Никитин Александр Дмитриевич : другие произведения.

На заклад Саратова город ставити

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

  -- А.Д. Никитин
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  --
  --
  --
  -- НА ЗАКЛАД ГОРОДА САРАТОВА СТАВИТИ
  
   Исторические драматические сценки в 3-х действиях
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  
  
   Борис Федорович Годунов- боярин, правитель всей земли Русской
   Михаил Битяговский- дьяк Казанского приказа
   Василий Щелкалов- дьяк Казанского приказа
   Засекин Григорий Осипович-воевода
   Засекина Наталья Григорьевна - его дочь
   Туров Федор Михайлович - стрелецкий голова
   Ляпунов Прокопий Петрович- стрелецкий сотник
   Василий - поп
   Иван - его приемный сын
   Джургай-ордынский ногайский князь
   Хазбулат - ордынский ногайский князь
   Мурат - джигит
   Иван Бироев - стрелецкий сотник
   Микита Болдырев - стрелецкий атаман
   Фрол Скобеев-сын боярский, астраханский сотник
   Мамка Евпроксея - кормилица и служанка Наталии Засекиной
   Джолиотто-мастер, итальянец
   Кудеяр - разбойник
   Треня Щеголев, Андрей Голощап-атаманы разбойников
   Федот- разбойник
   Семен Пяткин, Пров Пяткин, Иван Пяткин - казаки на Саратове
   Иван Невзоров - стрелец на Саратове
   Разбойники, ордынцы, стрельцы, казаки.
   1-й бортник, 2-й бортник.
   Потомок.
  

ПРОЛОГ.

  

( Московские палаты. Годунов, Заксекин. Битяговский, Щелкалов)

  
  
   Годунов: Мне, князь Григорий Осипович, известны все твои заслуги перед Государем и Отечеством Русским. Князь Федор Мясоедов поведал, как на войне с польским королем Баторием, ты отличился и даже ранен был в бою. Да и в прошлом году под Нарвой зело большое искусство в военном деле против шведов показал. Помним мы и службу твою верную в Диком поле, и заслуги твои по обороне южных и восточных рубежей земли Русской от набегов орды, когда ты, князь, строительство на Волге сторожевых крепостей, Самары-городка да Царицыно, отменно организовал. Орда присмирела и много спокойнее в тех местах от разбойников стало. Особенно после того, как ты, князь, атамана Матвея Мещерка и его заединщиков за творимые ими злодеяния, повесил да на плотах по Волге пустил в назидание лихим людишкам. Сегодня, князь, в твоей верной службе снова большая нужда у государя имеется.
   Засекин: Я, холоп государя нашего Великого князя и царя Всея Руси Федора Иоановича и волю его исполню безропотно.
   Годунов: Я верю, князь. Сейчас дьяк Битяговский пояснит твою задачу.
   Михайил Битяговский: На западных границах нашего государства Московского по милости Господа и великими трудами наместника всей земли Русской боярина Бориса Федоровича Годунова, установился твердый мир. Все войны кончены достойно без утрат земель наших исконных. И можно спокойно заниматься устроением огромной земли нашей Русской. Нужда большая в этом. Центр хозяйства и поступления доходов в казну царскую смещается к востоку. Именно здесь строятся новые города, распахиваются новые земли, открываются промыслы и разные новые искусные ремесла, добывают серебро, золото и руды. Места весьма пригодные для проживания и обживаются народом русским весьма охотно и успешно. Именно из этих земель поступают к нам в казну подати с большим прибавлением. А это и деньги, и лошади, и рыба, и меха. Отныне здесь на Востоке источник будущего процветания царства и Отечества российского. Наместником всей земли Русской боярином Борисом Федоровичем Годуновым велено начать строительство новых городов на реках Волге , Каме, Белой и Яике. Предстоит большое строительство, какого предки наши еще не знали. Работы много, а делателей нет. Нужных мастеров в землях наших либо вовсе нет либо зело не хватает. Особенно остра нехватка в каменщиках, плотниках и кузнецах. По царскому указу все они переписаны воеводами и взяты на особый царский учет.
   Для восполнения сего оскудения, по царскому указу уже выписаны из Европы многие искуснейшие мастера: алхимики, архитекторы, металлурги, литейщики и механики. Наместник всей земли Русской боярин Борис Федорович Годунов послал приглашение известному аглицкому ученому математику, астрологу и алхимику Джону Ди, чья искусность и премудрость, ежели будет на то воля Господа, на пользу земли Русской славно послужит. Мастера заморские помогут своими знаниями укрепить наше государство. Но дорого они казне царской обходятся, золотом платит приходится, да и доверять всецело им нельзя. Пример алхимика и медика Болемина, тайного лазутчика польского, за измену сожженного в Москве, нам забывать не следует.
   Наместник всей земли Русской боярин Борис Федорович Годунов особое значение уделяет литью железа и отечественному изготовлению пищалей. Спрос на небольшие походные пушки, стреляющие камнями и легкими железными ядрами, весьма велик. Без западных мастеров найти новые железные рудные копи и наладить механические и литейные мастерские нам будет очень трудно. Так, например, по Волге имеется великое множество запасов селитры и серы, столь необходимых в ружейном производстве, а очистить их и приготовить не умеем. А нужда в них огромна. И за границу с большой выгодой продавать можно. Ртуть, свинец, медь, прутовое железо, бумагу нам приходится закупать из-за границы. Есть острая нужда и в составлении рисунка обширных земель российских и подробном описании торговых дорог.
   Сейчас торговые караванные пути особенно важны как никогда. И государь великий хочет, чтобы купцы из восточных стран с товарами, полезными нам здесь на Москве, могли бы без угроз и воровства орды и разбойников спокойно к нам пребывать и уезжать обратно. И мы остро нуждаемся в том, чтобы направлять в южные страны наши меха собольи, куньи, бобровые и прочие, кои купцы армянские, иверские, бухарские, персидские и турецкие закупают в год на миллион рублев, с большим прибытком для казны царской. А ведь мы продаем им еще воск, мед, сало, кожи лосьи и другие, тюлений жир, соль, деготь, слюду и еще немало других товаров. Это тоже миллион рублей дохода в казну. И закупаем в больших количества по военной нужде воинские доспехи, кинжалы, мечи, пищали и пушки и писчую бумагу. И все остальное снаряжение, в чем войско царское острую нужду имеет и что мы сами в достатке пока производить на Руси не можем. И река Волга, как основная торговая дорога соединяющая Русскую землю с южными и восточными странами не просто важна, а бесценна для нас.
   А что мы видим. Пока в диком поле на Волге не спокойно. Не мне тебе говорить об этом, князь Григорий Осипович, сам все знаешь. Разбойники и ордынцы в местах тех чувствуют себя еще зело привольно. И грабят нередко караваны царские и караваны купцов русских и иноземных. И Государь наш Великий отсутствием порядка и мира на Волге очень сильно недоволен.
   Борис Годунов: Мне Государь Великий поручил навести порядок и установить закон в царствах Казанском и Астраханском. И я наведу его. Спокойно будет в этих землях. Каленым железом выжгу в этих местах разбои и измену.
   В сторожевых городках Самаре и Царицыне размещено по пять сотен стрельцов и казаков. Дозорная служба началась и на Волге и в Диком поле. Но этого мало.
   Дьяк Щелкалов сейчас объяснит твою, князь Григорий Осипович, государеву службу, конкретно.
   Василий Щелкалов: Тебе, князь Григорий Осипович, предстоит послужить верой и правдой Государю нашему и стать воеводой в новом сторожевом городке Саратов, что закладывается на Волге не далеко от сарысайского торгового брода. Место это у брода тебе, князь, хорошо известно. Добрый опыт становления сторожевых городков у тебя князь имеется, поэтому наместник всей земли Русской боярин Борис Федорович Годунов свой выбор на тебе князь остановил. Знаем, что должность беспокойная. Кочующие в диком поле ногайский хан Урас, ханы калмыцкой и киргизской орды признали свою зависимость от нашего государя великого. Но не все их мурзы довольны этим и имеют тайные сношения с кавказскими князьями, а через них с заклятыми врагами нашими магаметанами крымским ханом и турецким султаном. Случись война, орды эти саранчой могут напасть на наши южные границы. А мелкие набеги на села, да посады да на торговые караваны творят ордынцы постоянно. А ордынские ханы ворогов укрывают и на расправу не выдают. Хан Урас, например, каждый раз в грамотах обещает жестоко наказать отступников, но требует богатых даров за мир.
   Твоя задача, князь, поставить городок Саратов у брода и переволоке в кратчайший срок и, по воле царской, нести дозор в диком поле и оборонять торговые караваны на Волге от Самары и до Царицына вниз и вверх по реке. Для выполнения царской службы прибыть в мае месяце в сторожевой городок Самару. Там принять команду над отобранными стрельцами и казаками. В твое же, князь, распоряжение выделено там три плотника. Плотников, князь, сам знаешь, не хватает. Поэтому этих плотников береги. Других не будет. И еще, в твое прямое подчинение поступает стрелецкий голова боярин Туров. В июне же месяце со стрельцами и казаками, на плотах и лодьях спустишься по Волге к сарысайскому сторожевому займищу и, не мешкая, но с большой тщательностью поставишь городок Саратов с острогом в известном тебе месте. Смотри, чтобы ордынцы и разбойники тебе бы князь в этой работе не помешали. Обнаружится нужда в лесе, разрешено лес рубить и возить в достатке. Лесу там много, князь. И лес дубовый кряжистый. Землю пахать, мед курить, рыбу ловить и охотиться стрельцам да казакам да посадским людишкам разрешается повсеместно, но без ущерба государевой службе, о чем царский указ тебе, князь, будет выдан.
   Знаем, князь, что народу пока мало. Но по указу государя уже набираются охотники по всей земле Русской на государеву службу в сторожевом городке Саратове. При этом всем поступившим на службу государеву будут льготы по тягловым платежам на пять годков.
   Указы с печатями, казну денежную, стрельцов для охраны в пути и все остальное получишь в Казанском и Стрелецком приказах.
   Борис Годунов: С Богом, князь. Послужи Головой государю и великому князю Всея Руси Федору Иоанновичу и Отечеству нашему Русскому. Выполнишь службу царскую, награда твоя велика будет и род твой отмечен будет.
   Засекин: Я с великой радостью выполню Государеву волю. И докажу делом и преданность Великому Государю и зело большую пользу учиню земле Русской.
  --
  --
  --
  -- ДЕСТВИЕ ПЕРВОЕ
  -- Сцена первая
  
   Явление первое
  
   ( Небольшая лужайка на берегу реки Медведица. Костер. У костра варят уху поп Василий и его приемный сын Иван)
  
  
   Поп Василий. Скоро месяц, как в пути. От деревни к деревне все далее и далее идти. Лошадей здесь не достать. Завтра бы нам, Ивашка, до Аткарска добраться, а там, может быть, и легче будет. Ивашка, посмоти, как ушица-то? Готова?
   Иван. Готова, батюшка. Сейчас травки душистой добавлю, и можно хлебать.
   Поп Василий. Припозднились мы с тобой, Ивашка, сегодня. Все думал, может на вотчину бортника набредем, ан не удалось найти-то ее. Да, лесные места, глухие.
   А ведь, Ивашка, назад эдак лет двести, зело часто эти места заселены были агарянами. И, по преданию, зажиточно здесь жили люди. Были это все владения ханства Золотая Орда. А верст эдак сто отседова на Волге стоял город ханский Укек, это где сейчас сторожевое казацкое займище расположено. Большие дворцы в этом городе были, храмы и каменные палаты. Слава об этом городе доходила до далеких царств и земель. И вот нет ни города Укека, ни народа здесь проживавшего. Все в запустение пришло. На сотни верст кругом. Вот, Ивашка, что Господь и война делает с народами. И не верится, что здешние ордынские ханы Русь нашу улусом своим считали и ежегодную дань немалую собирали. Потому то и орда названа Золотой, что золота в ней было, что песка речного.
   Иван. Я знаю, батюшка, агарян на Русь хан Батый привел.
   Поп Василий. Да, хан Батый за грехи наших дедов да прадедов, по попустительству Божьему был послан на земли Русские. Тогда, Ивашка, не единый государь в Москве всеми землями нашими управлял, но в каждом городе сидел удельный князь, и в гордыне безмерной чинили князья друг другу обиды и не было из-за ссор покоя. Вот тогда и явился на Русь хан Батый и с ним несметные полчища злобных агарян. Сколько тогда городков, Ивашка, было захвачено и сожжено, сколько церквей да храмов Божьих разграблено и осквернено, и сколько народу в полон и рабство угнано, не счесть. Божьим проведением зарезан был хан Батый королем угорским Владиславом, и теперь даже могила этого страшного хана не сохранилась.
   Иван. А что было потом, батюшка?
   Поп Василий. Лет через десять после смерти хана Батыя сын его, хан Сартак, послал баскаков на все земли русские, и переписали они народ. Обложили те баскаки народ русский тяжкой данью- ясаком. Правда, не оставил видать, Господь, землю нашу и в те черные годины. Не переписали баскаки служителей Божьей Церкви и с них дани- ясака не брали.
   Много раз потом другие ханы хотели и с Божьей Церкви ясак брать, да силой не решались, а преосвященные митрополиты наши готовы были смерть мученическую за веру принять, но ясак добровольно платить не соглашались.
   Через сто лет при святом Великом князе Дмитрии Донском были разбиты агаряне на Куликовом поле. Перед битвой пришел князь к святому Сергию Радонежскому за благословением и, получив его, попросил еще двух братьев - иноков Пересвета и Осляба, известных в миру и искусных воинов. Преподобный Сергий отпустил иноков, снабдил их оружием и напутствовал мудро: " Мир Вам, братья мои возлюбленные во Христе Пересвет и Ослябя, постраждуйте как славные воины Христовы, пришел Ваш час, а Господь будет вам помощником и заступником, а князю дарует Он победу и прославит имя его".
   И сбылось пророчество святого Сергия Радонежского. Велика была победа над безбожными агарянами. Только избавление от ненавистного ордынского ига пришло спустя сто лет при прадеде государя нашего, при Великом Князе Иване Васильевиче.
   Иван. Знать, кровава битва была.
   Поп Василий. Божьим милосердием до пролития крови христианской не дошло
   Послал тогда Великому князю Ивану Васильевичу агарянский хан Ахмат грамоту, а в ней писал: " Ты князь, есть просто улусник мой, а даров мне не шлешь, и ясак за многие годы не платил, и послам моим в дани и подарках отказываешь. Явись, - писал хан Ахмат,- ко мне сам или пришли своего сына с ясаком за все годы. А не исполнишь волю мою, то я сам приду с войной на землю Русскую и пленю ее, а тебя, князь, рабом своим сделаю".
   Сильно опечалился князь, собрал совет из бояр, и бояре порешили: " Лучше, князь, умилостивить богатыми дарами нечестивого хана Ахмата, чем напрасно кровь христианскую пролить". Очень тогда, Ивашка, еще боялись агарян. Только Великая княгиня Софья не испугалась и возмутилась пугливым советом бояр. " Как же это ты, господин мой,- сказала она Великому Князю - и себя, и меня, и детей моих данниками и рабами учинить хочешь? И войско у тебя сильное есть и Бога на помощь призвать можешь, а трусливых своих бояр слушаешь, вместо того, чтобы постоять за честь земли Русской и веру христианскую святую".
   И устыдился тогда Великий Князь малодушия своего. Принял он посла ханского без чести и уважения, ханскую грамоту сразу прочитал, а, прочитав, плюнул на нее, изодрал и бросил под ноги. Послу же Великий Князь сказал: " Иди и скажи нечестивому хану, чтобы забыл он свои безумные мысли о владычестве над Русью, не будет ему больше дани и выходов от земель наших, потому как я, Великий Князь, честь и силу имею такую же, как и он, но даже большую, а потому сумею и за себя постоять и христианские земли от нечестивого хана оборонить".
   И не решился агарянский хан Ахмат напасть на русское войско. Так и кончилось на Руси страшное иго Золотой Орды. А сорок лет назад, при блаженной памяти царе и государе всея Руси Иване Васильевиче, эти места добровольно покорились Москве, однако покоя и порядка в них нет. Лихие воровские людишки сюда бегут и привольно живут грабежами.
   Иван. Батюшка, а куда же Золотая Орда делась?
   Поп Василий. А никуда не делась. Сами ханы себя и свой народ войнами бесплодно изводили, а потом, лет через пятнадцать после Куликовской битвы, опустошая все огнем и мечом, прошел по здешним местам лютый агарянский царь Тамерлан, уничтожив славу Золотой Орды, а девяносто лет назад Золотую Орду стер с лица земли большой друг земли Русской крымский хан Менгли - Гирей.
   Иван. Батюшка, а что за крики мы на Медведице слышали? Уж не крымчаки ли?
   Поп Василий. Нет, Ивашка, что здесь крымчакам делать? Не иначе как Кудеяр - разбойник кого грабил.
   Иван. А, правда, по Кудеяра говорят, что он царского роду?
   Поп Василий. Разное люди говорят. Да ты, Ивашка-то, не всякому слуху верь. Нечестивец этот Кудеяр. Ему и всей его злодейской шайке быть в аду в самой гиене огненной, Потому как невинные жизни христианские губят и грабят чужое добро. А сказано в Писании: " Не желай дома ближнего своего, ни осла его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни всякого скота его, ни всего, что есть у ближнего твоего".
   Презрел Кудеяр слово Божие, преступил законы Божьи и человеческие и теперь страх ему и на земле перед людьми и царскими слугами и после смерти муки вечные терпеть. А муки эти будут ужасны и жестоки. Столь люты и мучительны, что никакой грешный наш ум человеческий представить не в состоянии. Вот, Ивашка, какова горькая участь Кудеяра. И упаси нас, Боже, с тысячную долю подобных мук испытать.
  
   ( Оба крестятся.)
  
   Поп Василий. Ну, чего, Ивашка, рот-то разинул? Уха-то готова? Неси котелок. Осторожно неси, ставь сюда на камень. Хорошо.
  
   (Поп Василий скороговоркой творит молитву, крестит котелок с ухой. Затем достает ложку и начинает есть. Иван тоже достает ложку и присаживается напротив.)
  
   Поп Василий. Это ты чего, Ивашка, надумал? Погоди, погоди, чуток. Не ровняй себя с отцом, грех это большой. Жди, когда отец тебя к столу позовет.
   Иван. Да я, батюшка, думал...
   Поп Василий. А ты не думай, не умничай. Эх, хороша ушица-то, навариста. А соли нет. Вот кабы ты, Ивашка, соль нашу не замочил, так ушица-то бы невпример вкуснее была. И зачем только доверил тебе соль.
   Иван. Я, батюшка, человека спасал. Утоп бы он, не вытащи я его из реки.
   Поп Василий. И то. А соль жаль все одно.
   Иван. Так он же мне рубль золотой дал.
   Поп Василий (достает золотой). Эко, рубль золотой. А что на него здесь в диком месте купишь? Да, ты не дуйся, благое дело сделал. ( Убирает рубль.)
   Поп Василий: Ладно. Сотвори молитву и да присаживайся к отцу ушицу хлебать.
  
   (Иван крестит рот, садится есть. Вдруг из леса доносится стон. Иван и поп Василий перестают есть, прислушиваются. Снова начинают есть. Опять стон. Поп поперхнулся.)
  
   Поп Василий. Никак человек на помощь зовет?
   Иван. А может зверь или леший?
   Поп Василий. Нет, Ивашка, человек. Ну-ка, сходи подмогни. Грех человека-то в беде бросать в эдакой глухомани.
   Иван. А вдруг леший?
   Поп Василий. Я сказал человек. Иди. Да возьми на всякий случай дубину. А я помолюсь за тебя. Крестит Ивана. Во имя Отца, Сына и Святого Духа, сгинь нечистая сила!
  
   (Иван поднимает палку и уходит. Из темноты доносятся звуки борьбы, удар, стон.
   Иван тащит человека, бросает его у костра.)
  
   Явление второе
  
   Иван. Ух, тяжелый какой!
   Поп Василий. Да жив ли он? Что-то не шевелится.
   Иван. Жив, батюшка, жив. Подошел я к нему, нагнулся, а он меня за горло. Ну, я и ударил его дубьем. Вот он и затих.
   Поп Василий. (наклоняется над телом): Да это же сотник стрелецкий Ляпунов. Я его по Москве знаю. Ну-ка, Ивашка, помоги мне его в чувство привести, принеси воды.
  
   (Иван берет пустой котелок и убегает.)
  
