А кто знает - тому о ней трудно судить однозначно:
это ж - как океан, который всегда озадачивает...
Юрий Белаш- русский советский поэт
Покров тайны окутывал деятельность пластунов на протяжении всей кавказской истории, хотя эти неутомимые разведчики были щупальцами казачьего войска в походах, проводниками в безбрежном море сухих степей, где днём правили путь по солнцу, по высоким курганам, по скрутням травы, а ночью - больше ухом да слухом... Кубанские плавни представляли собой первозданный в своей природной дикости мир, полный кипучих страстей и борьбы за жизнь.
Эти приречные, слегка подтопленные низины, сплошь заросшие высоким камышом, а местами и густым лесом, являлись настоящим раем не только для разнообразной пернатой живности, но и для диких коз, лисиц и вепрей. Но часто узкими извилистыми тропками пробирались вовсе не охотники, выслеживающие дичь, а хитрые и беспощадные "психадзе", что значит "стая водяных псов".
Это пешие, неотвязные и надоедливые хищники, достигающие добычи украдкой, ползком, рядом мученических засад, - больше шакалы, чем львы набегов. Черноморские пластуны бродили в плавнях небольшими группами по три, пять или десять человек, устраивая в густых зарослях у троп свои "засеки" или "залоги" - засады, в которых они сидели на корточках, не шелохнувшись, порой всю ночь, выставив перед собой штуцер и прислушиваясь ко всему происходящему в плавнях.
Однако, почуяв опасность, пластун мог отреагировать на неё молниеносно метким выстрелом "на хруст" даже в полной темноте, поскольку посредственных стрелков в пластуны не брали. Сама специфика их службы с чередованием долгой томительной бездеятельности и постоянной готовности к схватке породила особый тип воина.
Пластунами стали в большинстве своём люди средних лет, поскольку считалось, что молодые слишком горячи для этого, а к старости человек уже становится тяжёлым на подъём, не обладающим нужной сноровкой.
Медленно пробираясь потайными тропами в кубанских плавнях, пластуны так же чутко присматривались ко всем следам, оставленным на мягкой заболоченной почве. Порою передвижение противника можно было определить по стаям всполошенных появлением человека птиц, а вражескую засаду с головой выдавали тучи кровожадной мошкары, клубившейся над этим местом.
Частенько черноморцы и сами переправлялись через Кубань и уходили далеко в глубь вражеской территории, подкрадываясь тайком к черкесским аулам и выведывая намерения горцев.
И когда утром на влажной росистой траве оставался широкий след ночного соглядатая, черкесы устраивали погоню. Но опытный пластун мог не только бесшумно ползать "по-пластунски", вжимаясь телом в землю и работая локтями и коленями, но и с легкостью уходить от преследователей. Тогда он начинал путать след, применяя различные хитрости: долго петлять, прыгать на одной ноге или идти спиной вперед, вводя противника в заблуждение.
Главной задачей пластунов являлось предотвращение внезапных нападений кавказских горцев на казачьи станицы, заставы и коммуникации. С этой целью им надлежало вести постоянное наблюдение за кордонной линией из замаскированных укрытий, залегать в "засеках" и "залогах", то есть устраивать многочасовые засады среди болот и кустов, в предгорьях.
Однако наблюдение из засады не являлось основной задачей пластунов. Они также совершали рейды по территории неприятеля, патрулировали берега рек, исследуя их на наличие скрытых бродов и своевременно обнаруживая признаки подготовки врага к нападению. Кроме этого, пластуны наносили, выражаясь современным языком, "точечные" удары по отрядам горцев, уничтожая их лидеров, угоняя лошадей, лишая их подвижности и манёвренности. Приведу поучительную историю пластунов - отца и сына, которые охотились в лесу на матерого кабана. Ошибка могла стоить жизни одному из них.
Однажды два пластуна, отец с сыном, залегли ночью на кабаньем следу.
Только рассвело, слышат они пыхтенье, хруст: огромный чёрный кабан ведет свою семью к водопою. Пластуны дали знать о себе, и кабан, навострив уши, остановился как вкопанный. Отец выстрелил. Раненый кабан шарахнулся было вперед, потом повернулся и покатил вслед за своим стадом. Пока старый пластун, недовольный своим выстрелом, собирался зарядить винтовку, его сын со всех ног махнул по горячему следу. Слышит он треск очерета, видит кровавую струйку, а кабана не замечает в густом камыше. Вдруг его что-то толкнуло в ноги и больно, будто косой, хватило по икрам. Пластун упал навзничь и очутился на спине кабана.
