть. Да и живут ли они еще здесь? Из центра многие давно разъехались по окраинам - Витя еще до игоревой женитьбы. Вот до него вероятнее всего дозвониться, вряд ли он с тех пор куда еще переехал. Игорь поднял трубку и набрал номер.
   Трубку подняли почти сразу. Женский голос.
   - Да?
   - Прошу прощения, я могу поговорить с Виктором Андриевским?
   Молчание. Затем настороженно:
   - А кто его спрашивает?
   - Это его школьный друг. Игорь Кременников.
   Молчание.
   - А зачем?
   Игорь не сразу нашелся, что ответить.
   - Да так. Давно не виделись. А с кем я говорю?
   - Давно не виделись, - вместо ответа послышалось из трубки. - Давно не виделись, - снова почти шепотом повторила незнакомая женщина. - Я его троюродная сестра по матери.
   - Инна? - вспомнил Игорь. - Да, помню. На Новом Году.
   - Да, - ничуть не потеплев, ответил женский голос. - На новом Году. Игорь, знаете ли, Витя умер.
   Несколько мгновений Игорь сидел, ничего не соображая.
   - Как это умер? - прошептал он, когда обрел дар речи. - Почему?
   - Скоропостижно. Инфаркт.
   - Инфаркт? - Игорь помнил Витьку-Атоса как парня крепкого и спортивного. - У Витьки? Не может быть!
   - Да вот так, - ответила Инна. - Позапрошлой зимой. Тогда у нас выдался тяжелый год. Он потерял работу, потом как все ни пытался устроиться - срывалось в последний момент. Он весь извелся, плохо спал. Ему тут предлагали идти в какую-то контору, - Игорь вздрогнул от этого слова. - Деньжищи давали огромные даже по нашим временам, а он почему-то все отказывался. Говорил - сдохну, а к ним не пойду. Вот и... не пошел к ним.
   - Где похоронили? - тихо спросил Игорь.
   - Да рядом с тетей Надей и дядей Жорой, - вздохнула Инна. - Они его ненамного пережили. Теперь вот я тут живу.
   - Извините. А от Витьки ничего не осталось? Дневников? Ну, из нашего мушкетерского прошлого?
   Молчание. Затем резкое:
   - Нет. До свидания.
   Игорь долго сидел, собираясь с духом прежде, чем позвонить Леше Климову. У него было какое-то очень нехорошее предчувствие. И когда в трубке раздался знакомый, но почему-то странно тусклый и дрожащий голос Анны Николаевны, лешиной мамы, у него упало сердце.
   - Алло?
   - Анна Николаевна?
   Женщина ахнула в трубку.
   - Игоречек! Игоречек! - и тихие всхлипывания. - А Лешенька ушел от нас. Вот так-то. Одна Зиночка у меня и осталась.
   - Когда это случилось? И как?
   Анна Николаевна шумно вздохнула в трубку.
   - Да позапрошлой зимой. В начале декабря. Ему какую-то работу большую заказали, он, Игоряшенька, в архиве служил. Большая какая-то работа по старинным зданиям Москвы. Каким - даже и не помню. Помню, он работал много, а потом стал какой-то мрачный, неразговорчивый. Раздражительный. Он еще с Колей Ясенцовым много тогда общался, Коля и его работу заканчивал... Много денег эта работа стоила, да зачем они мне, если умер Лешенька?
   - Как он умер?
   - Машина сбила. Водителя не нашли. А ты заходи, Игорек, а то мы скоро переедем в Ясенево, так и не найдешь потом...
   Брат Колупаева был с Игорем хорошо знаком, потому поначалу даже обрадовался, но когда дошло дело до самого Романа, Толька вдруг стал таким же неразговорчивым как Инна. Удалось только узнать, что и Рома, талантливый и успешный архитектор, погиб в начале позапрошлой зимы. Угорел на даче в бане. Большего вытянуть не удалось. Толя очень быстро свернул разговор, на все вопросы отвечал раздраженно и испуганно - "не знаю", так что добиться от него удалось только одного - где похоронили.
   Игорь уже отупел от звонков. Смерть стояла по ту сторону провода и ухмылялась. Стиснув зубы, Игорь поднял трубку в последний раз.
   - Слушаю? - раздался на том конце до дрожи знакомый голос.
   - Коля?
   Тишина.
   - Игорь? Ты?
   - Я.
   - Я... не ожидал... ты так давно... - вдруг голос Николая резко изменился: - Господи, да Игорь же! Старик! Сколько лет, сколько зим! Ну, как ты, где ты?
   - Я дома, у родителей. Теперь тут живу. Работа - ничего, программирую потихоньку. Вот, решил обзвонить мушкетеров.
   - Я так рад, я так рад, Игоряха! Ты, значит, еще помнишь наши мушкетерские похождения? Наши московские фантазии?
   - Конечно, - насторожился Игорь, стараясь голосом не выдать возбуждения. - А что?
   - Да так, - неопределенно отозвался Николай. - Я тут подумал, что можно было бы написать роман, так скажем, в мэйнстриме...
   - Ты пишешь?
   - Почему бы и нет?
   - Так ты писатель?
   - Да нет, дружище, - засмеялся Николай. - Я физик. Работаю... ну, работаю. И зарабатываю, надо сказать, - горделиво сказал Николай. - Не всякий ученый сейчас умеет зарабатывать головой.
   - Ну, в тебе не сомневаюсь, - усмехнулся Игорь. Что-то во всем это нехорошо настораживало его.
   - Может, свидимся? - небрежно и весело предложил Николай. - Давно не виделись. Надо бы пообщаться, поговорить...
   - Встретимся. Обязательно встретимся.
   - У тебя, как всегда?
   - Конечно. Только разгребусь немного.
   - Отлично! Помощь нужна?
   - Пока нет но, думаю, понадобится.
   - Зови. Не стесняйся! И не тяни долго - я страшно по тебе соскучился!
   - Ладно. Дай сотовый на всякий случай.
   Николай продиктовал, взял взамен игорев.
   - Ну, до встречи!
   - До встречи, - медленно ответил коротким гудкам Игорь.
   Николай ни разу не упомянул о смертях. Словно и не было других мушкетеров. Николай, физик, сотрудничавший с историком и архитектором перед их смертью. Человек, который прекрасно знал квартиру родителей Игоря.
   Человек, который все знал.
   Игорь медленно поднял трубку и набрал номер Елены.
   Котенок Гигабайт сладко дрых на диване.
  
  

***

  
   - А знаешь, ты даже еще ценнее, чем мне казалось! - Николай улыбался так, что Анастасии хотелось плакать и просить о прощении. - Да-да! Ты опять попала в точку. Предугадала. Почуяла - как хочешь. Это самый твой Игорь, понимаешь ли, тоже очень непрост. Он тоже кое-что может. Слушай, если ты так боишься меня, так бери его, я тебя отпущу!
   - Ты ведь чего-то за это попросишь?
   - А как же? Конечно, за все надо платить.
   - Чем?
   - Договор. И служба.
   Анастасия мысленно стиснула кулаки. Внешне расслабилась, закинула ногу за ногу.
   - Но я хочу знать больше. Чего ты хочешь? Зачем тебе это все надо?
   И тут произошло странное. Николай застыл в неловкой позе, мучительно сдвинул брови, губы двигались, словно пытались что-то произнести, глаза застыли. Он как будто к чему-то прислушивался. Затем снова улыбнулся и заговорил. Анастасия выдохнула - мгновение было слишком ужасным, будто кто-то дергал Николая за ниточки или внутри его что-то сидело и двигало им - как куклой.
   - Ради всеобщего блага. - Он сел рядом. - Всеобщее равенство - миф. Сама посмотри - одни люди творят, другие только жрут и размножаются. Так устроено самом Богом, чтобы одни были быдлом, другие - царями. Так вот, дорогая, ты - из царей.
   - Так нафига мне тогда договор?
   Николай снова на мгновение застыл. Когда он заговорил, Анастасия чуть не завопила от ужаса. Зрачки его глаз сжались в крохотные точки. И смотрел на нее не Николай - кто-то другой.
   - А затем, дорогая моя, что тогда только ты получишь мир. И пару коньков впридачу, - захихикал Николай. - А иначе... есть способ любого превратить в скотину. Запомни - я бог. Я - могу.
  

***

  
   Суббота.
   Дворовая дымчатая кошка Мася сосредоточенно вылизывалась, сидя на крыльце. Солнышко показалось впервые после десяти дождливых дней, и вся окрестная живность вылезла греться. Обитатели дома еще вчера разъехались по дачам, и машин во дворе было мало.
   У облупившейся светло-зеленой скамейки растянулся во весь рост здоровенный косматый черный пес по кличке Армагеддон. Как только сумел просочиться во двор сквозь решетку?
   На дереве, тянувшем ветки из-за решетки соседнего двора, устроились два кота. Обычно они друг друга нещадно драли, но сегодня соблюдали перемирие, нарочито глядя куда-то мимо соперника. По подсохшему асфальту медленно и бестолково топтались жирные голуби, вороны на высоченном тополе о чем-то ворчливо перекаркивались. Воробьи суетились, как всегда.
   На скамеечке сонно млел помятый мужик, которого тут все старожилы знали как Похмелеона, хотя никто не мог похвастаться, что хоть раз с ним пил. Об этом как-то никто не задумывался, просто все знали, что вот, живет тут в районе где-то такой мужик, и кличут его Похмелеон. И есть у него такой же забулдыжный пес Армагеддон. И живет он в оставшихся еще коммуналках, хотя где эти коммуналки, не знал никто. И проходят Похмелеон со своим Армагеддоном во все зарешеченные дворы, и замки им не помеха. Похмелеон клевал носом, и его очки так и норовили соскользнуть с носа на колени. Под рукой у мужика была вечная авоська с пивными бутылками - не то полными, не то пустыми. Ни обленившиеся секьюрити из соседнего элитного дома, ни местная милиция, ни консьержка его не гоняли - он был настолько привычный, что его уже никто и не замечал, как принадлежность пейзажа. Разве что дядя Костя, бывший хиппи, ныне интеллигентный тихий алкоголик.
   Из-под арки в полусонный двор вошел молодой человек в джинсовом костюме и темных очках, с большим пухлым пакетом из солидного супермаркета. Остановился на секунду, окинул взглядом двор. Подошел к крыльцу. Мася чуть приподняла голову, оторвавшись от умывания, отметила, что молодой человек открыл дверь, не набирая кода. Просто открыл - и все. Старая ворона, от веку жившая здесь в собственном гнезде, помнила, что так сюда входили лет двадцать назад, когда дверь была другая, да и вообще все было не так.
   Вот и сейчас было не так.
   Похмелеон что-то забормотал во сне, дернулся, поймал падающие очки, недоуменно заморгал глазами и снова заснул.
  
