Неуймин Александр Леонидович : другие произведения.

Остаться человеком

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

Остаться

человеком

0x01 graphic

Это странная книга, о том, каким я вижу этот мир...

(с) Александр Неуймин (текст)

(с) Владимир Паршиков (графика)

  

Вместо предисловия

  
   От автора:
   Здесь, и далее по тексту, будут встречаться небольшие "лирические" отступления, к месту они или нет, тут окончательное слово, разумеется, за читателем...
  
   Для каждого человека время течёт по-разному. Кто-то живет днем сегодняшним - воспитывает детей и заботится о карьерном росте, негодует, наблюдая за стремительно растущими ценами, и радуется тому, что в Америке так же "не всё ладно". Кто-то прочно увяз в далёком средневековье - придаётся трактирным усладам с молодыми прелестницами, или мнит себя благородным сеньором, вновь и вновь пытаясь воссоздать Средеземье где-нибудь в Подмосковье. Кто-то, вполне возможно, стремительно несётся сквозь холодную пустоту космоса, уверенно сжимая штурвал звездолета, засматривает или зачитывает "до дыр" фильмы и книги о "Далёкой, далёкой галактике".
   Люди разные, и каждый человек видит и ощущает Мир, по-своему.
   Каждый человек - единственный и неповторимый, ведь в каждом из нас живет частичка Создателя.
   Мы все такие разные...
   Мы - люди, а значит, совершенно не важно: с какой скоростью течёт твое время, в какой эпохе, и в какой стране ты живешь, в каких богов веришь, на каком языке говоришь и думаешь.
   Единственное что имеет цену - это, сумел ты остаться человеком или нет.
  
   P.s. Автор очень благодарен читателю за оказанное ему (автору) внимание, и надеется, что книга - вызовет ответные чувства благодарности, или (по крайней мере) не разочарует.
  
   Итак...
  
  
  
  

Вне времени

      Новогодние праздники мы, обычно, отмечаем в тесном семейном кругу. Это на следующий день в доме появляются друзья и знакомые...
      Нынче же, всё сложилось иначе.
      Всем семейством мы отправились погостить к родственникам. Праздники отгремели. Наступило второе января - день сумбурный, нельзя сказать, что нервный, скорее мутный какой-то.
      Пригородный электропоезд вот уже два часа не мог выехать со станции Мга.
      Что помешало? Может виной всему были неожиданно сильные этой зимой снегопады. Возможно, никак не угомонившиеся до сих пор путейцы. Впрочем, сейчас не об этом...
      Время медленно перевалило за полночь, когда дверь, ведущая в тамбур, распахнулась. В образовавшемся проеме появилась "дама", лет сорока - пятидесяти. Обведя мутным взглядом прикорнувших пассажиров, нетвердой походкой женщина двинулась по вагону, распространяя запах многодневной гулянки. Неожиданно она остановилась и принялась судорожно хлопать себя по карманам. Видимо, не обнаружив искомого, громко воскликнула:
      - Люди! Скока время?
      - Да первый час уже! Не орите,- нервно ответил кто-то из пассажиров.
      "Дама" устало побрела к выходу. До меня донеслось чуть слышное:
      - Вот, блин! Опять Новый год прозевала...
      - Знаешь, похоже, для нее только что наступило первое января, - обратился я к супруге, но она крепко спала.
      Спустя несколько минут весь растревоженный вагон вновь погрузился в дрёму.
      Я сидел и думал: "Год только начался а "дама" уже отстала от нас на двое суток...
   Интересно, а в каком времени года она будет жить, когда наступит следующий Новый год? Возможно, в тот момент, когда мы все будем кутаться в шубы, спасаясь от морозов, на календаре у "дамы" будет лето?.."
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

0x01 graphic

  
  
  
  
  
  
  
   Часть первая:
   Ангелы и бесы
  
  
   От автора:
   Давайте сразу проясним ситуацию. Да, я действительно верю в существование некой божественной силы. Слишком часто мне приходилось быть свидетелем таких событий, что объяснить их простым везением, случайностью, или иным стечением обстоятельств, попросту не представлялось возможным. Разумеется, я далек от мысли, что за нами с облака пристально следит седовласый старец, однако, ещё невероятней, мне кажется история о слезшей с дерева обезьяне. Впрочем, варианты, как говорится, возможны самые различные.
   И всё же. Примем, как допущение: за нами наблюдают. На совершаемые нами поступки имеют собственную точку зрения (часто совершенно противоположную нашей). А ещё, время от времени в нашу повседневность вмешиваются. Достигая (или нет) каких-то неведомых нам целей.
   Возникает вопрос - как вся эта схема работает? Где они - эти рычажки, что зачастую способны полностью изменить нашу жизнь? Согласитесь, но на улицах не стоят "предупредительные", "запрещающие" и прочие знаки, выставленные по поручению "небесной канцелярии". Но если нет знаков, возможно, за соблюдением правил следят регулировщики? Этакие стрелочники нашей судьбы. Кто они? А вдруг мы ежедневно с ними встречаемся, попросту не замечая, или не обращая внимания на их точные, словно движения скальпеля в руках опытного хирурга, действия? Благодаря подобным измышлениям и появился на свет "Прошка".
   Не буду сейчас вдаваться в подробности, скажу одно: "Прошка - всего лишь скальпель". Точнее даже - некая вакцина, действующая в заданных рамках и собственного мнения об этих действиях не имеющая. Прошка и его сотоварищ, хорошо сбалансированная, автономная система. Но если продолжить ряд подобных ассоциаций, где-то в этой технологической цепочке должен быть и хирург, или оператор станков с ЧПУ... кому, что больше нравится. Как раз об этом "Сизари" - второй рассказ, представленный в этом разделе.
   Так, что, друзья мои, настоятельно советую внимательнее присмотреться к окружающим. А вдруг хламида скрывает крылья, или что похлещи? Об одном прошу - не делайте поспешных выводов. Подумайте. А может цель всё же оправдала средства?..
  
  
  
  
   Прошка
  
   Прошку никто не любил.
      Не то, чтобы он был какой-то страхолюдиной, нет, вполне даже ничего. Поначалу даже нравился некоторым. Но чуть пообщаешься с ним, и все, больше не хочется. Правда, это все давно было, когда Прошка еще в школе учился. Сегодня никто из Прошкиных однокашников и не узнал бы его, наверное, а если бы и узнал, так отвернулся. Опустился Прошка, чего уж тут...
      Прошкино утро начиналось обычно с головной боли. Извечный вопрос: "где взять денег?", каждый день врывается в Прошкину жизнь, напоминая о себе похмельной тошнотой. На тот момент, о котором я веду речь, Прошка пил уже четыре года. Раз или два в неделю он пытался "завязать", но, как правило, ничего из этого толкового не получалось. Наступал вечер и как обычно Прошка вползал в свой подвал. Вываливал из многочисленных пакетов остатки гамбургеров и хот-догов, собранных на ближайшем вокзале, и начинал "ужинать". Когда я первый раз увидел, как Прошка ест, меня чуть наизнанку не вывернуло. Мерзкое зрелище, уж поверьте. Насытившись, Прошка начинал пить. Обычно в ход шли "сливки", как он их любовно называл. Содержимое полупустых баночек и бутылок на протяжении всего дня сливалось в какую-нибудь пластиковую тару, чтобы вечером вырвать Прошку из страшной реальности, отправляя в короткий полет алкогольного забвения. Немного порывшись в остатках Прошкиного ужина, я укладываюсь рядом. В отличие от людей, мне с Прошкой хорошо.
      Затем вновь наступает утро и Прошка идет выполнять свою работу, а заодно... впрочем, здесь уже нужно подробнее.
      Осторожно переступая через частые этим летом лужи, Прошка бредет на вокзал. Садится на свое место и жалобно смотрит на прохожих. Я пристраиваюсь рядом. Люди, в большинстве своем, стараются Прошку не замечать - им неприятно. Так мы и сидим. Обычно у Прошки хватает терпения минут на тридцать, иногда больше, все зависит от погоды. Когда жарко, Прошка нервничает.
      Вот и сегодня - Прошка посмотрел мне прямо в глаза. Правильно, мне ничего говорить не нужно, я и так знаю что делать.
      Вон бабулька с сумкой на колесиках, подхожу, хвостом виляю. Остановилась. Смотрит. На меня, на Прошку - наш "клиент", такая не пройдет мимо, обязательно что-нибудь в нашу коробку кинет. Бабулька вздыхает, достает из кармана червонец и наклоняется, чтоб подать милостыню. Осторожно касаюсь ее носом. Бабулька вздрагивает и делает шаг к Прошке. Он незаметно касается ее пальто. Все. Ступай с Богом, бабулька. И не удивляйся, пожалуйста, что завтра не ощутишь привычной боли в суставах, забрал Прошка твой артрит. И внучка твоя бестолковая, сдаст-таки сессию, и встретит замечательного парня. Не волнуйся, все у нее будет хорошо, забрал Прошка сглаз, что вот уже год над девчушкой довлел. Ступай бабулька, нам работать надо.
      Эх, если б мне в свое время встретился такой Прошка, может и моя жизнь по-другому сложилась... да чего уж теперь. Моё проклятье даже Прошке не снять - не его уровень...
      Сегодня мы "очистили" человек пять, могли бы и больше, но Прошке совсем уж худо стало, потому я не настаивал. Один черт до моей десятины спасенных, как до Китая пешком. Больно быстро люди плодятся. Ничего, потерпим. Уже, считай, и привык к своей собачей жизни.
      Возможно, спасение человечества и шло быстрее, но такие как Прошка рождались очень редко. Еще реже они доживали хотя бы лет до тридцати - раньше толку от них никакого. Зато позже, когда жизнь-старушка их основательно попинает, талант просыпается. Собственно моя задача как раз в том и заключается - найти таких людей и проследить за тем, чтоб промурыжила их жизнь как можно дольше.
      У Прошки очень редкий дар - умеет он взять чужой грех, чужое несчастье и болезнь у другого человека. Взять всё, без остатка. Уйдет человек очищенный ото всей своей скверны и натворит целую кучу хороших да богоугодных дел, а Прошка потащит его бремя дальше, уже по своей никчемной жизни.
      Так что живи долго, нужный человек Прошка, а я уж за этим прослежу, мучаясь рядом...
      Прости меня, но такие вот мы с тобой уроды.
     
  
   Сизари
  
   Кто я? Некоторые называют меня Ангелом, иные истово клеят ярлыки бесовщины. Люди, а у меня к вам вопрос: "Да что вы, вообще, смыслите в ангелах и бесах?.."
  
   Господа депутаты подобные заведения гордо именуют зонами социальной доступности. И то верно, доступнее некуда. На самом деле, как правило, магазинчик, оказывается, поганенький.
   Сегодня это был гомеопатических размеров зальчик, до предела набитый разномастными товарами - дичь и ужас, словом. Впрочем, я не за деликатесами сюда завернул.
       Морщась от удушливого сырно-колбасно-рыбного запаха, подхожу к кассе. Жуликоватого вида бабёнка смотрит на положенный перед ней батон. Похмельные глазки липко скользят по моей куртке и замирают на трёхдневной щетине. В застиранном жизнью взгляде явно читается вопрос: "Чего приперся?"
       Я терпеливо жду. Наконец неровно накрашенные губы словно плюют:
       - Хлеб несвежий. На выходных привоза не было.
       С чего бы такая забота? Словно прочтя мои мысли, кассир поясняет:
       - Предписание саннадзора.
       - Спасибо, что предупредили. Но, знаете, я всё равно возьму.
       Я бросаю на блюдце у кассы россыпь мелочи. Губы кассира тут же выпускают на волю брезгливое: "На паперти стоял?" Я не отвечаю. Просто беру свою покупку и стремительно выхожу на улицу. Тесно мне здесь... душно.
       Лёгкий ветерок старательно ерошит волосы, пытаясь сдуть с меня гнилистый запах.
      
       ***
       Моя лавочка в Летнем саду сегодня занята. Две девчушки, отложив в сторону пугающе толстые книги, что-то оживленно обсуждают. Абитуриентки. В глазах - блеск, азарт и всесокрушающая надежда. Я очень люблю такие взгляды, наполненные жизнью. При моей работе встречаются совершенно другие глаза, в которых читаются боль, муки и бессилие. Очень редко встречается надежда. Чаще напряженная подозрительность: "А не обманет ли?"
       Нет, не обману. И не потому, что нельзя. Мне всё можно. Просто нет у меня такой привычки - обманывать. Уж если возьмусь, обязательно сделаю.
       Неторопливо иду по аллее вдоль Лебяжьей канавки. Над головой раздается легкое похлопывание крыльев. Поднимаю глаза к небу и улыбаюсь - стайка сизарей летит ко мне, бодро кружа над деревьями. Признали? Возможно. Голуби видят меня настоящего.
       С людьми сложнее. Люди, в большинстве своём, никого, кроме себя, не видят, а других - когда очень понадобится. Как меня.
      
       ***
       - Прошу прощения, вас случайно не Сергей зовут? Вас очень точно описали...
       - Кто описал? - оборачиваюсь.
       Моя собеседница нервно одергивает блузку.
       - Вы знаете, я обещала не говорить. Я о вас никому не расскажу. Вы только помогите.
       Я усмехаюсь. Не расскажет она... Как и все страдалицы до нее - еще как расскажет, и конечно, по дружбе.
       - Ладно, проехали.
       Нахожу свободную лавочку. Сажусь и цинично разглядываю новую знакомую. На вид ей лет тридцать. Фигурка вроде и хрупкая, а взгляду есть на чём остановиться. Женщина, смущаясь, пытается запахнуть и так неглубокий вырез блузки.
       - Что это вы на меня так смотрите?
       Я не отвечаю. Небрежно кладу на лавку купленный батон. Неспешно достаю сигареты. Закуриваю.
       - Зачем пришла?
       Она ресницами хлопает, только что не плачет:
       - Простите, я, наверное, ошиблась...
       - Да не ошиблась ты, - ветер радостно подхватывает облако сигаретного дыма и уносит прочь. - Хотя, может, и ошиблась. Вот чтобы неясность рассеять, я тебя ещё раз спрошу. Зачем пришла?
       Я, конечно, сволочь, что женщину так мурыжу. Но и она понимать должна, что не в аптеку за анальгином заскочила. У нас тут дело серьезнее головной боли будет, да и цена соответствующая.
       - Мне сказали, что вы с беременностью помочь можете, - решилась моя собеседница. - Это правда?
       - Правда, - киваю я. - Где прикажете? Прямо здесь будем помощь оказывать, или прогуляемся куда? Тебя как зовут-то?
       - Аня, - чуть слышно прошептала женщина, и тут же вспыхнула. - Что вы себе позволяете!
       Я лишь усмехаюсь. Ты мне еще права покачай.
       - Знаешь что, красавица? Не я тебя разыскивал, а совсем наоборот. Пришла - рассказывай. Нечего сказать, так отваливай, не отвлекай честного человека от заслуженного отдыха.
       Аня вся дрожит, словно и не лето на улице, а поздняя осень.
       - Мы лечились, - она с трудом подбирает слова. - Долго лечились. Восемь лет. И у нас здесь, и в Москве...
       - А к бабке? - съязвил я. - Зелья бы купила, из тех, что на жабьих слезах.
       - Я ходила, - по щеке уже слеза бежит. - Покупала. И зелья, и ладанки...
       - Молодец,- говорю и выкидываю окурок в урну рядом. - Поддержала отечественного производителя. И как, помогло?
       Слёзы градом, она, как стояла, так и села на колени посреди аллеи. Тут вижу, с дальней лавочки кто-то вскочил, и во весь опор к нам несётся.
       - Там, кажись, супруг твой торопится. Встала бы, а то, чего доброго, не то подумает.
       Вот же работа у меня, думаю. А ведь кто-то бабочек на Суматре ловит, эх-ма... Тут и наш муж подоспел. Я даже не поднялся. Сижу себе, новую сигаретку из пачки выковыриваю.
       - Что здесь? - от бега он запыхался.
       - Здесь аллея, - говорю. - На аллее жена твоя. Не признал?
       - Вы!.. Анна, - злится супруг, желваки так и ходят. - Я же тебе говорил, что это всё бред полнейший!
       Я сигаретку вторую раскурил, сижу, жмурюсь. Супруг ещё пару минут сильно-сильно волновался, вопил что-то. Потом он выдохся.
       - Ладно. Покричали, и будет, - у меня даже настроение поднялось, как всегда, когда вижу, что правильные люди пришли. - Восемь лет, говоришь?
       Анна всхлипнула, глаза подняла и смотрит на меня, словно собака побитая.
       - Не бойся, всё получится, - говорю. - Вопрос - кто платить будет?
       Муженёк помог Анне подняться. Стоят теперь, льнут друг к другу, словно голубки.
       - Чего притихли? - спрашиваю. - Цену знаем?
       - Мы тут подумали, - Анна глянула на мужа. - А можно поровну?
       Я смеюсь.
       - Нет, друзья мои, "поровну" нельзя. Платить должен кто-то один.
       - Да хватит уже, - муженёк ко мне шагнул. - Аньке рожать, поэтому платить буду я. Расписаться где?
       Нет, он мне нравится, вот честное слово. Мне и самому интересно, а каково это - кусок жизни своей другому отдать?
       - Ты кровью собрался подписывать? Извини, дружище, не мой профиль. Взял плату на себя, вот и молодец. Теперь иди и напейся. На машине? Давай ключи.
       Без единого вопроса мужчина бросает ключи. Я ловлю и хмыкаю - "Вольво".
       Я касаюсь Аниной руки:
       - Мужу скажи, чтоб следить не вздумал. Замечу, взашей погоню, а плату я уже снял, так и знай.
       Не прощаясь, направляюсь к Неве. Захочет - догонит, а Аня точно захочет. Она уже почти на край встала.
      
       ***
       Машина вырвалась с объездной, и резво покатила в сторону Москвы.
       - Куда вы меня везете? - сидя в привычном салоне, Анна немного успокоилась. Я усмехаюсь, но молчу. Чего рассказывать? Один чёрт не поверит. Через пару часов резвого бега машина сворачивает на проселочную дорогу. Ещё двадцать минут, и мы на месте.
       Когда-то это была большая деревня. Я ещё помню стайки ребятишек, пылящих по улице. Теперь здесь никого нет. Теперь здесь живет Митроха.
       Его изба стоит на краю мертвой деревни, возле самого леса. Крыша просела, в ограде прорехи. Митроха - абсолютный неряха во всем, что не касается голубей.
       Дергаю старую дверь. Заперто. Заглядываю за избу - точно, замок с заборчика у голубятни снят. Притаился Митроха, знает, зачем приперлись.
       Анна догоняет меня и замирает, с восхищением разглядывая открывшуюся картину.
       Посмотреть есть на что. Голубятня отличается от избы, как "Лексус" от "Запорожца". Высокое, более десяти метров, строение устремляется в небо. Ажурные столбы поддерживают площадку первого яруса. Выше, тесня друг друга, расположились башенки, вместе образуя небывалой красоты и легкости замок. Узкие бойницы забраны витражами. Да, есть чем восхититься.
       Небольшая дверца, означающая центральные ворота замка, чуть приоткрылась.
       Ага, попался.
       - Митроха, - сурово кричу я. - Ну-ка, покажись!
       Дверь скрипит. Митроха суетно спускается с голубятни. Росту в нем метра полтора. Этакий живчик, седовласый, хоть и Митроха. Спустился, лебезит. Глазки бегают - виноват, значит.
      
       - Чего у тебя опять не так? - спрашиваю.
       Митроха отступает, переминается.
       - Чего пришел? Нету птиц! Ни одного сизаря, хоть облазь здесь всё!
       Митроха жалуется - на погоду, на "мало денег", на всё-всё-всё... Я слушаю. У него - своя служба, и не моего ума дела, чего он творит-вытворяет. Мне бы голубка. Так и говорю:
       - Я тебе все затраты покрою, сам знаешь.
       Митроха понурился, за пазуху держится - что-то у него там есть. Не нравится ему моё предложение. Мне по фигу, чего ему там не нравится. Дело бы шло, вот это главное. Я хмурюсь:
       - Ах ты вражина, Митроха. Мне голубь нужен, - говорю, а самому так неудобно.
       - Нету! - кричит несчастный.
       - Не ври! Сизарей нет, говоришь? А Красотка?
       - Не тронь Красотку! - вопит Митроха. - Кого угодно дам! Да и не голубь она. Голубка! Красотку оставь, а?
       Я сокрушённо качаю головой:
       - На девку погляди вместо того, чтоб орать. Ей без разницы голубь там или голубка. Ей не с птицей жить, а с ребёночком хочется.
       - Пусть денег врачам даст...
       - Красотку отдай, - шепчу я. - По добру прошу.
      
       ***
       - И чего тебе неймётся? - Митроха осторожно трогает свеженький синяк под глазом.
       Мне весело. Удачно всё складывается. И дамочка моя при делах, и Митроха. Нормально, в общем.
       - Голубицу дай, - говорю.- Чего жмёшься? Ведь знаешь, что не удержишь. Какая она у тебя?
       - Сороковая, - мямлит Мироха. - Последняя.
       - Вот то-то и оно, - я хлопаю мужичка по плечу. - Тут ведь как? Сделал дело - гуляй смело!
       Митрохе плохо, вижу, а ничего поделать не могу. Красотка у него одна, замены нет - значит, её черёд.
       Анна ничего так и не поняла. Знай себе, жмется ко мне, что твой теленок. Страшно ей, наверное.
       Митроха из-за пазухи голубицу вынимает. Знал ведь, что придём, и на что надеялся?
       Красотка спелената по всем правилам, не шелохнется. Глазом кругляшным только и водит. Анна из митрохиных рук сверток берет, к груди жмет. Я зажмурился - боюсь, наверное...
      
       ***
       "Вольво" укатила обратно в город. Анна на прощание даже посигналила. Митроха ещё долго у дороги стоял.
   Мне даже всплакнуть захотелось, нет, ну честное слово - артист.
       Я на ступеньки присел. Голубку глажу, да о своем раздумываю: "Вот встретит муженёк свою Анну, и всё у них наладится".
   Осторожно снимаю тряпицу, и отпускаю недавнюю пленницу на волю. Эх, мне бы так... не получится. Да, судьба...
   А может в Птицеловы, как Митроха, податься. Сорок сороков взрастил, и всё - свободен, словно птаха. Нет, не моё это.
   Опять же, уйду я. Мою работу кто делать станет - судьбу чужую править по умению своему, да по совести? Хотя, если честно, моих дел тут немного. Тут ведь как? Тут вопрос веры:
   Люди сказали - он поможет. И вместе со своим мужем, поверив всей душой, бежит сердешная за помощью. И что находит? Наталкивается она на грубую встречу, да странные намеки. Иногда я сам себя спрашиваю - зачем? Зачем столько цинизма и негатива выливать на несчастную? Зачем глумится, прежде чем помочь? А всё просто. По-другому нельзя достучаться до сердец человеческих. Задать вопрос: зачем вы здесь? О чем пришли просить? Почему пришли просить?
   Это испытание...
   Меня всегда спешит уверить: да, мы все знаем, мы на все готовы, мы верим. И я помогаю - не могу не помочь. Люди всегда приходят. Я хорошо помню каждого: и Анну с мужем и всех тех, что были до них. Есть беда - и человек готов поверить во все, что угодно, нет проблемы - нет веры. Зачем во что-то или кого-то верить, зачем жертвовать чем-либо, если и так все прекрасно, все здоровы, и дом - полная чаша? Вот и всё. До них больше не достучаться. Но если вдруг, не дай Бог, случится новое горе, тогда, похватав свечки, они помчатся в церковь. Будут просить помощи у неба. Или, как сегодня, примутся искать ангелов на земле...
   Где она, ежедневная вера, вездесущая? Вера - фундамент? Вера - основа? Вера - руководство по жизни?
Через несколько дней меня найдет еще кто-то. И я вновь попытаюсь достучаться, задать вечные вопросы... о вечном...
  
   Но это будет позднее. А сейчас я смотрел вслед поднимающейся в небо Красотке, и завидовал её свободе. Ой не зря голуби пять тысячелетий рядом с людьми живут, зернышки душ человеческих в себе взращивая.
       Просто верить нужно. Верить! И ничего тут страшного нет.
  
       Так что в Летний сад я прихожу не просто так, а птиц чудных привечаю.
   Большая им власть дана.
       Верить только нужно, и тогда всё сдюжим, всем поможем.
       А покамест, сижу себе, да крошу черствый мякиш.
   "Зачем?" - спросите, и я отвечу.
   "Кажется мне, что хоть чуть, а жизнь нашу подлючую более справедливой да правильной делаю".
       Так и живу.
       Вот только имени моего не спрашивайте, всё одно не доверюсь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   0x01 graphic
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Часть вторая:
   Родина и Преемники
  
   Если оглянуться на прожитые годы, пусть их (прожитых лет) и не так много, становится отчетливо ясно - мне везло на учителей. Даже не так, мне очень везло на Учителей. Именно с большой буквы. Сначала это был дедушка, Иван Прокопьевич, человек, научивший меня любить Родину. Я не боюсь патетики, мало того, считаю, что любить свою Родину - это нормально, это долг каждого человека. Можно быть не согласным с проводимой в стране политикой и принимаемыми правительством решениями (некоторые из которых, даже на моей памяти, едва не "угробили" нацию). Да, быть несогласным можно, а иногда даже необходимо. Но Родину, нужно любить всегда, вне зависимости от политических перипетий, она (Родина) выше политики, а порой мне начинает казаться, что ... впрочем, теперь по порядку.
   Я не случайно вспомнил деда. Он лишь открывает список моих учителей - моих наставников. Однажды меня посетила мысль: "А что если среди учителей, ведущих нас по жизни, есть и такие, что стоят еще выше?"
   Кто они? Как их увидеть - этих, даже не стрелочников, а начальников сортировочных станций? Есть в литературе хороший термин "Предтечи", этакие "почти боги", с одними им ведомыми замыслами и целями. Кто воплощает поставленные богами цели? Последователи? Не уверен. Иногда, последователь даже не понимает в чем же конечная цель. И тогда на сцену приходят "Преемники", те, кто останется и после того, как боги уйдут. Именно от них - от Преемников (чего угодно: знаний, мастерства, учений...), зависит - "А как же сложится в будущем судьба нашей Родины?"
   Именно этой тематике и посвящены следующие две истории.
  

КОШКИ ШРЁДИНГЕРА

  
   Сегодня я встретил троих -- бабу и двух щенят....
  
   Овчарки твари сильные, вот только пока не вырастут -- дурные, всё бы им играть. Невнимательные, короче. Так что, мелочь эту я ножом положил. Точнее, штыком.
   Штык -- тот, что Хромой мне в картишки продул -- ой как славно для этого дела подходит. Штык старый, ещё до катастрофы деланный. Где его Хромой нарыл, загадка. Впрочем, я не Старик, чтобы в отгадки играть.
   Хромому с картами отродясь не пёрло. Все это знают. И я знаю. И сам Хромой знает. Так чего лезешь -- если знаешь? Отыграться? Это мы завсегда пожалуйста. Как говорится, "вам у нас везде". Хромой, конечно, тот ещё лох, а вот штык у него хороший... был. Теперь у меня, стало быть, есть. Лезвие широкое и длинное, чуть не в локоть. Заточка двусторонняя. Кровоток аккуратный. Хромой тогда долго злился, всё ходил да бубнил, дескать, Ходок его обманул. Ходок -- это я, значит. Да только чихать я хотел на всякий там бубнёж. Башкой нужно думать, а не задницей, когда играть садишься.
   Грамотный, в общем, штык мне достался. Я, как только их хоронушку нашёл, так сразу и подумал: "Вот сейчас мою обновку и опробуем".
   Первый даже ощериться не успел. Он у самых дверей стоял, я ему горло и взрезал.
   Второй пошустрей оказался. Пошёл на меня боком, глаза бешеные, слюна каплет. Ну, урод уродом, я вам доложу. Я арбалет взводить, а механику мою как заговорили. Потом эта нечисть прыгнула.
   Тут честно скажу, не до смеха мне стало. Я чуть присел, да принял этого шустрого на "пёрышко". Тварь от боли, видать, обезумела -- как взвоет, хоть уши затыкай. Я же ножик свой поглубже ему в потроха засунул, да ногой уродца в угол отпихнул -- пущай там досдыхает. Кровищи было. Ладони скользкие, я их об себя отёр.
   Хоронушку я минут за пять обшарил. Там и тайников-то толком не было. Так, панелькой какой-то трещинку прикрыли и всё. Быстренько вещички в рюкзачок покидал -- и ходу. А кого мне дожидаться? Разве что крыс. А на фиг мне их крысы нужны? Крыс у нас и своих хватает.
   Жрать вот охота, это да. А до дома ещё о-го-го. Двенадцать ярусов -- это вам не со щенятами воевать. Двенадцать ярусов -- это дня два ходу.
   Всё, что ли?
   А вот и нет. Не всё.
   Баба ещё осталась. Кто-то её раньше меня, видать, достал. Вон, вся кровью перемазана. Эх, прав Старик, нехорошо это -- баб бить. Хлипкие они какие-то. Одно слово -- женщины. Я таким не промышляю без особой нужды. Противно мне.
   Да и странная она. Вот и овчарки при ней были, а на Псарку не похожа. Псарки -- они все здоровенные, оно и понятно, в жратве у них недостатка нет. Эта же тощая какая-то, да хилая. Видать шастала тут, да Псарке какой попалась. Вот дурёху эту подранили, да в хоронушку притащили. Зачем? А откуда я знаю? Может этим самым овчаркам на корм, такое на нижних ярусах сплошь и рядом...
   Однако дело-то сделано, идти пора.
   Я уже и ушёл из хоронушки почти, когда что-то ёкнуло во мне.
   Баба, вроде как, и не совсем преставилась.
   Жалостливо мне стало. Добить бы надо.
   Я даже ножик свой обратно расчехлил. Тут эта зараза глаза раскрыла. Видели б вы эти глаза... Нет, не могу я так. Она же меня сейчас и не видит, наверное. Кто я для неё, так -- тень мутная. Она, может, помощи ждёт, а я тут с ножом. Плюнул я в результате на все наставления, вроде тех, что с нижних ярусов никого к нам тащить не след без особого на то распоряжения. Плюнул да и взвалил горемычную на плечо. Теперь, значит, два с половиной дня ходу у меня будет...
  

***

   Часа через три ноша моя очнулась.
   Я даже сначала не понял, что случилось. Вроде шёл себе да шёл. Потел, понятное дело, а как тут не потеть, когда на плече килограммов сорок болтается. Хорошо ещё баба мне мелкая попалась. А вот, допустим, взять хоть мою Верку, протащил бы я её столько без передыху? Конечно, нет. Верка у меня о-го-го. А эта, хоть и костлявая, а с каждым подъемом словно тяжелей и тяжелей становилась. На кой, спрашивается, я её вообще тащу? Одна морока...
   Вот пока я мысли свои думал, тварь эта коленом мне под дых и засадила. И как только изловчилась, падла?
   Я от злости её прямо на пол и жахнул. Ну, думаю, теперь точно пришиб. Хотя нет, живёхонька, зараза.
   Она, как на полу оказалась, к стенке отползла, сразу и сникла. Видать, хорошо я её приложил. Лишь голову приподняла да вновь на меня своими глазищами уставилась. А глаза, доложу я вам, словно... ну, это... не знаю, с чем и сравнить. Нет у нас наверху таких ни у кого. Цвет у этих глаз невозможный. Вот, самое то словечко подобралось. Я такой цвет только на картинке одной в церкви нашей и видел. У Спасителя нашего такие глаза -- чистые да светлые. И скажите мне на милость, ну как такую обидеть, если она на меня глазами Спасителя смотрит? Никак нельзя. Выругался я тихо да уселся на корточки рядом с пленницей своей.
   -- Жрать хочешь?
   Она молчит, не отвечает. А мне, собственно, её ответы и ни к чему. Я и без ответов проживу неплохо, будьте уверены.
   Однако, раз предложил, нужно и дело делать. Достал я из подсумка краюху хлебную да фляжку. Сам сперва откусил, мол, не отравлено. Рубай безбоязненно, коль голодная. Она лишь презрительно фыркнула и отвернулась. Дескать, не надо нам вашего, давитесь сами.
   -- Ну и дура, -- я из фляги глотнул. Эх, хороша водица. У нас наверху такой не сыщешь. Я здесь, на десятом уровне, источник один знаю. Ушастый ещё пока живой был, по большому секрету мне показал. Хвала ему, да разнесётся по ярусам имя Ушастого громким эхом.
   -- Что? -- Баба нехотя взглянула и покосилась голодно на фляжку.
   Впрочем, какая баба. Девка в самом соку, молодая да дурная.
   -- Ага, -- говорю. -- Без жратвы мы ещё можем, а без питья тяжко?
   -- Сволочь, -- она глазами своими сверкнула и вновь лицо отвернула.
   -- Чего это? -- не понял я. Ей, значит, воду предлагают, а она бранится.
   -- Твари вы все, "верхние"! Уроды и твари...
   Я чуть хлебом не подавился:
   -- Чего это? У нас, знаешь ли, с этим строго. Чуть какое подозрение на рецессию или там скудоумие, всё. В расход.
   -- Я и говорю, уроды, -- буркнула девка. -- Вам бы только в расход. Вцепились в свой реактор, а элементарных понятий о защите, наверное, и нет.
   Тут я весь подобрался. Ой, не простая мне девка досталась. Однако теперь её точно резать придётся. Штык свой достаю, что ж, прости девка, беру грех на душу.
   Она вновь на меня взглянула:
   -- Ты вот мне скажи, многих у вас в расход пускают?
   Вот тебе и вопрос. Это, скажу я вам, всем вопросам вопрос. У меня, можно сказать, из-за этого вопроса самое недопонимание в семье и есть. Здесь в чём дело, Верка у меня наотрез рожать отказывается. Как только случится ей понести, она в лазарет. Там для таких вот нужд, всегда отвар синего мха наготовлен. А после отвара того... о беременности сразу и забыть можно. Впрочем, это и без меня каждому известно. И всех причин -- страх. Верка у меня сама в лазарете служит, навидалась там всякого. Бывало, провозится с роженицей, а потом сама не своя возвращается. Хотя, может и зря боится. Лазарет от реактора далеко расположен, жилище наше, почитай, у самого выхода с яруса обосновалось. Опять же, я всё больше по низам лазаю, а здесь, как известно, излучения и нет вовсе. Хотя... уверенным быть нельзя. Так что вопрос девка задала тот ещё. Но ответил я достойно. Мне, по крайней мере, так показалось:
   -- Сколько нужно, столько и пускают.
   -- Значит много, -- грустно отозвалась пленница. -- И с каждым годом, наверное, всё больше?
   -- Слушай, откуда ты такая осведомленная взялась? -- честно признаться, мне этот разговор окончательно перестал нравиться. -- И про реактор тебе известно, и вообще... Интересная ты штучка. Думаю, Старику с Настоятелем будет о чём тебя поспрашивать...
   Девка дернулась, словно я ей на самое ухо крикнул, хотя нормально говорил, без лишнего шума.
   -- Что ты сказал? Старик ещё жив?!
   -- Жив, старый пень, -- ухмыльнулся я. -- Ползает по ярусу потихоньку.
   Тут я подскочил как ужаленный:
   -- Погоди, а тебе-то что? Откуда про нашего Старика знаешь?
   Девка тоже на ноги вскочила, глаза бешеные, даже искры сыплются.
   -- Не твоего ума дело! -- орёт на меня, а сама от боли морщится. Думает, незаметно, но я-то вижу.
   -- Поговори мне тут, -- рычу, а сам арбалетиком демонстративно поигрываю. И пусть не взведён, девка об этом не знает.
   Она, как арбалет увидала, пыл свой поубавила:
   -- Мне со Стариком вашим очень встретиться нужно, -- помялась немного, но продолжила. -- У меня к нему весточка.
   -- И кто же это, интересно, Старику весточки с нижних ярусов шлёт? -- ехидно поинтересовался я.
   Девка подняла на меня глаза и тихо ответила. Настолько тихо, что мне сначала даже подумалось -- ослышался. Нет, ну где же это видано, чтоб от мертвецов весточки передавали?
  

***

   Уже позже, когда мы вступили на ярус рыбарей, я вновь вздрогнул от накатившего воспоминания -- как пленница моя тихо шепчет разбитыми в давешней драке губами: "Ушастый велел Старику кланяться и напомнить, что время пришло должок возвращать".
   Мне аж зябко стало.
   Впрочем, после того как я девку в церковный карцер определил, вроде и полегчало. Теперь это не моя забота. Я кто есть? Я -- Ходок. Мое дело вниз ходить, вещички для жизни повседневной нужные домой доставлять. А коль выдастся, как нынче, щеней на штык посадить, так за это мне отдельная честь и хвала, от мужиков наших уважение, а от баб -- взгляды блудливые. Вот так-то.
   А что до девки этой непонятной, так и чёрт с ней, что я девок не видел? Вытащил её, можно сказать, спас, пусть спасибо скажет при случае. Хотя от таких дождёшься...
   Так что, оставшись один, вздохнул я с явным облегчением.
   Всё, дома!
  

***

   Наш ярус самый правильный -- потому, что наш, а не их. И ещё потому, что первый, верхний в смысле.
   Вот же чёрт! Вечно так. Начнёшь чего-нибудь объяснять, вроде и просто всё, с детства понятно, а мысли вдруг заскачут, что твои блохи. Сам вконец смешаешься и других запутаешь. Будут потом на тебя коситься да за глаза рецессивным обзывать.
   Короче, нечего тут рассусоливать. Ярус у нас самый лучший, и баста!
   Сами посудите. Всё по уму устроено, и школа есть. А лазарет один чего стоит? Или чинильни, где мастеровые разные хитрости для охотников справляют. Арбалетик мой как раз из одной такой чинильни и вышел.
   Я поначалу хотел туда заглянуть, пожаловаться, мол, что за хрень? Потом передумал. Чего, спрашивается, людей среди ночи поднимать-то? Да и самому напервой глянуть следует. Вдруг там мелочь какая, мужики на смех поднимут.
   Не, сами разберемся. Дело-то, знамо, не хитрое...
   Так что не стал я на второй развязке сворачивать, на четвертой повернул, туда, где гидропоника. Домой повернул. А дома, как говорится ,-- и воздух слаще, и баба мягче.
   Дошлёпал я, значит. Вот и славно.
   Дверь отворил, слышу на кухне грохот да ругань. Не иначе Верка по хозяйству хлопочет.
   Баба моя ничем от той синеглазой, что со щенятами была, вроде и не отличается. Тоже -- дура непрошибаемая. Однако своя, а оттого любимая и родная. Другую искать я не намерен, и не уговаривайте. Не, ну не зря же Старик говорит: "Бабу на бабу поменять -- всё одно, что носки нестиранные с ноги на ногу переодеть. Процесс вроде есть, а толку чуть".
   Ладно, хватит уже о бабах.
   Притаранился я, значит, до дома и, как положено, сразу к столу. Снимаю с арбалета тетиву. Завтра день отдыха, вот и проверю верного друга. Механизм взвода -- штука вроде и несложная, но уж больно капризная. Мне, конечно, её капризы "до лампочки", но жить-то хочется. Ладно, это всё завтра. Сейчас пожрать и баиньки...
   Вдруг дверь входная натужно скрипит. Отдохнул, твою растак!
   Покряхтывая от усердия, на пороге нарисовался Старик.
   -- Мир дому вашему.
   Вот же старый хрен, молвит, что твой лектор.
   Верка моя таких гостей любит. А верно мыслит, хоть и баба. Такого гостя -- накорми, напои, да спать уложи, он тебе всю военную тактику-стратегию и выдаст.
   -- Ну, что, Ходок, как сходил? -- Старик даже на табурет усаживается медленно, словно нехотя. А чего такого? И пусть медленно -- ему простительно. Старик, он старик и есть. Сколько ему там лет? Лично мне иногда кажется, что он старше, чем сами ярусы. Но то, что он самый старый человек из всех, кого я знаю, это уж точно. Тут и к гадалке не ходи. Сел. Глаза из-под бровей своих косматых на меня таращит:
   -- Чем порадуешь?
   Я только вздыхаю. Нанялся я этого старпёра радовать? Нет, конечно. А раз не нанялся, вот пусть старуха какая его и радует. Впрочем, никакой старухи у Старика нет. Может и была когда, лично я не припомню. Однако не возражаю насчёт "порадовать". Это у нас со Стариком такой обряд... или ритуал, кто их отличит? Лично я не берусь, да и без интересу мне это. Что, трудно мне ответить? Нет.
   -- Верка! -- ору что есть мочи.
   Зачем ору? Опять же -- положено. А кем положено, непонятно. Вот знаю же, что она -- баба моя, в соседней комнате, а всё одно ору, голос свой, значит, кажу. А голос у меня, признаюсь, так себе, ну ни в коем разе не командирский. Ну, думаю, сейчас полегчает. А в ответ...
   -- Чего тебе? -- Жена выглядывает из-за кособоко закреплённого полотнища. -- Всё нормально?
   -- А то! -- развязываю рюкзак. -- Иди сюда. Глянь, может чего нужно для дому, а то этот старый пень всё готов в свою нору утащить.
   Старик лыбится, мол не для себя, для всех стараюсь.
   Верка, демонстративно хмурясь, косится на появляющиеся на столе предметы.
   Вот диски пластмассовые, музыка на них, наверное, какая-то. По мне, так девки те, что кругляши эти зеркальцами приспосабливают, правильно делают. Толку в той музыке? Да и слушать её только в церкви можно. Вертушки, что диски играют, лишь там и остались.
   Верка из кучки один кругляш выбрала, тот, на котором царапин поменьше, остальные к Старику поближе пододвинула. А и правильно, пусть потешится.
   Так, что у нас ещё?
   Ага. Я такую хрень уже встречал, "коммуникатор" называется. Это я сразу от старика подальше задвинул. Ишь, как у него глазки заблестели. Нет уж. Такую штуку на рынке можно хорошо обменять. Перебьётся, значит.
   Старик обиделся, засопел даже. Ладно уж, сейчас я его утешу.
   В глаза старому смотрю и медленно выкладываю на стол перехваченную бечёвкой папку.
   -- На. Держи свои книжки.
   Старик папку у меня из рук выхватил, дрожащими пальцами узелочки развязывает. Ну умора, честное слово. Бумага -- оно, конечно, хорошо. Да только я ей одно применение знаю -- в уборной. Грамоте мы не обучены.
   -- Вот спасибо, вот уважил! -- Старик с узелками борьбу прекратил, папку к себе жмёт. -- Пойду я, пожалуй, дел ещё... да и тебе отдохнуть небось охота? Ну, давайте.
   Сказал и к дверям.
   Да уж, шустрый у нас дедок. Сколько ж ему лет всё-таки?
   Тут меня словно изнутри что толкнуло. Вот же, святые копатели! Главное чуть и позабыл.
   -- Слышь, старый, я тут девку одну с нижних ярусов притащил, -- Старик так в дверях и замер, Верка грозно так на меня глянула, мол, что за девка?
   Видя, что супружница напряглась, я поспешно пояснил:
   -- Шальная девка, я на неё на двенадцатом наткнулся. При ней два щенка было, так я их того... а девку пожалел, значит.
   -- А мне что с того? -- Старик вновь потянулся к двери. -- Стар я уже до девок любопытствовать. Пущай молодые этим тешатся.
   Дверь открывает и за порог.
   -- Как знаешь, -- нехотя вставляю я. -- Вот только девка на голову больной оказалась, а может я перестарался, когда щеней резал. Да только говорит она, что послание к тебе от Ушастого имеет...
   Старик обратно в комнату прошаркал.
   -- И куда ты её определил, говоришь?
   -- А ничего такого я и не говорил, -- отвечаю, а сам довольный, как крот обожравшийся. -- Куда положено, туда и отвел. Сдал приживалкам церковным, велел Настоятеля ждать, ну, или тебя. Кто, значит, раньше прискачет, тому и передать пленницу...
   Не дослушав, Старик свалил из моей халупы. Резво так свалил, только дверь бабахнула.
   Верка сзади подошла, к спине прижалась:
   -- Вернулся. Живой.
   А губы у моей жены мягкие, тёплые. Родные. И так мне хорошо стало, братцы, словно цельную бадью фасоли навернул.
   -- Ясен пень, живой. Фигли мне сделается?
  

***

   День этот, чтоб ему пусто было, я на всю жизнь запомню, и неважно, сколько мне там Спасителем отмерено.
   Утром я и представить себе не мог, чем этот денёк для меня закончится...
   Для начала в раздаточную заглянули. Верка настояла. Звонко смеясь, всё тараторила, что голодная, как взрослый овчар. Я не возражал, пожрать, так пожрать. Хотя, что до меня, так лучше на торговую площадку к рыбарям спуститься. Там жратва дешевле, да и свежее будет. Хрен их знает, чего они там в раздаточной накашеварят. Тут ведь дело такое, как попадёшь.
   Опять же, я товара вчерашнего для обмена прихватил. И диски зеркальные, и коммуникатор -- на него, дружочка, у меня особые надежды были. Вещь-то редкая, а значит, дорогая. Хорошо сторгуюсь -- месяца на два хватит, если не сильно кутить. Впрочем, торговаться можно и на сытый желудок, иногда это даже выгоднее -- сытая степенность благостно на торговцев действует.
   Небольшая уныло-серого цвета вывеска хмуро сообщала, что сегодня четверг -- рыбный день. Впрочем, у нас всегда четверг, и всегда рыбный день. Бывает, конечно, что начальство расщедрится на консервированную фасоль, но это редко. За последние два года такое празднество лишь трижды случалось, в День данного отпора, да когда реактор на тестирование вставал и перегородки между ярусами опустились. Вот, почитай, и всё. Так что, кроме рыбы, у нас и столоваться нечем. Хотя на торжище можно и грибов прикупить, и крыску аль крота какого пожирнее. Хотя, положа руку на сердце, я этих тварей не слишком жалую. Брезгливо мне как-то. Как представлю себе, где они там ползать могли, бр-р-р, аж дрожь берет. Нет, я уж лучше по рыбке. Вкусная она, опять же -- фосфор. Старик говорит, что для мозгов очень полезно.
   Только мы с подносами за столом расположились, к нам Хромой приковылял.
   -- Здравствуй Ходок, как сходил? -- это он просто так спрашивает. Знаем мы, чего ему нужно.
   -- Хорошо, -- говорю, -- сходил. -- И рюкзачок полным-полнёшенек, и сам живой. Так что хорошо сходил.
   Хромой мнётся, не может никак придумать, чего бы ещё спросить. Я ему подсобить решил:
   -- Ножик твой очень даже пригодился. Хороший ты мне ножик проиграл, спасибо тебе, -- Хромой морщится, словно слизняка проглотил. Неприятно ему про ножик-то слушать. А мне весело. Ничего, пусть дурилка поморщится, может, и поумнеет. Хотя это вряд ли. Живет дураком, дураком и околеет. Верка моя молчит. Вот это правильно, она у меня баба умная, знает своё место. Когда мужчина с мужчиной беседуют, даже с таким, как Хромой, бабе молчать следует.
   -- Может, отдашь ножик-то, -- начинает гундеть хромоножка наша, -- мне же его Настоятель подарил. Спросит меня: "Слышь, Хромой, а где мой подарочек? Дай-ка глянуть, давненько я его не видел", что мне ответить?
   "Вот так новость, штык-то мой любимый, оказывается, дареный. Да не кем-нибудь, самим батюшкой. Надо будет на заметку взять", -- это я так думаю, а вслух продолжаю потешаться:
   -- Ну, если так, скажи батюшке правду. Хотя он вряд ли такой поступок угодным Спасителю зачтёт.
   -- Это уж точно, -- мямлит Хромой. -- За такое по головке не погладят. Отдай, а?
   -- Э, нет. Так не получится. Что же мне с тобой делать? -- делаю задумчивое лицо. Хромой напряжённо смотрит на меня. Ждёт. Тут я и выдаю. -- Слушай, а может, ты отыграться хочешь?
   Тут Верка моя встряла, будь она неладна. Осторожненько из-за стола поднимается, глаза в пол. Сама кротость, блин.
   -- Милый, нам пора.
   Сказала -- и выходит. Я чуть не плюнул от досады. Вот же здрасте вам. Придётся теперь идти. Эх, сорвалось. Я же вижу, Хромой завелся, его бы сейчас как мальца сделал. А тут... ну, да ладно.
   Догнал супругу я уже в тоннеле:
   -- Куда это, -- спрашиваю, -- спешим?
   -- Знаешь, Ходок... Я вот думаю, а тебе не стыдно?
   -- Ты о чём это?
   -- Видишь же, Хромой словно дитё малое? Он тебе постоянно проигрывает.
   Я только плечами пожал:
   -- Что с того? Я же для дома, так сказать, для семьи стараюсь.
   -- Да пойми ты, у других забирать -- себе счастья не прибавить.
   Что тут ответишь? Странная она у меня. Липнут ко мне странные эти, что супружница, что деваха вчерашняя.
   Додумать эту анормальность мне не дал какой-то пострел. Подбежал, запыхался весь, видать, сильно спешил. За рукав меня дёргает, а сам тараторит -- дескать, Старик срочно в церковь звал.
   Я лишь вздыхаю. Вот и всё, вот и накрылся свободный денёк. На жену глянул:
   -- Ты как?
   -- Я с тобой, посижу тихонечко в уголке подожду. Может, обойдётся и не зашлют тебя никуда, ведь только вчера вернулся.
   Как же, обойдётся. Коль Старик пострела пригнал, а не сам пришаркал, точно не обойдётся. И к гадалке не ходи.
  

