Если я что и умею делать почти идеально, так это хорошую мину при плохой игре. Устраивать в присутствии Юрия Леонидовича скандал и требовать у Владислава Петровича объяснений, как он посмел снова вмешиваться в мою жизнь, было бы верхом идиотизма. Поэтому я заставила себя улыбнуться, присела за стол, посмеялась вместе с мужчинами над собственным недавним остолбенением, и, не дрогнув ни единой мимической мышцей, выслушала ролдугинскую историю о том, как он порекомендовал Юре забрать из разваливающегося гусевского концерна "перспективную редакцию" и дать нам возможность для затравки поиграться с журналом холистического направления. Затем я старательно делала вид, что меня очень забавляет рассказ Юрия Леонидовича (разумеется, в лицах) о трясущемся от страха Симановском и отчаянно стремящейся произвести крутое впечатление Нике. И даже с фальшивым энтузиазмом поучаствовала в обсуждении перспектив развития медиа-холдинга в свете грядущей покупки телеканала.
Но решение уже было принято - мгновенно, неотвратимо, без присущих мне бесконечных колебаний. Я исчезну сегодня же. Сяду в первый попавшийся поезд и уеду как можно дальше, а потом буду пересаживаться с поезда на поезд, с электрички на электричку, с автобуса на автобус, пока не окажусь вне пределов досягаемости всесильного ВП. Думать о том, существуют ли вообще эти пределы, я себе запретила.
Из офиса ЛИМС вышла вместе с Юрием Леонидовичем, предусмотрительно оставив треклятый мобильник на ролдугинском столе. "Молодой, да ранний" подвез меня до метро, и по дороге мы успели обсудить, как движется работа над пилотным выпуском - выпуском, который я никогда не сделаю, но Юре об этом знать пока не следовало. Через полчаса я уже была дома и быстро, но без суеты складывала вещи. С собой решила брать только самое необходимое: каждая лишняя сумка уменьшала вероятность успешного побега. Оставлять ли ключ от Светиной квартиры соседям или увозить его с собой? Нет, соседей лучше ни во что не впутывать. Устроюсь на новом месте - и отправлю бандероль на адрес Калле. Следующая проблема: ставить ли в известность кого-нибудь из наших? А то ведь не обнаружат меня завтра на работе, всполошатся, примутся больницы обзванивать или, чего доброго, Светкины двери взламывать... Как, черт побери, сложно исчезнуть, не оставляя следов и не причиняя беспокойств! Поразмыслив, я взялась за допотопный домашний телефон и принялась накручивать неудобный полупрозрачный диск:
- Привет, Мань, это я. Хочу предупредить: мне нужно срочно уехать, так что завтра меня на работе не ждите.
- Ясно, - Маняша всегда отличалась умением не задавать ненужных вопросов. - А когда тебя ждать? К понедельнику вернешься?
- Не знаю, - я помолчала, но все же решила сказать правду: - Вы меня лучше вообще не ждите. Попытайтесь справиться сами, ладно?
- Ты сейчас где? - изменившимся голосом спросила Маня. - Дома?
- Это неважно.
- Никуда не уходи, я сейчас приеду!
- Не надо никуда ехать, Мань. У меня все нормально, честное октябрятское. И потом, я уже не дома.
- Ника!!!
Я повесила трубку, обулась, подняла единственную - и оттого тяжеленную - сумку и пошла к двери. Старенький аппарат тут же затренькал, а входной звонок, словно откликаясь на телефонный зов, зазвенел по прихожей громким колокольчиком. Я испуганно замерла и решила, что открывать ни за что не стану. Кто бы там ни стоял под дверью, говорить мне с ним было не о чем. Позвонит-позвонит, поймет, что никого нет дома, и уйдет. А мне надо будет лишь незаметно выглянуть из окна и убедиться, что за парадным никто не следит. А может быть - для надежности даже пробраться через чердак и выйти из другого подъезда. И непременно нужно дождаться темноты, чтобы легче было путать следы и уходить от преследования...
План был отличный, образцово-шпионский, но меня подвело любопытство. После третьего, совсем нерешительного и какого-то обреченного звонка я заинтересовалась, кого же это такого несчастного и неуверенного в себе принесло по мою душу, на цыпочках подкралась к двери и посмотрела в глазок. На лестничной площадке мялся, собираясь уходить, Серега. Серега, который не показывался в редакции уже две недели. Серега, который ничего не знал о последних событиях. Серега, которого было легче заподозрить в связях с английскими спецслужбами, чем в сговоре с ВП. Серега, который вполне мог помочь мне бесследно испариться...
Я распахнула дверь и, не дав ему сказать хоть слово, втащила в прихожую. И приложила палец к губам, призывая к дальнейшему молчанию. Серега воззрился на меня с неподдельным изумлением, но молча проследовал на кухню, как ему и было указано.
- Ты у подъезда ничего подозрительного не заметил? - шепотом спросила я.
- Нет, - так же шепотом ответил Серега. - А ты что, прячешься от кого-то?
В прихожей опять затренькал телефон - пришлось выдернуть его из розетки, чтобы не вмешивался в беседу.
- До сих пор неприятности по гусевским делам? - покачал головой Серега. - Вовремя же я свалил.
- Да нет, это мне один настойчивый поклонник досаждает, - соврала я.
- Сочувствую, - как-то подозрительно живо откликнулся он. - Я вот тоже попал...
- У тебя тоже появился поклонник?! - я не выдержала и прыснула.
- Хуже, - мрачно вздохнул Серега. - То есть с одной стороны, конечно, лучше - ты ж знаешь, что у меня с ориентацией все в порядке, но с другой...
- Да колись уже, что случилось, - велела я и поставила чайник на плиту. Серега не откликнулся, задумчиво барабаня пальцами по столу, и я решила ему помочь: - Ты завел себе подружку?
- Типа того, - кивнул он. - Хотя, если смотреть правде в глаза, это она меня... завела.
Я опять хихикнула, и Серега поднял на меня укоризненный взгляд:
- Тебе хорошо смеяться. Вы, женщины, привыкли, когда за вами ухаживают. А я никогда в такой переплет не попадал.
- Ну, это дело наживное, - мне никак не удавалось настроиться на серьезный лад. На фоне моих перипетий с ВП переживания друга казались детсадовскими. - Со временем и ты привыкнешь. Она тебе что, серенады поет? Или цветы дарит?
- Хуже, - еще больше помрачнел Серега. - Она мне Харлея подарила. Нулевого. Представляешь?
- Мотоцикл? - присвистнула я. - Это серьезно. Придется жениться.
- Да ну тебя, - обиделся он. - Я посоветоваться пришел, а ты издеваешься.
- Прости. Это нервное. Слушай, а кто она, эта твоя воздыхательница - бизнесвумен, или дочка олигарха?