   В дверь позвонили намного позже, чем Игорь ожидал. Николая он давно заметил из окна, но кто же на третий этаж поднимается пятнадцать минут? Что он там в подъезде делал?
   Чубайс Гигабайт удивленно уставился на дверь и вдруг зашипел. Игорь взял рыжий комок бешенства за шкирку и зажал под мышкой. Открыл дверь.
   Николай стоял, сняв очки, и так знакомо улыбался - чуть прищурившись и склонив голову набок. Почти не изменился, разве что как-то увереннее стал. Красивый блондин с серыми глазами и роскошными ресницами, с мужественным подбородком и прямым носом. Арамис, одним словом.
   - Привет! - он небрежно и опять же, так знакомо оперся о косяк.
   - Привет, - улыбнулся Игорь.
   Николай продолжал стоять за порогом, все так же с прищуром улыбаясь.
   - Что стоишь? - сказал Игорь. - Входи.
   Николай кивнул и переступил порог. Постоял, осматриваясь по сторонам.
   - Давно тебя не было, - с еле заметным укором сказал он.
   Игорь промолчал. На эту тему ему говорить не хотелось.
   - Ладно, - снова обезоруживающе улыбнулся Николай. - Я рад, что ты вернулся!
   - Так давай, отметим, - улыбнулся в ответ Игорь.
   Николай шел за Игорем, вертя головой по сторонам, как в музее, и оживленно вспоминая старые деньки.
   - А вот здесь твой велик висел, помнишь? А помнишь, мы с Лешкой тогда из кухонного окна на крышу магазина вылезли? А как в чулане прятались и всю воблу сожрали, что твои из Астрахани привезли?
   Игорь невольно поддался обаянию воспоминаний. В конце концов, у него ничего нет, кроме очень шатких предположений. И Николай всегда был хорошим парнем, душой компании...
   На чисто прибранной по случаю кухне Николай с видом фокусника поднял руку и начал вытаскивать из пакета всякие коробочки, пакетики, упаковочки и бутылки, от одного вида которых рот наполнялся слюной.
   - Ради встречи! - сияя, сказал он. - У тети Риты всегда была куча всяких вкусностей.
   Игорь внутренне поморщился. Ну, не любил он намеков на былое положение родителей. Да, в доме Кременниковых всегда водилась икра, колбаса и шоколадные наборы. Даже в талонные времена. Но Игорь виноват, что ли?
   Игорь достал стопарики, с детства любимые синие тарелки и столовые приборы с костяными резными ручками.
   - И скатерть та же, парадная.
   - Ну, мама за это меня выдрала бы. Она бы белую льняную положила, а эта, бархатная, не для еды. Но зато как по-мушкетерски, а?
   Николай рассмеялся, принимаясь вскрывать банки и перекладывать содержимое в разнокалиберные салатнички и менажницы.
   - Ну, - покончив с сервировкой и уже жаждая желудочного разврата, сказал Игорь, - разливаем!
   - Разливаем!
   Коньяк горячо потек по горлу. Игорь шумно вздохнул и занялся салатом и бужениной.
   - Раньше нас тут больше собиралось, - начал он издалека. Николай охотно подхватил нить разговора.
   - Проклятый год был. Високосный. Все же есть в этом что-то...
   Игорь кивнул.
   - Как тут все?
   - Ну, как, - неопределенно мотнул головой Николай. - Как-то. Кто как. Давай ребят помянем.
   Игорь молча кивнул.
   - Я после института как-то всех потерял, - продолжал он, заев очередную порцию коньяку. А ты, вроде, даже с кем-то вместе работал?
   Николай кивнул, расправляясь с бутербродом с икрой.
   - Проголодался, - улыбнулся он, перехватив взгляд Игоря. - А с ребятами... Не всем везет, друг Портос. Не всем. - Он отложил вилку, поставил локти на стол и сложил ладони. Такой знакомый жест. Но внутренняя теплота, которая всегда заполняла Игоря во время прежних мушкетерских встреч, никак не приходила, и это раздражало. Как будто у него отняли что-то очень важное и дорогое.
   - Не всем, это да.
   - Всем не может везти.
   Игорь помолчал.
   - Когда-то мы были "один за всех", Арамис.
   Николай рассмеялся и махнул рукой.
   - Это было давно.
   - А что теперь?
   Николай неопределенно дернул головой.
   - Во-первых, не за кого. Ты да я, да мы с тобой, все, кто остался. И самое ужасное, что верность идеалам сейчас не в моде. Такие люди - лузеры. Лохи. Дураки, - горько сказал он. - Я был таким долго. Долго не хотел взрослеть. Но пришлось. - Он усмехнулся, поднял взгляд на Игоря. - И нашел уже не выдуманные идеалы. И невыдуманных врагов. А они - нет, - вдруг посерьезнел и замолчал он. Игорь молча ждал, что будет дальше. - Мне жаль, что я повзрослел, - сказал он после затянувшегося молчания. - С идеалами расставаться всегда тяжело. Даже с дурацкими.
   - Один за всех и все за одного. Это и есть настоящий и единственный идеал. Все же мы-то живы.
   - Ну, да, - улыбнулся Николай и чуть искоса глянул на Игоря. Такое знакомое, такое теплое лукавство, как в старые времена... - Хорошее было времечко. Все возможно, счастье для всех, сам черт не брат!
   - Что изменилось?
   - Счастье для всех, - Николай не сводил с Игоря взгляда. В нем сквозило что-то неопределимое. Как будто там, внутри, стоял какой-то счетчик, монитор, сканер и сейчас он общупывал, просвечивал, просчитывал Игоря. Придется потерпеть. Может, Николай и правда гад, а, может, вовсе не гад, может, он такой же, как Игорь, и просто боится? - Ты считаешь, что счастье для всех возможно?
   Игорь пожал плечами.
   - Я не знаю. У каждого оно свое.
   - Верно, верно, - кивнул Николай. - Верно. Дядя Костя счастлив, когда пьян и может порассуждать о Кастанеде, Борхесе и мескалинчике. А жена дяди Кости несчастна, когда дядя Костя пьян. Где выход?
   - Да знаю я, Коль. Все понимаю, не дурак. Но, как говорит наша мадам Сомоса, сделай мир чуть лучше вокруг себя, и улучшишь карму.
   Николай рассмеялся.
   - Ой, Игоряха, давай выпьем, а?
   - Ну, давай, - рассмеялся Игорь. - Только не надо этих кухонных разговорах о мировых проблемах, ладно? За стаканом и на кухне каждый политик и философ.
   - А чего это тебе не по вкусу стали кухонные разговоры? Раньше-то тебя как-то не пугали глобальные философские темы.
   - Да и сейчас не пугают. Только что переливать из пустого в порожнее? Все равно мы ничего сделать не сможем. Я ведь тоже повзрослел.
   Николай снова рассмеялся, на сей раз так звонко и заразительно, что Игорь даже устыдился - не может Колька быть гадом. Не может! Все совсем не так!
   - Тогда я моложе тебя, Портос! Я еще не оставил мысли сделать счастливыми всех!
   Игорь помотал головой.
   - Невозможно.
   - Но почему? - Николай поднял брови.
   - Ты же сам сказал - из-за противоречия наших счастий. - Он немного пожевал. - Получается, что для того, чтобы каждый человек был счастлив, ему необходим личный мирок, где бы все подчинялось его понятию о счастье. Причем, еще бы менялось каждый момент.
   Николай некоторое время увлеченно ел. Точнее, трапезовал. Игоря всегда поражало и даже уязвляло изящество Николая во всем. Ему было дано от природы то, чему Игоря без особого успеха учила с детства мать. Что делать, Портос он и есть Портос. И не стать ему ловким Арамисом и даже хитроумным д'Артаньяном. Хотя в их истории д'Артаньян-то как раз погиб, а вот Портос...
   - Игорек, - сказал, наконец, Николай, не отрывая взгляда от тарелки. - Скажи мне, ты и правда удовлетворен нынешним положением вещей? Тебе нравится наш мир? Наше общество? Или ты просто смирился? Расслабился и получаешь удовольствие?
   Игорь нахмурился. Коньяк сделал свое дело, и в нем начал пробуждаться Портос - подобный булыжнику, который трудно сдвинуть с места, но уж если столкнул, то беги с дороги.
   - А ты что ко мне пристаешь? Да, не нравится. Многое не нравится, и что мне...
   - Вот-вот, - не дослушав, подхватил Николай. - Не нравится. Мне тоже. Ворье у власти. Бандиты в органах. Безнаказанность. Беспредел. Черножопые на рынках, везде, везде! И ни-че-го нельзя поделать, ничего...
   Игорь исподлобья смотрел на Николая и сопел.
   - Ты меня что, в нацболы сватать пришел?
   Николая снова рассмеялся.
   - Ну, да! Сейчас! Нет, нет Игорь. Нет... - Он отвел глаза и посмотрел куда-то вдаль, за окно. - Это все последствия, не корень...
   - И в чем же корень?
   Николай усмехнулся углами губ. Взгляд его впился в Игоря. У того заколотилось сердце. Что-то приближалось. Разгадка совсем рядом. Плевать было на Николаевы идеи. Главное - что случилось с ребятами. Это совпадение или нет? Или только дурацкие подозрения, а Николай ни при чем?
   - Корень в самом человеке. Пока он пытается быть счастливым за счет других, мы будем в дерьме. А он не может не быть счастливым за счет других, потому как мир так устроен.
   - Ой, опять "до основанья, а..."
   - Помолчи! - Николай вдруг так стукнул кулаком по столу, что Игорь аж подпрыгнул. - Извини, - спохватившись, улыбнулся он.
   - Ты совсем псих...
   - Ну, не ты первый называешь меня психом, - хохотнул Николай. - Но лучше сначала выслушай.
   - Тогда не ори.
   - Извини, прости. Пожалуйста, прости. Мир? - Николай протянул к нему коньячную рюмку.
   - Ладно, - выдохнул Игорь.
   Выпили.
   - Итак, - словно лекцию, начал Николай свои объяснения. - Человек устроен погано. Он всегда будет завидовать ближнему своему и стремиться урвать у него кусок, как бы человека не перевоспитывали, в какие бы обстоятельства его не помещали, что показывает вся мировая история. И в чем же выход? Выход в изменении самого человека. Он не должен хотеть ничего лишнего. Люди должны быть счастливы одинаково...
   - Извини, перебью. Это ты прям как буддисты - желания порождают страдания, откажись от желаний, и так далее... Стань тенью для зла, бедный сын Тумы...
   - Да, да, - раздраженно отмахнулся Николай. - Но это опять перевоспитание уже готового человека. Я же о том, чтобы человека... ну... как бы программировать с самого начала. На те же десять заповедей. На одинаковые реакции на воздействия - чтобы, к примеру, от одного и того же запаха у разных людей возникало бы одно и то же чувство, и так далее. Это будет счастливый бесконфликтный мир!
   Игорь вздохнул, надув щеки и подняв брови.
   - Коля, как банально. Я ожидал поинтереснее. Это же матрица, и все.
   - Вот-вот, - внезапно обрадовался Николай. - Матрица. И это гениально! Понимаешь - люди будут счастливы!
   Игорь хмыкнул, опрокинул рюмку коньяку и закусил сыром.
   - Во-первых, это невозможно. Во-вторых, ты считаешь, что люди и правда будут счастливы?
   - А что такое человек, как не его ощущения? Изолируй мозг, воздействуй на определенные его точки, и личность - даже без тела - будет ощущать себя в раю.
   - Не, я не хочу, - протянул Игорь. - Может, если бы не знал, то и внимания бы не обратил, если бы меня так переключили. А так я ведь уже знаю! Одно хорошо, - снова улыбнулся он, - что ты фантазируешь.
   - Нет! - с безумной усмешкой вскочил Николай. - Это возможно!
   - И как же? - Игорь откинулся на спинку стула, едва сдерживая дрожь. Изображать пьяного идиота было невероятно трудно. Актером он себя считал никудышным и страшно боялся, что Николай заметит. И когда Николай вдруг скептически усмехнулся и ласково посмотрел на него, понял, что придуриваться было бессмысленно.
   - Да не надо, Игорь, - снисходительно-сочувственно заговорил он. - Ты же был в лесу, я знаю. Знаю, с кем был. И уверен, что ты уже все знаешь и про Иллюзиум, и про взаимовлияние миров.
   Игорь еле справился с собой. Ответить надо было спокойно.
   - А, так это твоя собачка была. Извини, не знал, иначе бы дал ей спокойно себя скушать.
   Николай рассмеялся.
   - Да ладно. Она все равно была временным созданьем. "Пузырь земли". Извини и ты, кто же знал, что ты там? С твоей вечной привычкой лезть спасать всех наобум...
   - А тебе был нужен Инглор?
   - Мне нужны все, обладающие особыми способностями. Он дурак, что убегал. Ничего ему не было бы. Наоборот, получил бы куда большее.
   - Что именно?
   - Весь мир. Помнишь - "станете как боги"? Вот именно это. Особых, таких, как ты, - мало. Мы способны изменить мир. Мы должны быть поводырями для тупого быдла. Мы дадим им счастье, которого это самое быдло достойно. Но править и жить по-настоящему должны немногие.
   Николай остановился, не то собираясь с мыслями, не то прислушиваясь к кому-то далекому. Или живущему внутри его.
   - Кто-то должен сделать это самое счастье. Я зову тебя, так скажем, к семи парам чистых, в свой ковчег. В ковчег Эйдолона.
   - А кто это - Эйдолон? И что это?
   Николай усмехнулся.
   - Эйдолон - это я. А кто я? Бог.
   Игорь чуть не подавился.
   - Бог? Как это - бог? Это который "да будет свет", что ли?. Что ты можешь?
   Николай улыбался.
   - Такого бога нет. Есть только тот, который я. Как только ты дашь мне слово, подписываешь договор - так ты сможешь свободно ходить между мирами, получаешь настоящее бессмертие и власть. Ну, чудеса творить не сможешь, это сказки...
   - Постой-постой. А ты-то как таким стал?
   Николай на мгновение застыл, зрачки в глазах сузились - почти исчезли, словно он смотрел внутрь себя, а губы двигались беззвучно, словно это был не сам Николай, а какая-то тварь, что залезла в его кожу и дергала внутри рычажками, чтобы создать иллюзию живого человека.
   - Колька, ты что? - воскликнул Игорь, испугавшись по-настоящему.
   Николай очнулся, заулыбался, хотя у него не очень получалось.
   - Да так. Бывает. Устаю очень за вас, уродов, радея. А как я таким стал - ну, это секрет. Пока не решишь быть со мной - не могу открыть. Богов не должно быть много.
   - А, таки ты все же хочешь стать верховным?
   - А ты как думал? - смешно поднял брови Николай. - Я же первый стал богом, не так ли? Соглашайся, Игорь. Могу тебе пообещать, что ты найдешь свою... Эвтаназию. И получишь ее. Навеки. На все бессмертие.
   Кровь ударила в голову и загремела в ушах. Успокоиться. Успокоиться. Немедленно.
   Игорь нарочито медленно налил себе и Николаю. Тот нетерпеливо ждал.
   - А что ребята сказали? - тихо спросил Игорь. - Они-то удостоились? Они-то что сказали?
   Николай вдруг негромко рассмеялся.
   - Да ничего, друг Портос. Мушкетеры - они и есть мушкетеры.
   - И что ты сделал?
   - Тоже ничего. Я просто оставил их. И их не стало.
   - И меня ты тоже оставишь?
   - Вы не сказали "да", милорд. И не сказали "нет", - усмехался Николай.
   Игорь покачал головой. Откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.
   - Понимаешь ли, Николаша... Давай я буду говорить, а ты поправишь, если что не так у меня с логикой. Во-первых, ты так и не сказал мне, как ты стал... богом. И не объяснил механизма процесса становления богом меня. Я не хочу брать кота в мешке! Положим, я согласен с твоей теорией дать быдлу кусок счастья, и пусть подавится. Но ведь я, бог, буду иметь свое представление о счастье. Стало быть, мы с тобой хоть в чем-то да не сойдемся хотя бы касательно меня. Ты мне предлагаешь женщину, а вдруг я захочу большего? Самому стать главным? Не уверен, что ты об этом не подумал. Значит, есть что-то, что меня свяжет. Полагаю, этот самый договор? А? Тогда нафиг он мне? Эх, Николаша... Если бы ты меня не предупредил, то я, наверное, проснулся бы утром одним из твоих "чистых", и все. Ты мог бы сделать из меня преданнейшего друга, который прославлял бы тебя и вечно говорил бы, что ты прав. Хотя... какова ценность? Да никакой - ты же все равно знал бы, что это не я говорю, а ты. Но ты сделал ошибку. Ты мне сказал. То есть, дал мне выбор решить - хочу ли я стать лишенным выбора избранным или не хочу. Так вот - не хочу.
   Николай молчал, по-прежнему глядя на Игоря. И глаза его были даже не голубыми без зрачков, а тускло-оловянными, и взгляд их был тяжел, холоден, и от него болела голова.
   И Игорь вдруг понял - сейчас он говорит не с Николаем. А с тем, что стоит за ним, сидит внутри него, да фиг бы, где оно там! Оно СЛУШАЕТ.
   - Я не пойду к тебе, даже если ты сделаешь меня главным. Может, я и дурак, но я свободный дурак. И пошел вон.
   Николай сидел молча и совершенно неподвижно.
   - Коля! Колька, ты слышишь меня? Очнись немедленно! Ты не сам на Ту Сторону попал. Тебе помогли. Как - да мне, в общем, плевать. Ты сам не смог бы, потому как ты не умеешь. Это я умею. Я чувствую Переходы. Но зачем это тебе?
   Николай дрожал.
   - Не знаешь... Потому, что это нужно не тебе. А тому, кто тебя использовал, Арамис, и дергает теперь за ниточки. Он - знает, зачем ему это нужно, но не ты! Да и ты сам ему тоже не больно нужен. А вот я - нужен. Колька, ты ведь бываешь собой. Ты сможешь отказаться!
   Николай молчал, и что-то серое, мутное, заметное лишь на грани зрения, клубилось вокруг него. Он резко встал.
   - Мушкетеееер... Тупица Портос, - шептал Николай, отступая к стене в коридоре. - Прощай, дурак... Извини уж, дружок, ты сам выбрал, - глумливо ухмыльнулся он. - А я оставляю тебя. А мог бы быть богом. Мог получить свою женщину...
   - Ах ты, гад! - взревел Игорь и вцепился в Николаев рукав как раз в тот момент, когда тот начал уходить в стену.
   Они вывалились в какой-то большой и длинный полутемный коридор, провонявший жареным луком, квашеной капустой и хозяйственным мылом, прямо под ноги тетке в линялом халате и платке. Тетка взвыла дурниной, как сирена, и уронила сковородку. Та перевернулась в воздухе и приземлилась вверх дном, накрыв куличик из жареной картошки. Игорь с Николаем прокатились сквозь сковородку и теткины ноги, тетка продолжала ровно, монотонно и пронзительно выть, растопыря руки.
   - Ппусти, - шипя, вырывался Николай, но Игоря не зря называли в компании Портосом, силы ему было не занимать. - Пусти, идиот!
   - Жди, - пыхтел в ответ Игорь.
   Тетка выла, не переводя дыхания.
   Одна из многочисленных дверей в коридор распахнулась, оттуда выглянула другая тетка, в бигудях и халате поизящнее и почище, и завизжала:
   - Опятьхулиганитещасмилицювызову!
   Тетка номер один продолжала выть.
   Игорь оглянулся, чтобы проверить пути отступления, но там, откуда они вывалились, была глухая стена. Воспользовавшись мгновением, Николай вскочил, и опрометью бросился в дальний конец коридора, к какой-то двери, из-за которой пахло сушеными яблоками, пылью, воблой и залежавшимися тряпками. Кладовка. Такие Игорь помнил по нижегородскому детству и дедушкино-бабушкиной коммуналке. Николай удирал очертя голову, Игорь почти рыбкой нырнул в стену за ним, зажмурившись и ожидая удара головой о стену. Но удара не было.
   Он вылетел по переулку на ярко освещенное Садовое кольцо, и увидел Николая, который нырнул в черный лимузин. Машина рванула с места, номеров Игорь, естественно, не различил. Заметил только, как она резиново изогнулась, заворачивая за угол. И тут рядом с ним, взвизгнув тормозами, остановилась "победа", мечта ретро-автомобилиста.
   - Давай! - рявкнул из-за руля Похмелеон. Игорь, не раздумывая, нырнул. Машины понеслись по кольцу, не обращая внимания на милиционеров в "стаканах" и на перекрестках, плюя на светофоры и проскакивая сквозь машины. "Дартвейдер" уходил в сторону от центра, по Комсомольскому, через нереально светящийся полузнакомый Метромост.
   - Не догоним! - взвыл Игорь, колотя кулаком по колену. - ЗИС же, а у нас - "победа"!
   - Сказал! - хмыкнул Похмелеон. - Эта "победа" - Победа! Ничего, нам не надо их брать, нам надо знать, где они исчезнут...
   Машины с ревом словно взлетели, оказавшись на незнакомом широченном шоссе. Игорь раз глянул в сторону, и предпочел больше не смотреть. Дома накладывались друг на друга, создавая почти апокалиптическое зрелище. У него похолодело во рту и желудок начал этак мягко пока подпрыгивать, по спине шла не просто дрожь, а какой-то электрический разряд, и волосы вставали дыбом на голове и потрескивали.
   - Эк тебя! - усмехнулся похмелеон. - Ничо, привыкнешь!
   Темнело. Победа и правда не упускала резиновый лимузин, но и не нагоняла его, словно только грозила пальчиком. А впереди на шоссе вставала сверкающая Башня. Игорь помотал головой - она одновременно казалась знакомой и незнакомой. То синий кристалл на Юго-Западе, то недостроенные "близнецы" Сити, то громадина у моста "Багратион", то бывшее здание СЭВ, то огромный шуруп Вавилонской башни со старинной картинки...
   - Ага! - азартно воскликнул Похмелеон, когда ЗИС рванул прямо к Башне. - Нюхом чую - здесь!
   - Давай, давай! - подпрыгивал Игорь.
   И тут ЗИС вдруг вытянулся в ниточку и словно всосался в какую-то незримую воронку. Последний раз красным злым огоньком подмигнули габаритки - и все. "Победа" остановилась.
   - Ай, блин! - возопил Игорь.
   - Ага, блин! - ответил воплем Похмелеон, но воплем радостным. - Засекли!
   Игорь огляделся по сторонам и изумленно выругался.
   - Это ж мы возле Юго-Западной?
   - Ага, - радостно кивнул Похмелеон. - Ну, теперь пусть ждут гостей, заразы.
   - Кого?
   - Кого-кого... Где-то инспекцию по нелегалам. Где-то ревизию пожарную. Однако, повезло нам. Эта хрень только в трех Москвах торчит. Другое дело, насколько она проросла по Всей Москве...
   - А вы откуда знаете? - воззрился на Похмелеона Игорь.
   - Да живу я здесь, - пожал тот плечами.
   Игорю вдруг ужасно захотелось спать. Спрашивать уже ни о чем не хотелось. Домой.
   - Перепсиховал я. - Он потер лицо руками. - Давайте домой поедем... Вы ведь знаете, как домой, а?
   Похмелеон молча кивнул.
   - Так что этот Николай к тебе заявился?
   Игорь вздохнул.
   - В семь пар чистых приглашал.
   - А на самом деле?
   Игорь хмыкнул.
   - Догадливый вы, сударь мой.
   - А шо делать? - пожал плечами Похмелеон и, дернув носом, поправил очки. - Живу я тут.
   - Я ему нужен. Может, потому, что чую Переходы и хожу по ним. Может, я что-то еще могу. Может, просто опасен, и он теперь будет меня убирать, раз не удалось к себе перетянуть. Как ребят. Может, я нужен даже не Арамису, а тому, кто его за ниточки дергает. Манипулятору.
   Почему он был так откровенен с Похмелеоном, он и сам не знал. Может, потому, что бывают такие люди, которым сразу веришь.
   - Ну, тогда охотится за тобой он. Манипулятор. Эйдолон. А тебе подсунули Эвтаназию.
   - Не Николай... Страшноватенько как-то. Кто он? Зачем это все ему?
   Похмелеон рассмеялся.
   - А вот дьявол его знает. В прямом смысле слова.
   Игорь насупился. Долго молчал. Потом выдохнул.
   - Теперь я точно с вами.
   - А я и не сомневался, - снова подергал носом, поправляя на переносице очки, Похмелеон.
   Игорь вздохнул. Он устал. Очень. Руки словно свинцом налились. Даже пугаться сил не было.
   - Спать охота, есть охота... А у меня дома стол ломится - гад Николай натащил деликатесов. Думал взять Портоса через желудок, - усмехнулся Игорь.
   - Вот и попируем за его счет!
   - Это уж точно, - повеселел Игорь.
  

