Когда-то, очень и очень давно, Империя существовала на Праматери земле. Она распространялась вширь, захватывая одну страну за другой, раздвигала границы Ойкумены, Обитаемого мира, насаждала закон и порядок среди народов просвещённых и несла просвещение народам тёмным и невежественным. Движение её было неостановимым, но конечным. Наступил тот неприятный момент, когда она исчерпала все силы для своего расширения и остановилась, объятая заботой о сохранении всего приобретённого. Но империи живы, пока расширяются. Едва остановившись, они тотчас же начитают гнить и умирать. Этот закон универсален, и ни одна империя не сумела избежать его действия. Кроме той, праматеринской Империи. Потому как она нашла способ продлить своё бытие. Оторвавшись от поверхности Праматеринской планеты, Империя устремилась вверх, в безбрежные пространства Космоса. Галактика стала ареной её безудержных притязаний. Но и эта галактическая экспансия, растянутая на тысячелетия и тысячелетия уже приближается к закономерному финалу.
За спиной преторского чиновника висело приколотое к стене кнопкой расписание легионов. Чиновник равнодушно вводил в казённую вычислительную панель установочные данные командированного, беря их из предъявленной подорожной грамоты: пункт отправления, пункт назначения, преномен, номен, когномен, звание, занимаемая должность.
Командированный, не отрывая взгляда, смотрел на список. Лист цветной печати был выдран из Имперского Кодекса должностей начала правления достославного императора Юлиануса. Ныне этот Кодекс считался запрещённым и подлежал безусловному уничтожению. Императорский эдикт грозил смертной казнью всякому, продолжающему хранить у себя запрещённую к чтению книгу.
После мятежа племянника убитого в Парасанской войне императора Юлиануса Порфирия старые имперские легионы расформировали. Они поддержали притязания Порфирия на власть. Все. Безоговорочно. И Порфирий стал императором. Правда, ненадолго. Но вины легионов в том нет. Племянник оказался дураком, не способным договориться со знатью и народом. Знать и народ отвернулись от Порфирия и братья императоры, сменившие на троне Империи безвольного начальника личной охраны Юлиануса Иовиана, до того прозябавшие в ничтожестве, победно взошли на престолы Запада и Востока.
Легионам ничего не оставалось, как присягнуть новым императорам. Думалось, что своеволие армии будет забыто, однако братья ничего не забывали. Исподволь они создавали новую же армию, ничем не связанную с древними воинскими установлениями, которыми руководствовались военачальники и солдаты легионов. И когда новая армия была создана, старые легионы раскассировали. Раскассировали, но не распустили. Отдельными подразделениями их распределили по имперскому лимесу, загнали в самые глухие, самые дремучие, самые гибельные места границы. Командовать этими осколками былой имперской силы назначались, в том числе, и высшие начальники Старых легионов. Для них императоры установили на выбор: либо виселицу, либо унизительную ссылку. Некоторые выбрали виселицу, остальные - ссылку.
Военные магистры пехоты, конницы и обоих родов войск отправлялись в изгнание без всякой надежды на возвращение, потеряв статус и богатства, оставляя семейства, у кого они были, фактически без средств к существованию, если не считать доли из выплачиваемого ссыльным стипендиума. И здесь братья императоры проявили издевательскую заботу - ведь жалованье бывшим военным магистрам определялось как младшим командирам. Офицерам, начинающим свою службу с незначительных должностей, но мечтающих подняться вверх по карьерной лестнице, такие суммы не казались оскорбительными, чего не скажешь об офицерах, достигших карьерных вершин. Изобретательное наказание, ничего не скажешь.
Однако командированный не считал совершенно это унижение наказанием. Равно как и ссылку на границу. В настоящую минуту он буквально наслаждался свободой. Пряный воздух свободы кружил ему голову. Тяжёлый ошейник колодника не стягивал его шею, но он ещё не привык к тому, что это клеймо обречённого больше не сдавливало горло и инстинктивно прикасался пальцами к шее, как будто желая удостовериться, что ошейника больше нет. Преторский чиновник в такие моменты тактично прикрывал глаза и переставал печатать. Командированный, погружённый в свои мысли, неказённой учтивости имперского чиновника не замечал.
Буквально вчера он был заключённым, приговорённым к смерти и содержался в особом блоке синхронизированной тюрьмы "Влахерны". Синхронизированная тюрьма "Влахерны" считалась личным узилищем брата-императора Валентуса и примыкала к Влахернскому императорскому дворцу. В ней находились злейшие враги Империи и братьев императоров. Считалось, что из "Влахерны" никто не выходил живым. По крайней мере, командированный не мог припомнить ни одного узника, освобождённого из синхронизированной тюрьмы. Все, кто попадал во "Влахерны", шёл прямиком на эшафот.
Оказалось, в этом жестоком правиле бывали и исключения. Он являлся тому наглядным примером. И он же не понимал, почему его освободили. Хотя, нет, он догадывался, что сделано это неспроста. Только анализировать своё освобождение ему не хотелось. Пьянящий воздух свободы волновал его душу.
Бывшего арестанта, приговорённого к смерти, звали Павел Эгнаций Торкват. Военный магистр пехоты, командовавший LXIII Траяновым Победоносным сдвоенным легионом, Павел Эгнаций Торкват.
Чиновник вбил в память цифровой панели последнее предложение и вернул Торквату подорожную. Заработала печатная машинка, выплюнув на стол стопку бумаги. Чиновник ловко рассортировал напечатанные документы: большую часть оставил себе, а Павлу Эгнацию перебросил в двух экземплярах предписание с картой в дополнении - для подписи. Всё это он проделал в полнейшем молчании. Торкват достал перьевую ручку и размашисто расписался на предписании.
- Военный пост тридцать восемь сорок семь, - сказал чиновник. - Всего хорошего, магистр.
Торкват аккуратно убрал ручку во внутренний карман мундира, сгрёб со стола предназначенные ему бумаги, тяжело поднялся со стула и, не попрощавшись, вышел во двор.
Во дворе его ждал личный конвой. Буцелларии из расы аларов. Крепкие полутораметровые самцы, облачённые в тяжёлую энергоновую скелетную броню, федераты Империи. Массивные шлемы закрывали головы аларов почти полностью, оставляя свободными лишь острозаточенные металлические серповидные жвалы. Настоящие хитиновые верхние ротовые челюсти удалялись у представителей мужского рода в самом раннем детстве и заменялись на сделанные из высокопрочного металлокерамита. Каждый цикл роста молодого алара сопровождался сменой жвал на соответствующий возрасту размер. К своему совершеннолетию каждый самец алар являлся обладателем великолепных иссиня-чёрных острейших верхних ротовых челюстей. Которые, если разобраться, уже давно считались рудиментом и сохранялись лишь как дань уважения предкам.
Алары относились к высокоразвитой и не в меру агрессивной цивилизации. Империя столкнулась с Аларитским Единением более пятисот стандартных лет назад. Точнее, аларитский флот вышел на имперские границы и попытался с ходу захватить провинциальный сектор Мезии Секунды. Война шла с переменным успехом более тридцати стандартных лет, после чего Империя и Аларитское Единение заключили "вечный" мир, не продлившийся и десяти стандартных лет. Вторая Аларитская война растянулась на двести семьдесят пять стандартных лет. Она особо не напрягала ни Единение, ни Империю, ибо имела характер бесконечных пограничных налётов и контрналётов. В конце концов это непрерывное топтание на границе настолько утомило обоих противников, что они, неожиданно для себя, стали союзниками. С тех пор аларитские солдаты начали служить в имперских легионах на правах федератов, а имперские подданные получили возможность беспрепятственно вербоваться в Аларскую манёвренную пехоту.
Шесть буцеллариев вольным образом расположились у коновязи. Коновязь коновязью называлась по-привычке. На самом деле это была технологичная зарядная станция, позволяющая одновременно заряжать энергонакопители двадцати индивидуальных средств передвижения вне зависимости от их размеров и ёмкости батарей. В ней использовалась методика форсированной зарядки, наконец-то доведённая до ума имперскими учёными. "Доведением до ума" признавалось сведение к минимуму случаев спонтанных возгораний и самопроизвольных взрывов энергонакопителей. От одного до трех инцидентов на сто типовых циклов подзарядки, бодро рапортовали учёные, делая вид, что не замечают разбегавшиеся от своих боевых машин, поставленных на зарядку, экипажи. Однако хуже всего приходилось экипажам бронетехники на поле боя, когда они начинали дозаряжать энергонакопители из пауэрбанков ФЗ на ходу. Бежать им было некуда.
Зарядная станция состояла из двух частей: силового блока и зарядного блока. Зарядный блок представлял собой длинную суставчатую трубу, где каждый сустав был двусторонним портом делителя напряжения.
Шесть ховербайков типа "аранеус" висели над землёй по правую сторону коновязи и толстые чёрные кабели тянулись от суставчатых портов делителя к разъёмам бортовых энергонакопителей. Седьмой, принадлежащий Торквату, одиноко болтался у входа в преторий. Буцелларии не озаботились поставить его на подзарядку. Будучи истинными воинами, они считали ниже своего достоинства прислуживать кому-либо. Для этого бог создал простолюдинов.
Отправляя Торквата в ссылку, братья императоры милостиво приставили к нему охрану из аларов, но забыли прикомандировать денщика, любого, хотя бы самого захудалого.