***

   Я как за алтарь пробрался, так и замер. Верка мне в спину врезалась, засуетилась сразу, через плечо заглядывает. Интересно ей, что там я такого увидал. А я знай себе, стою да любуюсь.
   -- Ничего себе идиллия! -- говорю. -- Они тут, понимаешь, чаи гоняют. Прямо святая троица.
   Верка наконец не выдержала, меня внутрь втолкнула, сама перекрестилась и следом юркнула.
   Посмотреть действительно было на что. За столом чинно восседали Старик и Настоятель, а напротив расположилась моя давешняя девка. Сейчас она, облокотившись на стол, что-то яростно доказывала старцам.
   Как только нас заметили, все трое вмиг заткнулись, да на нас уставились. Я чуть не заржал, лица у собеседников были такие, словно мы с Веркой их за воровством фасоли застукали. Фасоль?! Ого! На столе данный продукт присутствовал, аж три банки. По одной, значит, на брата. Красиво живём. Вот эти банки меня более всего и доконали Я поближе к нашей троице подошёл. Молчат. А мне что? Мы люди не гордые. Скамью отодвигаю -- и за стол. Уселся я, значит, и вкрадчиво так спрашиваю:
   -- А скажите мне, батюшка, чревоугодие -- это грех?
   Спрашиваю, а сам ложку со стола беру и из ближайшей ко мне банки черпаю. Скажу честно, черпаю от души. Верка в спину меня тычет, дескать, ты чего? Совсем одичал в своих походах?
   Настоятель внимательно проследил, как я тщательно пережевал редкое кушанье, не менее тщательно облизал ложку и демонстративно отложил её в сторону.
   -- Нет, Ходок, это не грех. Вот наглость -- это грех, притом частенько так случается, что и смертный.
   -- Надо же, -- я делаю максимально удивлённое лицо, -- а я всегда думал, что наглость -- это второе счастье.
   -- Ты ошибался, сын мой.
   Неожиданно батюшка хлопнул Старика по плечу и расхохотался:
   -- Да, дружище, не прогадал ты. Преемничка себе достойного вырастил.
   -- Я тут, собственно, и ни при чём, он и сам не промах. -- Старик из-под густых бровей зыркнул в мою сторону. -- В одном ты прав, Настоятель, будет на кого знания наши оставить. Этот прохиндей и сохранит, и приумножит.
   Я от такой душевной обстановки даже расслабился. Как выяснилось, зря.
   -- Да вы что, старые, совсем из ума выжили? -- вскричала синеглазая. -- Вы слушаете, что я вам тут столько времени талдычу?
   -- Ты девка, того, не заводись, -- одёрнул мою вчерашнюю пленницу Старик. -- Чай, тут не дурачки собрались. Ты сказала, мы подумали.
   -- Ходока вон позвали, -- вставил свою толику Настоятель.
   -- Точно, -- согласился Старик. -- Сейчас и поспрошаем Ходока нашего, не зря же он казённую фасоль тут наворачивал.
   -- Прям так и наворачивал, -- я искренне возмутился. -- И съел-то всего ложку...
   -- Но ведь съел? -- Старик дождался моего невнятного кивка и продолжил. -- Ну, а раз съел, так сиди теперь и молчи, пока старшие не спросят. Переваривай.
   Я, кстати, всегда догоняю быстро и шуточки от серьёзного разговора отличить могу. Велели заткнуться, будет исполнено. Посидим послушаем.
   Впрочем, как вскоре выяснилось, слушать здесь как раз намеревались меня.
   Старик с Настоятелем довольно дотошно интересовались, не заметил ли чего-нибудь подозрительного в поведении рыбарей. О чём говорят на рыбацких ярусах, свежая ли рыба продавалась. Я отвечал честно. Ничего не заметил, как и всегда: говорят о бабах, рыба -- свежая. Много ещё чего около этого и спрашивалось, и отвечалось. Я всё никак понять не мог, чего там наши старцы темнят, словно сболтнуть чего лишнего боятся.
   Наконец Старик, удовлетворенно щурясь, отстал от меня, горемычного. Я только теперь заметил, что у меня от всех этих вопросов-ответов в горле пересохло.
   -- Попить есть чего? -- осторожно осведомился я у Настоятеля.
   -- И попить есть, и выпить, -- Настоятель, с самым серьёзным выражением лица, оглядел меня с ног до головы. -- Последнее тебе не помешает, мятый ты какой-то сегодня.
   Верка, стоя у меня за спиной, ехидно прыснула, дескать -- так и есть.
   -- Так что видишь, Наденька, зря все твои опаски. Никто у нас за спиной дрын не ошкуривает. -- Настоятель ласково потрепал девку по плечу.
   "Значит, ты у нас Наденька", -- по привычке отметил я. Что ж, запомним. И имя, и интонацию, с которой имя названо было.
   Наденька молча встала из-за стола, отошла чуть в сторону и встала так, чтобы видеть всю нашу компанию разом. И лишь после этого заговорила:
   -- Ушастый предупреждал, что вы, скорее всего, мне не поверите. Он говорил, -- теперь она обращалась лишь к Старику, -- точнее просил...
   Деваха стушевалась, казалось, ей тяжело давалось каждое слово. В комнате повисла тягостная недосказанность. Я посмотрел на стариков, казалось, оба окаменели. Если честно, мне это уже порядком наскучило.
   -- Да вы сегодня договорились, что ли, все в недомолвки играть?
   Наденька вздрогнула. Я прямо почувствовал, как лопнуло висевшее в комнате напряжение. Хлоп -- и нет его, словно рыбий пузырь в огонь бросили.
   -- Ушастый перед самой смертью потребовал никогда не винить тебя в смерти мамы.
   Разинув от удивления рот, я обернулся и посмотрел на Старика. Таким я его никогда не видел, я вдруг отчетливо понял, что он действительно очень стар. Казалось, из него только что выпустили весь воздух. Но Наденька, словно не замечая разительных перемен, продолжала вколачивать свои "гвозди-слова" в крышку стариковского гроба.
   -- Так знай, я не виню тебя, -- деваха чуть помедлила, а затем бросила старику прямо в лицо особенно едкое, -- я не виню тебя, дедуля.
  

***

   Да уж, разговорчик у нас вывернулся странный. Это что же получается? Если я Надежде сейчас поверю, как жить-то дальше, если кругом сплошная ложь?
   Ладно. Высказался так высказался. Вроде как полегчать должно, а нет, не легчает, вот же подлючая жизнь.
   Бред! Всё, что сегодня происходит, это просто бредятина.
   Холодная вода хоть немного, но помогла рассеяться царящему в моей голове сумбуру. Наскоро промокнув лицо какой-то тряпицей, я вернулся в комнату.
   -- Ну, как? -- осведомился Настоятель. -- Полегчало?
   Я обвёл всю компанию задумчивым взглядом.
   -- Знаете, видимо, я совсем тупой, но какого хрена нам с детства вдалбливали, что всё окружающее -- это элитное бомбоубежище? Что мы -- последняя надежда человечества? Что нам предстоит стать новыми Адамами и Евами?
   -- Это всё он придумал, -- Настоятель кивнул в сторону Старика. -- Уверял ещё меня, что только так мы сможем взрастить поколение с нужным балансом самоуважения и социальной ответственности.
   -- Точно, -- усмехнулся Старик. -- Была такая мыслишка, каюсь. Но уж очень хотелось построить мне Город Солнца в отдельно взятом болоте.
   -- Чего построить? -- не понял я.
   -- Да теперь неважно, -- отмахнулся Старик. -- Благими намереньями, как говорится. Надеюсь, вы нас простите, мы тогда молодые были.
   Старик помолчал, за него завершил мысль Настоятель:
   -- Молодые, это ты верно заметил. Молодые и непозволительно глупые.
   И было так...
  

***

   В чьей гениальной голове родился план опробовать систему жизнеобеспечения объекта "Сигма" на заключённых, ни Ковалёву, ни Мальцеву известно не было. Учёных просто поставили перед фактом -- Родине нужны добровольцы. Родина подумала и решила, что Ковалёв и Мальцев идеально подходят на эту роль. Оба не бездари, но и звёзд с неба не хватали. У каждого на счету докторская степень и полное отсутствие личной жизни. Мальцев к тому времени уже год, как разведён, а Ковалёв, так тот вообще не удосужился омрачить свою биографию узами Гименея. К тому же перспектива, честно сказать, просто завораживала.
   В случае успешного завершения проекта каждому был обещан солидный грант и лаборатория в Подмосковье для реализации любого проекта на собственное усмотрение. А восемь лет, да что такое восемь лет, когда тебе чуть больше тридцати?
   Будущие академики строили планы на будущее, Родина одобрительно подбадривала учёных в этом невинном занятии.
   В любой большой стране всегда найдутся и богатства, от которых ломятся недра, и сами недра. Родина была очень большой страной. На протяжении более чем ста лет в горах, которые на ближайшие годы должны были приютить "Сигму", велась добыча изумрудов.
   Секрет этот Родина хранила очень ревностно. Широкой публике было известно лишь одно -- "Малышевское" изумрудно-бериллиевое месторождение. О втором же знали лишь посвящённые. Сменялись политические режимы и правительства, а старые горы так и были одним из самых больших секретов. Притом секрет этот был известен ещё более узкому кругу, чем тот, в котором знали о военных базах на Луне. Да что и говорить, Родина была очень рачительной хозяйкой и никогда не складывала все яйца в одну корзину.
   Лишь прибыв на место, Мальцев и Ковалёв смогли в полной мере оценить размах строительства, а заодно и что наряду с системой жизнеобеспечения на "Сигме" будет проходить испытание и новейший ядерный реактор.
   На первом же совещании молодым ученым, уже успевшим к тому времени стать закадычными приятелями, был представлен невысокий светловолосый юноша. Голубоглазый гений из Новосибирска, чуть заикаясь, постарался донести до своих коллег основные принципы работы реактора. По его словам, в отличие от своих нестабильных предшественников, сырьем для которых служил обогащенный плутоний, его детище использует для получения энергии совершенно новый для современной науки принцип -- аннигиляцию.
   Наибольшей трудностью при подготовке объекта к запуску стала проблема общей герметизации ярусов. Все стены, полы и своды были покрыты особым полимером, который, помимо невероятной прочности, обладал целым рядом полезных для Родины свойств. Среди этих достоинств -- и практически стопроцентная непроницаемость. В настоящий момент объект был практически полностью готов к эксплуатации.
   На язвительный вопрос Мальцева: "Не пытается ли юноша презентовать им вечный двигатель?" молодой человек ответил, что различия, разумеется, есть, но суть профессор уловил.
   Уже вечером, распивая привезённую из Москвы нестандартно большую бутылку "Столичной", Ковалёв вновь поддел Мальцева:
   -- А паренёк-то не промах. Такому ухарю палец в рот не клади. Как он тебя уел?
   -- Что есть, то есть, -- согласился Мальцев. -- Парнишка далеко пойдёт... Слышишь, Погодин, это я о тебе.
   Задремавший к этому моменту юноша, услыхав свою фамилию, встрепенулся:
   -- Ну, прекратите уже, товарищи. Честное слово, даже неловко. Просто я, когда увлекаюсь, не всегда думаю, что отвечаю. Точнее, что ответить -- это я думаю, а вот как ответить, с этим промашки случаются.
   -- Да ты не смущайся, дружище. -- Мальцев одобрительно потрепал парнишку по плечу. -- Я думаю, мы сработаемся. Как считаешь, Ковалёв, я прав?
   -- А то, -- усмехнулся Ковалёв, попыхивая импортным "Пегасом", -- Чтоб такие молодцы, как мы, да не сработались. Я в такую казуистику не верю!
  

***

   Последние грузовики покинули территорию объекта, и створки шлюза начали медленно смыкаться.
   Ковалёв, преисполненный чувством нешуточной торжественности, коснулся клавиши системы общего оповещения:
   -- Товарищи! Соратники и друзья! Я искренне благодарен всему нашему многонациональному народу и лично товарищу Первому Секретарю за оказанное мне доверие и предоставленную возможность стать руководителем этого проекта. Особенно отрадно, что дело мы своё начинаем в канун славного тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Я верю, те высоты, которых вскоре достигнет наша наука, послужат делу всеобщей победы прогрессивного человечества. Удачи нам всем! Ура, товарищи!
   Эхо испуганной птахой метнулось по многокилометровым коридорам и тоннелям "Сигмы".
   Блокировав все каналы внешней связи, Ковалёв дал команду на полную герметизацию объекта.
   Не отрывая взгляда от показаний датчиков, Мальцев отрапортовал:
   -- Первая стадия завершена. Контур замкнут. Все приборы и устройства работают в штатном режиме.
   -- Центральный, принято, -- Ковалёв быстро перекрестился. -- Господи, спаси и сохрани.
   Мальцев улыбнулся, он уже успел познакомиться с этой небольшой странностью Ковалёва. Ничего, от общего дела не убудет, да и лишним не окажется.
   -- Погодин, как там у тебя? -- Ковалёв немного тревожился за парня. Хотя постоянно убеждал себя в том, что тревоги напрасны.
   -- Реакторная на связи, у меня всё в полном порядке.
   -- Принято, -- Ковалёв бегло прошёлся по списку. -- Всем постам! Готовность номер один. Последний отчёт в порядке нумерации.
   -- Служба биологического контроля, ярусы со второго по четвёртый, готов.
   -- Принято. Дальше.
   -- Арсенал и стратегический запас, ярус пять, ярус тридцать шесть, готов.
   -- Служба энергетического контроля резервных накопителей, ярусы с шестого по двадцатый, готов.
   -- Служба режима, ярусы с двадцать первого по тридцать пятый, заключённые готовы. Ситуация штатная.
   -- Всем! Принято.
   Ковалёв посмотрел на Мальцева, тот едва заметно кивнул.
   -- Внимание! Центральная, ключи на старт!
   Два друга одновременно повернули ключи, замыкая цепь в единое целое...
  

***

   Я аж вспотел, пока слушал.
   Умет Старик рассказывать, что есть, то есть.
   -- Отличная сказка, старый, -- вот просто не мог я утерпеть и не подколоть. -- Когда совсем старым станешь, будет тебе, чем на кусок хлеба заработать.
   -- А вот этого, друг любезный, ты уж точно не дождёшься.
   -- Ой! А кто это у нас тут такой грамотный, -- взбеленился я. -- Так ведь эта же наша псарка. У вас, у псарок, все поди ясновидящие?
   Надежда сначала лишь ротик скривила, но опосля ответила:
   -- Хочешь за умного сойти, так выучи слово "кинолог", а то "псарка", "псарка". Ведёшь себя, словно неуч деревенский.
   Я лишь рот раскрыл от удивления. (Интересно, это который раз за сегодня?) Рот раскрыл, а ответа достойного не сыскалось. Тут за меня супружница вступилась.
   -- А ты, старикова внучка, ротик свой захлопни и на мужика моего не тявкай. Видали мы таких. Тоже мне, учёные. Да может, мы из-за таких, как ты, и сидим тут на ярусах этих треклятых, словно плесень на стенке.
   -- Тише вы обе, -- прервал перебранку настоятель. -- Обе вы правы. И ты, Вера. Твоя правда, из-за нас вы тут мытарствуете. И ты права, Надюша. Дед твой, да и я тоже, и Ходока переживём, и тебя, и детей ваших, и внуков. А коль дарует Спаситель здоровья, так и правнуков сдюжим. Вот только радости от такого долгожительства мало. Ведь не мы со Стариком долго живём, а вы мало. До обидного мало. Такие вот дела, други мои.
   На меня тут опять, словно помутнение накатило. Вроде дед и слова все знакомые говорит, а весь смысл, как вода сквозь трещинку в чашке ускользает.
   -- Погодите, что значит "мало", мне уже тридцать с гаком, это что? Это мало? Да при той жизни, что я веду, это уже много.
   Старик задумчиво уставился куда-то в потолок. Долго так сидел, вроде решался на что-то, а может, мне просто почудилось.
   -- Давай уж, договаривай, коли начал, -- Настоятель придвинулся к Старику ближе, так, чтоб плечом коснуться. Поддержать решил, значит.
   Старик вскочил и резко развернулся в мою сторону.
   -- Тридцать лет, говоришь, с гаком. Враньё всё это. Мало вы живете, незаслуженно мало.
   Старик уныло вернулся за стол.
   -- Я знаю, о чем он говорит. Мне Ушас... мне отец объяснял. А ему дед рассказывал. Или кем он там мне приходится, прадедом? -- Надежда прикрыла глаза, вспоминая давно услышанную историю, и рассказала...
  

***

   Наверняка, это может показаться странным, но трагедия сплотила их ещё сильнее.
   Когда Ковалёву и Мальцеву наконец-то удалось вскрыть двери Центральной, масштаб катастрофы их поначалу ужаснул. Большинство приборов вышло из строя. По тускло освещённым тоннелям метались причудливые тени. Своды то и дело озаряли вспышки искрящейся проводки. Что пугало более всего -- отсутствие людей. Пережившие трагедию были заняты решением собственных проблем. По коридорам бродили лишь редкие одиночки.
   В первую очередь друзья ринулись в санчасть. Сейчас лекарства -- это чья-то жизнь.
   Чуть позже, прихватив в пустующей караулке обнаруженный за оружейным шкафом автомат, поспешили к реактору. В том, что реактор уцелел, они не сомневались. Система очистки воздуха трудилась на полную мощность. Буквально пары часов хватило для того, чтобы из воздуха полностью исчезла поднятая аварией пыль.
   И всё же, глядя на вышибленную дверь реакторной, на торчащую из проёма бетонную балку, каждый из учёных подумал: "Неужели всё?". Однако предательская мысль так и не была озвучена.
   Несколько часов работы да помощь подоспевших на выручку медиков -- и вот уже Мальцев выносит на руках безвольно свисающее тело Погодина. А Ковалёв, бросаясь к ним навстречу, впервые называет молодого учёного по имени:
   -- Ванечка, ты только не умирай, слышишь, братишка? Мы ещё повоюем.
   Однако преодолеть яростные приступы боли помогает лишь морфий.
   И слабая, блуждающая, словно туман, улыбка молодого гения не радует. Это лишь временное облегчение. Об этом знают все. Вслух же не произносит никто.
  
   -- Много погибло? -- Иван Погодин с мольбой смотрит на Ковалёва. Тот отводит глаза, не в силах ответить.
   -- Не стоит ему сейчас врать, -- это старенький фельдшер. У него за плечами и Ангола, и много чего ещё. Он знает, о чём говорит. -- Погибли все свободные от вахты. Они, понимаешь, в зале сидели, селектор слушали. Там их и нашли. Сухие, как береста. Видать, через шахту лифта долбануло. Двери покорёжило. Те ярусы, что под нами, проскочило, а здесь, видать, в перекрытие уперлось. Вот так-то. Да и нас бы накрыло, но как первый раз тряхнуло, так и стихло.
   -- Это я, -- слабо улыбается Ванечка.
   Все недоуменно смотрят на умирающего.
   -- Ты это, -- фельдшер осторожно трогает парня за руку. -- Ты себя только винить не вздумай.
   -- Нет, я не о том, -- Погодин морщится, дыхание становится хриплым. На губах проступает алая капля. -- Это я энергию увести успел. По резервному каналу направил. Только там запуск ручной, вот меня и зацепило.
   -- Так ты, стало быть, наш спаситель, парень?
   -- Спаситель, -- чуть слышно повторяет за стариком Ковалёв, и Мальцев видит, как друг вновь украдкой крестится.
   Ваня слабо улыбнулся:
   -- Что вы, какой из меня спаситель? А знаете, что странно, друзья? Вот мне сейчас бояться, наверное, нужно, а у меня всё одна мысль из головы не идёт. Мы же теперь с вами не просто люди, мы теперь самая настоящая Кошка Шрёдингера.
   Заметив непонимающие взгляды, молодой человек нашёл в себе силы пояснить:
   -- Есть в квантовой физике забавный пример, этакий парадоксальный мысленный эксперимент. Шрёдингер придумал кошку, помещенную в чёрный ящик. Кроме кошки, в ящике имеется механизм, содержащий радиоактивное ядро и ёмкость с ядовитым газом. В случае распада ядра, механизм приводится в действие, он открывает ёмкость с газом, и кот умирает.
   Голос юноши с каждой минутой становился тише, приходилось прислушиваться, чтобы разобрать слова.
   -- Если над ядром не производится наблюдения, то его состояние описывается суперпозицией, смешением двух состояний -- кот для стороннего наблюдателя и жив, и мёртв одновременно... прямо как мы с вами для всего мира..
   Ваня закрыл глаза и впал в забытьё.
   Фельдшер задумчиво причмокнул:
   -- Кажись, парнишке совсем лихо, кошки какие-то мерещатся.
   -- Да нет, я понял, о чём он говорил. -- Ковалёв вскинул голову. -- Ванечка прав. Мы для Родины те самые кошки в чёрном ящике. Живые или нет, узнать любопытно, а открыть и посмотреть нельзя. Эксперимент нарушится. Братишки, я думаю, в ближайшие восемь лет никто нам на выручку не придёт.
   Мальцев осторожно коснулся Ваничкиной шеи.
   -- Всё, отмаялся сердешный, -- затем встал и обратился ко всем, кто был рядом. -- Друзья, раз помощи мы не ждём, значит нужно самим шевелиться, пока болезни какие не закопошились.
   От трупов ярус очищали несколько дней. Маленький крематорий санчасти не прекращал работу ещё сутки...
   Проститься с Ваней пришли все, кто был в состоянии передвигаться.
   Когда печь загудела, Ковалёв сделал шаг вперёд и громко произнёс:
   -- Запомните, люди. Сегодня мы провожаем нашего спасителя. Ушёл человек, но память о нём всегда будет жить в наших сердцах!
  

***

   Надежда замолчала.
   Я хмыкнул. Ну надо же, значит был Спаситель на самом деле? А я-то, дурак, сомневался.
   -- Да, -- у меня даже слов не нашлось.
   Хотя почему это не нашлось?
   -- Но мне так и не понятно, что там со временем приключилось.
   -- А вот тут как раз всё не так и сложно, как может показаться. -- Старик горько усмехнулся. -- Мы с Ковалёвым пытались наладить быт.
   -- Это уж, прости меня, громко сказано, так, латали то здесь, то там, -- включился в разговор Настоятель. -- Через месяц, это примерно, конечно, тогда никто за временем не следил. Так вот, примерно через месяц удалось поднять перегородку, отделяющую нас от биологического сектора. У них, кстати, при катастрофе почти ничего и не пострадало. Там другая беда была.
   -- Что ещё за беда? -- перебил я Настоятеля. Видя его негодующий взгляд, смущённо пролепетал. -- Нет, вы не думайте, мне, правда, интересно. Это же сколько лет минуло?
   -- Пятьдесят два года.-- Старик рубанул как отрезал.
   Тут моя очередь пришла диву даваться:
   -- Какие ещё пятьдесят два? Мне же ещё дед мой сказки о Первых Годах рассказывал.
   Тут Старик и не стерпел, как шарахнет кулаком по столешнице.
   -- Непонятно тебе? Вот и сиди, слушай по-тихому. А то лезут тут всякие со своими вопросами. А сами слова сказать не дадут.
   -- Погоди, -- успокоил Старика Настоятель. -- Чего кипятишься? У парня, может, сейчас весь мир с ног на голову встаёт, а ты тут каркаешь.
   -- Если такой толерантный, сам и рассказывай.
   Старик явно обиделся, но покамест никуда уходить не спешил.
   -- Так вот, -- неспешно продолжил Настоятель. -- Двери мы открыли, а там, чуть ниже, на прилегающем к арсеналу ярусе, самая настоящая война.
   -- Когда шандарахнуло, -- пояснил Старик, -- служивые, те, что из охраны заключённых, быстро смекнули, что долго им баб этих бешеных не сдержать.
   -- Каких ещё баб? -- осторожно переспрашиваю.
   -- О! -- хлопнул меня по спине Старик. -- И то верно, мы ж не сказали, кого нам на нижние ярусы заселили. Руководство наше, чтоб ему спалось спокойно, перевело на "Объект" женскую колонию.
   -- Вот это да, -- только и смог я из себя выдавить.
   -- Ты погоди губёнки тут свои раскатывать, -- оборвал меня Настоятель. -- Это тебе на нынешние бабы, это друг мой -- самые что ни на есть преступницы. И бились они с нами, не за что-то там эфемерное, а за свою свободу. Короче, насилу мы тогда выстояли. Отбросили дамочек аж до "тридцатки". На пару лет всё стихло, а затем стали псарки появляться. Поначалу редко, затем чаще. А баба с двумя овчарками, как известно -- это верная смерть.
   -- Знаю уж, -- буркнул я.
   -- Значит, и с этой напастью мы разгреблись,-- Настоятель глянул на Старика. -- Слышь, кажется, тогда всё и началось.
   -- Точно, фельдшер наш ещё живой был, Царствие ему небесное. -- Старик помолчал, собираясь с мыслями. -- Он-то первый и заметил, что люди шибко быстро стареют.
   -- Прикинули мы тогда, -- сокрушённо заметил Настоятель, -- по всем признакам -- беда.
   -- Значит, все старели, а вы нет? -- поинтересовался я.
   -- Тут, понимаешь, такое дело, -- Старик был явно смущён моим вопросом. -- Мы вроде как и не стареем. Нет, сначала, всё как у всех, и старость быстрая, и все симптомы, что к ней прилагаются. А потом раз -- и всё.
   -- Что всё? -- я опять где-то притормозил.
   -- Стареть мы перестали, вот чего, -- рявкнул дед. -- А местами, можно сказать, и молодость вернулась. Батьку-то её, Ушастого, в смысле, я заделал, когда мне за семьдесят перевалило. Да и тебя, бугая, не раз из бара на закорках таскал. Не удивляет?
   -- Удивляет. -- Чего тут ещё скажешь.
   -- Вот, -- подытожил Настоятель. -- Я думаю, что излучение, которое по нам тогда вдарило, в малых дозах немного другие свойства проявляет. Центральная наша в помещениях повышенной защиты числилась. Видать, не зря...
   Договорить старику помешал шум, внезапно раздавшийся где-то снаружи.
  

***

   Настоятель метнулся к двери. Я поспешил следом.
   -- Вот же мать твою! -- выругался батюшка. -- Неужто началось?
   -- Что началось? -- Я всё пытался протиснуться между тучным стариком и приоткрытой дверью. Чтоб лучше тоннель разглядеть.
   Мне почти удалось задуманное, когда все звуки накрыл страшный грохот.
   -- Вот суки! Заслонку поднять не сумели, так решили перемычку рвануть, -- прокомментировал происходящее Настоятель.
   И действительно, в одной из стен уже зиял солидных размеров проём.
   Да, дела...
   Мысли мои ещё не успели сколько-нибудь оформиться, а рука уже потянулась к рукоятке штыка.
   Неожиданно из-за приоткрытой двери вынырнул Хромой.
   -- Ну что, гниды? Кончилось ваше время. Теперь простые люди фасоль кушать станут.
   Из чернеющей дыры провала показались первые нападающие. Я пригляделся и ахнул -- рыбари. Эти-то куда полезли? Чего не хватало?
   Меж тем Хромой вплотную приблизился к Настоятелю.
   -- И нож твой хвалёный я не терял, я его Ходоку в карты спустил. А мне твои подарки вообще без надобности. Вон глянь, чего я в чинильне смастерил.
   В трясущихся от ненависти руках Хромого хищно блеснула заточка.
   -- Сынок, ты что творишь? -- только и успел вымолвить Настоятель, а корявое металлическое жало уже входило ему в грудь.
   -- Всё, папа, -- редкозубо улыбнулся Хромой. -- Теперь я здесь и царь, и бог, и...
   -- Вот только ненадолго, -- прошипел я, одновременно вспарывая подонку глотку.
   Резкий пинок, и тело ублюдка вываливается в тоннель.
   Так, теперь спокойно, как Ушастый учил.
   Дверь на засов, и подпереть для надёжности.
   Окна.
   Вот напасть, какие же тут большие окна.
   -- Молодец, Преемник. Не растерялся. За друга моего отмщённого отдельная тебе благодарность.
   Я обернулся на голос. Рядом, тяжело опираясь на подоконник, стоял Старик. Знакомый, такой родной, вот только болт арбалетный у него прямёхонько из груди торчит. Знаю я такие раны, всё -- этот не жилец. Хотя тут я, пожалуй, поспешил.
   Старик с трудом распрямился, да как гаркнет:
   -- Центральная, говорит Мальцев. Руководитель проекта Ковалёв убит. На объекте бунт. Действую строго по протоколу. Экстренная активация всех защитных систем и переход в боевой режим. Статус крепость.
   Тут-то церковь наша себя и показала. Вот она -- истинная сила Спасителя. Дрожите, не веровавшие во спасение. Вздыбливая заботливо созданный руками Настоятеля цветник, из пола тоннеля навстречу нападавшим поднялись стальные плиты. Дрогнула, приподнимаясь, крыша, высвобождая какую-то страшенную штуковину. Надсадно взвыв, штуковина наполнила тоннель огненным вихрем.
   -- Молодцы ребятки, -- обмякнув, прошептал Старик. -- На совесть делали. Полвека прошло, а всё работает, словно только вчера установлено. Заработала система! Значит, и эвакуационный тоннель открылся. Теперь и узнаем, померли там все от нашего излучения, али нет. Вы узнаете.
   Старик пошатнулся и стал оседать на пол. Я бросился к нему, еле успев подхватить.
   -- Бегите, милые, -- чуть слышно шептал мой учитель. -- Нечего тут больше делать. Пора вам, котятам моим, узнать, что есть мир и помимо чёрных ящиков. Эти так и норовят нашими гробами стать, а там звёзды... Малец ты малец, ты же даже не знаешь что это такое -- звезды. Звезды для человека самое главное. Там живут души тех, кого мы любили. Слушай меня.
   Старик обхватил мое лицо сухими ладонями. И шептал. Шептал, глядя прямо в глаза. Бабы в углу жались да помалкивали. Правильно. Сейчас если кто заверещит -- пришибу, честное слово. А Старик шепчет всё:
   -- Ты теперь не Ходок. Слышишь, ты это крепко запомни, некуда тебе боле ходить. Ты теперь у нас Преемник. У тебя теперь забот вагон и тележка небольшая. Ты за алтарём схрон знаешь? -- я утвердительно кивнул. Как не знать, там же у этого старого пердуна книжки хранятся. -- Вижу, знаешь. Вот и умница. Крайняя полка влево сдвигается, ты найдёшь. Там выход. Только обещай мне, что заглянешь в заднюю комнату. У меня там дело неоконченное. Теперь тебе завершать.
   -- Я обещаю! Не умирай!
   Я ещё что-то кричал, Старик меня уже не слышал. Лишь выцветшие глаза грустно смотрели сквозь меня.
   -- Ходок, -- подала голос супруга. -- Похоже, рыбари очухались, снова лезут. Пока медленно, но это не надолго. Знаю я это племя...
   Я аккуратно закрыл старику глаза. Тяжело поднялся. Глянул было в сторону схрона, да вспомнил последнюю просьбу Старика, рванул на себя небольшую дверцу маленькой каморки.
   Десять пар испуганных глаз в ужасе уставились на меня. Вот же, блин. У стариков тут целый выводок. Что-то ведь старые хрычи задумывали, не иначе. Ну, да ладно, дело прошлое.
   Я склонился к ближайшему ребятёнку. Вроде как девка.
   -- Как тебя зовут-то, малявка?
   Она на меня глазёнки испуганные таращит, страшно ей, видать, дальше некуда.
   -- Не молчи, -- говорю. -- Спрашиваю, как зовут, отвечай. А то оставлю тебя тут, и не видать тебе звёзд, как своих ушей.
   Малявка вдруг просияла вся.
   -- Ребята, не бойтесь. Дедушка Преемника прислал, как и обещал. Пойдемте скорее. Скоро мы увидим звёздочки.
   Она всё лопочет и лопочет, а я стою себе, и думаю: "Вот так старый, всё предусмотрел. Нет, ну ты подумай!"
  

***

   Держу девчушку за руку да время от времени поглядываю на остальную ребятню.
   Поднимаюсь себе, не спеша, по бесконечной этой лестнице, и весело насвистываю -- чтоб не боялись, значит. Верка где-то пыхтит позади, ещё двоих, самых мелких, на руки взяла. Не, всё же молодец у меня жёнушка. Видать, счастливую я карту в своё время вытянул. Как там Старик говорил? "Фарт попер?" Да, кажется именно так.
   А Надежда притихла. Но ничего, держится. Молодец она, можно сказать опять мне повезло. Опять же, грамотная. Вот пущай мальцов хитростям своим учит. Глядишь, и вырастит из них что путное. Это мне уже поздно всякой ерундой заниматься. А им в самый раз.
   Забот теперь, стало быть, прибавилось. Некогда мне глупостями заниматься да пальцем по строчкам елозить.
   Мне и так неплохо живется. Вон семья как разрослась.
   Значит, будем жить!
   А почему нет? Жизнь, она, как известно, штучка сложная.
   Одно лишь мне покоя не даёт, словно червячок в голове трётся. Вот совсем скоро, если Старик не врал, мы увидим звёзды.
   И любопытно мне до жути, а какие они -- эти звёзды?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Лишь шорох листвы
  
  

    Кроме свойства родины, есть в России
         что-то еще выше родины, точно как бы это та земля,
         откуда ближе к родине небесной.
    
    Н.В. Гоголь; 1850 г.

   Старенький ПАЗ, резко скрипнув тормозами, остановился. От неожиданного рывка Максим чуть не врезался лбом в спинку сидения перед собой.
    Водитель постарался перекричать  натужно ревущий двигатель:
    - Вылазь, пацанята! Приехали.
    Николай тихо выругался и принялся натягивать на себя все свои бесчисленные сумки-футляры.
    - Вот, блин, идиот, - сквозь зубы пробурчал он. - Баранку крутит, словно у него не люди, а дрова в салоне.
    - Успокойся, - Максим поднялся с обшарпанного сидения и потянулся, пытаясь размять затекшую спину. - Чего злишься? Все, почти доехали.
    В этот момент двигатель автобуса как-то совсем уж мучительно взвыл, затем чихнул и заглох.
    - Вот ведь зараза! - водитель что есть мочи саданул ладонью по рулевому колесу.
    - Что случилось, уважаемый? - Максим уже набросил на плечо рюкзак и уже шел к дверям.
    - Каждый раз одно и то же, -  тихо матерясь, водитель распахнул дверцу и соскочил на землю. - Как до этого поворота доезжаю, глохнет, хоть тресни. Падла!
    - Вылезай, задолбался я уже в этой духоте торчать, - Николай наконец-то совладал со своим оборудованием и теперь нервно переминался с ноги на ногу.
    Максим понимающе улыбнулся:
    - А я тебе говорил, нечего перед дорогой пивом накачиваться.
    - Хватит умничать! -  Николай умоляюще посмотрел на приятеля. - Ну!..
    Максим легко спрыгнул с последней ступеньки и, щурясь от яркого солнца, осмотрел окрестности.
    Высоченные сосны устремлялись в небо. И без того ухабистая проселочная дорога здесь вообще обрывалась, растворяясь в непроходимом лабиринте рытвин и камней. На проржавелом столбе кособоко устроилась выцветшая от времени табличка "Митрофаново 12 км".
    И все же здесь было чертовски красиво. Автобус притулился на небольшой, небрежно выровненной площадке. О присутствии человека говорили разве что упомянутые выше грунтовка и дорожный указатель. А так - природа в своей самой что ни на есть первозданной красоте. И тебе здесь сосны, и тихое журчание протекающего где-то неподалеку ручейка, и  медленно плывущие по небу облака. Короче, для иссушенной асфальтом и бетоном городской души - самые  настоящие заповедные кущи. Максим споткнулся об это непривычное для горожанина слово. "Кущи ли?.. Да, наверное, именно так, "чаща" - это другое..."
    Из размышлений Максима выдернул Николай:
    - Ну, вот и слава Богу. Теперь можно и дальше.
    - Да не спешите, передохните пока, - послышалось из недр ПАЗика. - Митрофановские всегда гостей здесь встречают. Сейчас подвода будет.
    Словно подтверждая его слова, из ближайшего пролеска послышалось монотонное поскрипывание.
     
    ***
    Странно. Максиму всегда казалось, что ездить на телеге очень неудобно. Сено колючее, колёса скрипят, от лошади пахнет. Нет, разумеется, все вышеперечисленное присутствовало. Что касательно лошади - иногда даже слишком. Но Максиму все почему-то нравилось. И скрип, и неспешное покачивание. Умиротворяло? Наверное.
    - А чего, сынки, едем? - хрестоматийный некрасовский старикан, назвавшийся Петром,   смачно затянулся донельзя вонючей самокруткой.
    - Задание у нас, - Николай исступленно шарил объективом фотокамеры по проплывающему мимо пейзажу. - Редактор где-то вычитал, про ваши грозы. Говорит очень уж они у вас необычные. Есть такое?
   - Что есть, то есть, - хмыкнул старик. - Только чего вам с грозы той толку?
   Максим пожал плечами:
   - Да кто его знает? Журнальчик у нас специфический, вроде как и научный, а частенько про всякую чушь статейки печатает. Поглядим-посмотрим, может у вас тут центр глобального потепления?
   - Тема горячая. Народу нравится. Вот нас и отрядили, - Николай на мгновение оторвался от фотоаппарата. - Так сказать - предвосхитить.
    - И чего все в Лэто потепление вцепились? - Петр хлёстко прошелся хворостиной по лошадиному крупу. - Ну, греми у нас тут, что с того? Нечасто и гремит, доложу я вам. А набежали-то, словно катаклизма какая. И районная газетка наведывалась, из областной приезжали тоже. Теперь вот, проснулись не пивши, московчане пожаловали.
        - Что это вы так, уважаемый? Мы, может, ваше местечко на всю Россию прославим? - удивился Николай.
    - А проку с этой славы? Жили себе спокойно. А тут, на тебе, счастье привалило. Суетно стало, а толку чуть, - Петр тихо выругался себе в бороду. - Всё пишут, пишут. У меня вот, знакомый есть, да вы его видали, шофёр что вас сюда доставил.
   - Это вы о водиле? - Николай теряя интерес к разговору, вновь взялся за камеру.
   - ну, да, - согласился Петр. - Был, понимаешь, нормальный мужик, а теперь, прости Господи, в писарчуки подался. Одним словом, срамота и недоразумение.
    - Да почему срамота-то? - Николай выплюнул изъезженную получасовым пережевыванием соломинку.
    - Не, ну сами посудите. Жил себе мужик, баранку свою крутил, никого не трогал, марал себе чегой-то втихомолку, мне почитать давал. А читать-то там нечего. Глупости одни. - Петр вновь, с явной неохотой, хлестнул лошаденку. -  Вот! А ты говоришь... Написал-то хрень, сами небось знаете! Ни те колхозов, ни тебе немчуры, партизанами побитой. Да разве это литература?..
    - Интересно, - Максим провел рукой по выморщеному ветром и дождем облогу телеги. - А фамилия у вашего писателя имеется?
   Петр глянул на корреспондента как на тяжелобольного.
   - Совсем вы там, в городе, одичали? Конечно имеется, как человеку без фамилии? Старов он.
   - Да ты брешешь небось? - Максим изумленно вытаращился на старика. - Старов у вас тут водителем работает!?
   - Знакомая фамилия? - Не отрываясь от объектива осведомился Николай.
   Максим спрыгнул с телеги и забежав чуть вперед выкрикнул:
   - Да вы чего, белены объелись? Это же Старов! Три бестселлера подряд. Последний тираж сто тысяч!
   - Точно, - кивнул Петр. - Альтернативщик, хренов. Новый путь земли русской, упущенное царство, великий смысл... бредятина, одним словом.
   Максим от такого заявления  прямо-таки опешил:
   - Да кто дал вам право такое говорить?
    - Кто? - Петр резко остановил телегу. - Наука мне это право дала! У меня, милок, образование. Так-то. Да ты не дуйся на старика. Молод еще меня осуждать. Глянь лучше, какая у нас тут красота, вот про что писать нужно! А вы все "уки-пуки-пострелюки", потепление у них, прости Господи...
         Телега замерла на самом въезде в село.
    Несколько десятков аккуратненьких домиков уютно примостились на берегу реки. Ровные заборчики, ухоженные клумбы, свежевыкрашенные ставни... всё это никак не соответствовало привычному виду российской глубинки. Какое-то ненастоящее всё было - игрушечное, что ли?.. По всем разумениям Максима, куда более уместно здесь смотрелись бы грязная колея, ржавеющий трактор, да пьяный мужик на завалинке, а не этакая медовая картинка.
    - Правда, красота! - Николай соскочил с телеги и увлеченно присел, ловя известный лишь ему ракурс. Камера весело пощелкивала в режиме фото-сессии.
    Максим осторожно покосился на деда.
    - Это и есть ваше Митрофаново?
    - Не, что ты, сынок, - Петр весело ткнул журналиста в плечо. - Это страна Оз. Деревня Живунов. Слыхал небось?
    Максим, морщась, потер ушибленное место.  Надо же, сухонький кулачок старикана оказался неожиданно тяжелым.
    - Знаете, уважаемый... Вы, конечно, не обижайтесь, но иногда мне кажется, что все деревенские немного больные.
    Петр хмыкнул:
    - Это от того, мил человек, что мы Родину свою действительно любим. В отличие от вас, городских. И красоту от паскудства очень даже хорошо отличаем.
    Максиму стало неудобно за свою нечаянную грубость.
    - Извините, я не так выразился...
    - А тебе сынок, это вдвойне непростительно, - прервал молодого человека Петр.  - Тебе по профессии твоей выражаться нужно обдуманно. Ты ж почти писатель. Архитектор душ человеческих.
    Николай, прекратив съемку, приблизился к спорщикам.
    - Да какие мы писатели. Так - папарацци.
    - За себя говори! - резко вскинулся Максим.
    Обреченно вздохнув, Николай порылся в сумке, и вытащил непочатую пачку сигарет.
    - Слушайте, завязывайте вы свой "извечный конфликт города и деревни". Предлагаю выкурить трубку мира. Не против?
    Дед одобряюще хмыкнул, и потянулся к дармовым цигаркам.
    - И то верно, с молодёжью ругаться - последнее дело. Молодёжь, её учить и понимать нужно, а не поучать. Эх... пошла уже, мёртвая, - Петр легко тронул поводья.
     Весело поскрипывая, подвода двинулась с пригорка.
    - Зря ты это, - шепнул приятелю Николай.
    Максим, насупившись, отвернулся.
    Лишь спустя несколько мгновений, молодой журналист чуть слышно обронил:
    - Конечно, зря. Что-то мне не по себе. Муторно как-то... он глянул на мерно раскачивающуюся спину старика.
    Петр делал вид, что увлеченно правит телегой. И осанка деда, и бодро дымящаяся "цигарка", всё это подсказывало Максиму, что старик доволен. Интересно, чем? Чувствует, что прижал в споре столичного хлыста?.. Вот жучара.
    Максим в сердцах сплюнул. Дед довольно хмыкнул. Николай убрал в пачку, так и не прикуренную сигарету, и улыбнулся.
    Жизнь налаживалась.
      
     ***
    А водочка была еще лучше. Особенно опосля бани.
    Тихий ветерок нагонял с речки запах свежесваренной ушицы.
    Максим блаженно привалился к срубу.
    - Лепота...
    Николай, вываливая на стол привезенную столичную снедь, понимающе хмыкнул:
    - А то. Воздух, природа-погода, тепло опять же.
    - И что немаловажно, полное отсутствие кровососов. Ни тебе комаров, ни редактора. Заметил, уже три часа как прибыли, и ни одного звонка. Чудеса.
    - Да какие к чертям чудеса, - Николай наполнил две стопки, подумал, и достал из кожаного футляра ещё одну. - Ты на телефон смотрел?
    - А чего на него смотреть, - нехотя отмахнулся Максим. - Молчит, и то ладно.
    Фотограф неодобрительно покосился на компаньона.
    - Связи здесь нет. Вообще никакой. Я уже и на лестницу забирался, повыше чтоб. Один хрен - пусто.
    - Ну и ладно, - Максиму было хорошо, а сеть... Нет, так нет, чего теперь.
    - Кому ладно, а кому и кирдык полный. Машка моя, небось, вся на нервах. Понапридумывает сейчас пьянку с доярками и всеми вытекающими. Домой вернемся - неделю, как минимум, ни тела, ни  жратвы.
    - Суровая она у тебя, - согласился Максим. - Но красивая...
    - Что есть, то есть, - довольно ухмыльнулся фотограф. - Я как её на той сессии увидел, так сразу решил. Моя!
    - Прям так, через видоискатель и решил? - ехидно поинтересовался Максим.
    Николай даже чуть вперед подался.
    - Прямо так...
    Однако присмотревшись к лыбящемуся приятелю, осекся:
    - Да ну тебя, знаешь же, как я её...
    Улыбка Максима стала ещё шире.
    - Ромео, блин, - он чуть приподнял наполненную стопку. - Ну, за любовь!
    - Так! Отставить, - в дверях бани показался раскрасневшийся от пара Петр. - Хорош своим пойлом травиться. Сейчас хозяйка моя все сообразит. Эй, Ксана!  Тащи харчи к бане. На природе посидим.
    Корреспонденты неуверенно переглянулись, но возражать не стали. В дверях дома показалась Оксана - так Петр представил свою супругу.
    - Ну как, -  проворно накрывая на стол, обратилась к молодым людям хозяйка. - Отошли с дороги?
    Максим утвердительно кивнул, с интересом разглядывая моложавую, не более сорока лет, женщину.
    - Банька что надо. Я сам вообще-то не любитель, но тут...
    Оксана понимающе кивнула.
    - Вот и ладно. Петенька, чего к закуске поставить?
    - Давай анисовую, что ли? - супруга согласно кивнула и скрылась в доме.
    Николай, продолжавший до сего момента поглядывать на экран мобильника, вконец отчаялся. Бросив бесполезную игрушку в открытый кофр, обратился к Петру:
    - Извините, а телефон в деревне есть?
    - Вот чего нет, того нет, - отмахнулся Петр. - Лет десять назад протянули к нам линию, да толку чуть.
    - В смысле? - поинтересовался Максим.
    - Не работает у нас техника, - пояснил старик. - Что в Митрофаново ни появится, день-два покоптит, а затем пшик и всё.
    - Перегорает? - понимающе кивнул Максим. - У вас, наверное, с напряжением проблемы? От того и горит всё.
    - Да нет. Я не о том. Ничего у нас не горит. Стоит себе, с виду как новое, а не работает.
    - Чинить-то пробовали? - включился в беседу Николай.
    - А чего там чинить, - Петр поправил упавшую на лоб седую прядь. - Поначалу я, бывало, лазил. Интересно же, что там случилось. Потом интерес сам собой отвалился.
    Старик задумался, словно решал, говорить или нет.
    - И что? - не выдержал Максим.
    - И то, - Петр засмолил самокрутку. - Труха там внутри, и ничего больше.
    - Простите? - не понял журналист.
    - Труха, говорю же, - проворчал Петр. По всему было видно, что старик недоволен темой беседы. - Словно стружкой гнилой набито.
    - Бред какой-то, - Максим полез в карман и тоже достал пачку сигарет. Курить не стал, а бросил на стол. - И что, вообще ничего не работает?
    Петр неожиданно придвинулся к гостю:
    - А ты проверь,- горячо прошептал он. - Может, ты какие правильные книжки читал? Не то, что я, старый дурак. Может, у тебя с техникой сладится?
    - Вы чего это? - Максим удивленно моргал, непонимающе глядя на хозяина.
    - Нет, ты послушай...
    Договорить Петру не позволила Оксана, которая подошла к мужчинам:
    - Случилось что? - поинтересовалась хозяйка.
    Петр поднялся и, обхватив супругу за плечи, успокоил:
    - Озябли мы. Чего гостей морозишь после парной? Давай уже, выставляй, чего принесла.
    Максим переглянулся с Николаем. Фотограф лишь пожал плечами. Дескать, чего тут скажешь - нравы...
     
