- Я... - появился усталый мужской голос. - Меня зовут Тихон Алексеевич Игнатьев. Я записываю это на диктофон. Я нашел импортный диктофон в одной квартире... Не подумайте, - слышится смешок, - если кто-то найдет эту запись, то не подумайте, что я вор. Просто никто не возражает, если я что-нибудь беру. Просто никого не осталось... чтобы возражать. Я подумал, не помешало бы оставить запись... Рассказать, что тут произошло. Если кто-нибудь все-таки придет...
Шорох. Щелчок зажигалки. Выдох табачного дыма.
- Никогда бы не подумал, что такой день настанет. Нет, не именно этот день, - пауза, - эти дни похожи друг на друга, как две капли воды. Неделя? Несколько? Не считал. Я не срывал листки с календаря. Я только могу видеть, в какой день люди перестали срывать листы со своих календарей. Жуткое это зрелище, скажу вам, жуткое... - Снова выдох дыма. - Ты видишь, когда кто сдался. А вот, когда сдался я, не знаю. Не помню...
- Я остался один, - молчание. - Вы никогда не мечтали о том, чтобы остаться одному? Чтобы все провалились сквозь землю? Все ваши родные, друзья, соседи, коллеги на работе, начальство? Хоть на один день? Нет? Только не лгите себе. Конечно, мечтали... И я...- слышится тихий смех. - Сбылась мечта идиота...
Шум дождя. Выдох дыма.
- Это началось где-то месяц назад. Может, больше.
- Надя с девочками завтракали. Я опаздывал на работу... спешил... В дверь позвонили. Там стояла Света, соседка с третьего, и... и вид у нее был ошалевший. Она спросила, не видел ли я Гарика и Сашку - ее мужа и сына. Я ее отвел домой, посоветовал обзвонить всех. Пообещал, что найдутся и вообще не о чем беспокоиться...
- На следующий день пришел участковый. Мы вышли с ним на площадку, покурили, поговорили. Он сказал, что на районе заявления подали уже с два десятка, хотя можно только на третьи сутки... Света ходила, как во сне. Там все вещи и одежда на месте остались... А люди словно испарились.
- На завод не пришел бригадир. Мужики позвонили домой, ответила жена. Еще один. Потом оказалось, что Семен Макарыч - пенсионер, ветеран войны, тоже исчез. Внучка пришла, а Семена Макарыча нет. Все на месте, а старика нет, - выдох табачного дыма, - вот тут я и задумался. Ощущение... знаете такое ощущение? Предчувствие? Когда чуешь, что дело дрянь. Но только и можешь, что предчувствовать...
- Вечером... это третий день был, зашел участковый. Попросил побыть понятым - Света исчезла. Должна была позвонить ему... У вахтерши ключ взяли, зашли в квартиру. Я не знаю... я у них не часто дома бывал. Но вот разбитые зеркала в глаза бросились. Хм... Я теперь тоже в зеркала не смотрю. Ни в зеркала, ни в лужи... Хотя пальцами провожу по лицу и понимаю, что все не так... - шум дождя, - с ума сойти...
Щелчок зажигалки и выдох дыма.
- Я про своих расскажу. Надежда у меня красавица - локоны рыжие, глаза серые, стройная, веселая, шибушная. Девочки красотой в нее пошли. Характером, правда, Катя в мать, а младшая в меня - спокойная. Старшая, Катя, в шестой класс пойдет... Учится хорошо, все на лету схватывает. Младшенькая, Мариночка, в третьем. Усидчивая, но занятия так легко, как сестре, не даются. - Молчание и выдох дыма. - У Нади вся семья придурковатая, - смешок, - на нашей свадьбе я умудрился с ее отцом подраться, причем, оба еще трезвые были. У меня с ней не все гладко было, воевали по любому поводу. Но от этого, скажу я вам, становились еще ближе...
Выдох табачного дыма и шум дождя.
