Сказка о Ллургасе Орфе и преподобном Дмарре

Cлушайте, добрые дети пророка! Слушайте, как была найдена капелька данмерской крови, упавшая на землю Даггерфолла. Слушайте, как Трибунал обрел верного пса. Безо всякой утайки и лжи расскажу я о славном охотнике Ллургасе Орфе и о преподобном Дмарре. Вот что случилось меж ними - а если кто об этом знает лучше, так пусть рассказывает сам!

Когда прознал великий инквизитор Морнхолда, седобородый Дмарр, что последний из Орфов, поднявший руку на отца и брата скрывается от воздаянья и суда в далеком Даггерфолле, он порешил отправиться туда один, без пышного эскорта, который полагался его сану.

- Чего я убоюсь, - сказал он, - когда сама святая Мать благословила труд, который принимаю на себя?

Так сказал грозный Дмарр и уподобился кротчайшему паломнику. В простой дорожной рясе из редины и грубых ботинках пустился он в путь и странствовал по землям у залива Илиак, покуда след последнего из Орфов не привел его к одной таверне возле трех дорог, в которой путники давали отдых натруженным ногам. Он пожелал хозяину таверны процветания и положил на стойку дрейк.

- Хозяин, - молвил он, - не скажешь ли, как мне найти охотника за нечистью по найму, данмера, что отзывается на имя Пепельный Паук?

- Пусть твои боги не откажут тебе в милости, почтенный, - сказал хозяин. - Если тебе нужен данмер, то лучше спросить о нем данмера. Один такой как раз сидит в моей таверне и освежается вином - погляди-ка, вон тот, что в сером плаще.

И он указал преподобному Дмарру, к кому подойти.

- Я знаю Пепельного Паука, священник, - сказал ему данмер в сером плаще, - и сумею свести тебя с ним. Но прежде скажи, что у тебя к нему за дело?

- Скажу, сын мой, - ответил преподобный Дмарр. - Отчего не сказать! Он - Ллургас Орф из Дома Редоран, и я пришел, чтоб увести его обратно в Морроувинд.

Данмер в сером плаще улыбнулся недоброй улыбкой.

- Диковинные вещи ты говоришь, - сказал он. - Должно быть, тебя обманули. Что делает отпрыск столь благородного рода у вод залива Илиак?

- Верно, сын мой, он смывает в них кровь своего благородного рода со священных орудий для истребления нечисти, - ответил преподобный Дмарр. - Ведь это из-за них не пощадил он ни отца, ни брата, ни собственную душу.

- Диковинные вещи ты говоришь! - воскликнул данмер в сером плаще. - Но если все так, то должно быть, за голову Ллургаса Орфа назначена плата, и стражи всех пяти Домов рыщут за ним.

- Все так, как ты сказал, сын мой.

- Послушай, священник. Я знаю Ллургаса Орфа. Он ростом с меня, силен и ловок, и не уступит мне ни на мечах, ни на кулаках. Уж верно, ты привел никак не меньше пары дюжин стражей, чтобы схватить его?

- Нет, сын мой, я пришел за ним один - и не затем, чтобы схватить его, но чтобы увести с собой добром.

Данмер в сером плаще подскочил и обошел преподобного Дмарра кругом.

- Что за притча! - сказал он. - Ты не похож ни на безумца, ни на обманщика, а Федрис Хлер крив на другой глаз. Кто ж ты такой?

- Ничтожный слуга Трибунала, сын мой.

- Послушай, священник. Я знаю Ллургаса Орфа лучше, чем ты полагаешь. Он не пойдет с тобой добром. Он посмеется над тобою и убьет. Ради своего блага, возвращайся в Морроувинд, покуда ты цел.

- Я вернусь туда с Ллургасом Орфом, - промолвил преподобный Дмарр.

Данмер в сером плаще расхохотался и ударил себя ладонями по стегнам.

- Ну и ну! - сказал он. - От роду не доводилось мне слышать подобных речей. Я буду не я, если ты не встретишься с Ллургасом Орфом. Следуй за мной, и поглядим, что между вами выйдет.

И он повел преподобного Дмарра вглубь леса, густого, как борода четырехсотлетнего мага. Он повел его тайной тропой - а был он, добрые дети пророка, сам Ллургас Орф! Доподлинно вам говорю, сам Ллургас Орф, отцеубийца и лучший охотник на нечисть во всем Даггерфолле, вел за собой преподобного Дмарра вглубь леса.

Он завел его в самую чащу и там обернулся, и набросился на инквизитора, коварный, стремительный, сильный, и в мгновение ока скрутил ему руки по локоть, так, что тот не успел бы сплести самой простенькой чары.

