Нико Лаич : другие произведения.

Секретное поручение

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Август 1825 года, русские офицеры, участники Северного тайного общества, поднимают восстание против Николая Павловича, вступающего на престол вместо старшего брата Константина. Тем временем, Наполеон Бонапарт, бывший император французов, находящийся в почетном плену в России с 1812 года, бежит из страны с помощью нескольких офицеров-заговорщиков. Счастливо избежав всех опасностей тяжелого путешествия, они высаживаются во Франции, чтобы вернуть Великому Наполеону его трон. ВНИМАНИЕ! ШРИФТ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ!!! Повесть написана в соавторстве с Алешкиным Тимофеем Владимировичем.

  
  
   "Секретное поручение"
  

Прусско-русская граница, пограничный пост Тэплофф,

16 августа 1825 г.

  
   К заставе с русской стороны подъехали две кареты. Старый фельдфебель разбудил начальника поста.
  -- Герр гауптман, две русские кареты.
   Офицер неохотно поднялся с лежака и лениво процедил:
  -- Как надоели эти путешественники! Не дают поспать по-человечески.
   Фельдфебель равнодушно воспринял гневную тираду начальника. Её он слышал каждый раз, когда будили гауптмана - за суточное дежурство раз пять не больше - пост был удалён от основных дорог и использовался большей частью в качестве ссылки для провинившихся офицеров. Фельдфебель прекрасно понимал причину офицерского недовольства, раньше бывало, что за сутки вообще никого не было, но в последние дни всё изменилось. В России еще в прошлом месяце умер император Александр, а наследник до сих пор не вступил на престол. Ходили слухи, что наследник брат покойного императора великий князь Константин - наместник Польского Королевства, отказался от императорской короны, и русская столица осталась без хозяина. По большому счёту пруссакам было глубоко наплевать на это событие. Но... из Петербурга под шумок бесцарствия сбежал старый главный враг Пруссии, да, и не только Пруссии, а и всей Европы - Наполеон Бонапарт. И сейчас хотя всем своим видом гауптман и показывал недовольство по поводу нежданных проезжих в глубине души у него теплилась робкая надежда на чудо. "Может быть, именно мне выпадет случай изловить злодея", думал гауптман, застёгивая мундир на все пуговицы.
   Ему повезло, раздражённый разбудившими его путешественниками, он проявил придирчивость и обнаружил, что кроме двух офицеров и генерала (по внешнему виду явного француза) в одной из карет находился ещё один человек, тщательно старавшийся не привлекать лишнего внимания. Бросив на него мимолётный взгляд, гауптман понял, что ему необыкновенно повезло, это был Наполеон Бонапарт. Да и немудрено было его узнать, настолько оригинал был похож на те карикатуры, которые так любили рисовать прусские художники, расплачиваясь таким образом за Йену и Ауэрштедт.
   Гауптман, ничем не показывая своей догадки, не спеша вернулся в дом, и подняв своих людей в ружьё, приказал арестовать путешественников. Те, проявив благоразумие, практически не сопротивлялись. В документах офицеров значились русские фамилии. Генерал действительно оказался французом на русской службе - генерал-лейтенант Жан-Батист Бертран. У человека, похожего на Наполеона был паспорт, выданный на имя петербургского мещанина Автандила Калашникова.
   Арестованные были посажены под замок, а к начальству посланы один за другим два курьера. Через несколько часов из города прискакал сам полковник, и с ним целый эскадрон гусар местного полка. Задержанных с большими предосторожностями отправили в Берлин. Дня через два они должны были прибыть в столицу, и гауптман с нетерпением стал ожидать награды и повышения в чине.
   Как гром среди ясного неба прозвучал для него новость, полученная через несколько дней...Наполеон оказался ненастоящим!
  

*****

  -- Из дневника Ипполита Муравьёва-Апостола

   Я решил с сегодняшнего дня регулярно вести записи в дневнике. Последние несколько дней были сильно насыщены разными происшествиями. Началом целой цепи событий послужила смерть нашего благословенного Государя Императора. Буквально за месяц до этого я вступил в должность адъютанта президента Военной Академии генерал-фельдмаршала Бонапарта, бывшего императора Франции Наполеона Первого.
   Обстановка в столице была напряженной. После смерти Императора все учреждения и воинские части принесли присягу наследнику Престола Цесаревичу Константину Павловичу. Но Наместник Королевства Польского не спешил из Варшавы в столицу, ведя странную переписку с правительством. Руководители нашего общества посчитали этот момент очень удобным для выступления. По составленному управой Общества плану я был приписан к лейб-гвардии Гренадерскому полку и должен был по условному сигналу выступить с ним на Сенатскую площадь. Но неожиданно всё переменилось, в один из вечеров к нам домой заявился мой троюродный брат Михаил Сергеевич Лунин, служивший в чине подполковника командиром эскадрона лейб-гвардии Гродненского полка и являющийся одновременно адъютантом Константина Павловича.
   Обнявшись с ним после долгой разлуки, я пошутил:
  -- Ну, что Мишель, тебя можно поздравить с адъютантством у Государя Императора?
   Но Лунин не поддался моей весёлости, он был серьёзен и немногословен. Он сказал мне:
  -- Ипполит, я только сегодня из Варшавы, доставил письма от Цесаревича к Марии Фёдоровне, Николаю Павловичу и Сенату. Константин Павлович отказался от престола.
   Далее кузен Михаил поведал мне, что Императором должен стать великий князь Николай Павлович. Выступление будет приурочено к приведению повторной присяги, теперь Николаю. Но возникли дополнительные сложности. Одному из руководителей общества удалось узнать, что кое-кто в правительственных кругах намеревается изничтожить бывшего императора французов, чтобы гибель его легла чёрным пятном на репутацию революционеров. Управа без промедлений приняла поправку к плану восстания - спасти и вывести из России Императора Наполеона, Организация его спасения была доверена Лунину. В числе прочих для участия в этом деле он выбрал и меня. Кроме всего прочего на это повлияло ещё и то, что я должен был помочь с организацией аудиенции Лунина у Наполеона Бонапарта.
  

*****

   Мне удалось получить согласие у Бонапарта, что он примет подполковника Лунина. На самой аудиенции я не присутствовал. Лунин и мой начальник беседовали с глазу на глаз. Беседа была долгой, около часа. Когда они вышли из кабинета, бывший император французов показался мне возбуждённым и каким-то помолодевшим. Он пожал руку Николаю и сказал:
  -- Моя честь в Ваших руках.
   Лунин молча поклонился, и сказав, что он вернётся через четыре часа, стремительно вышел. Я предположил из услышанного, что Бонапарт согласился с предложением, которое озвучил Лунин.
  -- Ипполит, Вы в курсе предстоящего дела? - спросил меня Бонапарт.
  -- Только в общих чертах, Ваше Величество.
  -- Хорошо. Вызовите ко мне Маршана и генералов Бертрана и Жюно.
   Я поспешил выполнить полученное распоряжение.
   Вскоре упомянутые лица находились в кабинете Бонапарта и что-то бурно обсуждали. С усилием подавляя в себе желание подойти поближе к двери и послушать о чём они говорят, я с нетерпением смотрел на часы и ждал возвращения Лунина.
  

*****

   Замечательная идея с двойниками принадлежала Лунину. Понимая, что известие об исчезновении Императора из русской столицы немедленно приведёт в возбуждение правительства многих стран, он предложил организовать поездку нескольких двойников Императора, причём по разным маршрутам. Первоначально планировалось использовать в каждой ложной экспедиции по двое офицеров - участников нашего Общества: одного замаскированного под Императора, а второго в качестве сопровождающего.
   Но посвящённый в обстоятельства этого плана, генерал Бертран предложил с каждой партией отправиться по одному лицу из свиты Наполеона. В партию, отправляющуюся через Пруссию, вызвался он сам, а со второй предложил отправиться генералу Жюно. Бертран убедил нас, что присутствие с лже-императором реального французского генерала из свиты Наполеона позволит более долгое время держать в заблуждении лиц, заинтересованных в поимке Императора. Так мы и поступили.
  

*****

   Допросные листы г. Михаила Лунина от 14 октября 1826 года. Допросный лист N 1.
   Допрос снимает королевский следователь г-н Антуан Де Одилон при секретаре Луи Тремье.
  
   Вопрос: Ваше имя?
   Ответ: Михаил Сергеевич Лунин.
  
   Вопрос: Ваш возраст?
   Ответ: Тридцать девять лет.
  
   Вопрос: Ваша национальность?
   Ответ: Подданный Его Величества Императора Российского и Короля Польского, по происхождению русский.
  
   Вопрос: Ваше сословное положение?
   Ответ: Дворянин.
  
   Вопрос: Ваше семейное положение?
   Ответ: Я не женат.
  
   Вопрос: Ваш род занятий?
   Ответ: Служу в Лейб-гвардии Гродненском гусарском полку Королевства Польского командиром первого эскадрона, в чине подполковника.
  
