- Куда едешь-то, дружище? - спросил я у монаха, мерно трясущегося на повозке вместе со мной. Тот удивленно поднял на меня усталые покрасневшие глаза, вздохнул.
- Киев-град, сын мой. Князя неразумного к вере истинной склонить.
- Это который Владимир? - Знание как всегда приходило ко мне из ниоткуда, но вот уже который раз я так же продолжал задавать очевидные вопросы. Сдержанней надо быть. Сдержанней. Горьким опытом уже научен.
- Да. Братоубийца, язычник и страшнейший блудник. Говорят, недавно закопал живьем десяток христиан, - мужчина сморщился и что-то забубнил себе под нос по-гречески. Я удивленно посмотрел на него, но решил не расспрашивать
Повозка медленно катилась по размытой дождями дороге через деревню. В грязи копошились люди, с яростным хрюканьем под копыта периодически бросались свиньи - жизнь била ключом. Монах достал из мешка громадную книгу, обшитую кожей и начал тщательно оттирать от нее грязь рукавом. Я всегда с интересом относился к умным людям, но когда он заунывным голосом начал её читать, это уже было перебором.
Когда мы въехали в ворота города я, кивнув мужчине, спрыгнул с повозки. Разозленный возница, только заметивший меня, щелкнул в мою сторону кнутом, но промахнулся.
Ну и нравы. А прошло-то не так уж и много времени.
У дворца столпились самые разнообразные представители народов. Булгары, мой старый знакомый византиец, римляне. Неприятно удивился знакомым "приятельским" еврейским чертам у пары хазар, невесть как сюда затесавшимися. Прошлая встреча с ними закончилась весьма неприятно, поэтому в этот раз я решительно развернулся и зашагал прочь.
Задумавшись, что забыла здесь вся эта компания, я пропустил момент, когда реальность вокруг меня начала искрить и таять.
***
- Я ещё раз повторяю, сколько ангелов поместится на кончике иглы! Отвечай, еретик!
Даже сквозь боль я не смог не отметить, что лучше так, чем пробитые руки и ноги. Правда эта оптимистичная новость никоим образом не давала мне ответа на столь дикий вопрос, а значит два монаха в черных ,надвинутых наглухо капюшонах, продолжали мерно крутить ручки, разрывающие мою тело.
- Да откуда я знаю! С каких пор вас вообще начали интересовать основы дифференциального исчисления?! - как и всегда Знание, прорывая шаткую плотину разума, лилось в сознание холодной отрезвляющей волной, позволяя мне прийти в себя.
Лысый священник, командующий двумя моими мучителями скривился, и торопливо пробежался по своему телу в непонятном жесте.
Самое главное, чего я не понимал, и что пульсировало даже сквозь Актуальное, торопливо растекающееся внутри моей головы, почему, ПОЧЕМУ они называли себя христианами?
- Отвечай еретик, с тобой говорит Отец Лопе де Вега, добровольный слуга инквизиции и раб Христа!
Боль в разрываемых дыбой руках заставляла буквально кричать:
- Рабы своего учителя не пытают и еретиком не называют!
Монахи, как оказалось, мыслили чуть быстрее, чем вошедший во вкус лысый священник, и вдвоем одновременно бросили веревки. Отец Лопе недоуменно глянул на них, и лишь когда блоки громыхнули о дощатый пол, он понял, что я сказал.
Я растирал ноющие кости и с удовольствием наблюдал, как его зрачки медленно расширяются в ужасе. Он медленно покачнулся назад, что-то забормотав по латыни, схватился за какой-то амулет на груди и на вытянутой руке чуть ли не ткнул мне им в лицо.
- И что это за язычество?! - громко воскликнул я, вскочил, и схватил позолоченный деревянный крест. Это было последней каплей для монахов, и они, вереща, бросились вон из комнаты. Вперемешку с криками по-латински звучало и до боли знакомое слово "Антихрист".
Куда и зачем убежали мои мучители, меня сейчас не интересовало, я с отвращением рассматривал амулет в виде креста в моей руке. С этим образом у меня были весьма неприятные ассоциации, так что я с опаской рассматривал то, что инквизитор по неизвестной мне причине считал святым.
Две скрещенных палки, вертикальная в три раза больше горизонтальной, и распятый на них человек. Знание издевательски подло ударило болью в виски. Это я. Я. Страшно заныли ладони, автоматически скрючившиеся в кулаки, заныли ноги, в тех самых местах, что были пробиты гвоздем.
Я с отвращением отбросил в сторону крест, сел на дыбу и опустошенно опустил голову в ладони. Как? Всего полторы тысячи лет, и все уже ВОТ ТАК?
Вонь страха, страданий и смерти нахлынула на меня, только сейчас я понял, насколько ужасно помещение, в котором я нахожусь. Где-то вблизи уже грохотали солдатские подкованные сапоги, но я лишь беззащитно прижал колени к груди, в уголке забитого сознания что-то кричало лишь одно слово "Как?!"
Мешок на голову. Брызги водой с четким ржавым оттенком, обличающие латинские вопли, хаотичное движение вверх, влево, снова вверх, колючие ветки, протыкающие холщёвую ткань мешка и впивающиеся в лицо, и жадный запах протухлого масла.
Я уже не здесь. Я где-то далеко. Чувствую, как искрит вокруг меня разноцветными каплями реальность, чувствую, как искрит и сгорает плоть, из плена которой я упорно пытаюсь вырваться. Успеть убежать.
В нос бросается отвратительный запах горящей плоти. Мешок загорается. Свет. Тьма.