Яростно сверкали жёлтые предупредительные огни, коротко покрякивали предостерегающие звуковые сигналы, а буцелларии, пренебрегая опасностью, сидели на ховербайках и непринуждённо разговаривали. Торкват слышал в наушниках интеркома переливчатый стрекот, щелчки и поскрипывания. Для непосвящённого речь аларов напоминала бессмысленный эфирный шум. Подключать словарный модулятор, чтобы узнать, о чём таком важном трещат его буцелларии, Павлу Эгнацию не хотелось, поэтому он отвернулся от зарядной станции и принялся осматривать плац вокруг претория.
Плац был на удивление пуст. Огромное безлюдное пространство, обширная площадь, мощёная каменными плитами, присыпанная снегом. "На удивление". Конечно, Торкват преувеличил. Работающая зарядная станция разогнала весь персонал базы по укрытиям. Вот они, низкие серые бетонные казематы по периметру плаца, сразу перед невысоким забором, собранным из толстых бронированных плит.
Единственные, кто не сбежал - преторские чиновники и Павел Эгнаций Торкват - здание претория защищали силовые щиты. Почему именно преторий, а не зарядная станция? Ответ прост. Окружить административное здание силовым полем выходило дешевле, чем строить полноценную защищённую систему охлаждения вокруг силовой установки. Инженерно-интендантская служба привыкла экономить на солдатах, отправленных служить в отдалённые части Империи. Экономили, понятно, не без выгоды для себя. Какая часть выделенных имперским фиском денариев оседала в глубоких карманах инженер-интендантов, можно только догадываться, но ясно, что немаленькая.
Кабели, питающие энергонакопители ховербайков, один за другим отвалились и втянулись в коробки делителей. Алары, лихо развернувшись, подлетели к крыльцу претория. Торкват молча сошёл на плац, вскочил на свой ховербайк и, крутанув машину вокруг оси, на малых оборотах, плавненько причалил к коновязи.
Дождался, не слезая с ховербайка, когда уровень заряда достигнет стопроцентного значения и питающий кабель вернётся в приёмное гнездо, жестом подозвал буцеллариев, коротко скомандовал: "За мной" и первым вылетел за ворота каструма. Алары, вылетевшие из лагеря следом, выстроились за ним двумя расширяющими крыльями по три "аранеуса" с каждой стороны.
Построив ховербайки клином, они понеслись по равнине к далеким холмам на горизонте, поднимая за собой тучи снежной пыли.
Павел Эгнаций Торкват, военный магистр пехоты, бывший командующий LXIII Траяновым Победоносным сдвоенным легионом, ныне командир неполной центурии лимитанов.
Имперский лимес. Пограничная планета Ретиария. Военный пост ном. 2947.
Ворота со скрипом опустились, образуя мост через широкой ров, заполненный чёрной водой. В воду добавляли химический ингибитор, отчего она не замерзала даже в самые жуткие морозы. Ховербайки на самой малой скорости проехали по мосту и так же медленно вплыли во внутренний двор военного поста ном. 2947, небольшой пограничной крепости Империи. Их уже ждали. Весь гарнизон, все двадцать четыре человека, включая повара и гарнизонного лекаря были построены шеренгой. Впереди стоял исполняющий обязанности коменданта крепости со значком префекта на грудной пластине экзоскелетного доспеха. Тактическая эмблема под литерой должностного положения изображала опустившего к земле голову и готового к нападению серого носорога. Серый носорог являлся символом VIII Несокрушимо Верного легиона. Порфирий особо выделял Несокрушимо Верный, ведь этот легион набирал в своё время его дядя, император Юлианус - специально под войну с расой парасанов. В армии Порфирия Несокрушимо Верные играли роль личной гвардии императора. После завершения мятежа именно VIII-му пришлось хуже всего. Считалось, братья императоры уничтожили личный состав легиона полностью. В наказание за измену и в назидание всем будущим потенциальным заговорщикам. Тем удивительнее для Торквата было встретиться с живым Несокрушимо Верным, и не просто с рядовым солдатом, а с префектом, - командиром когорты. Хотя, испытать удивление условно живому при виде другого условно живого, значит, почувствовать себя, пусть и на мгновение, по-настоящему живым. На это точно не рассчитывали изобретательные в мстительной ненависти братья императоры.
Торкват описал плавную дугу и затормозил прямо перед префектом. Алары проехали дальше, к пустым техническим боксам. Павел Эгнаций негромко выругался. Буцелларии всем видом демонстрировали презрение к крепостному гарнизону, явно и вызывающе. Чтобы понять это, не нужно даже видеть их нижние жвалы. Торкват слышал, как они презрительно пощёлкивают. И был уверен, что префект, и гарнизонные солдаты тоже слышат это пренебрежительное пощёлкивание.
Быстро соскочив с ховербайка, он подошёл к префекту.
- Павел Эгнаций Торкват, военный магистр пехоты, ваш новый комендант.
- Луций Эмилий Донат, префект, до сего момента командир этой инвалидной команды. Теперь ваш заместитель, господин военный магистр, надо полагать.
Они пожали друг другу руки, сцепив ладонями запястья.
- Salve milites!
- Ave, magister!
Торкват прошёлся вдоль строя солдат. Донат почтительно следовал за ним, отстав на два шага. Солдаты совсем не были похожи на тех уверенных в своей непобедимости воинов, что служили в Старых легионах. Потухшие глаза, небритые лица, дряблая серая кожа, набрякшие мешки под глазами. Уныние. Равнодушие. Покорность судьбе. Отчаяние.
- Как стоишь, солдат? Торкват ударил кулаком, несильно, в грудную пластину защитного панциря. - Почему доспех не начищен?
- Так что извиняюсь, господин магистр! - солдат расправил плечи, вздернул подбородок, пристукнул металлической накладкой приклада импульсной винтовки о каменную плитку и ответил громко и чётко. - Не успел, господин магистр!
- Три, - прошипел, мгновенно взъярившись, Торкват, - нет, четыре наряда вне очереди! Отхожее место чистить!
- Прошу меня извинить, - осторожно сказал Эмилий Донат.
- Что, префект?! - не отрывая взгляда от лица проштрафившегося солдата, гаркнул Павел Эгнаций.
- Отхожее место, господин магистр, оно автоматизировано. Содержится в надлежащей чистоте. Как ни странно...
Замечание префекта вмиг успокоило Торквата. Он чуть рот не открыл от изумления. Нормально работающий сортир, к тому же здесь, у чёрта на куличках! Всем известно, что сортиры где бы то ни было, а особенно в гарнизонах на границе ломаются в первую очередь. И не чинятся годами, а то и десятилетиями. У интендантской службы всегда находятся отговорки и первоочередные задачи, чтобы откровенно забить на отправку ремкомплектов для починки отхожих мест.
- Вольно! Р-р-разойдись! - приказал Торкват солдатам и повернулся к Эмилию Донату. - Разместите моих буцеллариев, префект, и обратно сюда, ко мне. Быстро. Будем проводить осмотр вверенного имущества. Начнём с сортира, префект.
- Слушаюсь, господин магистр.
- Да, господин префект, - Павел Эгнаций на секунду умолк. - Кажется, они не используют словарные модуляторы для разговора. И я не уверен, что они вообще понимают, о чем мы им говорим. Но приказы исполняют верно. Что странно... Алары, префект.
Пока Торкват ждал Эмилия Доната, начался снегопад. Большие снежные хлопья, плавно скользя по воздуху, медленно падали вниз, тихо накрывая белым саваном плац и крепостные постройки. Павел Эгнаций накинул на голову капюшон и засунул поглубже руки в боковые карманы плаща. Плащ и перчатки имели вшитую сетку регулируемого термообогрева, но Торкват чувствовал, что замерзает. Он торчал посреди плаца и снег засыпал его согбённую фигуру, закутанную в багряный бесформенный военный плащ. Багряный, - цвет крови, - привилегия высших офицеров и чиновников Империи, их отличительный знак, присваиваемый каждому индивидуально, именным эдиктом императора. Когда-то давно, во времена оны, багряный был цветом императоров, но затем, через века и века, императоры присвоили себе цвет пурпура, отдав багрянец имперским сановникам: гражданским и военным. Торквата лишили этой привилегии, совершив над ним акт гражданской казни - прилюдно сорвали с него багряный плащ и инсигнии и бросили их с эшафота на землю, под ноги обезумевшей от предчувствия близкой смертельной развязки толпы. Его приговорили к четвертованию и там же, на эшафоте, предварительно приковав к огромному, в рост человека колесу, помиловали. И толпа, секунду назад жаждавшая кровавой экзекуции, рёвом, вырывавшимся из тысяч глоток, исступлённо славила милосердие братьев императоров.
- Господин магистр, - сказал подошедший Донат, - с чего желаете начать осмотр?
- Как с чего, - отряхивая плащ от снега, проворчал Торкват. - Конечно, со стен, господин префект.
- Прошу, - Донат указал на ближайшую к ним лестницу.