    ***
     
    Посидев с мужчинами всего несколько минут, и больше для приличия, нежели с охотой пригубив стопку анисовки, Оксана вернулась в дом.
    Медленно, но верно беседа налаживалась.
    - И как там в Москве? - Петр неспешно наливал по "новой".
     - А чего Москва? - Николай поморщился. - Захочет - приголубит, захочет - размажет ровным слоем по всем кольцевым,  и нынешним, и будущим... Короче, нормально все. Как обычно.
    - Город, - задумчиво и непонятно к чему обронил Петр.
    - Город - страшная сила, - согласился Максим, припомнив любимый в юности фильм. Герой, которого сыграл молодой и талантливый, но рано погибший актер и журналист, очень импонировал Максиму. Была в киношном Даниле какая-то щемящая, близкая и понятная неприкаянность, которая спокойно уживающалась с прямодушной простотой  и уверенностью в собственной правоте. Все, как у Максима.
    - Не город страшен, - возразил старик. - Страшны жизни, прожитые в нем, души загубленные, грехи свершенные, да надежды рухнувшие.
    - Да ты, отец, философ, - Николай восторженно вскинул стопку. - За житейскую мудрость! За философию, идущую от самой земли.
    - Шутишь? - Петр подозрительно глянул на фотографа.
    - Да какие тут шутки, - чуть пошатываясь, Николай поднялся с лавки. - Знаешь, дед... Вот я с тобой за одним столом сижу, еду твою ем, а ответить мне тебе за гостеприимство нечем.
    Петр, лишь вздохнул:
    - Тебе и впрямь нечем. Ты на своей дороге стоишь. Хотел бы, да не могу сказать, что путь этот не твой...
    Так и не окончив фразы, Петр не спеша скрутил самокрутку.
    - А я? - Максим протянул старику зажигалку. - Я на своем пути?
    - Пока мне это не ведомо, - неожиданно душистый табак наполнил воздух сладким ароматом.
    Николай удивленно вскинул брови.
    - Отец, а ты что такое куришь? Уж больно запах знакомый.
    Петр раскатисто захохотал:
    - Нет, дурные вы все, городские. Мысли у тебя...
    - Да ладно, - смутился фотограф. Неудобно получилось. А старикан не промах, сразу смекнул, о чем речь.
    Стараясь сменить тему, Николай неожиданно предложил:
    - Знаете, Петр, а давайте я вас сфотографирую.
    Не дожидаясь согласия, полез под стол за кофром с камерой.
    Максим поерзал на лавке, но всё же решился:
    - Вы на мой вопрос не ответили. Так что там с моей дорогой?
    Петр глубоко затянулся, а затем, словно решившись, уверенно сказал:
    - Завтра. Всё завтра. Сегодня дела оставим за калиткой...
    Резкий возглас из-под стола, заставил собеседников обратить внимание на Николая.
    - Что за чёрт! Да какого хрена здесь вообще происходит?!
    Фотограф выпрямился. Полные слез и обиды глаза с горечью изучали останки некогда дорогой аппаратуры.
    Даже быстро брошенного взгляда, было достаточно Максиму, чтобы понять - техника испорчена безвозвратно.
    Из корпуса фотоаппарата на скатерть сыпалась  коричневая труха...
    - Плохо дело, ребята - к мужчинам подбежала хозяйка. - Гроза идет. Уходить нужно.
    - Вот же! - Петр в сердцах отбросил курево. - Как некстати. Рановато...
    - Петр - Оксана резко дернула мужа за рукав. - Гостей уводи, я побегу. Соседей собрать нужно.
    - Пусть сигналку зажгут, - Петр говорил твердо, словно отдавал приказы. - Рыбак на речке, коль судьба милостива будет, заприметит... успеть бы только.
    Следующие несколько минут в деревне еще стояла тишина, а затем Митрофаново стало похоже на растревоженный улей.
    Хлопали двери, причитали женщины, да перекрикивались мужчины.
    Уже на бегу, подхватывая переданную Петром сумку, Максим вдруг заметил, что совершенно не слышно собак. Как-то странно для деревни... а еще молчали дети. Ни крика, ни всхлипа.
    - Чёрт! - Николай еле поспевал за стариком. - Чёрт, чёрт!!! Да что твориться-то?
    - Позже, - на бегу бросил Петр. - Вот укроем всех, тогда и поговорим.
    Буквально за считанные секунды тучи заволокли чистое и безоблачное вечернее небо.
    Максиму в лицо ударил холодный порыв ветра. Не удержавшись на ногах, репортер кубарем свалился на дно оврага.
     
    ***
    Пещера поражала своими размерами. Каменные своды не наваливались гнетущей массой, напротив - словно сотканные из тумана, они стремились ввысь. Гладкие, словно полированные, черные плитки пола, оказались неожиданно теплыми. Максим так и не смог определить, был ли это камень, или какой-то другой, неизвестный материал.
    Отдышавшись после утомительного спуска по каменному лабиринту, журналист в первую очередь принялся осматриваться.
    Камни, камни, снова и снова камни. Стены, покрытые то ли причудливым орнаментом, то ли надписями на незнакомом языке. Коснувшись ближайшего выступа, Максим тут же отдернул руку. Ладонь ощутила под собой не холод базальта, нечто другое - очень знакомое, но настолько невероятное, что мозг отказывался это воспринимать.
    Между тем, в пещере собрались люди.
    Похоже, пришло  все население села Митрофаново. Вот Оксана бережно поддерживает под руку маленькую старушку. Вот широкоплечий мужчина, его журналисты встретили еще днем, возле первого от въезда в деревню дома. "Кузнец наш" - так представил богатыря Петр. Вот Клавдия, она по просьбе все того же Петра, угостила москвичей парным молоком. И еще люди. Не знакомые, и чем-то неуловимо схожие друг с другом.
    Словно все собравшиеся здесь были пусть и дальними, но родственниками.
    Из раздумий молодого человека вырвал возникший из темноты Петр.
    - Помоги мне, Максим.
    Старик потянул журналиста в центр зала. Покорно следуя за своим проводником, Максим понял, что именно туда, в самый центр странного сооружения, словно по команде, устремились и остальные жители деревни.
    Наверное, это был алтарь.
    Слабо пульсирующая во тьме колонна возвышалась на постаментом. Собственно, это был даже не постамент, а некое подобие амфитеатра. Правда, зрительные места здесь развернуты не внутрь, к арене, а наружу. Максима пробила дрожь, когда он понял, что жители деревни, медленно - но верно, взбираются по ступеням. Усаживаясь  спинами к колонне, люди заполняли своими телами едва заметные ниши.
    "Словно огромный кинотеатр" - пришла в голову мысль.
    Повинуясь общему порыву, Максим двинулся к ступеням.
    - Погоди, - остановил его старик. - Тебе там не место. Нам с тобой не созерцать придется, а работать.
    Молодой человек хотел задать вопрос, но Петр оборвал его. Крепко схватив Максима за руку, старик скороговоркой зашептал:
    - Началось... Ты только не бойся. Слышишь? Ничего не бойся.
    Сухой треск, пронесшийся по залу, заставил Максима вздрогнуть.
    Помещение прорезала первая молния. Осветив нестерпимым неоновым светом всё помещение, разряд уперся в центральную колонну.
    В воздухе тут же запахло озоном, а спустя мгновение мир взорвался.
    Тысячи росчерков ежесекундно разрезали темноту, убивая мрак подземелья.
    Казалось, воздух кипел от бушевавшей в нем энергии. Максим с ужасом видел, как вздыбились волосы на голове у Петра. Резкие порывы ветра рвали одежду.
    Максим перевел взгляд на ступени.
    Найдя взглядом Николая, молодой человек вновь вздрогнул. Лица приятеля расплылось в блаженной улыбке. Можно было подумать, что фотограф безумно счастлив. Вот только струйка слюны, медленно стекающая из уголка рта, да безумный, мутно-блуждающий взгляд товарища, вызывали оторопь...
    Максим рванулся к коллеге, но неведомая сила отбросила его назад. Журналист упал. Уже теряя сознание, он заметил радужное сияние, разливающееся по залу. Взгляд невольно нащупал источник этого света - когда Петр приблизился. Губы старика беззвучно двигались, словно заклинание повторяя: "Не бойся".
    - Я не боюсь!!!
    Крик Максима загремел, наполняя всю вселенную, разрывая пространство и время...
    Свет ворвался в самую душу. Свет стал самим Максимом.
    Свет стал всем.
     
    ***
    Они сидели на берегу реки.
    Максим осторожно сорвал травинку. Покрутил в пальцах. Несильно размахнулся и забросил стебелек в воду. Речушка радостно подхватила нежданный подарок. Закрутила, завертела, и задорно журча, унесла прочь.
    - И что было дальше? - Максим чуть откинулся назад, чтобы лучше видеть собеседника.
    Петр некоторое время молчал, методично, с явным наслаждением раскуривая сигару. 
    Максим терпеливо выжидал. Торопить старика не следовало, а потому молодой человек, как бы случайно, заметил:
    - Знаете, как-то странно вас с сигарой видеть.
    Перт улыбнулся.
    - Это теперь странно. Видел бы ты меня раньше - в сюртуке, да при цилиндре. Такой франт был, дамы штабелями ложились.
    Выпустив аккуратное колечко дыма, старик продолжил прерванную историю.
    - Я ведь тогда только университет закончил. Очень успешно, доложу я вам.
    Словно оправдываясь за нечаянное бахвальство, старик тут же добавил:
    - Ты сам посуди, мне единственному предложили на кафедре остаться, место очень приличное предоставили. Не моё это всё было. Влекло меня что-то. - Петр задумался, словно сверяясь с давнишними воспоминаниями. - Да. Влекло - это правильное слово. Время хорошее было. Революцией еще и не пахло. Впрочем, я про революцию мало что знаю. Меня она, можно сказать, стороной обошла.
    - Дама непредсказуемая,- согласился Максим.
    - Это ты о ком? - Петр непонимающе глянул на юношу.
    - О революции, - Максим не сдержался и расхохотался.
    - Да ну тебя,- Петр вновь приложился к сигаре. - Тогда не только сигары с трубками в моде были. Медиумов развелось, что грибов.  Салоны разные, группы студенческие. Одни спиритизмом увлечены, другие историей...
    - Как и теперь, - вставил Максим.
    - Как и всегда, - эхом отозвался Петр.
    Воспоминания захлестнули старика и, подхватив, унесли в далекую юность...
     
    ***
    Отчего студент-медик так серьезно заболел археологией, так и осталось полной загадкой даже для самых близких друзей.
    Петра  просто манило к себе всё, что дышало прошлым. Все, в чем жила тайна. Пески Египта, загадки Тибета, неизвестность  ушедших во тьму истории империй. Загадочные, и оттого еще более страшные, индейцы Нового света.
    Будучи ученым, Петр умел любить не только знания, а сам процесс постижения неведомого. Однако, что такое истинная страсть, Петр Малышев познал не сразу. Лишь прикоснувшись к сакральным знаниям о Гиперборее, он понял, что влюблен. Влюблен окончательно и бесповоротно.
    Первой, разумеется, почувствовала перемены его невеста. Хохотушка Варенька не одну неделю раненой пичугой билась в холодное стекло новой Петенькиной страсти. Страсть показывала язык, строила забавные рожицы, даже честно пыталась сделать вид, словно смущена. Затем, наигравшись, легко подхватила кавалера, и увела от Вареньки навсегда. Слишком поздно Петр осознал, насколько отдалились его тогдашние увлечения от истинной науки...
    В то время Петр был слеп. Весь мир, вся его прошлая жизнь, с друзьями, устремлениями и мечтаниями, растворилась в сказочном названии. Гиперборея. Чудесное сочетание звуков. Неведомая и древняя ритмика, заставляющая сердце юноши биться, вторя неведомой мелодике. Петр совершенно позабыл про сон и еду. Молодой человек в буквальном смысле поселился в эзотерическом салоне мадам Ригведы. Хозяйка не возражала. Порой стороннему наблюдателю - а таковые случались в популярном заведении довольно часто, могло показаться, что она относится к юноше, словно к брату.
    Истину знали немногие избранные.
    Ригведа была не просто держательницей своеобразного доходного дома. Нередко, облаченная в длинные белые одежды, Ригведа распахивала двери  залы Света, и восхищенным взглядам  развеселой толпы  поэтов и музыкантов представала величественная статуя Аполлона Гиперборейского.
    Собрание чествовало Солнцебога, собрание воспевало красоту Великой Жрицы. Ригведа же лишь благосклонно взирала на своих почитателей.
    Да, она была истинной жрицей - величественной и милостивой одновременно. Она лучилась чистой энергией любви.
    Петр, от рождения несколько застенчивый, на глазах преображался, как только  начинала твориться Игра...
    Игра - великое действо.
    Ягра - так называла этот прекрасный обряд Ригведа. Древнейшее из таинств, высшее наслаждение, подаренное богами человечеству.
    Петр действительно преображался. Иначе как волшебством, происходящие с юношей перемены назвать было нельзя. Петр неистовствовал. И это не оставалось незамеченным. Спустя месяц, именно он был избран Ригведой для финального действа, коим неизменно заканчивалась каждый обряд. Неудивительно, что вскоре  Петр стал единственным, кому доверялось  жертвоприношение Свету. В момент же наивысшего слияния с Космосом, Петр всем своим естеством ощущал снисходящее на него просветление.
    Так продолжалось более полутора лет.
    Почти два года жизнь молодых людей была наполнена страстью.
    Но, нужно признаться, что их жизнь состояла отнюдь не из одних обрядов. И если Ригведа принесла в жизнь Петра Гиперборею, то молодой человек подарил своей избраннице тепло почти домашнего уюта. Да, вместе они обрели любовь...
    Доходный дом, доставшийся Ригведе в наследство от тётушки, и так удачно преобразованный в респектабельный салон, приносил солидный доход. Отсутствие финансовых проблем и реализация даже самых потаенных мечтаний принесли в жизнь недавнего студента полную гармонию.
    Не утихшая же до конца тяга к новым знаниям, полностью реализовывалась в эзотерических изысканиях. Буквально через неделю после того, как Петр перебрался жить к Ригведе, девушка открыла ему ещё одну тайну салона.
    Библиотека. О, что это была за библиотека! Более пяти тысяч томов полностью господствовали в помещении, нисколько не уступающим своими размерами залу Света.
    "Обитель Знаний" - смеясь, именовала её хозяйка.
    Петр с головой погрузился в мир, досель ему совершенно неведомый. Через некоторое время юноша признался возлюбленной, что поначалу воспринимал их обряды лишь как очередную утеху.
    Ригведа нисколько не удивилась подобному откровению, однако строго заметила, что вовсе не похоть толкнула юношу пересмотреть свои жизненные ценности, а Истинный Свет, присутствующий в Петре изначально. И потому он - Петр - дарован богами...
    Долгие зимние вечера влюбленные проводили именно здесь - среди древних свитков, книг, зачастую написанных на неизвестных языках, пергаментов и гравюр, повествующих о загадочной и манящей Гиперборее.
    Азартные поиски малейших упоминаний о былом величии  этой сказочной страны, подталкивали молодых людей вновь и вновь перечитывать Гомера и Платона, Гераклита и Пифия. Нострадамус и Кампанелла ревностно хранили свои секреты, открывая путь к потаенному лишь самым настойчивым. Древние боги славянской мифологии негодующе хмурили брови, наблюдая за настойчивыми попытками ищущих просвещения. Порою молодым людям казалось, что они ломятся в закрытые для простых смертных двери, а судьба, изредка подбрасывая им маленькие победы, всё ж уверенной рукой ведет наглецов к неминуемому поражению. Время от времени в книжной обители появлялись маститые ученые. В такие моменты столы были завалены самыми современными топографическими картами, а своды сотрясались от жарких споров, из коих Петр вряд ли  понимал хоть треть. Отчаявшись найти ответ в точных науках, влюбленные обращались к их антиподам, и поверх карт ложились  гороскопы и пентаграммы. Обычно все это заканчивалось ничем. И лишь неуместно соседствующие друг с другом  астролябия да сушеный тарантул напоминали о несбывшихся надеждах.
    Именно в один из таких моментов в салоне появился капитан Сантар.
    По каким делам этот старый морской волчара оказался в Москве, неизвестно. Однако, сославшись на одного из хорошо известных Ригведе людей, он попросил о встрече..
    Измаянные меланхолической хандрой молодые люди, разумеется, согласились...
     
    ***
    Петр замолчал.
    Максим нехотя стряхнул оцепенение, навеянное рассказом старика. Образ загадочной московской жизни позапрошлого века медленно таял, уступая место деревенскому летнему дню.
    Старик грустно посмотрел в глаза юноше.
    - Моряк что-то рассказал? - пытаясь поскорее прервать неловкую паузу, спросил Максим.
    Петр грустно ухмыльнулся:
    - И рассказал, да и показал немало. Когда он пришел, время уже далеко за полдень перевалило. День тогда хмурый выдался, и дождя вроде нет, а духота стоит, словно на город туман нагретый вылили.
    Первое впечатление он, не скрою, произвел на меня хорошее...
     
    ***
    Галантно раскланявшись с Петром, капитан Сантар выразил свое почтение и восхищение хозяйке. Ригведа ответила в том смысле, что друзья их друзей - всегда желанные гости в доме.
    Постепенно беседа наладилась.
    - И что же, - Сантар удивленно вскинул брови. - Вы возносите Аполлону молитвы, как благодетелю Гипербореи?
    - И это тоже, - согласно кивнула Ригведа. - Но прошу вас, не забывайте, он еще и покровитель искусств, бог солнца...
    - Да вы что?! - изумился капитан. - Милая девушка, должно быть, смеется над моряком?
    Ригведа не нашлась, что ответить.
    Капитан Сантар, видя реакцию девушки, рассмеялся.
    - Нет, вы только подумайте. Покровитель! Да будет вам известно, что этот мальчишка просто взял  и испортил всё, что было сделано.
    Капитан достал внушительных размеров трубку и без разрешения принялся ее раскуривать. Библиотека вмиг наполнилась сладким дымом.
    - Это же... - Петр, принюхиваясь, подался вперед.
    - Угадали, юноша, чистейший гашиш, - капитан сделал глубокую затяжку. - Да, единственное, что люди научились делать хорошо, так это отраву. Впрочем, чего ожидать, коль у вас такие благодетели.
    Капитан закашлялся и с нескрываемым отвращением зашвырнул тлеющий курительный прибор в угол.
    - Надо было тогда еще задуматься, когда гиперборейцы поехали к морю. Так нет же, всё  дела... делишки... Глазом моргнуть не успел, а там уже такое творится! Даже я, много повидавший на своем веку, удивился.  Пришлось закрыть эту лавочку. Должен вам сказать, что с водой у меня никогда проблем не было. Но признаюсь, никогда не работалось мне с таким удовольствием. Ух, и задал я им! Петя с Ригведой недоуменно переглянулись. О чём это он?
    Капитан резко поднялся и принялся расхаживать по комнате.
    - И знаете? Уверен был полностью, что всю эту скверну вывел под корень. Обвел меня тогда малец ваш, как щенка слепого.
    Капитан окинул взглядом пейзаж за окном.
    - А ведь молил слезно простить. Об одном просил - дать ещё один шанс. Что тут скажешь? Я поверил ему. Вспомнил, что творил по молодости сам, и поверил. Даже оставил ключи от своего храма - в нем можно Изначальный Свет собрать. Вот что я думал тогда. А он? - капитан скривился от нахлынувших на него эмоций. - И Велес, чтоб ему якорь в задницу,  так некстати объявился. Противно так думать, но похоже, эти двое сговорились. Пока я за одним гонялся, второй себя Солнцебогом провозгласил.
     
    Капитан погрозил пальцем куда-то в небо. - Не-эт,  дорогой мой, закрываем твою богадельню. Без права на амнистию!
    Он решительно направился было к выходу, но тут вспомнил о молодых людях. Сбавил шаг.
    - Знаете что, Ригведа? Прихвачу я вас с собой, пожалуй. Всё одно скоро соплеменникам вашим мозги вправлять буду. Так чего тянуть? С вас и начнем.
    Петр попытался заслонить от беды возлюбленную, но капитан протяжно взревел и стремительно начал расти. Мгновение, и в комнате стало тесно. Воин-титан воспетый в легендах многих народов, он уже почти уперся огромными плечами в потолочные балки, когда с его пальцев сорвались молнии.
    В тот же миг комнату объяло пламя.
    ***

    Петр тяжело дышал.
    Похоже, только что он вновь пережил те страшные мгновения.
    Максим замер, не смея шевельнуться.
    Неожиданно со стороны дороги раздался топот, а еще через мгновение между собеседниками  упал Николай.
    - Ты откуда такой взмыленный? - поинтересовался Максим.
    Николай, едва к нему обратились, вскочил на ноги.
    - Да что с тобой? Померещилось чего?
    - Неважно, - так и не обнаружив ничего подозрительного, Николай понемногу начал успокаиваться. - Макс, что вчера было?
    - А ты сам-то,  дружок, чего припоминаешь? - Вмешался в разговор Петр.
    Николай смущенно потупился:
    - Если  откровенно, ничего. Мутное всё... невнятное. Грохот, вспышки, тепло.
    - И только-то? Чего тогда бегаешь, словно тебя черти гонят?
    Николай, затравленно поглядев на старика, едва слышно промямлил:
    - Я как проснулся. Сразу понял, что ничего толком не могу вспомнить. Разве что ощущения? А вот судя по этим самым ощущениям, вчера мне было дьявольски хорошо, я такое вчера видимо испытал, улёт полный. А это что значит? Единственное - у меня был секс.
    Взгляд Николая, словно выпрашивая высшей милости, впился в Максима: "Ну же. Скажи, что я это все придумываю!!!"
    Поняв, что измываться над несчастным дальше - бесчеловечно, Максим улыбнулся, но сказать ничего утешительного так и не успел.  
    Перекрывая треск сломанных веток трехэтажными матюгами, из кустов вывалилось  чье-то тело.
    Несколько мгновений тело с остервенением выдирало впившиеся в бороду колючки, а затем грозно бросило Петру:
    - Чего расселись? Заняться нечем? 
    Старик, казалось, только этого и ждал.   Не спеша, Петр двинулся к незнакомцу.
    -  Мы, кажись, свое ещё вчера отработали. Или я не прав?
    Избавившись от очередного репейника, незнакомец с любопытством уставился на Петра.
    - Как-то смело ты разговариваешь. Не находишь?
    Петр сперва сник, а затем и вовсе рухнул на колени.
     
    Максим видел перед собой лишь оболочку. Не человека - прах.
     "...защищать?
    Бежать?.. Сражаться? Вперед... не-е-ет!!!
    Что же делать, чёрт возьми! Господи! Как же страшно... страшно".  
    Внезапно мир пошатнулся. Казалось, ничего не изменилось... или?
    Нет, мир никуда не делся. Изменилось нечто другое - само время.
    Сквозь накативший  мрак первобытного ужаса Максим увидел крошечную искру света. Огонь разгорался. Максим улыбнулся. Он понял - сейчас!  И шагнул навстречу судьбе.
     
    Превозмогая  вязкость безвременья, Петр поднялся с колен.   Неожиданно крепкая рука успела остановить Максима.
    - Всё! Хватит! Теперь-то ты, надеюсь, убедился?
    Наваждение схлынуло. Мир вновь обрёл искристость. Сила ушла. Максима тошнило.  В коротком промежутке между спазмами, журналист сумел разглядеть своего приятеля. Привалившись к валуну, Николай блаженно улыбался. Из уголка рта...
    - Ну, - вновь гаркнул Петр. - Отвечай же, наконец!
    Незнакомец, впрочем, какой он к чёртовой матери незнакомец? Максим неожиданно вспомнил - где и когда видел этого человека.
    - Хорош, - вчерашний водитель автобуса довольно жмурился. - Ты был прав, медик. У нас появилась надежда. Вот только кто он?
    Петр легкомысленно пожал плечами.
    - Какая разница? Техник? Стрелок? Нет, конечно, ежели повезет, он может оказаться   пилотом. Хотя, - Петр задумался. Затем, видимо придя к определенным выводам, отрицательно покачал головой. - Нет. Так повезти попросту не может.
    - Слышишь, Максимка? - водитель лихо выхватил из дрожащих пальцев юноши только что раскрытую пачку сигарет. - Ты у нас технарь. Понимаешь? Вижу, что нет! Дурачок, ты первый технарь, родившийся на этой планете. Скоро я смогу увидеть дом.
    ДОМ! Да вы только задумайтесь... нет я не верю.
    Максим молча закурил.
    Посмотрел на Петра, на Николая, чья безумная улыбка почти исчезла с лица, на водилу.
    - Кто вы?
    - Слышь, - Петр хлопнул журналиста по плечу. - Максимка, ты уж не позорь меня, ладно...
     
    ***
    Станция "Эдем" продолжала медленно заваливаться набок. Скорость сближения с объектом резко возросла.
    Капитан, стиснув зубы, наблюдал, как гибнет его корабль. Капитан был в бешенстве. Они же всемогущи!   Как такое могло случиться?
    Всё дело в этой мерзкой команде и старой лохани. Аполлон скривился от накатившего приступа неистовства. Может, еще есть время?
    Капитан резко обернулся к стоящему рядом биологу:
     - Перун, подойди ближе. Кто из команды остался в живых?
    Старик молчал. Что он мог ответить этому юноше. Что тот - сын богатых родителей. Он знал это и сам. Что Аполлон - не справился?  Зачем ему это? Скорее всего, полет был бы для него первым и последним испытанием. Что поделаешь? Старые законы незыблемы. Хочешь править планетой - должен хоть раз провести звездный корабль... не срослось. Увы.
    - Старик, - обратился к Перуну капитан. - Я более ценен. Потому  совершу посадку в спасательном модуле. Мой тебе приказ. Можешь погибнуть сам, угробить груз, но если потеряешь реактор, я всем поведаю, что отцы твоих отцов - жрущие потроха гниющих тварей ублюдки.
    Аполлон бросил штурвал и почти мгновенно растаял в Космосе.
    Старик нарочито неспешно  присел в кресло пилота. Отточенными годами полетов движениями замкнул силовые поля кабины. Гибнущий звездолет беспощадно сжигая свой бесценный груз, спешно перестраивал корпус, готовясь к неизбежному падению. Подумать только, на то количество льда, что сейчас сжигал реактор корабля, планета со средним по меркам Империи достатком  могла существовать циклов двести... Впрочем - чушь! Кто будет жалеть лед, когда сам падает на планету почти сплошь покрытую влагой.  Да, Перун знал, как управлять кораблем. Он мог это сделать с каждого из рабочих мест. Как биолог, он просто обязан заменить  любого из членов экипажа. Жаль, что одного разумного для этого недостаточно. Управлять кораблем можно только полным экипажем. Сотня специалистов, капитан и биолог. Вот и все, что нужно для полетов меж звезд. А что может сделать с реактором единственный оставшийся в живых биолог?
    Немного... подарить вот этой, девственно чистой планете, жизнь. Биолог улыбнулся вспомнив о маленьком побочном эффекте от работы ректора - молодость. Да, быть молодым очень славно. А потому - да будет так!
     
    ***
    Максим недоверчиво покачал головой. Как-то не особенно верилось в то, что он разговаривает с Создателем.
    - Бред. Ничего не понимаю. Кто ВЫ!!!
    - Сынок. Таких как я - обычно принято называть Богом. Дико? Непривычно?
    Максим лишь кивнул. 
    - Чёрт! Вру я вам! Простите меня, ради всего святого! Да дико и непривычно, непонятно, но, - Максим запнулся, подбирая слова. Нашел. - Но всё это мелко. Просто... Мне жутко интересно. Наверное, весь свой страх я растратил в тот момент, когда фиолетовые стрелы, словно какой-то символ смерти, заполнили всю пещеру...
    Перун одобрительно кивнул Петру:
    - Да, ты был прав, медик. Он тот, кого мы искали. Ты  отведи его в дом, пусть жрица его накормит да спать уложит.
    - Жену мою Оксаной зовут, жрицы больше нет, умерла она, когда стоял я посреди горящей библиотеки. Когда вливалась в меня ненависть к лживым книгам  да лжепророкам, когда тридцать лет искал я твой храм, пока каждой крупинкой сущности моей впитывал в себя всю горечь мира. Пока становился медиком.
    Петр обнял Максима за плечи:
    - Ты оставайся. Незачем тебе в город возвращаться. Другим ты стал. Здесь твое место. Поверь. А и впрямь, пойдем домой. Там всё и узнаешь.
    Максим напряженно смотрел, как древний бог взвалил на плечо Николая и двинулся в сторону замершего неподалеку автобуса.
    - Я согласен.
    Мысли путались. И смешно допытываться у этих людей - кто они. Сейчас главное разобраться кто он сам...
     
    ***
    - Не пожалеешь? - Петр остановился у самого крыльца.
    - Тут как сказать, - неопределенно заявил Максим.
    - Если что мучает, говори, не стесняйся. Я ж понимаю, как у тебя сейчас на душе. Чем смогу - помогу.
    Максим хитро прищурился:
    -Может, угомоните в таком случае мое любопытство? Чем всё дело в библиотеке на самом деле кончилось. Откуда эта неприязнь к писателям?
    Петр с сомнением заглянул юноше в глаза.
    - Только это тебе сейчас и интересно?
    Максим нахально кивнул:
    - Ага, только это.
    Петр  наконец догадался, что над ним элементарным образом подтрунивают. Впрочем, нисколько не обиделся. Чего с них возьмёшь? Молодежь...
    - Любопытной Варваре, знаешь ли... Ну, если коротко, тут такое дело. Как я тогда спасся, ума не приложу. Вокруг бушевало пламя. Одежда моя сразу тлеть принялась. Стою на коленях и ору. Любовь свою зову. А мне в ответ лишь рев пламени, - старик нервно дернул плечом. - Оказывается, ты мне не поверишь, но чем в книге больше вранья и пакости, тем громче она горит.  Хорошие книги сгорают тихо честь свою, храня до последнего. А дерьмо всякое - шибко шумит перед смертью. Вот и те книжонки, а их много у нас было, что благодать за молитвы сулили, горели так, аж уши закладывало. Одного мне сейчас до слез жалко. Пропали тогда в пламени и хорошие книжки. Молча ушли, думается мне, даже без копоти.
    Петр, оглядел Максима так, словно прикидывал - а как бы тот горел? Тихо аль громко?
    - С тех самых пор ничего читать не могу. Только в руки возьму, сразу мне ясно, что за книжонка. Книги же они не виноваты ни в чем, что есть книга - бумага. А плохой или хороший её человек делает. А книги они же когда-то деревьями были. Понимаешь?
    Они страницами шелестят также, как  когда-то шелестели листвой. Вот собственно и всё... Доволен?
    Максим пожал плечами.
    - Собственно да. Насчет Николая все срослось. А что до меня? Может, оно и к лучшему. Журналист из меня хреновый, так что я уж лучше тем займусь, что действительно людям помочь может. А бумагу и без меня найдется кому марать, тут умельцев хоть отбавляй. Так что - я с вами.
    Старик одобряюще кивнул, и, неспешно, поднялся в дом.
    Вчерашний горожанин  подхватил оставленный еще вчера на крыльце рюкзак  и уверенно шагнул вслед за Петром, и лишь на пороге немного замешкался, привыкая к мысли, что теперь, беря в руки любую книгу, он поневоле  будет  слышать шорох листвы...
    Да, и еще одна мысль никак не давала Максиму покоя - "Вот интересно, а кто из них писал книги?.. Петр? Перун?  А может оба? Писатели, чтоб их!.."
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   0x01 graphic
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Часть третья:
  
  
   На задворках вселенной
  
   От автора:
   Есть ли жизнь на Марсе?
   Согласитесь, эта фраза, сказанная когда-то героем замечательного фильма "Карнавальная ночь" и уже давно ставшая брендом риторического вопроса, неизменно вызывает улыбку.
   А действительно, одни ли мы во вселенной? Если нет (а в это очень хочется верить), что ждёт нас провинциальных жителей окраины галактики при встрече с братьями по разуму?
   Здесь остается только гадать. Что ж, попробуем.
   Два первых рассказа автору очень хочется считать юмористическими (впрочем, читатель сам решит - так ли это), здесь моделируются классические для фантастики варианты контакта: "мы - к ним", и "они - к нам". Здесь все более или менее ясно, сложнее с третьей историей... а что если там, среди звезд, никого нет? Как будет устроено такое общество? Внешней опасности нет. Воевать не с кем. А мы - люди, так не умеем. И коль нет врага "внешнего", найдем недовольных неугодных, в рамках своей видовой популяции.
   Так что трепещи пришелец! Мы-то к встрече готовы, а готов ли ты?..
  
   Включая Абракадабров
         Несмотря на то, что зарплату бригаде трактористов выдали как обычно комбикормом, да еще и поздним вечером, к полуночи Петрович был уже основательно под градусом.
         Тропинка из соседнего села, петляя меж редкими березками, ускользала из-под ног.
         Однако Петрович, поминутно матерясь, настойчиво, словно старый мерин, прокладывал дорогу к родному дому.
         На плече уныло покачивался потертый рюкзак, в котором маялись початая бутылка водки, да полкило дрожжей, купленных в сельмаге по случаю близкой Пасхи.
         Тяжело дыша, Петрович выбрался на небольшую полянку.
         - Эх, пчела мне в задницу. Красотища!
         Петрович залюбовался, открывшейся картиной. Поляна, окутанная серебристым светом полной луны, будила в хмельной голове расплывчатые образы сказочной любви и жарких поцелуев, совсем как в недавно смотренном сериале. Очень хотелось сказать что-нибудь красивое, но в голову почему-то лезли только восторженные матюги.
         Так и не собравшись с мыслями, Петрович опустился на небольшую кочку и вытащил из рюкзака бутылку. Блаженно зажмурившись, он сделал большой глоток. По всему изможденному длительной прогулкой организму прокатились горячие волны, а в душе дружно затрубили ангелы.
         Опосля того как ангелы заткнулись, Петрович пришел к неутешительному выводу, из которого следовало однозначное - приключилась "белочка" - над полянкой, поблескивая огоньками, завис НЛО.
        
         Больше всего летательный аппарат смахивал не на пресловутое "блюдце", так любимое фантастами, а на кабинку биотуалета, только разов в десять побольше. Подобное заведение Петрович посещал, будучи в райцентре прошлым летом - та же дверца посередке, лампочки под крышей, да небольшое окошко над входом.
         Конструкция, издав тихое шипение, опустилась на траву.
         Дверца немного приоткрылась.
         В образовавшийся проем высунулась синяя рожа с усиками, растущими из лысой макушки. Рожа, внимательно осмотрев полянку, уставилась на Петровича.
         Минуту рожа и Петрович пристально изучали друг друга, а затем дверка полностью распахнулась и на поляну выбралось существо более всего смахивающее на невысокого мужичка в телогрейке и портах пошитых из полиэтилена.
         - Мать моя, марсиянин. - Петрович нервно сглотнул.
         Пришелец осторожно шагнул в сторону Петровича и что-то прокурлыкал на своем марсиянском языке.
         - Чего надо? - Петрович попробовал подняться на ноги, но то ли, от какой космической энергии, то ли от выпитого спиртного его постигла неудача.
         В это самое время, в освободившемся проеме туалетной кабинки показался второй мужичок. На вид чуть крупнее первого, но еще более синий.
         Стоя на четвереньках, Петрович с тоской огляделся вокруг в поисках какой-нибудь дубинки. К огромному неудовольствию ничего подходящего поблизости не наблюдалось, ни палок, ни даже завалящей каменюки.
         - Вот незадача. - Петрович все же сумел встать на ноги.
         Пришельцы еще немного покурлыкали, пошевелили усиками и вновь уставились на Петровича. Не отрывая взгляда от Синюшного и Мелкого (так Петрович мысленно окрестил пришельцев) тракторист сделал пару решительных глотков из начетверть опустевшей бутылки.
         Марсияне, вытаращив глазищи, пристально следили за действиями Петровича, затем, один из них, скрылся в летающем сортире.
         Петрович приободрился:
         - Ага! От страху у бойца недержание случилось?
         Однако ликование Петровича было недолгим. Пришелец вновь появился на поляне, на сей раз держа в руках небольшой сверток.
         - Оружее притащил? - Петрович с ужасом представил, что вот сейчас его - заслуженного тракториста подстрелят и увезут на какой-нибудь инопланетный биотуалетный завод, и будет он, Петрович, до конца дней своих разгребать их марсиянское дерьмо. На подобное Петрович согласиться никак не мог, а потому, поудобнее перехватив бутылку, рявкнул на пришельцев:
         - Без бою не дамся! Так и знайте!
        
         Марсияне, напротив, не обращая на Петровича особого внимания, целиком и полностью занялись свертком.
         Петрович подался чуть ближе, стараясь высмотреть чем там эти паразиты так увлеченно занимаются.
         Разглядев, Петрович явственно почувствовал как у него, знатного тракториста, с лицом происходит целый ряд метаморфоз. А именно - вначале отвисла челюсть и выпучились глаза, что у твоего рака. Затем, когда глаза и челюсть вернулись на подобающие им от природы места, поросшее недельной щетиной лицо Петровича озарила глупая улыбка:
         - Ребятушки вы мои хорошие, - Петрович вплотную приблизился к пришельцам. - Чего же вы сразу-то не объяснили все по-человечески?
         Лежавший посреди поляны недавний сверток, теперь имел вид скатерки, на коей красовались пузатенькая бутылка и три предмета, в которых Петрович безошибочно распознал стаканы.
         Марсияне призывно замахали усиками и лапками. Петрович не заставил себя упрашивать. Бухнувшись рядом с пришельцами, тракторист схватил предложенную ему наполненную до краев емкость и, не принюхиваясь, жахнул.
         На вкус инопланетное пойло оказалось чем-то вроде нашей мадеры, разве что чуть более терпкое. Однако по голове выпитое врезало не хуже соседского первача. То есть, дыхание сбилось, из глаз брызнули слезы, а желудок протестующее сжался. И все. Отпустило.
         - Дела, - только и смог выдавить из себя Петрович. - Что за гадость-то вы пьете?
         - Наливка "Первый контакт"! - торжественно прокурлыкал Синюшный.
         Надо отдать Петровичу должное, он совершенно не удивился тому, что стал понимать марсиянский язык. Когда в запоях бывал, и ни такое случалось. С псом своим Кузькой Петрович частенько разговаривал, а иногда допивался и до понимания поросячьего языка.
         - Хреновые у вас наливки, - прокашлявшись, заявил Петрович. - Как мой кум говорит - не в голове, не в жопе.
         - На вашей планете при первом контакте принято использовать другие напитки? - пришельцы удивленно задвигали усиками.
         - Да уж не это бабское зелье.
         Засим Петрович торжественно водрузил на скатерку свою бутыль, в коей оставалось чуть больше половины прозрачной жидкости.
         - Прошу.
         - Так вы согласны вступить в контакт? - оживленно закурлыкали марсияне, протягивая Петровичу свои стаканы.
         - А то? - радостно отозвался он и принялся разливать жидкость.
         - Ну, за знакомство...
        
         Спустя четверть часа пришедшие в себя пришельцы растолкали прикорнувшего Петровича:
         - Слышь, земляк, плесни еще своего контактного зелья.
         Петрович ухмыльнулся и разлил остатки водки по стаканам.
         - Что, черти марсиянские, распробовали?
         - Не то слово. В Совет Разумных входят представители более чем пяти тысяч миров, включая Абракадабров, но нигде и слыхом не слыхали о таком чуде.
         Новоиспеченные приятели дружно выпили.
        
         Петрович с грустью посмотрел на опустевшую бутылку и зашвырнул ее подальше в кусты.
         - Да разве это чудо? Нам бы сюда самогоночки... да где ее взять-то? Ночь-полночь.
         Марсияне принялись шумно вздыхать и бормотать на тему того, что Совет Разумных никогда не простит им, если они - марсияне, прямо сейчас не изучат действия волшебного снадобья с таким замечательным названием - "Самогоночка".
         - Не, ребята, сегодня никак. - Петрович решительно поднялся на ноги. - Да и поздно уже, пойду я.
         - Петрович, ты неправ, - мелкий марсиянин клещом вцепился в штанину. - На нас сейчас вся галактика смотрит...
        
         В ходе короткого, но очень жаркого спора, было принято решение изготовить вышеупомянутый напиток местными силами.
        
         - Ну, допустим, дрожжи у меня имеются. А как с сахаром быть? - Петрович осторожно потрогал набухающий фонарь под глазом - результат недавней дружеской беседы.
         - Что такое сахар?
         Петрович задумался.
         - Как вам объяснить-то нелюдям. Сахар... сахар... Тьфу ты дьявол. Ну, сладкая такая хрень, завсегда на любой кухне имеется.
         - А кухня...
         - Да блин! Кухня - это где жратву готовят. Закуску, по нашему.
         - Закуску. - Синюшный попробовал новое слово на вкус. - Хорошо. Пойдем на кухню.
         Марсияне весело помахивая усиками, подхватили Петровича и потащили в сторону космического сортира...
        
         Изнутри летательный аппарат казался несколько больше чем снаружи.
         Повсюду мигали лампочки, бегали огоньки и двигались стрелочки. Посреди стены, прямо напротив входной дверцы располагался огромный экран, на манер нового председательского телевизора. Общую картину дополняли два кресла белого цвета, в которых Петрович незамедлительно признал присущие каждому санузлу приспособления.
         - Сортир - он сортир и есть, - удовлетворенно хмыкнул тракторист. - Ладно, показывайте, где у вас что.
         Марсияне засуетились, и пред взором Петровича появилась здоровенная баклага, наполовину заполненная розовыми гранулами.
         - Сахар? - Синюшный сунул баклагу прямо под трактористский нос.
         Петрович осторожно принюхался, а затем, зачерпнув из емкости немного розового вещества, попробовал на вкус.
         - Вроде сахар...
         Марсияне восторженно заверещали.
         - Короче так. Слухайте сюда. - Петрович принялся вытаскивать из рюкзака дрожжи. - Теперь это все надо смешать, добавить воды и поставить в теплое место...
        
         Спустя пять минут баклага, в которой болтались тщательно перемешанные компоненты, была торжественно перенесена в генераторный отсек.
         Петрович вытер выступивший на лбу пот.
         - Теперь надо ждать. Недели через две встретимся на этом же месте и продолжим.
         Марсиянин отрицательно закачали головами.
         - Нет, ждать не придется,- Мелкий вытащил из кармана странный предмет, подозрительно похожий на будильник. - Это процессор, он любой химический процесс в десятки раз ускоряет. Так что раз, и готово!
         Петрович уважительно посмотрел на "Ускорительный процессор".
         - Полезная штуковина. И скока времени понадобится?
         Мелкий сверился с прибором:
         - Час, наверное, - и скорбно добавил. - Точнее сказать не могу. У вас слишком примитивная система исчисления временных промежутков.
        
         - Чего тут скажешь, ждем. - Петрович уселся на пол. - Мужики, а как там у вас с женским полом?
         - С чем? - не поняли пришельцы.
         - Ну, с этими... Ну вот ты, к примеру, мужик?
         - Конечно мужик, - удивился Синюшный.
         - И дети у тебя есть?
         - Прекрасные ребята. Двенадцать штук, как и положено по нормам Сообщества миров.
         - Двенадцать. - Петрович восхищенно посмотрел на пришельца. - Ну ты здоров. А у Мелкого?
         - Тоже двенадцать.
         - Ну, вы парни, и даете. А у меня только трое...
         - А чего ты ждешь? - теперь настала очередь удивиться Синюшного. - Сходи на базу комплектации и добери до двенадцати. Это же твое законное право.
         - Постой, постой, - Петрович подался чуть вперед. - Так вы детей что в магазине покупаете?
         - Зачем покупать? Первые двенадцать выдаются бесплатно. Это если ты еще продлить свой род пожелаешь, тогда да, придется платить.
         - И есть такие, - Петрович чуть замешкался подбирая слова, - Ну, которые платят?
         - Конечно есть. Это же такое наслаждение воспитывать детей. - Пришелец блаженно закатил глаза.
         Петрович вновь прислонился к стенке.
         - Значит баб нет, - он задумчиво посмотрел в потолок. - Счастливые люди. Сходил себе в магазин, набрал там пацанят целый кузовок, воспитал их быстренько при помощи ваших ускорителей, и сиди себе шоколад с какао трескай.
         - Ты что? - Пришелец в ужасе уставился на Петровича. - С ускорителем нельзя.
         - Это почему?
         - У них же не будет детства. Вот уже миллион лет все разумные существа воспитывают свое потомство с замедлителем.
         Петрович несколько опешил от такого натиска.
         - Все одно, у нас с детьми сложнее...
         - Расскажи, - попросил пришелец.
         - Тут такое дело, - Петрович несколько секунд прикидывал, как подоступнее объяснить, а затем продолжил. - Находишь себе сначала бабу...
         - Да кто они такие эти бабы? - перебил его Синюшный.
         - Ну эти, - Петрович вспомнил как недавно перелистывал школьный учебник сына по биологии. - Самки, короче.
         - Животные? - пришелец отшатнулся.
         - Некоторые да, - согласился Петрович.
         - Домашние или дикие?
         -Тут дело такое, что сразу и не разберешь. Поначалу она вроде как и домашняя - что твоя кошечка, а после ЗАГСа - чистый хищник.
         - Может укусить? - пришелец был в шоке.
         Петрович понял, что ему вновь удалось поразить марсиян и с новой силой продолжил.
         - Какой там укусить. Загрызть может запросто. Все жилы из тебя вытянет, всю кровушку выпьет...
         - Бедные вы бедные, - пришелец покачал головой. - И с такой бабой ты вырастил троих детей?
         - Да! И еще могу, какие мои годы?
         - Наверное, у себя на планете, ты национальный герой?
         - Что есть, то есть, - смущенно признался Петрович. - Но самое страшное - это секс. Вот представь. Темной, темной ночью, она тихо подходит к тебе и говорит...
        
         Неожиданно ускорительный процессор дико заверещал. Это было так неожиданно, что и Петрович и пришельцы разом вскочили на ноги.
         - Вот так помянешь к ночи, - Петрович в сердцах плюнул. - Ладно, об ужасах секса позже поговорим. Сейчас давайте смотреть чего мы там наварили...
        
         Петрович осторожно принял из рук Синюшного небольшую емкость, наполненную мутной вонючей жидкостью.
         - Получилось? - поинтересовался марсиянин.
         Петрович сделал малюсенький глоточек.
         - Она родимая. Ребята, у нас все получилось!
         Емкость быстро переходила из рук в руки.
         Пили за разное:
         - За Совет Разумных миров, включая Абракадабров и самих Абракадабров отдельно.
         - Чтоб этот жлоб председатель себе ногу сломал...
         - За женщин и третий клапан фазитронного генератора...
         - За понимание и мир во всем мире...
         Появившийся, словно из тумана, Мелкий радостно отрапортовал, что выпили уже все, а следующую партию надо подождать минут двадцать.
         Петрович с трудом сфокусировал взгляд на часах и приуныл.
         - Эх, не успеем.
         - Чего не успеем? - поинтересовался Мелкий.
         - Чует мое сердце, сейчас Лорка моя может заявиться и все - звездец вечеринке.
         - Кто такая Лорка? - Синюшный появился из недр генераторного отсека.
         - Баба моя.
         - Опасность? - Синюшный насторожился.
         Петрович живо представил себе полтора центнера живого веса супруги и вынужден был признать:
         - Опасность, да еще какая...
         Синюшный подумал немного, а затем осторожно спросил:
         - Возможно вооруженное столкновение?
         Петровичу вспомнилось, как Лорка засветила ему полбу скалкой, и честно ответил:
         - Да какой там возможен! Непременно будет конфликт, притом даже не конфликт, а прямая агрессия с нанесением повреждений малой и средней тяжести.
         Мелкий бросился к входной дверце и спешно принялся нажимать разные кнопочки:
         - Свод правил галактической разведки запрещает вооруженные конфликты с местным населением. Срочно меняем дислокацию.
         - Вот это правильно, - радостно кивнул Петрович. - Сматываемся отсюда, да побыстрее.
         Синюшный уже уселся на один из двух унитазов и принялся колдовать над пультом:
         - Петрович, Совет Разумных миров, включая Абракадабров, очень сильно уважает тебя за смелость и понимание.
         - Да ладно, чего там, - смутился Петрович.
         - Стартовая готовность!
         Мелкий тем временем, закончил с дверцей и уселся рядом с товарищем:
         - Во избежании помех со стороны агрессивно настроенного местного населения, и с целью продолжения успешно начатого контакта, предлагаю переместить модуль на около планетарную орбиту.
         - Во-во, - согласился Петрович, укладываясь на пол. - Давайте на Луне спрячемся, на темной стороне. Там нас эта зараза не найдет.
         Синюшный непонимающе уставился на Петровича:
         - Какая зараза?
         - Да Лорка моя...
         - Опасность биологического заражения! Срочный взлет!!!
         - П-О-Е-Х-А-Л-И!!! - что есть мочи завопил Петрович, а затем зажмурился... и неожиданно заснул.
        
         Кто-то интенсивно тряс Петровича за плечо.
         - Ах ты, старый кобель.
         Петрович очень осторожно приоткрыл правый глаз. Над ним, склонившись, стояла разъяренная супруга. Петрович медленно поднялся на ноги.
         Где трое суток пропадал? - Лора заехала мужу по загривку. - Где шлялся?
         Петрович вжал голову в плечи и довольно ловко отскочил в сторону:
         - Не сметь так разговаривать! Ишь, нашлась тут командирша. Да меня, между прочим, вся галактика уважает. - Петрович расправил плечи и гордо добавил. - Включая Абракадабров.
         С высоко поднятой головой Петрович направился в сторону дома.
      Из кармана штанов многообещающе выглядывал краешек ускорительного процессора. Птицы веселым щебетом радостно приветствовали самого уважаемого в галактике человека. А если, после вчерашнего, Петровича немного пошатывало, так это форменная ерунда.
         Согласны?
  