***
- Привет, - хрипло улыбнулась мне девушка рядом. Пахнуло гнилью.
Я резко поднялся на кровати. Недоуменно посмотрел вокруг себя. Светает. Закоптевшие стены с ободранными кусками обоев. Кружиться голова. Я с трудом нащупал ногами пол и со стоном обхватил голову. Казалось, мысли тягучими каплями крови срываются сейчас из ушей, глаз, носа и рта и мозаикой разбиваются об пол.
Мимо меня, держась за стену, прошла голая девушка, сверкая разлагающейся плотью. Широко раскрыв глаза, я с нарастающим недоумением пошел за ней, оставив за собой кровать, пахнущую смертью и землей.
Кухня. Обгорелая газовая плита, шипящий синий огонь, разваливающаяся сковорода, копошащаяся смерть в ней. Девушка что-то непонятное делала на столе, я, особо не присматриваясь, с трудом нашел табурет и сел, пытаясь вспомнить то, что было вчера. Знание не спешило приходить, тонкой струйкой пота стекая по виску. Я застонал и усилием воли прорвал плотину разума, наполняя свой мозг болью памяти.
Ночь. Шаги. Случайное объятие. Легкий запах сырой земли. Плоть, отстающая от костей и остающаяся в ладонях. Жалость. Ночь. Шаги. Пахнет смертью и гнилью. Скрип двери. Вонь нарастает. Шепот. Имя. Пять слов, расширяющих мои зрачки. Теряю сознания от запаха, наполняющего мое тело с каждым вздохом.
- Хочешь, я покажу тебе Бога?
Недоумение. Страх. Неуверенность. Шипящая конфорка. Дрожащие пальцы, шарящие по телу в поисках спасения. Боль. Но не та, нет... Эта боль уходит сразу же. Струйка крови, стекающая по руке. Грязная тряпка, стирающая её.. Шепот с гримасой улыбки.
- Это причастие двадцать первого века.
Тьма мигом затягивает в себя, сжирая остатки обгоревшей сотню лет назад плоти. Весь мир у ног.
- Будешь? - девушка, привалившись рядом со мной протягивает мне шприц. Я содрогаюсь и молча мотаю головой. Она хмыкает.
- Вчера ты был посговорчивей. Не понравилась ночь?
Я закрываю глаза. Осколки разума вбивают в голову остатки Вчера. Любовь с привкусом смерти.
- Да, кстати. Я не Мария Магдалиновна, как ты меня вчера пытался назвать. Я Света, ясно? - она попыталась строго посмотреть на меня расплывающимся взглядом. Я кивнул и отвернулся.
- Хочешь, я спасу тебя? -наконец сумел вырвать из себя слова. Смешок. Звук рвущейся плоти, шипение.
- Спаси мир, - прикусив губу, громко сказала она - а я подожду.
Выходя, я услышал стук упавшего безвольно тела. Она уже не здесь.
В этот раз искры не спешили начинать свой причудливый танец у моих ног, и я мог пройтись по городу. Копошащиеся в грязи машины. Яростно матерящиеся люди, бросающиеся им под колеса.
Я остановился возле моста, возле огромной визжащей автомобильной пробки, и посмотрел в небо. Капли дождя барабанили по моим щекам, я медленно приходил в себя. Время неторопливо вползало в уголки разума. Реальность, наконец, завибрировала у ног
Когда я был готов раствориться в свете, что-то ударило меня по плечу. Я устало обернулся, понимая, что переход безнадежно сбит, и увидел перед собой старую женщину с зонтиком.
- Ирод! Чего голым ходюшь, не видишь что ли, церковь рядом!
Она и впрямь была рядом. Церковь. Надо же. Собор величественно царапал золотыми куполами небо, белизна стен нагло пыталась слепить глаза.
Я прошел мимо старухи, отчаянно заколотившую меня по голой спине зонтиком, направившись к дверям. Чем ближе я был к храму, тем четче и величественней он возвышался надо мной. Я почувствовал, как невольно мои ладони крепко сжимаются в кулаки.
Скрип дверей. Тягучий смертельный зов золота. Вонь воска. Бренчание денег. Торопливые молитвы картинам людей. Знание, услужливо подкидывающее мне пропахшие тысячью лет догмы священников. Догмы, раз за разом прокручивающиеся в своей голове вносят во внезапно накатившую на меня злость страх.
Страх.
Я с ужасом смотрю на священника, вышедшего изнутри храма, к которому склоняются люди, целуя ему руки. Целуя иконы, которые он несет перед собой. Едя хлеб, который они считают моей плотью.
Страх. Я отчаянно разламываю плотину своего разума, превращая Знание в бурлящую лавину, заполняющую мой мозг, я разгоняю волну как можно сильней, пытаясь вместить в себя вечность, пытаясь понять, буквально молясь на то, что я просто забыл что-то, и это что-то все объяснит. На то, что это что-то спасет.
Друзья, стоящие рядом. Преданные глаза Иуды. Попытка понять. Недоумение. Непонимание. Хаос. Бессилие. Страх.
Я закричал. Закрыв лицо ладонями, я закричал. Заглушая криком смрад золота, похоти и смерти. Чувствуя, как все вокруг начинает отвечать мне. Шепотом пламени. Ухмылкой землетрясений. Плачем наводнений. Криком ветров.
Мир застыл. Мир просто перестал существовать.
Тьма, проедая плоть, просочилась ко мне в глазницы, стирая и сжирая все на своем пути.
***
Младенец на руках Святой Марии кричал.
Вечность вновь ждала его выбора.