Военный пост ном. 2947 ничем не отличался от множества аналогичных военных постов, разбросанных по всем имперским пограничным планетам. Он представлял собой небольшую четырёхугольную крепость, в которой мог разместиться гарнизон численностью в сорок - шестьдесят воинов. Стены крепости собирались из листов гетерогенной композитной металлокерамической брони той спецификации, что шла на постройку корпусов боевых и грузовых звездолётов. Высота листов составляла семь метров. По углам стен возвышались четыре наблюдательные башни, укомплектованные мощными прожекторами и стационарными импульсными плазменными излучателями. С внутренней стороны крепостные стены опоясывала широкая площадка, где при необходимости размещались стрелки. Узкие бойницы позволяли вести прицельный огонь, обеспечивая стрелявшим достаточный уровень безопасности. В небоевой обстановке бойницы закрывались толстыми прозрачными бронезаслонками, поднимавшимися в случае угрозы так, чтобы лица стрелков оставались защищёнными. Торкват разомкнул замок на одной из бронезаслонок и проверил, насколько легко она поднимается и опускается. Снова замкнув замок, он отряхнул перчатку и сказал:
- Идём дальше.
Они неторопливо обошли крепостные стены, подолгу задерживаясь в наблюдательных башнях. Часовые уже заняли положенные им места. Торкват самым внимательным образом осматривал оборудование и вооружение башен, задавал часовым каверзные вопросы, одобрительно хмыкал при правильных ответах и недовольно морщился при ошибочных. Солдаты отвечали бодро, однако без особого усердия, внешний вид их тоже не вызывал не то что страха, но и простого уважения.
Донат из-за спины военного магистра корчил устрашающие рожи и угрожал солдатам кулаком.
- Хватит, префект, успокойтесь, - выходя из башни, усталым тоном осадил Эмилия Доната Торкват. - Ваши подчинённые не так плохи как мне представлялось. Рад, что в этой, богами проклятой дыре нашёлся человек, не забывший о долге офицера держать дисциплину среди подчинённых ему воинов.
- Насколько возможно, господин военный магистр, - ответил Эмилий Донат. - К сожалению, смерть вашего предшественника крайне негативно сказалась на боевом духе гарнизона. Тем более, что он был и так недопустимо низок.
Павел Эгнаций ничего не сказал в ответ. Его предшественник, бывший комит имперского провинциального квадранта Moesia Secunda и бывший протектор-доместик свиты императора Юлиануса и узурпатора Порфирия умертвил себя неподобающим для офицера Империи способом - сунув голову в петлю. Что заставило его поступить таким образом? Когда под рукой всегда имелось личное оружие: пистолет и офицерский кинжал-пугио. Негласный кодекс, дух корпорации требовал от офицеров точного и неукоснительного следования традиции: смерть должна выглядеть достойно. Только малодушный слизняк кончает счёты с жизнью посредством верёвки или яда.
Но Торкват не осуждал незнакомого ему комита. Не способный что-либо изменить в сложившихся обстоятельствах, комит выбрал верёвку как форму наглядной демонстрации своего глубокого презрения к братьям императорам. По крайней мере, Павлу Эгнацию хотелось верить, что он верно распознал замысел комита. До чего додумался префект, размышляя о смерти предыдущего начальника и думал ли о самоубийстве комита Эмилий Донат вообще - Торквата это не интересовало. Если префекту вдруг захочется об этом поговорить, что ж, магистр его выслушает. Как старший по званию.
Они спустились во двор.
- Куда прикажете теперь? - спросил Эмилий Донат.
- Начнём с гальюна, префект, - ответил Торкват.
Донат не обманул, отхожее место содержалось в чистоте и порядке, если не слишком приглядываться, конечно. В уборной даже пахло цветочным освежителем. До идеальной чистоты, какой отличались корабельные гальюны траспортно-боевых кораблей Comitatenses - личной их императорских величеств линейной пехоты, крепостному сортиру, конечно, было далеко. Торкват провёл перчаткой по стене, облицованной белой керамической плиткой, растёр невидимую на чёрной выделанной перчаточной коже грязь между пальцами, поднёс ладонь к носу.
- Чем пахнет? - деликатно поинтересовался Эмилий Донат.
- Чем и дОлжно в сортире, - пробурчал Эгнаций Торкват, - мочой и дерьмом.
- Бывало, что и блевотиной, - добавил Донат.
- Этого я не слышал, префект.
- Куда теперь, господин военный магистр?
- Скажите, префект, - спросил внезапно Торкват, - что вы думаете о комитатенсах?
- Я обычно о них не думаю, - после некоторого раздумья сказал Донат. - Вообще.
- Я тоже, - мрачно согласился военный магистр, - до тех пор, пока не начинаю о них думать. А думаю я о них часто.
Комитатенсы сменили Старые легионы. Комитатенсы победили Старые легионы в бою. Комитатенсы отвергали традиционных богов. Комитатенсы не приносили жертв Дисциплине. Комитатенсы поклонялись Единому и служили императорам. Старые легионы присягали императорам, но служили Империи. Если во имя величия Империи требовалось сменить императора, Старые легионы меняли императора. Часто это приводило к гражданским войнам. Гражданские войны ослабляли Империю, но, победивший в жестокой схватке претендент на диадему возвращал Империи утраченное на время величие. Или не возвращал. Тогда возникал новый претендент, или претенденты и цикл повторялся заново. Надо признать, Старые легионы губили Империю, медленно, но неотвратимо.
Комитатенсы же, наоборот, безоговорочно верны императорам. Лично преданы и никак иначе. Связаны клятвой подчинения с принципалами - поэтому никогда не бунтуют и не служат узурпаторам. Что, согласитесь, необычно. Подозрительно. Страшновато. Необъяснимо.
Особенно в отсутствии изнуряющей муштры, чем так славились Старые легионы. Делавшей из вступивших в имперскую армию люмпенов, пролетариев и честнЫх обывателей нерассуждающие боевые единицы, безотказные инструменты в руках имперских полководцев.
Ведь даже это жестокое натаскивание не выбивало окончательно из солдатских душ остатки своемыслия.
- Да, - вслух повторил Торкват, - я думаю о комитатенсах. В чём их превосходство перед нами? Что удерживает их от мятежей? Какова причина их нерассуждающей преданности короне? И вам советую думать, префект.
Эмилий Донат промолчал.
- Теперь мы осмотрим энергосиловой отсек, термы, оружейную, водоочистительную и зарядную станции, кухню и солдатскую казарму. Показывайте, господин префект.
Электрический ток в крепости вырабатывала установка холодного ядерного синтеза. Обслуживал её один из солдат - бывший служащий Корпуса военных инженеров, сосланный на границу за какую-то, известную только ему, провинность. Провинность, о которой он упорно молчал. Этот же солдат следил за работой всех механизмов и средств передвижения. Он же был за оружейника, но признавался, что оружейник из него так себе. Штатный специалист по оружию, сказал Эмилий Донат, умер несколько месяцев тому назад от тоски, а нового провинциальные военные власти не прислали, потому как среди ссылаемых нужного специалиста пока не находилось. При этих словах Павел Эгнаций желчно хмыкнул. Тоска, как причина смерти, часто указывалась в листах выбытия личного состава и все знали, что скрывается за подобной формулировкой. Самопальный алкоголь, или психоактивные вещества. А чаще всего, ядрёный коктейль из алкоголя и психоактивных веществ. На жаргоне зависимых - "ханыг" - garum. Очень удобно, ведь гарум - это не теряющий популярности рыбный соус, рецепт которого известен со времен земного существования Империи. Но если гарум не гарум, то как ханыги называют настоящий рыбный соус? Сопельками.
- Что употреблял оружейник? - спросил Торкват.
- Ничего, кроме положенного по норме вина. Оружейник умер от тоски, как бы глупо это не звучало, господин магистр пехоты.
Искать бесполезно, понял Павел Эгнаций. Два офицера на двадцать пять потерявших надежду солдат - не слишком удачное соотношение сил для проведения обысков и следствия. Правда, тут же вспомнил Торкват, у него имеется вооружённая охрана, верные буцелларии, однако устраивать резню гарнизона не входило в его ближайшие планы.
- Каким образом наркотики попадают в крепость? - тем не менее поинтересовался он у префекта.
- Не знаю, господин магистр, - честно отвечал Донат.
- Когда в крепость приходят грузовые конвои?
- Крайне нерегулярно, господин магистр.
- Вы поняли мою мысль, господин префект.
- Позволить досматривать грузы тем, кого подозреваешь? - усмехнулся Луций Эмилий.
Торкват холодно взглянул на Доната.
- У меня есть буцелларии, префект. Они и станут досмотровой командой.
- Довериться аларам, господин магистр? По мне так лучше пусть будут наркоманы, чем эти дикие варвары.
- Гарума в гарнизоне я более не потерплю, префект, кроме натурального гарума, естественно.
Эмилий Донат иронично улыбнулся.
Торкват нервно дёрнул плечом.
- В термы.
Обход вверенного военному магистру имущества закончился у зарядной станции, вынесенной за пределы крепостных стен под прикрытие земляного вала. Полевой вариант ЗС отличался низкой степенью автоматизации, как дипломатично выразился Донат. Проще говоря, у крепости была смонтирована устаревшая модель, впрочем, вполне исправная. И на порядок более опасная, чем все новейшие устройства, принятые в эксплуатацию. Успокаивало то, что гарнизонный парк самоходных транспортных средств состоял из двух бронированных машин пехоты условной готовности, то есть попросту неисправных. Не считая семи ховербайков.
- Нет запчастей, - коротко разъяснил Эмилий Донат, - интенданты обещают доставить в ближайшее время.
- Н-а-а-р-о-о-о-д, - скривил губы Торкват в злобной ухмылке. - Где жил комит? Ведите.