   Ляпунов. Где я? Жив?
   Поп Василий. Жив, Сотник.
   Ляпунов. Я, думал, помер. Помню только, навалился на меня крымчак, а я его за горло схватил, да видать, ослаб...а тут в голове зазвенело, и больше ничего не помню. Куда крымчак делся?
   Поп Василий. Победили Вы его, стало быть.
   Ляпунов. Должно быть... Лицо твое мне знакомо. Откуда ты здесь?
   Поп Василий. Мир тесен, сотник, а пути Господни неисповедимы.
   Ляпунов. Постой-ка, так ты тот самый поп, которого сотник Филимон Капуста в Москве на Посаде побил? Точно!
   Поп Василий. Я. Сотник Капуста гнева Божьего не испугался, позорил меня перед народом, за бороду хватал, деньги за провоз с обозом требовал. Я - человек бедный, Живу тем, что люди добрые дадут, где мне мостовые да дорожные платить.
   Ляпунов. Жаловался бы воеводе.
   Поп Василий. Нет уж, сотник, не в моем правиле по приказным избам ходить с ябедами да челобитными. А с Вами- то, Прокопий Петрович, что приключилось?
  
   (Появляется с котелком Иван.)
  
   Ляпунов. Расскажу, батюшка. Дай только поесть. Голоден я.
   Поп Василий. Иван, подай сотнику ушицу.
  
   (Ляпунов творит молитву и ест. Глядит на Ивана. Снова ест.)
  
   Ляпунов. По Государеву Указу о постройке здесь на Волге нового городка Саратова ездил я с сотником Капустой по городкам да селам, и набирали мы охотников в служилые люди, в казаки да стрельцы. Набрали пятьдесят человек. Выдали всем по два рубля с полтиной жалованья. Да для служилых людей на Саратове у дьяка Битяговского в Казанском приказе на Москве казну получили и отправились с обозом на место. А тут напали на нас агаряне. И откуда они только взялись? Мои - то новобранцы перепугались. А я да Капуста набросились на ворогов, да куда там. На кауром жеребце налетел на Капусту знатный ордынец, видать лихой рубака, и отрубил ему голову одним ударом. Погиб, значит, твой обидчик, батюшка.
  
   (Все крестятся.)
  
   Поп Василий. Я и раньше на него сердца не держал, а сейчас и тем более все по христиански ему прощаю. Царство ему небесное.
   Ляпунов. Я ранен был. Но мне удалось ускакать. Один в поле не воин. Только двоих агарян, думаю, сумел и я с коней ссадить. А и меня в плечо слегка зашибли. Потом и лошадь моя пала. А дальше все знаешь. Значит, мои новобранцы вместе с обозом, мукой, рожью, овсом, порохом, пищалями, денежной казной царской, а, главное, с княжной Наталией Григорьевной, все в полон проклятым агарянам досталось.
   Поп Василий. Это дочь князя Засекина, Григория Осиповича? Да как же она с Вами-то оказалась?
   Ляпунов. По наказу князя вез я ее из родовой вотчины. Замуж, видать, он ее выдать решил. Не одна она, с мамкой Евпраксией ехала-то. А ведь я за нее перед князем головой отвечаю.
   Поп Василий. Я князя-то знавал. А вот дочь его не помню.
   Ляпунов. Голова болит, мочи нет.
   Иван. А вы холодной водой голову- то намочите, полегчает.
   Ляпунов. Пожалуй. Слышь, ты холоп али кто?
   Иван. Вольный. Иван я, Васильев. Приемный сын у батюшки. Родители - то мои давно погибли.
   Ляпунов. Слышь, Иван, хватит тебе в захребетниках жить. Поступай на службу государеву. Запишу я тебя в стрельцы али в казаки. Получишь жалованье, опять же кормовое довольствие. Дом крепкий справишь. Я тебе слово, даю, даже десятником сделаю. А голова есть, да смерти не боишься, так и сотником станешь. Согласен?
   Иван. Я-то согласен, а вот как батюшка.
   Поп Василий. Ты, Прокопий Петрович, Бога-то не гневи. Я хоть поп и беспоместный, да меня сам святейший патриарх Иов знает. Не смущай парня, молод он еще для царской службы.
   Ляпунов. Если молод, значит молод.
   Иван. И не молод я, батюшка, совсем, Мне двадцать один год на святого Фому исполнилось.
   Поп Василий (гневно). А ты, Ивашка, помолчи, когда старшие говорят. Иди вон. Постель готовь. Поздно уже. Травы нарви, веток наломай.
  
   (Иван уходит)
  
   Ляпунов. Далеко отсюда до сторожевого займища?
   Поп Василий. Верст шестьдесят будет, а то и все сто.
   Ляпунов. Ну, давай спать. Скажи Ивану, чтобы огонь постерег. Эх, видел бы ты того каурого коня. Огонь, а не конь. Ничего за такого не жалко. Велено, поп, Государем князю Засекину на месте казацкого сторожевого займища новый городок Саратов ставить
   А как поставит князь городок, то заселятся эти места мужиками, станут они землю пахать, рыбу ловить, и будет это нашей Державе на умножение силы, мощи и славы большая польза. А будет городок стоять, будет и в этих местах порядок. И от ордынцев оборона. И от людишек лихих, да и от дончаков. Конец и вольнице и разбоям придет.
   Поп Василий. На все воля Господа нашего.
   Ляпунов. И Господа нашего, и государя нашего царя всея Руси Федора Ивановича, а пуще шурина его, конюшенного боярина и воеводы дворового и наместника Казанского и Астраханского царства Бориса Федоровича Годунова по чьей злой боярской воле я уже несколько лет, выдержав срам, в опале обретаюсь. Только я в звезду свою верю. Слышал, что помирился он с князьями Шуйскими, вернул всех князей из ссылок. А, значит, и мне в опале недолго осталось пребывать. Князья Шуйские выборного рязанского дворянина Прокопия Ляпунова не должны забыть. Одной я с ними ниточкой по гроб жизни связан.
   Поп Василий. Помолимся перед сном грядущим, особливо за голубицу нашу, княжну Наталию Григорьевну, упаси ее Боже от всех невзгод.
   Ляпунов. Молись, святой отец за нее истово, всю ночь молись, хорошенько молись.
   Господи, помилуй меня, грешного!
  
   (Тот же берег. Один поп Василий.)
  
   Поп Василий. Ушли. Молодые, что им. Подожди мол, отец здесь. Мы де лошадей или подводу достанем. К вечеру вернемся. Каково их ждать. Лучше самому по лесу да по балкам шастать в поисках бортничьих вотчин. И Ивашка мой совсем от рук отбивается. Что вчера удумал: служить Государю пойду. Тать, эдакий. Да для того ли я его пятнадцать лет назад подобрал крохой в разграбленной опричниками родовой вотчине боярина Колычева, не дал умереть с голоду, одел, воспитал, обучил грамоте и молитвам, чтобы сейчас такое услышать.
   Ведь как думал: пойдет Иван вслед по моим стопам, посвятит себя служению Господу единому и всемилостивейшему. Время придет, и я ему свой приход, а он у меня обязательно будет, передам. А ум проявит, так и игуменом станет, а то и митрополитом. А что? Задатки у него есть. Смышленый и дотошный. Однако вот она, нынешняя молодежь! Что им разум отцов и дедов? Что им ошибки и заблуждения, они сами с усами. Подумать только: на Москве молодые люди бороды стригут, короткие прически делают, иностранные кафтаны одевают, говорят и пишут не по-нашему. Ох, уж эта молодежь. Отцов перестали слушать. Спорят! Не по породе должности да вотчины на государевой службе норовят получать, а по бойкому уму! Вот оно тлетворное влияние Литвы да Польши.
   А как мы бывало-то отцов-то своих слушали со смирением, глаза на отца поднять боялись. Рушатся нравы, рушатся вековые устои. Девки-то и те норовят выходить замуж по любви. Этот ей де нравится, а этот нет. Тьфу! А раньше-то скажет отец, и точка, даже взглядом своего недовольства не выразит. Вот откуда грех да разврат! Из распущенности молодежи. Не понять им, что все это: и похоти, и тщеславие, и желание власти и богатства одна ловля ветра, одна суета. Истинное блаженство - то в служении Богу!
   А вот и Ивашка возвращается. Два всадника скачут. Жалко слеповат я глазами-то, не разберу кто где. Однако никто из них не похож ни на Ивашку, ни на Ляпунова. Кто ж это такие? Ба, да это же крымчаки. Сюда скачут... заметили. Господи! Уповаю на милость Твою. Защити раба Твоего
  
   (Слышен топот. Появляются Хазбулат, Джургай и еще два джигита.)
  
   Явление третье
  
   Джургай. Старик, кто ты?
   Поп Василий (опустившись на колени и склонив голову). Я смиренный служитель Богу. Иду в Астрахань к игумену Троицко - Астраханского монастыря.
   Джургай. Ты, поп, лечить можешь?
   Поп Василий. Приходилось и молитвами и постом, а все более травами да настоями.
   Джургай. Хазбулат, объявляй привал. Здесь отдыхать будем. Ты, старик, вылечишь мою рабыню, Вылечишь, сделаю рабом своим, одежду дам, молодую жену, есть- пить вдоволь будешь, а нет, живым в землю закопаю, кожу с живого сдеру. Понятно, поп?
   Поп Василий. Понятно, господин. На все воля Господа.
   Джургай. Пусть сюда приведут рабыню с мамкой. Живо!
   Хазбулат. Я уже распорядился.
   Джургай. Обидно мне, князь. Позор и унижение терплю от своих недругов. Повелитель хан Урас от меня отвернулся, советы моих недругов слушает. Трусы несчастные! Испугались сотни, другой казаков да стрельцов. Кабы мои недруги не отговорили хана от нападения на Московию, да разве с такой бы нищенской добычей я возвращался теперь назад, в родные улусы. Как на глаза хану появлюсь? Чем на насмешки недругов отвечу? Ясырь от набега: полсотни рабов, да тысяча шестьсот рублей золотом и серебром. Позор и горе мне!
   Хазбулат. Я предупреждал тебя, что пустой набег будет. Ни золота, князь не добудешь, ни славы себе. Ты меня не слушал. Только чтобы не слыть трусом вместе с тобой я здесь на Русских землях. Однако не все так мрачно. Боярыня, что захватили, одна тысячи рабов стоит.
   Джургай. Да. Хороша девица! Десяток лучших жеребцов из ханского табуна отдал бы за нее не раздумывая. Но ведь и тут Аллах против меня. Заболела она и довезу ли ее живой, не знаю. А как подарю ее хану Урасу, кто посмеет сказать, что я ссорю его с русским царем напрасно?
  

(Появляются Наталья Засекина, мамка, один джигит Мурат)

  
   Мурат. Господин, рабыня доставлена.
   Джургай. Поп, начинай лечить.
   Поп Василий. Не могу я лечить, господин. Не буду.
   Джургай. Раб, ты отказываешься? Джигиты, дать ему двадцать ударов по пяткам!
   Хазбулат. Погоди горячиться, князь. Почему ты не хочешь лечить, старик?
   Поп Василий. Пусть все уйдут! На людях молитвы теряют лечебную силу.
   Хазбулат. Ах, вот в чем дело, Всем уйти. Всем. А ты, - обращается к ордынцу Мурату - отойдешь на тридцать шагов и будешь их охранять. Головой за них отвечаешь.
   Мурат. Слушаюсь, господин.
  
   (Все уходят.)
  
   Явление четвертое
  
   Поп Василий (мамке). Как тебя зовут, женщина?
   Мамка. Евпраксея.
   Поп Василий. Что же ты, княжну не соблюла?
   Мамка. Э, батюшка, в неволе-то и птицы дохнут. А она, бедная, к невзгодам не приучена. Из чести да в позор такой. Это понять надо.
   Поп Василий (склоняется к княжне, крестит). Голубушка, успокойся, доверься мне. Ничего плохого тебе не будет. Ишь, как перепугалась-то.
   Наталья Засекина. Мамка, Евпраксея, где ты?
   Мамка. Тут я, барыня, тут. (попу Василию). Как она на Медведице чувств лишилась, так все ее трясет, ни пить, ни есть не желает, сохнет. И то, лучше смерть, чем позор рабства. И мне не жить, если с княжной что случится.
   Поп Василий. Не хорошо о смерти думать. Терпеть беды надо безропотно. Они нам за грехи посылаются. Отец наш небесный на земле муки перенес и нам велел. ( Княжне) Ну, девица, чего скуксилась? ( Тихо) Отец твой, князь Григорий Осипович, о беде твоей знает. Если не отобьет, то выкупит. Немного-то терпеть осталось.
   Наталья Засекина. Правда, батюшка? А вы откуда знаете?
   Поп Василий. Знаю, голубушка. Вчера мне здесь сотник Ляпунов про горе твое рассказал. Скоро здесь со стрельцами будет. Ты верь мне, голубушка, верь. (в сторону) Господи, задержи Ивашку и Ляпунова где- нибудь, не дай им в руки ворогов попасть!
   Наталья Засекина. Спасибо, тебе за добрые вести. Радостно мне на душе стало. Позволь мне, батюшка, поцеловать тебя (целует).
   Поп Василий. Дитя святое, невинное (крестит).
  
   (Появляется Хазбуат, путь ему заступает джигит Мурат. Хазбулат ему что-то говорит, Мурат уходит.)
  
   Хазбулат. Ты. Поп, я вижу действительно искусный лекарь, даже прыток не в меру. Оставь меня одного с княжной.
   Поп Василий. Так больна княжна.
   Хазбулат. Я сказал всем уйти (достает в гневе кинжал). Потом долечишь.
   Мамка. Голубушка, я тут рядом буду. Только крикни.
  
   (Поп и мамка уходят, крестясь.)
  
   Хазбулат. Красавица! Не пугайся меня, а выслушай. У нас мало времени. Видишь, сам князь Хазбулат у твоих ног на колени встал, С первого взгляда полюбил я тебя, красавица, на всю жизнь. Ты мне солнце в небе днем, луна темной ночью, ты звезда судьбы моей.
   Нет мне жизни без тебя. Ах, не умею я говорить, грубый язык мой не слушается меня, но если ты захочешь, лучшие поэты и певцы будут слагать в твою честь песни и стихи! Полюби меня, красавица! Любую прихоть исполню, жизни для тебя не пожалею!
   Наталья Засекина. Что ты хочешь от меня? Не трогай меня!
   Хазбулат. Не кричи, выслушай меня, красавица. Князь Джургай увезет тебя в орду и подарит хану Урасу. Хан Урас старый и у него много таких жен. А я молодой. Я сильный и красивый. И у меня нет еще жен. Ты станешь первой и любимой моей женой!
   Наталья Засекина. Пощади меня!
   Хазбулат. Мы уедем с тобой далеко и там князь Джургай и хан Урас не найдут нас. Мой каурый жеребец лучший конь в орде. Соглашайся, любимая моя. Ну. Быстрее!
   Вдруг раздаются крики, выстрелы, звон ударов сабель Крики: "Ура!"
   Голос Джургая. Хазбулат, спасай мою рабыню! Увези ее в орду!
  
   (Хазбулат вскакивает, выхватывает саблю, но останавливается, озираясь кругом. Появляется поп Василий и мамка.)
  
   Поп Василий. Слава Богу, матушка, стрельцы. Освободили нас. Господи, даруй нам свободу, а стрельцам победу!
  
   (Хазбулат бросает саблю в ножны и подходит к княжне.)
  
   Хазбулат. Надо спасаться! Хватит, скулить!
   Княжна Засекина. Мамка! Мамка!
   Мамка (подскакивает к Хазбулату). Отпусти окаянный барыню! Христом- Богом заклинаю, отпусти. Зачем тебе она?
   Хазбулат (хочет достать кинжал, но из-за трепыхающей княжны не может, охватывает княжну сильнее, бьет ногой мамку). Пошла, старая, прочь! Убью!
  
   (Убегает за сцену, слышен топот лошади).
  
   Мамка. Господи! Нет моей вины в том, что изверг, голубку нашу увез без меня. Господи, смилуйся надо мной! Ох, что я теперь князю скажу?
  

( Поп тревожно смотрит за сцену, наклоняется к мамке)

   Поп Василий. Ты, Евпраксея, перестань убиваться. Это не стрельцы, а разбойники. Еще не известно, что лучше-то, быть князем крымчаком увезенным или этим разбойникам попасть на поругание. А князь-то, слышь, любит княжну. А вот, что с нами будет не известно. Слышишь, разбойники сюда идут, Прятаться надо. Скорее (Тащит ничего не понимающую мамку к краю сцены) Сидим как мыши. Тссс.
  
   (Уходят за сцену Появляются Кудеяр, Треня Щеголев, Федот- разбойник, разбойники..)
  
  
   Явление пятое
  
   Треня Щеголев. Братцы- атаманы! Любо Вам дело это было, али нет?
   Все. Любо! Любо!
   Треня Щеголев. То-то же. Отдадим честь нашему атаману Кудеяру и поделим добычу поровну. Честь атаману Кудеяру!
   Все. Любо! Любо!
   Федот- разбойник. Честь атаману Трене Щеголеву
   Все. Любо, Любо!
   Треня Щеголев: Тихо, Федот. Ну, братцы, удалые разбойнички, а теперь можно и попить и погулять вволю! Царскую казну с серебром взяли, да пищали, да пороху, да муки, да ржи, да овса много, да бочку с фряжким вином, да бочонок водки царской, да еще в полон агарян да мужиков. Любо братцы?
   Все. Любо! Любо!
   Кудеяр. Тихо. Хватит орать.
   Треня Щеголев. Тихо, братцы. Атаман Кудеяр говорить будет!

Тишина.

   Кудеяр. Что же, братцы, пить и гулять после дела не грех!
   Все. Любо! Любо!
   Кудеяр. А только обычай наш требует сначала добром вспомнить товарищей наших, коих нет с нами, жизни положивших за волю, за нас с вами. Склоним же головы свои за товарищей наших добрых. Кто из нас мог сравниться с ними в силе, лихости, презрении к смерти и жажде славы? Никто! А более всего хочу вспомнить славного разбойника Узеня. А мы с ним, помню, караван Елизара Ржевского, богатого купца грабили. Вот где добыча-то была, Не чета этой! Вот славное дело было. Но пока мы не перепились с радости - то давайте решим, что с агарянами делать будем?
   Федот- разбойник. Смерть!
   Все. Любо! Любо!
   Кудеяр. Федот, выведи их вкруг. Посмотрим на них, кто такие.
   Федот выталкивает Джургая и трех джигитов. Джигиты встают на колени, Джургай держится прямо.
   Треня Щеголев. На колени! Перед тобой сам атаман Кудеяр! Ты, нехристь, не понял, что я сказал?
   Федот- разбойник. Он, Треня, от страха ошалел! Уколи его копьем за заднее место. Пусть в себя придет.
   Треня Щеголев. Ничего братцы! Он сейчас не то, что на колени, он на пузо ляжет и едва ли встанет!
  
   (Идет медленно с кинжалом, Джургай гордо делает вид, что его не замечает.)
  
   Кудеяр. Назад! Оставь его, Треня! Я говорить с ним буду.
  
   (Щеголев недовольно отходит назад.)
  
   Кудеяр. Кто ты такой? Почему почет нам оказать не хочешь? Отвечай!
   Джургай. Не престало мне, потомку Тамерлана, с чернью разговаривать, а не то, что голову перед бродягами склонить. Я смерти не боюсь. Но жизнь готов купить и купить дорого. Вам дадут пятьсот рублей золотом.
   Треня Щеголев. А не обманешь, ордынец?
   Джургай. Князь Джургай не лжет! Однако у меня условие, чтобы не тронули ни одного из моих джигитов. За каждого из них я дам по десять золотых рублей.
   Треня Щеголев. А что, братцы, за такие деньги пусть живет!
   Федот- разбойник. Пусть встанет перед нами на колени этот князь! Братцы! На колени его, на колени!
   Джургай. Никогда!
   Треня Щеголев. А что, братцы, за такие деньги пусть стоит, сколько себе хочет.
   Федот- разбойник. Ладно, нехай стоит! Золотом платит!
   Кудеяр. Тихо! Кончай горлопанить. Ордынец назвал нас бродягами. А, знаешь ли ты, князь, что среди нас, вольных людей, есть и познатнее тебя родом. За оскорбление вольных людей ты заслужил смерть. Братцы- атаманы! Как решите: жить ему или нет?
   Треня Щеголев. Братцы, пусть живет!
   Все. Любо!
   Федот- разбойник. Сметь ему! (Смотрит по сторонам). Пусть живет!
   Кудеяр. Пусть живет! Федот, оставь его, но с глазу не спускать.
   Джургай (отходит к Трене Щеголеву). Ты, атаман, вольный человек, мне нравишься. У тебя есть и ум и смелость. Ты заслужил золото, и ты его получишь. Я тебе заплачу двести золотых еще, если поможешь мне.
   Треня Щеголев. Бежать? Нет, ордынец, ты сначала заплати!
   Джургай (про себя). Дурак! (Поворачивается к разбойникам и кричит). Вольные люди! Сегодня, верный своему слову, я отправлю в улус джигита с грамотой, и вы получите свое золото. Но вы можете получить вдвое больше, если поможете мне сжечь и разорить отстраиваемый стрельцами городок Саратов! И все, что захватите в нем, будет Ваше!
   Кудеяр. Замолчи ордынец. Еще одно дело не сделал, а уже на второе договариваешься! Заплати сначала за свою жизнь, а уж потом об остальном толковать будем! Уведите его!
   Джургая уводят вместе с ордынцами.
   Кудеяр. А что братцы с мужиками делать будем?
   Треня Щеголев. Агарянам- крымчакам их продать! За них может по золотому дадут!
   Федот- разбойник. Отпустить! Негоже нам христианские души нехристям продавать!
   Треня Щеголев. Ну, как решите, так и будет.
   Кудеяр. Прав, Федот, не гоже своих басурманам продавать. Пусть идут на все четыре стороны. А кто захочет к нашему вольному сообществу пристать, пусть становится лихим разбойником. Любо Вам мое решение?
   Все. Любо!
   Кудеяр. А сейчас пить да гулять!
   Все. Любо! Ура!
   Треня Щеголев. Айда, ребята, к обозу! Вино да водка царская нас заждались, прокисают. Эх, жаль, девок нет. Гулять так, гулять!
  