  
   Я - прачка
  
   Вам приходилось стирать нижнее бельё?
      Ну, вот!.. Сказал, и сразу всех запутал. Разумеется, я имел в виду не своё бельё, родное и заношенное до дыр, где знаком каждый шовчик, каждая штопочка, а чужое, абсолютно постороннее. Оно и пахнет как-то уж очень неприятно.
      А куда деваться, если после космо-учебки вы попадаете в особое десантное подразделение. Но, увы, не обычным рядовым, а прачкой.
      Вот сейчас, тащу старенькую алюминиевую тележку с этим самым бельем по длиннющим коридорам нашего крейсера...
      Кстати, наверное нужно пояснить откуда на крейсере прачки? Поганая наша должность введена предписанием санитарного инспектора около сорока лет назад. Старики рассказывают, что прилетел как-то господин инспектор с очередной проверкой, да умаявшись с дороги, прилег отдохнуть. Вот только отдыха никакого у него не вышло. Вши загрызли. Скандалу было... Правда поутихло опосля. Но, дабы избежать подобных конфузов, явил господин инспектор следующий документ: "Особое предписание. О необходимости введения штанных единиц, за чистотою белья нижнего следящей и со вшами борющейся, на звездных кораблях - в ведомстве нашем числящихся". Один значит, написал, а нам теперь мучайся. Почему нам? Всё просто, не один я такой. Окромя меня, у нас на крейсере, еще четверо горемык лямку тянут. Кто подворотничками ведает (всем известно - в армии подворотничок наипервейшее дело), кто термокостюмами. Я же, как вы уже поняли, подштанниками. Правда, у коллег моих прачечные находятся по другому борту. Встречаемся мы редко, разговоров у нас все больше о девушках, а не о работе. Потому, как у них там все обставлено говорить не берусь. Боюсь приврать.
      В общем, как-то так...
      Что до службы моей, скажу сразу - крейсер строили уроды! Не, ну кому еще, кроме уродов, придет в голову устанавливать гравитационные компенсаторы так близко друг к другу? Не пролезает между ними тележка! Не лезет, хоть тресни. Вроде и бока у неё все смяты в гармошку. Один чёрт, не лезет. Клинит её, родимую, при всяком удобном случае. Да и вообще, хуже компенсаторов разве что автоматические турели. Эти, как их бишь... пушки лазерные, для уничтожения врагов человечества предназначенные. А кто их, этих врагов, видел? Правильно, никто. Врагов, значится, не видать, а мне эти железяки жуть как мешают. Крутятся они, понимаешь, что твой флюгер. Ни пройти, ни проехать.
      Может, конструкторы и не рассчитывали, что вдоль трелей будут тачки с бельём таскать. Просто так короче, если плановым тоннелем двигаться нужно на две палубы вниз спуститься, затем опять вверх... Тяжко!
      Вот, значит, и отключаю их потихонечку, чтоб не мешали. По всему правому борту и отключаю, прямо от спальных отсеков до самой прачечной. Все двести сорок четыре, как одну.
      Нет, вы только не подумайте, что я такой придурок и ничего не понимаю. А если заметят? Не... не заметят. Начальство, как известно, вообще, мало чего замечает. Уж поверьте мне, умею я с пушечками ладить. Откуда такие умения? Папаня научил. Папка мой в ремонтных доках всю жизнь отпахал, и не где-нибудь, а на профилактике лазерных пушек. Так что, знаю я, с какой стороны к этой хрени подкрадываться. У них, в командном отсеке, всё тип-топ - пушки наводятся, прицел фокусируется, а сервомоторы молчат, родимые, что твой зритель в имперской опере - ни звука, ни шороха. Вот и ладненько.
      Мне удобно, а остальным спокойно.
      Главное ведь что? Главное, чтоб господа десантники в чистом белье службу несли. А здесь уж мы - во всеоружии. Вот только, ежели такую работу никогда не выполняли, и не понять вам, други мои, как я этих десантников ненавижу.
      Нет, ну посудите сами, это ж надо такое удумать - смена белья каждые три дня? А их господ - не два, и даже не три, а цельных пятьсот рыл.
      Они, значит, марают, а я таскай?
      Как есть, сволочи и гады паразитского племени...
      Вот только сегодня что-то не заладилось. Прямо с самого утра и не заладилось. Сначала дежурный наорал, потом тележку заклинило, аккурат посреди коридора... Я за ручки дергаю, а она ни туда, ни сюда. Вот же, зараза!
      Пушка, значит, покрутилась, покрутилась, да и выперлась генератором своим прямо посередь прохода, а я и не приметил.
      Тележка зажата, а я, как дурак, на неё глазьями своими лупаю. Ну, падла!
      Ну, ничего, господа десантники...
      Я тумблерок отжал, пушечка пошла на исходную. Огоньком красным мне подмигнула - готова, дескать, к консервации. Я тележечку свою подхватил и вперед...
     
      Тут и шандарахнуло. У меня в глазах потемнело, а ощущение возникло такое - словно меня на мелкие кусочки разобрали, а собирать не торопятся. Неприятное ощущение, доложу я вам...
     
      Сколько времени прошло, не знаю. Лежу, в глазах слоники. Откуда они на крейсере? Видать, помер я.
      Хотя нет, не помер. Когда помер - оно, наверное, не так. Это я в том смысле, что коли боженьке душу свою отдаёшь, должно быть спокойно. На душе, значит, спокойно. По крайней мере, удобно. А тут жёстко и пахнет. Невкусно так пахнет, болотом. Неожиданно рядом кто-то провизжал:
      - Лингва настроена. Внимание! Заква-аченный, ты внемлешь ква-а-адромаршалу. Твои соратницы погружены в темпоральную ква-апсулу. Помощи не жди! До того ква-ак, я захвачу твою планету, мы с тобой должны ква-ачественно сразиться. По ква-акой причине ты уклонился от боя?
      Я глаза приоткрыл, чтоб сориентироваться. Действительно, болото. Лежу в какой-то жиже, справа от меня кочка, а на кочке той жаба. Точнее, что-то, очень похожее на нашу земную жабу, только красная вся в лиловую клеточку, и размерчик впечатляющий - здоровенная такая гадина, раза в три крупнее нашего старпома будет. Сидит себе, лапами перебирает, да знай себе, на меня таращится.
      Все, думаю, если не помер, то мозговой вывих получил - это уж точно. Жаба в космосе - это нормально? Не-е-ет, это бред!
      Затем я квакнул. Не знаю даже почему, и не спрашивайте. Должно быть, с перепугу...
      - Ква-а! - я даже рукой дернул, чтоб рот прикрыть. Не получилось. Руки-то связаны. Не подергаешь.
      Жаба тут поднимается на лапках своих, зеньки выкатывает, я аж испугался, что выпадут глазки-то. Таращится и пищит:
      - Чужак, откуда ты знаешь, ква-ак приветствовать маршала?
      - Это самое, - говорю осторожно, - папаня...
      - Что папаня? - не поняла жаба.
      Ну, думаю, если сразу не сожрала, значит или сытая, или любопытная. Приободрился - покоптим ещё.
      - Папаня мой научил. Он у меня завсегда с почтением к вашему сословию относился, - нашелся я. - Француз, как ни крути, знал о чём говорил...
      Жаба ехидно так поинтересовалась:
      - С уважением? Если тва-ак, почему сражаться не стал? Мои корабли в боевом построении, а ты все орудия отключаешь. Значит, что?
      - Что? - осторожно поинтересовался я.
      - А значит это следующее - либо ты у нас слишком смелый, либо слишком глупый. Ква-ак!
      - Это ещё почему? - если честно, тут я действительно удивился, потому как ни особо смелым, ни глупым себя не считал. - Чего так сразу-то? Может, мне недосуг воевать? Может, у меня дела?
      - Да какие у тебя дела, червяк, ква-а-ак? - жаба радостно захрюкала.
      Надо же, и так умеет. Какая разносторонняя тварюга.
      - Знаешь, что, некогда мне с тобой разговаривать. Полная тележка дел!
      - Мне на твои дела икры наложить! - запищала жаба. - Сейчас отправишься обратно на свой корабль, подключишь орудия, и будешь сражаться...
      - Вот ещё! Кому это надо?
      - Мне! - жаба от негодования аж подпрыгнула на своей кочке. - Мне это надо!!! Всего одна победа осталась, и я стану ква-адро ква-адратурным маршалом! Ква-ква-ква-а!
      - Знаешь, что, - мне, наконец, удалось освободить руку. - Тебе нужно, ты и воюй. А я лучше бельишко постираю. Понял?
      - Только трус не примет бой! - завизжал маршал, у меня аж в ушах звон. - Ты ведёшь себя ква-к, трус?
      - А хоть бы и так, - я пожал плечами. - Мне ваши войны "до лампочки".
      - Ну уж нет, - жаба выпятила вперед здоровенное брюхо. - Не пойдет. Сражение. Ква-чественная битва!
      - Знаешь что, - меня уже начинала бесить эта красно-клетчатая образина. - Отстань от меня. Зачем я тебе, а? Бери вон - любого из господ десантников, да хоть всех, и воюй.
      Жаба скорчила какую-то невнятную гримасу, может они так улыбаются?
      - Нет, сражение только с тобой. С тем, кто стоял рядом с оружием. С тем, кому объявлено о начале схватки...
      Видя мое непонимание, маршал поинтересовался:
      - Ква-жется тебе незнакомы правила поединков?
      Я лишь кивнул. Действительно, откуда интересно знать, мне должны быть известны жабьи правила?
      Маршал чуть подался вперед, внимательно меня разглядывая.
      - Слушай, а может, ты самец? - выдавил инопланетянин.
      - В смысле? - опять не понял я.
      - Я про то, что ты не самка, - уточнил пришелец.
      Мне даже смешно стало. Что в лягушечьей башке с мозгами?
      - Ну да, самец. А что, это возбраняется?
      - О великие Ква-аги! Они отправляют в бой самцов! Теперь понятно, почему ты отказываешься от сражения - самцы не способны думать о великих свершениях. Вам бы только спариться! Ква-а-а!
      - Ты говоришь точь-в-точь как моя девушка. Да у нас на всех кораблях нет ни одной жен... самки. Сплошь самцы. Вот так-то! - я гордо вскинул голову.
      - Уходи! Убирайся на свой корабль. Мне противно с тобой даже разговаривать, а уж воевать тем более, - жаба негодующе повернулась ко мне спиной.
      Стою, молчу. Всё, думаю, теперь точно сожрет. Боязно, признаюсь честно, всего аж потряхивает. И, видимо, от этого потряхивания, в голову начинают лезть всякие глупости. А представилось мне, причем представилось очень даже ярко, как я подхожу к этой образине и целую её прямо промеж глаз. Жабочка, тут же шкуру с себя сбрасывает, и оказывается передо мной такая красавица... ну, вроде той блондиночки из службы обеспечения базы. Я сразу к ней двинулся - полный намерений жить долго и счастливо...
      Из размышлений меня вырвал раздраженный жабий голос:
      - Вот! А я что сква-азала? Самцы - они самцы и есть... Вы, люди, недостойные соперники. Ква-ак. Проваливай!
      Жаба развернулась и плюнула в меня какой-то зеленой гадостью. И надо же, попала, зараза такая...
     
      Очертания болота дрогнули, расплылись, и я с облегчением понял, что вновь оказался рядом со своей тележкой. Вот и ладненько! Обошлось все, и, слава Богу. Затем, правда, я взглянул в иллюминатор, и настроение мое ухудшилось.
      Вражья эскадра медленно удалялась. Они не торопились. Куда спешить-то?
      Сейчас командир очнется и проверит, что да как... Ой, не поздоровится мне, сердцем чую. Включу я эти сервомоторы, чтоб им пусто было. У меня и кнопочка тут приспособлена, на случай проверки. Папаня-то у меня... впрочем, об этом я уже рассказывал.
      Нажал я кнопочку, завертелись моторчики, пушечки развернулись...
      Тут как жахнет! Я чуть с испугу не... да неважно это. К иллюминатору приник, а там... мать моя мать. В общем, нету эскадры жабьей. Была, и нету.
      Мы им со своих пушечек прямо по двигателям, и вдарили. А есть там защита? Знамо, нет. Ну, на кой чёрт, двигателям защита? Кто же в бою спиной к противнику поворачивается?
      Только трус не примет бой, говорите?
      Эх! Дорогие вы мои жабочки. Да никого я не боюсь, ну разве что старпома. А так...
      Никогда вам нас, людей, не понять. А раз не понять, так и воевать нечего - один чёрт прос... в смысле - проиграете. Человек, знаете ли - это звучит...
      Впрочем, неважно как это звучит. Звучит и всё тут.
      Так что, как наш капитан говаривал: "На каждую спланированную интервенцию, вы, сукины дети, можете ответить, разве что своими традиционными: разгильдяйствами и безалаберностью".
      Что ж, мы - прачки, в этом вопросе, с начальством полностью согласны!
  
   Шторм тишины
  
   *В соавторстве с А. Полторацкой.
  
      Рисовала Аля для души.
      ...На небольшом холсте бушевала стихия красок, точное отражение того, что творилось за окном.
     Небо искрилось тысячами молний. Это было прекрасно. Словно на черном бархате блистали сотни ожерелий, цепочек и бриллиантов, словно на черном шелке волос красавицы переливалась драгоценностями золотая сетка. Да, наверное, небо здесь было роковой женщиной - своенравным и волшебно красивым, а во время шторма оно - она? - завораживало, как гнев примадонны...
     Это было ужасно. Каждая такая драгоценная вспышка могла в секунду сжечь город. На этой планете все постройки находились под силовыми куполами. Если строители экономили и не ставили защиту, то рано или поздно им приходилось раскаиваться в своей жадности. Похоже, эта земля не любила людей, и старалась всячески уничтожить если не их, то хотя бы то, что сделано их руками.
     Аля вспомнила историю, которую ей рассказывали, уже давно. Кто-то выключил купол над городком как раз перед грозой, и от нескольких тысяч людей остался один черный пепел. Впрочем, ненадолго. Городок находился близ урановых копей, а рудники - слишком ценны, чтобы надолго оставлять их без присмотра.
      Вопреки жестокости природы, а может - благодаря ей, Аля любила эту планету-завод, планету-рудник, планету-месторождение. Здесь у нее семья, дом. Неважно, что семья - один черный кот, а домик - вагончик близ завода по обогащению урановой руды. Да-да, того самого, что сожгла гроза десять лет назад.
      Але нравилось ее одиночество, здесь оно было необходимо, что ли. Наверное, то же самое ощущают эскимосы в своих ледяных пустынях на Земле. Да, Земля...Аля, впрочем, не понимала, почему ее собеседники так вздыхали по Прародине. Они говорили ей: 'Там голубое небо, зеленая трава. Там свежий воздух и чистая вода, там хорошо...'. Ее это не впечатляло. Собеседники платили тем же - они не могли взять в толк, что планету рудников тоже можно любить. Хотя, если бы Аля помнила Землю, она тоже, наверное, тосковала и рисовала бы только голубое небо и зеленую траву.
      Больше всего она любила рисовать. Иногда она копировала картинки из земных журналов, чаще - родные пейзажи и грозовое небо. Порой рисунки вырастали в картины.
     Дяде Джону больше других нравились рисунки шторма.
     Традиция - сосед приходил с гостинцем из поездок, а она дарила ему свои творения. Куда и зачем он ездил, и ездил ли вообще, Аля не знала, просто неделями в его доме - другом вагончике - вечером не горел свет, а днем дядя Джон нигде не появлялся. Это, по ее мнению, означало только длительные командировки.
     На столе блеснул диод, значит, кто-то пришел. Аля отложила кисточку и включила визор. Сверток с бантом заслонил весь экран, не позволяя разглядеть гостя, но Аля и так знала, кто пришел. Она побежала открывать дверь. Дядя Джон торжественно, на вытянутых руках, внес подарок. Он раздувал щеки, картинно хмурил брови - изображал фанфары. Это тоже было частью традиции. Аля первым делом накинулась на подарок. В свертке оказались фильмы, с сурдопереводом - ура! Аля кинулась на шею дяде Джону; тот смеялся.
     - Чайку поставь, - прочла она по губам.
     Кивнула, дескать, сделаю. Спохватилась - в доме-то беспорядок! Она разомкнула объятия и пошла убирать в комнате, она же гостиная, она же кухня, она спальня и кабинет. Единое пространство, усмехнулась Аля, совсем как в старых журналах по дизайну. Краски в шкаф, чашки на стол, гостя на стул, а еще печенье, ложки и заварка. Вроде все.
     Дядя Джон, прихлебывая чай, что-то говорил ей. Наверное, делился чем-то своим, для него интересным и важным. Может, о своей жене - у него должна быть жена на Земле - или о своей работе. Вот как улыбается - так улыбается мать, рассказывая о своем ребенке. Дядя Джон знал прекрасно, что у нее нет слуха, но, тем не менее, любил, когда Аля делала вид, что слушает его. У нее это хорошо получалось - она ахала, смеялась и печалилась в нужных местах. Дядя Джон был одним из немногих, кто относился к ней, как к человеку, в его глазах не плескалась жалость при взгляде на ее покрытое старыми ожогами лицо.
     Ожоги - единственное, что осталось ей от прошлой жизни. Как она их получила, где - она не помнила, как не помнила, что было до этой планеты. Память ее начиналась с раннего утра в больничной палате. Белый до рези в глазах потолок, заботливые медсестры и разводящие руками врачи. Ей сказали, что она выжила чудом. И все.
     Она только знала, что в той жизни она была счастлива. Наверное, были родители и большой дом - может, даже на Земле. Да, это здорово - жить в большой семье, ходить в школу, дружить и воевать со сверстниками. Хотя неизвестно, что лучше для нее. А вдруг глухота ее врожденная? Тогда и на Земле ей пришлось бы несладко. Может, ее болезнь излечима, может, нет - поди знай...
     От размышлений Алю оторвал гость, он поставил свою чашку прямо перед ней и знаками пояснил: 'Налей еще'. Она послушно наклонила чайник.
     Дядя Джон отхлебнул и указал на шкафчик, где хранились ее папки: 'Давай посмотрим, что нового ты нарисовала'.
     Они вместе стали смотреть папки. Дядя Джон что-то говорил, иногда писал в блокноте, что ему нравится, что нет, Аля яростно отписывалась в ответ. Это тоже было традицией.
     На одном из рисунков он замолчал. Надолго. Аля глянула - как обычно, из серии 'Шторм'. Черный шелк и драгоценности. 'Можно, я возьму?'- спросил он взглядом. Аля, конечно, кивнула. Дядя Джон вернулся к созерцанию. Аля подумала, что это так приятно, когда твои картины ценят, и преисполнилась молчаливой благодарности к своему другу.
     Дядя Джон ходил к ней в гости, дарил подарки и восхищался ее картинками. Единственный, кто дарил ей душевное тепло, кто не забывал ее и ценил. Аля подумала, что ей редкостно повезло - не у всякого есть такой друг.
     Но тут его взгляд изменился, теперь он смотрел не на рисунок, а как-то сквозь. Так делают, когда прислушиваются к чему-то. Аля двинула рукой, дядя Джон прижал палец к губам. Аля замерла. Что же он услышал? Сейчас она отдала бы все на свете, чтобы вернуть слух. Что там, за окном?!
     Дядя Джон медленно отодвинул штору и - весь как-то поник, сгорбился. Повернулся к Але; она поразилась внезапной перемене. До того в его глазах постоянно жил небольшой такой, азартный шторм, очень похожий на реальный своими силой, целеустремленностью, противоречивостью. А теперь шторм исчез, ушли куда-то сила, задор, и дядя Джон превратился в медузу. Аля видела в кино медуз - вялые, какие-то безнадежные создания. Вот и сосед очень походил на человека, потерявшего надежду.
     Он прикрыл глаза и откинулся на стуле. Аля посмотрела на его руки. Костяшки заострились, пальцы удлинились и приобрели металлический блеск. У Али встали дыбом волосы - генетическая модификация?
     Она читала, что люди, модифицированные генетически, непредсказуемы и любят убивать. А вдруг он сейчас бросится на нее?
     У некоторых медуз есть яд.
     Аля бросилась к окну. Какие-то тени. Люди. Много людей. И с оружием, они что - штурмуют ее дом?
     
     Дверь разлетелась в щепы. Человек в маске повел автоматом, за ним в комнату ворвались еще двое. Аля увидела колкую вспышку и почувствовала странный резкий запах. Что-то пролетело мимо; старый ожог отозвался болью. Она посмотрела вслед - кусочек злого металла унесся, оставив дырку в стенке вагончика.
     Аля резко обернулась, волосы взметнулись, мешая видеть. Она нетерпеливо откинула их - отодвинула, словно штору. Совсем как в кино про женщин-космонавтов, им тоже мешали волосы в невесомости.
     Невесомость, казалось, завладела всеми. Нападавшие застыли в неловких позах, дядя Джон замер в прыжке, а руки его - его пальцы превратились в острейшие кинжалы. Стол кренился, чашки и ложки летели со скатерти, Аля видела пули, что завязли в воздухе, как мухи в меду. Она успела заметить, что нападавшие были молодыми ребятами, и что глаза их полнились яростью, ожиданием смерти, и отчаянным желанием остаться в живых. У одного маска стала мокрой на лбу, а другой схватился за автомат, словно утопающий за спасительную руку. Аля восхитилась, как гибко изогнулся дядя Джон - как лесная кошка, как яростная пантера. Вот бы нарисовать...
     'Кого они боятся? Дядю Джона? Не может быть!' - подумала она.
     Миг растянулся в вечность...
     ...Вечность лопнула, и дядя Джон приземлился на того, кто вбежал первым. Опрокинул, полоснул, не глядя, - внутренности склизким комом плеснули на пол. Прыгнул к следующему - из рассеченного горла забила кровь, прямо на Джона, и не попала, - тот уже выбил автомат из рук третьего, вместе с пальцами, и проткнул ему грудь.
     Кусочки пальцев спецназовца раскатились по полу. Аля, схватясь за стенку, смотрела, как большой палец мертвым колобком подкатился к ее ногам. Грязный ноготь с заусенцами уткнулся в щель между листами ДВП, чистый, ровный срез уставился на нее недобрым красным глазом с белым зрачком-костью.
     Алю вырвало прямо на этот палец.
     Дядя Джон медленно вытащил свои руки из хрипящего человека, тот повалился худым мешком. С пальцев-кинжалов стекала кровь. Убийца подошел к мойке, повернул кран и подставил лезвия под струю воды. Алю вновь замутило, колени подогнулись, и она осела на грязный пол.
     Вдруг Джон резко присел, капельки веером разлетелись от его пальцев. Аля отдернула голову - нож-мизинец едва не коснулся её лба. В вагончике слишком мало места. Через трупы полетела черная кругляшка и ударила по глазам ярким, жутким, болезненным светом. Аля зажмурилась, цветные круги закружились под веками.
     Когда зрение вернулось, она увидела, что дядю Джона - нет, убийцу, мутанта! - другие люди в масках прижали к полу. Ее висок холодило, она скосила глаза - что-то блестящее, металлическое обхватывали безжалостные пальцы. Другие, живые. Аля вспомнила жуткий красный глаз, и ее тело затряслось в спазме.
     Аля поймала взгляд мутанта. Он смотрел умоляюще, извиняясь, словно просил не забывать. Джона зажали меж силовыми щитами и повели прочь.
     В вагончик осторожно ступил полицейский. Он осмотрел побоище, покачал головой и подошел к Але. Посмотрел на спецназовца, покрутил пальцем у виска, что-то сказал, и металлический холод исчез. Теперь дуло смотрело ей в грудь. Полицейский досадливо покосился на упрямого солдата и обратился к Але. Она показала на свои уши: 'Не слышу'.
     Констебль присел на корточки и вытащил блокнот с карандашом.
     Еле разбирая неровный почерк, Аля прочла: 'Помнишь историю с урановыми рудниками? Когда выключили купол? Это сделал твой друг'.
     Дядя Джон?! Она схватила блокнот, перечла еще и еще. Нет, этого не может быть! Она подняла глаза; полицейский кивал - печальная мудрая черепаха.
     Руки вдруг задрожали. Руки? Нет - затряслись стены, а под ногами заработала турбина. Аля почувствовала всем телом вибрирующий, грозный гул. Что это?
     Констебль прижал ее к полу, все вновь залило беспощадным светом. Опять та кругляшка? Но почему так дрожит пол? Аля закрыла глаза ладонями, не помогло - вновь поплыли круги под веками. Видать, ей суждено и зрение потерять.
     Гул прекратился, полицейский отпустил ее. Аля подняла голову - стен не было, с деревьев исчезла листва, трава лежала, словно по ней проехал каток. 'Это свет так сделал?' - не поняла Аля.
     Спецназовцы вдруг сорвались и побежали куда-то, один остался, держа ее под прицелом. 'Да что происходит?' В голове Али все смешалось - подарок, Джон, пальцы-кинжалы, свет, спецназ... Из горла вырвался мучительный, неслышный ей стон.
     Полицейский вытащил из кармана телефон, губы его зашевелились. Потом он вынул блокнот из ее пальцев и снова стал писать. Аля впилась взглядом в пляшущие строчки: '...купол выключил...' Это она уже читала. А, вот: 'Твой друг успел взорвать урановый завод'.
     'Какой он мне друг?!' - хотела крикнуть Аля. Но...она вспомнила сверток с бантом. И его внимание к ее рисункам. И его необыкновенные глаза. Его чашку, с зайчиком на боку, и красивые пальцы дирижера. 'Да, он мой единственный друг', - согласилась она. И тут же сердце сжалось: 'Что с ним?'
     Непослушными пальцами, ломая грифель, она кое-как написала: 'Джон жив?'
     Полицейский начертил в ответ: 'Не знаю, мы его упустили'.
     Горький, химический дым защипал глаза. А может быть, слезы. Аля посмотрела на небо. Сотни ожерелий, бриллиантовых цепочек били с черного бархата в начавшийся пожар. Это было ужасно, это было прекрасно...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

0x01 graphic

  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Часть четвертая:
  
   Game over
  
   От автора:
   Компьютеры ворвались в нашу повседневность менее двадцати лет назад, но уже сейчас полностью подчинили нас себе. В сети на жестких дисках мы сохраняем фотографии, музыку и тексты, наполняя виртуальное пространство нашими радостями и обидами, восторгом побед и горечью поражений. Мы наполняем сеть жизнью. Как когда-то Создатель вдохнул душу в глину, так и мы наполняем сегодня бесконечное информационное поле частичками нас самих...
   Когда-нибудь, наш гомункул проснется, и...
   Если честно, мне становится страшно, когда я представляю себе, что же может статься...
   Здесь представлены три истории. Сегодня, написанные чуть больше четырёх лет назад "Брутальные схватки...", расползлись по всему интернету (нередко без указания авторства), печатались в газетах, попадали в электронные и бумажные сборники... жили своей жизнью, на которую я уже не влиял. Единожды выпустив текст в сеть, отправил в самостоятельный полет. И всё же, "Схватки", лично для меня, были и остаются лишь маленькой литературной шуткой, написанный на конкурс "Кибертрон". Сегодня же, я хочу представить уважаемому читателю всю трилогию, первая часть которой - "Сделана в России" была написана в конце 80-х годов теперь уже "прошлого" века, а в 2007, лишь доработана - с учетом нынешних реальностей. Да, специально для знатоков процесса: ни "Дума", ни "Кваки" тогда и в природе не было. Несколько лет оставалось до появления "Дюка", тогда в редкой квартире можно было встретить самодельной сборки "Спектрум"... а рассказ был написан. Угадал? Предвидел? Нет конечно. Предвидят писатели уровня автора "Сожжение Хром", а я просто сунул руку во вселенскую кладовую знания, да и вытащил на свет эту историю... мне тогда и двадцати не было. Короче, иногда такое случается.
  
  
  
  
  
  
    Сделано в России
     
     
     
     ...Lucas Arts Entertainment порадовала своих поклонников великолепной игрушкой...
     Журнал 'Игромания'   
     
     Loading... please wait   
     
     Коробку с DVD украшала кособокая голограмма, явно пиратская: 'STAR WARS: KNIGHTS OF THE OLD REPUBLIC IX . Version 1.0. Полностью на русском языке. Made in Russia'.
     Я с нетерпением ждал загрузки нового шутера. Восемнадцать гигабайт на жестком диске обещали 'незабываемый вечер в самых красивых уголках галактики', если повторять этикетку. А если проще - просто хороший вечер.
     На кухне гремела кастрюлями супруга. Ужин готовила. Что значит ужин в сравнении с суперигрой?
     Компьютер завершил установку, и я, предвкушая наслаждение, надел новенький нейрошлем, специально купленный для этой игры, и отрезал себя от реальности. Привычно вздрогнув от холодных присосок мнемоюстов, я позволил миру исчезнуть...
     
     Level 1.
     Первое, что я понял - лежать на бетонном полу не очень удобно.
     Кое-как поднявшись на четвереньки, я обнаружил, что нахожусь в маленькой и очень сырой комнате. Свет лился прямо из стен. Возможно, раньше это было красиво, но теперь только удручало - стенные панели напоминали телевизор, на который брызнули навозом. Эстетика, в общем, на уровне.
     - Ну, что, очнулся?
     Я мгновенно обернулся на голос. Голова тут же закружилась, и я чуть не упал.
     - Да, крепко тебя приложили. Ты здесь почти сутки...
     Светло-бурая пирамидка на полу сочувственно поцокала. В отличие от стен, она скорее навевала мысли не о коровах, а о собаках.
     - Ну, как, Кир? - спросила кучка. - Самочувствие в норме?
     -Ты кто?
     - Ну, ты даешь, - пирамидка чуть заметно блеснула, - это же я, Майк.
     - Привет, Майк. - вяло отозвался я, и тут меня как током ударило. - Постой, какой к чертям собачьим, Кир? Какой, блин, Майк? Вообще, как ты со мной разговариваешь?
     - А! Я понял!!! - пирамидка радостно сверкнула, изменив цвет с бурого на небесно-голубой. - Если ты и впрямь ничего не помнишь, то слушай очень внимательно. Ты капитан крейсера класса 'А', реестровый номер 207, статус - 'Стрелок'...
     
  
     Level 2.
     Щелкнуло, и дверь в камеру открылась.
     Я рывком свернул ему шею. Охранник с хрипом дернулся пару раз и затих.
     - Черт! - выругался Майк. - как ты его...
     - Прекрати, - меня немного подташнивало.
     - Сейчас еще заявятся, - Майк явно нервничал. - Давай, переодевайся...
     Натянув грязную, словно только что из хлева, форму и взяв меч убитого - к слову, напоминающий изгибом катану, - я выглянул в коридор. Зрелище угнетало. На раздолбанном панельном полу валялся мусор, а стекающие по стенам струйки коричневой жижи, вкупе с запахами, наводили на мысли о проблемах с канализацией. Что за любовь у них к фекалиям?
     Пройдя десяток метров, я остановился у поворота. Слышался чей-то разговор. Я положил пирамидку на пол.
     - Осторожно! - прошептал Майк. - За углом два солдата.
     - Это я и так слышу! Атакуем?
     - Мне отвечать? - Майк издал смешок.
     Помянув такую-то мать, я выставил меч перед собой, словно хотел за ним спрятаться...
     
  
     Level 3. (доступно только в версии - 1.0. Уровень удален после неудачного бета-тестирования. Обнаружен сбой при передаче информации через мнемоюсты. Отмечена повышенная возбудимость у всех бета-тестеров. В официальном продукте заменен на Level 3.1.)
     ... солдаты о чем-то переговаривались, один протянул товарищу сигарету. Судя по запаху, воины раскуривали легкий наркотик.
     Мне показалось, что я превратился в наблюдателя, тело действовало само по себе, все движения были словно записаны заранее, а сейчас воспроизводились в ускоренном темпе.
     Я выскочил из-за угла, мой меч сверкающим веером обрушился на солдата и снес тому полтуловища. Продолжая движение, я руками уперся в стену и со всей силы саданул ботинком под челюсть второму.
     Тело первого еще продолжало стоять, а голова с куском груди и плеча, с сигаретой в зубах, стукнув, покатилась по грязному полу. Второй упал с разбитым кадыком, так и не успев вытащить пистолет.
     Я оттолкнулся от стены, и чуть не порезался, вытирая меч о штаны. Это ж надо, какой острый! Для кого тот охранник точил клинок, не для меня ли?
     Еще живое сердце первого солдата пульсировало, из отрубленной руки дохлым фонтанчиком била кровь. Второй, с раздавленным кадыком, дергался в предсмертной агонии. Я вернулся за Майком.
     - Impossible shit , - задумчиво произнесла пирамидка.
     ...Я шел по пустым, словно корчащимся во множестве поворотов, коридорам. Стены с сочащейся грязью равнодушно светили мне. Клочки газет шуршали под ногами, кроме них, ничто не нарушало тишину. Я ловил каждый шорох, держа меч перед собой.
     Вдруг дико завыла сирена. Черт! Вой ударил по настороженным ушам, я чуть не оглох, и выронил Майка от неожиданности.
     - Fuck! Больно же! -пискнула пирамидка.
     Видно, обнаружили тех наркоманов. Разнесся топот. Бежали ко мне, и точно - через минуту навстречу выскочило примерно с десяток солдат. Они резко остановились, словно наткнулись на стеклянную стену.
     Я, весь такой беззащитный, стоял, опустив меч. Солдаты ощетинились клинками. Передние угрожающе закрутили 'восьмерки' и начали подступать ко мне. Грамотно - три человека впереди, остальные позади. Все равно больше пяти в ряд в коридоре не помещались. Три меча здесь - это плотная стена. 'Наколем, как бабочку', - читалось в их глазах.
     Я упал на одно колено, и низко пригнувшись, полоснул мечом по их ногам. Солдаты свалились. Я, выпрямив спину, резанул по животам следующих. Затем быстро вскочил и отбежал, чтобы не попасть под кучу малу. Уже твердо стоя на ногах, я наблюдал, как оставшиеся трое из заднего ряда изумленно таращились на тела их друзей, разваливавшиеся по кусочкам, словно паззлы.. Мечи звякали о пол.
     Безногие кричали под кишками, падавших на них из животов соратников. Троица невредимых перевела взгляд на меня. Я оскалился. На них это подействовало, как рык льва на кролика - они дружно брызнули прочь.
     Я подобрал Майка и прошел немного назад, к развилке, которую прежде оставил за собой. Не продираться же через раненых?
     - What da fuck! What da shit! Run, you, run - all's snafu! - восторженно, на манер рэпера, заорала пирамидка, сияя ярко-лазурным светом.
     - Ты по-человечески можешь? Че, не перевести? - я поморщился.
     Переводить Майк не стал, вместо этого он заметил:
     - А знаешь, на пристани вечно толкается куча людей, так что готовь пистолеты - там от них будет больше толку...
     - Ну и где я их возьму?
     - На двери слева от тебя написано: 'Арсенал'. Рядом туалет, - мигнула пирамидка.
     
     Level 4. (доступно только в версии - 1.0. Уровень удален после неудачного бета-тестирования. Обнаружен сбой при передаче информации через мнемоюсты. Отмечена повышенная возбудимость у всех бета-тестеров. В официальном продукте заменен на Level 4.1.)
     Протиснувшись сквозь толпу солдат, я попал в зал пристани. От Майка я знал, что это именно космо-пристань, а не колоссальный кабак в стиле 'аля спейс, что подумалось мне сначала. В центре высился подиум с каким-то сооружением - 'древний спутник', пояснил Майк. Вокруг толклись докеры, грузчики, солдаты, и все были жутко заняты, так что на мою заляпанную подсохшей кровью форму не обращали внимания. Впрочем, окружающие словно специально обтирались о грязные стены. Я, можно сказать, был чистенький. Парочка в углу - солдат и какая-то женщина - занималась любовью прямо при всех. Волосы женщины прилипли к стене, над солдатом жужжали мухи. 'И не брезгливо им', подумалось мне. 'Странные, мягко говоря, разработчики у игрушки'.
     Круглые стены зала походили на сыр - дыры разных размеров покрывали их, почти вплотную соприкасаясь краями. 'Шлюзы', пояснил Майк. Рядом со шлюзами на рельсах покоились платформы, на них - какие-то яйцеобразные штуки, тоже разной величины. Одни со слона, другие - еще больше. 'Летательные аппараты', - снова шепнула пирамидка с моей ладони.
     Вначале я подошел к небольшому аппарату, размером с одноэтажный дом.
     - Battle fighter, - прошептал Майк. - Они нам не подходят, слишком малый запас горючего. Шлюпки левее.
     Я двинулся в указанном направлении и оказался перед огромным металлическим 'яйцом' метров сорок длиной.
     - Без резких движений, - голос Майка дрогнул. - Нас окруж...
     Я кинул пирамидку на платформу со шлюпкой. Раньше, чем она приземлилась, оба пистолета оказались у меня в руках, и я кувырнулся вдоль платформы. Металл искрился, невидимые импульсы лазеров выбивали из рельс хорошие куски. Спрятавшись за шлюпкой, я открыл огонь. Мои пистолеты, тоже лазерные, скорее, были противотанковыми базуками. Одно 'яйцо', в которое я нечаянно попал, после моего выстрела стало похоже на консервную банку, побывавшую в костре - машина взорвалась изнутри.
     Моя шлюпка все не взрывалась, видно, нападавшие ценили свои машины. Через минуту перестрелка прекратилась. Я попытался перебежать от хвоста шлюпки ко двери, которая выделялась на поверхности темным кругом. И тут дорогу мне преградила совсем еще молодая девушка с коротким мечом в руках. Дура - меч против пистолетов! Я выстрелил, конечно.
     Юное создание хлопьями грязного пепла осело к моим ногам.
     Я перешагнул через прах очередной жертвы и прыгнул в темную дыру открытой шлюпочной двери.
     ... люк за моей спиной захлопнулся...
     
     
     
     Fatal systemic error
     
        
     Ух, вот это игра! Я стащил с головы нейрошлем и оглядел комнату.
     Спину продрало мурашками. Стены были покрыты тонким слоем копоти. Через разбитое окно врывался холодный ветер, а в паре метров от меня лежало окровавленное тело моей...
     
     '... сегодня сотрудниками убойного отдела города Санкт Петербурга был задержан гражданин N. Находясь под действием игровой гипно-программы, задержанный совершил ряд действий, которые могут расцениваться как...
     ... исходя из данных, полученных в результате предварительного следствия, задержанному предъявлено обвинение в непредумышленном убийстве. Возбуждено уголовное дело против компании, причастной к выпуску на Российский игровой рынок нелицензионного продукта... '
     Газета 'Вести'
          
     ...LucasArts Entertainment порадовала своих поклонников великолепной игрушкой.
     Официальный релиз в России назначен на конец этого года.
     Остерегайтесь подделок.
     Журнал 'Играмания'
     
        
     -Impossible shit - Невозможное дерьмо.
     -What da fuck! What da shit! Run, you, run - all's snafu! - Вот это е...! Вот это дерьмо! Беги, ты, беги - все полный п...ц!
  
  
  
  
  
  
  
Амальгама
  
(с) Александр Неуймин.
(с) Александра Полторацкая.
  
  
Компанией Microsoft было разработано новое программное обеспечение...
Microsoft Windows HS SE -- OC от Microsoft, начиная с которой сделана попытка объединить две, ранее существовавшие независимо, линейки Homo Sapiens (человек разумный) и продукт выпущенный на рынок компанией "Intel", более известный под названием "Оmega", предназначенная только для персональных компьютеров (ПК) Для индивидуального использования без ПК необходим процессор Omega сокет 456.
Is chairman of Microsoft Corporation. 4 июля 2023года.

Прошло семь лет...


00. Минимальные требования.
"...Мужчина, вес не менее 45 кг., отсутствие врожденных сердечно-сосудистых заболеваний и психических расстройств. Для активации системы необходимо заключение участкового психотерапевта..."
Драйв-тест Челнет-журнала "ЧИП"



Россия. Питер.
   23 января 2030 года.



Вот уже второй месяц улицы Северной Пальмиры украшали плакаты, баннеры и афиши примерно следующего содержания: "Омега" - воплотит все ваши мечты!

После учебы Колян обычно валялся на диване, чатился в Челнете. И на этот раз он не собирался отступать от правила, и если какой-нибудь доктор думает, что у Коляна зависимость - то пусть сначала на себя посмотрит...
Рухнув на софу, он закрыл глаза и стал ждать, пока загрузится сайт. Что поделать, омега старенькая, скорость загрузки медленная, доступ в Челнет - через длинную цепочку процессоров в головах других людей. Не о чем и говорить. А вот омеги последних моделей - постоянный доступ, надежность практически сто процентов, быстродействие обалденное, ну и остальное прилагается.
Колян мысленно произнес: "Кошелек!" На сетчатке глаза отразился номер счета и сумма. Сумма мерцала красным. Это значило, что на следующий доступ в Челнет денег не хватит. Ладно, завтра разберемся. Колян нащупал занавеску и дернул, отгородившись от реальности. Когда заходишь в Челнет, лучше оставаться в темноте. Как проектор. Точно, усмехнулся Колян - чем темнее вокруг, тем лучше видно изображение. Под зажмуренными веками медленно развернулся сайт. Опаньки, реклама последней омеги. Ну-ка, посмотрим описание:
"...Для комфортной работы требуется IQ не ниже 85"
Ха!!! Нет, окончившему с тройками среднюю школу уж точно двенадцатая версия не светит. Подождем пару месяцев, пока не появится "Light Version" Что там дальше?
"...Совместимость - для мужчин..."Windows HS ME (Male Edition) Omega 2030.12"
Правильно, сначала всегда выпускаются версии для мужчин. Просто из-за разницы в работе мозга. Колян краем уха слышал про левые и правые полушария, в школе проходили. Короче, мужские версии Windows HS ME для женщин просто опасны - либо проц заглючит безвозвратно, либо женщина, хе-хе, заглючит, то есть, в психушку загремит. Равно как и женские версии Windows HS FE (Female Edition) нельзя приживлять мужчинам, результат такой же.
"...Интерфейс - три варианта, классический, безмятежность (скриншоты прилагаются), пользовательский (примеры настроек прилагаются). Надежность, отказоустойчивость - используется отказоустойчивая структурированная обработка особых ситуаций на всех архитектурных уровнях..."
Посмотрим-ка скриншоты...Да, впечатляет. Красиво.
"Улучшен алгоритм стимуляции мозга..."
В голове звякнуло - процессор сигналил, что прервалось соединение. Ну ёшкин кот! Теперь жди стипендии две недели, чтобы в Челнет зайти. Колян крепко зажмурился и зарекся смотреть на двенадцатую модель... Пока зарекся. В голове уже несколько дней зрел план, как по-быстому сорвать банк. Правда лично Коляну план был не по зубам, но как раз для таких случаев и придуманы друзья...




01. Совместимость (Compatibility).
"...Обратно совместима со старыми версиями процессора Omega сокет 456.А-D..."
Драйв-тест Челнет-журнала "ЧИП"


Россия. Питер.
   24 января 2030 года.


Жизнь нас постоянно чему-то да учит, вернее сказать, всячески пытается научить. Уже совсем другой вопрос, как мы ее понимаем - успешно, с трудом или вообще не доходит. Но определенно, Жизнь - это учитель с большой буквы "Ж", что данная буква означает, каждый догадываетесь в меру своей испорченности.
В данный момент жизнь-подруга, в очередной раз, преподнесла мне урок на тему "Понедельник - день тяжелый".
Все четыре встроенных динамика моего ноутбука истошно взвыли. Каникулы закончились, а вместе с ними безвозвратно исчезла возможность вставать с постели после полудня.
Две таблетки аспирина и стакан яблочного сока на некоторое время примирили меня с реальностью. Добро пожаловать в действительность ...
С трудом раскурив сигарету, я блаженно затянулся и нехотя направился к виновнику моего пробуждения.
На журнальном столике красовался мой любимец. Последнее творение компании "Intel" - "Оmega", стоимостью 3500 евро. Экран самого быстрого в мире портативного компьютера призывно мерцал надписью: "Загрузка файла завершена".
Ну, епть...
Уже много лет энергию дают только природные источники - ветер, вода, солнце. Поэтому, электричество ценится на вес золота и даже выше. Сама "Омега" - процессор, вживляемый в мозг человека, энергии не требует. Челнету, сети из миллионов людских процессоров, электричество не нужно. Миллионы людей - единая нейронная сеть окутавшая мир, этакий гигантский мегасервер. Процессор "Оmega" инсталлирует ОС WHS на нейронную сеть вживленную в мозг. Поэтому, вот уже более пяти лет, от работы на дорогостоящих ПК, безбожно жрущих дорогостоящие киловатты, отказалось все...
   Все кроме хакеров...
Я судорожно затушил сигарету. У нас получилось!!!
Горным козлом я проскакал по комнате. Где же сумка? Руки тряслись от возбуждения. Куда только подевалось утреннее сонное состояние?
- Да где же она? - я чуть не выл от нетерпения. Время стремительно убывало.
- Милый, что случилось? - из под одеяла показалось заспанная Танька.
- На работу опаздываю...
- А-а, - Танька разочарованно отвернулась к стенке. - Вечером позвонишь?
- А-га.. Да где же...
После судорожных поисков мои пальцы, наконец, обнаружили и извлекли на свет флешку.
Стащив со столика ноутбук, я вогнал накопитель в разъем.
Из динамиков раздался чувственный женский голос:
- Обнаружен носитель, изготовитель компания "SAMSUNG", ожидаю дальнейшей команды.
- Произвести копирование последнего скаченного файла на новый носитель, после завершения копирования произвести форматирование логических дисков, - скомандовал я.
Все, теперь пять минут на то, что бы собраться и навсегда покинуть эту квартиру.
Я уже натягивал куртку, когда машина подала голос:
- Копирование информации завершено. Носитель отключен и может быть извлечен из порта. Приступаю к форматированию логических дисков. После завершения форматирования система будет восстановлена в течение сорока минут. До встречи.
- И тебе удачи, красавица!
Женька - Cerber, быстро упаковал компьютер в сумку и пробкой выскочил за дверь...
  
02. Переносимость (Portability).
ОС работает на процессорах "Оmega". Уже существует 256 битная версия Windows HS SE.. Реализация поддержки процессоров других архитектур возможна, но потребует хирургического вмешательства для замены сокета.
Драйв-тест Челнет-журнала "ЧИП"

Россия. Питер.
   24 января 2030 года.


Я уже давно подозреваю, что не все лестницы ведут к выходу, иногда они заканчиваются тупиком. Но в этот раз лестница, все же вывела, а если быть более точным, закончилась грязной площадкой перед "черным" ходом.
Распахнув дверь, я с наслаждением окунулся в морозное зимнее утро.
Струйка пара, вырвавшаяся изо рта, навела на мысли о куреве. В руках сама собой оказалась мятая пачка "Петра". Я вытащил сигарету и закурил...
Город встречал меня по-весеннему ярким солнцем. Я был самым удачливым человеком на Земле. И поверьте это не завышенное самомнение, не взыгравшее либидо. Моя точка зрения объяснялась очень просто - я самый крутой!!!
Первый, кому удалось за последние годы хакнуть компанию Microsoft.
Первый, укравший файл стоимостью... хрен его знает, сколько он на самом деле стоит.
Первый, кому удалось стащить матрицу личности председателя Корпорации Microsoft.

03. Удаленный доступ (Remote Access).
"В Windows HS SE реализована поддержка технологии RA для ухода за больными и удаленного администрирования..."
Драйв-тест Челнет-журнала "ЧИП" whw.chip.ru

Россия. Питер.
   24 января 2030 года.


Я почти докурил, когда увидел трех человек движущихся против обычного утреннего потока людей. Они шли, и казалось, не замечая сопротивления толпы. На черных, спортивного покроя, куртках хищно поблескивали золотистые эмблемы Microsoft.
- Вот сволочи! Что ж так быстро!- Я бросился в ближайшую подворотню.
В ухе призывно запел мобильник.
- Слушаю...
- Цербер? - перебил меня знакомый голос.
- Да!
- Это Комар! Уходи! Они всех взяли! - по хрипам, в наушнике гарнитуры, я понял, что Комар бежит... ...бежит из последних сил...
- Колян?
- Он, сука, всех сдал... Они как ворвались, он все сказал, кто ты, откуда хакаешь, все... - в наушнике раздались выстрелы. - Черт! Цербер, у нас получилось?
- Получилось, Комар, мы сделали это...
- Мама... мне больно... Меня достали... Цербер?
- Не-е-ет!!!
- Выложи файл в открытый доступ. Не бери денег. Просто запусти алгоритм "Амальгамы" в обратном порядке.
- Хорошо, Комар...
- Не бери денег, ради нашей дружбы не бери...
Наушник пикнул и приятный женский голос сообщил:
- Связь прервана абонентом. Перезвонить?
- Отбой. - Я прислонился лбом к пыльному стеклу витрины. Сердце непривычно заныло. - Комар, что же ты Комар...

04. Система безопасности (Security).
"...Реализована привычная для Windows система шифрования данных и безопасности на уровне резервного копирования психоматрицы пользователя с автоматическим восстановлением поврежденных данных с использованием удаленного администрирования..."
Драйв-тест Челнет-журнала "ЧИП" whw.chip.ru


Двумя месяцами раньше
Россия. Питер.
   24 ноября 2029 года.


