Надя курить не любит и не умеет. Она торопливо выдыхает дым и разгоняет его ладошкой: "Гадость!"
Маринка смеется, и Надя принимает неприступный вид. Каждое утро начинается в курилке на маленькой площадке между двумя лестницами, где висит на стенке старое зеркало, а в углу горбится облезлая мусорка. Здесь всегда собирается все курящее офисное сообщество. Надино место на подоконнике, слишком узком для того, чтобы кто-нибудь, кроме нее, мог там поместиться. Здесь ей нравится, и плевать на дым. Толик мечтательно смотрит на Надины коленки, но она только отмечает это, как привычную деталь утреннего ритуала. "Подумаешь, пялится, тоже мне, ухажер. Курам на смех!"
Народу много, дым уже не клубится и даже не стелится - прессуется над головами. Как обычно здесь девочки из бухгалтерии, водилы и охрана; Маринка с удовольствием рассказывает неприличные анекдоты.
- Ну, ты даешь, Маринка, с ума сойти, - Толик вытирает глаза, - а с виду такая порядочная девушка.
- Толик, милый, в минуту интимности я покажу тебе свой паспорт. Графу "дата рождения". - Маринка доверительно хлопает его плечу, - я уже, знаешь ли, давно не девушка!
- Ты бы не рассказывала никому, - лениво бросает Надя, но ее не слышат.
- А слышали про новую подружку Новицкого? Ее Вадик подвозил, я чуть не умер, что она отмочила...
Сплетни, слухи, происшествия, дни рождения, книги, фильмы, непристойности...
- ... не думаешь, что шеф будет встречаться с библиотекаршей? - Маринка почти кричит и хохочет так громко, что дверь на верхней площадке распахивается, выбрасывая нервную секретаршу Новицкого, свистящую восходящим шепотом:
- Господа, потише можно! Заняться, что ли, больше не чем?!
Надя неспешно сползает с подоконника, тянет еще пару минут у зеркала, перебрасывается незначащими фразами с деловито суетящимися ребятами из охраны (как же, все прямо бросятся работать, ага) и, вздохнув, идет в свою клетушку с пыльными плафонами и немытыми окнами, где Маринка висит на телефоне, где пахнет дешевым "Нескафе" и где будет невыносимо долго тянуться Надин рабочий день.
Хорошо, когда дел не слишком много, не так, чтобы особенно напрягаться, но сегодня что-то совсем затишье, бумаг почти нет, бухгалтерия не дергает. Надя грызет ручку и разглядывает девчонок: Леночка помалкивает, погрузившись в электронную переписку со своим очередным мальчиком, Маринка, сосредоточенно уставилась в монитор, поджав губы. Надя несколько минут лениво размышляет о том, чем Маринка там занимается, но постоянное мелькание за окном отвлекает: тополиные ветки. Зеленые листья настойчиво бьют по подоконнику, солнце проникает сквозь жалюзи, скользит по стенам, по стеллажам с папками, золотит Леночкину макушку.
Весна.
Окна выходят в маленький дворик, где растет сирень, на деревянных лавочках сидят старушки, воробьи купаются в лужах после дождя; не слышно детских криков и шума большого города.
Тихо и сонно, сонно и тихо. Надя еще пытается сопротивляться, открывая папки учета, вспоминая, нет ли каких-нибудь отложенных дел, но уже погружается вязкую тоску и ожидание, где ее подстерегает то, о чем помогает забыть курилка, телефонные звонки и болтовня девчонок - в свою самую главную и невыносимую мечту.
Надя мечтает написать роман.
***
"Да что же это такое, спрашивается в задачнике? "Светлые волосы лились на спину, открывая чистый лоб слоновой кости, лицо, нежное, как лепесток. Ее глаза..." Вот черт, и это ведь печатают. Да такую лабудень я могу писать левой пяткой. "Обвивая нежный стан, его руки..." тьфу! Господи, что же они слепые? Безмозглые? Как будто вся литература материализовалась из небытия с десяток лет назад томами паршивого фэнтези. Вот уроды!"
Уроды - это, конечно, и авторы, и издатели, и читатели. Надя гримасничает за монитором, открывая очередную электронную библиотеку.