***

   - Он требует договора!
   - Спокойно, - говорила Лана. Сон занес их на какую-то улочку, откуда между домами виднелось играющее на солнце море. И все же это была Москва. Или Город? - Спокойно. Раз требует, значит, так ничего с тобой сделать не может. И с Катей тоже, раз не забрал ее до сих пор. Нужно согласие, без него он ничего не может. Тяни время, требуй привилегий. Требуй выгод. Капризничай. Играй жадную дуру. Мы найдем выход.
   - Лана, почему ты помогаешь именно мне?
   - Просто ты единственная, кто еще не дал согласия. И у тебя есть шанс вырваться отсюда. А, значит, ты можешь помочь мне.
  

***

   Трое ученых мужей шли ярким майским днем на обед в столовую Президиума Академии наук.
   - Понимаете ли, для чистоты эксперимента необходима стабильность воспроизведения результатов, - говорил высокий и худой в длинном плаще, похожий лицом на римского центуриона, выслужившегося из солдат.
   - Совершенно согласен с вами, Иван Федорович, - отвечал носатый очкастый блондин, чистый пулеметчик Ганс.
   - Но о какой стабильности и воспроизводимости может идти речь, если мы сами минуту спустя уже не те, что были минуту назад? Это уже не я воспринимаю результаты эксперимента, а другой я!
   - То есть, вы хотите сказать, что на протяжении времени действует некий ансамбль меня, причем со смещением по времени, и восприятие получается тоже ансамблевое?
   - Точно, Алексей Александрович! Причем, воспринимаем мы тоже не неизменное событие, а некий ансамбль событий!
   - И, таким образом, никакой речи о стопроцентности чего-либо быть не может.
   - Именно!
   - А я согласен!
   - И каков выход?
   - Выход очень странен. Необходима личность, которая поднимется над ансамблем, восприняв его и все, что он делает, в дискретную единицу времени.
   - Ага. Личность из ансамбля.
   - Непременно из ансамбля.
   Иван Федорович помолчал, а затем изрек:
   - Я понимаю, почему все "прорывники" ненормальные.
   - И почему культовые писатели зачастую пьют и ширяются, - вступил в разговор третий, со смешливой физиономией бывалого ушкуйника.
   - Именно. Они выходят из ансамбля и поднимаются над ним ради вот такого дискретного восприятия.
   - Ого! Опять марсиане шебуршатся!
   Все трое повернули головы в сторону уже Бог весть сколько ремонтируемого двухэтажного дома девятнадцатого века. Туда постоянно подвозили какие-то стройматериалы, и они исчезали в доме с концами, как в черной дыре, а дом как стоял без окон, так и продолжал стоять. Ученые мужи дано уже решили, что там, внутри, прячется нуль-портал с переброской на Марс.
   - А вон и побежал один, - расхохотался Алексей Александрович. Из дверного проема вышел крепкий и немного набыченный молодой человек довольно интеллигентного вида. За ним появился какой-то неопределенный мужичонка, поправляя очки на остром носу.
   - Целых два, сударь мой! - погрозил он пальчиком ученому мужу Гансу. - Целых два, и прямо с Марса.
   - А еще вас будет? - спросил тот.
   - Обязательно! - радостно ответил мужик, как-то заковыристо взмахнув рукой. - А сейчас позвольте откланяться, и приятного аппетита!
   - И вам! - хором ответили ученые мужи и продолжили свое странствие к столовой, как ни в чем не бывало, словно тут же позабыли о разговоре.
   - Ну, видел? - прошептал Похмелеон. - А ты говоришь - нормальное ненормальное! Избранный, уникальный! Да для них такое нормально, что ни одному ненормальному и не снилось! Иначе хрен бы они меня увидели, если б я не захотел сам.
   Игорь засмеялся.
  
   Проводив после хорошего застолья Похмелеона и неотделимого от него Армагеддона, который уже ждал их у порога, Игорь устало сел на диван. После майских праздников на голову свалилось столько, что подумать и разобраться в себе времени почти и не было. Но сейчас он словно остановился после долгого бега. Нет, надо передохнуть. Он сидел, гладя Гигабайта, урчавшего у него на коленях, и вспоминал и лес с Госпожой Луной, и разговор у костра... какое-то имя тогда ему показалось знакомым...
   Фомин!
   Игорь вскочил. Гигабайт с обиженным мявом скатился с колен. Игорь бросился в родительскую комнату, ругаясь, открыл стеклянную дверь шкафа, нетерпеливо крутя в скважине упрямый ключ. Наконец, шкаф открылся. Старый потрепанный альбом, вот он, точно, там должно быть...
   Да. Вот. Пожелтевшая черно-белая фотография, с зубчиками, наклеенная на плотный картон. Надпись выцветшими сиреневыми чернилами - "Анапа, июль 1936". И имена. Пляж. Солнце. Дед крайний слева, с выцветшими на солнце светлыми волосами, улыбается - куда там Голливуд! Рядом с ним огромный, как медведь, мужик с полосатым полотенцем через плечо и в очках. Справа от них красивая женщина, чем-то похожая на немку или эстонку и две девочки - одной лет восемь-девять, другая лет на шесть постарше. Младшая, веснушчатая, со смешными косичками, с серьезным видом держит на руках лупоглазого жутко серьезного малыша. Это отец. Ему здесь, наверное, меньше года. Бабушка стоит за спиной у девчонки, приглядывает...
   Игорь провел пальцем по чуть шероховатой поверхности обратной стороны карточки, прочел вслух:
   - Алексей Фомин... Светлана... Виктория... Лидия Фомины... Игорь Кременников... Вовочка... Ида Кременникова...
   Вот и завязался узел... И что он означает, если что-то означает?
   Он долго сидел, рассматривая альбом, удивляясь, какие лучистые глаза у всех на старых снимках. Люди такие были? Или просто так снимали, что такие глаза получались?
  

5. Время Снов (Лето 2005)

  
   Сирень отцвела. Отцвела сирень моя любимая. Зато опять настало время призраков, потому что листва вошла в силу и в городе снова много теней. А значит, призракам есть, где укрыться. Здравствуйте, призраки. Здравствуй, старик Брюс. Привет вам, неуловимые Уличные Музыканты и арбатский трамвай. Здравствуйте, звери Моего Города. Лето - ваше время, ваше раздолье. Я буду радоваться птенцам на чердаках и щенкам на стройках, котятам в подвалах, крысятам в канализации. Привет вам, мое зверье. Вы тоже ведь Мои Горожане.
   Привет вам, всем - люди, тени, звери и призраки.
  
  
   - Понимаешь, всех сбивает с толку антураж. А если смотреть только на суть дела, то и выходит, что она из сидов!
   Последняя тренировка сезона закончилась, "женский Шаолинь" распускался на летние каникулы, но для Лены, Лизы и Леси все было как всегда - переодеваясь, они болтали на свои заумные темы.
   - Ну-ка, обоснуй!
   - Во-первых, - Андрей не сомневался, что Лиза там, за ширмой, загибает пальцы, сидя на лавке в одном спортивном тапочке и одной босоножке. - Она живет в горе. Во-вторых, она выходит только к тем людям, которые затронуты необычными стремлениями. В-третьих, ее дары легко оборачиваются горем. В-четвертых, она покровительствует мастерам...
   - В-пятых, - подхватила Леся, - ее любимые камни - изумруд, хризопраз и хризолит. И еще она охраняет свои владения.
   - Вот именно! А еще она не очень хорошо относится к холодному железу, хотя это можно вывести только косвенно!
   - Кстати, о хладном железе, - прервал увлекательную беседу Витька. - Собственными ушами слышал на майском выезде историю.
   - Ой, подожите, - пискнул кто-то за ширмой. - Сейчас выйду и тогда рассказывайте!
   Однако показались из-за ширмы сразу двое, Лена (которая уже месяц была рыжей) и Леся (которая в виде брюнетки уж точно смахивала на вамп из-за бледности кожи).
   - Ой, продолжайте, дорогой Мастер! - хором пропели они.
   Андрей тоже подошел послушать. История о том, как компания горе-туристов металась по просеке. попадая вместо берега Протвы то в заросли цветущей черемухи, то на луга серебристой травы, пока кому-то не пришло в голову очертить вокруг стальным ножом, была изложена без явных преувеличений.
   - А холм с плоской вершиной там был? - полюбопытствовала Леся.
   - Был.
   - А березы?
   - Ты что, березы совершенно не обязательны! - из-за ширмы выскочила Лиза, которая к лету перелиняла в блондинку. - Ой, девочки, я где-то очки оставила! Никто не видел?
   Андрей взял из ниши с ароматическими палочками очки-хамелеоны и протянул ей. Лиза постоянно клала их туда перед разминкой и тут же забывала, куда она их дела.
   - Спасибо, Андрей. Так вот, это свидетельствует о том, что в древности ареал обитания сидов был очень велик! От Урала до Атлантики точно!
   - А может, они со Среднерусской возвышенность уходили к окраинам? - серьезно спросила Лена. - Люди с железом их вытесняли, племя Дану - на запад, племя Хозяйки - на восток?
   - Может быть, и так. Но я твердо уверена, что Хозяйка Медной Горы - из сидов! К тому же у них матриархат!
   Лиза подхватила сумку, послала всем воздушный поцелуй.
   - Всем пока! До осени! Инка, позвони обязательно, насчет лётной практики.
   Инна кивнула. В апреле она по совету Людмилы стала готовиться к поступлению в университет и вообще стала увереннее. По крайней мере, удары правой у нее получались теперь почти всегда.
   Когда девицы разошлись, Андрей и Витька заперли зал.
   - Теперь до осени, - сказал Витька.
   - Угу. Слушай, а тех заблудившихся ты знаешь?
   - Я с ними водку пил, - сказал Витька и добавил уже серьезно: - Там еще кое-что было, и я это своими глазами видел. Красноухий пес там точно был и в землю ушел. Я в него ножом кидал - так от ножа одна рукоять осталась, остальное поржавело в труху. В общем, Андрюха, бывает такое, что и не снилось мудрецам.
  