   Вопрос: Ваше место жительства?
   Ответ: До 7 августа 1825 года по русскому стилю - Варшава.
  
   Вопрос: Вы знаете, в чем вас обвиняют?
   Ответ: Да, вчера я имел удовольствие выслушать мое обвинение.
  
   Вопрос: Признаете ли вы себя виновным в сказанных преступлениях?
   Ответ: Виновным себя признаю, как вчера Вам уже объявил.
  
   Вопрос: Расскажите сами обо всем, что касается до совершенных вами преступлений. За сим вам будут заданы вопросы о предметах, особо интересующих следствие.
   Ответ: Я действительно задумал вывезти Его Величество Императора Франции Наполеона Первого Бонапарта из России во Францию и поднять военный мятеж для восстановления во Франции правления Его императорского величества, что и исполнил.
  
   Вопрос: Для чего Вы именуете бывшего императора титулом, ему более не принадлежащим?
   Ответ: Позвольте мне именовать Его Императорское Величество согласно моим нравственным и политическим представлениям. Если сим самым я совершаю новое преступление против французского закона, то сейчас же признаю себя виновным в оном и готов понести наказание вместе с наказаниями за прочие мои преступления.
   Далее о моих делах. Замысел совершить сие предприятие явился у меня внезапно, в день 14 августа 1825 года по русскому стилю. Обстоятельства явления таковы.
   27 июля в Варшаву пришло известие о том, что Император Российский и Король Польский Александр скончался. При получении сего известия главнокомандующий армией Королевства Польского, Его Императорское Высочество Цесаревич Константин Павлович, коий является наследником Российского и Польского престолов, немедленно вступил в переписку с правительствующим Сенатом через доверенных курьеров. Впоследствии я узнал, что сии сношения вызваны были отказом Е.И.В. Цесаревича принять немедленно наследство его брата, покойного Императора и взойти на Российский и Польский престолы. Государственный Совет и Сенат, однако, не зная о сих обстоятельствах, по получении известия о смерти Александра привели подданных во всей империи к присяге Константину, в Королевстве Польском же, по приказу Цесаревича, к присяге никто не был призван. Члены Царствующего семейства принуждены были сноситься только через посредство самых верных курьеров, чтобы как только можно скорее разрешить сие затруднительное положение, в котором оказались обе части государства, не разглашая при том, однако, о нем открыто, дабы не дать подданным повода к неподчинению властям, а противникам императорской власти - к возмущению.
   Будучи в большой доверенности у Е.И.В. Константина Павловича, я был отправлен им 6 августа в Санкт-Петербург с секретными письмами к Е.И.В. Николаю Павловичу, к Е.И.В. Марии Федоровне, Государственному Совету и Сенату. 12 августа я прибыл в Санкт-Петербург. Доставив письма адресатам, я, согласно приказанию Е.И.В. Константина Павловича, остался ждать ответов, чтобы доставить их обратно в Варшаву. Я поселился в доме сенатора Михаила Никитича Муравьева, который приходится мне дядей по материнской линии.
   14 августа я был свидетелем начала несчастных событий, исхода которых и сейчас не знаю наверное. Утром того дня Е.И.В. Николай объявил манифестом о вступлении на престол и полки, стоявшие в городе, начали приводить к новой присяге. Тайные общества использовали сии действия правительства, чтобы начать восстание против самодержавия. К вечеру мятежные полки соединились со взбунтовавшимися народными толпами.
   Я решился освободить Его Императорское Величество Наполеона вечером этого дня, когда весь город оказался охвачен беспорядками.
   Родственники мои решили на семейном совете, что каждый из нас волен был присоединиться к мятежникам или к правительству. Стало известно, что утром 15 августа мятежники готовят решительное наступление и призывают к себе добровольцев. Я не желал вовсе участвовать в гражданской войне, и отговорился, что объявлю свое решение назавтра. Ночью я бежал вместе с известным Вам г. Ипполитом Михайловичем Муравьевым-Апостолом, которому я открыл свой замысел.
   Россия и Польша находятся в несчастном состоянии, они разрываемы борьбой партий, из которых ни одна не действует средствами, могущими принести действительное благо отечеству. Видя это и не находя себе места ни на одной из сторон, я решился искать счастья во Франции. Из моего пребывания в стране в 1817 году я вынес убеждение, которое впоследствии не изменил, что французы недовольны нынешним образом правления, и что при одном явлении Е.И.В. Наполеона они тотчас восстанут против короля, как в 1789 году.
   Смерть императора Александра освободила Его Императорское Величество Наполеона от клятвы оставаться в России, которая была принесена лично Императору Александру. Восстание в Петербурге отвлекло внимание русского правительства от Его Величества и доставило возможность даже нескольким решительным людям вывезти Его императорское величество во Францию.
   Вот, в нескольких словах, мои соображения, по изложении которых г. Муравьев-Апостол согласился присоединиться ко мне.
   Г. Муравьев-Апостол хотел привлечь к нашему заговору Михаила Николаевича Муравьева, нашего дальнего родственника. Михаил Николаевич выразил письмом самое горячее одобрение и свое желание присоединиться к нам, но не явился в условленное время на встречу по причинам, которые остаются не известны мне, и мы покинули Петербург, не дожидаясь его.
   Я собирался бежать на корабле, мой товарищ поддержал меня. Преимущества морского пути перед сухопутным были в нашем положении очевидны, я не стану терять времени, чтобы их описать. Е.И.В. мы хотели скрыть под видом слуги. План наш, однако, не удался до конца.
   Г. Муравьев-Апостол отправился в гавань, чтобы найти подходящий корабль, отплывающий следующим же утром во Францию. Я взялся доставить императора из Академии в гавань.
   Самое трудное было пробраться невредимым по улицам Санкт-Петербурга. Вся столица оказалась той ночью во власти взбунтовавшейся черни, которая весьма мало подчинялась или вовсе не подчинялась инсургентам. Многие дома горели, вокруг зданий с винными погребами собрались толпы народа. Опасность грозила каждому, кто был богато одет или просто имел несчастье возбудить подозрение смутьянов. Говорили, что многие полки переходят на сторону мятежников. Им удалось возмутить и экипажи нескольких кораблей и овладеть, вдобавок, множеством лодок, так что реки и каналы, которые в других обстоятельствах стали бы естественными преградами восстанию, сделались теперь дорогами, по которым бунт распространился во все пределы города. Правительство, ввиду сих несчастных обстоятельств не имея сил удержать в руках весь город, соединило оставшиеся ему верными войска в нескольких кварталах вокруг Зимнего дворца.
   Е.и.в. оказался, как я и рассчитывал, лишен охраны. Военная Академия осталась в ту ночь довольно далеко от средоточия верных Николаю сил, и почти вся находящаяся там военная команда была отправлена на защиту нового царя. В новом здании остались почти только одни нестроевые. Я легко миновал редкие караулы, скрываясь за строительными лесами, и проник внутрь Академии через черный ход. За сим я прошел в комнату Е.И.В. и просил его собрать самые необходимые вещи и следовать за мной, он согласился. Мне не составило труда тайно вывести Е.И.В. из квартиры в правом крыле Военной Академии, где он жил, и препроводить на санях в гавань. По дороге я коротко поговорил с императором о нашем плане, на который он выразил мне полное одобрение.
   В порту г. Муравьев-Апостол ждал нас, чтобы проводить на гамбургское торговое судно "Лебедь", капитан которого согласился взять в плавание двух пассажиров. Сей корабль был зафрахтован французской коммерческой компанией, чтобы доставить в Булонь груз из Петербурга. Капитан г. Альтенхорст, испуганный возмущением в городе, положил отплывать наутро, хотя и не успел погрузить на борт всей купленной пеньки. Мы представились двумя офицерами в отставке, бегущими от участия в гражданской войне, капитан принял наши объяснения без дальнейших расспросов.
  

*****

  -- Из дневника Ипполита Муравьёва-Апостола

   Сегодня впервые после того, как мы сели на "Лебедь", я, наконец-то оправившись от морской качки, взялся за свои записи. Михаил Муравьёв увидел, как я пишу в своём дневнике, и спросил разрешения посмотреть его. Я не нашёл возможности отказать. Он с интересом пролистал несколько исписанных страниц, с улыбкой прочитав несколько упоминаний о себе. Возвращая дневник, он заметил:
   - А, знаешь, Ипполит, когда-то в молодости я тоже несколько раз пытался вести дневник, но каждый раз мне не хватало терпения. Только почему у тебя не проставлены даты?
   Я стал ему объяснять, что пишу исключительно для себя, а не для потомков, то есть
   отдаю дань не тщеславию, а пытаюсь разобраться в себе и окружающих меня людей. Но по всей видимости объяснение не было удачным, поскольку Михаил посмотрел на меня довольно-таки странно, и буркнув что-то одобрительное, отправился наверх к Лунину.
  