"Мастер золотых клинков". Ну что это за книга такая? Уже от одного названия тошнит. Наверняка какие-нибудь мудрые маги и прекрасные девы, воины какие-нибудь безродные, но ужасно благородные, эльфы, конечно, куда же без них, про людей нам уже не интересно, то ли дело высшая раса.... Что?"
- Что, что... Ты планерку сделала, говорю?
Маринка ждет ответа, ее лицо ничего не выражает, а значит, она уже несколько раз окликала Надю и потихоньку начинает злиться.
- Черт!
Да провались эта работа! Надя торопливо сворачивает окна и смотрит на часы. "Черт, черт, черт! Планерка..."
- Быстрей давай, Новицкий уже уезжает, Толик звонил.
Надя раздраженно трясет мышь (заела, зараза), впопыхах закрывает почту, тихонько матерится и прежде, чем начать лихорадочно набивать данные к совещанию, еще раз проклинает фэнтези.
***
- Ты знаешь, она была необыкновенная женщина. Удивительная, - Маринка закуривает и задумчиво рассматривает потолок, - Я таких больше не знала.
Надя сидит на застеленном газетами полу, облокотившись на стену, согнув ноги и положив подбородок на коленки. Коленки перепачканы мелом, как и все вокруг.
Маленькая комнатка в коммуналке, высоченные потолки, стремянка, заляпанная краской. Запах мокрых тряпок и клейстера. За открытыми окнами светлое вечернее небо расчерчено проводами. Белые ночи скоро...
Маринка с сигаретой, в растянутой футболке и огромных камуфляжных штанах, завязанных грубым узлом на животе, устроилась на нижней ступеньке стремянки.
На то, чтобы отмыть от побелки стекла, ушло больше двух часов, и Надя уже сильно устала. Это в пятницу-то, после работы! А окна еще шпаклевать надо.
Надя смотрит на Маринку, размышляя, не передумала ли она возиться со шпаклевкой, но Маринка мыслями где-то далеко:
- Тетка всю блокаду в этой квартире пережила, представляешь? Старшие сыновья и муж на фронте, а младшему всего десять лет. Или даже помладше он был... - Маринка качает головой, - даже не представляю, как она продержалась.
- Я бы сдохла.
- Сколько раз я здесь была. Тут стоял диван, старый, с валиками, а напротив трюмо, стол посередине с вязаной скатертью. Помнишь, раньше у всех бабушек такие были, с огромными кистями скатерти? Кисти кот всегда трепал. Желтые шторы на окнах...
- Я бы сдохла, - медленно повторяет Надя. В голове складываются картинки: черные сгорбленные фигуры на Невском, обвалившиеся стены, груды кирпича. Ладожский лед, поднявшийся на дыбы. Как будто кадры на день Победы по телевизору... Ей ведь тоже рассказывали. Бабушку эвакуировали по Дороге Жизни... кажется? Или нет? Что же она говорила? Надя помнила про полуторки и про ужасный холод. И про женщину, убитую на углу Садовой и Майорова. Что еще? Что еще?
Надин взгляд скользит по свежевыбеленному потолку, стенам, оклеенным газетами, с которых смотрят чужие лица. Одно кажется знакомым: "Политик какой-то. Или певец. Вот это точно певец, ухмыляется, чему, спрашивается ухмыляется? А почему бы и нет: он своим делом занимается... Господи, ну и тоска тоска-то!" На Надю быстро накатывает привычное раздражение: "Какая же ты дура! Теперь и спросить не у кого, как все было по-настоящему. Не в газетах, не в хронике. Как это ты интересно собираешься хоть что-то приличное написать, если ни черта не знаешь о жизни? Это же не тысячу страниц эльфятника по мотивам Толкина накатать".
- Ладно, давай уже быстро все зашпаклюем и будем сворачиваться. Пиво пойдем пить?- Маринка снова деловита и собрана.
- Угу...
Никакого пива уже не хочется. Хочется быть умной и уверенной в себе.