   Внешне в жизни Андрея ничего не менялось - дом, работа, дом, работа. Добавился, правда, интернет и какая-то мгновенная слава на форуме художников, куда он выставил несколько своих старых работ по греческим мифам. Весна началась поздно - или он поздно ее заметил, и вот уже вовсю цветет сирень и вишня, и остается только изумляться внезапности ее победного броска. А потом как-то сразу наступило лето, пантерой напрыгнув на город. В школе, монументальном краснокирпичном здании, торцом выходящим в переулок, шли к концу выпускные экзамены. Город тоже жил своей жизнью, но Андрей уже не мог смотреть на него как прежде. Потому что сейчас было невероятное время по имени Вика, а все до Вики ухнуло в такой мезозой, что и воспоминаний о нем почти не осталось.
   А потом вдруг стали одна за другой продаваться в маленьком павильончике в МДХ. Андрей отчего-то насторожился и спросил кассиршу Олечку, кто вдруг запал на прежде не такие уж и востребованные пейзажики. Память у Олечки была дай Боже всякому. Один пейзаж, с многомерным Чистопрудным бульваром, купила молодая статная дама, на каких мужики западают. Остальные московские взял какой-то неприметный мужик, причем все сразу. "И уехал на черной машине. Такой, знаете, ретро, как фильмах показывают. Дорогущая, наверное, сейчас ведь все ретровое модно", - добавила она.
   Это был именно лимузин. Тот самый. Черный и живой. Андрей это просто знал.
   - Он все адресок ваш спрашивал, - продолжала Олечка. - Но, знаете, что-то не понравился он мне. Я сказала - оставьте сообщение, я передам. А он почему-то отказался.
   - А та дамочка?
   - Она? Нет, она не спрашивала. А тот тип все пытался у нее перекупить ваш пейзаж, все так упрашивал.
   - И что?
   - Не продала, - рассмеялась Олечка.
   Андрей улыбнулся одними губами и пошел себе домой.
   Все это не просто так и не к добру. Эти лимузины, непонятные звонки, терминаторы, а теперь еще и эта история с картинами... Пора готовиться к неприятностям. Возможно, очень крупным неприятностям. И даже более, чем неприятностям. Он шел домой, внимательно глядя по сторонам, всей кожей слушая это самое непонятное, мерзко подползающее. Но странная ватная глухота окружала его, и это было гадостнее всего.
   На подходе к родному Кропоткинскому переулку, когда все уже вроде осталось позади, взгляд зацепило что-то знакомое. У тротуара притулилась между двумя неновыми иномарками раздолбанная "ока" неопределенного цвета, в грязи по самую крышу. Номер был тоже заляпан грязью, но наверняка это был тот самый странный номер УК БП, и именно эта машина несколько недель назад загородила выезд у дома.
   Сердце екнуло. Опять. Опасностью просто воняло, тошнотворно, как крысой, сдохшей где-то в перекрытиях. Андрей заозирался. В ушах шелестел непонятный злорадный шепот...
   Он увидел их в собственном переулке. Но ждали они не его, потому что охотничьим кольцом загоняли кого-то во двор старой кирпичной школы напротив его дома. Четверо терминаторов - на этот раз в чем-то вроде черной формы, какую носят частные охранники, которыми руководил какой-то неприметный плюгавый мужик. Терминаторы перегораживали кому-то выход в переулок и... к его дому? Андрей метнулся в узкий проход между архивным особнячком и домом напротив, пробежал по куче строительного мусора с вкраплениями ржавых банок и разбитых бутылок, перелез через решетку во двор, опять нырнул в узкую щель между домами и выскочил во двор школы. Еще шли экзамены, во дворе болталась пара старшеклассников с сигаретами. Где же тот, на кого терминаторы устроили загонную охоту? И тут он увидел. К старому клену прижималась девушка в светлом платье. Андрей почувствовал, как сбилось с ритма сердце.
   - Вика!
   Она вздрогнула, обернулась.
   - Ой! Андрей! - всхлипнула она. - Они... там...
   - Знаю. - Он схватил ее за руку. - Бежим.
   Старшеклассники продолжали маяться, словно и не видели ничего.
   Между старых домов - боком, здесь выступ, под арку, через Пречистенку, хорошо, что горит зеленый, и там нырнуть в переулок снова. Здесь была старая Москва, анизотропный город Андреева отрочества, узкие улицы, зелень, старые и новые дома вперемешку, затхлые коммуналки и новые дорогие квартиры, песочницы и качели во дворах с решетчатыми оградами, крохотные скверики, проходные дворы-колодцы, подворотни, арки, битый кирпич, лопухи и чертополох поверх утоптанных свалок. Куда они бежали - Андрей сам давно не понимал. Город разворачивался странной многомерной панорамой, открывая совершенно неожиданные пути, и по какому-то наитию Андрей каждый раз успевал удрать от погони, когда казалось, что бежать уже некуда. В месте стыка домов в тупике вдруг открывался поворот на улочку, на переходах в потоке машин образовывался разрыв как раз в нужный момент. Словно сам город помогал. Вика бежала быстро и легко, мелькали светлые босоножки, моталась по спине коса, завязанная тонкой черной ленточкой. Терминаторы не отставали. Они летели, едва касаясь асфальта, не быстро, но и не медленно, выныривали из-за очередного поворота. Обернувшись в очередной раз, Андрей увидел, что терминаторы то ли сменили облик, то ли их сменили другие загонщики - теперь они были в старой, довоенной еще форме с лазоревыми петлицами.
   Впереди внезапно замаячило здание консерватории. Ничего себе, пробежались! Андрей почти и не устал, хотя давно так не бегал. Даже в боку не кололо.
   Мигнул желтым светофор у перехода, на углу у белокаменных палат, задвинутых между двумя домами девятнадцатого века. Андрей и Вика проскочили - а вот терминаторы не успели, поток машин, еле втискивающийся в узкую улицу, отсек преследователей. Андрей позволил себе сбавить шаг и оглянуться. Так, если нырнуть сюда, можно выскочить на Тверскую, а там метро. Почему-то ему казалось, что в метро, да еще полное народу, терминаторы не полезут. И они снова побежали, пока не сменился свет на светофоре - мимо ограды Малого Вознесения. На углу переулка Андрей оглянулся. Терминаторы, словно в кино, бежали по крышам машин. А вот смутный мужичонка прыгал где-то на той стороне улицы. Черт, почему этих гадов никто не видит? Хотя на мужика удивленно оглядывались прохожие.
   - Бежим! - Андрей дернул Вику за руку, и они свернули в Вознесенский переулок.
   Первый нквдшник вырулил из-за угла и вдруг задергался, как оса, завязшая в варенье. Второй по инерции пробежал несколько шагов и начал таять прямо на бегу. Истончился до прозрачности. Люди шли мимо, красный "пежо" пытался втиснуться на свободное место у обочины, и никто не замечал ни дергающегося терминатора, ни растворившегося в воздухе его близнеца, ни третьего, вскинувшего было пистолет. Андрей толкнул Вику вперед, а сам остался на месте, с каким-то смертельным любопытством глядя на рассекающую плотный воздух пулю. "Я увяз в Матрице..." - промелькнула идиотски-спокойная мысль.
   И тут вдруг раздалось басовитое грозное "гав", и прямо на пулю промчался крупный бродячий пес. Промчался - и исчез за углом.
   "Сожрал ее, что ли"...
   Подбежавшая Вика сильно рванула его за рукав и потянула за собой.
   - С ума сошел! - крикнула она, задыхаясь. - Тебя убьют!
   Андрей покачал головой.
   - Они неживые. Они не могут. Их нет...
   Он остановился перевести дух. Впереди слева маячил готический краснокирпичный храм. Сзади - Малое Вознесение. Андрей начал хохотать.
   - Что, влипли, гады? Грехи не пускают, а? "Пузыри земли"!
   А потом осекся, осознав, что именно говорит.
   - Но я же не..., - растерянно прошептал он.
   - Что с тобой? - побежала Вика.
   - Да нет, ничего. Идем.
   - Я боюсь за тебя, - ее лицо кривилось от страха и еле сдерживаемых слез. - Лучше бы ты не заметил меня тогда! Ты ведь уже и за руку меня держишь, ты уже почти наш... Что же с тобой будет?
   Он засмеялся, хотя в ушах послышался, леденя душу, дальний рог Охоты и мерный шаг теней в серых шинелях.
   - Со мной будешь ты. Лучше скажи, что случилось?
   Вика вздохнула.
   - На беду мы встретились...
   - Вика, ты не должна была так рисковать. Я же сто раз просил - лучше дай мне знать, я сам приду! Что случилось?
   Вика тихо кивнула.
   - Папа просил, - тихо сказала она. - Андрей, нам недолго осталось. Я уже почти не могу перемещаться по Москве. И дом тоже как в сеть попался... И теперь ОНИ почти всегда возле дома, как слепые по запаху идут, только потому я и проныриваю мимо, да и то с трудом... Они обложили нас. Мама с папой и так из дому не выходили никогда с тех самых пор. Только мы со Светкой. А теперь только я. Наверное, потому, что у меня есть ты. - Она отвернулась, глядя в темное, треснувшее окно церкви. - А сегодня папа снова получил письмо. И снова порвал его. И сказал мне, чтобы я привела тебя. Нам нужна помощь.
   - Тогда пошли, - сказал Андрей.

***

   - Папа, вот Андрей к тебе, - сказала Вика, буквально вталкивая его в большой кабинет, заставленный шкафами и заваленный чертежами. Огромный седой мужик, сидевший за массивным старинным письменным столом поднял могучую голову. Встал, протянул Андрею лапищу и оглушительно пробасил:
   - Здравствуйте, молодой человек. Очень приятно. Алексей Владимирович Фомин, академик архитектуры, к вашим услугам.
   - З-здрас-те, - выдавил Андрей, осторожно высвобождая руку из медвежьей хватки академика.
   - Вика мне сказала, вы рисуете? Художник?
   - Да. Но по образованию я архитектор.
   - О, значит, мы с вами в некотором смысле коллеги! Садитесь, пожалуйста. Детка, сделай нам чаю, - обернулся он к Вике. Та мгновенно исчезла за дверью. Наедине с этой громадиной Андрею было весьма не по себе, и он внутренне умолял Вику вернуться назад поскорее. Алексей Владимирович между тем встал и прошелся туда-сюда.
   - Стало быть, вы многое о нас знаете.
   - Кое-что, - осторожно ответил Андрей. А потом, как это часто бывало, неуверенность и неловкость смел порыв злости на себя. - Вы свою дочь пожалели бы. Посылаете ее одну... А если бы они ее схватили?
   Академик сокрушенно вздохнул и с покаянным видом посмотрел на него.
   - Знаю. Но тут уж никак иначе не получилось. Мы с Лидушкой с самого начала не можем покидать дом, только дочки. Но Светочка маленькая, чтобы ее к вам посылать, а Вику я все равно не удержал бы. Она только с виду девочка-ландыш, а твердости у нее поболе моего... Я вам скажу откровенно - вы нравитесь мне, вы очень нравитесь моей дочери, и я хотел просить вас о помощи, - Алексей Владимирович сделал паузу и словно спохватился: - Разумеется, я ни к чему вас не принуждаю. Я вам просто расскажу еще кое-какие детали нашего, так сказать, бытия, а решение уж за вами. Договорились?
   - Договорились, - произнес Андрей, стараясь устроить поудобнее ноги - они вдруг начали мешать.
   - Ну-с, Вика мне говорила... Извините, я, с вашего позволения, трубочку раскурю? С трубкой как-то и говорить сподручнее, - Алексей Владимирович деловито набил табаком темную трубку.
   От запаха трубочного табака Андрею немного полегчало. Академик, хотя и стал как-то попроще, все равно подавлял своей громадностью.
   - Так вот, Вика мне говорила, что она вам все рассказала. Вернее, все, что ей известно. Далеко не все, не все - она ведь совсем ребенок, к чему ей знать, да, в общем, и жена тоже мало что знает. Кстати, сразу прошу извинить - она в прошлый раз так разнервничалась, когда вы появились, что чуть ли не выставила вас взашей. Не взыщите - женские нервы есть женские нервы.
   - Помилуйте, я вовсе не... - пробормотал, смутившись, Андрей.
   - Что вы?.. - академик решительно закрыл какую-то книгу, отложил ее в сторону и в упор посмотрел на Андрея. Это хорошо, что вы архитектор, вам будет проще объяснить... Вам фамилия Иофан должна много говорить.
   Андрей кивнул.
   - Ну, вы его известнейшее творение в натуре, должно быть, видели. И с еще более известным знакомы хотя бы по эскизу?
   Андрей снова кивнул, недоумевая, при чем тут Дом на Набережной и Дворец Советов. Дом он терпеть не мог и каждый раз, как судьба заносила его на Берсеневскую набережную, из жизни словно бы выпадал кусок, в который умещалось как раз столько времени, сколько нужно, чтобы миновать это модерновое чудовище. А ведь спроектирован был дом удивительно умно. Может, дело было в постройке, серой облицовке, рядах мемориальных досок да недоброй славе?
   - Так вот, Андрей, в начале тридцать седьмого вызвали меня и дали одно необычное поручение - спроектировать ветку метро, которая бы не сообщалась с остальными. Я предполагал, что это как-то связано с правительством, так что лишних вопросов не задавал... У вас, насколько я знаю, не сажают так легко, как тогда. Так ведь?
   - Ну, так. Хотя все равно сажают.
   В кабинет бесшумно проскользнула Вика с подносом, на котором стояли две дымящиеся чашки, сахарница и вазочка с печеньем, так же бесшумно и ловко все расставила на низеньком столике и упорхнула, не сказав ни слова. Печенье пахло изумительно вкусно, по-домашнему, от чего Андрей совсем успокоился. Алексей Владимирович отхлебнул из чашки и снова раскурил трубку.
   - Вкусно Лидушка печет, правда?
   - Очень вкусно, - похвалил Андрей.
   - Ну-с, далее. Спрашивать, почему проект этой ветки отдали мне, было совершенно невозможно. Я ведь мостостроитель, мы как раз первый метромост построили - знаете, тот, который к "Киевской"? Должен признаться вам, что пока строил я эту ветку, произошел со мной прелюбопытнейший случай... Сон мне приснился тогда нехороший. Словно бы строю я свою ветку, а выходит она не туда, куда надо, а в подвал какой-то башни. И во сне знаю я, что не надо мне в эту башню. Что-то там дурное. И ветка моя, если я ее дострою, приведет как раз в эту башню. Понимаете, во сне мне так не хотелось этого строить, так не хотелось, что я, в том самом сне, что-то такое сделал... Не помню даже, что именно, но проснулся я, зная, что сделал как надо, и что ветка не поведет в ту башню. - Он помолчал, глядя на свои здоровенные ручищи. - И, надо сказать, не мог я отделаться от мысли, что все не совсем во сне было. Дурь, чушь - а вот было такое ощущение. Вот черт его знает, словно руку кто-то направлял. Но закончили мы ветку в срок и по проекту. На приемной комиссии меня похвалили и предложили самому испытать эту самую ветку метро. Честь, сказали, оказывают. Первооткрыватель, так сказать. Я согласился, конечно. Ну, подали поезд, я в него сел, поезд тронулся. И вот еду я, и мысль у меня одна - в башню в ту мы едем. Ощущение в точности такое. И тут я ни с того ни с сего, возьми, да и ляпни: "Господи, да не хочу я!"
   Он снова смущенно глянул на Андрея. Андрей кивнул. После Вознесенского переулка он уже ничему не удивлялся и вряд ли бы стал насмешничать над молитвой.
   - Ну-с, вот... Едем мы, значит. Потом чувствую - поезд вроде бы скорость увеличивает. И не просто увеличивает, а разгоняется так, что за стеной все слилось в единую серую полосу. Я было встать хотел, да меня от этой жуткой скорости буквально припечатало к спинке сиденья - пошевелиться не могу. Сижу, знаете, молюсь - все молитвы нянькины вспомнил, со страху зубы стучат. Ну, думаю, натворил ты дел, Фомин... А потом мысль нехорошая закралась - не честь это, а просто на мне же мое творение и испытывают... Вдруг как вспышка, такая сиреневая - и поезд стал помаленьку снижать скорость, а после и совсем остановился. И свет погас, а когда зажегся снова - смотрю, мы стоим на станции, которой я совершенно точно не проектировал... Я еще сильнее испугался. Двери открыты, ну, я выскочил на перрон и кричу машинисту: "Мы где?" - а он не откликается. Побежал тогда вперед, к кабине - кабина пустая! Нет моего машиниста, Васи Стрельченко - нет как нет. Я туда-сюда - странная станция какая-то, просто гладкие стены кругом и ни входа, ни выхода. Вдруг голос слышу: "Товарищ Фомин?" - на платформе двое стоят, в форме, при оружии. Только странные какие-то, как двое из ларца, одинаковых с лица, и, главное, теней не отбрасывают! Тогда я не сразу внимание обратил - освещение было странное, непонятно откуда шло. "Да, говорю, я академик Фомин". - "Пройдемте с нами". Подходим к стене - стена отъезжает в сторону, а за ней еще один зал открывается. Огромный, темным гранитом выложенный. Я одно время древней историей увлекался - так вот, мне показалось, будто мы в пирамиду внутрь попали, и сейчас чуть ли не сам Хеопс к нам явится. Явиться-то конечно явился, но не Хеопс, а так, человечек плюгавенький, мордой не вышел - я б его во второй раз встретил, не узнал бы. И давай со мной разговаривать - мол, метро я построил отменное, и мне положена за это награда. Какая, говорю, позвольте узнать? А он мне, значит, и говорит - хотели мы вас расстрелять, чтобы никто другой больше такого метро не построил, значит. И хихикает, так что не поймешь - шутит он так или взаправду. У меня аж в животе похолодело. Да-с... Да нет, говорит. На самом деле, за упаднические настроения, коими вы своих подчиненных смущали. Я прямо опешил. Он продолжает - а чего вы молитвы тут всякие читаете? Да "Господи" говорите? Вот откуда узнали, а? Я же только сам с собой!
   Академик опять посмотрел на Андрея. Тот не знал, что ответить, хотя пробрала дрожь. Что-то или кто-то стоял за этой историей, и ощущение от этого кого-то было примерно такое же, как от тех робокопов-терминаторов, что загоняли Вику в школьном дворе. И ими тоже командовал какой-то плюгавец...
   - Словом, я перепугался - еще бы, в мысли забрались! А там у всех нас много такого, за что не только сесть можно... Ну, думаю, все. И тут говорит он - не будем мы вас расстреливать, а вместо этого поручим вам работать над секретным проектом. Я так обрадовался - ведь смерть мимо прошла! А тут такое! А тот говорит - прошу подписку о согласии. Тогда-то я не обратил внимания, что не о неразглашении... И подписал. Он говорит - нет, вы за всю семью пропишите. Что не разгласят, мол. И это я тоже подписал. Как же я радовался тогда! А тот смеется. "Хорошо, - говорит, -что вы согласились. Теперь жить будете, как сыр в масле кататься, и вам, и семье вашей все, что только пожелаете, будет, а то и больше. И не расстреляют вас, потому как уже другого вместо вас расстреляли. Вашего заместителя, говорит. Надо же кого-то расстрелять? На крови, понимаете ли, башня крепче стоит". И так ухмыляется покровительственно. И тут меня словно током ударило. Кричу - не надо мне ваших наград! Не буду я вам ничего больше строить! А он рассмеялся и говорит: "Не надо? Ну, насильно мил не будешь. Отказываетесь, значит?" - "Отказываюсь!" - "Ну, как хотите, товарищ Фомин. Подпись-то вы уже дали. А слово - оно слово. Теперь вы наш, никуда не денетесь. Будете башню строить, будете". Эти, в форме, уже меня волокут к поезду, впихивают в вагон, поезд трогается - без машиниста, заметьте! Я уж ждал, что по приезде возьмут меня и пойду я в лучшем случае в шарашку. А девочки мои, а Лидушка... Ох, и проклинал я себя тогда!
   - Но ведь они-то не подписывали, - пробормотал Андрей. - Так что их не должно вот так... накрыть...
   - Просто мы никогда бы не бросили папу, - послышался сердитый детский голос. На пороге комнаты стояла Светка. - Он самый лучший! И мы его не бросим! Мы сами так решили! Ясно? - она топнула ногой и выскочила из комнаты.
   Фомин виновато посмотрел ей вслед. Прокашлялся. Затем вздохнул и продолжил:
   - Очнулся я - а мы стоим на начальной станции, и Вася Стрельченко мне говорит: "Ну, как?" - "Хорошо", - говорю, а сам едва не бросился ему на шею от радости. Думаю, задремал, наверное, во сне привиделось.
   Он снова молча попыхал трубкой.
   - Да, а наутро прихожу я на работу и узнаю, что заместителя моего арестовали. И не вчера, а уж неделю назад. И все об этом знают, только я не знаю еще. А тут совещание с утра, планерка, и сижу я там, только глазами хлопаю - выходит так, что ветку ту как будто мы и не строили, и никто ничего не знает. И ощущение такое, как будто мне проект этот приснился. Или наоборот - что сейчас снится планерка. И сижу я не то во сне, не то наяву, и страшно мне, потому, что попал я в какой-то бред, и как из него выбираться - непонятно. А денька через три вызывают меня в министерство и говорят - переводим тебя, Фомин, в группу товарища Иофана, будешь Дворец Советов строить. Ты, говорят, новый метод расчетов изобрел, так пригодится. "Да какой такой метод? - говорю. - Это вас в заблуждение кто-то ввел". А мне - а тот, который позволяет мосты через эфир перебрасывать.
   Академик выбил трубку и придвинул к себе чашку с остывающим чаем.
   - Алексей Владимирович, а что это за метод? - спросил Андрей, уже почти догадываясь, что ему ответят.
   - А я, видите ли, Андрюша, в молодости баловался математикой, да и потом тоже не бросал это занятие. И создал одну интересную модель. Вот представьте себе, что рядом с нами есть другой мир, эфирный, который мы ни увидеть, ни руками потрогать не можем. Граница между нами есть, вроде пленки поверхностного натяжения. Так при определенных условиях чисто теоретически можно эту пленку проколоть. - Он помолчал. - Однако, скажу вам откровенно, теория есть теория, а вот с математическим оформлением не вышло у меня ничего. Есть там одна переменная, которая не желает поддаваться, не желает угадываться. Даже эмпирически не получается ничего. Такой вот полнейший икс. Живой какой-то. Так вот - должен был я, понимаете ли, обнаружить, что это за икс...
   Он снова замолчал, и вид у него был такой усталый и безнадежный, что у Андрея сердце заныло.
   - Но зачем Иофану был нужен этот метод? Он ведь строил Дворец Советов в том самом тридцать седьмом, если я правильно помню.
   - Правильно помните. Ему-то, может, и не нужен был. А вот тем, кто эту башню хотел построить, да особое метро особым образом проложить... Так вот, а в кабинете на стене эскиз висит с тем самым Дворцом Советов, да план центра Москвы. Вы ведь помните, как оно расположено? Изгиб реки между Пречистенской набережной и Берсеневской...
   Андрей помнил. Он мысленно представил карту...
   - Там церковь в центре, - сказал он. - Русское барокко, но она жуткая какая-то. Как будто ее на чужой фундамент подняли. Пятикупольную красную с белыми колоннами - на серый камень. И она какому-то папе римскому посвящена...
   - Не папе, а святому Клименту, епископу римскому, - поправил Фомин. - Хотя он папа, конечно...
   - Странно, - медленно проговорил Андрей. - Она почти на одной линии, в этом выступе Замоскворечья... А ведь я когда мимо нее хожу, морозом продирает. Там еще какие-то секретные институты раньше были... сейчас тоже. наверное, есть. А возле дома на Набережной я из жизни совсем выпадаю, ни одной детали вспомнить не могу, как в тумане все. И мимо храма Христа Спасителя тоже стараюсь не ходить, сразу в метро ныряю, это на Кропоткинской...
   Он вспомнил, как осенью напоролся там, на углу у моста, на незримые острия и увидел Черного Принца, Того-Кто-Стоит-за-Плечом. Посмотрел на Фомина и увидел в его глазах понимание.
   - И... что было дальше, Алексей Владимирович?
   - А дальше стал я отказываться. И знаете, почему? Не из-за этих не то снов, не то чего еще, где говорили мне про ту самую башню, что на крови, мол, хорошо стоит. Нет, - он снова помолчал, уставившись куда-то за окно, в осязаемую темноту. - Понимаете, Андрей, я же Ленина еще живым застал. Как человека его помнил - нет, я близким к нему и быть-то не мог, но мы, тогдашняя молодежь, были такими энтузиастами, мы верили, да я и до сих пор верю в коммунизм, как в прекрасную мечту человечества. И верили, что сможем его построить. - Снова попыхал трубкой, немного нервно. - И вот тогда, после того, как Ленин умер, до нас стало доходить, что мы строим не то. Многие из моих друзей просто убедили себя в том, что все правильно, некоторые еще верили, некоторые пытались вообще ни о чем не думать, а просто делали свое дело, не спрашивая, зачем. Вот и я тоже пытался не думать. Все же в партии и у руля страны не дураки, лучше знают. Как-то мирился. Думал, может, это я неправильно мыслю, ведь кто - они, а кто - я? Но вот когда стали мы обсуждать эту самую башню, не смог я больше себя убеждать. Ведь я Ленина-то живым видел, слушал, мы даже молодежной делегацией с ним встречались... Живой он был, просто человек, понимаете? А как умер, так из него стали делать какого-то идола, бронзового бога. И показалось мне, что вот сняли с него посмертную маску и надели на кого-то еще, и теперь он стоит в виде всех этих бронзовых статуй, смотрит с портретов. И именно этот другой будет стоять над городом, как гигантский надзиратель. Тут вспомнил я своего "хеопса", безликого такого... А не он ли маску наденет? Страшно мне стало. Хоть и атеист я, а пробрало так, что оборачиваться стал - не стоит ли дьявол за спиной. И понял я, что не стали Ленина хоронить по-людски, чтобы не сумел уйти он от них - как вот и я...
   Академик вздохнул.
   - А от страха что - либо зажмуриться и уши заткнуть, либо отказаться. И не смог я больше уши затыкать да глаза закрывать. Понял, что строить это я не буду. Ни за что. Никогда. И тут мне о подписке-то и напомнили. И говорят - либо работаете, либо... В общем, время дали до вечера. Дальше вы уже знаете. - Он помолчал, посасывая трубку. - Вот с тех пор мы так и существуем. Времени у меня много было, я тут кое над чем поразмышлял... Вот, - он взял со стола потрепанную тетрадь в коричневом переплете. - Почитайте на досуге. А потом приходите.
   - Но как мне вас найти? Вы снова пошлете Вику? Снова будете ей рисковать?
   - Я сама вызвалась, - послышался сзади голос. Вика стояла в дверях. Сейчас она казалась очень взрослой и суровой. - Я не знаю, приду ли. Найди нас сам, Андрей. Я верю, ты успеешь. Ты найдешь.
   - А теперь идите, Андрюша, - сказал академик. - Нельзя вам у нас долго быть. Нельзя живому быть с мертвыми. Вы ведь из-за нас меняетесь, не надо вам этого. Так ведь и эти, - он кивнул за окно, - смогут вас подстрелить.
   Андрей встал и откланялся. Тетрадка лежала за пазухой, как живая птица, и нес домой он ее осторожно, как голубя - случалось в детстве.
   Темный переулок вывел на неожиданно золотую, залитую вечерним солнцем улицу Народного Ополчения. Терминаторов нигде не было видно. А Вика говорила, что они теперь все вокруг обложили. Повезло? Или другую дичь ждут?
   Или судьба? Та, что сегодня проложила им путь по Москве прямо к тому месту, где не было ходу их врагам?
  