*****

   Я смотрел на Императора. Он стоял, опершись на планшир корабельного борта, погруженный в свои мысли. "О чём думает, этот великий человек? - думал я, - об оставленной в Санкт-Петербурге графине Валевской и своих детях... о предстоящей высадке... о том, как его встретит народ Франции... нет, угадать невозможно!"
   Как будто услышав мои мысли, Император повернулся ко мне и сказал:
  -- Ипполит, хочешь знать, о чём я думаю?
  -- Да, сир, - я понял, что Император хочет высказаться и ему нужен слушатель.
  -- Я думаю о Жозефине. Она была моей счастливой звездой и всегда приносила удачу. Каким глупцом я был, когда променял её на дочь Австрийца - Фортуна отвернулась от меня... мои армии были разбиты в России, я пленён, мои маршалы передрались друг с другом, а мой старший сын - Римский король пал жертвой междоусобной войны... Жозефина, Жозефина, прости меня моя любовь... - с последними словами Наполеон закрыл медальон с женским портретом, который он рассматривал и бросил в морские волны.
   Император устало протёр глаза и снова обратился ко мне.
   - Ипполит, каково быть отцом, бессильно наблюдающим издалека за тем, как его сын пребывает игрушкой в руках соперничающих партий. После того, как Мармон подавил мятеж Мале и залил Париж кровью бунтовщиков, мои родственники и сподвижники возвели на престол моего ребёнка и стали править, прикрываясь его именем. Мои глупые братья и сестра поддались внушению этого интриганта - князя Отенского и развязали войну с моим пасынком. Но Эжен оказался молодцом - он разгромил австрийцев, разбил в пух и прах неаполитанскую армию этого предателя Мюрата и успешно противостоял армии Сульта, который не особенно то и старался воевать со своим вчерашним товарищем, - Император замолчал.
   Я не осмеливался встревать в его монолог, и молчал, стараясь не нарушить ход его мыслей каким-нибудь неловким движением. Вскоре Император продолжил:
   - Ох, эта придворная клика! Я поднял их из грязи, и они отплатили мне чёрной неблагодарностью, отыгравшись сполна за собственное раболепство на моём сыне, - Император в бессильной злобе стукнул кулаком по планширу, - они мне ещё дорого заплатят за это... Глупые братья, проклятый Хромец использовал их, чтобы изгнать Императрицу из Франции, а потом с помощью Мармона и Камбассареса изгнал их самих. Но, захватив власть, он не смог распорядиться ею с толком. Несчастная Франция была снова раздираема гражданской войной: подняли голову республиканцы, возглавляемые Моро; зашевелились роялисты, ведомые недобитыми Бурбонами; юго-востоку угрожали богарнисты; "проснулись" все европейские народы, которые были освобождены ранее французами от угнетавших их режимов. Той жестокости, с которой подавлялись эти выступления, позавидовали бы даже якобинцы. Из-за этого моему сыну дали прозвище Маленькое Чудовище. Мои маршалы, мои боевые товарищи разругались точно также как диадохи Александра Великого. Ней с Даву, пытавшиеся после разгрома пруссаков преследовать их за пределы своей страны, были арестованы и брошены в тюрьму. Сульт с большей частью своих войск перешёл на сторону Вице-короля. Понятовский провозгласил себя польским королём и погиб в противоборстве с Россией. Бертье подал в отставку и покинул Францию. Мюрат заискивая перед Британией и Австрией, старался ценой предательства удержаться на престоле, и в конце концов согласился обменять Неаполитанское королевство на остров Эльбу за три миллиона франков. Если бы император Александр тогда не ограничился Польшей и Пруссией, а двинул русские войска заграницу, то Франция была у его ног в том же году.
   Император перевёл дыхание.
  -- Всё кончилось тем, чем и должно было закончиться. Народ Франции, оставшийся без мудрого руководства и блестящих военных побед, угнетаемый бессовестными деятелями, восстал против маленького ребёнка, чьим именем прикрывались настоящие злодеи. И эти же негодяи позволили одураченным французам убить маленького мальчика... - Император, шумно вздохнул, и спустя мгновение продолжил, - и после этого возвели на престол клоуна из династии, свергнутой больше четверти века до этого, оставшись при нём ближайшими советниками, продолжая также издеваться над французами.
  

*****

   Допросные листы г. Михаила Лунина от 19 октября 1826 года.
   Допрос снимает королевский следователь г-н Антуан Де Одилон при секретаре Луи Тремье.
  
   Вопрос: О чем вы разговаривали с покойным императором во время поездки?
   Ответ: (несколько слов вымарано) За все время, пока мы были вместе, между нами было только два разговора, 15 и 27 августа 1825 года, о которых я готов рассказать следствию.
  
   Вопрос: Отчего вы так мало разговаривали?
   Ответ: В Петербурге мы говорили недолго, пока ехали в карете в гавань. На корабле я и г. Муравьев-Апостол представились капитану Альтенхорсту своими именами, а Его Величество я представил как своего слугу. Капитан Альтернхорст поселил нас в каюту, к первому и второму помощникам, Его величество же отправил, несмотря на мои возражения, к матросам. Будучи так разделены, мы не могли ни уединиться в каюте, ни говорить на палубе без того, чтобы вызвать подозрения команды или офицеров. Меры эти оказались напрасными, но из-за них у нас ни разу не было случая для разговора до 27 августа, когда нас попытались схватить.
   Овладев судном изложенным мной на прошлых допросах способом, мы получили свободу разговаривать. В этот день я долго говорил с императором, пока г. Муравьев-Апостол оставался на палубе, чтобы держать экипаж в повиновении. По прибытии через день в порт Булонь мы должны были торопиться, чтобы исполнить замысел мятежа, также изъясненный мною на прошлом допросе, до того, как полиция начнет нас искать. Более до моего ареста я не говорил с Его величеством ни о чем, кроме как о приготовлении к мятежу, более всего о том, как достать орла.
  
   Вопрос: О чем был названный вами первый разговор 15 августа?
   Ответ: Разговор был коротким, и я могу пересказать его весь.
   - Куда Вы везете меня? - был первый вопрос Императора.
   - Во Францию, Ваше Величество, - прямо сказал я.
   - Зачем Вы это делаете? - спросил он.
   - Чтобы вернуть Вам престол, принадлежащий вам по праву, Ваше Величество, - отвечал я.
   - Ваше Величество... Зачем это все Вам, Вы не француз, - проворчал он.
   - Нет ещё, - был мой ответ.
   Император ничего более не спросил и хранил молчание до самого порта. Когда карета остановилась, я изложил ему свой план, как нам тайно достичь Франции. Его величество отвечал мне: "Хорошо, но кроме того, что я буду плохим слугой, знайте, что я почти не говорю по-русски". "Мои друзья это предвидели, и мы сядем на немецкий корабль. Я прошу Вас только больше молчать при посторонних, Ваше величество". Он проворчал что-то под нос, я принял это за согласие. Мы вылезли из кареты и отправились на корабль, где нас ждал г. Муравьев-Апостол.
  