Маринка решительно тушит окурок и со стоном прогибается назад, уперев руки в поясницу, потом что-то весело рассказывает о девушке, которая собирается снять эту комнату, но Надя не слишком вслушивается. Она медленно вытирает руки об замусоленную тряпку и обреченно думает о том, что с книгой у нее ничего и никогда не получится.
***
Июль.
"Все уже давным давно сказано, вот и придумывают чушь всякую. Интересно, какому-нибудь сверхумному автору приходит в голову, что его сорок пятый том про ежика в тумане будет интересен только редкостному придурку?"
Утром Новицкий приехал позже и первым делом разогнал всех курильщиков. Так уже было пару раз, но сегодня Надя особенно обозлилась: конец месяца, день обещал быть тяжелым. Старенький кондиционер не справлялся, в их маленькой комнатушке стояла липкая жара. Надя перекладывала тяжелые папки, составляя неизбежные отчеты, и обливаясь потом, глотала из коробки теплый противный сок.
- Я тебе сто раз говорила, что надо все сразу переводить в электронный вид. Как идиотки каждый раз корячимся с этим... - пыхтела Маринка, ногой вбивая в шкаф коробку, набитую бумагой.
- Надо, надо... Вот и переводи!
- Да мне лень!
- А мне не лень?
- Давай Ленку заставим!
- Ее заставишь... Кстати, она звонила, сказала, что задержится.
- Правильно, конец месяца, зачем торопиться! Добрые девочки все сделают...
- Может, девочки все и сделают, - огрызается Надя - но вот добрыми они после этого не будут! Я-то уж точно не буду! Задолбало меня все это!
Она нервничает еще и потому, что бумажная возня занимает так много времени тогда, когда Надя окончательно решила: пишет фэнтези. Сдавать свои позиции всегда неприятно, даже без свидетелей. Никому о своих писательских планах Надя не рассказывала, как будто ей было неловко признаться в такой глупости. Теперь она даже рада тому, что держала язык за зубами. Фэнтези! Подумать только, как бы на нее теперь смотрели, зная, что все эти сказки она терпеть не может. "Но что я могу писать о жизни, если я о ней совсем не знаю: дом - работа, работа - дом. А фантазировать о всяких там гоблинах у меня, уверена, получится не хуже, чем у других. Гораздо лучше, если уж быть откровенной!"
Леночка появляется только к обеду: молчаливая, понурая, с опухшими глазами. Маринка с Надей переглядываются и делают вид, что ничего не заметили.
***
- Надоела эта жара, сил моих больше нет! - взрывается Леночка. Все нормальные люди в отпуске, только мы сидим, как будто нам зарплату прибавят.
Маринка не реагирует, Надя только пожимает плечами и вяло соглашается. За последние пару недель они уже привыкли к тому, что Леночку все бесит и раздражает, лучше не спорить. Что там у нее случилось, никто не спрашивает, но Леночкина мобилка не трещит каждый час, а почтовый ящик, похоже, пустует. Новый мальчик стал бывшим. Надя вздыхает. Ее бывший мальчик сначала долго был постоянным мальчиком, а потом как-то постепенно превратился в редкостную скотину. Ну и ладно, все равно она, во-первых, о нем уже давно забыла, а во-вторых, выведет его в своей книге в роли какого-нибудь мерзавца! Вот он порадуется, когда, прочитав роман, узнает в самом отвратительном герое себя любимого. Редкостная скотина будет жить в какой-нибудь мерзостной пещере на заброшенном острове и есть всякую дрянь. Каких-нибудь скользких сороконожек. И никаких тебе отбивных, ха! А то макароны мы не едим, рис мы тоже не едим!..
Остров будет иметь дурную славу, все, кто туда попадут, будут бесследно пропадать, а потом один герой покажет редкостной скотине, где раки зимуют...
"Ну да, все герои будут жить на островах в огромном море. Здорово! А сколько народу про это уже писали, не сосчитаешь. И, кстати, в море есть всякие приливы-отливы, о которых ты, дорогая, не имеешь не малейшего понятия. Вот будет замечательно, если с умным видом понапишешь всякой несусветной чуши..."
- Перегрелась? - отстранено спрашивает Маринка.