***

   Андрей сел читать сразу же, как добрался до дома.
   Тетрадка была очень старой, таких давно уж не делают. Она была исписана довольно четким, "старорежимным" почерком, с ятями и твердыми знаками. Чернила слегка выцвели и кое-где расплылись пятнами. Похоже было, что автор заносил в эту тетрадь размышления о природе некоего пространства, которое он называл миром воображения, Иллюзором, а временами - Иллюзиумом.
  
   "Довольно странно было бы услышать от критика утверждение, что на самом деле пушкинская Татьяна оставила мужа и уехала с Онегиным в Берлин. Мы знаем, что это не так. Но, однако, известно, что замужество Татьяны оказалось несколько неожиданным даже для самого Александра Сергеевича. Можем ли мы сказать, что где-то, в некоем мире тонких материй, существовала Татьяна Ларина - такою, какою ее создал в своем воображении Пушкин? И если допустить, что силою своего гения он сообщил ей некое подобие жизни и свободы воли, тогда она могла выйти замуж без его ведома. Но ежели Татьяна была создана и обрела жизнь, независимую от своего создателя, то что стало с ней потом, после окончания "Евгения Онегина"? Прочитывая эту поэму, мы смотрим в прошлое Татьяны, которое предстает перед нами неизменным, ибо оно запечатлено на бумаге и в памяти множества читателей. Но то, что остается за пределами повествования - ее детство, домашняя жизнь с мужем, многое другое - не запечатлено ли это в том самом мире тонких материй, где она существует, как запечатляется в нашем реальном мире жизнь всякого человека?..
   ...Любая история, любой роман с его героями существует не только в виде книги или рукописи. Будучи изложен слово за словом, он обретает иное существование - в умах и памяти читателей. Но тогда, когда никто его не читает, никто не думает о нем - существует ли этот роман? И если существует, то как? А если книга уничтожена или никогда не была записана, как сказки неразвитых народов, которые не знают письменности - существует ли она?.."
  
   Дойдя до этого места, Андрей аж подпрыгнул. Что-то подобное он уже читал. Вскочил, подошел к стеллажу. Где же это? А, вот! "Злые песни Гийома дю Вентре", вот и страница...
  
   "...У польского теоретика Романа Ингардена, например, в его "Исследованиях по эстетике" есть стройное, неопровержимое изложение вот какого парадокса: оставаясь на материалистической платформе мировосприятия, невозможно классифицировать вальс Шопена или симфонию Брукнера как нечто объективно существующее на свете. Ведь мы, материалисты, признаем существование чего бы то ни было, если это что-то относится к одному из четырех возможных и объективно доказуемых явлений реальности. Вот эта четверка: предмет, процесс, событие, интенциальное представление. Вальс Шопена - самый вальс, а не его запись (нотная или механическая),- конечно, никакой не предмет, ибо предметы вещны. Он и не процесс, хотя любое его исполнение (или копирование) будет несомненным процессом. Он и не событие, хотя стадию его сочинения, зарождения в мозгу композитора и можно отнести к разряду событийного; но когда Шопен его впервые исполнил (или записал), вальс вышел из событийной стадии и стал чем-то другим; но чем же? Остается допустить, что он стал интенциальным представлением - то есть относится к области тех объективно существующих мировых законов (в широком диапазоне от формулы дважды два - четыре до еще не познанных нами, но несомненно наличествующих формул теории общего поля и т. д.), которыми шаг за шагом овладевает человеческое знание. Но тогда получается, что никакой "новой" музыки сочинить нельзя, да и вообще вся только мыслимая музыка "уже существует" где-то во вселенских просторах, и мы ее только выуживаем оттуда кусок за куском, подобно тому как ученые шаг за шагом добывают все новые крупицы и глыбы научного знания..."
  
   Речь идет о музыке, но не все ли равно? Где они существуют, пока их никто не поет, не исполняет, не читает, не пишет - мелодии, симфонии, стихи, картины, книги? Где обитают книжные герои, пока книга стоит на полке? Андрей сидел, обхватив себя руками, словно отпусти себя - и начнет бить непонятная дрожь. Он был страшно возбужден. Он помнил, как не давался ему в школьные годы рисунок с "Лукоморьем на современный лад", словно хотел быть не таким, каким пытался сделать его Андрей, а самим собой. Лукоморье не желало изображаться в карикатурном виде - Андрей тогда был под впечатлением "Понедельник начинается в субботу". Оно не хотело. И Андрей забросил рисунок. А потом и сжег. Потому что получалось полное вранье и пошлятина. Вот ведь - вроде ничего такого Пушкин не сделал - а получилась квинтэссенция сказки, несокрушимый архетип, который не могло разворотить ничто. Ничто! Андрей покачал головой и рассмеялся. Вот оно как! А ведь был у него приятель, Вовка Овчинников, который на полном серьезе доказывал наличие валлийских мотивов в "Сказке о царе Салтане". И все недоумевал, откуда Арина Родионовна знала "Мабиногион"... А три девицы рассуждают о родстве Хозяйки Медной Горы с неукротимым народом ирландских бругов, холмов с плоскими вершинами...
   Когда наступает тот момент, когда вымысел обретает самостоятельность и уже не подчиняется воле творца, а ведет его за собой?
   Он отшвырнул тетрадку, вскочил, зашагал по комнате, как зверь по клетке.
   Мысль неслась галопом.
   Вымысел - вторичная реальность - обе реальности имеют точки соприкосновения - Москва...
   Выходило, что существуют как минимум две Москвы - одна реальная, с зеркальным дурацким "Макдональдсом" возле Центрального телеграфа, мрачной громадой гостиницы "Москва" и безликими зданиями утилитарной эпохи, другая же - Москва Пушкина и Булгакова, ночной город, созданный из собственных отражений в книгах, легендах и просто умах. Это та Москва, о которой пишет Топоров, сравнивая "московский текст" с "петербургским" в русской литературе. В этой Иллюзор-Москве имеется и дом номер 302-бис на Садовой, и давным-давно переделанное под "Макдональдс" кафе "Лира", и дом Фамусова, и множество всякого другого - реально бывшего и не-бывшего, но существующего.
   Значит, многомерность, которую он временами видит - не бред? Не его выдумка? Это существует на самом деле? И по ней, наверное, даже можно ходить?
   Да, конечно! Они же бежали с Викой именно по такой Москве!
   Но почему раньше такого не бывало? Что это было? Случайность?
   Или... кто-то пропустил их? Раскрыл границы?
   Он снова бросился к тетради.
   Чтение продвигалось медленно, поскольку Андрей принялся бешено рыться в книгах, пытаясь уловить ассоциации автора. Видно было, что тот писал для себя, полно было сокращенных заметок, отсылок к разным авторам, половины которых он и не знал. Хорошо, что тетя Поля была большой книгочейкой и собрала хорошую библиотеку. Чем больше он читал, тем сильнее проникался идеями автора коричневой тетрадки, писавшего старомодным почерком с ятями и фитами.
   В конце концов, только дураки не верят собственным глазам, как в американских триллерах средней руки, где тупость окружающих - непременный фон для подвигов проницательного героя. А Андрей черный лимузин видел своими глазами и не раз.
   И был в его жизни "женский Шаолинь", со светящимся скринсэйвером в виде фигур Лиссажу и с ведьмовскими экзерсисами под неумолкающий щебет Лизы, Лены и Леси, с молчаливым одобрением зеленоглазой Людмилы. И Витькин рассказ после майского выезда на фест "Гнездовья ветров" - о призрачной собаке, о растаявших терминаторах и парне из ниоткуда...
   "То были пузыри земли..."
  
   Записи в тетрадке не ограничивались только временами довоенными. Фомины, пусть и застрявшие между жизнью и смертью, имели доступ к информации. Может, старая радиотарелка на стене вещала голосами нынешних программ, может. Вика приносила газеты? Спросить бы.
  
   "...Следя за нынешними событиями и нашим нынешним положением, не могу я не заметить усиления материальных проявлений определенных мифов. Массовое сознание - страшная сила. И миф о Кровавой Гэбне, самый страшный для моей семьи, выращивается на сей унавоженной почве, и поливается, и лелеется. Но кем? Кто сидит и где, кто направляет массовое сознание? И зачем ему? И есть ли способ ему противостоять?
   И почему это вижу и понимаю я, мертвый, а не живые?
   Я начинаю верить в существование дьявола.
   Но я еще не готов поверить в Бога..."
  
   И вот тетрадь закончилась.
   Стояла глубокая ночь. Голова переполнилась. Глаза устали, а спать совсем не хотелось. За окном горел бледный фонарь, свет отражался в узком прямоугольнике зеркала и словно концентрировался в ониксовом кубке. Он светился сам.
   "Если все так, если наши мечтания и мысли где-то обретают жизнь, то, значит, далеко-далеко есть и Грааль. Чем бы он ни был на самом деле, за сотни лет о нем привыкли думать как о чаше. А что в той чаше?"
   Андрей поднялся, подошел к серванту.
   Капля крови, упавшая в сосуд, стала светом, чистым, первозданным, еще не оскверненным. Светом, который для грешного взора ослепителен... Какова Чаша - кто знает? Но если вдруг удастся создать ее образ, написать Грааль, то где-то он станет именно таким... настоящим?
   А зачем, черт побери?
   А потому что надо.
   Андрей почему-то знал, что надо. Вряд ли получится... Но разве это повод не попытаться, особенно если в груди болит от ПОТРЕБНОСТИ написать Грааль?
   И тогда Грааль проглянет с холста, проявится из той высшей реальности, в которой он пребывает...
   И можно будет отправиться к нему, и найти, и просить...
   Просить о Вике. О ее родителях и сестренке.
   - Но я ведь не потому хотел его написать. Я всегда этого хотел, - пробормотал Андрей, словно оправдываясь перед кем-то. - Я только сейчас понял. Когда Вика...
   Понял, почему уже трижды пришлось начинать заново. Почему видение не желает ложиться на холст. Чье сердце не истекает кровью незримой раны, тот не познает Грааля. И не дано этого было несостоявшемуся архитектору, посредственному пейзажисту и среднему дизайнеру Андрею Соколову, пока осенним днем любовь-охотница не выскочила из-за угла и не поразила его в самое сердце своим ясеневым копьем.
  