   (Все уходят. Кудеяр один.)
  
   Кудеяр. Пошли гулять. Теперь перепьются как скоты. Эх, скинуть бы сейчас десяток лет. И силенка есть, и удаль да дерзость пока в сердце кипят, да не так как раньше. Старость подбирается. Души убиенные по ночам снятся. Сколько их! Спать стал плохо. Куда там, Спать стало страшно. Сна и темноты боюсь. Призраки вижу. Как мне теперь атаманом вольного казачества быть? Да и где она, былая вольница? Эти ли людишки подлые, вроде Треньки Щеголева, вольные казаки? Они и на Волгу-то бежали, чтобы грабить, пьянствовать да насильничать. Им воля, так жить как паукам без труда. Злы, жадны и ничего, даже страшного суда не боятся. А я-то кто? Мне ли их обличать? В юности грамоте в монастыре обучен был отменно. В Литву бежал, там науки изучал разные. Потом назад вернулся. И зачем же мне старец, наставник мой, на смертном одре открыл, что я царский сын и царевич Иван мой сводный брат. Да покойный мой батюшка царь-государь Иван Грозный сластолюбив был и до баб охотник большой. Неделю в Александровской Слободе с моей матерью забавлялся, а затем в монастырь сослал, где я родился.
   Ах, старец, старец! Будь проклят этот черный день в моей жизни. Вся жизнь рухнула. Огнем несправедливость мне душу обожгла: братцу моему все, а мне и матери келья да молитвы? Восстал я на венценосного злодея! Весь свет хотел перевернуть, справедливость в мире учинить. Подлецов карать, голодных кормить, слабых защищать. Я стал разбойником. Тридцать лет занимался грабежами и убийствами. Тридцать лет по Волге вольницу поднимал. А чего добился? Никого из злодеев не покарал, никого из голодных не накормил, никого из слабых не защитил. За то кровь лил, словно воду. ... Не пришло, видать, еще время хоругвь вольности на Руси водружать.
   (Появляется поп Василий.)
  
   Поп Василий. Что, атаман, душа утешения ищет и не находит?
   Кудеяр. Кто ты, старик?
   Поп Василий. Что тебе, атаман, имя мое? Не именем славен человек, но делами своими. Тебя атаман всюду знают, да не всюду любят. Вижу, блуждает твоя душа во мраке, истинного пути не находит, а он рядом.
   Кудеяр. Что тебе, поп, грехи мои? Поздно мне уже каяться!
   Поп Василий. А ты, атаман, от Бога-то не отворачивайся. Сказано в писании " не зови праведников к покаянию, но грешников". Вижу, настало время, атаман, и тебе о душе бессмертной подумать. Сказано: что пользы человеку, если и приобретет он весь мир, а душу свою потеряет?
   Кудеяр. А не боишься, поп, что я прикажу тебя повесить? Что мне одним грехом больше?
   Поп Василий. Не боюсь, атаман. Да и не сделаешь ты этого. А главное сказано: " не бойтесь убивающих тело, души же вашей не могущих убить". Жизнь моя в воле Господа.
   А по совести, я уже пожил, атаман. Мне смерть не тягость, а желанный гость.
   Кудеяр. Ну, садись, поп, поговорим. Вот говоришь, истина в Боге? А ведь лжешь, и знаешь, что лжешь и не веришь в то, что говоришь, а других все равно учишь.
   Поп Василий. Не прав ты, атаман. И ты разве знаешь, чему другому-то учить людей? В одном ты прав, на земле повсеместно встречаем убийства, прелюбодеяния, страсти, блуд, воровство, идолопоклонство, чародейство, яд, разбои, лжесвидетельства, лицемерие, двоедушие, коварство, надменность, подлость, самомнение, корысть, сквернословие, зависть, дерзость, высокомерие, чванство, которые привлекают гонителей добрых, ненавистников истины, друзей лжи.
   А от чего? От того, что о душе забыли. Тут за саблю бесполезно хвататься. Правда-то она с души каждого начинается. Если бы каждый заглянул себе в душу и спросил: а так ли я живу? По Божьему ли установлению? Чисты ли помыслы мои?
   Если бы каждый понял, что этот мир лишь испытание перед вечным царствием Божьим. Сказано: что каждый свяжет на земле, то и будет ему связано на небе, что разрешит себе на земле, то и разрешено ему на небе.
   Кудеяр. Но разве не сказано и другое: Нет человеку более блага, чем досыта есть и пить и радость получать от трудов своих?
   Так, где это благо-то? Я вот человек. И у меня должно быть и добро, и почет, и все, что душа пожелает. Но нет ничего! И пользуется этим другой! И отобрано все это было у меня, когда грудь мамки еще сосал. Так что же, причина тоже во мне самом, а враг пусть торжествует?
   Поп Василий. Не злобствуй попусту. Сказано: Любите врагов своих, благословляйте проклинающих вас, благоволите ненавидящих вас, молитесь за обижающих вас и гонящих вас". И признайся, атаман, если каждый так поступать будет, то не настанет ли царство справедливости, не будет ли это всеобщее братство? Но для этого каждый с себя начать должен, в самом себе разобраться, освободить свою душу от мирской скверны. Да и тебе ли, атаман, о несправедливости мира жалиться? Не сам ли ты эти несправедливости творил?
   Кудеяр. Да, я творил несправедливости. Но что мои несправедливости в сравнении с теми, что творил мой венценосный отец да с ним мой братец? Вот уж кто злодействовали, людей до смерти убивали, чужое добро грабили, девок и жен насильничали! Смириться, говоришь, надо, да возлюбить врагов своих. Так ведь было! Смирялись и благословляли. Вот покойный мой отец, царь Иван, Грозным прозванный за злодеяния свои, на кол невинного человека сажал, а тот ему кровавым ртом осанну пел: " Боже, царя храни!". Он своих же людишек на сковороде жарил заживо, а те сквозь муки Бога молят: "Жизнь наша ничто, лишь бы Государь- батюшка всегда был в здравии". Где?! В каком еще царстве можно найти такое смирение? И что? А ничего!
   И ты вот опять к смирению зовешь. Смиряйся! А куда еще дальше-то смиряться? Некуда дальше! Нет, поп, пусть это другие иностранцев своим сверхрабским смирением удивляют, а я при случае, осанну деспоту и тирану петь не буду. Я, говоришь, несправедливости творил. Творил. А как же мне по иному-то свой протест то несправедливости выразить.
   И разве на Руси не так, что каждого посмевшего ослушаться царя ждут два пути. Один на плаху как изменника. Второй в разбойники. Нету середины, нету! Царю в не настроении попался на глаза, и ты уже на плахе или в опале. И к народу-то взывать бесполезно. Темен и дик народ, с него три шкуры дерут, а он вопит с восторгом: " Да живет многие лета Государь Великий! Да погибнут его изменники!"
   Поп Василий. О прошлом государе Царе Иване Васильевиче Грозном, царство ему небесное, речь ведешь? Может быть и грешен он, да разве при нем не стали расцветать искусства? Разве не строились каменные грады? Разве на начали печатать святые книги и не приумножалась Божественная истина? Разве зело не увеличилось Царство Русское и не стало могущественнее? Разве не стали бояться и уважать его во всех землях и царствах? И разве не было на Руси порядка?
   Кудеяр. Да ведь и порядок был кровавый и на крови замешаны густо слава и могущество. На страхе и невежестве людском они держались.
   Поп Василий. И все же народ государя Ивана Васильевича хотя и прозвал Грозным, а и при жизни любил, и после смерти с уважением помнит. А умер он, так стон стоял по городам да весям. Кто, скажи, не рыдал: " Сиротинушки мы горемычные, бедные! Как же будем мы жить без отца родного нашего, без государя Великого!"
   А сейчас, слава Богу, государь на Руси человеколюбивый, доброты удивительной. Законность и порядок не страхом держатся, но любовью народной. А покойному царю Ивану Васильевичу ответ держать придется за свои злодеяния перед Господом одним. А и народ наш русский смирением не оскорбляй, деды наши и прадеды так жили в страхе и смирении, и детей своих и внуков воспитывали в страхе и в трепетном почитании державной власти. Русскому народу без царя нельзя, русский народ селен страхом, да верой в Бога да в Царя- батюшку. Отними у людей страх, и держава и старина-то рухнут. И весь народ придавят!
   Кудеяр. Врешь, поп! На невежестве держится в народе вера в царя-батюшку. Вот ты, поп, говоришь царю на том свете за грехи отвечать придется. Нет, не согласен я так долго ждать. Грешники за грехи должны на этом свете отвечать. При моей жизни, все кто меня обидел ответ свой дать должны. И со злом, что мне творили, я не утешением боролся, а мечом. И пока на Руси по родству и за мзду места на службе получают и сначала от службы воровством и вотчинами себя насыщают, затем родственников своих да свойственников обильно кормят, а уж третьим делом о благе Отечества пекутся, не пристало на Бога уповать.
   Нет, я только на себя могу надеется. И ничего, что народ пока молчит. Он уже ропщет. И страшен он будет, когда пробудится и придет в движение. И горе тогда царствующим на Руси. Народное проклятие и есть печать Божьего гнева. И пусть не обманывают царей хвалебные песнопения и молебны им при жизни. Можно заставить страхом молчать современников. Но потомков-то никто силой молчать не заставит. А суд потомков и есть высший Суд! И он всем нам свой приговор вынесет! Суд такой будет. Я верю.
   Поп Василий. Жаль мне тебя, атаман, в заблуждении твоем. Сгинешь ты бесславно, и никто о тебе доброго слова не скажет. Так и останешься в памяти потомков только разбойником.
   Кудеяр. Врешь, Узень! Врешь! Меня люди помнить будут. А вот тебя, Узень, забудут, хотя и замолил ты видно, в монастырских кельях все свои грехи и таким благочестивым стал, что хоть в святые записывай да иконы пиши! Жизнь твоя, Узень, лучше бы могла сложиться. Прощай, пора мне идти.
   Поп Василий. Узнал? Я думал, что не узнаешь. Столько лет прошло. Ну, иди, гуляй на воле, тебя вон твои молодцы ждут.
   Кудеяр. Узнал Узень. Я тебя сразу узнал. Помнишь, как мы с тобой правду -то вольницей на Дону и на Волге искали? Только я думал, что тебя стрельцы воевод Васьки Хрущова да Данилы Челканова казнили. А ты, видимо, выжил, да грехи замаливать подался. Мне, Узень, замаливать-то нечего. И иду я не к Треньке Щеголеву и его ватажной братии. Я сегодня решил в Сибирь пойду. Хочу перед смертью на могилы истинных птенцов своих взглянуть, обретших бессмертие, лихих волжских атаманов: Никиты Папа, Якова Михайлова. Там же и могила Ивана Кольцо, помнишь его? Там же могила и новопоставленного князя Сибирского Ермака Тимофеева. В Сибири рабства нет. В Сибири свободным, может быть, и в грехах покаюсь и с молитвой помру. Прощай, и не поминай лихом.
   Поп Василий. Помню. Всех помню, И обо всех слышал. И завидую тебе. Прощай, мир с тобой, атаман. И Бог тебе судия. Я буду молиться о твоей душе, Кудеяр.
  
   (Кудеяр уходит. Выходит мамка.)
  
  
   Явление шестое
  
   Мамка. Батюшка, кто это с тобой был? Свирепый и больной такой.
   Поп Василий. Это был Кудеяр.
   Мамка. Свят, свят, свят (крестится). А правду говорят, что он царского роду?
   Поп Василий: Правда. ( Спохватившись) Но я тебе этого не говорил, поняла, а то язык отрежут.
   Мамка. Свят, свят, свят (крестится) Поняла. Нема как рыба. Идем. Нас сотник Ляпунов ждет. Он с Иваном лошадей достал. За балкой они нас ждут. Боятся, что разбойники заметят и лошадей отберут. Ох, что я скажу князю-то о дочери.
  
  
  

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Сцена первая

  
   Явление первое
  
   (Большая приказная изба. Из окна вид на стройку стены, разбросаны бревна, слышится стук топоров. Появляется князь Засеки и стрелецкий голова Туров.)
  
   Засекин. Медленно, медленно, боярин, работа в городе идет. Уже полтора месяца прошло, как 2 июля отец Василий торжественный молебен отслужил по закладке города, а что сделано?
   Я гляжу стены города с двух сторон не уложены, надолбы на других не поставлены. Люди твои, боярин, ленятся, а не пристало так им царскую службу нести. Я отпишу об этом в казанский приказ дьяку Щелкалову и дьяку Битяговскому.
   Туров. Обидные и несправедливые слова говоришь, князь. Вспомни, много ли у меня народу было, когда ты в Царицын к воеводе Троекурову уехал. Обещал, ты князь, что полсотни охотников с сотником Капустой прибудут, а где они? Разбежались по домам. Заново указ выдан их по деревням да городам собирать. Из пятидесяти человек пока доставлено на Саратов только десять, правда, с пожитками да семьями. Эти не убегут.
   А стрельцы мои и лес рубят и возят и стены кладут. А твои князь пушкари, затинщики и воротники городской работы не делают, да надсмехаются над моими стрельцами. А старым стрельцам государство жалованье денежное не выплачено. Ропот среди них, кабы бунта не было.
   Засекин. Не гоже, Федор Михайлович, виноватых на стороне искать. Пока меня не было, ты первое лицо в городе. Тебе и за порядок отвечать. Разве не знаешь ты, что государево жалованье шестьсот рублей для служилых людей на Саратове, и порох, и пищали, и мука, и рожь, и овес все разворовали и пограбили ордынцы, а затем разбойники атаманов Кудеяра да Треньки Щеголева. Велено мной было это государево имущество полностью сыскать. Отвечай же, сколько государева имущества было сыскано?
   Туров. Стрельцов на поиски разбойников, я, воевода, князь Григорий Осипович, по твоему приказу выслал не мешкая. Да сам знаешь пороху у них мало было, а пищали частью поломаны. Однако сотник мой Иван Бироев да казачий атаман Афонька Губарев в поход выступили и разбойный стан Треньки Щеголева нашли, а воровских людишек его, что обнаружили, побили, и имущество государево, как-то пищали, порох, муку, овес, рожь и прочее барахло почти все отобрали. А вот серебряные деньги воровской шайкой увезены и где находятся не известно. Однако люди Ивана Бироева вызнали доподлинно, что часть шайки Треньки Щеголева ушла из наших мест то ли на Дон, то ли на Яик, и что увезли они важного ордынского князя, которого держат на выкуп, а оставили в воровском стане только человек пятнадцать, что и были пойманы и казнены. Дочери твоей князь, Наталии Григорьевны среди разбойников не имеется, как- то отец Василий и говорил.
   Засекин. Хорошо еще, что кормовое довольствие найдено, А то люди разбегаться бы от голоду начали.
   Туров. Надо бы нам, воевода, меньше обид друг другу чинить. Оба мы на государевой службе. А если хочешь, чтобы острог нами был к зиме построен, то надо, чтобы и твои затинщики, и пушкари, и воротники не только себе дома, но и стены возводили, и другие городовые работы выполняли. А ты их на рыбную ловлю, на охоту, да на бортничество отправлял, а стрельцы мои ропщут. Обещано им было, что с ближайших деревень и сел к ним посохи на строительство приведены будут, а крестьян нет. А тех, кои пришли, ты сам отпусти и они на городовых работах не работают. Ежели ответ о том мне, воевода не дашь, то я в Казанский приказ отпишу.
   Засекин. Не серчай, Федор Михайлович, может что и грубо сказал. Воротников, затинщиков да пушкарей не трогай. Народу у тебя хоть и немного, но хватает, а в городе и другие работы делать надо. Вот церковь святую возводить надо. Хотя и не твоего это дело, чтобы воеводе выговаривать, однако на твой вопрос я ответил. А вот ты как объяснишь, что в мое отсутствие двух казаков Тришку Федорова да Федьку Герасимова по грамоте боярского сына Михайлы Труфанова с Саратова отпустил? Разве не сказывали они тебе, что Труфанов их ложно в самовольном уходе с жеребья своего обвинил, а ушли они служить не самовольно, а с отказом, оставив вместо себя работников?
   Туров. Сказывали воевода. Только как же я этим крестьянам верить буду, а служилому человеку нет, да еще и царскую грамоту не исполнять?
   Засекин. Дуришь, голова. Не на гулянье мы с тобой сюда на Волгу пришли и не на год городок наш Саратов ставим. А если по таким грамотам начнем стрельцов да казаков выдавать, то или всех раздадим, либо многие разбегутся. А кто в осаде в городе сидеть будет, когда орда придет? Кто отпор недругам земли Русской даст? Кто службу в Диком поле нести будет? То-то. Потому, ежели доподлинно побега не установлено, ни одного человека с Саратова не выдавать. А сейчас распорядись, чтобы сотник Ляпунов ко мне пришел, да мамку Евпраксею пусть покличат, да отца Василия. О дочери говорить буду.
   Туров. Еще дело есть. Перед отъездом в Царицын, приказал ты мне в стрелецкой слободе поставить на постой двух детей боярских Михаила Титова и Алексея Носкова. Определил я их в дома Стрельцов Ивана Семенова да Луки Богданова. Да терпят мои стрельцы от них обиды. Свои дома дети боярские ставить не спешат, а у стрельцов женки молодые, задорные, а потому Иван Семенов и Лука Богданов в караульную службу ходят неохотно да челом бьют с постоя этих детей боярских проводить. А ставить мне их на постой больше не к кому. А стрельцы мои ропщут. Сказывают, боярский сын Михайлов Титов к жонке стрельца Ивана Семенова приставал и насильничать хотел. Надо этим детям боярским землю под дома отвести, а то кабы худа не вышло, и нам за Михайла Титова отвечать бы не пришлось.
   Засекин. Вели этим детям боярским дома свои ставить, где мной указано будет, без промедления. А не поставят домов через месяц, то с постоя их свести и определить на постой к бобылям, будут знать как на чужих жонок заглядываться. Слышь, Федор Михайлович, ты мне жонку-то Ивана Семенова покажи, есть у меня охота на нее поглядеть.
   Туров. Понятно. Жонка у стрельца моего знатная, Григорий Осипович, да уж очень муженек ревнив. Еще воевода решить надо. На старом казацком займище сторожевом Васька Парфенов да Федька Сафонов мед ставят да корчму делают. Нехорошо это.
   Засекин. А ты, голова, не знаешь, что делать?
   Туров. Так меня сотник Ляпунов да атаман Афонька Губарев слушать не стали, а кричали, что поставили де мед с твоего, воевода, приказу и не мое де это дело у казаков порядки наводить. А казаки мед пьют и допьяна напиваются. А атаман казацкий Никита Болдырев напился того меду допьяна и учинил обиду большую торговому человеку Григорию Кулеватину, приказчику именитых купцов Строгановых, что соль да железо к нам на Саратов привез. Лицо Кулеватину в кровь разбил, а потом выстрелил в него из пищали, испугал сильно и одежду на нем повредил. Здесь, воевода, как быть прикажешь?
   Засекин. Мед у казаков Васьки Парфенова и Федьки Сафонова сегодня же отобрать и ко мне во двор доставить, и корчму делать на казацкой слободе строго настрого запретить. Микиту же Болдырева под стражу взять и в острог на три дня посадить, а торговому человеку Кулеватину за бесчестье выдать из имущества Микиты Болдырева три рубля, да велеть сказать, чтобы обиды не держал и о том именитым купцам Строгановым не сказывал, что де обидчика его мы сами наказали.
   Туров. Хорошо, а еще воевода, будут к нам крестьяне на строительство, али нет?
   Засекин. Посохов, Федор Михайлович, не будет. Сам знаешь, места глухие. А тех, что привели, отпустил я потому, что иначе они землю не вспашут, да урожай не уберут. А чем нам с тобой зиму жить, да и сами крестьяне от голоду уйдут, понимать надо. Давай уж своими служилыми людьми управляться. Да и казакам и стрельцам землю пахать и огороды сажать не запрещай и препона в этом ни чини.
   Туров. Понятно. Исполню, как сказано. Сотник Ляпунов уже ждет. А за мамкой мной было послано.