Отдельная казарма командного состава была рассчитана на десять человек. Обычно комендантом крепости назначался военный трибун, в помощники ему определяли легионного префекта и легионного профоса. Пять деканов командовали воинскими десятками, один легионный писарь заведовал канцелярией и один agens in rebus - агент императорской секретной службы - осуществлял политический сыск и ведал делами разведки. В обычных условиях десять офицеров занимали десять комнат, однако теперь, когда castellum превратился в место ссылки, офицерская казарма пустовала.
Эмилий Донат прошёл гулким коридором, скупо освещённым тусклыми светильниками и открыл дверь самой дальней комнаты.
- Здесь жил комит, господин военный магистр.
Торкват шагнул в комнату и огляделся. Донат остался у порога.
- Заходите, префект, - сказал Павел Эгнаций. Луций Эмилий вошёл и закрыл за собой дверь.
Комната освещалась так же скупо как и коридор. Жилище бывшего коменданта крепости вызвало у Торквата невольное удивление. Обстановка комнаты напоминала живо номер в захудалой гостинице. Спартанская простота мебели, пустые плечики на перекладине открытого шкафа, висящая одиноко мятая форменная куртка, пустой стол и несколько стульев у стены. Стоптанные ботинки, забытые в углу. И никаких милых сердцу безделушек, типа семейной фотографии, или холодного клинкового оружия в варварски разукрашенных ножнах - трофея, взятого в рукопашной схватке. Даже походного алтаря за кроватью рядом с тумбочкой в комнате умершего комита не было.
- Вон там, - подняв руку вверх, сказал Донат, - комит и повесился.
Торкват, задрав голову, посмотрел на стальную балку. - Довольно высоко.
- Сначала он подтащил стол, затем поставил на него стул, перекинул верёвку и... фьють, - префект махнул рукой, показывая, как комит лишил себя жизни. Может, вы хотите сменить комнату, господин магистр?
- Я покойников не боюсь, - сказал Торкват. - И привидений тоже. Да, господин префект. Прикажите солдату принести мой багаж, он приторочен к ховербайку. Вечернюю поверку и развод проведёте сами. Ужинать я не буду. Утренняя поверка в шесть ноль ноль утра по стандартному времени. И прикажите покормить моих головорезов. Мясо они предпочитают жрать в сыром виде.
- Слушаюсь, господин военный магистр.
Префект промаршировал в коридор, не забыв захлопнуть за собой дверь. Торкват остался в комнате мёртвого комита один.
Он прошёлся по комнате, заглядывая в шкафы и тумбочки. Взял у стены стул, поставил у стола, сел. Провёл ладонями по столешнице. Наклонился и прижался щекой к мелкорубчатой поверхности. Прямо по центру у дальнего края столешницы стоял бронзовый имперский орёл, раскинувший крылья, вцепившийся когтями в прямоугольную табличку с вырезанными буквами "S.P.Q.R" - Senatus Populus Quiritium Romanus - Сенат и народ Рима. Статуэтка была новоделом с нанесённой искусственно благородной патиной. У Павла Эгнация дома, оказывается у Торквата имелся дом, на имперской планете Бизантий, в пригороде столицы Восточного Квадранта Империи, величественном, громокипящем Константинополе, Новом Константинополе. Дом пустовал, давно и, если бы не кибернетические сервы-уборщики, обветшал и зарос буйным кустарником. Буйный кустарник считался декоративным растением и был таковым ровно до того момента, пока за ним не переставали ухаживать. Тогда он безудержно разрастался и превращал ухоженные виллы в дикие непроходимые дебри. Так вот, у Павла Эгнация дома имелась такая же статуэтка, только не новодел, а оригинал, возрастом в несколько тысячелетий, изготовленная на Праматери земле. Редкостная редкость, предел мечтаний коллекционеров и императоров. Поэтому он хранил её в тайнике и никогда, даже во сне, не вспоминал о ней. Сколько упрямых голов слетело с гордых шей за отказ передать драгоценные артефакты в императорскую казну. И все, оставшиеся в живых владельцы подобных вещиц, вели себя аналогично. Прятали, таились, любовались сокровищами потихоньку, в одиночестве, не привлекая внимания.
Торкват выпрямился. О тайнике он не беспокоился, статуэтка была надёжно укрыта, однако имперские сыщики недаром ели свой хлеб - вцепившись в жертву, они не ослабляли хватку до тех пор, пока жертва не оказывалась либо в тюрьме, либо на эшафоте. А то, что он, военный магистр пехоты Торкват, находится под пристальным вниманием ищеек даже после того, как оказался в самом глухом уголке Империи, Павел Эгнаций не сомневался. Но за тайник он был отчего-то спокоен. Может быть - зря.
Почти машинально он начал проверять ящики стола. Выдвигал один за другим. В ящиках ничего интересного не находилось, кроме бесполезного мелкого мусора. Обрывок ткани, скомканный лист бумаги, разогнутые скрепки, огрызок карандаша. Найденное Торкват выкладывал на столешницу. Он добрался до нижнего ящика, дёрнул за ручку и - ящик не открылся. Торкват подергал ручку ещё, проверяя. Ящик был закрыт. Тогда он снова обыскал комнату, очень тщательно, но ключа не нашёл. Зато решение проблемы нашлось быстро. Павел Эгнаций вытащил кинжал и взломал замок. В ящике лежала тостая тетрадь в коричневом кожаном переплёте. Торкват быстро перелистал страницы. Это был дневник. Судя по датам, комит начал вести его с момента провозглашения Юлиануса императором.
В дверь громко постучали.
- Войдите, - рявкнул Торкват.
Вошёл солдат с баулом в руках.
- Оставь у двери, - распорядился Павел Эгнаций.
Солдат положил баул на пол.
- Свободен, - сказал Торкват и солдат, отсалютовав, мгновенно исчез за дверью.
Военный магистр закинул баул на койку, раскрыл, жихнув молнией, но разобрать вещи не успел, его привлёк ритмичный стук барабанов, доносившийся с плаца. Торкват выскочил на улицу. На плацу собрались солдаты, они напряжённо прислушивались к далёкому барабанному бою.
- Что происходит? - спросил Торкват у Эмилия Доната.
- Это надо видеть, - сказал префект. - Идемте на стену.
- Смотрите. Туда.
Метрах в ста от крепости текла река. Castellum стоял на правом, высоком берегу. Левый берег, пологий зарос лесом. Лес тянулся до самого горизонта и там, на горизонте поднимались в серое небо столбы чёрного дыма. Звук барабанов меж тем нарастал, нарастал и достиг вскоре невообразимой силы. Одновременно с нарастающим барабанным боем расширялись и дымовые столбы, распространяясь на вся видимую часть горизонта.
А потом бой барабанов вдруг резко оборвался и наступила неестественная тишина. Остался только дым и неясный, расплывчатый страх, буквально осязаемый, с вяжущим горьким привкусом во рту.
- Чувствуете? - Донат сплюнул. Густая слюна имела ядовито-жёлтый цвет. - Всегда так, пока не исчезнет дым.
- Химическое оружие? Но каким образом? Расстояние от крепости до этого дыма... И направление ветра... Чтобы распространиться практически мгновенно? Что это вообще?
- Никто не знает. Запускали в том направлении дроны. Не долетают, валятся. Пытались снимать с орбиты. Ничего. Сплошной лес и редкие поляны. За лесом болота. На многие мили. И пусто. Пусто. Кроме зверья, никого.
- Командованию докладывали?
- Командование в курсе. Но ничего не предпринимает. Или предпринимает, но с неутешительным результатом. А насчёт этого, - Донат кивнул на плевок. - Никаких губительных последствий покамест не замечено. Вроде бы.
Дым из чёрного сделался белым, потерял плотность и незаметно рассеялся.
- Представление закончилось, - подытожил Донат. - Можно возвращаться к обычным делам.
- Я у себя, - Павел Эгнаций зябко поёжился. Только сейчас он заметил, что в спешке забыл накинуть тёплый зимний плащ. - Ужин пусть принесут ко мне в комнату.
- Я распоряжусь, - сказал Эмилий Донат.
Дневник самоубийцы лежал перед военным магистром. Торкват раскрыл тетрадь. На первой странице был нарисован круг. Ниже круга большими буквами комит вывел: "Sol Invictus". Солдаты Империи традиционно поклонялись Непобедимому Солнцу. Sol Invictus был солдатским богом. Раньше бог изображался в человеческом обличье, но после реформы, устроенной императором Дециусом антропоморфное изображение Непобедимого Солнца заменили абстрактным кругом. Нынче же... Нынче в Непобедимое Солнце верили Старые легионы, а солдаты Империи поклонялись Единственному.
Торкват включил радиоприёмник, прокрутил верньер настройки, нашёл нужную радиостанцию. Солдатская радиостанция Фомальгаута играла печальные песни и медленные тягучие мелодии. Павел Эгнаций листал страницы дневника. Комит, как оказалось, служил в личной охране императора Юлиануса. Торквата интересовали определённые записи. Наконец, он отыскал их. Под датой комит написал: "ВОЙНА".
