Аннотация: "Самые добродушные и веселые споры чаще всего случаются за кружкой пива".
Сенека Оболоньский
Теплый апрель для Киева не редкость, но для Владимира первые по-настоящему солнечные дни с оттенком мартовского холодка время особенное. Запах набухших почек и пробивающейся зелени травы, густо заправленный испарениями подсыхающей земли будоражил непередаваемое чувство ожидания, ожидания чего-то светлого и радостного. Дед Тарас называл такую погоду пивной. Владимир часто приезжал к нему в Оболонь по выходным, стараясь, всякий раз прихватить что-нибудь к пиву, потому что самого пива у деда всегда имелись неисчерпаемые запасы. Живя в квартире, на первом этаже, он умудрился выкопать себе погреб. Для этого пришлось пробить железобетонную плиту лоджии и вынести не один кубометр земли. Своим сооружением Тарас очень гордился. Доставая из него в любое время года запотевшие бутылки, неизменно приговаривал при этом: "А не нырнуть ли нам, внучек, в пивную речку рыбные берега"? Последние двадцать пять лет, он проработал, на Киевском пивзаводе N3, и из патриотических чувств пил только "Оболонь". В детстве Владимир думал, что у деда в квартире пиво течет прямо из крана вместо воды.
Старик уже был готов к воскресному визиту внука, когда Владимир зашел в дом, его помимо деда встретил накрытый чистой скатертью стол с четырьмя глиняными кружками, на которых красовалась геральдическая эмблема пива "Оболонь".
-Ну, здравствуй, здравствуй, внучек! Рад видеть тебя, - сказал Тарас, обнимая Владимира.
-Как отец с матерью, здоровы? - спросил дед, внук утвердительно кивнул.
-Это хорошо! А на кого пойдешь учиться, надумал?
-Еще нет.
-А родители?
-Родители надумали, факультет менеджмента и маркетинга.
-Мудреная профессия, - сказал Тарас, нарезая прозрачных от жира зимних рыбцов, принесенных Владимиром. - Я вот, всю жизнь проработал пивоваром и не жалею, а горжусь. Потому что специальность и умение получил от деда, а он в свою очередь от своего деда. Так и идет у нас в роду через поколение. Пивовар, внучек, человек особый! Как и все остальные люди, он создан по образу и подобию божьему, и связан с создателем сотворчеством. Бог дарит человеку жизнь, а пивовар радость веселья. Но только мало знать рецепт и технологию, надо еще и любить свое дело, через человека в напиток все передается. Это как, сколько баб на свете столько и борщей, если баба сварливая, то и борщ у нее такой.
Трель дверного звонка прервала разговор. Пришел сосед Петро Иванович со своим внуком Олегом, несшим в руке связку икряной тарани. В таком составе компания собиралась не редко, дед общался с дедом, а внук с внуком.
-Проходите, ждем, - сказал Тарас, раскладывая на столе рыбу и разливая пиво. Гости сели за стол. Петро Иванович, залпом опорожнив первую кружку, с облегчением выдохнул и произнес известную фразу:
-Жить хорошо, а в Оболони с пивом "Оболонь" еще лучше.
-Тарас, слыхал новую версию происхождения названия нашего района, спросил Петро Иванович, разделавшись с двумя кусками рыбца и второй кружкой пива. Нет! Тогда слушай:
-В кельтском эпосе о короле Артуре упоминается невидимый волшебный город Авалон. Варяги, приехавшие из Дании служить князю Ярославу Мудрому, а Англия в те времена была завоевана датчанами, увидев густые туманы Днепровских заливных лугов, назвали это место "Авалон". Потом местное население переделало название на свой лад "Оболонь". Изучал я недавно британский фольклор, вижу, мелькает слово Авалон, Авалон. Взял да и перевел, вместо Авалон вставил Оболонь. Знатная баллада получилась! Олег помог ее отрифмовать, даже подобрал аккорды. Олег сыграй, как у тебя там получилось.
