Юлия НИКИТИНСКАЯ

                                 КАНДИДА
     
                      Книга З. Охота на наследника.
                                       
                                                  "Ox уж мне эти сказочки!
                                                Ох уж мне эти сказочники!"
                                                         Крик чьей-то души
     
                                     1.
     
     Ветер дул с моря. 
     Поздняя осень в Касталии никогда не бывала приятным времечком, а 
нынешняя выдалась просто на редкость скверной, дождливой и пасмурной. 
Пухлые свинцово-серые тучи затянули небо, и казалось, что в эту тоскливую 
пору даже день никогда не наступает - только ночь или сумерки. Проливные 
дожди сменялись занудливой моросью. Свинцовые, под цвет небес, валы в 
пенных шапках с ревом бросались на волнорезы и бились в гранит набережной; 
жизнь в порту стольной Дан-Риады замерла. Ветер, резкий и пронизывающий, 
дул с моря, гнал перед собою стену дождя, трепал лысые деревья в 
королевских садах, громыхал черепицей крыш, хлопал ставнями и загробно выл 
в трубах, будто неприкаянный злой дух. 
     Эвардо, наследный принц Касталии, единственный сын ныне 
здравствующего короля Лезандро Девятого, не мог уснуть. Он лежал на 
необъятно широкой кровати, такой высокой, что взбираться на нее 
приходилось по особой лесенке, лежал, натянув одеяло из серебристых лис до 
самого подбородка, и смотрел вверх, в темные складки балдахина. В каминной 
трубе гнусаво завывало и стонало, в окно ломился ветер, разноцветные 
стекла витража дребезжали в свинцовом переплете. Это были унылые и 
недобрые звуки, нагонявшие тоску и беспокойство. И, под стать погоде, 
тоскливы и беспокойны были мысли тринадцатилетнего наследника престола 
Касталии, могущественной морской державы. 
     С тех пор, как его старший брат Адалиоро погиб, неудачно свалившись с 
лошади на охоте, Эвардо был напрочь лишен детства. Его неотступно окружала 
толпа чопорных сановников, что следили бдительным оком за каждым его шагом 
и при любом удобном случае принимались долдонить: помни, отрок, ты - 
наследник престола, опора и надежда страны, залог вечного процветания 
Касталии... Эвардо лично не понимал, отчего залогу вечного процветания 
нельзя хоть разок сыграть со стражниками в ножички, однако такие забавы 
настрого ему воспрещались. Зато опоре и надежде страны налагалось дни 
напролет просиживать в библиотеке за пыльными фолиантами и изучать всякую 
тягомотину вроде истории, политэкономии, философии, естествознания (ну 
зачем, во имя Великого Манвэ, будущему королю знать, как размножаются 
крабы-ногогрызы?!) древних и современных языков и прочая, и прочая. Если 
Боги миловали, и удавалось избежать библиотеки, Эвардо попадал в хищные 
когти бесчисленных учителей танцев, этикета, риторики, куртуазной поэзии, 
музыки (опять-таки, ну зачем королю сочинять стишки про любовь?!). И 
вырваться от этих учителей-мучителей не было никакой возможности. Эвардо 
зорко стерегли два ярых ревнителя Порядка-во-Всем: суровая нянюшка госпожа 
Гизелла и гувернер, долговязый и безгранично скучный сьон Сезинандо де 
Зунио, которого принц за глаза обозвал Спиногрызо де Занудо. Единственное, 
что пока примиряло Эвардо с жизнью, это уроки фехтования и выездки да 
редкие морские прогулки на личном судне. Он старательно душил в себе 
жгучую ненависть к политэкономии и куртуазной поэзии и силился выглядеть 
достойным наследником престола Менее всего на свете Эвардо хотелось 
расстраивать отца. Король и так не смог окончательно оправиться после 
смерти возлюбленной супруги, королевы Эделии, скончавшейся родами, и 
старшего сына. 
     Они редко виделись, ибо, как объяснял Спиногрызо, государственные 
дела слишком важны, чтобы откладывать их в долгий ящик из-за прихотей 
мальчишки. Однако в последнее время Эвардо стал замечать, что с отцом 
происходит неладное. Что именно - он не понимал и даже словами выразить 
затруднялся. Лезандро сильно сдал, постарел и сгорбился, ходил медленно, 
шаркая ногами, точно усыпанная драгоценными камнями мантия давила ему на 
плечи; но хуже того - он перестал быть собой. В потухших глазах его 
застыло странно-отсутствующее выражение. Отец порою напоминал Эвардо куклу 
на веревочках. Да и придворные шептались, что последние указы Его 
Величества идут ну совершенно вразрез с прежним политическим курсом, будто 
надиктовал их королю Азарот ведает кто. Эвардо однажды втайне от 
Спиногрызо попытался поговорить с отцом по душам, но Лезандро лишь 
отмахнулся и пробормотал пару избитых утешительных фраз. А потом...
     Эвардо поежился под серебристыми лисами. Сегодня отец вызвал его и в 
присутствии советников и наиболее влиятельных придворных провозгласил, что 
сын его и наследник вошел в достаточно зрелый возраст, и посему приспела 
пора его женить. От этой новости Эвардо похолодел до печенок. А когда 
услышал имя будущей невесты, похолодел до мозга костей. 
     Невестой была единственная дочь владетельного герцога Вильярадо, 
брата покойной королевы Эделии и главы Государственного Совета. Девица 
Эклермонда Тар-Вильярадэ принадлежала к древнему и славному роду, приданое 
за нею давали богатейшее, и всем бы эта достойная дева взяла, если б не 
одно досадное обстоятельство. Девица Эклермонда была ядовита, как уксус, и 
сварлива, как базарная торговка, обладала фигурой, смахивающей на плохо 
обтесанный шест, жидкими волосами и удручающе длинным горбатым носом при 
полном отсутствии бровей как таковых. И притом была старше жениха на 
добрый десяток лет. Эвардо угораздило пару раз столкнуться с нею, и она 
вызвала в нем тихий ужас. Она носила жесткий, будто кираса, корсет, от нее 
удушающе пахло тессалийскими благовониями, она говорила в нос и на правах 
кузины то и дело хлопала Эвардо по макушке веером и читала ему нотации. Он 
предпочел бы перед алтарем Аэми, покровительницы браков, наречь женой 
черную скессу или сарабийскую людоедку в дикарской татуировке. И то, по 
правде говоря, никакой жены не надобно было Эвардо, даже самой что ни на 
есть раскрасавицы. Упаси Манвэ! Девчонки - они все плаксы, воображули и 
капризницы, от них только головная боль!
     Приготовления к свадьбе кипели и бурлили, бракосочетание было 
назначено на день зимнего солнцестояния, и бедняга Эвардо не знал уже, 
каким Богам молиться. Он разрывался между сыновним долгом и горячим 
отвращением к будущей супруге в частности и семейной жизни, что 
представлялась ему некой мрачной и безрадостной преисподней, вообще. Жену 
полагалось беречь, лелеять, наряжать, носить на руках, а вот поди-ка 
потаскай на руках костлявую дылду вроде Эклермонды! И придется вечно си 
деть рядом с ней, целовать в плечико (тьфу, лучше жабу в рот!) и 
талдычить, как ты ее любишь. Ни тебе сразиться в "незевайку" с поварятами, 
ни тебе на дерево влезть, ни тебе к морю сбегать - тоска убийственная! 
Правда. Эвардо читал в хрониках, что древние короли иногда предпочитали 
своих жен тихо и мирно отравить... ну-ну, понятно, почему! Только ведь ни 
один яд не возьмет Эклермонду Тар-Вильярадэ. Она сама хуже яда. Эвардо 
чувствовал себя как смертник накануне казни. А тут еще эти кошмарные сны, 
что вдруг начали мучить его, сны неясные, путаные, но страшные, от которых 
он вскакивал в холодном поту и потом маялся до утра, боясь снова уснуть. 
Эвардо рассказал о них придворному астрологу, тот долго экал и мекал, 
рылся в пудовых старинных книжищах, наконец всучил принцу какой-то 
бестолковый амулет на шнурке. Амулет от кошмаров не спасал, а потом и 
вовсе потерялся. Пожалуй, настоящий маг мог бы помочь, да где его 
разыщешь, настоящего мага? Жрецы Манвэ горазды только восхваления 
распевать... Вот если бы тетушка Тиверия не уехала, она бы непременно 
придумала хоть что-нибудь, нашла бы средство и от дурных снов, и от 
нежеланной свадьбы. Сам король благоговейно трепетал перед грозной своей 
сестрицей, особой проницательной, волевой и сведущей в оккультных науках. 
Но месяц назад Тиверия уехала из Касталии в соседнюю Ирну, чтобы по старой 
дружбе помочь королю Дариасу навести порядок в потрепанной двумя 
революциями стране. Дариас зазвал ее в придворные маги, да так она и осела 
в Эсарии. Эвардо скучал по ней отчаянно. 
     Принц так и подпрыгнул на перинах, осененный внезапной догадкой. 
Манвэ Вседержитель, как он раньше не додумался, лопух развесистый! Он 
отправится в Ирну к тетушке Тиверии, и уж она-то не даст его в обиду. 
Вместе они обязательно найдут выход из тупика, в котором завяз Эвардо. 
Может быть, Тиверия разберется, что происходит с отцом, и кто насылает 
ночные кошмары, и зачем он это делает, и как с ним справиться. Мудрая 
тетя-колдунья отыщет ответы на все вопросы!
     Задача номер один состояла в том, чтобы бесшумно миновать смежную 
комнату, где спал Спиногрызо, и незамеченным выскользнуть из дворца через 
ход для прислуги. Потом - найти капитана "Морского бродяги" и убедить его 
незамедлительно поднимать паруса. Выйти в море в такую гадостную ночь 
отважится не всякий отчаюга... Но лучше попасть в котел к морским ведьмам, 
чем жениться на Эклермонде Тар-Вильярадэ!
     ... Ни одна половица не скрипнула под ногами принца, когда он, держа 
башмаки на отлете и затаив дыхание, крался через комнату, где безмятежно 
выводил носом трели сьон Сезинандо. 
     Так наследник престола Касталии отправился в Ирну. В Ирну он не 
попал. Зато попал в другие места, куда вовсе не собирался и где не чаял 
побывать. 
     
                                     2.
     
     Ветер дул с моря. 
     Штормовая ночь яростно хлестала Дан-Риаду беспросветным ливнем. В 
узких улочках нижнего города было темным-темно, хоть глаз выколи. Честные 
люди давно попрятались по домам, заперли двери и замкнули ставни, однако, 
тем не менее, улицы в этот поздний час не пустовали. Дан-Риаду населяли не 
только честные люди.
     С визгом мотался на ржавом штыре тусклый фонарь над вывеской дома 
наслаждений. Из-за неплотно прикрытых ставней пробивался свет, слышались 
противные звуки расстроенной вдрызг лютни и вопли девиц вперемежку со 
взрывами пьяного хохота. 
     Худая кошонка, что пировала под окном, обгрызая кости, которые 
выкидывали наружу чистоплотные посетители, вдруг зашипела и, прижав уши, 
прыснула прочь. Две закутанные фигуры, пригибаясь под ливнем, торопливо 
скользнули через улицу. Фигура, что шагала впереди и была повыше ростом, 
явно прятала под плащом фонарь, освещая путь Пола плаща слегка 
оттопыривалась сбоку, выдавая скрывавшееся под ним нечто 
смертоубийственное. Второй ночной гуляка был, судя по всему, безоружен, 
однако держался уверенно: видимо, нисколько не боялся расхаживать по 
нижнему городу в темноте. 
     Двигаясь быстро и почти без звучно, будто тени, эти двое направлялись 
к восточной стене, где вздымались над мокрыми крышами увенчанные колючими 
шпилями башни дворца герцога Вильярадо. Дворец почти не уступал 
королевскому в размерах и роскоши убранства. Над гордым донжоном хлопал на 
ветру отсыревший флаг Касталии, чуть пониже уныло обвис треугольный вымпел 
рода Вильярадо. Под самой крышей слабо светилось одно-единственное окно. 
     Герцог Вильярадо смотрел на пляшущее в громадном, как гномья кузница, 
камине из редкого черного мрамора пламя и нервно постукивал холеными 
пальцами в кольцах по золоченым подлокотникам кресла. За спинкой кресла 
застыл навытяжку хмурый и молчаливый телохранитель, бывший зилларский 
гладиатор; его исполосованное шрамами лицо было неподвижно. Кроме огня в 
камине, просторную круглую комнату на вершине донжона освещали лишь три 
высоких витых канделябра с пахучими свечами. Дрожащие блики ложились на 
стенные драпировки зловещего черно-золотого колера, на вычурную резную 
мебель с чеканными накладками, на портреты давно усопших герцогских 
предков - как на подбор высокомерных и неприятных, на груду пергаментов с 
печатями, сваленных на широком, будто площадь, письменном столе. 
Физиономия телохранителя оставалась в тени, поблескивали только железные 
заклепки на одежде да рукоять короткого меча у пояса. Лицо герцога, 
озаренное пламенем из камина, казалось неживым, точно у предка на 
портрете, тем более что сходство было очевидным. У Вильярадо был фамильный 
нос, смахивающий на клюв удрученного жизнью грифа, фамильный безвольный 
подбородок и фамильные же брови - точнее, их отсутствие. На маковке его 
намечалась лысина, которую герцог тщетно пытался спрятать под зачесанными 
на косой пробор редеющими буклями. Бархатный камзол цвета "умирающая 
блоха" с модными прорезями на рукавах и накладными ватными плечами там и 
сям посверкивал золотой вышивкой. На туфлях герцога сияли огромные 
бриллиантовые пряжки. 
     Вильярадо смотрел в огонь и молчал. Потрескивало пламя, бормотал за 
окном дождь В тишине, почти полной, резко скрипнула дверь, пропуская двоих 
в мокрых плащах. Телохранитель бросил ладонь на рукоять меча, но герцог 
небрежно отмахнулся.
     - Все в порядке, это свои! - и, обернувшись к пришельцам, строго и 
холодно вопросил, - Что вас задержало? Я жду и сгораю от нетерпения!
     Высокий посетитель поставил фонарь на пол, выпрямился и откинул 
капюшон плаща, открыв смуглое горбоносое лицо с резкими, ястребиными 
чертами и хищными глазами прожженного авантюриста.
     - Тысяча извинений, светлейший сьон герцог! Клянусь всеми Богами, мы 
не желали вызвать твое неудовольствие! Причина, задержавшая нас - сущая 
безделица и не стоит твоего высочайшего внимания... 
     - Кабацкая драка, - вставил второй ночной гость герцога, тоже 
отбрасывая капюшон. Теперь стало видно, что это - женщина, худая и гибкая, 
как уличная кошка; под капюшоном скрывалось изжелта-смуглое, бесстрастное 
лицо: острый подбородок, чуть впалые щеки, резкая линия высоких скул, 
тонкие губы, огромные, непроницаемо черные глаза, слегка оттянутые к 
вискам. Женщина была стагирийкой. Прямые и гладкие волосы цвета воронова 
крыла, уложенные на затылке в тяжелый узел, удерживала странная заколка. 
Вильярадо присмотрелся и понял, что никакая это не заколка, а трехгранный 
стилет с крестообразной рукоятью, украшенной зловещим узором. Герцог не 
знал, правду ли бают, что все стагирийки - скессы; но эта конкретная 
стагирийка определенно была скессой.
     - Кабацкая драка?! Имея на руках важное и секретное задание от 
высокопоставленной особы, вы еще находите время ввязываться в пьяные 
потасовки?! Разве я плачу тебе за вульгарный уличный мордобой, Эридаро?! И 
потом - как вы посмели навлекать на себя подозрения в столь ответственный 
момент?! Загубите все дело! Вдруг эта драка была провокацией?
     Эридаро небрежно передернул плечами. 
     - О нет, господин мой герцог, ничего подобного! Вы, наверное, 
слыхивали об этой, простите за выражение, дикой орде хамов и маньяков, что 
именует себя высокопарно и явно незаслуженно Звездной дружиной? Командует 
ими некий немытый северный варвар. Король Лезандро нанял их недавно, чтобы 
разобраться с пиратами, которые треплют его торговые суда, и эта нахальная 
шобла возомнила себя хозяевами города. Так вот, я, мирный житель стольной 
Дан-Риады, пришел в таверну "Пляшущая рыба", где договорился встретиться с 
уважаемой госпожой Серкэт, и там случайно напоролся на кой-кого из них ... 
Я не хотел скандала и никого не трогал. Но эта полоумная рыжая баба, 
Рэндаль хаардрааде, вдруг ни с того ни с сего кинулась на меня, как 
бешеный бык. 
     Эридаро изобразил на лице оскорбленную невинность. 
     - Сначала она - прошу простить, мой господин, что возмущаю 
благородный твой слух такими грубыми подробностями! - сначала она вылила 
пиво из моей кружки мне же на голову. Потом стала называть меня и мою 
бедную покойную маму всякими обидными словами. Я терпел издевательства и 
поношения аки кроткий голубь. Но когда эта скверная девка принялась 
говорить гнусности про великую Касталию, мою родину, я не выдержал... Я 
мирный человек, господин мой, я не люблю драться, и она, безусловно, 
разорвала б меня как белочку, если б не своевременное вмешательство святой 
клерицессы. - Эридаро кивнул в сторону стагирийки, которая знай 
помалкивала да иронически ухмылялась себе под нос. - Она кинула пару 
заклинаний, чтобы выручить меня... ну, таверна загорелась... но это - 
мелочи, господин мой, издержки производства! Не перейти ли нам 
непосредственно к делу?
     Вильярадо, должно быть, успокоенный, сплел унизанные перстнями пальцы 
на животе и милостиво повел носом направо и вверх.
     - Для начала. - Эридаро указал на стагирийку, - для начала, господин 
мой, позволь представить тебе Серкэт из Тиамота, служительницу Богини 
Деркато. Прошу любить и жаловать. 
     Скесса едва заметно качнула прической, что должно было означать 
почтительный поклон.
     Вильярадо смерил ее изучающим взглядом, покрутил большими пальцами, 
поцокал языком, потом спросил: 
     - Что заставило госпожу Серкэт искать встречи со мною лично? Эридаро 
не устраивает ее в качестве посредника? Или она не удовлетворена размерами 
вознаграждения, предложенного мной за ее услуги?
     - Золото - пыль, - ответила стагирийка, - а мир - лишь размалеванная 
маска на голом лике хаоса... однако даже в этом иллюзорном мире суетливые 
людишки воздвигают себе недолговечные кумиры и поклоняются им. Золото, 
хм... Что дороже золота? Власть, может быть? Великие и кровавые дела 
свершаются в борьбе за власть! 
     - Что ты имеешь в виду? 
     Серкэт улыбнулась половиной рта. Да так, что трое мужчин, 
присутствующие в комнате, одновременно испытали ощущение, будто с них 
заживо сдирают кожу. Раскаленными щипцами. 
     - А имею я в виду твой гениальный в своей простоте план, господин 
герцог: окрутить несовершеннолетнего наследника, милого мальчика Эвардо, с 
твоей прелестной и добродетельной дочерью, чтобы после смерти Лезандро 
посадить на трон лопоухого недоросля, на законном основании принять 
регентство и фактически править Касталией, оставаясь при этом в безопасной 
тени. Это весьма и весьма умная задумка. Но по доброй воле Лезандро 
никогда не согласился бы на подобный брак. Потому-то потребовалась я. Ты, 
господин мой герцог, заплатил мне за то, чтобы я, используя магию, 
подчинила своему влиянию сознание короля. Я сделала это. 
     - Тогда в чем же дело? 
     - Мальчишка, Эвардо. С ним могут возникнуть осложнения. Он избалован, 
упрям, как мул и, ежели он взбунтуется... 
     - Только-то! Женщина, ты разочаровываешь меня? Подчини его сознание, 
прикажи ему слушаться! 
     Серкэт нехорошо прищурилась. 
     - Я рассмотрела такую возможность, - спокойно молвила она. - 
Несколько ночей подряд я пыталась проникнуть в сознание отдыхающего 
принца. Он молод, здоров, полон жизни и сопротивлялся с неожиданной для 
меня силой. Потребовалось значительное напряжение и активизация 
дополнительных магических ресурсов, чтобы овладеть его сознанием... я 
почти достигла цели и тут почувствовала, что теряю контроль над Лезандро. 
Тогда я решила оставить мальчишку в покое. Он ничего не понял, хотя, 
конечно, ощутил мое вторжение, но внешне это были лишь страшные сны, и я 
не думаю, что... 
     Она осеклась, увидев, как Вильярадо стиснул кулаки и с маху хватил по 
подлокотникам кресла. Глаза герцога вылезли из орбит на добрых полпальца, 
лицо, начиная с носа, залил гневный багрянец, взор прожег в стагирийке 
дымящуюся дыру величиной со свадебный пирог нефератской принцессы. Если б 
были у Вильярадо брови, они, несомненно, грозно сомкнулись бы у 
переносицы. 
     - Ты не думаешь?! - проскрежетал он. - Вот именно, не думаешь! Ты, 
бестолковая, недальновидная, вздорная, безответственная, легкомысленная 
женщина! Так, значит, это ты спугнула его! Все из-за тебя!
     Серкэт, не дрогнув и даже в лице не изменившись, словно гнев 
могущественного герцога страшил ее не больше, чем хныканье капризного 
младенца, оглянулась на Эридаро. Тот в недоумении пожал плечами.
     - Что случилось, светлейший сьон герцог? 
     - Что случилось?! - Вильярадо свирепо засопел. - Что случилось?! Они 
спрашивают, что случилось, Азаротова задница! Они не знают, они в 
блаженном неведении! Мой хитрый шпион и моя многомудрая чародейка не знают 
того, о чем трезвонит вся Дан-Риада! За что я вам плачу, олухи?! А 
случилось то, что принц Эвардо исчез! Скрылся в неизвестном направлении! И 
все мои планы полетели упырю в пасть!
     Владетельный герцог Вильярадо был, по сути, вторым человеком в 
королевстве, но ему хотелось быть первым. Положение дел в государстве 
благоприятствовало ему: стареющий, немощный и мягкосердечный по натуре 
король, несовершеннолетний наследник. Серьезное препятствие на пути к 
неограниченной власти являла только Тиверия, однако эта скалдырная дамочка 
очень вовремя отбыла в Ирну - как надеялся Вильярадо, навсегда. Эклермонда 
никогда бы не вышла из подчинения родительской воле... На троне сидел бы 
король-малолетка, но Вильярадо правил бы Касталией. 
     Высокопоставленные особы вроде главы Государственного Совета не могут 
обстряпывать грязные делишки без посредников - им воспитание не позволяет. 
Правой рукой герцога Вильярадо стал Эридаро, корсар, по неизвестным 
причинам отколовшийся от пиратской ватаги, которая расстраивала королю 
Лезандро торговлю с Ирной. Впрочем, то, что осталось от этой ватаги после 
сокрушительных рейдов Звездной дружины, не смогло бы взять на абордаж даже 
корыто с лягушками. Эридаро вовремя повернул дышло. Именно ему Вильярадо 
поручил отыскать мага, который, обладая гибкой совестью и тощим кошельком, 
согласился бы за "скромное" вознаграждение повлиять на мысли и желания 
престарелого монарха. Эридаро не пришлось долго искать. Такой маг явился к 
нему сам. Серкэт из Тиамота, странствующая скесса. Женщина с темным, как 
подземные чертоги ее Богини, прошлым и не менее темными планами на 
будущее. 
     Бегство принца Эвардо оставило всю троицу нечистых у разбитого 
корыта. Вильярадо плевался ядовитой слюной от злости, Эридаро ломал 
голову, в поисках выхода из явственно гнусной переделки, и лишь стагирийка 
была невозмутима. 
     - Господин мой герцог, - предложила она, - утешит ли тебя, если я, 
обратившись к магии, постараюсь определить местонахождение принца? 
Остаточная астральная связь между нами все еще существует... однако же, 
следует торопиться. 
     Вильярадо с трудом понимал одно слово из трех в заумной болтовне 
черной жрицы. С обреченным видом он махнул кружевными манжетами. 
     - А, делай что угодно! 
     Повинуясь властному жесту Серкэт, телохранитель-зилларец приволок 
плоскую бронзовую жаровню на кривых ногах; ковер был скатан валиком, 
обнажились выщербленные от времени каменные плиты пола. Вильярадо вместе с 
креслом отодвинулся в самый дальний угол, Эридаро вжался спиною в стену 
под портретом герцогского прадедушки Ощущение содранной кожи вернулось. 
Магия храмов Деркато, к которой собиралась прибегнуть Серкэт, была 
изначально чужда и враждебна всему мужскому роду. 
     Жрица отшвырнула влажный плащ, на голых смуглых руках ее тускло 
блеснули железные браслеты в виде сплетенных змей. Она выхватила из камина 
горячий уголь и, напевая вполголоса, принялась чертить на полу 
многогранную фигуру и вырисовывать вдоль каждой стороны загадочные 
письмена. Вильярадо судорожно сглотнул. 
     Серкэт уселась в центре пентаграммы, поставив жаровню перед собой; ее 
черное, без единого украшения платье раскинулось по полу веером. Она 
продолжала тихо и монотонно напевать, хотя губы ее почти не шевелились. 
Пламя свечей заколебалось, будто от сквозняка, и вдруг погасло, а линии и 
знаки, начертанные углем по камню, вспыхнули холодным зеленовато-
призрачным огнем, каким светятся в дремучих лесах Пустолесья гнилушки и 
блуждающие огоньки. Бормотание жрицы стало громче и ритмичнее, и 
искривленных от напряжения губ ее срывались странные шипящие созвучия 
древнестагирийского языка, то и дело складываясь в многочисленные имена и 
прозвания Деркато. Над углями в жаровне заклубился невесть откуда 
взявшийся дым. Эридаро отчаянно дернул пряжку плаща у горла - ему 
казалось, что его медленно, с садистским удовольствием душат невидимые 
руки. Лицо у герцога сделалось цвета "умирающая блоха". Голос Серкэт 
внезапно пресекся, глаза закрылись - она впала в транс, дым сгустился, 
потемнел, и зрители ошарашенно уставились на возникшую перед ними 
нечеткую, расплывчатую картину: по бурному морю, храбро перескакивая с 
волны на волну, неслось маленькое парусное суденышко. На корме, цепляясь 
за фальшборт, стоял парнишка с растрепанными мокрыми морковно-рыжими 
вихрами. 
     - Борода Идаса и Сэтова чешуя! - воскликнул Вильярадо. - Он, гаденыш! 
     Дым мгновенно развеялся, точно рассеянный звуками его голоса, 
пентаграмма погасла, а Серкэт, тяжело дыша, уронила голову на грудь. 
Эридаро опасливо перешагнул границу магической фигуры и помог скессе 
добраться до кресла, куда она рухнула как подкошенная. Стагирийка враз 
постарела и подурнела, выбившиеся из узла пряди прилипли к потным щекам. 
Вильярадо, потирая руки, запрыгал вокруг нее козликом. 
     - Ну, ну? Говори, что ты там наворожила! Куда он направляется? 
     - В его мыслях я прочла название "Эсария", - отозвалась Серкэт. - Что 
он мог бы искать в Эсарии? 
     - А шут его... Хотя погодите-ка! Эсария? Так ведь там живет... Ну, 
разумеется! О, Боги, Боги, этого только не хватало! В Эсарии живет его 
тетка Тиверия, Лезандрова сестрица язвенная, Сэт бы ее уволок со всей ее 
родней! Мало того, что она хитрющая стервозина, но она еще и ведьма 
вдобавок! Мальчишка примчится к ней, выложит все как на исповеди и будет 
слезно уговаривать ее вернуться, и она вернется, Дерка... э... Азаротова 
зараза, потому что в племянничке души не чает. А уж коль скоро эта старая 
перечница вернется, она устроит нам всем отменную кровавую баню.
     Вильярадо рухнул в кресло и вцепился обеими руками в свои трагически 
обвисшие букли. Тиверии он боялся хуже морового поветрия. И не сомневался, 
что, случись этой въедливой дамочке вмешаться в перетасовку власти на 
стороне Эвардо, ему, герцогу Вильярадо, придется надеть траур по своим 
хрустальным мечтам. Да еще и благодарить Манвэ, что удалось голову 
сохранить на плечах, вместе с буклями и зачаточной лысиной, с ушами и 
фамильным носом... Но как же быть, если эта трижды клятая уличная 
ворожейка оказалась такой бестолковой и не может одновременно держать на 
коротком поводке и короля, и мальчишку? 
     - Ежели мне дозволено будет высказать мои скромные соображения, - 
нарушил тишину Эридаро, - нам, пожалуй, следует найти другого мага. 
     - А! - подпрыгнул в кресле герцог. - Со свойственной мне мудрой 
дальновидностью я порешил, что нам следует найти другого мага! Пусть-ка 
госпожа Серкэт присоветует нам кого-нибудь... эдакого, покруче. Что скажет 
госпожа Серкэт? 
     Госпожа Серкэт смотрела на Вильярадо бездонными, ничего не 
выражающими глазами. 
     - Амертис, - проронила она. - Амертис Стагириата, глава нашего 
ордена, верховная клерицесса Деркато Меркраты и одна из тринадцати 
эклисиариев Черного Круга. Подойдет? 
     Эта охапка зловещих титулов не слишком вдохновила Вильярадо. У него 
вдруг ни с того ни c сего отчаянно зачесалась спина, словно за шиворот ему 
высыпали пригоршню муравьев. Одно дело - невесть какая странствующая 
жричка из переулочка, и совсем другое - Амертис, та самая загадочная и 
грозная Амертис, всем скессам скесса! Однако трон Касталии манил герцога 
неодолимо, как манит пьянчужку непочатая фляга полынной водки, 
припрятанная на черный день. 
     - Где ее найти и как с ней связаться? 
     Серкэт одарила его своей половинчатой улыбочкой - будто кислотой в 
лицо плеснула.
     - Она никогда не покидает Стагирии, где живет либо в большом храме 
Ксангора, либо в оазисе Таах. Но учти, господин мой герцог, кроется тут 
одна досадная спотычка, ибо успех этого союза зависит не от тебя! За 
золото ты можешь купить человека маленького, к примеру, меня... или 
Эридаро... однако всех сокровищ мира не хватит тебе, чтобы купить Амертис 
Стагириату, которой случалось глядеть в лицо самой великой Тьме!
     Вильярадо нетерпеливо отмахнулся растопыренными пальцами. 
     - Э, перестань дурить меня, женщина, превознося до облаков свою 
неподкупную Стагириату! Я, может, и не видывал лица великой Тьмы, но цену 
золоту знаю. Продаются и покупаются все. Просто ты продаешься дешево, а 
Амертис эта - подороже. 
     Серкэт издала свистящий звук, который мог означать что угодно. 
     - Вот я и спрашиваю: какова приблизительно цена твоей Стагириаты? 
     - Есть мысль, что мила ее сердцу, - ответила Серкэт после недолгого 
раздумья. - Много веков назад здесь, на землях запада, культ Деркато 
столкнулся с культом новой Богини, вашей так называемой Элили 
Возжигательницы Звезд, и новая Богиня, которую принесли с севера варвары в 
тюленьих шкурах, победила. Жрицы Деркато были жестоко перебиты, храмы 
разрушены, поклонение Меркрате запрещено. Уцелевшие скессы бежали в 
Стагирию. С тех пор мы неустанно, но покуда тщетно боремся за возвращение 
на Запад... - В пустом взгляде Серкэт внезапно вспыхнуло темное фанатичное 
пламя. - Если ты, герцог Вильярадо, поклянешься, что, придя к власти, 
сотрешь с лица земли храм Элили и воздвигнешь на месте их храмы Деркато, 
что вознесешь Владычицу Извечного Мрака выше всех Богов западных 
королевств... тогда-то, герцог Вильярадо из рода Фиораванти, Амертис 
Стагириата, как и любая из нас, окажет тебе всяческое содействие!
     Вильярадо хмыкнул. Боги, Богини, обряды, жертвоприношения, 
религиозные распри значили для него не более, чем мышиная возня, пока 
храмы исправно платили десятину.
     - Я согласен, жрица, - не колеблясь, сказал он. - Будут вам храмы, 
торжественные процессии, песнопения, колокольный звон, повальное 
поклонение Деркато и все, что душа пожелает. Услуга за услугу!
     Серкэт снова издала тихий змеиный посвист. Вильярадо поднялся и встал 
в величавую позу. 
     - Я даю вам возможность исправить последствия вашей халатности и 
головотяпства! объявил он. - Эридаро, немедленно выходите в море и держите 
курс к югу, в Стагирию. Разыщите Амертис Стагириату хоть в Ксангоре, хоть 
в оазисе, хоть на дне Всемирного Океана, и пусть святая клерицесса 
растолкует ей, что к чему. Старайся говорить убедительно, жрица! Иначе 
гонорара твоего не хватит даже на скорлупу от дохлого омара! Поняла ли ты 
меня, женщина? А ты. Эридаро, посади на весла всех своих жуликов, в 
лепешку разбейтесь, но догоните "Морского бродягу" и возьмите на абордаж! 
Твой "Коршун" легко управится с этой плавучей шелухой. Мальчишку схватить 
живым и невредимым; что будет с командой - мне безразлично. С принцем на 
борту продолжайте путь в Стагирию. За пацаном следить в четыре глаза; если 
он сбежит вторично - ты умрешь в камере пыток, Эридаро. Он ни под каким 
видом не должен попасть в Ирну! Потому что все мы взвоем благим матом, 
ежели нагрянет сюда эта лихорадка Тиверия! Теперь ступайте! Сделаете, все 
как надо - я озолочу вас!
     Герцог уже собрал лоб в складки и выпучил по-рачьи глаза, готовясь 
грозным тоном посулить обоим наймитам пытки и четвертование, буде не 
исполнят они своей ответственной миссии, когда Серкэт перебила его. Просто 
взяла и оборвала на полуслове, точно разболтавшегося некстати поваренка!
     - Нам пора. - Скесса вскочила из кресла, потянулась кошачьим 
движением, набросила плащ. - Ночь на исходе. Идем, Эридаро! Есть дела, 
которыми при свете солнца лучше не заниматься. 
     Вильярадо так и остался со складчатым лбом, вытаращенными очами и 
угрозами на языке. И с поганым ощущением, что черная жрица походя 
выставила его, главу Государственного Совета и будущего правителя всея 
Касталии, дубовой чуркою с медной нашлепкой. Вот стану королем - велю 
перво-наперво спалить эту стервозу, решил он, и тем утешился.
     Герцог Вильярадо из рода Фиораванти никогда прежде не сталкивался на 
узкой дорожке со служительницами Деркато. 
     
                                     3.
     