Серега пожал плечами:
- Я не спрашивал.
- А где ты ее вообще откопал?
- На мотошоу. Сюжет делал для новостей, и взглядом за нее зацепился. То есть сначала даже не за нее, а за ее байк...
Я опустилась на стул напротив Сереги и с ужасом подперла щеку рукой:
- Так она байкерша?! Такая толстая патлатая тетка, вся в коже, заклепках и татуировках?
- Фу. Откуда ты таких штампов понабиралась? - поморщился Серега. - Она очень стройная, даже изящная. Ну, ходит в кожаном костюме. Но он ей очень идет, чтоб ты знала! И татуировок у нее нигде нет...
Тут он запнулся и - кто бы мог подумать! - покраснел. Я улыбнулась.
- Да! - с вызовом сказал Серега. - А ты думала, у меня вообще ни с кем ничего не может быть?!
- Ничего такого я не думала, - попробовала запротестовать я, но его уже понесло:
- Она заметила, как я смотрю на ее байк, и предложила прокатиться. Ну, я пристроился у нее за спиной. Думал, сделаем пару кругов вокруг мотодрома... А она как рванула - и часа через три в первый раз остановилась, бензина в бак залить. Гнала так - я думал, разобьемся к чертям собачьим. А еще через четыре часа мы уже в море купались. Ночью, при луне...
Он замолчал, и на физиономии появилось мечтательное выражение. А я помимо воли погрузилась в его внутреннее пространство и едва не покраснела от неловкости: там пульсировали эротические волны, звенело от напряжения и восторга, терлись о гальку соленые волны, и дугой выгибалось обнаженное Любино тело, молочно-белое в лунном свете, искрящееся капельками морской воды. Теперь уже я разозлилась. Мне вот только чужих интимных подробностей сейчас и не хватало для полного счастья!
- Очень романтично, - буркнула я. - Одного не понимаю: если она тебе нравится, и все у вас прекрасно, какого рожна тебе еще надо? О чем ты советоваться пришел?
- Я и сам не понимаю, - погрустнел Серега. - Понимаешь, я всегда хотел, чтобы рядом со мной была необычная женщина, и Люба - как раз такая...
Что-то резко, навылет кольнуло меня в левый бок:
- Как, ты сказал, ее зовут?!
- Люба. А что?
Бесполезно было убеждать себя, что Люб на планете - миллион, и что девушка Сереги, скорее всего, не имеет ничего общего с беспощадным ликвидатором в женском обличье, которого я видела у ВП.
- Как она выглядит? - хрипло спросила я.
- Блондинка, коротко стриженая. С меня ростом. Глаза, - Серега задумался, - то карие, то серо-зеленые, - от настроения зависит. Она вообще очень разная. Иногда такая страстная, порывистая... А иногда застынет, как памятник, смотрит сквозь тебя и молчит - не достучишься...
- И вообще неразговорчивая, - вырвалось у меня.
Серега кивнул:
- Это точно. Мне сначала казалось, что она необщительная или закомлексованная. Но потом понял, что дело не в этом. Она просто не любит растрачивать энергию на ерунду. И живет, как... я не знаю... как самурай, который каждую секунду умереть готов. Когда в книжках об этом читаешь, думаешь: вау, круто, мне бы так. А реально находиться рядом с таким человеком - очень... - он поежился.
- Неуютно, - закончила я, и Серега снова кивнул, а потом пристально посмотрел на меня:
- Вы знакомы, что ли?
- Не знаю, - уклончиво ответила я. - Но твоя Люба очень напоминает одну мою... знакомую...
- Вот, - вздохнул Серега. - Тогда ты меня понимаешь. И что делать?
Я пожала плечами. Посоветовать Сереге я ничего не могла, но уже точно знала, что буду делать сама. Никуда я не уеду. По крайней мере, сегодня. Я не могу прятаться и спасать свою шкуру, когда эти распрекрасные нелюди подбираются с неизвестными, но явно не альтруистическими целями к моим друзьям. Я не могу сбежать, зная, что завтра Валик, к примеру, может "вдруг" материализоваться в жизни Маняши. Чего бы мне это не стоило, я должна добиться от ВП, чтобы он велел своим подручным оставить близких мне людей в покое.
- ... а когда мне сегодня грузчики на третий этаж байк втащили, - долетел до меня голос Сереги, - я просто офонарел. Депардье на таком же ездит, прикинь? Как ты думаешь, если я оставлю его себе - буду законченным альфонсом, да?
В других обстоятельствах я бы весело расхохоталась: так вот, батенька, что тебя тревожит-то! И отказаться от многолетней мечты мочи нет (Люба, бестия, знала, что презентовать!), и принять такой "скромный" подарочек духу не хватает... Но сейчас мне было не до смеха, и я лишь буркнула:
- Нет, начинающим!
Тут Серега окончательно разобиделся и засобирался домой. А в дверь снова позвонили. На этот раз - воинственно настроенная Маняша, которая, похоже, собиралась меня спасать то ли от неведомых похитителей, то ли от астральных агрессоров.
Поглядев на зашнуровывающего кроссовки Серегу, она как-то сразу успокоилась и почти весело поинтересовалась:
- Вместе сбегаете, или ты провожать ее явился?
На Серегу Манино появление тоже подействовало благотворно: он перестал дуться и удивленно повернулся ко мне:
- Ты разве куда-то уезжаешь?
- Уедешь с вами, - отмахнулась я.
Маня попыталась устроить мне допрос с пристрастием, но я перевела стрелки на Серегу, и он сначала нехотя, а потом с нарастающей увлеченностью начал повторный рассказ о своем романе с Любой. Слушателем Маняша оказалась на порядок лучше меня: она не хихикала и не влезала с неуместными замечаниями, вопросы задавала исключительно по делу, а под конец даже вызвалась разложить Таро. Карты у Мани были самодельными - расписанные вручную и уже слегка потрепанные картонные прямоугольнички. Серега отнесся к обещанной магически-прогностической процедуре скептически, но все же вытащил три карты рубашками кверху.
- Это ваше настоящее, - бодро начала Маняша, переворачивая первую карту, и запнулась, увидев рисунок. Тринадцатый Аркан не нуждался в представлении: скелет с косой в руках двигался по лугу, прорастающему людьми, и собирал свою мрачную жатву.
- Смерть? - удивился Серега.
Маня кивнула, но тут же добавила успокаивающим тоном:
- Она же карта трансформации, разрушения старого и рождения нового. Путь к рождению этого нового показывает следующий Аркан.
Маняша перевернула вторую карту: с башни, расколотой надвое ударом молнии, летела вниз человеческая фигурка. Мы переглянулись.
- Еще один позитивчик, - хмыкнул Серега. - Типа все умерли, да?
- Не обязательно, - возразила она. - Скорее, появление этого Аркана говорит о необходимости расстаться со старыми, привычными концепциями и иллюзиями.