Внук Петра Ивановича вымыл с мылом измазанные рыбой руки, слегка смущаясь, взял гитару и прежде чем запеть объявил:
- Британская народная песня о рыцаре круглого стола сэре Гастоне, который искал туманный Авалон, а нашел пиво Оболонь.
Летят гонцы во все края, звонят колокола.
Сзывает рыцарей Артур для круглого стола.
Открою тайну вам друзья, сниму с нее вуаль.
Пришла пора явить на свет божественный Грааль.
Святыню зорко стережет зубастый злой дракон.
Дороги магией укрыл туманный Авалон.
Седлайте же своих коней, вас ждет скитаний даль.
И пусть в бою не подведет закалки бриттской сталь.
Героя щедро наградит британская земля.
Он будет в памяти ее славнее короля.
И смелый рыцарь сэр Гастон отправился в поход.
Проехал сто земель и стран, проплыл сто бурных вод.
Потерты ножны, в дырах плащ, в пыли дорожной лик.
Ушел из дома он юнцом и вот теперь старик.
Разлука с милой не затмит его святой обет.
Дороже глаз возлюбленной Грааля ясный свет.
А Эльза слезы льет и ждет, его из дальних стран.
За тридцать лет слез натекло на целый океан.
Что за земля там впереди и ржет тревожно конь?
Ответил встреченный друид: " То место Оболонь".
"Ну, наконец, у цели я", - подумал сэр Гастон.
Поднял в руке тяжелый меч: " Умри же злой дракон!"
Вот башня крепкая стоит, замки на ней висят.
И два грифона по бокам Гастону говорят:
"Мы здесь у башни триста лет, корону стережем.
Оставь свой шлем, примерь ее, стань здешним королем".
"Для рыцаря один закон, за цель свою умри.
Не нужно светской власти мне, отдайте что внутри!"
"Ты испытание прошел, второе впереди.
Бочонок с пивом осуши и с ног не упади".
"Пусть будет так, - сказал Гастон, - Коль это суждено".
И через двадцать семь глотков увидел бочки дно.
Исчезли звери и туман, рассеялся как дым.
Стоит у башни сэр Гастон, но только молодым.
Тихонько звякнули замки, открылись ворота,
И перед взглядом рыцаря вдруг появилась та.
Та, что была желанней всех регалий и наград.
Ту, что оставил он одну вернулася опять.
"В разлуке тридцать лет уж мы, но я любви верна.
Слез горьких Эльзы океан ты высушил до дна".
"Что за волшебный эликсир, кровь вся во мне кипит.
Он дарит людям молодость и сердце веселит.
Что за волшебный эликсир, Я полон счастьем вновь.
Вернулась радость жизни мне, опять пришла любовь".
-Ну, как? - спросил Петро Иванович.
-Ох, насмешили меня! - ответил Тарас, трясясь от смеха. Прямо Бэкхем в футбольном клубе "Оболонь". А про чудодейственные свойства пива я согласен, правильная мысль.
Оболонь место старое. Историки пишут, что это старославянское название низменных заливных лугов. Да луга здесь были отменные, и Волосово капище стояло, славянского бога-пастуха. После крещения Киева, на этом месте церковь поставили, святого Власия. Все это так, только я вам скажу, что название места Оболонь пошло из-за одного случая, а причиной того случая был мой предок Михайло Солодух.
В ту пору хозяйство было натуральное, во многих дворах пиво варили, и пращур мой этим баловался, за что и получил свое прозвище. И надо сказать пиво у него получалось на славу: резкое, забористое. Даже местный поп под предлогом просвещения прихожан в вопросах святого писания не брезговал лишний раз зайти и пропустить пару тройку глечиков. Благословляя перед уходом всех домочадцев, отец Протопопий частенько замечал, что ни где, кроме конечно церкви, проповеди не читаются так легко и вдохновенно, как в этой хате и обещал приходить почаще, ибо духовное состояние паствы для него дело первейшее.
Только, когда людям хорошо, то нечистому это хуже, чем смазывать свои адские сковородки лампадным маслом. И положил он глаз на это благополучное место.