     Буря кончилась. Ветер разодрал сплошные тучи в неопрятные клочья. 
Небо на востоке медленно серело, день занимался больной и 
невразумительный. С крыш капало. На неровной мостовой стыли грязные лужи, 
а по обочинам бежали настоящие ручьи, таща с собою всяческий мусор. 
     Эридаро шлепал по скользким булыжникам, то и дело оступаясь и попадая 
в лужи. В правом сапоге уже хлюпало. Корсар был раздражен и зол: он 
недодрался с Рэндалью, скверно выспался, пиво вместо желудка угодило ему 
за шиворот, в кармане была вошь на аркане, да еще приходилось лезть очертя 
голову в бурное море, гоняться за придурковатым короленышем и 
разговаривать с высшими скессами! 
     Эридаро зыркнул на Серкэт, что молча шагала чуть впереди и слева, 
придерживая щепотью длинный подол и ловко огибая лужи, будто кошка, 
которая остерегается замочить лапы. Лицо стагирийки закрывал низко 
опущенный капюшон, под тканью угадывалась рукоять священного ножа, 
торчавшего в ее прическе. Эридаро вспомнил расхожие байки о невероятном 
искусстве скесс в любовных утехах. Во имя задницы Манвэ, если все жрицы 
Деркато умеют ласково улыбаться на манер Серкэт, немного, видно, находится 
отчаюг, готовых проверить эти слухи на собственном опыте. Уж по его, 
Эридаро, мнению, заниматься любовью с Серкэт было все равно, что носить за 
пазухой скорпиона и надеяться - вдруг не укусит! Хотя шаровые молнии она 
кидает - загляденье. 
     Эридаро потрогал кончиком языка обломок верхнего коренного зуба, 
скривился от боли - удар у рыжей хаардрааде был будь здоров! Серкэт наспех 
заговорила треснувший зуб, но теперь чары начали слабеть, челюсть у 
Эридаро ныла, а острые края скола царапали щеку изнутри. 
     - Серкэт, - прошепелявил он. Стагирийка блеснула темными глазами из-
под капюшона. - Серкэт, что б тебе снова не жаговорить мой жуб? Эта жаража 
ужасно болит. 
     - Я очень устала, - отмолвила Серкэт голосом едким, как муравьиная 
кислота. - Три заклятия за вечер - это тебе не сусликов выливать. Не ной, 
Эридаро. В конце концов, у тебя есть еще тридцать один зуб. Даже с 
половиной. Мы идем в харчевню?
     - Мы идем в порт, - угрюмо сказал Эридаро. - До восхода солнца 
"Коршун" должен быть в море. Если не поймаем мальчишку, Его Носатое 
Герцогство с живых не слезет. Так что приготовь все свои трах-тибидохи, 
Серкэт, мало ли что случится! 
     Серкэт гневно дернула плечами.
     - Деркато Эгаротера! Представить невозможно: я, клерицесса третьего 
уровня, и вдруг нанимаюсь девочкой на побегушках к какому-то напыщенному, 
одержимому жаждой власти, скудоумному индюку!
     - Кто ж тебя за уши тянул? - буркнул Эридаро. Серкэт зашипела, словно 
ядовитая мамба, которой прищемили хвост - должно быть, выругалась по-
стагирийски. Несуразный этот язык сплошь состоял из свиста и шипения. - Да 
ладно, Серкэт, не злись... 
     Серкэт в ответ только фыркнула. Эридаро в глубине души лелеял 
надежду, что она не почла его мимолетное замечание за смертельную обиду. В 
обществе стагирийки было не уютнее, чем в темной комнате, кишащей 
тарантулами. Вынужденное их сотрудничество отнюдь не восхищало 
касталийского авантюриста. 
     Серкэт, брезгливо подбирая юбку и мелко переступая обутыми в ременные 
сандалии ногами, обошла по краю великанскую лужищу, растекшуюся по всей 
улице. Эридаро плюнул и побрел вброд. В этот самый злосчастный момент с 
треском распахнулись облупленные двери безымянного кабака, и, гогоча и 
нечленораздельно бранясь, навстречу паре нечистых вывалилась шумная, буйно 
пьяная толпа. Восемь плечистых детинушек в матросских фуфайках и войлочных 
колпаках ржали, как стоялые кони, и мололи какую-то хмельную чушь. Самый 
худосочный - ростом лишь на пол-ладони ниже Эридаро и уж никоим образом не 
хлипче - держал под мышками две пузатые оплетенные бутыли, в которых 
звучно плескалось и булькало. 
     Могучий краснолицый и чернобородый моряк повел по улице шалыми очами 
и наткнулся на Серкэт.
     Крылья его толстого, багрового, как дозревающая слива, носа жадно 
раздулись. 
     - Эгей, приятель! - басом заорал он в сторону Эридаро. - Поделись 
девкой, а! 
     Взбивая тяжелыми ботфортами бурунчики, он двинулся враскачку через 
лужу к корсару и стагирийке, которая, стоя на узеньком сухом козырьке, 
прижалась спиной к стене и по-прежнему прятала лицо под капюшоном. 
     - Слышь, браток, поделись лучше бабой по-доброму! Уж мы тя не обидим! 
Эта лахудра можа и костлявая, да по всему видать - двужильная, на нас 
хватит и тебе останется! А мы - парни пр-рыткие, враз ее удобрухаем! 
Слышь, девка... 
     - Шел бы ты, друг мой ситный, восвояси, - предупредил Эридаро. - Сам 
ведь не знаешь, на что нарываешься.
     Красноносый не внял предупреждению. Рожа его вмиг налилась дурной 
кровью, он цапнул из ножен тяжелый зилларский палаш и понесся на обидчика, 
будто искусанный шершнями буйвол, матюгаясь при этом так отвратительно, 
что чайки падали на лету. А дальше... дружки красноносого успели заметить 
лишь молниеносное, смазанное движение правой руки Эридаро. Швыряльный нож 
угодил незадачливому драчуну промеж ключиц; тот откачнулся назад, 
вытаращив глаза в безмерном удивлении, выронил палаш, потянулся 
трясущимися пальцами к горлу, но не донес руку, колени его подломились, и 
он мешком свалился в лужу. Мутная вода окрасилась алым. Семеро оставшихся 
на миг ошалели. А затем, не сговариваясь, повыхватывали оружие и 
полукругом пошли на Эридаро. Корсар издевательски осклабился. Он всегда 
ценил хорошее вино и хорошую драку. И не зря хаживал когда-то в Звездной 
дружине знаменитого Харальда-норандийца, среди лучших из лучших. Прежде, 
чем эти олухи протрезвеют и поймут, с кем имели неосторожность связаться, 
он вырежет половину.
     Эридаро уже напрягся, готовясь к выпаду, понадежнее утверждая ноги на 
скользкой мостовой, набирая в грудь воздуха, когда вдруг уловил за спиной 
движение. Услышал короткий гортанный выкрик. Над ухом свистнуло, щеку 
обдало жаром, и во взбаламученную лужу перед семеркой нападавших ударила 
огненная стрела. Повалил пар, будто из адова котла. Драчливые гуляки с 
воплями шарахнулись. 
     Серкэт шагнула вперед, вскидывая руки. Капюшон соскользнул, и 
Эридаро, вспотев от страха, увидел, что глаза его странной спутницы 
отчетливо светятся в сумраке желтым огнем. 
     - Порезвиться восхотели, козлы затраханные?! - гаркнула высокоученая 
клерицесса. С растопыренных рогами пальцев ее ринулись еще две молнии. 
Одна оставила на стене дымящееся, оплавленное пятно, другая разворотила 
мостовую. - Щаc вы у меня запрыгаете! Я вам устрою молодецкую забаву, во 
имя Деркато! 
     - СКЕССА!!! - дурным голосом завыл кто-то. 
     - МАМА!!! - не менее истошно горланил другой. Эридаро бросил меч в 
ножны, огляделся с легким интересом: и где же этот остолоп тут узрел свою 
мамочку? Бравые вояки попадали на карачки и прыснули кто куда, точно 
ошпаренные мыши, отчаянно призывая на подмогу маму, Манвэ и еще какого-то 
Пугу. Оружие и осколки бутылей остались на поле боя. Серкэт, яростно 
сверкая глазами, прицельно била вслед своими пламенными копьями. На ком-то 
вспыхнули портки, пронесся по переулку дикий визг, будто дергали за 
косичку девочку ростом с Харальда хевдинга. Брызнули булыжники из 
мостовой, куда ударила молния, один ощутимо зацепил Эридаро по лодыжке. 
     - Хватит. Серкэт! - заорал касталиец. - Хватит! 
     Стагирийка с самым будничным видом опустила руки, причем с кончиков 
пальцев ее еще ползли жидкие струйки дыма. Желтые искры в глазах погасли. 
Она покрутила запястьем, разминая усталые мышцы, почесала ладонь, которая 
от огненного заклинания почему-то все время принималась зудеть, и холодным 
взглядом окинула раскуроченный переулок: дыры в мостовой, закопченные 
стены и плавающего в луже красноносого типа, чрезмерно охочего до женщин. 
Эридаро нагнулся выдернуть свой нож из горла жертвы
     - Лихо ты их оприходовала, святая клерицесса, - с уважением отметил 
он. - А ведь прибеднялась, на усталость ссылалась... Вполне могла бы 
заговорить мой зуб! 
     Серкэт уставилась на него, будто на юродивого. 
     - Ты не понимаешь разницы между чарами исцеления, пусть даже 
временного, и огненным заклятием, простым, как верблюжий хвост? 
     Эридаро не понимал. Скесса пренебрежительно махнула на него рукой: 
мол, смолоду ворона в поднебесье не летала, а под старость и подавно... 
     - Светает, - сухо напомнила она. - Упустим мальчишку, если будем и 
дальше торчать в этом мусорном тупичке и точить лясы. Делу - время, 
Эридаро, потехе - час! 
     Пара нечистых тронулась уже прочь от учиненного ими побоища, но тут 
остроглазая Серкэт углядела едва приметную выпуклость под окровавленной 
фуфайкой красноносого. Поставив ногу на живот мертвеца, она наклонилась и 
ловко просунула свою узкую ладонь ему за пазуху. Выуженный оттуда предмет 
оказался скатанным в трубку свитком древнего, побуревшего и 
растрескавшегося пергамента с неровными кромками. Серкэт развернула свиток 
на колене и несколько мгновений всматривалась в путаницу выцветших от 
времени знаков и линий. Потом улыбнулась одной стороной рта, спрятала 
пергамент под плащом и скорым, не по-женски размашистым шагом догнала 
Эридаро.
     
                                     4.
     
     Скучный и блеклый рассвет потеснил-таки ночь на затянутом облаками 
небоскате. Дан-Риада просыпалась, зевала и вяло продирала глаза. 
Расползались по тайным норам воры, наемные убийцы, публичные девки и 
курители хасии, плелись на раннее дежурство заспанные стражники. Кое-где 
начали уже открываться лавки. 
     В этот серенький рассветный час, по закоулкам приморских кварталов 
стремительно шагал рослый человек в видавшем виды длинном дорожном плаще, 
отяжелевшие от сырости полы которого гулко хлопали по голенищам высоких 
сапог. Плащ скрадывал очертания его фигуры, однако по пружинистой поступи 
и отточенным, экономным и быстрым движениям наблюдатель достаточно опытный 
мог бы сразу определить бывалого воина, причем противника из категории 
"упаси Боги" - самое что ни на есть опасное сочетание силы и кошачьей 
ловкости. Потому-то запоздалые грабители торопливо отбегали подальше и 
притворялись честными гражданами; прохожий этот мало того что отнюдь не 
выглядел пушистым котеночком, но вдобавок был еще и вооружен, еще как 
вооружен - двуручный норандийский меч весьма почтенной длины. Ножны не 
были завязаны "ремешком благих намерений". Видно, благие намерения не 
особенно часто посещали странного гуляку. Плащ на нем тоже был 
норандийский, без капюшона, и сырой ветер свободно трепал густую гриву 
потемневших от влаги русых волос, ниспадавших ниже плеч и схваченных на 
лбу кожаным ремешком. Чеканные черты бронзового от загара лица, яркие 
синие глаза, пристальный взгляд - явно северянин, явно воин, и совсем бы 
записной наемный рубака, если б не одно неожиданное обстоятельство. 
Норандиец вел за руку девочку. Точнее, тащил, потому что на каждый его шаг 
ей приходилось делать три-четыре основательных прыжка.
     Девочка, похоже, видывала на своем веку не больше двенадцати зим, да 
и то была для своего возраста худа и мелковата. В теплой накидке, 
отороченной волчьим мехом, она смахивала на ходячий снопик. Две косички, 
стянутые полосками цветной кожи, мотались по узкой спине в такт 
лихорадочно-поспешным скачкам. Должно быть, жаркое южное солнце долго и 
прилежно пекло эту девчушку, потому волосы ее выгорели до льняного 
оттенка, а лицо с острым подбородком и неяркой россыпью веснушек на 
переносице потемнело, будто у стагирийской крестьянки. Глаза под светлыми 
бровями был большущие, голубые с серыми крапинками и не по-детски умные, в 
данный же момент - виноватые. 
     Девочка рысцой бежала за высоким норандийцем, потом решилась-таки 
заговорить: 
     - Ха-аральд хевдинг... прости меня, пожалуйста... 
     - Не прощу, - как топором отрубил северянин. 
     - Ну... ну, я же...
     - Прибери свой долгий язык, девчонка. Не стану я тебя слушать. Я тебе 
норандийским языком сказал: не мотыляться по городу одной, после заката, а 
ты мотылялась! 
     - Я мотылялась не одна, Харальд хевдинг! Я навовсе с Эстрюдом 
мотылялась! 
     - Эстрюд - покойник.
     - И потом, Харальд хевдинг, когда я пошла мотыляться, до заката было 
еще далеко! Эстрюд отвел меня на ярмарку, но я там ничего не купила, 
потому как деньги, что мне Рэндаль дала, я еще третьего дня на нугу 
проела, а Эстрюд сказал - у тебя, Кандида, и так всего навалом, маленькой 
и благовоспитанной сьонне пристала умеренность, а потом я захотела 
кушенькать, и мы пошли в эту таверну, в "Радостную устрицу", и Эстрюд 
купил мне большую миску похлебки из салаки, и сахарную вату, а себе пива, 
мы сидели, а тут Эстрюд вдруг увидал свою давнишнюю знакомую. Уй, он так 
обрадовался, так обрадовался... 
     - У Эстрюда таких давнишних знакомых в каждом селе по десятку, а в 
городе - по сотне с гаком. 
     Кандида смущенно заморгала.
     - И тогда, - зачастила она дробной скороговоркой, - тогда Эстрюд мне 
сказал: "Мы, - говорит, - с кириэ-сьонной Пакитой сейчас отлучимся на 
коротенькую минуточку, у нас, - говорит, - столько общих воспоминаний! А 
ты, - говорит, - сиди тут смирно и жди, скоро, - говорит, - вернусь". 
Оставил мне три серебряных солара, чтоб уплатить за обед, и только я его и 
видела! Ой, хевдинг, я честно-честненько не сделала ничего дурного! Я 
сидела-сидела, ждала-ждала... а потом в таверну пришел уличный циркач с 
учеными собачками, я захотела погладить одну, такую миленькую-
пушистенькую, поворачиваюсь - бац, а денег нету. А тут подходит ко мне 
корчмарь. С тебя, говорит, девочка, два с половиной солара. Прости, 
говорю, почтенный сьон, я б охотно заплатила, только у меня деньги украли, 
но с твоего дозволения я быстренько добегу до порта, попрошу денег и 
принесу. Не знаю, что ему так не понравилось. Он почему-то стал кричать и 
ругаться Ты, говорит, хитрая мелкая обезьяна, за дурня меня держишь? 
Плати, говорит, а то не обрадуешься. Счастлива была бы, говорю я, да нечем 
- все украли. Я, говорю. Кандида, которая со Звездной дружиной, с о мной 
тут был хирдманн Харальда-норандийца, того, что пиратов расшугал, он скоро 
вернется и заплатит. Мы подождали Эстрюда. Потом еще подождали Эстрюда. 
Эстрюд не пришел. Тогда трактирщик совсем озлился. И давай, понимаешь ли, 
кричать втрое громче: "Эта пигалица хитрозадая надуть меня хочет! Стража! 
Кликните стражу, люди добрые!". Ну... пришли два стражника из дневного 
патруля, чуть полкорчмы не разворотили своими алебардами длиннющими. Что, 
спрашивают, за шум, а драки нету? Я, хевдинг, рта не успела открыть, а 
корчмарь этот бешеный кэ-эк заорет: "Вон сидит девчонка, она у меня 
выжрала полную миску отличного супу из тунца, я платить не хочет!". А вот, 
говорю я, и неправда! Я хочу, но не могу, потому что у меня деньги украли. 
А суп, говорю, и не из тунца был, а навовсе из салаки. Тут этот дурной 
корчмарь вконец на меня вызверился, раздулся весь что жаба, я аж 
испугалась - думала, вдруг он меня прибьет? Она, кричит, дрянная маленькая 
неумойка из вонючего варварского племени, и мать ее дрянь, и бабушка не 
лучше. Она обжулить меня хотела, смыться не заплатив, а теперь поняла, что 
обломилась, вот лжу и городит. Тащите ее, кричит, в холодную. Тут за меня 
какой-то моряк заступился. Отвяжись, говорит он корчмарю, от ребенка, 
паучище жирный, сам дерешь за тухлую селедку что за стерлядку заморскую, а 
уж пиво у тебя и вовсе гнуснее козлиной мочи, сам, поди, - говорит, - и 
спер у девчушки денежки-то! Ой-ей-ей, Харальд хевдинг, что потом начало-о-
ось! Ты ж не представляешь...
     - Представляю, - мрачно возразил Харальд. У него все еще ныли ссадины 
на костяшках пальцев, разбитых о зубы ретивого корчмаря. Корчмарь этот был 
не ниже норандийца и раза в три толще, однако его вмиг унесло в дальний 
угол, где он тяжко грохнулся на полки с кухонной утварью. Из-под 
засаленного фартука его при том вывалились искомые монеты и закатились в 
щели пола. Так что заведение, по сути, внакладе не осталось! 
     - Ха-аральд хевдинг, - покаянно затянула Кандида, сгорая от стыда. 
Она всегда жестоко себя казнила, если Харальду приходилось драться из-за 
нее и получать раны - пусть и совершенно не опасные для жизни. - Харальд 
хевдинг, ты... ты только Рэндали не говори, а...
     - О, разумеется! - отозвался норандиец. - Рэндали мы ничего не 
скажем, чтоб не тревожилась зря. Пускай живет и горюшка не знает. Она 
ведь, конечно, не заметила, что тебя всю ночь где-то бесы таскали!
     Кандида поняла, что сморозила глупость, и сконфуженно примолкла.
     Сначала твердая, как гранит, ладонь Харальда до хруста стиснула ее 
руку, так что Кандида пискнула и заплясала на цыпочках. А потом до слуха 
ее долетел слабый стон, раздавшийся из-под горбатой проходной арки с 
львиными мордами наверху. Под аркой было темно, слякотно и противно пахло. 
Стон повторился, глухой, почти неразличимый. Харальд мгновенно оттолкнул 
Кандиду себе за спину и пошел под арку крадущимися шагами хищника, на ходу 
вытягивая меч из ножек. 
     Кандида принудила себя стоять на месте, хотя одна ее половина так и 
рвалась безрассудно сунуться вслед за хевдингом, а другую подмывало удрать 
и спрятаться. Она знала, что Харальд неотступно держит ее боковым зрением, 
и не поздоровится тому, кто рискнет обидеть девчонку, оставшуюся вроде бы 
без присмотра. Норандиец скрылся под аркой. Навострив уши. Кандида 
услышала произнесенное вполголоса: "Та Кэридвен перкеле!", короткий лязг 
возвращенного в ножны клинка о стальную оковку устья, а затем - окрик: 
     - Кандида! А ну, живо поди сюда! 
     Кандида подбежала рысцой и тихо ахнула, увидев, что Харальд склонился 
над неподвижным человеческим телом, распростертым в мутной, вонючей луже. 
Человек был в матросской фуфайке, поодаль плавала в воде кожаная 
широкополая шляпа, на поясе висел кортик, который бедняга, верно, не успел 
пустить в ход - то ли был слишком пьян, то ли противник попался слишком 
проворный. Швыряльный нож с утяжеленным лезвием, пущенный с близкого 
расстояния уверенной и безжалостной рукой; разорвал ему жилу на шее, кровь 
била толчками, смешиваясь с грязной водою. Кандида, которая знала о 
смертельных ранах несколько больше, чем положено девочке ее возраста, 
сразу поняла - душа незадачливого матроса уже на полпути к престолу Манвэ. 
Харальд, опустившись на колено - плащ его при этом окунулся в лужу, но 
норандиец не обратил на то никакого внимания - быстрым и точным движением 
нащупал поврежденный сосуд и пережал чуть выше раны. Кровь не 
остановилась, однако уносящий жизнь поток стал вроде бы пожиже. 
     - Ноги в руки, девчонка, дуй до ближнего храма, зови целителя! - 
скомандовал Харальд. - Без магии тут ничего не поделать! 
     Не заставляя его повторять дважды, не тратя драгоценного времени на 
охи и причитания, Кандида крутанулась на пятке и помчалась стрелой, прямо 
по лужам, так что брызги взлетали выше ушей да развевались по ветру 
косички. Харальд проводил ее взглядом, полным сдержанной гордости. Будь он 
отцом Кандиды, у него не было бы причин стыдиться дочери... Тут норандиец 
не вовремя вспомнил, что ближайший храм был поставлен в честь Идаса, 
морского Бога, и среди тамошних жрецов куда чаще встречаются заклинатели 
погоды, нежели целители. Ну, Кандида - девочка шустрая, разыщет какого ни 
есть, хотя лучше б ей поторопиться! Харальд чувствовал, как жизнь 
стремительно покидает раненого, еще чуть-чуть, и не спасет сама 
милосердная Валарэ-Фортэси.
     Он знал этого истекающего кровью человека - ирийца по имени 
Архизарио, старшего помощника с торговой галеры "Русалка"; в недавнем 
прошлом, когда Харальд охотился по найму на пиратскую ватагу, случалось им 
встречаться в портовых тавернах, перекинуться парой слов, а однажды 
Харальду довелось отливать Архизарио водой после того, как жадный до баб 
старпом решил сдуру поприставать к Рэндали. Друзьями они не были, врагами 
- тоже, и нельзя сказать, чтобы смерть Архизарио стала бы для норандийца 
тяжкою утратой... однако хотелось, хотелось все-таки, чтоб Кандида успела! 
В глубине души Харальд уже понимал, что она опоздает. Так быстро не 
бегают. Рана была паршивая, от таких без незамедлительной помощи мрут в 
считанные мгновения; Эридаро, помнится, тоже любил швыряться своими 
кинжалами и оставлял потом раненых исходить кровью... Харальд вздрогнул от 
внезапной догадки: тот, кто расправился с Архизарио, работал точнехонько в 
Эридаровой манере; да еще эти странные пятна копоти на стенах и дыры в 
мостовой, словно в мусорный переулок плюнул с небес сам Трайн 
Громовержец...
     - Скесса... эт-та скесса... проклятая... 
     Тут уж Харальд от удивления чуть язык себе не откусил. Мутные глаза 
Архизарио смотрели на него вполне осмысленно, а изо рта вместе о кровавыми 
брызгами вырывались невнятные, но забористые матюги в адрес какой-то там 
"проклятой скессы". Еле-еле душа в теле - и эдак вот браниться! Такого 
Харальд-норандиец за всю свою богатую небывальщиной жизнь не видывал! 
     - Молчи лучше, - посоветовал он. 
     В горле у Архизарио забулькало, на губах вспух и лопнул алый пузырь. 
     - Гр-ребаный Эридаро... - прохрипел он, - с-сукин... Я б его без мыла 
в ж-ж... но с ним была... была скесса. 
     - Какая скесса? - спросил Харальд, и глаза у него при упоминании 
Эридаро враз стали беспощадно-холодными, как отточенная сталь. Плюясь 
кровью, умирающий растолковал в образных выражениях, что это была за 
скесса... и в последнем усилии выдохнул: 
     - Эта с-сучья... сперла у меня карту... теперь Кинтаро... 
     Больше он ничего сказать не успел. Жрецам Идаса в зеленых мантиях, 
которых привела запыхавшаяся Кандида, осталось лишь забрать тело, чтобы 
чин-чином похоронить на убогом кладбище для бедноты. Харальд задумчиво 
вытер полой плаща окровавленную ладонь. Короткий и незатейливый узор 
выткала для Архизарио из Ирны Наэнир Хозяйка Судеб: бестолковая жизнь и 
скаредная смерть в пьяной драке из-за женщины, от руки подлеца и рвача 
вроде Эридаро... Кандида расстроилась, укоряла себя за косолапость и 
нерасторопность. Харальд легонько похлопал ее по спине. 
     - Здесь нет твоей вины, Кандишка, ты сделала что могла. 
     - Я могла бы бежать пошибче!
     - Куда там! Ты шустрая девочка, но все ж не Арнерика Вингдраасти, 
которая догоняла ветер... Ладно, вытри нос и пойдем. 
     - Ха! A что это не так с моим носом? 
     - Ничего, ничего. Пошли, Кандида, нам тут больше делать нечего. Тебе 
нужно поесть и выспаться, а мне - прикончить Эстрюда и по душам поговорить 
с ласковым сьоном Кинтаро.
     - Ой, Харальд хевдинг, а Кинтаро-то за что? Кинтаро с нами и навовсе 
не было!
     - Сам знаю, он был в другом месте. Вот и пусть расскажет, где именно. 
Жуть как любопытно!
     Кандида не поняла ни единого словечка, однако, вспомнив пункт первый 
Устава Звездной дружины (под действие которого почему-то подпадала только 
она, Кандида), без разговоров сунула руку в мозолистую ладонь Харальда. Ей 
еще потребуется все ее мужество: Рэндаль хаардрааде своих чувств скрывать 
не привыкла... 
     
                                     5.
     
     Постоялый двор господина Логри "Кит в колпаке" слыл в городе местом 
историческим, потому как осенью и зимой, когда море ярилось и 
капризничало, околачивались там матросы из всех стран подлунного мира, и 
вечно случались разные истории: то зарежут кого, то ограбят, то в кости 
обжульничают, разденут до белья да еще и нос расквасят - а виноватого не 
найдешь. Но с тех пор, как остановилась в "Ките" Звездная дружина, 
исторических личностей вдруг будто дракон слизнул, и расходы господина 
Логри на замену побитой посуды и сломанных скамей резко сократились. Воины 
Харальда-норандийца порядок соблюдали образцовый, пить же и драться ходили 
в порт либо в бордели нижнего города. Правда, румяная и смешливая дочка 
Логри отчего-то сделалась бледной и квелой, от запаха рыбы и водорослей, 
привычного каждому коренному касталийцу, начало ее, бедняжку, мутить, а в 
глазах появилась томная тоска... Логри, тем не менее, был рад-радехонек и 
благодарил Вседержителя Манвэ за то, что надежная охрана в лице грозного 
варвара и его войска покуда не торопится покидать его на растерзание 
пьяным матросам.
     Боевая галера "Валианта", на которой Звездная дружина во главе 
королевского флота и отправила на прокорм рыбам пресловутую пиратскую 
ватагу, стояла себе на якоре в порту под защитой волнореза; кони, в том 
числе вороной хевдинга и каурая кобылка девочки со странным именем 
Кандида, мирно хрустели овсом в платной конюшне за счет казны Его 
Величества Лезандро Девятого. Все шло к тому, что норандиец с дружиной 
собрался зазимовать в Дан-Риаде. 
     Харальд поначалу и впрямь подумывал пересидеть зиму в столице 
Касталии, благо Лезандро, хоть, по слухам, и тронулся рассудком, деньги 
выплачивал исправно. Однако Великий Манвэ все-таки не нас удил надеждам 
Логри сбыться. 
     ... Кандида сразу поняла, что сейчас ей станет жарко. Очень жарко, аж 
дым из ушей повалит. Рэндаль не спала; более того, она караулила у входа - 
пружинисто расхаживала туда-сюда по тесному двору и крутила хитрые фигуры 
новым мечом, который третьего дня урвала на оружейном рынке за 
сногсшибательную сумму и теперь усердно осваивала. Фамильная секира, 
наследство бабки Ратхаль, так и сгинула где-то на поле боя под Эсарией. 
Рэндаль сокрушалась чуть ли не до слез, словно невеста, потерявшая 
накануне свадьбы обручальный перстень, долго не могла подыскать себе 
оружие по руке, все привередничала... а сейчас вот успешно сочетала 
приятное с полезным. В редеющем рассветном сумраке вспыхивали на 
мелькающем клинке тусклые молнии. 
     - Хорошо работает, - машинально отметил Харальд. 
     Рэндаль развернулась, и на лице ее нарисовалась такая слащавая 
улыбочка, что Кандиде стало муторно от обреченности. Рыжая хаардрааде с 
фантастической скоростью описала мечом совершенно уж немыслимую 
загогулину, глядя на девочку с плотоядным прищуром. Кандида затопталась 
было на месте, но Харальд подтолкнул ее вперед. Довершая финт, Рэндаль 
кинула клинок в ножны и освободившейся рукой ухватила Кандиду за ухо.
     - Добрейший вечер, радость моя абрикосовая! Или, может, доброе утро? 
Я какого-растакого беса корявого ты...
     - Эстрюд здесь? - перебил Харальд. 
     - Гоблин? С утра ни слуху ни духу, - Рэндаль не выпускала Кандидиного 
уха, так что той приходилось стоять на цыпочках. Было не то чтобы очень 
больно, однако неловко и обидно. - Ты кого опять зашиб, маньяк? 
     - Никого, - пожал плечами Харальд. 
     - А чего у тебя плащ в крови? - спросила наблюдательная Рэндаль. 
Кандида распахнула было рот, чтобы, во-первых, взмолиться о пощаде, а во-
вторых, поведать о грустной кончине злосчастного Архизарио, но Харальд 
сурово бросил вместо ответа: 
     - Пусти девчонку, Асагир-доттир. И разбуди-ка мне Кинтаро. 
     - Кинтаро? Зачем Кинтаро?
     Харальд кинул на нее льдисто-острый взгляд, который имел свойство 
напрочь и сразу вытравлять в грешных человеческих душах такое 
предосудительное качество, как любопытство. И сказал: 
     - А вот хочу спросить его, сколько на небе звезд. 
     Рэндаль неопределенно повела плечами под грубой холщовой рубахой, 
хмыкнула и пошла будить требуемого Кинтаро. Сделала она это споро и 
сноровисто, чисто по-хаардраадски: выступила на середину большой обеденной 
залы, сложила из ладоней рупор, набрала в грудь побольше воздуха и заорала 
во все свое луженое горло: 
     - Кинта-а-а-аро-о!!! Кинтаро, курвин сын, хорош дрыхать! Твой хевдинг 
зовет тебя! 
     Успех был поразительный - Кинтаро примчался точно смерч, заспанный, 
помятый, в одном исподнем, но при мече, в косо нацепленной перевязи и 
сбитом на правое ухо шлеме. Правда, вместе с ним разбудились Логри, жена и 
дочь Логри, Парвиус с подружкой, Джестин, Римсас и угрюмый касталиец 
Хундро по прозванию Рыбья Холера, что ходил раньше капитаном, а теперь - 
старшим помощником на "Валианте". Приземистый и косолапый, как все морские 
волки, покрытый татуировкой с русалками и альбатросами, прокопченный 
ветрами и солнцем, будто вяленая треска, Хундро шумно чесал щетинистую 
бороду, неровно пробитую сединой, зыркал исподлобья и ругался себе под 
нос. Был он нелюдим и молчун, но уж что-что, а браниться умел виртуозно. 
Особенно ежели его разозлить. Хундро грубо оттолкнул подвернувшуюся на 
пути Кандиду, так что она перышком улетела в дальний угол, где и предпочла 
притаиться под деревянной раскрашенной статуэткой Вседержителя Манвэ. 
Страсть как хотелось узнать, почему это хевдинг прицапался к Кинтаро, кто 
убил Архизарио и за что... в общем, кое-что из того, что ей знать не 
полагалось! 
     Кинтаро ударом кулака водрузил шлем в правильную позицию и вытянулся 
в струнку воинственно растопыря свои жесткие, словно у мыши, усы.
     - Вот он я, мой хевдинг! 
     Харальд подвинул себе табурет, сел, забарабанил пальцами по столу, 
отстукивая некий бешеный марш, что у него всегда служило верными признаком 
дурного настроения Пронизывающий взгляд его не отрывался от заспанной 
физиономии Кинтаро. Дружинники притихли, только Хундро неумолчно бурчал и 
бурчал.
     - Твоего приятеля. Архизарио с "Русалки" сегодня ночью убили в темном 
переулке, - раздельно проговорил Харальд. Кинтаро ошалело моргнул, но живо 
овладел собою (все же был он опытным воином, далеко не из последних) и 
скроил мину наивной овечки. 
     - Мой хевдинг, в этом поганом городишке каждую ночь кого-нибудь 
убивают в темных переулках! Почто ж из-за того мешать выжившим спать? И 
вообще, он не мой приятель, этот жирный болван Архизарио! Недавно в 
игорном доме Пульхро и сыновей он нагрел меня на тридцать агасий, 
обжульничал, собака, и не покраснел, так-то оно! Приятель! У, попадись мне 
этот, мать его через тын и корыто, приятель!
     - Видно, насолил он не только тебе, - сказал Харальд, - но, как бы 
там ни было с тридцатью агасиями, перед смертью он назвал мне твое имя, 
Кинтаро. 
     Кинтаро зашевелил усами, точно рассерженный кот.
     - Мой хевдинг, что за дело тебе до предсмертного бреда упившегося 
жулика? Он наверняка повздорил с собутыльниками из-за бабы, шибко он был 
до баб охоч, вот хоть те Рэндаль подтвердит, хлебом не корми - дай шары 
залить да макнуть свой фитиль куда надо... прости, Кандишка... так вот, 
погрызся со своей гопой, они его и кокнули с пьяных-то глаз... Это, мой 
хевдинг, стольный град Дан-Риада, тут и похуже что случается! Но нам какое 
дело? 
     - А такое нам дело, - оборвал Харальд, - что Архизарио убил человек, 
с которым у меня... да и у всех нас давние и оч-чень личные счеты! 
     - Эридаро! - подскочила Рэндаль, яро сверкнув глазами. - Вот убей 
меня Трайн, этот сучий потрох Эридаро, чтоб его маму, сестру и бабку... ! 
Мы с Парвиусом нарвались на него в "Пляшущей рыбе", и я задала паразиту 
таску, которой он до смерти не забудет! Клянусь косами Солнечной Девы, я б 
его и вовсе на оладушки раскатала, потому как, мой хевдинг, озлилась 
страшенно...
     - Истину глаголет наша доблестная дева, - подтвердил ученый Парвиус, 
- озлилась она страшенно! Я хотел было помочь ей... хм... произвести 
некоторые неблагоприятные изменения в анатомии сьона Эридаро, ибо 
помянутый Эридаро сильно мне несимпатичен, но тут откуда ни возьмись на 
нас свалилась какая-то истеричная скесса и давай кидаться шаровыми 
молниями и орать всякую непотребщину по-стагирийски! В таверне начался 
пожар, и, пока мы самоотверженно боролись с огнем и спасали хозяйкин 
любимый диван, Эридаро со скессой смазали пятки. 
     - Далеко не уйдет, - заверил Харальд. - Вот сейчас Кинтаро от чистого 
сердца поведает нам, что у него за дела были с Архизарио... сдается мне, 
серьезные то были дела, за них-то Архизарио и порешили. 
     На Кинтаровой физиономии уже явственно отразилось замешательство. 
Рэндаль беспощадно саданула его растопыренной пятерней промеж лопаток, так 
что бедняга закашлялся, словно простуженная болонка. 
     - Давай-давай, сознавайся, проходимец, что ты там смухлевал на пару с 
этим дурноватым юбкодралом Архизарио и при чем тут Эридаро, скессы и 
прочая дрянь! Будь мужчиной! Сотворил пакость - имей храбрость за нее 
ответить! 
     - Да никаких пакостей я не... 
     - Угу, так и поверила! 
     Кинтаро совсем смешался.
     - Да видишь ли, мой хевдинг... клянусь здоровьем и добродетелью 
мамочки, Эридаро тут ни при чем! Я вообще понятия не имел, что он вернулся 
в Дан-Риаду! Все началось с пары кружечек пива... 
     - Ух, сильно я подозреваю, что каждая из этих кружечек была величиной 
с хорошую бочку! - вклеила Рэндаль. - И что лахудры из "Привета" или 
"Бархатных губок" торчали там же неподалеку! 
     - Выпили мы, значит, с Архизарио, разговорились... слово за слово, 
тут он мне и сболтнул про карту капитана Кутопуло... и про сокровища... 
Ну, Архизарио - он мужик неглупый, но когда налижется, с него можно хоть 
последние подштанники снять, и ничего тебе не будет... вот я и напоил его 
до свинячьего визга да и сторговал у него карту эту по дешевке. Сокровища, 
думаю, никогда лишними не бывают. 
     - Ну, голова! - присвистнул Харальд. - И Архизарио - голова! Вы с 
Архизарио - прямо две головы! Только Архизарио уже огреб по первое число, 
а ты...
     - Это что же получается, во имя Азаротовой задницы?! - воскликнула 
Рэндаль, чьи густые брови под крапчатой полосой татуировки сошлись в одну 
линию, а в серых глазах загорелось опасное пламя. - Это что ж, змейство 
такое, получается?! - Она уперлась кулаками в бедра и испепеляюще 
воззрилась на Кинтаро, который вдруг как-то разом усох и скукожился. - Это 
ты, прохиндей, собрался, значит, искать сокровища на пару с Архизарио и 
смыться потом с ними?! Купить дворец в Тессале и завести гарем на 
толстозадых безмозглых коровищ?! Бросить дружину, бросить своего вождя?! 
Бросить МЕНЯ?!
     - Рэнна... - потерянно замычал Кинтаро, - ты... ты все неправильно 
поняла... 
     - Ах, я все неправильно поняла?! Ах, я, значит, неправа? Я неправду 
говорю, я брешу, я лаю? Я, значит, собака, да?! Вот уж прости-подвинься, 
ты, прыщ на ровном месте, я знаю твою гадостную душонку как облупленную! 
     - Рэнна... я не собирался заводить никакого гаре...
     - И не соберешься! Я тебе, недоделанный мозгляк, сейчас все твои 
мужские причиндалы вместо чалмы намотаю, тогда-то ты узнаешь, как 
предавать друзей и нагребать Рэндаль Асагир-доттир! 
     Дружинники деликатно посторонились, освобождая поле деятельности, и 
приготовились с интересом наблюдать сие физическое упражнение; только в 
ясных, зеленых, точно морская вода в солнечный день, глазах Джестина-
менестреля было искреннее сочувствие, да дочка господина Логри, дрожа как 
лист, прижимала ладошки к пышной груди. Кандида выкарабкалась из-под 
деревянного Манвэ и протолкалась поближе к месту происшествия, увидав из-
за могучей спины Хундро, что Рэндаль уже сцапала преступника и для начала 
тряханула как следует, отчего с головы Кинтаро слетел и покатился по полу 
шлем. Но тут, к вящему счастью касталийца, Харальд хевдинг властно взял 
рыжую далказианку за плечо и отодвинул. Кинтаро облегченно сглотнул. 
     - Погоди, Асагир-доттир, - сказал Харальд, - он ведь пока никого не 
предал и никуда не сбежал, а карта Кутопуло попала к Эридаро и его черной 
скессе. 
     Рэндаль мотнула всклокоченной медной гривой. 
     - Я бы все равно взгрела его, хевдинг, - упрямо возразила она, - на 
будущее!
     - Успеется! - Харальд искоса глянул на Кинтаро, который, стоя на 
четвереньках, добывал свой шлем из-под стола. - А сейчас мы должны догнать 
Эридаро. Не знаю точно, что он там замышляет и зачем снюхался со скессой, 
но чую - не к добру! 
     - Эт' да, мой хевдинг, эт' верно! - подхватил Кинтаро. - Известно, 
где скесса - там зло, разврат и черная магия! А подонок Эридаро умыкнул 
мою карту и, поди-ка, плывет теперь выкапывать мои... э... наши сокровища!
     - Кинтаро, заткнись. 
     - Есть заткнуться, мой хевдинг! 
     - Хундро, готовь "Валианту" к отплытию! Рэндаль, поднимай всех по 
боевой тревоге! 
     - Вста-али все!!! 
     - А где Хассан?
     - Дрыхнет без задних ног, ураганом не разбудишь! 
     - Тогда выносите вместе с матрасом и киньте в трюм! Кандида, не 
путайся под ногами! Марш собирать манатки, шустренько, ждать тебя не 
станем! 
     - Ой, Па-арвиус! - Плачущий голосок дочки Логри. - Ты уезжа-аешь?! Но 
как же... 
     - Джестин, а Джестин? Трандычалку свою не позабыл, а?! 
     - Я вам говорю: несметные сокровища древних королей, золото, 
алмазы... 
     - Звездная дружина! Слушай мою команду! 
     - Где девчонка? Потеряли девчонку! Ага, вот она! 
     - Харальд хевдинг, эта карта... 
     - Кинтаро, ты меня доконал. Мы отдадим тебя Идасу, чтоб не гневался и 
послал попутный ветер! 
     - Да что ты, мой хевдинг, никак не можно! Идас смертно обидится за 
такой никудышный подарок! Богам следует дарить красивых девушек. Рэндаль 
подойдет. 
     - У-у! Держите меня трое, двое не удержат! 
     - Куда опять подевалась эта девчонка, проглоти ее Сэт?! 
     - Выступаем? 
     - Выступаем! 
     Так начался великий морской поход Звездной дружины. Разбуженные 
соседи Логри долго костерили шумных постояльцев почем зря, забыв о 
выдающихся заслугах норандийца в области благоустройства торговли с Ирной. 
     Когда сорок весел "Валианты" разом упали на воду, а Харальд, стоя на 
корме, положил ладонь на отполированное до масляного блеска мозолистыми 
руками моряков правило, Кандида, пристроившаяся на скамье рядом с виновато 
сникшим Кинтаро, обнаружила, что забыли Эстрюда Резвого Гоблина. Но Дан-
Риада давно отступила в туман и скрылась из виду, бюст резной пучеглазой 
девы с развевающимися волосами, что украшала форштевень галеры, 
целеустремленно смотрел вперед, и сырой, холодный ветер далеких странствий 
дул в лицо, обещая приключения, о которых она когда-то мечтала еще 
боязливой рабыней. Кандида подумала и решила смолчать.
     Эстрюд найдет, чем заняться в Дан-Риаде. 
     
                                     6.
     