- Да мы тут все скоро поджаримся! - Леночка вскакивает и в сотый раз начинает истязать пульт от кондиционера.
- Успокойся уже, все равно холоднее не станет!
- Надоело, хочу зиму, снег хочу.
- Подожди пару месяцев.
- Не хочу я ждать! А давайте прямо сейчас зиму устроим.
- Давай. Начинай водить хоровод вокруг кактуса.
Пока девчонки препираются, Надя все больше нервничает: и так ничего не выходит, еще эти! Но Леночку уже несет. Кактус вытащен с пыльного подоконника и водружен в центре стола, на верхушке звездочка, вырезанная из бумаги. Звезда получилась кривая - Леночка торопилась, и Маринка не выдерживает:
- Дай сюда ножницы, косорукая, звезду нормальную не вырезать!
- Тогда сама вырезай! Надо еще елку украсить!
- У меня есть скрепки разноцветные...
Надя переводит взгляд с одной на другую:
- Да вы что, спятили совсем?
Маринка смеется, отбирает у Леночки скрепки:
- Балда, елку уронишь!
- Отдай, я из них гирлянду сделаю! Красиво будет!
- Да так втыкай, не надо гирлянд никаких!
- Слушай, это елка, а не восставший из ада. У нас новый год, а не ночь ужасов!
- Вы же обе свихнулись, тетки! - Надя против воли улыбается и встает из-за стола, чтобы подойти поближе. Взгляд падает на маленький брелок, прицепленный неведомо кем к полке, - розовый заяц с дурашливой улыбкой. Удивляясь себе, Надя тянет руку, снимает брелок со скрепки и вешает его на новоявленную елку. Выглядит это дико, Надя хмыкает. Леночка тем временем быстро рисует маркером на стикерах снежинки и клеит их куда попало; одна после короткой возни попадает Наде на лоб. Маринка снимает с нарядного кактуса остатки паутины, девчонки смеются, несут какую-то новогоднюю чушь, спорят, какой по счету год следует отмечать и кто будет читать послание президента. На шум заглядывает Толик, удивляется, но тут же вспоминает, что со дня рождения в шкафу еще остался коньяк.
- Я принесу - неожиданно для самой себя говорит Надя. Она выходит в длинный пустой коридор и на пару секунд останавливается, словно впервые видит эти унылые офисные стены. Но сейчас будто все иначе, и за поворотом будет не белая пластиковая дверь со скучающим охранником, а что-нибудь, что-нибудь...такое!.. Ей вдруг становится легко и весело, так весело, что хочется сделать какую-нибудь глупость или громко спеть, или закружиться, как в детстве, когда не нужны причины для того, чтобы быть счастливым. "Алкоголичка!": шепчет Надя себе под нос и летит по коридору, а когда она возвращается с коньяком, Леночка влезает на стул с дыроколом в руках, поднимает его над головой (да-дам!) и срывает пластиковую подставку:
- Конфетти!
Маринка вскидывает руки и ловит белые бумажные кружочки, Леночка на стуле хохочет, а Надя внезапно чувствует, что готова расплакаться оттого, что жизнь так хороша!
***
Сентябрь.
"Ладно, острова могут быть не в море, а в большом озере. Там прекрасно переживем без приливов и без описания всяких реек и канатов, о которых ты тоже ничегошеньки не знаешь. Обойдутся лодками, карлики несчастные!"
Надя фыркает, качает головой и сворачивает почту: ничего срочного.
" А почему, собственно, карлики? Придет же в голову... Но ведь должен кто-то там жить, на этих островах. Я же роман пишу, а не учебник по флоре и фауне мира магов и колдунов".
Сегодня пятница, девчонки собираются в "Клен", но Надя отговорилась делами. Вечером она твердо собирается заняться своим романом. Андрею, конечно, сказать, что я, мол, страшно занята, не так-то просто. С ним Надя встречается уже два месяца, но все равно решила ничего не загадывать и не планировать. Пусть все идет, как идет, а там посмотрим. Они договорились, что сходят куда-нибудь после работы, но ведь она ни строчки не напишет, если все время будет на что-нибудь отвлекаться. В прошлые выходные планы так и остались планами, потому что Надя с Андреем ездили за город. Погода стояла совсем летняя, и так странно было видеть под ногами желтые листья. Надя подумала о том, как хорошо, что она надела босоножки.