Появляется сотник Ляпунов

   Ляпунов. Желаю здравствовать князь- воевода!
   Засекин. Ответь-ка мне, сотник, дворянин Прокопий Петрович, как ты государево имущество с обозом стерег и оберегал и как мою дочь, Наталью Григорьевну, в полон, на поругание, отдал?
   Ляпунов. Виноват, князь- воевода. Я уже рассказывал.
   Засекин. А скажи еще сотник Ляпунов, как ты на казацкой слободе корчму устроил и стрелецкого голову боярина Федора Михайловича лаял?
   Ляпунов. Смилуйся, князь- воевода, Да разве не твое веление я исполнял? А боярина Федора Михайловича я не ругал, а только объяснил ему, что корчма де ваша, воеводская.
   Засекин. Потому как ты, дворянин Прокопий Ляпунов, государеву службу несешь с небрежением и забыл кто ты есть и по какой опальной грамоте на Саратов выслан, то лишаю я тебя сотницкой власти. Примешь ты, Прокопий Ляпунов, под командование полсотни казаков атамана Микиты Болдырева, покуда он в остроге три дня сидеть будет, а потом будешь служить у него в товарищах. А теперь возьми своих трех казаков да со стрелецким сотником Иваном Бироевым весь тот мед до последней бадьи доставить ко мне во двор. Ступай!
   Туров. Круто, ты, Григорий Осипович, с ним. А ведь род Ляпуновых, знатных дворян Рязанских, и государю известен. Вдруг его снова к двору приблизят? Опасно.
   Засекин. Опальный он дворянин. Против государя бунт учинил, боярина Годунова ложно в отравлении государя обвинил, за что бит батогами и в яме сидел. Сам видел, как он со мной говорил, колени не преклонил, а ровня ли он мне? То-то. Впрочем, сотницкую власть ему через три дня верну.
  
   (Появляется мамка. Падает в ноги.)
  
   Явление второе
  
   Мамка. Здравствуй, государь, воевода- батюшка. Ой, горе мне несчастной сиротинушке. Не уберегли голубицу невинную, твою доченьку кровиночку, дитя твое любимое.
   Засекин. Хватит причитать попусту. Знай, мамка Евпраксея, что за то, что в злой беде бросила мою дочь на попечение тебе врученную, недоволен я тобой и отправишься ты в скором времени в деревню, которую я тебе укажу и в которой будешь жить, чтобы глаза мои тебя не видели.
   Мамка. Смилуйся, государь - батюшка, пожалей рабу несчастную! Невиновата я, видит Бог, ни перед тобой, ни перед голубкой нашей Натальей Григорьевной! Смилуйся, государь- батюшка!
   Засекин. Пошла вон, старая, мешаешь мне.
  
   (Мамка с плачем удаляется. Появляется поп Василий)
  
   Явление третье
  
   Поп Василий. Воеводе Григорию Осиповичу и стрелецкому голове Федору Михайловичу желаю здравствовать и благополучия.
   Засекин. Здравствуй, отец Василий.(Туров и Засекин подходят под благословение).
   Туров. Здравствуй, батюшка.
   Поп Василий. Сейчас видел заплаканную мамку Евпраксею. Чаю выговорили вы ей, воевода, несомненно, справедливо, но сурово, а Бог нас всех к милосердию призывает.
   Засекин. Батюшка, не будем отвлекать Бога нашего от более серьезных дел, а с мамкой Евпраксеей я уж сам, как- нибудь, разберусь.
   Поп Василий. Шел я к вам, воеводы, с радостью великой. Услышал Господь мои молитвы неустанные. Получен вчера мной царская грамота и благословенная грамота преосвященного митрополита Казанского на наши челобитные о строительстве на городе Саратове ружной божьей церкви " Во имя Казанской божьей матери". Высылаются к нам из Казани вся церковная утварь, книги священные и с церковными уставами и правилами. А еще митрополит высылает нам в дар из своей ризницы зело чудно написанную икону "Образ Спасителя" и рукописное священное Евангелие. Мне же, богомольцу его, наказано митрополитом быть в тоей церкви ружной попом. В память же о молебне, что нами был отслужен на закладе города, сделана мной надпись собственноручно на святом Евангелии для памяти и своей и потомков: "лета 7098 месяца июля во второй день на память положения пояса Пречистыя Богородицы приехал князь Григорий Осипович Засекин да Федор Михайлович Туров на заклад города Саратова ставити". А об освящении церкви и антиминсе велено сообщить мне преосвященному митрополиту своевременно.
   Засекин. Радостную весть ты принес нам, отец Василий, но только со строительством церкви подождать немного надо.
   Поп Василий. Как подождать, не ты ли, князь, обещал мне помощь в строительстве новой церкви, не ты ли говорил, что без Церкви село не село, а деревня, а о городе-то и говорить грех.
   Засекин. Обещал, отец Василий. Но сам видишь, людей нет. Церковь ружная и строить и содержать из государевых доходов надо, а сам знаешь, казна пуста, служилым людям жалованье платить нечем.
   По городам да деревням ездят мои люди и по государеву указу набирают людишек на службу в стрельцы да казаки на Саратов и себе в приказы отписывают. И хотя государем всем служилым людям на Саратове льгота по всем тягловым платежам выдана на пять лет, неохотно люди вербуются. Да не всех то еще и писать велено, а лишь захребетников: от отцов детей, от дядьев племянников, от братьев- братьев, а тягловых крестьян с их жеребья и с пашни записывать не велено, чтобы обжитые места в запустение не приходили. Время суровое, места здесь дикие, опасные, мало, ох, мало новых служилых людей на Саратов прибыло. Вон из завербованных на службу покойным сотником Филимоном Капустой двадцать человек подались в шайку Треньки Щеголева и ушли с ним на Дон. Скоро зима, а стены в городе как надо не возведены, острог не срублен. Ордынцы нападут, как оборону держать? А ведь надо и сторожевую службу нести и караваны по Волге оборонять.
   Туров. Повременить бы надо с церковью. С Острогом управимся тогда миром и церковь поставим.
   Поп Василий. Все это мне ведомо, воеводы. Но ведомо мне и другое. Люди наши по слову живому соскучились. Куда казакам, да стрельцам да посадским жителям в праздник пойти? Где речи умные да наставления о законах божьих услышать? Где душу от скверны очистить и в грехах покаяться? Некуда и негде. А что это значит? Это значит, что скверна среди людей множится. Пьянство, разврат, вымогательство и другие грехи поражают людей в слободах как ржа железо. Вот на старой казацкой сторожевой слободе, построенной еще воеводой Пронским - Щемякой, казаки корчму открыли, люди напиваются и до крови дерутся.
   А в день рождества великого Ивана Предтечи, да в день Богоявления, да в день Святой Троицы многие людишки в слободах песни сатанинские пели, игрища позорные устраивали и плясания. Вера в людях может пошатнуться. А презревшие закон Божеский, будут ли земным царским законам да твоим, воевода распоряжениям подчиняться?
   С огнем, воевода, шутите!
   Засекин. Да будем, отец Василий, храм божий строить.
   Туров. Из Воронежу пишут, что был де тот город черкесами да низовскими казаками захвачен и сожжен. Поостеречься нам с воеводой указано. Ох, не вовремя с церковью дело затеяно. Но, да и с отцом Василием я согласен, церковь строить надо.
   Засекин. Ну да уж ладно. Распоряжусь на строительство церкви всех своих воротников, пушкарей и затинщиков отряжу и двух плотников им выделю.
   Поп Василий. Князь- воевода, надо позаботиться, чтобы церковь наша стояла в остроге в лучшем месте пристойно, вызывая у людей благоговение и трепет. Кроме этого прошу я выделить мне на нужды церкви на луговой стороне Волги триста четей земли. Пасеку мне бы завести надо, а то кутью варить из чего? Да и под покос, скотину думаю завести, чтобы было чем нищих да убогих кормить.
   Засекин. Про нищих, это бы хорошо придумал.
   Туров. Надо бы по царскому указу и детям боярским по двести четей земли выделить в надел, чтобы могли они землю распахать, сенокосы расчистить, дворы построить и крестьян позвать.
   Засекин. Надо, Федор Михайлович.
   Поп Василий. Доброе и нужное дело вы сделаете, воеводы.
   Засекин. А о моей дочери, отец Василий, больше ничего не слышно?
   Поп Василий. Что знал, то еще в июне рассказал тебе воевода. Молюсь я денно и нощно за невинную душу голубицы нашей Натальи Григорьевны. Бог милостив, может и вернется она во здравии и благополучии.
   Засекин. Слышал, отец Василий, что сын твой, Ивашка, в казаках в сотне Микиты Болдырева служит? Сказывают, грамотен он?
   Поп Василий: Грамотен. Только, воевода, освободи меня от разговоров о нем, Богом прошу, освободи. Не тереби рану в душе. Пойду я, воеводы.
  
   (Уходит.)
  
   Туров. Сын его, Ивашка Васильев, против отцовской воли в казаки записался у Прокопия Ляпунова. Парень он молод, но зело сметлив.
   Засекин. Мне такого в приказную избу надобно: грамоты писать, челобитные, указы читать и прочие бумажные дела вести. Вызови его ко мне. Будет здесь служить. А в казаки на его место пусть другого запишут. Да скажи, чтобы жалованье полученное, сотник Микита Болдырев с него не взыскивал, а то я его снова в острог засажу.
  
  
  -- Сцена вторая
  
   (Та же изба, за столом Засекин и Туров.)
  
   Явление первое
  
  
   Засекин. А что, Федор Михайлович, казаки-то неплохой мед ставили.
   Туров. Отменный мед. Ядреный. Я такого и в своей Ярославской вотчине не пивал.
   Засекин. А что, Федор Михайлович, если твоим стрельцам тихо по бортничьим вотчинкам проехаться и в зиму еще медку кадушек двадцать- тридцать поставить?
   Туров. Можно. Только тихо мои ребята сделать не сумеют. Народ все темный, грубый. Бортники с челобитными придут жаловаться. Как бы из-за этого в опалу не попасть.
   Засекин. А ты стрельцов-то не распускай. В узде держи. Жаловаться бортники ко мне, воеводе, придут. Так что бояться-то нечего. А без меда-то зимой здесь, ох, туго будет. Волками выть будем.
   Туров. Есть у меня, Григорий Осипович, ребята надежные (смеется). А, знаешь ли, Григорий Осипович, отец Василий-то вчера после медовухи до молебного дома своего не дошел, а у двора и уснул на земле. Благо ночи еще теплые. Жонка пушкаря Озерова сегодня утром скотину выгонять стала, ну, батюшку-то и увидала. Она, с дуру, решила, что с батюшкой плохо, заголосила. Отец Василий в себя пришел, голову от земли поднял и сказал: "Эко же и вредная ты, баба, какая, честных людей в такую рань будишь". И снова лег спать на землю.
   Засекин (смеется). Следующий раз надо с ним кого- нибудь из людей дворовых посылать. И еще, ты стрельца Ивана Семенова в службу куда-нибудь на недельки две отошли. Чего ему около молодой женки-то отираться?
   Туров (смеется). Хорошо. Дозором до Аткарска отправлю.

Появляется Иван Васильев.

   Иван. Звал, батюшка- воевода?
   Засекин. Звал, казак Иван Васильев. Слышал я, что грамоте зело умеешь.
   Иван. Разумею грамоте. Читать могу. И писать.
   Засекин. Хорошо. Будешь служить при мне в приказной избе. Жалованье будешь получать пять рублей в год, а как поставят в Казанском приказе подьячим, жалованье будешь получать вдвое.
   Иван. Благодарствую, воевода. Только прошу оставить меня на службе в казаках. Я уже и привык.
   Засекин. Царская служба такова, что Государь укажет, то и исполнять следует, а не своевольничать. Поэтому с завтрашнего дня выходи в приказную избу. Жить будешь у меня в доме со служилыми людишками, пока избу не справишь. Понятно, казак Иван Васильев?
   Иван. Слушаюсь, воевода- батюшка. Как прикажете.
   Засекин. А сейчас нам грамоту на Москву написать надобно. Иди к столу, бери бумагу, чернила и пиши. Поживее. Поживее. Готов?
   Иван. Готов.
   Засекин (диктует). Государю и Великому князю Федору Иоанновичу всея Руси холоп твой челом бьет.
   Туров. Аккуратнее пиши, без помарок. Государю самому пишешь. Понимать надо.
   Засекин. Велено мне, государь, холопу твоему город Саратов ставить и острог делать. Город, Государь, почти срублен, но острог не сделан. Башни пока не срублены, ров не копан и надолбы не поставлены. А без работников и плотников этой работы здесь делать некому. А казаки, государь, и стрельцы, и пушкари, и затинщики города крыть и тайники делать не умеют, да башен рубить тоже не умеют. По твоему указу, государь, наказал я казакам да стрельцам лес рубить, бревна таскать и в город возить. И все, государь, казаки, и стрельцы в тоей, государь, грамоте сказали, что мы де готовы все государевы дела честно делать, но город крыть и тайники делать без плотников не умеют. По сему велено будет, государь, направить к нам на Саратов пять плотников да одного кузнеца. На Саратове, государь, за все лето ни одного плотника не прибавилось, а кузнеца-то и совсем нет и поломанные пушки и пищали чинить некому. И о том государь как укажешь?
   По твоему же, государь, указу велено нам на Саратове церковь божью ружную ставить, а не указано, государь, какова руга и с каких доходов твоих ее священнику выдавать. Поп ружной церкви той, Василий Иванов, для нужд де церковных просит выделить надел земельный на луговой стороне Волги в триста четей. И о том, государь, как укажешь?
   А еще, государь, появился в твоих землях разбойник Тренька Щеголев со товарищи. И тот Тренька Щеголев твой государев обоз, что с сотником Капустой по твоему, государь, указу на Саратов послан был, пограбил, а сотник твой Капуста ордынцами до смерти убит. И о том мы, государь, писали. А того Треньку Щеголева мы ловили и твое, государь, добро сыскали. И сысканы нами порох, пищали, мука и другое добро, а денежная казана, государь, не сыскана. И теперь, государь, твоего жалованья служилым людям на Саратове платить нечем. И о том, государь, мне, холопу твоему, как укажешь?
   Записал? Давай подпишу.
   (Подписывает.)
   Засекин. Федор Михайлович, надобно бы моей печатью скрепить и завтра с утра с подорожной отправить.
   Туров: Отправлю, воевода.
   (Появляется Ляпунов.)
  
   Явление второе
  
   Туров. Чего тебе, Прокопий Петрович?
   Ляпунов. С новостью я. Сейчас из Самары караван торговый Волгой прибыл. Соль, муку, железо, порох привезли.
   Засекин. О том караване мне уже ведомо.
   Ляпунов. С этим караваном с сотником Астраханским сыном боярским Фролом Скобеевым дочь твоя привезена.
   Засекин. Какая дочь?
   Ляпунов. Ваша дочь, Наталья Григорьевна. Жива она и здорова. И еще прибыл на Саратов с караваном ученый немец с грамотой от самого государя. Говорит, по царскому де Указу, земли по Волге рисовать будет.
  
  
   ДЕИСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  --
  -- Сцена первая
   (Дом воеводы, стол, лавка, скамья. Засекин и мамка Евпраксея.)
  
   Явление первое
  
   Засекин. Ну, что дочь?
   Мамка. Отдохнула с дороги. Снова весела, и всем довольна, воевода- батюшка.
   Засекин. Скажи ей, что отец ждет, говорить хочет.
   Мамка. Слушаюсь, воевода- батюшка.
   Засекин. Иван, иди сюда!
   Иван. Тут я, батюшка!
   Засекин. Что это за бумаги, что ты мне вчера оставил?
   Иван. Вами еще не просмотренные и не решенные. Как вы третьего дня приказали.
   Засекин. Тут царский указ по челобитной боярского сына Фрола Скобеева о том, что казаки на Саратове братья Пяткины де беглые его крестьяне и что де стрелец Иван Невзоров тоже его беглый крестьянин. Суд по указу чинить буду. Вызови в приказную избу сына боярского Скобеева, да братьев Пяткиных, да Ивана Невзорова. Еще скажи сотнику Ивану Бироеву, чтобы прислал туда десяток стрельцов для порядку. Иди.
   Иван Васильев уходит. Появляется мамка Евпраксея
   Засекин. Евпраксея, где дочь?
  
   (Появляется Наталья Засекина.)
  
   Явление второе
  
   Наталья Засекина. Доброго вам здоровья, батюшка.
   Засекин. Подойди-ка сюда, дочь моя. Вроде бы похудела ты?
   Наталья Засекина. Сердито как вы говорите со мной, батюшка, что пугаюсь я.
   Засекин. Чего отца-то бояться? Или вина, какая передо мной есть? Говори, грех от отца правду скрывать.
   Наталья Засекина. Что вы, батюшка, нет у меня тайн и вины перед вами.
   Засекин. Вот и хорошо. Расскажи-ка мне, что с тобой было. У кого жила, как худа сумела избежать. Кого мне за тебя благодарить да одаривать надо?
   Наталья Засекина. По твоему, батюшка, желанию выехала я с мамкой и обозом и долго мы ехали, а тут напали на нас злые ордынцы. Сотника Капусту изрубили досмерти. Я так испугалась Ничего и не помню.
   А потом князь ордынский Хазбулат увез меня насильно в свой улус. Там отдохнула я. А через месяц решил князь Хазбулат в Москву к государю на службу поступить. В Самаре он узнал, что на Саратов караван торговых судов идет. Поручил меня охранять Фролу Скобееву. С ним я и добралась до Саратова, батюшка.
   Засекин. Кто этот князь Хазбулат? Он из Касимовских царей?
   Наталья Засекина. Не знаю, батюшка, но род его знатен и богат. Сам князь благороден, умен, красив и силен. Более славных рыцарей, батюшка, я не видела.
   Засекин. Много ты рыцарей видела! Вижу, понравился тебе этот ордынский князь.
   Наталья Засекина. Батюшка, я ему также люба. Князь обещался сватов прислать.
   Засекин. Сватов? Ну. А ты согласна? Не говори ничего. Вижу и так, что согласна. Только ведь, он другой веры, басурманской. Нехристь он.
   Наталья Засекина. Князь Хазбулат сказал, что православную христианскую веру примет, коль на службу к московскому царю поступает. Батюшка, люблю я его.
   Засекин. Ишь, чего выдумала. Ступай, ступай! (дочь уходит вместе с мамкой)
   Задала ты мне дочь задачку, как ее решить теперь ума не приложу.
   (Появляется Туров.)
  
   Явление третье
  
   Засекин. Хорошо, что ты, Федор Михайлович, пришел. Дело у меня к тебе есть. Ты, выслушай меня сначала до конца, а потом уж совет давай.
   Туров. Всегда готов тебе, воевода услужить.
   Засекин. Прошлым годом на Царицыне князь Троекуров интересовался моей дочерью Натальей. Как я потом узнал, с ним его родственник князь Данила Шереметьев. Видать захотел он его женить да мою дочь Наталью за него сосватать. Вот и позвал я сюда дочь, чтобы отправить погостить в Астрахань к тетке моей, да и между делом невесту показать и про свадьбу все решить. Да только пока ничего понять не могу, серьезно ли у князя намерение или нет.
   Туров. Григорий Осипович, так вы сговорились?
   Засекин. То-то и дело что князь напрямую не говорил, а все вокруг да около, намеками.
   Туров. Да, непростое дело. Породниться с родом Шереметьевых неплохо. Знатный старинный московский род, ведущий родословную еще от Рюрика.
   Засекин. Род-то старинный, но в опале. Мне второй раз не годится ошибаться. Бес меня попутал тогда в Москве с первосвященным митрополитом Дионисией да Шуйскими и их сторонниками царицу Ирину с государем развести якоже бездетную. (в сторону) И ведь знал, что ранее сам грозный царь Иван Васильевич невестку обесчестил, а сына с ней не сумел поссорить. ( Турову) Вот и обретаюсь, который год на службе по окраинам и конца не видно и в Москву не зовут. (в сторону) Конечно, царь Федор Иоаннович, дай Бог ему многие лета, здоровьем слаб, и сколько еще царствовать будет, неизвестно, а в Угличе на уделе своем другой сын Царя Ивана живет - Дмитрий. И хотя объявлен он приисками боярина Бориса Годунова на патриарха Иова, друга Борисова, незаконнорожденным, а все другого наследника престола нет. Верные люди мне рассказывали, как царский отпрыск Дмитрий зимой развлекался. Построил снежных болванов, а затем стал головы рубить, говоря, что так поступит с Годуновым и близкими его боярами. Вот сынок, нравом весь в отца растет. ( Турову) Ближайший советник Государя боярин Борис Годунов, наш правитель, сейчас у власти крепок как никогда. А главное и царица наша Ирина, слава Богу, на сносях. Бог даст, как мальчика наследника родит? Вот голова-то и пухнет от всяких мыслей.
   Туров. Так погоди выдавать дочь. Скажи, молода еще она.
   Засекин. Не о том речь. Наташка сказывала мне сейчас, что ордынский князь Хазбулат ее сватать хочет.
   Туров. Не выдавай. Грех в чужой закон отдавать, пожалей дочь.
   Засекин. Да погоди ты. Люб он дочери. И потом закон он наш примет. И на службу к государю поступит.
   Туров. Ну, так выдавай за него.
   Засекин. А как князь Троекуров обидится?
   Туров. Ну. Так не выдавай за него.
   Засекин. Молебен, какой заказать да отстоять: может Бог чему надоумит? А не знаешь ли ты, часом, у нас здесь ворожеи какой или колдуна? Мне погадать бы не мешало.
   Туров. Как нет, есть.
   Засекин. Их бы сюда тайно позвать, или самому к ним сходить ночью...