Тряхнул свирепый зверь спиной, одним махом располосовал черкеску с полу- шубком от пояса до затылка. Еще один взмах клыка - и пластуну надо бы расстаться с жизнью, но в это мгновенье раздался меткий выстрел. Пуля угодила зверю в самое рыло, пониже левого глаза, причём расщепила его клык, острый, как кинжал. С разинутою пастью растянулся кабан во всю свою трехаршинную длину.
- А что, хлопче, будешь теперь гнаться, да, не оглядываться ? - спросил отец, делая сыну перевязку.
Обе его икры были прохвачены до костей. Из такой-то выучки выходили опытные пластуны.
К главным достоинствам пластуна относилось умение скрыть собственные передвижения, первым выявить местонахождение неприятеля и заманить его в засаду. Особым уважением пользовались казаки, умевшие читать "сакму" - след врага, по нему определявшие число противников и траекторию их движения. В случае обнаружения противником в ходе разведки пластуны практически никогда не сдавались. Считалось за правило, что пластун лучше погибнет, чем потеряет свободу.
Грамотно выбрав позицию и заблаговременно наметив пути к отступлению в случае погони, воины либо отстреливались, либо сливались с местностью, умело используя её особенности. Неприятель предпочитал избегать прямого столкновения с отрядом разведчиков и не преследовать его, поскольку в этом случае он легко мог попасть в засаду и понести бессмысленные потери от меткого огня пластунов. Им выдавалось более современное оружие. Именно они первыми получили дальнобойные штуцера с притыкаемыми штыками. С учётом специфики службы пластунам платилось более высокое жалование.
Враждебные столкновения с чеченцами у пластунов начались со времени первого поселения казаков на берегу Терека... С тех пор враждебное отношение чеченцев к русским возрастало с каждым годом, принимая всё более и более характер непримиримой и истребительной войны. Как противники чеченцы заслуживали полное уважение, и никакому войску не было позволено пренебрегать ими посреди их лесов и гор.
Хорошие стрелки, злобно-храбрые, сметливые в военном деле, они подобно другим кавказским горцам прекрасно умели пользоваться для своей обороны местными выгодами, подмечать каждую ошибку нашу и с неимоверной скоростью давать ей гибельный для нас оборот.
Чеченцы пленных солдат продавали в рабство. В плен к ним лучше не попадать. Пленные - "лаи" - содержались хуже скотов. После захвата жертвы её сразу заковывали в кандалы и сажали на металлическую цепь, словно дикого зверя. А если
узнавали, что у тебя или родни деньги есть, начинали бить, пока выкуп не дашь.
Считали, что русские слабы словом и сердцем, из сострадания соберут нужную сумму и согласятся заплатить. О деньгах речь не встанет, в России их много. То есть пленный для нохчи прежде всего лишь средство для наживы и не более того.
Единственным народом, с воинами которого предпочитали не сталкиваться в бою гордые чеченцы, являлись калмыки - прирождённые кавалеристы, чья лёгкая конница наводила ужас на врагов своими стремительными атаками.
Киргизы, татары, казахи, башкиры, ногайцы были вынуждены практически постоянно противостоять калмыкам, которые не случайно вошли в пятерку самых воинственных народов мира, уступив лишь новозеландским племенам маори, гуркхам из Непала и даякам с острова Калимантан.
В пластунском лексиконе даже появились новые термины, характеризующие боевые действия казаков: "выстрел на хруст" - способность поражать любую цель при плохой видимости или её отсутствии, "волчья пасть" - умение провести молниеносную разящую атаку, "лисий хвост" - искусство заметать свои следы при возвращении с задания.
Одежда, которую носили казаки - пластуны, являлась максимально лёгкой, удобной и неброской, чтобы не мешать замаскированности, маневренности и быстроте передвижения.
Потрёпанная черкеска, обветшалая папаха с башлыком и кожаные чувяки делали пластунов весьма похожими на коренных обитателей предгорий Кавказа, что очень хорошо маскировало их перемещения. На поясе у пластуна, как правило, висел длинный кинжал с пороховницей и мешочек для пуль, а в руках он держал дальнобойный штуцер. Незаменимым предметом для казака стала нагайка, использовавшаяся и в бою, и для погона лошадей, а также на охоте.
