Аннотация: Что-то вроде небольшого анонса на осень... В жж уже было, но здесь еще не выкладывал.
В саквояже лежала смерть. Холодная, бесстрастная, неостановимая. Укрылась за хорошо выделанной аранийской кожей с медными уголками-оковками и латунными застежками. Задремала под тонкими, но прочными деревянными дощечками внутреннего каркаса - саквояж был "дипломатического" образца и представлял собой скорее прочный ящик, способный выдержать пистолетный выстрел. Словно зверь, которого эльфы называют джунглевым котом - он проводит долгие часы в обманчивой дремоте, однако никогда не засыпает по-настоящему.
Неисчислимые беды для всех, против кого обернется содержимое саквояжа из красной кожи. Богатство и множество иных благ для того, кто сумеет правильно распорядиться скрытым ужасом. Жизнь и смерть в одной руке, словно весы судьбы в божественной длани.
Человек с саквояжем боялся, потому рука его ощутимо подрагивала и была совершенно не похожа на божественную длань. Пот впитывался в тонкую кожу перчатки и нервному владельцу казалось, что неприятный запах заполняет все вокруг, безошибочно выдавая преступный умысел.
Хотя то, что собирался совершить дерганый, потеющий человек, даже преступлением назвать было трудно. По многим причинам, которые могли бы задать немало работы искусным законоведам, а также философам.
Темнело быстро. Ночь словно взмахнула над Стальным Городом плащом, что соткан из нитей беспросветного мрака. Взмахнула, однако не накрыла. Сотни, тысячи язычков газового пламени, запертого в клетках прочного стекла, загорались в окнах, на фонарных столбах, под сводами вокзалов и воздушных станций. С бледно-синими огнями соперничали желтые пятна свечей и теплый отблеск керосиновых ламп.
Однако ночь призвала помощника - туман, созданный уже не природой. Дым от каминных труб, паровых омнибусов, тепловых станций, металлургических мануфактур и оружейных заводов, что не останавливались ни на минуту. Угольная крошка от сотен тонн угля, поглощаемого Ярнборгом ежедневно. Миазмы от реки, рассекающей Стальной Город пополам на два полукружья.
Вместе они сумели таки погрузить Ярнборг в призрачную полутьму. Идеальное окружение для романтических свиданий, супружеских измен, спиритизма и просто сплина. Еще можно писать стихи, мистическую прозу или бесхитростно принять инъекцию "семипроцентного" дабы окунуться в мир удивительных грез и фантастических видений.
Но лучше всего в такой час удаются темные дела и скрывается нечистая совесть.
Сонный фонарщик прошел совсем рядом, придерживая на одном плече длинную палку-"зажигалку", а на другом старую сумку с прочими принадлежностями. Бедняга еще не совсем очнулся после дневного отдыха, однако впереди у фонарщика вся ночь для того, чтобы проснуться окончательно. Он будет ходить по своему участку до рассвета, перекликаясь с полицейскими, бдительно следя за газовыми фонарями на высоких чугунных столбах.
Человек с саквояжем едва не столкнулся с фонарщиком, разминувшись в последний момент. Широкий плащ махнул полами, словно крыльями, еще громче и быстрее застучали по каменной мостовой дорогие ботинки с подковками на подошвах. Фонарщик удивленно глянул вслед спешащему аристократу - вон, как одет хорошо, а спешит, словно на заводскую смену опаздывает! И толкается, будто карманник, у которого пальцы что твои щупальца, тронет кошель - и нет денежек. Работяга, не выпуская шеста, провел локтем по животу, где в специальном кармане покоился кошель. Нет, все на месте... Видать настоящий благородник, не поддельный.
Фонарщик забыл о случайной встрече спустя пару минут, а человек с саквояжем ее вообще не заметил, погруженный в свои невеселые думы. Лишь надвинул полуцилиндр глубже, скрывая лицо и лихорадочный взгляд в тени под лакированными полями. Саквояжник не привык так много ходить пешком и порядком запыхался, однако не снижал темп. Он спешил, очень спешил. Нужный поезд отходил через двадцать минут, и нужно было успеть.
Тройная полоса рельсового пути убегала вперед, теряясь в полумраке, под решетчатыми переходами, меж семафорами и сигнальными фонарями. "Представительский" состав из длинной череды двухэтажных вагонов вытянулся вдоль почти пустого перрона. Публика, что могла позволить себе билет на такой поезд, не провожала отъезжающих, размахивая шляпами и громко напутствуя в дальнюю дорогу. И не прибывала в последние минуты, придерживая рассыпающийся багаж. Все, кому следовало. уже давно и чинно заняли свои места, согласно купленным заранее билетам (обычно доставляемым с нарочным). Отгородились от суетного мира плотными шторами, прочно удерживающими свет вольтажных ламп, последней и самой чудесной новинки прогресса.
Человек с саквояжем прищурился, пытаясь разглядеть цифры из полированной меди на вагонах. Прошел вдоль состава, отыскивая нужный. Двухместные купе на первом этаже имели отдельный выход с дверью прямо на перрон. Искомая дверь с большим стеклянным окошком была не заперта, человек открыл ее без предварительного стука и спроса, точно зная. что его ждут. И его действительно ждали.
Стеклянная лампа, искусно имитирующая одновременно и подгорный хрусталь, и эльфийский цветок, оставалась мертва. Единственный пассажир сидел в полутьме, недвижимо, словно изваяние в длинном - почти до колен - сюртуке, застегнутом на две средние пуговицы. Руки хозяин купе сложил на коленях, демонстративно, как будто хотел показать совершенное миролюбие и безопасность. В отсветах уличных фонарей блестели тонкие полоски перстней, надетых по обычаю гномов, поверх перчаток. Лицо скрывалось в тени от приспущенной занавески, так что над тонким галстуком клубилась тьма. Словно у призрака, лишенного лица.