     "Морской бродяга" прыгал по гребням волн, будто бойкий лягушонок, в 
тугих парусах гудел ветер. Тяжелые серые валы ходили за бортом, плюясь 
клочьями пены и солеными брызгами. Принц Эвардо вымок и продрог, несмотря 
на теплый шерстяной плащ, отороченный лаагирскими лисами, непокорные рыжие 
вихры, которые он втайне ненавидел, считая смешными и немужественными, 
слиплись от морской воды и обвисли. Капитан предлагал драгоценному 
пассажиру укрыться в маленькой, но уютной каюте, однако Эвардо отказался. 
Ему казалось невыносимым сидеть без толку в четырех стенах и думать об 
отце, которого он наверняка не на шутку расстроил своим побегом. Здесь, на 
палубе, норд-ост развеивал мрачные мысли, ощущение свободы и простора 
поглощало тревогу. В отличие от брата Адалиоро, подверженного морской 
болезни и отродясь близко не подходившего к "Бродяге". Эвардо с детства 
был дружен с морем - видно, любил его длиннобородый Бог Идас, гневливый, 
но отходчивый. Эх, жалость какая, что его угораздило родиться принцем, да 
вдобавок наследным! Сейчас уже плавал бы юнгой на корабле, дышал соленой 
горечью моря, слушал пение ветра в снастях, повидал бы всякие заморские 
чудеса: джунгли, чернокожих людоедов, сирен, драконов, гигантских птиц... 
и ни тебе занудливых учителей, ни придворных - подлиз и интриганов, ни 
Эклермонды Тар-Вильярадэ! Не жизнь - малина!
     Эвардо вздохнул, с трудом расцепил одеревеневшие от холода пальцы, 
что сжимали точеный поручень, и побрел в капитанскую каюту пить горячий 
шоколад, пользительный, по мнению нянюшки Гизеллы, для здоровья и 
оберегающий от простуды. 
     Принц задремал было в подвесной койке, которая мерно покачивалась в 
такт движениям судна, когда его разбудил капитан. 
     - Ваше Высочество, впередсмотрящий заметил боевую галеру, она идет 
нашим курсом. Но бояться нечего, Ваше Высочество - они следуют под флагом 
герцогов Фиораванти... 
     Эвардо подпрыгнул, точно обнаружив в гамаке десяток черных 
тарантулов, и птичкой выпорхнул на палубу, где в лицо ему снова хлестнул 
пронизывающий ветер. Он повис на фальшборте, чуть не кувырнулся в воду, 
когда "Бродяга" резко накренился на крутой волне, однако никакой галеры не 
увидел. Беспокойство, тем не менее, не отпускало. Неужели Вильярадо - сам 
либо по велению короля - послал погоню? Но как, во имя Всемогущего Манвэ, 
он догадался, где искать сбежавшего принца? 
     Когда день клонился уже к закату, галера приблизилась настолько, что 
даже Эвардо смог рассмотреть узкий корпус, выкрашенный в черный цвет, 
голову коршуна на форштевне (длинный загнутый клюв был окован железом и в 
бою, верно, служил неплохим тараном), слаженно взлетавшие весла. На мачте 
впрямь развевался лилово-золотой штандарт Фиораванти. И расстояние между 
кораблями с пугающей быстротой сокращалось. 
     Познаний Эвардо в мореходном деле достало, чтобы понять - кормчий 
чужого судна собирается перехватить ветер и заставить "Бродягу" лечь в 
дрейф. Принц внезапно облился ледяным потом - ему приблазнилось, что на 
носу галеры стоит Эклермонда Тар-Вильярадэ в алом убранстве невесты, манит 
его веером и злорадно хохочет: "Вот ты и попался, глупышка-дурашка! Теперь 
честным пирком да за свадебку!". 
     - Капитан! - раздался крик с "сорочьего гнезда". - Капитан, этот 
идиот идет нам наперерез!
     - Клянусь звездными очами Элили! Они там что, ошалели?! Или не видят 
королевского флага?! Ри-иго! Просемафорь им... 
     - Капитан, похоже, они всерьез собрались атаковать! 
     Капитан повернулся к окаменевшему Эвардо. 
     - Ваше Высочество, извольте укрыться в каюте! Ваша жизнь слишком 
ценна, чтобы рисковать ею в случайной стычке с негодяями, которые, без 
сомнения, присвоили имя и гербовые знаки вашего почтенного дяди, и... 
     Эвардо отчаянно стиснул изящную, усаженную сапфирами рукоять 
подаренного на тринадцатилетие меча (меч не меч, а так - недоразумение, 
скорее длинный кинжал, красивая игрушка) и с обреченной решимостью замотал 
головой: мол, никуда не пойду, буду драться. В животе у него образовалась 
ледяная глыба. Капитан раскрыл было рот возразить.
     И тут на палубу "Морского бродяги" легла странная зеленоватая тень. 
     Эвардо скосил глаза - и увидел, как от черной галеры вдруг оторвалось 
плотное, чуть поблескивающее зеленое облако и совершенно немыслимым 
образом, против ветра полетело в сторону маленького парусника. В считанные 
мгновения оно окутало "Бродягу". Принц, ощущая в желудке уже целый 
айсберг, понял, что облако живое; оно заклубилось, выпустило несколько 
извилистых щупалец и стремительно расползлось по палубе. Одно мерцающее 
щупальце охватило матроса, метнувшегося было в кубрик за оружием, и тот 
закричал так, что сердце Эвардо едва не выскочило от ужаса. Лицо бедняги 
перекосила гримаса безумного страха. А потом на глазах обмирающего принца 
матрос застыл и покрылся зеленым налетом, превратившись в подобие 
нефритовой статуи. Команду "Морского бродяги" обуяла паника. Люди метались 
по палубе, спасаясь от колдовского тумана, кто-то прыгнул за борт, но и 
там ползучие кольца зеленого дыма находили свои жертвы. Эвардо выхватил 
меч и, взывая к Манвэ, зажмурился и с маху рубанул по светящимся 
щупальцам. Клинок прошел как сквозь воздух, и сейчас же принца сковал 
цепенящий иномировой холод. Больше Эвардо не помнил ничего. 
     ... На палубе "Коршуна" Эридаро, брезгливо кривя тонкие губы, 
наблюдал, как Серкэт творит магию. Неподвижная, будто изваяние из черного 
камня, скесса стояла на носу галеры, протянув охваченные железными 
браслетами-змеями руки в сторону королевского судна, и только губы ее 
шевелились, выпевая странные слова древнего заклятия. Между растопыренными 
пальцами стагирийки пульсировало изумрудное сияние, ширилось и, отделяясь 
от ее ладоней, облаком плыло к "Морскому бродяге", где происходило что-то 
невероятное, издали Эридаро не мог различить - что именно. На остром лице 
Серкэт дрожали зеленые отблески, и поэтому порою чудилось, что она давно 
мертва и начинает разлагаться. 
     Эридаро вдруг почувствовал тошноту. И желание взять и выкинуть святую 
клерицессу за борт от греха подальше. 
     Серкэт шумно выдохнула и уронила руки. По вискам ее струился пот, 
глаза застыли. 
     - Вот и все, - неживым голосом произнесла она. - Теперь их можно 
брать горяченькими. Сопротивления не будет. 
     - Ты что, всех там уморила?
     - Никого я не уморила, - отмахнулась скесса, - просто приостановила в 
них жизнедеятельность. Хватит попусту полоскать языком. Проводи меня в 
каюту, а потом ступай и забери мальчишку. 
     В тесной клетушке под носовой палубой, где со всеми возможными 
удобствами обосновался капитан, Серкэт повалилась на койку, словно 
подрубленное дерево. Эридаро выбрался наверх, выудил из складок своего 
просторного темно-вишневого плаща носовой платок (платок был из настоящих 
аларатских кружев, однако давненько не знал стирки) и промокнул лоб. 
Колдовство впечатляло - еще как впечатляло, заешь его бешеный василиск! - 
но и ужасало. Он, Эридаро, предпочел бы старый добрый абордаж и 
веселенькую драчку, звон клинков, свист стрел, треск бронзового тарана, 
входящего в борт вражеского корабля. Не был он чист аки голубица, корсар 
Эридаро из Дан-Риады, числились за ним и грабежи, и заказные убийства, и 
совращение девиц, и фальшивомонетничество, и всякие прочие обычные 
человеческие пакости - однако разных там магов, чародеев, шаманов и скесс 
он обегал за перестрелище, будто упырь - священные костры.
     - Эй, вы! - в сердцах рявкнул он на матросов. - Олухи недоношенные! 
Живо найдите мальчишку и доставьте сюда! А потом затопить эту лоханку к 
такой-то маме! 
     Пока свирепая команда "Коршуна" носилась, грохоча сапожищами, цепляла 
"Морского бродягу" абордажными крючьями, перетаскивала на галеру 
недвижимого, скованного чарами Серкэт принца, пробивала бронзовой чушкой 
днище парусника, Эридаро стоял на носу, опираясь на резную голову хищной 
птицы, что венчала форштевень. Он исполнил часть своей миссии - далеко не 
самую многотрудную часть. Впереди была Стагирия - древняя, таинственная 
страна под раскаленным небом юга, страна подземных гробниц и черных 
храмов. И в одном из этих храмов сидела Верховная Скесса Амертис, которую 
предстояло уговорить вступить в союз с герцогом Вильярадо. Эридаро боялся 
загадывать, как она его примет. 
     В любом случае, сдобных булочек с изюмом она для него не испечет! 
     
                                     7.
     
     Солнце обморочно валилось в волны сквозь сизую пелену туч. "Коршун" 
несся на юго-восток, подгоняемый дружными взмахами весел. Ни Эридаро, ни 
черной жрицы, ни пленного принца не было на палубе. Эвардо заперли в трюме 
и оставили до поры до времени отходить от колдовства. Где гуляла Серкэт - 
никто не знал и знать не хотел; у скессы была удивительная способность 
исчезать, точно призрак, на ограниченном, вроде бы, пространстве, где 
каждая корабельная крыса на виду, а потом появляться словно из ниоткуда. 
Эридаро же уединился в капитанской каюте.
     Там, в каюте этой, смахивающей по размерам на садок для кроликов и 
освещенной лишь тусклым зарешеченным фонарем, что мотался под потолком на 
медной цепи, капитан возлежал на смятой постели, взгромоздив ноги в 
остроносых щегольских сапогах на табурет. Остекленевшими глазами он 
созерцал пятно плесени высоко на стене и лениво размышлял, что стоило бы 
выдрать юнгу, в обязанности которого вменялась уборка капитанских 
чертогов... Думы шевелились в мозгу, медлительные и сонные, как рыбы в 
тине. Лицо Эридаро было неподвижно, будто у статуи, волосы взлохмачены, 
рубаха на груди распахнута до пояса, а меч вместе с пижонски изукрашенной 
перевязью в полном небрежении валялся на полу. В общем, судя по всем 
признакам, был Эридаро пьян, точно вареная сова. 
     Когда раздался стук в дверь, он лишь пробормотал жуткое проклятие, и 
посетитель не церемонясь вошел без разрешения. Пригнувшись под низкой 
притолокой, в каюту скользнула Серкэт, окинула презрительным взглядом 
простертого на ложе утех соратника и фыркнула по-кошачьи. Эридаро слегка 
повернул голову, чтобы стагирийка попала в поле его зрения. Физиономию его 
сильно перекосило.
     - Опять ты? - запинаясь, выговорил он. - Чего тебе надо, черная 
дьяволица? Иди себе, сколдуй что-нибудь x-харошее... чтоб всем плохо 
стало... и не трожь меня, простого смертного! 
     Серкэт улыбнулась с ехидцей и бросила на стол рядом с пустым кувшином 
из-под вина свиток древнего пергамента. 
     - Вот! - сказала она. - Это карта, которую я забрала у того 
придурковатого приставалы в переулке и над которой много и напряженно 
думала. Береговая линия, показанная здесь, очевидно, северная Стагирия, но 
имеются кое-какие неточности, да и язык мне неизвестен. И пока некто - не 
будем такать пальцами, мы ведь не варвары! - валялся колодой, упившись до 
белых кудиков в глазах, я потрудилась и расшифровала карту! Результаты 
весьма и весьма меня заинтересовали. 
     Эридаро с явным трудом воздел себя на ноги и переместил к столу, на 
который немедленно навалился всем телом, подпирая голову кулаками и мутным 
взором уставясь в карту. Выкрашенный черным лаком ноготь Серкэт очертил на 
пергаменте извилистую линию - контур побережья. 
     - Как я и говорила - северная Стагирия; река, должно быть, Хархадэт, 
город в устье - Птарх, известный порт и важная торговая точка. Я знаю те 
места, потому что до перехода на третий уровень служила в малом храме 
Деркато Эгаротеры в Птархе, и именно оттуда Верховная и птархская жрица-
наместница Хиргарет отправили меня в странствия... Впрочем, ближе к делу! 
Тут у нас имеет место быть Сарабейя, что только естественно, ибо она и 
поныне там торчит, ежели память мне не изменяет. Озадачило же меня 
следующее: насколько мне, скромной скессе, ведомо, к западу от Стагирии 
нет ни одного клочка суши. Бескрайний океан, морские чудища и летающие 
рыбы. Однако на этой карте отмечен остров! - Палец Серкэт уперся в 
крохотное пятнышко на карте. - Клянусь Великой Тьмой, странно, очень 
странно 
     - Чего странного? - хмыкнул Эридаро. - Просто хреновая карта, и 
намалевал ее, верно, какой-то выживший из ума пьянчужка во времена царицы 
Харрады! 
     Серкэт сей перл мудрости проигнорировала и продолжала: 
     - Так вот, я расшифровала надпись возле этого самого несуществующего 
острова. Язык напоминает - пусть и отдаленно - древнестагирийский, и, 
когда я установила основные звуко-буквенные соответствия, дальше дело 
пошло как по маслу. Получилось "киссуа иш-ахэт", что в переводе на 
Всеобщий означает "Блуждающий остров"!
     Хмель мгновенно испарился из расширившихся глаз Эридаро. 
     - Блуждающий остров?! Тот самый?! 
     Серкэт с бесстрастной миной кивнула. 
     - Но этого не может быть! - Эридаро помотал головой, словно пытаясь 
вытрясти из нее бредовые видения. - Блуждающий остров-легенда, старинная 
матросская сказка. Не знаю, с какой дури кто-то накорябал его на карте...
     - А с такой дури и накорябал, что он действительно есть! - холодно 
сказала Серкэт, но в глазах ее светилось жадное беспокойство. - Матросские 
байки о призрачном острове, который то исчезает, то появляется всякий раз 
на новой месте, об острове, где лежат несметные сокровища, имеют под собою 
вполне солидную почву. Блуждающий остров существует. И существовал даже 
тогда, когда на месте Неферата стояли убогие хижины первых поселенцев. В 
библиотеке храма я много читала об этом. Остров хранит остатки культуры 
настолько древней, что по сравнению с нею знаменитая разборка Ликаона и 
Адрастии случилась не далее как вчера вечером. До сих пор не выяснено, что 
за раса населяла Блуждающий остров и что за Боги покровительствовали ей; 
есть лишь крайне ненадежные предположения... Но одно известно наверняка: 
остров - просто плавучая сокровищница! Кроме груд золота и драгоценных 
камней, там находится величайшее магическое сокровище - одна из книг 
Троекнижия Тифона. 
     - Не нужна мне твоя магия! - перебил Эридаро. - А вот золото... 
     Серкэт подарила ему очередную половинчатую улыбку, от которой язык 
корсара вмиг одеревенел.
     - Будь так ласков, дослушай меня, - голос скессы прямо сочился ядом, 
- и вспомни о нашей общей задаче: склонить Амертис Стагириату к союзу с 
герцогом Вильярадо, чтобы она помогла ему воцариться в Касталии. 
Верховная, без сомнения, порадовалась бы увидев культ Деркато на западе 
возрожденным... но мы также можем заручиться ее поддержкой, если привезем 
ей одну из Трех Книг Тифона. Это был бы бесценный подарок. Троекнижие - 
знаменитый магический раритет; одна из Книг, раз добытая в незапамятные 
времена чародейкой Хафретис, уже находится в главном храме Ксангора, 
другая сгинула где-то в джунглях Лаолии, а третья - третья лежит на 
Блуждающем острове. У нас под носом.
     Эридаро растопыренными пальцами, измерил расстояние от острова до 
побережья. 
     - Хм! Несколько дней пути, да и то при хорошем ветре!
     - Мальчишка у нас, и торопиться некуда, - возразила Серкэт. - Опять-
таки, золото никогда не помешает...
     В темных глазах Эридаро вспыхнула решимость. Он резко вскочил, чуть 
не опрокинув табурет, и размашисто зашагал к двери: прямо-таки орел-
мужчина, гроза морей, чью несколько шаткую походку вполне можно было 
приписать несильной качке. Вскоре Серкэт услышала, как он яростно орет на 
кормчего, заставляя менять курс. Тогда скесса умиротворенно усмехнулась и 
спрятала карту под своей черной накидкой. Она была довольна собою. Обладая 
двумя Книгами из Трех, Амертис Стагириата станет почти всемогущей. А когда 
служительницы Великой Тьмы подчинят себе весь подлунный мир, отчего бы не, 
засиять звезде скромной странствующей скессы Серкэт, благодаря которой это 
и сделалось возможным? 
     ... С палубы "Валианты" остроглазый Кинтаро рассмотрел, что 
преследуемая ими галера вдруг резко изменила курс. Он давно следил за 
сигнальными огнями "Коршуна" и теперь осовело оглянулся на Харальда 
хевдинга: с какого это испуга треснутый пыльным мешком Эридаро правит в 
открытое море? Харальд молча вскинул руку, и, повинуясь знаку, Хундро 
повернул рулевое весло. Глубоко в корпусе судна что-то утробно заскрипело, 
когда "Валианта" легла на новый курс. Кандида, дремавшая у мачты, 
проснулась, приподняла голову с бухты каната, служившей ей подушкою, и, 
убедившись, что все вроде бы спокойно, опять уснула, закутавшись поплотнее 
в теплое волчье одеяло. 
     
                                     8.
     
     - Провалиться мне прямо в Азаротов нужник! Откудова тут остров?! 
     Эридаро, глядя с носовой площадки "Коршуна" на приближающийся остров, 
с трудом сохранял невозмутимое выражение лица, подобающее отважному 
корсару, которому море по колено. Он до последнего не верил, что бредни 
старика Кутопуло окажутся святой истиной. Но остров был. Издали он 
смотрелся красивым, как изысканная безделушка, и совершенно безобидным: 
желтый песчаный берег, высокие, раскидистые пальмы, вот только одна 
неприятная странность поразила Эридаро - южное небо над океаном было 
чистым, пронзительно-синим, а над островом отчего-то клубились плотные, 
будто из грязной ваты, облака. 
     - Вот он, Блуждающий остров, - раздался рядом невыразительный голос 
Серкэт. Скесса появилась, по обыкновению, точно злой дух из бутылки, 
махнула в сторону острова. Она сбросила свою просторную накидку, когда 
галера вошла в теплые южные воды и начало припекать солнце, руки ее были 
обнажены по самые плечи, на запястьях и повыше локтей тускло блестели 
железные змеи - знак покорного служения Богине. - Ты боишься, Эридаро?
     - С чего ты взяла, чародейка? 
     - Эти сокровища охраняются, - намекнула Серкэт. Эридаро осклабился. 
     - Ты же у нас крутая волшебница! - сказал он. - Ты всех демонов враз 
сложишь в аккуратную кучку, а я тем временем без хлопот подберу золотишко. 
Дело мастера боится! 
     - Повадился кувшин по воду ходить... - припомнила, в свою очередь, 
поговорку Серкэт. Загрохотала якорная цепь, засуетились матросы, 
расхватывая оружие и готовясь к высадке. Эридаро демонстративно повернулся 
к стагирийке спиной и проверил, легко ли выходит клинок из ножен. 
     "Коршун" стал на якорь на рейде Блуждающего острова.
     ... Эридаро, Серкэт и пятеро могучих матросов шли вереницей по 
плотной, сырой, чуть пружинящей под ногами тропической почве. Было жарко и 
влажно, воздух приторно пах гнилью и тяжелыми, одуряющими ароматами 
громадных, как тарелки, экзотических цветов. Тишину нарушали лишь шаги да 
частое дыхание путников, а иногда - чавкающие звуки матросских тесаков, 
разрубающих лианы, что сплетались и загораживали дорогу. Шестеро мужчин 
обливались потом, Эридаро даже стащил свою алую шелковую рубаху, оставшись 
голым по пояс. Одна Серкэт была свежа как персик, и, глядя на нее, корсар 
потихоньку сатанел. 
     - Эй, Серкэт! - наконец не сдержался он. - И где ж твои 
сверхъестественные жутики? Призраки с тяжелыми цепями, драконы, вылазящие 
из могил покойники? Может, решили от нечего делать сыгрануть в незевайку? 
     - Ты что, действительно ничего не замечаешь? - По губам Серкэт 
скользнула тень половинчатой улыбочки, Эридаро яростно мотнул головой, 
смахивая со лба слипшиеся от пота волосы. - Как грубы твои чувства, 
касталиец! Разве ты не слышишь этой тишины? 
     Эридаро прислушался и скис. 
     И совершенно неожиданно они вывалились из зеленого сумрака джунглей 
на открытое место.
     Это была абсолютно круглая, будто нарочно вычерченная поляна, 
поросшая лишь блеклой ползучей травкой; джунгли кончались внезапно, словно 
деревья боялись пересечь некий невидимый барьер. А посреди поляны 
возвышалось титанических размеров строение из беспросветно черного камня, 
громадный темный куб, чьи гладкие стены, казалось, поглощали падающий на 
них рассеянный свет. Из-за простейшей своей формы и полного отсутствия 
всяких архитектурных излишеств храм (или гробница? или что это было?) 
выглядел примитивным, однако Эридаро, как ни присматривался, не мог 
различить никакого следа кладки - впечатление было такое, что чудовищное 
это здание вырубили из одного каменного монолита. И вообще, во всем черном 
храме было что-то... неправильное! Не люди строили его, понял Эридаро, 
чувствуя пробежавший по спине холодок.
     Рядом с ним Серкэт запаленно хватала ртом воздух, прижимая ладони к 
груди. 
     - Ох-х... - выдохнула она. - Великая Тьма... хуже, чем я 
предполагала... 
     - Что? Что ты чувствуешь?
     - Охранное заклинание... древнее как мир, но ужасной силы... 
     - Так сними его! - рявкнул Эридаро, рассвирепев от страха. 
     - Эти чары не снял бы сам Архинекромант Ээт! - зашипела сквозь 
стиснутые зубы скесса. - А идиот, который сунется внутрь без защитного 
заклятья, разбудит нечто... нечто спящее там многие века! Благодари 
Деркато, касталиец, я знаю одно универсальное контрзаклинание... оно 
должно сработать, однако не думаю, чтобы надолго. Вели своим дуболомам 
отойти подальше в лес, повернуться ко мне спиной и прикинуться ветошкой!
     Эридаро подчинился без особого сожаления. 
     Когда Серкэт окликнула, его слабым голосом, он развернулся - и едва 
узнал стагирийку, которая выглядела изнуренной до предела и постаревшей 
лет на двадцать. Она судорожно уцепилась за локоть корсара. 
     - Скорее. Заклинание действует совсем недолго.
     Почти волоча за собою обессилевшую Серкэт, Эридаро вошел в храм. 
Внутри было мало света, а тот, что был - мертвенный, холодный, ровный, без 
бликов и полутеней - исходил неизвестно откуда, потому что толщу стен не 
прорезало ни одно, даже крохотное, окошко. Эридаро почудилось, что сами 
стены источают свет, и мелкая дрожь пробрала его до печенок. Огромная зала 
храма, чей потолок возносился на головокружительную высоту и терялся в 
зловещем мраке, отличалась какой-то жутковато неправильной формой, стены 
сходились под невероятными углами, и это навевало Эридаро крайне 
отвратительные мысли - будто он находится в желудке некого гигантского 
чудища. В дальнем конце залы поднимался громадный черный алтарь, а над ним 
восседал идол из серого камня, тронутого кое-где зелеными прожилками 
плесени. Эридаро скривился. Идол напоминал самую здоровенную и мерзкую 
жабу в мире, которая сидела на согнутых задних лапах, поджав передние, на 
манер лаолийского йога, пялилась на них с Серкэт выпуклыми, странно 
осмысленными глазищами, да еще и улыбалась широким безгубым ртом. Голову 
жабы венчали могучие турьи рога. 
     - Тьфу на тебя, - пробормотал Эридаро, отводя взгляд.
     Серкэт сунула его локтем в бок. Эридаро уставился на алтарь, и нижняя 
челюсть у него медленно и величаво отвисла чуть ли не до пояса. На алтаре 
стояла прямо-таки сверхъестественной величины круглая чаша из чистейшего 
золота, украшенная по краю ободком из бриллиантов. За одну эту чашу можно 
было бы купить парочку неплохих дворцов в Тессале, однако она вдобавок 
была полным-полнехонька монет и самоцветов. Забыв про собственный страх. 
Эридаро ухватил чашу и потянул к себе. Под чашею обнаружилась подставка в 
виде огромной, толстой, как бревно, книги в темном переплете из чешуйчатой 
кожи рептилии, с позеленевшими от времени бронзовыми застежками. Размеры 
монстра, чья шкура пошла на переплет, представлялись столь почтенными, что 
в подлунном мире у него вряд ли сыскались бы враги. 
     Серкэт цапнула книгу так же жадно, как Эридаро - чашу с 
драгоценностями. Изнуренного вида стагирийки будто не бывало - на щеках ее 
горел девический румянец, глаза торжествующе блестели. Она с явной натугой 
подняла тяжеленный том и, обняв обеими руками, прижала к груди. Эридаро, 
крякнув, стащил чашу с алтаря, и оба, не оглядываясь, заторопились прочь 
из храма.
     Пятеро матросов, что в страхе топтались на границе поляны, вытаращили 
глаза на сверкающие драгоценности в руках бледного, как полотно, капитана. 
     - Обратно на корабль! - не замедляя шага, крикнул Эридаро. - Живо! 
     Он был, конечно, калач тертый. Однако нынешнее удачное ограбление 
стоило ему по меньшей мере двух лет жизни. 
      
                                     9.
     
     Принц Эвардо отходил от чар Серкэт долго и мучительно. Когда он вновь 
обрел способность чувствовать собственное тело, ощущение было такое, 
словно его по самую шею закопали в муравейник. Голова раскалывалась от 
боли, в глазах двоилось. Эвардо рухнул на хрустящие жесткие мешки с 
сухарями и пролежал там целую вечность, мечтая о скорой смерти. Потом ему 
несколько полегчало, и он заснул. Проснулся связанным, как барашек на 
бойне. Эридаро собственноручно скрутил пленника тонкой, но прочной 
веревкой. В обеденное время корсар сам принес принцу миску похлебки и 
краюху черствого хлеба и развязал ему руки, чтобы тот мог поесть, однако, 
уходя, снова намотал веревку на прежнее место. Эвардо пытался 
расспрашивать посетителя. Но Эридаро на все вопросы отвечал кратко и 
непечатно, и принц остался в полном неведении: что все-таки стряслось 
между его отцом и герцогом Вильярадо и отчего судно под флагом Фиораванти 
взяло на абордаж королевскую яхту? Кто похитил его, Эвардо, и для чего? 
     На третий день заточения измученного принца разбудил топот множества 
ног наверху, на палубе, отчего с потолка сыпался ему в глаза какой-то 
мелкий мусор. Эвардо прислушался к голосам, отдающим команды, и догадался, 
что Эридаро - капитан с горбатым носом - покинул судно. Галера, видимо, 
стояла на якоре. Гребные люки в трюме были на, совесть задраены дощатыми 
щитками, но в щели пробивался-таки яркий солнечный свет. Мы в южных водах, 
понял Эвардо. И куда же его везут? В Стагирию, что ли? Посетить страну 
черных скесс принцу вовсе не жаждалось.
     На свое счастье, был Эвардо гораздо сметливее, храбрее и решительнее, 
чем большинство наследных принцев в цивилизованных государствах. Знания о 
способах стихосложения и размножении крабов-ногогрызов вряд ли спасли бы 
его в такой переделке, однако он владел и более полезными навыками. У 
странствующего лаолийского торговца, которого прикормила как-то в 
дворцовой кухне главная повариха тетушка Мальва, Эвардо научился вязать и 
распутывать сложные узлы.
     Сейчас задача осложнялась тем, что он не мог видеть свои связанные за 
спиной руки, которые к тому же затекли и отчаянно ныли. Эвардо прикусил 
губу, напрягся и сосредоточился. Потом он принялся яростно дергать 
стянутыми веревкой запястьями, силясь ослабить путы, хотя каждое движение 
отдавалось болью в плечах, и принц чуть не расплакался, точно девчонка. 
Наконец растянутая петля сползла, и, до хруста в костях вывернув пальцы, 
Эвардо смог подцепить хвостик веревки. Сдирая ногти, он затеребил узел, 
который, к счастью, оказался простым, без всяких заморочек, хотя и очень 
крепким. Несколько раз пальцы принца, онемевшие от неестественного 
положения, соскальзывали. Эвардо шипел от отчаяния и злости, давился 
слезами и заново нашаривал проклятый узел. Он уже потерял всякую надежду, 
когда растрепанный узел подался, и принцу удалось освободить сначала одну 
руку, а затем и другую. Эвардо вытянул их перед собой, тихонько взвыл и 
начал растирать кисти и запястья, где отпечатались багровые полосы от 
веревки. Наука старого лаолийца не подвела!
     Эвардо съехал с обшитых холстиной тюков парусины, где было его 
царское ложе, подобрался к люку, через который спускался в трюм носатый 
проходимец, и подергал тяжелую крышку. Та не поднималась. В любом случае, 
на палубе наверняка торчали дозорные, так что этот путь был заказан. Тогда 
Эвардо отодрал бронзовую оковку от засунутого в угол ветхого сундука и, 
орудуя ею, принялся усердно отколупывать доски, перекрывающие гребной люк. 
Верхняя, видно, сильнее всего прогнившая, оторвалась довольно легко, и 
сквозь дыру принц увидел спокойное море и остров вдалеке. С утроенной 
силой он стал расшатывать заклепки. 
     Расчистив путь на свободу, Эвардо скинул башмаки, подтянулся и ногами 
вперед полез в узкий люк. Он повис над водой, точно циркач на трапеции, 
вознес краткую, но горячую молитву Вседержителю Манвэ, Идасу-Владыке 
Океана и Звездноокой Элили, разжал пальцы и плюхнулся в море. 
     Эвардо плыл долго, осторожно, то и дело оглядываясь на галеру, 
обмирая и ожидая погони или стрелы в затылок. Но "Коршун" невозмутимо 
покачивался на отлогих волнах Наконец черный корабль превратился в темную 
черту на фоне океанской синевы, и тогда принц, уже не таясь и не опасаясь 
быть замеченным, припустил саженками во всю прыть. Дрожа от усталости, он 
вскоре нащупал ногами песчаное дно, выкарабкался на берег острова, добрел, 
качаясь, до ближайшей пальмы и там свалился, тяжко отдуваясь
     Сидя в траве, Эвардо чувствовал странное умиротворение пополам с 
торжеством. Он, разумеется, отчаянно рисковал - неизвестно, что это за 
остров и что на нем за обитатели, однако после осточертевшего душного 
трюма и загадочный остров казался садом Богов. Мечты Эвардо о странствиях 
и приключениях начинали сбываться - не совсем так, как ему хотелось бы, но 
начинали! Принц не сдержался и показал едва различимой вдали галере 
полновесный королевский кукиш. Потом поднялся и, воспрянув духом, бодро 
зашагал к зеленой стене джунглей. 
     
                                     10.
     