   Вопрос: О чем был названный вами второй разговор с бывшим императором 27 августа?
   Ответ: Мы много говорили о разных предметах.
   Его императорское величество обратился ко мне первым. Он опять спросил, для какой цели мы с г. Муравьевым-Апостолом везем его во Францию. Мой ответ был тот же, что и раньше. Теперь я более верю Вам, сказал он мне, я имел возможность Вас проверить. Я спросил, каким образом. Император отвечал, что он умышленно оставался наедине со мной на палубе при сильном волнении так, что я имел полную возможность выбросить его за борт незаметно для всех. Гибель Е.И.В. в таких обстоятельствах была бы приписана его старости и неосторожности. То же он проделал и с г. Муравьевым-Апостолом. Из сих опытов Е.И.В. заключил, что мы не посланы русским правительством, чтобы тайно убить его. Равно как и английским, и французским, и неаполитанским, добавил император, рассмеявшись. Я обрадовался, увидев в первый раз Е.И.В. в хорошем расположении духа, но слова его, не скрою, сильно меня задели.
   Я отвечал, что Е.И.В., будучи в России, имел достаточно возможностей убедиться, что русским вовсе не присуще то византийское коварство, которым их модно попрекать в Европе.
   О да, проворчал Е.И.В., и Император Александр, первый из русских - лучшее тому свидетельство, ведь это он погубил Е.И.В. бесконечными изменами и хитростью. Да и сам я, по словам Императора, принадлежал к тому же тайному обществу, что и г. Муравьев-Апостол, и вез его во Францию, преследуя цели общества.
   Я поспешил развеять подозрения императора. Я признался, что действительно присоединился в 1817 году к Тайному политическому обществу, образованному некоторыми российскими дворянами, которое имело целью низвержение самодержавия и введение в России Конституции, гражданских свобод и либеральных учреждений. Однако в 1822 году я прекратил сношения мои с Тайным обществом и потерял из виду все до оного касающееся. Что до г. Муравьева-Апостола, то одно то обстоятельство, что он покинул своих товарищей по обществу в решительный момент восстания, совершенно несумненно свидетельствует, что он решительно порвал с ними навсегда.
   Мы ещё несколько времени говорили в таком же духе об этом предмете, и мне показалось, что император поверил моим словам.
   Е.и.в. говорил, что всей душой ненавидит тайные интриги и тайные общества, что он много в своей жизни потерпел от них. Император признался мне, что самыми страшными в его жизни были не сражения, а дни борьбы с заговором Кадудаля и Моро в 1804 году. Тогда он едва избежал смерти от рук предателей в самом средоточии его власти, в Париже, и вся мощь империи оказалась бессильна перед кучкой заговорщиков, сумевших избежать возмездия. Он видит, сказал Е.И.В., что я и г. Муравьев-Апостол оказались слишком порядочными для такого рода дел и бежали, столкнувшись вблизи с сими гнусными изгоями человеческого рода, масонами, якобинцами и им подобными, и он поздравляет нас с возвращением в ряды честных людей.
   За тем Е.И.В. спросил, каким образом мы собираемся произвести переворот. Я отвечал, что мы намерены следовать образцам, показанным кортесами в Испании и Бурбонами в Неаполе. Мы явимся перед солдатами и Е.И.В. призовет их следовать за ним. Если нам удастся поднять против короля первый военный отряд, который мы встретим, далее мятеж распространится как огонь по сухой траве, вся Франция поднимется при известии, что её Император, наконец, вернулся. Е.И.В. сказал мне, смеясь, что наш план кампании довольно мало похож на те, которые ему доводилось составлять или видеть. Более всего он похож на отсутствие плана. Но сим самым он и понравился Императору. Он говорил, воспламенясь, что наше предприятие с виду кажется дерзкой затеей, в действительности это самый разумный образ действий. Заговор был бы в нашем положении бесполезен и опасен. Бесполезен, потому что мы хотим обратиться прямо к французскому народу, а не действовать через бесчестных королевских чиновников, попав при том в зависимость от их умения хранить тайну. Опасен, потому что известия о нем рано или поздно достигли бы правительства, а при нахождении императора вдали от Франции это означало бы бесповоротный конец всего дела. Император добавил, что он сей же час составит прокламации к народу и к солдатам, которые должно будет распространять с самого начала мятежа. Тут мы перешли к рассуждениям о менее значительных подробностях нашего плана и разбирали их довольно долго.
   Кроме означенного мы говорили с Е.И.В. ещё о многом. Некоторые подробности нашего разговора я не могу пересказать за тем, что это не согласно с моими правилами, другие уже изгладились из моей памяти за их малой важностию.
   В разговоре я в шутку признался Императору, что действительно вызывался некогда убить его. Это было летом 1812 года. Я просил главнокомандующего графа Кутузова, чтобы меня послали парламентером к Его Величеству с тем, чтобы в благоприятный момент поразить его кинжалом и тем окончить несчастную для России войну.
   Император рассмеялся и отвечал, что я гораздо лучше послужил бы своему отечеству, если бы не так усердно защищал императора Александра в ночь после Фридланда (Е.И.В. был в нашей каюте накануне, когда я рассказывал эту историю г. Муравьеву-Апостолу). Цесаревич Константин всегда был разумнее своего брата, ослепленного бесчисленными суевериями и не желавшего понять, что главным врагом России всегда была Англия, а не Франция. С Императором Константином Императору Наполеону было бы возможно разрешить все споры мирно, дабы не допустить вовсе последней войны между империями, имевшей самые печальные последствия для всех её участников.
   При сих словах Императора я взглянул на часы и увидел, что настало время моей вахты. Разговор наш прервался, чтобы не возобновиться более.
  

*****

  -- Из дневника Ипполита Муравьёва-Апостола

   Император несколько раз наедине говорил и с Михаилом Муравьёвым. Каждый раз их разговоры были очень продолжительными. После этих бесед Император всегда пребывал в прекрасном расположении духа, иногда даже отпуская шутливые замечания на счёт окружающих, а Михаил, напротив, был серьёзен и задумчив. После одного из таких разговоров Муравьёв подошёл к нам и сказал:
  -- Император предложил мне занять пост начальника тайной полиции.
   Мы буквально засыпали вопросами нашего товарища, сгорая от нетерпения узнать согласился ли он на это предложение. Но Михаил задумчиво качнул головой и ответил, что он попросил у Императора срок до утра, чтобы серьёзно обдумать это предложение.
   Нас удивило, что именно такой выбор Императора пал на Муравьёва. Михаил, который считался среди участников общества главным революционером, фактически "якобинцем" и вдруг такое предложение. Император не мог догадываться, что именно Михаил Муравьёв несколько лет назад предлагал убить Государя Александра Павловича и первый вызывался это сделать. Мы ожидали, что сам Михаил откажется от этого предложения. Но, каково было наше удивление, когда на следующее утро Муравьёв ответил согласием.
  

*****

   Все эти дни, невзирая на тяжёлые и несоответствующие его положению и возрасту условия, Император держался молодцом, и я бы даже посмел сказать: был по-юношески бодр. Принуждённые с ним волей случая играть роль слуг мы неплохо справлялись со своими ролями, при чём Император превосходил меня своей игрой.
   Однажды ночью, когда, закутавшись в свои плащи и одеяла, мы лежали спина к спине, согревая друг друга, в холодном трюмном помещении, Император спросил меня:
  -- Ипполит, ты не удивляешься, что из всех моих русских друзей ты единственный кому не обещано никакой должности?
  -- Нет, Ваше величество, - коротко и вполне искренне ответил я.
   Император молчал какое-то время. Затем он сказал:
  -- Я вижу в тебе большие задатки великолепного штабного офицера. Признаюсь честно, что мне очень не хватает Бертье и Дюрока.
   Император также резко, как и начал, прервал разговор и погрузился в свои мысли. Я подумал о судьбе упамянутых Императором его бывших сподвижников. Обоих уже не было в живых. Бертье, оставив в Тринадцатом году военную службу и удалившись в свои баварские владения , покончил через два года самоубийством. Дюрок, один из немногих, кто остался с Императором в России, был казнён в Пятнадцатом году после неудачной попытки группы бонапартистов вывезти своего идола из России.
   Я, со страшной силой борясь с одолевающим меня сном, ждал когда Император продолжит разговор, но не дождался и уснул.
  

*****

   Письмо г-на Михаила Лунина королевскому следователю г-ну Антуан Де Одилон от 3 декабря 1826 года.
  