Пластунские подразделения принимали участие практически во всех войнах, которые вела Российская Империя, начиная от русско - турецкой войны 1787-1791 годов и заканчивая Первой мировой. Однако потребовалось половина столетия, чтобы успешно воюющую пластунскую пехоту ввели в штат русской армии.
Это произошло в 1842 году. В некоторых ситуациях пластуны имели явное преимущество перед регулярной пехотой: их умение бесшумно и внезапно подкрасться к противнику, запутать следы или выстроить хитроумные ловушки не раз помогало русской армии одерживать важные победы. Постепенно у пластунов стали популярными гранаты.
Их использовали в самом крайнем случае, если отряд настигал численно превосходящий его противник. В материалах Кубанского казачьего архива остались указания на интересный и увлекательный случай охраны станицы льготными пластунами в июне 1853 года. В тёмную июньскую ночь, когда при новолунии небо было покрыто мрачными тучами и когда пешие черкесы имели обыкновение ползком, как змеи, пробираться в станицы в надежде поживиться казачьим добром, пластуны Гуртовый, Рогач и Чернега залегли у плетня станицы Елизаветинской. Это была их родная станица.
Пластун любил секрет или залогу. Притаившись где-нибудь в укромном месте, он зорко следил за всем, что происходило в окрестности, всё высматривал, ко всему прислушивался, всё узнавал. Поэтому в самые опасные минуты пластун, находясь в залоге, не только успевал хорошо разобраться в окружающей его обстановке, но и придумать тот или другой наиболее подходящий к данному случаю план действий. У Гуртового, Рогача и Чернеги дело было проще.
Они превосходно, как свои пять пальцев, знали местность у станицы и близ Кубани. Опытные пластуны были уверены также в том, что в эту ночь черкесы непременно явятся на воровство в станицу: очень уж подходящая стояла для того ночь. Разместившись на известном расстоянии друг от друга, так, чтобы можно было охватить наибольшее пространство для наблюдений и незаметно подать условный сигнал друг другу при надвигавшейся опасности, пластуны целиком превратились в слух и во внимание.
Малейший шорох, игра тени, беспорядочное кружение в воздухе летучей мыши, отдалённый лай собаки, а также лёгкий топот животного - одним словом, всё, что действовало на слух и глаз пластуна, - не ускользало от его внимания. Время клонилось к полуночи. Гуртовый, Рогач и Чернега, казалось, провалились куда-то. Ни звука, ни малейшего движения они не слышали в засаде. Но, наверное, каждый из них с напряжением следил за тем, что происходило в станице и возле неё, разгадывая по звукам, где и что случилось.
Наверное, они слушали и соображали, в каком "кутке" и чьи собаки лаяли. По условному свистку узнавали, в какую сторону станицы направлялся ночной обход и на сколько частей разбились ходившие по станице с дозором малолетки.
Они считали удары колокола, когда отбивал часы на колокольне церковный сторож, а также улавливали шум и шорох, где бы они ни проходили. Но вот вдали по направлению к Кубани раздался какой-то звук, точно кто-то чихнул.
Пластуны насторожились. Гуртовый как старший старался первым выяснить, что означал этот звук. Снова раздалось сдержанное подавленное чихание. Это ясно уже расслышали пластуны. Черкес таким образом выдал пластунам себя и, быть может, товарищей. Гуртовый издал мышиный писк. С двух противоположных сторон Рогач и Чернега ответили таким же писком и ползком бесшумно приблизились к звавшему их товарищу.
Гуртовый молча прицелился из ружья в том направлении, откуда слышалось чиханье. Товарищи закивали, показывая тем, что поняли, куда надо направить внимание. Все трое стали терпеливо ждать, что же будет дальше. Скоро для пластунов выяснилось, в чём состояло дело. К станице подкрадывался не один черкес, а целая партия. Она, по-видимому, находилась близко от залоги.
Её движения периодически то совершенно затихали, то снова проявлялись слабым шорохом. Горцы, очевидно, в свою очередь, следили за тем, чтобы не нарваться на разъезд или на залогу, и прислушивались к тому, что происходило в станице.
