Он каждый день смотрел на нее. Он каждый день был рядом с ней. Он мог видеть, как она хороша. И это было счастьем для него. Он мог каждый день слышать ее чудесный смех. И это было прекрасно. Он каждый день мог наслаждаться ее, словно соловьиное пение, голосом. И он радовался этому. Он каждый день мог смотреть в ее прекрасные, подобные омуту озера, глаза. И не было для него ничего дороже. Но, заглядывая в них, он мечтал в их глубине увидеть себя. Но там не было ничего кроме пустоты и усталости, внутри не было жизни. Озеро ее души было мертво. И не было ничего больнее для него. Говоря, она никогда не обращалась к нему. И не было ничего печальнее для него. Она никогда не смеялась для него. И это нагоняло грусть. Ее светлую, так и манившую дотронуться до нее, кожу гладил другой человек. Ее шелковистых волос, водопадом струящиеся по спине, плечам, окутывающие, словно облако, точеную шейку, касались руки другого мужчины. Ее губы, ее руки, ее тело принадлежало другому человеку. И не было ничего невыносимее для него.
Но он знал, что так будет и впредь. Так будет всегда. Она родилась живой и свободной. Но стала бездушной игрушкой в руках неволивших ее людей. Она стала подарком для его избалованного брата. Она была сильным человеком с непоколебимой волей, но сдалась. Они сломали ее, воткнули в ее душу острые лезвия и теперь тянули в разные стороны, причиняя еще больше боли. Но внешне она казалось мертвой и бездушной. Пустой оболочкой. Прекрасным телом, которое хотели, и мертвой душой, которая была никому не нужна. Никому кроме него.
Но уже слишком поздно. Он ничего не мог для нее сделать. А она уже не могла дать ему того, что он страстно желал. Не хотела, не могла, не пыталась, не искала.
Ее пустой взгляд вновь скользнул по нему. Он казался мимолетным, ничего не замечающим, ни на чем не фокусированным. Но на секунду ему показалось, что в ее глазах, что-то появилось. Какое-то выражение, тусклый блеск жизни. И сейчас она замрет и посмотрит на него долгим осмысленным взглядом. Прочтет то, что написано в его глазах. Увидит всю те не излитую, тщательно скрываемую нежность, любовь и теплоту, которую он хотел обрушить на нее водопадом чувств, эмоций и ощущений. Он был готов вновь вернуть ее к жизни. Дать шанс переродиться. Зацепиться за жизнь своим потерявшимся существом.
Его тело дернулось ей на встречу. Но в следующую секунду ее взгляд, все такой же пустой и бездушный, поплыл дальше, не задерживаясь ни на одном из напыщенных и самодовольных лиц. Все его порывы и мечты угасли. Пламя его надежды было мгновенно погашено холодностью ее безразличия. Знала она о его чувствах. Все равно ей было или нет, это никак нельзя было сказать. Она не была более способна на чувства. Ее душу слишком изъели пошлость, срам и мерзость, уничтожив все лучшее, что в ней было.
"Но так и должно быть, - подумал он, украдкой смахнув одинокую слезинку, - Она - наложница, рабыня, игрушка. Она - никто. Пускай так и будет впредь".