Дни проходили стремглав, и Майка не знала, ей-то чего ждать от них. А вечера она коротала с Лешкой. Март, как и предполагалось, после ухода Джека моментально потерялся.... А Вовку она не видела еще ни разу после того вечера в школе. Но отчаянный, смешанный с жаром и лихорадкой поцелуй у подъезда она не могла забыть даже в виде последней защитной реакции - он был, с этим не поспорить. На следующее утро он позвонил сам, и через сбивчивую скороговорку в его голос пробрались другие нотки - теплые.... Сказать, что его не будет какое-то время, и чтобы она не теряла, она - его? Все это кружило ей голову теперь новым предощущением, радостным.
Тем временем снег окончательно засыпал лужи грязи. Прошли и каникулы. Лешка все чаще рассыпал затаенно-улыбающиеся взгляды, и она совсем не удивилась, когда они зашли за ней вместе, чтобы ехать на "Живой звук". Лена застенчиво молчала, сгорая только темными влажными глазами.
Это был удивительный вечер, а еще удивительнее был Лешка, внезапно изменившийся рядом с этой невзрачной девочкой. На обратном пути в ожидании автобуса Лена замерзла, Леха весело растирал ей руки.
А на следующий день, когда они шли к Старикам смотреть видеокассету со свадьбы, навстречу им выпилил Володька, похудевший, с покрасневшими от холода ушами под легкомысленной кепкой, в ярко-синей короткой куртке.
От неожиданности скованно, он поцеловал ее не то в губы, не то в щеку, смущенно сунул ладонь Лешке и, не отпуская больше Майкиной руки, повернулся идти с ними.
- Ах ты, жулик, милый, - улыбаясь, проговорил Леха.- Ну, где ты опять махинировал?
- Я не махинировал...- глухо отозвался Володька, дернув на Майку шоколадными глазами. - Я болел...
- Ну и как? Выздоровел?
- Да. Теперь, думаю, да... Теперь - да, - повторил он и улыбнулся.- А куда мы идем?
- Старикам шухер наводить. Раскрутить молодоженов. Игра такая, знаешь?
1993г.
Лех курил на кухне. Это теперь была его территория, ни родители, ни сестра старались не забредать сюда после восьми вечера, только племянник проскальзывал в зону оккупации без излишних предрассудков своего возраста.
Он активно путал листы расчетов, угрожающе проезжал немытыми ручонками по только что вычерченным чертежам, растаскивал по разным углам квартиры дорогие кохиноровские карандаши и безжалостно их там разламывал. Меняющиеся на столе листы ватмана, казалось, приобретали желтоватый налет от избыточной концентрации в воздухе никотина. На хорошие сигареты денег не хватало, а пачки летели блоками. Родственники терпели из последних сил и не критиковали. Лехин диплом достал всех.
А сейчас он устал, стоял у окна, глядя в сизый мрак летней ночи. Думал о Ленке.
Она стала капризничать, требовать больше времени, внимания, не желая ни с чем считаться; таскала его безоговорочно на какие-то сейшны, фильмы, на глупейшие дискотеки, посвященные окончанию своего предпоследнего класса, а их почему-то была словно череда - всех этих мероприятий... Наверно, у нее одной среди сверстниц был взрослый парень, предмет наивной гордости и демонстрации. Ребенок - он ласково улыбался в окно. Это стоило бессонных ночей ГОСов и проклятущих нескончаемых листов дипломных чертежей на кухонном столе. Ребенок закрыл собой весь его прежний мир - ушедших друзей, мотоциклы, музыку, книги... Почему все так вышло? Скорее всего, первоначально в Лехином мозгу так автоматически включилась замена Майке, девочке-другу; только Майку он воспринимал как равного себе, а эта разница в четыре года с Ленкой выбила все из-под привычных категорий.
Письма от Демона приходили редко - непонятные, лаконичные; Джек, тот писал чаще - аккуратным детским почерком излагая все серьезные события своей жизни, от потери зубной щетки до подробных описаний пьянок в увольнительных.
Лех выдрал из черновика листок, отодвинул в сторону карандаши и пепельницу, циркуль полетел на пол и сломал грифель, последний путевый грифель.
