Аннотация: Весной холмы дарят умиротворение и покой, но чтобы дойти до них нужен Путеводный фонарь, свеча... и кусочек солнечного луча
Карамельное солнце лисиц
Карамельное солнце в ладонях... Тихо тянется сладкий закат... Словно прозрачный леденец, опускается за зелёный бархат холмов солнечный луч. Мне довелось слышать одну историю... Когда-то очень давно. Хочу проверить, так ли это.
Под стрёкот взволнованных моими шагами кузнечиков, отплывает вместе с солнцем по озеру день. Здесь - островок тишины. Лёгкое покрывало умиротворения, под которое так необходимо нырять. Ветер теперь нежно гладит по щекам и, порывами налетая, пытается обнять меня. Треплет волосы, дёргает за высокий "хвостик", что-то весело шумит рядом.
Когда-то я пришла сюда первый раз. После той истории с волком. И поняла, ЧТО мне на самом деле было нужно.
Я бы осталась здесь надолго и зимой. Обязательно - с фонарём, из тех, что ковали из крепкого железа в 17 веке по особому заказу или распоряжению. В витражных стеклах такого фонаря жёлтая свеча весело бы пощелкивала острым язычком, как в те давние времена, позволяя любоваться сквозь стекло на укрытые зимним пухом холмы. На тонкие пальцы деревьев, выглядывающие из снежной муфты. Словно пальцы пианистки... балерины... При свете Путеводного фонаря гул ветра можно было бы принять за восторженный шум толпы.
Но сейчас мой фонарь - солнце. Я не в руках его "держу", но на ладонях, словно остывающий уголёк в матушкиной печи... Пламя всё краснеет. Я слышу не треск свечи, вместо этого - голоса кузнечиков и тихий пересвист сусликов. Так свистит ветер февральскими вечерами. И не понятно: суслики ли подражают ветру, или он сам, копируя их свист, тоскует о лете.
О лете я скучаю часто. Но - не свищу. Вместо этого, вспоминая тёплые дни и моменты (о, как здорово, когда они совпадают!), я начинаю тихо мурлыкать. Не то просто песенки, не то - по-кошачьи бархатно. Хотя для меня ещё это непривычно. Но, говорят, этому быстро учишься. Посмотрим.
Иногда мне нечего бывает выплеснуть в Мир: нет эмоции, нет мотива, а, значит, нет и песни. Вот тогда я боюсь. Боюсь, что меня не стало, а я и не знаю об этом. Боюсь, что не замечу, как управление примет автопилот. И вряд ли тогда добрый Крёстный сможет разобраться в тонком механизме автомата. Боюсь стать просто игрушкой, которую так и поставят на полку жизни за ненадобностью, и будут иногда доставать из кладовой воспоминаний, любуясь мегабайтами приятных моментов. Ведь они - всегда лёгкие, эти мегабайты. Боюсь, и я лёгкая тоже.
Чтобы внезапно не разлететься на крошки осколков, поранив чем-нибудь острым чужую память, мне необходимо приходить сюда. На холмы. Залезать под одеяло запахов и умиротворённости, выглядывать из этой уютной норки, и пропитываться ароматным покоем...
Иногда, в эту норку людидобрые пытаются просунуть вкусняшки. То, что им кажется наслаждением. Навязать его, как ошейник и приручить меня тем самым к себе! Да не нужна мне здесь ваша еда! В моей норе умиротворения и медитации! Вы что, и сами в своей постели едите!? Тьфу, хоть плакат вешай "НЕ КОРМИТЬ!". Как в зоопарке.
У меня другая, недостижимая пока мечта... я хочу лизнуть Солнце! Мне кажется, что оно сделает меня ещё рыжее и, возможно (на что я надеюсь), мои глаза начнут светиться в темноте. Сами! Тогда зимой мне не придётся обжигаться о верх фонаря и подолгу вынюхивать в воздухе нужные запахи. Тогда я наконец-то взмахну хвостом и, уже не заметая следов, помчусь, освещая себе путь, вдаль, ища того волка, который в тайне слизнул серебряный блин луны с поверхности озера...
Взмахну хвостом и понесусь, намурлыкивая не то весёлый мотивчик, не то по-кошачьи бархатно песню, которую напевала мне бабушка у колыбели. Несмотря на то, что лисам это не свойственно. Но ничего, когда-нибудь и у меня вырастет девятый хвост. И я смогу спокойно оборачиваться то человеком, то зверем. И никогда больше не испугаюсь неведомых превращений.
А пока мои рыжие волосы трепещут пожаром на игривом ветру.