Квартира

Как-то раз отец отправился по делу на другой конец города, и когда уже собрался возвращаться домой, увидел на остановке женщину с длинными распущенными волосами. В руках у женщины была большая живая рыба без чешуи, и из-за этой рыбы женщина никак не могла уехать, у нее не было ни сумки, ни пакета - ничего, во что бы можно было убрать эту рыбу. Первоначально рыба была завернута в бумагу, но бумага вся развернулась от ветра, и ветер шевелил края бумаги, и волосы женщины тоже шевелились на ветру, как будто сами, и рыба шевелила хвостом и мерно разевала рот. Был час пик. Женщина стояла неподвижно и ждала, когда рассеется толпа, чтобы и ей уехать со своей рыбой.

У женщины была девичья фигура, юный рот и старые глаза с большими, в складках веками. Мужчина мог бы ей помочь, у него была газета и запасной полиэтиленовый пакет. Но он стал в стороне и пропустил несколько троллейбусов.

Потом ему удалось занять такое положение, что толпа заслонила от него женщину, а заодно и внесла его в троллейбус. И он уехал, а женщина с рыбой осталась.

Когда двери закрылись и троллейбус тронулся, он сперва очень обрадовался, а потом раскаялся и решил сойти на следующей остановке, пока не поздно. Но об этом нечего было и думать, он пальцем не мог пошевелить, такая была теснота. Водитель спросил, кто хочет выходить. Он один хотел, но промолчал, и решили ехать без остановок. Чем дальше они удалялись от того места, тем убежденнее он думал, что все к лучшему, потому что сердце его уже все равно было разбито, а дома его ждали.

Так доехали до конечной, старые пассажиры сошли, новые сели, и троллейбус пошел обратно. А он хотел всего лишь убедиться, что той женщины уже нет на остновке.

Она стояла со своей рыбой на том же месте.

Тогда он проехал еще две остановки и сошел там, где когда-то, еще давно была площадь, потом ее застроили. Он начал вспоминать, и ему показалось, будто он помнит, что на этой площади существовал фонтан с живыми золотыми рыбками, подкрашенной водой, гипсовыми зелеными лягушками по углам и белыми водяными лилиями, не то тоже живыми, не то тоже гипсовыми, и над лилиями стояла радуга, и прямо сквозь радугу били струи из лягушачьих разинутых ртов, но не было ей от струй никакого изъяна, и живые рыбы дышали у самой границы своего бирюзового бытия, и цветные монеты проскальзывали к ним из чужого безводного мира, а потом опускались на дно.

На самом деле никогда не было на этой площади фонтана, вероятно, этот человек видел его в каком-нибудь другом месте и перепутал.

Однако он пробыл там до заката, пока совсем не обезлюдело, а когда поехал домой, то сел у окна, чтобы все-таки увидеть пустым то место и ехать спокойно домой.

Было уже так поздно, что он оказался единственным пассажиром в троллейбусе.

А женщина с рыбой была единственным пассажиром на остановке. Она стояла на том же месте, и рыба в ее руках по-прежнему шевелила хвостом и медленно разевала рот.

Но он уже был спокоен. Сейчас она взойдет по ступенькам, и они поедут в одну и ту же сторону, только каждый своей дорогой, он - к себе домой, а она - куда хочет.

Но женщина на остановке не двигалась с места. Только колыхались от ветра ее большие волосы, и края бумаги, на которой лежала рыба, шевелилсь как живые, а живая рыба механически мерно шевелила хвостом и разевала рот.

Он чуть не уехал. Уже закрывались двери, когда он рванулся и крикнул: "Подождите! Я схожу...", - и водитель позволил ему сойти.

Они упаковали рыбу и поехали вместе туда, куда он и думал, и куда поехал бы и так. Это был его дом. И подъезд был тот же, и квартира, только ключ другой. В последний момент он еще подумал, что если успеет достать свой ключ... - "А, ладно..." - и не стал доставать. Она открыла своим.

Сын уже спал, а утром он отвел его в школу. И школа была та же, и тот же класс. Учительница сказала ему, что в субботу собрание. Она не спросила, кем он приходится ребенку. Раз он привел его за руку, какая разница?

На работе ничего не изменилось. А соседи знакомились с ним заново, и каждый стремился начать другую жизнь в его глазах. Но вскоре новые образы совпали со старыми, и не осталось ничего, что бы он знал сверх данного ему теперь. Шли годы, и вот они уже читали на обложке брошенного в прихожей дневника: "... ученика 7-Б класса Николаенко Виктора". Их сын тоже учился в седьмом "б", правда у него не было одноклассника по фамилии Николаенко. Они по-прежнему ничего чужого не трогали, и любили друг друга, и не желали в своей жизни никаких перемен...