"Димка, Димка...- написал он и задумался.- Привет, славный воин, безымянный герой тяжелых солдатских будней..." - и снова остановил разбег модного мокрого шарика по клетчатой бумаге. Димке должно быть нелегко в армии, с его привычками к тяжелым взглядам, понятиями о собственной недосягаемости и чувстве меры - это было понятно еще полтора года назад, что
армия для Димки - это фотофиниш. Джек, покладистый и спокойняга парень, тревог не внушал, такие не цепляются обычно ни за одну колючку.
"А у нас веселуха...-шарик кинулся в новые строчки вслед за косым Лешки-ным почерком, еле успевая.- Я ухо проткнул, ношу колечко, хорошо, что ты далеко, а то я за ухо не поручился бы.... Но, если исходить из религиозных соображений, по дианетикам, то я уже так сформировался, ничего не поделаешь... Правда, мысль моя пока урезана - хотел я цепочку от уха к носу, Детка отговорил, сказал, что пижонство... Что-нибудь порвут обязательно, или то, или другое, упырей много. Так что скоро пойду работать, в шахту, в забой, руду рубить... Что, не пахари мы что ли, не могикане? Дороюсь до Медной горы Хозяйки, нам это запросто, в шахте, говорят, зажигают не по-детски... Хотя не каждому так прет. Романтика, Димка, фонарь на каске, а вдруг жилу открою?
Видал Клондайк? Ты приезжай, еще успеешь, масть разбавишь. Старики наши счастьем мучаются, ребенка нянчат. Пока не предъявляли, говорят, надо месяц карантину выждать. Делегация отправится челом бить, что бы Амери-кой назвали, в честь исторической родины; Америка Сергеевна - звучит? Но, похоже, обломаемся, назовут как-нибудь по-среднеазиатски, вроде Юлькой, короче, радуются. Тоже диплом защищают. Как подумаешь, что отучились мы,
золотые денечки, а теперь - пахать до самой пенсии... Майка с Деткой первый курс тоже одолели, она сейчас по колхозам собирается, по фольклору - бабушкины платья собирать и прочую ботву; я ей сам хотел какого-нибудь фольклору подогнать, но ее, видишь, тоже романтика душит, возьмет Детку, мотоциклы и зашьются недели на две-три... Лето, красота...Детка себе мотоцикл слепил все-таки, не зря на ТОА год отучился, да и Мухин его на своей шохе практикует, теперь его от железок за уши не оттащишь, а то на велосипеде ездить не умел, помнишь? Март снова не работает, перепинывается, вроде хочет в киоск садиться, жулик. Сеструха твоя от рук отбилась, учиться не желает, даже девятый кончать, знаю я девчонку, классрук у нее, мне жалуется всю дорогу. Ну да ладно, для девчонки главное - чтоб ноги от ушей были, остальное приложится, а она у вас ништяк, вытянулась. Плем мой подрастает, верхом на мне катается, на пять минут не соскучишься. На лето сплавляют его тем родичам, и сестрица с мужем сваливают туда же - в деревню, в отпуск. Вот такие пироги, а новостей на сегодня больше нет. Ты включайся, не пропадай, лови волну, пиши письма-то...
P.S.
Мне-то точно теперь белый билет припаяли, позвоночник признали все-таки, что не проходит, если честно, не могу сказать, что расстроен.... Ну давай, Демон, не скучай там, понял?.."
Лешка бросил ручку. Про Ленку в очередной раз так и не решился написать, про такое не пишут. Наверно, армия не убила еще в Димке чувства монополии на Лешку, так бывает, когда затягивается детская дружба. А если категоричный Демон решит, что никому не нужен - вот это и будет авария.
Не чертилось. Не чертилось! Он посмотрел на часы - полтретьего. Улица словно умерла, словно ночь и темнота отправили ее в глубокий нокаут. Кто не спит - по пальцам пересчитать, несколько огоньков на весь квартал и прилежащие. На Володькино окно обычно первым падал его взгляд при обзоре, и оно замигало ему слабым светом. Условный знак, но что могло выключить из сна и Володьку?
- Да просто так. Я тебя в окне увидел, ну и поморгал.
- Тише. Давай сразу на кухню.
- А ты чего - чертишь? - жизнерадостно поинтересовался Володька, занимая свое место в облюбованном уголке.- И надо тебе это?
Лех знаком показал (двумя пальцами к горлу), как это его достало. А вслух спросил:
- Чай пьем?
- Ставь.
Леха поставил чайник, прикурил от газа (трюк отработанный).
- Много тебе еще осталось?
- Еще два листа...- затянулся.- И поясниловки. Листов восемьдесят.
