Рим или Константинополь?
И сам раскол явился как раскол политический; отнюдь не вероисповедный, невзирая на взаимные обвинения в неполной ортодоксальности. Однако, по грехам нашим, политический раскол обязан был получить вероисповедное выражение: не ради веры, но - ради легализации раздела имущества и владычества.
Таким выражением послужило новое прочтение Никео-Константинопольского символа веры, в части догмата о Троице. Именно, добавление слов "и от Сына" (filioque) к предложению об исхождении Святого Духа от Отца Небесного.
Формула "филиокве" известна была в церковных кругах задолго до Раскола, однако имела чисто риторическое проповедническое значение, и понималась исключительно в контексте проповеди о божественном достоинстве Христа Иисуса, против попыток умаления такового. Никто не пытался превратить риторическую фигуру в догму и посягнуть на символ веры, исходя из богословских или политических соображений.
И вот в 1054 году это случилось; легло позорным пятном на Западную церковь, и явилось знамением схоластического вырождения традиционного богословия. А именно, подмены богословия философствованием, опирающимся на Аристотеля. Слишком очевидна логическая подоплека пресловутого "и от сына": раз сын и отец равны, следовательно ....
Условием возможности такого опыта в христианстве является безусловное почтение к наследию первой апостольской церкви. Вне этого наследия в полном объеме христианский опыт усыновления Богу совершенно невозможен. Первый Никейский Собор счел нужным сформулировать и предложить церкви символ веры. Мы, как наследники, должны принимать и уважать их решения. Все возможные варианты Символа Веры могли иметь место только на самом Соборе. Не могут через тысячу (!) лет явиться основания для пересмотра постановлений Собора.
Итак, Отцы церкви сочли нужным, в свое время, иметь "символ веры" для дисциплины ума и языка христианина. Мы чтим их решение. Но ясно понимаем при этом, что символ веры отнюдь не подменяет и не замещает собой корпус священного предания, лежащий в основании христианской веры и жизни. Любовь движет христианином; отнюдь не идеология! Свидетельства апостолов, доносящие до нас сквозь время живой образ Христа Иисуса и сподвижников Его, позволяют нам любить их.
Из сказанного ясно, что без апостольского предания христианство невозможно, - чего нельзя утверждать о Символе веры, который представляет собой лишь идеологическую доктрину.
Тем не менее, она освящена авторитетом отцов церкви, которых мы безусловно почитаем. Пребывая в этом отношении почитания, я не нахожу возможным ни доказывать, ни опровергать предложенные формулировки восьмого тезиса Никейского Символа веры.
Как христианин я твердо знаю одно - нет, и не может быть такого опыта общения с Отцом Небесным, включая опыт божественного Вдохновения, который привел бы к необходимости пересматривать решения первых соборов. Это несомненное лукавство, плод обмирщения церкви.
Что же до исхождения Святого Духа, то.... Родные мои, вы всё узнаете, когда сподобитесь дышать Дыханием Божьим. А до этого мгновения Вечности, сколько бы вы ни богословствовали и не спорили по поводу формулировок символа веры, истина останется тайной для вас.
Перед лицом требовательных философов церковь, разумеется, признает эклектичность догмата Троицы, из которой проистекают упомянутые выше недоразумения, касающиеся Святого Духа. Где имеем отца и сына, третьим лицом может выступать только мать. Новое отношение человека и бога в христианстве, - в сравнении с прежними молитвами, обетами, приношениями и одушевлениями, - состоит в Сыновстве. Отсюда, "послушание" христианина есть послушание сына отцу, а не институциональное функциональное послушание жреца или молящего. То есть, жизнь христианская есть жизнь естественная, семейная: с отцом и матерью. И естественность эта как раз есть знамение возвращения человека в Рай.
Конечно, в христианской жизни нет места "тримурти", или трёхликому, треипостасному богу. И "Троица" появляется лишь в попытке представить христианство в виде учения: а именно, изъяснить его в логике единого бога, единой причины и т.п.; в попытке идеологически вместить в христианство иудейскую теорию и практику вдохновений, пророчеств, жертвоприношений, законодаяний и прочего.
Богословие Троицы, которой принадлежит также учение о нисхождении святого духа, является историческим наследием церкви как общественного тела. Оно может сделать вас христианином формально, но не может вернуть вас в Рай, из которого мы все изгнаны в лице первого Мужа. Возвращение в Рай - что, собственно, и есть христианство, - возможно только на пути усыновления Богу: Пути, проложенному вторым Адамом, Иисусом из Назарета.
P.S. МОЙ ДИАЛОГ СО СВЯЩЕННИКОМ КАТОЛИЧЕСКОЙ ЦЕРКВИ
Отец Юлиан, французский священник из Прованса, обращаясь к Богу, говорит в мои уши:
"Твоя любовь, твоя доброта, о Боже - это Святой Дух, который исходит от Отца и Сына. С самого начала творения стоит Он над водами колеблющимися душевными сынов человеческих: вдохновляет, объединяет Бога с нами, и нас с Богом...".
И я отвечаю ему:
"Признайся, отче, у тебя есть сын? И он тебя вдохновляет, воодушевляет, подаёт тебе жизнь? Скажи мне, кто он??! Познакомь меня с ним! Может быть он и меня признает своим отцом, и тогда я тоже получу от него благодать как от своего сына??? Ведь у меня - Увы! - нет сына. У меня есть только Отец. Он подаёт мне Жизнь. Правда, у меня есть братья, ибо я не единственный сын у своего Отца. Но сына у меня нет. Такая вот судьба. Мне казалось, она у меня общая со всеми Святыми. Оказывается, нет. Ты у нас какой-то особенный!? По-русски это называлось - выродок...".