- Маха, что ты мне голову морочишь? Намечаются серьезные проблемы - так и скажи. Разобьемся, что ли? Так это, если разобраться, не самая плохая смерть...
Маня задумчиво покачала и открыла последнюю карту. Окруженная молниями, на светящемся шаре сидела величественная женщина со скипетром в руках, крыльями за спиной и звездой во лбу.
- Скорее, речь может идти о совместном возрождении, или даже, - Маняша улыбнулась, - о рождении ребенка. Императрица - очень позитивная карта.
- А без ребенка никак? - Серега напрягся и, кажется, растерялся.
Маня замолчала и погрузилась взглядом в карты. Я почти видела, как течет перед ее внутренним взором поток меняющихся образов.
- Не знаю, Серж, - сказала она наконец. - Эта женщина настолько... мощнее тебя, что ли... Архетипически она тебе скорее мать, чем любовница. И... у меня такое ощущение, что в этих отношениях от тебя почти ничего не зависит.
- То есть надо драпать как можно скорее? - расшифровал Серега. - Пока не съела со всеми потрохами?
Маня печально улыбнулась:
- От судьбы не убежишь. А это, похоже, твоя судьба.
- Это мы еще посмотрим, - поднимаясь, сказал Серега. Кажется, почти те же слова и таким же самоуверенным тоном я говорила, расставаясь с ВП...
В принципиальном возвращении бывшим любовникам бывших подарков - акте, несомненно, высокодуховном и кармоочистительном - есть и некоторые досадные минусы. Связаться с Владиславом Петровичем напрямую я теперь не могла, а телефон в офисе ЛИМС не отвечал. И наша встреча, не обещавшая ничего приятного, сама собой перенеслась на следующий день.
За ночь я успела подготовить гневно-обличительную речь, которая не могла не произвести впечатления даже на прожженного нелюдя, и, чувствуя себя если не разящей Дланью Господней, то как минимум непобедимым защитником униженных и оскорбленных Серег, уже в семь утра опять позвонила в офис. Мне никто не ответил. Трубку никто не взял и в восемь утра, и в девять, и даже в десять. Я готова была ехать и брать явно ушедшую в подполье лабораторию штурмом, но в половине одиннадцатого сонный голос Ирины наконец сказал:
- Алло?
Штурм тут же пришлось отменить, поскольку выяснилось, что Ролдугин сегодня выступает с докладом на фестивале рекламы и PR, и в офис вернется только к пяти часам. А Ира в отсутствие начальства, судя по всему, устроила себе сокращенный рабочий день, причем прямо с утра.
Наступательно-обличительный мессидж - штука скоропортящаяся. Его надо подавать свежеприготовленным, со скворчащей от возмущения корочкой и обжигающе-горячей начинкой. После шести часов вынужденного ожидания он остывает, делается резиновым на вкус и опадает, как перестоявшая опара. Но даже это меня не остановило, и ровно в пять вечера я позвонила в дверь лаборатории.
- Ой, - увидев меня, огорчилась Ира, - а Владислав Петрович уже уехал...
- Как уехал? Вы же сказали, что он вернется к пяти...
- Он и сам мне так сказал, - она виновато развела руками. - А вернулся час назад. Забрал какие-то бумаги и снова умчался. Но обещал вернуться. Вы не очень спешите?
- Не очень, - буркнула я.
- Вот и хорошо, - Ира вполне натурально обрадовалась. - Посидим, почаевничаем. У меня есть вкуснейшие пирожки - у нас тут по соседству пекарня, все свежайшее, с пылу - с жару.
Перед вкуснейшими пирожками я, каюсь, не устояла (хотя есть перед боем - значит подрывать свой боевой дух). Ирина просияла, в мгновение ока накрыла стол в оборудованной по последнему слову техники кухоньке, заварила чай и принялась потчевать меня произведениями искусства соседских пекарей - с глянцевыми румяными боками, завитушками по центру и проступающими сквозь нежное полупрозрачное тесто пятнами вишневого сока.
Свежую сдобу я очень люблю, но мой небольшой по размерам организм имеет весьма скромную вместимость, и на третьем пирожке она исчерпалась. Сидеть в ожидании шефа молча было скучно, и я решила завести непринужденную светскую беседу:
- А вы давно знаете Владислава Петровича?
- Тринадцать лет, - мягко улыбнулась Ирина.
Я поперхнулась последним куском пирожка. Наверное, где-то на свете бывают секретарши, служащие верой и правдой одному-единственному начальнику и большее количество лет, но мне такие раньше не попадались.
- Мы вместе начинали в рекламном бизнесе. Еще чаю?
- Нет, спасибо. Вы и тогда были его... - я чуть было не сказала: "секретаршей", но вовремя поправилась: - его правой рукой?
- Да кем я только не была! И бухгалтерию вела, и на звонки отвечала, и с клиентами переговоры проводила, и с подрядчиками договора заключала. Фирмочка-то была маленькая, весь штат - я да Владислав Петрович. Правда, еще Эдик был, художник - но неофициально, на вольных хлебах. Хороший был мальчик, талантливый очень. А под конкретные заказы мы разовых сотрудников нанимали.
- А на чем фирма специализировалась?
- Как все, - Ирина пожала плечами. - Календарики, визитки, плакаты, буклеты. Самоклейка всякая, канцтовары с логотипами заказчика, наружка, статьи в газетах. Небольшие рекламные кампании разрабатывали, промо-акции организовывали - в общем, за что платили, тем и занимались.
- Успешно?
- Всяко бывало. Поначалу едва концы с концами сводили. Мы ведь практически пионерами были, тогда еще мало кто понимал, и сколько денег на этом можно заработать, и как толком рекламу делать нужно. Рекламодателей приходилось, как малых детей, уговаривать хотя бы на минимальный бюджет расщедриться. Это потом уже в рекламный бизнес рванули все кому не лень. Как говорил Владислав Петрович, эту нишу мы продолбили собственными головами. Если бы еще и застолбили - миллиардерами уже были бы...
- Почему же не застолбили?
- Да, в общем, цели такой не ставили. Для Владислава Петровича деньги всегда на втором месте были. А на первом - возможность решить задачу, с которой никто не справлялся, сделать что-нибудь эдакое, чего до него никто не делал. Он, как всякий творец, на штучных разработках специализируется. Даже если бюджетик мизерный, и фирмочка - нечего видеть, для него всегда было делом чести сделать креативный, яркий, запоминающийся проект.