Появляется Иван Васильев

   Иван. В приказной избе все на суд собрались.
   Засекин. Вот так каждый день. До нужного дела руки не доходят. Иду, иду!
  
  --
  -- ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  
   Сцена первая
   (Приказная Изба.)
  
   Явление первое
  
   (Туров, Засекин, Иван Васильев за столом. Фрол Скобеев, казаки, братья Пяткины, атаман Никита Болдырев, сотник Иван Бироев, сотник Ляпунов.)
  
   Засекин. Властью, данной мне Государем и царем Федором Иоанновичем для воцарения правды и закона, суд свой вершить буду. Докладывай Иван. Слушаем.
   Иван. Подана сыном боярским Фролом Скобеевым царская грамота с указом, что де в прошлом годе из отчины его сына боярского Фрола Скобеева без позволения и без отказу самовольно де выехали в Сарысайское сторожевое казацкое займище его тягловые крестьяне Пров Пяткин и Иван Пяткин. А поговорил де их выехать на Сарысайское сторожевое казацкое займище их брат родной Семен Пяткин, который де бежал из его, Фрола Скобеева отчины в заповедный 7095 год. А на жеребье де их, братьев Пяткиных и на дворах людей вместо них не осталось и дворы те в запустение пришли и де тот сын Боярский Фрол Скобеев государевы пошлины и налоги и с пашни и с усадьбы платит с пуста. А потому велено тех братьев на Сарысайском казацком сторожевом займище сыскав и, де, если все подтверждено будет, со службы отпустить и отдать в вотчину того сына боярского Фрола Скобеева, где кто де из них ранее живал.
   Засекин. Подлинно ли тут все правда написана сын Боярский, Фрол Скобеев?
   Фрол Скобеев. Все, правда, батюшка- воевода. Вели по цареву указу моих крестьян братьев Пяткиных со службы отпустить и в мою деревню отправить, потому, как землю там пахать некому.
   Засекин. А ты что скажешь, казак Семен Пяткин?
   Семен Пяткин. Смилуйся, отец- воевода. Подана та грамота ложно. Я действительно с братьями да отцом с матерью жил за сыном боярским Фролом Скобеевым. В лето 7095 повез я в посад овес на продажу и встретил там атамана Микиту Болдырева с товарищами. Они уговорили меня ехать в селенье Сарысай на сторожевое казацкое займище, где и записали меня на службу в казаки. А как по прошлому году узнал я, что царским де Указом велено собирать на строительство нового городка охотников, то отпустил меня атаман Микита Болдырев за моими братьями. И тогда привез я в казацкую слободу моего брата Прова Пяткина с семьей и всем хозяйством и брата Ивана Пяткина. А на жеребье нашем в деревне за Фролом Скобеевым крестьяне остались и двор наш не в запустении. Проживает в нем отец наш Фрол Пяткин и племянник Петро Ряскин, и они же пашню пашут и тягло платят.
   Засекин. Пров Пяткин, верно ли сказывал Семен?
   Пров Пяткин. Истинно так, батюшка воевода.
   Засекин. А ты что скажешь, Иван Пяткин?
   Иван Пяткин. Истинно так, батюшка- воевода.
   Засекин. Готовы ли Вы на том крест целовать?
   Пяткины. Готовы.
   Фрол Скобеев. Позволь слово молвить, князь- воевода. На жеребье их в деревне никого нет. Петро Ряскин еще малец и сам пашню пахать не может, а отец их, Фрол Пяткин, занемог и еще в прошлом годе. А потому этой весной пашня не пахана и рожь не сеяна.
   Засекин. А ты, что скажешь, атаман Микита Болдырев?
   Микита Болдырев. А то скажу, воевода, что Семен Пяткин наш старый казак и службу несет исправно. Братья его записаны в мою сотню, выдано жалованье сполна. Пров Пяткин дом поставил справный добротный, а брат Иван у него на постое, потому как не женат. А там, воевода, как ты да Бог рассудит.
   Засекин. А ты что скажешь, Прокопий Петрович?
   Ляпунов. А то скажу, воевода, что казаков со службы надо отпускать, потому, как самовольно уехали со своего жеребья без отказу.
   Засекин. А ты, что скажешь, голова?
   Туров. Указ царский исполнять следует, но и помнить надо, что ты мне говорил. Кому в городе Саратове в осаде сидеть и орду оборонять?
   Засекин. Иван Васильев, пиши мое решение. Службу в казаках на Саратове продолжать казакам Семену и Прову Пяткиным. Казака же Ивана Пяткина со службы нашей отпустить и со всем имуществом его отправить в отчину сына боярского Фрола Скобеева, где он живал и ранее. Государево жалованье, им полученное, из его, Ивана Пяткина имущества удержать и отдать тому, кто будет вместо него на службу записан.
   Иван Пяткин. Батюшка- воевода, сжалься. Ложно Фрол Скобеев говорил. Пашня наша засеяна и двор наш не в запустении. Смилуйся, батюшка- воевода.
   Семен Пяткин. Воевода- батюшка, смилуйся!
   Пров Пяткин. Смилуйся, отец- воевода, оставь с нами на службе брата, не дай ему погибнуть за Фролом Скобеевым.
   Засекин. Пошли вон! Сотник Иван Бироев. Выведи этих всех!
   Иван Бироев. Пошли вон. Сказано, всем выйти вон.

Пяткины уходят вместе с Микитой Болдыревым.

   Засекин. Доложи другое дело.
   Иван. Подана сыном боярским Фролом Скобеевым сыскная грамота и царский указ, что де весной прошлого 7097 года бежал без отказу самовольно с отчины того сына боярского тягловый крестьянин Иван Невзоров и что де записан тот Иван Невзоров на службу в новом городке Саратове в стрельцы. И велено того крестьянина Ивана Невзорова на Саратове сыскать со службы отпустить и отдать в отчину того сына боярского Фрола Скобеева, где он и раньше жил.
   Засекин. Правильно ли в этой грамоте написано, сын боярский Фрол Скобеев?
   Фрол Скобеев. Все истинно.
   Засекин. Стрелец Иван Невзоров явился?
   Иван Бироев. Явился, князь- воевода.
   Иван Невзоров (выступает вперед). Здесь я батюшка- воевода.
   Засекин. Все ли истинно записано в грамоте?
   Иван Невзоров. Позволь, батюшка воевода, мне подробно рассказать
   Засекин. Дозволяю. Говори, стрелец, мы слушаем.
   Иван Невзоров. Был я, батюшка- воевода, сыном боярским и служить начал еще при покойном государе нашем Иване Васильевиче, царство ему небесное и вечная память. И за службу государеву выделена мне была вотчина в двести четей в Рязанском уезде в деревеньке Кленовка. Однако за грехи мои тяжкие семь лет назад напал страшный мор на мою вотчину и многие мои крестьяне с семьями померли, а другие разбежались от страха. Обеднел я, батюшка- воевода, и вынужден был государеву службу бросить, так как кормиться стало нечем. Дабы не умереть с голоду сговорился я пойти в крестьяне к товарищу своему старому по государевой службе сыну боярскому Фролу Скобееву и записался у него в старожильцы. Обещал мне Фрол Скобеев выделить в своей вотчине земли лучшие, дом построить новый, а также купить коров, лошадей и прочую живность. Однако обманул меня боярский сын и по три года дома нового не построил, а жил я в старой хибаре- развалюхе, коня дал худого, немочного и другой живности тоже в достатке не выделил. Бил я ему челом о том многажды, а дело мое не решалось. А потому бросил я свое жеребье и бежал от него на Волгу в прошлом годе, а здесь записался в стрельцы у сотника Ивана Бироева. А теперь решай, батюшка- воевода, по совести.
   Засекин. Правду ли говорил Иван Невзоров, сын боярский Фрол Скобеев?
   Фрол Скобеев. Ложно говорил на меня Иван Невзоров. Дом я ему дал под жилье справный, лошадь добрую и живность по нужде его. Из-за своего небрежения и лености запустил он свой надел и свой двор. И не искал бы я его, но осталось за ним долга за прожитое шестьдесят рублей. И пока он, Иван Невзоров, мне тот долг не отдаст, велено будет возвратить его в мою вотчину, где он с семьей ранее жил, потому что государевы пошлины и налоги я плачу и с пашни и с усадьбы с пуста.
   Засекин. Сотник Иван Бироев. Что скажешь?
   Иван Бироев. Четыре месяца назад, весной прошлого года записал я в стрельцы в мою сотню вольного человека Ивана Невзорова. Получил Иван все жалованье сполна, отстроился, дом поставил, женился на дочери старого стрельца Петруши Андреева, службу несет справно. А там, воевода, как ты да Бог судят.
   Засекин. Как думаете, голова и сотник?
   Ляпунов. Надо решать по указу.
   Туров. Согласен. Ивана Невзорова надо выдать.
   Засекин. Пиши Иван Васильев решение. Стрельца Ивана Невзорова со службы в Саратове отпустить и отдать в вотчину сына боярского Фрола Скобеева со всем имуществом и семьей. А жалованье, выданное Ивану Невзорову из имущества того стрельца Ивана Невзорова удержать и выдать тому, кто на место его вписан будет на службу.
   Иван Невзоров. Не губи, батюшка- воевода! Не отдавай на погибель!
   Засекин. Уведите его прочь!
   Иван Невзоров. Будь проклят же ты, воевода. На тебя падет грех гибели и муках моей семьи. Но ничего, отольются тебе наши слезы. Скоро уже то время придет, скоро!
   Засекин. Что? Бунтовать? Схватить его, наградить двадцатью ударами плетей и посадить в яму в железа! Пусть три дня посидит. Будет знать, как бунтовать!
   Иван Невзоров. Мне теперь один путь в разбойники, раз все одно погибать!
  
   (Стрельцы хватают Невзорова и уводят.)
  
   Фрол Скобеев. Благодарствую, воевода за твой суд праведный. Только памятуя, какую службу я оказал дочери твоей, можно было бы и всех Пяткиных мне вернуть. А может быть, воевода, распорядишься их вернуть, а за каждого из них дам я рубль серебром.
   Засекин. Что?! Ты это кому говоришь? Сотник Иван Бироев, вытолкать его из избы.
   Фрол Скобеев. Батюшка- воевода, да пошутил я. Я сам уходу. И перед уходом прими от меня подарок богатый дочери твоей (кладет большой красивый платок на стол).
   Засекин (подошедшим к Скобееву стрельцам). Не трогайте его!
  
  
  -- Сцена вторая
   (Глухое место, видна изба разбойников, разбойники в сборе.)
  
   Явление первое
  
   Джургай. Ну, атаман, обманул я тебя? Весь выкуп сполна получен. А теперь о деле давай. Задаток мне доставлен. Здесь еще двести рублей серебром. Остальное после набега. Так как? Будем жечь Саратов?
   Треня Щеголев (забирает деньги). Молодцы! Любо Вам сытно есть, пить и гулять?
   Все. Любо!
   Треня Щеголев. А известно ли вам, что лихие атаманы Боран да Пусан да Денис Селенский летом два месяца назад городок Воронеж приступом взяли и пограбили. Вот уж зипунов достали!
   Все. Известно атаман!
   Треня Щеголев. Ну. А мы? Хуже? Или не можем городок Саратов сжечь?

( Молчание. Все переглядываются)

   Федот - разбойник. Мало нас!
   Треня Щеголев. Это не беда, Объединимся с ватагой Андрея Голощапа. У Атмана Голощапа полсотни лихих ребят каждый сорви голова, да нас с добрую сотню будет. Ну. Как?
   Федот - разбойник. Да где он, Атман Голощап? Где его искать? Да и взглянуть бы на него.
   Голощап. Вот он я. А что молодцы, люб я Вам?
   Все. Люб!
   Голощап. А если люб, то скажу так. Пока городок Саратов стоять на Волге будет, то вольнице нашей и вольному житью конец. Сами помните, как стрельцы займище разорили, добро пограбленное отобрали, а товарищей наших, что схватили, всех перевешали. Так и нас всех переловят и перевешают. Нам же ордынский князь дело предлагает. Свою вольницу защитить, да еще и деньги получить, по четыре рубля серебром на человека! Ну, что думать-то, соглашаться надо. Однова живем!
   Голоса: А все на Саратове стрельцов да казаков больше чем нас. А у них пушки да пищали, постреляют они нас из острога, не взять нам Саратова.
   Треня Щеголев. Трусы! Пьяницы!
   Джургай. Тихо! Верно сказал ваш тру...вольный человек. Вашими силенками приступом городка Саратова не взять. И хотя стены его недостроены, а все защита уже имеется. Хитростью мы город возьмем. А хитрость вот какая. Я поеду в городок Саратов к воеводе Засекину и сообщу ему, что воевода Астраханский и Царицынский получили известия о набеге Крымских и Кубанских орд и что де просят помощи стрельцами и казаками с пушками да пищалями. Воевода все свое войско отрядит и на Саратове оставить небольшой отряд с полсотни стрельцов и казаков, да еще немного посадских людей. Остальные бабы да детишки. Вот тут-то мы его без урону-то и возьмем. А чтобы дело верней было, луговой стороной от Иргиза тайно идут двести воинов джигитов и ждут моего сигнала. Скоро уже будут у Саратова. Только бы их дозорные казаки раньше времени по местности у Саратова не заметили.
   Треня Щеголев. А теперь как? Согласны? Любо Вам?
   Все. Любо!
   Федот - разбойник. Братцы! Я против. За вольницу я готов голову положить, но не дело, нам, вольным людям, наймитами у орды быть и против Руси и христианской веры с исконными ворогами идти. Смерть ордынцам!
  
   (Все молчат.)
  
   Треня Щеголев. Кто еще против?
   Голощап. Смелее выходите. У нас неволить не принято.
   Разбойник молодой. Мне не по душе это дело. Я так считаю, что не на Саратов, а на Дон идти надо. Или на сечь податься. А союз с ордынцами против Русской земли мне не по душе.
   Треня Щеголев. А теперь все? Тогда так. Этих двоих пока дело не закончим, под стражу взять. Голощап, твоя забота. Стрелок ты отменный. Пусть в сторожке с бабами посидят.
   Джургай. Решено. Я, атаманы, еду в Саратов, а вы готовтесь. Сигнал Вам даст мой гонец.
   Отходит в сторону с джигитом Муратом.
   Джургай. Передашь сотнику Алибеку, чтобы, когда Саратов взят будет, он всю эту голытьбу вырезал, всех до одного, без жалости. Хану, владыке нашему, разбойники во владениях орды тоже ни к чему. Да еще скажи сотнику, чтобы атаманов Щеголева да Голощапа живыми взял, что, мол, я хочу с ними за хлеб соль рассчитаться. Отправляйся.
   Джургай (Щеголеву и Голощапу). Прощайте, думаю, что скоро мы увидимся и тогда наш разговор дружески продолжим.
  
   (Все уходят. Остается Голощап, Федот и разбойник.)
  
   Голощап. Пошли, что ли, мужики. И чего это вам царских слуг жалко стало. Воры они все и лихоимцы. Царя- батюшку обманывают.
   Разбойник. А ведь ты, Голощап, давно среди нас. Тебя еще и Кудеяр уважал. Разве не видишь, что творится?
   Голощап. А чего творится-то?
   Федот - разбойник. Русь погубить хотят!
   Голощап. Пустое говорите. А, между прочим, в Саратове-то, говорят, и девок много.
   Федот - разбойник. Жаль, силы не те, а то бы убег. А ты (молодому разбойнику) чего ждешь? Беги. Предупреди воеводу! (Молодой разбойник убегает.)
   Голощап. Стой! Куда! Убью (хватает пищаль)
   Молодой разбойник. Прощайте, может и свидимся!
  
   (Голощап стреляет.)
  
   Молодой разбойник (появляется). Не убег. Больно. И жить охота.
  
   (Падает.)
  
   Федот - разбойник: Убийца. Тать! Ухожу я.
   Голощап. Стой! Стой, убью!
  
   (Стреляет. Уходит и возвращается.)
  
   Голощап. От Голощапа еще никто не убегал. Сами виноваты. Сказал сторожке сидеть. Значит, сидеть надо. Похоронить бы их надо. Федота-то я знал лет пятнадцать. Ладно, бабам накажу. Они и похоронят. А мне спешить надо, а то от своих отстану.
   (Уходит)
  
  -- Сцена третья
  
   (Берег Волги, на перевернутой лодке сидит Иван Васильев и мастер Джолиотто.)
  
   Явление первое
  
   Джолиотто. Если бы ты мог видеть мою Родину Италию, Иван! Флоренция! Рим! Венеция! Искусство. Поэзия! Солнце! Море! Ах, я пьянею от одного воспоминания о ней. Люди там живут, Иван, совсем не так как здесь в Московии. Там культура!
   Иван. Как они живут? Я не слышал, чтобы русские люди ездили в Италию.
   Джолиотто. Вы, русские, странные люди. В каждом, кто хочет уехать за границу, видите изменника. Поэтому Ваш царь не хочет никого туда пускать. Это смешно. Говорят, что царь Иван по прозвищу Грозный, отправил за границу несколько молодых людей из боярских сынов, чтобы они получили образование и выделил даже на это деньги. Так они выучились, а назад в царство невежества возвращаться не захотели. Так после этого за границу никого не отправляют. Не верят у Вас в Московии, что народ любит Родину. Иван, я думаю, ты понимаешь, что я только с тобой так откровенен. Я надеюсь, что ты меня понимаешь, и никому доносить не будешь?
   Иван. А для меня нет места прекрасней моей Родины. Но твою Италию, а также Германию и другие королевства увидеть бы хотел.
   Джолиотто. Может быть когда- нибудь потом. А сейчас вы живете все как в скорлупе. А я знаю у вас много талантливых людей. О! Какие умы! Какие скрытые силы! А ведь любой из вас может видеть, что в других землях христианских люди живут иначе, по другому, но от этого люди не считают себя несчастными и хуже вас жить не стали. Да живут-то, поверь мне, Иван, намного лучше. Но, хватит об этом, Иван, сейчас ты меня не поймешь.
   Иван. Мастер, я уже две недели смотрю, как вы землю рисуете. Для чего это надо?
   Джолиотто. Я делаю так называемые карты. На них я рисую леса, реки, города и дороги. Стоит поглядеть на эти карты и становится ясно, какие города и где расположены и как до них добираться, и как долго будешь в пути. Каждому просвещенному Государю, а особенно такой великой страны как ваша Московия, карты необходимы.
   Иван. А научи меня такие карты делать.
   Джолиотто. Иван, ты бойкий и умный юноша. Но чтобы чертить карты надо еще очень много знать. Много, много больше того, что знаешь ты. Надо знать Математикус, механикус, астрономикус и еще много других наук.
   Иван. Я их выучу, Мастер. Я очень способный. Мне так мой отец говорил. Я очень прошу тебя, научи.
   Джолиотто. Ты очень хороший молодой человек. У тебя исключительные способности к языкам и наукам. Я буду тебя учить, Но не потому, что твой отец поп Василий тебя считает умным, Я сам вижу. И, кроме того, я еще обязан тебе жизнью. Я раньше не говорил. Но теперь я твердо вспомнил: это ты меня из воды на реке вытащил в мае прошлого года. Я тебя узнал.
   Иван. Так это были вы? А куда же вы делись?
   Джолиотто. Я на Самару пошел. Вот, видишь, как хорошо людям добро делать,
   Иван. Ты, Мастер, мне за это золотой дал.
   Джолиотто. Только дураки жизнь свою оценивают в один золотой. Жизнь каждого человека бесценна и священна, потому что неповторима. Так говорил наш великий мастер поэт Данте. Я постараюсь научить тебя всему, что умею за то короткое время, что мне осталось тут быть. Но я должен сказать тебе, что приобретя знания, тебе не станет жить легче. Наоборот, тебе станет жить много трудней. Особенно трудно станет тогда, когда самые близкие люди перестанут тебя понимать. Все умные люди страдают от одиночества. И многие его не выдерживают. Тяжело быть умным даже в Италии. А быть умным в Московии, где все единственным источником знания считают Библию, понимаешь ли ты, как это невыносимо?
   Иван. Я пойму. Я все пойму.
   Джолиотто. И, не смотря на это, не отказываешься от своего желания учиться?
   Иван. Нет!
   Джолиотто. Ты сам выбрал свой жребий. Пойдем ко мне и начнем сейчас же. У нас и так мало времени.
  