Часть вторая. Дневник мёртвого комита
"ВОЙНА"
"Родственник Константинуса Констанций, по смерти императора первым прибыл на Бизантиум и возглавил заговор придворной гвардии, решившей устранить всех родственников, претендовавших на верховную власть в Империи. До сих пор точно не известно, случаен ли был выбор гвардейцев, высказавшихся в пользу Констанция, или сам Констанций являлся тайным организатором гвардейского заговора. Некоторые высказывали предположение, что у гвардии имелся собственный кандидат на императорский престол, который остался неизвестным единственно потому, что вожди заговорщиков решили поддержать притязания того, кто считался сыном усопшего властителя. При прочих равных условиях, сын Константинуса имел больше шансов укрепиться на престоле, чем неведомый имперской придворной знати и чиновничеству претендент. Относительно подлинного или мнимого родства Констанция с [покойным ныне] императором я не могу ничего сообщить точно, кроме как привести в качестве примера многочисленные слухи и предположения, которые я считаю злонамеренно распространяемой ложью, а посему недостойнойвнимания и, тем более, повторения.
Так или иначе, но Констанций встал во главе мятежных дворцовых схол, учинивших жестокую кровавую резню. Императорский дворец был залит кровью и осквернён неистовством гвардейских солдат, забывших о присяге и воинском долге. Все родственники покойного императоры были безжалостно убиты. Случайно уцелели лишь двое племянников Констанция и их-то он и пощадил, выдав своё решение за акт сострадательного милосердия. Желая выглядеть непричастным к разыгравшемуся в стенах дворца насилию, Констанций казнил вождей заговорщиков, но щедро наградил исполнителей, избрав к тому же из их числа новых командиров взамен казнённых, после чего взошёл на престол Империи под именем императора Констанциуса Секундуса.
Племянников он отправил в самый дальний castellum. Казалось бы, Констанциус принял наиболее выгодное для себя решение - удалить выживших юношей в места глухие, захолустные с тем, чтобы затем невозбранно и без лишней огласки лишить их жизни, однако император действовал на удивление противоположным образом - молодые люди получали систематическое и основательное образование, светское и религиозное. Учителем в вере был священник Единственного и брату Юлиана его наставлений вполне хватало, чего не скажешь о будущем императоре. Он увлёкся изучением философии и через неё постепенно углубился в постулаты традиционной веры, выбрав наставником в постижении догматов вероучения философа Макария Галикарнасского. Его интерес к отвлечённому мудрствованию оказался настолько велик, что он просил дядю, императора Констанциуса отпустить на имперскую планету Ахайю для обучения в Академии. Констанциус дал Юлиану милостивое разрешение и выделил достаточное обеспечение - деньгами и продуктами - вплоть до завершения учёбы.
Однако учёбу будущему императору завершить не довелось. Констанциус Секундус призвал своего племянника разделить с ним верховную власть, назначив соправителем Империи с присвоением титула Цезаря. До этого момента, император Констанциус правил совместно с братом Юлиана, Цезарем Галлусом. Брат Юлиана по жизни и так отличался скверным характером, который ещё более испортился, когда Галл был вознаграждён титулом Цезаря. Разделив власть со своим дядёй, он принялся творить неимоверные мерзости и преступления, уничтожая людей различными способами - кого ради присвоения богатства, а кого и просто для развлечения. Мало кому удавалось спастись, но те, кто уцелел, бежали ко двору Констанциуса. Они рассказывали императору ужасающие подробности зверств, учиняемых племянником, но в силу немногочисленности жалоб и жалобщиков, император долго не обращал внимания на безнравственное поведение Галлуса. Изменить отношение к проделкам племянника дядю заставило следующее происшествие: обнаглевший донельзя Цезарь заключил в тюрьму сиятельного Лициния, делавшего во владениях Галлуса пересадку с одного галактического лайнера на другой, чтобы лететь в имперскую область Кария. Ошибкой Галлуса было то, что сиятельный Лициний направлялся в Карию с тайной миссией - учинить негласный надзор за провинциальными властями, подозреваемыми в многочисленных злоупотреблениях. На беду Цезаря, сиятельного Лициния негласно же сопровождали агенты императорской секретной службы, имевшие приказ вмешиваться исключительно в чрезвычайных ситуациях. И когда сиятельный Лициний был арестован и препровождён в пыточный застенок, агенты, действуя согласно полученным инструкциям, вмешались. Вмешательство получилось необыкновенно громким, таким, что эхо от него докатилось до императорского дворца. Сиятельного Лициния освободили посланные Констанциусом доместики, они же забрали тела убитых императорских агентов. Цезаря Галлуса император вызвал в Константинополь для объяснений, но Галлус до имперской планеты Бизантия не добрался. Его удавили на борту звездолёта коллеги деликатных дел - доверенные императорские убийцы.
Назначение Юлиана Цезарем было неслучайным. Коалиция варварских народов, объединённая правителями союза Десяти планет, прорвала имперский лимес в секторе Галация и принялась разорять и разрушать имперские планеты одну за одной. Секторальная армия не сумела удержаться на границе, утратила согласованность командования и фактически рассыпалась. Император в это время занимался подготовкой большой войны с Парасанской империей и не имел возможности разбираться с проблемами, возникшими в Галации, поэтому он отправил туда Цезаря Юлиануса. Такова официальная версия произошедшего. По неофициальной же, распространяемой среди подданных версии, Констанциус задумал погубить оставшегося племянника руками варваров, ведь он считал, что Юлианус, никогда не занимавшийся делами воинскими, способен скорее всё потерять, нежели одержать победу над неприятелем. Ежели Констанциус по-настоящему имел такую цель, то он жестоко ошибся. Ученик Академии оказался достойным ратной доблести своих царственных предшественников.
Прибыв в Галацию, он собрал остатки секторальной армии на имперской планете Паризии, успокоил и обнадёжил командиров, раздал двойной стипендиум солдатам, чем немедленно снискал их уважение и провёл дополнительнй набор в армию - призывая в легионы ветеранов и добровольцев-провинциалов. Кроме того, он обратился к федератам, к тем, кого боялось привлекать провинциальное военное командование, опасаясь того, что они перекинутся к вторгшимся в провинциальный сектор варварам, единоплеменникам по образу жизни и верованиям. Цезарь спросил вождей федератов, без обиняков, то есть без намёков, недомолвок, иносказаний, прямо и открыто - собираются ли они исполнять взятые на себя по договору союза обязательства, либо склоняются к измене и предательству. Это было настолько необычно, что вожди федератов застыли в молчании, а сопровождавшие их спутники ошеломлённо переглядывались и изумлённо перешёптывались. Наконец, дуксы союзных варваров единогласно подтвердили верность Империи и обязались предоставить Цезарю свои боевые флоты и свои воинские дружины.
Таким образом, Юлианусу удалось набрать новую, хорошо вооружённую армию взамен прежней, потрёпанной, рассеявшейся и утратившей боевой дух. С этими силами он ополчился против вторгшихся в пределы имперского пространства врагов и нанёс им сокрушительное поражение. Разбитые варвары бежали за границу, бросая технику, обозы с награбленным, раненых и пленных.
Блистательная победа, одержанная Цезарем Юлианусом, вызвала зависть в душе императора Констанциуса. Зависть переросла в страшное ожесточение, ожесточение переросло в ненависть. Констанциус возжелал погубить Цезаря, однако не мог сделать это открыто, потому как Юлиануса поддерживала армия. Поэтому, императору прежде всего следовало удалить от Юлиануса верные ему подразделения, что Август и сделал, приказав Цезарю направить в распоряжение императора лучшие манипулы и когорты, общим числом в двенадцать тысяч закалённых в боях воинов. Юлианусу предстояло отдать три легиона, или две трети секторального войска. Помимо того, император потребовал направить в собираемую им армию все имеющиеся у Цезаря отряды федератов в качестве вспомогательных войск - ауксилий.
Федераты отказались покидать родные земли. Солдаты легионов отказались лететь за пределы сектора Галация. Ветераны и добровольцы-провинциалы не горели особым желанием оставить семьи и собственность надолго. Цезарь спокойно, терпеливо и благожелательно говорил по отдельности с каждой частью своего войска: с федератами, с легионерами, с ветеранами и с провинциалами-добровольцами. Уговоры подействовали на солдат - избранные легионы и ауксилии направились к месту сбора имперской армии, но на полпути повернули обратно. Что подвигло их на этот решительный поступок - неизвестно, однако, вернувшись на Паризию, они единодушно провозгласили Цезаря Юлиануса Августом. Юлианус, не колеблясь ни секунды, отказался. Его отказ не остановил солдат, ситуация накалялась, солдаты сначала требовали, но затем принялись открыто угрожать Цезарю смертью. Видя, что что бушующие страсти почти привели войско к мятежу, Юлианус - нехотя, под давлением солдатской массы, - дал своё согласие принять из рук воинов титул Августа. Тотчас воины сорвали со знамени пурпурное полотнище и накинули его на плечи Юлиануса, а знаменосец-драконарий снял с шеи золотую цепь и увенчал ею голову императора. По давней традиции, заведённой ещё на Праматери земле, Юлианус был поставлен на щит и на щите солдаты вынесли нового властителя Империи из дворца на площадь. Собравшаяся толпа - солдаты и обыватели - встретили Августа общим ликованием. Императора пронесли по площади и осторожно опустили перед импровизированным трибуналом, с которого Юлианус произнёс приветственную речь, в которой обещал править честно и справедливо, всегда помнить о том, кому он обязан верховной властью, быть щедрым и милосердным. Обещание щедрости и справедливости он начал выполнять немедленно: раздав подарки горожанам соразмерно их доходам - богатые дары получили пролетарии и бедняки, люди среднего достатка вознаграждены были подарками меньшими, но значимыми, богачи получили дары малые, но уникальные, по цене превосходившие и богатые, и меньшие многократно. Солдатам и ауксилариям Август выплатил единовременно стипендиум в пятикратном размере и донатий, превышающий годовой в двухкратном размере. Дяде он отослал письмо, в котором объяснил произошедшее желанием предотвратить солдатский бунт и опасением за жизнь свою и своих близких. Жизнь Цезаря, конечно, подвергалась определённой, хоть и незначительной, опасности, но тревога за судьбу близких, несуществующих близких, потому как Юлианус прибыл на Галацию в сопровождении небольшой свиты, состоящей из армейских командиров и придворных, выглядела в глазах Констанциуса ничем не прикрытой издёвкой. Хотел ли Август оскорбить императора намеренно, или допустил досадную оплошность, доподлинно не известно, однако последствия такого промаха имели размах нешуточный. Август Констанциус объявил войну Августу Юлианусу.