     - Мы можем напасть на них прямо сейчас и перебить вею оставшуюся на 
борту команду, - задумчиво произнесла Рэндаль хаардрааде, разглядывая из-
под ладони Эридарову галеру. - А когда носатый и поганый вернется, его 
будет поджидать маленькая жутя!
     - Нет, Рэнна, - покачал головой Харальд, - мне это не по нраву. Во-
первых, мы не знаем точно, сколько человек Эридаро оставил на борту. 
     - Ха! Команда "Валианты" больше, и деремся мы лучше!
     - Мы не можем сейчас ввязываться в морское сражение, потому что у нас 
на борту Кандида - надо высадить ее на остров, там она будет в 
безопасности. 
     - А вот и нетушки, я ... 
     - Ну да, будет она там в безопасности, раскатал губу! - возразила 
Рэндаль. - От этого окаянного острова за перестрелище несет всякими 
магическими штучками-дрючками! Облака вон... и вообще, не должно тут быть 
никакого, чума на него, острова! Я припоминаю карты Наставницы Сванхильд, 
что преподавала у нас мореходное дело - сядь на меня инеистый великан, не 
было острова! 
     - Это Блуждающий остров! - таинственным замогильным голосом сообщил 
Кинтаро. - На нем лежат немеряные сокровища, и, ежели мы и дальше будем 
попусту лясы точить, их заграбастает Эридаро!
     - Так нам нужны сокровища или шкура Эридаро? - осведомился Парвиус. 
     - Шкура Эридаро, - сказала Рэндаль. 
     - И сокровища, - добавил Кинтаро.
     Харальд провел растопыренной пятерней по волосам и приказал 
готовиться к высадке. Сам он поплывет с разведчиками на остров, и там 
отряд обследует небольшой клочок суши, попытается обнаружить Эридарову 
компанию и выяснить, с ними ли черная жрица, которая особо беспокоила 
норандийца - он видел, на что та способна. При случае дружина Харальда 
быстро и изящно перебьет береговой отряд Эридаро и тогда-то пошлет сигнал 
на "Валианту" - атаковать галеру или не надо. 
     - А сокровища? - всполошился Кинтаро. 
     - Да нету там никаких сокровищ, - жестоко сказала Рэндаль, - а коли и 
есть, то только полный дурак или крутой маг рискнет их хватать! Ты, 
Кинтаро, у нас вроде бы пока не эклисиарий Черного Круга? 
     - При чем тут Черный Круг, неразумная ты женщина? Вот когда я найду 
сокровища... 
     - Ты, - веско проговорил Харальд, - остаешься охранять корабль. 
Смотри в оба и жди сигнала!
     - Но, мой хевдинг, я же старый опытный следопыт, от меня гораздо 
больше пользы будет на острове! А корабль пускай Рэндаль охраняет, зря, 
что ли, эта - как ее? - Сванхильда ее учила?
     - Кин-та-ро.
     - Есть, мой хевдинг, - уныло буркнул сломленный Кинтаро и поплелся 
расставлять дозорных. 
     ... Кандида, подхватив подол сарафана, первой сиганула через борт 
лодки и по колено в воде полезла на берег таинственного острова, которого 
не было на картах Наставницы Сванхильд. Харальд строго прикрикнул: 
     - Эй, девчонка! Чтоб шла за мной как привязанная и никуда без спросу 
не совалась! А то оставлю в лодке!
     - Ладно... - скуксилась Кандида. Остров показался ей красивым и 
безопасным. Солнце пекло макушку, шелестели разлапистые листья пальм, по 
песку сновали мелкие шустрые крабы. Ни разу прежде Кандида в настоящих 
южных джунглях не бывала. Харальд расставил дружинников редкой, но длинной 
цепью по двое и отправил прочесывать джунгли; сам он пошел в середине 
цепи, и Кандидате дожидаясь приглашений, потрусила следом. Поначалу она 
еще видела, как мелькает среди сплетения ветвей то медно-рыжая шевелюра 
Рэндали, то белая полотняная безрукавка чистюли Джестина, потом менестрель 
и хаардрааде канули куда-то в море зелени, и даже голоса их затихли в 
отдалении. Кандида прибила на лбу большущего москита, фыркнула - мешанина 
тяжелых, сладких запахов забивала нос. Она бойко перебирала ногами, чтобы 
не отстать от Харальда, продираясь сквозь буйную растительность. Под 
подошвами сандалий что-то чавкало и хлюпало. Заросли кое-где были такими 
высокими и путаными, что скрывали девочку с головой. Пару раз Кандида 
споткнулась и ляпнулась на четвереньки; Харальд обернулся, подхватил, 
помог подняться. 
     Джунгли ей не нравились: душные, пахучие, мрачные, подозрительно 
тихие. Она не ожидала встретить на одиноком островке посреди океана 
крупных зверюг, но куда-то подевалась и всякая шумная животная мелочь - 
птицы, змеи, насекомые... Будто вымерли! 
     - Неправильные джунгли, - сказала Кандида. 
     - Чего ж в них неправильного? - усомнился Харальд. И почти сразу 
получил ответ. Сплошная стена деревьев и кустарников вдруг расступилась, и 
норандиец с девочкой очутились на ровной безжизненной поляне, в центре 
которой, как зловещий часовой, торчало черное строение. 
     - Уй-юй-юй... - пискнула Кандида и сделала два шага назад. Харальд 
зябко передернул плечами, но остался на месте - удирать от какого-то 
здорового каменного сарая было стыдно. 
     - Тут-то они, верно, и лежат... 
     - К-кто? - перепугалась Кандида. 
     - Кинтаровы сокровища.
     - Ой, мой хевдинг, - сказала Кандида, - я, конечно, не боюсь... 
только вот, сдается мне, не стоит туда ходить. Правда, мой хевдинг, не 
надо. Давай лучше вернемся. 
     - Я проверю, - Харальд коснулся рукояти меча над плечом. - А ты жди 
здесь. Если что - кричи. 
     Повернулся и широко зашагал по бесплодной почве к зияющему входу в 
черный храм Спина прямая, ножны к ней словно приросли... Кандида 
представила, как она стоит на этой странной поляне одна-одинешенька, 
вслушивается в тишину и с замиранием сердца ждет, что из храма или из 
джунглей выскочит... выползет... 
     - Ой, Харальд хевдинг, я с тобой!
     Она рванула бегом, догнала норандийца и с облегчением ухватилась за 
его левую руку. Вместе они прошли под гулким великанским порталом в 
мертвое блеклое сияние внутри храма. Кандидины косички дернулись с явным 
поползновением подняться дыбом. Настороженный, взгляд Харальда скользнул 
по корявым стенам темной залы, по жабоподобному чудищу над алтарем. Если 
сокровища и были тут, то сейчас они исчезли. Алтарь пустовал. Пол был 
покрыт толстым слоем вековой пыли, и в ней отпечатались четыре цепочки 
следов - от входа к идолу и обратно. Следы остроносых сапог и узких 
женских сандалий. Эридаро и его проклятущая скесса. 
     - Обскакали нас, Кандишка, - заключил Харальд. - Значит, стагирийская 
ведьма здесь, на острове...
     Алтарь был тоже припорошен пылью, кроме небольшого прямоугольного 
участка. Норандиец отпустил руку Кандида и приблизился. Ухмыляющаяся 
рогатая жабища нависла над ним. Харальду вдруг почудилось, что слабый блик 
сверкнул в углублении между перепончатых лап каменной зверюги. Видно. 
Эридаро со страху растерял свои сокровища.
     Подавив нервную дрожь. Харальд оперся коленом и левой рукой на алтарь 
(камень был холодным, как лед), а правой дотянулся до тайника, не 
замеченного второпях Эридаро и Серкэт, и вытащил то что там лежало. Это 
был увесистый золотой венец, гладкий, без всяких украшений, если не 
считать изумительного по величине и качеству огранки черного бриллианта, 
мерцающего таинственным внутренним светом. Размером камень был с Кандидин 
кулак. Харальду отродясь не доводилось видывать такого редкостного и 
бесценного сокровища. Будто зачарованный, он разглядывал венец, забыв про 
осторожность. И тут Кандида пронзительно завизжала. 
     Она стояла чуть в стороне от алтаря, для чего-то вцепившись обеими 
руками в свои косички, словно пыталась помешать им подняться-таки дыбом, и 
тревожно наблюдала, как норандиец роется в тайнике промеж лап идола. Когда 
Харальд вынул венец с черным бриллиантом, она охнула от восторга... и 
вдруг боковым зрением подметила некий намек на движение. Вскинула глаза - 
и примерзла к полу от мохнатого ужаса. 
     Выпученные буркалы рогатой жабы ожили. Мигнули. И уставились на 
Харальда безжалостно и гневно, разгораясь ледяным зеленым пламенем. 
     - Идрис Пресветлая! - выдохнула Кандида. - Оно ожило! 
     Внимание Харальда было полностью поглощено находкой; тут-то Кандида и 
завопила так, что голосовые связки чуть не лопнули, и в ушах зазвенело от 
собственного крика. Одновременно раздался чудовищный грохот, когда 
каменная страхолюдина, полная жизни и явно разозленная, опустилась на все 
четыре лапы. 
     - Великие Валары! - вырвалось у ошалевшего Харальда. За долю секунды 
до того, как рогатая быкожаба размером с основательный деревенский дом 
приземлилась в прыжке сотрясшем весь остров, на место, где он только что 
стоял, норандиец ринулся в сторону и успел даже с разворота рубануть тварь 
по передней лапе. Меч с лязгом отскочил, едва не вывихнув Харальду кисть, 
на клинке осталась зазубрина. Чудище с неожиданной скоростью и 
маневренностью помчалось на обидчика. Из сложившейся стратегической 
ситуации выход оставался лишь один. 
     - Кандида, беги!!! - заорал Харальд. 
     Кандида понеслась как заяц. Норандиец увернулся, бросившись на 
колени, будто отчаявшийся поклонник перед неприступной девой, и тварь по 
инерции улетела в угол. Она, впрочем, живо развернулась, однако пару 
мгновений Харальд выгадал и успел-таки вскочить. А потом рванул прочь из 
треклятого храма так, как давно уже не бегал
     Кандиду он догнал уже снаружи, у края поляны, схватил за руку и 
поволок в джунгли. Земля вздрагивала у них под ногами - каменный монстр 
выбрался из храма и неотвязно мчался за ними по пятам длинными лягушачьими 
прыжками, ломая пальмы. 
     Кандида, увлекаемая Харальдом, еле успевала подставлять под себя 
ноги, рука, казалось, вот-вот выскочит из сустава. Она спотыкалась, сто 
раз с разом уже летела носом в пышную тропическую траву, но неодолимая 
сила подхватывала и тащила вперед и вперед. Половина подола осталась на 
колючем кусте - Кандида даже не заметила. Она захлебывалась раскаленным 
воздухом, ослепнув от заливающего глаза пота и оглохнув от шума крови в 
ушах. Она не оглядывалась. Оглядываться не было нужды: и так ясно, что не 
знающее усталости каменное страховидло висит на пятках. 
     Кандида, у которой уже тряслись от надсады коленки и каждый выдох 
рвался из горла с судорожным всхлипом, внезапно ощутила, что возносится к 
небесам, и что при этом ее бесцеремонно переворачивают вниз головой. Она 
не сразу додумалась, что Харальд на бегу ухватил ее поперек туловища и 
забросил себе на плечо. Теперь она висела, упираясь носом под лопатку 
норандийцу. Ее трясло и швыряло, растрепанная голова моталась по спине 
Харальда, по мокрой от пота безрукавке; однажды Кандида так саданулась 
челюстью о железную оковку ножен, что зубы лязгнули, будто створки 
волчьего капкана. Косички расплелись, волосы свисали на глаза. По лицу то 
и дело хлестали влажные ветки. Оглушала сумятица звуков: запаленное 
дыхание Харальда, бешеный стук его сердца у Кандидиной щеки и громче всего 
- треск ломающегося дерева. Жабобык целеустремленно крушил джунгли, не 
отставая ни на волос. Если Харальд сейчас кувырнется, прыгали в мозгу 
Кандиды взлохмаченные заполошные мысли, если поскользнется на ковре 
гниющей зелени, если случайно запнется о какой-нибудь зловредный пень... 
это черт-те-что из храма в тот же миг догонит и проглотит. Хотя нет, не 
прглотит - оно ж изнутри каменное... но затопчет как пить дать! Пшика не 
останется! Ой, упаси Валары! И Валары пока упасали. Харальд несся по 
джунглям, точно спущенная с тетивы стрела, все преграды на пути угадывал 
звериным чутьем и перемахивал не глядя и даже не сбиваясь с шага. Он 
мчался напрямик к морю, надеясь, что каменная уродина плавает не лучше 
топора. 
     ... Принц Эвардо умаялся от духоты и выбился из сил. Шелковые белые 
придворные чулки он давно потерял где-то в джунглях, ноги его до колен 
покрылись саднящими царапинами и укусами москитов, немилосердно зудевшими. 
Одежда измочалилась о колючки, и наследник касталийского престола 
напоминал теперь уличного беспризорника. В животе громко бурчало на разные 
голоса, но благоразумный Эвардо, глотая слюнки, отворачивался от заморских 
чудо-фруктов, которые выглядели слишком уж соблазнительными, чтобы не быть 
ядовитыми.
     В конце концов изголодавшийся принц сжевал перезрелый, рыхлый и 
безвкусный, как вата, банан и пару корешков, что показались ему 
съедобными, запил все это водой из ручья и устроился отдыхать на стволе 
упавшей пальмы, с наслаждением почесывая искусанные крылатыми кровососами 
щиколотки и икры. Он как раз прикидывал, что выйдет лучше и занимательнее 
- построить плот, чтобы добраться до Ирны, или остаться жить отшельником 
на острове, промышляя охотой и приручая диких животных, когда по джунглям 
прокатился оглушительный треск. Земная твердь под босыми ступнями принца 
ощутимо дрогнула. Эвардо вскочил. Похоже, одно из неприрученных пока диких 
животных перло прямо на него. И, судя по звукам, ростом оно было со 
звонницу дан-риадского храма Манвэ. 
     Шум нарастал и приближался, что-то мелькнуло в гуще джунглей, и, 
прежде чем Эвардо успел испугаться, из развесистых кустов, сшибая яркие 
цветы, вырвался высокий человек со странным тюком на плече. Не говоря 
худого слова, он свалил ношу наземь, припал спиной к мохнатому стволу 
араукарии и стал жадно глотать воздух. Грудь его часто вздымалась, в горле 
хрипело, точно в прохудившихся кузнечных мехах. Эвардо на всякий случай 
попятился, наткнулся на ползучую лиану и сел в траву. Тут, к вящему ужасу 
принца, холщовый тючок зашевелился, встал на четвереньки и сказал: 
     - Ой-ей-ей, И-идрис Всевладычица! 
     У тючка было загорелое, чуть конопатое девчоночье лицо и две 
раскосмаченные льняные косы. Эвардо девчонка показалась смутно знакомой, 
но воспоминание тут же испарилось, будто напуганное непрекращающимся 
далеким грохотом. А вот бродягу, что носился по джунглям с девочками под 
мышкой, принц узнал - по длинным светлым волосам и норандийскому мечу. 
     - Капитан Херальдо? 
     Харальд воззрился на взъерошенного пацаненка лихорадочно горящими 
глазами, точно на месте Эвардо явились ему шесть небесных владычиц-Валар в 
абсолютно голом виде.
     - Та Кэридвен перкеле!
     Совсем рядом затрещало и загудело. Кандида подпрыгнула как ужаленная 
и метнулась к принцу с сиплым воплем:
     - Бежим, бежим! За нами гонится каменная чучела из храма! 
     Харальд двумя длинными тигриными скачками перелетел полянку, 
сграбастал августейшую особу за воротник шелковой курточки и непочтительно 
пихнул коленом в зад. 
     - Скорее!!!
     Осоловевший и испуганный Эвардо дунул в заросли, словно заслышавший 
охотничий рог олененок - только пятки засверкали.
     Когда трое загнанных горе-кладоискателей почувствовали на 
разгоряченных лицах соленое дыхание моря, принц и Кандида валились с ног. 
Впереди врезался в океанскую синь острый, будто рыбья кость, скалистый 
мыс. Харальд не помнил этого места - "Валианта", должно быть, причалила с 
другой стороны... здесь же берега слишком круты, и наверняка опасные 
рифы... 
     Словно молния, сорвавшись с огненной секиры Трайна Громовержца, 
ударила в Харальда! 
     - Давайте наверх! 
     Джунгли остались позади; полоса чахлой, бесплодной почвы с жидкими 
кустиками жесткой сухой травы, дальше - полумесяц каменистого пляжа, ноги 
вязнут в песке, обломки горной породы вонзаются в ступни даже сквозь 
подошвы. Кандида с маху упала, проехалась животом и коленками по 
зернистому песку, но и не пискнула - встала и, пошатываясь, зигзагами, как 
пьяная, порысила-поковыляла вперед. Эвардо распорол пятку осколком 
раковины и захромал, однако тоже не остановился. Харальд на бегу отбросил 
перевязь. Шаг за шагом все трое начали карабкаться на утес. У Кандиды 
вспыхнула надежда, что трижды клятое исчадие Азарота не сможет взобраться 
туда следом за ними. Куда там! Идол смачно гупнулся на пляж, взвихрив тучу 
песка. Второй прыжок вознес его на скалу. Тварь нашарила пучеглазыми 
зеньками беглецов и тяжко заскакала вверх по пологому склону, из-под лап 
ее сыпались небольшие лавины. 
     - Оно... нас... слопает - пропыхтел Эвардо. Еще миг - и они окажутся 
зажатыми между обрывом и пастью каменной мерзости! 
     Тут-то Харальд ухватил детей за шкирки, как котят, и изо всех сил 
толкнул в сторону. Кандида упорхнула за горбатый валун, не успев ни 
вздохнуть, ни охнуть, лишь мелькнули в воздухе поцарапанные ноги в 
ременных сандалиях. Эвардо, косо пробежав шагов пять, валун миновал и 
растянулся на пузе носом книзу. А Харальд на мгновение замер у края утеса. 
Далеко внизу в кружеве пена влажно скалились черные рифы, острые каменные 
зубцы обрамляли несколько довольно обширных естественных бассейнов. 
     Харальд кинул беглый взгляд через плечо. Тварь приближалась, наклонив 
рогатую башку. Последний прыжок - и она плюхнется прямо ему на голову, и 
останется от хевдинга Звездной дружины лишь добрая память... Где-то в 
страшной дали хрипло и отчаянно закричала Кандида. Быкожаба прыгнула. 
Харальд оттолкнулся от выступа и бросился с утеса.
     Чудовище в последнем своем скачке грохнулось на то самое место, где 
он только что стоял - и передние лапы монстра соскользнули с осыпающегося 
края обрыва. Несколько секунд пучеглазый жабобык беспомощно балансировал 
над провалом. Но любовь древних обитателей Блуждающего острова к 
масштабным произведениям искусства сыграла с ожившим идолом злую шутку. 
Вес рогатой жабищи был слишком велик, и она медленно, красиво и важно 
полетела с обрыва, кувыркаясь в воздухе, пока не ударилась о рифы внизу. 
Ух, как бабахнуло! Остров тряхнуло, будто лепешку на противне, в джунглях 
сломались и рухнули еще двадцать три пальмы, "Коршуна" и "Валианту" 
качнуло на неожиданной волне, а случившаяся поблизости глупая акула с 
перепугу тут же всплыла кверху пузом. Тварь брызнула во все стороны 
тысячами осколков. Один зацепил Харальда, который как раз вынырнул, 
отфыркиваясь и моргая, и оцарапал ему висок.
     Отжимая волосы, норандиец выбрался на сушу. Ему-таки не удалось 
попасть в середину рифового бассейна, штаны на бедрах и голенях 
превратились в лапшу, сквозь дыры в одежде виднелись кровоточащие ссадины, 
следы соприкосновения со скалой. От морской воды их жгло адовым огнем. 
Однако Харальд, не обращая внимания на эти пустяковые раны, тотчас 
отправился осматривать поверженного врага.
     Обломки быкожабы разнесло по всему узкому пляжику у подножия утеса: 
крупные лежали кучами, мелочь рассыпалась кругом, что твой горох. Харальд 
пнул подвернувшийся осколок, в котором, обладая богатым воображением, еще 
можно было угадать часть морды и погасший круглый глаз.
     - Х-холера, - с выражением произнес он и полез на утес.
     Там Кандида и принц Эвардо, опустившись на коленки у края обрыва, 
тревожно и недоверчиво разглядывали остатки монстра, опасаясь, что 
бесформенные глыбы вот-вот срастутся в новый рогатый и зубастый кошмарище.
     - Тьфу ты, пропасть, - все еще задыхаясь, выругался Эвардо.
     - Клянусь мечом Хеймдалля и короной Сквенты, отсюда смотреть на эту 
гадину куда приятнее! - заметила Кандида.
     Принц распрямился и потрясенно уставился на нее, будто только сейчас 
обнаружил ее присутствие. Кандида потянулась откинуть с глаз надоедливую 
челку, наткнулась на изумленный взгляд рыжего мальчишки - и рука ее 
застыла возле уха в каком-то нелепом воинском салюте.
     - Уй-юй... - прошептала она, - ты же тот мальчик, которого я 
отлупила...
     - Я Эвардо, наследный принц Касталии! - выпалил в ответ рыжий. - А ты 
- та девчонка, которая залезла в сад!
     
                                     11.
     
     Произошло это летом, когда Его Величество пребывал еще в здравом уме 
и твердой памяти, герцогиня Тиверия и не помышляла о должности придворного 
мага Ирны, а принц Эвардо зубрил ямбы, амфибрахии и крабов-ногогрызов и 
спокойно спал по ночам. Однажды, отбарабанив наизусть три страницы из 
трактата Амальрика Благонравного "Об уряжении государственном и счастии 
народном" и вдосталь напрыгавшись в фехтовальном зале, взмокший и усталый 
принц прогуливался под пиниями в королевских садах. Он сразу свернул с 
посыпанной песком дорожки, аккуратной до отвращения, и побрел куда глаза 
глядели. А потом глаза Эвардо углядели незнакомую девчонку.
     Девчонка сидела на корточках в траве и, склонив голову набок, 
самозабвенно рассматривала нечто маленькое у себя под ногами. 
Приблизившись, принц понял, что незваная гостья любуется огромной 
переливчатой черно-зеленой бабочкой с вырезными крылышками. Шаги Эвардо 
спугнули бабочку, она взлетела и замотылялась над кустами барбариса. 
Девочка выпрямилась, оборачиваясь. Принцу она показалась очень некрасивой: 
тощая какая-то, белобрысая, конопатая, со смешными косичками, словно 
сплетенными из пакли. Был на ней странный балахон из вышитой холстины, 
стянутый плетеным кожаным пояском с блестящей пряжкой, на ногах - 
поношенные сандалии, на тонкой шее - бусы из янтаря. Она спокойно смотрела 
на Эвардо серо-голубыми глазами. Не догадывалась, верно, что перед нею 
будущий всея Касталии властелин и повелитель. И правду сказать, мудрено 
было определить в Эвардо принца, потому что после урока фехтования была на 
нем затрапезная рубашка, и вместо белых парадных чулок - полосатые.
     - Красивая бабочка, - с улыбкой сказала девчонка. - Жаль, улетела.
     - Это Ректулариа Регис из отряда Лизориоподов, семейство Чешуекрылые, 
- вдруг ляпнул Эвардо. - Обитает в тропическом поясе.
     - Кто-о? - изумилась девочка, дернула загорелым плечом. - Все ты 
брешешь. Это афираэна, ее еще называют Черной Девой, и, если ты ее 
увидишь, можешь загадать самое заветное желание, она полетит к престолу 
Богов и все им расскажет, и твое желание обязательно исполнится. Только 
это моя афираэна. Я уже загадала желание.
     - Сама брешешь! - заспорил обиженный Эвардо. - Это все не по-
научному! Залезла без спросу в сад да еще и выступает тут! Ты кто вообще 
такая?
     - Я Кандида.
     - Такого имени нету, - решил похвастать знанием лингвистики принц. 
Девчонка обиделась.
     - Это тебя нету! А я - настоящая! 
     - Ну и убирайся из сада! - вспылил Эвардо. 
     - Бегу, аж падаю! Твой сад, что ли? 
     - А хоть бы и мой!
     - Врешь, что водой хлещешь! - нахально заявила белобрысая шкетина. - 
Это сад Его Величества наследного принца Эвардо, а принц Эвардо - он 
стройный и красивый, как солнышко на небесах, и на голове у него венец 
блистающий! Ты на него похож, как свекла на розовый куст! 
     Такого откровенного издевательства Эвардо снести не мог. 
     - Вот звездануть бы тебе промеж глаз, так сама заблистаешь, крыса 
бесхвостая! Да связываться неохота. С вами, девчонками писклявыми, драться 
- себе дороже. Упаси Манвэ, такая вот вонючка с косичками случайно синяк 
тебе поставит - на смех поднимут: "Ха, слабак, его девчонка отлупила!". А 
уж если треснешь ее покрепче, она в рев ударится, то взрослые и вовсе 
живьем съедят: "Ай, хулиган, девочку обижает!"... Больно надо! 
     - Ну, меня ты не отлупишь, - спокойно так и основательно промолвила 
девчонка. Эвардо расценил это как вызов. 
     - Фи-и! Да я из тебя, если захочу, кисель сделаю!
     - Иди и сделай! - предложила она, а потом совершила возмутительную 
гнусность: высунула длинный розовый язык, скорчила рожу и противным 
голосом пропела. - Рыжий, рыжий конопатый, слопал гоблина в салате!
     Эвардо никогда даже издали не видал живого гоблина, а салат яро 
ненавидел. Такой плевок в душу со стороны какой-то каракатицы с бантиками 
(вдобавок тоже конопатой, чья бы корова мычала) поверг его в багровый 
гнев. Кипя и пылая, он стиснул кулаки и ринулся на девчонку. 
     Она не убежала с жалобным писком. Она и с места не стронулась, только 
лицо у нее стало каким-то сосредоточенным. А в следующий миг Эвардо уже 
лежал в травке и со всхлипами хватал ртом воздух, зажимая нос ладонью. 
Пигалица с косичками ударила его одновременно ногой по щиколотке и кулаком 
- в солнечное сплетение; это движение она проделала с такой отточенной 
скоростью, что Эвардо не поспел ни отшатнуться, ни заслониться. У него 
вмиг занялся дух, он потерял равновесие и начал падать. Он тоже кое-что 
умел и мог бы еще выправиться, устоять и врезать-таки белобрысой по наглой 
физиономии... Но тут рука девчонки, которой она ткнула принца в живот, 
довершая движение, пошла вбок и вверх, и Эвардо - с лету вписался носом в 
ее острый локоть. Раздался громкий чавкающий звук Наследник престола 
неуклюже завалился в клумбу с фуксиями, и из носа у него побежали красные 
капли. 
     - Что, съел гриб? - вопросила, стоя над ним, девчонка. Эвардо 
дернулся ухватить ее за ногу, чтобы уронить и вдосталь накормить песочком, 
но она живо отпрыгнула. Покуда принц поднимался, хлюпая носом, она успела 
отбежать далеко. Прыснула в кулак и умчалась, только разлетелись за спиною 
светлые косы. Эвардо, готовый разреветься от стыда и злости, смог лишь 
беспомощно, плаксиво заорать ей вслед:
     - Убью, коза кривоногая! - И совсем уж ребяческое. - Вот погоди, папе 
расскажу, и тебе отрубят голову! 
     Он, конечно, ничего никому не рассказал. Во-первых, монарху, чье 
сердце уязвляется заботами и горестями всего народа обширной Касталии, не 
до того, чтобы ловить и судить какую-то драчливую малявку. А во-вторых, 
принц Эвардо и на дыбе не признался бы, что позволил девчонке так его 
отдуть. 
     И потом, свод законов Касталии не предусматривал смертной казни за 
расквашенный нос, пусть даже королевский. 
     
                                     12.
     
     - Где мальчишка? Где, я спрашиваю?!! Как так сбежал?!!! УПУСТИЛИ!!!!! 
Олухи слеподырые!!! Раззявы, лопухи, остолопы, телята недоношенные! Чтоб 
вас кикимора на гнилом пне оттрахала! Чтоб глупые зеньки ваши повылазили, 
чтоб ваши жирные задницы коростой заросли! Чтоб вам сотню дикобразов 
родить против шерсти! Чурки! Безмозглые суслики! Ваши вши и то умнее вас! 
Всех запорю, мать ваша баршаргова коза! 
     Серкэт с удовольствием наблюдала, как Эридаро разносит провинившихся 
матросов по кочкам, выбивает им бубну и прописывает ижицу. Корсар раздавал 
зуботычины умело и красиво. А уж по части разнообразия и изощренности 
брани посрамил бы любого стагирийца, хотя и крылась доля правды в 
поговорке, гласившей, что стагирийцы, мол - самое скандальное племя, и по-
стагирийски "Добрый день" звучит как "Чтоб ты сдох, сукин сын!"... 
     Брызжа слюной от ярости. Эридаро погнал всю команду обратно на 
остров, чтобы прочесать джунгли частым гребнем в поисках "треклятого 
змееныша". Нашли обрывки одежки на кустах, грязный чулок, болтающийся на 
коряге, но августейший беглец будто вознесся живым в небесные чертоги 
Манвэ.
      На галеру вернулись несолоно хлебавши. 
     Глаза у Эридаро от злости стали круглые и белые. Он схватил Серкэт за 
плечи и остервенело затряс.
     - Слушай меня, скесса! Если твои молитвы и всякие там "сим-салабимы" 
хоть на что-то годны, найди этого свиненка, чтоб его приподняло и 
шлепнуло! Найди его, скесса!!! А не найдешь - нам обоим наденут на шеи 
пеньковое ожерелье! Давай, ворожи, проси свою Богиню, да хоть Азарота и 
Азаротову тетку! 
     Когда под монотонное бормотание жрицы заклубился черный дым над 
жаровней, и появилась в том дыму галера, плывущая по спокойному морю, 
Эридаро сощурился, всматриваясь в созданную чарами картину, потом 
откачнулся назад и смачно матюгнулся. 
     - Харальд-норандиец, чтоб его Сэт сожрал и выблевал! Это его 
"Валианта"! 
     Серкэт разогнала колдовской дым и утерла вспотевший лоб. 
     - Какой еще Харальд? 
     Эридаро оставил вопрос без ответа. 
     - Ты можешь сказать, где они сейчас? 
     - Нет. Если бы было видно солнце, я могла бы приблизительно 
определить, каким курсом они идут, а так...
     - Тьфу на тебя, скесса, что тогда за польза от твоего волшебства? 
     - Я не Хафретис и не Адрастия! Делаю, что могу! 
     - Но мальчишка у них на борту? 
     - Не будь его там, мы не увидели бы галеры! Ты задаешь вопросы, 
достойные разве что шимпанзе! И я так полагаю, что этот твой Харальд, коли 
он не беспросветный болван, сейчас везет Его Высочество в Касталию, дабы 
воссоединить отрока с отцом и поиметь много славы и много денег... либо в 
Ирну к герцогине Тиверии, с той же целью. 
     - Если пацаненок доберется до тетки, мы угодим между молотом и 
наковальней - либо Вильярадо нас вздернет, либо Тиверия превратит в 
саранчу! Я посажу своих дармоедов по двое на весло, мы догоним норандийца 
и пустим ко дну, а мальчишку закуем в колодки, чтоб неповадно было бегать!
     - Не в дружине ли этого Харальда ходит та высоченная рыжая девица, 
что выбила тебе зуб? - язвительно осведомилась Серкэт. - Если у него там 
все такие, то кто кого пустит ко дну - решать будет левая пятка Великого 
Манвэ! И потом, ты забыл про цель нашего путешествия.
     - Я помню цель нашего путешествия! Мальчишка и сокровища - вот цель 
нашего путешествия! 
     - Коротка память твоя, касталиец, - улыбнулась половиной рта Серкэт. 
- Была у нас и иная цель, значимость которой я не советовала бы умалять - 
Амертис Стагириата! Если она согласится на союз с Вильярадо, безразлично 
станет - вернется принц в Касталию или нет, с Тиверией или без Тиверии. 
Великая Стагириата в любом случае превратит его в покорную марионетку, а 
уж Тиверия со своими жалкими фокусами для нее просто пыль на башмаках! Так 
что мы плывем в Стагирию, Эридаро. В Стагирию. 
     - А если мальчишка доберется до Ирны раньше, чем мы - до Стагирии? 
     Серкэт недобро блеснула глазами и рукой в железном браслете очертила 
в воздухе то ли руну Великой Тьмы, то ли стагирийский иероглиф "хфы", 
означающий примерно то же, что вульгарный кукиш. Кончики ее пальцев 
засветились зеленым.
     - Он не доберется до Ирны, - сказала она. - Уж я постараюсь! 
     
                                     13.
     
     На третий день пути ветер, и без того слабый, окончательно сник, море 
стало гладким, как серебряное зеркало, и Харальд приказал убрать 
бесполезный парус и отвязывать весла. Грести на галере - работа нудная и 
изматывающая; не зря в просвещенных странах Запада наловчились сажать на 
весла скованных каторжников. Дружинники отчаянно ругались, в открытую 
высказывая морским Богам все, что о них думают; Кинтаро попытался взлезть 
на мачту и оттуда посвистеть, призывая ветер; Рэндаль истово молилась 
Валарэ-Айдару, Властителю Вихрей, но все было напрасно - "Baлиaнта" 
угодила в полосу мертвого штиля. 
     Принц Эвардо тревожился и изводился. Ему казалось, что галера ползет 
со скоростью упившейся улитки, и никогда он не доберется до Эсарии и не 
увидит тетушку, а там, дома. Вильярадо, скорее всего, уже сверг папу-
короля и захватил власть, и лютует теперь, и чинит произвол и беззаконие. 
Иногда к горлу так и подкатывали постыдные слезы. Эвардо старательно 
прятал эти недостойные мужчины переживания от капитана Херальдо и особливо 
от девочки Кандиды. Не то, чтобы, он боялся, что она его задразнит: 
Кандида оказалась вполне симпатичной, не воображулей и не плаксой. Но, 
несмотря на малый рост, была в ней какая-то ненавязчивая, спокойная сила, 
и не хотелось подле нее выглядеть размазней. Эвардо Кандиде тайком 
завидовал - ну, привалило девчонке счастье, ну, возлюбили ее Боги! Она 
ведь в таких дивных местах побывала, что ему и во сне не приблазнится. 
Саму царицу Аранистана зрела, обе Ирнские революции наблюдала собственными 
глазами! Вот это называется - повезло! 
     А глупая девчонка, что самое обидное, не осознавала и не ценила 
удачи, выпавшей на ее девчонкину долю. Однажды, уже под вечер (четвертый 
день плавания был на исходе), Кандида и Эвардо сидели под кожаным пологом, 
растянутым на корме, и хрустели матросскими сухарями, твердыми, как кираса 
пеллийского гоплита. Принц давился и икал. Норандийка же деловито и 
неторопливо работала крепкими, словно у бобра, зубами. Эвардо в очередной 
раз подивился ее привычке к тяготам походной жизни и наново принялся 
расспрашивать девочку, где она бывала да что видывала. Кандида рассказала 
про тронный зал Кушманара, про алакасов, про визиря, превращенного в 
гигантского тушкана, про политическое служение Приске Тар-Афрантэ. Эвардо 
с завистью вздохнул. 
     - Ух ты... 
     Помялся и прибавил: 
     - А вот ты, Кандида, наверно, и в настоящей битве побывала? 
     - В настоящей - это как? 
     Эвардо про настоящие битвы только в книгах читал да от сказителей 
слышал. 
     - Ну... когда много народа... два войска... 
     Кандида вспомнила штурм королевского дворца в Эсарии и бой за 
Подвалазню. 
     - Бывать не бывала... но видела. 
     Эвардо аж задохнулся. 
     - И как?
     Кандида опустила глаза, разглядывая сухарь, который она вертела в 
пальцах и крошила мелкими кусочками, помолчала и коротко ответила: 
     - Страшно. Очень.
     - Конечно, - согласился принц, - ты же девчонка! Девчонки не должны 
сражаться; им Боги насудили дома сидеть и кашу варить.
     Ты поди Рэндали об этом скажи, хотела, присоветовать храброму Эвардо 
Кандида, она из тебя самого кашу сварит. Но Эвардо уже несло дальше. 
     - Вот я, когда стану королем, обязательно сделаюсь великим воином и 
путешественником! Буду странствовать со своей могучей дружиной от Хаганор 
до Сарабейи и устрашать врагов!
     - Ну и дурак, - негромко произнесла Кандида. Эвардо осекся и 
растерянно заморгал. Кандида пояснила, - А страной кто управлять будет? 
     - Все мои свершения пойдут на благо Касталии, - наставительно, будто 
неразумному карапузу, втолковывал Эвардо. - Я же добуду великие богатства 
и завоюю новые территории! Ты просто ничего не, понимаешь, потому что ты - 
девчонка.
     Кандида фыркнула. Она вовсе не считала, что девчонки чем-то хуже 
мальчишек. Печально известная Адрастия была тринадцатилетней пигалицей, 
когда силой заклинаний обрушила в пучину целый полуостров. Харрада 
Харонская тоже была когда-то девчонкой. И Наставница Ладгерд, и царица 
Кайсара, и Верховная элинера Эллинрат. 
     - Заладил: девчонка, девчонка... Сам ничего не понимаешь! Думаешь, 
это приятно, когда какой-нибудь живоглот с армией приходит тебя 
завоевывать?
     - Удел властителей - великие деяния! - важно изрек Эвардо. - Ты, 
ясное дело, была раньше рабыней, поэтому и...
     - Ты не властитель, а бревно бестолковое с глазами! - рассвирепела 
Кандида. - Надеюсь, тебе всадят в задницу стрелу в твоих победоносных 
походах! 
     - Карадотица с косичками! 
     - Завоеватель бесштанный! В Пустолесье поведешь свою армию, с 
лягухами воевать! 
     - Балда!
     - Сам балда! 
     - Вот сейчас ка-ак тресну!
     - Ай, Великие Валары, как я испугалась! Он, видите ли, треснет! Он, 
видите ли, хрустальный! 
     Эвардо мстительно запустил в Кандиду сухарем и выкатился из-под 
полога: недостойно будущего императора-завоевателя и сильномогучего героя 
препираться с дурой-девчонкой! Она еще услышит о нем! Она еще локти будет 
кусать! 
     "Валианта" по-прежнему неутомимо рассекала острым носом ровную водную 
гладь. Над миром повисли лиловые сумерки. Эвардо потоптался на месте, 
ожидая, что Кандида окликнет его, но из палатки слышалось лишь сердитое 
сопение, и принц с гордым видом пошагал по проходу между скамьями на нос. 
На носу, любовно обхватив за талию деревянную деву, торчал Кинтаро - он 
своими рысьими глазами мог не только разглядеть муху за двести шагов, а 
еще и определить, самец это или самка, потому и был бессменным 
впередсмотрящим. В душе ушлого касталийца царила Божья благодать; он долго 
тосковал по утраченным сокровищам, пока Харальд хевдинг, остервенев от 
Кинтаровой громкой скорби, не ткнул его рыльцем в золотой венец с черным 
бриллиантом, который таки забрал из опустевшего храма. Сдав Кандиду и 
Эвардо с рук на руки Рэндали, норандиец заставил себя вернуться к 
зловещему зданию и обнаружил, что источаемая темны ми стенами аура ужаса и 
древних чар рассеялась без следа. Харальд вошел в храм и подобрал венец, 
оброненный во время бегства от быкожабы. Покрутил в руках, любуясь 
огранкой камня, и сунул в котомку. Если продать эту штуковинку ювелиру в 
Дан-Риаде, выручка обеспечит всей дружине безбедную жизнь в течение целого 
года.
     Кинтаро оценил добычу опытным взором, утешился, повеселел и даже 
помирился с Рэндалью, которая была в общем-то незлопамятна. Правда, дворец 
с тессалийскими гуриями то и дело всплывал в их разговорах, но теперь 
больше в шутку. 
     Рэндаль сидела на третьем носовом весле по правой стороне, крепкие 
мозолистые ладони привычно лежали на отполированной рукояти. Несмотря на 
вечернюю прохладу, она была лишь в коротенькой юбочке, грудь перетянута 
куском жесткого полотна - удобства ради и дабы не вводить соратников в 
нездоровое вожделение. Голые загорелые плечи далказианки блестели от пота, 
рыжие волосы липли к спине: весло было тяжеленное. Впрочем, Рэндаль 
орудовала им так, что любо-дорого глядеть - уверенно, мощно и плавно. 
Джестин с противоположной скамьи косился на нее с завистью. Сам-то он с 
непривычки вмиг нажил кровавые мозоли и непрекращающуюся ломоту в 
пояснице. 
     - А-а, твое высочество! - весело крикнула Рэндаль принцу. - Что о 
Кандидой не поделил, э? Да ты присаживайся, в ногах правды нет! Еe, 
сдается мне, и выше нет - ты как кумекаешь, Парвиус, разумный ты наш?
     - У него-то точно выше правды нет, - встрял Кинтаро. - У него 
сплошные мозги! 
     - А у тебя ни того, ни другого! - Парвиус Златоуст за словом в карман 
не лазил. 
     - Провались к Азароту!
     - Не выражайся, Кинтаро! - сказала Рэндаль, не переставая грести. - 
Что ты при невинном ребенке, да еще и королевских кровей, ругаешься как 
погонщик крокодилов? Совсем совесть потерял, право слово! Смотри, 
получится с тобой то же, что с Вильмундом Селедкой! Он, помнится, так 
часто ляпал к месту и не к месту "Деркато меня побери", что Деркато в 
конце концов не выдержала да и впрямь его побрала! Разрази меня Трайн, 
побрала! Он в кабаке пиво дул с подружкой, тут она его и хапнула! Подружка 
Вильмундова до сих пор заикается, и нижняя челюсть у ней дрожит! Со мной в 
Хаор Хардрадис училась такая Тайли из Тариолы, вот она с этим Селедкой на 
одной заставе служила. С тех пор Селедку и не видывали. Как есть его 
Деркато побрала! Тайли говорила... 
     Как истолковывала Тайли-хаардрааде взаимоотношения Вильмунда Селедки 
и грозной Меркраты, Эвардо так и не узнал. Харальд подозвал к правилу 
Хундро, а сам стремительно прошагал на нос. Минуя Рэндаль, он отрывисто 
бросил что-то по-норандийски. 
     - Что сказал капитан Херальдо, доблестная хаардрааде? - 
поинтересовался Эвардо. Он устроился на краешке скамьи, чтобы Рэндаль 
случайно не зацепила его рукоятью весла по лбу. 
     - Харальду не нравятся облака вон там, на закате, - объяснила 
далказианка. - Да и мне, честно говоря, тоже. 
     С запада, охватывая полнебоската, вздымалась сизая тучевая гряда с 
багровой каймой, просвеченной кровавыми лучами закатного солнца. В 
морщинах тяжелых грозовых облаков трепетали далекие зарницы. Эвардо 
ощутил, как глубоко внутри что-то противно сжалось. Его народ почитал 
грозу проявлением гнева Вседержителя Манвэ и, заслышав первые раскаты 
грома, торопливо возжигал курильницы перед домашними алтарями, дабы 
умилостивить разъяренного Бога. Но принц мог бы прозакладывать отцовский 
позолоченный трон и собственные уши впридачу, что эту тучу пригнал не 
Манвэ.
     - Премудрый Грамбеус Звездочет в своих "Описаниях земель заморских" 
утверждает, что по осени в этих широтах сильные шторма крайне редки, - 
подал голос Джестин. По интонациям его было ясно, что молодой дружинник 
решительно усомнился в премудрости вышеозначенного ученого мужа. 
     - Врет твой Грамбеус как сивый мерин! - бесцеремонно заявила Рэндаль. 
- Редки, брат Джестин, только добрые скессы да коровы с крыльями! А уж в 
этих широтах и подавно всякого дерьма навалом - острова какие-то, тучи 
странные... Вот чтоб меня пьяный орк отодрал, если сейчас нас не тряханет 
так, что песочек из ушей посыпется! 
     - Тьфу, прорва! - сплюнул за борт Парвиус. - Уйду я в пещерники! Тишь 
да гладь, красотища... Видит Манвэ - уйду в пещерники! 
     Должно быть, плевок Парвиуса оскорбил Идаса, Владыку Глубин, не на 
шутку. Море натужно всколыхнулось с утробным гулом, по воде ринулась рябь. 
С потемневших небес обрушился ветер, рванул кожаный полог над головой 
Кандиды, взлохматил принцу вихры, разметал по плечам волосы Харальда и 
сдул в море пижонскую Кинтарову зюйдвестку. Кинтаро проводил шляпу 
тоскливым взором и очень спокойно выговорил: 
     - Ну, ребята, теперь держись. 
     И шторм налетел. И понял Эвардо, что, тринадцать лет проживши у моря, 
нюхом не нюхивал настоящих штормов...
     Слепяще-белые молнии вспарывали низкое, клубящееся тучами небо и 
срывались в черные волны, ветер бесновался над кипящим океаном, дико выл и 
хохотал на все лады, словно разгулявшийся на просторе джинн. В пенных 
гривах вставали и с грохотом рушились водяные горы выше крепостных стен 
Дан-Риады. "Валианта" плясала и крутилась в этом ревущем хаосе, как 
опавший лист в бурном ручье, то взвиваясь на гребнях волн, то проваливаясь 
в бездну, исполинские валы захлестывали палубу, в корпусе галеры что-то 
надсадно, жалобно скрипело. Ветром изодрало в клочья парус; Хундро пытался 
выровнять корабль, но его садануло увесистым рулем в живот и отшвырнуло 
под скамью; потерявшая управление "Валианта" носилась по лихим волнам, 
брошенная на волю Валарэ-Сквенты, вспыльчивой, вздорной и капризной. 
     Кандиде чудилось, что начался конец света, и весь подлунный мир: 
небеса с Богами, море с рыбами, тучи, корабль, дружина Харальда и сама она 
- летит кувырком в тартарары. Она хотела добраться до трюма, укрыться от 
жестокого ветра и хлещущих по лицу соленых брызг, однако палуба галера под 
ногами вдруг вздыбилась, и Кандида покатилась в узкий промежуток между 
соседними скамьями. Треснувшись локтем о шпангоут, она вскрикнула от боли. 
В открытый рот немедленно попала горькая морская вода. Плюясь и 
всхлипывая, Кандида поползла вдоль скамьи, попробовала встать, но 
"Валианта" накренилась под ударом волн, и девочку откинуло обратно. 
Мокрая, как тонущая мышь, она едва проморгалась - соленая вода 
немилосердно щипала глаза. Вокруг плясала грохочущая тьма, в которой не 
разобрать было, где океан, где небо. Палуба опять поехала куда-то из-под 
Кандиды, она заскользила по мокрым доскам и еле поспела вцепиться в 
скамью. Прямо над ее головой оглушительно грянуло, точно рушились 
сверкающие башни Валарэнда. Полыхнула белая вспышка, вырвала на миг из 
мрака безумно мечущиеся повсюду фигуры - Кандида успела заметить Рэндаль с 
развевающимися волосами, похожую на морскую ведьму, и Хундро, который 
яростно грозил кулаком небесам и, видимо, ругался. Новый удар грома сотряс 
мир вокруг нее. Кандида пискнула и ткнулась носом в палубу, беззвучно 
шепча: 
     - Ой, мамочка, мамочка... 
     Немыслимо долго, целую вечность ее мотало, как горошину в коробе, 
швыряло, колотило о борт, обдавало водой и вышибало из нее дух. Потом кто-
то сгреб ее за шиворот и поволок из-под скамьи. В рваном свете молний 
Кандида увидела Харальда, и он показался ей страшнее любой грозы. 
Норандиец орал во все горло что-то неразборчивое. Кандида, оглохшая от 
рева урагана, бестолково закрутила головой. 
     Истошный крик Рэндали прорезал даже чудовищный шум шторма: 
     - Та Кэридвен перкеле!!!
     Там, куда указывала хаардрааде, Кандида с ужасом разглядела торчавшие 
из пенных бурунов зубастые скалы, и беспомощный, как щепка, корабль 
неудержимо несло туда. 
     Кандида непроизвольно вцепилась в Харальда, не в силах отвести глаз 
от стремительно летящих навстречу хищно оскаленных рифов, где всех их 
поджидала верная гибель. Она услышала рядом полный безумного страха вопль 
Эвардо. Увидала краем глаза, как Рэндаль, с трудом удерживаясь на ногах, 
запрокинула голову и черному небу и зычно, протяжно запела, и голос ее 
слился с яростным посвистом ветра. Так пели ученицы Хаор Хардрадис, 
готовясь шагнуть за Врата. Сейчас мы умрем, со странной отрешенностью 
подумала Кандида. И уж совсем ни к селу ни к городу вспомнила Рэндалину 
байку про солдата, которого побрала Деркато. 
     Огромная волна подхватила "Валианту". Тучи ринулись навстречу 
Кандиде, и на долю секунды клочья облаков и изломы молний сложились в 
женское лицо, страшное своей нечеловеческой красотой: волосы - черный 
ветер, глаза - слепящая тьма... А потом видение пропало. С жутким 
скрежетом и треском "Валианта" наскочила на риф. Сила удара была такова, 
что Кандиду оторвало от Харальда. Норандийца отшвырнуло прочь, а легкую, 
как перышко, девочку пронесло по воздуху, пару раз перевернуло и выкинуло 
далеко за борт. Ошалев от полета, Кандида плюхнулась в воду и начала 
тонуть. Однако выручила память тела, накрепко затвердившего Харальдову 
науку. Машинально Кандида заколотила руками, задрыгала ногами - и вдруг 
пробкой выскочила на поверхность. Ее тут же накрыла волна и снова окунула. 
Выбиваясь из сил, Кандида трепыхалась в воде, чихала и захлебывалась, 
пыталась плыть, но волны перебрасывали ее друг дружке, будто дохлую 
медузу. Она отчаялась. Оставалось лишь поручить душу милости Валаров и 
пойти ко дну... но в этот миг очередная волна накатила сзади и вышвырнула 
Кандиду на сушу, протащив по песку и острым камням. Икая от страха, ничего 
не видя перед собой, она инстинктивно поползла на четвереньках прочь от 
полосы прибоя, чтобы следующая волна не уволокла обратно в море. Потом 
руки ее подломились, и Кандида зарылась носом в кучу водорослей, и настала 
тьма нефератская. 
     