***

   В центре Москвы остались еще полузаброшенные дома, до которых почему-то не дошли руки ни у новых русских, ни у мэрии, ни у кого бы там ни было еще. Ютятся там какие-нибудь вымирающие организации, конторы с километровыми аббревиатурами, клубы или зараженные крысами, тараканами и призраками коммуналки. А если дом уже расселен, то одни призраки да бомжи. Судьба таких домов в любом случае незавидна. Либо снесут, либо выпотрошат и набьют евроначинкой. И призракам станет жить негде. И поселится в этих домах пустота. А дома уйдут, погрузятся в другую Москву, и ничто больше не будет связывать этот кусочек Москвы с ушедшей в другие измерения. И постепенно эта Москва оторвется, как изъеденный до кружевных прожилок прошлогодний лист, и унесет ее в никуда...
   Один такой нелепый, но еще живой пока дом стоит в Кадашевском переулке под номером девять. Напоминает он чудовище Франкенштейна, потому как слеплен из совершенно различных частей - одна, стоящая торцом к переулку, явно помнит не один век, если судить по тому, как глубоко ушел в землю первый этаж. Вторая, которая тянется вдоль переулка - порождение годов двадцатых. Потом годах видимо в сороковых достроили еще блок. В чистом же дворике сидит каменный тоскливый бульдог, какой-то зеленоватый и удивительно напоминающий монструозную жабу из рассказов Говарда. Каких годов рождения эта псожаба - кто знает?
   Место тут нежилое, и поздним вечером улицы темны, пусты и пугающи. Но в тот вечер, один из вечеров начала лета, в переулке было необычно людно, хотя не все, кто входил в этот странный дом, были людьми. Загадочные визитеры входили во двор, проходили мимо немой псожабы, поднимались по небольшой лесенке к чугунной арочной двери справа от огромного конструктивистского окна, и исчезали в недрах дома.
   Правда, некому было взирать на это странное зрелище. Разве что какой-то алкаш с огромным косматым ньюфом болтался по молчаливому темному переулку, бормоча что-то под нос.
   Гости входили в чугунную дверь и неожиданно попадали в уютный коридор, пахнущий воском и старым деревом, а затем - в гостиную, залитую светом толстых белых восковых свечей. В центре комнаты, обтянутой темно-синим с золотыми цветами шелком, стоял огромный дубовый стол, окруженный тяжелыми креслами с обивкой в цвет стен. Тяжелые шторы синего бархата завешивали окна - кроме одного, выходившего в цветущий сад под полной луной. И свет ее был таким ярким, что свечи были просто не нужны. Наверное, их зажгли просто так, для красоты, потому, что они и вправду были красивы. А вот в темном зеркале напротив окна луна не отражалась, и было оно подобно бездонному колодцу, потому что в нем тонули без следа отражения половины присутствующих. А были это вроде бы люди разного возраста, пола и исторической принадлежности (если так можно сказать), большой чау-чау, белая сова, драный рыжий кот с татуировкой на брюхе, две крупных вороны, крысы серая, черная и бурая, державшиеся подчеркнуто независимо друг от друга, прозрачная девушка без тени в белом платье невесты и отдельная тень, непонятно чья. В кресле у самого окна сидела девушка с русыми волосами, стянутыми в хвостик, а на подлокотнике восседал великолепный сиамский кот.
   Все, оживленно переговариваясь, рассаживались по креслам и канапе, затем откуда-то из недр дома появился молчаливый официант с птичьим клювом и птичьими ногами. Четырехпалыми руками он толкал перед собой столик на колесиках. Молча расставил на столе бокалы, бесчисленные блюда с закусками (и откуда только для всего этого нашлось место на столике?), а затем безо всякого труда водрузил на стол невесть откуда взявшуюся бочку, после чего откланялся и ушел. Чау-чау перекувыркнулся через голову и встал с пола плотным рыжим парнем в камуфляже и берцах.
   - О! - потерла руки полная крашеная блондинка царственного вида. - Пиво! О! Рыбка! О, где же сестрица Эвриала?
   Словно в ответ на ее призыв из зеркала выступила стройная белокурая красотка в шелковом облегающем платье без рукавов и с разрезом до бедра.
   - Ах! - воскликнула она. - Сыр! С плесенью! Пахнет! Какая прелесссссть!
   Она потянулась было за сыром, но ее опередил молодой человек в байкерской куртке.
   - Спасибо, Алик, - церемонно кивнула Эвриала, принимая тарелочку и бокал и кокетливо глядя на юношу. Агловаль покраснел и отвел взгляд.
   Вскоре вошел мужичонка обтерханного вида и, оглядев собрание, начертал странный знак на двери и, потирая руки, устремился к столу.
   - Стало быть, все собрались, - довольно бормотал он. - Можно, значит, и кружечку пенного пропустить!
   - Ну, ежели все, - заговорил солидный и хорошо одетый мужчина без тени, с усами и бородкой по моде начала прошлого века, - так к делу перейдем?
   Всеобщие молчаливые кивки.
   - Так вот что, господа мои московские обитатели и гости стольного града... Не будет новостью для вас то, что здешний наш город стремительно уходит в иные пространства. По большому счету большой беды вроде и нет. Никуда Город не денется. Но некоторые его слои могут оказаться оторваны от остальных и захвачены...
   - ...ага, влазнями, - хихикнул в пенную шапку над кружкой обтерханный мужичонка. - Влазют отовсюду, потому и влазни, - объяснил он, нимало не смущаясь сверлящего взгляда Елены.
   - Именно! - почти благодарно отметил усатый. - И просачиваются они как раз через дыры, которые в нашем Городе создаются со скоростью ужасающей.
   - Как дырки в сыре, - буркнул кот.
   - И ведь ничего не сделать, - проворчал чау-чау.
   - Ну, не будем так пессимистичны, - отозвался усатый.
   - Так вы, Аркадий Францевич, слово-то свое скажите, кто да где, да куды бечь, уж мы-то побежим сразу, да негодяев к ногтю и возьмем! - засуетился обтерханный.
   Аркадий Францевич только покачал головой.
   - Что могу я сказать, господа? Мы с вами, по крайней мере, жили. А те, кто хочет пролезть, не жили никогда, но жить желают. Могут ли они живыми стать или нет - в этом мало понимаю. Но одно ясно - действуют они руками живых, которых каким-то образом подчиняют себе.
   - А чо, каким образом! - выдал рыжий кот. - Да в легкую! Я тут жил после Питера у одного гота. Он потом, урод, в сатанисты подался. Тогда я от него и слинял. Я что, лох? Он меня чикнет, а я еще не всех кошек в районе отодрал. Пацан все по вампирам тащился, тащился, да и дотащился. В общем, помочь ему с этим делом обещали - чтобы бессмертье там, силу, власть, баб, да еще кровищу пить. Посмотрел я на тех, кто к нему заходил, да тут и думать нечего - не живые они. Одни совсем не живые, другие вроде поживее, но ни одного, чтобы совсем сам по себе. Все как на поводке, или внутри пустые, и кто-то там совсем другой сидит. Короче, встретил я его потом месяца через четыре, так у него аж тень поблекла, а глаза как окна в выпотрошенных домишках! Однако, тушка-то вполне живая, ручонками помавает, таки чикнуть еще вполне может. А, и клычки во рту прям как мои! - кот оскалился. - А че, я ему на штаны нассал и дал дёру!
   - Джу, ты язык-то попридержи! - дернула кота за хвост Елена.
   Кот картинно сел.
   - Я куртуазен, когда надо, - пригладил он вибриссы. - Короче, людишек они как дома потрошат, и что в них влазит - одному Богу-Котцу ведомо. Словно на иглу сОдят.
   - А где все это?
   - А я что, следил? - резонно отозвался кот. - Я не герой. Герои быстро кончаются. Одно скажу - многовато их стало. Словно кто нарочно их лепит. Как бы не вышло чего, етить вашу коть-мамашу...
   - Джедай!
   - Молчу, молчу...
   - Пока могу предложить только плотно отслеживать ситуацию, - чау-чау снова перекувырнулся через голову и стал собакой.
   - А я вот кувыркаться не буду, - обиженно-надменно заметил Джедай.
   - А ты все равно не можешь, - отбрехнулся Джек. - Возьму Кобеликса с Остервениксом, и будем отслеживать - откуда берутся, куда уходят. Их не спутаешь, за ними не то тень, не то запах, не ощущение, - Джек скривился, словно в рот ему попала какая-то гадость. - Тянется, как... сопля какая-то, будто кто их на поводочках водит...
   - Мы, - вступила в разговор девушка с хвостиком, - мы можем попросить кошек... Раз уж мы живем в этом городе, хотя родом и не отсюда. Мы ведь должны, правда?
   Сиамец совсем по-человечески, царственно кивнул.
   - Хтелосссь бы скасать, - пропищал большой серый крыс, поднимая переднюю лапку с розовенькими пальчиками.
   - Говорите, сударь мой, - сказал Аркадий Францевич.
   - Многхо чушшшшших кррррыс. Оччччень большшшшие. Тени чужшшшие. Глаза крррасные. Ходят с подкормышшшами.
   Сиамец мгновенно, как пружина, распрямился. Глаза его сверлили крысу. Кэт еле слышно ахнула.
   - Племена будут следить?
   Крысы кивнули. Бурый покосился на кота и нервно дернул хвостом.
   - А вы со мной, Михаил, - кивнул Аркадий Францевич угрюмому парню в кожаной куртке с "маузером" и Агловалю. - Поспрошаем старую агентуру с Хитровки. Призраки много знают, много видят. И меня, небось, не забыли, - усмехнулся он.
   - Да уж, - буркнул Михаил, - вас вся преступная шушера как черт ладана боится...
   - "С нами Бог и два милиционера", - хихикнул любитель пенного. - Вы того, по ниточкам за подкормышами-то, откуда тянутся... И башню, башню ищите.
   - Какую? Какую башню? - встрепенулась Елена.
   - А я что? Я ничего, вы того, ищите, - затараторил тот, удаляясь в тени и растворяясь в них.
   - Опять смылся, - хихикнула Эвриала. - Пустил ежа под череп - и привет...
   - Кстати, о башнях, - взяла слово Елена. - Вот.
   Она достала из-под стола завернутую в упаковочную бумагу картину. Вспорола упаковку и веревку острым алмазным ногтем и, нетерпеливо ободрав бумагу, повернула картину лицом к собранию.
   - Ничего не напоминает?
   На картине сходились на углу три московских улицы. И в их перекрестье проступала другая Москва, она проступала и на улицах - но гораздо слабее, словно бы в этой точке сходились несколько разных пространств одного города.
   - Узнаете?
   - Ой, - пискнула сова. - Это же точка перехода! Откуда?
   - Я нашла эту картину на выставке в галерее МДХ. Недорого. Кстати, Ли направил. И вот еще посмотрите.
   Это был совсем небольшой рисунок. Безошибочно угадывались силуэты здешней Москвы - но над городом вставала призрачная башня. Спиральный конус, выходящий из земли, словно конец пронзающего ее огромного, чудовищного бура. Обвитая огнями, сверкающая стеклом - и прозрачная. Рисунок вызывал гнетущее, зловещее впечатление. Словно знак судьбы.
   - А художник, художник кто? Где его найти? - воскликнула Кэт.
   - Я знаю только имя - Андрей Соколов. Самое забавное и подозрительное, - продолжала Елена, - что сразу после меня в салон просто ворвался какой-то мутный мужик и скупил все оставшиеся картины Соколова. Более того, он и у меня хотел вот эту перекупить, но я отказала. И он так уж обхаживал тамошнюю продавщицу, выспрашивал адрес, что если бы и я стала просить адрес, это оказалось бы подозрительным. Да, мужик уехал на черном лимузине. Каком-то резиновом, что ли. Он, право слово, прямо изгибался вокруг углов. И это не от жары, это правда!
   - Художника срочно надо найти! - стукнул кулаком по столу Аркадий Францевич. - И предупредить.
   - Делов-то, - отозвался Джедай. - Завтра пойду туда да по своим старым знакомствам и узнаю. Притворюсь опять рисунком - впервой, что ли на стенке висеть. С картинами пообщаюсь. Они все знают. "Митьки" к тому же опять в моде. Главное, - как бы между прочим сказал он, принявшись вылизывать плечо, - чтобы не купили меня.
   - Да кому ты нужен, - фыркнул Джек.
   - Я авторский и раритетный! - возмущенно поднял голову Джедай.
   - Ладно-ладно, - примирительно сказал Аркадий Францевич. - Вот выясните все, сударь мой, сразу и зайдем к нему.
   - Ты только не с утра, - муркнул Джедай, вылизываясь. - Жил я у одного художника. Так тот дрых до полудня, и вечно у него нечего жрать было. Я у него корки хлебные грыз! Зато выпивки всегда - залейся.
   - Ничего, поднимем, - отрезала Елена.
   - Вот что меня волнует, - заговорил Агловаль. - Вот что волнует... Я не знаю, кто стоит за всем этим - подкормышами, нелюдями, "пузырями", хотя, думаю, не ошибусь, назвав его Врагом. Мне не нравится, что он охотится за людьми, способными видеть и делать необычное. Мне даже нет дела, что он хочет с их помощью сделать. Я не хочу, чтобы эти люди попали к нему, вот и все.
   - Тогда, - вдруг из зеркала высунулся Похмелеон, почему-то совершенно трезвый, в приличной синей куртке, с собачьим поводком в одной руке и многослойным бутербродом в другой, - мил-друг, возьми да последи за Игорем, дружком моим. Мы с ним недели две назад так злыдней гоняли! Так гоняли!
   - Чертей вы гоняли, - буркнула Елена.
   - Ась? А, пожалуй, и чертей, Елена вы наша ненаглядная! Так вот - придут за этим парнем, ей-Бо, и скоро, и не призраки, сны да тени, а что покруче.
   - Я готов! - отозвался Агловаль и встал.
   В зеркале отразился юный воин в кольчуге и белом нараменнике без герба.
   - Ну, так пошли, покажу.
   - А Эйдолон?
   Агловаль резко обернулся. Эвриала хлопнула ресницами и пояснила:
   - Вы ведь понимаете, что изрядная часть нынешнего безобразия связана с Эйдолоном, а его придумали на Этой Стороне?
   - К сожалению, сударыня, изобретатели сего чудища давно предстали перед Судом, коий воздает исключительно по заслугам, - веско сказал Аркадий Францевич. - Сделать бывшее небывшим не может никто, посему наше дело - не допустить рекомого Эйдолона действовать с Этой Стороны. А в гнездовище его окорачивать - то дело Другой Стороны. Ну, господа, с Богом!
   - И милиционеров не забудьте! - хихикнуло зеркало.
  
   Смотрю я на них и думаю - как так случается, что один после смерти становится злобной дрянью, нежитью, а другой, хотя и мог бы честно и спокойно уйти, возвращается в свой город из-за великой тоски по нему? Умереть в эмиграции, понимая, что твоей России уже нет, что ты никогда не вернешься домой - и все же ждать... Нет, Владыка Мертвых, ты порой кажешься мне сентиментальным, не смотря на всю свою суровость, раз позволяешь иным мертвым исполнить величайшее желание их жизни...
  