Галстук тоже был гномовского фасона. Основательные карлы переняли эту часть людской моды, однако не считали нужным путаться в узлах, поэтому накидывали узкую полоску материи на планку с незаметным зажимом, что продевалась в специально прорезанные отверстия на воротнике. Это оказалось удобно, так что "гномовские шнурки" стремительно распространялись среди финансистов и чиновников мелкой руки.
Гость сел без приглашения, затворил за собой дверцу с прозрачным стеклом. Щелкнул замок, и шум вокзала отдалился, будто пробиваясь сквозь вату. Нервный аристократ пытался изобразить уверенность, однако тело выдавало его, как свидетель - преступника на суде. Сомкнутые колени, словно у провинившегося школьника, подрагивающие губы, руки, сжатые на ручке саквояжа. Человек положил драгоценную ношу на колени, прижал, вцепившись в тонкую кожу.
- Добрый вечер, - сказал клок тьмы над воротником. Произнес приятным баритоном с легкими рокочущими нотками. Не гном и даже не полукровка, но где то одну восьмую или по крайней мере шестнадцатую часть - родня великих металлургов и оружейников Йорлндадта.
- Д-добрый, - саквояжник хотел ответить столь же ровно и спокойно, однако предательский голос дрогнул, дав "петуха".
- Рад нашей новой встрече.
- Я тоже ... очень рад, - на сей раз саквояжник справился с волнением и ответил достаточно уверенно.
- К сожалению время не ждет, до отправления меньше десяти минут, - произнесло темное пятно. - Вы принесли обещанное?
- Да, - гость похлопал одной рукой по гладкому боку своей ноши, другой же еще крепче сжал толстую кожаную ручку на витом проволочном каркасе. - Но ...
- Успокойтесь, Виктор, - мягко попросил бесплотный голос. Невидимый собеседник безошибочно угадал причину страха гостя и продолжил почти без паузы. - Я не намерен вам вредить. Наоборот, я заинтересован в том, чтобы вы сохраняли здоровье и благополучие. Хотелось бы продолжать наше выгодное партнерство как можно дольше.
Все это было сказано буквально на одном дыхании, однако голос невидимого человека остался ровным, как у профессионального декламатора.
- А где ... мое ... - саквояжник немного успокоился, но свой товар не выпускал.
- Здесь, - нарочито замедленным движением хозяин купе протянул руку и поднял с дивана рядом с собой портфель. Подозрительно тощий и подозрительно легкий. Голос из тени вновь упредил гостя, готового взорваться негодованием.
- Виктор, ваш гонорар в золоте весил бы примерно восемь килограммов. Тяжело нести, трудно хранить, опасно использовать. Это поручительства гномьего банка в Клавдиуме. Они - то же золото, однако куда проще и безопаснее в использовании. Не вызывают подозрений, с готовностью принимаются в любом финансовом учреждении. Итак?.. Мы совершаем обмен?
Виктор ухитрился быстро проглядеть все поручительства - стопку листов толстого, плотного пергамента с печатями, размашистыми подписями и практически неподделываемыми оттисками рубленых букв. В эту минуту он походил скорее на суетливого клерка, который разбирает бумаги прямо поверх корзинки с завтраком.
Снова прогудел паровоз, вдоль состава навстречу друг другу двинулись полицейские наряды, проверяя вагоны и сцепки. Масляные фонарики в их руках перемигивались красными огоньками. Три минуты до отправления.
Шурша и сминая пергамент, Виктор сунул драгоценную ношу обратно в портфель. Застегнул его, накинув ажурный крючок на латунную петлю, и только после этого аккуратно, двумя руками протянул саквояж. Невидимка принял дар с той же аккуратностью, поставил рядом с собой, по левую руку, подальше от окна.
- Не будете проверять?.. - спросил Виктор.
- Нет. Я вполне доверяю вам.
- Там все, - торопливо уверил продавец секретов. - Я переписал от руки, с сокращениями, но вы разберетесь.
- Я уверен в этом, - дипломатично согласился покупатель. - До свидания. Вам пора, если только вы не намерены совершить поездку.
- Нет-нет, - заторопился Виктор и напоследок уточнил, изрядно приободрившись. - Все как прежде?
- Да, связь как обычно, - подтвердил невидимка. - Продолжайте наблюдение, отмечайте все. Нам интересно все, что происходит внутри группы.
Невидимый человек посмотрел в спину уходящему гостю. Тщательно запер дверь, достал из кармана зажигалку, щелкнул колесиком. Желтый огонек прыгнул веселым чертиком и скрылся обратно, повинуясь руке хозяина. Через пару мгновений его двойник зажегся и погас снаружи, поодаль, у одной из колонн, что поддерживали застекленную крышу пятого зала ожидания. Сигнал был подан и принят.
Человек откинулся на спинку дивана, обтянутую плотным темно-красным сафьяном. Теперь в его правой руке была уже не зажигалка, а небольшой, однако надежный шестиствольный пистолет-"перечница". В такой позе, готовый к любым неожиданностям, он просидел до самого отправления, когда паровоз провернул могучие колеса, звякнул поршнями, и приглушенный лязг сцепок прокатился от первого вагона до самого конца состава.
Человек прикрыл занавеску, но пистолет не убрал. Левую руку он положил поверх саквояжа. Провел ладонью в кожаной перчатке вдоль клапана, стянутого тремя ремнями. Пальцы почувствовали твердость деревянной основы.
В саквояже лежала смерть. Холодная, бесстрастная, неостановимая. Но в отличие от Виктора, рука человека в тени оставалась сухой и не дрогнула ни на волосок.