- К субботе,- легкомысленно кивнул Володька.
- Врежу,- предупредил Лех.- Через неделю сдавать. Я бы застрелился, если б смог. Честное благородное. А ты чего так цветешь, братец?
- А мне чего. Мне дипломы не писать. Я и с учебой-то завязываю.
- Как это? - заулыбался Лех.
Он так и стоял у газовой плиты, скрестив руки на груди, в своей несгораемой клетчатой рубашке, глубоко и медленно затягиваясь.
- Меня учить - только портить. Я на работу думаю податься. В технаре переведусь на заочку - и вперед.
- Куда?
- Авторемонт. Есть такая шарашка у Горсовета. Мы там практику проходили. А мне понравилось. Большему все равно не научат, чем своими руками покрутишь и повертишь.
- Нифига.... Эх, надо было полтора года назад на тебя пари ставить....Сказал бы кто, что слесарем... Ухохотался бы.
- С чего?
- Ну такой ты был парнишка... непонятный.
- Твое влияние, - усмехнулся Володька. - Кайф мне от этих железок катит. Мы мамочку Мухинскую уже два раза от винтика до винтика разобрали и собрали.
- А с мотоциклом то чего?
- Это не сейчас. Мы сейчас экзамены сдаем. Тоже шило - в моем-то возрасте!
Они посмеялись. Потом Леха спросил, уже разливая чай.
- Чего предки Майкины? Все газуют?
- Ага... Мои то Мухины, знаешь? В Ростов свой сваливать собираются. У него здесь контракт кончится, все свои спецобъекты выстроит и через год-полгода - до свиданья, мама. А мать мелкого не оставит. И останусь я один, похоже на то.
- Ну, допустим, не один. Мы тебе жизнь то поукрашаем, я думаю.
- Валяйте, - разрешил Володька. - А я пока поработаю, привыкну...
- А армия? Планы ты хорошо строишь, а возьмешь и слетишь, раз с очки ушел.
- "Армия"... Где я, а где армия. Дурак ли я, часом? Нет уж, пока я в уме и твердой памяти, я туда не попаду. Как-нибудь пусть без меня скрипит телега. Скорее развалится.
- Что, Димка у нас дурак? Витька? Все лохи тупорылые, ты один умный? - неожиданно оскорбился Лешка.
- А ты? - прозрачно улыбнулся Володька.
- А что я? Я тоже тупорылый, не в том вопрос, что с белым билетом. Мне за Демона обидно, ясно, умник?
- Пусть я умник...- упрямо ответил Володька. - Ты всегда парень правильный, а я - нет. Я для себя живу, мне голова моя, и руки-ноги самому пригодятся, и голову я найду куда приложить, только не к панамке со звездочкой. А Майку я куда дену? На берегу оставлю? Я такую кашу замутил, там такая канитель с предками ее, а она за меня все равно обеими руками держится, как бы ей по ним не стучали. От такой девчонки уходить? Ради чего? Что бы там лопатой дергать? В уме ты, Леха?
- Да нет, ты прав, конечно, - признал Леха. - Эх, хорошо я сестренку пристроил. Самому приятно. Чего у вас с фольклором?
- А присоединяйтесь. Палатки найдем. Марта ты давно живого видел?
Лех соображал.
- На неделю. Лето. Ты ж сдашь свой диплом когда-нибудь? Отдых то человеку положен, я спрашиваю?
- Да на который мы с Мартингом вам сдались?
- Так ты Ленку бери. Март - человек самостоятельный, сам решит.
- Ее родители не отпустят. Стопудово.
- С тобой то? - засмеялся Володька.- С тобой хоть кого отпустят. Ей шестнадцать то есть?
- Как раз будет. Одиннадцатого.
- Не вопрос.
- Здравствуй, Лешка. Ты как?
- Здравствуй, прелесть. Я в угаре.
За два года Майка вытянулась из неуравновешенного подростка во вполне недурную девицу с небрежными рассеянными крошками бесятины в серых глазах: все теми же.
- Как диплом?
- Молчи... Всуе...
- Когда?
- В среду.
- Как Ленка? Уговорил?
- Думаешь, уговаривать надо было?
- Ну я ли не знаю, какая у тебя сила убеждения!- засмеялась Майка.- Ты сильно занят?
- Я очень сильно занят! - быстро сказал он.