  -- Сцена четвертая
   (Приказная изба. Засекин, Туров, Ляпунов)
  
   Явление первое
  
   Засекин. Нашли Ивана Васильева?
   Туров. За ним послали. Ищут. Пока не нашли. Дома нет его. Хочу заметить, воевода, что в последние дни он почти все время проводит с басурманом, что к нам прибыл земли рисовать по царскому указу. Дивные вещи с Иваном-то творятся. Говорит на непонятном языке, чудные знаки чертит. Кабы здесь заговора против государя не было. Чует мое сердце, что этот басурман к нам не случайно приехал. Может в Москву дьяку Щелкалову отписать?
   Ляпунов. Мне думается, что здесь с нечистой силой связано. Иду я вечером вчера берегом Волги. Вдруг вижу, этот самый басурман да Иван стоят на крутом берегу и вдвоем не по-русски что-то громко кричат. Руками машут, все раскраснелись. Того и гляди с кручи в воду бросятся. Оробел я, но подхожу. Оба меня увидели, кричать перестали и недовольно так глядят. Вроде бы я им помешал. Я строго так их спрашиваю, что они кричали и кому. А они отвечают, что никому не кричали, а что это какие-то стихи Данта, наверное, святого какого-то, потому как из Божественного. Я так думаю, что божественные стихи читать похвально, но делать это надо по-людски. Встань на колени в углу перед святыми образами и читай себе божественное. Правильно я, воевода, говорю?
   Туров. Истину говоришь. Надо и отцу Василию об этом сказать, пусть за сыном -то построже посмотрит. Да и тебе, воевода, надо бы Ивану об этом басурмане наставление сделать. Жалко будет, если Иван Бога-то забудет, да к басурманам переметнется. Умный сорванец. И в приказной избе у него порядок. А вот на денек под замок бы его посадить все же не мешало бы.
   Ляпунов. А лучше бы выпороть.
   Засекин. Известно мне это. Только басурман к нам самим Годуновым послан. И царская грамота у него с предписанием помогать ему и ни в чем препятствий не чинить. Да и он скоро уже уедет, его рисунки-то земель совсем готовы. Сам говорил мне недавно, когда из Аткарска приехал. Но это потом обмозгуем. И пороть нам Ивана Васильева, стало быть, не престало. А созвал я вас вот по какой причине. Явился с грамотой посланник орды от хана Ураса и принять требует. Вот сейчас его и примем.
   Прокопий Петрович, пригласи посла.
  
   (Заходит Джургай.)
  
   Явление второе
  
   Джургай. Воеводе Саратовскому и пресветлому князю доброго здравия и поклон.
  
   (Кланяется. Ему тоже кланяются.)
  
   Засекин. Послу и пресветлому князю Джургаю тоже желаем долго здравствовать.
   Джургай. Послан я к вам, воеводы, от могущественного владыки хана Ураса. Печаль на сердце у владыки. Не понятно ему и всем именитым князьям орды, зачем это на реке Волге города царь русский строит да стрельцами и казаками заселяет.
   Спросить хочет владыка: Разве эти земли когда-либо Руси принадлежали или Ваши деды и прадеды ими владели?
   А ныне, видит владыка, пришли на Дон, на Волгу и на Яик ваши воеводы с казаками и дурные дела от них пошли. И ведомо ли вам, воеводы, что многие казаки нападают на улусы великого владыки хана Ураса и скот угоняют, добро грабят, а многих людей до смерти убивают.
   И потому считает владыка, что любовь между нами пошатнуться может. А если наша любовь вам дорога, то поручил мне хан Урас передать вашему государю, чтобы людей своих, казаков и стрельцов, с Волги и Яика свел. Пусть свободно, как прежде и встарь между нами ходят торговые люди и ничего дурного бы между нами не было впредь. А не так как сейчас делается.
   И говорю вам, что если Государь ваш людей своих не уберет, да городки не сроет, то ему и нам всем воевать придется. И мир тогда на Волге и Яике быть перестанет и любовь между нашими народами окончательно прекратится.
   Засекин. Слова твои, посол, выслушаны нами внимательно. И до сведения царя и Великого князя Федора Иоанновича доведены мной непременно будут. И Вам достойный проезд на Москву с охранной грамотой я обеспечу. И охрану стрельцов и казаков дам.
   Сам же скажу так. Заботы и тревоги великого хана Ураса нам понятны и близки. И теми обидами, что разбойники чинят на Волге да на Яике орде, мы также опечалены. И только для того, чтобы орде этих обид не чинилось и повелел наш государь строить городки по реке Волга, на Самаре и на Белой реке. А как будут городки построены, то тех разбойников велено переловить и строго наказать. А если и орда тех разбойников с нами ловить будет, то за то велено благодарить хана и от его помощи не отказываться. Вам же по дружески скажу, что может Ваша великая орда безбоязненно и повсеместно кочевать по понизовью вплоть до нашего городка Саратова.
   Джургай. Ваше предложение о совместных военных действиях по защите наших земель от недругов и разбойников весьма интересны и будут приняты всей ордой благосклонно и с пониманием. Однако войны всегда разорительны, а содержание войска так дорого.
   И поэтому велено и мне ходатайствовать, чтобы Ваш государь от богатств своих назначил нашим воинам, всем князьям и самому великому хану Урасу денежное жалованье за военные невзгоды и тогда великая орда готова воевать с любым недругом царя Русского, будь то Крымская орда или даже Турецкий султан.
   И еще воеводы, в доказательство нашей любви и преданности, взялся я добровольно доставить на Саратов грамоты от воеводы Астраханского и от воеводы Царицынского о тревожных известиях. У Азова образовалась большое войско крымских и кубанских татар и пришли к ним воины разных горских князей и готовы они воевать и захватить Астрахань и Царицын. Просят воеводы отправить им на помощь всех казаков и стрельцов, что у тебя имеются, чтобы отстоять им осаду и города те от ворогов оборонить.
   Подает грамоту
   Засекин. (передает грамоту Ивану Васильеву). Если верны твои слова князь, то мое сердце перед тобой открыто. Завтра мы подумаем, как службу царскую лучше справить и помощь на Астрахань и на Царицын оказать, а сегодня будет у нас, князь, по русскому обычаю званный ужин, где мы повеселимся и отдохнем от забот. И будет этот вечер в вашу честь, князь.
  
  
  
   ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
  
   Сцена первая.
  
   (Приказная изба. Иван Васильев читает грамоту. Входит Засекин)
  
   Явление первое
  
   Засекин. Написана ли грамота Государю и воеводам, как я велел?
   Иван. Написана воевода, как велено. Только, воевода... не знаю, как и сказать. Боюсь, не поверите мне.
   Засекин. Говори, как есть, а там посмотрим.
   Иван. Читал я, батюшка воевода, грамоты, что посол ордынский привез. И вижу, что те грамоты не от Астраханского и Царицинского воевод, а подложные.
   Засекин. Как подложные? Да ты в своем ли уме?
   Иван. А так, написана она не дъяками и не подъячьими, а самими воеводами. А воеводы сроду грамот не писали. Подписи стоят воевод, но рука не воевод. И печати воеводские и на Астрахани и на Царицыне от этой печатей отличается.
   Вот смотрите, воевода- батюшка, сами. Вот старые грамоты подлинные, что нами ранее от них были получены, а вот грамоты ордынцем привезенные. Сравните сами.
   Засекин (смотрит, качает головой). Похоже, ты правду сказал. Но имей ввиду, если ты ложно ордынца обвинил, быть тебе в опале у меня. Тут дело серьезное. Тут спешить с выводами нельзя.

Входит Ляпунов.

   Засекин. Вовремя ты зашел, Прокопий Петрович. Совет твой нужен. Как ты думаешь, если кто-то хочет, чтобы острог без войска остался, то для чего?
   Ляпунов. Мне так думается, для того, чтобы затем без потерь тот острог взять. Дело известное, военное.
   Засекин. Ты думаешь? Понимаешь, вот Иван Васильев считает грамоты от воевод, что ордынец привез, ложными.
   Ляпунов. Да ну! И почему?
   Засекин (не отвечая). Что мне сотник кажется подозрительным, так это то, что воеводы с ордынцем грамоту отправили ко мне в Саратов. Почему? Вчера караван был из Астрахани. И купцы и служилые люди прибыли. А о войне никто не говорил и о том воеводы с караваном мне тоже не писали.
   Ляпунов. Григорий Осипович, тут дело нечисто. Надо бы за этим ордынцем посматривать. Я распоряжусь казаков приставить.

Появляется Туров.

   Туров. Воевода, сейчас вернулись мои стрельцы из дозора с луговой стороны. Недобрые вести. В верстах двадцати видели они отряд ордынцев сабель триста, а то и больше. Я послал людей еще получше все разузнать.
   Иван. Сегодня бортники, крестьяне боярина Юрьева, что на отходе, пришли с жалобой на стрельцов и поговаривали, что в их местностях вновь шайка Треньки Щеголева да шайка Андрея Голощапа объявилась. И что де похвалялись разбойники новый городок Саратов сжечь.
   Засекин. А где эти бортники?
   Иван. Здесь они. Позвать?
   Засекин. Зови.
   (Иван Васильев выходит.)
  
   Туров. Воевода, сопоставь-ка шайку Треньки Щеголева, что на Саратов идти хочет, богатого князя ордынского с ложной грамотой и отряд ордынцев на луговой стороне, да уход стрельцов и казаков к Царицыну. Видишь, какая картина-то вырисовывается?
   Засекин. Если все сопоставить, и признать, что грамоты ордынцем привезенные ложные, то все становится ясно, заговор тут.
  
   (Появляются Иван Васильев и два крестьянина.)
  
   Явление второе
  
   Иван (крестьянам). Вот воевода, говорите, что знаете.
   1-й бортник. Смилуйся, отец-воевода!
   2-й бортник. Смилуйся, батюшка, житья никакого не стало!
   Засекин. Толком говорите!
   1-й бортник. Третьего числа приехали ко мне вотчину твои, воевода, стрельцы и обиду мне учинили великую. Пограбили они мою вотчину. Обобрали у меня пудов десять меда, да две подводы увели, да три лошади. А как мне жить? Надо с отхода назад возвращаться. А как с пустыми руками идти. Чем семью кормить? Чем перед боярином оправдаться? Убытков мне причинено на пятьдесят рублей. Вели, воевода, стрельцам вернуть лошадей и подводы и мед, не погуби воевода! Смилуйся!
   2-й бортник. Смилуйся, отец- воевода, а мне беда-то еще больше. Мало того, что они весь мед забрали, да две лошади забрали, так они моего сына побили и голову ему изувечили. Лежит, воевода, сын мой и Бог знает, выживет ли. Убытку причинили мне на сорок рублей. Прикажи, воевода- батюшка, и мед и лошадей вернуть, а стрельцов этих, как татей, наказать.
   Засекин: Да не о том, я вас спрашиваю. Правда ли, что шайка Треньки Щеголева в наших местах объявилась, и похвалялись де они, разбойники, на Саратов разбоем идти.
   2-й бортник. Истинно так, воевода- батюшка. Неделю назад приходили ко мне на вотчину эти разбойники, человек десять их было, а с ними сам Тренька Щеголев. Силой, батюшка, заставили они меня поить и кормить их, а, напившись меда, говорил сам Тренька Щеголев, что де скоро он один полным хозяином здешних мест станет. Что де богатый ордынский князь им Саратов- городок захватить в полон поможет и что де заплатит им за это жалованье. Смилуйся, отец - воевода, прикажи мед и лошадей вернуть, не пусти по миру пойти и с голоду помереть.
   Засекин. Вы чьи крестяне-то будете?
   1-й Бортник. Боярина Юрьева мы крестьяне, за ним живем.
   2-й бортник. Истинно так, батюшка- воевода, смилуйся.
   Засекин. Идите, мужики, идите.
   1-й бортник. Батюшка- воевода, а как же имущество наше? Как жить?
   2-й бортник. Батюшка, оборони от разбойников- стрельцов, защити!
   Засекин. Потом разберемся с вами. Идите, не до вас сейчас.

Ляпунов и Иван Васильев выталкивают крестьян.

   Туров. Надо бы ордынца арестовать да в острог посадить.
   Засекин. Нет, надо сделать так, чтобы ордынец ни о чем не догадался. А нам надо узнать, когда, откуда нападение ждать на городок и велики ли силы у врагов.
  
   (Появляется Хазбулат. С ним джигит Мурат.)
  
  
  
   Явление третье
  
   Хазбулат. Кто здесь воевода?
   Засекин. Я воевода, князь Засекин. А ты, кто, незнакомец?
   Хазбулат. Я князь Хазбулат, направляюсь на царскую службу с отрядом рейтаров в Астрахань и царевичу Марат - Гирею. Но об этом потом. Воевода, вы должны мне сообщить о своей дочери. Как Наталья Григорьевна, жива, здорова?
   Засекин. Бог милостив, жива, здорова. Так вы князь Хазбулат. Как же слыхал, дочь мне все уши прожужжала, что вы ее спаситель. Спасибо вам и низкий поклон от меня за дочь мою. Какими судьбами, князь, в наши-то края попал?
   Хазбулат. Вестей много. Сразу все не расскажешь. Однако есть новость, которая не терпит отлагательства. Мурат, расскажи воеводе, все что знаешь.
   Мурат. Слушаюсь, господин. Послан был я ночью моим господином князем Джургаем к сотнику его Алибеку на Иргиз с известием, что завтра уйдут из Саратова казаки и стрельцы и чтобы тот Алибек не мешкая, но с великой осторожностью шел бы к городку Саратову. На восходе солнца следующего дня он бы приступом взял городок и сжег бы его до тла. Вместе с ним городок должны брать и пограбить разбойники Треньки Щеголева. А после приступа тех разбойников велено было воинам Алибека всех побить.
   Засекин. А известно ли тебе, сколько воинов у Алибека?
   Мурат. Двести нукеров воевода.
   Засекин. Так. А сколько разбойников у Треньки Щеголева.
   Туров. А что этих разбойников считать, сброд, разбегутся от десятка стрельцов с пищалями.
   Засекин. Предлагаю завтра поступить так. Мурат отправится со своим известием к сотнику Алибеку. Дать ему лучшего коня. Казакам и стрельцам из городка уйти по дороге на Царицын. Но затем всем уйти в засаду. На разбойников отрядить полсотни казаков Микиты Болдырева да Афоньки Губарева. Да в придачу выделить им полсотни стрельцов с сотником Иваном Бироевым.
   Против ордынцев же войско стрельцов и рейтаров, что с князем прибыли и если князь Хазбулат возражать не будет, поведете вы, сотник Прокопий Ляпунов и голова стрелецкий Михайло Федорович Туров. Да с вами пойдет и князь Хазбулат, если пожелает.
   Хазбулат. Я на царской службе. И это дело моей части. Все мои рейтары в Вашем распоряжении воевода.
   Засекин. Вот и хорошо. А теперь обговорим детали операции.
  
  --
  -- Сцена пятая
  
   (Берег Волги. На бревнах сидят Джолиотто и Иван Васильев.)
  
   Явление первое
  
   Джолиотто. Работа моя закончена. Карты государевы нарисованы. И в деревянный сундук уложены.
   Иван. А мне грустно, мастер. И науки я не все постиг.
   Джолиотто. И мне жалко. Но надо. Полюбил я эти земли, этот холод и зной. Ваш суровый, невежественный, но удивительно и наивный гостеприимный народ. И особенно тебя, Иван. Я в родной Италии буду помнить тебя всегда и своим детям о тебе буду рассказывать. В Москве, ваш Государь, за нарисованные карты даст мне много золота, так много, что в Италии я построю или куплю себе дом, женюсь на скромной, но работящей девушке и у меня будет много детей.
   Я люблю детей, Иван, но из-за бедности не мог себе разрешить создать семью. Семья, Иван, это всегда очень серьезно. Прежде чем жениться, молодой человек обязан знать: где он будет с женой жить и как зарабатывать деньги, чтобы кормить жену. Молодой человек сначала должен получить опыт добывать деньги, получить положение и уважение, он должен быть достаточно богат. Тогда он может жениться. Жену надо выбирать скромную, но работящую. Тогда в доме будет всегда порядок и чистота и уют. И только тогда молодой человек будет счастлив.
   Иван. А я считаю, что жениться надо на той, которую сосватают родители. А если ты можешь выбирать сам, то тогда только на той, которую любишь.
   Джолиотто. Ты, Иван, сын своего народа. Молод, самоуверен и, прости меня, глуп. Я тоже был таким. Моя хозяйка, в доме, где я определен на постой, считает меня колдуном. И все свои несчастья связывает с тем, что я у нее живу. У нее болеет сын, И она считает, что это я его сглазил. Я хотел ей объяснить, что в моих чертежах и рисунках нет колдовства, но она ничего не понимает и еще больше боится меня. Сынишку ее жалко. Мальчонке пять лет, но у него сильная горячка. Я хотел было помочь, но возможно, что это уже невозможно. У меня нет с собой нужных порошков. И это очень грустно.
   Иван. Мой отец тоже не любит тебя, мастер. Но еще больше он не хочет, чтобы я у тебя учился.
   Джолиотто. Сегодня с утра в слободе стоял шум и плачь. Пришло известие о войне.
   Иван. Да нет, это.... Да, так оно и есть. Крымчаки войной идут.
   Джолиотто. Матерь Божья! Да когда же прекратятся все эти смертоубийства? Иван, земля наша велика и всем обильна. И на ней каждому есть место, чтобы он мог жить достойно и не причинять обиды соседу. Если бы Бог мог примирить людей между собой.
   Иван. Разве это возможно?
   Джолиотто. Не знаю, Иван. Но так должно быть. Послушай, как голосят в слободе бабы.
   Иван: Известно. На войну идет здоровый, сильный мужик, кормилец. А вернется какой? Да и вернется ли? Вот и убиваются бабы.
   Джолиотто. Тебе бы Иван, в Риме или Париже поучиться, а не у меня. Я тебе книги оставлю. Ты после моего отъезда учебы не бросай.
  
   (Появляется Ляпунов)
  
   Явление второе
  
   Джолиотто. Ну. Иван, я пошел.
   Ляпунов. Вот ты где, Иван. А я казаков тебя искать посылал. Ох, не надо бы тебе с этим немцем связываться. Чего ты возле него вертишься, как муха у меда.
   Иван. Не твое дело, сотник.
   Ляпунов. А как мое? Вдруг у Вас тут измена? Да, ты не серчай. Посоветоваться хочу. Что мне делать-то? Этот ордынец, князь Хазбулат, тот самый ордынец, что сотника Капусту зарубил, Я его по его жеребцу узнал. Знатный жеребец, другого такого нет.
   А теперь с этим князем мне воевать идти. А как в бою переметнется?
   Иван. Не переметнется. У него царская грамота, что он принят на службу и все его прежние вины перед царем нашим ему прощаются.
   Ляпунов. Жаль. А конь у него хорош. А насчет немца, все же поостерегись. И воеводе нашему этот немец тоже не по сердцу.
   Иван. Он меня наукам учит.
   Ляпунов. Знаем мы эти науки. Смотри, веру не перемени.
  
   (Иван смотрит на Ляпунова и ничего не говоря уходит.)
  
   Ляпунов. Ох, уж эти иностранцы. По-моему все беды на Руси от них. Все зло от немцев. С запада идет. Будь я царем, под страхом смерти запретил бы немцам и прочим иностранцам с запада на Русь приезжать. Мы и без них, худо ли бедно, но жили раньше. И теперь проживем. Чего это они к нам лезут. Чего они от нас хотят?
  
  -- ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ
  
Сцена первая.
   (Изба. Дубовый стол Джургай.)
  
   Явление первое
  
   Джургай. Неужели я раскрыт! Все пропало. Взяли под стражу, второй день держат. На хана Ураса надежды нет. Из-за меня он с московитами и с московским царем ссорится не будет, а если я ему и выдан буду, сам казнит. Ох, надо было сразу же съехать из Саратова, да боялся, что заподозрят неладное. А позавчера вечером своего нукера Мурата увидел с князем Хазбулатом, и все равно не поверил. Думал помощники мне, но обманулся! Хотя и спас я от смерти Мурата в разбойниках, но предан он Хазбулату. Ни на кого положиться нельзя! Все предатели! От Мурата я должен был это ожидать, но не от Хазбулата.
   Из-за женщины изменить и вере и Родине! Этого простить нельзя. За сотника Алибека мне беспокоиться нечего. Его они не возьмут. Он уйдет за Яик. А вот разбойников наверняка всех переловят и перевешают. Не жалко этих бродяг. Туда им и дорога. Жаль золота напрасно уплаченного. А чего я здесь сижу? Бежать! Бежать надо! Как? Думай, думай, Джургай, на то тебе и дана голова.

Появляется Ляпунов.

