Все пространство от макушек деревьев вверх на многие километры было заполнено облаками. Белые туманные реки текли в серых туманных берегах. Зверушка нырнула в одну, немного пролетела в белом потоке, вынырнула и сразу попала в другую, струящуюся в противоположном направлении. Рек было много. Зверушка ныряла из потока в поток, и реки несли ее то на запад, то на юг, то еще куда-то. Зверушке было все равно.
Как-то, гуляя в соседнем Лесу, Зверушка случайно подслушала разговор двух ученых птиц. Один ученый птиц говорил другой ученой птице на своем птичьем языке:
"Triste certitude
Le froid et l'absence
Cet odieux silence
Blanche solitude".
Зверушка не понимала их щебетанья, поэтому попросила перевести свою знакомую - желтую Вавилонскую Рыбку, которая знала все языки на свете. Она жила в Лесу недалеко от Зверушки. Вавилонская Рыбка важно посмотрела на Зверушку и сказала, поправив на носу очки: "Легче перевезти Англию, чем перевести "Алису". Этот твой стих - почти то же самое". И перевела, как смогла.
"Печальная уверенность
Холод и отсутствие
Это мрачное молчание
Белое одиночество".
Сейчас в голове Зверушки звучали эти слова. И она носилась в туманных потоках, надеясь от них избавиться. Шкурка намокла, усы унизали прозрачные капли. Она догнала набирающий высоту борт, летящий куда-то на юг, и приземлилась на крыло. Ветер высоты превратил влагу ее шкурки в лед. Зверушка встряхнулась как собачонка, и маленькие острые льдинки с тонким звоном посыпались на обшивку и дальше - дождем - вниз. Вдоль крыла шла надпись: "Не переступай за пределы этой зоны" и, чуть дальше, - для английских зверушек: "Do not walk outside this area". Зверушка переступила за пределы зоны и оказалась на крайнем элероне. Она прилегла, свернулась клубочком.
Зверушка, как и ее знакомый Снусмумрик из Долины Муми-троллей, обладала простым свойством - сохранять свое тепло. Прозрачный, стремительный и равнодушный ко всему ветер, ветер, у которого не было памяти, унес с собой "Triste certitude", отобрал у Зверушки и растворил в себе "Le froid et l'absence" и превратил в изморозь "Cet odieux silence", разметав все как белый пух. Осталось "Blanche solitude". Борт маневрировал, элерон чуть опускался, чуть поднимался, и это покачивание быстро убаюкало Зверушку. Ей всегда хорошо спалось на краешках крыльев этих больших белых птиц. ...Ей приснился Кот Пушок в виде настоящего белого кота.
Он неторопливо бежал по обшарпанной улочке Венеции и молчал. Только бубенчик позвякивал на ошейнике. На Зверушку он даже не взглянул.
Внизу горным хрусталем застыли десять километров скорбного бесчувствия.