Синдром (греч) - тот, что вместе бежит - совокупность признаков, симптомов, характерных для к н заболевания.

Творческий синдром. Наука иТехника ?10 1988г с 13. В.В. Егоров мнс

Широко распространенное мнение о том, что творчески одаренные люди "немного того" и "не от мира сего" не более чем заблуждение, попытка как-то объяснить своеобразную натуру человека, выделяющегося своим поведением, манерами, мышлением, чертами характера.

Странности все-таки есть. Мне представляется, что они - побочный продукт активной профессиональной деятельности или горячего увлечения, их продолжение.

Это люди, заслуживающие самого глубокого уважения.

Эти странности я назвал бы приметами синдрома творчества.

Творческий работник - всегда личность.

Его деятельность несет четко выраженный инициативный и целесообразный характер.

В основе его личной карьеры лежит стремление больше сделать для общества.

Творческий работник честолюбив. Он широко мыслит.

Среди творческих работников есть такие, кто "семи пядей во лбу". Они наиболее ранимы и нуждаются в особом внимании.

Творческий работник - правдолюб и максималист. Не толкайте его на нечестный путь и не требуйте половинчатых решений.

Творческий работник называет вещи своими именами. Часто подчеркнуто вызывающе.

Творческий работник в споре горяч, но снисходителен.

Его эмоциональность почти пропорциональна творческому заряду.

Творческого работника не переделаешь. Его можно, правда, сломать,

Творческому работнику тяжело. Ведь он делает все и еще то, что не делает никто. Творческий работник в душе стратег. На тактические маневры у него нет времени и желания.

Творческий работник оптимист. Он, как изобретатель, начинает верить, когда еще никто не верит, и продолжает верить, когда уже все не верят.

Если принятое решение он затрудняется объяснить, это не значит, что оно неверно. Возможно, решение - результат развитого интуитивного мышления.

Все просто: им владеет "одна, но пламенная страсть".

Творческий работник всегда склонен игнорировать объективные трудности. Они кажутся ему надуманными, искусственно созданными. Чаще всего он оказывается прав.

Наука и Жизнь ?8 1974 г с 62 "О научном гуманизме" Жан Ростан перевод с франц Ю. Богуславской.

Идея фикс. Признание. Предназначение. Жить внутренней жизнью, своей идеей. Не разбрасываться. Единая линия жизни.

Ничто не могло бы его обольстить. Пленник своего корабля,

Презрение к бесплодным развлечениям. Уверенность, что можешь найти главное. Нестареющее удивление, постоянная уверенность в правильности того, что выбрал.

Умение понимать, преломлять, мыслить.

Недавняя жертва ТС.

Просматривая один из июньских номеров "Независимой газеты" 2005 года, я вспомнил слова Гоголя "как можно выбирать подобные темы" и удивлялся их широкому разнообразию. Самая интеллектуальная газета России для самых высокообразованных читателей содержала многое. Но об этом, когда-нибудь позже. Сейчас же своеобразным ключиком послужила статья поэта Коржавина, а в ней пару строчек из его стиха "На смерть Сталина". Интересно, сколько нужно времени, чтобы трагические события прошлого превратились в быль и сказку? Сколько еще будет возникать эта "вечная" тема?

Пока живы очевидцы тех времен, можем видеть на экранах телевизоров дедов, которые не могут сдержать слез, рассказывая, что им довелось пережить.

Ясно, что книги дольше хранят для потомков память об ужасах прошлого. А самими надежными местами для этого являются стихи поэтов. Им Бог даровал способность в образной форме вещать о явлениях и событиях, которые не только были, но и грядут.

Оказалось, что мне уже встретился стих с таким названием. Дело было так.

Начало восьмидесятых годов двадцатого века. В Советском Союзе началась акция о необходимости усиления роли КПСС, потому что враги не дремлют и всячески стараются опорочить партию, ее дела и идеи. До каких курьезов при этом доходило можно увидеть на примере суда над Иваном Полищуком.

Житель Здолбуновского района Ровенской области, селянин, бывший бандеровец, отбывший двадцать пять лет наказания на шахтах Воркуты, в свои семьдесят лет снова попадает на пятнадцать лет в тюрьму. За что?

На это дал ответ областной суд, на который направили свой партактив (секретарей парторганизаций, руководителей агитколлективов и политинформаторов, заведующих парткабинетами) предприятия и организации города Ровно.

Все было как положено: судья с народными заседателями, прокурор и зрители. Подсудимый Полищук, оказавшийся маленьким сухоньким старичком с белой головой, от услуг адвоката отказался. Он заявил, что ни в чем не виновен и будет защищать себя сам.

Как-то глядя на него, не верилось, что этот человек матерый враг.

Коротко о сути дела. Оказалось, что обвиняется он в распространении клеветы на партию. Вздумалось Ивану на старости лет описать для своих внуков ту жизнь, которую ему уготовила судьба. Причем в стихах. Две общие тетрадки со стихами попали к кому-то из соседей и те не преминули донести о содержании письмен куда следует. Так он оказался в роли подсудимого.

Было там в его творении одно стихотворение под названием "На смерть Сталина", а в нем строка: "Коммунисты-лицемеры слезы вытирают". И хотя, попросивший слова, Полищук уточнил, что там написано не "лицемеры", а "лицемерно", это ему не помогло. Он был осужден за клевету на правящую партию.

В заключительном слове Полищук - невольная жертва своего творчества и социальной установки того времени - сказал: "Вы осуждаете меня не на пятнадцать лет. Ведь я старик. Вы приговариваете меня к смерти".