6. De Tenebrae

  
   Предупрежден - вооружен.
   Все это время Игорь жил в постоянном нервном напряжении, ожидая нападения непонятно с какой стороны. Не смотря на то, что Ли покружил у него по квартире, по двору и по дому, бормоча себе под нос что твой Винни-Пух, и заверил потом, что никто потусторонний к нему больше не придет, если только сам Игорь никого не пригласит. Игорь, как человек уже раз попавший, сказал, что теперь будет выбирать гостей куда как тщательно.
   Только не будут же его охранять постоянно?
   Чем отбиваться, если не знаешь, что пойдет за тобой по следу? Игорь уже повидался и с красноухой собакой, и с "пузырями", и с Николаем, который вряд ли был человеком. Или уже не был обыкновенным человеком. И, конечно, с Красной Женщиной. В любом случае, думал Игорь, все, с кем ему пришлось столкнуться, обладали хотя бы подобием плоти. Даже если нельзя убить, то можно оттолкнуть. Стукнуть. Надавать, отметелить, навалять...
   Идея появилась внезапно, когда искал на кухне молоток для мяса. И наткнулся на старую мамину скалку. Крепкая ухватистая деревяшка. Игорь подержал ее в руке и понял - отличная дубинка! Он ухмыльнулся. Жить сразу стало веселее - ощущение оружия в руке очень поднимает дух, даже если ты и не умеешь драться. А Игорь умел.
   Игорь таскал скалку в сумке через плечо, так, чтобы выхватить ее было легко и быстро, как из ножен.
   Он не боялся. Ему даже хотелось, чтобы на него напали. Хотелось кого-нибудь отутюжить в охотку, отвести душеньку, показать, что не на того напали. Но проходили дни, близился июль, а никто не нападал. Игорь заскучал.
   На работе все было в порядке, по телефону не было угроз, а только приятели и приятельницы позванивали, в почтовый ящик совали только рекламу и бесплатные газеты. Все было тихо и мирно. И Игорь уже счел было угрозу Николая пустой, а предупреждение Ли перестраховкой, когда все и случилось.
   День был раскаленным добела. Дождя уже хотелось невыносимо. Синоптики обещали грозу и сильный ветер где-то на неделе, но сроки желанного катаклизма переносились уже который раз, и надежда начала испаряться, как вода на горячем асфальте.
   Игорь засиделся на работе допоздна и ушел последним. Уже начало темнеть, стало немного прохладнее. Как всегда, свернул с Кольца в родные переулки. Они были полны глубоких фиолетовых теней, в которые Игорь погружался, как в воду. Лето, истома и ленивое нежелание замечать течение времени, томительная тяга неведомо куда... Он словно бы плыл над землей, не чувствуя асфальта под ногами, когда у дома номер 16 по родному Ермолаевскому внезапно ощутил затылком какой-то на редкость неприятный холод. Болезненный. Он резко обернулся, мгновенно очнувшись. Скалка словно сама прыгнула в руку - как раз вовремя. Какая-то растопыренная тень невероятным образом прыгнула на него сверху, не из темного пустого окна, а словно бы отделившись от стены между окнами первого и второго этажа. Она падала вниз бесшумно, чуть замедленно, словно гигантский нетопырь. Игорь, перепугавшись, ударил скалкой, как саблей, рубя тень от правого плеча. Та от неожиданности взвыла фальцетом и покатилась по асфальту, тут же мягко свернулась в комок и пружинисто поднялась, подпрыгнула в воздух и снова полетела на Игоря. Он лихорадочно огляделся по сторонам - никого. Вокруг в переулке нежилые офисные здания, только впереди на Малой Бронной горит злым красным глазом светофор. А из окна здания слева выскочила еще одна тень, и еще... Игорь, не дожидаясь атаки, бросился бежать к светофору - там машины ездят, там сквер, там люди.
   Тень с шипением прошла над головой, Игорь отмахнулся. Глухой удар, вой, матерщина. Две тени летели на уровне груди следом за ним, третья поднималась с асфальта, собираясь, как жидкий терминатор в фильме. И тут с того конца переулка, где маячил светофор, послышался треск мотоцикла и злобный кошачий мяв. В светлом проеме возник всадник - тьфу, байкер на мотоцикле. А сверху, в ущелье между домов камнем валилась с разбойничьим свистом тень с развевающимися на голове змеями. Горгона ринулась прямо на преследовавшие Игоря тени, попавшие между ней и байкером, откуда-то возникли коты, и все завертелось одним воющим и визжащим клубком. Летели клочья шерсти, тряпок, какие-то ошметки с противным чваканьем шлепались о стены.
   Игорь едва успел увернуться от очередной тварюги, и та вместо того, чтобы вонзить с налету клыки ему в шею, крепко цапнула твердое дерево скалки. Удивленно взвыла, но клыки застряли крепко, и скалка по инерции проволокла левитирующего упыря, как сдувшийся шарик на ниточке, прямо в каменную стенку. Раздался тошнотворный шмяк, и упырь кляксой стек в лужу, где и затих на некоторое время. Игорь с уважением глянул на оставшиеся в скалке след от клыка и на сам клык, вывороченный из челюсти.
   Растекшаяся тень была почти погребена под разъяренными кошками. Из темноты вынырнул коренастый рыжий парень с чем-то похожим на заточенный кол и заорал:
   - Всем стоять! Заколю!
   Барахтанье под котами прекратилось. Через некоторое время Джек, Эвриала и еще пара неизвестных прежде Игорю личностей вместе с ним продвигалась в сторону игоревой квартиры, волоча за собой всхлипывающего, бледного тощего парня наркоманско-синюшного вида. Остальные две тени растеклись бесформенным маревом и медленно рассеялись, словно растаяли на жаре. Байкер откланялся и, взлетев в седло коня, тьфу, байка, удалился, как он сказал, на патрулирование.
  
   На кухне кипел чайник, Джек, напевая что-то себе под нос, готовил ужин, Игорь сидел в полном обалдении, взирая на прикованного наручниками к батарее синюка, а Эвриала поправляла маникюр.
   - Дело было вечером, делать было нечего, - хихикнул невесть откуда взявшийся Ли. На немой вопрос Игоря пожал плечами и ответил: - У вас открыто было.
   Игорь предпочел поверить и не расспрашивать. Ли встал над пленником, склонив голову набок. Долго рассматривал.
   - Вампир? - спросил, наконец. - Или еще нет?
   Синюк завсхлипывал еще громче и старательнее.
   - Не ной! - рыкнула на вампира горгона.
   - Да-а, - выл вампир, еще больше синея лицом, - а что делать? Я тоже жить хочу! Я не виноват, что я такой! Меня пожалеть надо!
   - Маньяка тоже надо пожалеть, - деловито подпиливая ногти, сообщила Эвриала.
   - А людоед - вообще человек с нетрадиционной гастрономической ориентацией, - хмыкнул Джек.
   Вампир всхлипывал в углу.
   - Ломка у меня! - выл он. - Ломка! Ссссволочи, - прошипел он. - Вам бы так жить! Знаете, как трудно быть вампиром?
   - А горгоной-то как труууудно, - протянула Эвриала. - Так что же ты все живешь? У тебя, как-никак, свобода воли вполне осталась, так сдохни, не мучайся. Или в церковь пойди.
   - А я неверующий! - завыл вампир. - Атеист я!
   - А тогда ты возьми себя в руки да сдохни с голоду, чем у людей кровь сосать. Они ж тоже не виноваты, что ты такой. Так ведь? И вообще, ты что, не знал, на что шел, когда в вампиры подался?
   Вампир зарыдал в голос, колотясь головой о батарею.
   - Пойду кофейку сварю, - зевнула Эвриала.
   Вампир зарыдал громче, закатывая глаза и судорожно дыша. Закончив серию рыдательных рулад, исподтишка обвел взглядом окружающих в поисках сочувствия, но не нашел. Теперь он принялся тихо, жалостно стонать, по его синюшному лицу побежали слезы.
   Джек принес ужин. Деловито посмотрел на часы.
   - Тебе не предлагаю, - сказал он. - Ты не этим питаешься.
   Вампир сглотнул слюну, но гордо отвернулся от накрытого стола.
   Некоторое время все молча ели. Игорь все никак не знал, с чего начать, что спросить, и что вообще творится. Потому просто молчал.
   Ужин закончился под жалобные всхлипывания вампира.
   - Ладно. Теперь давайте решим, как его?.. - многозначительно произнес Джек.
   Вампир затих, затравленно глядя на своих полнокровных недругов.
   - Что вы со мной сделаете? - прошептал он через несколько тягучих минут.
   Джек встал, потянулся.
   - Отвезем кой-куда. Там знают, что с тобой делать. Ты не первый.
   Вампир закрыл глаза, покорно обмяк и тихо заплакал.
   - Я не хочу умирать, - прохныкал он. - А вдруг Бог есть? Что мне тогда будет? Тогда нельзя меня убивать! Это не по-христиански! - взвился вампир.
   - Не, сущий наркоман, - покачала головой Эвриала.
   - Да ты ж атеист, кажется?
   - Я креститься хочу! - в ужасе взвыл вампир. - Покаяться! Вы мне должны это дать! А то вам потом плохо будет, на том свете! В геенну огненную пойдете!
   - Ага, теперь он застраховаться захотел! - расплылся в ухмылке Джек. - Перестань выть, урод! Я сказал тебе, что тебя убьют?
   Вампир тупо посмотрел на Джека, затем в его красноватых глазах мелькнула надежда.
   - А как же... кол? И вообще?..
   - Ох, - вздохнул Джек. - Как вы меня задолбали...
   Вампир ссутулился, свесил голову меж тощих колен и совсем затих.
   - Игорь, - негромко сказал Ли. - Охота началась.
   - Кто он? - кивнул на вампира Игорь.
   - Тебя как зовут? - спросил пленника Джек.
   - Костя, - проныл вампир, не поднимая головы.
   - Костя, - покачал головой Джек. - Был обычный засранец. Но жаждал стать сверхчеловеком. Ну, было бы желание, а благодетель всегда найдется. Полагаю, Костенька наш кое-что подписал, или клятву дал, или обрядик какой прошел... Совсем формальный, так, для проформы, да? - он сунулся нос к носу с синюком. - Куча сыра - и никакой мышеловки!
   Игорь внимательно-внимательно слушал. В голове со щелканьем складывались кусочки пока еще смутной картины.
   Вампир Костя снова тихонько заскулил.
   - Верно я говорю, дружок? - участливо осведомился Джек. - Верно. И вскоре Костя понял, что зависит он уже от некоторых вещей. И тут появляется некий дядя... или некая тетя, которая предлагает недовампиру Косте, ну, все, что полагается настоящему вампиру, только надо иногда выполнять некоторые задания... Так?
   Костя заплакал.
   - Такими вот подкормышами и пользуются некоторые личности... Эй, ты, болезный! - позвал Джек вампира. - Кто тебя послал-то за ним охотиться? И что вы с ним должны были сделать?
   Вампир Костя вздохнул беспомощно и обреченно.
   - Да мужик один. Молодой, волосы светлые. На Арамиса из киношки похож...
   У Игоря похолодело внутри.
   - Вот сволочь, - пробормотал он.
   - И что надо было с ним сделать? - продолжал Джек, кивнув на Игоря.
   Вампир пожал плечами и вдруг облизнулся.
   - А замочить.
   - Ого! - нервно усмехнулся Игорь. - И за какие коврижки?
   - Да ломка у меня, - прошептал вампир. - Кровь же я в вену колю, он и обещал много...
   Снаружи в окно постучала клювом сова. Игорь мгновение помедлил и открыл окно. Эвриала о чем-то пошепталась с птицей, и сказала:
   - Джек, Похмелеон там внизу. С машиной. Забираем красавца нашего. До встречи, Игорь! - кокетливо послала она Игорю воздушный поцелуйчик и на мгновение выпустила клычки. - Сейчас тебе повезло. В другой раз может не повезти. Есть убежище...
   Игорь покачал головой.
   - Я не могу прятаться, - набычился он.
   - Почему?
   - Я жду звонка.
   Она улыбнулась краем рта.
   - Уверен?
   - Нет. Но буду ждать.
   - Ну, тогда... - она привстала на цыпочки и звонко чмокнула Игоря в щеку.
   В доме остались Игорь, Ли, Гигабайт и немытая посуда.
  
   - Мне все снится какая-то башня, - говорил Игорь. Они сидели втроем на кухне, погасив свет. - А я уже привык верить снам.
   - Ну, бывают и просто сны, правда?
   - Наверное, - дернул плечом Игорь. - Но этот не просто так. Понимаешь, в том сне мне виделось, что кирпичи этой башни - люди. И известь разводится на крови...
   Ли молчал.
   Игорь тоже.
   - Цепочка, - вдруг сказал Игорь. - Тени, "пузыри", которыми командуют люди. Люди-подкормыши, которых держит на привязи кто-то другой. Положим, Николай. А его дергает за ниточки кто-то еще. И башня. Башня растет...
  

***

  
   Тварь больше всего напоминала крысу. Но была она ростом метра в два, многорукая и с крысиной головой. Двенадцать грудей говорили о том, что эта тварь женского пола. Красные глаза горели двумя раскаленными углями, казалось, оттуда лучи исходят, и Лана с Анастасией закрывали глаза даже во сне, чтобы не встретиться с этими жуткими лучами, как с взглядом Вия.
   Шпионить в снах становилось все опаснее и опаснее.
   Тварь была увенчана роскошно-уродливой золотой тиарой с рубинами, руки и ноги были увешаны тяжелыми золотыми браслетами. Страшные когти отливали красным, как гематит. Тварь была в длинной юбке из золотой парчи.
   Она была ужасна. Но Николай был с ней чрезвычайно вежлив. Почти подобострастен.
   - След привел сюда, и не пытайся меня одурачить! - в крысиной пасти полыхнуло пламя.
   - Я и не думал, великая госпожа!
   Крыса осклабилась.
   - Ты красивый. Когда я вырву сердце у подлого Индракумары и сожру его, дабы утолить месть, тогда, может, я подумаю о тебе.
   - Весьма польщен, - поклонился Николай, кривясь, но чтобы крыса не видела.
   - Я - из рода ракшасов! Ты тоже больше человека. Ты мне поможешь. - Она клацнула когтями.
   - Несомненно. Я хозяин этого города.
   - Да! Я хочу Индракумару! Я убью его девку! Я вырву его сердце и выпью его кровь! Дай мне путь в твой город!
   Николай медленно расплывался в довольной надменной улыбке.
   - Заключим договор, - негромко сказал он. - Я пущу в город тебя и твое войско. Но ты мне найдешь человека по имени Фомин.
   Ракшаска ослабилась.
   - Я даже могу убить твоего врага, - выдохнула она смрадно, наклонившись к нему. - Того, который гонял тебя!
   Николая перекосило.
   - Нет. Я сам его убью. Ступай же, я дозволяю тебе искать твоего врага в моем Городе.
   Ракшаска расхохоталась.
   - Он дозволяет! Ха! Ты мне просто понравился. Ты достоин меня!
   И с этим словами тварь, волоча за собой шипастый хвост, вышла, клацая когтями по паркету.
   Николай злобно осклабился ей вслед.
   - Хамка, - прохрипел он. - Чурка... понаехали... - Потом он вдруг снова ухмыльнулся. - Всего лишь баба. Уже третья баба! Женушка, Эвтаназия и крысиха! - Он расхохотался. - Потому что я - Эйдолон! Я бог! И это мой город! И тут будет моя Башня...
  

***

   Кой черт понес проклятого мотоциклиста сворачивать в этот переулок? Кой черт заставил его вильнуть в сторону тротуара и впилиться боком в столб, задев женщину - грузную тетку лет пятидесяти с полной сумкой продуктов в руках? А главное - выбрал время и место лихачить, потому как у выезда на Лескова загорали с теплыми жестянками колы три изнывающих от жары дэпээсника...
   Андрей едва успел выдернуть тетку из-под байка. Тетка с размаху села на асфальт, с удивлением глядя на разорванный до бедра подол синего в мелкий цветочек платья, всхлипнула и зарыдала, не выпуская из руки сумку. Мотоцикл упал на бок и проехался по тротуару, затормозив о стенку дома. Дэпээсники мгновенно очнулись.
   - Ах ты, козлина! - заорал Андрей, примериваясь от души врезать обалдевшему ездецу по сусалам.
   - Минуточку, гражданин!
   "Эта наша добыча!" - мысленно передразнил Андрей, неохотно опуская кулак.
   Крепкий усатый сержант одной рукой утер со лба пот, другой вздернул виновника наезда на ноги.
   - Целый? Целый, вижу. Докатался, зараза? Теперь покатим в отделение, козел! Взяли моду, гады!
   Второй милиционер, тощий белобрысый парень, тем временем возился с теткой, которая отделалась синячищем на бедре и ободранными ладонями - не считая материального ущерба в виде разодранного платья.
   - Слышь, сержант, я машину подгоню. Этого вот отвезем, заодно и потерпевшую со свидетелем. Протокол надо составлять... У-у, рокеры поганые...
   Поганый рокер даже не сопротивлялся. Он был какой-то вихлявый, словно тряпичная кукла. Тупо хлопал глазами и пялился на милиционеров, Андрея и тетку.
   Не то тыковкой приложился крепко, не то перепугался вусмерть - конечно, чуть человека не сбил.
   Так окончилась прогулка в Лианозовский парк, оставив порванные на коленях джинсы, ушибленный бок, испорченное настроение и перспективу вызова в районную прокуратуру и суд в качестве свидетеля.
   Андрей в тот вечер не работал - просто лег и уснул.
  