Я слушала ее - и не понимала, о каком из двух ВП она говорит, слишком уж все было знакомо и узнаваемо. И еще удивлялась тому, с каким жаром Ирина говорила о Ролдугине. Не как о начальнике или даже компаньоне - как о кумире или даже, пожалуй, любимом мужчине. В груди у Ирины - я никак не могла перестать подключаться к чужим эмоциям - плескалась почти материнская гордость, и тончайшая, едва уловимая нежность, и еще что-то маняще-замирающее, спрятанное от людей и даже от себя, приправленное горчащей ноткой безнадежности...
- А это, увы, в наше время нерентабельно, - печально закончила она. - Сейчас выигрывает не тот, кто создал что-то новое, а тот, кто украл чужие идеи и поставил их на поток...
- Владислав Петрович говорил, что у него были проблемы с бизнесом, - осторожно заметила я.
- Проблемы - это мягко сказано, - с горечью откликнулась Ирина. - Это была такая черная полоса, что вспомнить страшно. Конкуренты ничем не брезговали - переманивали клиентов, с которыми мы несколько лет сотрудничали, демпинговали, даже выкупили здание, в котором мы офис арендовали. В принципе, все это можно было бы пережить, будь у нас хоть какие-то накопления. Но Владислав Петрович - широкой души человек. Ни друзьям-приятелям ни в чем не отказывал, ни женщинам. А они этим беззастенчиво пользовались. Только у нас на счету хоть пара тысяч появлялась, как тут же кто-нибудь из них объявлялся. Знаете, есть порода людей, у которых чутье на чужие деньги... Вот все на них и уходило, как в черную дыру. А потом еще от нас Эдик ушел - некрасиво так ушел, с почти готовым заказом, который они с Владиславом Петровичем вдвоем разрабатывали. Но авторство идеи в нашей стране не докажешь, у кого эскизы - тот и прав. Да Владислав Петрович с Эдиком и не стал бы судиться - он с ним столько лет возился, за учебу его в худпроме платил, журналы по дизайну специально для него из-за границы выписывал, по выставкам авангардным водил, чтобы от шаблонных решений отучить... Вывел в люди, а Эдик взял - и... В общем, это и стало последней каплей, после которой все под откос покатилось...
- Пить начал?
Ирина кивнула, достала из ящика пачку сигарет и закурила:
- Я сначала ничего страшного в этом не видела. Знаете, мужчины ведь, даром что "сильный пол", более уязвимые создания, чем мы. А выплеснуть-то некуда: ни пореветь в подушку, ни поплакаться в жилетку они себе не позволяют. Но стресс снимать как-то надо? Спиртное - фактически, единственное средство, позволяющее хоть как-то расслабиться, отрешиться от проблем. Особенно если жизнь этими проблемами обложила, как красными флажками. Да он поначалу и не пил - так, выпивал понемногу, не больше других. Ну, рюмку коньяка после работы мог себе позволить. А потом, как-то незаметно - пошло, поехало, понеслось... Однажды на встречу с заказчиком пьяный явился. А через день вообще в запой ушел...
В комнате зазвонил телефон - Ирина быстро затушила сигарету, подхватилась и, извинившись передо мной, бросилась на свое рабочее место.
- Лаборатория изменения массового сознания, слушаю вас, - она переключилась в привычную роль мгновенно, и в ровном, доброжелательном голосе не было даже намека на недавнюю скорбную исповедальность. - Нет, Владислава Петровича сейчас нет. А с кем имею честь беседовать? Очень приятно. Конечно, обязательно передам, как только появится. Всего доброго.
Появилась в дверях, посмотрела на меня с печальной и мудрой улыбкой:
- Вы, наверное, гадаете, с чего это я вам такие подробности выкладываю? Думаете, понесло тетку посплетничать?
На первый вопрос я неопределенно пожала плечами, на второй - отрицательно покачала головой: на обычные бабские сплетни рассказ Ирины совсем не походил. На беседу, призванную развлечь скучающую в ожидании директора посетительницу, впрочем, тоже...
- Нет, Ника, - усмехнулась она. - Держать язык за зубами я умею, можете мне поверить. И с посторонними на подобные темы никогда не беседую. Но Владислав Петрович сказал, что вы - очень близкий ему человек. И просил отвечать на все ваши вопросы... если они возникнут, конечно.
Однако! Что еще он успел ей рассказать, интересно? И в курсе ли происшедшей несколько месяцев назад... гм... трансформации?
- Вы не рассказали, что было дальше, - напомнила я. - Чем закончилась эта черная полоса?
Она села напротив меня, прикурила новую сигарету и ответила, переведя взгляд на открывавшуюся за окном панораму парка:
- Клинической смертью. Последний год перед этим был уже сплошной, непрекращающийся кошмар. Он практически перестал выходить из запоев. Фирму, конечно, пришлось закрыть. Я еще пыталась какое-то время пыталась держать ее на плаву, но в одиночку это нереально. Тем более что я могу выполнять функции кого угодно, но не креатора - это совершенно не мое. Да и времени на фирму не осталось - я все пыталась вытащить его из этого кошмара, уговаривала лечиться, даже к бабкам возила. Бесполезно. Ни кодироваться, ни подшиваться он не желал, а процесс был уже в такой стадии, что самостоятельно из него не выходят... Но я все равно продолжала ездить к нему каждый день: заставляла хоть немного поесть, убирала в квартире, следила, чтобы туда не лезло всякое уличное отребье. Ведь стоит человеку запить по-черному - и всякие бомжи с мелкими уголовниками сползаются к нему, как тараканы. А я все боялась, что кто-нибудь из этих "друзей" полоснет его по горлу. Они же часто совсем не соображают, что делают. Вот и приходилось каждый раз выгонять их со скандалом. Я даже с местным участковым успела подружиться, он быстро выдворял эту братию... Правда, они через некоторое время обратно сползались. Так мы и воевали почти год. А потом Владислав Петрович сам всех разогнал. Я обрадовалась: думала, он решил остановиться, взяться за ум. Но оказалось, это была уже агония. Он никого не хотел видеть, даже меня. Разговаривать перестал, есть, реагировать на окружающих - только пил. Где он добывал водку, на какие деньги - для меня до сих пор загадка. А однажды я пришла - у меня был свой ключ от его квартиры - и обнаружила, что он не дышит...
Она замолчала и застыла, по-прежнему глядя в окно. Я тоже не шевелилась, боясь вспугнуть картины, проносившиеся в памяти собеседницы. Она казалась почти спокойной - лишь дотлевавшая сигарета чуть заметно подрагивала в холеной руке с длинными расписными ногтями.