                                     14.
     
     Кандида очнулась от того, что ее трясли за плечи и весьма болезненно 
хлопали по щекам. Сначала она услышала нестройный хор взволнованных 
голосов. Потом разлепила глаза и увидела склонившуюся над ней Рэндаль. Вид 
у хаардрааде был жутенький: лицо ободрано, волосы склеились косицами от 
морской вода и топорщатся, точно иглы взбесившегося дикобраза. Через 
голову Рэндали озабоченно заглядывали Парвиус и Джестин. Кандида скосилась 
в другую сторону и обнаружила Римсаса, Кинтаро и касталийского принца. 
Ужасное подозрение обожгло ее, она дернулась встать. 
     - Харальд хевдинг... 
     - Я здесь, Кандишка. - Знакомый голос, сильные и ласковые руки, что 
поддерживали ее, подхватив под спину. У Кандида камень с души свалился. 
Она медленно села. К горлу немедленно подкатила тошнота, Кандида жалобно 
вспискнула, согнулась в три погибели, и ее долго и мучительно выворачивало 
наизнанку, что было, впрочем, неудивительно: в желудке у нее плескалось 
доброе ведро противной горько-соленой воды.
     - Оживела? - спросила Рэндаль, когда Кандиду отпустили-таки корчи. 
Кто-то плеснул из поясной баклажки ей в лицо пресной водой. Девочка 
кивнула. - И слава Валарам... Ух, заставила ты наст попрыгать, стрекозел с 
косичками! Тебя выкинуло на берег в добром перестрелище от того места, где 
нас шандарахнуло о скалы, и мы чуть ума не порешились, когда хватились 
тебя. Думали - Сквента прибрала, ан нет, мальчишка - ну, который принц - 
нашел тебя... Все живы, - добавила далказианка, предвосхищая вопрос 
Кандиды. - Кинтаро утопил свои сапоги и пояс с кинжалом, Джестин 
провалился в трюм и вывихнул руку, меня вот провезло рыльцем по камням, но 
- чудеса твои, Валарэ-Идрис! - все живы. После такого-то большого бабаха! 
Клянусь чревом Фортэси, это самое странное кораблекрушение, какое я только 
видала... 
     - А где мы? 
     - Да Сэт его разберет! Коли судить по жарище и пальмам, это побережье 
Сарабейи. 
     - Рэндаль, - сказал Харальд, - это не может быть побережье Сарабейи. 
Шторм длился ровно одну ночь. Нас не могло так далеко унести. 
     - Может быть, это тот самый остров? - предположил Джестин. 
     - Сухопутная ты крыска, - качнула лохматой головою Рэндаль. - Это не 
остров, это материк. 
     - Как ты определила? - заинтересовался Джестин. Кандида серьезно 
сказала: 
     - Это было НЕ ПРОСТОЕ кораблекрушение. Я видела... 
     Она осеклась, вспомнив, что сама толком не понимает, кто была та, 
глянувшая на нее из иссеченных ветром туч. Сквента? Деркато? Кэридвен? 
Хотя нет, у Кэридвен рыжие волосы... впрочем, шут их знает, Богинь-то... 
Может быть, иная, в этом мире пока неизвестная? Богов на свете больше, чем 
блох в старой шубе. Тьфу на нее, решила Кандида. Не буду об этом думать. 
Может, мне все с перепугу приблазнилось.
     "Валианта", напоровшись на рифы и получив изрядную пробоину, не иначе 
как чудом не затонула, зато на совесть засела на скалах. В нескольких 
перестрелищах от берега были видна ее накренившаяся мачта с ошметками 
паруса. Несколько отчаянных дружинников во главе с Кинтаро вплавь 
добрались до полузатопленного корабля и, разведав обстановку, обнаружили, 
что снять галеру с рифа будет очень и очень трудно, если не сказать - 
невозможно. Они же на самодельных плотиках перетащили на берег оружие и 
кое-какие необходимые вещи, которые не успело смыть волнами. Кандидина 
котомка, к великой радости обладательницы, была спасена и почти не 
пострадала, хоть и промокла насквозь. Но запасы продовольствия и пресной 
воды были безнадежно попорчены морской водой.
     Положение складывалось из тех, что в народе называют "не пришей 
кобыле хвост". Впрочем, безвыходных положений, как известно, не бывает, и 
выхода намечалось аж три сразу: утопиться, сидеть и ждать у моря погоды, 
питаясь моллюсками и высматривая проходящее мимо судно, или, помолясь 
Богам, идти в джунгли на разведку. Харальд выбрал последнее. 
     Джунгли, сочно-зеленые, нетронутые и непролазные, начинались в сотне 
шагов от полосы прибоя, отмеченной кучками высохших водорослей. Оттуда 
доносилась возня мелкого зверья и пронзительные вопли попугаев. Харальд, 
задумчиво ероша пятерней жесткие от соли волосы, поглядывал в ту сторону с 
подозрением. Он, норандиец, выросший в сосновых лесах Севера, очень не 
уважал этакую вот пропахшую гнилью и цветочной пыльцой растительную кашу, 
кишмя кишащую ядовитыми гадами и дикарями-людоедами. И, как ни противился 
разум явно бредовым выводам, местность и впрямь сильно смахивала на 
побережье Сарабейи. Харальд попытался высчитать, с какой же тогда 
скоростью тащило "Валианту" по штормовому морю, не смог, плюнул с досады и 
положил себе поразмыслить об этом на досуге. Тут сзади бочком подобрался 
смущенный Кинтаро и застенчиво сунул ему увязанный в холстину сверток. 
     - Вот, мой хевдинг, захватил... так, на всякий случай... кабы чего не 
вышло... 
     Харальд отогнул край тряпицы, под которой неярко блеснуло золото. 
Венец из храма. Домовитый же этот Кинтаро! Норандиец усмехнулся и небрежно 
пихнул драгоценный венец в заплечную суму. Потом подозвал Кандиду и 
Эвардо. В отряд разведчиков, который он сейчас поведет в незнакомые 
джунгли, входили пятнадцать лучших бойцов дружины, да еще Джестин - лучшим 
он пока не был, но учился быстро. Харальд прикинул так и эдак, и порешил 
взять девчонку и принца с собой. Пусть будут под присмотром. 
     Солнце не успело покуда подняться высоко, однако припекало весьма 
ощутимо. Одежка Кандиды уже почти просохла и стояла коробом, пропитавшись 
солью. Она аккуратно подоткнула подол сарафана, чтобы не путался в ногах, 
и направилась было к указанному ей месту в середине отряда, когда ее 
догнал Эвардо. В мешковатой матросской рубахе с чужого плеча и куцых 
штанах, замахрившихся над коленками, вид у него был совсем не царственный. 
От ушей наследника престола можно было зажигать факелы. 
     - Кандида. - Он запнулся, опустил вихрастую рыжую голову, - я... я 
правда испугался за тебя... Ты извини, что я назвал тебя карадотицей с 
косичками. Ладно? 
     Кандида не помнила, чтобы он когда-либо называл ее карадотицей - с 
косичками или без - однако с готовностью ответила: 
     - Ладно!
     Эвардо просветлел и зашагал рядом с ней, очень собою довольный. Когда 
из логова в зарослях выскочит разъяренный ягуар или гигантский питон и 
нападет на Кандиду, тогда-то все увидят, что у короля Лезандро 
Касталийского растет сын, а не дочь!
     Эвардо шлепал по жаре битый час, и никто не торопился на них 
нападать. Будущий император-завоеватель взмок в душном сумраке, как 
ломовая лошадь, над головой его тучей вились непуганые москиты величиной с 
летучую мышь. Темп ходьбы Харальд задал - не для хлюпиков. Кандида, к 
большому стыду Эвардо, преспокойно держалась в середине группы, не 
отставая и не выказывая признаков усталости, разве что сарафан к спине 
прилип. Потом, впрочем, обливались все. Рэндаль, облачившаяся поверх 
своего скудного одеяния в кожаный нагрудник с железными бляхами, 
распустила шнуровку доколе позволяли приличия (и даже немножко ниже) и 
закрутила волосы узлом на затылке, чтобы не мешали. 
     - Ну, что скажешь, Харальд? - окликнула она норандийца, шагавшего во 
главе колонны. - Если это не Сарабейя, тогда я - королева эльфов!
     - Деркато знает что такое, - проворчал Кинтаро, и Кандида подумала, 
что в этом замечании, возможно, есть доля истины. Еще она подумала, что 
здешние джунгли куда оживленнее тех, на неизвестном острове. Она как раз 
занесла ногу, чтобы перешагнуть через толстый, блестящий коричневый 
корень, загородивший тропу, когда корень вдруг зашипел, задвигался и мигом 
утянулся в кусты. Кандида так и села наземь. Под нею что-то зашевелилось. 
Она вскочила, словно ужаленная, и рысью помчалась вперед, поближе к 
Харальду.
     Разведчики утратили счет времени, потому что уходившие на 
головокружительную высоту исполинские деревья закрывали солнце своими 
раскидистыми кронами, но, когда Харальд объявил привал, все согласились, 
что час самый подходящий. Местечко было славное - небольшая полянка в 
пышном зеленом обрамлении, затененная развесистыми пальмами, красивая, 
точно на миниатюре в сборнике дамских романов. 
     - Фу-ух! - с облегчением выдохнул Кинтаро, сбрасывая в сочную травку 
бочонок для воды, который он волок на загривке. - Ну, слава Ман...
     Словно мыши из разворошенного стога, из красивых кустов со всех 
сторон прыснули орущие голые дикари, черные, как голенище, сплошь в 
попугайских перьях и пестрой татуировке. Они захлестнули полянку, будто 
прилив, свирепо завывая и потрясая копьями и пернатыми дротиками. В 
мгновение ока Харальд с дружинниками, Эвардо и Кандида очутились в кольце 
злобных размалеванных рож. Принц не успел даже выговорить: "Манвэ 
Вседержитель, что же это... делается?", и его без лишних церемоний 
отшвырнули вместе с девочкой назад, обступив вокруг живой стеной. 
     Из толпы чернокожих выдвинулся высоченный, громадный, как носорог, 
мужичина в яркой короне из перьев, которая делала его еще внушительнее; 
мускулистое тело его покрывала лишь набедренная повязка из шкуры леопарда 
да замысловатая татуировка, на мощной шее красовалось ожерелье из чьих-то 
двухвершковых зубищ, крупный приплюснутый нос был прободен золотым кольцом 
размером с тарелку. От одного взгляда на эту колоритную личность Эвардо 
стало тошнехонько.
     В могучей длани разукрашенного дикаря покачивалось длинное копье.
     Отточенный бронзовый наконечник смотрел прямо в грудь Харальду.
     
                                     15.
     
     Эридаро, угрюмый, как грозовая туча, трясся на спине мерно 
вышагивающего верблюда, крупной клочковатой скотины с высокомерным 
выражением на морде. Между верблюдом и всадником с самого начала 
установились отношения весьма неприязненные. Эридаро был отличным 
наездником, однако такую несуразную долгоногую тварь оседлал впервые и 
ощущал себя более чем неуверенно, и это ощущение его бесило. Он беспокойно 
ерзал между шерстистыми горбами зверюги, без всякой нужды пихал ее 
каблуками в бока и хлестал хворостиной. Верблюда такой груз, понятное 
дело, не радовал. 
     Вот уже пятый день караван, состоявший из пары нечистых, проводника и 
десятка вооруженных пиратов с "Коршуна", тащился по пустыне, и Эридаро был 
сыт по горло песками, жарой и верблюдами, хотя пустыня-то была - так себе 
пустынька, лишь окраина безграничных барханов великой пустыни Ситанди. На 
карте, которую раздобыла Серкэт, был даже отмечен торговый путь от Птарха 
к Ксангору, стагирийской столице, однако их отряд вскоре свернул с 
натоптанной тропы и двинулся напрямик через пески. Скесса на первой же 
стоянке пустила в ход свою магию и связалась с Амертис. Стагириаты не было 
в ксангорском храме. По своим Стагириатиным делам удалилась она в оазис 
Таах, там-то и следовало ее искать. Чем ближе к оазису, тем меньше Эридаро 
и его головорезы жаждали лицезреть верховную клерицессу Деркато, тем 
сильнее давила их жара и допекали кусачие мухи. Одна Серкэт, невозмутимая, 
как статуя, хладнокровно восседала на унылой бурой верблюдице и нисколько 
не страдала от зноя, хотя в черном своем одеянии должна была, по идее, 
испечься заживо. 
     Шестые сутки пути близились к полудню, и солнце, повисшее в 
раскаленном белом небе, палило, точно дыхание дракона, когда с верхушки 
бархана поезжане углядели на горизонте нечто не совсем вписывающееся в 
однообразный пустынный пейзаж.
     Серкэт свесилась с верблюда и перебросилась с проводником парой слов 
по-стагирийски, потом обратилась к Эридаро и перешла на Всеобщий:
     - Это и есть Таах. До заката будем там.
     Эридаро мысленно пожелал, чтобы солнце никогда больше не садилось, а 
потом выпрямился в седле и приосанился - упаси Манвэ, хитрая скесса узрит 
своими змеиными зеньками, что он струхнул.
     - Она что, живет там одна, твоя Стагириата? Без свиты и охраны? 
     Серкэт приподняла брови. 
     - Зачем ей охрана? - хмыкнула она, толкнула пятками верблюдицу и 
начала спускаться с бархана. Эридаро с командой нерешительно потянулись 
следом. 
     - Слышь, Серкэт... а как там насчет допускать мужчин к созерцанию 
лучезарной Госпожи Стагирии? Люди баяли, в храм Деркато разрешено входить 
только женщинам. 
     Серкэт пожала плечами. 
     - Таах не храм, - сказала она бесстрастно. - Это личная резиденция 
Амертис Стагириаты, и она вольна принимать там всех кого пожелает. Людям 
твоим придется подождать снаружи, ибо Госпожа Стагирии не любит шумных 
визитов и больше скоплений народу. Но ты сможешь войти. 
     Эридаро понял, что ему в любом случае придется лезть в логово черной 
колдуньи, и обреченно умолк.
     Оазис Таах - Земля Тьмы на древнем стагирийском - вполне 
соответствовал своему названию, являя собою место до крайности мрачное и 
угнетающее. Скопление пыльных пальм с обвисшими от зноя листьями окаймляло 
небольшое круглое озеро со стоячей водой, черной, как смола, и масляно 
поблескивающей. Било в этом озерке нечто, заставляющее подумать о бездне, 
населенной самыми что ни на есть отвратными монстрами. В неподвижной воде 
отражались контуры массивного здания, похожего скорее на гробницу, чем на 
обычное человеческое жилье. Эридаро сразу вспомнил странный храм на 
Блуждающем острове. Правда, это строение было сложено не из черного камня, 
а из темно-красного песчаника, что, однако, не придавало ему более 
жизнерадостного вида. Багровые стены смахивали оттенком на запекшуюся 
кровь. Двери не было. Вход зиял, как распахнутая пасть голодного чудища, 
между двух громадных колонн, изрезанных жутковатыми письменами.
     Под порталом было темнее, чем в преисподней, и Эридаро, даром что 
стираный во всех щелоках, сбился с шага и споткнулся, будто налетев на 
стену. Серкэт сунула ему колдовскую книгу, бережно завернутую в попону, и 
нарисовала в воздухе причудливый знак. Постояла, прислушиваясь, потом 
спокойно шагнула в темноту. Эридаро потащился за нею.
     Пара нечистых очутилась в зале, где впору было резвиться великанам. 
Высокий свод поддерживали два ряда колонн, вроде тех, у входа, но 
постройнее - некоторые гладкие, некоторые в стершейся от времени резьбе. 
Эридаро не стал приглядываться к рисункам. Стены тоже были расписаны 
странными иероглифами и картинками из жизни неведомых Богов. Через равные 
промежутки в них были вмурованы бронзовые кольца в форме свернувшихся 
змей, в которых неестественно ровным пламенем горели факелы. 
     Зала была высокой и длинной, но сравнительно узкой. В дальнем конце 
на неком подобии постамента стоял массивный трон из отполированного 
черного камня - каждая ножка толщиной с Эридарово бедро, по подлокотникам 
могла бы гулять Кандида, не боясь оступиться. Справа и слева от трона 
разливали зеленоватое сияние магические светильники на витых бронзовых 
треногах. А на троне сидела Амертис Стагириата, Верховная Скесса, одна из 
Тринадцати. 
     Эридаро сперва чуть не присвистнул от разочарования. Этот одуванчик 
Манвэ - и есть всемогущая Стагириата? Потом присмотрелся и возжаждал 
оказаться где-нибудь на севере, в Хаганорах, на обледенелом, безжизненном 
каменном островке посреди бурного моря. Лишь бы отсюда подальше. 
      Амертис была миниатюрна даже для стагирийки, тоненькая, как девочка-
подросток. Серкэт рядом с нею показалась бы рослой и крупной. Лицо 
Стагириаты, узкое, матово-смуглое, с высокими скулами, крупным строгим 
ртом и странно изломленными тонкими бровями, было слишком необычным, чтобы 
считаться красивым, и отличалось к тому же тревожащей неподвижностью. 
Будто не умела она ни улыбаться, ни плакать. Как гранитное изваяние ее 
Богини. Странное лицо - ни молодое, ни старое; время смертного мира просто 
не имело к ней отношения. Текло мимо, а Амертис Стагириата оставалась сама 
по себе. Отмеченная печатью Вечности, сидела она на своем каменном троне, 
в ниспадающем тяжелыми складками непроглядно-черном одеянии, таком же, как 
у Серкэт. Вырез черного платья прикрывало массивное ожерелье древней 
работы - девятилучевая звезда в сплетении извивающихся змей; 
приглядевшись, Эридаро понял, что ожерелье железное. Как и ритуальный 
браслет на правой руке Амертис - чешуйчатая гадина обвивала спиралью руку 
Стагириаты от запястья почти до локтя. Кроме железных змей, на ней не было 
ни единого украшения. Малахольная, решил корсар, где ж это видано, чтобы 
женщина, которой положено любить золото да бриллианты, навешивала на себя 
железо?
     А потом он поймал взгляд Амертис. Она смотрела в упор черными, как 
безлунная ночь, глазами, и Эридаро почувствовал, что его бедные косточки 
превращаются в студень. Глазища Амертис - два окна в предвечную иномировую 
тьму, выгоревшие дотла звезда над высохшей, мертвой земле. Взгляд - словно 
она ровесница этой пустыне. Так душу и вынимает, наизнанку выворачивает...
     Эридаро спасла Серкэт. Скесса шагнула вперед и низко склонилась перед 
троном, сложив ладони у сердца.
     - Именем Деркато, Владычицы Мрака, приветствую тебя, госпожа моя!
     Амертис отвела свой страшный взгляд от Эридаро и ответила неожиданно 
низким и звучным голосом: 
     - И тебе привет, Серкэт, младшая сестра! Что это за мужчина рядом с 
тобою? 
     Серкэт снова поклонилась, сложившись чуть ли не пополам, будто 
лаолийская кукла на шарнирах.
     - Это Эридаро, госпожа моя, посланник высокородного герцога Вильярадо 
из семьи Фиораванти, знатнейшей и богатейшей в Касталии. 
     - И что же мне за дело до семьи Фиораванти из Касталии? 
     Серкэт в третий раз поклонилась и ткнула Эридаро в бок. 
     - Скажи ей! - прошипела она.
     Во рту у Эридаро било сухо, как в Ситандийской пустыне в разгар лета, 
колени стали ватными. Суетливость Серкэт подсказала ему, - что скесса тоже 
отчаянно трусит. Он собрал в кулак жалкие ошметки, оставшиеся от его 
несгибаемой воли, сделал два шага к черному трону, деревянно поклонился и 
каркнул: 
     - Госпожа Стагириата... 
     Амертис смотрела на него сверху вниз, но уже не прежним пронизывающим 
до печенок взором, который она, верно, приберегала на момент знакомства. 
Эридаро подавился кашлем, переступил с ноги на ногу (скрип сапог показался 
ему оглушительно громким) и начал по новой, на этот раз отчего-то басом:
     - Госпожа Стагириата! 
     С горем пополам ему удалось связно поведать о том, в чем заключается 
суть предложения герцога Вильярадо. Амертис выслушала внимательно, 
постукивая длинными, выкрашенными в черный цвет ногтями по каменному 
подлокотнику. 
     - Да, - раздумчиво произнесла она, когда Эридаро умолк. - Да, не 
отрицаю, лестно было бы мне видеть культ Деркато на Западе возрожденным, и 
стало бы это одним из величайших достижений моего правления... однако... 
     Серкэт выскочила, точно бесенок из табакерки, и зачастила: 
     - В высшей степени непочтительно было бы со стороны герцога Вильярадо 
не сопроводить просьбу свою даром, достойным Великой Стагириаты! Поэтому 
знаком глубочайшего уважения и преклонения прими, госпожа, эту книгу, 
которой воистину нет цены и которая приумножит и украсит твои магический 
талант, и без того непревзойденный...
     Она благоговейно опустила освобожденный от попоны фолиант на нижнюю 
ступень трона. Амертис слегка качнула тяжелым узлом волос, сколотым 
священным кинжалом с перекрестьем в форме раскинутых крыльев летучей мыши. 
Серкэт послушно прикусила язык. Верховная щелкнула пальцами; книга плавно 
взмыла со ступеней и, описав дугу, легла ей на колени. Амертис перевернула 
несколько листов, пробежала глазами по строкам, но в лице ничуть не 
изменилась. 
     - И вправду, драгоценный дар, - промолвила она тем же ровным голосом. 
- Две книги из Тифонова Троекнижия - солидное подспорье магическому фонду 
храмов Деркато... Ты в своих странствиях добралась до Лаолии, Серкэт?
     - Никак нет, госпожа моя! - сгибаясь в очередном поклоне, ответила 
младшая скесса. - Мы с Эридаро обнаружили эту книгу в святилище на 
Блуждающем острове, и...
     Слова застряли в горле у Серкэт, когда глаза Амертис вдруг полыхнули 
смертоносным темным пламенем. Она резко поднялась - и отнюдь не показалась 
маленькой и хрупкой. По сумрачному покою внезапно пронесся порыв жгучего 
ветра. Эридаро обмер.
     - Что еще взяли вы с алтаря в том святилище? - Голос Амертис был 
обманчиво мягким. Серкэт, посерев лицом, пробормотала: 
     - Н-ничего, госпожа моя... н-ничего, кроме чаши с драгоценными 
камнями... 
     Амертис выпрямилась, гневно вскидывая обвитую железной змеей руку, 
словно для удара. Из бронзовых курильниц по бокам трона рванулись вверх 
снопы зеленого огня. Пол под ногами двух авантюристов содрогнулся с глухим 
рокотом. Серкэт, взвизгнув, упала на колени, Эридаро, забыв про меч у 
бедра и швыряльные ножи у пояса, трясся от ужаса, как новорожденный 
крольчонок.
     - Тупицы! - крикнула Стагириата. - О, Деркато Эгаротера, прокляни 
этих недоумков и потомство их до девятого колена! Ибо видишь ты, они 
глупее низших бесов и легкомысленнее уличных девок!
     - О... о госпожа моя! - зазаикалась Серкэт, с трудом осмелившись 
оторвать голову от пола. - Чем... чем мы, недостойные, прогневили тебя? 
Скажи, и мы и-исправим свою ошибку...
     Амертис пробуравила обоих своим вынимающим душу взглядом.
     - Спутник твой лишь алчный и злобный головоруб, но от тебя, Серкэт, 
не ожидала я подобного, ибо ты подавала большие надежды... Знай же, что в 
святилище на Блуждающем острове хранится великое волшебное сокровище, по 
сравнению с которым все Троекнижие Тифона не дороже оберточной бумаги, а 
уж драгоценные камни и подавно - детские бирюльки. Я говорю о Венце 
Харрады! 
     Серкэт ахнула. Венец - редчайший и могущественный магический артефакт 
из наследия знаменитой королевы-чародейки Харрады Нефератской - обладал 
свойством многократно усиливать волшебные способности своего владельца. В 
подлунном мире ныне насчитывалось всего три талисмана, зачарованных 
Харрадой, и за ними упорно охотился весь Черный Круг во главе с Магистром 
Ээтом. А она, Серкэт, бестолковая верблюдица, взяла с алтаря лишь книгу и 
камушки и радовалась, идиотка, хотя главное сокровище позорно прошляпила!
     - Клянусь Деркато, я найду его! - выдохнула она. - Я... мы... 
      Амертис, погасив убийственный взор под тяжелыми веками, вновь 
опустилась на каменный трон, куда можно было бы без особого труда усадить 
десяток таких, как она, но где она, тем не менее, смотрелась совершенно 
естественно. 
     - Не поминай имя Владычицы Мрака всуе, Серкэт, - медленно проговорила 
она. - Нет тебе нужды искать то, что однажды упустила. Я займусь этим 
сама! Ступай, Серкэт. И ты тоже, посланник. Завтра я скажу мой ответ 
твоему господину.
     Эридаро уже успел клятвенно заверить Манвэ и все его ближайшее 
окружение, что полных три года будет вести праведную жизнь в молитвах и 
строгом воздержании, не проливая крови и питаясь медом и акридами, если 
только Манвэ сподобится помочь ему выбраться из этого жуткого места без 
урона для здоровья. И полагал, что не переплатил. 
     Спал он скверно. Уже под утро ему приснилось, что он превратился в 
лугового сверчка, и его проглотила ящерица. Эридаро пробудился, мелко 
дрожа всем телом, судорожным рывком сел, отбросив попону, которой 
укрывался, и уставился безумными глазами на свои руки, ожидая увидеть 
сверчиные лапы. Но руки были вполне человеческие, только тряслись, будто 
со страшного похмелья. Эридаро провел пятерней по лицу и взлохмаченным 
волосам и окончательно убедился, что он не сверчок. 
     С черного предрассветного неба на него равнодушно пялились частые 
звезды. Верблюды хрустели жвачкой, матросы сопели и беспокойно ворочались 
во сне. Серкэт в лагере не было, она осталась ночевать в оазисе, откуда 
Эридаро умчался чуть ли не прыжками. Корсар посмотрел в ту сторону, 
передернулся и вслух посулил: 
     - ЧЕТЫРЕ года, Великий Манвэ! Вот провалиться мне, четыре!
     
                                     16.
     
     Время для Эвардо вдруг поползло со скоростью сонной черепахи. Он 
увидел, как глаза Кандиды постепенно распахиваются, расширяясь до величины 
чайного блюдечка; как растерянное выражение на лице Рэндали медленно 
сменяется угрожающим кривым оскалом. Ладонь рыжей хаардрааде так же 
медленно и плавно двинулась к рукояти меча. Харальд напрягся, перенося вес 
тела на правую ногу и, видимо, готовясь уворачиваться от копья. Джестин, 
ощерившись от боли, медленно вытягивал покалеченную руку из повязки, 
Кинтаро медленно поднимал заряженный самострел, сбрасывая 
предохранительную скобу... На самом-то деле взятый в кольцо маленький 
отряд мгновенно ощетинился оружием. Харальд скользнул по фигурам 
противников цепким взглядом. Скверно, та Кэридвен перкеле, очень скверно! 
Дротики черномазых выкосят половину отряда, зато другая половина успеет 
дорваться до врага и учинить в его рядах основательное опустошение. 
Главное - оттянуть этих размалеванных обезьян на себя, пробить 
окружение... детишки пусть бегут в лес, как мыши... принц не такая уж и 
халда, может, и оборонит Кандиду, случись что... хотя... и дернул его 
Азарот тащить малолеток в джунгли! 
     - Джестин, - одними губами, не поворачивая головы, сказал Харальд. - 
Джестин, уводи детей. Жизнью отвечаешь.
     Вождь в попугайной короне надсадно завопил и взмахнул копьем. У 
Эвардо по спине пошли морозные узоры. Дрожащей рукой он нашарил у пояса 
резную костяную рукоятку кортика, подаренного за ненадобностью Парвиусом. 
По правде говоря, принц с оружием ловок был не более, чем, к примеру, с 
хореями и крабами-ногогрызами, но, ощутив в ладони тяжесть кортика, 
почувствовал себя увереннее, выше, старше и сильней. Покуда он, Эвардо сын 
Лезандро, жив, никто недобрый не прикоснется к Кандиде! И да помогут ему 
все Боги небесного круга! Тем более что помощь их явно лишней не будет...
     - Не бойся, Кандида, - еле совладав с прыгающей челюстью, выговорил 
принц. Обернулся, чтобы взглядом подбодрить испуганную девочку...
     Кандиды рядом с ним не было.
     В следующий миг Эвардо ее увидел, и окончательно заледенел. Кандида-
то, пока суд да дело, прошмыгнула между широко расставленных ног Хундро, 
увернулась от Парвиуса, который с диким воплем: "Стой, чумная!" пытался 
ухватить ее за ворот... И теперь прытко неслась по высокой траве прямо на 
чернокожее войско, неслась без оглядки, размахивая руками и отчаянно 
выкликая на каком-то тарабарском языке:
     - Китату-сама! Маракумба васакака! Зямба-йумба! Китату! 
     Лицо Харальда под густым загаром стало серым, как ископаемая кость. 
Эвардо понял, что отныне может причислить себя к тем немногим, кому 
довелось видеть в глазах прославленного воина страх. Откровенный 
обнаженный ужас.
     Рэндаль закричала так, что с ближайшей пальмы посыпались спелые 
бананы.
     Харальд прыгнул. Эвардо и представить не мог, что в человеческих 
силах двигаться так быстро. Норандийский клинок со свистом вылетел из 
ножен.
     Дальше, почти одновременно, случились два события: Кандида на 
нормальном Всеобщем завопила: "Ой, не надо!" и молнией метнулась наперерез 
хевдингу, рискуя быть разрубленной напополам. А из-за спин чернокожих 
воинов выскочил какой-то маленький тощий дикареныш в мохнатой юбочке и с 
пронзительным визгом повис на мощной ручище коронованного копьеносца.
     Эвардо не удержался и зажмурился. 
     Когда он осмелился приоткрыть глаза, Харальд поднимался из травы, 
куда швырнула его инерция собственного сумасшедшего замаха; чернокожий 
вождь сидел на земле чуть в сторонке, целый и невредимый, но потрясенным 
до сокровенных глубин души. А Кандида, хохоча и повторяя какую-то 
непонятную околесицу, обнималась с тощим визгливым дикаренышем. 
     У всех присутствующих, независимо от цвета кожи, глаза сделались 
треугольными. 
     Дикареныш в меховой юбочке торжественно подтащил Кандиду к вождю, 
который как раз воздел себя на ноги и искал теперь в траве копье, и 
быстро-быстро залопотал на своем языке. Кандида часто и усердно кивала. 
Вождь выслушал, потом с почтением склонил обретенное копье наконечником к 
земле, вознес очи горе, гулко ударил себя в грудь кулаком размером со 
среднюю дыню и громовым басом ухнул:
     - У-ыы!
     Воинство его дружно подхватило этот клич. Вождь обратился к Харальду 
- тот стоял, опираясь на обнаженный меч, и смотрел настороженно - и 
совершил ту же церемонию. Теперь заговорила Кандида - горячо, сбивчиво, 
помогая себе бурной жестикуляцией. Должно быть, растолковала хевдингу 
смысл дикарского "У-ыы". Харальд вернул клинок в ножны. Помедлил - и 
вскинул сжатый кулак к плечу в традиционном приветствии Звездной дружины.
     - И тебе добро, хевдинг, на земле твоих предков, - произнес он по-
норандийски.
     - Итак, контакт с аборигенами налажен, - заключил Парвиус. Разведчики 
Харальда все еще стояли тесной кучкой, спина к спине, и не торопились 
прятать оружие. Кандида направилась было к ним, успокаивающе улыбаясь и 
издали показывая жестами - мол, порядок, отбой тревоги, но ее опередили 
черные дикари, которых Парвиус обозвал ученым словом "аборигены". По знаку 
вождя вся полуголая дружина, радостно подвывая, ринулась на дорогих 
гостей, подхватила их десятками сильных рук и под грохот боевых тамтамов и 
величальные песнопения триумфально потащила вглубь джунглей. Во главе 
процессии на круглом расписном щите из крокодиловой кожи несли Кандиду.
     Рэндаль, которую ловко сцапали под локти и под колени два могутных 
туземца, что даже подле рослой далказианки выглядели молодцами хоть куда, 
выразила свое безмерное удивление очередью отборной брани на трех языках. 
Мимо нее парочка шустрых чернокожих отроков промчала под белы руки принца 
Эвардо. 
     - Эй, высочество! - заорала хаардрааде, едва успевая отмахиваться от 
лиан и ветвей, норовивших вцепиться ей в волосы. - Ты розовых бесов пока 
не видишь? - Наследник проверещал в ответ что-то заполошное и 
неразборчивое. - Нет?! Ну так, сдается мне, скоро увидишь! И небо в 
алмазах тоже! 
     
                                     17.
     