- День на пятый или шестой дело начало обороты набирать энергичнее. У людей на улице, в магазине, на работе, в автобусе... кругом... в глазах начал замечать то же самое, что у Светы. То ли страх, то ли дурман. Понятное дело, не у всех сразу. Мариночка пришла со школы и рассказала, что у них три урока отменили - учительница не пришла. И нескольких ребят не было.
- А ночью меня Надя разбудила. Глаза открываю, а передо мной она на коленях стоит и в упор смотрит каким-то жутким взглядом. Я аж дернулся. Ночник включаю, спрашиваю, что такое? Она молчит и не моргает. Я ее за плечи - "Что случилось?". Она сглатывает, будто у нее в горле пересохло, и спрашивает, как она выглядит. Я головой потряс. На часы взглянул. "Ты меня в четыре ночи будишь, чтобы спросить, как ты выглядишь?". Она опять спрашивает: "Как я выгляжу?". Говорю, нормально, усталой, разве что. "Что-то приснилось плохое?" Она кивнула, поднялась. Помешкала немного и говорит: "С зеркалом что-то не так". Подхожу к трюмо, смотрю в зеркало. "С этим?". "И с этим, и с тем, что в ванной". Зеркало, как зеркало, и я в нем в трусах. А она в стороне стоит, посмотреть боится. Я ее за руку взял, подвел к трюмо, но чувствую, что дрожит вся. Она в свое отражение посмотрела и глаза закрыла. Говорит, плохо ей, мерещится всякое, может, температура. Я ее уложил, пошел чай сделал с малиной, таблеточку дал, - выдох дыма, - сказал, чтобы позвонила на работу и взяла больничный.
- На работе половина бригады не пришла. У Кузьмича сестра пропала, у Толика жена. Ага... а остальные сгинули.
Шум дождя.
- Мы с Толиком потом думали по этому поводу. Он сказал, что люди с ума начинают сходить. Предполагал, может, это действительно бактерия какая-то или вирус... Говорили, одни детских смех начинали слышать, другие плач. Некоторые в свое отражение не могли смотреть. - Вновь шорох и щелчок зажигалки. - Ларису Павловну, с соседнего подъезда, "скорая" забрала. Она по двору бегала средь бела дня, шарахаясь от своего мужа. Константин Федорович, стоял, как истукан, силясь понять, что с супругой - женщина она волевая, на нее подобные истерики совсем непохожи. Уже весь двор старался ее успокоить, а она все верещала, что муж ее умер, и "вот это - его труп, и все, сволочи, сговорились, не признают очевидного, хотя у него и глаза уже повываливались и кожа с костей сползает"... Жутко, скажу я вам. Когда он с ней заговорить пытался, она орала, что слышит от него лишь хрип...
- Я читал про болезнь, когда человеку кажется, что у него, например, резко выросла голова до метра в диаметре, или ноги становятся огромными, или, там, рука, так что он даже в двери не способен пройти. "Синдром Алисы в стране чудес". Так и называется. При этом люди могут прекрасно понимать, что это только иллюзия, но ощущения не меняются ни на грамм. Нет, ну, я могу признать, что какой-нибудь микроб может на мозг и сознание повлиять подобным образом, но люди-то куда девались?
Молчание, выдох дыма и шум дождя.
- Полупустые улицы. Знаете, нехорошее это ощущение, когда ты на работу практически в пустом автобусе едешь. Тоскливо. Все чаще по утрам заходил кто-то из соседей с одним и тем же взглядом и одним и тем же вопросом.
- Надя перестала к косметике прикасаться. Даже помадой не пользовалась. Она просила меня зеркала полотенцами закрывать... Эт! Чтоб тебя... - пауза, шуршание и щелчок зажигалки. - Лицо осунулось. Улыбалась только тогда, когда с девочками говорила, да и то натянуто, как будто через силу, - шум дождя. - Потом и у меня началось. В зеркале свою физиономию не узнал даже. Выражение лица... Такая рожа сумасшедшего с идиотской улыбкой до ушей и прищуренными глазками... а глазки, как стеклянные. Как будто кто-то другой на тебя смотрит, злобно, с издевкой. Я, помню, сразу пальцами по губам - нормально, вроде, не улыбаюсь. Потом пошло еще веселее - синяки под глазами, язвы по щекам...