- Вижу, сын мой, не зря говорят, что Ллургас Орф проворнее самого ловкого хаджита, - промолвил преподобный Дмарр.

- Ты по достоинству оценишь мою ловкость, когда я вспорю тебе брюхо, священник, - сказал Ллургас Орф и вытащил кинжал длиною в две ладони.

- Не стоит тебе убивать меня, сын мой, - сказал преподобный Дмарр. - Ведь я остался единственным из живых, кто держал тебя на руках. Твоя благородная мать однажды дала мне беспокойное чадо семи месяцев от роду, чтоб я благословил его.

- Может, твои руки и держали меня, да только мою это не остановит. Но прежде, чем я пущу твои кишки течь по ногам, ответь мне, как ты отыскал меня?

- Когда я принял тебя из объятий матери и поднял, чтоб благословить, твоя рубашка задралась выше пупка. Возле этого пупка было крошечное родимое пятнышко. Я успел хорошо разглядеть его прежде, чем ты внезапно извернулся и обмочил мое торжественное облачение от затканного золотом нагрудника до самого пояса. Скажи теперь, сын мой, осталось ли в округе поселенье, где девушка не нашептала бы подружке на ухо об этой родинке?

Ллургас Орф вложил свой кинжал в ножны.

- Да отсохнут языки у тех женщин, - сказал он, - которые не могут найти им достойного применения. Но послушай, священник. Я вижу, я в долгу перед тобой. Придется мне оставить тебе жизнь, и пусть никто под лунами не скажет, будто Ллургас Орф не дал тебе щедрого выкупа за испорченные одежды. Но я сведу тебя к контрабандистам, с которыми вожу знакомство, и продам им за сходную цену.

- Ты, верно, думаешь, что уловил меня, сын мой, - сказал преподобный Дмарр, - но это не так. Поистине, это я уловил тебя, и из моих сетей тебе не выбраться. Как ни крепок ты телом, душа твоя изнурена и ослабела. Она сама пойдет ко мне в руки, как замученный погоней зверек, что ищет спасенья за пазухой первого встречного.

- Посмотрим, - сказал Ллургас Орф.

И вот что было с ними дальше, добрые дети пророка. Слушайте!

День до самого вечера пробирались они через лес, а вечером Ллургас Орф сложил на поляне костер и стал поджаривать на нем колбаски. И вот от этой доброй снеди пошел такой дух, что рот его наполнился слюной.

- Что это ты делаешь, сын мой? - спрашивает преподобный Дмарр.

- Худо видно тебе одним глазом, - отвечает ему Ллургас Орф, - а нюх ты, верно, вовсе потерял. Я жарю колбаски, чтоб съесть их.

- Какая жалость, что пропадут эти колбаски зря, - вздыхает преподобный Дмарр. - Ведь обида так душит тебя, сын мой, что в твое горло не пролезет ни куска.

- Поменьше говори, - хмыкнув, сказал Ллургас Орф, - не то ворочаться тебе всю ночь голодным. - И вынул из огня колбаски с поджаристой корочкой.

Девять колбасок было у Ллургаса Орфа, да только съесть ему ни единой не пришлось. Как ни хватал он их зубами за румяные бока - что за притча! - не сумел проглотить ни кусочка.

Тогда он набросился на преподобного Дмарра, опрокинул его навзничь и нацелил ему в глаз кинжал длиною в две ладони.

- Клянусь, священник, ты навел на меня порчу, - сказал он. - И прав я буду, если сделаю один твой глаз похожим на другой.

- Ты не сделаешь этого, сын мой, - промолвил преподобный Дмарр, - мужчина Дома Редоран не покалечит связанного старца, увечного и без того.

Ллургас Орф заскрежетал зубами.

- Мужчины этого Дома, - сказал он, - ставят труса над храбрым и слабого над сильным лишь потому, что один из них вышел из утробы прежде другого. Чего ж ты хочешь от меня, священник?

- Под несчастливою звездой родятся те, кто ранит твою гордость, сын мой, - ответил преподобный Дмарр. - Отдай ее Троим, и они исцелят ее.

Ллургас Орф в сердцах бросил кинжал, сел на скрещенные ноги и долго молчал.

- Не будет у Ллургаса Орфа иного хозяина, кроме него самого, - сказал он потом и лёг спать на голодный желудок.

И вот среди ночи его разбудила нужда. Он поднялся и увидел, что преподобный Дмарр сидит, не шевелясь, у тлеющего костра.

- Куда ты хочешь идти в такой темноте, сын мой? - спрашивает он.