Наконец Ирина зябко повела плечами, отпила остывшего чаю и посмотрела мне в глаза:
- У меня есть друг детства - очень хороший врач-реаниматолог. Я позвонила ему, когда это случилось - Гена тут же примчался, хорошо, что на машине был. Осмотрел Владислава, прикрикнул на меня, чтобы не ревела. Что-то вколол ему. И повез к себе в клинику. Мы его да машины еле дотащили - тяжелый был настолько, что руки отнимались. Его сразу подключили к аппаратам искусственного жизнеобеспечения. Капельницы, провода, инъекции каждые полчаса... Гена прямо сказал, что шансов почти никаких: почки отказали, печень... В общем, что это уже практически труп, а не человек, и что если бы не я, он бы даже возиться не стал... Потом было четыре дня комы. Я уже ни на что не надеялась. Но Владислав... Петрович вдруг пришел в себя. И настолько быстро пошел на поправку, что поверить никто не мог. Гена сказал, что таких чудес за всю свою долгую врачебную практику не видел. В шутку назвал его воскресшим из мертвых. Хотя в каждой шутке, как известно...
- Он сильно изменился после этого... воскресения?
Она кивнула:
- Не просто изменился - стал другим человеком.
"Ей давно все известно", - подумала я, но Ирина продолжила задумчиво:
- Я ведь и раньше слышала, что побывавшие на том свете и заглянувшие в глаза смерти фактически рождаются заново. Но думала, что это преувеличение. А это так и есть. Все меняется кардинально - взгляды на жизнь, отношение к людям... Даже привычки. Я провела с ним бок о бок тринадцать лет и никогда бы не поверила, если бы мне, к примеру, сказали, что он будет курить трубку. Он запах табачного дыма всю жизнь терпеть не мог, я покурить всегда на балкон выходила или на лестничную площадку. А то, что он теперь работает преимущественно по ночам? Я-то была уверена, что он "жаворонок". Или вот то, что вдруг откуда-то стали появляться какие-то, как он говорит, близкие ему люди - а я их ни разу в глаза не видела за все эти годы. Странно, правда?
- А как у вас появился Валик... то есть Валентин Григорьевич? - быстро среагировала я, пока внимание Ирины не успело сместиться на мою персону.
- Неожиданно, - она улыбнулась. - И довольно эффектно. Владислав Петрович только пришел в себя - не то вторые, не то третьи сутки шли после выхода из комы, - и тут Гена мне говорит, мол, к нему посетитель просится. Я рассердилась: решила, что это кто-то из бывших дружков. Как помощь была нужна, так никого не дозовешься, а тут пронюхали и явились, не запылились. В общем, сказала Гене, чтоб гнал всех посетителей взашей. А он мне отвечает: такого вряд ли прогонишь. Я в коридор выглянула, как увидела его, так в сердце в пятки и ушло. Вы же знаете, Валентин Григорьевич производит сильное впечатление.
- Да уж, - согласилась я.
- Возвышается посреди коридора, как Гулливер, а позади медсестры как лилипуты по стеночкам жмутся. И взгляд такой... немигающий. Естественно, я решила, что это кредиторы человека послали, деньги выколачивать - Владислав Петрович крупные суммы задолжать успел, а отдавать уже нечем было. Лихорадочно соображаю, что делать. Пока в милицию позвоним, пока те приедут - если вообще приедут, - от нас всех мокрое место останется. А он смотрит на меня так спокойно, с улыбочкой, как будто все мои мысли у него как на ладони, и говорит: "Не волнуйтесь, я друг". Отодвинул меня аккуратно и прошел в палату. Долго смотрел на Владислава Петровича, потом усмехнулся как-то странно: "Так вот ты какой теперь, цветочек аленький". А тот ему в ответ: "Зевс... Нашел таки..." Так мы с Геной ничего и не поняли, что это у них за условные фразы. Вышли, чтоб не мешать. Через два дня Владислав Петрович настоял на выписке. И Валентин Григорьевич отвез его к себе - старую квартиру пришлось за долги отдать. Вот собственно, и вся история.
- Так это с помощью Валентина Григорьевича вам удалось так быстро встать на ноги? - я повела глазами по недешевой обстановке кухни и видневшейся в проеме прихожей.
- И да, и нет. Сначала он действительно много помогал - но, как я уже говорила, Владислав Петрович восстанавливался невероятно быстро. Не прошло и месяца, как он сам взялся за дела. С таким напором и целеустремленностью, что я его просто не узнавала...
Просветительскую лекцию прервал требовательный звонок в дверь.
- А вот и он, - сказала Ирина и пошла открывать.
Это и впрямь был ВП. Я посмотрела на него и обмерла: он был переполнен тем самым ощущением могущества, которое настигло меня в лесу после расставания с дивным парапсихологом Эдиком. Он вошел и по-хозяйски огляделся - это был его офис и его мир, а мы с Ирой были лишь персонажами в нем. Такими же забавными, управляемыми персонажами, какими когда-то были для меня Нина Ивановна или Симановский.
- Девчонки, привет! - провозгласил Ролдугин, галантно поцеловал руку своей помощнице, прошел на кухню и, прежде чем я успела что-либо сообразить, наклонился и чмокнул меня в щеку. Перебивая запах пирожков, в воздухе поплыла волна сладковатого табачного дыма и дорогого одеколона с терпко-древесными нотками. - Плюшками балуетесь? - усмехнулся он, переведя взгляд на тарелку с пирожками.
- Мы тут чаевничали, дожидаясь вас. Ужинать будете? - спросила Ирина.
- Нет, спасибо, я на встрече перекусил, - и посмотрел на меня сверху вниз: - Ну что, пойдем?
Я поднялась и направилась вслед за ним к кабинету.
- Чаю сейчас принести или попозже? - спросила Ирина.
- Попозже. И вообще... мы сами справимся, - ответил Владислав Петрович, поворачиваясь к ней. - Ириш, на сегодня ты свободна. Ты же хотела на "Жизель" сходить?
- Хотела, - вздохнула она. - Но билетов нет даже у перекупщиков.
- Держи, - он жестом фокусника выхватил из кармана клочок бумаги. - Партер, седьмой ряд, как ты любишь.
Я могла бы поклясться, что еще мгновение назад его карман был пуст, и билет возник в нем вместе с мыслью о том, что Ирину надо куда-нибудь отправить.
- Ой, Владислав Петрович... - Ира благодарно прижала руки к пышному бюсту. - Спасибо! Но сегодня еще по поводу пресс-конференции должны звонить, и из "Бизнес-консалтинг", насчет тренингов...
Ролдугина возражения верной помощницы ничуть не смутили:
- Я сам на все звонки отвечу. Не переживай и получай удовольствие на полную катушку.
- Ладно, уговорили, - она вздохнула с притворным недовольством, глянула на билет, потом на часы, и заторопилась: - Домой заскочить успею, как вы думаете? Пробок на дорогах много?
- Как обычно. Но я тебе зеленый свет обеспечу. Беги.
Собирая сумочку, причесываясь и переобуваясь, Ира успела еще четырежды поблагодарить шефа за сюрприз и подробно проинструктировать его, как отвечать на звонки. А потом все же попрощалась и ушла, оставив нас одних.