Выдох табачного дыма.
- В одно утро я проснулся, а ее не было. Один в кровати. Я встаю раньше, поэтому... Я сразу в детскую. Девочки еще спали. Кинулся по квартире - нигде. Все на месте, все вещи, все... А ее уже не было. Замок на двери. Окна закрыты. Как? - Слышится смешок. - Как?! И тогда у меня в животе как кусок льда упал. Нет, я, конечно, полетел по соседям, кинулся на улицу... - Прерывистый вдох табачного дыма. - Прибежал домой. Разбудил дочерей, наврал что-то, приготовил им завтрак. Я сразу откинул все подозрения. Не помню точно, где-то читал, что там есть несколько стадий, когда человек сталкивается с невообразимым. Вот первая из них, это отрицание, неверие. Я не верил. Не верил, что она исчезла. Не верил и все. В голове крутились мысли, что поехала к родителям, к подругам, в магазин, в больницу, прогуляться вышла... босиком и в ночнушке, но сама, и ничего страшного, и вернется... Позвонил ее родителям - трубку никто не брал. - Смешок. - Спохватился, позвонил своим. Из трубки донесся голос отца, но... он нес какую-то белиберду. Полушепотом. Он не слышал, или не понимал меня и продолжал нести несвязную чушь. Я позвонил брату. Тот был пьян. "Тихон", сказал он, "это конец. Ты смотрел телевизор? Радио включал? Они только сегодня заговорили о чрезвычайном положении". Он продолжал повторять: "Это конец, Тихон". Я сказал, что звонил отцу, но он перебил меня: "Я был в доме родителей", - выдох табачного дыма, - а потом он заплакал в трубку.
Щелчок зажигалки.
- В школу уже никто не ходил. Я с утра отвел девочек, а там было пусто. Пустое здание, даже вахтерши не было. Двери открыты...
- Улицы так быстро пустели... За два дня... Да, что там говорить. На заводской проходной все было закрыто и ни души вокруг. На каждом углу брошенные машины, с открытыми дверями, некоторые с ключами в замке. Или с пледом на откинутом переднем сидении. Вот из-за того пледа я и понял, что все дело во сне. Спишь - и исчезаешь...
Выдох дыма и шум дождя.
- Забавная штука. Как только я понял, как только я увидел этот чертов плед... Как только вернулся домой... Мариночка спала, а Кати уже не было.
Слышится тяжелое прерывистое дыхание.
- Ее... Ее уже не было... Пустая кровать, мишка на подушке... и все. Девочки еще спали, когда я уходил...
Молчание. Несколько минут только приглушенный шум дождя.
- Я сказал Мариночке, что Катя у бабушки, вместе с мамой. - Щелчок зажигалки. - Потом пошло по наклонной... Мариночка сказала, что в зеркале какая-то девочка говорит ей плохие вещи... Судя по всему, она даже не свое отражение там видела. Она постоянно плакала. Появились мешки под глазами. Она не могла есть, ее часто рвало... Я не знаю, кого она видела в зеркале, и что этот кто-то ей говорил... Когда я попросил ее рассказать мне, что ей та девочка говорила, Мариночка начала нести белиберду... - громкое прерывистое дыхание. - Я сразу закрыл ей рот рукой, сказал, чтобы она больше не слушала и не говорила этого... Разбил ко всем чертям зеркала, и закрасил все, что могло дать отражение...
- А вот вместо меня там был уже какой-то совершенно непонятный урод, напоминающий скорее какого-то идиота от рождения - настолько нелепая и пустая харя, что это уже весьма отдаленно напоминало мое лицо. У меня начались новые развлечения. Я начал слышать детский смех. Время от времени слышу, как где-то рядом ехидно посмеивается ребенок. Сначала меня кидало в дрожь, а потом смирился. Все-таки, чего трястись от слуховых галлюцинаций, если избавиться от них никак нельзя?