   Господин Де Одилон!
   Я должен Вам признаться, что не мог по совести отвечать удовлетворительно на все Ваши вопросы, ибо, говоря откровенно о некоторых обстоятельствах, я изменил бы данному мной слову и мог повредить участи некоторых лиц. Но из любезно переданных Вами последних газет я узнал удостоверительно и несумненно, что все лица, кому могла бы повредить моя откровенность, мертвы, или будут мертвы в самое ближайшее время, и потому хочу теперь дополнить свои показания.
   По воле королевского суда я ожидаю скорой встречи со Всевышним, и на этом свете осталось единственное, что меня заботит - память обо мне в глазах потомков. Я нисколько не желаю очистить свое имя от всех обвинений - я виновен, и буду судим Высшим судом за мои грехи. Последнее мое желание - чтобы моя несчастная судьба стала уроком для будущих поколений, а для этого я должен оставить полный отчет в моих делах. Узнав Вас как человека чести, прошу Вас в согласии с правилами, которыми Вы руководствуетесь распорядиться сим письмом для исполнения моей просьбы.
   Я умолчал о третьем разговоре между мной и Его Императорским Величеством Наполеоном Бонапартом. Разговор этот был между нами в последние полчаса перед тем, как судно наше пристало к французскому берегу.
   Я вышел на палубу и увидел, что Е.И.В. в сильном волнении расхаживает вдоль борта. При моем виде он обратился ко мне со словами:
   - Г. Лунин, Вы сдержали Ваше обещание, я вижу Францию! Теперь я умру спокойно, - добавил император к моему изумлению.
   - Ваше величество, - воскликнул я, - молю Вас, оставьте подобный образ мыслей! Мы плывем, чтобы победить! Никто во Франции не может противиться Вашему имени, никто не посмеет поднять руку на своего Императора!
   - Ах, Мишель, - вздохнул Император и неожиданно быстрым движением потрепал меня за ухо, - Вы нравитесь мне, и я не хочу, чтобы между нами в эти последние часы осталась ложь.
   - Я слишком хорошо знаю характер французов, - сказал Е.И.В., - чтобы ослеплять себя подобными иллюзиями. Во Франции все умеют рассуждать, и, хотя нас считают легкомысленными и ветреными, мы ничего не забываем. Однако мы слишком склонны судить по собственному опыту. Теперь, спустя тринадцать лет, выросло поколение, не знавшее меня. Мое имя для молодых - не более чем старая сказка, между тем во Франции вы никогда не сделаете переворота, не завоевав сердец молодежи. Мои ворчуны остались в снегах России, а нынешним солдатам короля было десять лет, когда я оставил Францию в последний раз. Поверьте мне, появление Наполеона Бонапарта не более одушевит их, чем появление Ваше или нашего маленького Ипполита.
   Я вполне уверен в этом, - я пытался возразить, но он властным движением руки остановил меня и продолжал, - и не питаю ни малейшей надежды на успех нашего предприятия. Но Вы спросите меня, зачем я согласился плыть с вами и зачем я вас в сем предмете обманывал.
   Мишель, я желал и желаю только одного - умереть свободным на французской земле. Вы не можете представить себе, каково это - быть тринадцать лет в плену этого негодяя Александра, его цепным зверем, его игрушкой, - я слушал молча, понимая, что Е.И.В. не станет терпеть моих возражений.
   - Я каждый миг ожидал самой жалкой смерти, я был подвергнут, тайно и явно, всем унижениям, какие только способен выдумать самый низкий ум, я был ничтожной пешкой в его дьявольских интригах!
   Меня лишили всего, что дорого сердцу человека, меня разлучили с Отечеством, с сыном, с женой, с товарищами по оружию! Вместо этого Александр сначала подсылал ко мне шпионов, являвшихся в самых разных обличиях - даже Мария Валевская была его орудием, даже Полина, моя дорогая сестра, запуталась в его сети! Потом он своими бесконечными унижениями толкнул горстку верных мне людей, сопровождавших меня в плену, на отчаянный шаг, на попытку меня спасти из России! - и безжалостно разделался с ними. Мой славный мамелюк Рустам пал, защищая своего Императора, а после я принужден был стать свидетелем жестокой казни бедного Дюрока! Вслед за тем, угрожая предать смерти последних моих друзей, которых он будто бы пощадил, это чудовище принудило меня поступить на службу в Академию, чтобы готовить Франции врагов. Наконец, он принялся искушать меня призраком свободы, предлагая взамен разделить его мистические игры и разыгрывая роль моего духовного наставника!
   Я должен Вам сознаться, Мишель - я не выдержал, я изнемог в этой неравной борьбе. Я слишком привык быть хозяином своей судьбы, чтобы вынести без вреда для себя тринадцать лет самой унизительного зависимости, почти рабства. Чтобы выжить, я должен был отказаться сначала от достоинства, потом от дружбы, потом от верности Отечеству, и, наконец, от уважения к самому себе.
   Перед Вами уже не тот человек, который сделался из лейтенанта императором, который покорил Европу и едва не сделался властелином мира - тот пламень угас. Я не смогу теперь даже возвысить голоса, так я стар и устал.
   Последние годы меня удерживала на этом свете только одно, последнее чувство - мечта о мести, самое сильное и низменное из человеческих страстей. Увы! - и здесь Александр оказался хитрее меня, он предпочел умереть, не дожидаясь старости, вдали от Петербурга. Хотя я, будучи наставником лучших офицеров русской армии, сколько мог содействовал зарождению и действиям тайных обществ офицеров, имеющих целью уничтожить царскую власть, но все же я не могу быть уверен, за отдаленностию места и неясностью правительственных сообщений, что хоть немного способствовал его кончине.
   Единственное, что мне удалось, это лишь после смерти Александра поколебать его власть. Знаете ли Вы, Мишель, чего не хватило правительственным войскам, чтобы подавить мятеж 14 августа в день его возникновения? Я скажу Вам - нескольких зарядов картечи. В Петербурге не нашлось ни одного картечного заряда, и четыре пушки Николая принуждены были стрелять ядрами. Ядра сделали каре восставших полков слишком мало вреда, чтобы оказать достаточное моральное воздействие и обратить их немедленно в бегство. Когда же инсургенты проявили достаточно твердости, толпа, осмелев, присоединилась к ним, и у восстания явилась надежда на победу.
   Никто в столице, да что там, во всей России! не мог предвидеть подобного, кроме Вашего покорного слуги. Я разогнал парижскую толпу картечью в 95-м - толпу, которая смела власть короля, жирондистов, даже самого Робеспьера, и считала себя непобедимой, а все правительства трепетали перед ней - я нашел против неё надежное средство.
   Я давно знал от моих бывших учеников, что в Петербурге готовится восстание. Легко было понять, что дело мятежников будет проиграно, если только у правительства достанет возможности сделать хотя бы один картечный залп. В Петербурге, однако, картечь есть только в артиллерийской лаборатории Военной Академии. С самого дня, когда пришло известие о смерти царя, я начал действовать. Мне удалось, не спрашивайте, как, скажу только, что я за двенадцать лет кое-чему выучился у Александра, добиться, чтобы начальник лаборатории послал половину своих зарядных ящиков в Выборг.
   14-го Николай несколько раз присылал к нам за зарядами, но нашел только ядра. Вечером, после того, как раскаты пушечных выстрелов раздавались довольно долго, я увидел, что несколько домов в разных частях города загорелись. Тогда я понял, что план мой удался.
   Когда я праздновал эту маленькую победу, явились Вы.
   Я был уверен, что Вы подкуплены англичанами, и намерены передать меня в условленном месте на английский корабль, или привести наше судно в английский порт. Альбион не может спать спокойно, пока я жив. Мне известно, что английский министр в Петербурге не раз предлагал Александру передать меня в руки своему правительству. Было даже избрано место моей новой ссылки - залив Ботани в Австралии, или остров Св. Елены. Конечно, Александр не согласился - он не мог выпустить из рук такое сильное средство, способное держать в страхе Англию.
   Я согласился ехать с вами оттого, что надеялся ещё немного навредить Александру, нарушив его волю и лишив его наследников орудия шантажа в моем лице. Теперь, когда мы менее чем в двух милях от французского порта, я вижу, что ошибался в ваших намерениях. Дайте вашу руку, Мишель, как честный человек честному человеку!
   Признание императора взволновало меня. Я не мог более скрывать от Е.И.В., столь благородно раскрывшего мне свою душу, настоящих причин наших с г. Муравьевым-Апостолом действий.
   - Ваше величество, - начал я, - позвольте и мне быть откровенным с Вами: знайте, вы угадали верно, я доставил Вас во Францию, действительно подчиняясь воле Тайного общества.
   - По моем приезде в Петербург вечером 12 августа в дом Михаила Никитича Муравьева, куда я отправился из Зимнего дворца, явились члены Тайного общества, в котором я состоял до 1822 года. Оставшись наедине со мной, они спросили, верен ли я давней клятве, принесенной мною при вступлении моём в Союз. Я отвечал, что как человек чести не могу изменить своему слову, данному однажды.
   За сим члены общества известили меня о приготовляемом или в Петербурге возмущении гвардии против предстоящей присяги великому князю Николаю. Они передали мне письмо управы Союза, в котором мне предписывалось тотчас возвращаться в Варшаву и там исполнить главный приказ управы - немедленно по получении известия о восстании в Петербурге проникнуть к великому князю Константину, используя его доверенность ко мне, и убить Цесаревича, в то время как в Петербурге заговорщики убьют, в свою очередь, Великих Князей Николая и Михаила. Устранив сим действием последнего претендента на престол, я открою возможность для совершенного освобождения государства от самовластья Царствующей династии и для провозглашения в России республики.
   Я отвечал, что не могу исполнить подобного приказа управы, ибо это против моей совести и правил. На это мне пригрозили смертью за измену Обществу. Я сказал, что остаюсь верен Обществу, и готов положить мою жизнь за свободу России, но не стану делать ничего противного моей чести. Гости мои не сочли такой ответ удовлетворительным, мы стали спорить.
   Вдруг ко мне явилась мысль, как разрешить сие разногласие к обоюдному удовлетворению сторон и без ущерба для чести. Я спросил, согласится ли управа, если я возьмусь исполнить предприятие ещё более опасное, нежели предлагавшееся мне, но и сулящее ещё больше выгод делу Общества и блага Отечеству.
   Посоветовавшись между собой, члены Общества отвечали мне утвердительно. Тогда я сказал, что воспользуюсь будущим восстанием и исполню давний замысел управы Союза, в обсуждении коего я участвовал ещё в 1817 году. Мы рассуждали тогда, что вслед за революцией в России неизбежно последует интервенция иностранных монархов, чтобы восстановить власть их русского собрата. В новейшей истории война и реставрация следовала с неизбежностью за революцией во Франции в 1793 году, в Испании в 1819 и во всех прочих случаях. Мы нашли, однако, средство удалить войну от границ России и тем дать новому конституционному режиму укрепиться в Отечестве. Для этого мы положили вывезти Императора Наполеона во Францию и восстановить его власть там. Европейские государи не смогут примириться с возвращением Е.И.В. во Францию и должны будут ослабить вдвое свои силы, разделив их между двумя врагами на западе и на востоке Европы, или вовсе отказаться от интервенции сразу в две великие державы, будучи устрашены превратностями долгой войны и возможностию распространения революции в их собственные пределы. Е.И.В. же в сих обстоятельствах сделается естественным нашим союзником.
   Члены общества изъявили полное согласие на сие предложение. Тотчас бывшие между ними г. Муравьев-Апостол и г. Муравьев вызвались мне в товарищи. Едва восстание началось, мы приступили к исполнению нашего замысла.
   Теперь Вы видите, Ваше Величество, - закончил я, - что мы были честны с Вами, говоря о наших намерениях, но скрыли резоны нашего предприятия.
   - Что ж, - отвечал Император по некотором размышлении, - я принимаю Ваши объяснения и Ваше предложение союза. Вы сделали для меня более, чем кто бы то ни было за последние тринадцать лет, и я не отвергну протянутой мне руки только за тем, что Вы помогаете мне, ища блага для Вашего Отечества. По крайней мере я умру, имея за спиной нелицемерных союзников, а не ложных друзей, - заключил Е.И.В. На сем наш третий разговор окончился.
  