   Ляпунов. С доброй вестью тебя. Сотник Иван Бироев в город вернулся. Разбойники Треня Щеголев да Андрей Голощап разбиты и пойманы. И ждут воеводского суда.
   Джургай. Поздравляю, сотник. А все ли новости? Может быть еще какой победой порадуешь?
   Ляпунов. Не буду, князь, скрывать. Больше вестей нет победных. Ордынский отряд ушел за Яик. Его послали преследовать отряд, да едва ли нагонят.
   Джургай. Ничего, в другой раз нагоните.
   Ляпунов. Эх, кони у них знатные, не то, что наши.
   Джургай. Видел я, как ты на жеребца князя Хазбулата смотрел. Нравится?
   Ляпунов. Знатный конь. А у тебя, князь, в табуне есть такой?
   Джургай. Может такого и нет. Но тоже неплохие имеются. Хочешь, подарю.
   Ляпунов. А что, подари! Я уж найду, чем отблагодарить.
   Джургай. Вот тебе записка моему слуге на воеводской конюшне. Выберешь коня сам по своему вкусу.
   Ляпунов. Говори, что взамен хочешь? Может быть, исполню.
   Джургай. Что это ты стрельцов у крыльца-то поставил? Я все же князь.
   Ляпунов. Ладно, с крыльца уберу. Оставлю только двоих сторожей. Но таких, что десяток стоят! Не убежишь. Прощай!
   Джургай. Посмотрим. Погоди, еще один вопрос. Скажи сотник, как бы ты поступил с предателем?
   Ляпунов. Смотря кому он изменил?
   Джургай. Родине и вере отцов?
   Ляпунов. Известно, как. Убил бы.
   Джургай. И я так думаю. Но я не просто его убью. Этого мало. Он сам свою кровь прольет, да еще и мне благодарен за это будет.
   Ляпунов. Это ты о ком?
   Джургай. Это я так, о своем!
  
  
  
  
  
   Сцена вторая
  
   (Дом воеводы, мамка Евпраксея и княжна Наталья)
  
   Явление первое
  
   Мамка. Ну, чего ты, голубушка, мечешься, словно птица в клетке. Места себе с утра не находишь.
   Наталья Засекина. Как же мне, мамка Евпраксея, не беспокоиться, если милый три дня как приехал, а ко мне не зашел и знак не дал, и я на него ни одним глазком не поглядела. Уж не забыл ли он меня, мамка? Может он и сватать меня передумал?
   Мамка. Полно глупости - то говорить, Некогда ему было тебя смотреть, Сама знаешь, война. На войну все мужчины уехали, ордынцев да разбойников воевать. Слава Богу, теперь уже вернулись с победой. Одного-то стрельца только и убило. Того, у которого басурман на постое стоит. Ох, не к добру басурман к нам приехал. Все напасти от него, не иначе как с нечистой силой знается. Весь день что-то чертит, говорит непонятно и чудно так одевается. Ворожея Устинья еще вон, когда нагадала стрельничихе, чтобы она беду ждала. Все сбывается. Сынок у нее заболел. Теперь вот мужа убило. Стало быть, и дом сгореть еще должен. Одно против нечистой силы средство и есть: молитву сотворить, да все нечестивые бумаги запалить. Ох, я бы на такое не решилась. А стрельничиха готова: сын у нее присмерти.
   Наталья Засекина. Да о чем вы мамка говорите. Не до того мне, я о суженном все думы передумала, а вы о нечистой силе, о колдуне.
   Мамка. Вот, вот, и стрельничиха все от предупреждений отказывалась. Мол, человек он, хотя и чужой, а все добрый. И деньги за постой платит. А вот может быть и князь-то к тебе из-за этого заморского колдуна и не идет? Может он, колдун этот, тебя уже сглазил. А? Помнишь, на той неделе мы с тобой на Волгу-то вышли. И этот басурман прошел, да так на тебя взглянул, что я обмерла. И быстрее молитвы читать да креститься.
   Свят, свят... свят.
   Наталья Засекина. Ой, мамка, и я его взгляд тогда тоже заметила. Ой, мамка, я боюсь.
   Мамка. Полно ойкать-то. И на басурманов управа есть. Вот оно как оборачивается-то, к добру: батюшка ваш и князь идут сюда. Вот ему на басурмана-колдуна и пожалуйся. Пусть его быстрее на Москву отправит.
   Наталья Засекина. Ой, и то, правда. Батюшки, да я не одета. Помоги-ка одеться мне. Не иначе как меня позовут.

Мамка и Наталья Засекина уходят.

  
   (Входит Засекин и Хазбулат.)
  
   Явление второе
  
   Хазбулат. Вот и время, воевода, пришло нам и о дочери поговорить.
   Засекин. А что о дочери говорить? Дочь у меня известна всем своей кротостью и послушанием. Я ей ни в чем не потакаю, но и против ее воли идти не хочу.
   Хазбулат. Красота и благопристойность дочери Вашей известны мне, но именно поэтому я и хочу о ней поговорить. Люба мне твоя дочь, князь. Род мной старинный, известный, Веры сегодня мы одной. Крещен я в Москве протопопом Нифонтом в Московском большом пречистенском соборе. Что скажешь князь?
   Засекин. Молода моя дочь. Рано ей невеститься.
   Хазбулат. Не юли князь. Прямо отвечай: согласен или нет? Или может быть с кем другим сговорился? Или думаешь, в приданном не сойдемся?
   Засекин. Хорошо. Я согласен. Только чтобы все было как у людей. Чинно и по правилам нашим христианским. И подарки должны быть богатые и сваты достойные.
   Хазбалат. Ну, это я обещаю. Спасибо, князь, я теперь самый счастливый человек.
   И хотя жениху это и не престало, разреши князь, мне переговорить с невестой нареченной, с Наталией Григорьевной.
   Засекин. Хорошо. Только в присутствии мамки. И не долго.
   Наталья! Выйди сюда, отец говорить с тобой желает.
   Наталья Засекина. (выбегает и становится степенной) Батюшка, ты звал меня.
   ( Хазбулату) Здравствуйте, князь.
   Хазбулат. Здравствуйте, Наталья Григорьевна.
  
   ( Вбегает сотник Иван Бироев)
  
   Явление третье
  
   Иван Бироев. Беда! Беда, воевода!
   Засекин. Что такое? Говори живее.
   Иван Бироев. Ордынец Джургай бежал из - под стражи.
   Засекин. Но это не беда. Немедленно сыскать его.
   Иван Бироев. Кроме того, воевода, отпущенные со службы бывший стрелец Иван Невзоров, да бывший казак Иван Птьякин вместе с ним бежали.
   Засекин. Сыскать и в железо заковать. Караульных, что не устерегли, наказать примерно.
   Иван Бироев. И это еще не все, князь- воевода. В стрелецкой слободе, вдова убитого разбойниками стрельца по наговору старухи Устиньи сожгла, как бесовские, на гульбище все вещи италонца немца Джолиотто. Бабы остервенели, хотели над немцем учинить самосуд, как над бесовским колдуном, едва я успел со стрельцами его отбить. Говорят и поп Василий их благословил над колдуном расправиться. Плох он, немец-то. Сильно побили его бабы. Голову разбили кочергами. Его в дом к Ивану Василеву отнесли. Может еще и отлежится.
   Засекин. Баб, что огонь на гульбище жгли самоуправно, примерно выпороть перед приказной избой. А за ущерб взыскать сполна по ябеде самого Джолиотто.
   А что с его рисунками местности, что по указу государеву им изготовлены были. Спасены ли и в целостности ли они?
   Иван Бироев. Все, князь- воевода, сгорели. Да колдовские эти рисунки были. Так и поп Василий считает. А потому мои ребята и тушить свитки боялись. Все они погорели.
   Засекин. Плохо. Государь наш великий зело в тех рисунках заинтересован. И в Указе его так и прописано. И за утерю рисунков спрос велик будет.
   Иван Бироев. А может отписать, что их разбойники пожгли. И что это разбойники, а не бабы на него напали. А на войне, какой спрос?
   Засекин. И то дело. Надо тому немцу все жалованье, что ему за карты заплачено должно было быть, выдать из того золота, что у разбойников взято, чтобы он ябеду на нас Государю не подал, да научить его говорить про разбойников. Иван Васильев пусть этим и займется.
   Иван Бироев. Князь- воевода, может, нет нужды-то баб пороть. Стрельцы возмутятся. Наказать их мужьям поручить. Они сами их проучат. И мало бабам не покажется. А ущерб мы взыщем.
   Засекин. И то верно. Пусть мужья их накажут сами примерно. И скажи отцу Василию, чтобы он бабам-то в молельной избе внушил страх божий. И епитимью на всех строгую наложил.
   Иван Бироев. И последнее. В старой слободе стрелецкой двое бортников, что к тебе, воевода, с челобитными приходили, напали на моих стрельцов и побили их, говоря, что коней под ними за своих признали. Стрельцы их взгреть хотели, да казаки за бортников поднялись. И драка знатная случилась. Едва до смертоубийства не дошло. Сейчас стрельцы и казаки кипят. У приказной избы собрались. И тебя, воевода, на суд призывают.
   Засекин. О подлое племя! Опять бунт поднять хотят. Сумасшедший день, Господи, одни напасти! Идем. ( Хазбулату) Прости, князь, государева служба. Ты своих рейтаров в готовности держи. С Натальей переговоришь, и немедленно к делу. Чем свара между стрельцами и казаками кончится, не известно. В городке неспокойно. Позвать срочно стрелецкого голову Турова, сотника Ляпунова, писаря Ивана Васильева да и отца Василия. Народ мирить надо. Всем явиться и всем мирить!
   Иван Бировев. Иван Васильев с немцем. А голова стрелецкий, и все сотники уже у приказной избы. Там же уже и батюшка, отец Василий. За тобой они меня послали. Ждут тебя.
   Засекин. Тогда пошли.
  
   (Засекин и Бироев уходят.)
  
   Явление четвертое
  
   Наталья Засекина. Здравствуй, светлый князь.
   Хазбулат. Будьте и вы в здравии, Наталья Григорьевна!
   Мамка. Будь здоров, дорогой князюшка. Только от девушки-то подале встань. Не сосватал еще.
   Хазбулат. Здравствуй и ты, мамка Евпраксея. Слышал о тебе. Подарков тебе привез.
   Как вы себя чувствуете, Наталья Григорьевна.
   Наталья Засекина. Хорошо себя чувствую, князь. А как вам жилось, все эти дни?
   Хазбулат. Хорошо жил. Вас часто вспоминал. А вспоминали ли вы меня, Наталья Григорьевна?
   Наталья Засекина. И я о вас вспоминала, князь.
   Хазбулат. Спасибо, Вам, Наталья Григорьевна, что меня вспоминали.
   Наталья Засекина. Долго ли у нас гостить будете, князь?
   Хазбулат. Не знаю, Наталия Григорьевна. Должно быть скоро уеду.
   Наталья Засекина. Может быть, вы князь у нас погостите несколько дней?
   Хазбулат. Если вам будет приятно, Наталья Григорьевна.
   Наталья Засекина. Батюшка и я будем вас просить у нас погостить в городке Саратове.
  
   (Появляется Джургай за спиной Хазбулата.)
  
   Явление пятое
  
   Наталья Засекина (Джургаю). Что вы здесь делаете?

Хазбулат резко поворачивается.

   Джургай. Спокойно князь, Хазбулат (В его руке сверкает кинжал). Я здесь оставил то, что принадлежит мне.
   Хазбулат. Бери и уходи. Вам больше нечего делать на Саратове. Тебя повсюду ищут.
   Джургай. Кто знает князь.
  
   (Неожиданно хватает княжну за косу и приставляет ей кинжал к горлу)
  
   Джургай. Ни шагу, Хазбулат, или я ее зарежу.
   Хазбулат. Оставь ее! Если с ее головы упадет хотя бы волос, ты пожалеешь, что на свет родился.
   Джургай. Княжна! Сидите тихо. ( отпускает ее волосы) И ты, мамка, затихни, а то и княжну не спасешь и сама умрешь. ( Хазбулату) Мне жизнь княжны не надобна. Но у меня есть два желания. Исполни их, и жизнь княжны будет вне опасности.
   Хазбулат. Говори. Я их исполню.
   Джургай. Первая просьба. Прикажи привести к крыльцу твоего коня, Хазбулат.
   Хазбулат. Мурат! (появляется Мурат) Мурат, оседлай моего каурого и приведи сюда к крыльцу. Срочно. ( Мурат молча исчезает) Давай второе желание.
   Джургай. Подожди князь не спеши. Выполни сначала первое желание.
   Хазбулат. Я не понимаю тебя, Джургай. Как же ты уйдешь? Тебе придется ехать через весь городок.
   Джургай. Ты меня плохо знаешь, Хазбулат. Я уйду на твоем коне через пролом в стене за домом воеводы. Я его высмотрел, пока сидел под стражей.
   Хазбулат. Хорошо. Уйдешь через пролом и пустырь. Тебя, как видно, заждались в орде.
   Джургай. Скажи, Хазбулат, как тебе живется среди врагов?
   Хазбулат. Ты слеп, Джургай. Где ты видишь врагов? Очнись. Русские давно перестали быть нашими врагами. Это наши друзья. Больше того, они наши братья. Вспомни, откуда мы получали помощь и защиту от врагов, когда орде было трудно? Из Москвы! Вспомни, откуда нам в голодные годы везли хлеб? Опять же из Московии. Русские пришли на эти земли не как наши враги. Они пришли сюда навсегда. И хотим мы этого или нет, отсюда они не уйдут. Эти земли теперь наша общая Родина. И чем быстрее мы все это поймем и русские и мы ордынцы, тем больше пользы будет для всех нас. Кто бы чего не говорил, кто бы чего не желал, для меня очевидно, реки Волга и Яик отныне тесно связаны с судьбой Москвы и России. Точно также как отныне будущее нашей орды прочно соединено с судьбой русского народа.
   Назад ничего не повернуть. И в будущем ничего не изменить. У нас выбор один: или погибнуть в бессмысленной войне или жить в дружбе рука об руку с великим русским народом под венцом великого русского царя. Я выбираю жизнь.
   Джургай. И для этого наш народ должен последовать твоему примеру, отказаться от обычаев, преданий и веры своих отцов и предков?
   Хазбулат. Нет Джургай: Тысячу раз нет. И веру и обычаи наш народ сохранит. Это не зависит ни от меня и не от тебя. Ни я, ни ты, Джургай, - это еще не народ. Я принял другой закон не потому, что я не люблю свою орду, своих предков. Я принял другой закон, потому что от этого зависит мое личное счастье. Из- за любимой девушки, и только из-за нее я переменил веру. Но я не один. И ты, Джургай, хорошо знаешь, что на службе у Московского царя десятки и даже сотни знатных царевичей и князей ордынских, и многие из них не изменили ни вере, не обычаям своих предков. Вспомни хотя бы пример царевича Мурат - Гирея из Астрахани, к которому я еду. Джургай, обрати свой ум, свою силу, наконец, свою волю на благо мира в диком поле. Идем вместе служить орде и московскому царю.
   ( появляется Мурат)
  
   Мурат. Господин, каурый и кони у крыльца.
   Хазбулат. Хорошо, позаботься о кауром. ( делает знак удалиться Мурату). Что еще ты хочешь, князь?
   Джургай. Твою жизнь, Хазбулат. Если ты любишь княжну, ты должен умереть вместо нее!
   Хазбулат. Не дури, Джургай!
   Джургай. Я о себе уже подумал. Я за жизнь не держусь. И к чему мне она... И так, готов ли ты, князь? Времени на раздумье у тебя, Хазбулат, нет. Я считаю до трех. ( хватает княжну снова за волосы и подносит кинжал к горлу) Раз... два...
   ( княжна закрывает лицо руками, а мамка падает в обморок)
   Хазбулат. Стой, выродок. Я согласен поменяться жизнями. Убей меня вместо нее.
   Джургай. Нет! Ты убьешь себя сам! Сам!
   Хазбулат. Господи милосердный! Прими мою душу грешную. Ухожу из жизни не по воле своей, но по принуждению, ради спасения невинной души.
   Княжна, будь счастлива. Живи долго! И помни меня!
   ( наносит удар кинжалом себе в грудь и медленно опускается на пол.)
   Джургай. Все! А теперь в орду.
   ( Хватает княжну)
  
   Хазбулат. Ты дал слово, Джургай. Отпусти ее.
   Джургай. Я обещал сохранить ей жизнь, но не свободу. Жизнь я ей сохраню. Но она моя добыча и мой пропуск в орду.
   Хазбулат (пытается встать). Больно. Голова кружится. Я умираю.
  
   Сцена третья
   ( Приказная изба)
  
   Явление первое
   (Иван Васильев, Ляпунов, Туров, Засекин)
  