Я прошла в кабинет, опустилась в кресло и приготовилась толкать обличительную речь, но ВП не торопился занять свое место. Я не столько услышала, сколько почувствовала, как он подошел ко мне сзади. Прохладные ладони легли на плечи. Пьянящий, пузырящийся поток силы и легкости потек в тело - так, что голова закружилась, а очертания комнаты дрогнули и начали таять. Я с трудом отстранилась и сухо сказала:
- Нам надо поговорить.
- Говори, - откликнулся он, не отнимая ладоней. Мышцы благодарно запульсировали, сбрасывая привычное, многолетнее напряжение.
Сопротивляться этому было почти невозможно, но перед глазами вдруг возник шестнадцатый Аркан: крохотная, жалкая фигурка пораженного молнией человечка летела вниз с рушащейся башни. Мне надо спасать Серегу, а не млеть под руками того, кто зачем-то решил погубить моего друга и подослал к нему свою ликвидаторшу. Я встала и отошла к окну:
- О Сергее... и Любе. Скажите ей, пусть оставит его в покое.
Владислав Петрович великолепно сыграл сначала непонимание, а потом удивление:
- Ты о нашей Любе? А кто такой Сергей?
- Вы и сами прекрасно знаете. Мой друг, который... которого она сживает со свету.
- Люба?! Твоего друга? Что за бред?
- Перестаньте, Владислав Петрович. Я знаю, что это вы ее подослали. Но вернуть меня таким гнусным способом у вас не получится!
Несколько секунд он рассматривал меня, как психиатр - пациента с острой паранойей, а потом велел:
- Рассказывай все по порядку!
Я не понимала, зачем он тянет время, но все же сообщила о вчерашнем визите Сереги, его романе с Любой и результатах гадания на Таро, а под конец не удержалась и спросила:
- Зачем вы это сделали? Решили продемонстрировать мне свое всемогущество?
- Да уймись ты, - поморщился Ролдугин. - Ничего я не делал. О Сереге твоем впервые слышу. И Люба, скорее всего, даже не подозревает, что он с тобой знаком.
- Я вам больше не верю.
- Это твои проблемы, - он взял трубку и стал медленно ее набивать. А потом сказал - скорее размышляя вслух, нежели обращаясь ко мне. - Но то, что она закрутила с ним роман, действительно странно... Раньше я за ней тяги к таким мужчинкам не замечал...
- Каким - таким? - вскинулась я, уязвленная его пренебрежительным тоном. Но он мне не ответил. Раскурил трубку и погрузился в молчание, медленно окутываясь клубами дыма.
Минут через десять Владислав Петрович соизволил вернуться в обыденную реальность и сообщил:
- Он смертельно болен, вот в чем дело.
- Что?!
- У него опухоль мозга. Насколько я могу судить, уже неоперабельная. А Любаша увидела, что он смертник, и...
- Это неправда!
Он посмотрел на меня с сочувствием:
- Попроси его пройти обследование, если мне не веришь. Но тогда ему уже ничего не поможет. Он не боец - манипура слабая, и горловая чакра поражена. Узнает о диагнозе - и месяца не протянет.
- А Люба, по-вашему, ему поможет?!
- Она - его единственный шанс.
- Шанс на быструю и безболезненную смерть? - усмехнулась я.
- Как ты думаешь, сколько раз я мог бы убить тебя, если бы хотел? - спросил он вместо ответа.
- Убить... меня?! Зачем вам меня убивать?
- Вот именно, - и он замолчал, дожидаясь, пока перед моими глазами вспыхнет в ореоле молний Императрица, и зазвучат слова Маняши: "Речь может идти о совместном возрождении, или даже... о рождении ребенка".
- Вы хотите сказать, что она его спасает?!
Он кивнул - молча и очень серьезно.
- А разве она может... исцелять?
- Тот, кто профессионально работает со смертью, может действовать в обоих направлениях.
- Но зачем ей это? Не думаете же вы, что она могла в него влюбиться?
Владислав Петрович пожал плечами:
- Спроси у нее сама, если хочешь...
Я вернулась домой и свалилась с температурой. В гриппозном бреду все чудилось, что я держу в руках колеблющиеся весы, на одной чаше которых - смерть Сереги от неизлечимой болезни, а на другой - от рук любовницы-убийцы. Я искала пути спасения и не находила их. Если ВП сказал правду, то своим вмешательством я загоню друга в могилу. Если обманул - мое невмешательство обернется гибелью Сереги. Правильного решения не существовало. Все дороги вели на эшафот.
А потом предмет моих горячечных терзаний объявился сам и пригласил меня... на байкерские соревнования.
- Ты собираешься участвовать? - ужаснулась я. - С ума сошел? Разобьешься к чертовой матери, - и прикусила язык.
- Не разобьюсь, - улыбнулся Серега. - Опыта у меня, конечно, маловато, но Люба говорит, что я справлюсь, - теперь уже он осекся.
- Ах, Люба говорит...
Серега вышел из комнаты, долго гремел на кухне посудой, а потом вернулся почти спокойный. Сунул мне чашку горячего чая и уселся рядом на стуле.
- Можешь считать, что я размазня, - с деланным равнодушием сказал он. - Но я не могу ее бросить. То есть... не то чтобы не могу. Рядом с ней я чувствую себя другим человеком, ясно? Сильным. Живым. Настоящим. А всякие там арканы и прочая Манина психология - чушь собачья.
Спорить с ним было все равно бесполезно, поэтому я лишь спросила, куда и когда мне являться мне, и пообещала привести кого-нибудь из редакции в качестве группы поддержки. Если не разберусь в ситуации на месте, то хотя бы поговорю с Любой, как советовал ВП.
Ответственное мероприятие состоялось через день, так что я вполне успела выздороветь, и в компании Маняши и дизайнера Лехи отправилась за город. Товарищи байкеры выбрали для своих игрищ бесхозное поле у черта на куличках, куда не ходили даже пригородные автобусы, поэтому часть пути мы проехали на электричке, часть - на попутке, а оставшиеся километра три шли пешком и лишь чудом не заблудились. Мотолюбителей и сочувствующих им обоего полу на самом поле и вдоль прилегавшей к нему проселочной дороги собралось видимо-невидимо. Я слегка ошалела от роящегося народа, надрывающейся у микрофона самодеятельной рок-группы и атмосферы всеобщего равенства и братства. Какой-то незнакомый парень по случаю жары попытался поделиться со мной банкой недопитого пива, и мне стоило большого труда от него отвязаться. Рок-солиста сменил у микрофона ведущий праздника, и пообещал, что соревнования начнутся совсем скоро, эдак через пару часов, а потом будет конкурс на лучшую татуировку, стриптиз, фейерверк и рыцарский турнир. Толпа встретила новость радостным ревом и свистом. Леха настроением собравшихся тут же проникся, обозвал мероприятие клевой тусней и куда-то исчез. А мы с Маней пошли искать Серегу.