*****

  -- Из дневника Ипполита Муравьёва-Апостола

   Мы высадились в Булони. Хотя, капитан Альтенхорст все плавание и был очень любезен с моими товарищами, мы решили подстраховаться - Николай остался на судне, вооружённый пистолетами - держать команду судна под контролем и следить, чтобы капитан "Лебедя" не сболтнул таможенникам чего-нибудь лишнего.
   Оказавшись на берегу, мы направились искать казармы, расквартированного здесь Двадцать Шестого линейного пехотного полка. Расспросив попавшегося по дороге словоохотливого горожанина, мы узнали как нам добраться до цели нашего назначения. Неподалёку от крепости мы остановились, чтобы подождать Николая. Примерно через полчаса он появился, сильно запыхавшийся, но очень довольный.
  -- Ваше Величество, всё прошло успешно.
   Император сбросил плащ, оставшись в своём легендарном сером сюртуке, и надел вместо широкополой шляпы, скрывавшей его лицо, знаменитую двууголку. По его знаку я развернул кусок холста, в который был завёрнут штандарт Первого Почётного полка Императорской Гвардии, выкраденный из Артиллерийского музея, и гордо поднял его над головой. Мы направились к воротам. Впереди решительно шёл Император, за ним следовал я с "орлом" Старой Гвардии в руках, замыкали шествие Лунин и Муравьёв, готовые каждую секунду выхватить заряженные пистолеты. Часовые на входе возле ворот сразу обратили на нас внимание.
  -- Кто идет? - спросил один из них.
  -- Твой император, - ответил Император.
   Оба солдата, стоявшие на часах, были так поражены этим ответом и самим видом Наполеона, что растерялись не зная, что делать, и мы прошли мимо них на крепостной двор. Там мы нашли двух офицеров и несколько десятков солдат, занятых различными делами. Появление императора заставило всех их остановиться и умолкнуть.
   Император громко приветствовал их словами:
  -- Солдаты Двадцать шестого линейного, вы узнаете меня? Я здесь, чтобы возвратить вам славу, а Франции - величие. Вы со мной, солдаты? - вопросил Император.
   Все застыли в растерянности. Это был самый напряженный момент, ибо многие солдаты были молоды, чтобы знать великого Наполеона, вернувшегося в страну после двенадцать лет остутствия. Внезапно один из офицеров бросился и Императору с такой поспешностью, что мои товарищи направили на него пистолеты. Но опасения их были напрасны, офицер опустился на колено перед Императором.
  -- Ваше Величество, я рад приветствовать Вас! Мы все так долго ждали Вашего возвращения!
   Как был велик Император в эту минуту! Он заставил офицера подняться на ноги и, обняв его, сказал:
  -- Не плачь, старый товарищ, я вернулся. И со мной вернулось величие Франции! Я хорошо тебя помню, капитан, ты служил в корпусе Вице-короля и храбро дрался в Московском сражении.
   Офицер был поражён и одновременно обрадован тем, что Император узнал его - одного из множества младших офицеров своей миллионной армии.
  -- О, да... Ваше Величество. Су-лейтенант Десятого вольтижерского полка Антуан Фримэ. Под Москвой я получил из Ваших рук орден Почетного Легиона.
   Капитан повернулся к своим однополчанам и скомандовал построение. В поднявшейся суете были слышны только команды и возгласы: "Император вернулся! Вернулся Наполеон Великий!"
   В этот момент на плац выскочил один из старших офицеров и стал возмущаться самовольным построением. Услышав известие о возвращении Императора, он стал призывать к аресту "самозванца" и "афериста". Видя, что его приказы никто не собирается выполнять, он вытащил пистолет и направил на Императора. Но не успел этот офицер даже взвести курок, как был сражён несколькими пулями - это стреляли мои товарищи и капитан Фримэ.
   Император подошёл к телу убитого.
  -- Кто это?
  -- Полковник Оже, командир полка... - доложили ему.
   Император снял шляпу и сказал:
  -- Он был храбрым офицером, но он выбрал незаконную сторону... Майор Фримэ!
  -- Я, Ваше Величество! Но я капитан...
  -- Теперь уже майор. Принимай командование Двадцать шестым полком. Через полтора часа мы выступаем!
  

*****

   Допросные листы г. Михаила Лунина от 14 октября 1826 года. Допросный лист N 2.
  
   Первые десять дней плавания прошли спокойно. Никто не подозревал, кто скрывается под видом нашего слуги. Однако после захода корабля на датский остров Борнхольм капитан и члены экипажа начали проявлять к нам подозрительность.
   Мы не смогли узнать на острове, что произошло в наше отсутствие в России, туда попали только весьма искаженные известия о начале мятежа. Мы вовсе не спрашивали, открылось ли исчезновение Е.И.В. из Петербурга, дабы не вызвать подозрений. По видимому, губернатор острова все же передал какие-то слухи о бегстве Наполеона нашему капитану, так как на другой день после того, как мы миновали датские проливы, г. Альтенхорст пришел в нашу каюту в сопровождении четырех матросов нас арестовать.
   Я в течение всего плавания оставался в готовности к подобным неожиданностям и носил при себе заряженные пистолеты, так же делал и г. Муравьев-Апостол. Мы отказались подчиниться капитану, и вышли победителями из последующей схватки, убив одного из матросов и ранив капитана. Остальные члены экипажа не оказали нам сопротивления. Мы заперли их в кубрике, оставляя на палубе только рулевого и двух человек, чтобы управлять парусами. К нашему счастью на всем оставшемся пути до Булони, занявшем два дня, погода и ветер благоприятствовали нашему плаванию.
   Высадившись во Франции, мы намеревались тотчас следовать до ближайшего военного гарнизона и поднять мятеж именем Е.И.В. Наполеона. В последний день пути Е.И.В. сочинил и продиктовал нам две прокламации, к народу и к армии, в которых извещал французов о своем возвращении и призывал их восстать, чтобы вернуть ему престол, стране - национальную независимость, а армии - славу.
   При высадке в Булони удача благоприятствовала нашему предприятию. Нам удалось обмануть бдительность таможенных чиновников и не показать вида, что на "Лебеде" что-то не в порядке. Перед тем мы напустили столько страха на капитана и матросов, что одно наше присутствие не позволило им обратиться к французским чиновникам за помощью. Я и император высадились на берег и поспешили к казармам. Г. Муравьев-Апостол остался на корабле, чтобы не дать экипажу снестись с французской полицией и поднять тревогу раньше времени. Мы условились через два часа встретиться с ним у ворот крепости.
   В Булони мы первым делом отправились в магазин антиквара. Там, как мы и рассчитывали, нашелся подходящий орел, способный сойти за имперское знамя. Древком для него послужила ручка лопаты, взятой на конюшне гостиницы, мимо которой был наш путь. Недалеко от крепости Е.И.В. надел серый сюртук, который он захватил по моему настоянию из Петербурга и принял почти тот вид, в котором его знал некогда весь мир. Мы укрылись в тени дома напротив ворот и стали ждать нашего товарища.
  