-- Смотри, чё я принес! - завопил Комар, врываясь в комнату.
-- Ну и что? - Цербер нервно зевнул.
Колян злорадно усмехнулся - а нечего заполночь засиживаться, хакеры несчастные, разрабатывают, понимаешь, вирус и грозятся весь мир на уши поставить. Ах, как страшно.
-- Не-ет, ты смотри сюда! - Комар сунул упаковку Церберу.
-- Винда эс е, двадцать тридцать, двенадцать? Где взял? - Цербер, запустив пятерню в каштановую шевелюру.
-- Знаешь что? - раздраженно произнес студент. - Пойди, умойся, причешись и съешь чего-нибудь. А потом еще раз посмотришь, идет?
Цербер сонно обулся и ушел в санузел. Комар сокрушенно помотал головой, сев за ноутбук. Рефлекс компьютерщика не замедлил проявиться - через минуту студент уже увлеченно долбил по клавишам. Винда двадцать тридцать лежала на столе, благополучно забытая.
-- Ах, ух! Холодная! - Цербер вернулся в комнату.
Комар даже ухом не пошевелил. Отняв полотенце от лица, Цербер увидел, что делает его сокурсник.
-- Комар! Это мой ноутбук! Сколько раз повторять? - хакер за шкирку оттащил студента, потом глянул на требовательно пискнувшую машину и выругался. - Да ты охренел?!! У меня денег хватило только на два часа! Через пять минут комп вырубится, батареи-то сели!
-- И ты спал за ноутбуком?! - ужаснулся студент. - Вырубай, глюкнется же!
- Система, сон. - Цербер ласково провел рукой по кромке дисплея. Windows красиво спела и временно почила.
- Цербер, я в дауне! - горько заключил Комар. Не найдя, что сказать еще, парень сел на кровать, скрипнувшую пружинами.
На крышах университских общежитий были установлены солнечные батареи, поэтому электричество покупали. Если ты при деньгах, конечно. В комнате висела люстра, стоял электрочайник, но ими уже давно не пользовались. Маленький телевизор в углу давно покрылся пылью. Студенты оплачивали энергию за свой счет, а какие, скажите, деньги у студентов?
В комнате темнело. Колян захлопнул учебник, меленькие буквы уже плохо различались. Студент нащупал свечу и зажег, поставив ее на коробочку из-под дисков. Можно читать дальше.
После кризиса сохранилось немного учебных заведений, а ВУЗы вообще по пальцам можно пересчитать. Зато немногие оставшиеся приобрели престиж, несравнимый с докризисным. Попасть в ВУЗ - показатель статусный. Если ты или твои дети учатся в ВУЗе - либо ты сказочно богат, либо ты (или дитя) невероятно умен. Причем второе случается чаще, потому что если ты идешь в ВУЗ, то автоматически остаешься без омеги в голове. И учишься ты своими мозгами, а не омегой. Оплатить все курсы обучения способны только миллиардеры, и дети богатеньких обычно отчисляются с первого-второго курсов. Остаются именно те, кто способен думать. Хотя бы и насчет того, как ловчее списать на экзаменах. Профи-шпаргалочники почему-то все равно умнее, чем рядовой человек с омегой. Статистика подтверждает.
Любой, конечно, мог пойти по тому же пути, что и все - окончить школу, вживить процессор в башку и пойти работать. Так было бы проще и денег было бы больше. Но - "на пятьсот лошадиных сил требуется хотя бы одна голова". В смысле, пятьсот дураков без умной головы ничего дельного не совершат. Колян хотел быть "головой"... А для обучения нужны были деньги. Зарабатывать самостоятельно Колян не любил, да если признаться и не умел. Наличку на жизнь для всей троицы добывал Цербер. Но всю последнюю выручку от хака гипермаркета "Докси" этот тупица вложил в новый ноутбук. Колян молча скрипел зубами от злости. Вот уже неделю вынашивая один интересный план...
... и сегодня Колян решился...

05. Распределённая обработка (Distributed processing).
Windows HS SE имеет встроенные в систему сетевые возможности, что обеспечивает связи с различными типами компьютеров-хостов благодаря наличию разнообразных транспортных протоколов и технологии "клиент-сервер".
Драйв-тест Челнет-журнала "ЧИП"

whw.chip.ru

Вечером того же дня...
Россия. Питер. 24 ноября 2029 года.


- Я знаю, как заработать много денег и сразу. Вот. - Колян протянул Церберу мятую компьютерную распечатку.
Хакер 2030.

Правила конкурса: Только 24 января!!!
Ровно в 00-00 все желающие начинают атаку на головной сервер Microsoft Corporation. Целью атаки является файл "William H. Gates".
Размер файла 120,5 гигабайта.
Приз - Миллион евро.
Условие победы: победителем считается тот, который первый скопирует файл и переместит его с ПК главы компании в корневой каталог головного сервера.
Примечание: Любая попытка перенести информацию как полностью, так и ее часть за пределы сервера, будут пресекаться вплоть до полной ликвидации нарушителя (пункт 1. параграф 2 Международной Антихакерской Конвенции 2015 года).
Удачи ВСЕМ!!!
William H. Gates is chairman of Microsoft Corporation.

- Ну, что думаете? -Колян нетерпеливо ерзал в кресле.
- Нереал! - Комар с чувством сплюнул на пол. - С Microsoft лучше не связываться.
- Но лимон!!! - не унимался Колян.
- Хрен с этим миллионом! - заорал Цербер, брызжа слюной от нахлынувшего на него гнева. - Кто эти деньги видел? Помните, как они Милку расстреляли за попытку скачать бесплатно новый плеер?
- Но тут же... - промямлил Колян.
- Я сказал, что взломаю этот грёбаный Microsoft бесплатно! За Милку! - Цербер решительно поднялся и принялся запихивать новенький ноутбук в потертую походную сумку. - Через неделю. Здесь же...

06. Надёжность и отказоустойчивость (Reliability and robustness).
Архитектура ОС Windows HS SE защищает приложения от повреждения друг другом и самой операционной системой. При этом используется отказоустойчивая структурированная обработка особых ситуаций на всех архитектурных уровнях, которая включает восстанавливаемую файловую систему HBFS (Human Brain File System.)
Драйв-тест Челнет-журнала "ЧИП"

whw.chip.ru

...спустя неделю ...
Россия. Питер. 01 декабря 2029 года.



Все трое склонились над экранам и внимательно слушали Цербера...
- Специфика файловых систем такова, что при хранении файл всегда занимает целое число блоков - это сделано из соображений удобства адресации...
- Ну и что? - Колян принялся судорожно протирать очки. - Ты попроще можешь изъясняться? Чего мы в результате имеем?
Цербер победно оглядел приятелей.
- Мы имеем первую в мире вирусную программу, которая копирует все файлы на своем пути. Прошу любить и жаловать, ее величество госпожа "Амальгама"! - Цербер щелкнул парой клавиш, и на экране возникло схематическое изображение тела вируса.
- Похоже мы на...ли Microsoft по полной программе... - уважительно протянул Комар. - А это что за командная строка?
- Это самое интересное. - Цербер принялся нетерпеливо щелкать по клавишам.
Внимательно следя за появляющимися на экране командами, Комар только присвистнул.
- Упс! Это что значит?
- Все просто. "Амальгама" придет на сервер Microsoft в виде предупреждения о спаме, и как только предупреждение будет удалено, прога автоматически запустится...
- Как так? Ее же вроде удалят? - Подал голос Колян.
- Не вникай, все уже сделано. Так вот "Амальгама" - это что-то вроде зеркала, точнее основа для будущего зеркала, она начнет копировать все программы, с которыми встречается. Охранные программы видят в ней точно такую же охранку. Таким образом, мы проходим к искомому файлу. Наш вирус превращается в его точную копию, а исходник сносит начисто. Далее оставляет слепок в корневом каталоге головного сервера, а сам возвращается на мою машину. Нам даже ломать ничего не придется, малышка все сделает сама. Чик, и мы в дамках...
- Как сама? А чем мы будем заниматься?
- А мы, дорогие мои, будем бухать...

07. Локализация (Localization).
Система предоставляет возможности для работы во многих странах мира на национальных языках, что достигается применением стандарта ISO Unicode.
Драйв-тест Челнет-журнала "ЧИП"

whw.chip.ru

Россия. Питер. 24 января 2030 года. 11-30.

Воздух со свистом вырывался из простреленной груди - последний из сотрудников Microsoft, пред смертью все же умудрился достать меня автоматной очередью.
Шатаясь, словно пьяный, с каждым выдохом все больше забрызгивая кровью сенсорную панель экрана, я нажал кнопку почтовой рассылки. Универсальная спам программа, написанная мною еще на первом курсе, начала отправку обработанного "Амальгамой" файла шести миллионам абонентам...
Один человек, то есть, один процессор в его голове, роль сервера играть не может. Он моментально сгорит из-за чудовищных объемов информации, качаемой через его мозг...
Но шесть миллионов чипов "Омега" - это единый мегасервер, на котором я и размещал гигабайты информации с претенциозным названием "William H. Gates".

08. Расширяемость (Extensibility).
Благодаря модульному построению системы Windows HS SE становится возможно добавление новых модулей на различные архитектурные уровни ОС.
Драйв-тест Челнет-журнала "ЧИП"

whw.chip.ru

Россия. Питер. 24 января 2030 года. 11-31.


Полярник Билл Гейтс щурился, глядя на дрейфующие айсберги...
От упоительных красок розового восхода трепетало сердце философа Би Ла Гейт Са...
"Лучше гор могут быть только горы!" - крутилось в голове у альпиниста Билагетсова...
Клерк Билли Гейтс ненавидел эту тупую дуру, требующую луну с неба...
"Shit, почему у меня женское тело?!." - запаниковал Б.Г., уставившись на свое отражение...
... миллионы глаз Билла Гейтса моргнули почти синхронно...
Сбылась многовековая мечта представителей всех религиозных концессий...
Человечество, наконец-то, становилось ВОИСТИНУ ЕДИНЫМ...
  
   Брутальные схватки на бытовом уровне
         Сковорода угодила Егору прямо между глаз, его отбросило к стене.
      Ольга схватила со стола нож - чтобы окончательно разделаться с мужем. Егор сделал кособокое сальто. Ольга взяла нож за кончик лезвия. Супруг подхватил табурет и кинул им в любимую. Мебель пролетела в миллиметре от жениного виска. Ольга перекатилась, с разворота метнув клинок. Стальная молния с мягким чмоканьем вонзилась в бедро Егору. Тот взвыл и схватился за ногу.
      Из радио романтически загнусила Рената Литвинова: 'Любо-овь, как случа-айная смерть...' Жена торжествующе усмехнулась и дернула с крючка половник. Егор зацепился за полочку со специями, чтобы не сползти позорно по стене. Ольга, держа половник, словно топор, уже заносила его в смертельном ударе. Лицо женщины кривилось в звериной гримасе. Муж закусил губу и попытался вырвать неплотно прибитые деревяшки. Специи посыпались на пол - черт, какие гранаты пропали! Он махнул полочкой, Ольга выгнулась в красивом пируэте и оказалась рядом со стеклянной горкой.
      - Н-на!
      Полочка пушечным ядром влепилась в горку, стекло брызнуло в стороны. Ольга метнулась от осколков, и тут Егор ухватился за люстру, как Тарзан за лиану, с разлету обеими ногами пнул жену в живот, тут же спрыгнув на пол. Провода лопнули, люстра со штукатуркой посыпались на серый кафель. Егор прижался к стене, боль в бедре исчезла, смытая азартом битвы. Ольга ударилась затылком о старенькую газовую плиту. Дверца духовки смялась, кастрюля с борщом опасно закачалась.
      - Сдавайся!
      - Щ-щас! - она тяжело поднялась с пола, хватаясь за покореженную плиту. Егор кинулся к холодильнику, и правильно сделал. Кастрюля, вращаясь, пролетела по кухне и влепилась в обои. Егора передернуло - потеки борща удивительно напоминали мозги. Он рванул дверцу холодильника, схватил первое, что попалось и метко швырнул под ноги Ольги. Банка с солеными огурцами разбилась, жена поскользнулась на прокисшей массе и с трехэтажными матюгами упала на пол.
      Егор подобрал ножку бывшего табурета и точным ударом добил супругу.
     
     
      Game over.
     
     
      ***
      - Ну, как? - Доктор вопросительно уставился на Егора.
      - Великолепно! - Егор глотнул энергетического напитка. - Нога, правда, болит слегка.
      - Ну, а как дела семейные?
      - Доктор, вы не поверите! Но как мы с женой стали посещать ваши сеансы, ссоры прекратились вообще, - Егор с удовольствием закурил. - Да что там ссоры, мы даже ни разу не поспорили!
      Дверь в кабинет главного врача распахнулась и на пороге появилась Ольга.
      - Милый, я готова.
      - Мы, пожалуй, пойдем, у нас сегодня гости...
      - Всех благ, - врач чуть приподнялся в кресле, прощаясь с пациентами.
     
      ***
      Выйдя на улицу, Егор обернулся на неоновую вывеску:
   "Home Mortal Combat". Центр эмоциональной разгрузки. Виртуальные поединки на любой вкус!"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

0x01 graphic

  
  
  
  
  
   Часть пятая:
  
   Сказки XXI века
  
   От автора:
   Иногда, в каждом из нас просыпается ребёнок, и как же в такие моменты нам хочется чуда. Правда, чем мы старше, тем эти мгновения приходят к нам все реже и реже. Бытовуха! Она сжирает в нас остатки детства, остатки Настоящего. Наш современный мир очень требователен: мы должны быть сильными, целеустремленными, прагматичными и эмоционально-стойкими...
Только вот кажется мне, что глядя на мир наш хворый, плакал бы Саша Грин.
   Ведь в нашем мире никогда не прозвучат слова:
  
- Ты разве видел? - с сомнением спросила Ассоль, стараясь вспомнить, не рассказала ли она это сама. - Тебе кто-то сказал? Или ты угадал?
- Я это знал.
- А как же?
- Потому что я - самый главный волшебник.
   В нашем мире будет так:

"Страховые услуги компании Ассоль заслужили признание и доверие многих клиентов. Акционерами страховой компании Ассоль являются такие крупные российские организации, как ОАО "АВТОВАЗ" и ОАО "БАНК ВТБ"..."
  
Но иногда, сказка все же прорывается в нашу черствую реальность.
   И это - здорово, это прекрасно. Пусть будет так всегда!
  
   Драконотворец
   В соавторстве с Александрой Полторацкой
  
   Майским днем по асфальту шаркала кедами девочка. А может быть, мальчик. В общем, обычный эмо - тощие ножки в узких джинсах, черная с розовым курточка, "сумка почтальона". Длинная челка скрывала ее (его) лицо от прохожих, которым, впрочем, было все равно - навидались уже таких.
      Денису бы человечек тоже никак не запомнился, если бы тот не шагнул на шоссе прямо перед стремительно несущейся машиной.
      Денис схватил эмо за шкирку и дернул к себе.
     -- Челку убирай и смотри на дорогу, несчастная! - рявкнул он на тонконогое существо. Девочка - все-таки это была девочка - подняла голову и с вызовом произнесла:
     -- Ты ничего не понимаешь.
     -- Буду я понимать этот ваш клуб самоубийц!
     -- А ну поставь меня обратно! - раздраженно произнесли из-под челки. Денис не нашелся, что ответить, но просьбу выполнил. Существо грохнулось прямо на асфальт и уже оттуда послало воздушный поцелуй.
      Двинутая эмо. Что ж, у всех свои тараканы.
      Зажегся зеленый свет, и Денис потопал через дорогу. В конце концов, он ей не отец и не мать. Пусть родители, как им и положено, вылавливают из-под машин и лечат голову, а ему это до лампочки.
      ***
      Вокзал встретил Дениса радостным блеском недавно мытых витражей. Парень огляделся по сторонам. Тут и там призывно раскинулись лотки со снедью. Да, у современных вокзалов есть несомненное преимущество перед их социалистическими прародителями. Старушки с сомнительного вида пирожками беспощадно вытеснены китайскими и мексиканскими ресторанчиками. Пахло так, что хотелось немедленно что-нибудь купить и тут же съесть. "Странно, вроде ведь я не голодный", - подумал Денис.
      "О! То, что надо!" - Денис направился в сторону небольшого книжного магазинчика.
      Разглядывая прилавок в поисках чтива в электричку, Денис увидел, что недавняя знакомая вновь нарисовалась рядом.
     -- Что тебе надо?
     -- Ничего. Тебе надо лечиться, - заявило тощее белобрысое созданьице, само дико смахивающее на больного дистрофией эльфенка.
     -- Мне?! - изумился Денис.
     -- Ага. Давай знакомиться? Меня зовут Лиз, - она решительно протянула ручонку. Денис осторожно пожал, опасаясь сломать своей ручищей хрупкое запястье.
     -- Да не бойся, я крепкая, - снисходительно улыбнулась Лиз. - Выбирай книгу и пошли. Надо поговорить...
      Денис не знал, что сказать. Он взял, не глядя, какую-то фэнтези, расплатился и посмотрел вниз. На девочку.
     -- Ну и куда идем, Лиза?
     -- К электричке, - пожала плечами Лиз. - Она через десять минут подъедет, успеем.
     -- Что успеем?
     -- Фу, тупица. Пошли! - повелительно пискнула Лиз.
      ***
     -- Начнем с того, что я драконотворец. Не веришь - и не надо, - хмыкнула Лиз, глядя на железнодорожные пути. - Второй вопрос - почему прицепилась к тебе? Ну, во-первых, должна же я научить потенциального создателя драконов хоть чему-нибудь. Это про тебя Денис, про тебя. А во-вторых, ты мне таки сделаешь портал, который схлопнулся по твоей милости! Да-да, ты думал, что спас мне жизнь, а на самом деле обвалил проход! И как мне теперь домой попасть, непонятно...
      Лиз сорвала обертку с мороженого, купленного на вокзале. Что интересно, в ее руках оно не таяло, и казалось, даже курилось легким холодком, словно только что вынутое из холодильника.
     -- Значит, так, хватит обо мне, приступим к твоему обучению.
     -- Угу, - кивнул Денис. Что ж, пока электрички нет, можно и послушать этот бред, надо ведь как-то провести время.
      Лиз некоторое время задумчиво разглядывала мороженое.
     -- Скажи мне, пожалуйста, какого оно цвета?
     -- Зеленого, - ответил Денис.
     -- Нет. Присмотрись внимательней.
     -- Да зеленого цвета! - засмеялся Денис.
     -- Оно салатное, даже ближе к фисташковому, - внушительно произнесла Лиз. - А вон то кирпичное здание, какого оно цвета?
     -- Красного.
     -- Как я и ожидала. Ты видишь не то, что есть, а то, к чему привык. На самом деле оно темно-сине-серое, - снисходительно заявила девочка.
     -- Да прямо уж! - фыркнул Денис.
     -- А ты приглядись. Склад стоит в тени от более высокого вокзала, его красный кирпич покрыт густым темным цветом, уходящим в синий и даже фиолетовый. А если бы тень ушла, то и в этом случае здание было бы не красным, а скорее оранжевым.
      Денис присмотрелся внимательней. Да, пожалуй, Лиз права. Надо же, а он никогда и не замечал, каким разным может быть один и тот же предмет.
     -- А цвет полурастаявшего снега один в один с цветом сухого асфальта, - улыбнулся он.
     -- Точно! - обрадовалась Лиз. - А цвет оперения воробья похож на цвет овсяного печенья, правда?
     -- Да, похоже. А твои волосы похожи на стекловату...Как интересно...а почему так?
     -- Почему волосы стекловатой? - возмутилась Лиз.
     -- Н-нет, я не это имел в виду...прости, - Денис душно покраснел.
     -- Да ладно тебе, - захихикала Лиз. - Я не обижаюсь. Насчет того, почему ты раньше этого не видел - просто привык к одним и тем же определениям и не считаешь нужным присматриваться к вещам. А ведь они меняются каждую секунду. Это первое, что ты должен запомнить.
      Помолчав, Лиз вздохнула:
     -- Второе - речью можно убить, защитить, превратить живое в неживое, черное в белое, и наоборот. Люди на самом деле каждый миг меняют словами реальность, но они этого не замечают. Сами не понимают, что делают...
      Куснув мороженое, она продолжила:
     -- И добро бы только меняли к чему-то хорошему - так нет же, они приучены к тому, что должны быть неудачниками, что мир вокруг зол и недобр. Приучают родители и окружающие - не по своей воле, а просто так привыкли. Подсознание программирует человека - будет плохо, будет еще хуже, без бумажки ты букашка, без денег тебя нет, не умеешь рисовать - технарь, не умеешь считать - гуманитарий и так абсолютно все и вся, везде и всегда! Ладно, с этим покончили!
     -- Главное, что ты должен запомнить, - добавила Лиз. - Почаще снимать "черные очки" и смотреть на мир, как будто впервые. Тогда у тебя есть шанс много чего заметить. Идем дальше?
     -- А что дальше? - спросил Денис.
     -- Интере-есно стало? - лукаво глянула девочка. - А вот смотри!
      Пальцы ее взяли комок воздуха и слепили, как из глины, мерцающий шар, вернее, нечто вроде снеговика, если ориентироваться по движениям рук. Денис сказал было, что и он может так же.
     -- Помолчи, - спокойно ответила Лиз.
      Она взялась за верхнюю часть "снеговика". Чуткие пальцы, сминая и поглаживая, начали оставлять на невидимой основе разноцветные светящиеся пятнышки; пятнышки искрились и мерцали, напоминая полотна импрессионистов своими нежными радужными переливами. Розовый, бежевый, солнечно-золотой, фиалковый, пурпурный...Вот оформились нежно-розовая голова, золотистая тоненькая шейка; кисти Лиз порхали в воздухе, оставляя все больше и больше мазков, открывая взору все больше...дракона? Да, несомненно, это был дракончик. Маленький, хрупкий и такой...невесомо-волшебный. Как ночная иллюминация в южном море.
      Денис, затаив дыхание, боясь спугнуть, смотрел на это мерцающее чудо, начавшее уже хлопать прозрачно-переливчатыми крылышками и вырываться из-под ладошек Лиз. А она и не смотрела на дракончика, руки ее словно летали сами по себе. Пальцы нажимали то сильнее, тогда мазок на тельце выходил плотнее и весомее, то слабее, тогда светящиеся пятнышки на крыльях были едва заметны. Наконец нежным зеленоватым флером раскинулся хвост, и в руках Лиз уселся настоящий живой дракончик. Цвета плыли по его тельцу, причудливо смешиваясь, перетекая друг в друга.
      Зачарованно Денис наблюдал, как светящийся китайским фонариком дракончик почистился, прошелся по рукаву Лиз к ее шее, обнюхал лицо девушки, уделив особое внимание ее губкам. Фрр! - радужным сгустком сказочное существо вспорхнуло и плюхнулось на ладонь Дениса. Весу в нем было не больше, чем в маленьком попугайчике.
     -- А теперь ты.
     -- Ась? - очнулся Денис от созерцания.
     -- Давай, и ты так же.
     -- Да я не смогу!
     -- Ну вот, как обычно, - фыркнула Лиз. - Та же отговор...черт! Дотянулись! Ложись!
      Дениса приподняло и шлепнуло об землю животом. Дракончик исчез куда-то. Денис перекатился, как учили в армии, и вновь встал на ноги, готовый защищать девочку от чего бы то ни было.
      Но, похоже, Лиз его кулаки не требовались.
      Длинные белые волосы в порыве ветра взлетели, вытягиваясь, утолщаясь, разрастаясь. Черные джинсы и курточка, окутавшись темным облаком, преобразились в мощную темную броню, а нежные ручки и ножки стали когтистыми лапами. Махнули белые крылья, дохнуло жаром. Денис едва не свалился на рельсы.
      Перед ним во всем великолепии вздыбился дракон. Выгнув шею, он взревел, словно адресуя вызов небу. Глянул черным глазом на парня, подмигнул и взвился ввысь. Денис моргнул - и дракон исчез. Бесследно.
     -- И что это было? - ошарашенно спросил он электронное табло.
      Загудело за спиной, парень шарахнулся - но то была электричка. Люди, словно из воздуха выскочив, заторопились, засуетились по своим делам. А где они были раньше? А? Дракон съел? А теперь выплюнул?
      "Не дури", - зазвучал в голове высокий голос Лиз. - "Вы, люди, невкусные. Езжай домой и тренируйся. Я проверю".
     -- В чем тренироваться? - переспросил Денис.
      "Книгу подбери", - только и был ответ.
      Книга валялась на перроне, а он и забыл про нее. Неудивительно. Денис смахнул песок, прочел название. "Профессия - драконотворец". Ну-ка, ну-ка...
      Денис зашел в полупустой вагон, уселся и открыл первую страницу.
      Дорога предстояла долгая...
  
  
  
  
  
  
  
  
   Игра в ассоциации
   (с)   Александр Неуймин
    (с)  Александра Полторацкая

Ассоциация первая - ЛЮБОВЬ

      Любовь...
      А что Любовь для меня?
      Дайте-ка подумать...
      Любовь, как я это себе понимаю - суть понятие растяжимое.
      Я, например, Люблю красный цвет, Люблю родителей, Люблю собачек, Люблю читать...
      А вот остальные...
      Ну, не знаю...
      Чего только люди не любят, и притом всеми возможными способами.
      Иногда это так забавно...
      Ну скажите мне, что за привычка задавать глупые вопросы?
      Вот и сейчас, подошла одна такая - с блокнотиком и пером самописным. Стоит, зараза, пустыми глазами хлопает, губки дует:
      - Скажите, как по вашему, это из-за несчастной любви?
      - Да хрен его знает, - я стараюсь побыстрее пробраться меж плотных рядов журналистов. И откуда они только узнают ГДЕ, да ЧТО... Ну не понятно это для меня. И почему именно здесь? Почему сейчас, когда для меня важнее всего побыть одному, здесь толпа этих "Любителей Горячих Новостей". Неужели им не противно? Хотя может у них любовь? Ну да, такая вот ЛЮБОВЬ - грязная и мерзкая...
      А я люблю "Главпродукт ХРЕН ЯдРеНыЙ". На баночке написано. Красненьким и синеньким по желтенькому. Стекло прозрачное, у горлышка волнистое. Крышка белая, на крышке пропечатано "24.09.2006.АН". Сейчас мы ее в пакетик и в вещдоки... Так бы тебя и расцеловал, хрен ядреный... Люблю таких преступников, и тебе отпечатки, и слюна, с слепок магической ауры, да такой замечательный, что хоть в учебник по Магкриминалистики вставляй... мои светлые мысли были прерваны самым беспардонным окриком:
     -- Темный!
     -- Чо? - я резко обернулся и вскинул лук.
     -- Кончай давай, жрать хочу! - когда я понял кто оторвал меня от дела, то несколько успокоился, уж больно забавно он сморщился оказавшись у меня под прицелом.
      - Ой, жрать он хочет. Пошел бы и пожрал, там рядом забегаловка для таких, как ты. Гоблин несчастный.
     -- На себя посмотри, эльф патлатый!
      Н - да, ворчать надо было потише. Забыл как-то, что у гоблинов слух отличный. А этот к тому же и стажер. Значит, обидчивый, как ребенок.
     

Ассоциация вторая - РОДЫ

      Роды...
      В смысле, когда одно существо производит на свет другое (часто себе подобное).
      Представили?
      Вот и я...
      Видел я роды однажды...мой вам совет, бегите от рожающих как можно дальше - единственное толковое, что вы сможете сделать...
      Напоследок я осмотрел еще раз место происшествия. Полный разгром, это как водится. Девица с перерезанным горлом и мужик с ножом в спине. Оба как только что родились. Голые и в крови
      Эх... Ну что бы мужику стоило нож не в спину себе воткнуть, а в грудь. И была бы милая бытовая драка, порезал изменщицу, и сам убился. От раскаяния. Не подумал покойничек, не подумал, а мне разгребать.
     -- Ну скоро ты там?
      Тьфу ты, ну что с него возьмешь, стажер, одно слово.
      - Ну иду уже, иду. - сказал и собрав вещдоки в походную торбу, двинулся к дверям.
     
     
  
     

Ассоциация третья - ПИЩА

     
      Пища...
      Вот это вопрос-вопросов.
      Часто все придавались мыслям о хлебе насущном?
      Я часто...
      Притом он - хлеб наш насущный, как не странно бывает самым разным, не всегда к хорошо всем известному продукту питания имеет прямое отношение.
      Ну, например:
      - Так женщину хочется, щас умру...
      Прям таки и умрешь? ЛОЖЬ!!!
      Никто еще от этого не умирал.
     
      Но поесть, а особливо поесть вкусно и питательно, это, скажу вам прямо первейшее для каждого эльфа дело. Наверное поэтому все постоянно шутят над нашим выпирающим брюшком...
     
      Повел я стажера, конечно, не в забегаловку, а в приличное место через квартал отсюда. Там шеф-повар знакомый, не отравит. Для гоблина чересчур шикарно, но я не собирался из-за него обижать мой бедный желудок.
      - Жили у бабу-уси, ейе,
      Два весе-о-лых гу-уся, охо-о...
      А-адин белый, другой серый,
      Вот такие гу-уси, та-ра-ра, м-м...
      Я поперхнулся. Стажер Федя кинулся на помощь, но я успел пригнуться. Маленькая, но до неприятности костлявая ладошка со свистом пронеслась над головой, и мой кашель прекратился сам собой.
      Обожаю стажера.
     
     

Ассоциация четвертая - БРАНЬ

     
      Брань...
      Не, ну конечно можно прикинуться, что имеется в виду "ПОЛЕ БРАНИ" - это, кто не знает, когда молодой, сексуальный, умный, но несколько раненый капитан, или рядовой, кому что больше нравиться, преодолевая последний Рубикон водружает таки полковое знамя над позициями поверженного противника...
      Здесь другое...
      Здесь, извините господа - тупо МАТ.
      Наш родной эльфийский мат. Помните как у классика? "О сколько на мгновений чудных, готовит матерщины дух..."
      Отдышавшись я удивленно посмотрел посетителей:
      - Здесь что, никто не понимает эльфийский?
      Я огляделся - похоже, никто. Все мирно чавкали под нежный джаз. Страдал саксофон, томилась певица в красном платье-чулке, кстати, отличный голос. Это она, что ль, такие шуточки отмачивает? Надо познакомиться.
      Меня разобрало. Это ж надо, в таком пристойном кафе, с вежливыми официантами и чистыми скатертями, с великолепным поваром и собственным оркестром, и поют эльфийскую непристойную! Как хорошо, что я здесь один из всех эльф, и больше никто не понимает вообще, что делают эти гуси с, так, сказать, бабусей...
     -- Ты чего? - сейчас Федя опять позаботится.
     -- Нет-нет, все нормально, поперхнулся просто. Не надо!
      Федя опустил занесенную рученку и обратил взор на сцену. Я занялся своим картофелем. Ни ногой сюда больше! В кафе едят, а не ржут, как лошади. Федя заслушался! Знал бы он, что слушает! Ой, не могу!
     -- Ту эс ламмин, ах-ха-ха, ик!
      Орки в твою печень, досмеялся...
     
  
  
     

Ассоциация пятая - ТЕЛО

     
      Тело...
      Тело бывает роскошным.
      Нет, конечно, бывает как у меня, и в принципе с таким телом тоже жить можно. Но, иногда, встречаются поистине РАСКОШНЫЕ тела...
      Вот у певички тело на твердую четверку, а у барменши - это ПЯТЬ.
      Но вернемся к моей телесной оболочке, или организму, тут уж как вам будет удобнее...
      Так вот, старая эльфийская песня о проблемах арнитофилии возымела на мой организм самое недвусмысленное действие. А именно - заикало. И вовсе не потому, что кто-то или что-то меня принялось вспоминать, а потому как на продолжительный смех у нас с моим телом всегда одна реакция - мы ИКАЕМ...
     
      Так, успокаиваемся, икоту заедаем. Опа, стажер вытаращился. А в глазах отражается красное, значит, кто-то рядом...
     -- Вам понравилось? - Федя бурно закивал, но певица оставила его без внимания. Обращалась она ко мне.
     -- О да! В высшей степени, - правильно, стажер, придвинь даме стул.
     -- Я старалась. Для вас, - мурлыкнула девушка в красном чулке-платье.
     -- О, польщен, - это она не знает, кто я. Полицейский я, не хрен ядреный. Тьфу, прицепилось.
     -- Я вас знаю. Вы Серсо Рамирэль, а я Омина, можно просто Оми. И я не возражу против вашего присутствия в моем номере в 7 вечера завтра, - певица элегантно пригубила вина, сверкнула очами и шикарно удалилась.
      Федя сглотнул. Ах да, гоблин же не привык к такому обществу. Я стал резать остывший картофель.
     -- Тебе что, по фигу? - Федя вылупился на меня.
     -- Ты что? Как может быть по фигу такой картофель и такое мясо?!
      Стажер замолчал. Потом вздохнул.
     -- Ну хорошо. Скажи хотя бы, о чем она пела.
     -- Ты уверен, что хочешь это знать?
     -- Уверен.
     -- Точно?
     -- Точно!
     -- На все сто?
     -- Да не тяни ты, Темный!
      Мой бедный невинный гоблин. Я и рассказал.
      После того как гоблин пришел в себя мы направились в участок...
     

Ассоциация шестая - ИМЯ

      Имя...
      Забавно, но все известные мне разумные существа, предают ИМЕНИ гораздо большее значение, чем оное заслуживает.
      Я не в коей мере не принижаю магического значения имен, но...
      Знавал я одного эльфа, которого вырастили горные тролли, со свойственной им прямотой назвали приемные родители найденыша- Дерьмо. До пятнадцати лет он и не подозревал, что его имя значит. Когда узнал конечно расстроился, и даже некоторое время с приемной семьей не общался, а потом все утряслось...
      Так вот, дамы и господа, пах тот эльф, как и прочие эльфы - свежими розами, срезанными на северном ветру...
      А вы говорите: "Что в имени твоем?"
      Оми.
      Ее зовут Оми. Интересно, а не та ли это Оми...
      Мысль спорхнула вспугнутой пташкой. Еще бы не спорхнуть, Федя в меня врезался. Стажер зеленый, на ровном месте спотыкается!
      Федя мычал и указывал на свои ноги. Что, ну что ты мне показываешь? Грязные обломанные ногти? Волосы на пятке? В гробу я видал твои прелести! Г-гоблин! Чтоб тя орк! Ложись!.. Бахнул взрыв.
      Зря я на него взъелся. Стажер показывал мне вовсе не на ноги, а под ноги. Большая разница. Потому что Федя дернул за растяжку. Не послушайся он меня, и я бы его действительно видел в гробу. И себя тоже, я верю в загробный мир. А так Федя грохнулся, я шмякнулся, и осколки пролетели над нами.
      Лёжа в пыли, я лениво наблюдал как из дыма появляется чуть пошатывающая фигура...
     

Ассоциация седьмая - ДОВЕРИЕ

      Доверие...
      Если разобрать слово по составу получим недвусмысленное - ДО ВЕРЫ.
      А именно, до того как мы кому-то поверим, мы ему оказывает ДОВЕРИЕ - проще говоря, верим авансом.
      Иногда зря...
      Многие в нашем управлении считают, что доверять нельзя никому.
      Я в их числе!
      Особенно я не доверяю седым мужикам благородной наружности, ну этим...
      ... предсказателям в пятом поколение...
     
      Из дыма и пыли прямо на нас вышел седовласый мужик благородной наружности - наш городской пророк.
      ПРО РОК эта сволочь никогда и никому не рассказывала, а вот про попсу, или Эстрадных исполнителей, так это пожалуйста...
      Пророк внимательно посмотрел на нас со стажером, и, убедившись, что мы еще не пришли в себя после взрыва, а значит убежать на сможем, ехидно улыбнулся:
      - Одумайтесь, ибо грешны вы во грехе, а грех ваш грешен грешной грешностью!
      - Ну все, поймал. - я сел и принялся приводить мундир в порядок.
      - Одумайтесь! - Пророк явно приободрился.
      - Вот заладил, старый пень. - гоблин вылез из лопухов и теперь с нескрываемым интересом разглядывал образовавшуюся после взрыва воронку. - Чего ты его слушаешь? Заняться больше нечем? У нас с тобой дело не раскрытое.
      - Часы отмеряют последние минуты! - Пророк медленно но верно скатывался в пропасть речевого экстаза. - Ровно в полдень наступит Апокалипсис и умрет славный град! Вносите деньги в кассу божественного спасения! Всего за пять сольдо вы получите освобождение от всех своих прегрешений. Наши индульгенции - самые индульгентные в мире!
      - Пошли уже! А то я ему сейчас врежу, и тебе придется меня арестовать. - гоблин потерял всяческое милосердие к блаженному... впрочем я его понимаю.
      - Ладно тебе. Вон смотри, принцессу опять украли...
      Гоблин сощурился и тихо выругался:
      - Вот ...ть, красавица!
     

Ассоциация восьмая - КРАСОТА

     
      Красота...
      Вы можете со мной спорить до потери передних зубов, но красивые бабы существуют!
      Где они живут и как их зовут, для меня (достигшего возраста 330 лет) остается загадкой.
      Но они ЕСТЬ!!!
      Эта же сука была страшная как все мои похмельные понедельники.
      То-есть - вроде и женщина, но рядом с ней хочется не возбудиться, а УДАВИТЬСЯ!!!
      Мало того, явно понимая всю свою ущербность это сволочь постоянно инициировала собственные похищения. Условия всегда были одни и те же:
     -- похититель крадет принцессу.
     -- тащит оную через весь город, чтоб все видели, что она кому-то нужна.
     -- насилуют в темной подворотне до полного принцесиного удовлетворения.
     -- в случае не получения принцессой вышеупомянутого удовлетворения похитителя волокут на плаху...
      Надо ли говорить, что на данные условия соглашаются только приговоренные к смертной казне...
      ... а палач еще ни разу не остался без работы...
     
      Похитители уныло выволокли принцессу на середину городской площади. И оросив в пыли начали обреченно пить из бассейна.
      Из переулка показалась королевская кормилица:
      - Похитили нашу красавицу! Задумали аспиды страшное! - достигнув середины площади кормилица устало взгромоздилась на оградку городского фонтана. С жалостью, взглянув на обреченных, спросила:
      - Не пробовали?
      Резко отскочив в стороны похитители нервно закачали головами: "Дескать, нет, матушка не пробовали".
      - И правильно, - кормилица затянулась папиросой, от которой чувствительно попахивало травкой. - Дольше ждешь. Дольше живешь!!!
     
      ...На площади появился пророк:
      - Одумайтесь...
     
      ...подбежавшая к нам певичка, ну та - в красном плате-чулке, переведя дыхание выдавила:
      - Я знаю кто совершил убийство...
     
      ...гоблин весь превратился в слух...
      ...мне очень хотелось поскорее закончить со всем этим...
      И тут, Город начал рушиться...
      Видимо пришло ВРЕМЯ.
     
     

Ассоциация девятая - ВРЕМЯ

     
      Время...
      Время приближалось к обеду...
      Вот сейчас откроется дверь и в детскую заглянет мама.
      Мама строго посмотрит и скажет:
      - Быстро убирай игрушки и иди за стол.
      Сережа послушно начнет складывать кубики в коробку.
      Исчезнет ГОРОД, так любовно возводимый им все утро, исчезнет городская площадь с фонтаном...
      ...Эльф и гоблин так и не узнают, что хотела сказать им певичка в красном платье-чулке...
      ...Пророк так и не будет услышан...
      ...Прекрасная принцесса так и не найдет своего ЕДИНСТВЕННОГО...
     
      Игра закончилась...
     
      Что поделаешь...
      Взрослых надо слушаться!
  
  
  
  
   О славе минувшей, о прошлых победах...
  
     Я уже несколько веков живу в этом мире и все это время пью.
      Узнай об этом Бахус, порадовался бы, наверное. Он вообще, парень веселый. Шуточки разные, девки опять же...
      Эх!.. Вот были времена.
      Я очень хорошо помню тот день, когда на зеркальной поверхности моего щита появилось первое мутное пятнышко...
     
      - Вставай, лежебока! - я с удовольствием пнул Гермеса в неприкрытый доспехами бок.
      - Да пошел ты! - Гермес отвернулся к стенке и захрапел с новой силой.
      - Не, ну ты только погляди на него! - я поднял с пола амфору и попытался вытрясти из нее хоть несколько капель вина. Ага! Сосуд был пуст как желудок Минотавра за неделю до прибытия очередного корабля с афинянами.
      - Чего надрываешься? - в комнату вошла Афина. - Выпить хочешь? Так сходи в сарай, в доме ничего не осталось.
      Афина водрузила на стол корзину с фруктами.
      - А чего он так нажрался? - я вновь попытался пнуть Гермеса, на этот раз промахнулся и едва не оказался рядом с ним на земляном полу.
      Афина подхватила меня под локоть, и осторожно усадив на скамью, сказала:
      - Сандалии у него вчера сдохли.
      - Чего?
      - Что слышал. Вчера сидели, смеркалось уже. Выпивали, конечно, как без этого. Гефест последний кубок опрокинул и говорит - "Ну, раз у вас больше ничего нет...". Тут Гермес вскочил - "Как это нет, сейчас на Олимп сгоняю, у меня там заначка, еще после Горгоны осталась...". Вскочил, значит, и давай свои сандалии крылатые натягивать, а я чувствую, вонь по всему дому пошла, хоть богов выноси. Гермес пьяный, зараза, со шнуровкой возится и не видит, что у сандалий все перья из крыльев повылезли. В общем, закопали мы их там, за домом. Такие вот дела.
      Афина села рядом со мной и, тяжело вздохнув, уставилась куда-то в потолок.
      Мы посидели молча.
      Через некоторое время Гермес заворочался на полу, а затем, кашляя и ругаясь поднялся.
      - Слышь, выпить нет?
      Афина выжидательно посмотрела на меня.
      - Ладно, схожу.
      Я вышел из дома и направился в сторону сарая.
      Что ж такое творится?
     
      Спустя полчаса мы уже сидели за столом и, изрядно нагрузившийся Гермес, пытался нам с Афиной доказать, что прав именно он, а не мы.
     
      - Точно вам говорю, зря мы тогда Горгону завалили. С нее все и началось!
      Я как обычно не спешил соглашаться. Ну и что с того, что Гермес бог. Мало ли этих богов вокруг шастает. У меня всегда свое мнение было.
      - Ты все мозги уже пропил, при чем тут Горгона. Нашел тут невинно убиенную. Она вон скока народу в камень превратила.
      - А ты видел? - Гермес не собирался сдавать свои позиции.
      - Сам не видел, но люди говорили.
      - Люди ему говорили, - Гермес в сердцах осушил еще один кубок. - А может они ее, чем обидели?
      - Ну, не знаю, - я даже растерялся.
      - Она еще с Посейдоном в моем храме сожительствовала, - встряла в разговор Афина.
      - Это здесь при чем? - Гермес мутным взглядом попытался строго посмотреть на Афину.
      - А при том! Мой храм, нечего там всяким шастать, и к уважаемым Посейдонам приставать.
      - Не, мать, тут ты точно не права. Горгона была баба видная, ее что ни день кто-нибудь сносиловать пытался.
      - Вот девушка и защищалась, - вставил я.
      - Точно! Молодец Персей. - Гефест дружески похлопал меня по плечу.
      - Козлы вы все. Мужики, одним словом. - Афина пригубила из кубка, хотела его отставить, но, передумав, допила одним махом.
      - Кстати, о козах, тащи сюда Эгиду.
      Раз уж Гермес назвал щит Афины по имени...
      Я выглянул за дверь и, прихватив с собой щит, вернулся в комнату.
      - Дай сюда. - Гермес выхватил славное оружие у меня из рук.
      - Что ты пытаешься найти?
      - Вот! - Гермес сунул мне щит прямо под нос.
      -Чего? - я глядел на свое отражение, так не похожее на голову Горгоны, еще пару лет назад красовавшуюся в центре щита.
      - Что ты видишь?
      - Ничего, - признался я.
      - То-то и оно, а что здесь было раньше?
      - Голова, там была. Чего пристал к мальчику? - Афина попыталась вырвать щит из цепких пальцев бога торговли.
      - А когда ты ее сняла? - не унимался Гермес.
      Афина задумалась.
      - Сразу после того, как она перестала всякого на кого посмотрит превращать в камень.
      - То есть, два года назад.
      - Точно, - вспомнил я. - В тот год еще Минотавра кондрашка хватила.
      Гермес отдал щит Афине и уселся за стол.
      - А теперь, дорогие мои, давайте вспомним, что еще случилось за эти два года?
      - Так вроде ничего? - Афина старательно терла щит подолом туники, стараясь избавиться от маленького пятнышка в самом центре зеркальной поверхности.
      - Геракл помер, - поднапрягшись припомнил я.
      - А еще Тезей и две из трех сестер Грайи.
      - Что ты хочешь этим сказать? - Афина прекратила безуспешные попытки стать знатным полировщиком.
      - Наше время уходит. - Гермес покрутил в руках кубок, но пить не стал. - Когда взгляд Горгоны отразился в твоем щите, его волшебство стало обращаться в камень, а вместе с ним и все волшебство этого мира.
      - На наш век хватит! - я, как мог, попытался разрядить обстановку.
      - Ой, не знаю, не знаю...
     
      ***
     
      Через месяц Гермес, забыв, что на нем уже нет летающих сандалий, шагнул с Олимпа и сломал себе шею...
     
      ***
     
      Эллада, милая моему сердцу солнечная страна...
      Да ладно, чего уж там... столько воды с тех пор утекло. Щит-Который-Был-Зеркалом давно превратился в труху. Да и я... Эх.
      Пойду, пожалуй. Пора пропустить стаканчик другой.
     
      - Эй, молодой человек. Не угостите старика? А я вам сказку расскажу. Честно-честно, не пожалеете...
  
  
   Вместе и навсегда
     
      Свадебное агентство "Купидон" располагалось в двух минутах ходьбы от метро, и всего в получасе неспешной прогулки, от Невского проспекта. Пять лет назад, когда Настя выбирала помещение для будущего офиса, центр города казался непозволительной роскошью. Той суммы, что была озвучена, вполне могло хватить на покупку небольшого отеля в, какой-нибудь, Турции. Настя всё не могла решиться. Деньги "сумасшедшие". К тому же, "не свои"...
      Разумеется, отец не требовал от дочери никаких гарантий. Однако Настя прекрасно понимала, что даже для него, это была немалая сумма. Альберт Николаевич, планы дочери выслушал внимательно. Немного побурчал, больше для порядка, нежели, пытаясь отговорить. В душе, он был доволен - какую же умницу он вырастил. Не раз и не два, особенно первые годы после смерти жены, Альберт выслушивал от друзей один и тот же разумный, как им казалось, совет. Жениться снова. Жениться? Да вы что? С той самой секунды, когда он впервые увидел Алену, все женщины мира, как-то сразу, перестали для Альберта существовать. Он был самым счастливым мужчиной - его любила самая прекрасная женщина в мире. К сожалению, судьба подарила Альберту лишь один год. Алена умерла при родах, подарив жизнь ангелу. Тем хмурым мартовским утром, когда Альберт впервые принял из рук печально улыбающейся санитарки неудобно объёмный, перехваченный атласной лентой сверток, стало понятно - отныне жить он станет ради дочери. И пусть с тех пор минуло почти двадцать лет, в жизни одного из самых успешных ювелиров северной столицы, так и не появилась женщина способная заменить Алену. Впрочем, Альберт особо и не искал...
      Пару дней отец внимательно знакомился с бизнес-планом свадебного агентства. Попросил старого приятеля порекомендовать толкового строителя, и уже вместе со специалистами проверил состояние здания. Через знакомых "пощупал" людей выставивших дом на продажу, но и здесь все оказалось в полном порядке. Решение было принято, тем более что здание в центре Питера, уже само по себе, являлось отличным вложением средств. Спустя три месяца состоялась презентация "Купидона". Настя с головой окунулась в работу...
     