Аккурат, перед рождеством объявился в наших краях некий пан Гриц. И сразу прибрал к рукам всю торговлю. Поначалу вел себя с людьми любезно. Кого деньгами ссудит, кого товаром. Да только от его помощи проку мало. Купит человек на эти деньги семян - они не взойдут, купит скот - он возьми да заболей, поедет на ярмарку с товаром - его обворуют. В общем, пошел разор. И Грица обвинить не в чем. А тут еще случись затяжной паводок, за ним жара, почище чем в пекле. Трава сгорела, не то, что на откорм, племенной скот выгнать некуда, сплошь пустыня.
Прежде стояла в этой округе корчма под названием "Тихая заводь". Хозяйку, женщину степенную и дородную звали Ганна. Была у нее дочь, красавица Олена. Многие парубки и безусые хлопцы замирали на месте при ее виде, как вкопанные. Но Олена хоть и выросла при питейном заведении, воспитание имела строгое и поводов для разговоров тем более сплетен не давала, сторонясь повышенного к ней мужского внимания. В корчме тоже дела пошли туго. Гриц и здесь помог, вошел с Ганной в долю. Как сейчас говорят, инвестировал бизнес. Ну и понятно, в долг поить начал, пошел народ в корчму: кто от горя, а кто от безделья. Пиво завозил Гриц дрянное, дрянное не то, что по вкусу, по действию. От кварты такого пива терял человек рассудок, а с горилкой вообще адская смесь выходила. Как говорит наш сосед Степан Загорулько: "Смерть на взлете". Половина населения Оболони работало на Грица, остальное время проводя в непотребном пьянстве. Дурная слава поползла о "Тихой заводи". Корчму прозвали "Шинок скаженной Ганны", потому как сама хозяйка, прежде достойная женщина, напивалась до чертиков.
Хорошим людям совсем житья не стало. Отец Протопопий и нравоучения читал бражникам, и святой водой окроплял, и три раза анафеме предавал за пьянство. Ничто бесовскую заразу не брало, так крепко она въелась. Гриц, почувствовав себя в корчме хозяином, задумал жениться на Олене. Заручившись поддержкой Ганны: пьяная баба на все согласна, сунулся с ухаживаниями. Да только Олена хоть и почитала мать, а замуж за Грица идти отказалась на отрез. Встретив такой отпор, Гриц отступил, но намерений своих не оставил. Такой оборот событий изрядно разозлил парубков, которые сами мечтали втайне о невесте- красавице, да еще с корчмой в придачу.
Собрались они числом около дюжины на выгоне, где пастухи гуртовали окрестное стадо, а по вечерам устраивалась на посиделки молодежь. Цель стояла одна, расстроить планы Грица на счет Олены. Но как это сделать, толком придумать не могли. Тут наш предок и предложил послать в "Тихую заводь" трех добровольцев и разузнать, что за дела там творятся. Глядишь, да и найдется слабое место в этом бесовском вертепе. Затею восприняли одобрительно, но охотников идти не нашлось. Кинули жребий, выпало Охриму Скрыне, Панько Оглобле и Михайле. Прочитав "отче наш" и заручившись поддержкой крестной силы, дознатчики явились в корчму. Народу сидело много, хотя время и шло к двенадцати. Взяв пива, вся троица расположилась за столом. Михайло для вида подносил к губам кружку и помня уговор не пить Грицевой отравы, тихонько выливал ее содержимое в ведро, стоящее под лавкой. Музыка и шумный гомон заведения напрочь отшибли Охриму с Панько память. Их глаза уже высматривали шинкарскую прислугу, снующую межу посетителями, чтобы повторить заказ. Тут в зал вышел сам Гриц и предложил бесплатно, за счет заведения выпить во здравие Олены, дочери разлюбезной Ганны. Публика встретила его слова ликованием. Шустрые служки притащили здоровенную бутыль горилки и мигом стали наполнять подставляемые чарки. Дошла очередь и до стола Михайлы. Его товарищи разом махнули поднесенное угощение и уставились непонимающим взглядом на своего друга, всем своим видом показывая удивленное негодование, как можно не уважить тост, произнесенный в честь объекта их почитания. Разрядил обстановку звучный голос Грица, который привел в зал бледную как полотно Олену. Он повторно угощал всех присутствующих по поводу его предстоящей помолвки с хозяйской дочерью. Часы пробили полночь, но их заглушил радостный рев разгулявшейся толпы, в котором принимали участие и глотки Охрима с Панько. Все внутри Михайлы опустилось, а волосы встали дыбом, потому что, вместо служек межу столов сновали пронырливые черти и наливали в кружки вместо пива с горилкой, мерзопакостно воняющее серой пойло. Гриц тоже изменился, лицо превратилось в свиное рыло, на лбу торчали рога, почище, чем у любого козла, а меж ног болтался настоящий хвост. Его влажный пяточек, похрюкивая, направлялся в сторону щеки Олены, которая никак не реагировала на происходящее и сидела как завороженная.