*****

  -- Из дневника Ипполита Муравьёва-Апостола

   К вечеру мы подходили к Абвилю, где находился штаб 10-й дивизии, которой командовал генерал Кюззак. О нашем приближении уже было известно в городе, и генерал хвастливо заявлял, что разгромит мятежников и арестует Наполеона Бонапарта. Объявив в городе осадное положение, генерал Кюззак послал навстречу бывшему Императору батальон пехоты под командованием самого преданного офицера.
   Император предвидел, что однажды на его пути могут встретиться такие трудности, и поэтому был к ним готов. Приказав нам стоять смирно, повернув ружья прикладами вверх, он спокойно вышел вперед к приближающемуся батальону, командир которого уже отдавал приказ стрелять. Нарушив его приказ, оба Николая: и Лунин, и Муравьеве, отдав оружие мне, последовали за ним, готовые в любую секунду закрыть его своими телами.
   "Солдаты Сто Пятого! - прокричал Император шеренгам воинов, стоявших с ружьями наперевес напротив него, - вы узнаёте меня?" Ему ответили сотни голосов, и, распахнув шинель, он предложил им застрелить своего Императора, если они смогут. Конечно, Император знал, что едва ли кто из молодежи участвовал в его славных походах, но он надеялся на старослужащих офицеров и сержантов, составляющих костяк французской армии. И больше всего он верил в то, что Карл Десятый действительно сделался ненавистным всем французам.
   Император шел навстречу шеренгам, готовым к стрельбе с уверенной улыбкой, и потрясенные солдаты, опустив свои ружья, разразились возгласами: "Да, здравствует Император!". Быстро шагая вперед с распростертыми объятиями, Наполеон приветствовал их как лучших друзей. Командир батальона был вынужден отдать ему свою саблю, но Император приказал тут же его освободить, после чего тот ускакал в Абвиль.
   Вскоре после этого, командир кавалерийского полка, стоявшего в Абвиле, вывел полк из города и полностью, за исключением нескольких сбежавших офицеров, привел его под командование Наполеона. Старый полковник оказался верным бонапартистом и старым гусаром, бывшим адъютантом славного генерала Лассаля, начальника лёгкой кавалерии. Генерал Кюззак бросил все, ускакав из города в одном мундире.
   После этого город оказался всецело в руках Императора, а роялисты спешно покидали территорию. Наполеон Бонапарт перестал быть простым искателем трона и снова почувствовал себя Императором.
   Граждане Абвиля приняли нас шумно и радостно. В эту ночь в центральном отеле города был устроен прием, где Император произносил речи в честь офицеров армии, мэра и муниципальных властей, время от времени показываясь через окно приветствовавшей его толпе.
   Наполеон Бонапарт проникновенно и сдержанно говорил о причинах, побудивших его вернуться, и планах на будущее. Он говорил, что у него было тринадцать лет для того, чтобы обстоятельно поразмыслить о прошлом и извлечь из него уроки. Шквал аплодисментов награждал каждую его речь.

*****

   Допросные листы г. Михаила Лунина от 14 октября 1826 года. Допросный лист N 3.
  
   Мой брегет показывал, что минуло более двух часов, г. Муравьева-Апостола всё не было. Император решительно направился к воротам, я последовал за ним с орлом в руках.
   - Кто идет? - спросил часовой.
   - Твой император, - отвечал Е.И.В. Оба солдата, стоявшие на часах, были так поражены этим ответом и видом Наполеона, что застыли в растерянности, и мы прошли мимо них на крепостной двор. Там мы нашли несколько десятков офицеров и солдат, занятых различными делами. Появление императора заставило всех их остановиться и умолкнуть.
   Император приветствовал их словами: - Солдаты Двадцать Шестого линейного, вы узнаете меня? - часовые, нерешительно последовавшие за нами, при сих словах остановились и стали слушать.
   - Я здесь, чтобы возвратить вам славу, а Франции - величие. Вы со мной, солдаты? - вопросил Е.И.В. Он продолжал свою речь далее, но я не могу передать сказанных им слов, поскольку в эту минуту должен был отвлечься. Я увидал, как один из офицеров, словно стряхнув оцепенение, пробирается мимо своих товарищей ближе к Е.И.В. Я узнал в нем своего старого знакомого, Анатоля Оже, и хотел было окликнуть, как увидел, что тот держит в руке пистолет. Я стоял шагах в пяти за спиной императора и не мог успеть к г. Оже быстрее, чем тот выстрелит. Тогда я отбросил орла, сам вынул из-за пояса пистолет и поднял его, чтобы пулей остановить моего бывшего друга. Я опоздал - г. Оже выстрелил первым. Мне показалось, что выстрел его не достиг цели, так как император продолжал говорить. Вдруг я услышал за спиной крик:
   - Мишель, что вы делаете! - я обернулся и увидел г. Муравьева-Апостола, нацелившего на меня пистолет. В один миг я понял, что мой товарищ принял меня за убийцу императора, что объяснения бесполезны, и мне остается только одно средство спасти жизнь. Я поднял свое оружие и выстрелил. Г. Муравьев-Апостол пал мертвым - моя пуля угодил ему прямо в лоб.
   Я не успел обернуться назад, как меня схватили солдаты. Когда меня выводили из крепости, я успел заметить, что император ранен, он лежал на земле в крови и обращался с какими-то словами к склонившемуся перед ним офицеру.
   Вот история моих преступлений.

*****

  -- Из дневника Ипполита Муравьёва-Апостола

   Переход маршала Груши со своим корпусом на сторону Императора произвёл во Франции эффект разорвавшейся бомбы. Если до этого блестящее продвижение Императора по северу страны воспринималось многими как временный успех удачной авантюры, то теперь все выглядело совершенно иначе, это был крах правящего режима. Королевские полки один за одним переходили на сторону Императора. На подходе к очередному городу нас встречали войска, выстроенные для встречи Императора, фурнитура с королевскими лилиями с амуниции удалялась, а белые розетки на кокардах заменялись трёхцветными.
   Ветераны наполеоновских войн сотнями приходили записываться в возрождаемую армию Императора. Самых крепких и достойных из них записывали в Старую Гвардию. Старой Гвардией Император назначил командовать дивизионного генерала Бертрана, не оставившего его в России. Бертран же первым из генералов получил маршальский жезл новой Империи. Его заместителем стал Лунин, произведенный в чин бригадного генерала.
  

*****

   Под Парижем марщал Макдональд, собирал большую армию для решительного сражения со своим бывшим благодетелем. Маршал Мармон укреплял предместья Парижа, а маршал Мортье собирал Резервную армию на Юге Франции. Но все было бесполезно, удача окончательно отвернулась от Бурбонов. Как только Император приблизился к Парижу королевская армия восстала и перешла на его сторону. Маршалы, предавшие в свое время Императора были вынуждены бежать вместе с королевским двором.
  

*****

   Письмо г-на Михаила Лунина королевскому следователю г-ну Антуан Де Одилон от 3 декабря 1826 года (продолжение).
  
   К сему я должен прибавить, однако, что не сказал и тогда императору всей правды о моих намерениях.
   Я действительно намеревался всеми силами способствовать возвращению императора на французский престол, однако только при условии победы восстания Союза в России. Кровопролитие в Петербурге ночью 14 августа, все ужасы восстания и гражданской войны, свидетелями которых я был, произвели на меня весьма сильное впечатление. Тогда я дал себе слово, что не стану причиной подобных несчастий без полной уверенности в том, что жертвы не будут напрасными. Если же восстание в России потерпит поражение, все наши усилия во Франции приведут только к войне, исход которой заранее предрешен - одной Франции не выстоять перед Европой, как и тринадцать лет тому назад. Итак, я решил, что если только узнаю, что Союз побежден Николаем, то тотчас остановлю наше предприятие, хотя бы это пришлось сделать ценой жизни Е.И.В. Наполеона
   Во время всего пути я не мог узнать удостоверительно, чем окончилась инсуррекция в Петербурге. Только высадившись на берег в Булони я прочитал в газете, что после десяти дней жестокой борьбы восстание, по слухам, подавлено царем. Однако тон газетной статьи показался мне весьма неуверенным, да и возможно ли верить сообщениям королевской газеты о республиканском восстании? Сомнения продолжали терзать меня.
   Тем временем мы достигли крепости, а решение моё ещё не было принято. Я не мог допустить, чтобы г. Муравьев-Апостол присоединился к нам, поскольку он, конечно, помешал бы мне убить императора. Незаметно для Е.И.В. я перевел стрелки на сорок минут вперед, и показал брегет императору со словами, что наш товарищ опоздал к назначенному времени и ждать более нельзя.
   Император тотчас направился к воротам. Я шел за ним, понимая, что уходят последние минуты, в которые я смогу ещё что-то изменить. Если полк встанет на нашу сторону, мятеж будет уже не остановить.
   При первых словах императора, обращенных к солдатам, стоя за его спиной, я почти уже уверил себя в необходимости остановить дело и решился убить Е.И.В. Я должен признать, что г. Муравьев-Апостол был прав, когда думал, что я угрожаю пистолетом императору. Впрочем, скоро судьба в лице г.г. Оже и Муравьева-Апостола разрешила мои сомнения и избавила меня от необходимости делать ужасный выбор.
   Вот моё полное и искреннее признание. Я надеюсь, что моё желание о сохранении его для потомства будет Вами выполнено.
  
   Михаил Лунин.
   Крепость Ам, 1826 года января 4 дня.
  
   P.S. Прошу Вас переправить сочинение Ипполита Михайловича Муравьева-Апостола, которое он написал во время плавания на "Лебеде", и которое Вы найдете в его вещах, его отцу, сенатору Российской империи Михаилу Никитичу Муравьеву-Апостолу через российского министра при французском дворе. Отцу его он может послужить утешением в потере сына и памятным знаком. Уповаю в сем деле на Ваши честность и милосердие. М.Л.