      ***
      И вот, спустя пять лет, Альберт Николаевич, поднявшись на второй этаж респектабельного салона, с удовольствием обнял красивую молодую женщину.
      - Папочка, здравствуй! Как же ты вовремя, - Альберт залюбовался дочерью. Настя просто лучилась молодостью и успехом. Да, старику было чем гордиться.
      - Привет, милая. Давно собирался заглянуть, да всё дела, дела. Что у тебя тут намечается? - Альберт кивнул в сторону двери. - По лестнице не пройти. Все куда-то спешат. А в холле? Ящики, стремянки какие-то, коробки. Ремонт затеяла?
      Настя озорно подмигнула отцу.
      - Бери выше, папочка. Закончила!
      Альберт удивленно взглянул на дочку.
      - Погоди. Как закончила? Мы только вчера с Петровичем разговаривали. Он извинялся за срыв поставки. Сама понимаешь, то у них, там, Рождество, то у нас - две недели всероссийского похмелья. Паркет не раньше февраля готов будет...
      Не дав отцу закончить, Настя подхватила Альберта под руку, и настойчиво увлекла прочь из кабинета.
      - Да куда ты меня тащишь? - Альберт еле поспевал за дочерью.
      - Папочка, чёрт с ним, с этим паркетом. Итальянское дерево! - девушка старательно изобразила неспешно-басовитую речь Петровича. Алберт невольно улыбнулся, а ведь, и впрямь, похоже. - Кто не успел, тот опоздал. Пусть теперь, где хочет, покупателя на свои деревяшки ищет. Нет, ну ты мне скажи, откуда в этой Италии столько итальянской древесины? Всё враньё! Наши, небось, березки, нам и продают. Знай только - ценники накручивают.
      Альберт понимающе кивнул. Петрович, конечно, тот ещё жучара, своего не упустит. Но и за качество отвечает по полной. Альберт сбавил шаг, немного притормозив спешащую по коридору дочь:
      - Погоди. У тебя же открытие скоро. Новый зал в центре города, серьезные люди приглашены...
      - Папа, ну неужели ты меня настолько плохо знаешь? Я прекрасно понимаю насколько для тебя важно, что бы у меня все было "на высоте". Пойдем скорее. Сейчас все сам увидишь.
      Настя, вновь подхватив отца под руку, решительно распахнула двери в банкетный зал.
      Остановившись на пороге, Альберт негромко выругался. Чёрт. Неужели Петрович был прав, и очки, после пятидесяти так же неизбежны, как заполнение налоговой декларации... Стоящая за спиной дочка осторожно спросила:
      - Непривычно?
      Альберт склонил голову набок и чуть прищурился, пытаясь сфокусировать непослушное зрение. Впрочем, безуспешно.
      - Знаешь, доченька, непривычно - это не совсем правильное слово. Скажи мне на милость, что с полом?
      Настя торжествующе улыбнулась:
      - Ага! Сумела девочка удивить своего старичка?
      - Сумела, - признался Альберт, разглядывая струящийся по полу паркетный узор. - Откуда это, Петрович постарался?
      - Ой, я тебя умоляю, - пренебрежительно отмахнулась девушка. - Петрович, тут совершенно не причём.
      Настя, присев на корточки, аккуратно провела ладонью по плотно пригнанным друг к другу деревянным плашкам. Сотни маленьких брусочков складывались в замысловатое переплетение ветвей какого-то диковинного растения. Казалось, стоит чуть отвести в сторону взгляд, и незримый ветер начинает лениво перебирать мастерски выполненную листву. И чуть слышный шёпот, вязкой патокой наполняет залу. Картинка дрожит, поминутно меняется, складываясь то в некое подобие рун, то в геометрические узоры, то в хаотичные на первый взгляд линии. И шёпот. Одновременно тревожный и убаюкивающий.
      Альберт нервно тряхнул головой, сбрасывая нахлынувшее наваждение.
      - Ты это видишь?
      - И вижу, и слышу. - Настя отбросила в сторону упавшую на глаза челку. - Знаешь, папа. Последнюю неделю твориться что-то странное. Я знаю, что ты у нас реалист, но поверь мне, иначе как чертовщиной происходящее и назвать-то, никак не получается. У меня подрядчики чуть с катушек не слетели. Пришлось домой спровадить, чуть только укладку закончили. Представляешь, захожу сюда утром принимать работу, а работяги мои сидят посреди зала и, знай себе, раскачиваются из стороны в сторону, что твои болванчики...
     
      ***
      Все началось с того, что пропал Петрович. Никто особо этому событию не удивился. Был за ним грешок. Раз или два в год Петрович срывался. Запои у него были не то чтоб длительные, но настолько шумные и непредсказуемые, что Настя всякий раз удивлялась - откуда столько энергии.
      Петрович даже не пил, нет, он самым натуральным образом кутил. С песнями, пьяным мордобоем, арестами и полной амнезией. Географическое местонахождение лучшего питерского поставщика никакого значения не имело.
      Петровичу было абсолютно наплевать под флагом какой страны он в тот момент находился. Хорошо еще если это оказывались темпераментные Италия или Доминиканская республика, хуже - если судьба была неблагосклонной к неспешной Финляндии или чопорной Великобритании.
      С несчастной страны вмиг слетала и неспешность и чопорность. Наверное, именно такие люди, как Петрович, и рождали слухи о вечно пьяных русских, тех, что спят на снегу, да гоняют, маясь от скуки, медведей по улицам. Кутеж Петровича более всего напоминал тропическое торнадо - шумно, много и суетно.
      Два дня Настя пыталась вызвонить незадачливого снабженца по мобильному. Телефон с нечеловеческим упорством сообщал девушке о том, что вызываемый абонент находится вне зоны действия сети. На третьи сутки, кто-то, еле ворочая языком, мешая русские и немецкие слова, сообщил девушке, что "Петорович" находится под арестом, скорее всего, ближайшие месяцы проведет недалеко от Мюнхена. Впрочем, "если фройлен желает, то может внести залог в размере пятнадцати тысяч евро"... Не дослушав остальные условия вызволения соотечественника, Настя бросила трубку и разрыдалась.
      Это был полный провал. Летел, ко всем чертям, плотный график запланированных еще до начала ремонта торжеств. А заказчики у Насти были все, как один люди серьезные. С такими не забалуешь. Вмиг разнесут по Питеру "инфу" о том, что не оправдала, подвела... Короче, репутация, похоже, отправлялась следом за планом мероприятий - к чёрту!
      Собственно за этими стенаниями, Настю и застал настойчивый телефонный звонок. На первые телефонные переливы Настя отреагировала нервно. Мокрая от слёз сумочка, плюхнулась на смартфон, слегка приглушив настойчивую трель. На некоторое время в комнате наступила тишина. Немного успокоившись, девушка достала из сумочки пудреницу и скептически осмотрела покрасневшие от слез глаза: "Да, ничего не скажешь, красавица...". Не позволив новой волне самобичевания набрать силу, телефон вновь призывно запел. Обречённо вздохнув, Настя нехотя коснулась призывно мерцающего сенсорного экрана:
      - Агентство "Купидон", ваше счастье - в ваших руках. Слушаю.
      - Добрый день, барышня. - Бархатный баритон заставил девушку в одно мгновение позабыть о насущных проблемах. Весь мир перестал существовать. Остался только голос. - Я нижайше прошу прощения, у меня несколько необычная проблема. Надеюсь, что не слишком сильно обременю вас, если попрошу соединить меня непосредственно с Анастасией Альбертовной?
      Настя, по инерции, всхлипнула, однако, заученно улыбнувшись, ответила:
      - Я вас слушаю.
      - Анастасия Альбертовна, разрешите представиться, меня зовут Тео, - на другом конце телефонной линии возникла небольшая заминка. Похоже, обладатель бархатного голоса спешно решает, называть ли свою фамилию. Наконец, прозвучало компромиссное, - Я представляю в России корпорацию "Малковиан&com". Вам знакомо это имя?
      - Впервые слышу, - призналась Настя.
      - Это не страшно, - весело заверила трубка. - Дело в том, что нам стало известно об одной небольшой проблеме связанной со скорым открытием...
      - Откуда! - выпалила Настя.
      - Сейчас это не важно, - заверил девушку собеседник. - Можете считать, что в вашем Петровиче проснулась совесть и он поднял свои старые связи, А если желаете обвинить нас во всех смертных грехах, пожалуйста. В одном я вас могу заверить, к проблемам с вашими поставками мы не имеем не малейшего отношения.
      - Тогда объясните...
      - Я звоню вам, милая барышня, лишь с одной целью - оказать посильную помощь.
      - Какую помощь? - невзирая на возникшие подозрения, Насте очень хотелось чуда. Такого, чтоб пришел кто-то сильный, такой как отец, и решил для маленькой девочки её маленькую проблему.
      - А вот это, мой друг, уже не телефонный разговор. Мне удалось вас хоть немного заинтересовать?
      - Удалось. - призналась Настя.
      - В таком случае, я намерен прибыть в ваше агентство примерно через час с четвертью. Не возражаете.
      Настя с сомнением покосилась на циферблат больших напольных часов - бабушкино наследство, как любил говаривать отец. Время давно перевалило за полночь.
      - Мне кажется, - неуверенно ответила девушка, - что для деловых переговоров несколько поздновато?
      - Что вы! - уверенно возразил собеседник, - Для меня сейчас самый разгар трудового дня. Всё. Хватит попусту болтать, я выезжаю. Да, не забудьте предупредить охрану о моем позднем визите. Ведь у вас же есть охрана?
      - Есть.
      - Вот и отлично, - радостно констатировала трубка. - Ждите. И поверьте мне, я зря не отниму у вас время. Не в моих, знаете ли, это правилах.
      В телефоне послышались гудки. Несколько оторопев от случившегося, Настя несколько секунд рассматривала телефон, а затем неспешно вышла из кабинета и спустилась к охране. Девушке самой хотелось встретить загадочного собеседника, принесшего ей слабую надежду с честью выйти из сложившейся ситуации.
     
      ***
      Тео отказался от предложенного кофе. Поморщился, но все же согласился на бокал мартини. Сделав небольшой глоток, отставил напиток в сторону.
      - Ну-с, приступим?
      - Должна признаться, вы меня заинтриговали,- Настя осторожно коснулась губами бокала. Пить не стала, лишь слегка пригубила вино, стараясь прочувствовать букет. - И даже не своим, довольно не ясным пока предложением помочь в решении моей проблемы. Вы заинтересовали меня тем, что сумели оказаться в моем офисе ночью.
      Гость смущенно улыбнулся:
      - Увы, сударыня. По-иному, у нас встреча всё одно не могла состояться.
      - Отчего же? - девушка удивленно вскинула брови.
      - Понимаете ли,- Тео пристально взглянул Насте в глаза. - Таких как я, обычно называют вампирами, со всеми, так сказать, вытекающими.
      Заметив недоуменный взгляд девушки, гость пояснил:
      - Ну, знаете же, всякие там боязнь чеснока и солнечного света, жажда крови...
      - А что, её нет?
      - Кого? - не понял гость.
      Настя ухмыльнулась.
      - Жажды?
      - А, вот вы о чем, - Тео достал из кармана сигару. - С вашего позволения?
      Девушка кивнула.
      - Так вот, - продолжил гость. - Жажда, она разумеется есть. Куда же без неё. Но это далеко не та жажда, что нам, точнее вам преподносит синематограф. Обычно вампир совершенно спокойно может себя контролировать, если он в своем уме.
      - А что встречаются и ненормальные, - Настя наконец-то нашла в себе силы улыбнуться.
      - Разумеется. Куда же без них, - Малковиан сделал глубокую затяжку. Комнату вмиг наполнил аромат дорогого табака. - Ровно в той же пропорции, что и у людей. И уж поверьте, наши безумцы, ничуть не опаснее ваших. Может чуть быстрее и выносливее...
      Тео помолчал. Вновь затянулся, а затем продолжил:
      - Впрочем, моя цель визита тоже пусть и косвенно связана с сумасшествием.
      - Это замечательно, - выпитое вино веселило, и Настя не могла удержаться от шпильки. - Да, это очень интересно, всё то, что вы мне рассказываете. Вот что мне не понятно, так какое отношение это имеет ко мне?
      Тео поднялся с кресла, и аккуратно отложив сигару, тихо произнес:
      - Семья Малковиан просит Вас свидетельствовать династический брак.
     
      ***
      Альберт удивленно посмотрел на дочь:
      - О чём он тебя попросил?
      Настя, подхватив отца под локоть, вывела его на середину залы.
      - Они попросили не меня, они попросили нас, - заметив во взгляде отца непонимание, пояснила. - Если верить Тео, а после того как я познакомилась с молодоженами всякие сомнения у меня отпали полностью, династические браки большая редкость. Последний такой брак пытались заключить между собой кланы Бруджа и Треми. Попытка закончилась полным провалом, едва не уничтожив оба клана. Дело в том, что представители разных кланов могут скрепить свой союз лишь в том случае, если будут соблюдены несколько условий.
      - Дай угадаю, - отец принялся загибать пальцы. - Как я понял брак свидетельствуют люди.
      Настя кивнула.
      - Ты прав, притом не просто люди, а единокровные родственники, не состоящие в услужении ни у одного из кланов.
      - Так, что ещё?
      - Еще нужна старинная реликвия, принадлежащая этим людям.
      - Как я понимаю, в нашем случае реликвия - это часы?
      - Да, Тео специально проверил, даже не спрашивай каким образом. Он мне не пояснил. Так вот, нашим часикам почти двести лет!
      Тут ясно, - Альберт нервно прохаживался по залу. Он уже почти не обращал внимания на постоянно звучащий в голове шепот. - Хорошо, а с полом-то что?
      Настя присела и вновь провела ладонью по великолепному узору.
      - Вот мы и дошли до самого главного. Клан Малковиан изначально считался мастером иллюзий, иногда их творения были настолько гениальны, что оставались в реальности. Тео убеждал меня, что если церемония пройдет гладко, узор останется в этом зале навсегда. Ты только представь себе, - глаза девушки азартно блестели. - Мы станем хозяевами единственного в мире свадебного агентства для вампиров!
      Альберт удивленно посмотрел себе под ноги.
      - Так паркет мне мерещится?
      - Точно! Весь зал засыпан землёй. Простой землёй...
     
      ***
      От чего-то Настя думала, что все гости будут в чёрном.
      Она ошибалась.
      Прекрасные вечерние туалеты, многие из которых Настя видела на недавнем показе высокой моды в Париже. Великолепные в своей строгости смокинги.
      И, конечно же, ослепительная белизна наряда молодожёнов.
      Глава клана Малковиан властным жестом поманил Настю и Альберта на средину залы, где уже приклонили колена жених и невеста. Настя слегка опешила, узнав в старике, стоящем по правую руку от главы клана Петровича, но смело шагнула вперед.
      - С согласия ли людского, без принуждения ли свершается это брак?
      - Да, с согласия, - голос Насти чуть дрогнул.
      На помощь дочери пришёл отец.
      - С согласия и без принуждения. По доброй воле я и моя дочь свидетельствуем этот брак.
      Под общий вздох собравшихся, по полу пробежала волна. Нечеткий до сих пор узор, наконец-то, сложился в герб новой семьи. В порыве страсти, под ногами молодоженов сплелись роза и чертополох.
        
      ***
      Гости покидали гостеприимные стены "Купидона".
      Глава клана искренне поблагодарил хозяйку, обещая в случае необходимости любую помощь.
      Настя внимательно слушала, и все же, от девушки не ускользнули те взгляды, что бросал молодой Вентру на хорошенькую  Гангрел.
      Очередная стрела Купидона нашла свою цель.
      А значит, в скором времени, молоденьким влюбленным понадобиться Настина помощь.
      Настя улыбнулась. Избитая фраза "Вместе и навсегда!" приобретала для нее новый смысл. Возможно, когда-нибудь, она и сама...
      Впрочем, всему свое время.
     
     Медленно умирало лето. Стихал назойливый гомон отдыхающих, закрывались пункты проката водных велосипедов, все реже и реже раздавались на пляже призывные крики продавцов мороженого. Город готовился к спячке, и в воздухе витал запах близкой слякотной осени.
      Тори пришла в город поздним вечером. Наслаждаясь последним погожим деньком, неспешно прогулялась по тихим улочкам, заглянула в старенькую кондитерскую и, прикупив пакет с печеньем, направилась к пирсу.
      Волны накатывали на берег в безуспешной попытке сокрушить волнорез. Тот держался с нескрываемым превосходством, вот уже многие годы, возвышаясь над морской пучиной. Море не сдавалось, искренне веря в старую как сам мир поговорку - вода точит камень. Тори хорошо помнила, кто и когда эту фразу произнес впервые. Вода и суша - две великие стихии, и они веками, тысячелетиями, эпохами выясняют, кто сильнее. У этой борьбы нет начала и нет конца, нет побед и поражений. На месте морей возникают пустыни, а на месте ушедших под воду материков плещутся волны. Но все равно вода не может поглотить сушу, а та - высушить воду.
      Они - извечные враги, две противоположности, две крайности мироздания, две неотъемлемые составляющие этого мира.
      Тори опустилась на холодный бетон пирса и стала ждать, похрустывая печеньем.
      Ковровой дорожкой из-за горизонта выплывали багряные облака и уходили за спящий город. Дневная синева неба сменилась бледно-розовым, так же теплеет и розовеет сонный младенец. Море подражало небу - оно притихло, словно готовя ему колыбель, волны теперь уже не бились, а ласково гладили неуступчивый взрослый волнорез. Тори жмурилась и крошила печенье чайке, вдруг прилетевшей на пирс.
     
      - О-па! Васян, смотри, кто у нас тут сидит!
      Чайка, нервно дергая шеей, побежала по пирсу. Тори медленно обернулась на голос. К ней приближались два подростка. Судя по нетвердой походке, оба были изрядно под градусом.
      - Слышь, шалава! Как тебя зовут?
      - Меня не зовут, - Тори мягко улыбнулась. - Меня призывают.
      - Вась, кажись, студентка.
      - Точно, - согласился с приятелем второй. - Умничает.
      - Студентка, а с двумя слабо? - оба гоготнули.
      Тори досадливо вздохнула. Опять и снова! Как часто она сталкивалась с такими вот 'хозяевами жизни'! Они всегда красовались своей силой и смелостью, наглостью и невежеством. Красовались перед самими собой, одетые в бронзовые доспехи легионеров или в нацистскую форму, сюртук статского советника или, как сейчас, в потертые джинсы и грязные футболки.
      Тори тошнило от одного присутствия таких людей, и в то же время ей было их искренне жаль. Они не понимают, что невозможно быть 'хозяином Жизни'. Взять хотя бы то, что жизнь всегда уходит от нас неожиданно и не тогда, когда мы хотим. Мы не властны над этой многогранной и многоцветной сущностью.
      Сколько таких встреч было в ее жизни! И всегда они заканчивались - смертью. И уж конечно, не ее.
      - Мальчики, не стоит. Идите, пока чего не случилось, - примирительно ответила Тори, вставая с холодного камня.
      - Васян, ты слышал, эта дура нас мальчиками назвала? Надо наказать.
      - Так давай, разложим ее прямо здесь, посмотрим, как она запоет, - заржал Васян.
      - А ну, скидывай юбку! - подросток схватил ее за плечо.
      Тори резко отпрянула в сторону, едва не упав в воду:
      - Убери руки!
      - Рот захлопни! Серега, хватай ее за ноги!
      Тори закричала:
      - Нет!
      Пирс тряхнуло с такой силой, что подростки свалились в воду. Нисколько не удивленные самим фактом землетрясения, они попытались взобраться обратно. Тори поняла, что одной не справиться.
      'Помоги мне!'
      - Я иду, - услышала она. - Держись...
      Парни уже забирались на пирс, когда за их спинами поднялась темная вода, повисела немного и ударила в бетон. Брызги окатили Тори, а подростки заорали - волна несла их от берега.
      Вокруг них стремительно закружилось мощное длинное тело. Мокрая чешуя вспыхивала бронзовыми бликами, сильные плавники пенили воду, разгоняя Морского Змея, и уже закипел водоворот, затягивая, засасывая в пучину. Чешуя словно слилась с морем и образовала ослепительное золотое кольцо. Подростки захлебывались, били руками по воде, их несло в воронку, они боролись за жизнь - безуспешно.
      Несколько ударов сердца Тори - и все стихло. Только булькнули пузыри с глубины.
      Чудовище еще немного покружило, останавливая бешеный разбег, развернулось и поплыло к пирсу, плавно изгибаясь кольцами, держа голову над волнами.
      Тори бессильно опустилась на мокрые плиты. Эта мощная красота, эта прекрасная сила приводили в смятение - а вдруг однажды и ее затянет в смертельный водоворот? Она вскочила на ноги.
     
      - Здравствуй, Богиня, - перед пирсом плавно и сильно вознесся чешуйчатый колосс.
      Девушка усмехнулась:
      - Ты же знаешь, мне больше нравится имя Тори.
      - Но почему? - Морской Змей изогнул шею и положил голову на пирс, так что его узкие глаза оказались напротив глаз Тори.
      Тори вгляделась в вертикальные зрачки и пожала плечами:
      - Ну, не знаю, просто так.
      - Никогда не мог понять вас - женщин, что за капризы? То волосы красите, так что не сразу признаешь, то имена меняете.
      - А нас и не нужно понимать, нас любить нужно, - улыбнулась девушка.
      Змей шумно вздохнул:
      - Тяжело.
      - Что тяжело? - насмешливо склонила голову Тори.
      - Любить тяжело. Мы слишком разные, слишком далеки друг от друга. Можно даже сказать - мы враги.
      - Да брось ты, - засмеялась Тори. - Мы - самые обычные. Почти как люди - ругаемся и миримся, любим и ненавидим. Мы слишком долго живем среди них, перенимаем их привычки, их образ мыслей...
      Змей неодобрительно фыркнул. Подумал немного и спросил:
      - Почему ты позволила этим двум зайти так далеко?
      - И это ты тоже знаешь, - пожала плечами Тори. - Когда я в теле женщины, магии почти нет, а физически они были сильнее.
      - Зачем тогда ты вновь и вновь возвращаешься в эту оболочку?
      Тори подняла руку и откинула длинные каштановые волосы, затем провела ладонью по стройному телу, очерчивая соблазнительный контур. Змей проследил взглядом за ее рукой.
      - Ах, великий Посейдон, - мурлыкнула она. - Ты сам говорил, что тебе так нравится.
     
      Змей ухнул вниз, вода выплеснулась фонтаном, вновь до нитки промочив белую майку Тори.
      Минута - и на берег вышел худощавый юноша. Тори побежала к нему.
      - Здравствуй, Гея.
      - Здравствуй, любимый...
       
     Волны и камень слились в бесконечном поцелуе.
     
  
  
  
  
  
  

0x01 graphic

  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Часть шестая:
  
   Пара слов о любви
  
   От автора:
   Что тут скажешь? Сопли, слюни, хромые собачки... всё здесь. Но, как не странно, здесь же и самые любимые тексты... наверное, от того, что они (тексты) "про любовь"... о Любви.
   Пусть будут!
   Всё что у нас есть - это любовь... (с) Очень хороший человек, убит из пистолета...
  
   Фотография, на которой мы будем счастливы
    Иногда, когда я смотрю на облака, неспешно проплывающие по бездонно-синему небу, мне кажется - все уже было.  Не со мной,  с какой-то другой глупышкой, совершенно мне незнакомой.  Или не было вообще...Что же  остается? Неумело пересказать случившееся? Попробую...
     
    Вчера
     
    Мимо магазинов - все уже куплено. Прочь от  распродажи женского белья - нет времени. Скорее - он же сейчас совсем  один.  Ему, должно быть, очень страшно. Проклятый светофор никак не хочет переключаться на зеленый. Мне нужно скорее попасть домой. Не в силах ждать, перебегаю дорогу на красный свет. В спину - гневные гудки водителей. Я улыбаюсь.
Вот уже и парадная. Бросаю на асфальт сумки, из последних сил пинаю дверь. Та гудит, словно колокол, но не поддается. Упираюсь в холод металла лбом, сминая свою залакированную челку. Прошу тебя - откройся! Он уже близко.  Сейчас самое главное - найти то, что много лет пролежало в старой обувной коробке, спрятанное от чужих глаз.  Найти и отдать. Отдать, для того чтобы его будущее стало моим прошлым...
      
Давно
     
  В просторную комнату институтского общежития набилось человек двадцать. Те, кто поумнее - пришли раньше и теперь с комфортом размещались вокруг стола. Опоздавшим пришлось расстелить матрацы прямо на полу. Хотя через час, максимум полтора все смешается - кто-то отправится курить, кто-то с кем-то попытается уединиться...
    Улыбчивая Лилька притащила с кухни кастрюлю с вареной картошкой и бухнула ее на стол:
 -  Вот! Считайте, что свою роль хозяйки я выполнила. Никита! Что там с тушенкой?
    Никита, что-то горячо рассказывающий стройной брюнетке, недовольно откликнулся:
    - А?
    - Я говорю, тушенку принес? - Лилька сдула упавшую на глаза челку.
    - Ну, блин, далась тебе эта тушенка! Не видишь, мы беседуем? Там в коридоре пакет. Сходи, если тебе так приперло...
    Лилька гневно зыркнула на брата:
 - Быстро подорвался, принес все сюда! Или выметайся на улицу. И так народ, что шпроты в банке, хоть тунеядцев поменьше будет.
Нехотя Никита обратился к своей недавней собеседнице:
- Мадам,  я вас на некоторое время покину. Семейные обязанности, знаете ли. Настоятельно прошу проследить, чтобы какой-нибудь образованный невежда не занял мое место. Фирштейн?
  Брюнетка кивнула, томно прикрыв глаза. Лилька невольно хмыкнула. Вообще, весь внешний вид Никитиной новой подружки вызывал искреннее уважение к производителям краски для волос. Да, у блондинок есть возможность замаскироваться. Хотя бы на первое время...
- Держи, тиранша, - вырвал её из раздумий голос брата. Никита легонько толкнул девушку в бок. - О чем задумалась?
    - Да так, - Лилька сгребла тушенку обратно в пакет. - О жизни, наверное.
    Никита уже расположился рядом со своей пассией:
    - Много думать вредно! От глобальных мыслей морщины появляются.
    Прихватив пакет, Лилька направилась на кухню, аккуратно переступая через расположившихся на полу гостей. От вспыхнувшего света тараканы, неотъемлемая составляющая любой общаги, неторопливо попрятались по углам.
    - Привет, родная. Помочь?
    Лилька вздрогнула и резко обернулась на голос.
    Незнакомец стоял, опираясь о кухонный стол. Лилька могла поклясться, что еще секунду назад никого не было.
    - Ты откуда такой взялся? И я тебе не родная, - она, с нескрываемым интересом, разглядывала молодого человека.
          Типичный мачо - начищенные до блеска туфли, рубашка - в тон галстука. Все то, что Лильке нравилось. Вот только глаза не масленые, как обычно бывают у искателей легких отношений, а лукавые и одновременно какие-то печальные. В отличие от обычного мачо, парень не скользил взглядом по Лилькиной фигурке, а внимательно изучал ее лицо, словно отыскивая в ней что-то.
   - Я тут мимо проходил, смотрю, у вас вечеринка намечается. Дай, думаю, загляну. Помочь банки открыть?
 - Да чего тут помогать? - удивилась Лилька. - Дернул за пимпочку, банка и открылась.
 Лилька уверенно потянула металлический ключ вверх.
- Осторожно! - парень резко шагнул вперед.
    Лилька вздрогнула от этого нечаянного движения и, разумеется, порезалась.
    - Вот чёрт! - Она метнулась к рукомойнику.
    Потрескавшаяся эмаль раковины моментально окрасилась противно-розовым.
    - Нельзя же под руку! - на глаза сами собой навернулись слезы.
    - Дай посмотреть, - Парень взял Лилькину руку. Взял просто и нежно, словно делал так тысячи раз. Крепкое и уверенное пожатие. Совсем не так касаются руки впервые. В первый раз - это неуверенность, дрожь и "лишь бы не оттолкнула". А тут все по-другому. Наверное, тогда-то Лилька и влюбилась в него.
    - Сейчас мы все исправим.
    На стол был торжественно возложен приличного вида кожаный портфель. Единственное, что омрачало блестящую коричневую поверхность - подозрительного вида темное пятно.
- Как тебя угораздило портфель запоганить? - спросила Лялька.
    Парень лишь нетерпеливо дернул плечом:
     - Бейлиз пролил.
    - Красиво живешь.
    Он лишь пожал плечами, извлекая из недр портфеля аптечку:
    - Одна знакомая вчера угощала.
    Лилька фыркнула:
    -  Альфонс, значит. Девушки его дорогущими напитками поят, а он...
    Он глянул странно, в глазах его промелькнула странная тень. Как будто боль?..
    - А он оказывает им неотложную помощь.
    С этими словами парень плотно перебинтовал Лилькину ладонь.
    - Я Феликс...
  
   Нагруженные тарелками с едой, молодые люди вернулись в комнату.
    Веселье тем временем набирало обороты - гудело растревоженным ульем, рокотало гормональным водопадом, низвергалось раскатами хохота. Всем весело. Все счастливы. Так хочется любви.
     - О! Кормильцы пожаловали, - Никита схватил с тарелки закуску. - Лильк, а это чё за товарищ? Новая  любовь?
    Лилька уже собралась ответить, но тут встрял новый знакомый:
    - Привет! Я Феликс. Куда бутеры ставить?
    - Да прям сюда, - Никита неопределенно махнул рукой в сторону стола, по старой общажной традиции покрытого вместо скатерти листами газет. - Ты  откуда такой нарисовался?
    Водрузив тарелки, Феликс плюхнулся рядом с Никитой.
    - Может, за знакомство? А то голова трещит после вчерашнего...
    Никита понимающе хмыкнул:
    - И то верно, чего тянуть-то,- он уверенно наполнил стаканы. - Ну, понеслась?
    Все дружно выпили.
    Лилька как-то странно посмотрела на Феликса.
    - Чего?
    - А ты, наверное, алкоголик? Пришел в компанию, хряпнул по-быстрому и сидишь довольный.
    - Вот растяпа! - хлопнул себя по лбу Феликс. - У меня ж там сумка!
    - Какая сумка? - оживился Никита.
    - Синяя.
    - Не, ты не понял, с чем сумка-то?
    - Сейчас увидишь, - Феликс пружинисто поднялся с дивана.
- Странный он какой-то, - Никита задумчиво проследил за удаляющимся гостем. - Где ты его откопала? В библиотеке?
- Не, на кухне приблудился.
    - Грамотный мужик, - одобрил Никита, - знает, где с девушками знакомиться. А я вот...
    Договорить ему не дал Феликс, ввалившийся в комнату. Перед собой  он нес огромный синий пакет.
    - Ребята, совсем забыл. Вот - налетайте.
    Из пакета на стол посыпались разноцветные коробки и свертки с заграничной снедью.
    - Ты чего, интуриста какого обнес? - Никита с интересом разглядывал банку "Хольстена".
    - Зачем ты так? - обиделся Феликс. - Здесь недалеко супермаркет, все честно куплено.
    Лилька мысленно представила себе все близлежащие магазинчики, ни одно из этих заведений никак не тянуло на супермаркет.
    Студенты с энтузиазмом копались в ворохе продуктов, особую радость вызвали две бутылки "Хеннесси".
    Общее впечатление от процесса озвучила Анна:
    - Лилька молодец! Какого ухажера себе отхватила - и богатый, и не жадный. Феликс, а ты где учишься?
    - Да нигде, я свое уже отучился. Теперь работаю.
    Лилька, сидевшая рядом, тихо пробурчала:
    - От звания ухажера мы, значит, не отказываемся...
    Тихо так пробурчала - только для себя, но Феликс все же расслышал.
    - Не отказываемся.
    Он больше ничего не сказал, просто улыбнулся - по-доброму, даже как-то по-домашнему. У Лильки возникло такое чувство, что именно такую улыбку она и ждала. А ведь и правда мачо, пронеслось в голове, и неожиданно для самой себя девушка улыбнулась в ответ.
      Веселье подходило к концу. Посуду бесформенной кучей свалили на кухне - подождет до завтра. Очень здравое решение, когда все навеселе.
    Оставшиеся гости разбрелись по комнатам. Кто-то уехал на такси, или чуть раньше успел на метро.
Феликс стоял, прислонившись к запотевшему от недавнего веселья стеклу.
    Лилька залюбовалась силуэтом в темно - мерцающем провале ночи.
- Зачем ты остался? - неожиданно для себя спросила она. Тут же зажмурилась, что за чушь она спрашивает?
- А ты не знаешь? - Феликс чуть подышал на стекло. Окно густо затуманилось. Юноша осторожно коснулся матовой поверхности.
    Лилька в который раз за сегодняшний вечер глупо разулыбалась. Вот, сейчас нарисуется на стекле банальное сердечко, пронзенное стрелой, и все встанет на свои места. Она осторожно взяла в руки свечку, оставленную Никитой. Небольшой огарок изо всех сил стремился разметать сгущающуюся темноту.
    Феликс подошел к ней близко, снова взял за руки, и теперь они держали свечу вдвоем. Трепетал огонек, метались тени, и лицо его словно светилось во тьме. Феликс вглядывался в нее с невыразимой грустью и нежностью. Как будто Лилька была его девушкой, но потеряла память, и не может вспомнить. Никто и никогда не смотрел на нее так.
    - Зачем ты остался? - прошептала Лилька. И явственно осознала, что руки у нее трясутся. Нервы, словно стальная пружина, дрожали, разрывая паутину наваждения. - Для чего?..
    Феликс дернулся, словно Лилька окатила его ушатом холодной воды:
    - Я не могу сейчас все тебе объяснить, ты уж поверь. Хочу, но не могу.
    - Интересное кино, - Лилька нервно сглотнула. - И что же тебе мешает?
    - Обещание!
    - Что? - девушка подняла свечу выше, стараясь осветить лицо собеседника, - Кому и чего ты там пообещал?
    - Тебе! - сдавленно ответил Феликс. Он опустил руки, отошел во тьму, и вновь Лилька держала свечу одна.
     Вот сейчас закроется дверь и отрежет Лильку старым деревом от возможного счастья. У самого порога Феликс остановился. Посмотрел Лильке в глаза, грустно, словно промокший под осенним дождем щенок, и чуть слышно вымолвил. - Поверь мне. Я вернусь. Ты только дождись.

    Сказал и ушел, осторожно прикрыв за собой дверь.
    На стекле медленно таяла лежащая на боку восьмерка. Символ - такой же бесконечный  и такой же одинокий, как и сама Лилька.
    На подоконнике сиротливо поблескивал небольшой кулончик. Лилька медленно поднесла находку к глазам. Золотое сердечко неожиданно распалось на две части, и на ладонь упал многократно сложенный квадратик бумаги. Пальцы, вмиг ставшие непослушными, с трудом расправили листок.   Мелкие, аккуратные строчки, казалось, издевались над Лилькой:
    "Лилька, дура ты мнительная! Это не бред, уж поверь мне. Он так ушел неожиданно, и у тебя, конечно, обида. Постарайся сделать для меня одну вещь - не забывай его. Через пять лет ты поверишь, что чудеса случаются на самом деле..." Лилька скользила глазами по строчкам. Несмотря на то, что буковки были крохотные, она без труда разбирала написанное знакомой рукой - её собственной рукой.  "...Теперь о главном -  у тебя кофе на плите убежал!"
    По комнате и впрямь растекался знакомый аромат. Лилька стремглав бросилась на кухню.
    За окном безнадежно-красиво пела какая-то птаха.
         
    Чуть ближе
     
 - Ну, и что теперь мы делать будем? - директор городского Дома культуры выжидательно посмотрел на Лилию. - Чего молчишь?
    - Я думаю, Анатолий Иванович.
    - Лилия Сергеевна, - директор нахмурился еще больше. - Думать надо было раньше, когда назначали Смирнова на роль Деда Мороза. Не первый год ведь его знаете. Могли предвидеть, что подведет.
    Лилька медленно поднялась и, не сказав слова в свое оправдание, направилась к выходу.
- Не понял? - директор ошалело смотрел на Лильку.
    - Не волнуйтесь, - Лилька сдула упавшую на глаза челку.  - Все будет "тип-топ". Сейчас попрошу кого-нибудь из осветителей. Их же двое?
    Директор в ступоре кивнул - да, дескать, двое.
- Вот и ладненько, - Лилька гордо приосанилась. - Один запросто сможет в спектакле сыграть. Роль не сложная. Появляется он только в конце. Там и слов-то с гулькин нос.
   Лилька прислонилась к облезлому директорскому косяку.
    - Все будет нормально, Анатолий Иванович, не извольте волноваться. Справимся. Не впервой.
    Затем, изобразив нарочито дурашливый книксен, скрылась подальше от начальства, только начавшего что-то понимать.
    В коридоре стоял гомон, не оставляющий и капли сомнения - коллектив сорвался. Надо же, как все некстати. Еще вчера, все было очень даже прилично... потом чьё-то случайное предложение отпраздновать начало новогоднего сезона и все - запой.
   Лилька решительно распахнула дверь с гордой табличкой "Аппаратная", по опыту зная: вот сейчас гаркнет, как следует, и, может быть, контингент продержится хотя бы пару часов. А эти два часа ей нужны как воздух. Ну не смогла она за эти пять лет привыкнуть к постоянным гулянкам. Сама не знала почему, но после одного случайного знакомства, еще в студенческие годы - как отрезало.
    Дверь-то Лилька распахнула, но, заранее приготовленные слова словно застрял, не в силах быть высказанными. Пьянки в аппаратной не было. Веселье - было. Вот чего никак не наблюдалось, так ожидаемого разгула.
    Посреди небольшой коморки, среди обрывков проводов и смеющихся Лилькиных коллег, величественно возвышался Феликс...у Лильки неприятно похолодели кончики пальцев.
  - Привет! - Феликс шагнул навстречу девушке и, чуть приобняв, чмокнул в щеку.
  - Ты откуда?
     Лилька от шока не представляла, как себя вести. И дело даже не в том, что время от времени она вспоминала ту мимолетную встречу, придумывая себе продолжения и варианты. Просто что-то больно шевельнулось в груди - то ли радость, а может надежда. Точнее определить было сложно, да, наверное, и не нужно.
 - Шел мимо, дай, думаю загляну. Вот - заглянул. Ребята сказали, что проблемы у тебя небольшие?
    Лилька несколько затравленно оглядела честную компанию.
    - Ну, да...
    - Да не волнуйся, - Феликс простецки положил ладонь на Лилькино плечо. - Все сделаем в лучшем виде. Василий сказал, роль несложная, а у меня как раз времени вагон. Так что готов оказать посильную помощь.
 - Парень молодец! - уверенно встрял звукооператор. - Сразу тему понял. Да и опыт у него, видать, в новогодних чесах имеется. Такие тут перлы откидывал. Вы, Лилия, не сомневайтесь. Детишки довольны будут, вот увидите.
     
    Лесная красавица переливалась разноцветными огоньками, блестела огромными шарами, осыпала восторженных малышей разноцветными снежинками. 
    До невозможности важный Феликс, одетый в роскошный костюм Дедушки Мороза, забавлял ребятню новой затеей:
    - А кто из вас в сказку верит?
    - Я!!! - десяток голосов звонким эхом метался по залу.
    - Хорошо! Я люблю, когда кругом чудеса и волшебство. А хотелось бы вам сейчас покататься на коньках?
    - Да!
 - Не слышу, совсем старый стал. Ну-ка, давайте вместе! Раз! Два! Три! Озеро лесное, оживи.
    Дети дружно вторили волшебному деду, а Лилька с замиранием следила за тем, как вокруг   елки, прямо на паркетном полу рождался настоящий каток.
    Дети гурьбой бросились на лед. Кто-то падал, иные ловко скользили по серебристой ледяной поверхности.
    Все были счастливы. Лилька тоже.
 
 
        Как-то само собой получилось, что после представления они ушли домой вместе. Лильке даже не пришлось себе врать, что Феликс ее всего лишь провожает. Она твердо знала, чего хочет от сегодняшней ночи...
         Забытое шампанское уже почти выдохлось, но Лилька не чувствовала вкуса. Даже не так. Она никогда не пила ничего вкуснее. Он был рядом. Он любил.
          А потом он рассказывал, а Лилька слушала, сжав кулачки. Слушала и плакала, не от боли - от безвыходности и безнадежности всего происходящего.
    Родной мир Феликса существовал во встречном потоке времени. Очень странный мир. Наверное, именно он подарил человечеству легенду о Фениксах - существах рождающихся и умирающих в огне. Лилька слушала, с ужасом осознавая, что верит в каждое произнесенное слово.
    Другой мир - реальность,  где время течет вспять. Мир, объятый изначальным пламенем. Мир-прародитель всего сущего, и одновременно - далекое будущее Лилькиного мира.
    Лилька не совсем понимала, как возможна такая несправедливость - для Феликса проходил всего один день, а для неё более пяти лет. Ей оставалось только верить. Верить и любить, понимая, что следующая их встреча станет последней. Но кого это волнует, когда впереди вся ночь. Такая длинная и одновременно короткая. Лильке очень хотелось верить в то, что эта ночь принадлежит только им,  двоим.
  - Скажи, а почему у нас столько льда? Ведь в твоем мире, в нашем будущем, все пылает, значит, и у нас должно быть много огня.
- Сейчас твой мир не способен родить пламя - только лед.
    - Мы настолько разные?
 - Наверное, - Феликс вздрогнул, когда Лилькина рука скользнула по его бедру, - Подожди, я должен объяснить.
    Лилька не слушала.
    - Значит наш мир - это лед? А я? Я же теплая! Вот потрогай. И здесь, и вот тут! - Лилька крепко прижалась к единственному во всей вселенной мужчине - к своему мужчине.
 - Ты - исключение, - Феликс провел такой родной ладонью по Лилькиным волосам. Сначала по голове, затем ниже. Везде. 
    И лишь капли пролитого ликера стекали с тумбочки на черный портфель, оставляя на нем следы увиденные Лилькой за пять лет до этой ночи...
     
    Она осторожно коснулась пальцем маленького золотого кулона на шее у Феликса:
 - У меня точно такой же в коробке спрятан. Как такое возможно? Я всегда считала, что одна и та же вещь не может существовать  одновременно в двух экземплярах. Это же, как его? - Лилька задумалась, подбирая слово.
    - Парадокс? - Феликс улыбнулся. - Не знаю, что и сказать. И в твоем, и в моем мире ученые спорят о теории времени. Что может случиться, чего нет. Я одно знаю - ты подаришь мне это украшение через твои пять лет, через мой один день. Наденешь на шею и велишь оставить у тебя на подоконнике в день нашей первой встречи.
    - Последней для меня, - Лилька задумалась. - Интересно, а откуда эта безделушка вообще взялась? Мы только тем, похоже, и занимаемся, что дарим ее друг-другу.
    - Да все наши  встречи выходят за рамки возможного. Я нисколько не удивлюсь, если мы сейчас встанем, откроем твою коробку и никакого кулона там не будет.
    Лилька зябко дернула плечом:
    - Лучше этого не делать, я точно знаю, что он там. Ты уйдешь, я проверю. Напишу сама себе записку и снова спрячу, а потом подарю тебе. Кстати, когда я этот подарок сделаю?
    - Хочешь знать будущее? - лукаво прищурился Феликс.
    - Ну, да, - Лилька несколько смутилась.
    - А вот не скажу. Не хочу портить впечатление о нашей первой встрече. Тогда все забавно получилось. Дождь, намокшая газета... - Феликс замолчал. Весь его вид выказывал крайнюю задумчивость, вот только глаза. Эти ставшие такими родными глаза, смеялись. - Так что, не обессудь, никаких подробностей.
- Хочешь еще? - Лилька протянула почти пустую бутылку Бейлиза.
    - Нет, спасибо. И так сегодня достаточно набрались. Мне завтра на тебя первое впечатление производить, а я с похмелья буду.
    - Ботинки не забудь начистить. Увижу грязные туфли, ничего у тебя не выйдет.
    - Слушай, - Феликс словно вспомнил что-то. - У меня же целая сумка с продуктами.
    Лилька хитро улыбнулась:
    - Оставь до завтра. Поверь, пригодится.
    - Я волнуюсь...
    - Успокойся, все будет хорошо. Лучше скажи мне, а каково это - жить в случившемся?
    - Глупая, для тебя все случилось, а для меня....
    Феликс задумался, подбирая слова:
     - Для меня все еще впереди.
    Он прижался к Лильке, и взял ее, в который раз за эту ночь.
    Она задыхалась и кричала от счастья.
    Вот только глаза сильно щипало. Наверное, от слез...
    А потом - последняя встреча. Для нее...
     
    Вчера
     
     Я стрелой влетела в квартиру. Черт, надо было все подготовить уже давно. Зачем оттягивала? Вот ведь дура. 
    Неудобными кубиками обувные коробки высыпались из кладовки. Вот нужная! Ворох старых фотографий. Школьные, институтские. А это что? Надо же, моя свадьба. Какая я молодая и глупая. Сейчас молодость уже прошла - ускользнула, словно песок между пальцами. Глупость, правда, никуда не делась. Что ж, хоть что-то осталось от той - прежней меня.
    Да где же?!!
    Золотистой змейкой украшение, казалось само, скользнуло в ладонь.
    Я устало опустилась на пол, среди растревоженных старых вещей. Сидела и задумчиво перебирала пальцами звенья цепочки, не решаясь раскрыть кулон. Ладно, чего тянуть-то?
    Пальцы привычно сдвинули в сторону потайной замочек. Записки не было. Чего-то такого я и ожидала. Иначе выходило совсем уж неправильно. Нереально. Записку нужно написать именно сейчас. Аккуратно сложить листок и закрыть сердечко. Теперь уже навсегда.
        Надо же, мне ничего не пришлось придумывать. Я очень хорошо помнила ту записку, что прочитала в душной общажной комнате больше десяти лет назад: "Лилька, дура ты мнительная..."
     
    Я до самого вечера бродила по городу. Странно, но мне только сегодня пришла в голову мысль, что я не знаю, где мы должны встретится. Феликс не сказал, а я не спросила. Идиотка!
    Окончательно выбившись из сил, я вернулась к своему дому. Начал накрапывать дождик.
    Внезапный порыв ветра сорвал куста потрепанную газету и бросил мне прямо в лицо.
    От неожиданности я взвизгнула, резко отпрянула назад и чуть не упала.
    - Осторожнее, девушка, здесь очень скользко.
    Чья-то твердая рука подхватила меня за талию, не давая свалиться.
    - Здравствуйте, я первый раз в вашем городе...
    Я смотрела на него, и на глазах наворачивались слезы. Он меня совсем не знал. Вот сейчас вырвусь, убегу в наступающие сумерки и ничего не случится. Или случится?
    - Разрешите представиться? Меня зовут...
    Я не дала ему договорить, нет,  ну посудите сами, должна же я  показать ему, что тоже чего-то стою?
    - Не нужно представляться. Феликс, я все про тебя знаю.
    О, дорого бы я дала, чтоб заснять сейчас его лицо на камеру. Ладно, не стану его мучить.
    - Ты, наверное, замерз? Пойдем, я тут недалеко живу. Так и быть, напою чаем.
    Я привела Феликса в свой дом.
     
    Самое удивительное, что освоился Феликс быстро. Сидел теперь за столом, пил чай, внимательно меня рассматривал, и все задавал и задавал вопросы. Я охотно отвечала, видимо, настало время выговориться. Он легко верил мне, точно так же, как, в свое время верила ему я. И тут меня словно током ударило:
     - Представляешь, я вот сейчас подумала,  а ведь тогда - пять лет назад мы один-единственный раз с тобой были на равных?
    Он с удивлением посмотрел на  меня, явно не понимая, о чем я.
    - В смысле?
    - Мы тогда были на середине пути. Ни ты, ни я не знали, что ждет нас впереди.
    Он усмехнулся:
    - Я и сейчас не знаю.
    - Ничего, - я тоже улыбнулась.-  Я уже побывала в подобной ситуации - теперь твоя очередь.
    Феликс как-то стушевался, видимо не решаясь задать вопрос:
    - Аня, она...
    - Тебе и вправду интересно?
    Он нашел в себе силы лишь на слабый кивок.
    - Ты правильно догадался. Анька твоя дочь.
    - Расскажи мне про нее. - Его глаза молили, я никогда не верила в "отцовские чувства", как-то не везло мне на мужиков. А тут, на тебе, прониклась. Поверила в то, что это не пустой интерес. Он действительно хочет знать про свою дочь. Маленькую девчушку, которую он никогда не увидит взрослой, которую он вообще больше никогда не увидит.
    - Она очень похожа на тебя.
    Я задумалась: "А ведь я его почти не знаю. Поверила всему что он рассказывал... нет! Такие мысли нужно гнать подальше. Я твердо уверена в том, что Феликс говорит правду. И Анька как раз самое тому доказательство. Никто кроме меня не знает о маленьких талантах моей дочери. Нашей дочери.
     
    В тот вечер мы сидели очень долго. Анька все норовила забраться к нему на колени. Я сначала одергивала дочь, но, заметив, как Феликс нежно прижимает к себе ребенка, оставила как есть.
    Анька вырастет, и я ей все расскажу.
    Вот только сейчас возьму фотоаппарат и сделаю снимок. Наш первый и последний семейный снимок. Фотографию, на которой мы трое будем счастливы.
     
    Сегодня
     
         Лилька, вцепившись в штору, ревела.  Безутешно, по-бабьи, навзрыд. Он ушел. Закрыл дверь и ушел, отставив ее навсегда. Дочка, тихо, на цыпочках, подкралась к матери.
    - Мамочка, не плачь, пожалуйста. Ну, хочешь, я тебе фокус покажу? Меня дядя Феликс научил. Только у него льдинки получались, а у меня огонек. Вот, смотри, у нас в садике так никто не умеет!
    Лилька, размазывая слезы по щекам, всхлипнула и  медленно обернулась.
          
    На маленькой Анькиной ладошке робко трепетало пламя.
     
  
  
  
  
  
  
  
  
   Виджет
  
    Аудиал
     
    Здесь появляются первые намеки. Картинки еще не существует, и лишь робкие звуки пробуют на прочность бескрайнее пространство Пустоты. Они, то появляются, то опять затухают, подобно молниям озаряя невидимую досель реальность. Создают первые зыбкие образы, являя на свет Слово. Что тут удивительного? Вначале всегда было лишь Слово...
     
     
                 Забавно, что именно это название прижилось.
     Как только нас не пытались окрестить, и "Ангелами хранителями", и "Истинным другом", всё пустое. Виджет, он виджет и есть. Нечего тут придумывать. Хотя одной моей знакомой очень уж название наше не нравиться. Как на эту тему разговор заходит, она сразу губки дует, хмурится. Говорит, что виджет, в переводе на русский, звучит примерно так: "Этот, как его...", а она девушка из приличной семьи, у неё мама профессор английской филологии. Ну и что это за профессия, спрашивается?
    Вот интересно, кто-нибудь сейчас изучает иностранные языки? Нет, я, конечно, понимаю, что изучают. Кому по работе нужно, или там другой какой интерес. Мне непонятно, зачем напрягаться? Есть же транслит-виджеты? Глупое, короче, занятие - языки зубрить. Но это, только, на мой взгляд. Сами поступайте, как знаете. Мне до этого дела нет никакого.
    Если честно, в нашей работе вообще ни до чего дела нет и быть не может. Контракт, знаете ли. Этика эта корпоративная, чтоб ей пусто было! Никаких контактов с заказчиком в реале. Полная самоотдача на весь период соединения. Есть только клиент, только его желания. А желание клиента - закон для виджета. 
     
