Кружащиеся по ярко освещенному свечами в канделябрах залу снежинки переливались драгоценными кристаллами и таяли в нескольких дюймах от хрустального пола, разлетаясь брызгами едва коснувшись его плоскости, подернутой тончайшей пленкой воды, а затем растворялись в ней, пуская по зеркальной поверхности легкую рябь. Она стояла в центре зала растворенная в громкой музыке невидимого оркестра и с темных волос на пол стекал растаявший от тепла снег. Тонкие струйки воды текли по обнаженной шее и рукам, сбегая под тяжелую ткань платья и извивались по изгибам ее тела.. В ее ничего не выражающих глазах отражались снежинки.
В ее ничего не выражающих глазах отражались снежинки, летящие за окном маршрутного такси. Внутри было неуютно, пахло мокрой чужой одеждой, женщины охали и хватались за зеркальца, чтобы стереть с обвислых щек расплывшуюся тушь, мужчины отвратительно пахли табаком и сыростью, дети невыносимо орали, усердно перекрикивая играющую в наушниках плейера музыку. Небо еще не проснулось, в нем еще плавали призраки сладких снов и ночных кошмаров, сладкой неги и беспочвенных страхов. Голые и оттого кажущиеся постаревшими деревья тянутся узловатыми руками веток к еще спящему солнцу, желая согреться, и упираются в укутанную мутными тучами темноту. Кло зябко куталась в короткий полушубок волчьего окраса, от холода шевелила пальчиками на ногах и нервно теребила провода от наушников ледяными руками в перчатках с шерстяными лохмушками вместо положенных вязанных пальчиков. Она продолжала перебирать все возможные причины случившегося как четки, находила все, даже самые немыслимые оправдания, закусывала губу, чтобы не издать ни единого всхлипа, не выпустить из себя ни единого воя. Быть сдержанной. Быть такой же сдержанной как он, когда говорил, что уходит к другой женщине, когда говорил, что ошибочно принимал свои к ней чувства за любовь, когда, уходя, он повернулся к ней спиной. Но в ней было слишком много чувств и страсти, слишком много слез и смеха, слишком много силы и слабостей, слишком много, чтобы такой, как он мог решать, как ей жить дальше. Она теперь сама не знала, как дальше жить, не касаясь пальцами его небритой щеки, не находя во сне его плечо, не жмурясь от удовольствия от его ласк. В ее ушах до сих пор раздавался звон бьющейся посуды.
В ее ушах до сих пор раздавался звон бьющейся посуды. Осколки летели во все стороны, рассекая острыми, как клинки, краями тонкую золотую органзу, вонзаясь в картины, стены и тяжелую парчу занавесов, раздирая в кровь пальцы и ладони. Сначала она просто молча смотрела на кровь и осколки и потом вдруг поняла что кричит, что из нее, из самого ее чрева вырывается настойчивый протяжный вой, отражающийся от стен и дребезжащих оконных стекол. Словно опустев от раздирающих изнутри чувств, она обмякла и осела, прижав руки к груди. Сердце неровно и часто стучало в висках.
Сердце нервно и часто стучало в висках. Она была абсолютно уверена, что эта груда искореженного металла на дороге - это его машина, что с ним точно случилось что-то ужасное, что вся ее жизнь сейчас вот так же сминается, подобно листу бумаги в руках у мальчишки, подобно его новой машине цвета восточной ночи после аварии. "Остановите!" - практически взвизгнула Кло. Водитель резко затормозил, все пассажиры маршрутки укоризненно на нее посмотрели, Кло выскочила, хлопнула дверью и прямо по дороге побежала к месту аварии. Отблески пламени лизнули ей лицо.
Отблески пламени лизнули ей лицо, их прикосновение было теплым, нежным, ласкающим. Языки огня тянулись из почерневших глазниц окон к небу, гладили его, одергивали свои щупальца, обжигаясь. Она обернулась и долго не могла отвести взгляд от этого алого буйства, увенчанного столпами черного дыма. Под огнеточащим зданием начала собираться толпа зевак, задиравших головы к ночному небу в кроваво-красных сполохах, плачущему кристаллами снега. Они шумели, звали пожарных, охали, причитали, но продолжали стоять, задрав головы к небу. Кло смотрела на них с легким налетом недоумения, теребя мокрую прядь волос пальцами пахнущими бензином. Чтобы не упасть, она облокотилась о дерево.
Чтобы не упасть, она облокотилась о дерево. Алое пламя плясало, отражаясь, в ее зрачках. Она стояла и смотрела на горящий автомобиль, будто любовалась видом на парк из своего окна. Кло казалось, что все чувства, обжигавшие ее сердце, умерли и погребены под грудой пепла, как впрочем, и останки того человека, который разжег в ее сердце костер чувств. И когда она отвернулась, готовая уйти, она увидела на тротуаре ту женщину. Ее одежда была кое-где порвана и заляпана кровью, она была только в одном сапоге, и около нее стоял врач. Она смотрела на нее без ненависти, она больше всего напоминала Кло свое отражение в зеркале - та же расплывшаяся вокруг глаз тушь, те же обветренные от слез губы, и бесконечность отчаянья в глазах. Женщина перехватила ее взгляд и робко улыбнулась сквозь слезы. Кло подошла к ней и, уткнувшись ей в плечо, разрыдалась. Слезы приносили облегчение.
Слезы приносили облегчение. Они разлетаясь брызгами едва коснувшись плоскости пола, подернутой тончайшей пленкой воды, а затем растворялись в ней, пуская по зеркальной поверхности легкую рябь.