   Его разбудило жужжание. Спросонья показалось, что это бьется в стекло поздний шмель или крупная муха, но звук был не только басовитый, но и какой-то звенящий. Потом он стих.
   Андрей встал, разлепил сонные глаза, внимательно оглядел комнату и обнаружил виновника шума. Это оказался маленький, размером с мизинец, дракончик с чешуей цвета старого серебра и с перепончатыми крылышками, который возился на столе. Андрей сел. Мозги отказывались анализировать. Мозги могли только воспринимать.
   Пока Андрей пялился на гостя и гадал, сошел ли он с ума или еще не совсем, маленький бандит мало-помалу, пятясь и изгибаясь от натуги, стащил с тарелки блюдечко, добрался до подтаявшей полуплитки черного шоколада и отколупнул край фольги. Тут Андрей очнулся и решительно накрыл поганца рукой. Но тот пыхнул огоньком - как спичка, и Андрей охнул и отдернул руку. Вместо того, чтобы улететь, дракончик упрямо полез к шоколадке, но тут был накрыт стаканом и арестован. Дракончик побился-побился о стекло, пыхнул разочек огоньком - из пасти вылетел остренький язычок пламени - и осознал, что попался. Он и на задние лапы вставал, трепеща крылышками и прижимаясь брюшком к стеклу, и хвостом с копьевидным наконечником бил, и изгибался, но Андрей стакан не убрал. Наоборот - придавил сверху стопкой книг. И пошел умываться. В комнату он вернулся, только когда умылся, побрился и позавтракал. Собрался с духом и решил убедиться, что никакого дракончика нет. Дракончика действительно не было. Под стаканом лежало незамкнутое серебряное колечко в форме дракона с серебряными же перепончатыми крылышками. Откуда взялось? Андрей уже готов был взять находку, но тут изобретательному серебристому поганцу изменила выдержка, и он открыл один глаз. Глаз блеснул алмазной пылинкой. Андрей радостно рассмеялся - нет, не сошел с ума. Просто дракончик настоящий.
   - Ну, посиди, посиди, ворюга, - ласково сказал он пленнику. - Подумай на досуге о восьмой заповеди. Не укради, понял?
   Дракончик выразил свое отношение к нравоучениям тем, что развернулся, задрав все четыре лапки кверху, и помахал гибким хвостом.
   - Ну, давай-давай, - хмыкнул Андрей. - Выражай протест, вскормленный в темнице орел молодой.
   Впрочем, он отломил от плитки дольку и просунул под стакан в качестве утешения арестанту.
   И тут в дверь позвонили... Значит, визиты продолжаются. Андрей, заранее готовясь к нехорошему, пошел к двери. Посмотрел в глазок. На пороге стояла худощавая девица в очках-хамелеонах.
   - Здравствуйте, - сказала девушка, глядя в глазок. - Я к вам по делу.
   - И по какому же? - занудно вопросил Андрей. Мало ли что? Может, за ней парочка терминаторов? Надо же дать им понять, что отсюда пойдут они прямо сразу и лесом.
   - Да вы не бойтесь меня, - засмеялась она. - Тут только я и кот.
   Андрей устыдился, разозлился и открыл дверь.
   Девица была модно одета - вышитая белая безрукавка, черные льняные брючки и светленькие мокасины, на руках змеиные серебряные браслеты, на шее колье с малахитовой подвеской. Через плечо перекинута замшевая сумка с бахромой, а у ног действительно восседает крупный красивый кот.
   Первым в квартиру вошел кот. Андрей залюбовался - как художник. Это был на редкость приятный образец. Он был изящен, как и подобает сиамцу (точнее, тому, что в народе называют сиамцем, а на выставках - тайцем), но раза в полтора крупнее стандартного кота этой породы. Шерсть была не белой, а цвета шоколада с молоком. С угольно-черной мордочки на мир взирали пронзительно-синие глаза. Серебряные усы были гордо растопырены в стороны.
   Девушка вошла следом. Что-то было в ней... такое. Не то знакомое, не то узнаваемое... Андрей помотал головой и повел ее в комнату. Затем двинулся на кухню ставить чай.
   Когда Андрей вернулся, она сидела на корточках у стола, кот, опираясь передними лапами на столешницу, тянулся вверх. И кот, и его хозяйка сосредоточенно разглядывали утреннего пленника. Пленник стыдливо прикрывался крылышком и поджимал хвост.
   Андрей поневоле развеселился, но тут посмотрел на руки девушки и ахнул от удивления. На правой руке она носила серебряный браслет в виде многократно свернувшейся змеи с изумрудными глазками, левую обвивал серебряный дракон, изогнувшийся между пятью овальными хризопразами. На шее же у нее был тонкий обруч, на котором висел крупный овальный медальон - бронзовая ящерка на малахитовой пластинке. И дело было в том, что девушка и ее кот внимательно разглядывали дракончика, а звери с ее браслетов и медальона вытянули головы и тоже уставились на пленника - со злорадным любопытством. Браслетная змея высовывала раздвоенный язычок, больше похожий на стальное жало. Браслетный дракон, который в развернутом виде оказался длиной в полторы ладони и без крыльев, почти сполз с хозяйской руки, на которой осталась только основа браслета - волнистый двойной ободок с камешками. Ящерка с медальона поглядывала вниз хитрющими огненными глазками, вцепившись лапками в мягкую ткань хозяйской блузки.
   - Попался? - спросила девица у крылатого дракончика под стаканом. Тот совсем скукожился, завился кольцами, закрываясь растопыренными крылышками. Потом она посмотрела на Андрея. - Извините. Это мой зверек. Собственно, я за ним.
   Андрей не сразу сообразил, что она вообще к нему обращается, а она уже подмигнула своей металлической живности, и та мигом приняла респектабельный вид. Вот только глазки поблескивали.
   - А... - сказал Андрей. - А... это... э-э... они тоже?
   - Н-ну, в общем, да.
   Девушка встала.
   - Давайте знакомиться... - она вдруг осеклась, сняла свои темные очки, близоруко прищурилась, и неуверенно спросила: - Андрей?
   И тут Андрей ее узнал. Он помнил ее по студенческой компании, кто-то ее привел, Кажется, Витька? Или Макс - он вечно притаскивал с собой девиц, с которых писал портреты. Или она сама откуда-то прибилась на выставке? В общем, это была, несомненно, Катрин, с ее манерой экзотически одеваться, носить очки-хамелеоны и подбирать бездомных котят.
   Он накрыл стол в мастерской, налил чаю, предложил торта.
   Металлическая живность Кэт - дракон большой, дракончик маленький, змея и ящерка - пристроилась на тарелке и взялась за торт. Кэт не протестовала.
   - Во жрут, - не удержался Андрей. - И куда только лезет?
   - А ты-то что праздновал? Торт, понимаешь ли, шоколадки... Или кого-то ждал?
   Андрей не ответил. Вику он ждал. Каждый день ждал.
   - Это они так, развлекаются, - сказала, наконец, Кэт. - Пусть едят, ведь в тебя столько не войдет, испортится, - лукаво улыбнулась она.
   - Хочешь?
   - Нет. Я все курочку там, рыбку...
   Первым от взбитых сливок оторвался дракончик-воришка. Он, видимо, решил попить и полез в полупустую чашку Кэт. И, разумеется, сорвался и упал в чай. Кэт со вздохом выудила его оттуда двумя пальцами за хвост, вытерла салфеткой и обернула вокруг пальца. Дракончик мигом прикинулся колечком и замер.
   - Так где ты сейчас работаешь-то? - снова спросил Андрей, не сразу осознав, что это уже в четвертый раз.
   - Да все там же, пишу диссертацию по образу кошки в индоевропейском фольклоре.
   Андрей рассмеялся.
   - Следовало ожидать!
   - Андрей, - вдруг сказал она, - а ты ведь даже не удивился моим зверькам.
   Он попробовал улыбнуться. Знала бы она, от кого он недавно бегал... И кого он ждет каждый день и час... После этого удивляться дракончикам - ха!
   - Не удивился, твоя правда.
   Она внимательно посмотрела на него. На зеркало, перед которым стояла в декоративной бутылке неувядающая роза. На ониксовый кубок. Обвела взглядом наброски и рисунки на стенах, начатую картину на мольберте - сияние в центре, неясный очерк чаши, несколько смутных лиц и рук, озаренных светом, темные драпировки и едва намеченные одежды.
   - Знаешь, я буду говорить прямо...
   Андрей улыбнулся - он помнил эту фразу, фразу Катрин-кидающейся-на-баррикады.
   - Недавно одна моя подруга купила твою картину. Там... накладывающиеся перекрестки. - Она с досадой щелкнула пальцами. - Забыла название места, вечно я в этих переулках плутаю...
   - Я понял.
   - Знаешь, оно правда такое. Там они все сходятся, и можно попасть из одного в другой... Я путано говорю, да? - она посмотрела на него, и Андрей осознал, что глаза у нее не зеленовато-карие, а яркой изумрудной зелени. - Но дело не в этом. Дело в том, что ты то ли видишь, то ли угадываешь места таких переходов. И вообще видишь, а не просто смотришь. Другие твои картины из той серии скупил человек из черного лимузина...
   - Я знаю, что это за лимузин, можно не объяснять.
   - В общем... Я хочу сказать - будь осторожен, ладно? Я дам тебе один телефон, звони, если что...
   Она заозиралась в поисках бумаги и ручки.
   - Это, случайно, не тот телефон, который "где зигзаг?" - спросил Андрей, еле сдерживая улыбку.
   - А ты откуда знаешь?
   - А я тут гулял недавно по городу с одним мужичком. Невидный такой, с черным псом. Я его Похмелеоном зову.
   Кэт рассмеялась.
   - Так это ты его обозвал, да? Он теперь так сам себя называет, и вообще прозвище прилипло.
   - Я нечаянно...
   - Ничего, ему идет. Он такой... похожий на это слово. Ну, я пойду.
   Она собрала свою разомлевшую живность, сделала знак коту. Уже в дверях обернулась:
   - Я знаю, что у тебя по самбо какой-то пояс...
   - Пояс - в каратэ. В самбо разряды. Но я сейчас у-шу занимаюсь.
   - Понятно. Но ты берегись, ладно? Ты и тогда без башни был, и сейчас...
   - Без башни... - с отсутствующим видом произнес Андрей. - А что это за башня такая, а?
   Кэт вздохнула.
   - Башня вроде вавилонской. До небес. А внутри поселится Эйдолон.
   - Кать, вы что, в "Хексена" всей компанией на досуге режетесь?
   Кэт захлопала глазами, ящерка на малахитовой подвеске быстро-быстро замигала.
   - Игра такая есть, компьютерная. В ней главный гад называется Эйдолон и имеет вид ящера. Сидит на троне.
   - Слу-ушай... - радостно сказала Кэт. - Эйдолон в виде ящера... чудесно! Он ведь "эйдолон" от греческого "эйдос", образ, как "идол"... Идолище.
   - Ты чему так радуешься?
   - Ну как же! Это же архетип, понимаешь? Что в конце концов герой сражается с Кощеем или с идолищем, с Эйдолоном или ящером. Оно не новое, значит, его уже побеждали, понимаешь?
   От избытка чувств Кэт мазнула Андрея губами по щеке.
   - Спасибо. С нами Бог и два милиционера! Удачи!
   И ссыпалась вниз по лестнице наперегонки с котом.
  
   Насчет милиционеров Андрей не понял, и фраза засела в голове, как гвоздь в стене. Ночь он промаялся, ему снился то последний этап "Хексена" с побоищем во дворце ящера-Эйдолона, то оставшийся от ящера скелет, вросший в землю на поляне в Нескучном саду, то нагло жрущий шоколадку серебряный дракончик. С утра пришлось тащиться на работу, а по пути домой Андрей неожиданно для себя зашел в первую попавшуюся церковь. Служба то ли закончилась, то ли еще не начиналась, В храме было темновато и душно, но прохладнее, чем снаружи. Как себя вести в церкви, Андрей не знал. Стоял и разглядывал иконостас, роспись, отдельные иконы на стенах. Одна, в монашеском черном, с книгой в руке, показалась похожа на тетю Полю. Только тетя Поля никогда не была такой строгой. Виновато оглядываясь на икону, Андрей купил свечку и пошел ее ставить. Нахмуренная бабка, увидев его колебания, спросила ворчливо:
   - За здравие ставишь?
   - За упокой.
   - Сюда давай. Вот от этой подожжи, сюда вставляй. Да перекрестись, неуч! - бабка перекрестилась сама, подавая пример. - И помолись за... Да ты за кого ставишь?
   - За тетку. То есть она отцу тетка. Тетя Поля, Полина Петровна.
   - За рабу Божию Прасковью, значит. Усопшую в бозе.
   Не дожидаясь благодарности, бабка засеменила в другую часть церкви. Андрей остался в растерянности - молиться он не умел, даже не знал, как это делается. Крутились в голове обрывки: "Отче наш, иже еси на небеси..." Или "сущий на небеси"?
   И тут он увидел невероятно колоритного парня - чистый байкер, при всех своих заклепках, под короткой кожаной курткой черная футболка с оттиском "Blind Guardian". Парень стоял на коленях перед иконой Богоматери и молился. Ну просто по Пушкину - "Жил на свете рыцарь бедный..." Вот с такого надо писать Лоэнгрина, рыцаря Грааля...
   - Спасибо, Господи, - шепнул Андрей и быстро пошел прочь.
  
  

Интермедия. Мистерия

  
   Я бреду огромным лабиринтом. У лабиринта нет ни конца, ни начала. Никто еще не проходил его весь. Здесь можно бродить всю жизнь - и так и не обрести выхода. Стремящийся куда-то - не найдет дороги. Сворачиваешь за угол, проходишь немного, возвращаешься - все иное. И не можешь узнать, был ты здесь, или не был. Лабиринт подобен Гераклитовой реке: покинув раз какое-то место, не найдешь его вторично. Люди торопятся мимо, торопятся мне навстречу, страшатся заблудиться в бесконечной путанице переходов. Я же никуда не стремлюсь, никуда не спешу, и потому знаю, что путь мой предуказан, хотя и недоступен познанию, и я обрету выход, когда придет мой час.
   Восточные божки с непроницаемыми ликами улыбаются мне ласково, ведут любезные речи. Я прохожу мимо - и слышу, как они переговариваются у меня за спиной на своем птичьем наречии, бросают мне вслед - то ли благословение, то ли проклятие. Темноликие идолы с каменными чертами выходят мне навстречу, заманивают в свои темные пещеры, увешанные звериными шкурами. Мимо, мимо! Мой путь лежит дальше.
   Останавливаюсь у грота, сверкающего хрусталем и металлом. Из грота является мне отроковица, приветствует меня учтиво. Я задаю ей вопрос - и дева отвечает мне речью, странной на устах столь юных: будто отроковица сия умудрена множеством прожитых лет. Благодарю и иду дальше.
   По переходам лабиринта несутся адские колесницы, готовые смести неосторожного путника. Я уклоняюсь от них, сворачиваю в узкое ущелье, небо над коим сокрыто сплетением как бы великаньих рук. Зато сюда не протиснуться колесницам.
   Дорогу мне преграждает мутный поток, неведомо откуда взявшийся. Смело пересекаю зловонные воды. Запах нечистот смешивается с запахом готовящейся пищи: поблизости жарится мясо, дабы утолить голод тех, кто устал блуждать в лабиринте. Прохожу мимо - ибо вкусивший пищи сей останется в лабиринте навеки.
   Громовой голос вещает издали, повелевает обитателям лабиринта спешить, ибо время их на исходе. Божки и идолы взбираются под самую крышу лабиринта, сворачивают свои облачения, снимают звериные шкуры, затворяют врата пещер.
   Решаюсь вновь выйти на широкий путь. Колесницы снуют туда-сюда, но мне они не страшны - я начеку, хотя и беспечен. Время на исходе, но я по-прежнему верю - в нужный час путь будет мне указан.
   И се! предо мною выход. Я обрел в лабиринте то, чего искал, и могу спокойно отправляться домой.
   Дома устало плюхаюсь на диван и закуриваю. Прикольное все-таки место, этот Черкизовский рынок!
   (автор интермедии - А.Хромова)
  

Конец 2 части

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"