У Михайлы возникло одно желание: взять девушку и бежать отсюда, как можно скорее и дальше. В это время к их столу подошли служки чертенята, с намерением налить своего зелья. Увидев полную чарку, один из них осведомился, от чего пан гость не пьет? Михайло плюнул чертенку на хвост и громогласно заявил, что пить их адское пойло не собирается, и если с ним сей час, не отпустят Олену, то он, всю присутствующую бесовскую свору не моргнув, трижды осенит крестным знамением. Гриц захохотал и приказал своим подручным:
--
А ну хватайте его, да залейте ему в глотку хорошую порцию нашего напитка, а потом утопите.
"Пропал",- подумал Михайло, и дернулся было убегать. Но десятки рук уже вцепились в него, чьи-то пальцы заткнули нос, Панько Оглобля запрокинул его голову, а ухмыляющийся чертенок залил смердящую жидкость в рот. Накатилось дурманящее оцепенение, все стало безразлично. Михайло вывели на улицу, в сторону реки. Но видно не всякая христианская душа может принимать такую отраву, и через несколько шагов его желудок выбросил свое содержимое прямо на штаны одного из провожатых. Тот заорал ошпаренный Грицевым нектаром, разъевшим материю и протекшим по ноге в сапог. Пока остальные сторожа недоумевали в чем тут дело, Михайло вырвался и, что есть мочи, побежал, как никогда не бегал прежде, так что колени выбивали о грудную клетку барабанную дробь. Погоня чудилась везде, под каждым кустом мерещились Грицевы приспешники. Отчаянно молясь своему покровителю Архангелу Михаилу, он упал в изнеможении на землю, голова раскалывалась от боли, легкие горели, где-то рядом слышался топот ног и лай собак: "Конец",- промелькнула щемящая душу мысль. Михайло зажмурился, лишь бы не видеть омерзительных рож. Сквозь закрытые веки он ощутил свет. Муж в белом одеянии, с копьем в руке стоял подле него, наконечником копья очерчивая круг, края которого тут же покрылись порослью кустарника. За границей круга злобно горели красными точками глазищи преследователей, и раздавался вой упустившего добычу зверя. Незнакомец отломил от живой изгороди ветку, поднес к лицу лежащего и сдавил ее рукой, струйка горьковатых капель потекла в рот. Над его головой светился нимб в форме восьмиконечной звезды. "Неужто архангел Михаил! Вот и судный день!",- только и смог прошептать Михайло, напрочь лишившись чувств.