     Маленький дикареныш в забавной юбочке из меха красной мартышки 
оказался девочкой Кандидиных лет, смешливой и верткой, как обезьяна. 
Девочку звали Китату, и была она принцессой, единственной возлюбленной 
дочерью короля Намбуры, вождя могучего и воинственного племени мамбуру, 
чьи владения простирались по побережью Сарабейи "на три дня скока резвой 
молодой антилопы".
     Эвардо никак не мог взять в толк, что общего у Кандиды-норандийки, 
странствующей со Звездной дружиной, и темнокожей дикарской принцессы с 
золотым кольцом в ноздре, пока обе девочки - черная и белая - не 
просветили его, наперебой поведав историю своего знакомства.
     ... Однажды, в самый разгар урожайного сезона, на тростниковые 
плантации сьонны Мелидучи привезли новую партию рабов; Кандида тогда как 
раз осталась без напарницы, потому что лаолийку Илахэ перевели на 
должность посудомойки. 
     Вновьприбывших грубо вывалили из телеги на пыльный двор барака, и 
надсмотрщики без особой нежности принялись сбивать с них деревянные 
колодки. Потом затолкали в тесный дощатый сарай, и так переполненный. 
Кандида всего этого не видела, потому что приплелась с поля затемно, с 
последней партией рабочих, едва управившись со своим оброком без помощи 
Илахэ. Она брела мимо привязи для заморенных, тощих и печальных рабочих 
кляч и мимо столба, к которому приковывали для порки провинившихся рабов, 
брела, спотыкаясь от усталости и понуро глядя в землю. В глазах прыгали 
кудики, пустой с самого утра желудок пел тоскливые песни. Исцарапанные 
жесткими тростниковыми стеблями руки больно жгло. Дуя на ладошки, Кандида 
подошла к бараку, где поджидала ее вожделенная войлочная подстилка в 
углу...
     У дверей барака сгрудилась небольшая, но плотная и шумная кучка 
рабов, которые сдержанно гомонили и тыкали пальцами куда-то вниз. 
Заинтересованная Кандида - ее уже тогда неодолимо манили всякие чудеса и 
небывалости - решила, что подстилка, пожалуй, может и погодить, и ужом 
пролезла сквозь толпу в самую гущу. Там на утоптанной земле сжалась в 
комок девчонка не старше Кандиды - худенькая, чумазая, взъерошенная... и 
черная, как закопченное днище котла! Черная с ног до головы! На 
большеротой физиономии затравленно поблескивали круглые глаза, похожие на 
лиловые спелые сливы. Девчонка озиралась, словно угодившая в капкан 
зверушка, хотя никто не собирался ее обижать. Просто изумлялись люди диву 
дивному. Про то, что есть далеко на юге, за Раш-Хайной и Стагирией, жаркая 
страна Сарабейя, где солнце печет даже ночью, и жители оттого черны, как 
сажа, Мелидучины рабы, понятно, слыхивали неоднократно. Однако живого 
сарабийца никому из них видеть не доводилось. И вот вам, пожалуйста! 
Маленькая дикарка, наверное, не разумела ни Всеобщего Наречия, ни тем 
более касталийского, потому и решила, что окружавшие ее оборванцы 
замыслили учинить над нею жестокую расправу. Кандиде стало ее жалко. Она 
бесстрашно отодвинула с дороги скандальную и вороватую кухарку тетку 
Зельму и подскочила к чернокожей рабыне, готовой расплакаться от 
растерянности и испуга.
     - Чего таращитесь? - укоризненно сказала Кандида, для пущей 
внушительности приподнявшись на цыпочки и уперев кулаки в бока. - Это вам 
что, теленок с двумя головами? Человек как человек, только черная! Вон 
руки-ноги, как у людей... Оставьте бедолагу в покое! А то - вылупились да 
еще пальцами тычут, ровно в зверинце! Вас бы так! 
     Она присела на корточки и протянула сарабийке руку растопыренной 
ладонью вверх - знак открытого сердца и добрых намерений. Та недоверчиво 
заморгала глазами-сливами.
     - Меня зовут Кандида, - сказала Кандида и ткнула себя в грудь. - 
Кандида. А ты? - она показала на чернокожую и постаралась сделать 
вопрошающее лицо, округлив рот и вздернув брови чуть ли не до макушки. 
Сарабийка хлюпнула носом и несмело улыбнулась. 
     - Китату, - ответила она. - Изямба Китату. 
     "Изямба", как позже узнала Кандида, означало "принцесса". Китату была 
дочерью короля. Охотники за рабами похитили ее и трех ее фрейлин из родных 
джунглей, когда будущая правительница племени мамбуру отправилась в тайное 
святилище великой богини Катабасу, дабы принести подобающие жертвы. 
Безутешный вождь Намбура, однако, не оставил попыток разыскать пропавшую 
наследницу. Полный год проработала изямба на плантациях сахарного 
тростника вместе со светловолосой норандийкой, а потом в доме Мелидучи 
появились два надменных чернокожих посла в уборах из перьев и меховых 
мантиях; с ними был один из высших государственных чиновников короля 
Фольгаста Пеллийского. Мелидуча залебезила, втайне опасаясь, как бы 
эксплуатация принцессы не вышла ей боком, и согласилась отпустить Китату 
за символический выкуп в виде корзины авокадо. Так Кандида лишилась 
подруги. Она не надеялась, что Боги позволят им снова увидеться...
     Боги позволили. И момент для этого избрали как нельзя более 
подходящий. Воистину, не по уму смертным Божий промысел, и не дано 
постигнуть пути небесные! 
     У Кандиды была отменная память на лица. Она вмиг узнала Китату, хоть 
та и мелькнула за спинами своей свирепой охраны лишь на секунду. Узнала - 
и, не раздумывая, кинулась вперед, умоляя Валарэ-Идрис, чтобы Харальд и 
король Намбура не успели поубивать друг дружку Клинок Харальда уже чертил 
в воздухе смертоносную дугу, когда Кандида бросилась между ним и 
чернокожим вождем. Менее опытный воин, пожалуй, не смог бы задержать удар 
и сделал из одной Кандида двух. Харальд смог. Правда, при этом неловко 
упал и едва не напоролся на собственный меч. Намбура кровожадно взвыл и 
замахнулся копьем - добить. Тут-то любимая дочь и укусила его за 
чувствительное местечко под коленом. Укусила от души, с хрустом. Намбура 
охнул и сел в траву. Остальное Эвардо видел собственными глазами. 
     ... Столица королевства мамбуру пышно называлась Хатамба, что 
означало "Великий и блистающий город", хотя по размерам и общему виду 
смахивала скорее на большую деревню - беспорядочное скопление крытых 
пальмовыми листьями бамбуковых хижин, похожих на громадные грибы, за 
высоким частоколом и живой изгородью. Хижина вождя, художественно 
украшенная циновками и звериными черепами на шестах, располагалась в самом 
центре селения. По правую руку от нее бил шатер из шкур, где обитали жены 
короля, а по левую - дом шамана, персоны важной и почитаемой. Перед 
бамбуковым дворцом простиралась круглая, утоптанная до каменной твердости 
площадь, посредине торчал резной деревянный идол высотой в два Рэндалиных 
роста. Идол изображал некую загадочную помесь женщины с пантерой - Китату 
на ломаном всеобщем растолковала, что это племенная богиня Катабасу, 
праматерь, Вечно Сущая в зеленых джунглях. У подножия идола был устроен 
помост для жертвоприношений, где лежали тяжеленная гроздь бананов и 
засушенная крокодилья челюсть. Навстречу гостям из хижин с визгом и 
причитаниями высыпали женщины. Намбура грозно зарычал на них. 
     - Мой отец говорить - ты великий воин, - сказала Китату Харальду. - 
Мой отец говорить -  Кан-дида иметь добрый душа и храбрый сердце, он 
говорить - Кан-дида вырастать в хороший жен для славного вождя. Ты и Кан-
дида пришел в Хатамба - это ба-альшой честь. Будет пир, много мяса, много 
барямба. Мамбуру благодарить Богов за такой удач! 
     - Что еще за барямба? - насторожился Харальд. 
     Китату заулыбалась во всю свою лоснящуюся черную физиономию.
     -О, барямба - хорошо! Барямба - вкусно, у-у!
     Приготовления к пиру были короткими, но буйными, и вскоре на площади 
запылали устрашающих размеров костры, над которыми жарились целиком туши 
антилоп и диких свиней. Старшая жена Намбуры, королева Итути-Кана, 
необъятная, величавая дама с высоченной прической, сплошь утыканной 
перьями, цветами и бусами из раковин, колдовала над особым угощением для 
дорогих гостей - обезьяньими мозгами под соусом из восьми трав, угодных 
Богине. Проворные мальчишки, не прошедшие покуда обряда Посвящения в 
охотники, и юные девицы живо натащили из хижин травяных циновок и мягких 
шкур, чтобы подруга принцессы и ее белокожие друзья могли сидеть с 
удобством. Женщины волокли отовсюду громадные деревянные блюда со спелыми 
фруктами и еще какой то вкусностью, рецептуру приготовления которой никто 
не решался уточнять.
     Два дюжих воина вынесли из дворца трон - огромное кресло, вырубленное 
из цельного ствола баобаба и украшенное искусной резьбой, изображающей 
подвиги древних королей мамбуру. Вождь взгромоздился на трон, усадив 
Харальда с Кандидой по правую руку от себя, и трижды ударил в землю 
древком копья. Сейчас же дробно зарокотали тамтамы, зазвенели бубны, 
гнусаво взвыли бамбуковые дудки, и пошел пир горой. По властному жесту 
Намбуры на площадку возле идола меленькой рысцой выбежали десять 
красивейших девушек племени, и затеяли сложный ритмичный танец, на 
удивление слаженно передвигаясь по кругу, изгибаясь и высоко выбрасывая 
стройные ножки в такт монотонной бесконечной мелодии. На чернокожих 
прелестницах были лишь праздничные ожерелья, венки да короткие фартучки из 
пальмовых волокон. Кое-кого из дружины Харальда прохватила икотка. 
Услужливая Рэндаль охотно колотила страдальцев по спинам. Менее 
восприимчивые к женской красоте (а может, более голодные) усердно налегали 
на ароматное, истекающее соком мясо, фрукты и пахучую зелень. Пошли по 
рукам долбленые тыквы с хваленой барямбой, которая оказалась просто 
пальмовым вином, между прочим, весьма приятным на вкус. Громче и 
оживленнее становились голоса пирующих, развязнее - манеры, уходило 
недоверие. Парвиус, уже подсел к сморщенному седовласому шаману в мантии 
из перьев и вовсю спорил с ним о национальных обычаях. Шаман горячился и 
отмахивался от оппонента погремушкой из обезьяньего черепа. Кинтаро все 
порывался выскочить в круг девиц и отмочить что-нибудь зажигательное, но 
Рэндаль, медленно пьяневшая, была начеку и всякий раз успевала поймать 
проказника за шиворот. Эвардо увлеченно беседовал с принцессой, помогая 
себе жестами и гримасами. За разговором изямба то и дело пыталась 
дипломатично впихнуть в гостюшку мозги бабуина с восемью угодными Богине 
травами, однако Эвардо ловко избегал этих знаков приязни. 
     Когда до Харальда дошел калебас с барямбой (уже ополовиненный), тот 
замотал было головою, отказываясь - должен же кто-то сохранять 
бдительность в этом пьяном царствии! - но Кандида, скромненько, сидевшая 
рядом, посунулась к его уху и зашептала:
     - Пей, хевдинг, а то они обидятся! 
     Харальд счел за, благо не оскорблять гостеприимных туземцев и 
деликатно приложился к калебасу. Вино было сладковатым и легким, казалось 
безобидным, как фруктовый сок. Тут, редкостно некстати, Намбура оторвался 
от созерцания танцовщиц и повернулся к норандийцу. Под взором чужеземного 
вождя волей-неволей пришлось осушить калебас. Намбура одобрительно кивнул 
и пророкотал что-то своим львиным басом.
     - Король Намбура спрашивает тебя, хевдинг, красивы ли девы племени 
мамбуру? - перевела Кандида. - Усладил ли их танец твой взгляд? Доволен ли 
ты?
     - Передай Намбуре хевдингу, что глаза мои недостойны зреть столь 
совершенную красоту, - учтиво ответствовал Харальд, слегка покривив душой: 
девицы на его северный вкус были слишком уж черны. Кандида повернулась к 
вождю и бойко зачирикала на языке мамбуру. Намбура довольно заулыбался. 
Потом махнул рукой, что-то зычно рявкнул, и от цепочки танцовщиц 
отделилась пышногрудая волоокая красотка и, позвякивая ожерельями и 
браслетами на лодыжках, соблазнительно покачивая бедрами, подошла и 
склонилась перед троном вождя. Намбура сказал ей пару слов, которые 
Кандида не поняла. 
     - Что говорит Намбура хевдинг? - спросил Харальд. Кандида в 
недоумении пожала плечами. Тут чернокожая плясунья танцующей походкой 
зашла Харальду за спину и проворковала что-то невразумительнее, но милое. 
Норандиец по давней привычке стремительно развернулся - девушка вмиг 
верила ему полный калебас барямбы и водрузила на голову венок из белых 
магнолий, большущих, как тарелки. Ошарашенный Харальд на мгновение утратил 
бдительность, и девица, не теряя времени, грациозно уселась рядышком, 
потеснив Кандиду, вскинула руки ему на плечи и с упоенным урчанием, 
соблазнительно изогнувшись, принялась покусывать его за уши. У мамбуру это 
был интимный знак вроде пылкого поцелуя. Длинные волосы Харальда мешали 
девице выражать свое расположение в полной мере, однако она не оставляла 
надежд на взаимность. Норандиец подскочил, словно ужаленный, и отпрянул 
чуть не уронив миску с бабуиновым деликатесом на парадную юбку королевы 
Итути. Венок от резкого движения залихватски съехал ему на бровь. Изямба 
Китату прыснула в кулак. 
     - О Кан-дида, - по-мамбурийски обратился к опешившей Кандиде вождь, - 
разве Лалано,  прекраснейшая в Хатамбе, не понравилась брату моему 
Кусивабасави Вагадо? Разве он нашел в ней какой-либо изъян? Разве кожа ее 
не мягка, как шкурка новорожденной антилопы? Разве груди ее не упруги, а 
бедра не круты, как стенки кувшина из черной глины? Разве у нее смрадное 
дыхание или кривые зубы? Пусть брат мой скажет, чем эта женщина не угодна 
ему, и выберет тогда любую из моих жен! 
     "Кусивабасави Вагадо" - "могучий белый вождь, пришедший с полуночной 
стороны" - так мамбуру успели окрестить Харальда Поистине гостеприимство 
племени не знало границ! 
     - Кандида! - с отчаянием в голосе воскликнул норандиец, пытаясь 
увернуться от настойчивых ласк Лалано, не причинив ей при том особого 
вреда. - Кандида, спроси эту черную дуру, не порешилась ли она остатков 
ума!
     - Ее зовут Лалано, - виновато объяснила Кандида. - Король Намбура 
дарит ее тебе.
     - О Идрис Светозарная! - взвыл Харальд. - Пусть лучше заберет 
обратно! Я не могу... э... принимать такие... дорогие подарки. Переведи 
ему это, Кандида, и поскорее!
     - Не буду я это переводить, хевдинг!
     - Это еще почему?!
     - Потому что отказываться от подарков невежливо. 
     - Азаротова задница! Ладно, ладно. - Харальду удалось временно 
отстранить Лалано на расстояние вытянутой; руки, - я принимаю ее, только 
будь добра, Кандида, скажи ей, чтобы сидела тихо и не лезла меня тискать.
     Кандида растолковала Лалано, готовой расплакаться от обиды - почему 
белокожий вождь пренебрег ее прелестями? - что Кусивабасави на самом деле 
сгорает от желания погрызть ее уши, однако обычаи северных стран во всем 
предписывают строгую последовательность: на пиру следует пировать. Поэтому 
пусть прекрасная Лалано запасется терпением и позволит гостю наслаждаться 
божественным вкусом барямбы. Туземка с понимающим видом закивала, звеня 
серьгами. Кандида вздохнула с облегчением - она опасалась ссоры. 
     Добросовестная Лалано подносила своему новому господину столь 
полюбившуюся барямбу - калебас за калебасом, а в свободное время, 
пристроившись позади Харальда, игриво перебирала его волосы и вслух 
дивилась их небывалому желтому цвету. Норандийцу, в конце концов, хуже 
горькой редьки надоело, что его постоянно дергают за волосы; он пошарил 
вокруг глазами, ища, чем бы отвлечь внимание злополучного подарка, 
вспомнил про венец из храма и торопливо сунул его туземке. Лалано 
залюбовалась блестящей штуковиной и про Харальдову шевелюру забыла.
     Давно стемнело, костры догорали. Усталые танцовщицы подсели к 
осоловевшим от сытости гостям. Парвиус и шаман все еще вяло переругивались 
на какие-то богословские темы. Кинтаро сладко посапывал, положив голову на 
полуобглоданный кабаний окорок. Дети - Кандида. Эвардо и принцесса - 
откровенно зевали.
     Харальд чувствовал себя трезвым как элинера. Но, когда он поднялся, 
чтобы проводить Кандиду и принца в указанную госпожой Итути хижину, земля 
под ногами отчего-то заходила ходуном, а пальмы и звезды закружились в 
бешеном хороводе. Прямо над собою он увидел лицо Кандида и удивился - 
вроде бы, она была меньше ростом!
     - Хевдинг, тебе плохо? 
     - Не-е! - долетел откуда-то издали голос, смутно похожий на Рэндалин. 
- Ему хорошо! 
     Телохранители Намбуры подхватили гостя под мышки и повлекли в хижину; 
Харальд отлично сознавал все происходящее, но ноги вдруг отказались ему 
повиноваться. Кандида и Эвардо в сопровождении Китату и королевы Итути 
пошли следом, а разочарованная Лалано поплелась в шатер для жен - в ее 
услугах этой ночью явно не было нужды. Венец Харрады она с обиженной миной 
сунула Кандиде. 
     ... Далеко на севере в оазисе Таах Амертис Стагириата зашипела от 
досады, безуспешно, до боли в висках вглядываясь в мерцающие глубины 
магического кристалла. Ей не потребовалось прибегать к волшебству, чтобы 
догадаться по рассказам Эридаро и Серкэт, что это Харальд или кто-то из 
его дружины позаимствовал Венец из храма. Но, несмотря на все ухищрения, 
Амертис не могла определить, куда забросила галеру норандийца 
непредсказуемая прихоть Богини Деркато.
     
                                     18.
     
     Принц Эвардо проснулся в самый темный час, что предшествует рассвету, 
проснулся с каким-то смутным тревожным ощущением. Он не мог, конечно, 
похвастаться безошибочным чутьем Кандиды или той же Китату, но, едва 
открыв глаза, понял: что-то не так. Чего-то не хватает. 
     Эвардо перевернулся на спину, потом сел на постели из циновок и шкур, 
осмотрелся. Круглая хижина была разгорожена пополам широким пологом, 
сплетенным из пальмовых волокон; крышу подпирали столбики, изрезанные 
жутковатыми рожами духов-предков, отгоняющих нечисть. Сквозь узкие 
вертикальные щели в стенах на земляной пол ложились полосы лунного света. 
В очаге тлела на углях пахучая травка, отпугивающая москитов. Тишь, гладь 
да Божья благодать. Эвардо оглядел хижину напоследок уже слипающимися 
глазами - и вдруг подпрыгнул. Сон как рукой сняло. Ложе напротив, где 
спала Кандида, было пусто. Казалось бы, ничего подозрительного - ну, 
понадобилось девочке уединиться в кустиках по срочному делу. Однако Эвардо 
откуда-то знал, что Кандиды нет на месте уже давно. Слишком давно. 
Поднимать тревогу, не имея на то достаточных оснований вроде пятен крови и 
следов отчаянной борьбы, было глупо; идти искать Кандиду ночью по 
дикарской деревне - боязно, а полеживать на боку, когда ее, возможно, уже 
мучают и убивают - совестно. Эвардо беспокойно поворочался на шкурах и 
решил разбудить Харальда.
     Спотыкаясь в темноте, он пролез за перегородку. Харальд лежал на 
ворохе циновок в позе сраженного витязя на поле брани, вольготно раскинув 
руки, так что Эвардо впопыхах чуть не наступил ему на пальцы. Лицо 
норандийца утратило каменную суровость и стало безмятежным, как у грудного 
младенца, в разметавшихся волосах запутались увядшие магнолии из венка. 
Госпожа Итути-Кана самолично стащила с почетного гостя сапоги и аккуратно 
установила в изножии ложа в третью балетную позицию. Рядом был прислонен к 
стенке на манер метлы Харальдов меч. Короче говоря, вид у хевдинга 
Звездной дружины был сейчас не ах какой героический. 
     Эвардо присел на корточки и осторожно потряс норандийца за литое 
плечо. Трезвый Харальд просыпался, что называется, от мышиного чиха. Но 
теперь он даже не пошевелился, будто принц пытался сдвинуть горный хребет. 
Эвардо вполголоса произнес одно из тех слов, которые решительно не 
одобряла строгая нянюшка Гизелла, обеими руками ухватил Харальда за ворот 
и тряханул уже изо всех силенок. 
     - Капитан Херальдо! 
     Норандиец пробормотал нечто невнятное, не открывая глаз, отмахнулся, 
так что принц улетел на три шага, шумно заворочался, потом медленно и 
неохотно разлепил-таки отяжелевшие веки. 
     - Ну ч-чего тебе... у, репейник...
     - Капитан Херальдо, Кандида исчезла.
     - Что?!
     Харальд рывком сел и тут же с глухим стоном стиснул голову руками, 
страдальчески скривившись. Коварная барямба наградила его самым чудовищным 
похмельем, какое он когда-либо испытывал. В виски точно вбили раскаленные 
гвозди, а во рту был отвратительный привкус, словно с упырями целовался.
     - Ох-х... Великие Валары, ну и дрянь же эта ихняя мамба-лумба... 
Исчезла, говоришь? Ты видел, как она уходила? 
     - Нет... - Эвардо смущенно потупился, - я спал... проснулся, а ее 
нету...
     - Т-та Кэрид... ладно, пойдем посмотрим. 
     Харальд швырнул в очаг охапку сухих пальмовых листьев, пламя взвилось 
и радостно загудело, озарив всю хижину. Пока норандиец болезненно 
морщился, щуря слезящиеся от яркого света глаза, шустрый Эвардо подхватил 
с пола узкий ремешок из цветной кожи - один из тех, которые Кандида 
вплетала в свои косички. А на бамбуковом столбике у входа принц нашел 
обрывок льняного полотна с потертой вышивкой. Лоскут от Кандидиного 
сарафана. Теперь не оставалось никаких сомнений в том, что девочка 
покинула хижину не по своей воле. Ее вытащили силой - и вытащили 
сноровисто и быстро, так что она не успела даже пискнуть. 
     Котомка Кандиды нашлась в углу. Она была распорота по всей длине, 
содержимое вывалилось. Харальд нагнулся, разворошил нехитрые девчоночьи 
сокровища, долго крутил в руках бусы из янтаря, которые когда-то подарил 
Кандиде. Ничего не пропало, да и что взять у Кандиды, если эти бусы были 
ее драгоценнейшим богатством? Тогда зачем? Кому она помешала?
     - Ой, капитан Херальдо! - завопил над ухом у Харальда Эвардо. - Та 
золотая корона! Oна исчезла! 
     - Как-кая, к Азароту, корона?
     Эвардо, взволнованно приплясывая на месте, затараторил:
     - Ну, та корона с черным бриллиантом, которую ты вчера на пиру 
подарил девушке! Она потом отдала корону Кандиде, а Кандида не хотела 
будить тебя, капитан Херальдо, и на время спрятала ее у себя, а теперь она 
пропала!
     В черепе у Харальда будто обосновалась гномья кузница, однако, он 
худо-бедно сообразил, что речь идет о венце из храма, который он на 
злополучном пиру всучил Лалано, а потом совершенно потерял из виду. 
Значит, венец был у Кандиды... Норандиец резко выпрямился, чуть не 
стукнувшись макушкой о потолочную балку, Лицо у него было страшное. 
     - Это кто-то из наших, - отрывисто бросил он. - Черным золото на хрен 
не нужно, у них вон у последнего нищеброда и то в ноздре золотое кольцо. И 
потом, сумку резали стальным ножом, не бронзовым... Ну, та Кэридвен 
перкеле! 
     Харальд, откровенно говоря, всерьез грешил на Кинтаро: хитрован-
касталиец давно положил глаз на сокровище Блуждающего острова. Но 
подозрения его оказались беспочвенными. Когда норандиец с яростным криком: 
"Рэндаль!!!" выскочил из хижины, то первым делом споткнулся о 
вышеозначенного Кинтаро, который, свернувшись клубком на мягкой травке, 
почивал сном праведника и похрапывал с присвистом. Наверняка опять 
повздорил со своей горячей возлюбленной, и она выставила его из хижины. От 
тычка ногою под ребра Кинтаро пробудился, сел и заморгал, как филин. 
Рэндаль выбежала из соседней хижины, едва успев с грехом пополам 
закутаться в леопардовую шкуру, и, узнав об исчезновении Кандиды, подняла 
кошмарный шум и всполошила всю деревню. Появилась королевская фамилия 
Намбуры в полном составе - вождь, жены во главе с госпожой Итути и изямба 
Китату. Повыскакивали на площадь под идолом чернокожие воины с копьями и 
дротиками, примчались женщины, которые сразу на всякий случай взялись 
причитать и плакать, приковылял шаман со своей ритуальной погремушкой. 
Дружинники Харальда сползались на шум беспорядочным стадом. Некоторые 
после лихой попойки с трудом вспомнили, где находятся. Норандиец скользнул 
взглядом по их заспанным физиономиям и обнаружил отсутствие Рыбьей Холеры. 
     - Хундро, разрази его Деркато! - рассвирепела Рэндаль. - Ну, попадись 
мне этот сын невенчанных родителей!
     - Хевдинг, мы догоним его! - высунулся бравый Кинтаро. - Догоним и 
натянем ему глаза на задницу! 
     Джестин и принц Эвардо разом качнулись вперед, собираясь предложить 
свои услуги в поисках и наказании похитителя. Намбура уже начал 
выстраивать черное воинство в боевом порядке. Изямба Китату дергала 
Харальда за пояс и что-то настойчиво лопотала. Норандиец отодвинул юную 
туземку, шагнул к статуе Великой Праматери Катабасу, схватил с жертвенного 
помоста высокий широкогорлый кувшин с родниковой водой и одним махом 
опрокинул себе на голову. Святотатство возымело желаемое действие - мир 
перестал колыхаться перед глазами, точно дохлая рыба на волнах, боль в 
висках отпустила, мысли прояснились. Харальд отбросил назад мокрые волосы 
и повернулся к принцессе.
     - Что ты сказала, девочка?
     - Кусивабасави, ты искать Кан-дида, искать быстро! - зачастила 
Китату, тревожно сверкая лиловыми глазами и переступая на месте так, что 
звенели все ее побрякушки. - Ты искать ее там! Митаку видать тот поганый 
белый опоссум там, там! Он ходить через восточный ворота! Твоя идти за 
ним, быстро, быстро, спасать Кан-дида, приносить уши от этот поганый, 
вонючий белый опоссум! Твоя торопись! Джунгли есть много-много опасно, 
дикий зверь - хап! Твоя торопись!
      Над площадью стоял гам, словно на тессалийском базаре в разгар 
торговли; Намбура рычал, как потревоженный за обедом лев, и размахивал 
своим пернатым копьем; Рэндаль, подбоченясь, орала на него по-норандийски, 
забыв, что тот не понимает ни словечка. А Хундро тем временем удирал в 
ночь через непролазные джунгли, и похищенная Кандида беспомощно билась в 
его цепких лапах и звала Харальда хевдинга. Если только он не... если она 
все еще жива. 
     Сотни картин одна другой ужаснее промелькнули перед мысленным взором 
Харальда за один миг. Он вздрогнул, будто от удара плетью, стиснул кулаки, 
ругнулся сквозь зубы. А потом молча развернулся и длинными прыжками 
помчался к восточным воротам. Рэндаль оглянулась как раз вовремя, чтобы 
успеть крикнуть ему в спину: 
     - Харальд! Харальд, куда ты?! Вот рехнутый! Погоди, мы за тобой! 
     - Я тоже! - отважно заявил Эвардо, гордо вскидывая вихрастую голову. 
Рыжая хаардрааде посмотрела на него с высоты своего роста, сморщила нос, 
фыркнула и нырнула в хижину за мечом и одеждой. Парвиус фамильярно шепнул 
наследника престола по худой спине.
     - О достохвальный отрок, - произнес бывший жрец с покровительственной 
усмешкой, - в возрасте столь нежном не след помышлять о забавах кровавых. 
Ступай-ка спать, чадо, и приятных тебе сновидений! 
     - Но я хочу вам помочь!
     - Тогда помолись за нас Вседержителю Манвэ! Ибо втройне ценна 
молитва, изреченная чистыми устами ребенка... Римсас, а Римсас! Ты моего 
кинжала, случаем, не находил?!
     Оскорбленный Эвардо, прикусив губу и сердито сопя, попятился в тень 
хижины. Мимо пронеслись, точно бешеные носороги, ражие телохранители 
Намбуры и чуть не затоптали принца.
     - Твоя с дороги!
     Эвардо шмыгнул в хижину. Его трясло от злости и обиды на 
самовлюбленных и бестактных взрослых: Он наследник престола Касталии, а не 
мальчик на побегушках и он не такой уж никчемный сопляк! Он давно не 
ребенок! Этот их Джестин немногим старше, а туда же - "твоя с дороги"!
     - Ах, моя с дороги? - вслух, тихо и, яростно говорил Эвардо, 
разыскивая по темной хижине свои башмаки. - Ах, я, значит, слабак, 
сопливый младенец? Ах, я, значит, должен только молиться и хныкать? Ну, 
клянусь престолом Манвэ, вы у меня все еще попляшете! Я первый найду 
Кандиду! Найду и спасу! 
     Принц вытащил из-под охапки шкур, служивших ему подушкой, дареный 
кортик, прицепил к поясу и с непреклонной решимостью шагнул через порог. В 
суматохе никто не заметил, как он задворками проскользнул к восточным 
воротам. Лелея гневные мысли о том, как вытянутся физиономии у всех 
взрослых, начиная с Харальда, когда он приведет живую и невредимую 
Кандиду, Эвардо двинулся в джунгли, где в чернильной тьме раздавались 
вдали истошные вопли охотящейся пумы. 
     
                                     19.
     
     Кандида болталась вниз головой на потном плече Хундро Рыбьей Холеры. 
Похититель бежал по звериной тропе тряской рысью, то и дело перепрыгивая 
выбоины и торчащие корни или подныривая под плети лиан, и девочку 
беспощадно мотало. Когда она начинала падать, Хундро на миг 
останавливался, грубо вскидывал свою ношу на прежнее место, точно мешок со 
свеклой, и снова пускался бегом. Кандида не сопротивлялась. Она уже 
поняла, что это не только бесполезно, но и опасно. Она висела смирно и 
пыталась (насколько это вообще возможно в ее положении) мыслить трезво и, 
как выражался Парвиус, конструктивно. Конструктивное мышление не особо ей 
удавалось. От Хундро едко пахло табаком и потом, забивая дыхание. Сытный 
ужин настойчиво просился на волю. Кандиде не было страшно. Она 
перепуталась до судорог, когда ночью в мирной туземной хижине вдруг 
ощутила, что из-под ее головы осторожно тянут котомку, и сонно приоткрыв 
глазе, увидала перед самым носом лезвие Хундрова кинжала. 
     - Тихо, ты, мелкая крыска! - прошипел Рыбья Холера. Кандида поспешно 
закивала. Она не смогла бы и икнуть, даже если б осмелилась. От страха, 
который нагнал на нее безумный взгляд Хундро, язык ее провалился куда-то в 
пищевод. Она слышала посапывание Эвардо, ровное и глубокое дыхание 
Харальда; они были рядом, в каких-то пяти шагах, но спали мертвым сном... 
Хундро вспорол ее котомку, выхватил Венец Харрады и жадно запихал за 
пазуху. У Кандиды мелькнула совершенно уж дикая и неуместная мысль: ну 
вот, такая хорошая была сумка, удастся ли зашить? Хундро наклонился к ней 
близко-близко, обдав тошнотворным, запахом барямбового перегара, и на миг 
она почувствовала холод стали на своей шее. Потом в мозгу Рыбьей Холеры 
шевельнулась некая потайная извилина. Он сграбастал испуганно замершую 
Кандиду в охапку, зажав ей рот жесткой, как лопата, ладонью, и поволок 
прочь из хижины. 
     Вот тогда она и взаправду чуть не перекинулась от страха. А теперь ей 
не было страшно. Просто дурно и тошно. Если спятивший ворюга Хундро хочет 
ее зарезать и бросить в колючих кустах на потребу зверью и огромным, злым 
рыжим муравьям, то пусть режет поскорее...
     Будто услышав ее мысли, Хундро остановился, отдуваясь, свалил Кандиду 
с плеча и небрежно швырнул на груду мха. Кандида ухнула в мох, словно в 
перину, взвилось облачко желтоватой пыльцы и защекотало ей нос. Она 
несколько раз гулко чихнула, потрясла головой и, ойкнув, расправила 
затекшие руки-ноги. Шум в ушах постепенно стихал. Кандида повела глазами 
по сторонам, примечая, нет ли поблизости укромного местечка, куда можно 
тайком отползти, или иной дороги к бегству. Светало, солнце уже облило 
верхушки высоченных деревьев огненным золотом, но внизу, под тесно 
сплетенными кронами, был серенький полумрак. Кандида довольно ясно видела 
угрюмую, заросшую сивой щетиной рожу Хундро, тот присел на корточки и 
торопливо набивал трубку. Руки у него слегка дрожали, табак сыпался на 
штаны. 
     - Сиди покойно, девчонка! - Рыбья Холера своим наметанным глазом 
морского волка засек поползновения Кандиды. - Сиди и не колыхайся, а то я 
выдеру у тебя сердце с печенкой! 
     Кандида послушно села, поджав ноги, и с тоской уставилась на Хундро. 
     - Дурак ты, Хундро, - беззлобно и устало сказала она. - Одно слово - 
Рыбья Холера. Знаешь, что Харальд хевдинг с тобой сделает? 
     Хундро сплюнул ядовитой табачной слюной на невинный розовый цветочек 
и осклабился. 
     - Пусть сперва догонит! А коли догонит - там увидим, что сможет 
сделать твой ненаглядный косматый варвар, ежели я посулюсь расчирикать 
тебя на двадцать маленьких Кандид! Небось шелковый станет, гы-гы ! Вот 
что, девчонка, я запарился тебя тащить! Дальше пойдешь сама. Выберемся на 
побережье - там посмотрим... Я, может, тебя даже отпущу! Давай, шевели 
задницей, дядя Хундро торопится!
     Кандида начала было с рабской покорностью подниматься на непослушные 
ноги, но внезапно и резко в ней вспыхнула упрямая злость. Она мотнула 
растрепанными косичками и звонко крикнула:
     - А вот не пойду никуда! Хоть ноги мне ломай, ворюга облезлый - вот 
не пойду! 
     Кряжистый, медведистый Хундро вскочил с легкостью дикого кота. 
Стальная лапа-клешня сомкнулась на плече Кандиды и с силой вздернула ее на 
ноги. У той рука вмиг отнялась до самых кончиков пальцев, а из глаз 
невольно брызнули слезы.
     - Я ведь сломаю! - рявкнул Хундро. - Я тебя как белочку разорву, 
мелюзга несчастная! Так что закрой пасть, норандийская ондатра, и делай 
что велено! Поняла?! 
     Кандида, ошалев от боли, кивнула. Хундро оттолкнул ее, так что она 
кувырком отлетела в заросли гибискуса. Рыбья Холера показал ей кулак, 
похожий на гранитную кувалду, выколотил трубку о колено и любовно ощупал 
под застиранной рубахой Венец Харрады. Кандида, проморгавшись, стала 
вылезать из кустов, вся в синяках и царапинах... и вдруг замерла, стоя на 
четвереньках и потрясенно глядя куда-то мимо Хундро. Похититель проклятых 
сокровищ раскрыл было рот, чтобы подогнать нерасторопную девчонку парой 
ласковых слов... 
     Из путаницы цветущих лиан за спиною Хундро бесшумно, будто призрак, 
возник разукрашенный дикарь. Кандида не успела крикнуть: "Берегись!". Она 
даже не успела сказать: "Ой!". Тяжелый ассегай спорхнул с ладони 
чернокожего, как ручной голубь, и ударил Хундро точно промеж лопаток. А на 
Кандиду тут же обрушилась плотная душная ткань, нестерпимо воняющая 
отрубями, и норандийка поняла, что Валарэ-Наэнир, Хозяйка Судеб, решила 
вдосталь над нею поизмываться. Вылезла из реки - упала в озеро! Хундро, 
мир праху его, может, и впрямь бы ее отпустил. А эти оглоеды точно 
поджарят и сожрут. И запьют барямбой.
     
                                     20.
     
     Харальд несся по джунглям, словно разъяренный демон, но потом 
опамятовался, понял, что лишь попусту сжигает силы, и перешел на 
размеренную и неутомимую волчью рысь. Его вело на восток, по следам 
Хундро, безошибочное варварское чутье; все чувства обострились до предела 
- Харальд чуял запах Рыбьей Холеры, запах пота, табака и поганых замыслов, 
подмечая примятую тяжелыми матросскими башмаками траву, обломанные 
веточки, сбитые лепестки, даже царапины на коре. Хундро был напуган, он 
торопился и не успевал замести следы в своих тщетных поползновениях 
убежать от возмездия. Косолапый Рыбья Холера и так-то заметно проигрывал 
Харальду в скорости, да еще и Кандиду на себе волок. Никуда, ему не 
удрать, нигде не спрятаться! Более всего норандиец опасался, что Хундро с 
безумных глаз взбрендит прикрыться девчонкой. Разумеется, это его не 
спасет. Только вот Кандида лишний раз натерпится страху...
     Пружинила под ногами влажная тропическая почва, трещали кусты, когда 
Харальд на бегу проламывал их грудью, взвивались с воплями разбуженные 
птицы. Холодная ярость неостановимо гнала норандийца вперед. Если с головы 
Кандиды хоть волос упал, думал он, Хундро - покойник. Даже если Кандида 
целехонька, Хундро все равно покойник. Просто потому, что он посмел 
похитить ее. Воровство воровством, Деркато с ним, этим венцом злополучным, 
пусть Хундро его хоть сгрызет на завтрак... но с девчушками воевать - на-
кось, выкуси! С ним пускай воюет, с Харальдом Хастингсоном. 
     Когда рассвело, норандиец дозволил себе короткую передышку, присел на 
корточки у ленивого, подернутого ряской ручейка, жадно напился теплой, с 
привкусом растительной гнили воды, ополоснул лицо. Шипы и колючки изрядно 
измочалили его одежду и в кровь исцарапали руки до самых плеч. Харальд, не 
обращая внимания на такие мелочи, распрямился, проверил кинжал у пояса 
(меч он впопыхах забыл в Хатамбе), выдрал из волос разлапистый сучок. 
Потом легко перескочил через ручей и побежал дальше. 
     А к полудню он нашел Хундро.
     Тот, однако, уже не смог бы ни вернуть Венец Харрады, ни рассказать, 
куда подевал Кандиду. Он валялся на поляне лицом вниз и был мертв. Как 
дверной гвоздь. Судя по всему, в спину ему с близкого расстояния всадили 
тяжелое метательное оружие - скорее всего, туземный дротик. Трава вокруг 
была истоптана множеством босых ног. О присутствии Кандиды говорил лишь 
клочок полотна, повисший на кусте гибискуса. Девочки нигде не было видно - 
ни живой, ни мертвой.
     Харальд выругался, испытывая дикое желание пнуть хладный труп 
треклятого похитителя. С трудом задавив в себе варварские порывы, он 
попробовал рассуждать здраво: черномазые, похоже, не особо блюдут 
погребальные обычаи иных племен. Если б они ушли Кандиду, то бросили бы ее 
тело где-нибудь неподалеку. Выходит, она жива, и ее уволокли с собой. По 
следам Харальд высчитал, что дикарей было не больше десяти ... Вполне 
сгодится! 
     Он перешагнул через Хундро (ну и Манвэ ему судья, пусть в новом 
воплощении ворует поменьше!) и устремился по следу чернокожих похитителей, 
которого не потерял бы и грудной младенец, ибо туземцы ломились сквозь 
джунгли, будто стадо бегемотов
     Что-то жесткое и упругое вдруг выстрелило навстречу и с силой 
хлестнуло по ногам, так что Харальд с разгону полетел головой в кусты. 
Какой-нибудь негнущийся корчемный вышибала тут бы и шею себе свернул. 
Норандиец в падении изогнулся, поджал колени, перекувырнулся и приземлился 
на четвереньки, точно большая кошка. Мгновенно вскинулся, хватаясь за 
кинжал и озираясь в поисках врага... как раз вовремя, чтобы увидеть 
огромную сеть, которая рухнула на него откуда-то сверху.
     Харальд рвался, словно одержимый, успел даже пропороть в сети 
основательную дыру, но тут из кустов с гиканьем и уканъем повыскакивали 
дикари, и удар тяжеленной бамбуковой дубиной вмиг положил конец стремлению 
норандийца к свободе.
     
                                     21.
     