- Если закрыть глаза, кажется, будто сейчас июль.
- Закрой, я тебя поведу.
- Ладно...
Она шла с закрытыми глазами и думала, что так особенно остро воспринимается и солнечный луч на щеках, и запахи земли, и отчетливей чувствуются крупные камешки под тонкой подошвой; что совсем скоро похолодает, как всегда резко, за пару дней, а потом выпадет снег. И на долгие полгода, а то и больше не будет ни тепла, ни зелени: только белая муть, да серая грязь вдоль дорог. Не будет долгих вечеров с распахнутыми окнами, не будет теплого ветра на голых руках, не останется чистых и резких запахов скошенной травы и жасмина, растущего у подъезда... А Андрей останется!
Надя прикусывает губу и улыбается, вспоминая тот длинный день, когда ... когда она не написала ни слова! Так не пойдет, нет, совсем никуда не годится.. Сегодня она точно будет работать. Во только надо придумать что-нибудь убедительное, чтобы не обидеть Андрея.
А потом свалилась срочная работа, и придумывать было некогда.
- Надюша, здравствуй.
- Привет.
- Извини, я очень занят, буквально одна минутка свободная выдалась за день. Мы вечером увидимся?
Пока Андрей произносил эту коротенькую фразу, Надя успела мысленно чертыхнуться, что не до сих пор не знает, что сказать, затем испугаться, что услышит "все отменяется", потому что...да Бог его знает, почему, а потом удивиться, услышав свой голос:
- Конечно, увидимся!
Леночка громким, театральным шепотом окликала Маринку, округляя глаза и выразительно размахивая руками, и Надя, прижав трубку к уху поплотнее, погрозила ей кулаком.
- Марин, ты слышала, дела у нее вечером! - завопила Леночка, едва Надя закончила разговор, - хоть нам-то сказки не рассказывай!
- Так что все мы, дорогая, про тебя знаем! - бодро отзывалась Маринка.
Надя только вздыхала:
- Да что вы знаете-то...
Островам снова придется подождать.
***
Очень тихо, только слышно, как на кухне часы отстукивают секунды. Шторы в комнате задернуты неплотно, и над гибкими веточками плюща, растущего на подоконнике, Надя видит самый краешек тонкого месяца, окруженного слабым золотистым сиянием. "Нет, не так, все наоборот, - отстраненно размышляет Надя, - это не месяц светится, а темнота, приближаясь к луне, рассеивается сама собой. Потому что луна очень красивая, ее не спрячешь.... Ну я и дурочка, что за глупости..."
Рядом во сне вздыхает Андрей, Надя улыбается и пододвигается поближе.
"Странно, одна и та же луна и здесь, и где-нибудь в Африке. И сегодня, и пятьсот лет назад. А всякие чудаки смотрят на нее так, как будто она светит только для них. Для меня. Для кого-то еще, для Андрея. Спит..." Надя зевает и неожиданно вспоминает о девчонках: "Напьются, дуры!" - с удовольствием думает она. "Надо будет в следующий раз обязательно пойти с ними, а то уже сто лет никуда не выбиралась. Или пригласить их к себе. Когда у меня гости-то были в последний раз? Не помню... Сижу, как старуха древняя. И цветы надо пересадить... А завтра опять поедем гулять в лес..." - мысли плывут и путаются, и, уже засыпая, Надя спохватывается, что так до сих пор и не решила, кто же будет жить на ее островах. Далеких островах; синих, под синим небом, с синими скалами островах...
таких далеких...
таких далеких...
***
Осенью небо над островами затянуто низкими тучами; озеро - гигантский котел, кипящий дождями, туманами и ветрами, которые, выливаясь через край, падают на скалы ливнями и шквалами, разбиваются жесткой моросью о гранит и сосны, заливают камни и обдирают лишайники. Берег в это время года неприступен, и опасно появляться в здешних местах. Да и кто бы стал тут плавать? Никто не живет на островах, и не жил никогда.