Затея оказалась безнадежной: Сереги попадались на каждом шагу, но все не те. Молодые люди, однако, не желали считаться с этим фактом, клятвенно уверяли, что они те самые Сереги, которые нам нужны, и звали кататься. Мы не нашли ничего лучшего, как спастись от жары, грохочущей музыки и потенциальных ухажеров в ближайшем лесочке.
- Ничего, - успокаивала меня Маня, - подожди немного, вот начнутся соревнования, и мы его сразу найдем, раз уж он заявлен среди участников.
Ждать действительно пришлось недолго: не больше трех часов. Мы потеряли счет выступавшим музыкальным коллективам, давно выпили прихваченную с собой бутылку воды, съели все бутерброды, смирились с поражением и начали собираться с силами для марш-броска домой. Но тут байкерский лагерь пришел в движение. У последнего, никак не желавшего сходить с импровизированной сцены музыканта наконец отобрали микрофон, и стало почти тихо. Толпа потянулась к проселочной дороге, вдоль которой были натянуты белые ленты, обозначавшие границы "трассы". Пока мы доплелись туда же из нашего лесочка, к месту старта было уже не протиснуться.
Неподалеку от нас низкогорослый кудрявый парень в кожаной бандане принимал ставки. На Бэтмена ставили пять к одному, на Анчоуса - семь к одному, а в фаворитах, насколько я поняла, значились Борода и Джонни.
- А на Рысь какой кэф? - спросил у кудрявого такой же маленький, но абсолютно лысый парень, зато весь в татуировках.
- Никакого, - ответил кудрявый. - Ее сегодня не будет.
- Гонишь! - возмутился лысый. - Вот же она.
И указал рукой вглубь толпы. Я вытянула шею - и увидела Любу, застегивающую желто-черный мотоциклетный шлем.
- Нам туда, - сказала я Маняше, и потянула ее в сторону пропавшего в толпе шлема. Но пока мы толкались, извинялись и снова толкались, впереди взревели моторы, бахнул стартовый пистолет, и проселочная дорога скрылась в клубах поднятой пыли.
Когда пыль немного осела, а мы с Маней добрались до старта, вытянувшиеся цепочкой мотоциклисты уже неслись вдоль противоположного края поля. Я не отличаюсь повышенной зоркостью, но мне показалось, на несущемся впереди всех гонщике - желто-черный шлем.
- Во дает Рысь! - восхищенно покрутил головой лысый, оказавшийся рядом со мной. - Я же говорил, что она всех сделает!
И она действительно всех сделала. Победительницу тут же окружили восторженные поклонники, и я заподозрила, что поговорить по душам нам сегодня вряд ли удастся.
- А вот и Серж, - вскричала Маня, пытавшаяся разглядеть за чужими спинами знаменитую Рысь.
- Где? - повернулась я.
- Только что был там... - она показала в стороны Любы, которой как раз вручали какой-то небольшой кубок. - Чмокнул ее в щеку и убежал куда-то. Слу-у-ушай! Так Рысь - это и есть его девушка?!
Две татуированные девицы странно покосились на вопящую Маню, и я поспешила увести ее от греха подальше. Тем более, что метрах в десяти от нас обнаружился зонтик, а под ним - столик, а вокруг столика - еще одно столпотворение, но уже не имевшее никакого отношения к Любе: там продавали бутылки с минералкой. Пить хотелось нестерпимо, поэтому мы пристроились в хвост длинной очереди и чуть не пропустили все самое интересное. До продавца и вожделенной воды оставалось пять человек, когда искаженный микрофоном голос ведущего объявил, что сейчас будет драг-рэйсинг. Сосед по очереди благородно пояснил, что это заезд на ультракороткую дистанцию, которую надо проехать на максимальной скорости. Информация нас не вдохновила, поэтому мы спокойно купили воду, утолили жажду и неторопливо пошли обратно к проселочной "трассе". У стартовой черты уже стояли, ревя моторами, два первых участника заезда, а за ними готовились следующие лихачи. И тут на Маню опять напал приступ неадекватности.
- Серж! - заорала она, почему-то указывая на судью.
- Где? - не поняла я.
- Да вот же он, тот, что справа!
Я успела заметить лишь сверкающий хромом новенький байк и фигуру вцепившегося в руль парня в синем шлеме, очертаниями смутно похожую на Серегину - стартовый пистолет снова выстрелил, и оба участника рванули с места. Все произошло в считанные мгновения: мотоциклы понеслись по прямой колесо к колесу, потом правый вдруг вильнул, выровнялся, снова вильнул, накренился и понесся на зрителей. Толпа ахнула и попыталась шарахнуться назад. Кто-то истерически закричал. Маня вцепилась в мое предплечье. И одновременно с этим метнулась наперерез потерявшему управление "Харлею" тонкая женская фигурка в кожаном костюме цвета черного шоколада. Как она успела одной рукой ухватиться за руль мотоцикла и развернуть его, а другой - подхватить падающего Серегу, не понял никто. Байк упал на бок и описал широкую дугу, бешено вращая колесами, но никого не задел. Люба оттащила обмякшее тело и склонилась над ним. Все тут же сгрудились вокруг нее, забыв о давно финишировавшем левом гонщике.
Мы с Маней совершили героические усилия и пробились сквозь плотное кольцо людей к пострадавшему. Серега лежал на спине с закрытыми глазами, мертвенно-бледный. Рядом валялся расстегнутый синий шлем. Кто-то с любопытством интересовался, жив ли парень. Кто-то отвечал, что вроде жив, но в отключке. Кто-то возбужденно рассказывал, как сдрейфил, когда мотоцикл полетел прямо на него. Кто-то собирался вызывать "скорую". Кто-то спорил, что быстрее будет домчать в больницу самим. В этом водовороте суеты и нездорового любопытства Люба казалась воплощением буддистской отрешенности.
Словно никого не видя и не слыша, она резко нажимала согнутым пальцем на середину носогубной складки не подававшего признаков жизни Сереги, ритмично давила кулаками в районе ключиц, воздействовала на точки возле коленных чашечек, а потом сместила ладони к середине живота и завибрировала ими, словно погружая в плоть. Разговоры смолкли. Толпа стояла, словно загипнотизированная. Тело Сереги начало вздрагивать, как от разрядов электрического тока. От рук Любы исходило такое свечение, что хотелось зажмуриться. Воздух неожиданно потемнел, но обрел дополнительную прозрачность и глубину. Краем глаза я отметила, что небо быстро затягивается грозовыми тучами. Напряжение нарастало. Похоже, у Любы ничего не выходило. Лицо Сереги - то ли из-за пропавшего солнца, то ли само по себе - приобрело синюшный оттенок. Я с ужасом почувствовала, как между лопатками разливается холод - мертвенный, парализующий жидкий лед, который ни с чем не спутаешь и ничем не отстрочишь.