     Принц Эвардо стократно проклял свою ребяческую опрометчивость. Как и 
должно было случиться, он сбился с пути и заблудился. Сквозь путаницу 
ветвей он не видел ни луны, ни звезд, а находить дорогу по всяким мелким 
лесным приметам его научить не позаботились, почитая, что недостойно 
наследника престола шастать по лесам. В джунглях было темно хоть глаз 
выколи, и Эвардо беспомощно мыкался во мраке, как слепой кутенок. Теперь 
он не мог бы вернуться в Хатамбу, даже если б очень захотел. Поначалу 
принц надеялся, что на него наткнется Звездная дружина либо воины Намбуры, 
однако время шло, и становилось все яснее, что они-таки разминулись. 
Эвардо исцарапался до мяса, лазая по цепким кустам; кортик он посеял, а 
бодрость духа окончательно растерял. Поскольку не было рядом никого, кто 
мог бы узреть его позорную слабость, он устало свалился на мягкий мох под 
какой-то гостеприимной пальмой и расплакался. В темноте он долго 
всхлипывая и шмыгал носом от жалости к себе. Потом слезы иссякли, и 
измученный Эвардо уснул, свернувшись уютным клубочком. 
     Пробуждение было неожиданным и не слишком приятным. Грубые руки 
подхватили принца, встряхнули и поставили на ноги, кто-то больно выкрутил 
ему локти. Эвардо охнул и окончательно проснулся. Вокруг кривлялись и 
гоготали жуткие блестяще-черные физиономии в пестрой раскраске, дикари, 
которые выглядели гораздо свирепее и гаже мамбуру, бесцеремонно вертели 
наследника, будто чучело, тикали жесткими пальцами под ребра, пихали и 
дергали за волосы. Эвардо протестующе завопил и рванулся, но его живо 
сцапали и безжалостно стянули ему руки за спиною кусачей веревкой. Кто-то 
сунул его кулаком промеж лопаток, Эвардо вынужденно пробежал несколько 
шагов вперед мелкой рысцой, чтобы не упасть, и тогда увидел вереницу 
людей, закованных в цепи. Они понуро сбились в кучку под охраной туземцев 
с плетками и длинными копьями - такие же незадачливые пленники, как сам 
Эвардо. Было их около пятнадцати, в основном чернокожие, их отличал от 
охранников только узор татуировки. Но в стороне принц приметил под особым 
конвоем двоих белых: рослого мужчину в кандалах, которыми впору было 
сковывать взбесившегося слона, и растрепанную девочку в рваном платьишке, 
пристегнутую к своему спутнику дополнительной цепью, потоньше и покороче. 
Она увидала Эвардо, и глаза ее медленно полезли на лоб. 
     Принц попытался соблюсти принцевое достоинство. Он кое-как шаркнул 
ножкой и вежливо сказал: 
     - Здравствуй, Кандида, очень рад видеть тебя здесь! 
     Харальд-норандиец медленно поднял клонившуюся на грудь голову и 
уставился на Эвардо взглядом, способным прожечь скалу. Его, похоже, не 
пожалели: лицо обезображено побоями, светлые волосы слиплись от запекшейся 
крови и кажутся рыжими, как у Рэндали.
     - Эх, наследник, - проговорил он, - твоими бы устами да мед пить... 
Ну-ка, скажи еще раз! Прямо утеха раненому сердцу!..
     Эвардо понял, что ляпнул несусветную глупость, и покраснел до ушей. 
Стоило бы, наверно, извиниться, но тут набежали злые охотники за рабами и 
пинками и руганью загнали принца в середину шеренги, далеко от Кандиды и 
Харальда. Охранники завопили; защелкали плетьми, и вся унылая вереница 
тронулась. 
     - Вот повезло, - хмуро сказал Харальд в пространство. - С дерева 
свалились, а внизу змея уязвила... 
     Кандида припомнила одну из Парвиусовых философских баек - про одного 
средней руки купчишку, которому крупно в жизни не везло. Жена у него 
померла, сын спился, дочка сбежала с каким-то безродным бродягой, караван 
ограбили, лавка со всем добром сгорела, а соседи вместо милостыни затрещин 
надавали. В отчаянии великом воззвал страдалец к Вседержителю: "О, 
всемогущий и милостивый Манвэ! Скажи, чем провинился я, раб Твой грешный? 
Жертвы в храм несу исправно, светильники возжигаю, молитвы перед сном 
читаю, благовониями, опять-таки, молельню окуриваю... Ни одного утреннего 
восхваления не пропустил! Тогда за что Ты меня караешь?!". Долго ждал он 
ответа, преклонивши колени. И вдруг просиял над ним горний свет, и глас 
небесный ответствовал: "Ну, не нравишься ты мне, понял?"
     Она, Кандида, видно, исхитрилась не понравиться всем Богам сразу.
     
                                     22.
     
     Охотники за рабами вскоре выгнали свои добычу из джунглей на просторы 
саванны. Солнце обрушило сверху тяжкую волну испепеляющего жара, мухи и 
жирные слепни дружно и радостно набросились и на пленников, и на 
конвоиров. Связанный Эвардо отчаянно мотал головой, фыркал, дергал 
плечами, тщетно пытаясь избавиться от облепивших его насекомых. Пот 
заливал ему глаза, ноги путались в жесткой, иссохшей траве. В горле, 
казалось, пересыпался колючий песок. Одуревший от жажды, зноя и усталости 
принц плелся и плелся вперед скорее по инерции, не разбирая дороги и 
утратив счет времени.
     Внезапно по веренице пленников прошло какое-то шевеление, раздался 
глухой ропот. Охотники за рабами засновали вдоль шеренги шустрее, 
покрикивали, щелкали бичами, подгоняя отстающих. Эвардо очнулся от 
оцепенения, потому что один из них мимоходом приголубил его плетью. Спину 
обожгло болью, на глаза навернулись слезы. Проморгавшись, принц поднял 
голову - и сквозь зыбкое марево рассмотрел вдали каменные стена города. 
     - Ратикали, - произнес рядом кто-то из пленников. Эвардо догадался, 
что это название города. Звучало оно не слишком заманчиво.
     По сравнению с Дан-Риадой или, к примеру, Десятивратными Эвтабаннами 
Ратикали производил впечатление довольно-таки убогое, однако по 
сарабийским меркам среди бамбуковых хижин и шалашей это был, бесспорно, 
город-гигант. Вместо частокола он был обнесен настоящей каменной стеной, 
хоть и весьма корявой, осевшей и явно древней; стена была сложена из 
необтесанных, неправильной формы глыб, искусно пригнанных друг к другу. 
Над главными и, похоже, единственными воротами поднималась приземистая 
сторожевая башня, там расхаживали дикари с луками и пращами наизготовку. 
Другой охраны у ворот Эвардо не приметил - то ли ее не было вообще, то ли 
она хитро пряталась в засаде. 
     Улицы Ратикали были узкими, извилистыми и грязными; город отличался 
редкостно бестолковой, неупорядоченной застройкой и странной архитектурой. 
Древние, полуразрушенные, но еще величавые храмы соседствовали с жалкими 
тростниковыми лачугами; многие дома, наспех крытые соломой и пальмовыми 
листьями, были двухэтажными - первый этаж из старого, хорошо обтесанного и 
прочно скрепленного раствором камня, а второй - из кособоких валунов, 
бревен, бамбука, переплетенных прутьев, глины и Азарот ведает чего еще. 
Глядя на эти нелепые несоответствия, Эвардо припомнил кое-что из уроков 
истории и сделал выводы: некий древний, возможно, прачеловеческий народ 
когда-то в незапамятные времена выстроил здесь город. Прошли века, 
последние потомки загадочной расы покинули эти края или вымерли. Город 
долго пустовал, пока не набрело на него дикарское племя и не основало свое 
поселение. Принцу захотелось поделиться этими догадками с Кандидой, он 
рискнул замедлить шаг, чтобы оглянуться на нее, и тут же заработал 
болезненный тычок в спину.
     Колонна рабов протащилась через рынок, ничуть не менее шумный и 
пестрый, чем любое подобное заведение на Западе, и по широкой улице начала 
спускаться к центральной площади. Это было громадное пространство - верно, 
Кинтаро не взялся бы докинуть стрелу из конца в конец, даже из мощного 
норандийского лука - ограниченное с одной стороны приплюснутым древним 
сооружением с колоннами, которое Эвардо поначалу принял за храм. По другую 
сторону кипело бурное строительство. Судя по всему, возводилось нечто 
капитальное, масштабное. Сотни рабов лазили по лесам, таскали носилки и 
корзины, обтесывали глыбы песчаника, месили в ямах глину; среди них 
вальяжно прогуливались надсмотрщики с бичами и сновали чиновники в 
перьевых уборах. Количество перьев, воткнутых в прическу, видно, 
соответствовало сану. 
     Навстречу веренице рабов и их охране неспешно двигалась пышная 
процессия. Впереди на могучих плечах четверых чернокожих детин в полтора 
Харальда каждый плыли роскошные носилки из красного дерева, увешанные 
оберегами и боевыми трофеями. В носилках на шкуре ягуара восседал, 
скрестив босые ноги, огромный дикарь в короне из розовых перьев фламинго, 
такой высокой, что перья чуть не застревали в колесах Идрисиной солнечной 
повозки. С короны, как подметил Эвардо, свисали на шнурках костяные 
фигурки, камушки с дырками, золотые самородки и прочие знаки власти, вроде 
дамского зеркальца и почерневшей от табака короткой матросской трубки. Под 
короной располагалась самая паскудная физиономия, которую только можно 
измыслить: корявая, исполосованная шрамами, с толстыми губищами, сломанным 
в двух местах носом и жутковатой ямой вместо левого глаза. Правый, 
здоровый глаз был как-то плотоядно сощурен. В руках этот отвратительный 
тип держал длинный резной посох, увитый сухими змеиными кожами и 
увенчанный солидным набалдашником - то ли скипетр, то ли оружие. 
     Охотники за рабами подобострастно взвыли и попадали на колени. 
Носильщики спустили свой груз на землю, и одноглазый дикарь выбрался из 
паланкина, оказавшись ростом с Харальда. Набедренная повязка и небрежно 
перекинутая через плечо львиная шкура с волочившимся сзади хвостом не 
скрывали его устрашающей богатырской стати.
     - Ма-анвэ Всесильный, ну и урод... - благоговейно прошептал Эвардо. 
Взгляд единственного глаза остановился на нем, и принц ощутил, как коленки 
против воли подгибаются. Чернокожий вождь ударил скипетром в землю так яро 
и гулко, что вся шеренга рабов подпрыгнула в ужасе.
     - Моя есть Тванга, король Ратикали! - грянул он хриплым раскатистым 
басом. - Моя тут владыка! Ваша строить для моя дворец до неба! 
     - Сейчас тебе, - вполголоса произнес Харальд. - Морда треснет! 
     Один из советников Тванги, который, судя по носорожьей мускулатуре и 
зверской роже, воевать умел гораздо лучше, чем мыслить, живо подскочил и 
ударом кулака сбил дерзкого раба с ног. Кандида, прикованная к Харальду 
короткой цепью, тоже хлопнулась носом в пыль, тут же подхватилась, подолом 
принялась стирать кровь, заливавшую лицо норандийца. 
     - Ой, Харальд хевдинг, - быстро зашептала она, - ой, Харальд хевдинг, 
ты уж больше так не делай... а то ведь насмерть прибьют, как же мы без 
тебя? Харальд хевдинг, Рэндаль обязательно нас разыщет и спасет, ты 
потерпи, это недолго... нас не бросят! Но придется пока строить этому 
черному урюпищу дворец... 
     Харальд медленно поднялся и помог встать Кандиде. Король Тванга уже 
взгромоздился обратно в носилки. Норандиец в упор посмотрел на него и 
мысленно поклялся, что ужо когда-нибудь выстроит черномазому гаду дворец. 
Маленький такой, деревянный. Очень удобный. 
     Толпа надсмотрщиков оторвала от него Кандиду и вместе с Эвардо и 
парочкой самых хилых и слабосильных туземцев повела куда-то в сторону 
старого дворца. Девочка все оглядывалась на своего хевдинга, пока не 
получила по шее рукояткой кнута. Харальд на всякий случай запомнил 
физиономию надсмотрщика, который ударил Кандиду. Пестро полотно Наэнир... 
мало ли, что случится?
     
                                     23.
     
     Тванга, король города Ратикали, почитал себя величайшим властителем в 
Сарабейе, потому что ни у одного племенного вождя не было каменных стен и 
настоящей баллисты, позабытой когда-то неким неизвестным древним 
завоевателем. Баллиста, правда, не действовала, поскольку канаты от 
времени сгнили и перетерлись, и никто из воинов Тванги не умел с нею 
обращаться, но выглядела она, безусловно, крайне внушительно. Самомнение 
Тванги, естественно, превосходило высотою звонницы большого храма Манвэ в 
Эвтабаннах, а смелости и размаху его планов на будущее позавидовали бы и 
нефератские царицы. Для начала он задумал выстроить новый дворец, да 
такой, чтобы Боги в небесах слюной изошли. А там можно и соседние племена 
покорять... 
     Строительство затевалось воистину жуткое по масштабам; на стройку 
были согнаны рабочие со всего Ратикали, а заодно крестьяне и охотники из 
близлежащих деревень, однако Тванга был недоволен, ругался, орал, 
устанавливал немыслимо короткие сроки, грозился потоптать архитекторов 
слонами и скормить гиенам, поэтому-то чиновники и додумались посылать 
охотников за рабами на поиски бесплатной рабочей силы. Такая вот 
сомнительная удача выпала Харальду, Кандиде и Эвардо.
     Кандиду сразу разлучили с хевдингом и рыжим принцем, критически 
осмотрели ее маленькую фигурку и тонкие руки, обозвали по-туземному чем-то 
вроде "заморыша, подобного иссохшей без дождя поганке" и отослали на 
кухню, помогать стряпухам, что готовили пищу на всю гигантскую стройку. 
Она философски пожала плечами - ей было не привыкать. Работенка попалась 
из категории "бери больше, кидай дальше". Громогласные черные поварихи 
гоняли ее взад-вперед: то к источнику за водой, то в джунгли за съедобными 
корнями, то заставляли сдирать шкуры с каких-то поганых зверюшек, похожих 
на крупных крыс, то посылали чистить горшки, разбирать бататы, таскать 
хворост и сухой мох на растопку... Кандида была расторопной и послушной, 
любое дело у нее спорилось, и ее не обижали. Она пользовалась 
относительной свободой, и могла бы сто раз с разом благополучно сбежать, 
если бы решилась бросить Харальда и Эвардо. Но она не решалась. Им ведь 
приходилось гораздо труднее. Наследник касталийского престола совсем 
помирал от непривычно тяжкой работы, а гордому норандийцу унижение и 
рабство были хуже страшнейшей пытки.
     Привезенные из каменоломни бесформенные глыбы серого песчаника 
обтесывали кое-как бронзовыми орудиями, отчего они становились чуть менее 
бесформенными, а потом по наклонным лесам поднимали на верхотуру, где им 
надлежало занять свое место в стене нового дворца. Каждый камень был 
величиной с быка. Его тянули несколько рабов, и еще четверо суетились 
вокруг и подкладывали под глыбу деревянные катки. Работа била надсадной и 
опасной. Сорвавшись, глыбина могла убить и искалечить массу народа. 
Поэтому таскали камни только самые сильные рабы - и Харальд в их числе. 
Руки норандийцу так и не расковали, считали строптивым. И считали не 
напрасно. К исходу седьмицы Харальд подрался с надсмотрщиком. Впрочем, то, 
что произошло на глазах у Кандиды, вряд ли можно было назвать дракой. 
Надсмотрщик спекся на жарком солнце и окликнул молодую рабыню с кувшином 
родниковой воды. Девушка заторопилась, нечаянно запнулась и уронила 
кувшин. Разъяренный надсмотрщик принялся с грязной бранью охаживать 
бедняжку плетью. Тогда-то Харальд, что готовился впрячься в очередной 
каменный блок, сбросил с плеча кожаную лямку, подошел, сцепил скованные 
руки и, не говоря худого слова, с разворота ударил черного громилу по 
скуле. Надсмотрщика унесло шагов на пять и швырнуло в чан с бурой липкой 
глиной. На этом драка закончилась. На Харальда набросились человек 
двадцать, свалили, поволокли в колодки. Кандида ойкнула и выронила связку 
опоссумов, заготовленных на шашлыки для рабов, сердце в ней зашлось от 
жалости. Светлая Валарэ-Идрис, отчаянно взмолилась она, праведная 
владычица Богов, хоть на коротенький миг сделай меня огромной и сильной, 
ростом с башню! Но Идрис то ли занята была, то ли на ухо туга, и Кандида 
так и осталась маленькой, слабой и беспомощной. 
     Кнуты у надсмотрщиков Тванги были длинные, упругие, из прочной 
бегемотовой кожи. Полосовали чуть ли не до кости, если ударить со знанием, 
дела, а уж знания этого у туземных палачей было хоть отбавляй. Харальд не 
кричал, даже не застонал ни разу, зато Кандида, стоя в десяти шагах со 
своими опоссумами, обмирала, ощущая каждый удар на собственной спине, пока 
подоспевший чиновник в перьевой нахлобучке не прекратил экзекуцию: 
запороть насмерть такого ценного работника было бы крайне расточительно. 
Харальда в назидание оставили в колодках на солнцепеке до вечера. На 
Кандиду чиновник мимоходом рявкнул, она подхватила опоссумов и убежала. 
     Эвардо месил неподалеку глину в большой лохани. Он методично топтался 
босыми ногами по вязкой желто-бурой грязи, с трудом вытягивая ступни из 
чавкающих глубин лохани, по уши забрызганный и похожий на упыренка. Вопли 
туземцев отвлекли его, и он замер, погружаясь в глину и неотрывно глядя на 
побоище. Геройское поведение Харальда привело его в восторг. Истинный 
воин, что не может пройти мимо чужих страданий и так стоически равнодушен 
к собственным! Великий Манвэ, если б ему, Эвардо, стать хоть вполовину 
таким! В глубине души принц подозревал, что вполовину - не получится. Не 
получится даже на четверть.
     Колодки были массивные, грубые, из железного дерева, на котором не 
оставляли зарубок даже тяжелые норандийские секиры - такие не сломать не 
то что Харальду, и легендарному великану-циклопу, Закованный пленник не 
мог пошевелиться без риска вывихнуть руки-ноги. Беспощадное солнце жгло 
его израненную спину, свирепые мухи саванны, привлеченные запахом крови, 
тучей вились над ним. Харальд был в полном сознании, его закаленное тело 
упорно сопротивлялось беспамятству, продлевая мучения. Время от времени он 
приподнимал голову, встряхивал спутанными волосами и, облизав распухшие, 
спекшиеся губы, хрипло шептал что-то про деревянный дворец и святость 
Валаров. 
     Внезапно из-под бамбукового навеса вынырнула Кандида и 
целеустремленно пошла прямо к распластанному на окровавленной земле 
Харальду. Под мышкой у нее была потрепанная соломенная циновка, а в руке - 
калебас с водой. Спокойно, будто и не рабыня вовсе, а по меньшей мере 
принцесса, не обращая внимания на надсмотрщиков, она присела на корточки 
возле пленника, расшугала насекомых и накрыла спину и плечи Харальда 
циновкой. Потом поднесла к его губам калебас и заботливо поддерживала, 
пока норандиец шумно и жадно глотал прохладную воду. Пораженные 
неслыханной смелостью белокожей девчонки рабы побросали дела и таращились 
на Кандиду квадратными глазами. Она же была невозмутима, словно не 
нарушила только что приказ высокопоставленного лица. 
     И тут на горизонте появился наследный принц Уодо Каварунги.
     Принц Уодо Каварунги был единственным сыном короля Тванги и удался в 
папашу и личиком приятным, и нравом кротким. Этот четырнадцатилетний 
оболтус воображал себя пупом земли, а развлекался в основном тем, что 
прогуливался по отцовской стройке с красивой бамбуковой тросточкой и 
обламывал ее о головы провинившихся рабов. Если не подворачивалось 
провинившихся, годились и невиновные. Потом наследник обычно долго и 
занудно ругал архитекторов, учил их, как правильно строить, обещал всех 
распять и с тем убирался восвояси, где хватал копье и со свитой мчался в 
саванну гонять шакалов. 
     Орлиным своим оком Уодо Каварунги живо засек непорядок - беловолосую 
девчонку, которая поила дефицитной водой закованного в колодки преступника 
- и понесся туда крылатым галопом. Кандида выпрямилась, отряхнула подол, 
но не попятилась. Уодо Каварунги жутко скривил и без того противную рожу, 
грозно рыкнул на нее и, подцепив концом тросточки циновку, сбросил ее со 
спины Харальда. Кандида промолчала. Глядя в упор в круглые глазенапы 
наследника, она медленно присела, подобрала циновку и хладнокровно 
положила на прежнее место. Повернулась и преспокойно пошла прочь Уодо 
Каварунги испустил рев носорога, оставшегося в брачный сезон без невесты, 
и ринулся вдогонку. Двумя скачками он настиг Кандиду, сцапал за волосы и 
рванул так, что она рухнула в пыль, взвизгнув от резкой боли. Харальд 
напрягся, заскрежетав зубами - видоки потом клялись, будто слышали, как 
затрещали колодки из железного дерева. У Эвардо от бешенства вспыхнули в 
глазах малиновые круги. Ишь, ты, какая-то бесхвостая обезьяна при нем, 
Эвардо Касталийском, бьет девочку!
     Принц коршуном вылетел из лохани и, оставляя грязные следы, помчался 
через площадь туда, где Уодо Каварунги уже замахнулся на Кандиду 
бамбуковой палкой. На бегу Эвардо стиснул кулаки - накрепко, до хруста - и 
с наслаждением влепил прямо в толстый, приплюснутый нос ненавистного 
врага. Нас хлюпнул как раздавленным помидор, брызнуло красным. Уодо 
Каварунги гнусаво заверещал и боднул Эвардо в грудь. Касталийский 
наследник задохнулся, в глазах потемнело, но он мертвой хваткой вцепился в 
курчавые волосы противника и, падая, свалил того вместе с собою. Оба 
покатились по земле, немилосердно тузя друг дружку, пинаясь и кусаясь. 
Эвардо был меньше и слабее, однако в нем полыхало ярое пламя праведного 
гнева. Хоть режь его в куски, он не выпустит Уодо, он покажет этому Уодо, 
где орки зимуют! 
     Когда подоспел сам король Тванга с советниками и прочими присными, 
Эвардо гордо сидел на поверженном супостате верхом и кормил его пылью. 
Уодо Каварунги дрыгал нотами, дергался, точно червяк на блюде, и 
позорнейшим образом выл. Не дожидаясь повеления монарха, дюжие стражники 
растащили наследников, к Уодо Каварунги тут же дробной рысью подскакала 
толпа мамок и нянек и с причитаниями и стонами принялась поправлять на нем 
ожерелья, браслеты и травяную юбку, изрядно поредевшую. Надежа и опора 
племени Ратикали шмыгала разбитым носом, плевалась и плаксиво орала:
     - Твоя поганый сын шелудивой свин! Моя жарить твоя на медленный 
огонь! 
     - Только тронь ее еще раз, ты, скунс вонючий, и я тебе так тресну, 
что пучеглазые зенки твои повылетят через задницу! - орал в ответ 
разъяренный Эвардо, напрочь позабыв, что няня Гизелла строго запрещала ему 
произносить слово "задница". Следовало изящно и уклончиво говорить "нижние 
регионы". Однако изысканные придворные манеры были в сарабийских джунглях 
не уместнее лошади на шпиле храма.
     Тванга пробуравил в Эвардо дымящуюся дыру своим людоедским оком.
     - Твоя бить мой сын!
     - Ага! - в запале битвы отважно крикнул Эвардо. - А будет к Кандиде 
приставать, я ему снова врежу!
     - Я лупил рабыню, - прошмыгал Уодо Каварунги, - а он полез! Я лупил 
ее за дело! Она поила наказанного преступника, который сломал Мбонани 
челюсть! Веба-Меба велел не давать этой белой собаке воды, а та наглая 
рабыня... У, вон она!
     Стражники выволокли из хижины стряпух Кандиду. Тванга повел глазом с 
девочки на Эвардо, потом - на закованного Харальда и снова на Кандиду. 
Толпа зевак испуганно притихла, слышно было лишь звучное хлюпание 
сиятельного носа принца Уодо. 
     - Этот бледнолицый опоссум пусть остается в колодках, пока не 
подохнет, - тяжело и веско изрек Тванга. - Девчонку заприте в букараи и не 
давайте ей есть три восхода! Если она выживет, отошлите ее в каменоломни, 
там пума загрызла кухарку, а этот... - Эвардо сжался под жгучим взглядом 
короля, - ... с ним я сам разберусь! Увести его! 
     Язык Ратикали отдаленно напоминал мамбурийский, и Кандида в общих 
чертах поняла, что радужное будущее им троим не светит. Ей, видно, еще 
сравнительно повезло. Она не знала, что это за букараи загадочное, но 
понадеялась, что удрать оттуда можно. Ежели она, Кандида, не измыслит 
какого-нибудь хитроумного плана, Харальда ждет медленная и мучительная 
смерть от жажды, а Эвардо...
     Чтоб Хундро на том свете гоблины щекотали, в сердцах пожелала 
Кандида, из-за него все! Нет, из-за Эридаро - если б не его подлые 
происки, сидели бы чин-чином в Дан-Риаде, сколько он им крови перепортил, 
ни дна ему, проклятому, ни покрышки! И вообще, это Парвиус насоветовал 
податься в Дан-Риаду, не сунься этот несчастный умник, поехали бы всей 
дружиной на Север, в Аларат... А уж коли судить по справедливости, плюнуть 
бы в очи этому Вседержителю Манвэ! Зачем он создал такой хреновый мир? 
     
                                     24.
     
     Черные стражи отвели Эвардо в старый дворец, долго тащили по 
загаженным, полуразрушенным коридорам, по крутым лестницам, что спускались 
куда-то глубокое подземные недра, чуть ли не в чертоги Деркато. Принц 
спотыкался на выщербленных ступенях, едва не падая, сердце всякий раз 
обрывалось в пятку и жалко там трепыхалось. Боевой дух уже перегорел, и 
теперь Эвардо с ужасом задумывался о том, что учинит над ним остервеневшим 
Тванга.
     Его грубо втолкнули в низкий подземный зал с позеленевшими от 
древности стенами и сводчатым потолком, по которому разбегались зловещие 
трещины. Пол был из громадных каменных плит, холодный и противно шершавый, 
как спина старого упыря. Босые ноги Эвардо сразу заледенели. Беспощадные и 
бесстрастные чернокожие охранники на миг отпустили руки пленника но лишь 
затем, чтобы сноровисто привязать их кожаным ремнем к бронзовому кольцу, 
свисавшему с потолка на цепи. Длина цепи была рассчитана на взрослого 
узника, и ступни Эвардо едва касались пола. В таком плачевном положении 
его и покинули.
     Оставшись в одиночестве, принц не сдержался и жалобно хлюпнул носом. 
Всем телом он чувствовал промозглый холод подземного каземата и толщу 
стен, отделявших его от живого и теплого мира. Он вдруг ощутил все синяки, 
царапины и болячки, оставленные кулаками и зубами Уодо Каварунги.
     Потом в вывернутые суставы вздернутых над головой рук начала 
постепенно вгрызаться жестокая боль. Эвардо попробовал пошевелить руками, 
даже раскачиваться, будто спелая груша на черенке - стало еще, хуже. Тогда 
он, вспомнив уроки того самого лаолийского торговца, попытался отвлечься, 
отключить сознание от мыслей о боли и страхе. Эвардо принялся мысленно 
считать гиппопотамов, одновременно исследуя взглядом залу. Зрелище было не 
слишком отрадным: голые стены, колонны, поросшие плесенью; в дальнем углу 
что-то смутно белело. Эвардо поспешил отвернуться и наткнулся на целую 
выставку орудий пытки, аккуратно развешанных по стене. Липкий пот 
проступил у него на лбу и на спине. Он отвел взгляд, до хруста вывернув 
шею, и увидел в углу тускло светящуюся кучу драгоценностей. Практичный 
Тванга, должно быть, использовал подземелье и как сокровищницу, и как 
пыточный застенок. Куча была солидная, высотой до пояса Кандиде, а на 
самом верху... Эвардо зажмурился и снова раскрыл глаза, подозревая, что 
обманчивый свет двух чадящих факелов его морочит, но королевскую казну 
Ратикали действительно венчала злосчастная корона с черным алмазом, 
добытая всем на беду Харальдом в зачарованном храме. Воины Тванги, которые 
убили Хундро, обобрали незадачливого вора до нитки и принесли к стопам 
монарха всяческие сокровища, как-то: трубку, настоящий стальной нож, 
деревянный амулет от гнева морских Богов, пряжку с ремня... Венец Харрады 
им, верно, показался не заслуживающей внимания безделушкой, совершенно не 
нужной великому властелину, а вот им, простым смертным, в самый раз. 
Тванга думал иначе. Венец он отнял, а расхитителей государственного 
имущества приказал предать лютой казни. И вправду проклято это так 
называемое сокровище, мелькнуло у Эвардо, никакой от него радости, горе 
одно, кровь и убийства!
     Отвратительно заскрежетала дверь, поворачиваясь на немазанных добрую 
сотню лет петлях, и в узилище появился хищно ухмыляющийся Тванга. 
Пакостная харя ратикальского самодержца так и лучилась злобным торжеством, 
предвкушением и садистским удовольствием, единственный глаз горел по-
волчьи. Эвардо в ужасе отшатнулся, цепь не пустила.
     Тванга ощерился, медленно, точно крадущаяся рысь, обошел беспомощную 
жертву по кругу, и правая рука его вдруг метнулась вперед со скоростью 
разъяренной кобры. Эвардо, видя летящие ему в глаза растопыренные 
рогатиной пальцы, вскрикнул и инстинктивно качнулся в сторону. Цепь 
лязгнула, натянулась. Тванга остановил удар на расстоянии мышиного скока 
от лица пленника и зычно гоготнул, очень собою довольный.
     - Ха! Твоя - трусливый маленький крыс! Бояться меня, да? Боись, 
боись!
     - Отстань, - слабым голосом пискнул Эвардо, уже ни на что не надеясь, 
кроме милости Вседержителя Манвэ.
     Тванга сдернул со стены шестифутовой длины бич с семью хвостами, 
нарочито медленно примерился, поудобнее устраивая в ладони резную рукоять, 
потом резко щелкнул кнутом по воздуху. У Эвардо вырвался стонущий всхлип, 
отчего на физиономии черного короля расплылась улыбка радостного гоблина. 
Он наслаждался страхом пленника, смаковал его, словно дорогое вино.
     - Не надо, - одними губами беззвучно прошептал Эвардо. Тванга в ответ 
снова щелкнул кнутом. Принц зажмурился и сжался в ожидании боли...
     Ничего не произошло.
     Эвардо рискнул приоткрыть один глаз - и сразу понял, что в пыточном 
каземате творится нечто из ряда вон выходящее. Тванга стоял столбом, 
уронив руку с бичом, и выпученным оком таращился в угол, где клубилось над 
полом странное зеленоватое сияние. Оно ширилось, становилось ярче, в нем 
возникло облако, напоминающее контур человеческой фигуры... полыхнуло 
нестерпимым, ослепительным изумрудным пламенем, заставив Твангу и Эвардо 
отпрянуть, пряча глаза, и угасло. На месте огненного столпа оказалась 
хрупкая темноволосая женщина в черном одеянии и причудливом железном 
ожерелье. Из высокой прически торчала крестообразная рукоять стилета, 
змеиный браслет охватывал правую руку от кисти до локтя.
     Тванга задохнулся от гневного недоумения: как, в его любимой пыточной 
камере вдруг ни с того ни с сего посмела возникнуть из воздуха какая-то 
обвешанная железками хамка! Здесь, в Ратикали, где он - царь, Бог и 
воинский начальник! Ну, пусть пеняет на себя! Он распахнул рот для крика, 
собираясь вызвать стражу, и одновременно замахнулся на нежданную гостью 
бичом. Стагирийка не тронулась с места, хотя кнут в руке могучего короля 
мог бы за здорово живешь перешибить ее пополам. По губам ее скользнула 
спокойная и таинственная улыбка. Не промолвив ни слова, Амертис Стагириата 
небрежно вскинула раскрытую ладонь, и Тванга, будто получив в лоб пудовым 
кулачищем, отлетел в противоположный угол, с грохотом врезался в стену и 
обморочно сполз на пол. С потолка на него посыпалось каменное крошево.
     Предчувствие смертельной опасности - да такой, что все тванги 
подлунного мира показались бы не страшнее приставучих мух! - заставило 
Эвардо притвориться потерявшим сознание и безжизненно обвиснуть в путах. 
Он уронил голову на грудь, и растрепанные рыжие вихры скрыли его лицо.
     Амертис скользнула по нему равнодушным взглядом. Могущественное 
заклятие, перенесшее ее из оазиса Таах к точному местонахождению искомого 
артефакта, действовало недолгои вдобавок отнимало много сил, поэтому у 
Стагириаты не было ни времени, ни желания без толку таращиться на каждого 
наказанного раба. Ее интересовал лишь Венец Харрады. Руки Верховной Скессы 
слегка подрагивали, когда она бережно подняла магическое сокровище и стала 
рассматривать его при свете факела.
     - О Деркато Эгаротера! - хрипло прошептала она с безумным огоньком в 
глазах. Тонкие пальцы Амертис намертво сомкнулись на узком золотом обруче, 
и туго пришлось бы любому, кто рискнул бы попробовать выдрать Венец из 
этих хрупких ручек. Вокруг Стагириаты разлилось зеленоватое свечение, 
мерцающее облако охватило ее, потускнело и погасло. Амертис исчезла. 
Вместе с нею пропал и злополучный Венец - будто вовсе не бывало.
     - Ой-ей-ей, чудеса твои, Великий Манвэ... - пролепетал потрясенный 
Эвардо. Собственный голос показался ему чудовищно громким в тишине, что 
воцарилась в подземном узилище. Тванга по-прежнему валялся без чувств. 
Принц внезапно осознал, что может коснуться пятками пола - под тяжестью 
его тела кожаные ремни растянулись. Опасливо поглядывая на черного короля, 
Эвардо попытался освободить руки. После целой вечности мучительных трудов 
и скрежета зубовного петли соскользнули, и принц грохнулся на четвереньки, 
больно ударившись локтями и коленками. Он невольно охнул и тут же прикусил 
губу, чтобы случайным стоном не привлечь внимание Тванги, если тот, упаси 
Боги, некстати прочухается. Чернокожий монарх, однако, пока лежал без 
движения - то ли магия попалась действенная, то ли стена крепкая...
     Качаясь на одеревеневших ногах, Эвардо добрел до приоткрытой двери, 
пролез в щель и очутился в темном коридоре. Ощупью он потащился дальше, 
умоляя всех известных Богов, добрых духов, фей и эльфов вывести его к 
свету и чистому воздуху и обратить стражников Тванги в новорожденных 
крольчат. Нужно было во что бы то ни стало освободить Кандиду из этого 
самого таинственного букараи!
     
                                     25.
     
     Букараи представляло собой обыкновеннейший бамбуковый сарай с 
земляным полом, бамбуковой крышей и тяжеленной дверью, запертой на 
массивный засов. В углу валялась куча жесткого сена. Сквозь узкие щели в 
стенах просачивались солнечные лучики. Было душно и тоскливо. Кандида 
сидела на охапке сена, поджав коленки к груди и уткнувшись в них 
подбородком, и тупо смотрела в пустоту. Растрепанные волосы свесились ей 
на глаза, но она их не убирала. Она не думала о себе, забыла даже, что ей 
предстоит провести в этом окаянном хлеву три дня впроголодь. Ну и пускай! 
Она же привычная... А там Харальд мучается в колодках, там бедного Эвардо, 
наверно, пытают! О, светлая Валарэ-Идрис, куда же ты смотришь? Давно бы 
испепелила этого поганца Твангу к такой-то маме!
     Кандида облазила букараи вдоль и поперек; она силилась проделать 
дырку в стене, разрыть подкоп, однако не ей, маленькой и слабой, было 
поколебать это на совесть сложенное сооружение, не имея вдобавок никаких 
орудий, кроме собственных рук. Тогда Кандида пожалела, что она не 
огнедышащий змей ростом с гору.
     - У-у, та Кэридвен перкеле...
     В бессильной злости она долго барабанила в дверь кулаками и пятками и 
кричала всякие ругательства на языке мамбуру, потом умаялась и погрузилась 
в отчаяние. Не дозваться верной дружины, не допроситься помощи у 
обитателей Валарэнда! Одна-одинешенька против целого города лютых дикарей 
- что она может поделать? Сгинут они здесь все трое!
     - Кандида, а Кандида! Ты тут?
     - Ой, Эвардо!
     Кандида, вспыхнув, подхватилась, метнулась к дальней стене, припала к 
щели. Сердце заколотилось часто, облегченно и радостно. Она узнала 
веснушчатый нос и рыжие вихры касталийского принца, который притаился под 
стеною с той стороны.
     - Эвардо! Тебя не замучили? Ой, слава Валарам!..
     - Тихо ты! Ух, я чуть... если б не та стагирийка, мне ни в жизнь не 
удалось бы удрать...
     - Какая стагирийка?
     - Да ну ее, потом расскажу... Тебя там стережет какой-то черный урод, 
но он, похоже, заснул. Сейчас я попробую тебя выпустить. И будь готова 
бежать как мышь!
     - Ладно... А Харальд хевдинг?
     - Кандида... нам с тобой все равно его не вытащить. Надо спасаться. 
Доберемся до Хатамбы и приведем сюда армию Намбуры и Звездную Дружину, 
тогда-то Тванга попляшет.
     - А вот нетушки! - горячо выпалила Кандида. - Я без Харальда хевдинга 
никуда не...
     Но Эвардо уже скрылся. Прошло несколько томительно долгих минут, и 
засов упал с таким оглушительным грохотом, что Кандида подскочила. Снаружи 
доносились бешеные вопли, топот и визг.
     - Беги!!! Беги, Кандида!!!
     Кандида помчалась во всю прыть. Дверь распахнулась ей навстречу, на 
пороге возник, заслонив собой проем, разбуженный чернокожий стражник с 
пернатой дубинкой наизготовку. Кандида с разгону хлопнулась на 
четвереньки, с проворством куницы шмыгнула у него под ногами, 
перекувыркнулась, вскочила и бросилась бежать. Кто-то цапнул ее за плечо. 
Она резко выставила локоть, саданув нападавшего в живот - и только потом 
поняла, что это Эвардо. Глаза у принца выпучились, будто у юного 
любознательного упыренка, рыжие волосы развевались, рот был раскрыт в 
беззвучном крике. Он махал руками, указывая куда-то вбок. Кандида 
сообразила: букараи стояло на самой окраине дворцовой площади, дальше 
начинались запутанные, многолюдные улицы, где так легко потеряться и 
спрятаться - и пусть Тванга ищет ветра в поле, то есть в саванне! Беглецам 
нужно было одолеть всего-то сотню шагов... но сзади и справа уже ордой 
неслись туземцы, потрясали дротиками и горланили так, что уши закладывало. 
Эвардо предложил разделиться, чтобы стражники Тванги, погнавшись за двумя 
зайцами, не поймали ни одного.
     И тут Кандида загубила все предприятие.
     Скорее всего, они и без того не смогли бы прорваться. Или их 
перехватили бы в городе... Один Серый Странник ведает, что произошло бы, 
не сделай Кандида того, что она сделала. Но иначе она не могла. Теперь, 
когда пришлось бросить Харальда, она и под страхом смерти не решилась бы 
кинуть на произвол жестокой судьбы еще и Эвардо. Вместо того, чтобы 
отвернуть в противоположную сторону, Кандида помчалась вслед за принцем. 
Кольцо преследователей вокруг них неуклонно смыкалось. Кандида умом уже 
понимала, что все потеряно, их неминуемо настигнут и схватят, однако 
исконно норандийское отчаянное упрямство, сидевшее в ней глубоко-глубоко, 
не позволяло остановиться и просто дать сцапать себя, как суслика в силке. 
Она неслась очертя голову... и ведь близко, близко был спасительный узкий 
проулочек, загроможденный строительным мусором, но тут вмешался Бог Азарот 
и подсунул под ноги Кандиде невесть откуда взявшуюся колдобину. Земля 
стремительно ринулась навстречу; Кандида полетела кувырком, обдираясь о 
щербатые камни, и свалилась, ни жива ни мертва, к ногам главного советника 
Вебы-Мебы, который, позабыв о сановном достоинстве, с хищным воем мчался 
во главе погони.
     