     
    Визуал
     
    После того как явилось Слово, холст нового мира начинают покрывать первые штрихи. Обычно это резкие, чаще всего чрезмерно импульсивные линии. Слишком редко, среди хитросплетения бесконечно однообразных кривых, может вырисоваться хоть что-то вразумительное. Чаще всего открывающаяся реальность, есть слабое отражение Вечного Хаоса. Жалкое подобие чего-то Настоящего. Обзаведшаяся крепкими мускулами, натренированная жизнью, Обыденность... 
     
    Офисное здание  "Соц' inc" обосновалось   в самом центре города. Сорок этажей стекла и бетона. Устремленный в пасмурное небо символ абсолютной стабильности, гарантия моей безбедной старости.
    Я оставляю агрессивно-алое спортивное авто на персональной парковке - это еще одна  привилегия.  Одна из многих.
    Легко взбегаю по ступеням парадной лестницы. Их сорок две - словно насмешка над "Самым Главным Вопросом жизни, вселенной и всего такого". На каждой отполированные до блеска медные таблички: "Честь", "Благородство", "Сострадание"... Сорок две гарантии качества предлагаемых здесь услуг.  Меня переполняет гордостью за выбранную  профессию. Я - виджет!
    Огромные прозрачные створки плавно скользят в стороны, пропуская меня в холл первого этажа.
    Разбежавшись, дурашливо скольжу по мраморному полу, доезжая почти до ресепшена. Затянутая в фирменно-голубое барышня дежурно мне улыбается.
    - Вы задержались. - Брови укоризненно взлетают  верх. Особого напора нет, так, легкое порицание. Только это, и не боле, может себе позволить в отношении меня сотрудница, стоящая у истоков собственной карьеры. Она сейчас  у самого подножья сорокаэтажного монолита. Не человек, а сплошной дресскод. Карьеристка? Должно быть.
    Интересно, о чем она мечтает? Скорее всего, набор стандартный - подняться на ту вершину, где царствую сейчас я. Ей очень этого хочется, хотя вряд ли суждено. Я уникален... точнее не я, а мой дар. Способность принять чужой разум.  Впустить в себя любого... кто способен оплатить эту маленькую прихоть.
    Странно.
    Еще вчера я чувствовал  именно эти наборы эмоций: Уверенность, Сила, Вседозволенность и  Всезнание.
    Сегодня же я об этом даже не задумался. Совершаю привычные, отточенные до автоматизма действия и поступки. Старательно изображаю себя - вчерашнего.
    Двери лифта сомкнулись, и блестящая хромом кабина взмыла ввысь.
     
     
    Кинестетик
     
    Стоит только первым контурам обрести реальность, пусть даже мнимую, мы непроизвольно начинаем Чувствовать. Наша кожа ощущает жару иль холод. Ноги - чувствуют твердость почвы, иль шаткость палубы. Руки - зыбкость воздуха, а коль доведется быть крыльям - плотность восходящих потоков. Память услужливо подсовывает нам крохотные кирпичики, из которых  и складываются окружающие нас образы и чувства. Интересно, а каким бы мы представили себе этот мир, если б не память?..
     
    Ковер, заботливо устилающий пол Самого Главного Кабинета, приятно щекочет босые стопы. Интересно, откуда Шеф взял моду - ходить босиком? Хотя, какое мне дело? Взял и взял, теперь вот все ходим. Босые - но не нищие. Не это ли главное?
    Медленно перебирая ногами пересекаю Святая Святых.
    Шеф изучающе меня разглядывает. Внимательно, можно сказать изучающее. Интересно, что ему там доложили о вчерашнем...
    - Здравствуй Ваня, проходи, присаживайся. - суровым кивком мне указываеют на единственное в кабинете кресло. Впрочем, так ли я прав называя "креслом" даже с виду тяжелый стул, замерший в самой середине комнаты и подпирающий сводчатый потолок высокой деревянной спинкой.
    - Рад видеть Сан Саныч, - осторожно присаживаюсь на самый краешек негостеприимно-жесткого сидения. - Вызывали?
    Шеф несколько мгновений продолжает  пристально вглядываться мне в глаза. Такое ощущение, что пытается меня всего, без остатка, впитать. Хотя глупости это, не умеет Шеф впитывать, я умею, а он... не знаю. Только вот напротив окна  ведущего к такому маняще свежему воздуху стоит именно Сап Саныч, а я на стуле неудобном расположился - гадаю, что это ему такое стало известно. Так может все же умеет впитывать? Ну, не меня, так самую суть мою... нет, не знаю. Может сам скажет? Или хоть намекнет.
    - Что там у тебя вчера произошло?
    И вопрос-то вроде никакой, а меня аж озноб пробил. Точно знает! Или только догадывается.
    - Вчера это, - неуверенно начинаю я. - Сбой какой-то случился. Клиент самопроизвольно прервал контакт. Я даже ничего сделать не успел. Была связь: стабильная, плотная. Была и вдруг прервалась.
    Я затравлено глянул на Шефа, даже пот на лоб напустил, и слезу выдавил, так сказать для правдоподобия. Честно говоря, я не особенно боялся, что меня "расколют". Это они все тут половинки, да четвертинки, а я цельный - я виджет. Так что пусть поворочает наш любимый Шеф своими мозгами в полное свое удовольствие. Что он там со своим технико-экономическим образованием про наши "привязки", да "якоря" знает. Да ничего. Так одни слова, ничего для здравомыслящего человека не значащие.
    - Честное слово, я  в растерянности какой-то прибываю. Может техническая проблема? Слушайте, - я доверительно наклоняюсь вперед. - А давайте техников спросим, может внятное что предположат?
     Говорю, а сам в такт Шефу пальцами по колену постукиваю, да головой покачиваю - то вправо, то влево.  Подражание - это вам не хрен с горы, это  механизм социализации, мать твою. Смотрю - получилось. Зацепил я старика.  Подозрение в глазах попригасло, один интерес остался. Но мужик сильный, что тут скажешь? До конца на уловки мои не поддался,  чуть "просел" и остановился. Замер на самом краешке лингвопрограммы. Нет, ну не сволочь?
    - У техников спросим. Это обязательно. А  вот что ты мне друг ситный расскажешь? Очень уж мне любопытно.
    Молчит и на меня смотрит.
    И так прикинул, и этак. Вроде ни агрессии, ни подозрений. Чего ж не рассказать? Расскажу.
    Я на спинку неудобно-волнистую откинулся, глаза в потолок уставил - вспоминаю, значит...
     
     
    Дискрет
     
    Самый верный способ обрести в этом постоянно меняющемся мире покой, это отдаться на волю Цифре. Числа, знаки, сложнейшие уравнения, что покоряют разум совершенством своих построений. Они константа этого мира. Единственно верная, идеально совершенная ось координат Стабильности и Совершенства...
     
    Когда я бланк заказа увидел, сразу возмутился:
    - А какого хрена он розовый?
    Дежурный санитар непонимающе воззрился на меня:
    - Тебе не все равно? Шеф же ясно сказал: "У нас субботник". Чего тут непонятного? Кто свободен - тот и пашет.
    У меня от таких заявлений сразу в горле запершило, от возмущения должно быть.
    - Нормально? Я тебя спрашиваю, это нормально? Восемь лет работы. Более ста сорока миллионов прибыли для фирмы. И тут мало того, что меня как последнего лоха ставят на "бесплатку", еще и бланк розовый. Розовый - это значит баба. Офигели, да?
    Санитар принялся целенаправленно прибирать скрученные в жгуты провода, всем своим видом выказавая полное ко мне безразличие. Я демонстративно фыркнул на  мерцающий зеленью экран осциллографа, и обреченно плюхнулся на кушетку.
    - Гады.
    - Согласен, - кивнул санитар. - Гады. А еще буржуи и мерзкие толстопузы. Мальчика нашего золотого недооценили.
    Я подозрительно глянул в сторону парня. Издевается?
    Санитар поймал мой взгляд и ухмыльнулся. Не зло,  но очень обидно.
    - Да ты не заводись. Пойми, всем начхать сколько там у тебя лет и миллионов. Они покруче будут. Им все что ниже восьмизначного числа, вообще "по-бубну".
    Я обиженно отвернулся к стене.
     Перед глазами красовался приклеенный к обоям рисунок. На картинке бесчисленные легионы волн набрасывались на берег. На небольшом пригорке, привстав на цыпочки, балансировала девушка. В неистовой злобе вытер пытался сорвать с нее темную накидку, трепал золотистые волосы, бросал в лицо миллиарды песчинок, пытаясь затмить устремленный в сторону горизонта взор. Девушка ждала. Ждала - устремившись всем своим естеством в сторону угасающего солнца. Вот только напрасным было это ожидание. Мне - стороннему наблюдателю, было отчетливо видно то, что скрывалось от ищущего взгляда незнакомки. В дальней части бухты, на почти скрытых нависающей скалой рифах, доживал свои последние мгновения корабль с изорванными алыми парусами. В нижней части картины, на истерзанном ураганом песке, неизвестный художник выложил замшелыми камнями надпись: "НИКОГДА".
    - Кто это рисовал? -  тихо спросил я.
    - Ну я, - хмыкнул мой собеседник. - А что?
    - Да нет, ничего.
    Я вновь повернулся к картине.
    - Только если ты такое рисуешь, что ты тут-то делаешь?
    Санитар отстранился от приборов. Посмотрел в окно. С высоты тридцать второго этажа открывался вид на многомиллиардный человеческий муравейник.
    - Что тебе сказать? Давно это было. Я еще в институте учился. Лезло тогда в голову всякое. Если честно, я для сестры старался, несколько ночей не спал. Хотел порадовать. А когда принялся рассказывать, что на картине... она заплакала.  - Он медленно положил ладонь на рубильник. - А здесь я делаю то же, что и ты - зарабатываю деньги. Хорошие деньги. Очень много денег.
    Рука стремительно опустилась вниз, увлекая за собой реальность.
    Еще долю мгновения  я вглядывался в осколки гибнущего судна. Пытался разглядеть среди беснующихся волн выжившего капитана, а затем мое тело выгнуло дугой.
    Я вошел в контакт с Клиентом.
     
     
     
    Все сразу...
    Иногда жить в этом мире, впрочем, как и в любом другом, становится неудобно. Краски блекнут, звуки раздражают, а приятные некогда ощущения вызывают вначале беспокойный зуд, готовый позднее смениться саднящим ознобом.
    Впрочем, чему тут удивляться? Как уже говорилось выше, такое случается во всех мирах... в любой момент.
     
     
    Поначалу мне показалось, что наступила ночь.
    Темно было, как в ж***... ну вы понимаете?..
    Потом мое тело начало двигаться.  Вообще-то, признаюсь честно, это очень неприятное ощущение - когда тобой управляют. Я конечно не в пустыне вырос. Прекрасно понимаю, что нами постоянно кто-то "рулит". Поступки разные совершать заставляет. Вещи делать не всегда нам приятные. Так вот - это все не то.
    Когда Клиент берет виджета под контроль, вот где пакостные ощущения. Еще недавно тело было твоим: ты его любил, холил и лелеял. Кормил, мыл, водил в уборную и всякое такое. Иногда в бары. А тут - хрясь! И все.
    Сидишь себе - словно в танке подбитом. Обзор есть, а ходу ни в перед, ни назад. И дорогая, короче, не узнает...
    А моя "дорогая", Клиент в смысле, песенку старую видать не слышала, а потому про танки подбитые и бойцов обездвиженных ничего не знала.
    Чувствую, тело мое село, поворочалось немного, да ноги с кушетки свесило.
    "Да что ж темно-то так!"
    И тут меня словно осенило. Понял я, что Клиент мой, Клиентка точнее, сидит и глаза жмурит, словно открыть не решается.
    Да уж... так мы далеко уедем.
    В общем нужно было что-то делать. А чего тут сделать можно, когда от меня после слияния с Клиентом только голос один и остался? Хотя, голос тоже немало.
    Есть голос - значит будем общаться.
    - Глаза-то открой.
    - Я боюсь. - послышалось в ответ.
    Меня прям передернуло, вот же как, и голос вроде мой, а мерещатся в нем какие-то плаксивый нотки. Женские? Тьфу ты, пропасть.
    - Так и будешь сидеть, - спрашиваю.
    - Ага.
    - Ну и отлично, - легко соглашаюсь я. - Мне же и легче. Посидим так сутки, да и распрощаемся. Ты к себе, а я обратно.
    Мы помолчали. А о чем мне с женщиной разговаривать, когда она мне в голову влезла и с кушетки ноги свесила. Мои, прошу заметить ноги. Вот именно, не о чем.
    Молчим. Ну и ладно.
    - Я не думала, что будет так страшно.
    - Что страшно? - не понял я.
    - Глаза открыть, - пояснила она. - А вдруг больно будет?
    - Что больно? - я продолжал самозабвенно тупить.
    - Я глаза открою, а там свет. - Она уже на скулеж  срываться начала.
    Вот же. А я и не думал, что у меня такой голос противный. Что за хрень? Блаженную подсунули?
    - Ты часом не слабоумная? - осведомился я.
    - Я слепая, - чуть слышно прошептали мои губы. - Я света никогда не видела. Мне страшно, понимаешь?
    Я понял. Все понял... вот только что ответить, не нашелся.
    Не бывало у меня еще такого, черт бы побрал - эти "субботники"!
    Пришлось на некоторое время перехватить контроль над телом, чтоб не расшибиться,  значит.
     
     
     
    Все так же...
    Принято считать, что постоянство - это признак мастерства. Что до меня, так я не согласен. Статичность - вернейший признак смерти. Вечного, так сказать Покоя. Нет уж, увольте, не по мне такие варианты экзистенции! Мне более симпатичны другие  измышления. Ну, хоть и: "В движении - жизнь", или что-то в этом роде...
     
    Когда я у санитаришки темные очки отбирал, он на меня смотрел как на предателя. Не ожидал, дескать, от своего такой подлости.
    Я даже говорить ничего не стал. Чего тут скажешь? Подложило мне начальство свинью, по полной программе. Веселенькие мне сутки предстоят, ничего не скажешь.
    Потом мы на улицу выбрались. Не сразу конечно. Я сначала порывался на стоянку за машинкой  Клиентку направить. Но тут контроль прервался и Клиентка мне быстренько объяснила, что "красавица" моя на стоянке останется. Клиентка дескать водить не умеет. Я возмутиться даже хотел, а потом вспомнил. Ну, да. Слепая. Куда ей за руль...
    Так и пошли пешочком, вдоль набережной.
    Она все по сторонам смотрит. Я, конечно, понимаю - любопытно. Но вот чувствую, шея у меня завтра отваливаться будет. Хотя я не в обиде - такая работа. Чего тут поделаешь?
    Тем временем, мало-помалу, а приноровился я к своему Comandante. Даже посмеиваться начал, глядя как она, сайгаком, по газону скачет. И я вместе с ней, соответственно.
    - Зовут-то как? - спрашиваю.
    Она прыжки свои прекратила, о дерево оперлась, на солнышко заходящее смотрит, и лыбится. Моими, надо отметить, глазами - смотрит, и моими же губами - лыбится.
    - Инга меня зовут, - отвечает.
    Я только хмыкаю: "И как это у нее получается так слова выговаривать, что я и голоса собственного не узнаю"?
    Она вдруг от дерева отстраняется и руками по лицу моему шарить начинает.
    - Эй! - прикрикиваю. - Чего творишь-то?
    - Я тебя увидеть хочу.
    Я лишь удивляюсь: "Ну что за детский сад? Как это руками по лицу мацая, человека увидеть можно"? В слух, правда, не говорю, потому как вспоминаю - она же слепая... у них там, в темноте, всё по-другому...
     
    Непонятное
     
    Тут мне и добавить нечего, потому как сам толком не понимаю, что со мной происходит...
     
    А потом мы, то есть она, или я?.. неважно, впрочем,  к воде спустились. Инга сама место выбрала - такое, чтоб нам обоим нравилось.
    Первые минуты мы молчали. То ли слов не находилось нужных, то ли просто тишины хотелось.
    По отливающей сургучом воде, медленно шла баржа. Корабль был старый. Некогда белоснежная кайма, пересекающая борт судна чуть выше ватерлинии, уже давно утратила чистоту. Сейчас теснящаяся меж ржавых пятен полоска, приобрела оттенок под стать лениво колышущимся волнам.  Но мне нравилось смотреть на медлительную "старушку". В ее неспешности, медленно раскачивающемся кормовом фонаре, который так и звал встать в кильватер,  было что-то прекрасно-надежное. Не привычное для меня  статично-мертвое, а живое, и значит -  настоящее.
    Инга нежно обняла (себя-меня) за плечи.
    - Спасибо тебе.
    - За что? - не понял я.
    - За все, - просто ответила она. - И тебе спасибо, и братику моему.
    - Какому братику?
    - Да ты его знаешь, - рассмеялась девушка. - Очки  ты с кого, думаешь, сегодня стащил?
    - Лаборант? - мне только и оставалось, что изумиться.
    - А как ты думаешь, кто еще для нищей слепышки мог организовать такой день рождения, как не родной брат.
    - Его же могут уволить. Ради чего? - задаю я не нужный вопрос, хотя уже сам все прекрасно понимаю. Инга лишь озвучивает мою догадку.
    - Ради меня, глупый. Он просто меня очень любит.
    - И я, - чуть слышно шепчу я.
    -  Что ты?
    -  Люблю... тебя...
    Я произношу эти слова как будто впервые. Надо же. Было время, и они легко срывались с губ. Когда-то, я сотни раз шептал их маме. Говорил, кричал, пел... и вот -забыл. Научившись чувствовать и думать правильно, выбросил их за ненадобностью, как и десятки других, таких привычных в детстве.
    Сейчас, эти когда-то теплые и ласковые слова, терзали отвыкшие от искренности губы ледяными колючками.
    Но я говорил их вновь и вновь. Привыкая. Словно пытаясь наверстать упущенное.
    До самого утра.
    Пока не кончилось наше время...
     
    Человек
     
    В каждом из нас очень много разного и противоречивого. Мы не всегда поступаем так, как это планировал социум, и даже не так, как мы сами рассчитывали. Иногда, пусть не часто, в каждом из нас просыпается Настоящее. Просыпается и бросается на амбразуру пулеметного дота, или в объятия любимой. Толкает нас, ставших внезапно безудержно-смелыми, к неизведанным континентам или на прополку ненавистной  морковной грядки. Оно сжигает нас и вновь рождает из пепла: чистыми и просветленными, словно кто-то неведомый взял и провел свежей краской белоснежную кайму чуть выше покрытой ржой  ватерлинии.
    Я знаю, такое иногда случается, и тогда Тьма отступает,  хочется верить, что  навсегда...
     
    Разумеется, ничего из Настоящего я Шефу не рассказал.
    Нарочито сбивчиво промямлил невразумительное: "Я сломался. Простите".
    Я уже полностью "пристроился" к нему. И "старый сухарь" мне поверил.
    А может просто сделал вид, что поверил, наплевав не упущенные прибыли и интересы корпорации.
    Не знаю.
    Я стремительно пробегаю мимо ресепшена. Подмигиваю молодой карьеристке: "Мол: не робей! У тебя все впереди. Когда-нибудь ты вырастешь и тоже все поймешь. Так же как прошлой ночью понял я..."
    По крайней мере, я на это очень надеюсь. Иначе жизнь попросту бессмысленна.
    А так не бывает...
     
                 На ступенях, по которым я спешу к Инге, нет сверкающих сусальной фальшью  слов. Простая лестница, каких миллионы. Я, вдруг, замечаю - здесь так же сорок две ступени. Удивительно. Похоже, старый фантаст знал, о чем пишет. Именно эти, местами выщербленные ступени, неумолимо подводят меня к ответу на "Самый Главный Вопрос жизни, вселенной и всего такого".
    И тут оказывается, что у вопроса очень простой ответ - никакие мы не виджеты!
    А это может означать лишь одно... я - Человек!
    
  
  
  
  
  
  
  
   Там за горизонтом
  
   Неесколько шагов по отражениям осеннего парка в лужах. Октябрьский воздух, такой чистый - вдохни и взлетишь - холодил руки, и в груди Ольги разрасталась невыносимая, отчаянная легкость. Глаза - в небо, обреченно хрустальное, пронзительно безоблачное. Взгляду больно оттого, что так беззащитна раскинувшаяся над миром предзимняя синева. Ныло сердце - от предательства. Обманула осень. Поманила, лисичка, яркими красками, багрянцем да шафраном, и - выкинула. Жухлыми листьями на асфальте валяются воспоминания. Бесценные картины прошлого, потекшие от кислоты реальности.
     Странное раздвоение владело Ольгой. Душа выла от боли, желая исчезнуть от этого мира, и в то же время особенно остро воспринимала окружающее, отчего становилось еще горше, хотя куда дальше. Потому что она видела, а отец, муж и ребенок - нет...
     - Мама, а взрослые потому такие длинные, что все время смотрят в небо?
     Тело само замедлило шаг. Ольга покосилась на скамейку справа. Девочка, болтая ножками, внимательно рассматривала прохожих. Рядом сидела, держа ее за руку, миловидная женщина.
     - Нет, дочка, - подумав, ответила мама. - Потому что они все время тянутся за счастьем. Его ведь не так легко поймаешь...
     Дальше Ольга не слушала, почти бегом уходя от мудрой не по возрасту девочки. Себя Ольга отнюдь не считала разумной. Мудрые, они к жизни прохладней относятся, наверное. А она хотела - руки наложить на себя. Это, пожалуй, не назовешь верным решением, но какая тут мудрость, когда они...они...
     Женщина с размаху уткнулась в толстый ясень, мыча сквозь сжатые до боли зубы. Да. Прошел месяц с тех пор, как пропали ее отец и муж, и наверняка их нет в живых. Еще месяц - с тех пор, как произошел выкидыш. Если человек исчез в космосе, значит, умер. Месяц - как в тумане, в безумной надежде, что может быть, живы они еще. А потом - безвременье. Невозможно, чудовищно плоский живот. Ничто, ничтожество.
     Вчера до нее все это дошло, по-настоящему проняло, до дна, и Ольгу впервые вывернуло наизнанку в безмолвном крике. Сейчас она чувствовала, ад - здесь, и в какой-то мере женщина сама поспособствовала случившемуся. Если бы не пошла в науку, если бы не встретила будущего мужа в институте, если бы не позволила ему и отцу вести этот богом проклятый челнок, если бы, если бы...
     Приступ ослабел. Горе спряталось ненадолго в ноющее сердце. Ольга отлепилась от дерева, не обращая внимания на мимо шедших, безразличных людей, и побрела, не зная пути, куда несли ее ноги.
     
     ***
     
     - Ну, что скажешь? - Ольга, смеясь, кружилась перед папой. Шаль красным облаком окутала покатые плечи, оттеняя фарфоровую кожу.
     Чудо как хороша она была в этом платье. Выпускница престижного вуза, молодой ученый с перспективами; выпускной бал как первая веха шикарного автобана, в который обещала превратиться ее жизнь. Астрофизик. Красавица. Дочь командира "Зазеркалья" - первого пилотируемого челнока к Венере. Не правда ли, во всех отношениях блестящая девушка?
     - Ты моя Венера! - восхищенно ответил отец, улыбаясь до ушей, полный гордости за свою умницу дочь.
     Ольга, счастливо завизжав, кинулась на шею папе.
     - С такой Афродитой не нужно других Венер, - сказали за спиной Ольги с легким акцентом.
     - Ба, Питер! - обрадовался папа. - Олюшка, познакомься, мой напарник...
     Ольга обернулась. Первое, что она увидела - невероятно обаятельную улыбку. А потом - глаза, темно-серые, смотревшие так, что у Ольги вдруг засбоило в груди...Ну что тут скажешь? Через две недели они стали мужем и женой.
     
     ***
     
     - Молодуха! - несмазанной дверью скрипнули откуда-то слева.
     - Э-эй, дивчина! А ну поди к нам! Давай, давай! - поддал жару другой голос, как ногтем по стеклу.
     - В беретике! Тебе говорят! - неожиданно зычно ухнула третья старуха. Толстая, в мохеровой безразмерной кофте, в липучей юбке, а в заскорузлых от времени пальцах ее прятался пластиковый стаканчик. По запаху, что шибал за метр, Ольга определила - самогон. Взгляд сам проехался по рукаву до зеленого в горошек платка на голове у старушки, а дальше - по сморщенным ртам, что расплылись в беззубых улыбках, по носам - один картошкой, другой уточкой, а третий горбатый. По лбам, по седым патлам, по вязаным кофтам скользнуло внимание Ольги, в глаза старушек так и не попав - спрятались женщины за морщинами, за радушными приглашениями.
     Облезлый ларечек прятался в кустах, и пластмассовые столики жались к обочине аллеи, совместно стыдясь убожества своего. Листья опавшие - и то, казалось, брезговали ими, предпочитая падать на асфальт. За одним из таких, на колченогих стульях, и примостились три бабки, что недружно голосили, подзывая Ольгу к себе.
     Не походили они на алкоголичек. Одежка, хоть и страшненькая, но чистенькая, лица пристойные, даже ухоженные. Безобидные пенсионерки, решившие оторваться по-своему в погожий денек.
     - Вы мне? - неуверенно переспросила Ольга.
     - Во дает, - всплеснула ладошками тощая, с носом уточкой. - Мы, что ли, молодые? Тебе, конечно!
     - Да не боись! - усмешливо скрипнула горбоносая, поднося сигарету ко рту. На голове у нее была настоящая байкерская бандана. - Чего тебе бояться?
     И то правда. Страх ушел куда-то. Вчера. В той преисподней, что превратилась душа, страху места не было. Всего довольно, а чего нет, того нет. Вернее, кого. И не будет никогда... Ольга схватилась за грудь, не видя, как остро переглянулись старушки, как скрутила толстуха замысловатый кукиш, направив его на несчастную.
     Боль в сердце медленно превратилась тяжелую, давящую, но вполне переносимую.
     - Из-звините, - промямлила Ольга, подходя к столику, за которым сидела троица. - Сердце побаливает.
     - Да мы уж поняли, дочка, - хором молвили старые.
     На серой пластмассе вмиг появился четвертый стаканчик. На Ольгу мощно повеяло сивухой, так что та закашлялась.
     - Садись. Пей, - строго сказала тощая.
     Ольга глянула на стаканчик, стараясь не дышать самогонными испарениями. Белесая жидкость колыхалась в белых стенках, одним своим видом вызывая тошноту.
     - А! - махнула Оля, и залпом выпила отраву.
     Горячий камень ухнул в желудок. Ольга хватанула воздуху. Кое-как отдышавшись, села на предложенный стул. Взгляд уперся в царапину, пролегшую через всю столешницу. Роскошная, жирная - канава просто - царапина делила пластмассу надвое. До и после... Ольга тупо смотрела на стол, ожидая, когда спиртное подействует. Что-то не действовало.
     Старушки вновь обменялись взглядами.
     - Слышь, девка, - бабка в бандане неспешно выдохнула дым, растекшийся по столику, - Ты хоть спроси, чего мы от тебя хотим.
     - Чего вы от меня хотите? - повторила Ольга, не в силах оторвать глаза от проклятой трещины. От желудка словно пошла анестезия, и женщина оцепенела, равнодушно ожидая дальнейших событий.
     - Помочь хотим. На-ка, - тощая выложила странный предмет. Длинный, лакированный, с позолоченными ободочками. Через длинное мгновение Ольга осознала - это была подзорная труба.
     Труба обладала своим шармом. Истертые ободочки, поцарапанный лак гордо указывали - вещь старинная. Живая. Ее хотелось взять в руки, повертеть, полюбоваться. Ольга провела пальцем по черной - чуть не показалось, шкурке.
     - Возьми, посмотри, - мягко сказала толстая.
     Ольга бережно взяла трубу, еще раз погладила. Навела на смутный короб. Покрутила, добавила резкости -оказался мусорный бак. Женщина только усмехнулась.
     - Что видишь? - полюбопытствовала тощая.
     - Жизнь свою, - криво улыбнулась Ольга, глядя в трубу. - Во всех деталях.
     - И как? - скрипнула горбоносая.
     - Мерзко, - был мрачный ответ.
     Троица синхронно вздохнула над стаканчиками.
     - Ругается. А еще астрофизик, - покачала головой толстая.
     - Что? - не поняла Ольга. - Откуда вы знаете?..
     - Оттуда, - отрезала курильщица. - С обратной стороны теперь глянь.
     Помойка ушла на задний план, и вперед вышли прямая, словно стрела, аллея, старые клены с великолепным багрянцем на ветвях, отчаянная синева неба вдали.
     - Ну?
     - Красота.
     - Так-то. На все надо смотреть с разных сторон, - подытожила горбоносая, со вкусом затягиваясь. - И жить.
     - Жить? - прошептала Ольга. - Жить, говорите...А как? Как?! Папа, Питер...ребенок...их нет. Совсем нет. Ненавижу...зачем мне жить...а? А?!
     - Тш-ш, тихо-тихо, лапушка. Расскажи, поведай нам, что случилось с тобой, что довело до жизни такой, - мирно заурчала толстуха, ведя раскрытыми ладонями, словно оглаживая. Так норовистых лошадей успокаивают. И впрямь, полегчало. Захотелось выговориться наконец.
     - Это планета их убила, - уставясь в столик, прошептала Ольга. - Ненавижу Венеру. Там топливо. Будущее. Будущее человечества, не какая-нибудь нефть!
     Ольга горько усмехнулась. Бабки молчали, пригорюнясь, согласно кивая.
      - Энергия, почти задаром. Один корабль запустить, на два-три года страна обеспечена, - зло продолжала бывший астрофизик. - Деньги на космические разработки - валом! Оборудование добывающее придумали, транспорт, экономику, все-все просчитали - я тоже считала, между прочим. Все продумали, до точки. Только вместо точки вопрос встал... Кто добывать будет. Возможности-то не у всех есть. У России есть, например. У Китая. Америки, конечно. Ой, как дрались, пух летел. Один шаг остался до третьей мировой...
     Старушки дружно заохали, всплеснули ручками, покачивая седыми головами.
     
     ***
     
      - Это не челнок, это кораблище, - Ольга задумчиво провела рукой по поверхности колоссальной опоры, что поддерживала еще спящего гиганта. Над головами супругов чернели огромные пасти дюз.
     - Да, родная, - с гордостью произнес Питер, обнимая жену. - Вот на этом чудище мы с твоим папой и полетим. Правда, красавец?
     - Наверное, - пожала плечами Ольга. - Я в ваших машинах ничего не понимаю.
     - Ну, прямо совсем ничего, - улыбнулся муж. - Ты ведь принимала участие в его подготовке. Не надо кокетничать. Умница ты моя...
     Ольга тихо таяла в его объятиях.
     - Питер...я хочу кое-что тебе сказать...Я беременна.
     Индейский клич радости разнесся по всему космодрому.
     
     ***
     
     - Все ведь нормально было, в начале-то полета, - Ольга оглядела старушек. - Вот сейчас, сколько рейсов провели - все путем. Корабли летают, техника работает, энергия добывается, Венеру перекопали едва не до ядра... Вот только все как-то без людей обходятся... Автоматика... А мои - первые. Живые. Жертвенные агнцы, покрестили дорогу кровью... Да, я все понимаю. Так надо. Но почему мои?! За что?! - раненой птицей вскрикнула женщина, сжимая голову ладонями. Бабки сидели тихо, только толстуха легко поводила кистями. Над стаканчиками. Ворожила, наверное, по-своему, по-пенсионерски.
     
     ***
     
     - Ты не торопись, коляску выбирай такую, чтобы нравилась, - улыбался Питер на экране сквозь помехи. Искаженный расстоянием голос другим людям казался похожим на речь робота, а в ушах Ольги отзывался такой нежностью, что поднималась ответная горячая волна в сердце, и ребенок начинал возиться внутри.
     Уже месяц будущая мама ежедневно ходила в космический центр на сеансы связи, благо время их было строго определено. Ольга с утра начинала ждать этого момента. Ждать, и ждать, и ждать. Подходил час почти свидания, и что-то внутри скручивалось в тугую пружину.
     Зал, монитор, любимые глаза - минут десять чистого счастья. Мир окружающий продолжал существовать, но весь словно накрывался шерстяным одеялом. Единственным ярким пятном оставался Питер. Взорви кто космодром, и останься при этом связь с челноком, Ольга бы не заметила. Пять минут говорил Питер, пять - отец. Вечность - мгновение.
     Они же с папой там одни. Наедине с космосом, который даже не враждебен - равнодушно пуст. Ольга часто представляла себе, каково ему там. Нет, она бы не смогла так. Грела гордость за мужа.
     - Дай, поглажу, - любимый повел ладонями с той стороны экрана, и Ольга подошла к монитору так близко, как только могла.
     - Я люблю тебя.
     - Люблю...
     Супруги секунды две помолчали, глядя друг другу в глаза. Питер прервал тишину:
     - Оленюшка, - только он так ее звал. - Это последний наш такой сеанс. Мы уже очень далеко...Теперь читай общие пакеты сообщений.
     - Ладно, - кивнула Ольга. - Лишь бы с тобой было все в порядке...
     Сеанс закончился, глаза любимого исчезли с экрана, и через несколько мгновений, как обычно, на Ольгу накатила душная, черная тоска - оттого, что муж не рядом. Дико хотелось к нему. Чуткие дежурные тут же подбежали, усадили беременную на диванчик, подали чай, и сколько-то она сидела, вспоминая посекундно минувший разговор, перебирая, словно драгоценные камни - его жесты, словечки. Улыбку.
     Ну вот, а теперь началось ожидание завтрашнего дня. Одеяло сдернулось с окружающей реальности, но светлее от этого не стало. Хотя нет. Новое яркое пятно - ребенок. Маленькое чудо завозилось в животе, напоминая о себе...
     
     ***
     
     - Да... А потом "Зазеркалье" не вышел на связь... И все.
      Ольга тяжело замолчала. Толстуха утирала слезы, горбоносая курила, тощая щурилась в небо.
     Говорят, то военный спутник был. Класса "Стена". Китайский, - обронила тощая.
     Угу, - вяло кивнула Ольга. - Между прочим, широкой публике сие неизвестно. Замолчали.
     - Откуда знаете?
     - Убиралась я там, - нехотя ответила тощая.
     Ольга хихикнула. Помолчала. Захохотала в полный голос. Старушки молчали, изредка косясь друг на друга.
     - Да-а, - утерла слезы Ольга. - Уборщица, значит... Какая теперь разница... Я на китайцев зла не держу. Это же военные. Даром, что ли, сама столько лет работала в закрытом НИИ. Космос - это военные. У меня и звание есть, младший лейтенант я. Хотя что толку... А у вас, бабушка, какое звание? И как же вас так просто выпустили из нашего института?
     - А у вас обо мне не знали. Ладно, неважно, - отмахнулась тощая. - Интересно то, как старче наш начудил. Ну и как после этого работать? Спросить с нас, значит, каждый норовит, а как посоветоваться или за собственными делами следить, то тут - увольте?
     - Некрасиво получилось, - выдохнула дым горбоносая, почесывая бандану. - Только проблемка одна имеется. Она ведь человек, живая пока еще.
     Тощая взвилась:
     - Где это, скажите, прописано, что нельзя туда людям соваться? Кто-нибудь из вас в глаза этот запрет видел?
     - Да успокойся, - поморщилась толстая и решительно поправила зеленый платочек. - Поможем, сестры. Мы ведь теперь вроде как в ответе за нее.
     - В чем поможете? - равнодушно поинтересовалась Ольга. - Поскорее умереть? Буду благодарна.
     - Дура ты, девка, - плюнула тощая. - Ну-ка, вставай, пошли.
     - Куда?
     - А, любопытствуешь. Не пропала еще совсем, значит, - проскрипела горбоносая, неловко выгребаясь из-за столика. - Ох, старость не радость...Так, берем молодую нашу под ручки и вперед. Ты, Оля, это...глаза закрой. Сейчас самое веселье пойдет.
     - Что?! - возмутилась Ольга. - Что вы?...
     Листья невдалеке от ларька вдруг шевельнулись, порхнули друг за дружкой по асфальту. Миг, и вот уже Ольге показался крошечный смерч, похожий на младенца, шатко ползущего по земле и тянущего в рот что попало. Перемещался он, как и положено детям, очень быстро. Оказавшись у ног через секунды две вихрь наглотался пыли, посерел, помутнел. И вдруг воздушный младенец резко вырос, махом став выше дуба на обочине.
     Загудел ветер. Старушки неожиданно крепко ухватили женщину под локти и дернули в воздух вместе с пластиковым стулом. От испуга Ольга вцепилась в стул намертво. Так и летела - сидя. Да, все четверо оторвались от земли, и неслись в неизвестность, подхваченные странным смерчем. Одна радость - небо. Сумасшедшая синева била в глаза, и Ольге казалось, небеса приблизились, даря надежду - на что? Может быть, на то, что за их краем что-то есть, невидимое, но такое нужное, как воспоминания от старых выцветших фотографий...может быть, нежность, которой так отчаянно не хватало сгоревшему сердцу.
     Если бы Ольгу кто-нибудь спросил - "На что это похоже?", она, наверное, не нашлась бы с ответом. Миллиарды холодных, ярких кристалликов льда, пронизывали ее насквозь. Боль отступила. Был лишь холод. Дикий, саднящий, бьющий в самое нутро бесконечный порыв ледяного ветра. Был ужас. А в голове пульсировала сумасшедшая догадка, не вмещавшаяся в реальность. Ольга летела. Как же не похож был этот полет на ощущения, испытанные Ольгой в детстве. Тогда, проснувшись, она вбегала в гостиную, оглашая весь дом радостным криком - "Папа, я сегодня опять во сне летала!!!" А тут какой-то мертвецкий слалом.
      Потом наступила тишина. Такая полная, что Ольга решила - "Ну, вот и все. Теперь я точно умерла"...
     
     ***
     
     Потолок мерцал, как рыбья чешуя. В медленных переливах таилась чудесная тайна, и Олю вдруг наполнило ощущение - она попала в волшебное место. Как в детстве. Свой двор знаком вдоль и поперек, соседняя улица - в общем-то, тоже ничего особенного. Но стоит пройти квартал от своей квартиры, и начинаются неизведанные территории, чудеса возможны, правила несущественны. Тиш-ше, за кустами - индейцы, а у кошки зеленые-презеленые глаза, и светятся, как фары...лужа! Топнуть! И брызги до облаков. А дальше-то, дальше...
     Тягучее сияние на потолке успокаивало, разнеживало, вело за собой в дальние дали, где все хорошо, где солнце только теплое, а луна - добрая, где только цветы и никаких шипов...
     - Проснулась, доченька, - сказал отец откуда-то сверху. Чудо?!
     - Папа! - Ольга вмиг вскинулась с кровати, и тут же горько застонала. Чуда не случилось, то был не папа.
     Тут же горе, навалившееся было, ушло, испарилось. Сердцу полегчало, и Оля с удивлением прислушалась к себе. Да, что-то глубоко внутри ныло еще, но в целом сознание ее приняло смерть родных. Почувствовав взгляд, женщина подняла голову и встретилась с небесно-голубыми глазами посреди густого седого пуха. Космы в беспорядке разметались вокруг морщинистого лица. Невозможно было вот так сразу определить, где кончается кудлатая шевелюра и начинается такая же беспорядочная борода. Этакий сильно потрепанный Джузеппе, тот самый, что принес полено для Папы Карло. Заношенные джинсы, футболка мешковато облекали согбенное тело. Старик отвел глаза, и, протирая очки, подслеповато защурился на старушек.
     А вокруг по стенам стеллажи, до потолка забитые книгами, чередовались с огромными окнами. Выцветший тюль колыхался от теплого ветерка - да, за окном царило лето. В центре диван, где и лежала до того Оля. Протертые до дыр половики смиренно лежали на паркете, трещавшем, конечно, как стая гремучих змей. Обычная советская библиотека, если не учитывать мистический потолок.
     Странный у них рай.
     Три старушки, подбоченясь, смотрели на Джузеппе. Тот сосредоточился на стеклышках очков, протирая их так тщательно, словно от того зависело всеобщее благополучие.
     - Я, что ли, один в ответе? - буркнул он. Глаза у старушек зажглись праведным гневом. Тощая набрала воздуху в грудь, явно намереваясь устроить взбучку, но тут вмешалась Оля:
     - А вы кто такие?
     - О! - обрадовался старик и надел очки. Бабки вместе поджали губы и скрестили руки.
     - Мы, Оленька, пряхи будем, - палец старика назидательно устремился в потолок. - А я так буду - Мастер.
     - Тоже мне Ма-астер, - протянула горбоносая, держа неизменную сигарету у рта.
     - А где твой цех? - возопила, не выдержав, тощая. - Только и осталось в этой Вселенной, что три пряхи, а все туда же - королеву ему подавай. Молчал бы уж. Небось, когда к китайским этим руководителям наведывался, не подумал, что не только им - всем людям надобно поведать, что путь к утренней звезде заказан? Не подумал, а у девки оба мужика полегли из-за твоей дури!
     - Я, по-твоему, Книгу писал?! - вспыхнул Джузеппе.
     - Что за Книга-то? - перебила Оля. - Что я тут делаю?
     - Умница, правильные вопросы задаешь, - улыбнулся старик. - На второй вопрос отвечу сразу. Ты первый человек, посетивший мою библиотеку за... - Джузеппе уставился в потолок и надолго задумался, загибая пальцы. Наконец, так и не придя к окончательному решению, махнул рукой. - Неважно, сколько там прошло. Много, в общем, - старик принялся жевать губы, что-то вспоминая.
     - А Книга? - напомнила Оля.
     - Ах да, Книга, - очнулся старик. - Думаю, у тебя есть право услышать эту историю...
     
      Отголоски этой истории то и время всплывали в разных уголках земли. Люди веками искали Книгу. У всех были разные взгляды, разные обстоятельства. Поэтому правда исказилась, превратившись в мощное дерево разветвленной лжи. Одна из ветвей - легенда о "Некрономиконе". Но не об этом речь.
     На самом деле Великих Книг было две.
     Первую, ту, что хорошо известна на Земле, назвали "Альфа" и была она писана людьми и для людей. Это уже потом, словно побеги из благодатно возделанной земли, выросли из нее и Библия, и Коран, и Тора, да и все остальные священные книги.
     Вторая же написана была ангелами господними для стражей - тех, что творцом поставлены путь в Эдем стеречь, да за родом людским приглядывать. И вот эта книга, коей изначально имя дано было "Омега" известна стала в миру человеческом, как "Книга судеб".
     - Больше на кодекс ваш какой-нибудь смахивает, - заметил Джузеппе, обращаясь к Оле. - В первой части общие положения. Кто такие пряхи, Мастера, нити, судьбы и прочая, и прочая. Права и обязанности, атрибуты, принципы - в общем, ничего интересного. Вторая же часть - особенная, и толстая, не обхватить. В ней прописаны все-все нити - судьбы людские то есть.
     Пряхи следили за тем, чтоб нити жизни не рвались раньше времени, чтоб встречались любящие, чтоб рождались от той любви дети. Но с веками исчезали они, как прежде исчезли ангелы, и вот только трое их осталось. А за многим ли втроем уследишь...
      Рушились города, возникали и гибли государства и континенты. Менялись вместе с обликом народов людских и материков сами Велики Книги. Сотни раз переписывались, неумело переводились с умирающих языков на новые. Множились ошибки, и уж тем более некому уже было вспомнить самую главную, изначально допущенную. Ни один из первых писцов не счел нужным упомянуть, что заказан человеку путь в Эдем до самого скончания времен. Ибо! Вкусив с Древа Жизни, станет человек подобен творцу, и рухнет в тот же миг все творцом созданное до того. Не углядели древние создатели Книг особой надобности прописные истины в Книги вкладывать, где он тот человек - из праха земного рожден - прахом земным и станет. Но минули годы, и сумел человек достичь планеты-прародительницы, что телом своим Древо Жизни питает...
     - Это вы про Венеру? - ахнула Оля.
     - Именно, - затянулась горбоносая.
     - Точно, - кивнула тощая.
     - Так оно и есть, - вздохнула толстая.
     - Но, но...Эдем же на Земле?
     - Хых, - усмехнулся Джузеппе. - Ты у нас христианка, значит, Библия тебе ближе. Так вот, цитата: "И насадил Господь Бог Эдем на востоке, и поместил там человека, которого создал"...
     - Вот как, - прищурилась Оля. - Тогда должен еще быть Херувим, которого поставил Бог охранять райский сад? Что-то не видела я, когда рассчитывала орбиты, никаких товарищей с мечами между планетами.
     - Ну, во-первых, мы сейчас рассуждаем о тонких материях, - возразил старик. - А во-вторых, если хочешь познакомиться с Херувимом...
     - Хочу! - кивнула Оля.
     - Ну, вот он я.
      Старик гордо вскинул голову. За его плечами в нестерпимом сиянии возникли два, словно объятые огнем крыла.
      Из восторженного ступора Ольгу вырвал скрипучий голос:
      - Ангельская красота, пожалуйте-просим! А помните, сестренки, мы ж все поголовно влюблены в него были? - горбоносая вновь шикарно затянулась сигаретой. - Так ангелы существуют? - прошептала ошарашенная Оля.
     - Последний, - отмахнулась пряха. - Да и ему недолго осталось. Сменщик ему нужен, а почитай, две тыщи лет никого не видать. Так и помрет, видать, на боевом посту, с мечом своим огненным в руках, никому не нужный.
     -Как это никому не нужный? - возмутился Джузеппе.
     -Молчи уж, - отрезала горбоносая. Видно, здесь она была главной. Бабки согласно закивали на деда.
     -Так вот, - сигаретный дым взвился к потолку. - Два варианта у тебя есть...   
     - Значит, у меня просто нет выбора? - странное спокойствие не позволило забиться в истерике от новости. Трудно даже сказать, была бы это радостная истерика или горшая. Так что Оля собралась и повторила вопрос:
     - Значит, выбора нет?
     Старик пожал плечами:
     - Ну, ты можешь прямо сейчас отказаться и пряхи доставят тебя домой, а можешь согласиться и спасти тех - кто тебе так дорог...
     - Это не выбор, - отмела Оля. - Жаль только, что я их никогда больше не увижу...а больше всего жаль, что и не вспомнят они меня, как и не было...
     - Да, - вздохнул Джузеппе. - Нити можно отмотать обратным ходом, но только по прямой...
     - Но мои будут живы? - въедливо уточнила Оля.
     - Да, - снова подтвердил старик. - А про Венеру - забудут, все ведь от этого пошло...Мы так же сюда попали, между прочим.
     - Что? Так вы... - прозрела Оля.
     - Точно, - грустно кивнула горбоносая. - Все мы стали пряхами, а старик наш - ангелом и Мастером именно таким образом. Все мы оплатили своей свободой чью-то жизнь. По-моему, это очень честно, ты так не считаешь?
     - Я согласна.
     
      Словно в огромном калейдоскопе вокруг женщины закружились образы.
      Стремительно летел назад космический челнок. Президент, колебавшийся над бумагами, через мучительное мгновение выбрал Марс, и подписал бумаги о разработках. Ученый со вздохом разогнулся от компьютера, весь разочарованный - ничего интересного кусок грунта ему не поведал. Оля поступила в институт, поступила в школу, пошла в садик, исчезла в материнском животе... Первый раз, кстати, довелось ей увидеть маму. Оля подумала, что они с ней очень похожи.
     Все забыли о Венере.
      И так будет всегда, пока какой-нибудь безумец снова не решится нарушить запрет. Но Ольга сделает все возможное, для того чтобы этого не случилось. Впереди долгие тысячелетия службы.
      А потом?
     "Я подумаю об этом завтра" - отмахнулась Оля.
      Лишь сохранились в памяти слова херувима, тихим шепотом коснувшиеся ее ушей в тот самый миг, когда огненные крылья старца рассыпались пеплом, чтоб спустя мгновения возродиться за ее плечами.
      - За выслугу лет тоже положена награда...
      И пусть эта награда пока неимоверно далека, Ольга твердо верила, что где-то там, за горизонтом всего сущего, уже знают ее самое заветное желание. Где-то далеко, три сумасбродные пряхи всеобщего, надмирного цеха уже заглянули в свою Книгу Судеб и согласно кивнув, продолжили работу.
      Наверное, у них тоже было ради чего стараться...
  
  
  
   0x01 graphic
  
  
  
  
  
  
  
  
   Часть седьмая:
  
   Следы на песке
  
   От автора:
   Когда я проезжаю на машине мимо этого здания - я всегда невольно вздрагиваю. Даже в самую лютую жару от стен одноэтажного строения, постоянно веет холодом. Нервно сжимая руль, я совершенно неосознанно, прибавляю скорость. Старенький ГАЗ 24-10, недовольно рыча, уносит меня прочь...
   Всё много хуже, когда сюда добираешься пешком.
   Ноги не слушаются. Проклятая отдышка в такие моменты особенно сильна. Лишь неимоверным усилием заставляю себя пройти сквозь распахнутые ворота, для того чтоб слиться с замершими в ожидании людьми...
   Здесь всегда есть люди. Иногда людей много, реже встретишь маленькие группки... здесь всегда холодно, здесь живые прощаются с ушедшими. Здесь Дом Скорби.
   Когда-то я приходил сюда не чаще раза в год, а вот последнее время... зачастил. Уходят из жизни друзья, знакомые, сослуживцы... уходят люди.
   И именно здесь, я всегда особенно остро чувствую биение жизни. Кажется, само мироздание задает мне один и тот же вопрос - что останется после нас в мире, когда мы уйдём? Может дом - в нем будут жить наши дети и внуки, или дерево - в его тени укроется уставший путник... или эта книга - мой маленький след на песке, у самой кромки прибоя.
  
