Звонил папа. Наде ни лучше, ни хуже, так же. Это уже что-то. Была на выставке молодых художников в нашем дворце пионеров. Вот об этой выставке и собираюсь написать. Издалека увидела моего без вести пропавшего Эдика вместе с Мариной. Первая подходить не стала. Он сам увидел меня, кивнул издалека, посмотрел чуть виновато - я уже видела у него такой взгляд... Грустно... Я бродила вдоль стен, скользя глазами от картины к картине. "Средненько, - думала я, - все это было, было... Никакой изюминки!" Впрочем, возможно, всему виной мое настроение.
Запомнился один стенд (на каждого художника отводилось по стенду): девушка с расстроенным лицом, опустившая подбородок в меховой воротник. Не красавица, отнюдь: маленькие глазки со стертой косметикой, курносая; обиженно припухлая нижняя губка - от слез ненакрашеные губы краснеют... Эта картина заинтриговала. А следующая ударила по нервам.
Набросок величиной с тетрадный листок, да, кажется, это и есть листок из блокнота, обрезанный с одного краю. В первую секунду я не поняла смысл изображения, но почувствовала, что меня затягивает: "Огонь? Или дерево?" И только потом я сообразила: кленовый лист с загнутыми от ветра краями, обведенный темной штриховкой. А он - светлый, неожиданный, неловкий - маленький упрямец...
В углу - белая полоска с именем художника "Ренат Логвинов". Ренат - знакомое имя! Больница, пожилая женщина в белом халате: "Ренатик! Помоги с ужином!" Неужели тот самый Ренатик? Длинные волосы - ну, типичный художник! А вдруг правда?
Бог с ним, с Ренатом. Меня гораздо больше тревожит виноватая улыбка Эдика... Пришла на ум чета Горичей из "Горя от ума"...
А кругом - весна, сумятица...
Смех детей, цветные платьица...
В голову лезут рифмы. Действительно - весна!
Эдик с Мариной все-таки подошли. Он почувствовал холодок в моем приветствии. Сказал, позвонит на днях. Кажется, Марина воспринимает его поведение как жалость к одинокой девушке, внутренне, в уголке души, торжествует. Что ж, она имеет право торжествовать - право юности, привлекательной и любимой, задаренной подснежниками и восхищенными взглядами. Если я вновь научусь писать стихи, напишу о ней: обыкновенной очень милой девушке, твердо стоящей на земле своими маленькими ножками на высоких каблучках. Не дай Бог ей почувствовать себя истерзанной, потерянной. Нам с Эдиком это можно, ей - нет. Наверно, оттого и потянулся к ней Эдик. Оттого что, сидя рядом с ним на диване, она никогда не замурлычет о высоких материях. Я не имею права ставить ее на ступеньку ниже себя. Она делает Эдика счастливым, помогает ему отодвинуть в прошлое смерть Анжелки. Оно дает ему то, чего не в силах дать ни я, ни кто-то еще: желание верить в собственное будущее. А я - кого я в своей жизни осчастливила?..
Эдик все-таки позвонил мне. Все-таки... Через неделю. Я поехала к нему. Он начал прямо с порога.
- Лиз, ты ни в чем меня не винишь, но так выходит, что тебе из-за меня грустно.
Нужно было сделать круглые глаза и ошарашенно произнести: "О чем ты?!" А я сказала: "Да".
- Марина - маленькая собственница. Но я не хочу, чтобы наша давняя дружба разлетелась на куски без всякой причины.
Он противоречит сам себе... Ну, что ж...
- Эдик, я не буду говорить, как я рада за тебя, ты это знаешь. Марину я понимаю, каждая женщина - собственница. Имея сокровище вроде тебя... А остальное - мои проблемы.
- И мои тоже... Мы столько перевидели вместе! Лиза, дружок мой, я не хочу тебя потерять!
- И я не хочу, Эдик...
Дальше я попыталась уйти от этой невеселой темы и пошутила:
- Мы с тобой - наглядное опровержение одного известного высказывания: "Между мужчиной и женщиной дружбы быть не может". Очень даже может, причем сколько лет!
Но Эдик не подхватил моего тона.
- Никто не понимал меня так, как ты. Ты необыкновенная. (В голове всплыли почти аналогичные слова моего случайного знакомого, гармониста Жени.) Понимаешь... Мне трудно это говорить: Марина для меня - это уход от себя самого. Я люблю в ней все приятное, теплое, радостное. Она - мой отдых. А ты... жизнь.
Я отвернулась. Боже мой, что это?.. Как мне быть, как говорить с ним дальше, как смотреть на него?! Зачем мне это?!
- Эдик! Если ты оттолкнешь ее, я тебе не прощу! - крикнула я. Что я говорю, что я делаю?! Эдик отшатнулся.
- Не делай мне больно, - тихо произнес он.
- Эдик, Цоппиныч мой, послушай...
Он перебил меня.
- Я не могу сохранить вас обеих... Да, вы можете встречаться и даже мило беседовать о погоде... Но вас настоящих, полностью, у меня не будет. Она или ты? Ты или она? Рано или поздно жизнь сама поставит меня перед выбором... А я решил первый, сам...
Я слушала с закрытыми глазами. В такие минуты сердце куда-то проваливается, и ты существуешь вне времени. Эдик, милый мой Эдик, не надо, не торопи события, не мучай ты ни меня, ни ее...
Телефон. Долгие противные звонки. Боже, как сейчас не до них. Часы из зала пробили семь, слились с телефоном в странном двухголосье.
- Семь часов... Она... Марина... - безжизненно произнес Эдик.
Телефон продолжал звонить. Мы стояли и смотрели на него, чтобы не смотреть друг на друга.
Я шагнула к двери. Вряд ли я сознавала, что делаю, просто что-то во мне говорило: "Уходи, беги отсюда, иначе будет еще больнее". Эдик меня не удерживал. Я открыла дверь.
- Лиза... - услышала я. - Ты говоришь, что между мужчиной и женщиной дружба существует. А ты в это веришь?..
- Да... - прошептала я, не глядя на него, и перешагнула порог.
Вот и нет у меня больше Эдика.
Я не хочу и боюсь терять людей. Вроде они и есть, а вроде и нет: не подойдешь, не поговоришь.
Ничего. Как-нибудь проживу. Я уже не та хорошая девочка, растерянно внимавшая философствованиям Максима Случевского, гордая тем, что меня наконец-то полюбили...
Он звонил сегодня, мой Цоппиныч. Я никогда его больше так не назову! Он - о ужас! - извинялся за вчерашнее, говорил, что был не в себе... Просил прощения за то, что растревожил меня, растревожил нашу дружбу. Я простила, конечно, я простила. Я говорила с ним, а в трубке была слышна музыка, спорящие голоса (очевидно, телевизор) и звонкий девчоночий смех, приглушенный дверью в его комнату и расстоянием.
Я не знаю, что больней - сегодняшнее или вчерашнее. Будь счастлив, Эдик, будь счастлив с ней. Она - хорошая и сумеет тебя уберечь от лишних раздумий. Ты и сам знаешь, что мы не сможем по-прежнему... Ты прав, есть такой неизбежный закон - переход количества в качество! Может быть, действительно, мужчина и женщина не могут долгое время спокойно выдерживать прикосновения душ, во многом схожих. Кто-нибудь обязательно начнет тянуть в свою сторону. Как-то я спросила у Эдика, говорил ли он об Анжелке. Эдик: "Да, говорил. Она держала меня за руку и потом весь вечер молча просидела рядом". Это почти примиряет меня с Мариной.