- К Женьке сбегаем? Ну пожалуйста, на пять минуточек? Надо же тебе отдохнуть?
- Как все переживают о моем отдыхе! Не дергайте еще три дня, я ж потом до пенсии отдыхать буду.
- Железно!
Лех уселся рядом на скамью натягивать кроссы, не шнуруя.
- Как экзамены ваши?
- У меня все. А Вовка сейчас дома заперся. У него завтра электропривод.
Когда шагали к Мартингову киоску, Леха спросил:
- Как вредители?
Майка ответила как Володька, ровно:
- Нормально.
Марта подсекли в процессе трудовой деятельности. Он выдавал сигареты. Лех тяпнул его за серебряную печатку. Покупатель от киоска шарахнулся.
Женька открыл дверь и скрутил Лешку в закорючку, заломив ему за спину руку.
- Все, все! Пошутил!
Напоследок любовно получил по шее ребром ладони.
- Ну, кто на каратеку? - отдышался Мартинг. И потянул к себе Майку. - Привет, Майша.
Майка ухватила его за нос и крепко дернула.
- Я, Майка, Укротительница Пиявок!
- Почему пиявок? - традиционно обиделся Мартинг, запуская их внутрь.
- Подумай.
- Злые вы... Ну, нравится у меня? Только скажи, Леха, что не рай. Шоколад, сигареты, выпивки до фиговой кучи.
- Рай, рай... Только халява тебе все равно не улыбается. Не жизнь - борьба.
- За три дня уже с двумя девчонками познакомился. Только приглашай... - Мартинг довольно похлопал по дермантиновой лавке.
- Ну так угощай мою барышню. Чего хочешь, Майка?
- Шоколада!- злорадно прищурилась барышня.
- С ума сошла? "Сникерс" двести стоит. Может, на чупачупсе помиримся?
- На чупачупсе мы только подеремся, Мартинг.
- Держи жвачку. Стоп. Покажи вкладыш. Я наклеиваю тут.
Лешка засмеялся.
В окошко постучали. Пока Мартинг мечтательно прикидывал сдачу, гости оглядывались. Март был в черных джинсах и такой же рубашке, в вырезе которой на шее перекатывалась увесистая серебрянная цепочка.
- За пальцы то не хватают, князь серебрянный ?
- Да, - польщено закивал Женька.- Приобрел тут. Синяки носят, все что хочешь, за пузырь купить можно. Сейчас покажу.
Он слазил за пазуху, вытащил за цепь кулон - шестиугольную звезду, гордо продемонстрировал.
- Женька, ты чего, ориентацию поменял? Барух ата аданай?
- Чего? - подозрительно закосился Март.
- Это же еврейский символ.
- Это ты еврейский символ. Это знак конца света, армагедон, понятно?
- Без вариантов, - усмехнулся Лех.
- Нравится, Майка?
А Майка сказала, нравится. Она вообще за мир во всем мире.
Женька безобидно устроился между ними.
- Покурим?
Парни достали по сигарете, но в окошко снова постучали.
- Водка бодяжная?
- Фильтруй! - строго ответил в окошко Март.
- Я хотел сказать, бодяжная водка есть?
- Есть, конечно. Десять.
- Если откинусь, замучаю.
- Проверено, отец. Вчера пили.
Все вместе посчитали сдачу. Непонятно, зачем Март учился в школе.
- Женька, а что б тебе с нами не поехать? Ты как работаешь?
- Три через три. По двенадцать. Орбитальный график.
- Ну так что, не поедешь?
- А надо не поехать?
- С тобой веселее.
- Ну, если б без Детки, я бы поехал, - подмигнул Лехе тот. - Зачем он? Без него веселее.
- Дурак!
- Решай резче, Женька, у меня диплом дома пригорает.
- Беги, беги. Мы с Майкой все обсудим.
- Ага. Детка мне потом голову откусит, если я ее с тобой оставлю. Собирайся, милая, хватит даровые конфетки лопать. Мартинг, ты уже определяйся. Зайдешь, я дальше разъясню.
В окошко снова стукнули, и Март махнул рукой - не мешайте считать сдачу.
Дверь захлопнул ногой.
- Хватит миндальничать. У людей с утра жизнь и так тяжелая...
-Выводите тачки. Нефиг опаздывать, дурно выглядеть и еще орать при этом...- невозмутимо ответил Володька, с трудом отпуская Майку.- Привет, Ленка.
Леха сгрузил с себя палатку, рюкзак.