   Когда яблоня расцветет...
   (с) Неуймин Александр, Кулигин Владислав


    Странно, но даже с наступлением утра, комары так и не появились. Может сейчас просто не сезон? Хотя раньше комарам на всякие там сезоны было попросту начхать. Жужжали себе и в ус не дули. Впрочем, откуда у комаров усы? Не бывает у них усов. Или всё-таки бывает?
       Я осторожно потрогал почти прогоревшее полено. Чуть тёплое. Стараясь не вымазаться в саже, перебросил в центр кострища, туда, где ещё алели угли. Потревоженный, почти уснувший костёр, вновь радостно занялся.
       - Папа, - подал голос Васёк, - а волки ушли?
       Вот тебе раз. А я-то думал сын заснул. Хотя как тут заснёшь, после того, что с нами приключилось...
      
       ***
       - Зачем тебе это? - негодующе звякая сваленной в раковину посудой, поинтересовалась Ирина.
       Я, нахохлившись, молчал, всем своим видом выказывая твердость намерений. Правда, полностью войти в образ "решительно настроенного мужа" мешал раскачивающийся подо мной табурет. Всё думал проклеить, да как-то руки не доходили. У меня вообще-то много до чего руки не доходили, отчасти благодаря стараниям супруги. Она у нас в семье "рулит", а я так - деньги в дом приносить приписан. Тряпка! Ну, нет у меня таких талантов, чтоб на своем решении настоять. Друзья за спиной шушукаются, небось - подкаблучник... А я ничего с собой и поделать не могу. Стыдоба, честное слово. Вот и остаётся, сидеть и хохлиться, да стараться с табурета не свалиться.
       - Чего молчишь? - Ирина оставила в покое посуду, и развернулась ко мне. - Я, кажется, с тобой разговариваю?
       - А чего говорить? Я там тридцать лет не был, может и не соберусь больше никогда. Вот и подумал, может Васька с собой взять? Пусть парень посмотрит, где папкино детство прошло.
       - Нет, ну вы только его послушайте, он подумал! - Ирка нервно одёрнула халатик. - А то, что парню этому только девять лет, ты подумал. Где вы там ночевать будете? В лесу?
       - Почему же сразу в лесу? - возмутился я. - А хоть бы и в лесу, палатка у нас есть, спальники тоже. Не в первый раз.
       Тут Ирине возразить было нечего. В походы наше семейство выбиралось регулярно. Однако, так просто жена никогда не сдавалась.
       - И всё равно, я против. Вон недавно по телевизору программа шла, своими ушами слышала, как проводник один говорил: "Сколько ни предупреждаю - тут грязно и опасно, но люди все равно тащат в Чернобыль детей".
       - Так то проводник, - усмехаюсь я. - Они же все на голову больные. Напридумывали себе всякие истории... там, и носятся с ними, как со списанной торбой. Уж поверь, была бы опасность, туда въезд закрыли. А так? Заходи кто хочет, иди куда пожелаешь...
       - Ну, не знаю, - неуверенно пробормотала жена. - Места там слишком уж безлюдные...
       - На один денёк, - взмолился я, почувствовав неожиданную слабину. - Васёк, как узнал о моей затее, так загорелся. У них, говорит, столько баек про те места ходит, все обзавидуются. Там же Припять совсем рядом. Рукой подать...
       - Ладно, - сдалась супруга. - Езжайте. Только я тебя умоляю, будьте поосторожнее.
       ***
       У заброшенных дорог, как правило, есть мерзкая привычка неожиданно кончаться. Вот и теперь, ещё пару минут назад мы довольно шустро катили по старой бетонке, нестройно, но с большим энтузиазмом подпевая какой-то модной молодёжной рок-команде. А теперь стоим, уныло разглядывая лежащее поперёк дороги, здоровенное бревно.
       Васёк, кряхтя от натуги, попытался оттащить преграду в сторону.
       - Оставь ты это, - окликнул я сынишку. - Нам такого великана и машиной не сдвинуть. Видишь, кора уже осыпалась местами, оно тут год уже лежит, наверное, или больше.
       - И что теперь? - На глазах у сана навернулись слёзы. - Возвращаться?
       - Ещё чего, - я самоуверенно расстелил прямо на капоте карту. - Так... и что у нас тут?
       Привстав на цыпочки, Васёк внимательно следил за тем, как я безуспешно пытаюсь разобраться в топографических премудростях. Так до конца и не утвердившись в своих подсчётах, я, тем не менее, отдал команду.
       - Хватай рюкзак, пешочком прогуляемся, тут километра четыре, пройдемся.
       Я съехал с трассы, и аккуратно разместил наш "Джип" в придорожных кустах, для верности прикрыв и без того неприметный темно зеленый кузов ветками орешника. Затем, вернувшись на дорогу, окинул "плоды своего труда" довольным взглядом:
       - Во! Видал, сынок? Не знал бы, что там машина, ни в жизни не догадался. Ну, пошли, что ли? Выше нос, часика за два доберемся.
       Разумеется, я ошибся...
      
   ***
       Два, обещанных мною, часика обернулись четырьмя часами изматывающего путешествия. Как это всегда случалось, стоило людям покинуть обжитые места, природа начинала старательно устранять любые следы человеческого пребывания. Время не пощадило старую бетонку. То здесь, то там покрытие дыбилось от напирающих из земли корней. И всё же, пусть и взмокшие от долгого пути, мы добрались до места.
       Дедов хутор стоял на прежнем месте, уютно примостившись на берегу небольшого озера. Надо же, он почти не изменился. Точнее изменился, и притом сильно, но память, словно споря с реалиями, услужливо правила представшую перед нами картинку.
       Вот выровнялась просевшая крыша сарая, и заблестели в лучах заходящего солнца окна хаты. Вот, словно по волшебству, пробился сквозь многолетнюю пожухлую траву бабушкин цветник, а облупившаяся, пожухлая краска на крыльце, вновь заиграла небесно-голубым.
       - Круто, - вырвал меня из задумчивости Васёк. - Пап, а пап. Смотри как красиво.
       Я обернулся и посмотрел в направлении указанном сынишкой. Всего в нескольких метрах от хаты, раскинулась огромная цветущая яблоня.
       Моя яблоня...
      
   ***
       Я прекрасно помню то утро. По синему небу неспешно плыли белые облака. Я всегда любил их разглядывать. Казалось, что это сказочные существа, красивые, загадочные и недоступные. А ещё, они все время менялись, мне это тоже нравилось. Вот и сегодня, мне показалось, что я вижу огромного лабрадора, точь-в-точь как в моем любимом фильме "Бесконечная история". Сейчас он спуститься ко мне и предложит полетать...
       - Эй, Олежек, иди сюда, - окликнул меня добрый и хорошо знакомый мне голос.
       Я обернулся, и увидел невдалеке моего дедушку. Статный, высокого роста, с пышной седой шевелюрой и с вечной лукавой улыбкой, он направлялся к недавно скошенной лужайке, что расположилась между хатой и озером. Бабушка давно присматривалась к этому "островку свободы", планирую там либо новую летнюю кухоньку, либо беседку. Дедушка был категорически против. Помню, как-то вечером, видимо решив, что я уже сплю, взрослые даже не на шутку повздорили. Не разговаривали потом пару дней. Но дед на своем всё же настоял.
       И вот сегодня дедуля, размашисто шагая, направлялся к лужайке, неся на плече какой-то сверток.
       Когда я подбежал к нему, снедаемый любопытством, и спросил в чем дело, дедушка обнял меня и сказал, что сегодня в моей жизни случится знаменательное событие.
       От нетерпения я просто не мог стоять на месте.
       - Дедуль, ну чего у тебя там? - я несколько раз обежал вокруг свёртка.
       Видя моё нетерпение, дедуля развернул брезентовую ткань, и продемонстрировал маленький саженец, корни которого были завернуты в целлофановый пакет. Я тогда очень удивился: "Зачем это?"
       - Деда, а почему ты хочешь посадить здесь дерево? - спросил я. - Может, лучше послушаем бабушку и что-нибудь построим?
       Он широко улыбнулся, и присев передо мной на корточки, сказал:
       - Понимаешь, Олежка. Это будет не просто дерево, а яблоня и особенная яблоня. Она сохранит часть тебя, меня и всех родных нам людей! Это дерево простоит еще не одно десятилетие, и станет твоим деревом, малыш. Когда-нибудь, после моей смерти, ты будешь приходить сюда, видеть это дерево и вспоминать обо мне, о бабушке... - дедуля немного помолчал, а затем ласково прижал мою голову к своей груди. - Подрастёшь, станешь взрослым, своих детей сюда приведешь. Расскажешь им о нас стариках, как жили, о чём мечтали. И останемся мы в вашей памяти, а значит, и не умрём вовсе...
       Тогда я не придал его словам никакого значения. Так, обычные для деда слова. Мысли человека немножко романтичного так и не разучившегося фантазировать, даже несмотря на преклонный возраст.
       Потом мы вместе выкопали ямку, прямо в центре его "остова свободы", и, сняв с корней пакет, посадили росток. Затем деда бросил мне монетку.
       - Положи ее в ямку и загадай желание, - сказал он. - Пусть это будет самое заветное желание. Я обещаю тебе оно исполниться.
       Глядя на светлое лицо деда, мне так захотелось ему поверить, что я представил, как повзрослевший, сильный возвращаюсь сюда, а дерево уже совсем большое. С этими мыслями я и бросил монетку прямо под корни саженца. Дедушка сразу принялся подсыпать землю.
       Следующей ночью, или утром, даже не знаю, как будет более правильно, произошла трагедия, перевернувшая мою, и миллионы других жизней...
       Возможно, все мои воспоминания о том дне лишь плод детских страхов, но я всё помню именно так, а не иначе.
       Даже не знаю, что меня разбудило, но вскочив с постели, я первым делом бросился к окну. Ночное небо вдруг озарилось нестерпимым светом. Было видно, как меняются облака. Она растворялись, словно мороженое в чашке горячего чая. Мои сказочные существа таяли у меня на глазах.
       Дальше все закрутилось диким хороводом. Я всё вспоминаю обрывками, словно гигантский калейдоскоп вращается перед моими глазами. Искаженные страхом лица моих родных... Их страх передаётся и мне, впитывая целиком, перерастая в липкий ужас.
       Потом были машины с солдатами, жуткие слова молоденького сержанта:
       - Срочная эвакуация, на АС авария.
       Бабушка, хватается за сердце и словно подкошенная падает прямо к моим ногам. На глазах бросившегося к ней деда слёзы, вот только в кровавых отблесках они кажутся мне кровью.
       Очнулся я в больнице, на моем лице была тугая повязка, закрывавшая даже глаза. Вокруг витали запахи. Пахло чем-то горьким и неприятным. Так, ничего не видя, я провел несколько дней. Потом повязку сняли.
       Я пошел на поправку.
       Однажды, идя по мрачному коридору, услышал, как медсестра прошептала мне в спину: "Вот, горемычный, совсем один остался. Как же он теперь?" Именно тогда закончилось мое детство.
       Уже много позже, я узнал, что дедушка, до самого последнего дня боролся с последствиями катастрофы. Как-то, один из ликвидаторов, привез мне медаль, в память о деде...
      
       ***
       Стряхнув с себя оцепенение, навеянное внезапно нахлынувшими воспоминаниями, я вновь взглянул на "Свою яблоньку".
       За прошедшие годы маленький саженец превратился в мощное и красивое дерево. Его кора у основания была чуть растрескавшейся, а листва кроны во многих местах порыжела. "Возможно это последствие мутации", - мелькнула бодрящая шальным страхом мысль. Нет, чушь это всё и предрассудки! Какие ещё мутации? Это именно "Мое Дерево". Правда странное до невозможности. Яблок на дереве не было, вместо них росли неестественно большие белые цветы, похожие на лотосы. И это притом, что на дворе стоял август, и время цветения давно прошло.
       - Что это? - сказал Васёк, с открытым ртом осматривая исполина.
       - Это моя яблоня, - ответил я, едва ли не большим удивлением и восхищением чем сын.
       Поддавшись внезапному порыву, я протянул к стволу руку и дотронулся до коры. Тепло. Я ощутил именно тепло. Дерево словно отозвалось на прикосновение, и поприветствовало меня.
       Приближался вечер. Поскольку стало ясно, что добраться до машины засветло не получиться, надо было оставаться на ночлег. На этот счет я не особо беспокоился, для ночевки в лесу у нас было все необходимое, но передо мной стоял наш старый дом...
       Сердце моё защемило. Воспоминание вновь тугим комком подкатило к горлу. В этом доме прошли лучшие дни моего детства. Эти стены всё ещё хранили давно ушедшее тепло и память о бабушке с дедушкой. Я потянул ручку старой покосившейся от времени двери. Она с натужным скрипом отворилась, и мы с сыном прошли внутрь.
       Васёк не говорил ни слова, он просто шел за мной, удивленно осматриваясь - для него это был аттракцион покруче американских горок, а у меня слезы наворачивались на глазах.
       Время здесь как будто замерло, я шагал по своему прошлому. Под слоем грязи и пыли был паркет, который положил мой дедушка. На книжных полках - истерзанные неведомыми грызунами книги. На почерневшем от времени столе стояли наши кружки, в том числе и маленькая желтая керамическая кружка в горошек, из которой пил я. Сын потянулся, чтобы взять одну из них, но я одёрнул его.
       - Не тревожь прошлое, оно живет своей жизнью.
       Пройдясь по комнатам, я отчётливо понял: "Нет, здесь ночевать я не смогу". Окликнув сына, поманил его к двери. Мы снова вышли на улицу. Солнце уже скрылось за горизонтом. Совсем скоро стемнеет.
       - А где мы будем спать? - поинтересовался сын.
       Я на минуту задумался. И в самом деле, а где? В лесу можно было разбить палатку. Но зачем? Ведь я стоял на пороге родного дома.
       - Заночуем прямо в доме, - неуверенно ответил я.
       - В доме нельзя, там остаточная радиация, - сказал незнакомый грубый мужской голос.
       Мы с сыном обернулись.
       У яблони стоял невысокий мужчина в длинном черном плаще с капюшоном, который сейчас был опущен. Ткань плаща казалась грубой и напоминала скорее экипировку химической защиты, чем повседневную одежду. На шее у мужчины болтался поношенный респиратор.
       Почему-то, я сразу узнал его лицо, суровое, будто высеченное из гранита, не раз видел его по телевизору в передачах о тридцатикилометровой "Территории отчуждения".
       - Я знаю вас, вы Отшельник, - назвал я запомнившуюся мне кличку.
       Сын застыл от удивления - еще бы, перед ним была живая легенда этих мест.
       - Это хорошо, что знаешь, - сухо сказал проводник. - Плохо другое, что не прислушался к тому, что я говорил. Без подготовки полез в сюда, да еще и ребенка с собой взял.
       Я собрался было возразить, мол, я лучше знаю, но Отшельник предупредительно поднял ладонь.
       - Не сравнивай Территорию с туристическим походом на природу, - сказал он. - Здесь все по-другому. За шесть лет моей жизни здесь я видел смерть тренированных людей, что уж говорить про вас.
       - Но, что же нам делать? - спросил я, внезапно ощутив свою беспомощность.
       - Что делать, что делать, переждать ночь, - просто ответил он.
      
       ***
       Костер разгорелся довольно быстро. В этом была заслуга Отшельника, который предусмотрительно принеся сухих веток, облил их какой-то жидкостью, возможно керосином, но скорее всего банальной жидкостью для розжига. Одна искра - и пламя занялось. Красота.
       Над головой звездное небо, в округе - тишина. Мы разбили палатку, в которой тут же устроился Васёк и сделал вид, что спит, но я был уверен - притворяется. Я бы на его месте уж точно не заснул.
       Мы расположились под яблоней. Сидя у костра, я разговаривал с живой местной достопримечательностью. Вернее будет сказать, пытался разговаривать. Отшельник особой общительностью не отличался. На вопросы отвечал сухими односложными фразами.
       - Скажите, а почему вы остались в здесь? - сказал я, надеясь, что это расшевелит проводника.
       Отшельник молча смотрел на пламя. Так, в тишине, прошло с четверть час. Потеряв всякую надежду поговорить с "легендой Территории", я понуро смотрел себе под ноги.
       - Я вырос здесь, - неожиданно заговорил он.- Также как и тебя меня эвакуировали. Лет через пятнадцать, когда шумиха вокруг аварии улеглась, меня вдруг начало тянуть сюда. Непреодолимая сила звала меня в родные места, не смотря на опасности и радиацию, которые в те времена я считал пустой сказкой. Когда я начал всерьёз подумывать о вылазке на Территорию, произошел случай. Мне это показалось зовом судьбы.
       На меня вышел человек, и попросил вернуть ему из эвакуированной Припяти, некоторые вещи. За хорошие деньги, разумеется. Как оказалось потом - фамильные драгоценности, спрятанные в тайнике на его квартире. Тогда я подготовился, достал костюм химзащиты, самостоятельно залил его сырой резиной, кое какие части укрепил свинцом... в общем, я тогда смог вполне успешно выполнить задание - достал заказчику обещанное. Он щедро расплатился со мной. Я купил машину, сменил квартиру и зажил припеваючи. Но в скорее мне начали сниться странные сны, в них я снова был там. Был здесь. Поэтому настал день, когда я все бросил и поселился недалеко от этого хутора. Так и живу. Время от времени провожу туристические экскурсии по безопасным местам.
       Я слушал с открытым ртом, и судя по притихшему в палатке сыну - он тоже.
       - И как же вы здесь живете? - спросил я.
       Отшельник насмешливо посмотрел на меня.
       - Лучше многих на "Большой земле", - сказал он. - Здесь я счастлив, эта земля дала мне свободу.
       - Не удивительно, пусто здесь, никто не мешает - отозвался я.
       - Территория отчуждения не пустынна, - сказал он. - Здесь происходит много чего. Природа меняется, она свободна от разрушительного влияния человека. Не удивительно, что она не всегда рада незваным гостям.
       Неожиданно, совсем рядом, раздался холодящий кровь звук. Он пробирал до костей, плотно прижимая к земле, делал ноги безвольно ватными. Лишь спустя несколько мгновений, я понял, что это.
       Вой!
       - Волки, - словно подтверждая мои мысли, прошептал наш новый знакомый.
       Отшельник, срывая с плеча АКМ, резко вскочил...
      
       ***
       - Папа, - подал голов Васёк, - а волки ушли?
       - Да, сынок, ушли.
       - А дядя Отшельник?
       - Он сейчас вернётся, - я с тревогой всматривался в черноту ночи.
       - Это хорошо, - Васёк зевнул. - Тогда спокойной ночи.
       Сын скрылся в палатке и принялся застегивать непослушную молнию клапана.
       Я подхватил с земли фонарик и медленно провел лучом по ближайшему кустарнику. Ничего.
       В палатке вновь послышалось шевеление.
       - Пап?
       - Чего? - не оборачиваясь, бросил я.
       - Пап, а дедушка ещё придёт?
       Я вздрогнул. Значит - не показалось? Всё что я видел, происходило на самом деле? Чёрт! Невозможно.
       - Если придет, - Васёк помолчал, словно не решаясь продолжить. - Ты скажи ему, что я их всех люблю. И дедушку, и тех - других, кто нам помог.
       Что тут ответить?
       - Хорошо, сынок. Я ему скажу.
       - Спасибо. - Васек наконец успокоился, и вскоре из палатки послышалось мерное сопение. Просто всё, когда ты маленький. У меня так не получается.
       В кустарнике послышался шорох. Я весь напрягся, прихватив чуть тлеющую головешку.
       - Это я,- к кострищу подошёл Отшельник.
       - Ушли?
       - Чего там, улепётывали, только пятки сверкали, - хмыкнул он.
       - А ты, перед тем как волки убежали, ничего не заметил? - я пытался разглядеть его глаза. Никак не получалось. Впрочем, Отшельник сам пододвинулся ближе.
       - Ты видел? - голос проводника дрогнул. - Мать Территория! Вот бы никогда не подумал.
       Я непонимающе смотрел на нашего невольного соратника.
       - Не понимаешь? Вижу, что не понимаешь.
       Отшельник вновь отодвинулся в сторону. Присел возле костра, задумчиво подняв взгляд к звёздам.
      
   ***
       Автомат выплюнул короткую очередь и заткнулся.
       Чертыхнувшись, Отшельник перехватил оружие за ствол, и приготовился отбиваться от напиравшей стаи.
       - Отступайте к дому! - прохрипел он. - Быстрее!
       - Папа! - Васёк прижался ко мне, ища защиты.
       - Давай сын, в хату.
       Я ринулся к дому, тут же остановился, наткнувшись на горящую пару глаз. Волк, перекрывая нам путь к отступлению, скалил клыки.
       - Назад! - только и успел крикнуть я, перед тем как животное пришло в движение.
       - Твою мать! - Отшельник сделал выпад в сторону ближайшего зверя. Тщетно. Волк легко увернулся.
       В этот момент Васёк медленно, словно во сне, подошёл к яблоне и поднял с земли сухую ветку. Я, не в силах шевельнуться, следил за действиями сына. А он, тем временем, сунул ветвь в огонь. Пламя весело побежало по древесине.
       Сын, отважно размахивая горящей веткой, шагнул навстречу волкам.
       Звери отшатнулись. У меня с губ уже готов был сорваться вздох облегчения, когда спасительное пламя погасло. Лишь лёгкий дымок струился с затухающей ветки.
       Звери вновь двинулись в атаку. Готовый встать на пути опасности, я ринулся к сыну, когда случилось странное.
       Казалось, робкий дымок должен был мгновенно рассеяться, но вопреки здравому смыслу, он набирая силу, устремился к волкам, по пути, формируясь в смутные подобия человеческих фигур. Секунда, и вот уже от нападающих зверей нас отделяет небольшая шеренга. В стремительно перетекающих полосках дыма мне чудился солдат - неспешно поднимающий лопату и врач - суетливо роющийся в наброшенной через плечо сумке. Вот, кто-то отдаленно знакомый, делает шаг вперед, и, словно повинуясь движению его руки, волки устремляются в лес.
       Мне было тяжело дышать. От строя пожарных и милиционеров, военных и простых работяг, отделилась та самая фигура, что спугнула волков.
       Седовласый старик медленно склонился к Ваську. Прозрачные губы, что-то шептали. Сын кивал.
       Сердце кольнула догадка - дед?
       Мгновение, и наваждение схлынуло.
       Отшельник, сменив магазин, метнулся в сторону скрывшейся стаи. Я же, загнав Васька в палатку, присел к костру.
      
   ***
       Отшельник поворошил кострище.
       - Это легенда. Точнее, я до сегодняшнего дня думал, что это легенда. Сказка такая, о "Дереве Жизни", что частичку души ликвидаторов хранит. Вот, довилось самому увидеть. Ладно, - проводник медленно поднялся. - Бывайте. Звери не вернуться. Поняли они, что приняла вас здешняя земля. Свои значит.
       Отшельник поправил ремень автомата, и, не сказав больше не слова, скрылся в ночи.
       Я остался, и долго сидел, время от времени, утирая слёзы.
       "Спасибо тебе, дедушка!", что напомнил мне простую истину. Никто не умрет, пока его помнит хоть один человек. А я тебя буду помнить всегда. И Васёк будет помнить, и дети его...
       Будем мы сюда приезжать. Пусть не часто, но будем. Вот как сегодня, приедем и увидим, что яблоня снова расцвела.
       Спасибо, дедушка.
       Спасибо всем, кто жизни своей не пожалел...
       Я помню. Нет, не так...
       Мы помним!
  
  
  
  
  
  
   И холст мой будет больше неба
  
   Выставка блистала. То здесь, то там, стены озаряли сияния фотовспышек. Укрытые в стенных панелях динамики наполняли залы галереи чарующими звуками виолончельного квартета. Сами музыканты - четыре молоденькие выпускницы консерватории, расположились на небольшом балкончике. Среди многочисленных представителей столичной богемы и финансовых воротил чинно прохаживались официанты.  
    Отдельного слова заслуживала служба эскорта. Модельное агентство, предоставившее сегодня барышень, справилось со своей задачей. По настоятельному требованию Николая - моего менеджера вот уже семь лет занимающегося организацией подобных мероприятий, отбор для такой нелегкой работы как приведение потенциальных клиентов в надлежащее душевное состояние, осуществлялся со всей строгостью. Каждая из присутствующих здесь девушек, была дипломированным специалистом либо в  сфере искусств, либо имела степень по философии. Как не странно, эта политика оказалась очень действенной. Уставшие, от уже ставших привычными длинноногих глупышек, финансовые воротилы с большим энтузиазмом стремились к общению с умными и начитанными девушками. Николай называл это "интеллектуальным мазохизмом". Впрочем, как уже говорилось выше, задумка увенчалась успехом и, как следствие - вот уже два года, вернисажи Николая стали самыми престижными не только в России, но и на Западе. Здесь всегда можно было встретить и банкиров, на время оставивших свои финансовые интриги и  нефтяного магната, лишь вчера прибывшего в столицу с очередного  саммита.  
    Сегодня в залах царило невероятное возбуждение. Гости, вели светские беседы, а кажущаяся непринужденность только подчеркивала общее напряжение. Николай обещал гостям новую диковинку - он обещал им меня!
    И теперь люди изнывали  в предвкушении предстоящей феерии. Спали только картины. Пройдет совсем немного времени, и они взорвутся миллиардом вспышек, рванутся прочь из тесных рам, разорвут пространство ставших вдруг тесными помещений рокотом морского прибоя, криками чаек, шепотом осеннего леса и множеством других звуков, так не свойственных бетонному мегаполису.  Пока же, картины спали.
    Нагнетая общую эйфорию, рекой лилось шампанское, распространяя по залам запах успеха и, соответственно, немалых денег. На этот аромат слетелись самые разные люди.  Но все же, главными действующими лицами здесь, разумеется, были журналисты.  Николай все сделал для того, чтобы все ведущие телекомпании сообщили в прямом эфире о небывалом триумфе - моем триумфе.
     
    - Дамы и господа! Прошу вашего внимания.- Николай царственной походкой вышел на середину центральной залы. Пора было начинать презентацию. Квартет, исполнив коду, смолк, призывая собравшихся к тишине. Николай с нескрываемым удовольствием окинул взглядом кичливую строгость костюмов, томный блеск бриллиантов и неброскую идеальность вечерних туалетов, каждый из которых сам по себе был достоин отдельного показа. Николай мог по праву гордиться. Весь этот антураж  был лишь малой, пусть и неотъемлемой, составляющей  ведущей его предприятие на вершину славы.
    - Почтеннейшее собрание! Позвольте мне представить вам гения современности. Человека, наделенного создателем небывалым талантом - видеть прекрасное. Человека - подарившего нам сегодня это буйство красок. Художника человеческих душ! Друзья! - Николай сделал многозначительную паузу. - Я представляю вам Юрия Алексеева!
    Зал взорвался благожелательными овациями.  Я шагнул вперед и сдержанно поклонился. Николай передал мне микрофон.
    - Спасибо...
    Я, не спеша, обвел взглядом притихшую публику. То, к чему я шел последние три года, сегодня должно было воплотиться в реальность. Всего через несколько мгновений я узнаю, кто из нас был прав - я или Лена. Странно, но именно сейчас, всего в нескольких секундах от поражения, или даст Бог  от триумфа, я вдруг отчетливо вспомнил совершенно другую выставку - мой первый вернисаж в Москве.
     
    ***
         На выставку в тот день пришло всего несколько человек. Немудрено. Галерея располагалась в спальном районе столицы, сюда люди, да простит меня читатель  за тавтологию, приезжают спать. Выжатые неимоверным ритмом жизни огромного города, они думают лишь о скорейшей закупке продуктов в ближайшем супермаркете, да уютном кресле перед телевизором. Что им до потуг какого-то провинциального художника, решившего покорить стольный град? Ровным счетом ничего. И все же некоторые нашли возможность. Оставили в стороне ставшее уже привычным жизненное расписание маленьких винтиков, чье единственное предназначение заключалось в обеспечении бесперебойного  вращения огромного маховика с громким именем Москва.
    Начиная с самого раннего утра я не находил себе покоя. Вдруг никто не придет? Омраченный самыми нерадостными мыслями наступил полдень. И теперь, трясясь от волнения, я наблюдал, как в небольшой зал, где выставлялись мои полотна, входили самые разные люди. Вот бабушка тащит упирающегося внука. Правильно, милая моя старушка, тащи его, тащи. И может быть станет он кем-то большим, чем Васек, собирающий дань с таких же, как и ты пенсионерок, что при любой погоде торгуют всякими разностями у метро. Вот влюбленная парочка. Эти точно заскочили в теплое помещение с одной единственной целью - согреться, чтоб  затем вновь нырнуть в мороз наполненного влюбленностью дня. Я уже давно заметил, что влюбленность инстинктивно тянется к прекрасному. Стремится в парки, театры или, как сейчас, в  маленькие выставочные залы. Это потом, когда чувства притупятся, на смену спектаклям и картинам придут кухонные плиты и газеты, как нельзя лучше сочетающаяся  со стоптанными тапочками. Пока же, словно Шагаловские влюбленные, они умеют парить над серыми городскими буднями. Вот странный тип, цепким взглядом расчленяющий мои картины. Редеющие волосенки собраны в куцый хвост. Засаленная резинка еще более подчеркивает образ неудачника. Местный художник, чей "непризнанный гений" мечется в тесных масштабах двухкомнатной "хрущевки", не позволяя увидеть в чужом творчестве искру. Заглушая любой мало-мальски возникающий интерес к чужой работе жарким негодованием посредственности. Судьба...
     А вот и одиночество. Хрупкая светловолосая девушка застыла перед моими "Пирамидами". Удивленно хлопая длиннющими ресницами, то приближалась к картине, то словно пытаясь охватить взглядом нечто огромное, не сумевшее поместится в тесную раму, отступала назад.
     
    - Вам нравится? - я подошел к девушке ближе.
    Она удивленно посмотрела на меня, словно прикинула стою ли я того что бы со мной говорить. Видимо решило что стою.
    - А вы кто? Художник?
    Голос у неё оказался неожиданно низким, но, тем не менее, очень приятный.
    - Разрешите представиться, - я галантно, как мне по крайне мере всегда казалось, склонил голову, - Юрий Алексеев.
    - А я Лена,- девушка протянула мне руку. 
    - Так Вам нравится?
    - С чего это вы решили? - девушка изумленно вскинула брови.
    Я несколько смешался. Вроде так не принято. Нет, ну можно сказать какую-нибудь колкость. Всякое случалось. Но что бы вот так - безразлично. Показуха? Нет, не похоже. Тогда что? Очередной художник? Неудачник, пытающийся самореализоваться за счет моих оголенных, выставленных напоказ, эмоций... или?..
    - Я не очень люблю такую живопись, - девушка неожиданно замолчала, словно не зная как продолжить. - Понимаете, мне нравится, когда на картинах есть люди.
    Она внимательно посмотрела мне прямо в глаза. Редко кто так умеет смотреть. Чаще опасаются вызвать ненужные ассоциации с агрессивным поведением. Лена не боялась.
    С тех пор прошло двенадцать лет...
     
    ***
    Вот уже сорок минут как мы сидим в этом баре. Разговор, так хорошо начавшийся, теперь застопорился. Что-то меня последнее время прямо тянет оказываться в тупиковых ситуациях. Я практически вплотную подошел к решению задачи цветовой эмпатии. Человеческая психология - странная штука. Иногда мы даже не отдаем себе отчета, почему совершаем те или иные действия. Сейчас я твердо уверен - все дело в цвете.  Интуитивно люди всегда об этом догадывались. Красный цвет страсти, зеленый - умиротворение, черный - скорбь... Я ничего не открыл. Просто увидел то - что и так болталось на поверхности каждодневности.  Увидел и попытался развить, довести до совершенства. Не получилось. Точнее получилось, но как-то слабо и неубедительно. Теперь все зависело от Лены. Точнее от изобретения ее отца. В этом-то и была основная загвоздка. Лене мой проект был не интересен. А если быть честным - мой проект ей был не нужен и неудобен. У нее теперь была другая жизнь. Жизнь полная дорогих машин, загородных домов и пятизвездочных отелей. Жизнь подаренная Коляном - Нашим Новым Мужем, появляющимся в Москве лишь время от времени. Довольно успешным нефтяным корольком промышляющим где-то в Тюмени...
    У Лены было все, о чем только может мечтать дочь старшего научного сотрудника института прикладной психологии, человека с мизерной зарплатой и  абсолютно не амбициозного. Человека, который изобрел "ПУЭ" - портативный усилитель эмоций.
    - Я все понимаю, - едва сдерживаясь, я затушил только что прикуренную сигарету.  - Откровенный наряд, длинный каблук...
    - Каблуки не бывают длинными! - Лена негодующе сверкнула глазами. - Только высокими!
    - Что? - не понял я.
    - Как ты вообще смеешь писать картины? Ты... - Лена задохнулась. Не смогла продолжить...
    - Ну, что я?  Давай, высказывайся! - Меня трясло. Я-то думал, что мы друзья.
    - Я тебя ненавижу!!! Иногда мне кажется, что все эти годы ты меня просто использовал! Шел к своей цели. Все из-за отца? - Лена метнула на меня полный презрения взгляд.
    Я едва сдержался. Так хотелось сказать какую-нибудь колкость. Не сказал. Я все прекрасно понимал. Лена честно боролась за меня почти десять лет - боролась за то, что бы моя Идея воплотилась в жизнь. Пережила нищее студенчество, беспросветные пьянки с художественной братией, отсутствие детей - я не мог себе позволить отвлекаться на быт... Дьявол! А ведь она почти дождалась.
    И лишь когда увидела полотно, в которое я вписал счастье, сказала: "Знаешь, а счастья-то нет". На следующий день Лена ушла из дома. Наверное, она давно все решила. Картина ее только подтолкнула. Первый удачный проект - сочетание красок заставившее зрителя   испытать запрограммированную в цвет эмоцию. Моя самая большая неудача.
    Понимание пришло много позже. Буйство цветов вызывало лишь кратковременное пробуждение чувств, не закрепляя результата. Даже идеальное сочетание не могло растормошить ороговевшую душу. Нужен был катализатор. Именно тогда я впервые подумал о Николае Александровиче - Ленином отце...
    - Мы встречались две недели назад, - я вновь закурил. - Он отказался перенастроить прибор.
    Лена рассмеялась:
    - А что ты думал? Отец бросится тебе на шею? Юрочка, ты гений! Давай, скорее, облагодетельствуем все человечество. Ты так думал?
     - Ну, - я замялся. Лена попала в точку. Именно такой реакции я и ожидал.
    - Идиот! А ты забыл чем закончились полевые испытания усилителя?
    Я смущенно опустил глаза. Лена продолжала себя накручивать:
    - Я тебе напомню! Тогда погибло более тысячи человек, а отец всего лишь спроецировал на толпу, собравшуюся у здания Верховного Совета, чувство патриотизма. Да они же расстреляли из танков здание в центре города! Ты хочешь все повторить?
    - Ты не понимаешь, - я с трудом подбирал нужные слова. - Разумеется, те испытания прошли, ну, не совсем правильно. Но ведь там были эти писаки - пропагандисты равенства и братства, а я художник!..
    Лена не позволила мне закончить:
    - Это еще хуже! Помнишь, ты делал один заказ, лет восемь назад? Ну, летом жара еще стояла дикая?
    Почему-то я сразу понял о каком заказе говорит моя бывшая супруга. Тогда был юбилей у одного высокого чина столичной прокуратуры. Идя в ногу со временем, в одном своих интервью, служитель закона упомянул о том, что из всех режиссеров больше всего уважает Тарковского. Друзья решили сделать имениннику подарок и заказали мне картину "Покаяние". 
    Спустя несколько дней мы с Леной, изнывая от пекла, сидели в небольшой кафешке. Именно там мы и услышали в сводке новостей о том, что недавний именинник повесился в собственном кабинете, оставив очень содержательное прощальное письмо. Тогда многих поснимали с высоких постов, поговаривали, что кого-то даже посадили...
    -  Вижу, что вспомнил, - Лена тяжело вздохнула. - Ты убил человека. Наверное, именно в этот момент, у меня в голове все наконец-то встало на свои места. Мороз, враз прорвавшийся через сорокоградусную жару, схватил меня за шиворот и уверенной рукой привел к абсолютному пониманию...
    Больше писателей я ненавижу художников! Странно что я не ушла от тебя еще тогда...
     
    Мы помолчали.
    Лена допила коктейль и решительно встала.
    - Прощай! - На стол лег увесистый сверток. - Здесь прототип. Это конечно не переносной усилитель, так модель, в сотни раз слабее того что испытывали во время путча, но тебе хватит.
    Я боялся поверить в нежданную победу.
    - Спасибо, как ты смогла?
    Лена брезгливо посмотрела на меня:
    - Я его фактически украла. Отец держал некоторые разработки на даче. Этот я сама помогала собирать. У него открытый спектр усиления.
    Поймав мой удивленный взгляд, пояснила:
    - Он не настраивается на определенную частоту, усиливает все подряд. Тебе, по-моему,  именно это и было нужно?
    - Спасибо тебе! - я попытался её обнять, но Лена решительно отстранилась.
    - Знаешь, глядя сейчас на тебя, я думаю, что мы неправильно пишем слово творец. Похоже, его нужно писать через "А", проверочное "тварь".
    Она отвернулась и направилась к дверям. Уже возле самого выхода остановилась и громко, так что бы услышали все посетители, сказала:
    - Завтра мы с мужем уезжаем из страны. Попробуешь еще раз со мной встретиться - тебя убьют.  
     
    ***
    - Мои друзья! Спасибо вам, что нашли время и посетили мою скромную выставку.
    По залу прокатился одобрительный смех. "Скромную", одна аренда выставочных площадей стоила несколько тысяч евро.
    Улыбнувшись, я продолжил:
    - Надеюсь, что каждый из присутствующих найдет сегодня что-то интересное именно для себя. Итак, - я сделал многозначительную паузу. - Я рад вас приветствовать на открытии вернисажа "Откровение".
    Под рокот наполнившего зал "Полета валькирии" с полотен медленно сползли защитные экраны, открывая публике Гордыню и Зависть, Чревоугодие и Блуд, Гнев, Алчность и Уныние - семь смертных грехов.
     
    По залу пронесся стон.
    Едва сдерживая улыбку, я нажал кнопку запуска усилителя эмоций.
    Люди корчились на полу. Сегодня, действительно, каждому воздавалось по делам его.
    Завтра, а может уже и сегодня городской отдел внутренних дел ждет небывалый приток пришедших с повинной... и это только начало.
    Ведь уже несколько минут все ведущие телеканалы страны осуществляют прямую трансляцию с моего вернисажа.
    Наверное, что-то такое должно было случиться уже давно, или само проведение ждало именно меня?
    Стоп, а вот это уже гордыня, хотя... на меня-то мои полотна не действовали.
     
     
    ***
    Я вышел на улицу.
    Порыв холодного ветра ударил в лицо.
    Город готовился к Новому году. Яркие гирлянды, словно вторя звездному небу, сверкали тысячью оттенков радости.
    Мне не было стыдно за содеянное. А раз совесть молчит - значит, я прав.
    Когда-нибудь я напишу свою Главную Картину, и холст мой будет больше неба. Я заставлю человечество быть счастливым.
    Я смогу!..
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

0x01 graphic

  
  
   Вместо эпилога
  
   От автора:
  
   Сегодня я был в музее. Гости, а на этот раз я сопровождал делегацию из Болгарии, с нескрываемым интересом прохаживались по экспозиции. Посмотреть действительно было на что.
   Несмотря на то, что музей в нашем городе небольшой, стараниями сотрудников здесь собрано немало интересных коллекций. Проходя сквозь выставочные залы, ты словно погружаешься в прошлое: вот картины современных художников, вот фотографии первостроителей и застывшие на пожелтевшем картоне этапы "Комсомольско-ударной". Ещё несколько шагов - и проржавевшие штыки, каски и осколки снарядов дышат жаром гремевших здесь когда-то боев. Новый зал - новая экспозиция: портреты декабристов Бестужевых, ветхие от времени наряды, фотография веселых оркестрантов, расположившихся на крыльце деревянного клуба, прялка и старые документы, приоткрывающие крошечные оконца в минувшие эпохи.
   Гости, тем временем, о чем-то оживленно выспрашивают экскурсовода. Подхожу ближе:
   - А вот чем действительно славилась в свое время наша земля, так это кружевницами, - сотрудница музея подходит к обширному собранию стендов. - Вот. Вы только посмотрите, какая красота! И всё это сделано руками наших мастериц.
   Я бросаю взгляд в указанном направлении. Под стеклом хранится Мастерство. Тончайшие нити, сплетаясь меж собой, образуют сложнейшие узоры, так похожие на то великолепие, что покрывает морозными зимами окна наших квартир. Как и в изморози, так и в кружеве чувствуется дыхание человека. Дыхание Мастера.
   Экскурсия продолжает продвигаться по залам, а я всё не могу оторвать взгляда от кружевного воротничка, раскинувшего свои белые крылья. Не могу оторвать взгляда, потому что мне кажется, будто я уже видел однажды этот узор. Однако, память, как часто бывает в таких ситуациях, подводит: виновато смотрит на хозяина, да разводит руками - дескать, прости, дорогой, такая уж я у тебя рассеянная...
   Уже позже, простившись с нашими гостями, я возвращаюсь домой. Погода, такая славная с самого утра, к вечеру неожиданно портится. Над городом собираются тучи, предвещая неминуемую грозу. Впрочем, когда ты дома, никакая гроза не страшна. А горячий чай, так и вообще способен полностью прогнать озноб дождливого ненастья.
   И все же, в памяти нет-нет, да всплывает кружевной воротничок. Где же я его видел?
   Усаживаюсь за компьютер, системный блок медленно гудит, а я хвалю себя за то, что пару лет назад собрался, да оцифровал все старые фотографии. Пойди найди сейчас что-нибудь в этих многочисленных альбомах, пакетах и коробках. А тут все под рукой...
   Курсор рыщет по не менее многочисленным, чем упомянутые уже альбомы, "папкам".
   Вот одноклассники, здесь институт, свадьба, опять школьные фото...
   Уже почти отчаявшись, я наконец-то обнаружил искомое: небольшая карточка, с которой мне улыбается совсем молоденькая девушка. На обратной стороне карточки надпись: "Моему другу - Александру". Я вспомнил, её звали Алла. Как же давно это было...
  
  
   Кружевница
  
   Когда тебе чуть больше девятнадцати, жизнь кажется прекрасной и удивительной, даже если на улице ливень, а твоему приятелю срочно требуется отнести на другой конец города какой-то сверток.
   Так и сегодня, по причине внезапно образовавшегося у моего товарища свидания, я под проливным дождем бегу выполнять просьбу его бабушки. Серега (так звали моего одноклассника) разумеется, клялся и божился, что в следующий раз - он для меня. Я думаю, каждому из нас такие клятвы хорошо знакомы.
   Меня попросили - я согласился. Вот сейчас стою и нетерпеливо жму кнопку звонка в квартиру на пятом этаже.
   Через какое-то время дверь открывается. В коридоре темно, и мне не сразу удается разглядеть хозяйку.
   - День добрый, вот, - я протягиваю в темноту обёрнутый полиэтиленом сверток. - Валентина Сергеевна просила передать.
   Моей руки касается неожиданно теплая ладонь.
   - Ой, вы же совсем замерзли, проходите скорее в дом, я вас сейчас чаем напою.
   Меня увлекают в глубь коридора. Покорно следую за провожатой, ловя себя на мысли, что молодой девичий голос мне понравился. Интересные знакомые у бабушки моего приятеля...
   Проходим в комнату.
   - Меня Алла зовут, а вас?
   - Александр, - представляюсь я, осматривая новую знакомую.
   Лет восемнадцать, длиннющая коса и огромные зеленые глаза. Она несколько смущается моего взгляда.
   - Вы садитесь. Чайник горячий, я быстро.
   Алла стремительно выбегает из комнаты, а я, любопытствуя, осматриваю комнату.
   Буквально каждый предмет интерьера был покрыт кружевной салфеткой. Кружева были везде. На шкафу и телевизоре, на журнальном столике и на тахте, даже на окне - и то была кружевная занавеска. Общую картину завершала примостившаяся в углу комнаты странная конструкция. Ничего подобного я досель не видел: на невысокой деревянной подставке располагался матерчатый валик - с воткнутыми в него иголками...
   - Вот и я, - оторвала меня от созерцаний Алла. - Вы с малиной любите?
   - Ага, - не вникая, согласился я. - Слушай, а что это такое?
   Я кивнул в сторону конструкции.
   - Это? - радостно откликнулась моя хозяйка, - это для кружева. Вот, посмотрите.
   Она подхватила со стола салфетку и, радостно улыбаясь, протянула мне.
   Я повертел кружево в руках, и внезапно, словно за что-то зацепившись, взгляд замер. Наверное, именно тогда я впервые понял, насколько это красиво. Понял и улыбнулся в ответ.
   - Вам понравилось? Нет, правда, понравилось? - глаза девушки сияли. - А хотите, я вам подарю? У меня много. Вы чай пейте, я сейчас покажу...
   В тот день мы просидели до самого вечера. Я рассказывал об учебе в Питере, она о том, что тоже хочет поехать учиться, но вряд ли мама отпустит.
   А еще Алла много и увлеченно говорила. В основном о кружеве.
   - У нас в семье все мастерицы. Уже много поколений. Даже свои узоры есть, семейные. Вот, посмотри, - она протягивает мне очередное рукоделье. - Видишь, как лепестки складываются? Это мама придумала. Правда, здорово?
   Я согласно киваю. Здорово.
   - А этот узор бабушкин, - передо мной разворачивается большущая шаль. Чуть тронутые временем нити, сплетаясь в тончайшую паутину, ложатся на ладонь.
   - Однажды мне бабушка рассказала сказку, - продолжает Алла. - Буд-то бы у нас в семье такое поверье есть, что мастерицы в узоры свои не только душу вкладывают, но и силу земли русской. Бабушка, когда еще жива была, много мне сказок рассказывала. И про Финиста, и про чудеса разные, но это все народные, а были и другие.
   - Интересно, а о чём были те - другие? - спрашиваю я.
   - О том, что испокон веку кружевницы, что подле реки Волхов трудились, землю свою от напасти оберегая, плели кружева. И покуда мастерство это живо, не одолеть землю русскую никакому ворогу. Так и немцы когда-то в том чудесном кружеве увязли, не смогли Ленинград покорить. Да много чего было, - улыбнулась девушка.
   Вскоре мы простились. Помнится, я обещал заглядывать в гости, но так и не получилось: вначале закрутился с делами, а потом и вовсе ухал учиться. Вновь появившись в родном городке примерно через полгода, я всё же решил сдержать обещание и набрал, с трудом найденный в телефонной книжке номер. Незнакомый голос сообщил мне, что "они" тут больше не живут, переехали. Я не стал уточнять, куда. А несколько месяцев спустя, мой приятель рассказал, что мать Аллы написала его бабушке письмо, сообщила, что они хорошо устроились, а так же просила передать мне привет от дочери.
   Сергей протянул небольшой кусок картона. С фотографии, кутаясь в ту самую шаль, на меня смотрела Алла.
  
   С тех пор прошло почти двадцать лет... что сталось с моей знакомой. Счастлива ли? Надеюсь. А ещё очень хочется верить, что не забросила она кружево, сохранила традиции, и приумножила - сплела свой собственный узор, из тех волшебных, что землю Российскую хранят, и берегут ревностно.
   Будь счастлива, кружевница. И пусть успех сопутствует в трудах твоих праведных.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   (с) Александр Неуймин
   Санкт Петербург - Кириши - Нарва - Кингисепп - Москва - Хургада - Кимер - Тъюсфорд - Своге...
  

Ноябрь 2010г.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Содержание:
  Вместо предисловия
  Вне времени
  Часть первая: Ангелы и бесы
  Прошка
  Сизари
  Часть вторая: Родина и Преемники
  Кошки Шрёдингера
  Лишь шорох листвы
  Часть третья: На задворках вселенной
  Включая Абракадабров
  Я - прачка
  Шторм тишины
   Часть четвертая: Game over
  Сделано в России
  Амальгама
  Брутальные схватки на бытовом уровне
  Часть пятая: Сказки XXI века
  Драконотворец
  Игра в ассоциации
  О славе минувшей, о прошлых победах...
  Вместе и навсегда
  Мой ласковый и нежный враг
   Часть шестая: Пара слов о любви
  Фотография, на которой мы будем счастливы
  Виджет
  Там за горизонтом
   Часть седьмая: Следы на песке
  Когда яблоня расцветет...
  И холст мой будет больше неба
  Вместо эпилога
  Кружевница
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"