Утренний холодок и неугомонное щебетания птиц вернули сознание. Он долго осознавал реальность недавних событий. Что это: сон, явь или наваждение? Черт в личине Грица, архангел Михаил. Тело саднило от синяков, одежа порвана, правильным кругом, без единой прогалины стена омелы, рядом сломленная ветка, за стеной кустарника следы и четкий отпечаток копыт, явь! "Чу, голоса!",- кличут его по имени, спрятав отломленную веточку под рубаху, Михайло поспешил навстречу зовущим. Ими оказались, Охрим с Панько. Встретив друга, они накинулись на него с руганью и поведали Михайле о его ночных подвигах. Будто бы он, напившись ночью в "Тихой заводи" обзывал Грица дьявольским отродьем, плевался в прислугу и хотел насильно увести с собой Олену. А когда это не вышло, то поджег облитый горилкой веник и пытался спалить все заведение, но слава богу, обгорели только штаны Охрима. Насилу его уняли и вывели на улицу протрезветь. Но он умудрился вырваться и, крича не своим голосом, что жизни без Олены ему нет, побежал к Днепру топиться. Гриц очень зол и намеревается пойти к мировому с жалобой. Михайло был ошарашен небывалыми обвинениями, но виду не подал, сказав сотоварищам, что после такого позора житья ему здесь не будет и намерен он податься к родственникам в Конотоп. На что оба закивали головами, соглашаясь что, оставаться в этих местах ему ни как нельзя. И предложили тот час пойти к Грицу повиниться и сообщить о своем намеренье уехать. Но Михайло решительно повернул в сторону дома, а Панько с Охримом направились в корчму, сославшись на ночную беготню, от которой так пересохло горло, что пока они не промочат его пивом, домой не покажут и носа. "Странные дела творит с людьми нечистая сила",- подумал Михась и, укрепившись в подозрениях, решил еще раз осмотреть место своего чудесного спасения. Но, не дойдя шагов двести, услышал, а потом и увидел людей, спешно вырубающих топорами и лопатами круг из омелы. "Так вот что не по нраву пану Грицу".
Зайдя домой, Михайло первым делом смыл с себя следы ночных приключений, переоделся и прямиком пошел к отцу Протопопию, рассказав ему все, кроме видения архангела. И попросил его вмешаться в неправые дела, творящиеся в его приходе. Настоятель церкви святого Власия внимательно выслушал и ответил, что Гриц ему самому стоит поперек горла, но со стороны мирского закона обвинить его не в чем. Закон позволяет торговать, ссужать деньгами, содержать кабаки и увеселительные заведения. Однако право скреплять брачные союзы перед лицом Господа нашего, Иисуса Христа принадлежит всецело церкви, и он отец Протопопий не допустит, чтобы беззащитную девушку при помощи обмана повели под венец, хоть и с согласия матери. Олена сама должна подтвердить свою добрую волю в этом мероприятии, и только тогда притязания Грица могут считаться обоснованными. "А на счет того - что под его личиной скрывается сам сатана, не верю, выдумываешь ты хлопец. Будь он нечистым не смог бы ходить в церковь, а Гриц ходит, хотя и редко".
Михайло попросил не проводить церемонию раньше, чем через две недели. Отец Протопопий согласился, но предупредил парня, коли он, задумает учудить какую - либо каверзу, то публичное предание анафеме покажется ему детской забавой по сравнению с наложенной епитимьей. На том и разошлись. На следующий день дьячок Онуфрий Перезвонько доставил Грицу письмо за подписью Протопопия с предложением по христиански провести помолвку и получить на то его благословение, если конечно это не слухи. А Михайло принялся за дело без промедления. Снял с ветки омелы верхний богатый соком слой, измельчил его, залил освященной водой и поставил настаиваться. Через три дня, используя этот ингредиент, сварил четыре бочонка пива.
Гриц подтвердил свои намерения и принял предложение отца настоятеля, согласившись и с назначенной датой. За день до предстоящего события, Михайло пригласил Протопопия в гости. Невзначай заглянул и Онуфрий Перезвонько, вечер прошел задушевно. На прощанье хлебосольный хозяин предложил святому отцу флягу с пивом, на случай, если завтра с утра его обуяет жажда, после сегодняшнего застолья. Отец Протопопий подарок любезно принял, а Онуфрий вызвался помочь его донести, ибо фляга выглядела весьма объемно.