*****

  --
   Французские войска дрогнули и стали отступать. Натыкаясь на несокрушимую стену Старой Гвардии, отступавшие полки обтекали её справа и слева, равнодушно выслушивая ругательства ветеранов, полные горьких упрёков.
   В ставке Императора все, без исключения, находились в подавленном состоянии, сам Наполеон, сидя в люимом кресле, мрачно молчал, не отвечая на вопросы приближенных. Когда со стороны левого фланга показался бешено мчащийся всадник по направлению к ставке, возникло легкое оживление и у некоторых возникла робкая надежда на получение хоть каких-нибудь радостных новостей. Всадник оказался офицером Десятого Конфоланского гусарского полка. Приблизившись к группе генералов, он слетел с лошади и подбежал к императору.
   - Ваше Величество! Капитан Филипп, адъютант генерала Лунина. Мы атакованы превосходящими силами русских, войска корпуса пока еще удерживают позиции, но неприятель, не считаяь с большими потерями, продолжает нас атаковать. Корпусу долго не продержаться. Генерал просил Вас немедленно отходить.
   Наполеон на секунду прикрыл глаза. Часто снившийся ему в последнее время сон, в котором он терпит поражение под Катр-Бра, становился реальностью с небольшим отличием: во сне победу союзникам принесли прусские войска фельдмаршала Блюхера, здесь же причиной поражения была русская армия фельдмаршала Милорадовича.
  

*****

   Наполеон наклонился над Луниным. Бинты, которыми перевязали распоротый осколком бомбы живот, были насквозь пропитаны кровью. Император взял правую руку своего товарища, она уже холодела.
  -- Жезл! - коротко бросил он, не оборачиваясь.
   Адъютант мгновенно подал ему маршальский жезл. Наполеон вложил его в руку Лунина.
  -- Мишель! Я награждаю тебя чином Маршала Франции!
   Лунин был ещё в сознании. Он пытался что-то сказать, но губы уже едва слушались его. Император нагнулся к нему, чтобы расслышать последние слова умирающего друга.
  -- Слишком поздно...
   Наполеон, непонимающе взглянул в глаза Лунина. Тот, напрягая свои последние силы, повторил громче:
  -- Слишком поздно... ты вернулся...
   Эти слова отняли последние силы русског маршала, он дёрнулся и затих.
  

*****

  -- "Петербургские ведомости" 22 декабря 1853 года
  
   Вчера в Санкт-Петербург прибыл известный французский государственный и политический деятель - герцог Мишель де Бергамо. Мало кому известно, что бывший всесильный министр внутренних дел Франции, принимавший деятельное участие в управлении страны почти беспрерывно с 1825 года на протяжении 28 лет, является нашим соотечественником, покинувшим родные пенаты в смутный Двадцать Пятый год. Отставной штабс-капитан Михаил Николаевич Муравьёв, сопровождая императора Наполеона Бонапарта, содействовал его возвращению на французский престол и на долгие годы связал свою судьбу с чужой страной. Но сейчас он вернулся в Отечество, и Вашему покорному слуге, бессменному корреспонденту нашей газеты посчастливилось интервьюировать этого замечательного человека.
   Вопрос: Ваше сиятельство, от лица Ваших соотечественников и читателей газеты "Петербургские вести" позвольте поприветствовать Вас с возвращением на родную землю! Надолго ли Вы в Отечество?
   Ответ: Я вернулся насовсем.
   Вопрос: Связаны ли Ваша отставка с поста министра и возвращение в Россию с началом военной кампании Франции против Российской империи?
   Ответ: Самым непосредственным образом. Партия, которую возглавлял я, проиграла сторонникам войны с Россией. Третья Империя, натравливаемая Англией, встала на путь, гибельный для её будущего. Союз Франции и России принёс бы больше дивидендов для обеих стран. Поверьте мне, то что будет происходить в ближайшее время приведёт к тому, что в созвездии великих стран зажжется новая яркая звезда - объединённая Германия.
   Вопрос: Ваши планы на ближайшее будущее?
   Ответ: Война России с Францией и Великобританией будет завершена до логического конца - слишком много поставлено на карту Наполеоном Третьим. И я не могу в столь грозный для Отечества час оставаться в стороне - уже сегодня я подал прошение на имя Его Императорского Величества с просьбой принять меня на военную службу.
   Вопрос: Сегодня мало кто из наших соотечественников знает, что Ваше настоящее имя Михаил и Вы принадлежите славному дворянскому роду Муравьёвых, давшего России много замечательных деятелей.
   Ответ: Своё имя я не скрывал и во Франции, но там я более известен по титулу, который получил в награду от Наполеона Великого за сражение при Бергамо.
   Вопрос: Прошу прощения, Ваша светлость, но среди наших доморощенных либералов получило широкое распространение ещё одно Ваше французское "имя"...
   Ответ: "Вешатель"! Что ж оно имеет право на существование. Но эти "якобинствующие" сотрясатели воздуха забывают о том, что предав казни нескольких десятков подстрекателей я предотвратил события, которые обернулись бы для Франции потоками крови, превосходящими августовские события Двадцать Пятого года в Санкт-Петербурге. Многие государственные деятели разных времён и стран превосходили своей жестокостью и беспощадностью меня, но не все добивались результата. А я... впоследствии одно только это имя - Бергамо-"Вешател"ь, останавливало волнения. В некотором роде им также можно гордиться, как и титулом герцога Бергамского.
   Вопрос: Ваше сиятельство, как Вы считаете: могли бы Вы добиться столь же высокого положения и в России, если бы не покинули её двадцать восемь лет назад?
   Ответ: А почему бы и нет? Грамотные и исполнительные люди везде найдут себе достойное применение. С таким же успехом я мог бы стать министром внутренних дел Российской Империи и заслужить титул графа или князя... и даже прозвище Вешатель.
   Вопрос: Насколько мне известно, вместе с Вами принимали участие в возвращении императора Наполеона во Францию ещё несколько наших соотечественников. Что с ними сталось?
   Ответ: Все они пали в славных битвах. Падение Наполеона Великого пережил только я, хотя мне и пришлось год провести в одиночной камере казематов крепости Ам. А теперь я попрошу извинить меня, предстоит одно весьма деликатное дело, которое я обязался выполнить много лет назад.
  

*****

Санкт-Петербург, дом сенатора Муравьёва-Апостола,

22 декабря 1853 г.

  
   Герцог Бергамский положил перед седым высохшим стариком толстую тетрадь в кожаной потрёпанной обложке. Старик зашёлся в астмическом кашле, но быстро справился с этой напастью, и, спросил скрипучим голосом:
  -- Это тот самый дневник?
  -- Да, ваше превосходительство. Я обещал Вашему сыну, что передам его Вам лично в руки. К сожалению, раньше я не имел такой возможности.
  -- Спасибо. Вы выполнили своё обещание. И благодарю Вас за рассказ о моём сыне. Если я чем-нибудь смогу быть Вам полезным - обращайтесь, я приложу все усилия, чтобы помочь Вам.
  -- Я Вам очень признателен. Позвольте откланяться, ибо мне сообщили буквально перед самым визитом к Вам, что Государь безотлагательно приглашает меня на аудиенцию, до которой у меня... - герцог быстро взглянул на часы, - осталось всего два часа. - Бергамо не лукавил, дело действительно обстояло таким образом.
  -- Не смею Вас задерживать, герцог! Дай Вам Бог счастья! Прощайте!
  -- Благодарю, Вас. Прощайте!
  
   Бывший товарищ сына покинул старика. Тот оставался сидеть в кресле, не решаясь притронуться к дневнику сына. Наконец, он собрался с силами и взялся за чтение записей сына, погибшего двадцать семь лет назад.
   Читал он очень долго, не обращая внимания на уговоры своих родных и слуг отдохнуть и затем продолжить чтение, но старик был непоколебим. Наконец он дошёл до последних строк, написанных его милым Иполлитом.
   "Завтра предстоит решительно сражение. Император собрал самую большую армию за всю историю человечества. Но нам противостоит ещё большая мощь объединённой Европы: австрийцы, немцы, англичане, бельгийцы, голландцы, испанцы и, как ни печально, мои соотечественники.
   Глядя на эти массы народа, которые сойдутся завтра в смертельной схватке, и будут сражаться не на жизнь, а на смерть, мне становилось жутко. В последние дни меня неотступно преследует мысль, что мы выпустили на свободу Монстра, благодаря которому цивилизация опять рухнула в пучину самоуничтожения.
   И я не знаю, что мне делать. Посоветоваться мне не с кем. Император, попав в привычную атмосферу раболепства и чинопочитания, стал совершенно другим. Лунин погиб под Катр-Бра. Муравьёв попал в опалу и заключен в крепость Ам . Я запутался в себе и своих мыслях - завтра битва в которой мне быть может придётся скрестить оружие со своими соотечественниками, и я буду сражаться, чтобы выполнить свой долг; мне не по душе воинственные планы Императора, но я буду претворять их в жизнь, чтобы выполнить свой долг. Я выполню свой долг, но может быть... я неправильно воспринимаю этот долг.
   Всё чаще и чаще я возвращаюсь мыслями к событиям прошлого года - нашей высадки в Булони. А что если бы нам тогда не сопутствовала удача и мы потерпели бы фиаско? Не выиграл бы от этого весь мир?"
  

К О Н Е Ц

2006-2008 гг.

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"