Скоро начнется. Марья металась по избе, искала куда бы спрятаться. Может быть под стол? Нет, глупость какая: там ее сразу найдут. В шкаф - то же самое. Забраться на печку да прикрыться тряпьем, будто и нет здесь никого? Найдут? Эх, надо было к Авдотье идти, у нее погреб есть. Успеет? Нет, вот в погреб-то в первую очередь сунутся, а там уже и без нее теснота. Знать бы еще кто они...
Неведомые враги подошли близко. Два часа назад оборвалась связь с районным центром. Последние слова, которые услышала вся деревня, столпившись перед приемником, - "Они здесь!" - и все, тишина. Каждый раз так. Война не шла своим чередом, война летела, заглатывая города, села, деревни. В один миг. Ни пленных, ни беженцев.
Тишина.
Недели две назад патруль встретил отряд дезертиров. Расстреляли.
Вот и все победы.
Командир расквартированного здесь заградительного отряда сказал: бегите или прячьтесь, только под ногами не путайтесь. Куда бежать-то? От страны осталась лишь полоска в самой середке. Враги наступали со всех сторон. Быстро, неумолимо, нежданно. Да и догонят. Спрятаться! - авось пронесет?
Марья повела плечами, вздрогнула, смахнула слезы дрожащей рукой. Эх, судьба-судьбинушка, что ж ты так ее бедную мучаешь? Сначала родителей отняла - до войны еще, - потом муж на фронт ушел. Писала ему телеграммы, письма - нет ответа. Дошли ли? Чем провинилась она перед Господом? И постилась, и в церковь ходила исправно, и не грешила почем зря. Лишь брат остался в городе. По силам, говорят, Господь испытания дает. Нет уже сил, мочи нет.
Маша закинула покрывало с пледом на печку, всю в побелке, уже не беспокоясь о чистоте. Нужно сходить из клети белье достать - надежней будет. На столе еще - вон - тюль лежит. Как только она подошла к окну, чтобы поснимать занавески, - захлебнулся очередью пулемет, установленный в покосившейся часовенке.
Захлебнулся, застрекотал. Затих.
И все. Идут или нет? Что случилось-то? От страха все перепуталось, ноги подкосились, сердце замерло - не двинуться. Кое-как, стараясь не шуметь, пробралась она под тяжелый письменный стол, задвинула позади стул - уж не так заметно будет, может, в спешке не заметят? Кто их знает, дальше пойдут или здесь останутся? Задвинула стул, повернулась спиной к входу - не так страшно - и затихла.
- Господи, помоги, лишь на тебя уповаю... - взмолилась она. - Чего святого здесь искать?
Свято место не бывает. А уж пусто - тем более.
Слетел засов, скрипнула входная дверь. И шаги, шаги. Десятки, словно рота вошла... За ней одной? Неужто других изб не нашли? Или всё... Кончено с остальными? А ведь так тихо было... Марья затаила дыхание. Ни голоса, только шаги. Скрипнул отодвигаемый стул: нашли, ироды. Чьи-то руки, теплые, заботливые, взяли ее за плечи, вытащили из под стола да закрыли глаза.
- Угадай кто! - раздался голос.
Маша готова была богом поклясться, что слышала его раньше. Но кто же это? Нет, не приходило в голову.
- Не знаю, - честно ответила она.
- Угадай!
Кто же это? Почему добр с нею? А остальные, он же не один?
- Не знаю, - повторила она.
- Сдаешься?
- Сдаюсь... То есть - нет, наоборот...
Раздались смешки. Не злые. Мужские, женские. Знакомые, словно куст сирени за которым она ухаживала все лето. Каждую веточку знала, а вот голос припомнить не могла.
- Не сдаешься? - раздался веселый голос. - Ма-ань?!
Она развернулась. Осмотрела людей - ведь это были люди - и расплакалась:
- Нет... Быть не может...
На нее смотрел отец. Старик. Такой, каким был до того как ушел из жизни, словно и не покидал дочку вовсе. А могилка? А остальные люди? Маша всмотрелась в лица: стояли все ее родственники: мать, бабушка, дедушка, муж, даже вся его семья.
- Мань? Сдаешься?
- Сдаюсь! - ответила она не в силах мыслить более.
- Мань? - прошептал отец. - Все хорошо. Мы с тобой.
Она обняла каждого.
- А как же?.. Как же вы?..
- Долгая история, Марья, - ответила мать. - Долгая. Давай мы тебе по дороге расскажем. Нам же еще за братом твоим заскочить надобно!
- Но как... ладно, пойдемте, пойдемте! - залепетала она, засуетилась. - А может, поедим? У меня тут...
- Нет, Маня, - сказал муж, - поскорей бы! Еще чуть-чуть и все. Пойдем, по дороге перекусим!
Родственники улыбнулись да отправились прочь из избы.
- Не ходи с нами, Маша. Нельзя.
Чем перед Господом провинилась? За что?
Она все же вышла на улицу, долго стояла, ежась от утреннего холода; смотрела в спины уходившим сквозь туман, расчерченный лучами восходящего солнца. Блестела роса, шумел лес; заголосил глупый петух в курятнике.