Сидевшие в первом ряду девушки из его села осыпали уводимого конвоем Полищука лепестками роз, завершив, таким образом, неприятное зрелище и превратив его в фарс.

Рассказавший о суде очевидец добавил еще от себя: "Мне почему-то не было жаль деда. Я провел десять детских лет в тех местах, где был в заключении осужденный и своим маленьким умом постиг очевидный факт: нельзя даже взглядом показывать пренебрежение к существовавшим порядкам, а не то, что словом. Сам видел уборщицу, отбывающую десять лет за плевок на портрет вождя, с которого она вытирала пыль. Наверное, не знал селянин, что он не первый старик, усланный в снежный край. Последний гетьман Украины Петро Калнышевский попал туда в восемьдесят пять лет. Не догадывался Иван, что первыми среди врагов строя уничтожались не профессора и ученые, а беллетристы ( это повелось еще от железного Феликса).

Жертва ТС

Двадцатый век, конец девяностых годов. На обложке книжечки "Северные строки" взгляд выхватил слова "Печора", "Абезь". Знакомые по детству места заставили купить стихи. Интересно было посмотреть на Север глазами другого человека. Спустя несколько лет, случайно перелистывая книгу, запомнил несколько выражений :"Седьмой круг Дантова ада", "Сенетех" из Египетских сказок, удивился, что автор видел Змея. Я тогда еще не знал, что стихи поэтов являются своеобразными "ключами" для ввода в действие скрытых до поры до времени у некоторых людей программ и действий. Попал и я невольно под прицел синдрома творчества.

Начало книги.

От автора

Эту книгу целиком составили статьи, рожденные самыми горькими годами моей жизни. 13 августа 1947 года я, преподаватель Московского университета, был арестован, мне было предъявлено дикое обвинение: участие в подготовке покушения на Сталина. Когда я был взят, мне исполнилось сорок лет, увидел же свободу лишь в дни своего пятидесятилетия.

То время, жестокое и страшное, всегда неотрывно со мною. Я стараюсь забыть его, но это не удается. Врата памяти - железные и тяжкие - приоткрывают мне страну, где были потеряны надежды, а дыхание смерти, казалось мне было всегда недалеко, и я, засыпая на нарах в душном, переполненном людьми бараке, никогда не знал, проснусь ли я завтра. Когда я оказался там - на Печоре, а потом в Заполярье, я был уже немолод, только дух поддерживал меня, но главное, в чем я находил опору и благодаря чему я выжил, - была поэзия. Когда меня разлучили со всем, что было мне дорого, с моими близкими, с моей семьею, единственное, что не могли отнять у меня, - это стихи. Я убежден, что они давали мне силу жить, переносить то, что казалось, было непереносимо.

В лагере у нас не было ни бумаги, ни чернил. Их безжалостно отнимали. Поэтому я сочинял стихи и затверживал, запоминал их. Помню, это очень удивило Анну Андреевну Ахматову, с которой я познакомился уже в 60-е годы, как я мог, больной, дрожавший от холода, жадно думавший о почти недоступной корке хлеба, - как я мог запоминать стихи?.. Да, так было. Лишь немногое из сочиненного в первые лагерные годы мне удалось тогда записать. Значительное же количество стихотворений было восстановлено мною по памяти уже после смерти Сталина, когда многое из лагерных запретов были сняты.

Стихи, рожденные в неволе, составляют два первых раздела этой книги. Третий раздел - стихотворения, написанные позже, но неотрывно связанные с той же темой. Хотя я и давно ушел из краев Печоры и Заполярья, те года постоянно живут во мне.

Эту книгу я посвящаю памяти моей дорогой жены, Александры Михайловны Василенко, терпеливо ждавшей меня все эти долгие северные годы.

июля 1990 года Виктор Василенко

Оказывается, что и я, как и Виктор Василенко стал очевидцем появления Змея.

От станции Печора по обе стороны раскинулось огромное болото, окаймленное по горизонту чахлым северным лесом. С ноября и по май на болоте лежал двухметровый слой снега, в остальное время года оно было непроходимым.

Как-то утром весной, собираясь в школу, мой взгляд привлекло движение на обычно неживом болоте. Со стороны реки Печоры из леса высовывалось огромное серое чудище и ползло в мою сторону по направлению к вокзалу. Наверно гонят партию заключенных для погрузки в вагоны, - подумал я, и побежал учиться.

Меня не удивило отсутствие конвоя. Здесь стражами были: зимой глубокие снега и сильные морозы, а летом - комары да мошкара. Интересно было наблюдать, как над человеком стоит темный столб высотой в два его роста, который при беге лишь слегка отклонялся вверху назад.

В школе, как и в классе, везде портреты вождя. Рассказами и стихами, славящими его, были заполнены учебники. Один из них дает представление о всех подобных:

" Сталин наша слава боевая,

Сталин нашей юности полет,

С Сталиным борясь и побеждая,

Наш народ за Сталиным идет."

Когда возвратился домой, снова увидел змееподобное чудовище. Оно уползало в лес. На уже подтаявшем снегу болота, среди видневшихся узких полос, заросших карликовой березкой, остался прямой черный след от Змея. По этой ложбине начала стекать вода и стало осушаться болото. Летом, когда я начал ходить вдоль этой канавы в лес за грибами, определил её размеры. Её ширина была около четырёх метров, а глубина до двух метров.

Однажды там в лесу наткнулся на скомканный кусок газеты. Наклонившись, увидел, что это маленький зайчонок. Хотел поймать, да куда там. Зверёк оказался очень прытким.