- Я фотоаппарат взял. На всякий случай. Ну, сфоткать вас?
Володька потянул Майку за руку обратно.
- А меня? - закричал из гаража Мартинг.
Леха перевел кадр и щелкнул его, выталкивающего из недр свой видавший виды броневичок ( миниатюра "осел и клоун").
- Это что у тебя на голове, Володька? - застенчиво улыбаясь, спросила Ленка, прячась за Лешкино плечо от собственной смелости. - Пионерский галстук?
Голову его перехватывал завязанный на пиратский манер выцветший кусок шелковой ткани.
- Вечно ты, Детка, ку-ку, - проворчал Мартинг.
- Он готовится старушек охмурять. Будет Тимуром, рисовать на калитках звездочки, остальные, естественно, на подпевках. Пока Майка сундуки потрошит.
- Все продумано.
А Лена была в теплой толстовке...Худенькая, тонко высокая, с выбившейся прядью из закрученного на затылке узла тяжелых, темных волос... Лешка поглядывал на нее искоса...
- Женька, ты топор взял?
- Конечно, взял. Я же не склеротик, что ты мне, Лешка, написал, все взял.
- Давай его сюда, - распорядилась Майка.
- Зачем?
- Ты и топор. Кажется, все понятно.
- Не дам! - схватился за топор, как за живое, Мартинг. Сделал устрашающее лицо.
- Опять видиков насмотрелся на ночь, сволочь? Ленка, маньяк из него сомнительный, ты его не бойся.
- Не бойся, я с утра позавтракал.
- Ну, едем? Или день потерян? Нам еще старушек отлавливать.
- Сегодня со старушками глухо. Надо приехать на место, нарыть окопов, залечь на ночь и отстреливать поэлементно. Что вас, в технаре не учили, что ли?
- Она целую тетрадку взяла. Пока всю не изрисует, домой не вернемся. Ленка, тебя надолго отпустили?
- А я и не отпрашивалась особо! - с неожиданной горделивостью произнесла Ленка, убирая прядь со лба за ухо.
- Чего?
- Все в порядке. Я сам с родителями разговаривал, - заверил Леха. - Что ты придумываешь, Лен?
- Смотри, что б ее не потеряли. А то будет нам разборка в детском садике.
- Не потеряют, - с неудовольствием ответила на это Ленка. При Володьке у нее в голосе появлялись новые интонации.
- А мою барышню как, отпустили? - уточнил Лех.
Майка с Володькой переглянулись, непонятно улыбаясь, он обнял ее одной рукой.
- А ты не лезь к людям, - строго одернул его Лех. - Зависть чувство вредное. Знаешь болезнь евреев? Воспаление зависти.
- Фигня, старик. Мне уже ничего навредить не может.
И недовольный Мартинг вкрутил в уши плеер.
Стартовали.
Гальянку, Черную миновали быстро, на Серовском тракте прибавили. Ветер бил в глаза пылью, пробирал до костей, и, несмотря на солнышко, Лешка радовался, что догадался надеть на Ленку свою толстовку, когда она явилась на стрелку в легкомысленной одной футболочке. Оглянулся быстро на отстающих.
Володька тоже сглупил, в длинных, ниже колен, шортах, и видимо, вмерз.
Засмотревшись, Лех вильнул от "Жиги", летящей навстречу, под колеса Мартингу, Март заорал в традициях фильмов ужасов, противный. Ленка пискнула. Лех простил великодушно; до этого он не катал ее с ветерком.
Мимо громыхали тяжеловозы, междугородные экспрессы, словно речные пароходы, мелькали легковухи; а ему казалось, будто не ветровка бьется на плечах, а хлопают вырастающие крылья.
У поселкового киоска Мартинга потеряли. Нашел он их значительно позже.
- Что, еще не поставили? - простодушно удивился он.
- Тебя ждем.
- Чувствуете, что ли? - ухмыльнулся Женька и достал из-за пазухи две бутылки водки и спрайт.- Считайте, я свое дело сделал.
- Ты чего? Популярность зарабатываешь? - засмеялась Майка.
- Да ладно, в игрушки, что ли приехали играть? Пьянствовать и развратничать...- он ловко подмигнул Ленке, а когда та рассеянно посмотрела на Лешку, Володька успокоил:
- Да нет. Просто пьянствовать.
- Да никто не сопротивляется, брат.