Войска, собираемые императором против парсов, загрузившись в корабли, двинулись навстречу армии Юлиануса. Юлианус, в свою очередь, направил армию в имперский сектор Дация с тем, чтобы занять наиболее выгодную позицию, позволяющую эффективно атаковать или обороняться.
Впрочем, до прямого столкновения дело не дошло. Констанциус внезапно заболел. Что стало причиной болезни императора, привитого от всевозможных болезней, известных и редких и обеспеченного лучшей в галактике медициной? до сих пор неведомо. Некоторые предполагали отравление, некоторые заражение искусственно смоделированным вирусом, а некоторые ссылалысь на божье провидение. Болезнь протекала молниеносно, Констанциуса терзал нестерпимый жар, лекарства не помогали. Император горько оплакивал свою несчастную судьбу и, как передают очевидцы, пребывая ещё в сознании, назначил Юлиануса преемником. Честно говоря, в это утверждение очень слабо верится - получив послание Августа, Констанциус впал в неописуемую ярость и всем существом желал только уничтожения неблагодарного племянника.
Август Констанциус умер и Август Юлианус торжественно вступил в имперскую столицу Восточного квадранта Империи Константинополь.
Сразу же, после официального восшествия на престол, Август организовал жестокое преследование всех приближённых и сторонников умершего императора. Кто-то пострадал вполне заслуженно, большинство же подверглось наказанию несправедливо. Здесь проявилось мстительное чувство, давно копившееся в душе Юлиануса, ещё с того времени, когда по смерти императора Константинуса озверевшая солдатня, подстрекаемая сыном Константинуса Констанцием вырезала его родственников, могущих хоть как-то претендовать на верховную власть. Своему дяде Юлианус уже отомстить не мог, но был в состоянии выместить накопившуюся злобу на оставшихся приспешниках Констанциуса. Что он и сделал, абсолютно не стесняясь признавать причину обрушившихся на головы бывших констанциевых соратников несчастий.
В наследство Август получил бремя подготовки войны с Парасанской империей. Война эта, по замыслу имперских стратегов, должна была завершиться захватом столицы парсов - Великого Города Ктесифона.
Августу Юлианусу война досталась как бы в наследство. От этого наследства он не мог отказаться - долг государя - всемерно заботится о процветании государства и безопасности населяющего державу народа.
Поэтому Август ускорил подготовку к вторжению в Парасан, присовокупив к уже собранным Констанциусом войскам, армию, пришедшую с ним из Западного кваранта Империи.
Главные силы имперского войска должны были поддерживать союзные контингенты Аларитского Единения и отряды вождей сирцийских кочевников, давно и безуспешно желавших освободиться от удушающего гнёта парсов. Помимо сирцийцев гибели Парасана страстно желали бывшие гегемоны - парны (увы, немногие и из захудалых родов), создавшие империю гораздо раньше парсов. Парнийский Диктат охватывал большие участки пространства галактики, нежели нынешняя Парасанская империя, а сами парсы состояли в Диктате на правах автономно управляемой сатрапии. Впрочем, справедливости ради, следует упомянуть, что парсы, тысячелетия назад, когда о парнах никто и слыхом не слыхивал, имели могучее царство, погубленное непомерными амбициями парсийских царей. Память о былой славе не давала покоя парсийской аристократии и когда слава Парнийского Диктата стала клониться к упадку ввиду угасания военной мощи парнов, истощённой беспрерывными междоусобными войнами многочисленных претендентов на верховную власть, парсы, восстав подобно птице Феникс из пепла забвения, низвергли последнего парнийского царя и на развалинах государства парнийцев образовали своё - Парасанскую империю. При этом некоторые области прежнего царства отпали от новосозданной империи - навсегда.
Государство парнийцев пало в результате предательства - все, наиболее могущественные и влиятельные роды парнов отвернулись от своего господина, переметнувшись к наместнику сатрапии Парс, чем многократно усилили армию парсийцев. Войска противников сошлись в системе звёзд Никатор. Царя парнийской державы поддерживал только один владетельный род, всего один из Двенадцати славных династий - Картан. В ожесточённой битве Диктаторский Флот парсы разбили наголову. Флагманский тяжёлый ракетно-артиллерийский крейсер, на борту которого находился последний правитель Диктата, подорвавшись на сброшенной парсийским минным заградителем мине, потерял ход и был расстрелян в хлам рельсотронами и атомными торпедами. Парнийский царь погиб. Звезда парнов закатилась, звезда парсов взошла. Взошла и воссияла".
Торкват отодвинул дневник и потянулся. Солдатское радио Фомальгаута передавало концерт певицы Алисии - низким хрипловатым голосом Алисия пела об одинокой душе, затерявшейся среди пустыни отчаяния без надежды вернуться в прекрасный замок на холме.
Комит явно метил в историки, подумал Торкват. Может быть, он и был историком по первому образованию. Личные дела воинских людей гарнизона хранились в сейфе, но Павлу Эгнацию не хотелось вставать из-за стола. Он зажёг настольную лампу и продолжил чтение. Краткий экскурс в историю завершился. Далее шли личные записи, но, странно, вместо чисел, обозначающих день, месяц и год, когда писалась очередная заметка, комитом ставилось троеточие. Три точки и больше ничего отделяли предыдущую запись в дневнике от следующей за ней. Положительно, комит был необычным человеком.
". . .
Схолы выстроились на площади перед дворцом. Дворцовая челядь стояла позади ровных рядов гвардейцев. Ожидание затягивалось. Придворные заметно волновались. Какие чувства испытывали солдаты можно было только догадываться - их лица скрывались за непрозрачными забралами шлемов. Я был спокоен, даже равнодушен. Если бы не регламент, я бы поднял забрало. Мне нечего бояться, чего не скажешь о большинстве, стоящих вокруг меня и за мной. Предыдущий Август, дядя нынешнего, совершил множество отвратительных поступков, начиная с убийства родителей племянника. Не трудно догадаться, с чего начнёт новый Август. Тем более, что он прибудет в столицу во главе собственной армии, следовательно, не будет зависеть от благорасположения к нему воинов, служивших Констанциусу.
Я отвлёкся и пропустил момент появления императорского конвоя. Гравилёты садились на площадь один за другим. Десять единиц. Первый - роскошный лайнер, остальные девять - боевые пехотные транспорты, способные перевозить по двадцать пехотинцев в полном тактическом экзоскелетном бронеовм доспехе с дополнительным комплектом вооружения. Гранатомёты, ПЗРК, напалмовые огнемёты. Неужели Август страшится до такой степени?
Как оказалось, нет. Императорские телохранители облачены в парадную форму и не имеют никакого оружия, кроме кинжалов пугио.
В отличие от Юлиануса, который носит парадный броневой костюм. Император невысокого роста, коренаст, широк в плечах. У него длинные руки, что хорошо в рукопашных схватках. Голова непокрыта, шлем он держит у пояса. Волосы императора коротко острижены, он носит аккуратную короткую бородку. Глаза карие, нос прямой, губы несколько полноваты. Взгляд цепкий, оценивающий, умный. Говорят, император много читает и сам сочиняет философские труды. Он - приверженец одной из философских школ Ахайи. Отсюда и его почитание традиционной веры, хотя в юности его и обучали высшие служители Единственному. Говорят, из всех воинских божеств Юлианусом особо чтима Дисциплина.
Август останавливается перед строем и приказывает поднять забрала шлемов. Синхронность, с которой гвардейцы исполняют приказ императора - впечатляет. Император неспешно проходит вдоль строя, вглядываясь в лица схолариев. Перед некоторыми воинами он останавливается и смотрит на них гораздо дольше, будто пытается понять, будут ли они ему верны также, как умершему предшественнику. Задерживается он и передо мной и его глаза буквально пронзают меня гипнотическим взглядом. Я невозмутимо смотрю на Августа и лицо моё, я надеюсь, не отражает той бури мыслей и эмоций, что бушуют в душе моей.
Император идёт дальше. Я уверен - он будет мстить и многие головы слетят со многих шей.
Хвала богам, я не участвовал в тех мерзостях, что устраивал дядя Августа, император Констанциус. Хотя быть уверенным в том, что тебя не затронут repressio - самонадеянно. Опрометчиво.
. . .
