Допустим, в общежитии лифт полгода не работает - а Любка щебечет: "Ой, здорово, это же нам бесплатный тренажёр для похудения!" Стипендия в медучилище маленькая, студентки сидят на родительских овощах и на рыбе (самой дешёвой, которую кошкам покупают) - "Девчонки, зато холестерин нам не грозит!"
Общежитие замерзает, почти не топят. "А учёные, - это Любка говорит, закутанная как капуста, - учёные доказали, что у человека, живущего при температуре ниже 14 градусов, продолжительность жизни дольше на семь лет!" А у самой губы от холода едва шевелятся.
Или вот ещё привычная картинка: на дворе январь, а у нас травка зеленеет, солнышко блестит. Посреди сугробов парит полоса оттаявшей чёрной земли: городская теплоцентраль обогревает Вселенную. На наши денежки, заметьте, обогревает. Безобразие, разгильдяйство, жалобу куда следует... Только у Любки на лице пробивается улыбка, как та травка из-под снега:
-Ой, сколько бродячих кисок и собак здесь собралось! Приюта нет, так пусть хоть на трубе греются бедняжки.
Тьфу! И впрямь: в глаза плюнь - божья роса.
...Талгат назвал Алима своим братом в тот день, когда прозрачный воздух над сахарными горами стал дымным и горьким. Во внутреннем дворике лежали завёрнутые в одеяла тела родителей Алима. Нельзя их обнять - это дело женщин. Нельзя плакать из-за ноги в обугленных мясных лохмотьях - ты мужчина, хотя тебе отроду четырнадцать лет.
В большом прохладном, устланном коврами доме к мальчику вышла старая мать Талгата. Омыла ногу, привязала дощечку - но на всю жизнь у него одна нога осталась короче другой.
Алим выводил овец и коз на верховые пастбища. Садился и, обняв острые колени, подолгу смотрел на кудрявые изумрудные, как грядки киндзы, сады, на разбросанные крохотные пятнышки аулов. Иногда их заволакивало облаком, как дымом в тот день...