- Поставь-ка в холодильник, хозяйка, - Март отдал бутылки Майке.- Эх, сколько водки не бери, все равно два раза бегать. Знали бы вы, какая там Лариса в киоске сидит...
Над ним засмеялись, необидно и привычно.
Часы были только у Лехи. Шесть. Целый день в дороге, пора останавливаться, и место приличное - у кромки воды и леса. И на три, вернее два оставшихся Женьке выходных дня решили окопаться здесь же, благо и до деревни с вожделенными Майкой старушками рукой подать.
Возиться с палатками и костром никому не хотелось, но Лех, безапелляционно заявив, что пойдет на лесоповал и, вооружившись топором, утащил Лену бродить в лес. Оглянувшись, увидел, как Володька деловито потрошит рюкзаки, организовывая оставшихся в процесс.
Лес был светлый, сосновый, наполненный безмятежным покоем, нашпигованный острыми сучьями и иголками под ногами, дурил голову запахом хвои и влаги. Лех иногда склонялся к зеленой свежей поросли.
- Тихо тут так, да?
- А назад-то выйдем?
- Выйдем, - уверенно кивнул он и вновь нырнул к сочной траве. - Держи...- и высыпал Ленке полную горсть земляники.
- Ого! Сейчас бусы сделаю...
Ленка опустилась на колени, потянула тонкую коленчатую стеблинку и начала прокалывать сквозь нее розово-красные ягоды. Лешка улегся неподалеку, покусывая такую же травинку, сочно-сладкую на вкус.
- Эх ты, городское дитя...
- Почему городское? Я дитя природы.
- А я об этом и говорю...Все мы от корней идем, первобытных. А бусы из ягод наверно девчонки во все времена делали. Это прапамять.
- А мальчишки валялись на траве и умничали.
- Да, - вздохнул Лех... Он замолчал, глазами словно запоминая этот фрагмент как мгновение, расшифровывающее понятие "счастье", - хрупкая девочка с непослушными, выбившимися прядями, движения бледных губ.
А Ленка говорила и искала рассыпанные ягоды, и чудо ее движений и движений губ не прекращалось... Солнце запуталось пшеничным золотом в Лешкиных ресницах, он прикрывал глаза, радуясь, что она не видит... Да, о чем же она говорила, смеясь?
- У меня предки из киржаков... Крестьяне-староверы. Я так и вижу себя в расшитой крестами рубашке. Хочу туда, ходить в деревянных башмаках и есть из глиняной посуды...
- Раскольники... - пробормотал Леха и потянулся рукой к шнуркам ее кроссовок ... - Они босые ходили. Сними. Сразу почувствуешь, как у друидов, и землю, и тепло, и энергию... Правда, земля живая? Слушай...
Босые ножки потянулись по траве. Она хихикнула.
- Ну ты всегда придумаешь!
Потом вдруг вскочила, закружилась, распахивая руки.
Лех откинулся на спину и закрыл глаза. Слишком юная, слишком безмятежная... Ей это идет. Он улыбнулся теплым, оранжевым сквозь веки солнечным лучам. Господи, не отними у нее это - попросил он у них. Пусть дальше читает свои книжки.
- Ай! - послышалось с поляны. Лех поднялся на локте и, щурясь против света, нашел ее. Она упала на колени, и во всей фигуре так ясно читалась озабоченность и растерянность.
Леха вскочил, на ходу отряхивая от травы локти, поспешил к ней.
- Что? Ногу порезала?
Она мотнула головой, со смешной сосредоточенностью шаря по траве.
- Потеряла свои бусы! Довертелась.
Лех засмеялся, огляделся вокруг, увидел неподалеку расцепившуюся травинку с ягодами...
- Ох и смешная же ты, Ленка. Ужасно.
Стебелек подобрал, опустился рядом, поднося их к ее губам по одной. Она послушно ела. Мягкие влажные касания обжигали его пальцы, и внезапно застеснявшись этого порыва и всего остального, он собрал землянику в ладонь и торопливо ссыпал Ленке.
Бледные губы покрылись алыми каплями, и, больше не в силах выносить это зрелище, вернулся за кроссовками.
И почему-то замолчал, хмуро попинывая траву, в поисках грибов, что ли.
- Лешка, - позвала она. - Так давай хоть елку какую-нибудь заберем. Мы же за дровами пошли.
- Да ну их...
- Вот эту, какая хорошенькая; сухая... Я ее сама возьму.