Выдох дыма.
- Я начал молиться. Богу. По правде сказать, я атеист. Никогда в Бога не верил. Даже с Надиным отцом на нашей свадьбе из-за этого сцепились. Девочек крестили, потому что Надя грозила разводом. А она никогда просто так не грозит.
- Я молился Богу, но Бог меня не слушал. Я его не осуждаю. Я всю жизнь плевал на него, а когда припекло, побежал падать в ноги.
Шум дождя.
- Я не спал. В магазинах можно было брать все, что осталось на прилавках. Я постоянно пил кофе. Не спал несколько суток. Был уверен, что стоит мне заснуть, и они заберут мою девочку. Пытался найти кого-нибудь, чтобы они покараулили мою дочь, пока я смогу выспаться... Но никого уже не нашел. Наш дом, да и весь двор был пуст. Да и вообще всюду... Квартиры пусты. Те люди, что попадались мне на улице, напоминали живые тени... Я не преувеличиваю. Именно тени. Молчаливые, сгорбленные, убегающие от тебя, если пытаешься с ними заговорить. Один раз я видел мужчину, который, стоя на карачках перед застывшим на повороте трамваем, методично расшибал себе голову о рельсы. Крови с него налилось порядочно.
Шум дождя.
- На улицах полно было только собак да ворон. Да и сейчас они там... Мне не хватает пробок, хамья в общественном транспорте, и толкучки в метро...
Шорох. Щелчок зажигалки. Кашель.
- Последним был Толик. Вы не представляете себе, как я был рад этому человеку. Как благодарен, что он держался дольше всех. - Смешок. - До этого всего, мы с ним практически не разговаривали. Он пару раз приходил и сидел с моей дочкой, пока я отсыпался. Ему больше не к кому было идти. Я предлагал ему оставаться в моей квартире, но он отказывался. Я понимаю, почему. Он надеялся, что по дороге домой или ко мне кто-то из близких, все-таки, попадется ему на улице. Глупая надежда, но... Мы много рассуждали об этом. Он то считал, что это инопланетяне, то, что это массовый гипноз спецслужб, то эпидемия... - Смешок. - На самом деле, он ни в чем не был уверен. Да и никто не мог быть ни в чем уверенным. Последнее, что говорили СМИ - это по всему миру. Толик предполагал другое, и в этом, наверное, я с ним согласен. Он говорил о "Судном Дне". А что? Как по мне, вполне подходит.
Шум дождя.
- Потом он не пришел.
- Мариночка перестала плакать, когда застукала меня со слезами на глазах. Я... у меня... Черт с ним. - Глубокий вдох. - Она сказала, что больше никогда не будет плакать, чтобы я тоже никогда не плакал... Мне кажется, она знала, что я лгал... - Голос начинает звучать навзрыд. - Я не спал... Я держал ее на руках... накрыл ее одеялом и держал на руках... Держал... - слышится плач. - Я проснулся, сжимая... сжимая пустое одеяло...
Шум дождя.
- Теперь они забрали у меня все. Или оно. Или что там за этим стоит? Я жду, когда они придут за мной. Я уже не боюсь. Честно. Мне больше нечего бояться.
Слышится неприятный детский смех.
- О. Вот опять. Я опять слышу эти галлюцинации. - Щелчок зажигалки и выдох дыма. - Иногда мне кажется, что на самом деле никто никуда не исчезает. A что если каждый человек, который как бы исчез, на самом деле, как я, сидит в своем собственном пустом мире? Если так, то я бы отдал все, что у меня осталось, чтобы сказать своим девочкам, что не нужно бояться. Они там одни.
Шум дождя.
- Этот дождь не прекращается уже второй день. В последний раз я видел живого человека четыре дня назад. Электричества нет уже больше недели. Я думаю, что я последний. По крайней мере, больше нигде и никого... Я одного не могу понять - чего они со мной тянут?