Как я и предполагал - репрессии воспоследовали практически незамедлительно. Причём первыми пострадали участники давней резни, устроенной ещё Констанцием, тогда всего лишь одним из претендентов на престол. Виновные в смерти родителей Юлиануса и остальных родственников Константинуса Максимуса, те, кто не умер к этому моменту, все они подверглись смертной казни - кому присудили повешенье, кому - отсечение головы, кому - закапыванье живьем, кому - четвертование, кому - утопление, а кому - сожжение на костре живым. Секретная императорская служба не имеет пристрастия к кому-либо из властителей Империи, она верна престолу, а не человеку, на нём восседающему. Вслед за давними мятежниками император изгнал из дворца многочисленную челядь: поваров, спальников, стольников и брадобреев, после чего взялся за дядиных приспешников.
С тем же усердием agens in rebus искореняли крамолу при Августе Констанциусе, изыскивая его врагов, с каким они находили и ввергали в узилище врагов Августа Юлиануса, в том числе и прежде всего приверженцев Констанциуса. Государственные профосы не могли жаловаться на отсутствие работы.
. . .
Подготовка к войне идёт всё более ускоряющимися темпами. Главные силы армии собираются на имперской планете имперского сектора Сири, близ секторальной столицы Антихии. Там же базируется Объединённый флот - более тысячи космических кораблей: от звёздных транспортов до линкоров и больших ракетоносцев.
Во дворце распространяются слухи, что император не просто следует обязательству правителя заботиться о благе государства, но сам тайно жаждет брани и к походу против парсов готовился давно. Будто бы он желает отомстить парсам за причиняемые ими злодейства: грабежи, убийства, разрушения, гибель наших армий. Будто бы его снедает зависть к успехам прежних государей и он хочет превзойти их воинской славой и присовокупить к своим отличиям ещё и титул Парасанский.
Те же люди, что пробавляются подлыми сплетнями, интригуют против Юлиануса, стараясь всячески отложить поход. Они предрекают Августу гибель в том случае, если он не откажется от войны с парсами. Боясь императорского гнева, они ведут свои крамольные разговоры с теми царедворцами, кто имеет прямой доступ к Юлианусу.
В столицу прибыли послы Аларитского Единения и вожди сирцийских племён. Алариты обещают экспедиционный корпус, сирцийцы всемерную поддержку наступающей армии: разведывательной информацией и людьми. Император доволен.
. . .
Ранним утром был вызван в принципию, где штабной чиновник зачитал мне приказ magister officiorum (магистра оффиций) о переводе из дворцовой гвардии в личную императорскую стражу. Теперь, значит, я не скутарий, а протектор-доместик. Закончив декламацию, чиновники распоряжения высших должностных лиц торжественно декламируют, а императорские эдикты буквально выпевают, чиновник благоговейно положил бумагу на стол и с лёгким поклоном протянул мне стило - расписаться на приказе в том, что я с решением магистра оффиций ознакомлен. Я учтиво принял из рук штабного писаря самопишущую ручку и аккуратно расписался. Зная фанатичную любовь бюрократов-канцеляристов к геометрически организованному порядку, я истово тренировал идеальное написание своей подписи и, с гордостью могу отметить, достиг в этом искусстве большого успеха. Поэтому, мог всегда рассчитывать на некоторые, пусть и незначительные, преференции. Вот и сейчас, приятно удивлённый писарь по большому секрету сообщил мне, что перевод из гвардии в императорские телохранители произведён был по милостивому желанию Его вечности, Августа Цезаря Флавиуса Константинуса Юлиануса. Произнося полную титулатуру императора, писарь позволил себе мне подмигнуть, прямо намекая на широкие перспективы моей дальнейшей службы. Стало понятно, что одним золотым денарием здесь не обойдёшься. Я приподнял лист приказа, ловко и незаметно подложив под бумагу три полновесных золотых монеты. Хвала богам, бумага была достаточно плотной, чтобы наблюдатели не смогли зафиксировать факт получения взятки. Хотя кого я обманываю? Неформальные отношения давно уже стали обыденностью, якобы секретные видеокамеры давно уже не секретные, а пристальный интерес наблюдателей скорее вызвал бы человек не дающий взятки, нежели завзятый податель взяток. Уж в такие подлые времена мы живём.
Забрав копию приказа, отправился к Comes domesticorum Peditum. Начальник пехоты не слишком обрадовался моему появлению. Видимо, он считал меня лицемерным выскочкой, добившимся права войти в ближний круг Августа Юлиануса безудержной лестью и подобострастной угодливостью, что было, конечно, неправдой, но откуда начальнику пехоты об этом знать? Ведь я получил должность в обход установленного порядка назначения императорских телохранителей.
Итак, я сменил темно-синий броневой доспех с серебряной насечкой на броневой лазоревый с насечкой золотой и именуюсь теперь protectores domesticorum - протектором-доместиком.
. . .
Давно ожидаемый день наступил. Император начал столь долго подготавливаемую войну. Накануне он разослал по отдельным отрядам приказ о выдвижении к границе и войска пришли в движение. Отряды снимались с зимних квартир и перемещались в заранее определённые места. Юлианус покинул Константинополь и перелетел в Антихию к основной армии. Половина гвардейских частей сопровождала Августа в походе. Вторая половина была оставлена в столице для обеспечения порядка в Городе и Империи.
Как только Август появился в Антихии, он сразу же приказал армии выступать. Император выбрал в качестве флагманского корабля линейный крейсер "Капитолийская волчица". Промежуточный финиш устанавливался у Иераполи, где к флоту присоединились находящиеся на внешних рейдах планеты военные отряды. После Иераполи, флот вышел к Батне, собрал оставшиеся воинские подразделения и, не задерживаясь, стартовал к Карре.
Карра формально считалась планетой, территориально принадлежащей Парасанской империи, но, фактически, она располагалась в так называемой "серой" зоне - нейтральных участках Пространства, на которые не распространяется власть Империи и Парасана. Здесь Юлианус совершил жертвоприношение местному божеству, символизирующему сияние местных лун и как рассказывают, здесь же, у алтаря, без свидетелей, тайно, передал племяннику, Порфирию, пурпурные одежды с обязательством при известии о своей смерти захватить тотчас верховную власть в государстве. Что выглядит, конечно, странно - откуда стало известно об этом требовании Августа Юлиануса рассказчикам, если он говорил с племянником у жертвенника тайно, да ещё и без свидетелей?
От Карры император мог далее двигаться к Великому Городу Ктесифону в двух направлениях: или через Тагру, или через Асфрату. Он выбрал второй путь. Но его задержало в Карре неприятное известие, доставленное срочно гонцом на быстроходной либурне: парсы опередили имперское войско, устроив стремительный набег на приграничные планеты, после ухода наших воинских отрядов защищаемые только ополченцами-лимитанами и так же стремительно возвратившиеся в пределы собственной империи с богатой добычей. Император был сильно опечален страшной новостью, однако не потерял присутствие духа - он немедленно выделил из армии корпус закалённых бойцов, численностью в тридцать тысяч человек, отдав их под командование упомянутого Порфирия и дукса ауксилий Себастиана Виндекса, бывшего прокуратора имперской области Коммагены. Этой сводной арматуре поручено было взять под охрану границу с Парасаном на всём её протяжении, привлекая лимитанов в качестве осведомителей. Корпус получил самые быстроходные и отлично вооружённые корабли, незаменимые в пограничных стычках, где скорость перелётов, мощность и количество орудий имели первостепенное значение.
Разрешив внезапно возникшую проблему, Август направил армию к Калиннике. Там к нему прибыли сирцийские вожди, приведя с собой многочисленные боевые суда с варварской лёгкой пехотой на борту. Юлианус принял их со всей обходительностью, вознаградил богатыми подарками и устроил пиршество в их честь. Ответно сирцийские царьки преподнесли императору золотую корону и нарекли Юлиануса властелином мира. Столь показная любезность Августа объяснялась тем, что он хотел привлечь сирцийцев к партизанской войне в глубоких тылах Парасанской империи, с целью ослабления сил парсов, вынужденных отвлекать часть своих сил на борьбу с дикими ордами кровожадных варваров.
Соединив имперскую армию и отряды сирцийцев, Август совершил внепространственный бросок флота от Калинники к Керке, от Керки к Даре. Там император обратился войску с речью, в которой пространно рассказал о многовековом конфликте с Парасанской империей, о победах Империи над парсами и о тяжёлых поражениях, нанесённых парсами Империи. После слов о погубленных армиях и погибших на полях сражений императорах, Юлианус заплакал, не стыдясь слёз печали. Многие сочли эти слезы притворными, ведь этот плач не соответствовал серьёзности момента, он выставлял императора слабым властителем, не способным к решительным действиям. Думается мне, что слезы Юлиануса были искренними, он как бы прозревал свою печальную судьбу и оплакивал свою неминуемую смерть. Неминуемую и нелепую.
Утерев слезы, император призвал солдат быть смелыми и бодрыми, ибо только храбрым и уверенным в своём превосходстве над врагом достаются лавры победителей. Мы идём к центру Парасана, в Великий город Ктесифон, мы поразим парсов в самое сердце, низвергнем их и повергнем в прах забвения.
Солдаты трижды прокричали: "Да здравствует Август Юлианус!". Больше всех радовались воины арматур и ауксилий, приведённых императором из Западного квадранта Империи - под штандартом тогда ещё Цезаря они одерживали блистательные победы над бесчисленными толпами неприятелей и сейчас предвкушали не менее впечатляющие успехи.