- Верно, крепко ударил я тебя головою оземь, - говорит Ллургас Орф. - Зачем бы вставать среди ночи? Хочу вернуть природе немного воды.

- Не стоит тебе отходить от костра, сын мой, - говорит преподобный Дмарр, - ведь ярость так ослепляет тебя, что недолго тебе заблудиться во тьме.

- Поменьше говори, - сквозь зубы сказал Ллургас Орф, - не то я намочу и этот твой наряд.

Он отошел на полдесятка шагов - я не лгу! - и обернулся, и увидел, что угли костра тлеют так далеко от него, как будто прошел он всемеро больше.

- Что за притча, - сказал он. - Бывало, мои пленники пытались убегать, но до сих пор никто не уносил с собой костра!

Он сделал в сторону костра шаг, и другой - и угли будто оказались еще дальше.

- Клянусь, этот священник навел на меня порчу, - сказал он. - В худую минуту я сохранил ему жизнь. Но я укорочу ему язык, когда доберусь до ночлега.

И Ллургас Орф, рассвирепев сверх всякой меры, помчался к костру со всех ног. Он попадал в буераки, и ветки хлестали его по лицу, а кустарник терзал ему кожу шипами. Одежда на нем превратилась в лохмотья, он измазался в грязи с макушки до пят и натрудил себе ноги до крови, но не приблизился к ночлегу ни на пядь. Пунцовые угли мелькали все дальше и дальше, а после и вовсе пропали из глаз - и Ллургас Орф остался в беззвездной ночи, черной, как подземелье, не зная, где он и куда ему идти.

Тогда он побрел в темноте наугад. И хотя говорят о последнем из Орфов, что он выкован из эбонита, настал тот момент, когда его силы иссякли.

- Даю на отсеченье уши, - сказал он, - что я хожу по кругу, как рукоятка двемерской машины и не могу свернуть. От роду не случалось с Ллургасом Орфом такого позора. Славную же шутку сыграл со мной этот священник!

Он стал смеяться над своим злосчастьем, и тут услышал, что где-то совсем близко преподобный Дмарр зовет его.

Ллургас Орф пошел на голос и сделал всего полдесятка шагов - я не лгу! - и увидел, что стоит на поляне у давно потухшего костра, а солнце уже перевалило за полдень.

Сил, чтобы побить преподобного Дмарра, у него не осталось, и он только сказал:

- Священник, ты навел на меня порчу. Поистине, нет гаже языка, чем у тебя. Я клялся вырезать его, когда блуждал во тьме.

- Под несчастливою звездой родятся те, кто распаляет твой гнев, сын мой, - промолвил преподобный Дмарр. - Отдай его Троим, и тогда в нем не станет изъяна.

Ллургас Орф покачал головой.

- Не будет у Ллургаса Орфа, - сказал он, - иного хозяина, кроме него самого.

- Да хозяин ли ты себе, сын мой, - сказал преподобный Дмарр, - когда вина сидит на твоей шее и гнет ее к земле?

И страшная тяжесть заставила Ллургаса Орфа упасть на колени и пригнула к земле его голову, и как ни силился он встать, как ни старался, как ни тужился - не сумел приподнять ее даже на пядь.

- Прискорбно мое положение, - сказал он. - Я голоден, ободран, и крестец мой поднят выше головы. Если контрабандисты, с которыми я вожу знакомство, пойдут мне навстречу и застигнут вот так, они, пожалуй, станут глумиться надо мной. Послушай, священник. Избавь меня от этой порчи. Я развяжу тебе руки и безо всякого ущерба для тебя доставлю в ту таверну, откуда увел. Возвращайся в Морроувинд невозбранно.

- Не могу я избавить тебя от вины, сын мой, - ответил преподобный Дмарр, - ведь она тяжелее Остановленной Луны, что стоит над Городом Бога. Мне не сдержать такую тяжесть. Кому, кроме Троих, под силу сделать это? Отдай ее рукам, в которых она станет легче перышка. Вернись со мною в Морроувинд, сын мой. Вернись со мною, Ллургас Орф, ибо святая Мать зовет тебя.

Тогда последний из Орфов поклялся в верности Троим, и отдал им свои поступки и способности, свои руки и свой изворотливый ум. Он вернулся в Морроувинд, и Храм взял его под защиту. Имя его было очищено, так что не говорят о нем худо.

Вот что случилось меж Ллургасом Орфом и Дмарром, великим инквизитором Морнхолда, и вот как Трибунал обрел вернейшего из псов. Доподлинно, добрые дети пророка, так все и было, а если кто слышал об этом иное, так пусть рассказывает сам!