   Туров. Неделя прошла, как похоронили отважного князя Хазбулата. Панихида по князю была первой службой в новой церкви. Сам архиепископ из Казани служил службу.
   Ляпунов. Да, славный был рубака. Я до сих пор помню, как он разрубил сотника Капусту. А ведь Капуста отменно саблей владел.
   Иван (Засекину). Грамоты пришли из Москвы. Докладывать воевода?
   Засекин: Докладывай. ( Ляпунову) Не ко времени, ты сотник, помянул про Капусту. ( Ивану Васильеву) Я слушаю.
   Иван. Пишет из Москвы думный дьяк Андрей Щелкалов, тебе, воевод, велено государем город Саратов достраивать не мешкая. И делать его добротно и прочно. А для нужды твоей, воевода, высланы на Саратов пять плотников из Казани и один кузнец. Тебе воевода велено тех плотников принять и разместить на постой пристойно, дабы от неудобства они не разбежались. Жалованье тем плотника выдать по полтине на человека, на всех пять человек по две чети муки, да по полуосмине круп, по полуосмине толокна на человека и еще из Москвы им будет выдано же по полу ж полтине. А жалованье им велено выдать из доходов. Кузнецу же наказано выдать жалованье рубль, а хлебного и кормового довольствия как прочим служилым людям на Саратове. И еще велено тебе, воевода, чтобы в городе по слободам и в остроге посадские люди и служилые с огнем обращались бережливо и городок бы и острог не запалили. А тех людишек, что указа нарушать будут, и то установлено будет доподлинно, судить тебе, воевода, по их вине и умышлению. Сотникам же твоим казацким и стрелецким каждый день по слободам ездить дабы огонь в домах нигде не жгли до особого твоего, воевода, решения. Так же, чтобы те сотники берегли порядок в слободах, чтобы казаки и стрельцы воровством не занимались и жили смирно. Велено также воевода, чтобы в остроге у тебя сторожа были и ворота бы они сторожевые пораньше закрывали.
   И велено тебе еще, воевода, стрельцов, что обиду бортникам боярина Юрьева учинили сыскать и наказать примерно, А пограбленное добро найти и вернуть все в целостности и исправности, А де если добро не будет сыскано, то выдать тем бортникам возмещение убытка из доходов. Об исполнении сего указа велено отписать в Казанский приказ, дьяку Щелкалову. А тому об этом деле доложить самому боярину Годунову.
   Засекин. Ишь ты как все повернулось. ( Турову) Указ исполнять надо. Присмотри, чтобы плотников и кузнеца на слободе бы не обижали. И насчет огня строго. Время печи топить мной особо установлено будет. ( Ивану Васильеву) А про воровство в бортничьих вотчинах отпиши де суд учинен и порядок наведен. Бортники де по домам отправлены. А выдано бортникам по двадцать пять рублев каждому, да еще по подводе и по рабочей лошади.
   Иван. Отпишу, князь- воевода. Еще одна грамота. О ружной церкви пишут. Сказано, воевода, чтобы ругу на содержание церкви ты бы давал в приказ, а не в прок, и хлеб, и соль, и воск на свечи, и мед на кутью и деньги, поскольку церкви этой с посадов, с улиц, садов и огородов доходов мало и прожить на них пристойно невозможно. Ругу велено выдавать исправно из всех доходов без выимочно по церковной нужде. А землю бы ты, воевода, что на луговой стороне поп Василий просит, ему бы не отводил, поскольку церковь его содержится из казны, а земли те служилым людям в вотчины де будут по указам отписаны.
   Засекин. Надо сказать отцу Василию, чтобы сердца на меня не держал на то государев указ. И еще ему сказать надо, пусть список пришлет, что на содержание церкви требуется безотлагательно. Но при этом, чтобы понятие имел, что доходов на городке Саратове немного и что денежное жалованье не всем служилым людям на Саратове с полна выплачено.
   Туров (ухмыляясь). Отец Василий, воевода, о благочестии жен стрелецких заботу имеет.
   Засекин (недовольно). Ты, бы стрелецкий голова, помолчал, когда царский указа читается.
   Туров. Я, Григорий Осипович, царский указ завсегда с почтением и со вниманием слушаю. А Тебе прямо скажу, что в последние дни обиды ты мне опять постоянно чинишь неправые.
   Засекин. Это что же за обиды такие?
   Туров. Не хочется мне о них говорить при сотнике Ляпунове да Иване Васильеве, но раз хочешь, скажу. Все одно, об этих обидах все стрельцы в слободе в слух говорят. Не уважаешь, ты воевода, стрельцов и тем обижаешь и меня, стрелецкого голову.
   Первое, скажу я тебе, сын боярский Михайло Титов до сих пор на постое у стрельца Ивана Семенова стоит, а хаты своей не ставит, хотя ему твой указа о том объявлен был, и лес добрый выделен.
   На постой ты, воевода, по сей день людей пришлых только на стрелецкой слободе ставишь, а пушкари твои, затинщики да воротники от постоя свободны. Даже на постой к казакам не ставишь. А ведь, и сколько раз я говорил об этом, у стрельцов, когда они в караулах и походах, дома женки молодые остаются.
   Затем забрал ты моих лучших стрельцов и запретил им ко мне на службу ходить. Я говорю о Максиме Ануфриеве, Козьме Остине и других пятерых.
   Слово свое воеводское нарушаешь. Обещал ты моих стрельцов от наветов и жалоб бортников защитить. А оказалось, что я один за стрельцов напрасно прошу, а тебе и дела нет. Не ты ли, воевода, приказал на суде бортникам вернуть их коней, что они узнали, да за мед им заплатить по два рубля за пуд, а всего по двадцать пять рублев. Нет, воевода, обиду ты мне нанес большую.
   А знаешь ли ты, Григорий Осипович, что женка то стрельца Ивана Семенова в грехах у отца Василия исповедовалась? И видать было в чем исповедоваться, да каяться.
   Ляпунов. В слободе, говорят, что полюбовник у нее объявился. Вот как этот слух до ее Ивана дойдет, то-то потеха будет.
   Засекин. А про кого говорят-то? О ком слухи ходят?
   Ляпунов. Да всякое говорят, может, и лгут, напраслину на бабенку возводят. Одно известно достоверно, что отец Василий два часа ее исповедовал. Это не шутка.
   Засекин. Ох, уж эти исповеди. И до чего же бабы охочи до них! Хлебом их не корми, дай только исповедаться!
   Ладно, ты, Федор Михайлович. На меня обиды-то не держи. Все что ты здесь сказал, все напрасно. Подумай сам, к кому мне именитых гостей на постой ставить как не к стрельцам. У кого у нас на городке дома лучше всех. У стрельцов. И дома у стрельцов хорошие и слобода рядом с острогом. Нет, ты Федор Михайлович, без обиды взгляни на слободу казаков, на их дома, особенно на старом сторожевом займище. Разве туда доброго человека, не обидев его, поставишь. Стыдно же. А боярского сына Михайло Титова сегодня же гони с постоя, раз ему указ о строительстве своего дома ведом, место мной отведено, а дом не строится, пусть не жалуется, что скоро холода, а ему жить будет негде и запасы на зиму делать тоже негде. А ведет он себя так от того, что московским служилым человеком себя считает и не желает жить на Саратове в глуши. Все ябеды на Москву шлет да ждет, когда его обратно на Москву или куда поближе к ней на службу переведут. И постой пусть он сам себе ищет. И ты, Прокопий Петрович, этому задире помощи по постою не оказывай, да и к своим на постой не ставь.
   Прав, ты, стрелецкий голова, обещал я стрельцов от обид оборонять. Обещал. Но разве ты сам не видел, что на площади перед приказной избой творилось? Вся казацкая слобода бурлила. А отношения у нас на Саратове между стрельцами и казаками плохие. А с чего они, Федор Михайлович, такие? Тот-то. А плохие они, Федор Михайлович, с того, что я земли под сады и огороды и пашню стрельцам выделил те, что старожильские казаки еще со времен воеводы Пронского- Шемяки расчистили. Выделил я им, конечно, земли-то не хуже, но обида осталась. И ты, мне еще говоришь, что я стрельцов не люблю. Бунта я не хотел. Да вынеси я другое решение тогда и не известно еще были бы мы с тобой сейчас живы или нет.
   Ляпунов. Грех мне вмешиваться, но только и я ради правды слово скажу. Казаки-то, особенно старожильцы, намеревались тогда челобитную царю- батюшке с гонцом на Москву отправить, что де стрельцы воровством занимаются, села окрестные, да вотчины бортничьи грабят, пожитки крестьянские отбирают, людей бьют и калечат, деньги пытают, а де стрелецкий голова Туров за них заступается и воеводу на неправду подбивает. А как ушла бы грамота на Москву? А князь- воевода мудрым решением гнев казацкий усмирил, так, что воевода-то не только о себе думал, но и тебя Федор Михайлович от царской опалы уберег.
   Засекин. Ну, а тех семерых стрельцов я право не в обиду тебе взял к себе, Не думал я, что из-за такого пустяка ты ссориться начнешь. Или не знаешь, что мне лабаз во дворе починить надо? Разобрались мы в обидах? И ладно. Но и тебе тогда я скажу, Федор Михайлович, ты мне стрельцов против казаков не настраивай. Плохо это может, кончится, или уже забыл, как хотели мы к казакам стрельцов подселить, чтобы порядка в их слободе больше было. Направили туда двадцать стрельцов с семьями, переведя их в казаки, а казаки-то их в слободу свою не пустили и дома для них в слободе строить не дали. И вынуждены мы были от казаков отступиться. И дома те стрельцы вынуждены были поставить отдельно. Но хватит об этом. Иван Васильев, еще указы есть?
   Иван. Есть воевода. Еще из Москвы пишет дьяк Андрей Щелкалов, чтобы ты, воевода, вора Треньку Щеголева непременно бы словил и имущество государево, а пуще всего денежную казну, сыскал бы, самого же Треньку Щеголева смертью казнил. А не будет де та денежная казна сыскана или сыскана не полностью, то велено тебе воевода, выдать служилым людям на Саратове денежное жалованье в половине из доходов государевых безвымоично. А новым де людям служилым, прибывшим в Саратов по времени, платил бы ты денежное жалованье по указу с полна.
   Засекин. И то хорошо. У нас теперь все денежное жалованье получат. У Треньки Щеголева пыткой на дыбе и раскаленными углями не только денежную казну удалось добыть и сыскать, но и их воровские клады найдены и привезены. Иван Васильев, распорядись, чтобы Треньку Щеголева завтра же на пустыре за приказной избой казнили, отрубив ему голову, а тело его бросить на дороге в пяти верстах от городка без погребения на съедение диким зверям. Остальных разбойников до государева указа содержать в остроге по-прежнему в железа закованными.
   Иван Васильев. Будет исполнено, князь- воевода. И еще указ. Наказано мне, Ивану Васильеву, быть при тебе, воевода, на Саратове подьячим Казанского приказа и нести службу с прилежанием и о порядке радеть и отписывать о том в Казанский приказ.
   Засекин. Ну, Иван Васильев, поздравляю с чином.
   Ляпунов. Это дело, Иван Васильев, надо бы и отметить.
   Иван Васильев. Через три дни прошу всех на званный ужин ко мне.
   Туров. А почему через три дни?
   Иван Васильев. Извиняйте, милостивые бояре- воеводы, Так надо, чтобы через три дня.
   И последняя грамота. Велено сотнику стрелецкому, Прокопию Ляпунову не мешкая выехать в Москву на службу, как выборному рязанскому дворянину. А тебе, воевода, велено, выдать ему из доходов тридцать рублей, а также прогоночные и подорожную.
   Ляпунов. Наконец-то, дождался. Кончилась моя опала.
   Засекин. Вот, дорогой Прокопий Петрович, и вспомнил о тебе Государь наш. О твоей исправной службе я, Бог свидетель, писал в Москву не единожды. Обиды ты на меня не держи, если что и было между нами не так, Бог нас рассудит. Обязан я тебе, Прокопий Петрович, что ты дочь мою от злого ворога, ордынца Джургая спас. Сделай честь, Прокопий Петрович, расскажи мне и пусть все послушают, как все это было. Любо мне тебя слушать.
   Ляпунов. Да, что тут, князь- воевода рассказывать? Как только князь Хазбулат жизни себя решил, а вор-ордынец с дочкой твоей княжной на коне через пролом недостроенной стены бежал, ордынец Мурат крик поднял, впрочем, не он, а мамка Евпроксея. Ее крики, пожалуй, и слышно было. Впрочем, на слободах говорят, что слышали проклятия Мурата. Оказалось, что Мурат не только каурого, а еще двух жеребцов к крыльцу подвел. А затем решил каурого напоить и отвел его. А в это время Джургай из избы с княжной выскочил и, послав проклятие в небо, вынужден был на другого коня с княжной сесть. Правда, тоже доброго. Я тут подскочил к Мурату, выхватил у него поводья, взлетел на коня и в погоню. Быстро я стал настигать. Заметив погоню, Джургай было хотел оторваться. Но, заметив, что я на кауром, остановился, сбросил княжну на землю, развернул коня и поскакал мне навстречу. Соколом я налетел на него и одним ударом выбил его из седла, но добивать не стал, казаки и стрельцы уже близко были. Бросился я к Наталье Григорьевне, уж не мертва ли она. Однако, Слава Богу, жива оказалась. Только чувств от переживания лишилась. Поднял я княжну и отвез в твой дом, воевода. Вот и все. А тут стрелец прискакал с сообщением, что Джургай в болоте утоп. Да, поняв свою обреченность, ордынец сам полез в болото. Гордый. На глазах стрельцов его затягивало. Ему слегу подавали. Не взял. Не хотел в полон. Так молча и утоп.
   А как, воевода, сейчас Наталья Григорьевна чувствует себя.
   Засекин. Слава Богу, намного лучше. Считай, совсем здорова. И по князю Хазбулату уже не убивается, как первые дни. За ней отец Василий смотрит и все душевные спасительные разговоры заводит. Молитвой да настоим каким-то ее лечит. Скоро ее в Астрахань, к тетке отправлю. Там она от болезней быстро отойдет и все напасти, что на ее голову свалились, забудет.
   Ляпунов. Слезы и горе девичье по суженном до первой весны, а там талой водицей все привязанности прошлые смываются.

Появляется Иван Васильев

   Иван Васильев: Князь-воевода, плохая новость у меня. Вчера в моем доме италийский мастер Джолиотто помер.
   Засекин. Неужели от побоев баб не оправился?
   Иван Васильев. Не от побоев баб. От тоски умер. Все им начерченные карты и все его книги, рукописи, заметки и расчеты глупые жены стрелецкие пожгли. Говорил, что в тех материалах великие открытия были и что для человечества новые горизонты открывались.
   Ляпунов: Говорят, что он колдун был. И народ роптал, требуя сжечь его, как богомерзкого колдуна.
   Иван Васильев. Невежество все это.
   Ляпунов. Вот уж не знаю. Может это и невежество, а только мальчонка больной, что у вдовы стрелецкой, после того пожара быстро на поправку-то пошел. Вон уже бегает, сам видел. Как от них немец-то ушел, так отец Василий быстро молитвами с него хворь снял. Что бы ты мне не говорил, а испортил немец-то мальца. Да и отца его загубил.
   Иван Васильев. Отец Василий его настоями отпоил от хвори. А как настои те делать, мастер научил. Да он многому чему нас научил. Завтра его хоронить буду.
   Засекин. Хорони немца. Нам этим делом недосуг заниматься. И с отцом Василием решай, это его дело. Да и пойду я, надо посмотреть, как работы по острогу ведутся.
   Ляпунов. Григорий Осипович, отдай мне каурого жеребца Хазбулата. Обиды я на тебя тогда держать не буду, а при случае, самому Государю или ближним боярам его доброе слова за тебя замолвлю.
   Засекин. Ох, самому такой жеребец надобен. А для тебя, Прокопий Петрович, от сердца отрываю. Бери!
  
   (Заходит отец Василий)
  
   Явление второе
  
   Поп Василий. Слышал я от воеводы, что ты теперь произведен в подьячие Казанского приказа. Это не шутка. Доволен я тобой, сынок, хотя и своеволен и отца должным образом не почитаешь.
   Иван Васильев. Спасибо, отец. Об этом потом. Я хочу с тобой о похоронах мастера Джолиотто поговорить,
   Поп Василий. О чем говорить? Веры он не православной. В церковь ко мне не ходил, не причастился перед смертью и умер без покаяния. Службу о нем, я пожалуй-то отслужу, Господь меня простит, а хоронить на городском кладбище не разрешу. И не проси. А за погостом, где хочешь, там и схорони его. И не спорь со мной. Не для того меня попом христианским миром выбирали, чтобы церковные правила нарушал, грешников и иноверцев по христианским обычаям хоронить дозволял. Не будет этого никогда.
   Иван Васильев. Князя Хазбулата с почестями похоронили. Сам архиепископ из Казани прибыл и службу справил и за гробом шел.
   Поп Василий. Князь Хазбулат был Христианином православным и умер как христианин из-за человеколюбия. Ибо сказано в писании?" Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих". Он хотя и умер от своей руки, но да грех ему этот простится и даже вменен не будет. И кончим этот разговор. Изменился ты Иван, после того как с этим чужеземцем католиком встретился. И раньше ты плохо слушал отца, а сегодня совсем слушать не хочешь. Но раньше ты не знал пути греха и католики тебе просвещение свое в уши не вливали. А теперь ты весь на этом пути. Но это путь заблуждения. Ни к Богу он ведет, а к разделению между людьми. Сам подумай, что же будет, если каждый холоп читать обучен будет и с боярами, да князьями спорить станет? Ох, не раз я говорил этому италийцу, что не к добру его просвещение. Жили мы на Руси без физики, без механики и математики. И еще тысячу лет проживем.
   Иван Васильев. Я пойду к истине. И обидно мне, что у нас в Московии смышленых юношей не учат грамоте, ни физике, ни механике, ни астрономии, ни горным наукам. А историю по библии да церковным сказаниям у нас учат по монастырям. Не должно быть так. И нам на Руси просвещение нужно. Чтобы как у немцев было. И даже лучше.
   Поп Василий. Мудрость удел Бога. Сказано в писании: "Не сможет человек найти истину и сколько бы не трудился искать человек - не найдет, и если даже скажет мудрец сумею - и он не найдет. Ибо все праведные и мудрые дела в руках Божьих". Отступись, Иван. Сказано: " Во многом знании многая печаль". Знание не спасение души несет, а убийства, прелюбодеяния, страсти, блуд, воровство, идолопоклонство, чародейство, яд, разбои, лжесвидетельства, лицемерие, двоедушие, коварство, надменность, подлость, самомнение, корысть, сквернословие, зависть, дерзость, высокомерие, чванство. По этому пути идут гонители добрых, ненавистники истины, друзья лжи, те, которые не признают воздаяния за праведность, не присоединяются к доброму делу, ни к справедливому суду, не бодрствуют в добре, но во зле, от которых далеки кротость и терпение, которые любят суету, гоняются за воздаянием, не сострадают бедному, не удручаются об удрученном, не знают Того, Кто сотворил их. Пока не поздно, отступись Иван.
   Иван Васильев. Все, что ты говоришь, не к знанию, не к просвещению относится. А к невежеству и глупости. Сказано в писании: Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его, заколола жертву, растворила вино свое и приготовила у себя трапезу;
послала слуг своих провозгласить с возвышенностей городских: "кто неразумен, обратись сюда!" И скудоумному она сказала: "идите, ешьте хлеб мой и пейте вино, мною растворенное; оставьте неразумие, и живите, и ходите путем разума".
   Никто мире этом без мудрости и просвещения добрый дом не построит и достаток в нем не обеспечит. И тот, кто против знания, тот за нищету, за голод и тиранию.
   А твое недовольство мастером Джолиотто несправедливо. Он мне дал наставление в науках. А сказано: "Кто любит наставление, тот любит знание; а кто ненавидит обличение, тот невежда". Нет, отец, я не отступлюсь. Я решил для себя, я буду учиться! Я уеду в Италию, я хочу увидеть Париж, я хочу учиться в парижском университете. Я хочу знать столько же, сколько знал мастер Джолиотто. Больше! Больше! Я хочу познать все и обо всем.
   Поп Василий. Зачем тебе это? Здесь на Саратове у нас никому эти знания не нужны. Люди тебя будут бояться и ненавидеть так же, как мастера-католика.
   Иван Васильев. Нет, батюшка, ты не прав. Мои знания пригодятся. Государю нашему тогда не придется приглашать иноземцев. Я сам смогу чертить карты земли Русской. Знаешь, батюшка, я уже вижу карту царства Русского. Она большая и красивая, на ней города, села и вотчины, реки и дороги, горы и леса. И все обозначено знаками и письменами на русском языке. И каждый русский человек может ее читать. Вот Москва, вот Рязань, а вот на великой реке Волге наш махонький сторожевой городок Саратов.
   Поп Василий: Безумствуешь ты, Иван, жажда большой учености доведет тебя до сумасшествия.
   Иван Васильев. Помнишь, батюшка, тогда еще на Медведице, ты мне у костра о землях рассказывал?
   Поп Василий. Ну, рассказывал, и что?
   Иван Васильев. А то. Именно тогда, у костра, я понял, почувствовал в себе новые желания и новые чувства. Я тогда уже осознал, хотя и смутно, что мне суждено будет сделать что-то значительное, важное для земли русской. А когда я встретил Джолиотто, увидел его прекрасные карты земли русской, когда выслушал его наставления по различным премудрым наукам, то я тогда понял, что смыслом жизни моей отныне станет рисование карты земли Русской. Я научусь и вернусь и нарисую земли державы нашей.
   Поп Василий. Тебе на картах не позволят свое имя поставить.
   Иван Васильев. И пусть на картах не будет моего имени, но пусть будут эти карты. Ты считаешь, что я мечтаю. Нет, я не мечтаю, я еще не смею мечтать. Среди варварства и дикости мечтать невозможно. И единственно о чем я молю Бога, чтобы он быстрее послал России просвещенного Государя, который школы и академии учредит и просвещение великого народа начнет. И еще молю я, Господа, чтобы церковь наша православная поддержала бы просвещение, а не была бы препятствием на пути к истине.
   Ах, батюшка, я все же верю, что пройдут годы и на смену нам придут новые русские люди. И эти русские люди будут мечтать свободно и открыто. И никто из них не будет бояться западных европейских наук, а все эти науки они изучат и, как мастер Джолиотто, дальше развивать и умножать будут. И мечты русского народа будут прекрасны, как те чудесные стихи великого италийца Данте, что мне читал мастер.
   Я пойду, батюшка. Мне надо готовиться к похоронам.
   Поп Василий. Несчастный ты человек, Иван. Я буду каждый день молиться Господу за тебя. Подожди, я провожу тебя до дома. Честно скажу, Иван, отговаривать от просвещения и неволить я тебя не буду. Только выехать за Литву за науками и бросить царскую службу тебе уже на Москве не разрешат. А самовольно убежишь, там в Италии, как изменник, и навсегда останешься. Пойми, наконец, на Московии наукам места нет. ( помолчав) Знаешь, я скоро уеду в Казань за новым назначением. Об этом мне отписал архиепископ.

(Уходят.)

  
   (Входят Засекин и Туров)
  
  
  
   Явление третье
  
   Туров. Слышишь, воевода, как топоры-то стучат.
   Засекин. Вот и хорошо. Пусть стучат. Хорошо, что городок наш строится. Надо, чтобы эти топоры стучать не переставали. Скоро холода и морозы. Надо, чтобы в городке от голода и морозов в эту зиму бы никто не помер. И дрова впрок заготовить надо. И проверить, чтобы в каждом доме печи были ладные, дабы пожара не допустить, и дров в достатке. И всех людишек, из Казани на Саратов прибывших, проследи, Федор Михайлович, чтобы по нужде их на постой поставили и довольствием снабдили.
   Туров. Все исполню, Григорий Осипович.
   Засекин. Что-то уставать я стал. Мысли о полезности своей жизни в голову приходят. Я их гоню, а они все равно приходят. Вот я, Федор Михайлович, думаю, видимо здесь на Саратове, мне свою жизнь и доживать. Ну, пока я жив, что будет мне ведомо. А что потом будет? А.? Покойный немец мне как-то сказал, что, мол, жить надо так, чтобы потомки о нас не забыли. Как ты, думаешь, Федор Михайлович, не забудут о нас потомки, что мы были? Будут они помнить о нас?
   Туров. Нам с тобой, воевода, важно, чтобы Государь в Москве о нас не забывал. Чтобы припасы и жалованье вовремя слал. А от памяти потомков, что пользы?
   Засекин. Не скажи, Федор Михайлович, мы с тобой Государю нашему и Отечеству Русскому служили, как умели. Вот после нас с тобой этот городок Саратов на Волге останется. И земли эти обживаться начнутся. Пользуйтесь потомки.
   Бог даст, может быть когда - нибудь и нас добрым словом вспомнят. Люди мы были грубые, наверное, невежественные и грешные, заповеди Божьи нарушали не единожды.
   Но, клянусь жизнью, ведь будет справедливо, если и о нас, таких, какие мы есть, когда - нибудь в будущем потомки вспомнили добрым словом. И может быть сказали бы нам спасибо. Честное слово, мы своими трудами, хотя бы это заслужили.
  
   Занавес
  
  

ЭПИЛОГ

   Потомок: Прошло уже четыреста _________лет. Поставленный под началом воеводы князя Григория Осиповича Засекина и стрелецкого головы боярина Федора Михайловича Турова сторожевой городок Саратов укоренился, выстоял и разросся. Пережил он и смутное время, начавшееся со смертью царя Бориса Годунова и окончившейся избранием на российский трон Михаила Федоровича Романова, давшегоь начало новой и последней царской династии России. Сегодня это один из крупных промышленных центров Поволжья, в котором проживает __________________________жителей. Саратов губернский город, в котором проживает около____________________человек. Саратов административный центр Саратовской области, площадью 100,2 кв. км. с населением свыше ______________________________человек
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"