Снова Гуртовый приподнял ружьё и повёл головой направо и налево к сидевшим рядом с ним товарищам. Рогач и Чернега считали Гуртового старшим и "слушались его команды". Они также мгновенно приподняли ружья. Прошла минута. Гуртовый опустил ружьё. Товарищи сделали то же. Не пришёл ещё момент стрелять. Ночь стояла убийственно тёмная, а черкесы ввиду близости станицы замедлили движение и, двигаясь осторожно, не выдавали себя.
Несколько раз Гуртовый собирался стрелять и всё же не мог уловить надлежащий момент. Когда, наконец, он в последний раз приподнял ружьё и когда заметил, что и товарищи его утвердительно кивнули, то скомандовал: "Пли !". Раздались три выстрела. Кто-то не то свалился, не то бросил что-то тяжёлое на землю. Послышалась шипящая речь черкесов, и вдруг в нескольких десятках шагов от пластунов осветилось широкой полосой небольшое пространство.
Это черкесы ответили залпом пластунам по тому направлению, откуда раздались три выстрела. Но опытные воины, как только спустили курки, сразу залегли в канаву у станичного плетня, и черкесские пули просвистели над ними. Только Гуртовый впопыхах забыл прибрать ногу, и шальная пуля угодила ему в пятку. По выстрелам черкесов они могли уже судить о размере черкесской партии. Им почудилось не менее восьми отдельных звуков. Черкесская партия, во всяком случае, была невелика, и пластуны решили преследовать её.
Теперь они уже не таились, а с криком "ура!" бросились к черкесам. Долгое напряженное молчание перешло как бы в энергию, которой дрожал каждый мускул у пластунов. К тому же они были дома, у себя возле станицы, откуда казаки, несомненно, дадут вовремя помощь, услышав выстрелы. Ночь несколько спутала расчёты пластунов. Тремя выстрелами они рассчитывали отделаться от трёх противников из черкесской партии, а, как после оказалось, ранили только двух. Обе стороны, однако, разрядили уже огнестрельное оружие.
Вновь заражать ружья было уже некогда. Пластуны надеялись на привинченные к ружьям штыки, а черкесы полагались на шашки. Наэлектризованные отвагой казаки настигли уходивших черкесов. От Рогача и Чернеги не отставал и раненный в ногу Гуртовый. Нога ныла и болела, постил из кожи дикого кабана, крепко привязанный к ноге ремешком, оказался полон крови. Но недаром раненый носил фамилию Гуртовый, то есть "артельный" или "товарищеский".
Он не мог допустить мысли о том, что его верные товарищи останутся в бою одни без него. С первого же натиска пластуны так насели на черкесов, что один из горцев пал под ударами штыков, а другой получил ранение.
Таким образом, из партии у черкесов выбыло четыре человека, но и оставалось ещё шесть человек - "по два на брата", по выражению пластунов, к тому же у черкесов были раненые и убитый. Нужно было позаботиться о них. Шансы пластунов от этого увеличивались. Ожесточённая свалка началась у трупа убитого черкеса.
Обычай не позволял черкесам оставить убитого товарища в руках неприятеля, и они всячески старались захватить его с собой. Казаки не давали трупа. Но те и другие стояли настороже друг против друга, и когда одни пытались нанести удары, другие искусно отражали их.
Черкесам, однако, нельзя было терять время: с минуты на минуту к пластунам могла подоспеть помощь из станицы, и тогда вся партия могла или сложить головы, или же позорно сдаться в плен. Горцы по необходимости вынуждены были оставить на месте боя убитого товарища и стали уходить с ранеными по направлению к Кубани. Тёмная ночь помогала обеим сторонам.
Черкесы успели уйти в заросли к Кубани, пластуны, избавивши станицу от партии хищников, не решились рисковать дальше при неблагоприятных для них условиях. В кустах или в камышах, под прикрытием ночной темноты, у горцев мог стоять резерв. К тому же раненый Гуртовый стал ослабевать от большой потери крови. "Ну их!" - решили пластуны.
Главное они сделали: неприятель прогнан. Воины повернули назад в станицу. Приказом по войску от 30 июля 1853 года исполнявший обязанности наказного атамана Черноморского казачьего войска Кухаренко благодарил пластунов Гуртового, Рогача и Чернегу за оказанный ими военный подвиг по защите станицы и населения.