                                     26.
     
     Ратикали шумел, ликовал и буянил - приближалось ежегодное народное 
гуляние, которое учредил Тванга в честь основания города и героической 
победы над сопредельным племенем мбулу-нгулу, случившейся три зимы назад. 
Подлые мбулу вероломно напали на ратикальцев, вынашивая гнусные замыслы 
овладеть достопримечательной баллистой, но получили по шеям и бежали 
обратно в саванну. Тванга предводительствовал победоносными полками 
Ратикали и покрыл себя немеркнущей славою. Оттуда и пошла добрая традиция 
пировать, пьянствовать и порядки нарушать, празднуя годовщину той 
знаменательной битвы. В день гуляний обычно подчистую уничтожались 
городские запасы барямбы, жарились бесчисленные туши антилоп и диких 
кабанов, гремели на улицах маракасы и тамтамы, красивые девушки от щедрот 
короля бесплатно раздавали гражданам Ратикали венки и бусы из священного 
дерева нья-нья, а воины в боевой раскраске лупили в щиты и орали 
величальные песни: "Король Тванга - большой вождь, ого-го! Он убил много-
много врагов! Он убьет еще больше врагов! Умпа-умпа-умпа-па-ба!" Для 
высокопоставленных и близких к монарху особ предусматривались изысканные 
развлечения: охота на львов, заклинатели змей, жонглеры, танцовщицы и 
гладиаторские бои. Арена, как и дворец, досталась Тванге в наследство от 
неведомых древних хозяев города, и сведущий в кровавых забавах король живо 
сообразил, для чего предназначалось это странное сооружение. Бойцов 
набирали из числа пленников.
     ... Харальд очнулся в прохладной тьме и долго лежал, наслаждаясь 
ощущением холодка на опаленной безжалостным солнцем коже. Потом рискнул 
приподняться, ожидая боли, слабости, белых кудиков в глазах. Ничего 
подобного. Он был свободен. Мало того, кто-то позаботился промыть глубокие 
кровоточащие рубцы на его спине и плечах и смазать их неким загадочным 
туземным снадобьем, невероятно вонючим, но действенным. Когда глаза его 
привыкли к темноте, Харальд заметил на расстоянии вытянутой руки от себя 
калебас и горку лепешек на плотном листе "опахала Зелахат". Лепешки 
оказались черствыми. В калебасе была родниковая вода. Норандиец жадно 
проглотил и то, и другое. Набрался сил, встал, сделал два шага... и 
наткнулся на бронзовую решетку, преграждающую путь. Тюрьма. Ну-ну. Хрен 
редьки не слаще...
     Норандиец не знал, сколько дней и ночей провел в подземных застенках 
старого дворца; трижды являлся тюремщик, высохший, хромой и седой как 
лунь, и сквозь решетку просовывал ему еду. Харальд пытался приставать к 
нему с расспросами, но тот лишь невразумительно бормотал на своем 
тарабарском наречии. А потом вместе с ним пришли двенадцать стражников. 
Старший - Харальд определил его по высокому убору из перьев и продетой в 
ноздрю вызолоченной косточке - отомкнул замок на решетке и, скривив рожу, 
проговорил на отвратительном Всеобщем: 
     - Твоя ходить сюда, белый шакал!
     Харальд шагнул к выходу - видно, слишком стремительно и резко, потому 
что в грудь ему сразу уперлись наконечники трех копий, а стражник с костью 
в носу шарахнулся и пригрозил:
     - Твоя быть смирная - маленький белый девоч быть живой! Твоя шуметь - 
наша ее чир-рик! - он полоснул ребром ладони по горлу. Харальд 
демонстративно сложил руки за спиною, показывая, что и в мыслях не держит 
никого бить и калечить.
     - Где она?
     Чернокожий паскудно ухмыльнулся.
     - Скоро увидать!
     Норандийца обступили тесным кольцом и повели по коридорам и 
лестницам. Вскоре впереди замаячил яркий свет, навстречу пахнуло 
убийственной смесью запахов - нечистоты, кровь, звериные шкуры и вдобавок 
целая толпа разряженных, надушенных и напомаженных туземных дамочек, 
которые укладывали прически вонючей древесной смолой. Харальд услышал 
отдаленный гул голосов. Он и стражники приближались к низкой полукруглой 
арке, перекрытой массивной, хоть и позеленевшей от древности решеткой, за 
которой, должно быть, расстилалось обширное ровное пространство. У решетки 
сгрудились вооруженные туземцы - большинство были украшены боевой 
татуировкой воинов Тванги, но Харальд заметил и нескольких иноземцев. Все 
они приклеились к решетке, тыкали пальцами куда-то вдаль, возбужденно 
гомонили и спорили. Бравый солдат с косточкой в носу зычно заорал, стража 
копьями оттеснила пленников от решетки, и та медленно, с натужным 
скрежетом поползла вверх. В руки Харальду сунули короткое охотничье 
копьецо с широким наконечником и перекладиной на древке, толкнули в спину 
и выпихнули из коридора под ослепительное южное солнце. Белый жар хлестнул 
по отвыкшим от света глазам, и норандиец невольно зажмурился. Со всех 
сторон лавиной обрушился стоголосый рев, свист, дробный грохот барабанов, 
а совсем рядом кто-то знакомо тоненько пискнул. Харальд открыл глаза.
     Он стоял на краю круглой площадки, посыпанной песком - точнее, на дне 
широкого и неглубокого каменного колодца. Стены поднимались на высоту в 
два Харальдовых роста, а дальше расходились рядами вырубленных из 
песчаника скамей, каждый ряд выше предыдущего. Передние ряды были заняты 
расфуфыренной туземной аристократией, там под зонтом из страусовых перьев 
восседал сам Тванга, со скипетром в одной руке и полуобглоданной кабаньей 
ногой в другой. Рядом помещался принц Уодо Каварунги, жующий банан. На 
задних рядах прыгала и верещала публика попроще. Под королевской скамьей 
напротив Харальда темнел еще один закрытый решеткою лаз.
     Норандийца затрясло, и отчего-то вдруг нестерпимо зачесались давно 
зажившие кандальные рубцы на запястьях. Он скрипнул зубами. Воистину 
пестро полотно Наэнир! Как пятнадцать лет назад, он стоял на арене с 
оружием в руках, вынужденный сражаться на потеху оголтелой толпе. 
Пятнадцать лет... Амфитеатр в Зилларе, горячий песок, тяжелый щит на левом 
локте; напротив - холодные глаза Вульфрада, вокруг - беснующиеся зеваки. 
Врезалась в память та девица, не старше шестнадцати, сущий одуванчик 
Манвэ, на вид невиннее и чище любой элинеры - а как азартно и исступленно 
вопила: "Убей его, Вульфрад! Вырви ему сердце с печенкой!" Жутко и 
противно... Харальд тряхнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Он 
уже понял, что будет драться не с человеком. Изобретательный Тванга 
придумал кое-что позабавнее. Посреди площадки были вкопаны два столба; у 
правого, крепко притянутый лохматой веревкой, чтоял принц Эвардо, у левого 
- Кандида. Наследник престола был бледен как смерть, однако из последних 
сил храбрился. В широко распахнутых глазах Кандиды была смесь страха и 
надежды.
     - Харальд хевдинг!
     Тут над гогочущей толпой воздвигся Тванга, ударил оземь скипетром, 
требуя тишины, и заговорил. Кандида побелела, словно снятое молоко.
     - Что там лопочет эта черномазая обезьяна? - спросил Харальд. Девочка 
судорожно сглотнула и срывающимся голосом перевела речь короля.
     - Он говорит: наша судьба в твоих руках, хевдинг... Сейчас на нас 
выпустят трех голодных леопардов... и если ты, хевдинг, сможешь защитить 
нас...
     Она осеклась. У Эвардо запрыгали губы. Уодо Каварунги лениво чистил 
очередной банан и ухмылялся. Харальд стиснул куцее копье так, что крепкое 
древко чуть не хрустнуло. Он наметанным глазом сразу определил, что 
хитрющий гад Тванга приказал установить столбы с пленниками так, чтобы 
норандиец мог оборонять лишь один из них. Кандида и принц, должно быть, 
тоже оценили расстояние между столбами. И поняли, что это означает. 
Девочка смотрела с обреченной решимостью. Глаза у нее были сухие.
     - Спаси Эвардо, хевдинг, - прошептала она, - он наследник престола... 
а я что, я так...
     - Капитан Херальдо! - высоким и звонким голосом крикнул принц, - 
Капитан Херальдо, спасай Кандиду! Я мужчина, я...
     Харальд запрокинул голову, будто волк, готовый в тоске завыть на 
луну. Слепящее солнце - равнодушная улыбка Валарэ-Идрис... Высоко, высоко 
ее сверкающий дворец, и не слышит она смертных. Брат ее Трайн отраду 
находит в битвах и дарует победу достойным; так пусть пошлет он нынче 
удачу Харальду сыну Хастинга сына Хальварада!
     - Я спасу вас обоих! - твердо и уверенно сказал норандиец.
     Тванга на трибуне широко размахнулся кабаньей костью.
     - Выпускайте зверей! - рявкнул он. Завизжали немазаные лебедки, 
дернулась вверх решетка, из-за которой шибануло мощным звериным духом. 
Зрители взвыли, затопали, на арену полетели огрызки плодов, банановая 
кожура. Харальд стоял в промежутке между столбами, стоял в спокойной, даже 
расслабленной позе, уронив руку с копьем вдоль тела, только лицо 
окаменело, челюсти сжались до хруста, а в глазах вспыхнуло ледяное синее 
пламя. Кандида знала, что это обманчивое спокойствие рыси в засаде... Она 
взглянула на Эвардо; принц зажмурился и весь сжался в путах, почти 
повиснув на веревках - ноги его не держали.
     - Не бойся! - голос Кандиды прозвучал гордо и убедительно. - Он 
победит!
     Древнюю решетку, видимо, заклинило, полуголый стражник с засаленными 
перышками в волосах - знаком низшего ранга - пыхтя и обливаясь потом, 
налегал на лебедку. За решеткой рычало и прыгало что-то злое и голодное...
     Кандида не вдруг сообразила, что произошло. Обладателя замызганных 
перьев отнесло от лебедки, словно молодецким ударом, дважды перевернуло и 
бросило лицом в песок. На трибунах поднялся чудовищный гвалт. Уодо 
Каварунги с перепугу сглотнул банан вместе с кожурой, как змея глотает 
кролика. Тванга вскочил, заорал; поднятые его повелительным окриком, 
вокруг арены повскакивали черные воины с ассегаями - и добрая треть тут же 
повалилась, точно косой подсеченная. Только тогда Кандида поняла, что 
стражника с драными перьями ударила в горло стрела - знакомая стрела с 
тремя красными полосками на древке. Так метил свои стрелы Кинтаро.
     - НАШИ!!! - завопила Кандида во всю мочь.
     Боевой клич мамбуру грянул ей в ответ.
     Ратикальцев охватила цыплячья паника. Истошно визжали женщины, мирные 
горожане прыснули кто куда, устроив страшную сумятицу и мешая воинам 
организовать оборону. Тванга согнал гвардейцев в некое подобие строя, но 
Звездная Дружина разметала этот строй, будто ветер - сухие листья. Рэндаль 
вела отборнейший отряд по следам метким мамбурийских лучников, меч в ее 
руке свистел вкруговую, и никто не отваживался заступить ей дорогу. Короля 
Твангу Великого и Могучего, победителя злобных мбулу, она срубила 
мимоходом, почти не замедлив шага. Так и остался без хозяина недостроенный 
дворец до неба. Нового короля Уодо Каварунги кто-то впопыхах запинал под 
скамью, и там он застрял в крайне неудобной и невеличественной позе. Потом 
советники и мамки с няньками еле его отыскали.
     Харальд между тем, не тратя времени даром, с маху переломил копье о 
колено и наконечником как кинжалом распорол веревки, освободив Кандиду и 
принца. Эвардо трясся, как хвостик испуганного ягненка. Кандида выглядела 
немногим лучше. Тут сбоку набежали два ополоумевших ратикальских вояки. 
Харальд двумя стремительными движениями уложил обоих рыльцем в песочек, 
сгреб детей в охапку и бросился туда, где предусмотрительные мамбуру уже 
спустили со стен подвесные лестницы из лиан. Десятки рук подхватили 
злосчастную троицу и вмиг выдернули наверх, кто-то сунул Харальду меч, а 
мощные телохранители Намбуры со щитами окружили Кандиду и Эвардо, ограждая 
от шальных стрел.
     - Уходим! - кричала Рэндаль. - Прытче, колченогие, пока они не 
очухались!!! Уходим! Назад в Хатамбу!
     Сохраняя боевой порядок, отряд начал отступать. Ратикальцы и не 
подумали их преследовать. Тванга - отпетый негодяй, но стратег незаурядный 
- уже беседовал с духом прадедушки на каменистых пустошах за Вратами, и 
без него войско Ратикали превратилось в толпу. К тому же большинство 
горожан по случаю праздника пребывало в состоянии далеко не воинственном, 
чем и воспользовались Рэндаль и Намбура, неожиданно напав на город. Без 
особых помех Звездная дружина и воины мамбуру быстрым маршем добрались до 
Хатамбы, где изводилась от волнения изямба Китату. Рэндаль кинулась на шею 
вождю и побратиму, потом обняла Кандиду, тут же отвесила ей подзатыльник - 
а вот не ищи на свою задницу приключений! - и с уважением хлопнула по 
плечу Эвардо. Китату была в экстазе.
     - Катабасу милостива к нас! - радостно верещала она. - Кусивабасави 
вернулся, Кан-дида вернулся! Тванга, облезлая шакаль, огребал на орех! 
Ура! Ба-альшой пир, много барямба!
     Харальд, только что выслушавший рассказ Эвардо о чудесном появлении 
незнакомой стагирийки, задумчиво поскреб подбородок, заросший в заточении 
спутанной бородой.
     - Нет, почтенная изямба, никакой вам пир и никакой барямба! Боюсь я, 
мы загостились. Ежели достойный отец твой, принцесса, поможет нам починить 
наш корабль... ну, ту большую лодку - мы как можно скорее отбудем в 
Касталию. Недобрые дела там затеваются. И, клянусь косами Идрис, замешан в 
том не только герцог Вильярадо! Я благодарен твоему народу, почтенная 
изямба! Но у нас разные дороги.
     Китату закручинилась, в глазах-черносливинах блеснули слезы. 
Дикарское чутье подсказывало изямбе, что Праматерь Катабасу вряд ли 
дозволит ей снова увидеть Кандиду. Шмыгнув носом, она стряхнула с правой 
руки причудливый резной браслет из отполированного темного дерева и надела 
на запястье норандийке.
     - Вот... Это священное дерево нья-нья, оно растет там, где ступала 
богиня, - сказала Китату по-мамбурийски. - Теперь тебя не тронут злые 
ночные духи!
     Кандида замялась, не зная, чем отдарить принцессу; расстаться с 
янтарными бусами, Харальдовым подношением, ее не принудили бы и все Девять 
Валаров, других ценностей у нее отродясь не водилось. Наконец она выпутала 
из косичек цветные кожаные ремешки и смущенно протянула Китату, которая 
живо ввязала их в свои тугие кудряшки. Вид у изямбы сразу сделался куда 
как норандийский.
     "Валианту" сняли с рифа за три дня. Вся Звездная Дружина и полсотни 
воинов Намбуры долго надсаживались, работали до треска в костях, до 
кровавых мозолей, но корабль прочно сидел на каменном клыке. Эвардо 
мыкался по берегу сам не свой. Тогда Кандида с отчаяния пошла к морю на 
закате, забрела по колено, опустила в воду руку, охваченную теперь 
священным браслетом.
     - Валарэ-Сквента, Сквента Хальрадэ, великая Владычица Волн, - 
попросила она вполголоса, - пожалуйста, отдай наш корабль. Нам очень-очень 
нужно срочно плыть в Касталию, а то там короля свергнут. Пожалуйста!
     С тихим шелестом набегали на песок мелкие волны. Кандида не дождалась 
никакого ответа и решила, что здесь, в теплых южных морях норандийская 
Сквента не властна. Но на следующее утро "Валианта" сползла с рифа как 
миленькая. И, словно по заказу, подул ровный и мощный попутный ветер.
     
                                     27.
     
     В роскошном тронном зале короля Лезандро Девятого пахло большими 
неприятностями - это ощущали все собравшиеся, даже придворные дамы, 
которые только и умели, что рядиться да пудриться. Под высокими сводами из 
полированного серого мрамора, под раззолоченными шпалерами и витыми 
колоннами выстроился по ранжиру цвет касталийской аристократии - 
знатнейшие дворяне с женами и наследниками, высокопоставленные чиновники, 
генералы и адмиралы, высшие жрецы Манвэ. На шеях и руках дам сверкали 
лучшие драгоценности, их мужья нацепили все свои бесчисленные ордена и 
знаки отличия. Это сногсшибательное великолепие плохо сочеталось, однако, 
с тревожными взглядами и вытянутыми физиономиями сливок касталийского 
общества. Всех их спешно созвали на срочную аудиенцию королевские гонцы, 
не объяснив притом причины такой торопливости. Хмурились суровые воины в 
парадных мундирах, беспокойно вертелись взволнованные дамы, суетливо 
озирались чиновники. Эриция, верховная жрица дан-риадского храма Элили, 
знаменитая на всю страну белая магесса, что стояла чуть на отшибе в своей 
высокой серебряной тиаре, нервно сжимала холеными пальцами ритуальный 
посох. Она чувствовала разлитую в воздухе недобрую силу, но, несмотря на 
все старания, не могла определить ее природу.
     Ярко горели ароматные свечи, блики играли на блестящих шлемах 
стражников, выстроившихся цепью вдоль стен. Стражников было вдвое больше 
обычного, и половина носила цвета Фиораванти - желтый и лиловый.
     В дальнем конце зала на ступенчатом возвышении сиял позолотой трон 
короля Лезандро, и на нем восседал правитель Касталии. Собравшаяся знать в 
последнее время не часто лицезрела своего монарха, и теперь все с 
удивлением замечали, как он изменился и постарел. Вид у Лезандро был 
изнуренный и больной, голова все время клонилась на грудь, словно под 
тяжестью увесистой золотой короны с крупными алмазами - короны Риэнцо 
Великого, основателя династии. С давних пор все короли Касталии венчались 
на царство именно ею.
     На ступенях у трона стояли двое. Справа - герцог Вильярадо, 
королевский шурин и глава Государственного Совета, похожий в своих пышных 
лилово-золотых одеждах на породистого индюка. Лицо Вильярадо блестело от 
пота, хотя в зале было весьма прохладно, нос хищно заострился, в глазах 
горело возбуждение. Напротив герцога неподвижно, как изваяние, застыла 
женщина в просторной черной накидке до пят. Складки тяжелой ткани прятали 
ее хрупкую фигуру, оставляя на виду только узкое смуглое лицо с чуть 
раскосыми стагирийскими глазами, темными, точно у самой Деркато. Когда 
неведомая гостья пошевелилась и отбросила капюшон, Эриция вздрогнула и 
схватилась за обереги, а придворные хором приглушенно ахнули. Иссиня-
черные волосы незнакомки были сколоты вороненым кинжалом с крылатой 
крестовиной. Скесса у трона короля! После того, как еще Риэнцо Великий все 
это мерзкое племя повымел из Касталии поганой метлой!
     Эриция качнулась было вперед, вскидывая посох, дабы именем Светлой 
Элили проклясть дерзостную служительницу Тьмы. Стагирийка зыркнула в ее 
сторону, тускло сверкнула странная диадема с черным камнем - скессы 
никогда не носили таких...
     Могучая, неодолимая сила сковала волю Эриции и приморозила ее к 
месту. И, как по команде, разом утихла вся толпа придворных. Король 
развернул пергаментный свиток со множеством печатей и дребезжащим голосом 
монотонно завел:
     - Мы, милостию Вседержителя Манвэ и светлых Богов король Касталии...
     Зал слушал, замерев в неком подобии транса; никто не покашливал, не 
переминался с ноги на ногу, ни обмахивался веером. Вильярадо вытянул шею, 
будто голодный гусь. Нудное перечисление титулов, немилосердно скучное 
предисловие, ссылки на милость Манвэ, череда всяких "вышеупомянутых" и 
"нижеозначенных"... и вдруг - невероятное:
     -... и сим указом ввиду вышеперечисленного отрекаемся от престола в 
пользу сына и наследника нашего, принца Эвардо. Нам также доставляет 
трудновысказуемую радость объявить сим указом о помолвке сына нашего и 
наследника, принца Эвардо, с присутствующей здесь высокородной кириэ-
сьонной княжной Амертис Ксангорской! Ввиду же недостижения сыном нашим и 
наследником, принцем Эвардо, совершеннолетия мы провозглашаем Амертис, 
княжну Ксангорскую, регентиной и королевой Касталии, доколе не войдет 
наследник престола в возраст мужеский и не примет корону! Сие есть воля 
наша, и да станет так! Составлено и возглашено в год... 
     У Вильярадо с громким стуком отвалилась челюсть, Из самого нутра 
герцога вырвалось глухое мычание, означавшее, должно бить, черную брань, 
трясущаяся рука потянулась к несуществующему кинжалу у пояса. А Амертис 
Стагириата даже голову не повернув в его сторону, начала подниматься к 
трону. 
     - Прими корону Касталии, госпожа моя! - Голос Лезандро сорвался. 
     На возвышении у трона Амертис опустилась на одно колено. Подняла 
руки, сверкнув своими жутковатыми украшениями, сняла Венец Харрады, 
бережно положила рядом с собою и склонила голову. Лезандро торжественно 
возложил корону Риэнцо на ее высокую прическу. Зал застыл. На миг 
остолбенела даже Серкэт, что стояла вместе с Эридаро в рядах герцогской 
свиты. 
     Зато сам сиятельный сьон Вильярадо не мешкал ни секунды. С 
неожиданной в его преклонные годы прытью он запрыгал по ступеням к трону. 
Амертис услышала стук каблуков, вскочила, разворачиваясь и выбросив вперед 
раскрытую ладонь, но крикнуть заклинание не успела - Вильярадо сцапал 
оставленный без присмотра Венец Харрады и с маху, будто ночной колпак, 
нахлобучил на голову. От Эридаро он знал кое-что о магических свойствах 
Венца и собирался показать изменнице-скессе, почем фунт лиха. 
     Бешеный шквал чужих мыслей и эмоций обрушился в мозг Вильярадо, на 
миг оглушив не слишком опытного в волшебных изысканиях герцога. Верная 
Серкэт, точно угадав момент, кинулась на подмогу Верховной. Отпихнув с 
дороги Эридаро, младшая скесса кошкой прыгнула вперед, готовясь сотворить 
огненное заклятье и превратить Вильярадо в кучку обугленных костей. Венец 
Харрады должен достаться служительницам Деркато и больше никому! Вильярадо 
заметил движение Серкэт в последний миг и в отчаянии обернулся к ней, 
силясь как можно красочнее создать мысленную картину: эта стагирийская 
грымза падает от могучего удара! Серкэт отбросило на руки Эридаро, тот 
пошатнулся, молния, сорвавшись-таки с пальцев скессы, ушла в потолок и 
разнесла в прах хрустальную люстру. 
     Жаркая волна ненависти обожгла герцога. Амертис у него за спиной не 
теряла даром времени. Чувствуя себя вторым Ээтом, Вильярадо вперился в 
Стагириату диким взором. 
     - Ужо я тебе дам проплясаться, гадюка стагирийская! 
     Однако Амертис, как-никак эклисиария Черного Круга, непросто было 
одолеть даже обладателю Венца Харрады. Она успешно отражала яростные, но 
неумелые мысленные атаки Вильярадо. В напряженной звенящей тишине они 
застыли друг против друга в смертельной схватке неистовых желаний. По 
вискам герцога струился обильный пот. Он слышал, как где-то в отдалении 
Серкэт бормочет заклинания, видел, как торжествующе оскалилась его 
противница... 
     У дверей тронного зала внезапно зазвенели клинки, стража Фиораванти 
схватилась за алебарды и корсеки, однако было поздно - охрану у входа вмиг 
смели, и в залу ворвался отряд свирепых моряков, вооруженных до зубов. Во 
главе отряда плечом к плечу бешено рубились золотоволосый северянин с 
двуручным мечом и отчаянная рыжая девка. 
     Эридаро сделался багровым, словно переспелая вишня.
     - Харальд, Деркато его раздери!!!
     Рэндаль коротким взмахом отсекла наконечник у нацеленного ей в живот 
копья, шустрого стражника с бесполезной палкой в руках спровадила в 
дальний угол и, вскочив на постамент статуи какого-то героического предка, 
заорала во все свое луженое горло:
     - Эй, вы, чурбаны расфуфыренные!!! Что стоите, ухи развесили?! Вашего 
короля околдовали!!! Никакая это не стагирийская княжна, а черная скесса! 
Вильярадо - сукин сын, заговорщик и предатель! Надерем им задницы!
     Среди касталийской знати поднялся вселенский хай. Истошно вопили 
дамы, десятками валились в обмороки. Кто-то науськивал стражу на "этих 
разбойников", кто-то взывал к Вседержителю. Эриция лихорадочно шептала 
заклятия, сжимая свой посох. На троне Лезандро с видом человека, 
разбуженного посреди ночи нелепым вопросом вроде "Что общего у пуганого 
карадота и гномьей наковальни?", озирался и моргал, осовело крутя в руках 
указ об отречении и явно не понимая в происходящем ни уха, ни рыла. В 
воздухе повисла мучительная неопределенность. Судьба Касталии зависела 
сейчас от одного-единственного слова... и слово это было сказано. 
     - Папа-а!!! 
     Взъерошенный веснушчатый паренек, коричневый от загара, одетый в 
грубую матросскую рубаху и похожий на юнгу с корсарского корабля, вскочил 
на постамент подле рыжей хаардрааде. 
     - Принц?! 
     - Э... эвардо? - пробормотал озадаченный король. - Но... но где ты 
был?
     - Отец, они тебя околдова... 
     На единую секунду, на один удар сердца Амертис Стагириата отвлеклась 
от соперника, кинув взгляд на выскочившего Азарот весть откуда наследника. 
И Вильярадо не сплоховал. Всю силу, всю ярость свою он вложил в последний, 
решающий удар. Амертис побледнела, качнулась и рухнула на колени. 
Касталийская корона соскользнула и со звоном покатилась по ступеням. 
Вильярадо набрал в грудь воздуха для победного вопля... 
     Судорожным усилием белая, как простыня, стагирийка приподнялась и 
выкинула вперед правую, обвитую змеиным браслетом руку с растопыренными 
рогатиной пальцами. 
     - Иао Деркато ах'энн! 
     "Сила Деркато да пребудет со мной". И Владычица Тьмы услышала свою 
преданную жрицу. Зала потонула в багровой вспышке, повеяло испепеляющим 
иномировым жаром. Разом вылетели все окна, обрушилась уцелевшая люстра, 
попадали статуи. Люди распластались на полу, крича от накатившего внезапно 
безумного ужаса. На ногах устояли лишь Харальд и Серкэт. Они-то первыми и 
увидели то, что осталось от сиятельного герцога Вильярадо, главы 
Государственного Совета - небольшая аккуратная кучка белесого пепла. Рядом 
валялся почерневший от копоти, оплавленный Венец Харрады. 
     
                                     28.
     
     Эридаро был слишком опытным воином и слишком отъявленным мошенником, 
чтобы утратить хладнокровие даже после нежданного вмешательства Богини, 
когда всех охватили страх и растерянность. Его отшвырнуло к подножию 
колонны, однако меча из рук он не выпустил. Корсар не питал иллюзий 
относительно благодарности Стагириаты - окажись она на троне Касталии, и 
все важные посты займут служительницы черной Меркраты, которые, как 
известно, терпеть не могут мужчин. Впрочем, для него, верного соратника, 
возможно, и найдется что-то поприятнее жертвенного камня. А вот если верх 
возьмет прежняя власть, Эридаро точно нарядят в пеньковое ожерелье. Корсар 
вскочил на ноги. 
     - Клинки наголо за Амертис, королеву Касталии! - гаркнул он. 
     - Бей скессячьих прихвостней! - зычно откликнулась Рэндаль, и первой 
кинулась на ближайшего стражника в желто-лиловом плаще. 
     Почти все воины Фиораванти примкнули к Эридаро; на стороне Звездной 
дружины оказались гвардейцы Лезандро и самые храбрые из придворных, трусы 
же поспешили выбежать или выползти из тронного зала вслед за визжащими 
женщинами. Жрецы Манвэ тоже скрылись, дабы вид крови не нарушил их 
душевное равновесие. Эриция осталась; посох жрицы засиял ослепительным 
белым светом. 
     В разоренном зале схлестнулись две армии, и сторонников Вильярадо 
немедленно начали теснить. Один за другим падали желто-лиловые солдаты - 
убитые, раненые или оглушенные. Серкэт, забившись в безопасный угол, 
торопливо чертила в воздухе волшебные иероглифы, бормотала, взмахивала 
руками и плевалась с досады - Эриция позаботилась выставить в зале 
магическую защиту. Эридаро краем глаза подметил ее напрасные усилия и 
тогда-то понял, что пропал, как коза без соли: он возлагал на колдовство 
обеих скесс большие надежды, а теперь Серкэт была беспомощнее мышонка, 
Амертис же, измотанная до предела, с трудом держалась на ногах. Багровая 
пелена безрассудной ярости начала застилать разум Эридаро. 
     - Хар-ральд! - взревел он, - Иди сюда, тр-рус! Иди! 
     Харальд услышал. Они сошлись посреди зала, глянули друг другу в 
глаза. С металлическим лязгом скрестились клинки... и тут охрана дворца, 
привлеченная воплями и грохотом, вломилась в тронный зал и с налету 
принялась лихо крошить уцелевших изменников. Стража Фиораванти еще 
пыталась отбиваться - куда там! Их оттеснили к стене и беспощадно рубили в 
капусту. Водоворот битвы закружил Харальда и Эридаро и растащил в разные 
стороны.
     Эридаро яростно отпихивался локтями, пытаясь продраться к норандийцу, 
когда кто-то цепко ухватил его за руку. Корсар замахнулся было кинжалом - 
и замер, встретив сумрачный взгляд Амертис. 
     - Уходи, - сухо сказала Стагириата, - спасай свою жизнь. Битва 
проиграна. Твой господин мертв, а Венец Харрады потерян навсегда. Уходи, 
человек с Запада. Видно, еще не время... - добавила она со странной 
печалью в голосе. 
     - Не глупи, женщина! - забыв свой страх перед нею, взвился Эридаро. - 
У нас еще есть шанс! По крайней мере... тьфу! клянусь задницей Манвэ, я 
все равно прикончу этого норандийского пса! Что смотришь?! Колдани лучше, 
чтоб у них глаза в ж... провалились! Ты же Стагириата! 
     - На их стороне сильная волшебница, - возразила Амертис, - а 
воззвание к Богине отняло почти всю мою энергию. Я предупредила тебя, 
касталиец. Теперь ухожу. 
     Она невозмутимо направилась к дверям, придерживая подол черного 
одеяния. Вокруг еще кипел бои, но никто из сражающихся не обращал ни 
малейшего внимания на липовую "стагирийскую княжну", словно она была 
невидима. Эридаро топтался в растерянности, потом плюнул и ринулся 
вдогонку. 
     - Эй! Эй, ты, чертова скесса! Погоди! Ты-то смоешься с помощью 
заклятья, а я прорубайся до самих городских ворот, да? Стой! 
     Амертис остановилась в дверном проеме и резко выбросила вверх 
раскинутые руки Призрачно замерцал змеиный браслет. В воздухе вспыхнул 
светящийся опаловым блеском овал высотою в рост стагирийки - отверстие в 
ткани мироздания, дверь в иную реальность. Амертис шагнула туда - и вмиг 
пропала. У Эридаро волосы встали дыбом, однако остроглазая Рэндаль, 
которая засекла его поползновение к бегству и кинулась наперерез с 
обнаженным мечом, не оставила ему выбора. Эридаро зажмурился, заорал от 
ужаса и головой вперед, точно бодливый бык, ринулся в гаснущий уже портал. 
     Был страшный миг, когда он явственно ощутил, как его выворачивает 
наизнанку, и внутренности его разлетаются, будто бабочки. А потом 
навстречу пахнуло соленым ветром, и Эридаро с плеском и брызгами обрушился 
в холодную, отвратительно мокрую воду. Рядом, ругаясь по-черному, упала 
Амертис. 
     - Что за... ?!! - отплевываясь, завопил корсар.
     - Защита Эриции эмитировала телепортацию! Вместо Таах нас 
трансгрессировало невесть куда... 
     - А пропади ты пропадом, ведьма ученая! - смачно харкнул в набегающую 
волну Эридаро и поплыл саженками к смутно виднеющему вдали неведомому 
берегу. Мысленно он клялся себе, что лучше потонет, как кутенок, чем 
примет помощь от этой проклятой скессы - или от какой-либо иной проклятой 
скессы, чтоб они все в одночасье облысели! А Харальд... с Харальдом они 
еще встретятся на узкой тропинке! 
     
                                     29.
     
     Зулькия мерно рысила по ровному, хорошо вымощенному торговому тракту 
прочь от стольной Дан-Риады. Утро выдалось пасмурным и по-зимнему 
холодным, резкий ветер пробирал Кандиду до костей даже сквозь теплую 
меховую накидку. Она ехала, отбросив на спину капюшон, косички 
разлохматило ветром, а нос от мороза покраснел как клубника. Ветер - 
холодный ветер новых странствий - сушил слезы в глазах Кандиды. Она 
начинала верить, что когда-нибудь (может, и совсем скоро!) и впрямь 
вернется в Дан-Риаду. И снова увидит Эвардо. Он тогда уже, наверно, станет 
королем, но обязательно вспомнит ее! 
     - А ты все-таки халда, Кандишка, - раздался над ухом голос Кинтаро. - 
Подумай-ка, ты могла бы стать королевой Касталии, если б действовала с 
умом. Не хухры-мухры, а? Оставалась бы! 
     - Я не хочу быть королевой, - вздохнула Кандида. - Из меня выйдет 
плохая королева, Кинтаро. 
     - Но этому маленькому наследнику ты очень нравишься! 
     - Выдумываешь все, Кинтаро, - сказала Кандида. Кинтаро пожал плечами 
- ну, что, мол, с юродивой взять! - нахлобучил поглубже шлем и замолчал. 
Звездная дружина уходила к северу, оставляя позади мирную и процветающую 
Касталию, куда долго еще не осмелится сунуться ни одна скесса. Король 
Лезандро, освободившись от стагирийского колдовства, помолодел, казалось, 
лет на десять и усердно взялся за государственные дела. Уцелевшие 
сторонники Вильярадо повинились, и добрый монарх всех их на радостях 
простил. Правда, Верховная скесса и паразит Эридаро смазали-таки лыжи, да 
и Серкэт как сквозь землю провалилась. Ее пытались искать, считая опасной, 
но не нашли. В ксангорский храм она не вернулась. Больше никто и никогда 
не видел ее. Эриция предположила, что скесса, углядев, что запахло 
жареным, рискнула удрать из тронного зала через портал и то ли в заклятии 
напутала с перепугу, то ли защитные чары помешали - в общем, злосчастную 
Серкэт выкинуло в некий сопредельный мир, там она и застряла. Может быть, 
ее там даже съели... А может, нет. Сие тайна велика есть. В любом случае, 
немного сыскалось тех, кто стал бы тосковать по Серкэт в этом мире! 
     ... Так и закончился государственный переворот, о котором 
впоследствии подробно написали во всех важных исторических хрониках. Роль 
знаменитой команды наемников, известной как Звездная дружина, в тех 
громких событиях долго оставалась яблоком раздора для летописцев. Кто-то 
полагал, что король Лезандро и его юный, но смышленый наследник и без 
норандийского варвара управились бы с заговорщиками. А о девочке со 
смешными косичками и вовсе не упоминала ни одна хроника.
     Зато принц Эвардо - а затем король Эвардо - никогда не забывал 
Кандиду. 
     Он так и не стал ни героем, ни завоевателем. Через семь лет после 
разоблачения заговора Фиораванти Лезандро Девятый упокоился под сводами 
фамильной гробницы, и Эвардо взошел на престол. Он взял в жены Артэ из 
семьи графа Фердиада, девушку знатную, миловидную и разумную, родившую ему 
двух здоровых сыновей и прелестную дочурку, которую по настоянию отца 
нарекли странным именем Кандида. Королева Артэ пыталась выведать у мужа, 
где это он откопал столь немыслимое назвище, однако Эвардо поскучнел и 
отмолчался, и никогда более не возвращалась к тому разумная Артэ. Они жили 
душа в душу и редко ссорились. В царствование Эвардо Касталия не знала ни 
войн, ни междоусобных раздоров, ни экономических кризисов. Он учредил в 
Дан-Риаде Академию Наук, поддерживал университеты, финансировал две 
исследовательские экспедиции в Сарабейю и на досуге сам написал ученый 
трактат об особенностях сезонных миграций крабов-ногогрызов. За эти 
славные деяния в летописях он и поныне именуется Эвардо Просветителем. А 
мог бы зваться иначе: к примеру, Эвардо Кровавым или Эвардо Проклятым... 
если б не позабытая всеми маленькая норандийка. Вот ведь как бывает!
     А Кандида все-таки сподобилась угодить в летописи. Правда, не в 
касталийские - в хроники Благословенной Пеллы, повествующие о войнах с 
Зилларом, об Ожерелье Чиа и о возвращении Адрастии. 
     Но это уже совсем другая история! 
     
                                                                 17.10.98.
                                                          Константинополь.