Вести о предстоящем событии разнеслись как мухи. С утра возле церкви уже кучковались любители дармовщины и всякая пьянь, подозревая, что совладелец корчмы, не будет подходить к такому делу сухо. В назначенное время подкатила бричка с виновниками торжества. Поддерживая Олену за руку, Гриц вел ее, как кукловод свою марионетку. Началась служба, отец Протопопий не любил затягивать процессы, кроме конечно застолий. Поэтому после непродолжительных, но звучных обрядовых молитв задал вопрос жениху, желает ли он быть помолвленным с означенной девицей, Гриц утвердительно ответил: "Да желаю". Олена же в ответ на вопрос, по доброй ли ее воле совершается таинство, просто опустила голову. Сочтя этот жест застенчивым согласием, поп произнес: "Объявляю вас нареченными перед богом женихом и невестой, и поднял руку, чтобы сотворить крестное знамение. В этот момент дьячок Онуфрий Перезвонько окропил всех стоящих перед алтарем святой водой. Окропление было выполнено столь обильно, что попало не только на подвергающихся обряду, но и на горящие свечи, и на толпящихся прихожан. У Грица от такой процедуры, сквозь кожу лица, полезла черная щетина, глаза округлились в бегающие "зыркала", нос превратился в кабаний пятак. Стоящие за ним, из числа завсегдатаев корчмы, корчились на полу в приступах рвоты. Олена встрепенувшись, взглянула на Грица и упала без чувств. А Онуфрий продолжал, выписывая кресты, окроплять всех, кто попадет под руку. Толпа шарахнулась от него к дверям, возникла давка. Дети истошно ревели, бабы верещали, разрывая пространство. Мужики, кто посмелее кричали: "Держи черта!" Храмовая акустика придавала звучащей разноголосой какофонии особо усиливающий тембр. Святая вода, попадая на пламя горящих свечей, шипела, распространяя душистый хлебный запах. Отец Протопопий шумно втянул носом воздух и гневным взглядом стал искать Михайло. Но, не найдя, остановил взор на Грице, замахнулся и огрел его между рогов кадилом. К запаху воска и хлеба добавился запах паленого. Гриц завизжал и исчез, на месте осталась только груда одежды да отпечаток двух копыт, расплавивших половую каменную плиту. А Михайло уже сидел возле Олены и отпаивал ее своим пивом, после чего, посадив в бричку, отвез к себе домой. Вернувшись, вместе с Онуфрием Перезвонько принялся причащать чудодейственным эликсиром всех, кто желал очищения от Грицевой скверны.
Отец Протопопий был очень сердит на Михайло с Онуфрием, за то, что они совершили святотатство, подменив святую воду пивом, да еще вдобавок действовали скрытно. Вызвав их, прочитал не один суровый "акахвиз" по поводу проявленного ими безрассудства. И строго настрого приказал молчать об их деянии, потому что, если эта история дойдет до Киевского Митрополита, то всем им не сносить головы, в особенности Михайле с Онуфрием.
После радостного для всех исчезновения Грица, а должников у него осталась куча, Ганна без колебаний отдала Олену замуж, за такого известного и завидного жениха, как Михайло. История эта все больше и больше обрастала невероятными слухами, но все знали, что пиво, сваренное с добавкой настойки из верхнего слоя древесины омелы, а слой этот называется Оболонь, лучшее и незаменимое средство от любых дьявольских попыток сбить человека с пути истинного. Так пиво и дало название месту "Оболонь".
Вот такая вот "маркетинговая фишка" Михайлы поправила дела в корчме и во всей округе, что никакой "менежмент", прости Господи, не понадобился. Пришлось пращуру моему даже помощников себе нанять, чтобы удовлетворить спрос на пиво, исцеляющее от всякого бесовского наваждения. Долго еще, тайком от бдительного ока отца Протопопия, детей после крещения в пиве купали, называлось это в народе "Обрядом повторного крещения в купели Архистратига Михаила". А угощать этим напитком всех приезжих стало как закон, вдруг опять пан Гриц в гости пожаловал.
-Да! Занятная история, - сказал Петро Иванович. - Жаль что Гоголь, в свое время ее не услышал, а то бы обязательно увековечил Оболонь, в каком ни будь произведении, и последнюю строчку написал бы так: "Темна Украинская ночь без Оболони!"