Схоларии и протекторы-доместики слушали речь императора со сдержанным вниманием, а после вели себя спокойно и невозмутимо, не разделив радости остального воинства, ибо недостойно охраняющих священную особу государя необузданное проявление чувств.
. . .
Флот был выстроен в боевой порядок. Быстроходные униремы и биремы составили авангард военного ордера, они же сформировали первую линию ордера с флангов. Их задачей было связывание противника манёвренным боем на удалении от главных сил флота, пользуясь численностью и скоростью малых боевых судов. Главные силы флота летели двумя кильватерными колоннами, имея в промежутке между ними Малый военный ордер, составленный из кораблей дворцовой гвардии и Корпуса доместиков. Несокрушимой стеной они окружали флагманский линейный крейсер "Капитолийская волчица", на борту которого находился Август Юлианус и его штаб. Малый ордер прикрывали гвардейские триремы, несущие десятки одноместных истребителей-перехватчиков. Помимо трирем, в составе Малого ордера имелось четыре ударных авиаматки, вооружённых уже тысячами подобных перехватчиков. Сам же Малый ордер формировали тяжёлые ракетно-артиллерийские ударные крейсера и большие корабли-ракетоносцы.
Мы вторглись в Асфрату. Асфрата - древняя область Парасана, в незапамятные времена - могущественное галактическое государство, первым создавшее регулярную профессиональную армию. Армия Асфраты была столь велика, что окружающим страну народам казалось, будто сама Асфрата и есть единственно армия. В некотором смысле так и было. Всё благосостояние государства зиждилось на территориальных захватах. Царь Асфраты всегда утверждался армией, будь он трижды три законным наследником трона, поэтому наследник с юных лет сопровождал родителя в военных предприятиях. Он рос буквально на полях сражений и ежели он желал воцарится без проблем, то ему приходилось постоянно выказывать воинскую доблесть, невзирая на свой возраст. Поэтому в Асфрате не знали такого института, как регентство. Опекун малолетнего царя назначался первым заместителем главнокомандующего армии, коим всегда считался владыка трона Асфраты независимо от возраста, - должный выполнить отцовский долг, - обучить юного государя всем премудростям военного искусства.
Армия пристально следила за наследником и, если он её не устраивал, - безжалостно устраняла, выставляя из недр своих более достойного кандидата на высшую власть - так низвергались старые династии и возносились новые.
Бесконечные войны подорвали могущество Асфраты, ненависть к ней, копимая веками, прорвалась наконец неистовым ураганом и великая Асфрата пала, города её обратились в прах и жгучий пепел накрыл руины их погребальным саваном.
Спустя века и века древние парсы создали на руинах Асфраты свою первую империю.
. . .
Арьергард флота расставили в три линии: униремы, биремы и линейные триремы. Орду сирцийцев бросили в свободный поиск: наводить ужас на тылы парсов и вести глубинную разведку.
. . .
Флот вышел к Ангфу. Ангф - достаточно большой город на планете и хорошо укреплённая крепость, правда, не имеющая орбитальной обороны, но, зато обладающая сильной обороной планетарной. Император решил совершить нападение тайное, для чего высадил ночью рядом с городом крупный десант под прикрытием нейтрализующих силовых полей. Задумка Юлиануса вполне бы удалась, однако успешному завершению дела помешал случайный свидетель - горожанин, вышедший ранним утром за ворота по какой-то неотложной надобности. Увидев солдат, он поднял тревогу и элемент внезапности был внезапно утерян.
Однако, император не растерялся. Он лично спустился на поверхность и вступил с защитниками города в переговоры, склоняя гарнизон к сдаче. Защитники долго колебались, стараясь понять, не обманывает ли их Юлианус. Видя, что переговоры затягиваются, Август вызвал с орбиты Ормизда, парса по происхождению, служившего в имперском войске дуксом вспомогательных арматур. Этот Ормизд, прибыв к императору, всеми богами парсов поклялся в искренности Августа. Горожане открыли ворота, гарнизон сложил оружие.
Всех жителей, вместе со сдавшимися парасанскими солдатами погрузили на транспорты и отправили в пределы Империи, а город расстреляли и сожгли лучевыми орудиями имперских линейных крейсеров.
Удача сопутствовала императору: к флоту вернулись несколько сирцийских кораблей, они привезли пленённых парсов. Юлианус, воодушевившись, щедро наградил варваров.
И в последующем движении от планеты к планете в пределах области Асфраты успех не оставлял Августа. Жители, услышав о приближении имперской армии, бежали вглубь Парасана, оставшиеся с трепетом ожидали прибытия неприятеля, вражеские солдаты либо вообще не оказывали сопротивления, либо сопротивлялись без особого воодушевления, больше подгоняемые страхом, чем преданностью своему отечеству.
Некоторую задержку вызвала осада Пирсабры. Планета оказалась хорошо защищена, и с орбиты, и с поверхности. Командующий обороной спахбед Мамерсид отказался принять ультиматум Юлиануса, заявив в ответ, что ни он и ни его солдаты не собираются сдаваться в плен. Тогда император начал боевые действия. Ударные клинья тяжёлых линейных крейсеров разметали орбитальные укрепления, после чего на планету был высажен десант. Наступление возглавил лично Юлианус. К середине местных суток десантникам удалось закрепиться на плацдарме. Император находился в самой гуще боя, прикрываемый гвардейскими схолами и телохранителями. Гарнизон Пирсабры бешено сопротивлялся. Атаки на плацдарм следовали без перерыва. Наземной ракетной артиллерии парсов удалось пристреляться к висящим на орбите силам флота и некоторое число боевых кораблей было повреждено ракетными залпами. К сожалению, не удалось избежать серьёзных потерь - имперский тяжёлый ракетно-артиллерийский крейсер "Лациум" был сбит удачным попаданием в главную силовую установку. Смертельный удар стал возможен благодаря повреждению генератора защитного силового поля. Ракета, снаряжённая термоядерной боеголовкой по нелепой случайности ударила именно в ту уязвимую точку корпуса крейсера, где силовая защиты оказалась ослабленной. По той же нелепой случайности там помещалась главная силовая установка. "Лациум" разнесло на множество обломков, из экипажа никто не выжил.
К вечеру нам удалось расширить основной плацдарм и создать семь дополнительных. Ночью началась выброска на поверхность линейных частей армии и бронетехники. Яростные бои начали стихать к утру. Планетарная столица оказалась в тройном кольце окружения. Мобильные подразделения брали под контроль остальные участки суши.
Видя, что сражение проиграно, спахбед явился к императору и объявил о капитуляции, выговорив при этом обещание сохранения жизни всем оборонявшимся и мирным жителям. Император милосердно всех простил.
В столичной крепости и на военных базах мы обнаружили огромное количество оружия, снаряжения и провианта. Загрузив всё найденное на корабли, мы с большим удовольствием сожгли и военные базы, и столичную крепость, оставив тем не менее сдавшимся солдатам гарнизона вместе с жителями достаточно воды и продовольствия, чтобы они не испытывали всевозможных лишений, связанных с голодом и жаждой.
Триумф Августа омрачили события следующего дня по корабельному времени. Как оказалось, не все парасанские воины сложили оружие. Десяток боевых судов под командованием радагбана атаковал три лёгкие турмы унирем и полностью рассеял их, уничтожив четыре малых корабля и командирскую унирему. Погибло девятнадцать nautae (моряков) и nauarchus (наварх), командовавший одной из турм. На командной униреме вместе с кораблём утрачено было и знамя.
Император, сильно разозлившись, бросился вдогонку неприятеля, взяв турму гвардейских трирем. Догнав вражеские суда, наши корабли окружили и истребили весь неприятельский отряд.
Двух выживших навархов Юлианус уволил с должности, обвинив в трусости и медлительности, после чего разжаловал в рядовые. Тех моряков, кто малодушно бежал, Август лишил воинского звания и казнил посредством выбрасывания без защитного облачения из шлюзовой камеры в открытый космос.
. . .
От Пирсабры наш флот совершил внепространственный бросок к непосредственно Великому городу Ктесифону. Столица Парасанской империи занимала всю поверхность планеты, поэтому планета носила то же название, что и Город. До этого дня имперские войска трижды достигали центрального Мегалополиса Парасана, правда, в те далёкие времена, когда Великий город Ктесифон считался столицей Парнийского Диктата. Трижды Мегалополис был разрушен и трижды возрождался ещё в большем блеске и славе, ещё в большей степени укреплённый и защищённый.
Три императора могли похвастаться тем, что увеличили пределы Империи вновь приобретёнными провинциями, однако следующие за победоносными Августами властелины позорно теряли приобретённое. Посрамление достигло высшего предела в тот миг, когда император Валерианус оказался пленённым парсами. Унижение столь чудовищное, что сын Валериануса отказался выкупать отца из неволи. Валерианус прожил в плену десять локальных лет и был умерщвлён по приказу царя царей парсов Сапора Первого. Убийство императора совершилось самым отвратительным способом. Валериаунусу залили в глотку расплавленное золото, затем содрали с него кожу, сделали чучело, набив его соломой и душистыми травами. Чучело установили в тронном зале дворца - позади царского трона.
Юлианус хотел вернуть останки несчастного Августа на родину и предать прах Валериануса земле.