И тогда Рысь зарычала, не разжимая губ. Глухой мощный звук шел не из горла. Казалось, он зарождается в месте соприкосновения узких ступней женщины с землей, поднимается вверх по непропорционально длинным ногам, клокочет в груди и с шипением выходит через руки, всасываясь в распростертое тело Сереги. Кожа на моей голове похолодела и сжалась от этого жуткого, древнего, сотрясающего пространство рыка. Толпа остолбенела и даже, кажется, перестала дышать. Действительно ли в небе сверкнула молния, или мне это только почудилось, я не знаю. Никаких раскатов грома за этим не последовало, но на нас вдруг полетели капли дождя - сначала редкие, тяжелые, кляксами растекающиеся по лицу, а потом более мелкие и частые, сливающиеся в сплошной поток. За несколько секунд все вымокли до нитки, но никто не шевельнулся. Лишь когда Серега попытался открыть глаза, и Люба наклонилась над его лицом, закрывая от дождя, толпа вышла из оцепенения, забегала, загомонила и принялась лихорадочно спасаться от разыгравшейся непогоды. Но я все стояла, в прострации глядя на Любу, Маню и еще какого-то парня в жилетке на голое тело, поднимающих Серегу с земли. Только что безжалостная убийца спасла моего друга, как и говорил ВП. А это означало, что все остальное тоже правда, включая неоперабельную опухоль мозга...
Должно быть, я думала слишком громко: Люба повернулась ко мне, посмотрела так, как будто мы расстались только вчера, и сказала без всякого выражения:
- Могла бы и помочь.
Я кивнула и бросилась участвовать в погрузке Сереги в подогнанный парнем в жилетке старенький "уазик". И только потом подумала, что она, возможно, имела в виду только что проведенную реанимацию, с которой ей пришлось управляться одной...
Дождь между тем стал проливным, и парень в жилетке крикнул нам с Маней, перекрывая его шум, чтобы забирались машину. Мы сели по обе стороны от полулежащего на заднем сидении Сереги, захлопнули дверцы, и "уазик", натужно урча мотором, тронулся по быстро раскисавшей дороге. Рассмотреть что-либо в струях льющей с неба реки было невозможно, и парень, назвавшийся Тимом, включил дальний свет. Фары выхватили из ливневых потоков едущую впереди Любу - я узнала ее по желтым молниям на блестевшем от воды черном шлеме. Она обернулась и махнула рукой, призывая следовать за ней. Тим послушался и старался не отставать даже тогда, когда мы выбрались на трассу, и мотоцикл Рыси молнией полетел по мокрому асфальту.
- С какой скоростью мы едем? - сдавленно спросила Маня, когда нас занесло на повороте, и Тим едва выровнял "уазик".
- Сто восемьдесят, - ответил он. - У меня мотор от "бэхи".
Я решила, что Люба спешит в реанимацию: Серега, хоть и пришел в себя, был очень плох, и нам приходилось держать его с двух сторон, чтобы он не сполз с сидения. Но после бешеной гонки по автомагистрали, а потом по опустевшим улицам мы подъехали не к больничному корпусу, а к обычной жилой девятиэтажке. Под чутким руководством Любы мы вытащили Серегу из машины, доволокли до подъезда и доставили лифтом на последний этаж. Люба открыла стальную дверь своим ключом, и стало ясно, что она привезла нас к себе. Оставляя на светлом линолеуме грязные мокрые полосы, мы затащили Серегу в единственную комнату. Обстановка была даже не спартанской или аскетической - ее не было вовсе, если не считать ниши со встроенным черным шкафом, белых и стен и свернутого матраца с подушкой в углу. Люба молниеносно раскатала матрац, и мы уложили на него Серегу. Люба взяла его за запястье, нащупывая пульс. И тут у нее на поясе зазвонил мобильный. Свободной левой рукой она расстегнула куртку и вытащила телефон - такой же, как когда-то дарил мне ВП, только черный:
- Да.
- Приезжай, есть работа, - приглушенный голос Ролдугина доносился из трубки почти без искажений.
- Я занята. Перебрось Валику.
- Он вчера уехал с Кононовым, а дело срочное. За сорок минут доберешься?
- Сказала же: сейчас не могу! - в бесстрастном голосе Рыси появились нотки раздражения.
- Любаня, - язвительно откликнулся Владислав Петрович, - я ведь тебя не чаю зову попить...
- Часа через три, не раньше, - обрубила она, выключила телефон и взяла вторую руку Сереги.
Тим потоптался по комнате и спросил:
- Я еще нужен?
- Нет, можешь идти, - не оборачиваясь, ответила она. - А вы пока останьтесь, вдруг пригодитесь.
Последняя фраза, видимо, относилась ко мне и Маняше, хотя посмотреть в нашу сторону Люба не соизволила. Тим ушел. А мы пригодились трижды: когда понадобилось принести из коридора похожую на портупею Любину сумку, порыться в ней и найти пузырек с бесцветной жидкостью, и принести с кухни стакан воды.
- Теперь выйдите, - велела Люба, не отпуская запястий Сереги. Мы с Маней переглянулись и направились к выходу из квартиры, но услышали следующее ЦУ: - Можете сделать себе чаю, - и свернули на кухню.
Безусловно, вежливость и гостеприимство Рыси достигали беспрецедентных масштабов, но после увиденного и пережитого на поле ни у меня, ни у Мани не было сил на обиду. Кухня по сравнению с комнатой была меблирована под завязку: здесь обнаружились мойка, газовая плита, стол и три табурета. Имелась даже кое-какая посуда, пачка печенья, сахарница и открытая коробка пакетированного чая. Так что мы заварили кипятком два пакетика и пригодились в четвертый раз, когда кто-то позвонил в дверь.
- Ника, открой! - крикнула Люба из комнаты.
Это приехал Владислав Петрович. Ни приветствия, ни удивления я не удостоилась - он молча прошел в комнату, о чем-то тихо переговорил с Любой и... выставил ее. Недавняя повелительница байкеров и обстоятельств присоединилась к двум кухонным изгнанницам и молча кивнула, когда Маня протянула ей чашку с чаем. Время шло. Говорить было не о чем. Дождь перестал. Мы заварили по второму пакетику безвкусного пойла и выпили его с медитативной медлительностью. Наконец ВП прошел куда-то вглубь коридора, послышался шум льющейся воды. Потом хлопнула дверь, шаги двинулись в противоположном направлении, и на кухне появился их обладатель.
- Любаня, а нормального чая нет? - скривился он, глядя на пригорюнившиеся в наших чашках пакетики. - Кто ж так гостей принимает?
Она не шелохнулась, вопросительно уставившись на него.